Тварь внутри тебя

Ламли Брайан

Часть 3

 

 

Глава 1Охотники и дичь

Гарри Киф, некроскоп, готовил возмездие. Данных, чтобы найти того, кто заслужил кару, казалось, вполне достаточно: молодой водитель-дальнобойщик, служит в фирме “Экспресс-Морозильники”; он же некромант; он же сексуальный маньяк; он же обезумевший серийный убийца, на счету которого (пока!) шесть молодых женщин.

На деле все выходило не так просто. Фирма имела дюжину отделений, разбросанных по всей стране, с изрядным количеством складов и морозильных камер; у них была пара сотен грузовых фургонов, половина которых всегда находилась в пути в любое время суток. Наберется не так много водителей, более или менее подходящих под описание, которым располагал Гарри (описание не слишком надежное, потому что то полубезумное похотливое создание, чьи черты он разглядел, было скорее плодом испуганного воображения, чем реальным человеком). Кроме того, похоже, “Морозильники” часто использовали случайных работников, и тот, кого искал Гарри, вполне мог оказаться одним из них.

И все-таки должен где-то быть хотя бы список их постоянных сотрудников. Гарри надеялся, что разыщет его, и там окажется этот Джон, вернее “Джонни”.

Во второй половине мая, в среду, в половине четвертого утра Гарри проник в главную контору компании в Лондоне, чтобы изучить регистрационные книги. Он прошел через пространство Мёбиуса, по пути останавливаясь в известных ему точках выхода, и наконец возник в дверях магазина на Оксфорд-стрит. В этот ранний час воздух был чистым — городской транспорт еще не успел отравить его — и даже бодрящим; ночное освещение придавало улице какой-то призрачный вид. Ветер ворочал в придорожной канаве обрывки брошенных газет, напоминавшие больших птиц, сонно хлопающих крыльями.

Гарри оказался прямо перед нужной ему конторой. Света в окнах не было; наличие ночного дежурного осложнило бы задачу, но его, как и надеялся Гарри, не оказалось.

Очутившись в здании, Гарри позволил своему развивающемуся чутью вампира отыскать нужный этаж, а потом — помещение, где хранились конторские книги. Запертая дверь для некроскопа не была проблемой; он создавал проходы там, где ему было нужно. Дважды он включал свет — исключительно по привычке, он ведь теперь не нуждался в освещении; натолкнувшись на большое, в полный рост, зеркало, он был и испуган, и заворожен представшей перед ним мрачной физиономией и светящимися глазами с алым отливом. Он, конечно, знал о происходящих с ним изменениях, но лишь сейчас осознал, насколько они стремительны. Это вызвало в нем смешанные ощущения и наполнило странными смутными желаниями. Возможно, их породила ночь, необычность места, азарт преследования. Что ж, он таков, каков есть. А дичь... дичь бывает разная.

Конторские книги хранились в грязном и запущенном помещении. Все вокруг пропахло кофе и застарелым табачным дымом. Здесь все было организовано по старинке: шкафы, набитые папками — выбирай и смотри. Гарри быстро проглядел список управляющих складами и отделениями, но данных о рядовых служащих не нашел. Зато нашел список адресов и телефонов отделений фирмы. Это сбережет ему хоть немного времени. Но больше, к сожалению, не было ничего.

Гарри испытывал досаду. Что предпринять дальше? Вероятно, начать с первого отделения и пройти по всему списку. И тут — сама по себе — пришла мысль о Треворе — скорее даже не мысль, а ощущение, что Джордан не спит и находится где-то поблизости. Чашечка кофе сейчас бы не повредила, и еще — пообщаться с другом, совсем немного, этого ему хватило бы, чтобы отвлечься от того чуждого, что овладевало им, опять почувствовать, что он — человек.

Маловероятно, что Тревор и впрямь проснулся, но на всякий случай Гарри послал сигнал — и тут же получил отклик.

— Кто это? — раздался в его мозгу безошибочно узнаваемый голос Джордана, такой отчетливый, словно он шептал, прижавшись губами к уху Гарри. — Это ты, Гарри?

Это было и похоже на мертворечь, и отличалось от нее. Что-то такое — как бы мертворечь наоборот — Гарри использовал, но давно, в те дни, когда лишился тела. И там тоже были свои отличия. Так что телепатия все же была для него делом новым. Она все еще поражала Гарри, казалась чем-то более... естественным, что ли? Да, так оно и есть; по сравнению с мертворечью все что угодно покажется естественным. Телепатия — это что-то вроде разговора по телефону с шипением и потрескиванием психостатических разрядов; мертворечь же — скорее скорбное завывание ветра в пустынном ущелье под безмолвно плывущей полной луной. Попросту говоря, одно дело — контакт сознания двух живых людей, и совсем другое — метафизическое общение живого с мертвым.

* * *

Джордан, казалось, был не совсем уверен в том, что узнал Гарри и как бы не торопился признать, что это он, Тревор. Это было непонятно. Некроскоп нахмурился:

— А кто же еще, Тревор?

Признав его голос, Джордан наконец успокоился и вздохнул с облегчением. Гарри насторожился — что-то явно произошло. Вдобавок Тревор сказал:

— Гарри, ты знаешь мое старое пристанище в Барнете? Я сейчас здесь. Пока не знаю, надолго ли. Я бы хотел выбраться отсюда. Я пока не могу объяснить, в чем дело. Это небезопасно. Не мог бы ты прийти сюда, прямо сейчас?

— У тебя неприятности? — Почуяв опасность, Гарри сразу включился. Он все еще ощущал обеспокоенность в голосе Джордана.

— Не знаю, Гарри. Я отправился в Лондон — посмотреть, что можно для тебя сделать, — но все каналы были перекрыты, практически с самого начала. Я-то собирался понаблюдать за ними, за отделом. Черт возьми, я никак не ожидал, что кто-то будет наблюдать за мной.

— Даже сейчас кто-то следит?

— Да, сейчас тоже.

— Уже иду, — сказал Гарри.

Он создал дверь Мёбиуса, шагнул туда и исчез; послышался легкий хлопок воздуха, взметнувший бумаги в незакрытом шкафу. И раньше, чем они улеглись, Гарри уже был в Барнете, куда влекла его мысль Тревора.

Он беззвучно появился в комнате, где обосновался телепат, на втором этаже дома. Окна выходили в мощенный булыжником проулок; там виднелся край ограды парка, а за ней — темная живая масса деревьев. В комнате было темно, Тревор стоял у окна, глядя сквозь занавеску на улицу, желтеющую в свете электрических фонарей.

Гарри подошел к стене и включил свет. Тревор мгновенно развернулся и присел, согнув ноги в коленях. В руках у него был револьвер.

— Все в порядке, — сказал ему некроскоп. — Это я.

Тревор судорожно вздохнул и почти упал в кресло. Потом показал Гарри на другое, приглашая садиться.

— Ты так внезапно появляешься!

— Ты ведь звал, — напомнил ему Гарри.

— Я стоял у окна, весь на взводе, и глядел на улицу. И вдруг — позади зажигается свет!

— Это вышло случайно. А может, и нет. Если бы я просто позвал тебя, ты бы обернулся и увидел в темноте мои глаза. Не знаю, что подействовало бы сильнее — это или внезапный свет.

— Твои глаза?

— Красные, как адское пламя, — кивнул Гарри и скорчил гримасу. — И с этим ничего не поделаешь. Эта штука, что во мне, Тревор, она чертовски сильная.

— Но какое-то время у тебя еще есть?

— Сам не знаю, сколько у меня времени, — пожал плечами Гарри. — Надеюсь, хватит, чтобы доделать одно дело, а потом — отправлюсь отсюда. — Он наконец тоже сел. — Ладно, а теперь было бы неплохо, если бы ты убрал пушку и рассказал мне, в чем дело.

Джордан уставился на револьвер, который держал в руке, потом хмыкнул и затолкал его в наплечную кобуру.

— Я стал нервным, как кошка, — заметил он, — или, скорее, — как мышь, за которой следит кошка.

— За тобой следят? — Гарри хотел понять, куда направить мысленный поиск. Связаться с Джорданом было просто — он знал, кого ищет; то же самое было с Пакстоном. Но искать кого-то, кого он не знал, — этим искусством он пока не владел. — Ты уверен?

Джордан встал и выключил свет, потом вернулся к занавеске.

— Уверен, как никогда. Он — или они — прямо сейчас прощупывают меня — откуда-то поблизости. А если и не прощупывают, так по крайней мере глушат. Блокируют меня. Я не могу пробиться сквозь них. Подозреваю, что это отдел — кто же еще? Но как, черт побери, они могли узнать, что я вернулся? В смысле, что я ожил? — Он снова поглядел на Гарри, на его ставшее вдруг чужим лицо, и сказал: — Я... понимаю, что ты имеешь в виду.

Гарри кивнул. В темноте он — высокий темный силуэт с алыми глазами — казался посланцем преисподней. Но у них были проблемы поважнее, чем цвет глаз Гарри.

— Что ты чувствуешь, когда за тобой наблюдают и блокируют твой разум?

— Когда кто-то за тобой следит — это понятно, ты сам чувствовал такое с Пакстоном, а блокировка или глушение — это как экран в мозгу, постоянный фон.

— Но я и не догадывался о Пакстоне, пока ты не сказал. Он был просто как зуд. А насчет ментального глушения...

— Ладно, — Тревор тоже пожал плечами. — Я тебе покажу. Направь свои мысли точно на меня.

Гарри так и сделал. У него в мозгу тут же возник ровный гул. Он не смог бы понять, что это такое, если бы Джордан не объяснил заранее.

— Если ты столкнешься с чем-то подобным, — сказал Джордан, — значит, кто-то тебя глушит. Специально. Я точно знаю, пришлось столкнуться не раз. Русские экстрасенсы использовали такое, чтобы прикрыть особняк в Бронницах. Мы пробовали прорваться через их глушение к ним, а они — к нам. — Он испытующе посмотрел на Гарри. — Ты, кстати, и сам непроизвольно делаешь то же самое — кроме тех случаев, когда хочешь узнать чьи-то мысли или дать кому-то прочесть твои. Но у тебя это по-другому. Что-то присутствует постоянно и все время растет. Это не статическое поле, а что-то еще. И все происходит как бы естественно, так что ты можешь и сам не знать, что делаешь это. Нет, “естественно” к тебе не подходит, скорее... ну, в отделе мы называли это мозговым смогом.

— Я уже думал об этом, — кивнул некроскоп. — Это выдает меня с головой. Экстрасенсы Дарси давно должны были понять, кто я. В противном случае их всех пора уволить. Так что, похоже, талант, который мне передал Уэллесли, больше ни к чему. Хотя... возможно, это и не так. — Он задумался на минуту. — Да, определенно не так. Способ Уэллесли — словно пелена, накрывающая тебя всего: он не просто защищает мой мозг от подслушивания, но полностью отгораживает его. А сознание вампира — это просто мозговой смог, как ты и сказал. Но вот что мне непонятно: почему Пакстон раньше не открыл, что со мной случилось? А с другой стороны, как он вообще сумел до меня добраться?

— Это же было самое начало твоего превращения, — ответил Джордан. — Твое естество еще не окрепло. Оно и сейчас не достигло полной силы, а мне уже нелегко было до тебя добраться. Я раз шесть за эти два дня пытался с тобой связаться, — но ничего не получалось, пока ты сам не захотел. Да, кстати. Ты сейчас упомянул Дарси Кларка, верно? Так вот... — Внезапно он замолчал и предостерегающе поднял руку: — Погоди!.. Ты что-нибудь чувствуешь?

Гарри покачал головой.

— Только что была попытка, — сказал Джордан. — Кто-то хочет добраться до меня. Я расслабился, и они тут же попытались вновь.

Гарри шагнул к большим окнам в глубине эркера, где стоял Джордан, стараясь оставаться в тени.

— Ты сказал, что решил убраться отсюда. Что ты имел в виду?

— Только то, что мне неизвестны их мысли, — ответил Тревор. — Не сомневаюсь, что это отдел, но чего они хотят? Знают ли они, что это я? Маловероятно: что же я, восстал из мертвых? А с другой стороны, кем еще я могу быть с их точки зрения, если я телепат и нахожусь в квартире Тревора Джордана? И наблюдение, которое они ведут — это напоминает мне времена, когда мы обложили Юлиана Бодеску. Кем же, черт возьми, они считают меня, а, Гарри?

Гарри ответил не сразу.

— Кажется, я начинаю понимать. — Он схватил Джордана за локоть. — Ты прав: это в точности совпадает с тем, что они делали, когда охотились на Бодеску. А это может означать только одно: их интересует не столько, кто ты, сколько во что ты превратился!

— Так они, по-твоему, считают меня...? — присвистнул Джордан.

— Почему бы и нет? Ты ведь восстал из мертвых, верно?

— Но от меня не исходит мозговой смог.

— Как и от меня — до недавних пор.

Джордан опять посерьезнел.

— Выходит, они хотят понаблюдать, как пойдет дело, а уже потом напасть! Тогда все становится ясным. Вот почему это так меня тревожит. Я прямо-таки ощущаю эти их подозрения. Такое чувство, словно они дышат мне в затылок. Гарри, Гарри, они решили, что я вампир!

Гарри попытался успокоить его:

— Ты же на самом деле не вампир, Тревор, и это легко доказать. И потом, возглавляет отдел Дарси Кларк. Кстати, что ты собирался рассказать мне о нем?

Джордан отошел от окна. Он взглянул еще раз на Гарри и решил, что со светом будет лучше, подошел к стене и повернул выключатель. Потом вернулся на место и тяжело опустился в кресло.

— Дарси сейчас дома, — сказал он, — и ему очень плохо. Как ты помнишь, предполагалось, что я понаблюдаю именно за ним. Ведь он был во главе всего и должен был знать обо всем, что затевается. Но теперь он, похоже, в отставке. И хотя сам он не телепат, кто-то другой окружил его достаточно надежным щитом, так что трудно что-то уловить.

Это звучало мрачно. Наконец Гарри заговорил:

— Думаю, нам надо встретиться с ним. Прийти к нему и прямо спросить, что происходит. Отдел, я чувствую это, просто ждет, когда я совершу ошибку. Но если это подтвердит Дарси — все станет ясно.

— Ну что ж, все равно отсюда пора убираться, — пожал плечами Джордан. — Я больше не выдержу. Боже, мне не по душе, когда за мной следят, тем более — когда неизвестно, кто и почему.

— Ладно, — кивнул Гарри, — а потом? Вернешься опять сюда или как? Есть одно дело: мне нужна помощь, чтобы разобраться с этой тварью — серийным убийцей. Можно обосноваться у меня в Боннириге. По крайней мере пока. И это позволит нам подстраховать друг друга, самим выследить наших преследователей. И когда все, что я наметил, будет сделано, то перед моим отбытием — то есть до того, как я покину этот мир, — мы найдем способ разобраться с отделом и уладить проблему твоего воскрешения.

— Звучит здорово, — с облегчением вздохнул Джордан. — Скажи, что требуется, Гарри, я готов хоть сейчас.

— Требуется повидать Дарси. Он ведь живет один, как и большинство экстрасенсов, верно? Помнится, он обитал в Ходдедоне, он по-прежнему там? И потом, ты не знаешь, нет ли с ним женщины? Насчет Дарси я спокоен, а вот пугать женщин мне совсем не хочется.

— Насколько мне известно, никаких женщин, — покачал головой Джордан. — Дарси слишком давно женат на своей работе. Но он больше не живет в Ходдедоне. У него дом в Кроуч-Энде, это в миле или двух отсюда. Улица называется Хаслмир-Роуд. Уютное местечко с садиком. Он переехал пару недель назад, сразу после дела в Греции.

— Я не знаю этих мест, но ты мне объяснишь, — кивнул Гарри. — Тебе нужно что-нибудь взять с собой?

— Дорожная сумка у меня наготове.

— Тогда можно двигаться прямо сейчас.

— В двадцать минут пятого? Как скажешь. Машины у меня нет, так что можно пройтись пешком или вызвать...

Джордан умолк; он понял свою ошибку, как только увидел ухмылку на лице Гарри.

— Такси не потребуется, — заявил некроскоп. — У меня собственный транспорт.

* * *

Дарси Кларк не ложился, он мерил шагами комнату и делал это с вечера всю ночь напролет. Причиной беспокойства не был его дар — сам он не подвергался ни малейшей опасности, — он тревожился из-за ситуации, сложившейся в отделе, из-за того, что там замышлялось в это самое время. А также из-за Гарри Кифа. Впрочем, это было одно и то же.

Когда Гарри с помощью пространства Мёбиуса доставил Джордана на лужайку перед домом Кларка, сквозь кустарник и деревья ярко пробивался свет окон первого этажа.

— Можешь открыть глаза, — сказал Гарри телепату, которого слегка качнуло, когда он снова почувствовал силу тяжести после мига невесомости. Ощущение было как в лифте, когда он падает вниз, а потом тормозит у нужного этажа, только вот у этого лифта не было стен, а также пола и потолка, и падал он во все стороны сразу. Поэтому Гарри и попросил Джордана на минуту закрыть глаза.

— О боже, — прошептал Джордан, оглядывая ночную улицу и все вокруг.

“Бог? — подумал Гарри. — Кто знает, может ты и прав. По крайней мере, Август Фердинанд считает, что пространство Мёбиуса и есть Бог!” Он поддержал телепата за локоть и промолвил:

— Понимаю. Забавное ощущение, верно?

Джордан с благоговением посмотрел на Гарри: сверхъестественное, не укладывающееся в голове было для некроскопа мелочью, пустяком, чем-то забавным. Наконец Джордан успокоился и сказал:

— Отличное попадание, Гарри. Это дом Дарси.

Они прошли сквозь садовую калитку и двинулись через кусты к дому. Над входом сиял молочный шар электрического фонаря, словно маленькая луна, притягивая рой мошкары. Гарри велел Джордану отойти в сторону и, надев темные очки, нажал кнопку звонка; немного погодя в доме послышались шаги.

Дверь была снабжена смотровым глазком; Кларк прижался к нему и увидел Гарри, который стоял на пороге, глядя на него в упор. Талант Дарси не имел ничего против, когда он открывал дверь, и это говорило о многом.

— Гарри? Входи, входи!

— Привет, Дарси, — ответил Гарри, пожимая протянутую руку, — ты только не волнуйся, но со мной тут кое-кто еще.

— И кто... — начал было Дарси, но тут его взгляд упал на Джордана. — Тревор??? — пробормотал он и отшатнулся, вздрогнув.

Гарри шагнул к нему, приговаривая:

— Все хорошо, все хорошо.

— Тревор! — Кларк тяжело дышал, вытаращив глаза, его лицо внезапно стало серым. — Тревор Джордан! Боже правый! Спаси и помилуй!

Гарри не любил, когда попусту поминали Бога, но тут повод безусловно был.

Тревор Джордан подошел и взял Кларка за другую руку; тот напрягся, пытаясь освободиться. Но это была лишь естественная реакция; его талант не вмешивался.

— Дарси, это в самом деле я, — Джордан улыбнулся. — И все хорошо.

— Все хорошо? — переспросил тот севшим голосом. — Значит, это действительно ты? Да, я и сам это вижу. Но ведь ты мертв, я же знаю. Ведь я был с тобой в больнице, там, на Родосе, когда пуля пробила тебе голову!

— Может, нам зайти в дом и там все обсудить? — сказал Гарри.

Кларк посмотрел непонимающим взглядом на него, потом на Джордана — словно оба они были ненормальными. Или он сам сошел с ума?

— Что ж, можно и обсудить, почему бы и нет? А затем, надеюсь, я проснусь!

В гостиной Кларк показал им на кресла, налил выпить, действуя механически, словно робот, и извинился за беспорядок — мол, еще не успел обжиться. Потом сам осторожно уселся в кресло и одним глотком осушил большой стакан виски... и вновь вскочил на ноги.

— Ну давайте, черт побери, говорите! Убедите меня, что я не сошел с ума!

Гарри усадил его обратно и кратко пересказал последние события, опуская ненужные подробности.

— И вот мы пришли к тебе, чтобы узнать, что происходит и что вы там в отделе затеваете. Хотя я почти уверен, что и так все знаю. И рассчитываю на твою помощь, хочу, чтобы ты отвлек их от меня, пока я не закончу то, что обязан сделать.

Кларк наконец захлопнул рот, повернулся к Джордану и уставился на него. Да, это был Джордан, такой же, каким Кларк всегда его знал. Но он все же схватил Тревора за руку и крепко стиснул ее, продолжая разглядывать его еще внимательнее, словно желая убедиться на все сто процентов. Но деваться было некуда: это был Тревор Джордан, вне всякого сомнения. Телепат со своей стороны сочувственно и безропотно позволял своему старинному другу придирчиво вглядываться в каждую черточку знакомого облика.

У Джордана было открытое продолговатое лицо с серыми глазами, начинающие редеть светлые волосы, слегка прикрывали лоб; свойственное ему ранее мальчишеское выражение удивления сменила печать забот. По его губам всегда можно было угадать обуревавшие его чувства: обычно насмешливо изогнутые, когда что-то было не так, губы бывали плотно сжаты и выпрямлены, как сейчас, — значит, что-то не так.

“Добрый старый надежный Тревор, — подумал Кларк, — прозрачный, как стекло, открытый, как книга. Тревор Джордан, чуткий и всегда готовый действовать. Я не встречал еще человека, который бы не любил тебя. А если такой и был, что ж, ты просто обходил его. Но ты, конечно, знаешь, о чем я сейчас думаю — если это и впрямь ты”.

Джордан ухмыльнулся и сказал:

— Ты забыл добавить еще, что я красив и сложен, как бог! А что там насчет мальчишества? Ты что, считаешь меня большим ребенком, Дарси?

Кларк откинулся в кресле и дрожащей рукой потер разгоряченный лоб. Он долго смотрел попеременно то на Гарри Кифа, то на Тревора Джордана, потом наконец вымолвил:

— Что тут скажешь? Разве что — добро пожаловать, Тревор.

Они еще долго сидели, пили виски и разговаривали. Дарси рассказал то, что знал сам, и в заключение заметил:

— Так что Пакстон должен был сообщить о том, что я передал тебе папки с делами этих девушек, Гарри. Одного этого было достаточно, чтобы отстранить меня. А насчет того, что они придут за тобой... ты знаком с методами отдела не хуже меня. Да, рано или поздно, они придут.

— А за мной? — спросил Тревор.

— За тобой — нет, — сказал Кларк. — Потому что первое, что я завтра сделаю, — это поеду в город и обрисую ситуацию. Я могу позвонить министру в любое время, но сейчас слишком рано. Поэтому я поговорю в отделе с тем, кого застану из начальства, и, не сомневаюсь, они полностью разберутся во всем, что происходит. Это поможет отвлечь их на время от Гарри.

— Надеюсь, — бесстрастно промолвил некроскоп, — что они в самом деле отвяжутся от меня.

Он снял темные очки и попросил Дарси погасить свет.

Увидев лицо Гарри в темноте, бывший глава отдела тихо проговорил:

— Гарри, я также надеюсь на это — ради них же самих.

Гарри знал, что Дарси не хитрит с ним; Дарси — один из немногих людей во всем мире, кому он может доверять. Но вампирское естество некроскопа набирало силу, и поэтому он видел в Дарси Кларка и друга, и врага. Предвидеть, то есть достоверно предсказывать будущее Гарри не умел; он хорошо знал, что прогнозирование будущего — дело ненадежное, полное парадоксов. Но он чертовски точно мог предсказать, что на него надвигается. Если ему придется пробыть здесь, в этом мире, дольше, чем он планировал, если дело, которое он себе наметил, задержит его хоть на несколько дней, вполне может случиться, что Дарси примкнет к его преследователям. Поскольку превращение Гарри бурно прогрессировало, отделу понадобятся все специалисты для борьбы с ним, а уж Дарси — тем более. Так или иначе, но он тоже будет втянут в эту борьбу.

У него нет выбора: рано или поздно носитель заразы должен быть уничтожен. Просто, как дважды два.

— Послушай, Дарси, — сказал Гарри, когда свет снова был включен, — если бы мы когда-нибудь пошли друг против друга, остановить меня мог бы только ты. Вот причина, по которой я тебя побаиваюсь. Ты слышал, что я теперь телепат? Это правда. И я подумал: ты не будешь против, если я загляну в твое сознание?

Талант Дарси не подавал сигнала тревоги. Ведь Гарри не собирался вредить ему. То, что он собирался сделать, было своего рода страховкой; потом, когда опасность минует, ее можно будет аннулировать. Вредить Кларку — нет; только его дару. Ведь это было единственное, чего боялся некроскоп; пойти против Кларка, зная, что его не победить, что охраняющий его ангел встанет на защиту. А если Кларка лишить дара, он станет беспомощным. Пока Гарри остается здесь. А потом... потом можно будет вернуть дар обратно.

— Хочешь заглянуть в мой мозг? — переспросил Дарси.

— Если ты не против, — кивнул Гарри. — И только при твоем содействии.

Кларку это ничего не говорило.

— А разве ты не читал мои мысли, как только что Тревор?

— Это разные веши, — ответил Гарри. — Мне нужно, чтобы ты пригласил меня. Как будто в твоем мозгу есть дверь, и ты ее распахиваешь.

— Раз ты так хочешь... — пожал плечами Дарси; его глаза встретились с глазами некроскопа и утонули в них. Через мгновение Гарри проник в его мозг.

Найти то, что ему было нужно, не составляло труда. Это было игрой природы, мутацией. И от этого зависел дар Кларка, всю жизнь охранявший его от внешних опасностей. Но дар оказался бессилен оградить себя самого от внутреннего нападения, от опасности, которая звалась Гарри Киф.

Тут не было переключателя, который можно было бы повернуть, поэтому Гарри пришлось просто окутать весь этот участок пеленой Уэллесли. На это понадобилось не больше времени, чем рассказать об этом. И вот Гарри уже покинул мозг Кларка. Он был доволен, что сумел подавить дар Кларка — на время, конечно.

— И это все? — удивился Дарси. — Ты убедился, что я не причиню тебе вреда?

“Еще бы, — подумал Гарри, кивая тем временем Кларку. — Даже если бы ты и попытался, ты теперь беззащитен. А это значит, что я, наоборот, защищен”.

И тогда он услышал голос в своем мозгу.

“Значит, он теперь беззащитен, — сказал Джордан. — Почему бы не предупредить его?”

“Нет, — ответил Гарри. — Ты же знаешь Дарси: у него пунктик насчет собственной безопасности. Что меня всегда удивляло, так это то, что, несмотря на его странный дар, он всегда словно опасается споткнуться или что-то в этом роде”.

“Будем надеяться, что с ним ничего не случится за это время”, — услышал он в ответ.

— И что теперь? — обратился к Гарри Кларк.

— Все в порядке. Я убедился, что ты не пойдешь против меня, — сообщил Гарри. — А теперь нам пора.

— Мне пришло в голову, — сказал Джордан, — что отдел, похоже, знает о том, что мы были здесь. Тебе нужно, Дарси, чтобы сохранить их доверие, позвонить дежурному и подтвердить это. Пусть они убедятся, что ты не в сговоре с нами. А одновременно используешь свое влияние, чтобы снять подозрение с меня.

— Мое влияние! — скривился Дарси. — В настоящий момент оно уже не то, что прежде. Но я, конечно, попытаюсь. — Он взглянул на Гарри. — И чем ты собираешься заняться? Или я не должен спрашивать?

— Ты не должен спрашивать, но я все равно скажу: мы попытаемся поймать серийного убийцу. Я не могу это так оставить. Это и есть то дело, которое я должен закончить до того, как уйти.

— Ты уйдешь незапятнанным, — кивнул Дарси, — так и должно быть. Ты всегда был легендой, Гарри, славной легендой.

Гарри не ответил. Ни слава, ни бесчестье не трогали его. Только одно имело значение — его навязчивая идея. Более того, Гарри знал, почему это стало его манией. Его вынуждают убраться отсюда, покинуть мир, за который он боролся. Не сию секунду, но скоро это придется сделать. Вампир, тем более Вамфир, упорен и привязан к месту обитания. Почти поверженный, Гарри продолжал бороться. И если с кем-нибудь сразиться, так уж лучше с тем дьяволом. Серийным убийцей, некромантом, мучителем Пенни и других невинных...

Гарри и Тревору пора было отправляться. Они коротко простились с Кларком, и Гарри снова велел Джордану закрыть глаза. Дарси Кларк смотрел, как они уходят. Вот они перед ним, до них можно дотянуться рукой. И вот их нет. Пусто.

 

Глава 2Поиски Джонни

Ночь в Эдинбурге шла на убыль, а Гарри еще так много нужно было сделать. Но теперь, когда он взялся за дело, он должен завершить его любой ценой. Если не получится ночью, значит — утром.

Летом рано светает, с этим ничего не поделаешь, но все же это скорее неудобство, чем серьезная проблема. Солнце не остановит его — пока что оно не смертельно, — но от яркого света он чувствует себя больным. Темные очки и шляпа с большими полями защищают его глаза и лицо, но они же чертовски выдают его. Гарри вынужден подолгу не вынимать рук из карманов, словно расхлябанный хулиган-юнец или дешевый политикан, — но без этого не обойтись. Слава Богу, хоть английская погода почти всегда на его стороне. Тревор, впрочем, не испытывал никаких ограничений и мог ходить по улицам сколько угодно в любое время.

Дома у некроскопа, в Боннириге, они выпили кофе (Гарри предпочел бы хорошее красное вино, но оно кончилось) и поделили между собой список складов фирмы “Экспресс-Морозильники”. Они решили проверять все склады по алфавиту, пока не найдут нужный. Джордан будет работать днем, а Гарри обеспечит доставку, ночью настанет черед Гарри, и Джордан подстрахует его. Телепат хотел знать, почему некроскопу так важно это дело, и Гарри продемонстрировал ему в своем сознании ряд картин, полученных от Пенни Сандерсон и Памелы Троттер. Теперь Джордан был полон рвения, как и он сам. Монстр на свободе, и его надо прикончить.

— Я уверен, у них должны быть ночные дежурные, — сказал Джордан, изучая свою часть списка, — но в такую рань их можно не бояться — дремлют в укромных уголках. Можно проверить несколько складов прямо сейчас, пока не пришли на работу водители, грузчики или еще кто-нибудь.

— Наш приятель — водитель, — сказал Гарри. — Он ездит по магистрали Ml или, возможно, по А1 или А7. Пожалуй, стоит начать со складов, расположенных поблизости от основных маршрутов.

Джордан просматривал досье на убитых девушек. Его заинтересовал отчет по делу Пенни. Думая о своем, он спросил:

— Гарри, тебе известно, что тело Пенни было найдено в саду у ограды замка?

— Да, — нахмурился Гарри. — Это важно?

— Возможно. Там, в замке, расквартировано несколько небольших спецподразделений. А наш приятель, как мы знаем, поставлял мясо для разных кухонь и столовых той ночью, поэтому, когда поблизости никого не было, он мог перебросить Пенни через ограду.

Гарри кивнул.

— Я осмотрел то место, где ее нашли. И ограду тоже. Там есть травянистые холмики и довольно высокие насыпи. Так что нетрудно было бы перебросить труп, чтобы он соскользнул вниз и не получил никаких повреждений. На ее теле не было никаких увечий, кроме тех, что нанес он.

Его худое лицо окаменело от ярости, когда он вспомнил, как выглядела Пенни там, в морге. Тряхнув головой, чтобы освободиться от воспоминаний, Гарри прорычал.

— Короче, я еще раз посмотрю там. Это вполне вероятно. И тогда поле наших поисков сужается. Спасибо, Тревор. — И грустно добавил: — Видишь, из меня вышел плохой детектив...

— Слушай, — предложил Джордан. — Переправь меня в Эдинбург прямо сейчас, дай мне проверить все это. Ты же понимаешь, тебя там могут помнить, но меня-то они не знают. Я возьму с собой это досье. У меня сохранилось старое удостоверение отдела, я захватил его из дома. При расспросах это действует не хуже, чем форма полицейского. Я разберусь с этим делом, а ты пока продолжишь работу со списками складов.

Гарри показалось это разумным.

— Ладно, — сказал он. — Встретимся здесь ночью. А до тех пор мы можем периодически связываться. Только имей в виду, что солнце мне вредит. Это может помешать нам связаться. С другой стороны, если днем ничего не произойдет, это тоже неплохо. Только вот что... — Он нерешительно умолк.

— Да?

— Ты должен действовать сам по себе, — продолжал некроскоп. — Если отдел возьмется за меня, они не пощадят и моих друзей.

— Да, не пощадят, — согласился Джордан. — Но и не выбросят на свалку! И потом, Дарси сказал, что возьмет это на себя.

Гарри кивнул.

— Но он не возьмет на себя тот факт, что я стал вампиром. И ты сам знаешь, Тревор, что отдел не оставит мне ни малейшего шанса. Держу пари, приговор уже подписан, и они сейчас затыкают все дыры. Возможно, они еще держатся подальше отсюда, потому что это мой дом. Я здесь лучше ориентируюсь. Но рано или поздно даже тут станет небезопасно. Черт возьми, это будет западня для меня. Они уберут меня тихо и незаметно.

— Не каркай, Гарри, — сказал Тревор. — Давай сейчас попытаемся поймать этого Джонни, ладно? А потом будет время подумать об остальном.

“Он прав почти во всем, подумал некроскоп. — Почти — потому что потом времени не будет”.

* * *

На следующее утро министр вызвал Дарси Кларка в штаб-квартиру отдела. Когда Кларк пришел в свой бывший кабинет, министр сидел за его столом... а в углу стоял Джеффри Пакстон, скрестив на груди руки и подпирая спиной бронированное оконное стекло. Кларк предпочел бы обойтись без Пакстона, копающегося у него в мозгу, но в его положении жаловаться не стоило.

После обычного обмена любезностями министр отметил, что Кларк неважно выглядит.

— Я поздно лег, — ответил тот. — Я поспал только пару часов, как меня сюда позвали. Ладно, все к лучшему. Я пришел бы в любом случае. Знаете, прошедшей ночью у меня была пара визитеров. Сомневаюсь, что вы поверите мне, когда я скажу, кто был одним из них.

— Мы знаем, кто это был, Кларк, — вдруг вмешался Пакстон. — Гарри Киф и Тревор Джордан — вампиры!

Кларк был готов к этому. Он вздохнул и повернулся к министру.

— Этот слизняк обязательно должен присутствовать? Если эта извивающаяся дрянь должна непременно ковыряться в чужих мозгах, нельзя ли это делать на расстоянии? Например, за дверью?

Министр нахмурился.

— Вы хотите сказать, что Пакстон ошибается?

Кларк опять вздохнул.

— Я видел Гарри и Тревора минувшей ночью.

— Тогда, значит, вы утверждаете, что Гарри Киф и Джордан — не вампиры? — очень тихо произнес министр.

Кларк посмотрел на него, отвернулся и закусил нижнюю губу. Министр повторил:

— Они вампиры или нет?

Кларк повернул к нему лицо:

— Джордан — нет.

— А Киф — да?

— Вы ведь и так знаете об этом, верно? — огрызнулся Кларк. — Благодаря вот этому, — он обжег взглядом Пакстона, — этому скользкому червяку! Да, Гарри заразился. Он подцепил эту дрянь, защищая нас — всех нас — в Греции, когда я просил его помочь нам. Но он, как я себе представляю, не собирается стать убийцей. Что еще вы хотите от меня услышать?

— Надо полагать, многое, — ответил Пакстон.

Кларк поглядел на него, потом на министра, и понял, что до них не достучишься.

— Почему вы не даете мне просто рассказать все, что я знаю? Почему не хотите прислушаться к моим словам? Как знать, может, удастся что-то прояснить.

— Или сбить нас со следа, — предположил Пакстон.

Кларк бросил на него презрительный взгляд, потом посмотрел на сидящего за его столом министра и сказал:

— Похоже, ваш любимый попугай лопочет без всякого смысла. Черт побери, я не понимаю ни слова! Вы понимаете, о чем он мелет?

Министр, похоже, принял решение; резко кивнув, он сказал:

— Кларк, буду откровенным. Отдел следил прошлой ночью за твоим домом. И за домом Джордана тоже. Так что мы раньше тебя узнали, что Джордан вернулся из мертвых, что он воскрес. Как же так? Человек умирает, его хоронят — и вдруг он среди живых? Оживший труп? Так, во всяком случае, выглядит то, что нам известно. И не только Джордан, но и одна из убитых девушек тоже. Вампиры — кто же они еще?

— Вы даже выслушать не хотите, — с отчаянием произнес Кларк.

Но министр не слышал его.

— Мы знаем, когда Киф посетил жилище Джордана, когда и куда они пошли, и еще многое другое, так что даже если бы ты отрицал все это, то, что Киф вампир — это ведь факт! Почему мы так уверены? Потому что все признаки налицо. От него буквально пахнет вампиром — я имею в виду, что он прикрывается мозговым смогом. Это тебе тоже известно?

— Разумеется, я знаю, — ответил Кларк, чувствуя, что отчаяние наполняет его до краев. Он понял, что министр принял решение. Но какое? Чем оно грозит? Надо попытаться еще раз. — Как вы не понимаете что и тут ошибаетесь! При всем моем уважении, должен сказать, что вы ничего не знаете о вампирах. Вам не приходилось с ними сталкиваться. У вас ведь нет дара. Вам известно лишь то, что вы прочитали или услышали от других. А это далеко не все. На самом деле Гарри не может ничего поделать с этим мозговым смогом. Он не отгородился им, как вы выразились. Это просто следствие того, чем он стал. Этот смог — как хвост у собаки, а не сознательное действие. Если бы Гарри мог, он бы давно от него избавился — ведь это выдает его с головой.

Министр вопросительно посмотрел на Пакстона; тот неохотно кивнул. Или, скорее, мрачно. Кивок согласия? Встревоженный до предела, Кларк добавил:

— Надеюсь, вы хоть понимаете, как легко тут ошибиться?

Министр уставил на него неподвижный взгляд и промолвил:

— У всех вампиров есть этот мозговой смог — или нет?

Кларк моргнул — его нервы не выдерживали. Опасности не было никакой — его ангел не беспокоился, но все же напряжение не покидало его.

— Насколько нам известно, да, — признался он. — Во всяком случае, у всех, с кем мы имели дело. Когда телепат начинает прощупывать мозг вампира, он натыкается на этот смог.

Лицо министра побелело.

— Дарси Кларк, — начал он, — меня удивляет, что ты решился прийти сюда. То ли у тебя дьявольская выдержка, то ли ты сошел с ума. Или и впрямь не знаешь, что с тобой произошло.

— Произошло со мной? — Кларк чувствовал, как напряжение нарастает, но не мог понять, о чем идет речь. — Какого черта вы тут...

— У вас мозговой смог, — сказал, как выплюнул, Пакстон.

Кларк оторопел:

— Что??? У меня...

Министр крикнул:

— Эй, там! Мисс Клэри! Бен! Зайдите.

Дверь открылась, и вошла Миллисент Клэри, следом — Бен Траск. Девушка поглядела на Кларка и сказала дрожащим голосом:

— Это правда, сэр. Вы... у вас это...

Она всегда называла Кларка “сэр”. Он поглядел на нее, сделал шаг назад и затряс головой.

И тогда вмешался Бен Траск:

— Дарси, она сказала правду. Даже Пакстон сказал правду.

Кларк нерешительно сделал два шага вперед. Глаза Траска сузились, он отпрянул и вытянул руки!

Кларк глядел в знакомые глаза друга и не мог поверить.

— Бен, это же я! — сказал он. — Ведь твой дар должен подтвердить, что я говорю правду!

— Дарси, — ответил Траск, все еще держась на расстоянии, — ты попался. Другого ответа не жди.

— Я попался?

— Сам того не зная. Ты веришь, что говоришь правду, и если бы речь шла только об этом, я бы поверил. Но ведь есть и другие свидетели, Дарси. Ты слишком тесно общался с Гарри Кифом.

Кларк развернулся и посмотрел на окружавших его людей. Белый, как мел, министр за его, Кларка, столом. Пакстон с мрачным лицом, нервно теребящий лацкан пиджака, Траск, чей дар никогда не подводил — до сих пор. И Миллисент Клэри, все еще почтительная, хотя только что назвала его монстром!

— Вы сошли с ума, черт побери! Все до единого! — прохрипел Кларк. Он сунул левую руку в карман, выхватил удостоверение отдела и швырнул на стол. — Забирайте. Я покончил с этим, с вашей службой. Я ухожу. — Правой рукой он извлек из кобуры свой девятимиллиметровый пистолет.

— Замри, — завопил Пакстон и направил на него оружие, которое успел выхватить.

Удивленный, Кларк повернулся к нему с незаряженным пистолетом в руке — и тут Пакстон дважды нажал на курок.

Одновременно с грохотом оружия Миллисент Клэри и Бен Траск вскрикнули:

— Нет!

Первая пуля отшвырнула Кларка, вторая сбила с ног, развернула и отбросила к стене. Пистолет полетел на пол, он рухнул на колени у окровавленной стены, и рука судорожно дернулась к сердцу. Из двух отверстий на пиджаке толчками вытекала кровь, струясь по его пальцам.

— Черт! — прошептал он, а потом: — Что?..

Он упал лицом вниз, потом перекатился на бок. Траск и мисс Клэри опустились на колени возле него. Министр в ужасе вскочил, держась за край стола, чтобы не упасть; Пакстон шагнул вперед, все еще держа наготове оружие; с лицом белым, как лист бумаги, на котором рот и глаза зияли, словно дыры.

— Он достал оружие, — сообщил он, тяжело дыша и выплевывая слова, — он хотел стрелять!

— Думаю, он... пытался отдать пистолет, — выговорил министр. — Скорее всего так.

Бен Траск держал голову Кларка в руках и, покачивая ее, повторял:

— Господи, Дарси! Господи!

Девушка расстегнула пиджак Кларка. Рубашка была в красных пятнах, но кровь уже едва сочилась.

Кларк недоверчиво смотрел на свою грудь и красную струйку вытекавшей из него жизни.

— Нет... не может быть! — прошептал он. Он был прав. Еще вчера этого не могло быть.

— Дарси, Дарси... — повторял Траск.

— Не может быть... — пробормотал еще раз Кларк, глаза его потускнели, и голова упала на колени Траску. Никто даже не сообразил позвать врача.

Все оцепенели; медленно тянулись секунды, но нарушил тишину Пакстон:

— Прочь от него! Вы сошли с ума! Прочь от него!

Траск и девушка повернули к нему головы.

— Его кровь, — не унимался Пакстон. — Вы в его крови! Он заразит вас!

Траск встал; в его глазах медленно проступал ужас. То, что случилось, было ужасно. Но то, что сказал Пакстон, было еще страшнее.

* * *

— Дарси нас?.. — Он сделал большой шаг в сторону Пакстона. — Его кровь заразит нас?

— Ты что, взбесился? — попятился Пакстон.

— Дарси был прав, — зарычал Траск. — Он был прав насчет тебя. — Он повернулся и показал пальцем на министра. — И насчет вас. — И он снова шагнул к Пакстону.

— Назад! — выкрикнул Пакстон, поднимая оружие.

Траск схватил Пакстона за запястье и с яростью вывернул его. Оружие со звоном полетело на пол.

— Он был прав насчет тебя, прав как никогда, — сказал Траск, держа Пакстона на вытянутой руке, словно кусок вонючего гнилого мяса. — Что ты знаешь о вампирах? Байки, вычитанные в книжках, слухи? Ты же не имел с ними дела. Ты даже не знаешь, что пулей их не остановишь, разве что ненадолго! Вот он, бедный Дарси, лежит здесь, и, если у тебя есть хоть какое-то чутье, ты знаешь, что он мертвее мертвого. И убил его ты!

— Я... я... — Пакстон извивался, но не мог освободиться от хватки Траска.

— Заразимся? — процедил сквозь зубы Траск. Он подтянул Пакстона поближе и вымазал его волосы, глаза и ноздри кровью Кларка. — Ты же кусок дерьма, разве тебя можно чем-то заразить? — Он взмахнул могучим кулаком, но тут вмешался министр.

— Траск! — крикнул он. — Бен! Отпусти Пакстона! Сделанного не вернешь. Это несчастный случай. Возможно, даже ошибка. Но теперь поздно махать кулаками. И делать новые ошибки.

Кулак Траска повис в воздухе. Бен с наслаждением обрушил бы его на Пакстона, но слова министра подействовали отрезвляюще, и он отшвырнул телепата. И качаясь, как пьяный, двинулся назад к съежившемуся безжизненному телу.

— Пошлите за врачом. И носилками, — велел Пакстону министр и только потом посмотрел на него.

К телепату полностью вернулось самообладание. Он вытер лицо большим носовым платком. Его взгляд говорил: “Думайте, что говорите и что делаете”. Вслух он произнес:

— Здесь не нужен ни доктор, ни носилки. Его следует сжечь. Мы должны превратить его в пепел, прямо сейчас. Правы мы или нет, рисковать нельзя. Нужно предать его огню — чем скорее, тем лучше. А мне нужно срочно принять душ. Траск, Клэри, я знаю, что вы сейчас чувствуете. Но я бы на вашем месте...

— Ты? Что ты можешь знать о наших чувствах? — Траск посмотрел на Пакстона, лицо его было бесстрастно.

— В любом случае, я бы на вашем месте тоже вымылся. И прямо сейчас.

— Хорошо, можете идти, — показал на дверь министр. — Идите и... распорядитесь. Примите душ, если вам это необходимо. Потом доложите.

Когда телепат покинул комнату, пройдя мимо расступившихся экстрасенсов, министр сказал:

— Бен, это только первая смерть. Справедливо или нет, но Кларк убит. И мы оба знаем, что этим не кончится. Я прошу тебя, начиная с этого момента, заняться этим делом. Я хочу, чтобы ты взял все в свои руки, пока с этим не будет покончено — каким бы ни оказался этот конец.

Траск поднялся с колен, прислонился к стене и посмотрел на министра. “Каким бы ни оказался конец? — подумал он. — Нет, конец может быть только один, другой просто немыслим. Да, кто-то должен это сделать, и я подхожу для этого так же, как любой из нас. И даже больше. По крайней мере, если это буду я, идиот Пакстон больше ничего не натворит”.

В прежние времена в команде были такие личности, как Дарси, Кен Лейрд, Тревор Джордан и другие. И Гарри, разумеется, тоже. Но теперь охота идет на самого Гарри, в этом все и дело. И похоже, что на Джордана тоже охотятся, что бы ни говорил Кларк. А девушка, Пенни Сандерсон? Боже, она совсем ребенок — так сказано в документах! Но этот ребенок восстал из могилы.

— Ну что, согласны? — спросил министр.

Бен вздохнул и чуть заметно кивнул. Да, он согласен. Возможно, Пакстон и прав. Если Дарси был в этом замешан...

Он посмотрел на девушку, на ее испачканные кровью руки и блузку.

— Прими душ, — просто сказал он, — и сделай это как следует.

Потом, когда они с министром остались одни, Траск заметил:

— Когда Дарси... сожгут, пепел надо будет развеять. На большой площади, чем больше — тем лучше. — Он слегка вздрогнул. — Потому что Гарри Киф может воскресить человека из пепла. Я не думаю, что хотел бы видеть Дарси снова. Восставшего из пепла.

* * *

9.40 утра

Гарри Киф закончил проверять регистрационные книги Дарлингтонского склада “Морозильников”, и тут произошло сразу три события. Во-первых, складской клерк, которого Гарри выманил с помощью фальшивого телефонного звонка из его закутка в конторе, неожиданно вернулся. Во-вторых, Гарри внезапно почувствовал укол в груди, даже боль — такого еще никогда не было, словно сердце обожгло ледяной водой. И в-третьих, в тот же миг как бы отдаленный непонятный вскрик раздался в его мозгу, долетел из недосягаемых потусторонних далей его собственной преисподней. Ощущение было такое, что вопль этот обращен лично к нему, как если бы там, на грани бытия и небытия, кто-то звал Гарри по имени.

Мертворечь? Нет, совсем не то. Телепатия? Да, пожалуй. Или что-то среднее. Это казалось наиболее правдоподобным; Гарри вспомнил, как мать объясняла ему, что она почувствовала, когда машина сбила щенка на шоссе в Боннириге.

Значит... кто-то умер? Но кто? И почему он звал именно Гарри?

— Кто ты такой, черт побери? — заорал здоровенный рыжий клерк в рубашке с короткими рукавами, когда увидел Гарри в темном пыльном углу, где стояли металлические шкафы с папками. Он уставился на содержимое шкафов, разбросанное по полу.

Гарри мельком посмотрел в его обескураженное лицо, покрытое веснушками, и сказал:

— Тс-с-с!

— Тс-с-с? — повторил тот как попугай. — Почему “Тс-с-с” и что ты здесь делаешь? Что все это значит?

Гарри отчаянно пытался удержать гаснущий отзвук чьего-то... зова? Крика о помощи?

— Погоди минутку, — попросил он этого не похожего на клерка детину. — Ладно?

Тот попытался оттолкнуть его.

— Какого дьявола! — Лицо рыжего покрылось пятнами. — Ты жулик и вор, точно! Я узнал твой голос. Это ты звонил по телефону! Ну, ворюга, ты меня достал! — Он нагнул голову и схватил Гарри за лацканы пиджака, как будто собирался боднуть его.

Некроскоп, продолжая вслушиваться в крик, затухающий в его сознании, схватил противника за горло, удерживая его одной рукой. Другой Гарри взялся за темные очки и снял их. Рыжий увидел его глаза и остолбенел от ужаса. Гарри с легкостью отшвырнул рыжего, и тот, смешно взмахнув руками, попятился, ударившись бедром о край стола, и сел прямо на пластиковый поддон для бумаг, расплющив его толстым задом.

Гарри все еще держал клерка за горло, все еще ждал, не повторится ли крик, но он смолк, исчез — вероятно, навсегда.

Ярость переполнила некроскопа, сменив охватившее его чувство утраты. Рука сжала гортань рыжего стальной хваткой. Ногти впились в плоть, как будто это был воск. Гарри знал, что способен раздавить его кадык, вырвать глотку. И тварь внутри него рычала: давай, давай!

Но Гарри сдержал себя. Он только спихнул рыжего со стола, и тот рухнул вниз, ломая стул и деревянную корзину для бумаг.

— Г-господи! — Он закашлялся, сплюнул и стал тереть горло, отполз в угол и оттуда с ужасом уставился туда, где только что стоял ужасный незнакомец с красными светящимися глазами и оскаленными клыками. Но некроскоп был уже далеко. Здесь никого не было. — Боже! — со всхлипом вымолвил он. — Господи Б-боже мой!

* * *

Работая над списком по алфавиту, Гарри уже разобрался с тремя складами и отделениями “Морозильников”: отдел перевозок в Олнуике, мясоперерабатывающая фабрика в Бишоп-Окленде и, наконец, морозильный комплекс в Дарлингтоне. Он уже записал четыре подходящих адреса; все они были Джонами или Джонни, все работали водителями. Но теперь, хотя прошла только половина утра, этот крик о помощи взволновал его, мешая сосредоточиться; поэтому он прибег к помощи пространства Мёбиуса, вернулся к себе в Боннириг и оттуда вступил в контакт с Тревором Джорданом — тот был сейчас в Эдинбурге.

— Гарри? — По голосу чувствовалось, что Тревор испытывает облегчение оттого, что некроскоп позвал его. — Я пытался вызвать тебя, но твой мозговой смог такой густой и становится все гуще. Ты можешь прибыть сюда? Кажется, я нашел.

Гарри кивнул, словно они разговаривали, находясь рядом, а не за десять миль друг от друга, и сказал:

— Ты знаешь “Сельский погребок”? Это кофейня. Спроси любого, тебе покажут. Я буду там через пять минут. Скажи, Тревор, ничего странного не произошло? Ты не почувствовал ничего такого? Может быть, мне нужно быть особо осторожным? Ты уверен, что никто за тобой не следит?

Гарри почувствовал, как Тревор покачал головой:

— Я ничего не заметил. Может, были какие-то легкие касания, но существенного — ничего. Никакой концентрации ментальной энергии. Если они и следят, то чертовски профессионально. Я даже не способен этого заметить. А я и сам не из худших!

— А статические разряды? Пакстон?

— Тоже ничего. Во всяком случае — поблизости. Что же касается Пакстона, то не сомневаюсь, я могу нащупать его даже за двадцать миль. А что у тебя?

— Просто что-то такое почувствовал, — ответил Гарри. — Здесь, в Дарлингтоне.

— В Дарлингтоне? — Гарри показалось, что он своими глазами увидел, как Тревор вздернул брови. — А ты нашел какого-нибудь Джонни в Дарлингтоне?

— Двоих, — сообщил Гарри. — И один из них именно “Джонни”. Так он себя, во всяком случае, называет. Пишет свое имя: Джонни Кортни. Второй — Джон Найд.

— Забавное совпадение, фамилия словно обрезанное слово “найденыш”. Кстати, Драгошани тоже был найденышем...

Гарри представил себе, как Тревор мрачно кивает. Потом спросил:

— И что отсюда следует? — Гарри знал ответ.

— Да, это вполне возможно, — ответил телепат.

— Значит, у “Погребка”, — напомнил Гарри, — через пять минут...

Он прождал пять минут, возбужденный ожиданием, потом еще одну, чтобы Джордан успел добраться туда раньше него, и шагнул в дверь Мёбиуса, ведущую к горбатой мощенной камнем улочке. Он вышел из пространства Мёбиуса на мостовую, полную народа — тут были и туристы, и местные жители; они роились как пчелы, куда-то спеша, каждый по своим делам. Никто не обратил внимания на внезапно возникшего Гарри; толпа сновала во всех направлениях, уступая друг другу дорогу; некроскоп был просто еще одним из них.

Джордан ждал у входа в “Сельский погребок”. Он заметил Гарри, подхватил его под локоть и увел с улицы в тень. И очень кстати: выглянувшее солнце стояло высоко, и его жар более чем досаждал. Теперь оно было врагом.

— Купи три сандвича, — сказал Гарри телепату. — С непрожаренным бифштексом для меня, себе с чем хочешь, а третий — с чем угодно, но чтобы побольше хлеба. Ладно?

Заинтересованный, Джордан кивнул и пошел к стойке, у которой толпился народ. Он сделал заказ, получил бутерброды и вернулся туда, где его ждал Гарри. Тот взял его за руку, велел закрыть глаза и провел через дверь Мёбиуса. Со стороны это выглядело так, словно они вышли из кофейни на улицу. Правда, туда они не попали. Вместо этого они вдруг возникли в двух милях оттуда у озера, на гребне древнего вулканического выброса. Это место называлось Артуров Трон. Там была скамейка, где они могли поесть в тишине; Гарри раскрошил третий бутерброд на мелкие кусочки и принялся кормить уток и одинокого лебедя, тут же приплывших на пиршество.

Внезапно некроскоп заговорил:

— Рассказывай.

— Сначала ты, — возразил Джордан. — Что случилось в Дарлингтоне? Ты говорил так, словно что-то тебя обеспокоило, Гарри. Ты нашел там двух подходящих Джонни, но было что-то еще. Конечно, выследить этого маньяка — важное дело, спору нет, но есть и такая вещь, как собственная безопасность, какие проблемы с этим?

— Проблемы будут, — ответил Гарри. — И скоро. Что-то говорит мне, что даже Дарси Кларк не сможет помочь. Но речь не о том. — И он описал, как мог, голос, зовущий его, и то, что почувствовала его мать в момент смерти щенка.

— Ты считаешь, что этим утром кто-то умер? Кто бы это мог быть?

— Кто-то звал меня, вот и все, — покачал головой Гарри. — Так мне кажется.

— А твоя мертворечь? Можешь ты выяснить?

Гарри сердито фыркнул.

— Великое Большинство не желает меня знать, — ответил он. — Ни теперь, ни в будущем. Не могу сказать, что осуждаю их. — Он пожал плечами и несколько спокойнее добавил: — С другой стороны, если кто-то умер и ищет контакта со мной, он вскоре получит такую возможность.

— Да?

— С помощью мертворечи, — объяснил Гарри. — Правда, нужен личный контакт, потому что без этого я не знаю, где искать. И нужно делать это ночью. Днем солнце сильно досаждает. Если бы не эта шляпа, мне пришлось бы туго. И даже в ней я чувствую себя усталым и больным, не могу сосредоточиться. С утра еще было облачно, а теперь вот совсем прояснилось. И чем сильнее шпарит солнце, тем тупее я становлюсь. — Он встал и бросил остатки крошек на водную гладь. — Пошли отсюда. Мне надо побыть в тени.

Они отправились прямиком в старый мрачный дом на окраине Боннирига. Прощупали телепатически все вокруг.

— Ничего, — заявил Джордан, и Гарри согласился с ним.

— Ну ладно, — некроскоп скинул шляпу и плюхнулся в удобное кресло. — Говори, Джордан. Что же ты обнаружил в замке? Я вижу, тебе не терпится рассказать.

— Ты прав, — согласился Джордан. — Я рад, что могу хоть чем-то отблагодарить тебя, Гарри, за то, что ты для меня сделал. За то, что вернул мне жизнь. Боже, я снова жив, это так восхитительно! И мне так хотелось что-то сделать!

— Ты думаешь, что нашел его, этого урода? — Гарри подался вперед.

— Просто уверен, — ответил телепат. — Да, уверен, дьявол его возьми!

 

Глава 3Джонни... Найд

— Я показал охране удостоверение отдела, — начал свою историю Джордан. — И сказал, что занимаюсь смертью девушки, которую обнаружили у ограды. Объяснил им, что, как выяснилось, она оказалась не той, что мы сначала считали, и нужно начинать расследование заново.

Они знали обо всем из газет, и до меня уже приходили следователи. В том числе — сегодня. Двое в штатском находились в сержантской столовой. Я, сам понимаешь, несколько обалдел от такой информации. А потом подумал: какого черта? В конце концов, я сотрудник отдела, разве нет? По крайней мере, не так давно был им. В жизни не вступал в конфликт с законом. Полиция всегда относилась с уважением к отделу и ко мне лично. И vice versa.

Короче говоря, я спросил, как пройти в столовую для сержантов и старшин, и отправился туда.

Ты помнишь, замок занимает огромную площадь, большую часть которой туристы и в глаза не видели. Все, что они знают — это эспланада, где барабанщики бьют “Эдинбургскую Зорю” и где места достаточно, чтобы построить стадион на восемь тысяч мест с королевской ложей.

А вот огромный комплекс каменных строений за Монс Мегом, пушкой, что стреляет в час дня и “Старой чайной” у обрыва остаются неизвестными для большинства. Там-то, куда дорога для посторонних перекрыта, и начинается настоящий замок. Ты же там был, Гарри, и представляешь, как все выглядит: лабиринт аллей, арок и двориков — фантастическое место. Заблудиться там проще простого.

В общем, я разыскал сержантскую столовую и двоих офицеров в штатском, которые беседовали с сержантом, главным по кухне, и его вольнонаемными помощниками и что-то записывали в блокноты. Я показал удостоверение и спросил, не возражают ли они, если я послушаю. Они не удивились. Им было известно, что отдел — то есть Дарси Кларк и ты, Гарри, — помогал в этом деле.

В общем, я подоспел кстати — они расспрашивали о ночи убийства и, в частности, о том, что как раз в эту ночь на кухню доставили замороженное мясо. Эксперты обнаружили кровь животного на одежде Пенни, понимаешь?

Можешь вообразить, что я почувствовал, когда старший по кухне проверил записи и сказал, что туши были доставлены... вот именно, “Экспресс-Морозильниками”. Я, естественно, ничего не сказал: ушки на макушке, рот на замке, только старался ничего не упустить. Это было что-то: здоровенный краснорожий суетливый повар не позволил никому и рта раскрыть. Он не только хранил записи о днях и времени всех продуктовых поставок и накладные с подписями экспедиторов, но еще и номерные знаки грузовиков, на которых доставлялись продукты! Я, естественно, запомнил номер грузовика, который привез мясо этой ночью.

Организованы поставки следующим образом: поскольку днем на эспланаде масса народу, да и на улицах Эдинбурга фургон с прицепом в дневные часы неуместен, “Морозильники” развозят продукты ночью. Большой фургон не может, естественно, проехать под аркой или через узенький проезд, поэтому их паркуют на эспланаде, а кухня посылает водителя на армейском “лендровере” забрать туши. Водитель “Морозильников” грузит их сам из кузова фургона в кузов “лендровера”, садится рядом с водителем и едет с ним к кладовой, чтобы расписаться на накладных. Иногда сержант угощает водителя пивом в своей конторке, после чего тот отправляется к своему фургону. Ночью эспланада, конечно, пуста, и он может свободно маневрировать, чтобы развернуть свой фургон и уехать.

Эти офицеры в штатском хотели знать, было ли все как обычно в ночь убийства; им подтвердили: ничего необычного. Сержант хорошо знал того, кто возит мясо — он работает в дарлингтонском отделении (да, Гарри, в дарлингтонском!) и приезжает раз в три-четыре недели. И, если сержант оказывается рядом, он всегда угощает водителя пивом.

Что касается фамилии: подпись, само собой, была неразборчивой, возможно даже, фальшивой, хотя начальное “Н” можно было прочитать уверенно. Но толстый сержант клянется, что его зовут Джонни!

Ну вот, так я и узнал об этом. Полицейские выяснили все, что хотели. Я ушел вместе с ними. Сказал им, что они, похоже, и сами справляются с этим делом. Было ясно, что они не вполне представляют себе, чем занимается отдел, — а кто это представляет, кроме непосредственно сотрудников? — но считают его чем-то вроде высшего эшелона разведки, который решил побаловаться с потусторонними вещами: столоверчением, прорицанием и тому подобным. Думаю, они не далеки от истины.

Потом мы немного прошлись вдоль крепостной стены, заглядывая через нее, и спустились садами к Принс-стрит. Да, там у стены хватает мест, где можно перебросить тело, не покалечив его. Они особенно заинтересовались одним местом, и я подумал — не там ли нашли Пенни. Отзвук в их сознании подсказал мне, что я прав. Прощаясь с ними на эспланаде, я сказал:

— Я свяжусь с вами, и, если этот парень, Джонни, ни при чем, вы...

— О, мы совершенно уверены, что это он, — прервал меня один из них. — Подождем несколько дней. Мы хотим выследить этого ублюдка, когда он подцепит какую-нибудь девушку. Он убивает часто, так что, наверное, скоро попытается еще раз. Через день или два. А мы будем следовать за ним по пятам.

Так что я распрощался с ними. Я был в восторге — оттого, что я жив и вдобавок могу что-то сделать, — и пошел выпить пива. Потом гулял и ждал контакта с тобой. Вот и вся история.

Некроскоп, казалось, был несколько разочарован.

— Ты не раздобыл подробного описания этого человека? И когда у него очередная развозка?

— У них в головах этого не было, — ответил Джордан, покачав головой. — Кроме того, если бы я сконцентрировался на сканировании их мозгов, я мог бы совершить какую-нибудь глупость, выдать себя. Подумай сам, мы ведь оба телепаты. Когда мы читаем мысли друг друга, это бывает наиболее точно и отчетливо, потому что делается сознательно. Читать мысли обычного человека — совсем другое дело. Мозг — путаная штука, и он редко сосредотачивается на чем-то более чем на мгновение.

— Я и не думал тебя упрекать, — кивнул Гарри. — То, что ты сделал, потрясающе. Все безупречно — пока что. Но теперь мне надо узнать о Джонни побольше — например, что толкнуло его на этот путь. Это понадобится, наверняка. Если не мне, то отделу, когда я уйду. И потом, меня заинтересовало его имя. Ты как будто сказал, что Драгошани тоже был найденыш? Пожалуй, это может оказаться еще важней, чем ты думаешь.

Так что теперь мне нужно кое-что выяснить об этом Джонни Найде. Само собой, я хочу добраться до него раньше полиции. Его будут судить за убийство, но то, что он делает, — это гораздо больше, чем убийство. Он чересчур жесток. Это его и погубит.

Пока некроскоп говорил, его голос становился все ниже; он почти рычал. Джордан был только рад держаться подальше от его сознания, но он не мог не подумать: “Кем бы или чем бы ты ни был, Джон Найд, и что бы тобой ни двигало, не хотел бы я быть в твоей шкуре, даже если бы мне посулили все золото Форт-Нокса!”

* * *

Бен Траск назначил совещание на 14.00, и все свободные оперативники отдела явились. Министр тоже был здесь, в сопровождении Джеффри Пакстона, которого Траск никак не ожидал увидеть. Но он решил пока не реагировать на это; дело было настолько серьезным, что личным пристрастиям не могло быть места. Он только отогнал прочь несвоевременную мысль о том, что такой подонок, как Пакстон, находится в безопасности и под защитой закона, а отличный боец Гарри Киф раздавлен судьбой и практически пал жертвой своего бескорыстия.

В самом деле, именно Гарри научил службу всему этому. Как подступиться, какое оружие использовать — кинжал, меч или огонь — и как ударить. Всему, что нужно, чтобы убить вампира.

Когда все собрались, Траск не стал тратить попусту время и приступил прямо к делу.

— Вы все теперь знаете, кем стал Гарри Киф, — начал он. —Это значит, что он — самое опасное из всех когда-либо живших созданий. В первую очередь — потому, что он носитель этой чумы, вампиризма, которая может заразить всех, все человечество. Это, как вам известно, неизлечимо. Конечно, были вампиры и до Гарри. Но их уничтожили — в основном сам некроскоп! Именно из-за этого он так опасен: он знает все о вампирах, о нашей службе, вообще обо всем на свете. Не поймите меня неверно — он никакой не супермен и никогда им не был, но он лучший из лучших. Это было здорово, когда он был на нашей стороне, ну а сейчас дела обстоят не так уж замечательно. К тому же, в отличие от других вампиров, Гарри знает, что мы охотимся за ним.

Бен дал коллегам время осмыслить его слова, потом продолжил:

— Есть и ещекое-что, из-за чего он опасен. Он стал телепатом, так что теперь держите свои мысли на запоре. Иначе Гарри будет в курсе. Если ему станут известны ваши планы, он не будет дожидаться их осуществления, верно? Кроме того, он умеет телепортироваться, он использует так называемое пространство Мёбиуса, с помощью которого может отправиться, куда пожелает. Он может попасть буквально куда угодно, и притом мгновенно! Подумайте об этом...

И последнее — не по важности, конечно, — что нам теперь известно: Гарри стал некромантом вроде Драгошани; нет, хуже Драгошани, потому что тот лишь добывал сведения у своих жертв. Гарри же способен оживить их после смерти, превратив в вампиров. И они потом работают на него.

Таким образом, можно сказать, что кем бы он ни был ранее, теперь все переменилось. Наша цель — Гарри Киф. И все, кто на него работают.

Многие из вас ошеломлены известием о том, что случилось с Дарси Кларком. Чтобы не было никаких кривотолков: это был несчастный случай. — Траск предостерегающе поднял руку, потому что увидел напряженные лица и готовые задать вопрос губы. — Повторяю, несчастный случай, который можно понять, если и не принять. Я сам долго думал по этому поводу и хорошо понимаю ваше недоумение, но Дарси... изменился. Явно изменился, иначе он... мы бы не смогли убить его. Я сказал “мы”, то есть отдел. Если бы он остался жив, он был бы нашим самым слабым звеном, и рано или поздно с этим пришлось бы что-то делать. Но он мертв, его не вернуть, с ним не связаться, где бы он сейчас ни был. Потому что его кремировали, да, уже кремировали, и даже пепел развеяли. Если он был человеком Гарри — а это, похоже, так и было, — больше он таковым не является.

В общем, как я уже сказал, это был несчастный случай. И главное несчастье, может быть, даже трагедия — это то, что Дарси Кларк и Гарри Киф были друзьями, они постоянно общались. Понимаете? С самим Гарри несчастье случилось в Греции, точнее — в Румынии, несколько недель назад. С тех пор зараза полностью овладела им. И эта тварь, зараза, болезнь или как там можно такое назвать, без ведома Дарси, а, возможно, и без ведома или помимо воли самого некроскопа передалась от одного к другому. Вот как нам это представляется.

Факт тот, что у Дарси появилась сильнейшая мозговая завеса, и он лишился своего ангела-хранителя, своего дара, который обеспечивал ему безопасность. Что касается того, работал ли Дарси на некроскопа или сотрудничал с ним — ну, мы знали, что он передавал Гарри информацию еще до того, как в нем произошли изменения, хотя трудно сказать точно, когда с ним произошло превращение. Все это носилось в воздухе, но выплыло только прошлой ночью, когда Гарри пришел к Дарси домой. Он там пробыл недолго, а когда ушел... у Дарси появилась мозговая завеса.

Когда он умер... он уже не был тем Дарси Кларком, которого мы знали. Теперь его вообще нет. Но самое важное — он ни теперь, ни в будущем не станет угрозой отделу и всему человечеству.

Другое дело — Гарри. Он-то как раз представляет реальную опасность, как и те, кого он заразил. Мы не знаем, сколько их. По крайней мере — двое: молодая девушка, ее зовут Пенни Сандерсон, и известный вам телепат, Тревор Джордан. — Он снова поднял руку успокаивающим жестом. — Тревор был и моим другом. Но он, черт возьми, мертв! А теперь — нет. Гарри Киф возродил их обоих из пепла. И это говорит само за себя. Они — живые трупы!

Итак, к чему мы пришли? Ясно одно — придется сражаться, и нам понадобятся все силы, все умение каждого из нас. Потому что, если мы не победим, не будет нас, не будет никого!

Теперь о том, что мы собираемся предпринять. Этой ночью за девушкой. Пенни Сандерсон, будет установлено скрытое наблюдение. Этим займется Специальная Служба. Никаких экстрасенсов на этом этапе! Почему? Потому что Гарри Киф и Джордан способны опознать любого из нас, как если бы мы были радиоактивны.

Так что эту работу сделают за нас старые добрые английские бобби, сделают, не зная, что происходит на самом деле. Для них это всего лишь очередная слежка. Этой предосторожности должно хватить, поскольку мы знаем, что у девушки нет контактов с Джорданом или некроскопом — с тех пор, как Гарри... да, с тех пор как он сделал то, что вернуло ее. Так что мы дадим возможность блюстителям закона последить за ней какое-то время, а потом войдем в игру сами. Когда решим, что с ней делать.

Возможно, я вам кажусь слишком хладнокровным. Но так и должно быть. Я единственный, кто остался из старой команды, а значит, единственный, кто знает, на что похож дьявол. Я видел его, когда мы занимались делом Бодеску, я видел его в Греции. Если кто-то считает, что я преувеличиваю, пусть почитает сообщения Кифа или отчет Дарси Кларка по греческому делу. А если кто-нибудь не читал их, пусть, черт возьми, сделает это, и немедленно!

Итак, этой ночью за девушкой будут следить, пока не явимся мы. Но она — лишь мелкая рыбешка; а большая рыба — акулы — еще плавают. Они — главная наша забота. Они опасны. Но насколько?

Насчет Джордана. Сегодня утром он был в Эдинбурге, в замке, интересовался делом серийного убийцы. Дарси Кларк просил некроскопа помочь в этом деле, и, похоже, Гарри решил довести расследование до конца. Видимо, он и Джордан занимаются этим вместе. Почему? Не знаю. Возможно, потому, что одной из жертв была Пенни Сандерсон. Месть? Не исключено. Вампирам это свойственно. Если так, рано или поздно Гарри и компания поймают этого сексуального извращенца.

Так вот, Джордан был в замке. Он просто присоединился к паре людей в штатском, которые проводили там расследование. Это было нетрудно: у него сохранилось удостоверение отдела. Позднее один из следователей упомянул о Джордане, отчитываясь своему шефу — сообщил, что кто-то из отдела все еще занимается этим делом... Его шеф позвонил нам и сказал, что, мол, спасибо, но им не нужна помощь, они считают, что уже напали на след убийцы. Так или иначе, мы раздобыли имя подозреваемого и его адрес, что может оказаться весьма полезным. Похоже, его зовут Джон, или Джонни, Найд, живет он в Дарлингтоне. Так что местные власти понаблюдают за мистером Найдом, а я пошлю кого-нибудь понаблюдать за ними и попрошу их какое-то время не вмешиваться, если только Киф или Джордан не решат прийти за Найдом.

Что еще насчет Джордана? Мы знаем, что Тревор был — думаю, и остался — очень сильным телепатом. Возможно, от него Гарри и получил новый талант. Он ведь еще и некромант, как я уже говорил. И поэтому умеет перенимать таланты, как умел Драгошани. Но это только догадка, ее нужно проверить. А еще Джордан был всегда чертовски славным парнем. Нет, я понимаю, что славных вампиров не бывает. Можете не объяснять мне это! Но я хочу сказать, что в нем нет врожденного зла, ему, вероятно, еще предстоит вырасти. Я предполагаю это, потому что вампир в нем скоро усилит мощь его телепатии. Поэтому... да, поэтому ни в коем случае не пытайтесь прощупывать его!

Ну вот, это почти все. Подробные инструкции вы получите примерно через час, как только я их подготовлю. Все остальные дела отложите, пока не поступит других указаний.

Давайте напоследок еще раз прикинем, как мы собираемся действовать:

Нам известно, какое место считает Гарри “своей территорией” — он там прожил большую часть жизни — это старый дом вблизи Боннирига, недалеко от Эдинбурга. Мы предполагаем, что он там обосновался с Джорданом, который помогает ему то ли искать Джонни Найда, то ли — если они уже нашли его — готовить своего рода суд над ним. Поэтому, пристально наблюдая за этой девочкой, Сандерсон, и мистером Найдом, мы, конечно, одновременно будем вести наблюдение за старым домом Гарри. Но я настойчиво предупреждаю — это надо делать крайне скрытно, надеюсь, понятно?

Если мы сумеем взять девушку, Гарри и Джордана одновременно, хорошо бы каждого отдельно, то так и сделаем.

Но этот план не сработает, если Гарри и Джордан решат захватить Найда. Можно было бы дождаться момента и захватить одновременно всех троих. Только так мы возьмем их врасплох. Чего ни в коем случае нельзя делать, так это брать их по очереди — один предупредит остальных. Всем это ясно?

Наконец, а вернее — прежде всего мы должны еще раз проверить свое оружие. Тут я должен сказать вам об одной проблеме: министр имел конфиденциальный контакт с советским отделом экстрасенсорики по этому поводу.

Траск взглянул на море изумленных лиц, однако никто не заговорил.

— Дело в том, — продолжил он, — что, даже если мы думаем поймать некроскопа в ловушку, что это будет непросто, он может ускользнуть туда, откуда потом сумеет вернуться, и один Бог знает, что вернется вместе с ним! Да, я говорю о Вратах в Печорске, на Урале. Мы интересовались этим кошмаром с тех пор, как узнали о нем, и нам известно, что русские пытаются контролировать ситуацию, пока не найдут приемлемого решения. Если мы загоним некроскопа в тупик, он может отправиться на Темную сторону. Вот почему мы секретно связались с русскими — мы не можем позволить ему уйти туда. Хорошо, если он сам захочет там остаться. Но ведь он может вернуться и привести что-нибудь с собой на Землю — и это будет чудовищно.

Почему мы считаем, что он может уйти в другой мир? Об этом говорится в записной книжке, которую час назад нашли в квартире Кларка. Дарси заносил туда некоторые мысли, должно быть, перед приходом Гарри. Возможно, Гарри из-за этого и приходил. Записи беспорядочные, какая-то каша, но из них видно, что Дарси полагал, что Гарри собирается уйти в мир Вамфири. Короче говоря, русским теперь известно о планах Гарри столько, сколько мы могли им сообщить, и они будут начеку. Так что, похоже, Врата в Печорске для него закрыты.

Теперь о нашем вооружении. И о том, как им пользоваться.

Позже вас разобьют на группы и сообщат каждой задачу.

Траск сбросил покрывало со стола, на котором было разложено различное оружие.

— Важно, чтобы вы научились обращаться с этими вещами, — сказал он. — Вот мачете, все его знают. С ним надо быть поаккуратнее — острый как бритва. Вот арбалет; надеюсь, он тоже всем знаком. А этот предмет, вероятно, менее известен. Это легкий огнемет, последняя модель. Я думаю, стоит рассмотреть его. Видите — это резервуар с горючим, вот так он крепится на спине...

Он продолжал объяснять. Совещание закончилось часом позже.

* * *

Сразу после захода солнца Гарри перенесся с помощью перехода Мёбиуса на дарлингтонское шоссе. Он оставил Джордана спящим (он быстро уставал; возврат с Той Стороны все еще казался ему волшебным сном...) в тайной комнате под крышей в его доме над рекой. Из этой мансарды лестница вела к черному ходу, выходящему на заброшенный пустырь, так что в непредвиденных обстоятельствах Джордан мог воспользоваться этим ходом, чтобы покинуть дом. Но оба экстрасенса изучили психическую “атмосферу” вокруг и не обнаружили ничего подозрительного; да и Джордан не склонен был впадать в панику и не считал, что отдел видит в нем второго Юлиана Бодеску. В любом случае он был уверен, что они не станут действовать сгоряча.

Джонни Найд жил там, где центральная часть Дарлингтона заканчивалась и начинались окраины, на первом этаже старого четырехэтажного дома с узким фасадом, стоящего в ряду похожих домов. Старый красный кирпич почернел от копоти —магистраль железной дороги проходила поблизости; окна давно не мыты. Дорожка вела через крохотный заросший садик и оканчивалась тремя ступеньками крыльца. Там, за этой дверью, за грязными, засиженными мухами окнами, обитал Найд.

В сумерках кожа Гарри зудела, и он ощутил, как в нем пробуждается нетерпеливый вампир.

Напасть на некроманта, конечно, не составило бы труда. Но это не входило в планы некроскопа: в этом случае либо удастся взять его по-тихому, как говорят в полиции, либо он окажет сопротивление и Гарри придется убить его. Но это было бы слишком просто.

То, что делал Найд, было жестоко, подло... даже такая страшная вещь, как убийство, меркла перед этим. И Гарри решил, что в данном случае возмездие должно соответствовать преступлению. Впрочем... нечто вроде суда тоже будет. Но это будет суд карающий, а не следствие с целью определить меру для перевоспитания, потому что если Джонни Найд был тем, кого Гарри ищет, то приговор уже вынесен.

Рабочий день уже кончился, наступил час пик. Вечерние улицы были переполнены спешащими домой людьми. В этот дом тоже возвращались с работы. Женщина средних лет с переполненным пластиковым мешком неуклюже протиснулась в дверь; девушка с растрепанными волосами и хныкающим ребенком, вцепившимся в ее руку, попросила женщину с мешком подождать ее и придержать дверь; следом прошел мужчина в комбинезоне, усталый, с опущенными плечами, на плече — кожаная сумка с инструментами.

В мансарде под крутой крышей зажегся свет. Потом замигало окно на втором этаже, следом — на третьем. Гарри отвлекся на миг, посмотрев вдоль улицы, направо и налево, потом снова глянул на дом — ив этот момент тускло засветилось четвертое, угловое окно в квартире на первом этаже. Хотя он не видел, как вошел в дом Найд.

Дом стоял на углу; возможно, был вход с другой улицы. Гарри дождался, пока улица опустеет, перешел на другую сторону и обогнул угол дома. Так и есть: незаметная дверь сбоку; персональный вход в логово Джонни Найда. И он сейчас там.

Гарри перешел на другую сторону мощеной булыжником боковой улочки и притаился в тени стоявшего там здания. Он прислонился к стене и стал глядеть на освещенное окно квартиры первого этажа, имевшееся и с этой стороны. Интересно, что сейчас делает его добыча, о чем думает? Тут Гарри сообразил, что гадать незачем — у него ведь есть талант, дарованный Джорданом.

Он выпустил наружу усиленную вампиром телепатическую ауру — в ночную тьму, через улицу, сквозь старую кирпичную кладку дома, в грязное и прокуренное убежище зла. Но попытка оказалась какой-то слишком вялой — как рябь на темной воде пруда, расходящаяся во все стороны. Как вдруг некроскоп нашел; нашел больше, чем он мог рассчитывать.

Он прикоснулся телепатически к сознанию — нет, к двум сознаниям, — и внезапно понял, что ни одно из них не принадлежит Джонни Найду. Во-первых, они были не в доме, а во-вторых — они искали его! Его, Гарри Кифа!

Гарри присвистнул. Вот оно что! Тело напряглось, но он подавил этот импульс — так он только покажет свою настороженность.

Он оглядел ночную улочку. Отдел? Нет, это не совсем то, не телепатия, не сверхчувственное поле. Тогда кто или что это? И где?

Где-то дальше по улице вспыхнул и спрятался огонек сигареты: кто-то притаился там, как и сам некроскоп. А на другой стороне главной улицы, у фонарного столба, стояла фигура в темном плаще с руками в карманах, посматривая в разные стороны, как всегда ведет себя человек, который надеется, что та, кого он ждет, вот-вот появится: это явно была приманка, чтобы отвлечь внимание от затаившегося в тени.

Оба они недоумевали по поводу Гарри; он выхватывал мысли прямо из их растерянных разумов.

Тот, что ближе к столбу: “Найд-то дома, а этот типчик кто?.. Шастает взад и вперед по улице, крадется как кот... Тот ли это, за кем надо следить? Предупреждали, что, если он придет, надо держаться подальше, но... Это же шанс! Может, инспектором сделают?”

И тот, кто стоял в тени, а теперь вышел и высматривал Гарри: “Сказали, что опасен... Ну, пусть только попробует. Это же самозащита... Снесу ему дурацкую башку напрочь”. (Гарри почувствовал, как рука человека дернулась к рубчатой резине на рукоятке пистолета, лежащего в кармане.)

Тот, что с оружием, лениво подошел к столбу; второй выпрямился, вынул руки из карманов и направился через улицу в сторону Гарри. И тихо, внешне спокойно (хотя сердца колотились в их груди, а глаза злобно сощурились) они пошли на сближение.

Гарри поглядел на них и, удивившись, услышал, что из его горла вырвалось рычание. Огненная река разлилась по его жилам, высветив внутри него нечто. Оно ликующе пело в нем, посылая в бой, за горячей алой кровью, за жизнью и смертью! Вамфири!

Но человек в нем устоял.

“Нет! Они не враги. В другое время, когда ты распоряжался собой, они могли стать соратниками. Зачем уничтожать, когда ты легко можешь ускользнуть от них?”

“Потому что бегство не в моей натуре! Встречать лицом к лицу и сражаться!”

“Сражаться? С кем? Они почти дети...”

“Да? Но один из этих детей вооружен!”

Человек в плаще пересек улицу, пропустив машины; до него оставалось десять-пятнадцать шагов, не более.

До второго — шагов двадцать. Оба определенно направлялись к Гарри. Вампир в нем ощущал опасность, не хуже, чем он сам, и старался защитить его. Некроскоп покрылся странным холодным потом; его окутал колдовской туман, подобно плотному плащу. И, когда оба полицейских приблизились, туман клубился вокруг него, словно в бойлерной.

“Их оружие теперь бесполезно. Они не видят тебя. А ты видишь, осязаешь, чувствуешь, можешь подойти и коснуться их, если захочешь. Нападай!”

— Черт бы тебя побрал! — вслух обругал Гарри то ли себя, то ли тварь в себе. — Будь ты проклят, черный скользкий ублюдок!

— Эх, что толку ругаться, приятель! — ответил ему один из полицейских, наклоняясь и целясь в густой туман. — Ладно, нам не впервой слышать ругань и проклятья. Так что выходи-ка! Не так уж полезно торчать в этом пару. Хочешь повредить легкие? Или нам самим тебя тащить, а? Ну ладно, я же сказал — выходи!

Ответа он не дождался, лишь послышался внезапный хлопок, как бы всосавший туман в себя, как будто кто-то встряхнул одеяло или хлопнул дверью в самой его гуще. Через несколько секунд туман совсем рассеялся, осел на землю пеленой влаги, отчего камни мостовой стали влажными и блестящими. А стена была высокой и черной, и возле нее никого не было, не было и никакого прохода, через который можно улизнуть.

Вообще — никого и ничего не было!

* * *

А в Боннириге проснулся Тревор Джордан; он вскочил с кровати, тяжело дыша, весь в испарине от каких-то тут же забытых ночных кошмаров, и побрел по комнатам и коридорам старого дома у реки, включая везде свет. Он нервно вздрагивал, выглядывая из-за занавесок на окнах в ночь. Что именно его беспокоило, он и сам не знал, но он ощущал, что снаружи затаилось нечто. Затаилось, сберегая энергию, и ждет с самыми кровожадными намерениями.

Может, это Гарри? Вернее, тварь, в которую Гарри слишком быстро превращался. Может быть, это предчувствие гибели Гарри, когда отдел начнет охоту на него? Возможно, и это. Или это и его судьба, если он к тому моменту будет с некроскопом? Неужели он теперь в том же положении, что и Юлиан Бодеску, тем вечером, когда отдел окружил его, чтобы уничтожить? Да, наверняка что-то в этом роде.

Пока не поздно, нужно уходить. Нужно уйти от Гарри и стать добропорядочным земным человеком, как все нормальные люди. Конечно, телепат понимал, что стать обычным человеком ему не удастся — он ведь был по ту сторону и вернулся. Но он попытается. Он будет стараться, привыкнет и постепенно обо всем забудет... Боже, до сих пор в дрожь бросает, как подумаешь: он не был жив (“мертвый” — он до сих пор не выносил этого слова), а теперь он снова среди людей и даже сохранил свой дар. А когда Гарри покинет Землю и отправится в места, которые трудно себе представить, Джордан даже сможет вернуться в отдел. Если они захотят его взять. Они, конечно, сначала захотят удостовериться. Проверят, остался он таким же, как прежде, или...

Самое ужасное, что Джордан и сам не был ни в чем уверен и понимал теперь, что от этого и происходят его ночные кошмары. Но если превращение Гарри продолжит набирать силу...

Гарри!

На Джордана неожиданно хлынула телепатическая аура некроскопа — как будто его вдруг окунули в ледяную воду, так что мурашки побежали по коже. Оттуда из-за реки Гарри слушал телепата, читал его мысли. Как долго он это делал?

Минуты две, не больше. И он не прощупывал Джордана, а просто проверял, все ли в доме в порядке. Гарри, однако, уловил кое-что из Джордановых страхов, и это отнюдь не помогло успокоить бушевавшего внутри него зверя, разъяренного тем, что Гарри не дал ему расправиться с полицейскими, следившими за квартирой Джонни Найда. Гарри убрался из Дарлингтона не прямо к себе домой. Он перенесся в заросли на дальнем берегу реки. Причина была проста; то, что он прочитал в мозгах полицейских, ясно говорило: охотились именно за ним. Причем, кто-то сказал тому полицейскому, с оружием, что Гарри опасен. Это мог быть только отдел. Так что, несмотря на то, что Дарси Кларк должен был переубедить их, вражда осталась. Они не прислушались к Дарси.

Но если они устроили слежку за ним в Дарлингтоне, не приходится сомневаться, что скоро будет установлено наблюдение и за его домом. Он отвадил Пакстона (на время), но Пакстон — лишь один из них, и он не похож на остальных. Так что теперь нужно тщательно все проверять, даже когда возвращаешься в надежные (до сих пор) укрытия. Некроскоп почувствовал, как в нем снова просыпается своего рода фобия — чувство обреченности, страх перед смыкающимся вокруг него пространством, в том числе — пространством Мёбиуса. Не говоря уж о времени.

Вдобавок, оказывается, Тревор Джордан сам боится его, боится того, что Гарри может с ним сделать... Это было чересчур для Гарри.

Мертвые (даже сам Мёбиус) отвернулись от него; мать истаяла и покинула его; нет в мире ни одного человека — ни живого, ни мертвого, — который мог бы сказать хоть что-то хорошее о нем. И это тот самый мир, то самое человечество, ради которого он столько лет отчаянно боролся. Он больше не принадлежит этому племени. Ни сейчас, ни в будущем.

Гарри шагнул через дверь Мёбиуса и попал во тьму коридора в доме за рекой. Он тихонько начал подниматься наверх, в свою спальню. Его вдруг охватило чувство усталости. Столько проблем... уснуть, отключиться от всего. Пусть все катится к дьяволу! Будущее само о себе позаботится.

Но когда он был лишь на середине первого пролета лестницы, его остановил голос Джордана.

— Гарри? — Телепат стоял внизу у начала лестницы и смотрел на него. Тревор... Он ведь мог читать мысли некроскопа с той же легкостью, что Гарри прочел его мысли. — Гарри, зря я об этом подумал.

— А мне нечего было лезть в твои мысли, — кивнул Гарри. — Ладно, забудь. Ты сделал то, о чем я просил, и отлично сделал. Я признателен тебе. А одному быть не так уж плохо, я был один и раньше. Так что если хочешь, можешь уйти, хоть сейчас! Откровенно говоря, я все больше теряю контроль над своей тварью, так что безопаснее всего уйти прямо сейчас.

Джордан покачал головой:

— Нет, Гарри, весь мир ополчился против тебя. Я не брошу тебя сейчас.

Гарри пожал плечами и повернулся, чтобы подняться наверх.

— Как хочешь, но не слишком затягивай с уходом.

 

Глава 4Грезы...

Ночь только начиналась, когда Гарри опустил голову на подушку. Но луна стояла уже высоко, и вовсю сияли звезды. Это была его пора. Его чувства в ночной тьме обострились, как никогда. В том числе и те, что управляли (или управлялись?) его подсознанием. Он грезил...

Сначала ему привиделся Мёбиус, Гарри чувствовал, что это не просто сон. Давным-давно умерший ученый пришел к нему и сел на край кровати, и хотя его лицо и очертания фигуры были расплывчатыми, мертворечь звучала отчетливо и осмысленно, как всегда.

— Мы говорим в последний раз, Гарри. Во всяком случае, здесь, в этом мире.

— Вы в самом деле хотите поговорить? — спросил Гарри. — Похоже, в последнее время я приношу всем беду.

Расплывчатая бестелесная фигура кивнула.

— Да, но мы с тобой знаем, что твоей вины тут нет. Потому я пришел к тебе сейчас, пока твои сны еще принадлежат тебе.

— Так ли это?

— Думаю, да. Ты сейчас говоришь совсем как тот Гарри, которого я всегда знал.

Гарри немного успокоился, сел в кровати и спустил на пол ноги.

— О чем вы хотели поговорить?

— О других краях, Гарри. Об иных мирах.

— О моих конических параллельных измерениях? — некроскоп дернул плечом. — Это был блеф. Я спорил ради спора. Мы просто упражняли свой ум, мой вампир и я.

— Пусть даже так, — ответил Мёбиус, — хоть ты и блефовал, но оказался полностью прав. Это твоя интуиция, Гарри, она не подвела. Только в этой картине кое-что не учтено.

— Что?

— Скорее кто, — сказал Мёбиус.

— Ах, кто! Мы опять говорим о Боге?

— Большой Взрыв, Гарри, — продолжал Мёбиус. — Первичный свет, который породил пространство и время. Все это не могло возникнуть из ничего. Хотя мы и договорились, что до Начала не было ничего. Это-то и было глупо, мы же оба знаем, что разум не нуждается в плоти.

— Значит, Бог, — кивнул Гарри. — Первичная Бестелесная Сущность. Она сотворила все это. Но с какой целью?

Мёбиус снова пожал плечами.

— Наверное, для того чтобы посмотреть, что из этого выйдет.

— Вы полагаете, Он и сам не знал? А как же всеведение?

— Это бессмыслица, — ответил Мёбиус. — Никто не может знать все раньше, чем событие произойдет, — и пытаться не стоит. Но Он знает все с того момента.

— Поведайте мне о других мирах, — попросил Гарри, невольно захваченный разговором.

— Существует мир Врат, мир Темной и Светлой сторон, — начал рассказывать Мёбиус. — Но он... потерпел крах. Непредвиденные парадоксы привели его к гибели. Темная сторона — край вампиров и гнездилище Вамфири: они явились и причиной, и результатом краха. Но это касается прошлого и будущего. А сейчас говорить об этом мире значит вмешиваться в ход событий, влиять на них. Что несколько самонадеянно.

— Время и пространство относительны, — не согласился Гарри. — Разве я не говорил это всегда? Но они по-своему предопределены. Нельзя повлиять на них простыми рассуждениями.

— Очень неглупо, — невесело хмыкнул Мёбиус. — Надо признать, что ты прав, но я не поддамся на уловки твоего вампира, мой мальчик! И кроме того, я собирался поговорить не о Темной стороне.

— Конечно, я слушаю, — ответил Гарри, слегка раздосадованный.

— В одном из наших разговоров, — напомнил Мёбиус, — ты упомянул о равновесии миров, о черных и белых дырах, которые соединяют различные уровни бытия и сдерживают или даже обращают вспять энтропию. Подобно гире, обеспечивающей качание маятника в старых часах. Но это равновесие физическое. А есть еще и метафизическое, нематериальное равновесие.

— Снова Бог?

— Равновесие Добра и Зла.

— Возникших одновременно? И вы беретесь доказать это, Август Фердинанд? Как вы помните, мы договорились, что до Начального Взрыва не было ничего! Верно?

— Наши концепции не противоречат одна другой, — покачал головой Мёбиус. — Наоборот, они отлично согласуются друг с другом!

— Значит, в Боге есть темное начало? — удивился Гарри.

— Да, конечно, и Он изгнал его.

Слова старого ученого и то, что из них следовало, озадачили Гарри.

— Выходит, и я могу поступить подобным образом? Это вы и хотели сказать?

— Я хочу сказать, что миры находятся на разных уровнях: одни — выше, другие — ниже. И все, что мы делаем здесь, определяет следующий шаг. Мы движемся: или вверх, или вниз.

— Рай или Ад?

— Если тебе так понятнее, — пожал плечами Мёбиус.

— Вы хотите сказать, что, двигаясь вперед, я могу оставить зло — даже моего вампира — позади?

— Пока есть выбор — да.

— Выбор?

— Пока в тебе различимы добро и зло.

— То есть пока я не сдался? Я правильно понял?

— Мне пора, — сказал Мёбиус.

— Но мне так много нужно узнать! — Гарри был в отчаянии.

— Мне позволили вернуться, — продолжал Мёбиус. — Но не остаться здесь. Мой новый уровень выше, Гарри. Тут ничего не поделаешь.

— Погодите! — Гарри попытался вскочить с постели, схватить Мёбиуса за руку, но не смог даже пошевелиться, да и хватать было нечего — собеседник его стал подобен зыбкому туману. И, словно воспользовавшись своей магической формулой, великий ученый внезапно исчез, как будто его и не было.

Визит Мёбиуса почему-то утомил Гарри сильнее, чем обычно. Он погрузился в глубокий сон. Но та часть мозга, которой распоряжался вампир, не давала забыть ему некое имя, оно мучило его и не уходило. Это имя было — Джонни Найд.

Гарри был телепат; у него была задача, которую следовало выполнить; и в нем жил вампир. Когда он готовился к схватке с Яношем, сыном по крови Фаэтора Ференци, в горах Трансильвании, Фаэтор предупредил его, что живым из этой схватки выйдет только один из них и победителю достанется неслыханное могущество. Янош умел читать будущее, он понимал, что не может позволить себе проиграть. Впрочем... он никогда не пытался понять будущее. Прочесть его в случае необходимости — это да, но не пытаться понять.

В той схватке победа досталась Гарри. И хотя у него не было случая оценить свои возможности — в частности, недавнее приобретение, телепатический дар, — он знал, что эти возможности беспредельны. А уж теперь, усиленные вампиром...

Во сне он не мог управлять своими талантами, но они тем не менее оставались при нем. Сон словно сортирует свалку для разума, он отметает всякий накопившийся хлам и случайный мусор, выявляя главное. Для того и предназначен человеческий сон. И еще для исполнения желаний. Для пробуждения подавленного чувства вины. Вот почему людей с совестью мучают кошмары.

У Гарри была своя доля вины. А также более чем достаточно неисполненных желаний. И то, с чем он не мог справиться в реальной жизни, его подсознание и вампир, который был частью его, попытались исполнить, пока он спит.

Его подсознание протянулось телепатическим лучом, безошибочно найдя свою цель за много миль в Дарлингтоне. Целью этой был погруженный в сон мозг Джонни Найда, мозг, наделенный странным и уродливым даром. Гарри хотел разобраться в нем.

Его изощренному уму достаточно было нащупать малейшую зацепку, намек, тронуть ту или эту струну и тогда Джонни Найд скажет остальное сам.

Скажет все, до конца...

* * *

Джонни тоже спал, ему снилось, что он еще маленький. Вряд ли ему хотелось этого, но ночные призраки стучались в дверь, за которой прячутся воспоминания детства, и требовали открыть ее.

Да, детские воспоминания у него были, но едва ли их стоило пробуждать, даже во сне. Обычно он этого не делал.

Джонни заворочался. Его подсознание изнемогало и пыталось захлопнуть и накрепко заколотить дверь в прошлое, но что-то мешало, и Джонни беспомощно глядел, как дверь снова распахивалась. Там его ждали все Скверные Делишки минувших дней: все грешки, что числились за ним, а также всевозможные наказания, которые он за них получал. Но ведь он был ребенком, — невинное дитя, так они говорили, он скоро это перерастет. Правда, сам-то Джонни знал, что он всегда будет таким, и едва ли они отыщут наказание, соответствующее его прегрешениям. Они пытались втолковать ему, что он поступает нехорошо, и он почти поверил, но потом он стал достаточно взрослым, чтобы понять, что они лгут — они ведь не понимали. Они не способны были понять, что это было хорошо — все, что он делал. Он чувствовал, как это хорошо. Как ему хорошо.

Детство — это одиночество. Никто не понимал его, никто знать не хотел об этом... о тех делах, которыми он занимался. Жалкие трусы, они о таких вещах даже думать боялись.

Да, там одиноко, за дверью, что так тянет к себе. И было бы еще более одиноко, если бы у него не было мертвых. С ними можно поговорить, можно поиграть. Помучить.

Это помогало ему — его секрет, его тайный дар, способность развлекаться с мертвецами, — и поэтому не так тяжко было быть сиротой. Ведь им, тем, с кем он играл, было еще хуже, чем ему. Намного хуже.

А если и не хуже — тут все в его руках. Джонни всегда мог сделать им еще хуже.

Открытая дверь и притягивала, и отталкивала его. Там, за ней, змеились и клубились, подобно туману, водовороты воспоминаний, притягивая его, и наконец Джонни — по собственной ли воле? — соскользнул через дверь. Детство поджидало его.

* * *

Его назвали “Найд”, сокращенно от “найденыш”, потому что его и впрямь нашли, нашли в церкви. Скамья, на которой он лежал, ходуном ходила от его рыданий, эхо его воплей, отражалось от стропил в то воскресное утро, когда церковный служка заглянул проверить, в чем там дело. Он был даже не обмыт после родов, его спеленали воскресной газетой, а послед, который сопровождал его появление в этом мире, валялся под соседней скамьей, сунутый в пластиковый пакет.

Причем же тут похоть? Джонни орал так, что разрывались легкие, от его рыданий вылетали цветные стекла витража и осыпалась штукатурка с потолка, словно ребенок понимал, что не имеет права находиться тут, в церкви. Возможно, его несчастная мать тоже это понимала, но пыталась хоть как-то защитить его. Впрочем, тщетно. Не только Джонни был покинут, но и она тоже.

Он орал и орал, пока не подъехала машина скорой помощи и его не увезли в госпиталь, в родильное отделение. И только после этого, после того как он покинул Божий дом, Джонни умолк.

Машина, которая увезла мальчика в больницу, подобрала и его мать. Она сидела, истекая кровью, привалившись к церковной ограде; голова свесилась к набрякшим грудям. В отличие от сына, она умерла раньше, чем была доставлена в госпиталь. А может, и позже — ненамного...

Странное начало странной жизни; но это было только начало.

В госпитале его вымыли, одели, накормили, он получил кровать и — с этого момента и на всю жизнь — имя. Кто-то нацарапал “найд.” на пластиковой бирке, прикрепленной к его крохотному запястью, чтобы отличать его от других младенцев. И он стал Найдом. Но когда нянечка подошла взглянуть, почему вдруг ребенок затих, она увидела нечто совершенно немыслимое. Хотя, с другой стороны, вполне объяснимое. Дело в том, что его мать была не совсем мертва, и, по-видимому, слышала плач детей и понимала, что среди них — ее ребенок. Как иначе можно было понять все это?

Безымянная мать Джонни лежала рядом с его пустой кроваткой, а он, свернувшись у нее на руках, сосал холодное молоко из мертвой стылой груди.

* * *

Джонни провел в сиротском приюте первые пять лет своей жизни, потом его взяла на воспитание супружеская пара, но через три с лишним года его приемные родители разошлись при трагических обстоятельствах. После этого он попал в сиротский приют для подростков в Йорке.

Его приемным родителям, Прескоттам, принадлежал большой дом на окраине Дарлингтона, там, где заканчивался город и начиналась сельская местность. В 1967 году, когда они взяли Джонни, у них была четырехлетняя дочь; после ее рождения у миссис Прескотт больше не могло быть детей. Это их огорчало — они всегда хотели быть “идеальной” семьей: папа, мама, сын и дочка. Джонни показался им подходящей кандидатурой, чтобы помочь осуществить мечту.

И все же Дэвид Прескотт не сразу принял мальчика в свое сердце. Он затруднился бы объяснить, что именно его беспокоит, но что-то было не так.

Джонни, войдя в семью, тоже стал Прескоттом — по крайней мере, пока жил с ними. Он с самого начала не сошелся с сестрой. Их нельзя было оставить вместе и на пять минут — сразу вспыхивала драка, и взгляды, которыми они пронзали друг друга, были слишком полны ненависти даже для разозлившихся детей. Алиса Прескотт винила во всем свою маленькую дочь, считая, что она слишком избалована (вернее сказать, она винила себя за то, что избаловала дочку), а ее муж считал, что виноват Джонни, он какой-то странный. И в самом деле, в мальчике было что-то странное.

— Ну и что из того? — спорила с ним жена. — Джонни был беспризорным, он не знал родительской ласки: приют не в счет, это не самое лучшее место для ребенка! Любовь? Переживания малышей? Им всем просто не терпелось избавиться от него, я же видела. Вот и вся любовь!

Дэвид Прескотт задумался: “Может, причина в этом? Но почему? Джонни нет и шести. Как мог кто-то обижать такую крошку? Тем более — в приюте, где работают люди, профессия которых — заботиться об этих несчастных”.

У Прескоттов был магазинчик на углу, торговавший всякой всячиной. Дела шли отлично. Лавка располагалась менее чем в миле от их дома, на главной дороге, ведущей с севера в Дарлингтон, и обслуживала недавно обосновавшихся в округе жителей трех сотен домов. Магазин Прескоттов работал с девяти утра до пяти вечера четыре дня в неделю, а в среду и субботу — только по утрам, и вполне обеспечивал их потребности. Девушка, живущая поблизости, приходила к ним на неполный день посидеть с детьми, поэтому магазин не был особой обузой.

Дэвид держал голубей; голубятня была в глубине большого глухого сада, а Алиса любила поковыряться в земле после рабочего дня. Когда няня брала выходной, они смотрели за детьми по очереди.

Если не считать стычек между Джонни и его сестренкой Кэрол, Прескотты жили нормальной, вполне приятной, можно даже сказать, идиллической жизнью. И так продолжалось, пока Джонни не исполнилось восемь лет.

Неприятности начались с голубятни, а также с кота. Это был ленивый добродушный холощеный зверь по кличке Моггит. Он спал вместе с Кэрол и был ее любимцем. Однажды утром он вышел в сад и больше не вернулся.

Лето в том году выдалось знойное, в воздухе было разлито напряжение, все стали раздражительными и вспыльчивыми. Дэвид тогда выкопал бассейн для детей и натянул над ним полиэтиленовую пленку на алюминиевом каркасе.

Джонни обрадовался — будет так здорово плавать и играть в собственном бассейне; потом это ему наскучило. Кэрол там нравилось, и это раздражало ее приемного брата: он не выносил, когда кто-то любит то, что ему не нравится, да и вообще он не переваривал Кэрол.

Как-то утром, через три-четыре дня после пропажи Моггита, Джонни встал спозаранок. Он не знал, что Кэрол тоже не спала; она мигом оделась, как только услыхала, что дверь соседней спальни тихонько открылась и снова закрылась.

Ее брат (она всегда произносила это слово с нажимом) последнее время часто вставал очень рано, на несколько часов раньше всех остальных, и Кэрол хотела знать, что он собирается делать. Это не так уж волновало ее, но вызывало некоторую ревность, а еще больше — любопытство. Хоть Джонни настоящая свинья, лучше пусть он пойдет с ней в бассейн, чем будет заниматься своими дурацкими таинственными делами в одиночку.

Сам же Джонни никому не позволил бы решать за него, чем ему заниматься. Ходить в школу летом не надо, и он может заниматься своими “штучками”; у него было любимое место за садовой оградой — там за колючей изгородью начинались луга и поля фермеров, которые тянулись вдаль к северу и северо-западу. Здесь он проводил долгие часы, пока его не звали домой или пока он не чувствовал, что настало время обеда.

Если бы приемные родители спросили его, чем он там занимается целыми часами, он бы просто ответил: “Играю”, и все. Но Кэрол хотелось выяснить, во что именно он там играет. Разве может быть что-то интереснее бассейна? Вот она и пошла за Джонни, миновала на цыпочках родительскую спальню и очутилась в саду. Сияющее солнце только что взошло над горизонтом и затопило солнцем пробудившийся простор.

Джонни обошел бассейн, упакованный в прозрачную пленку, и углубился в сад, направляясь к ограде. Он привычно пролез сквозь дыру на высоте около пяти футов и спрыгнул вниз с той стороны. Потом пробрался сквозь кустарник и вышел в поле, навстречу солнечному сиянию. Следом за ним появилась Кэрол.

Полем он прошел с полмили, затем добрался до старой разбитой колеи, огибавшей заброшенную ферму, которая утопала в буйных зарослях зелени, скрывавшей остатки стен и обломки камня. Джонни срезал угол, двинувшись прямиком через луг, и его темная голова мелькала среди высокой раскачивающейся травы.

Стоя на заросших травой ступенях, оставшихся от дома, Кэрол проследила взглядом, куда направляется Джонни, чтобы отправиться за ним. Эти развалины были секретом Джонни, местом его тайных игр. И она разгадала этот секрет!

Джонни скрылся среди груды заросших сорняком обломков стен, когда его сестра, запыхавшись, перебежала лужайку. Отдышавшись, она поглядела в обе стороны вдоль заросшей дороги, некогда служившей для подъезда к ферме, шагнула к развалинам и снова замерла... Что это? Крик? Кошачий крик! Моггит?

Моггит!

Кэрол зажала рот ладошкой. У нее перехватило дыхание. Бедненький Моггит, он застрял в этих развалинах. Может, из-за него Джонни и пошел сюда: услышал крики Могтита, который не может выбраться из какой-то дыры, куда он угодил.

Кэрол хотела откликнуться на странные жалобные крики кота, чтобы он немного успокоился, услыхав ее, но потом решила не делать этого, потому что Моггит от неожиданности мог дернуться и провалиться еще глубже. И потом, может быть, он потому и мяукнул, что Джонни уже пытается ему помочь.

Задержав дыхание, Кэрол пересекла разбитую пыльную дорогу и попала на широкое пространство. Когда-то вокруг были различные постройки, принадлежавшие ферме. Теперь это место окружали груды камней, покрытых плющом и разросшимся орешником, скрывавшими следы разрушений. Обломки камня и щебень осыпались под ногами, и тропа, протоптанная Джонни, была ясно видна среди поросли.

Тропа вела через заросли, чья листва образовывала как бы туннель, куда почти не проникал свет. Семилетняя девочка продолжала свой путь. Кэрол уже не могла вернуться, вопли Моггита (она была уверена, что это Моггит, и в то же время молилась, чтобы это оказался не он) вели ее вперед. И тут заросли кончились, хлынул яркий солнечный свет, и, щурясь и мигая, Кэрол увидела Джонни, который сидел посреди расчищенной лужайки.

Она увидела Джонни, увидела, чем он тут занимается, но сразу не поняла — ее детский ум не мог этого осознать, не мог поверить. Потом поняла... Нет, она ошибалась, это совсем не ее кот.

Ее Моггит, с белоснежным брюшком и лапами, с пышным хвостом и гладкой блестящей черной спиной и шеей, ее Моггит, со взглядом и повадками Одинокого Охотника...

А тут какая-то измочаленная болтающаяся тряпка, никакой не кот.

У Кэрол все помутилось, она, теряя сознание, упала рядом с остатком стены, стукнувшись об обломок кирпича, и Джонни услышал шум. Он повернул голову, но не сразу заметил Кэрол — только лужайка и привычные груды камней. А Кэрол успела его разглядеть: припухлое лицо, выпуклые безжизненные глаза, залитые кровью руки, похожие на лапы с когтями. Рядом с ним, на стене, где он сидел, лежал открытый перочинный ножик, рука крепко сжимала остро заточенный прут с красным кончиком.

И Моггита она тоже разглядела. Его задняя лапа едва касалась земли, слабо царапала траву в попытке поддержать тело и снять вес с шеи, охваченной петлей из тонкой проволоки, которая была захлестнута за ветку бузины. Вырванный желтый глаз болтался на тонкой жилке; пышная белая шерсть на брюшке слиплась и стала алой — живот был вспорот, внутренности блестели на солнце.

Но это не все. Тут была еще пара пропавших отцовских любимцев-голубей; они тоже болтались безвольно на соседней ветке, их крылья слабо дергались; а на земле лежал еще живой ежик, проткнутый насквозь стальной спицей; все это дергалось вокруг Джонни, окружало его кольцом нескончаемой агонии. Похоже, имелись и другие жертвы, но Кэрол больше не в состоянии была глядеть на это.

Джонни успокоился, никого не заметив, и вернулся к своей забаве. Сквозь наворачивающиеся слезы Кэрол увидела, что он встал, взял в одну руку мертвого голубя, проткнул отточенным прутиком остывающее тельце. Он снова и снова пронзал мертвую плоть, словно... словно она вовсе не была бесчувственной! Словно он верил, что эта окровавленная, остывшая, искалеченная тушка могла что-то чувствовать. Джонни хихикал, приговаривал, бормотал, глядя на эти несчастные искалеченные то ли живые, то ли мертвые, то ли на последнем издыхании тела, он и не пытался прекратить их агонию.

Да, теперь до его сестры дошло, что за игру себе придумал Джонни. Суть была в том, чтобы замучить живое существо до смерти. Уловить этот момент он не мог и потому продолжал пытки даже после того, как для бедных зверюшек перестанет светить солнце!

Да, именно Кэрол первая узнала правду о своем приемном брате, сама не понимая этого. Она знала, что Джонни жестокий и злобный мальчик, но того, что она увидела, просто не могло быть.

Но Моггит, бедненький Моггит! До нее наконец дошло, что это он, что это его Джонни искалечил, изрезал и продолжал медленно пытать. Этого она стерпеть не могла.

— Мо-о-г-ги-ит! — закричала она что есть мочи. А потом: — Ненавижу! Джонни, ненавижу тебя!

Она поднялась на ноги, покачнулась, удержала равновесие и ринулась к нему, зажав в кулачке обломок кирпича с острым краем. Джонни наконец заметил сестру, его лицо в пятнах крови посерело. Он схватил свой ножик — не для защиты, совсем с другой отвратительной целью, которая вдруг пришла ему в голову. Тонкая длинная бечевка, на каких запускают воздушных змеев, удерживала ветку бузины с подвешенным телом несчастного Моггита. Джонни перерезал ее — не всю, несколько прядей. Он со злостью рванул бечевку, и Моггита вздернуло кверху и завертело; хриплые кошачьи крики оборвались, когда петля врезалась в его горло.

Джонни торжествующе хрюкнул, когда наконец нож перерезал бечевку и Моггит взлетел ввысь, задыхаясь и хрипя еще пару секунд; потом все кончилось. Но Джонни так увлекся убийством кота, что Кэрол успела добраться до него. Она, размахивая руками, подбежала к Джонни, растопырив пальцы левой руки с острыми ноготками и замахиваясь правой с обломком кирпича. Джонни увернулся от ногтей Кэрол, но острый скол кирпича угодил ему прямо в лоб, и мальчик упал. Он тут же вскочил, тряся головой и оглядываясь. Глаза его вспыхнули, когда он, глядя на сестру, завопил:

— Сначала Моггит, теперь — ты!

Он неловко поднялся на ноги — ободранный лоб в крови, — схватил нож и метнул в нее. И тогда Кэрол поняла, что ей угрожает смертельная опасность. Джонни не допустит, чтобы она рассказала родителям обо всем увиденном, о том, что он делал здесь. У него был только один способ заставить ее молчать.

Кэрол глянула напоследок на Моггита — бедный кот раскачивался на бечевке, свисавшей с ветки бузины; отмучившийся еж валялся на траве; искалеченные дохлые птицы безжизненно висели, свесив головы. Она отвернулась и что было мочи припустила назад, домой, Кэрол мчалась через полумрак ветвей, чувствуя, что Джонни бежит следом за ней.

Джонни хотел сразу рвануться за Кэрол, но он понимал, что если она успеет добежать до дома раньше него, то приведет родителей посмотреть на его проделки. Этого нельзя было допустить.

Он снял с веревки Моггита и голубей, поднял мертвого ежа с земли. Запыхавшись от спешки и душившей его злобы, Джонни перелез через недавно обнаруженную им полуразрушенную стену и в ярости швырнул свои “игрушки” в черную стоячую воду глубокого колодца. Пришлось все выбрасывать, хотя они еще годились, из них еще не ушла “жизнь”, они откликались на боль, Джонни это чувствовал! Это все Кэрол виновата! И она навредит в сто раз больше, если успеет добежать до дома.

Джонни помчался за ней — это было нетрудно, потому что она непрерывно вопила и бежала не глядя, дикими зигзагами, оставляя след в высокой траве.

* * *

Полмили полем, через кустарники, по высокой траве — это немалый путь для ребенка, у которого глаза застилают слезы и сердце выпрыгивает из груди. Кэрол задыхалась, сердце колотило по ребрам, но ее гнала вперед ужасная картина, стоявшая перед глазами: Моггит, раскачивающийся и дергающийся в петле; кишки выпирают из вспоротого живота, как ошметки фруктов из таза, когда мать на кухне давит их толкушкой, чтобы сделать джем. А еще сильнее ее гнал голос Джонни:

— Кэ-э-эрол! Кэрол, подожди меня!

Она вовсе не собиралась ждать его. Стена сада была совсем рядом: вот и живая изгородь. И тут Джонни, пыхтя, рыча, как злобный пес, настиг ее и выбросил вперед руку, чтобы схватить за лодыжку; он промахнулся на какой-то дюйм, когда Кэрол уже переваливалась через ограду. Она упала на землю, уже в родном саду, и лежала, оглушенная, испуганная, не в состоянии снова подняться на ноги, чтобы бежать дальше.

И Джонни обрушился сверху, его глаза горели, прижатые к груди кулаки сжимались и разжимались. Она глянула в сторону дома, но его скрывали фруктовые деревья и навес купальни. Где папа и мама? Ей не хватало воздуха, чтобы закричать.

Джонни схватил ее за волосы и потащил к пруду.

— Поплавай, — приговаривал он, брызжа слюной. — Тебе придется поплавать, Кэрол. Тебе это понравится, я знаю. И мне тоже. Особенно потом!

* * *

Последние дни Дэвид Прескотт тоже вставал рано, Алиса не возражала и ни о чем не спрашивала — он был всегда заботлив, всегда приносил ей в постель чашку кофе. Возможно, на него так действовало лето, то, что рано светает: синдром “ранней пташки”. На самом деле у него была причина.

Почту обычно доставляли ранним утром, а Дэвид ждал письма. Из сиротского приюта. Вряд ли в нем будет что-то важное — Дэвид был уверен, что это не так, — но он хотел познакомиться с письмом раньше Алисы. Если Алиса прочтет первая, она скажет, что Дэвид просто параноик. И это так и будет выглядеть. С чего вдруг он решил написать в приют насчет Джонни?

Потому что Дэвид потерял всякую надежду, что все будет хорошо. Он честно пытался полюбить несчастного приемыша. Но Дэвид всегда осторожнее относился к людям, чем доверчивая Алиса, он лучше чувствовал ауру человека, особенно ребенка. И он был уверен, что с Джонни что-то не так. Если что-то случилось с ним раньше (но что там могло случиться? Это же малыш), кто-нибудь в приюте должен об этом знать. И они обязаны рассказать об этом Дэвиду и его жене. Потому что Алиса, кажется, права — похоже, что в приюте рады были сбыть Джонни с рук; или, вернее, “поместить его в нормальную, любящую семью, где ему помогут стать полноценной личностью. Здоровой и душой, и телом”.

Что же могло случиться с душой Джонни? Дэвид чувствовал, как иногда это исходит от мальчика — что-то болезненное и прилипчивое, то, что чувствуешь у постели старика на смертном одре. От приемыша исходил запах смерти, но не его, не Джонни.

И вот этим утром ответ из приюта пришел. Дэвид вскрыл письмо и прочел его. Какое-то время он не мог понять ни слова. Джонни воровал волнистых попугайчиков, убивал их и хранил. У него была целая коллекция трупиков — мыши, жуки, попугайчики и даже котенок.

Дохлый котенок под кроватью, кишащий личинками, и Джонни выкручивал ему лапы, пока не оторвал. Другие дети нашли все это и прибежали с воплями к служителю приюта.

Котенок. А Моггит?

Дэвид, казалось, слышал вопли этих детей в приюте. Нет! Это крики Кэрол из глубины сада!

— А где кофе? Дети так рано встали... — позвала сверху недовольным сонным голосом Алиса.

Новый ужасный вопль из глубины сада.

Дэвид часто делал поспешные выводы, нередко — неправильные. В этот раз он не ошибся.

Он рванулся в глубь сада, полами халата задевая за кусты, и, обезумев от страха, принялся громко звать Кэрол. Она не отвечала. Сквозь пленку купальни просвечивала маленькая фигурка, склонившаяся над водой. Дэвид ворвался внутрь; там был Джонни, похоже, он пытался вытащить Кэрол из пруда. А она лежала лицом вниз, раскинув руки на голубой, мягко отсвечивающей воде.

Джонни играл в поле; он услыхал крики Кэрол, побежал домой и заметил какого-то мужчину — грязного, бородатого, в лохмотьях, — который перелезал через садовую ограду. Бродяга бросился прочь в поля мимо Джонни, а он побежал дальше — посмотреть, что случилось. Он нашел Кэрол в пруду и попытался ее вытащить.

Он рассказывал это Дэвиду, Алисе, полиции, любому, кто спрашивал. По большей части ему верили, даже Дэвид наполовину верил, хотя и не хотел больше терпеть его рядом. Возможно, верила и Кэрол — наверняка утверждать трудно, поскольку она уже ничего не могла рассказать.

Полиция нашла ту стоянку в развалинах фермы и всякий хлам на старой стене; ясно было, что здесь кто-то часто бывал или даже жил; что-то таскали по мелочам из сада (Дэвид вспомнил голубей), вероятно, для прокорма. То ли цыгане, то ли бродяги. Трудно сказать. Может, незваных гостей найдут — если повезет.

Но никого так и не нашли.

А Джонни вернули в приют.

* * *

Гарри спал, продолжая наблюдать сновидения Джонни.

Он, конечно, видел прошлое Найда глазами самого некроманта, и это было хуже всего. Не было никаких сомнений, что Джонни — тот, кого Гарри ищет. Действия Найда говорили сами за себя; его злые дела сплетались в мрачный клубок бесчеловечности, не оставляя в сердце Гарри ничего, кроме жгучей ненависти.

С юных лет Найд был монстром и убийцей, но до недавних пор его единственной человеческой жертвой оставалась Кэрол. Он продолжал свои немыслимые забавы с трупами зверюшек, не ограничиваясь тем, что убивал их.

Но он взрослел — и как мужчина, и как монстр. Кто может знать, в какую пакость может вылиться зрелость нелюдя?

Даже Гарри Кифу трудно было себе представить, какие извращенные мотивы заставили Найда в один прекрасный день устроиться работать в морг; потом начальство заметило что-то неладное, и его уволили.

* * *

Другой сон Джонни, о том, как он работал в живодерне, окончательно доконал некроскопа. И тогда Гарри отдернул свой телепатический щуп, вырвался из разума Найда и оставил его наедине с ночными кошмарами; впрочем, куда было им до дневных дел этого чудовища.

 

Глава 5...И мечтания

А потом некроскопу пригрезился Дарси Кларк, и это тоже был ночной кошмар — как будто он умер, и его голос был мертворечью.

И он звучал как-то невнятно, — словно наплывало эхо тысячью отражений, доносящихся сразу со всех сторон, как странный размытый вздох.

— Не могу поверить, Гарри, что ты мог так поступить со мной, — говорил Дарси. — Я понял, что всему виной ты, когда увидел, что меня можно убить, что ангел-хранитель не защищает меня. Только ты мог это сделать — в тот момент, когда входил в мое сознание. Ты уничтожил эту штуку, что оберегала меня, сделал меня уязвимым. И все равно я не могу поверить, что это сделал ты. Главное — зачем? Я считал, что знаю тебя. Нет, я ошибался, черт возьми, я совсем тебя не знал.

— Это же только сон, — ответил ему Гарри. — Это моя совесть — или ее остатки — беспокоит меня, потому что я обеспечил себе защиту за счет другого. Это просто ночной кошмар, Дарси, ведь ты вовсе не мертв. Просто я обвиняю сам себя из-за того, что мне пришлось что-то сделать в твоем мозгу. А сделал я это просто для гарантии, на тот случай, если тебе придется выступить на их стороне, против меня. Чтобы обезвредить тебя. Потому что только твоего дара я и опасаюсь. Мы с тобой не на равных, ты непобедим. Сколько бы я ни пытался остановить тебя, если бы пришлось, меня бы каждый раз ждала неудача; а тебе — тебе достаточно было бы всего лишь один раз нажать на курок — и все, мне конец. Тем более что тебе уже приходилось это делать.

Струйки мертворечи Кларка слились воедино, словно соединенные напряжением воли, зыбкий гул пропал, голос зазвучал отчетливо и сурово.

— Нет, Гарри, это не сон. Я мертвее мертвого. И, хотя ты и спишь сейчас, думаю, ты видишь, что я не лгу. А если сомневаешься — что ж, можешь спросить у тысяч своих друзей, у Великого Большинства! Бесчисленные мертвецы подтвердят, что я говорю правду. Я теперь один из них.

— Не пройдет, — улыбаясь, покачал головой Гарри. — Я ничего не могу у них спросить, они ведь больше не хотят со мной знаться. Эй, ты что, забыл? Я же вампир. Я и не из мертвых, и не из вас, живых парней, я где-то посередине. Вамфир!

— Гарри, — с горечью сказал Дарси. — Не надо этих уверток. Ни к чему пробовать на мне словоблудие вампира. Я и так признаю: ты победил. Не знаю, зачем тебе это понадобилось, не могу даже представить. Но вышло по-твоему. Я мертв. На самом деле.

Гарри заметался, заворочался во сне; его прошиб пот. Как и у обычных людей, ему частенько снилась всякая чепуха. Иногда это были эротические или мистические грезы, фантазии, иногда — просто сны. Но порой это было нечто большее, чем обыкновенный сон.

— Ладно, — сказал он, все еще не веря и отчаянно не желая верить. — Значит, ты мертв, но кто же тебя убил? И за что?

— Отдел, — ответил Дарси. — Кто же еще? Я не знаю, что ты делал в моем мозгу, но из-за того, что ты там побывал, у меня появился мозговой смог. Ты влез в мой мозг, что-то уничтожил, что-то убрал. А взамен я получил эту заразу. Нет, я не стал вампиром. Но твой след, порча осталась. Они учуяли твое пребывание во мне, в самой сердцевине. И не стали рисковать, не оставили мне шанса. Наверняка ты все это рассчитал заранее.

Гарри помолчал.

— Если ты действительно мертв, Дарси, если это не голос моей совести — я же в самом деле вмешался в твой мозг и знал, что поступаю плохо, — тогда я смогу найти тебя после того, как проснусь, и мы поговорим. Идет?

Он почувствовал, как Дарси кивнул.

— Буду ждать, Гарри. Хотя это не так просто. У меня еще не получается соединить все вместе.

— Что? Объясни.

— Они сожгли меня и развеяли пепел. Думаю, тебе не надо объяснять причину. Но в результате у моего праха нет определенного местонахождения. Меня носит ветер, качают волны прилива, гонит по сточным трубам города.

И тут Гарри ощутил, что все это не сон. Он снова заметался в постели. Похоже, Дарси уловил его состояние, потому что, когда он снова заговорил, горечь почти ушла из его голоса, взамен появились примирительные нотки.

— Возможно, я несправедлив насчет злого умысла, но и ты поступил со мной не по справедливости.

— Нет, это все же ночной кошмар, — выдохнул Гарри. — Нет, Дарси, нет! Я не хотел вредить тебе. Из всех людей, каких я знаю, меньше всего я хотел навредить тебе! Ни при каких обстоятельствах! Не из-за твоего дара. Просто ты — это ты. Нет, это никак не может быть правдой, это просто дьявольский кошмар.

И Дарси понял, что Гарри по-прежнему чист в своих помыслах, и, если и можно кого-то обвинить, то только тварь внутри него, быстро — слишком быстро — становившуюся его частью. Дарси хотел успокоить некроскопа, но почувствовал, что его сознание распадается, расползается и у него не хватает сил и опыта, чтобы удержать все вместе, остаться здесь. В конце концов, он умер совсем недавно.

— Я буду... поблизости, когда ты проснешься, Гарри. Попробуй позвать меня. Это... будет проще, если ты... сам поищешь... меня.

И Гарри снова остался один, по крайней мере на какое-то время. Он с облегчением расслабился, глубже зарывшись в постель.

* * *

Еще один посетитель явился в его грезах. Но на этот раз Гарри сознавал, что это не просто сон и тот, кто пришел к нему, был — возможно, в прошлом, — больше, чем просто человеком. Потому что тварь в нем сразу откликнулась на появление незнакомца, тоже вампира, в манере, достойной Вамфири, заставляя Гарри воскликнуть:

— Кто ты? Как ты посмел вползти в мои сонные видения? Живо отвечай. В моем разуме есть двери, которые могут поглотить тебя, без остатка.

— Да-а! — услышал он в ответ. — Значит, меня не обманули. Что ж, Гарри, ты победил Яноша, но ты же и проиграл. Жаль, Гарри. Очень жаль.

И тогда Гарри узнал его.

— Кен Лейрд! Мы отрубили тебе голову и сожгли тело в горах. Ты сам согласился умереть.

Лейрд как бы кивнул.

— Смерть, — сказал он, — ничто по сравнению с перспективой очутиться в рабстве у Яноша Ференци. Он бы тоже оставил от меня один пепел. Чтобы держать всегда под рукой и вызвать в любую минуту, когда ему понадобится мой дар. Так или иначе, я, как ты и сказал, добровольно принял смерть. Потому что знал, что другой путь хуже. А Бодрок и его фракийцы ждать не собирались. Я ничего не успел почувствовать.

Гарри — скорее, его вампир, — расстроился.

— И ты пришел поквитаться, верно? Что-нибудь зловредное замыслил? Что ж, понимаю. У тебя могут быть претензии. Что ни говори, ведь это я выследил тебя тогда. А теперь они выслеживают меня, и ты пришел позлорадствовать.

Лейрд был просто ошеломлен.

— Как ты можешь такое говорить, Гарри? Слушай, я знаю, что у тебя возникли сложности в отношениях с мертвецами, но ведь есть друзья, которые остались тебе верны!

— Ты пришел как друг?

— Я пришел поблагодарить тебя. За Тревора Джордана.

— Не понимаю, — покачал головой Гарри.

— Поблагодарить за то, что ты для него сделал. И предложить помощь, если я могу быть тебе чем-нибудь полезен.

Некроскоп наконец понял.

— Вы ведь с Тревором были напарники и друзья? Одна из лучших команд в отделе.

— Самая лучшая! — воскликнул Лейрд. — Когда я умер, то, естественно, продолжал приглядывать за ним. Когда что-то хорошо делаешь при жизни, это и после смерти нетрудно. А я был отличным пеленгатором. И это пригодилось, иначе мне пришлось бы очень туго. Представь: я — вампир! Мертвые не хотели со мной знаться, Гарри.

— И ты время от времени отыскивал тех, кого знал при жизни?

— Время от времени? Я только этим и занимался. Знаешь, когда проходит испуг и ты свыкаешься с тем, что умер, что ты — мертвец, начинает одолевать скука. Так что сначала я занялся поисками Тревора, выяснил, что он тоже мертв. Я бы поговорил с ним, но Великое Большинство заблокировало меня. Среди мертвецов, Гарри, есть потрясающие таланты, и едва ли сыщется такое, чего они не смогут сделать, если захотят. Так вот, они блокировали меня помехами, хлопьями мертворечи, как только я пытался с кем-то заговорить. С кем угодно, кроме...

— Меня?

— Именно! Они на все готовы, чтобы отгородиться от нас, но дальше не идут. Мы можем общаться друг с другом сколько угодно, лишь бы не трогать никого из них.

— Знаю, — сказал Гарри. — Так что с Тревором ты можешь поговорить не иначе как через меня.

— Да, это так.

— Но только мертворечь тут уже не поможет — ведь Тревор теперь снова жив. Так что напрямую вам опять не поговорить, если только не использовать меня как посредника...

— Ничего не скажешь, сложновато. Тем не менее...

— Только не сейчас, — извиняясь, промолвил Гарри. — Давай попробуем, когда я проснусь.

— Договорились. Ну, а я ведь тоже могу оказать тебе услугу.

— Да?

— Гарри, не хочу хвастать, но ты же знаешь, что я кое-чего стоил при жизни. И, если бы у меня был хоть малейший шанс освободиться из рабства у Яноша, я бы освободился. Но шанса не было. Пришлось умереть. Ты даже представить не можешь, как я рад, что он благодаря тебе свое получил. Так что я и впрямь хотел бы с тобой поквитаться и кое-что придумал — правда, вовсе не зловредное. Как насчет таланта пеленгатора? Он бы тебе не повредил, а, Гарри?

— Это было бы очень кстати, — кивнул некроскоп. — Я владею мертворечью, телепатией, еще кое-чем. А вот быстро находить кого-то или что-то — да, это было бы большое подспорье.

— Вот видишь! Ну, давай меняться. Ты получаешь мой дар, а я — я смогу общаться с тобой, когда захочу, а через тебя — и с Тревором Джорданом. Тревор будет рад, уверен.

— И как ты себе это представляешь? — насторожился Гарри.

— Ну, я ведь уже в твоем мозгу, верно? То есть в контакте с твоим сознанием. И если ты пустишь меня глубже... Я знаю, как работает мой дар, в чем его суть, и если я найду у тебя аналогичную штуку...

— Активизируешь ее?

— Да, вроде того.

— И я должен впустить тебя сам, по собственному желанию?

Лейрд ухмыльнулся.

— Тебе ведь уже приходилось играть в такие игры, Гарри.

Гарри кивнул.

— Приходилось. Последствия были ужасные.

Лейрд стал внезапно серьезен.

— Гарри, во мне нет этой дряни. Я был собой, когда покинул мир. И я не придерживаю козырь в рукаве.

Некроскоп подумал немного. Что он теряет, в конце концов?

— Отлично, — сказал он. — Но помни, мой разум — странная штука. Не пытайся играть со мной, Кен. От тебя осталось не так уж много, но клянусь, если ты будешь валять дурака, я лишу тебя и этого.

— Ну что ты, Гарри. Ты мог бы не говорить этого.

— Да, вот еще что, — вспомнил Гарри. Ты сказал, что пришел поблагодарить меня за Тревора. Ты имел в виду его воскрешение? Откуда тебе это стало известно?

— Ну, если Великое Большинство не дает мне ни с кем общаться, — пожал плечами Лейрд, — это не значит, что я не могу подслушивать их разговоры. И потом, мертвые ведь не слишком подвижны, верно? А Тревор — совсем наоборот. Это убедило меня в том, что слухи не врут. Знаешь, Гарри, у тебя много талантов. Жаль, что ты не обзавелся талантом Дарси до того, как его убили!

Гарри напрягся как струна.

— Дарси мертв? Я думал, мне снится этот кошмар. Надеялся, что это так. Может, и ты тоже только кошмар?

— Мне жаль тебя от души, Гарри, — сказал ему Лейрд, — но все это правда.

— Одни плохие новости. Кто бы принес хорошую? — Гарри умолк. Потом перевел разговор на прежнее. — Ладно, Кен. Мой мозг к твоим услугам.

Пеленгатор вошел — и почти тут же вышел обратно.

— Ты прав, Гарри, — признал он. — Это странная штука — твой разум. Похоже на радиоактивность — горячо и холодно одновременно! Я нашел, что хотел. Вернее, нашел, что этого нет. У тебя нет этой штуки, которую я собирался активизировать.

— Что ж, ты попробовал.

— Но твой мозг того же склада, что у Дэвида Чанга.

— Чанга? Симпатического пеленгатора?

— Точно. И я включил этот механизм, раз не было другого. Так что, если захочешь кого-то отыскать, тебе понадобится любая принадлежащая ему вещица. Сосредоточь на ней свое внимание, и готово! Ну, а благодаря остальным своим талантам ты, возможно, пойдешь в этом деле даже дальше Чанга.

— Теперь я у тебя в долгу. Спасибо, Кен.

— Ну, я еще приду за своей долей, — хмыкнул Лейрд. — Понимаешь, Тревор был мне как младший брат... Мне пора, ты должен отдохнуть. В этом нуждается и твое тело, и разум.

И Лейрд ушел, истаял, исчез. Следующий посетитель явился следом, словно ждал своей очереди. Да, она явилась сразу же.

* * *

Ему приснилась Пенни. Был ли это сон? Или мечта? Даже во сне он размышлял об этом. То ли беспокойство о ней вылилось в эту грезу, то ли ее образ прорвался сквозь все уровни запретов в подсознании, а может, просто материализовалось неосознанное желание?

Гарри, конечно, знал, что Пенни влюбилась в него; с первой встречи это было ясно. В конце концов, многие ли мужчины могли лицезреть своих возлюбленных обнаженными на первом свидании? Когда Гарри был молод, такое случалось не часто. Скорее всего, сейчас это была импровизация его подсознания на тему:

“Как это было бы, если бы Гарри Киф не был так занят и если бы он не был проклятым вампиром”.

Такое блаженство было окунуться в эти сладостные грезы после иссушающих душу видений, связанных с Найдом — и после этого безумия, которое обрушилось на него, когда он узнал о Кларке. Да и беседа с Кеном была не из легких. Это подействовало благотворно на его измученную психику, да и на тело тоже: ведь ласки ее были так сладостны, а он был всего лишь мужчина... Инициатива исходила от нее, иначе и быть не могло — слишком уж некроскоп был измучен.

Но где она этому научилась? Ведь она была невинна — невинная малышка, за чье убийство он скоро отомстит.

— Ты ведь уже спас меня, Гарри, — шептала в ответ Пенни, лаская его. — Разве этого недостаточно? Тебе обязательно гоняться за ним? Знаешь, я много думала об этом. Такое счастье — быть живой. Нужно ли мстить? Сначала я только об этом и думала, а теперь... Не знаю. Хотя, конечно, я приму любое твое решение.

Он откинулся на подушки и слушал. Ее нежные пальчики пробегали по его телу, вызывая предчувствие новой волны желания.

Может быть, у некоторых людей врожденный сексуальный талант? Гарри не мог вспомнить, где он видел такие милые игры. Или он всегда их знал? Лень было думать об этом. Потом, когда проснется... А сейчас просыпаться не хотелось. Не было никакого некроскопа, и вампира не было. А был мужчина, любящий и любимый. Он отчаянно надеялся, что этот сон не уплывет, не сменится другим. Он ждал наслаждения, ждал сладостного слияния с Пенни. Когда в последний раз он занимался любовью? Несколько недель назад, а кажется, миновала вечность. Гарри переполняла любовь. Это Пенни. С ней он снова стал человеком. Ему ведь больше не суждено быть просто человеком.

И когда она, наконец, опустилась на Гарри, это было так мучительно сладостно, что он бурно финишировал, как неопытный юнец. Пенни еще крепче стиснула его в объятиях. Гарри словно растворился в ней, весь, без остатка.

А потом... сквозь покой и расслабленность снова начало проступать желание. Оно медленно нарастало, и снова их тела сплелись. Гарри отчаянно любил ее, и он не мог отделаться от мысли: “Если бы это был не сон, я бы не осмелился. Я бы побоялся отдать ей «молоко жизни», ведь это — наследие Вамфири”.

А в глубине сознания вампир в нем хихикал. Молоко жизни? Да это же просто похоть. Жизнь — это кровь. И только кровь — подлинная жизнь.

— Гарри! — Она судорожно вцепилась в его плечи, прижалась всем своим юным и щедрым телом. — О Гарри! Еще! Еще!

Ее неистовство вызвало у Гарри новый пароксизм желания, прилив любви поднял его... и вынес из сна. Вынес в реальность, где были та же постель, запах любви и разгоряченных тел и живая, до ужаса реальная Пенни в его объятиях!

* * *

Гарри открыл глаза, судорожно вздохнул и сел рывком в смятой постели с перекрученными простынями.

— Да, это правда, и это замечательно, — сказала Пенни, хватая его за руки, когда увидела, что он проснулся. Потом, увидев его алые глаза, ойкнула и поднесла ладошку ко рту.

У Гарри в голове царил полный кавардак. Что за чертовщина происходит? Как Пенни попала в дом? И где Тревор?

— Черт возьми. Пенни, ты хоть понимаешь, что натворила?

Он откинул простыню и натянул одежду. Она тоже выскользнула из постели, обнаженная, остановила Гарри и протянула дрожащую руку к его лицу, озаренному красным в ночной темноте.

— Когда я была мертва, — прошептала Пенни, — они пытались убедить меня, что ты монстр. Я не слушала их, не хотела говорить с мертвыми. Но я помню, как они рассказывали, что есть жизнь, есть смерть и есть нечто между ними. Людской удел — или первое, или второе. А третье...

— Удел вампиров, — резко прервал ее Гарри. — И их жертв, они и их превращают в вампиров. И глупых девиц, которые превращают себя в вампиров сами, своими руками!

Она покачала головой.

— Но ты же не пил мою кровь, Гарри. Я даже простыни не испачкала кровью, — с вызовом продолжала Пенни. — Я не была девственницей, Гарри. У меня уже был мужчина, мы целый год встречались.

— Какой еще мужчина? — фыркнул Гарри. — Ты же ребенок.

— Ты отстал от жизни, — парировала Пенни. — Сейчас 1989-й! В Англии сплошь и рядом девушки выходят замуж в шестнадцать-семнадцать лет. А многие предпочитают не выходить замуж, а просто жить со своими любовниками. Я не ребенок. Что, у меня тело ребенка?

— Да! — выпалил он, потом стиснул зубы и выкрикнул, схватив ее за руки: — Нет, ты женщина, о чем речь! Но ты глупая, очень глупая. Пенни, как ты не понимаешь! Дело не в том, пролила ты девственную кровь или нет. Но часть меня теперь в тебе. Совсем немного нужно, чтобы эта зараза начала тебя изменять.

— Мне наплевать, лишь бы быть с тобой. — Она прижалась к Гарри. — Ты вытащил меня, вернул мне жизнь. И я хочу, чтобы эта жизнь была твоей, только твоей.

— Ты что, убежала из дома? — Гарри отодвинул ее от себя.

— Я покинула дом, — возразила Пенни. — Сейчас восемьдесят девятый, не забывай.

Ему хотелось ударить ее. “Боже, она теперь у меня в рабстве, — подумал он. — Хотя она и без того в рабстве — том рабстве, которое мы называем любовью. Боже, не допусти, чтобы она заразилась!”

Он окончательно стряхнул остатки сна со всеми его видениями — и проблемы снова обрушились на него.

— Который час? — Он посмотрел на часы. Было только пол-одиннадцатого вечера. — Как ты нашла мой дом? И главное, как проникла внутрь?

Пенни почувствовала его напряжение.

— Что случилось, Гарри? — Она смотрела на него испуганными глазами. Гарри включил свет, и его лицо утратило пугающее выражение. — Когда я отсюда уходила, я увидела адрес на почтовом конверте и запомнила его. Я старалась запомнить все, что касается тебя. И ни на минуту не переставала думать о тебе. Я знала, что должна увидеть тебя. Во что бы то ни стало.

— И Тревор Джордан впустил тебя? Не разбудив меня? — Гарри распахнул дверь спальни и крикнул: — Тревор! Поднимись ко мне! Где ты, черт побери?

Ответа не было; Пенни покачала головой.

Она стояла рядом, длинноногая, светловолосая, голубоглазая. Его взгляд отметил прелестную грудь, соблазнительные бедра, ее юное гибкое тело.

Что-то дразнящее было в изгибе полных губ. Когда Гарри увидел это тело в первый раз, в нем зияли безобразные дыры. Сейчас она была в полном порядке, такая свежая... Но, пожалуй, не святая.

— Оденься-ка лучше, — сказал он. — Так что Джордан?

— Он ушел. — Пенни изящным движением накинула платье. — Я сказала, что мне нужно тебя видеть, и только. Он просил позаботиться о тебе и попрощаться за него.

— И все?

— Нет, еще он сказал, что мне не следует здесь оставаться, но когда понял, что меня не переубедить, то ушел. Сказал, что ты все поймешь. Да, и еще: он надеется, что — отдел, что ли? — что они тоже поймут.

— Отдел... — повторил за ней Гарри. И тут он вспомнил. Дарси!

— Кто? — Пенни уставилась на него. Она уже была одета.

— Спускайся вниз, — велел Гарри. — Свари, пожалуйста, кофе. Себе. А мне налей стакан вина, красного. Оно в холодильнике.

— Гарри, я...

— Иди вниз. Она ушла.

Оставшись один, Гарри послал зов Дарси Кларку, отчаянно надеясь, что не отыщет его. Но он нашел. Дарси, его разум носило на крыльях ветра, качало на волнах прибоя, словно обломки кораблекрушения. Или балласт? Груз, который сбросили с тонущего корабля. Пожертвовали им ради чего-то более нужного.

Некроскоп сел на край постели. Обжигающие слезы медленно текли по его щекам. Человеческое горе усиливалось бурным темпераментом Вамфира. Будь Гарри просто человеком, он бы тоже заплакал. Но его слезы не были бы раскаленными, как вулканическая лава.

— Дарси, кто это сделал?

— Ты, Гарри.

Шепот, тихий, как дуновение ветра над водами, поющее в завитке морской раковины...

— Бог мой, я знаю. — Гарри почувствовал словно укол клинка в сердце. — Но кто это сделал физически? Кто отнял у тебя жизнь? Как тебя убили?

— Кол, меч или огонь? Нет, обычная пуля. Даже две. Огонь был уже потом.

— А палач?

— Зачем это? Ты хочешь мстить? Нет, Гарри, нет. Он ведь делал свою работу. И он боялся, что я являюсь смертельной угрозой людям. Ну, а потом... Я и сам мог быть осмотрительнее. Так что это и моя ошибка, не меньше, чем твоя. Хотя, если бы я знал, что у меня нет ангела-хранителя, я бы не вел себя так беспечно.

— Ты не хочешь назвать убийцу?

— Я уже сказал. Это ты, Гарри.

— Я все равно узнаю.

— Тебе ничто не мешает выкрасть имя из моего сознания.

— Нет. С друзьями я так никогда не поступлю. Если ты не хочешь сказать сам, я просто попытаюсь выяснить как-то по-другому.

— Но ты уже поступил так. Ты взял что-то в моем разуме, и это что-то не просто информация, а нечто неизмеримо более важное. Так что теперь я мертвый друг. Просто один из Великого Большинства.

— Выяснить как-то по-другому? — вдруг вмешался кто-то третий.

Гарри аж подскочил. Но это была лишь Пенни, она принесла стакан красного вина. Ей, видимо, показалось, что некроскоп разговаривает сам с собой.

Внимание Гарри было отвлечено, и мертворечь Дарси смолкла. Контакт был прерван, но Гарри не рассердился... на Пенни — нет. Если бы разговор не оборвался, они могли расстаться с Дарси еще хуже.

— Пошли вниз, в сад, — сказал он Пенни. — Ночь теплая. Звезды уже видны? Я бы хотел поглядеть на звезды. И подумать.

Его звезды. Такие знакомые созвездия. Кто знает, будет ли у него еще возможность их увидеть. На Темной стороне они совсем не такие. И потом, надо все обдумать. В первую очередь, то, что сказала Пенни. Нужно ли мстить Джонни Найду? И почему он так стремился узнать, кто убил Кларка? Сам Дарси ведь не жаждет мести. А потом, Кен Лейрд и его дар... Гарри теперь еще и пеленгатор. Впрочем, в какой-то мере он всегда умел это. Например, Зек Фонер и Тревора Джордана он всегда может разыскать телепатически. А что касается мертвых — стоит ему один раз поговорить с кем-то из них, и он всегда сумеет найти его. У него никогда не было трудностей в общении с мертвыми друзьями — независимо от расстояния. Хотя теперь... многие мертвецы не желают с ним разговаривать.

— Многие, но не все, — раздалась у него в голове мертворечь. Это было как глоток свежего воздуха в жаркий день. Памела Троттер.

Пенни вышла в сад вместе с некроскопом, но она, естественно, не слышала Памелы. Гарри отослал ее в дом, иначе расспросы девушки отвлекали бы от контакта с Памелой. Но у нее был такой обиженный вид, вот-вот расплачется, что Гарри пришлось успокаивать ее:

— Я тебя не прогоняю, просто мне надо побыть одному пару минут. У нас еще будет уйма времени.

“Мне придется быть начеку, пока я не буду уверен, что ты — это ты, или, на худой конец, что ты — это кто-то другой”.

То ли он размышлял на мертворечи, то ли что-то в этом роде, но Памела услыхала. И когда Пенни ушла, бывшая проститутка спросила:

— Вампирская любовь, Гарри? Я ревную.

— О, не стоит. — Он покачал головой и объяснил, что случилось, и какие Пенни навлекла на себя неприятности.

— Ну, знаешь, мне бы ее проблемы! Я бы не прочь воскреснуть ради кого-нибудь вроде тебя. Да ладно, что теперь об этом. Я свое отгуляла. Разве что напоследок один разок, а?

Она многозначительно умолкла, ожидая продолжения. Да, вероятно, он должен все отменить. Или не должен? Наконец Гарри откликнулся:

— Думаешь, это дело обязательно нужно довести до конца?

— С тобой все ясно, — вздохнула Памела. — Сразу видно, кто в тебе лидирует.

— И кто же?

— Конечно, человек, Гарри. Если бы наверху был вампир, он бы не колебался. Он бы знал, как лучше всего поступить.

— Лучше для кого? Для вампира — возможно.

— Ну и что? — Памела начала терять терпение. — Он ведь тоже ты, в конце концов.

— А вот что. Все очень просто. Когда я даю вампиру порезвиться, он набирает силу. А я проигрываю. Может, лучше оставить Джонни Найда полиции? Они до него быстро доберутся. Они уже у него на хвосте. Но...

— Но мы заключили соглашение! — оборвала она его. — Даже не верится, что ты готов все бросить. Ты так болел этим. И что же, это было просто так, для забавы — то, что я впустила тебя, позволила прочесть все в моем разуме? А как же остальные девушки? Они так и останутся неотомщенными? Ты был нашей надеждой, единственной надеждой, Гарри! А теперь ты говоришь — пусть полиция его поймает. Шла бы она, эта полиция! Они же не будут знать, что с ним делать! На пару лет запрут его в сумасшедшем доме, а потом он выйдет на свободу и опять займется тем же! Нет! В тот раз ты сказал правильно: он должен получить свое. На всю катушку!

Гарри поднял руки.

— Погоди, Памела...

— Ну уж нет! Ты, вампир дерьмовый! Ты что же, думаешь, что мы, я и остальные, просто так рылись в этом дерьме, добывая тебе информацию?

— Другие? — Гарри был удивлен.

— Я завела несколько друзей. И они хотят помочь.

— Если так, — пожал он плечами, — пусть помогут. Она умолкла с удивлением.

— Так ты... ты не передумал?

— Ни на секунду, — помотал головой Гарри. — Я просто все взвешивал, и только. Это ты нервничаешь и меняешь настроение.

Памела опять недолго помолчала.

— Я думаю, что ты минуту назад нарочно заставил меня выболтать все это.

— Запросто, — согласился он. — Мы, дерьмовые вампиры, такие. Нам лишь бы поспорить. Лишь бы завести человека.

— Не сердись, Гарри. — Она чувствовала себя полной идиоткой. Просто для нас это много значит, и я настолько была уверена в тебе, а тут мне показалось...

— Нет, Памела, — повторил Гарри. — Я же сказал, что просто обдумывал будущее с разных сторон или спорил сам с собой — просто ради спора. Так что ты хотела?

Казалось, он услышал вздох облегчения.

— Просто я хотела узнать, когда можно рассчитывать, что...

— Скоро, — прервал ее Гарри. — Теперь уже скоро.

И он подумал: “По крайней мере, я должен достать Найда раньше, чем за мной явится отдел. А их можно ждать в любой момент”.

Он чувствовал нутром, что времени не осталось. И его правота подтвердится раньше, чем наступит утро.

Гарри допил вино и вернулся в дом. Пенни ждала его, немного бледная, но прелестная. На ее лице читался немой вопрос: что с нами будет? Он и сам не знал, и вместо ответа обнял и поцеловал ее. Тогда Пенни спросила, как это с ним случилось.

Он рассказал в двух словах о том заброшенном месте под Плоешти, в Румынии, где обитал Фаэтор Ференци, об этих руинах, пристанище древнего отца вампиров. Теперь там все залито бетоном, и бетонный мавзолей вырос, как гигантский гриб, под серыми небесами. Но он увековечил не память Фаэтора (мало кто знал о его существовании), нет, это был памятник безумным агроиндустриальным идеям сумасшедшего Чаушеску. Так или иначе, от Фаэтора не осталось никаких следов — разве что память, и то не в людях, а в земле, отравленной Великим Вампиром.

— Я лишился тогда своих способностей, — объяснил Гарри. — Не мог пользоваться мертворечью, не мог пользоваться пространством Мёбиуса. А Фаэтор обещал восстановить все это, если я встречусь с ним. Я был в ловушке и согласился. Он и впрямь вернул мне дар мертворечи и помог с пространством Мёбиуса. Но это было для него пустяком; главная его задача состояла в том, чтобы вернуть Власть, вернуться и принести Чуму в мир людей.

Как он заразил меня? Не знаю, то ли это была его злобная выходка, то ли простое следствие контакта с ним. Он мог все спланировать, или это была его отчаянная попытка выжить. Упорнее вампира в мире нет ничего.

А произошло это так. Фаэтор погиб в войну, во время бомбардировки. Его насквозь проткнуло балкой, и из милосердия человек, случившийся поблизости, отрубил ему голову. Потом тело сгорело. Весь вампир обратился в пепел. Или не весь? Вампирское тело, его не боящаяся огня метафизическая плоть протекла сквозь трещины в плитах в землю. В старину монахи в греческих монастырях умели обращаться с вампирами: знали, что все части вурдалака нужно сжечь, так как вампир может возродиться даже из мельчайшей частицы!

Мне вот как это представляется: дух Фаэтора, а возможно, и часть физического тела монстра осталась в атмосфере тех мест и ждала. Чего? Пока найдется подходящий сосуд, в который сможет влиться? Думаю, именно так оно и было. И именно я оказался подходящим сосудом. Его флюиды ждали глубоко в земле, где не докучает жара. И, когда я отправился на встречу с ним и уснул, дожидаясь, разомлев от жары, на том самом месте (Боже, я ведь правда там уснул!), эти флюиды проникли в меня. Что же это было? Я не заметил ничего, кроме нескольких летучих мышей. Они шныряли вокруг, но ко мне не приближались.

Нет, я же видел... видел еще что-то.

Следом за некроскопом Пенни, как зачарованная, перевела взгляд на полку над камином, уставленную книгами. Около дюжины названий на корешках посвящены одной теме: грибкам. Она тупо посмотрела на книги, потом на Гарри.

— Грибы?

— Грибы, плесень, грибки, — пожал он плечами. — Как видишь, я занялся этим вопросом. Во всяком случае, я немало времени потратил на них в последние дни.

Он взял одну книгу с полки, протянул ее девушке. Книга называлась “Путеводитель по грибам и грибковым”.

— Не совсем такой, — ткнул Гарри в картинку на захватанной странице ближе к концу книги, — но похож больше всего. Те грибы были почти черными. И недаром.

Пенни посмотрела на надпись под картинкой.

— Земляной шар обыкновенный?

— Ну, не скажу, что он такой уж обыкновенный, — проворчал Гарри. — Но это другая разновидность. Когда я прилег на плиты, их там не было. А когда проснулся — тут как тут; они кольцом стояли вокруг меня, хилые, маленькие, черные, но уже готовые лопнуть, как дождевики. Из них облачком вылетали алые споры. Я помню, что чихнул, когда пыльца попала мне в нос. Они тут же стали разлагаться, и этот запах напоминал смерть. Он и был смертью. Казалось, солнце убивает их, изгоняет из них жизнь. Потом Фаэтор пожелал мне удачи — никак не скажешь, что это добрый знак, — и посоветовал не мешкать, побыстрей справиться с тем делом, что я себе наметил. Мне это показалось странным, и голос его был тоже странный.

— Выходит, ты вдохнул споры поганки, — тряхнула головой Пенни, — и стал...

— Вампиром, верно, — закончил Гарри. — Но это вовсе не споры какой-то поганки. Это порождение истлевшей вампирьей плоти Фаэтора. Это отродье мертвеца, его гнилой посев. Вообще, все это не так просто. Кто знает, не повлияло ли то, что я долгие годы общался с вампирами. Кто знает! Так что, как видишь, с твоей стороны было не слишком умно забираться в мою постель. Чтобы заразить меня, хватило нескольких спор. А как с тобой?

— Но пока я с тобой...

— Пенни, — оборвал ее Гарри. — Я не останусь здесь, но скоро меня не будет в этом мире. Пенни бросилась ему в объятия:

— Мне все равно, в каком мире ты будешь! Возьми меня с собой куда угодно, я хочу быть с тобой.

“Что ж, — подумал он. — Почему бы и нет? Ты милое создание”. А вслух сказал:

— Я никуда не уйду, пока не покончу с Найдом. Не только из-за тебя, но и из-за остальных. Я обещал одной из его жертв.

— Найд?

— Да, его так зовут, Джонни Найд. Я отправлюсь за ним и убью его. Его нельзя оставлять в живых, потому что он, как, впрочем, и я, несет заразу, его нельзя оставлять ни в одном мире — в чистом мире. Он даже над мертвыми глумится, как будто мало того, что они умерли. А представь, если у него будут дети! Что из них может выйти? И не подбросит ли их мать на чье-то крыльцо, как это было с Джонни? Нет, я обязан его остановить!

Сама мысль о некроманте привела Гарри в ярость. Или, может быть, это не Гарри, а его вампир пришел в ярость. Где Найд сейчас? Что делает? Он должен это узнать.

Гарри освободился от объятий Пенни, выключил свет и в темноте потянулся телепатическим сознанием к Найду. Он знал адрес Джонни, дорогу к нему. Квартира в Дарлингтоне была пуста.

Это было удачно — можно попытаться взять там что-то принадлежащее Джонни. Скорее всего, отдел устроил там засаду. Но они не заметят Гарри, он ведь управится быстро.

— Пенни, — сказал он. — Мне нужно уйти. Я скоро вернусь, через несколько минут. Запри двери и жди меня. — Его красные глаза блеснули. — Это мой дом! Пусть они только попробуют!

— Что попробуют? — спросила Пенни. — Кто “они”? Отдел? Что они собираются сделать?

— Пара минут, — прорычал он. — Ты и оглянуться не успеешь, как я вернусь...

 

Глава 6Дорога в ад. Обратный отсчет

Да, засада была.

Гарри решил выйти из пространства Мёбиуса там же, где и в прошлый раз, в тени у стены напротив дома Найда, на другой стороне улицы. Там и оказался один из наблюдателей!

Когда Гарри вышел в реальный мир, он услышал чей-то вздох и увидел рядом с собой, в темноте, кого-то в штатском, и понял, что этот кто-то сейчас схватится за пистолет. У Гарри было преимущество: он отлично видел в темноте, противник же его был всего лишь человек.

Молниеносно среагировав, Гарри выбросил вперед руку, чтобы выбить оружие из его рук, и увидел, что за “пушку” тот вынул из-под пальто. Арбалет! От удара оружие отлетело и звякнуло о булыжник. Гарри схватил экстрасенса за горло и прижал его к стене.

Тот перепугался до смерти. Он был ясновидцем, умел читать будущее и знал, что Гарри придет сюда. И еще он знал, что нить его собственной жизни здесь не обрывается. Так что неприятности, если они возникнут, достанутся Гарри — так он рассудил.

Все это Гарри прочел в сумятице мыслей экстрасенса.

— Читать будущее — дело опасное. Ты, значит, будешь жить после нашей встречи? Допустим. Только вот в каком обличье, а? Человека? Или вампира?

Он слегка наклонил голову набок и улыбнулся своему собеседнику, сверкнув горящими, как угольки, глазами; и тут же, перестав улыбаться, оскалил зубы.

Экстрасенс в ужасе смотрел на его оскал. Когда же стальные пальцы вампира сомкнулись на его горле, он едва не задохнулся. В мозгу его затрепыхалось: “О Боже! Я умираю! Умираю!”

— Ты не далек от истины, — сказал ему Гарри. — Ты и минуты не протянешь, если не скажешь мне: кто убил Дарси Кларка?

Его пленник, невысокий, коренастый, лысеющий, с близко посаженными глазами, изо всех сил пытался обеими руками ослабить хватку Гарри на своем горле. Бесполезно. Его лицо стало багровым, но он упрямо мотал головой, отказываясь отвечать на вопрос. Но Гарри сам прочел ответ в его мозгу.

Пакстон! Этот вонючий, скользкий...

Ярость переполняла Гарри. Сомкнуть пальцы на горле этого слизняка, раздавить его кадык всмятку... Это так просто. Но это значит выплеснуть свой гнев мимо цели, оставив безнаказанным истинного виновника. И пойти на поводу у разъяренного монстра внутри себя.

Он отшвырнул несчастного далеко от себя и с шумом выдохнул облако вампирского тумана. Когда экстрасенс, задыхаясь и потирая горло, встал, опираясь о стену, туман окутал улицу, а Гарри исчез в нем, ушел в пространство Мёбиуса, а оттуда — в квартиру Джонни Найда.

Он понимал, что времени в обрез, это зависело от того, сколько еще людей послал сюда отдел — в любой момент они могут войти через парадный вход. И они будут готовы к встрече с вампиром. Арбалет — варварская вещь, но огнемет куда хуже.

В квартире Найда было грязно, как в свинарнике, и воняло так же. Гарри старался ни до чего не дотрагиваться, даже его башмаки, казалось, испытывали брезгливость.

Сначала он проверил дверь, старинную, дубовую. Она была очень прочной, висела на массивных петлях и была снабжена двумя могучими засовами. Очевидно, Джонни заботился о своей безопасности, и сейчас это было на руку некроскопу. Он двинулся дальше.

В передней с маленьким тусклым окошком, через которое виднелась пустынная и спокойная улица, Гарри подошел к письменному столу. Один ящик был не задвинут, и там что-то отсвечивало металлом, но внимание Гарри привлекло то, что было на столе: мятый, грязный календарь с грудастой Самантой Фокс, на котором сегодняшнее число было обведено шариковой ручкой и рядом что-то нацарапано на полях. Неподалеку лежало письмо на бланке фирмы “Экспресс-Морозильники”. Календарь сначала не заинтересовал его, пока Гарри не прочел письмо:

“Джонни, этой ночью. Рейс в Лондон. Твой любимый грузовик. Он будет ждать тебя на складе в 11:40. Груз для Паркинсона в Слоу. Они будут фасовать его для поставщиков в Хитроу завтра с утра, так что откладывать нельзя. Извини, что поздно предупредил. Если не можешь, сообщи не откладывая”.

Подпись была неразборчивая, но Гарри было и так все ясно. Число было сегодняшнее. Сегодня в 11:40 Джонни должен был уехать из Дарлингтона в Лондон.

Гарри снова глянул на запись на полях календаря.

“Рейс в Лондон! — прочел он.— Отлично. Мне сопутствует удача. Это будет моя ночь. Пора трахнуть какую-нибудь девку...”

Гарри посмотрел на часы. 11:30. Джонни сейчас как раз на складе.

Некроскоп принял решение. Грузовой фургон “Морозильников” был ареной безумных сексуальных забав убийцы и некроманта; пусть этот же фургон будет местом, где совершится возмездие. Сегодняшний рейс Джонни будет последним. Нужно только взять что-нибудь из личных вещей маньяка.

Гарри рывком открыл ящик стола; полдюжины металлических трубок подпрыгнули в обитых бархатом углублениях. Гарри с недоумением уставился на них. Но когда он осторожно вынул одну трубку из бархатного ложа, недоумения больше не было.

Это было оружие, изготовленное самим Найдом или по его заказу инструмент насилия, который он использовал на своих жертвах. По крайней мере — на одной из них. На сияющем металле трубки черной эмалью было написано: “Пенни”. Этой штукой он и делал лунки в теле Пенни.

Как и описывала Памела Троттер, это был кусок стальной трубы внутренним диаметром полтора дюйма.

Один конец, обрезанный под прямым углом, был обтянут резиновой трубкой, другой — срезан наискось и отточен остро, как бритва. Мысль о том, как Джонни использовал этот нож, вызывала тошноту.

Гарри доводилось в детстве проводить время на северо-западном побережье Англии. Он играл зимой в снегу, вырезая консервной банкой аккуратные толстые цилиндрики, из них удобно было строить замки. В отличие от замков из песка, которые смывал прилив, эти стояли долго, пока держались холода. Однако сейчас ему вспомнились не замки, а круглые ровные дырки, оставленные банкой в снегу. Они стояли у него перед глазами, только не белые, а малиновые, и вырезаны они были не в снегу...

Гарри осмотрел остальные круглые ножи; их было еще пять. На четырех стояли имена девушек, известные ему из полицейского досье, хотя он с ними не был знаком. На пятом — имя Памелы. Этот ублюдок берег их как сувениры, словно фотографии старых пепелищ! Гарри представил, как Джонни мастурбирует над ними.

Да, ножей было всего шесть. Но обитых бархатом гнезд — семь. Седьмой нож сейчас у Джонни, но на нем пока нет имени.

Неожиданно вампирское чутье подсказало Гарри, что в парадную кто-то вошел, несколько человек, и они направляются по общему коридору к комнате Найда. Отдел? Полиция? Или и те и другие? Он телепатически коснулся их разумов. И тут чей-то разум тоже коснулся его на мгновение и тут же в ужасе отпрянул. Это был средней силы телепат; очевидно, снова отдел; но остальные были из полиции. Естественно, вооружены. И основательно. Некроскоп беззвучно зарычал, чувствуя, как меняются очертания его лица... На одно безумное мгновение ему захотелось остаться и принять бой: почему бы и нет, он мог бы справиться с ними! Но он вспомнил о том, зачем сюда пришел — эту работу надо довести до конца, — и шагнул в дверь Мёбиуса. Он отправился на склад “Экспресс-Морозильников” в Дарлингтоне.

* * *

Выйдя из пространства Мёбиуса на газоне, там, где подъездная дорога от склада вливалась в южную магистраль А1, он успел заметить промчавшийся мимо него громадный фургон. Человек, сидевший за рулем, промелькнул, как тень, за зеркальным бликом лобового стекла. Это был всего лишь один из фургонов, но надпись на его борту была с дефектом...

Это был фургон Джонни!

Гарри шагнул на кромку дороги и тут же попал в свет фар большой мошной машины, шедшей за фургоном. Напряженные лица в кабине уставились на него и пролетели мимо. Что-то такое было в этих лицах. Гарри дотянулся до них и заглянул в их разумы. Полиция! Они преследовали Найда. Они надеялись схватить его за руку, когда он подберет ни о чем не подозревающую юную пассажирку. Дурачье! В его квартире полно доказательств, чтобы убрать его. Надолго ли? Памела была права: скорее всего, его посадят в сумасшедший дом, а через какое-то время выпустят.

Та, другая группа осталась в квартире Джонни: возможно, они уже в его комнате и теперь все знают. Так что, если Гарри хочет, чтобы некромант достался ему, придется поторопиться.

Но тут он вспомнил, что Пенни ждет его, там, в доме в Боннириге. А сколько уйдет времени на Джонни, неизвестно. Конечно, можно просто прикончить Найда или устроить как-нибудь его гибель. Но он заключил договор с Памелой Троттер и не собирался обманывать мертвых. И потом, наказание должно соответствовать преступлениям Найда. Но Пенни не может долго оставаться там одна... Они убили Дарси Кларка. Какого черта все так запуталось!

Гарри чувствовал, как ярость душит его, заполняет все его существо. Он глотнул холодного ночного воздуха и заставил себя успокоиться. Пенни бросила ради него все, и он тоже должен позаботиться о ней; он вызвал дверь Мёбиуса и очутился в Эдинбурге.

В доме Пенни не было!

Гарри не мог поверить этому. Он же велел ей оставаться здесь, ждать его! Куда же она подевалась? И что заставило ее уйти? Он попытался поискать ее разум. Но где? В какой стороне искать? Сейчас, ночью, куда она могла уйти? Или она послушалась совета Тревора и покинула его.

Он позволил вампирскому чутью начать поиск, послал его в ночь, и оно, словно рябь на воде, расходилось все дальше. Он искал Пенни... и наткнулся на чужие разумы! Снова отдел!

Он шуганул их и почувствовал, как разумы испуганно съежились, захлопнулись, пережидая волну его ярости, как моллюски, цепляющиеся за скалу, чтобы их не унесло волной. Они были неподалеку, возможно, в Боннириге у них штаб-квартира. Гарри двинулся дальше и наткнулся на ментальные статические разряды; они шипели, словно ветчина на сковородке. Это отдел глушил его сигналы.

— Будьте вы прокляты, грязные шпионы, — в сердцах выругался Гарри. — Надо было убраться отсюда и поглядеть со стороны, как все вы отправитесь прямиком в ад!

Да, это было бы в его силах, ведь он был носитель чумы. Он мог оставить это наследство человечеству, отказавшемуся от него: заразу вампиров.

Вампир Гарри еще не созрел, но кровь некроскопа была отравлена, и наверняка его укус был ядовитым, а в его распоряжении находились бесконечные просторы метафизического пространства Мёбиуса. Он мог бы прямо сейчас, сегодня, рассеять эту заразу на всех континентах земли. И тогда им пришлось бы еще пожалеть, дьявол побери, что они не догадались оставить его в покое!

Гарри вышел в сад, под звезды, в ночь. Это было его время. О ночь! Хотя, может быть, это было его время совсем в другом, зловещем смысле. Экстрасенсы, возможно, совсем рядом, готовые схватить его, прикрываясь экраном статических помех.

— Ну что ж, давайте, идите сюда, — издевался над ними Гарри. — Поглядите, что вас ожидает! В глубине сада хлопнула калитка.

— Гарри?

Он увидел Пенни, она шла к нему по тропинке.

— Пенни! — Он рванулся к ней, руками и разумом, но ее мозг был окутан дымкой, непроницаемой для Гарри. Вампирский смог!

Гарри почувствовал, как наваливается тоска. Но нельзя было подавать виду. Она теперь вампир, она теперь и впрямь его раб. О влюбленности больше нет речи. Да и была ли любовь? В конце концов, он ведь вырвал ее из мертвых.

— Зачем ты уходила ночью? Я ведь велел ждать.

— Ну, ты же видишь, какая вокруг красота! Я тоже хотела поразмыслить обо всем под звездами... — Она прильнула к Гарри.

— И о чем ты размышляла?

“Ночь туманит тебя. Это разгорается огонь в твоих венах. А завтра встанет солнце, слепящее, изнурительное, и от его лучей будет больно твоей коже”.

— Я подумала: может, ты не хочешь брать меня с собой, решил оставить меня здесь?

— Нет, это не так. Я возьму тебя с собой.

“У меня нет выхода, оставить тебя здесь — значит подписать тебе смертный приговор”.

— Но ты же меня не любишь!

— Люблю, — солгал Гарри.

“Но это уже не важно. Ты тоже разлюбишь меня. Хотя похоть останется с нами”.

— Гарри, мне страшно!

“Поздно, слишком поздно!”

— Ты не должна здесь оставаться, — сказал он ей. — Будет лучше, если ты отправишься со мной.

— А куда?

Он увел Пенни в дом, прошел по всем комнатам, зажигая свет, и тут же вернулся к ней. Он показал Пенни круглый нож Найда с ее именем. Она судорожно вздохнула и отвернулась.

— А теперь подумай. — Голос Гарри был холодным, как зимняя вьюга. — Представляешь, как он глядит на это и вспоминает твои муки и свое наслаждение? Она вздрогнула.

— Я думала... думала, что забыла это. Я старалась забыть.

— Забудешь, — кивнул Гарри. — Когда все кончится, ты забудешь. Но я не могу оставить тебя здесь, а мне надо довести дело до конца.

— Я увижу его? — От одной этой мысли Пенни побледнела.

— Да, — кивнул Гарри. Его алые глаза засияли странной улыбкой. — А он увидит тебя.

— Но ты ему не позволишь напасть на меня?

— Обещаю.

— Тогда я готова.

* * *

За час до этого на эдинбургском вокзале Вэверли Тревор Джордан сел в спальный вагон ночного поезда до Лондона. Особых планов у него не было. Возможно, завтра утром он позвонит в отдел — проверить, куда дует ветер. И, если все нормально, снова предложит им свои услуги. Они его проверят, в данных обстоятельствах это естественно, и, конечно, захотят узнать все о его отношениях с Гарри Кифом.

Но он будет тянуть время, чтобы Гарри успел оказаться далеко отсюда, в противном случае Тревор откажется от любых поручений, если они будут во вред Гарри.

Не из страха, нет, а из уважения и благодарности... хотя, если по правде, и из страха тоже. Гарри есть Гарри, к тому же он вампир. Не испытывать перед ним страха может только идиот.

Телепат взял постель, но уснуть не смог. Слишком много было у него на душе. Он вернулся из мертвых и никак не мог с этим свыкнуться, возможно, никогда не сможет. Даже смертельно больной, который внезапно выздоровел, не может испытывать тех чувств, что Тревор. Он был по ту сторону и вернулся. Вернулся благодаря Гарри.

Но чего не знал не только Джордан, но и сам Гарри, так это того, что благодаря некроскопу случилось еще и многое другое. Джордан не учел, что Гарри коснулся его разума, коснулся слегка, но все же оставил там отпечатки, и их нельзя было стереть.

Двое экстрасенсов, следовавших за Джорданом в том же поезде — один телепат, другой опознаватель, — воспринимали эти отпечатки как все тот же мозговой смог, призрак вампира. Они, естественно, не могли позволить себе глубокое зондирование — Тревор был превосходный телепат и заметил бы чужое присутствие, — к тому же Гарри Скэнлон, один из этих двух экстрасенсов, был в свое время учеником Джордана, пока его собственный талант не созрел окончательно.

Джордан тут же узнал бы его разум, не говоря уже о голосе и внешности. Поэтому оба экстрасенса держались от Тревора на некотором расстоянии, устроившись в противоположном конце поезда, за вагоном-рестораном. Они сидели, надвинув на лоб шляпы и уткнувшись в газеты, перечитанные не по одному разу.

Но Джордан не двинулся по вагонам в их сторону, не послал им ни единого телепатического сигнала. Он был вполне доволен, сидя в своем спальном купе, слушая перестук колес и глядя на убегавший назад ночной мир за окном. Его радовало то, что он снова стал частью этого мира. Надолго ли? Эта мысль ни на секунду не приходила ему в голову.

Когда поезд замедлил ход на виадуке, пересекая трассу Олнуик — Морнет, Скэнлон выпрямился на сиденье и, прикрыв глаза, в испуге попытался сконцентрироваться. Кто-то пытался связаться с его разумом. Но мысли были ясные, отчетливые, чисто человеческие — никакого вампирского тумана. Это была Миллисент Клэри из штаб-квартиры в Лондоне, где она, министр и дежурный офицер отдела находились для координации всех действий.

Миллисент была краткой.

— Гарет? Как дела?

Гарет ослабил статический экран и изложил ситуацию, закончив тем, что “он в спальном вагоне, едет в Лондон”.

— Может, едет, а может, и нет, — ответила Клэри. — Все зависит от того, как будут разворачиваться события, но министр считает, что скоро можно будет взяться сразу за всех троих.

— Что? — Не просто тревога, ужас звучал в его голосе: ему с напарником предстояло убить человека, и не просто человека, а бывшего друга.

— Да, бывшего друга, а теперь — вампира, — откликнулась на мелькнувшую мысль Клэри и добавила: — Министр хочет знать, есть ли проблемы?

Проблем не было. Кроме одной.

— Мы же в поезде. Нельзя же прямо здесь сжечь его, черт возьми!

— В Дарлингтоне будет остановка, там уже есть наши люди. Так что жди сигнала. Возможно, вам придется сойти с поезда и взять Джордана с собой. Вот так. Я еще свяжусь с тобой.

Скэнлон передал суть сообщения Алану Киллуэю, опознавателю — он не так давно попал в отдел.

— Я совсем мало знал Джордана, — ответил тот, — так что мне проще. Все, что мне известно, — что он умер, а теперь снова как бы жив, и что это противоестественно. Так что надо всего лишь восстановить естественный порядок вещей.

— Но я-то знал его! — Скэнлон снова откинулся на спинку сиденья. — Он был моим другом, и для меня это все равно что убийство.

— Пиррово убийство, понимаю, — так выразил это Киллуэй. — Но подумай, ведь Гарри Киф, Джордан и им подобные способны погубить все человечество!

— Да, — кивнул Скэнлон. — Это именно то, что я все время себе повторяю. То, что я не должен забывать.

* * *

В пространстве Мёбиуса жуткий нож Джонни показывал нужное направление, хотя на самом деле, конечно, это работал талант Гарри, а нож, как вещь, принадлежавшая Найду, служил лишь посредником.

Пенни вцепилась в Гарри и закрыла глаза; она взглянула разок и больше не захотела. Тьма вокруг казалась твердой — из-за отсутствия чего-либо материального. Даже время здесь не существовало. Но там, где царит НИЧТО, мысли имеют вес.

— Это какое-то колдовство, — шептала она сама себе.

— Нет, — возразил некроскоп, — но я тебя понимаю. В конце концов, Пифагор тоже думал так.

Гарри, хорошо изучивший пространство Мёбиуса, почувствовал, что тяга прекратилась. Они нашли Джонни.

Он создал дверь и выглянул в нее; живая изгородь шла параллельно дороге, она была абсолютно ровная. По серой ленте дороги грохотали машины, в их свете придорожный кустарник, словно в калейдоскопе, вспыхивал желтым, зеленым и черным. И в этот миг мимо промчался фургон “Морозильников”.

Короткий прыжок — и они на милю обогнали его, оказались на крытой эстакаде перехода над многоярусным шоссе. Минутой спустя Гарри сказал:

— Вот он.

Они прильнули к окошкам, глядя, как фургон Джонни показался в поле зрения и промчался под ними. Когда его огни стали неразличимы во тьме, Пенни спросила:

— Что теперь?

Некроскоп пожал плечами. Он сверился с картой.

— Отсюда миля или две до Боробриджа. Может, он там остановится. Но нам ни к чему ловить его на каждой миле. Где-нибудь он остановится: например, пообедать в ночной забегаловке. Это его охотничья территория, верно? Так он находит свои жертвы — одиноких женщин в ночи. Тебе это не нужно объяснять.

— Верно, не нужно, — вздрогнула Пенни. Они огляделись. На одной стороне шоссе была бензоколонка, на другой — закусочная.

— Все, — заявил Гарри. — Теперь он от меня не уйдет. Давай пока выпьем кофе, ладно? И я попробую рассказать тебе, какой у меня план.

Она кивнула и даже умудрилась изобразить жалкую улыбку.

Они спустились по ступеням вниз. Люди поднимались навстречу, направляясь на ту сторону, к автозаправке. Пенни схватила его за руку:

— Твои глаза, — прошептала она.

Гарри надел темные очки и взял ее за руку:

— Веди меня. Я слепой.

Это была неплохая идея. В закусочной было мало народу, и лишь раз на них кто-то глянул и тут же отвернулся.

“Забавно, — подумал Гарри. — Почему-то никто не любит глядеть на людей с дефектами, разве что искоса. Ха! Они бы тут же разбежались, если бы догадались, в чем мой дефект!”

Но они не догадывались...

* * *

Бен Траск и Джеффри Пакстон стояли в темноте под звездами на берегу речушки вблизи Боннирига, слушали, как плещется черная вода. Они еще много чего слушали, но не слышали ничего. Они наблюдали.

Наблюдали за старинным домом за рекой, жилищем некроскопа; они ожидали увидеть хоть какое-то движение за открытыми дверями внутреннего дворика или тень за занавесками на окнах второго этажа — любой знак, что там есть кто-то живой... или неживой... Они ждали, и они были вооружены: у Траска — автомат, в магазине которого было тридцать патронов с девятимиллиметровыми пулями, тоже ожидающими своего часа, а у Пакстона — арбалет, тугая тетива взведена, короткая дубовая стрела наготове.

За милю от них, на шоссе, ведущем в Боннириг, еще двое оперативников отдела сидели в машине: ждали. Они были профессионалы: не телепаты, как Бен Траск, и не фанатики, как Пакстон, но то, что от них требовалось, было им вполне по плечу. Они поддерживали радиосвязь с лондонской штаб-квартирой и при необходимости меньше чем через минуту могли подоспеть к Траску и Пакстону. Те же, что стояли на берегу, чувствовали, что они под защитой — по крайней мере, Траск. Пакстон не очень верил в действенность помощи.

— Ну что, — прошептал Траск, тронув Пакстона за локоть, — он тут? Или нет?

Пакстон стоял почти на том же месте, где некроскоп сбросил его в реку, и нервничал. Гарри предупредил его, что в следующий раз... что лучше, если следующего раза не будет. И вот он, этот следующий раз.

— Не знаю, — потряс он головой, — но дом заражен, это точно. Ты сам разве не чувствуешь?

— Это так, — кивнул в темноте Траск, — я прямо вижу, что тут что-то ненормально. А девушка?

— Два часа назад она была здесь. Ее мысли были смазаны — вампирский туман, — но все же читаемы. Она у него в рабстве, это точно. Я думаю, что Киф тоже был здесь недолго, я просто уверен в этом. Ну а сейчас... — Пакстон пожал плечами. — Телепатическая связь с вампиром — штука непростая. Следить — и не быть замеченным.

Траск не успел ответить — на его “уоки-токи” замигал красный огонек. Он вытянул антенну и нажал кнопку приема. Послышался треск статических разрядов, а потом зазвучал спокойный голос Гая Тила:

— Это группа поддержки. Как слышимость?

— Нормально, — тихо откликнулся Траск. — Что случилось?

— Звонили из штаб-квартиры. Нам приказано передислоцироваться на позицию начала атаки и с этого момента обеспечивать радио— и экстра-молчание и ждать сигнала.

— Готовность не повредит, конечно, — нахмурился Траск. — Но на кого нападать, если цели здесь нет? Спроси-ка их, что они имеют в виду.

— Штаб-квартира считает, — тут же ответил Тил, что, если в момент подачи сигнала в доме никого не будет, мы должны оставаться в засаде, наблюдать и ждать.

— Попроси их, пусть еще раз объяснят. И более вразумительно, — еще сильнее нахмурился Траск.

— Да я уже переспросил. Еще до того, как связался с тобой. Насколько им там, в штаб-квартире, известно, Киф и эта девица. Пенни Сандерсон, идут по следу серийного убийцы. А наши люди следят и за Гарри, и за Найдом, осторожно, чтобы не спугнуть их, а также — за Тревором Джорданом, который едет ночным экспрессом в Лондон. Так, что пусть Киф или полиция, а может, и они вместе покончат с Найдом, и тут мы одновременно будем брать некроскопа, девушку и Джордана — каждого там, где застанем.

— А если они упустят Гарри и он вернется домой, — согласился Траск, — его встретим мы!

— Да, я это так и понимаю, — ответил Тил.

— Ладно. Спрячьте машину и двигайтесь сюда, пешком. Будьте через десять минут на старом мосту. Мы разобьемся на две пары и займем удобные позиции для наблюдения за домом. Так что до встречи.

Он отключил рацию.

Пакстон продолжал, нервничая, телепатически прощупывать окрестности, погруженные во тьму.

— Ты думаешь, Тил и Робинсон в паре справятся? — спросил он. — Мы-то вдвоем обеспечим надежное наблюдение, но ведь они не больно много умеют.

— Думаю, ты прав. — Траск пристально поглядел в темноте на своего напарника: ему не нравилось, как разворачиваются события, и более всего ему не нравилось то, что Пакстон впал в истерическое состояние и вот-вот потеряет контроль и над собой, и над своим даром. — Я пойду с Тилом, а ты будешь в паре с Робинсоном.

Пакстон повернулся к нему, его глаза мерцали в лунном свете.

— Ты не хочешь работать в паре со мной?

— Слушай, Пакстон, давай разберемся, — Траск еле сдерживался. — Я согласился работать с тобой лишь по одной причине — чтобы ты был под присмотром. Ты впал в такой раж, что перестаешь себя контролировать. А по доброй воле работать с тобой, ты прав, у меня нет такого желания, со свежим дерьмом и то приятнее иметь дело!

Пакстон что-то злобно буркнул, повернулся и пошел было прочь по тропинке. Но Бен схватил его за плечо и развернул к себе лицом.

— Это не все, мистер Супермен. Я уверен на девяносто процентов, что ты пытаешься влезть в мое сознание. Когда ты доведешь мою уверенность до ста процентов, то сразу еще раз отправишься в реку, и Гарри Киф не понадобится!

Пакстону хватило ума промолчать. Они вернулись на дорогу и пошли к старому каменному мосту, куда должны были подойти Тил и Робинсон.

* * *

Гарри и Пенни уже выпили по чашке кофе и заказали еще по одной. Пенни попробовала кусочек сливочного пирожного. Оно было безвкусным, как, впрочем, и кофе. Хотя, пожалуй, винить в этом следовало ее настроение, а не качество продуктов. Гарри то и дело доставал из кармана мерзкий нож Джонни и задумчиво его рассматривал. Пенни каждый раз вздрагивала, она ощущала всей кожей, как он прикасается к металлу, которым она недавно была убита. И, когда некроскоп в очередной раз потянулся к карману, у нее вырвалось:

— А если он не остановится в дороге? Если поедет прямиком в Лондон?

— Ну, если он так решит, — пожал плечами Гарри, — тогда, я думаю, придется... — Он внезапно умолк, сжал рукой металл и закрыл глаза. Когда он открыл их снова, его взгляд был холодным и решительным. — Ты зря опасалась. Он остановился. Только что.

— И где? Ты знаешь, где это? — стиснула ему руку Пенни.

— Пока нет, — качнул головой Гарри. — Но мы можем туда отправиться и посмотреть.

— О Боже! — прошептала Пенни. — Увидеть того, кто меня убил!

— А главное, — ответил ей Гарри, — он тебя увидит! И это заставит его призадуматься. Если он читал газеты, то знает, что у Пенни, одной из убитых им девушек, оказался двойник, как ни странно — тоже Пенни! Поверит ли он, что случайно столкнулся именно с ней? Очень странное совпадение! Если у него есть хоть капля мозгов, он забеспокоится, и еще как. Чего я и хочу. Он заслужил это: немного понервничать перед тем, как мы с ним поквитаемся.

— Мы? — повторила она. — Ты... ты что, используешь меня, Гарри?

— Пожалуй, да, — признался Гарри, выходя следом за ней из кафетерия во тьму ночи. — А что здесь плохого? — И тут же добавил: — Только не говори, что это нечестно. Честность как красота, она существует только в глазах тех, кто ее воспринимает. Я ведь у тебя прошу не так много: только быть рядом. Остальное, и не самое легкое, ляжет не на твои плечи.

— Наверное, ты прав, — сказала Пенни, когда Гарри, обняв ее за плечи, шагнул через порог в созданную им дверь Мёбиуса. — Насчет честности и красоты. Но в Джонни нет никакой красоты.

— И честности тоже, — мрачно согласился Гарри. — А я думаю, что я честен. Я всего лишь беру глаз за глаз.

 

Глава 7Перекресток кошмаров

Джонни остановился у станции обслуживания к северу от Ньюарка. Он не любил ездить по шоссе Ml, предпочитая А1, потому что здесь у него было больше возможностей: на станциях самообслуживания можно было встретить не только водителей-автомобилистов, но и окрестных жителей.

Джонни знал, что, когда закрываются дискотеки, местная молодежь отправляется в придорожные закусочные, где можно перекусить после танцев, получить недорогую выпивку и все такое. Он и раньше здесь останавливался, но ему не везло. Может, эта ночь окажется удачной?

Он отключил сцепление, включил пневмотормоз, и тяжелый фургон с прицепом плавно покатил по подъездному пути, ища место для парковки — обязательно носом к шоссе, поближе к выезду. Когда понадобится уезжать отсюда, лишние проблемы ни к чему. Станция обслуживания находилась на перекрестке дорог, и стоянка для автомобилей была забита; зато на стоянке для грузовиков, наоборот, машин почти не было. Люди входили и выходили из дверей небольшой, ярко освещенной закусочной. Здесь к тебе не станут приглядываться — ты всего лишь еще одно лицо, склонившееся над тарелкой курятины с жареным картофелем и бутылкой лимонада.

У стойки самообслуживания народу было немного, и вскоре Джонни устроился за угловым столиком, где он, ковыряясь в еде, мог незаметно оглядывать зал в поисках миловидного женского лица. Женщины тут были, но все не то: или старые, обрюзгшие с потухшим взглядом, или в компании, или слишком трезвые. Да, были и молоденькие, с сияющими глазами, но все они цеплялись за своих дружков. Ну что ж... До Лондона еще немало придорожных забегаловок, в любой из них ему может улыбнуться удача.

Он вспомнил, как эта пташка в маленькой красной спортивной машине промчалась мимо него на пустынном шоссе. Он догнал ее и столкнул в канаву, а потом пошел извиняться, мол, авария, — и предложил довезти до ближайшего гаража. И он отвез ее, но не в гараж. А потом была ее очередь покатать его. Он прокатился от души, ей-богу. Той ночью у Джонни было чудное настроение. Когда он убил эту стерву, он вырезал дыру у нее под подбородком и трахнул ее туда, в горло. Она почувствовала это, как пить дать; и как же эта мертвая сука вопила! Да уж, если раньше у нее в горле и бывал член, то уж точно не через дыру в шее.

От этих мыслей Джонни возбудился. Этой ночью надо выбрать себе кого-то. Но не здесь. Наверное, пора отсюда двигать. И тут он увидел... черт, этого не может быть!

Невозможно! Он с трудом заставил себя не смотреть в ее сторону. Она была здесь, совсем рядом. Она проскользнула на сиденье в соседней кабинке; там сидел какой-то слепой — или просто парень в темных очках, — но он, похоже, не с ней. Она заказала кофе, только кофе, и она выглядела как в прошлый раз. Абсолютно так же! У Джонни ум за разум заходил. Он готов был поклясться, что уже имел ее!

“Что же это такое? — спрашивал он себя. — Как такое возможно?” Ответ был только один: нет, такого просто не может быть. Разве что эта девушка — близнец той. Или двойник!

И тут он вспомнил. Он же читал что-то в газетах. Считалось, что та, которую он прихватил тогда в Эдинбурге — Пенни, ее звали Пенни, — оказалась совсем другой. А настоящая Пенни, точная копия той, которую он поимел, убил и снова поимел, — жива. И вот еще что — ту, убитую, тоже звали Пенни. Вот уж совпадение. Хотя еще большее совпадение — что именно она именно сейчас оказалась именно здесь. Если, конечно, у него не поехала крыша.

Джонни медленно поднял глаза от тарелки на застекленную стенку кабинки с вытравленными по стеклу папоротниками — потуги на уют. Перед ним было ее лицо, на мгновение, не более, их глаза встретились, потом она отвернулась. Тот, в темных очках, сидел к нему спиной, в нем не было ничего необычного. Может, это ее отец?

“Не отец, а любовник, — сказал сам себе Гарри, — любовник-вампир, ты, дерьмо!”

С того самого момента, как они с Пенни вошли в закусочную, Гарри присутствовал в мозгу Найда; в жизни ему не приходилось сталкиваться с такой выгребной ямой. Это подстегнуло решимость Гарри покончить с уродом, а то, что он узнал Пенни — то ли как свою жертву, то ли как ее двойника, — тем более. Впрочем, реакция Найда на Пенни была не совсем той, что ожидал Гарри. Любопытство, возбуждение, но никак не страх. Хотя это можно было понять.

В конце концов Найд ведь знал, что другая Пенни мертва, что замученной им девушки здесь быть не может. Но все же Гарри был разочарован тем, что шок был недолгим. Похоже, этот тип умеет держать себя в руках. Но что будет с ним, когда Гарри преподнесет ему все, что задумал, — это другой вопрос...

Покинув разум Найда, некроскоп сказал, наклонившись к Пенни:

— Я вижу, чего это тебе стоит. Я сам испытываю почти то же. Прости, Пенни, но постарайся сдержаться. Теперь уже недолго; когда Джонни уйдет, я отправлюсь следом, а ты останешься здесь и дождешься меня. Хорошо?

Она кивнула:

— Ты, похоже, совсем не волнуешься, Гарри?

— Просто я принял решение, — покачал он головой. — А Найд — у него действительно крепкие нервы, и, если я не буду держать себя в руках, у него будет преимущество.

Заканчивая фразу, Гарри увидел, что в кафе вошли двое — на вид вполне обычные посетители, но что-то в них было не так. Они взяли со стойки запотевшие бутылки с лимонадом, оглядели зал, задержали на секунду взгляд на кабинке, где сидели Пенни и Гарри, и прошли мимо. Гарри попробовал коснуться их сознания, но тут же наткнулся на ментальные статические помехи!

Он тут же отпрянул. Один из них наверняка экстрасенс. Значит, отдел вплотную подобрался и к Джонни Найду, и к Гарри Кифу! Надо думать, они не станут ничего затевать прямо здесь, да и на темной автостоянке тоже. Но Гарри не устраивало их присутствие. Ясно, что они сообразили — если следить за Найдом, выйдешь на Кифа. А как раз сейчас он никак не мог себе позволить мириться с таким осложнением.

Теперь Гарри припомнил: действительно, была машина, которая следовала за Найдом от самого Дарлингтона, полицейская машина без опознавательных знаков, а в ней двое? Или трое? Он тогда решил, что это полиция, но теперь ясно, что это были они. Гарри вдруг почувствовал, что из горла рвется рычание — вампир реагировал на угрозу. Почувствовав на себе взгляд Пенни, он взял себя в руки.

— Гарри, — сказала она озабоченно, — ты сильно побледнел.

“Это от ярости, любовь моя”.

— Я должен кое-что уладить, — сказал он вслух. — Придется оставить тебя, на минутку. Как ты?

— Оставить рядом с ним? — встревожилась Пенни.

— Тут не меньше пятидесяти человек, — ответил он. “И двое из них — те еще ребята”. — Обещаю, я скоро вернусь.

— Ладно, все нормально. — Она кивнула и коснулась его руки. Но в сторону Найда старалась не смотреть.

Гарри встал, улыбнулся ей, как робот, и вышел в ночь.

Всякий, кто вздумал бы следить за Гарри, решил бы, что он направляется в мужской туалет, но поравнявшись с выходом, он резко свернул и через качающиеся стеклянные двери вышел на улицу. Там он, выдохнув облако тумана, пригнулся и стал пробираться, словно призрак, между машинами, выстроившимися как солдаты на плацу. Его направляло вампирское чутье; он двинулся прямиком к полицейской машине, не имевшей никаких опознавательных знаков, и подошел к ней сзади. В стальной рамке окна был виден силуэт водителя, полицейского в штатском, с тлеющей в уголке рта сигаретой; положив локоть на край открытого окна, он вглядывался в темноту, вдыхая влажный ночной воздух.

Оставляя за собой шлейф тумана, некроскоп, словно неуклюжий краб, бесшумно двигался вдоль машины. Когда Гарри выпрямился, полицейский раскрыл рот от удивления: невесть откуда возникшая тень закрыла звезды и стремительно надвинулась. Некроскоп ударил его, и водитель опрокинулся на соседнее сиденье; сигарета выпала из его рта на асфальт.

Он вырубился, как электрическая лампочка — или сигарета, которую Гарри раздавил каблуком. Гарри втиснулся в окно, ухватил ключ зажигания и свернул его набок, заклинил в замке; эта машина не будет участвовать в преследовании Гарри (или Найда). Для верности он достал круглый нож Найда, вонзил его в покрышку, так что воздух начал вырываться со свистом, и подождал, пока машина не сядет на обод. Гарри начал выпрямляться, и тут его взгляд упал на заднее сиденье. Кровь застыла у него в жилах.

Глаза некроскопа были привычны к темноте, ночь была его стихией. Поэтому он смог разглядеть заднее сиденье и все, что на нем находится, во всех подробностях, не хуже, чем при ярком свете. Он узнал этот громоздкий безобразный силуэт с темным рылом. Огнемет! А рядом, на полу, голубовато-стальной блеск пары заряженных арбалетов. Заряженных арбалетов!

Гарри зашипел в ярости. Это все заготовлено для него, этими штуками они собираются уничтожить его — похоже, все должно случиться раньше, чем он рассчитывал. Ублюдки! И он сам их этому обучил!

Он набросился на второе, колесо и удовлетворенно рыкнул, когда и оно расплющилось, выпустив воздух. Потом обошел машину и расправился с третьим. Остановившись, он сделал глубокий выдох, приказывая себе быть спокойнее, спокойнее...

Он еще дрожал, но уже взял себя в руки: не шипел, не рычал от злости. Эта мгновенная вспышка насилия над машиной помогла ему выпустить пар, сбросить огромное напряжение. Облако выдыхаемого им тумана сильно поредело. Гарри еще раз вздохнул, выпрямился, отчего стал снова выглядеть как человек, убрал нож и двинулся к кафе...

* * *

Прошла всего пара минут, но их хватило Пенни, чтобы осознать, какая угроза исходит от Джонни Найда. Она не могла сидеть в бездействии. Как только Гарри выскользнул в ночь через качающиеся стеклянные двери, она сразу поняла, что ей не выдержать. Быть в одной комнате с этим чудовищем — это чересчур, пусть даже рядом находится не пятьдесят, а пятьсот человек.

Этих мгновений хватило и Джонни, чтобы принять решение. Да, это будет Пенни. Сегодня он выбирает ее. Похоже, парень в темных очках был вовсе не с ней, она здесь сама по себе. Вдобавок она, похоже, чувствует, что Джонни ею заинтересовался. Она явно избегает его взгляда, делает вид, что его не существует. Внезапно он подумал: “Неужели она знает меня?” Нет, это невозможно. Черт, что же это все значит? Он отодвинул тарелку и положил руки на стол, ладонями вниз, как если бы собирался встать. И при этом не сводил глаз с Пенни, понуждая взглядом посмотреть в его сторону. Да, она наблюдала за ним краем глаза и увидела, как он медленно поднимается на ноги. С ее лица сбежала краска, она тоже встала, выскользнула из кабинки, отодвигаясь от него. Толстяк с подносом не успел увернуться, они столкнулись, и на пол полетел стакан молока, тарелка с едой и булочки.

Джонни шагнул за ней, изобразив на лице удивление, как бы говоря: “В чем дело? Я вас испугал?” Любой со стороны решил бы, что с девушкой что-то не так: или выпила лишнее, или наркотики. Как она побледнела. А этот милый молодой человек, он, видимо удивлен, не понимает, что с ней.

Да, в том-то и дело, что Джонни Найд выглядел вполне милым молодым человеком. Гарри Киф, увидев его впервые, удивился, насколько он не соответствует образу маньяка-убийцы. Среднего роста крепыш с льняными длинными кудрями; ровные зубы и легкая невинная улыбка. Лишь желтоватый цвет лица портил образ “соседского паренька”. Да еще темные и глубоко посаженные глаза. И жуткий свинарник у него дома. И то, что он был жестоким и хладнокровным насильником живой и мертвой плоти.

Пенни невнятно бормотала извинения толстяку, который, брызжа слюной, выражал свое негодование и ощупывал залитый молоком пиджак. Оглянувшись, она увидела приближающегося Джонни, отпрянула и побежала к выходу, к стеклянным дверям. Джонни посмотрел на сидевших в кабинках посетителей, пожал плечами и улыбнулся извиняющей улыбкой: “Надо же, какая чудачка! Впрочем, меня это не касается”, и тоже двинулся к выходу.

Джонни настолько был занят своим актерством и Пенни, что не заметил, как двое с зоркими глазами встали из-за столика и двинулись к выходу в тот момент, когда стеклянная дверь выпустила его наружу.

Пенни металась перед входом в кафе. Легкий туман покрывал длинную площадку автостоянки, окаймленную деревьями. На мгновение ее ослепили фары потока машин, двигавшихся по шоссе; Гарри нигде не было.

Но был Джонни Найд. Он увидел Пенни и шагнул к ней.

Пенни услышала сзади шорох гравия, ей было страшно обернуться. Это мог быть кто угодно, но мог быть и он. Она стояла как вкопанная и, напрягая все чувства, пыталась понять, что происходит позади, вместо того чтобы обернуться и увидеть. “Боже! — молилась она. — Сделай так, чтобы это был не он! Пожалуйста!”

Но это был он, Джонни.

— Пенни? — спросил он лукаво и как бы удивленно. Наконец она повернулась, как-то заторможенно, как марионетка, управляемая эпилептиком. Вот он, склоняется к ней. Фальшивая улыбка и безжалостный взгляд черных, как угли, глаз.

У нее заходилось сердце; она хотела крикнуть, но только сипела; она почти упала в его руки. Он подхватил ее, быстро огляделся. Вокруг — никого.

— Моя! — проурчал он, глядя в ее закатывающиеся глаза. — Ты теперь моя, Пенни, совсем моя.

Он хотел бы кое-что у нее выяснить, прямо здесь и сейчас, но ясно было, что она не услышит. Она ускользала от него, от ужаса, который он нес, убегала в другой мир, в мир обморока. Забавно. Нет, от Джонни ей не убежать, никак. Даже в мир смерти!

Прямо перед входом в кафе была стоянка для легковых автомобилей, а за ней, отделенная деревьями, — грузовая; между деревьями были тропинки. Джонни подхватил Пенни и поторопился туда, под укрытие деревьев, неся ее легко, как ребенка. В этот момент из кафе вышли двое — пеленгатор отдела и полицейский инспектор. Они огляделись и увидели, как Джонни нырнул в темноту деревьев. Они поспешили за ним, а некроскоп — следом, длинными волчьими прыжками.

Гарри слышал ее вскрик — не вслух, на это у нее недостало сил, — но в своем мозгу. Его рабыня нуждалась в помощи. Он услышал призыв, когда покинул полицейскую машину, и сначала не разобрался, что это. Но вампир в нем понял сразу. Он увидел Джонни, который спешил с добычей под укрытие деревьев, в сторону грузовой стоянки, и двоих, побежавших от кафе следом за ним. Все они двигались быстро, но не быстрее Гарри.

Стремительными прыжками, мало напоминающими бег человека, он несся, как тучка, пересекающая в небе лунный диск. Но когда он оказался под деревьями и устремился наперехват Джонни, то понял, что совершил ошибку. Купы кустов были огорожены декоративной металлической решеткой. Драгоценные секунды были утеряны, пока он, наткнувшись на преграду, выругался и сотворил дверь Мёбиуса. Через мгновение он уже был на краю асфальтовой площадки по ту сторону насаждения.

И там наткнулся на экстрасенса. Тот шатался, как пьяный — после стычки с Джонни Найдом у него вместо лица была кровавая каша. Экстрасенс почувствовал сильнейшее поле некроскопа и вампира и протянул к Гарри окровавленную руку, пытаясь его схватить. Гарри подтолкнул его к тропинке меж деревьями.

— Иди, — прорычал он, — иди за помощью, пока не истек кровью!

Экстрасенс пробормотал что-то и заковылял прочь, а Гарри раскинул вампирское сознание над площадкой автостоянки. Он нашел сразу троих: Пенни, пребывавшую без сознания; яростного Джонни, покрытого кровью, и мертвого полицейского — нож Джонни пробил ему ухо и вошел в мозг.

Гарри уточнил координаты, сделал еще одну дверь Мёбиуса и очутился у задней стенки фургона-холодильника. Джонни закрывал катящуюся по роликам дверь, а полисмен лежал рядом в луже крови; на то, что осталось от его лица, страшно было смотреть — кровавая сырая масса.

Джонни схватил пистолет полицейского, он почувствовал приближение Гарри. Тот летел прямо на пулю. Она впилась ему в правую ключицу и развернула Гарри. Некроскоп рухнул на асфальт.

Ошеломленный выстрелом и вспышкой, Джонни уставился на пистолет, уронил его, споткнулся о скорчившегося от боли Гарри, пнул его ногой и побежал вдоль фургона к кабине. Обезумевший маньяк на ходу ругался и хохотал.

Боль, словно живое существо, завладела Гарри, ее раскаленные зубы вонзались в агонизирующую плоть.

“Это ты, нетерпеливый ублюдок, — думал Гарри, — ты, берсерк, упрямец, идиот, виноват во всем. Из-за тебя я ранен. Вылечи меня!”

Найд, сидя в кабине, заводил мотор. Пневмотормоза зашипели, зажглись задние огни, малиновые, как глаза Гарри, и осветили такие же малиновые сгустки крови на голове убитого полицейского.

Морщась от боли, некроскоп увидел, как огромная туша грузовика дернулась, задрожала и подалась назад. В следующий момент огромные сдвоенные колеса заскользили, захватили и подмяли под себя тело полицейского. Колеса приподнялись, переезжая останки, кровь и кишки брызнули во все стороны, внутренности поползли из-под колеса, как зубная паста из тюбика.

“Его счастье, что он мертв, — подумал потрясенный Гарри. — Вряд ли он хотел бы быть сейчас живым и ощущать все это”. Но его мысли были и мертворечью, и полицейский услышал.

Гарри едва увернулся от разворачивающегося грузовика, откатившись вбок. Колеса в алых брызгах прошли в дюйме от него. Но сквозь вонь, грохот и струю выхлопных газов, выстреливших ему в лицо, он услышал ответ:

— Но я чувствую! Боже, это хуже, чем второй раз умереть!

У Гарри — даже у Гарри — буквально застыла кровь в жилах. Он вспомнил, кто за рулем фургона. Жертвы некроманта чувствуют его действия, как те мертвецы, которых мучил Драгошани!

Снова зашипели воздушные тормоза, грузовик резко остановился, передние колеса развернулись, и он покатил вперед, к выезду со стоянки. Джонни уходил от него и увозил Пенни!

“Нет, черт тебя побери!” Гарри встал на колени, сосредоточился, определил координаты грузовика, прошел, едва держась на ногах, через дверь Мёбиуса и очутился внутри фургона. Внутри было темно, но некроскопу это не мешало. Он увидел Пенни, подполз к ней, приподнял левой рукой ее голову и положил себе на колени. Она очнулась и посмотрела в его сияющие малиновым светом глаза.

— Гарри, я... я ушла из кафе, — шепнула она.

— Знаю, — прохрипел он. — Он причинил тебе боль?

— Нет, — она потрясла головой. — Похоже, я просто упала в обморок.

Но времени на расспросы не было. Кровь Гарри взбунтовалась, ему трудно было владеть собой, тварью внутри себя.

— Уцепись за меня, — велел он.

Она сделала, как ей было велено, и Гарри впустил поток уравнений Мёбиуса в свое сознание. Через мгновение Пенни ощутила беспредельность пространства, и сразу после этого тяжесть вернулась — они опустились на постель в доме Гарри вблизи Боннирига.

— На этот раз ты останешься здесь! — приказал Гарри. Он исчез прежде, чем она села в постели...

* * *

В Лондоне, в оперативном центре отдела Миллисент Клэри и министр по особым делам, а также Дэвид Чанг, который сегодня был дежурным офицером, сидели у края длинного стола. Здесь имелись телефоны, радиотелефон, радиоприемники, большая карта Англии под пленкой и поднос с кучей предметов, принадлежавших полевым агентам отдела. Светильники на потолке были направлены на стол, превращая его в оазис света в относительно темной большой комнате.

Миллисент Клэри только что приняла короткое сообщение от Пакстона, что группа захвата заняла позицию. Киф и его девушка ненадолго вернулись в дом, причем Пакстон уверен, что некроскоп уже снова ушел оттуда. Напарник Пакстона, Фрэнк Робинсон, тоже считал, что в доме сейчас только один человек. Поскольку никаких помех, никакого смога в психическом эфире не было, он склонен считать, что в доме девушка.

Киф, вероятно, доставил ее в дом через пространство Мёбиуса, а потом ушел тем же путем. Если бы у них не было полной уверенности, что некроскопа нет в доме, команда поддерживала бы телепатическое молчание. Ну, а поскольку это не так, Пакстон жаждал узнать, что происходит.

Клэри рассказала о принятом сообщении.

— Я все больше убеждаюсь, что вы были правы насчет Пакстона, — фыркнул министр. — Все вы. Похоже, он не уймется, пока не переиначит весь мир на свой лад.

Клэри хмуро кивнула.

— Вы хотите сказать, — пересвинячит, — сказала она со злостью. И потом добавила: — Э-э... сэр! Но мы и сейчас правы, не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять это. Он опасен. Счастье еще, что Бен Траск не спускает с него глаз. Вы хотите, чтобы я ему что-то сообщила?

Министр глянул на нее, потом на Чанга, который сосредоточенно разглядывал и поглаживал предметы на подносе, пытаясь установить местонахождение, состояние и настроение агентов, работающих на местах, — и подытожил свои размышления по поводу сложившейся ситуации.

Во-первых, Тревор Джордан, телепат. По всем законам природы он должен покоиться в урне в виде горсти праха, тем не менее в настоящий момент он находится в ночном экспрессе, следующем в Лондон через Дарлингтон. Два агента отдела тайно сопровождали его и не предвидели никаких особых осложнений, хотя уже не было сомнений, что Джордан — вампир. Они вооружены сложными многозарядными пистолетами, а еще у одного из них есть небольшой, но смертоносный арбалет. Еще один агент направлен им в помощь и ожидает поезд на вокзале в Дарлингтоне. У него машина, в багажнике которой — огнемет.

Затем Пенни Сандерсон, тоже воскресший вампир. Она, надо полагать, находится в доме Кифа рядом с Бонниригом. Там тоже находятся агенты, самые лучшие, какие нашлись у отдела, и они очень даже понадобятся, если или когда Гарри Киф туда вернется, а он как пить дать вернется за девушкой.

И, наконец, сам некроскоп: он вполне может находиться буквально где угодно, но скорее всего он выслеживает Джонни Найда. Зачем ему это — знает лишь он сам, но эта девушка, Сандерсон, одна из жертв Найда. Месть? Не исключено. По-видимому, вампиров всегда одолевает жажда мести.

Итак, если отдел вступит в игру, две из трех целей считай что мертвы (министра покоробила неумолимая холодная жестокость собственных рассуждений), но проблема Кифа остается, от нее не уйдешь. В ее решении заинтересованы все в буквальном смысле. Некроскопа следует захватить одновременно с остальными.

— Так как, сэр? — девушка все еще ожидала его ответа.

Министр собрался отвечать, но тут Дэвид Чанг поднял руку, призывая всех к тишине, и сказал:

— Погодите!

Клэри и министр посмотрели на пеленгатора; вторая его рука покоилась на зажигалке “зиппо”, вещице, принадлежавшей телепату Полу Гарви, который сейчас работал вместе с полицией Дарлингтона. Эта рука была неподвижна, кончики длинных пальцев Чанга касались холодного металла. Но рука, которую он поднял, дрожала.

Внезапно он отдернул руку от подноса и слегка отодвинулся от стола, но через мгновение пришел в себя и сказал:

— Гарви ранен! Не знаю, что там случилось, но с ним плохо.

Он закрыл глаза и протянул руку к карте. Маленькая рука китайца накрыла участок шоссе к северу от Ньюарка; министр повернулся к Клэри:

— Можешь связаться с Гарви?

— Я с ним работала не раз, — девушка побледнела. — Сейчас попробую.

Она закрыла глаза, представила себе своего приятеля-экстрасенса и сразу вошла с ним в контакт. Гарви как раз в этот момент пытался связаться с ней, но его сигнал вызова и сообщение были слабыми, искаженными болью — и тотчас эта боль стала и ее болью! У Клэри перехватило дыхание, она пошатнулась — и на мгновение потеряла контакт. Она успела снова найти Гарви за секунду до того, как он потерял сознание. Его подсознательные мысли беспорядочно хлынули в извилины ее мозга, среди них были и образы.

Еле держась на ногах, она повернула к министру белое, без кровинки, лицо.

— Щека, — сказала она. — У Пола одна щека превратилась в лохмотья. С ним доктор. Это в каком-то... придорожном кафе? Кажется, на него напал Джонни Найд. Но некроскоп тоже там был. А полицейский мертв!

Министр схватил ее за руку.

— Мертвый полицейский? И Киф там? Это точно?

Она кивнула, судорожно сглотнув.

— Она была у Пола в сознании, эта картинка: голова полицейского с кровавой дырой. И другая картинка — Гарри, чьи глаза, как фонари, бросают малиновый отсвет на его лицо!

— Гарви где-то здесь, — сказал Чанг, показывая на карту. — На шоссе А1.

Министр тяжело вздохнул, кивнул и сказал:

— Вот оно: нельзя упустить момент. Киф и раньше должен был догадываться, ну а теперь он наверняка знает, что мы за ним охотимся. Сейчас, пока эти три... эти создания врозь — и по крайней мере двое из них не могут удрать, — самое время начать операцию. — Он повернулся к девушке. — Мисс Клэри... э-э-э... Миллисент! Пакстон еще ждет? Свяжитесь с ним, пусть начинает, прямо сейчас. А потом — со Скэнлоном, ему та же команда. — Он повернулся к Чангу. — А вы, Дэвид...

Тот, не дожидаясь указания, уже крутил ручки радио, чтобы связаться с людьми в Дарлингтоне.

* * *

А между тем...

Когда громадный фургон-морозильник Джонни Найда описывал дугу по петле развязки перекрестка шоссе А1 и А46 близ Ньюарка, некромант был вполне спокоен и собран, как самый примерный водитель. Если бы там стояла машина дорожного патруля, вряд ли он привлек их внимание.

Машины там, впрочем, не было. Зато был Гарри Киф.

Гарри пустился в погоню за грузовиком. Он передвигался короткими прыжками, используя нож Найда для локации преследуемого, и должен был последним прыжком переместиться через пространство Мёбиуса прямо в кабину к Джонни! Это надо было сделать очень точно и плавно, чтобы не потревожить сильно болевшую раненную ключицу Гарри. Боль была такой, что нормальный человек корчился бы или просто потерял сознание. Правда, Гарри не был нормальным человеком. С каждым мгновением в нем становилось все меньше человека и все больше монстра, хотя и с человеческой душой.

В тот самый момент, когда некромант съехал с развязки и устремился на шоссе А1, Гарри возник на пустом сиденье слева от него, вынырнув из вечной тьмы пространства Мёбиуса. Найд сначала не заметил его, а если и заметил, то счел сгустком тени на краю поля зрения. Гарри неподвижно сидел в самом углу кабины, вжавшись в дверь и развернувшись корпусом к водителю. Он, прищурясь, разглядывал лицо Джонни. Совсем недавно казалось, что оно совсем не походит на описания убитых им девушек, но сейчас... сейчас оно было омерзительно.

Что касается Джонни, он размышлял о том, что теперь все пропало. Слишком много народу видело его с девушкой — ив столовой, и на стоянке. Да, он попался. За ним следили и поймали в ловушку. Ну ладно, двое ублюдков поплатились, и девушка тоже свое получит, когда он заберется в фургон, вырубит дырку у нее в глазу и засадит ей прямо в мозги!

Эти мысли Гарри читал в его голове, как в книге, даже еще ясней. И, если прежде некроскопа одолевали сомнения, прав ли он, собираясь сделать с Найдом то, что задумал, то теперь он больше не колебался. Узнав в подробностях, как именно Джонни собирается насладиться, Гарри спокойно произнес:

— Нет, Джонни, ничего не получится, девушки нет в трейлере. Я ее освободил. И намерен освободить всех мертвых от их кошмара. От тебя, Джонни.

С первыми же его словами у Найда отвисла челюсть. Струйка слюны с пеной показалась в левом углу рта и потекла по губе и подбородку.

— Ч-что?.. — промямлил он, медленно скосил влево угольно-черные глаза и тут же вытаращил их, так что они стали напоминать две черные кляксы, проступившие на белой промокашке — его лице (за мгновение до того это был багровый от похоти кусок мяса).

— Тебе конец, Джонни, — сказал ему Гарри и снял очки; его пылающие глаза озарили малиновыми бликами помертвевшее от изумления лицо водителя.

Но паралич Найда продолжался недолго, и не успело его лицо принять нормальный вид, как он отреагировал, причем столь молниеносно, что даже некроскоп не успел уследить.

— Что? — прорычал он, и его левая рука, лежавшая на руле, метнулась за голову к задней стенке кабины, где у окна висел мясной крюк. — Конец? Это точно, только вот кому из нас?

План Гарри был нехитрым: когда Джонни набросится на него, схватить его и утащить в дверь Мёбиуса; но в кабине грузовика на ходу не так просто схватить человека, особенно если у него в руке остро заточенный крюк для подвешивания мясных туш.

Джонни увидел большое пятно крови на пиджаке Гарри и сообразил, что это в него он стрелял там, на стоянке у придорожного кафе. Как этот тип попал к нему в кабину — отдельный вопрос, но с той дырой в плече, которую проделал в нем пистолет Джонни, он явно должен был выйти из строя. И он выйдет из строя насовсем, когда Джонни разберется с ним.

— Мне плевать, откуда ты взялся, ты, труп вонючий! — завопил Джонни и взмахнул крюком.

Удар левой рукой вышел неловкий, к тому же Гарри попытался увернуться. Но все же вопросительный знак из сверкающей стали проехал по правому плечу и впился в спину, прямо в то место, где вылетела пуля Найда, проделавшая к нем дыру. Новая волна боли окатила Гарри, когда Найд рванул его на себя. Используя его тело как противовес, Джонни выбросил левую ногу и ударом распахнул дверь кабины. Грузовик боком заскользил, пересекая разделительную линию, а Найд толкнул Гарри наружу, выпустив из руки крюк.

Соскользнув с сиденья в вихрь холодного ночного воздуха, Гарри отчаянным рывком попытался ухватиться за дверцу, которая раскачивалась как шальная. К счастью, стекло было опущено, и он ухватился за раму, а нога скользнула к несущейся навстречу ленте шоссе.

Найд не мог дотянуться до него, чтобы вытолкнуть — для этого ему пришлось бы отпустить руль, — но он мог стряхнуть его на вираже.

Не обращая внимания на несущиеся навстречу грузовики, маньяк принялся швырять громадный фургон влево и вправо, то и дело пересекая разделительную полосу. Гарри был на волосок от гибели, как вдруг его осенило.

“Громадная дверь! Черт возьми, я же могу создать дверь любого размера, какую только воображу!”

Слева от Гарри, прямо под его болтающимися ногами, какую-то легковушку занесло на край шоссе, и она, развернувшись, вылетела на обочину. Послышался скрежет сминаемого металла, машина врезалась в стенку ограждения и взорвалась, как бомба. Но фургон промчался мимо, оставляя позади гибнущих в аду огня людей, а в кабине Джонни, впитывая их боль, наслаждался тем, что знал: даже мертвые они будут слышать его безумный смех.

“Ну все!” — решил Гарри и создал гигантскую дверь — на шоссе, прямо перед грузовиком.

Скрежет, грохот, безумная тряска — все вмиг прекратилось, как только громадная машина вломилась в дверь, вернее — в ворота, в абсолютную тьму пространства Мёбиуса; безумный смех Джонни Найда тоже как отрезало, лишь прозвенел изумленный вопль: “Что?”, прокатившийся по бесконечности пространства.

Вот именно, что?

Сноп света от передних фар грузовика уходил вдаль световым туннелем в бесконечной тьме. Но вокруг, кроме этого светового потока и массивной глыбы грузовика, ничего не было. Ни дороги, ни шума, ни движения, ни-че-го!

— Что-о-о! — снова раздался оглушительный вопль Джонни.

— Хватит орать, Джонни, — сказал ему Гарри; держась за дверцу кабины, он летел вперед и тянул грузовик, направляя его, словно снаряд, в цель. — Я же сказал, тебе конец. Ты почти прибыл. Добро пожаловать в ад!

Джонни отпустил руль и потянулся к некроскопу, уцепившемуся за дверцу кабины. Бесполезно; они ведь были в этом непостижимом пространстве. Гарри создал еще одну дверь, втянулся в нее и плавно остановился. А фургон влетел следом за ним, возник над шоссе, в паре дюймов от узкой дороги. Он с грохотом шлепнулся на полотно, подпрыгнул, закачался, взревел, и, когда вращающиеся вхолостую скаты коснулись дорожного покрытия, рванулся вперед. Джонни увидел, как стремительно надвигается крутой поворот у длинной высокой стены из камня, поросшего плющом, и закричал. Некромант отчаянно рванулся к рулю, но грузовик уже подпрыгивал на камнях обочины. Он проскочил узкую полосу травы, протаранил чернеющую в ночи массу кустарника, врезался в стену и замер. Остановился как вкопанный.

А Джонни? Джонни — нет!

Когда грузовик, а следом фургон налетели на скалу и сплющились в гармошку, кладка треснула, камни полетели во все стороны; громадные бензиновые баки лопнули, и пламя охватило корежащийся металл, превращая грузовик в пылающий ад. Но тут, пробив лобовое стекло, из кабины вылетел Джонни. Ударом ему сломало левую руку и ключицу, он перелетел через стену и упал по ту сторону на что-то твердое.

Боль была такая, какой ему еще не доводилось испытать; а потом настала тишина, лишь пламя догорающей машины металось за стеной, да грохнул напоследок взорвавшийся запасной бак. И в этой зловещей тишине даже сквозь адскую боль Джонни почувствовал присутствие. Нечто наблюдало за ним, несколько пар безжалостных глаз. Он оторвал от окровавленного колючего гравия лицо — кровавое месиво, в которое оно превратилось, — и наткнулся взглядом на Гарри Кифа, который стоял перед ним и глядел на него. А за ним, за некроскопом с малиновыми глазами, были другие... люди? Этих тварей здесь никак не могло быть. Они шли (ползли, ковыляли, тащились) к нему, и одна из них была (по крайней мере была когда-то) девушкой. Джонни попятился, отталкиваясь ладонями с содранной кожей, скользя животом и коленями по пропитанному кровью гравию, пока его не остановило что-то твердое. Ему удалось повернуть голову. Это было каменное надгробие.

— П-проклятье! Чертово кладбище! — взвыл он.

— Конец пути, Джонни, — кивнул Гарри Киф.

— Ты сдержал обещание, — откликнулась Памела Троттер, и некроскоп кивнул.

Джонни Найд, некромант, понял их разговор.

— Нет! — взвыл он, и снова: — Не-е-е-е-е-е-ет!

Он должен подняться, встать на переломанные, со свисающей лохмотьями кожей, ноги, он должен вырваться из этого ада. Но мертвецы, друзья Памелы, ползли, наваливались на него, тащили вниз, и рука с остатками гниющей плоти накрыла его губы. Потом она приблизилась, протянула руку к его лохмотьям и нашла его новый нож. И Джонни узнал ее, хотя мало что осталось от ее сгнившего лица.

— Ты не забыл, как мы славно повеселились? — спросила она. — Ты даже не сказал мне спасибо, Джонни, и не оставил мне ничего на память. Ладно, сейчас-то я могу взять небольшой сувенир. Или большой, а? Захвачу что-нибудь к себе, под землю, ладно?

Она показала на нож и ухмыльнулась мертвыми губами, а зубы были такими длинными из-за того, что десны сгнили и отвалились.

Гарри отвернулся, не желая ни видеть, ни слышать тихий безумный визг Найда, отдававшийся в его мозгу.

— Он твой, убей его, — сказал он Памеле.

— Поздно, — с сожалением ответила та. — Слишком это быстро. Он уже мертв, чертов ублюдок!

Гарри пощупал сознание Найда.

— Что ж, это к лучшему.

Памела помолчала, потом ответила:

— Да, ты прав. У меня нет желания пачкать руки об эту мразь!

И тут оба, Гарри и Памела, услышали мертворечь Найда.

— Что... что это? Где я?.. Кто тут?

Они не стали отвечать, но само присутствие некроскопа отпечатывалось в сознание Найда, как яркий свет сквозь плотно закрытые веки. Он знал, что Гарри здесь, и что он не такой, как все.

— Это ведь ты? — спросил он. — То чучело в темных очках, что умеет колдовать... Ты упрятал меня сюда с помощью своей магии, верно?

Гарри знал, что Памела скорее всего не станет разговаривать с Джонни Найдом, как и остальные из Великого Большинства. Они не будут язвить и травить его, они будут избегать, чураться его, как прокаженного. Так что, пожалуй, лучше всего не отвечать ему, а просто молча удалиться. Это было бы самым милосердным.

Но тварь внутри Гарри вовсе не отличалась милосердием, и она не позволила Гарри уйти молча.

— Ты владел той же магией, Джонни, — сказал Киф. — Мог ею овладеть. Ты мог разговаривать с мертвыми и научиться от них многому — как это сделал я. Ты мог общаться и дружить с ними, но ты выбрал другое — мучить и терзать их.

— Так я теперь один из них, — сообразил Найд. — Я мертв, и это твоя работа. Зачем? Скажи только, зачем ты убил меня?

Гарри было что ответить — его натура вампира жаждала излить на кого-то свое неистовство и ярость, ведь его отвергли те, кого он считал друзьями, предал отдел. И ему не было больше места в этом мире, который он любил и для которого столько сделал.

Он мог бы ответить. Но не стал. Его вампир не захотел. Найд был холодным, жестоким и одиноким при жизни; смерть тоже холодное и жестокое место. И уж точно одинокое. Так что все справедливо. Око за око.

— Зачем убил тебя? — Гарри пожал плечами и повернулся, чтобы уйти.

— Эй ты, поганая морда! — Найд ругался, выходил из себя, бесновался даже после смерти. — Так не бывает. У тебя были причины, я же знаю. Из-за мертвых? Чушь! Кому нужны мертвые? Нет, ты скажи — почему?

И Гарри ответил ему — жестоко, холодно, равнодушно:

— Ты прав. Кому нужны мертвые? А ты, Джонни, ты — мертвец. Ты хочешь знать, почему? — Он снова пожал плечами. — Ну что ж...

 

Глава 8Большая охота

Великое Большинство больше не доверяло ему, но Гарри продолжал относиться к мертвецам с уважением. Он поблагодарил Памелу и ее друзей, которые помогли свершиться возмездию над Джонни Найдом; они вернулись в свои могилы, чтобы продолжить нелегкое путешествие к тем сферам, где их ждет истинный покой. А Гарри с помощью все тех же непостижимых интуитивных метафизических вычислений сотворил дверь Мёбиуса. Он шагнул туда, как вдруг услышал вопль агонии — это был телепатический сигнал; в тот же миг он превратился в мертворечь. Вопль донесся из здания пустующего скотного двора неподалеку от центрального вокзала в Дарлингтоне. Это был Тревор Джордан — сначала живой, потом превратившийся в горящую, обугливающуюся мертвую плоть — бывшие соратники по отделу экстрасенсорики обрушили на него мощь огнемета и превращали в кучку липкой золы!

— Тревор! — задохнулся Гарри. Шок, пронзивший его, был такой, словно и в него ударила огненная струя. — Тревор, держись, я уже иду, только не молчи, я по голосу найду...

— Нет! — оборвал его Джордан, когда из огненного ада агонии его душа канула в прохладное безмолвие смерти, окатившее его подобно океанской волне. — Нет, Гарри, нет... не надо сюда. Они тебя ждут здесь и, поверь мне, хорошо подготовились. Не трать время, девушка, Гарри, не забудь о девушке!

Некроскоп спохватился: конечно! Пенни! Отдел охотится за ним; они уже схватили Джордана и собираются взять Пенни; может, это прямо сейчас и происходит!

Тревор! Гарри разрывался надвое; в нем не утихла еще агония, муки гибнущего в огне тела. Но Джордан прав, надо думать сейчас о Пенни. Никто не заслуживает такой ужасной смерти, тем более тот, кто ни в чем не повинен.

Джордан пострадал безвинно, и Пенни невинна. Кем бы она ни стала завтра, сегодня она невинна.

— Ты не можешь помочь мне, Гарри, — уговаривал Джордан, стараясь облегчить ему решение, — сейчас ты мне не нужен. Ты только рискуешь собственной безопасностью, своей — и ее тоже. Не переживай из-за меня, не переживай. Я и так жил дважды, хорошего понемножку. И дважды умирал — пожалуй, многовато. Больше не хочу ничего.

Гарри все еще раздирали сомнения, когда он нырнул в пространство Мёбиуса. Он застонал от бессилия как-то решить проблему и наконец отгородился от мертворечи Тревора. Еще будет время поблагодарить его за все, за поддержку даже после смерти, но сейчас — Боннириг!

Он возник у берега реки, подальше от дома, шагнул в темноту, озаренную малиновым отблеском его ярости. Вамфирской ярости!

Тварь внутри него завладела им. Его чувства — скорее вампирские, чем человеческие — обострились, и он как радаром прощупывал дом, эту молчаливую глыбу во тьме ночи. Вот оно! Когда Гарри уходил отсюда, свет горел!

Он подключил к чутью телепатию. В доме находилось пятеро людей — пять теплых сгустков плоти, в которых пульсировала кровь, пять умных, тонких созданий. И четверо из них — владели странными талантами. Впрочем, не более странными, чем дар Гарри. Он коснулся телепатически их сознания, но крайне осторожно, чтобы не спугнуть.

Сначала Пенни — напуганная до смерти, но пока невредимая. Потом — Гай Тил, начинающий ясновидец (иногда ему удавалось предсказать будущее); Гарри знал, что этот дар, когда разовьется, станет тяжким крестом для его носителя, Фрэнк Робинсон, искатель, который мог распознать экстрасенса, лишь глянув на него или даже находясь неподалеку (его разум дернулся, когда Гарри его коснулся, но не почуял ничего — Фрэнк тоже был только начинающим). Теперь следующий... о, это Бен Траск. Печально. Гарри надеялся, что друзей не будет, а Бен был старым другом. И наконец — Пакстон!

Пакстон, эта телепатическая блоха, которую все никак не удавалось прихлопнуть. Своего рода тоже вампир, только он питался не кровью, а тайнами, добытыми в интимных закоулках чужих разумов. И уж о нем никак нельзя было сказать, что он здесь лишь по долгу службы; Пакстон был одержим ненавистью к некроскопу, неукротимый и безжалостный, как арбалет в его руках, направленный в сердце Пенни, там, в спальне Гарри. И хотя Гарри мгновенно отпрянул, Пакстон был начеку; он понял, что некроскоп рядом.

Телепат сощурил глаза и негромко (только голос вибрировал от возбуждения) позвал остальных, что были внизу:

— Он рядом! Он идет сюда!

Бен Траск и Гай Тил находились в просторной гостиной (Гарри использовал ее как кабинет), где французские окна выходили в сад, спускающийся к ограде, за которой был речной берег. Они оба дернулись, услышав сообщение Пакстона; лица их посуровели. Темноту ночи ослаблял лишь свет луны и звезд. Это было их ошибкой; они мало что различали в потемках. Другое дело — некроскоп. Ночь была его стихией.

Те, что были наверху, находились в таком же положении, что Траск и Тил: в спальню едва пробивался свет луны сквозь задернутые шторы. Впрочем, Тил почувствовал присутствие Гарри, он тронул Траска за рукав и шепнул:

— Пакстон прав. Он здесь. Боже, я вдруг подумал о том, что нам предстоит! Бен, что, если он сейчас явится, прямо сюда, в эту комнату?

— Не делай ничего, — хриплым голосом ответил Траск. — Просто держи наготове свой арбалет, а я попытаюсь поговорить с ним. Только если тебе будет угрожать опасность, и разговора не выйдет — тогда стреляй, но взаправду, в сердце. Ты понял? В самое сердце.

Тил не стал переспрашивать.

— Теперь успокойся. Смотри. И слушай.

Снаружи, в саду, дымка тумана просачивалась через ворота, висевшие на ржавых петлях. Молочные языки наползали на террасу, змеились по дорожкам. Траск знал, что это за туман.

Гарри сотворил дверь Мёбиуса и перенесся с берега реки, из-за садовой ограды, к стене дома, рядом с открытой створкой французского окна. Он слышал дыхание в комнате, биение их сердец. Один из них был Бен Траск. Пенни здесь не было, она была наверху. И Пакстон тоже.

— Господи! — выдохнул Тил, волоски у него на загривке встали дыбом. — Он здесь! Я чувствую тревогу — и ярость к одному из нас.

Траск поднял автомат, сделал шаг к окну, и еще один — через окно, в сад. Он стоял во тьме — его лодыжки окутывал туман — и вертел головой туда-сюда. Вверх он не поглядел. Вернувшись в комнату, Бен спросил:

— Ты говоришь, тревога? А ярость? Против кого? Против меня? Или тебя? На кого он, черт возьми, злится?

— Пакстон! — прошипел Тил. — Это из-за Пакстона!

Траск в ужасе посмотрел вверх. Там, наверху, Пакстон, Робинсон и девушка; у Гарри небольшой счет к Пакстону, а может — большой, и этот злобный маленький ублюдок держит под прицелом его женщину. Когда Траск расставлял людей в доме, он руководствуясь обычной человеческой логикой, полагал, что тот, на кого они охотятся, появится внизу, на первом этаже; потому он и отправил Пакстона с девушкой подальше, наверх: чтобы иметь возможность переговорить с Кифом до того, как они столкнутся с Пакстоном, дать Гарри хоть небольшую передышку, она ему наверняка нужна.

Но капкан не сработал; Траск мог бы сообразить, что некроскоп — особенная дичь, которая ходит по своим, только ему ведомым тропам. Но Пакстон, Пакстон! И Робинсон, у него ведь этот чертов огнемет!

— Наверх! — рванулся Траск к лестнице. — Давай живо!

Гарри тоже решил, что пора действовать. Он висел вниз головой, заглядывая в собственную спальню, руки с выросшими громадными присосками цеплялись за шероховатую кладку стен. Облачко, набежавшее на луну, размыло легшую на пол тень его головы. Он заглянул в дом лишь на мгновение, этого хватило. Сопоставив увиденное с мыслями людей в доме, он получил полное представление о происходящем. И, не дожидаясь, пока расстановка сил изменится, он начал действовать.

Отцепившись от стены, он создал дверь Мёбиуса и прошел сквозь нее прямо в спальню.

Робинсон тотчас почуял его и воскликнул:

— Он здесь! — крутанулся на пятке, вскинул огнемет и стал целиться то туда, то сюда.

Пакстон тоже почувствовал касание разума некроскопа в своем сознании — словно влажная улитка ползет по коже. Послышались голоса и топот прибежавших снизу Траска и Тила.

— Где он? — в ярости завопил Пакстон. — Где этот ублюдок?

Они с Робинсоном растерянно уставились друг на друга, потом взгляд Пакстона скользнул в направлении дула огнемета, где поблескивал язычок пламени запальника, а Робинсон перевел глаза на конец деревянной стрелы, вложенной в арбалет Пакстона. Оба рванулись к выключателю.

Пенни лежала обнаженная в постели, натянув до подбородка простыню. Гарри материализовался рядом с ней, под простыней. Не понимая, что происходит, она почувствовала прикосновение гигантских присосок, уже превращавшихся в пальцы, и вскрикнула!

Пакстон прочел все в ее сознании; Робинсон явственно ощутил близость Гарри, его мощную ауру; как только вспыхнула лампочка, они оба рывком развернулись к постели и выстрелили. Но поздно. Гарри уже создал дверь — прямо под собой, так что они с Пенни провалились через постель и исчезли из комнаты. Простыню Гарри прихватил с собой. В пространстве Мёбиуса, в объятиях Гарри, Пенни открыла глаза, вздохнула и снова зажмурилась. Все было в порядке, ее страхи исчезли.

Они вынырнули в Австралии, на пустынном морском берегу, в полдень. Гарри укутал ошеломленную Пенни в простыню, усадил в тени дерева, росшего наклонно из-за постоянно дующего ветра, буркнул:

— Побудь здесь, не беспокойся, жди! — и снова исчез.

Он должен был вернуться, ему бросили вызов. Пакстон проигнорировал его предупреждение, этого нельзя ему спустить. Вампир Гарри был в ярости.

* * *

В спальне дома в Боннириге постель некроскопа была охвачена гудящим пламенем и клубами дыма. Пакстон и Робинсон как безумцы плясали вокруг, пытаясь сбить пламя. Но им уже было понятно, что дичь упорхнула. Тут в комнату ввалились Траск и Тил. Последний огляделся, вслушался, побелел, как мел, и рванулся из комнаты вниз, на первый этаж.

— Что? — Траск догнал его и схватил за плечо. — Что ты почуял?

Тил открывал и закрывал рот, словно рыба, выброшенная на берег.

— Он... он возвращается! — выдавил он из себя. — И он вне себя от ярости!

Траск снова просунул голову в полную дыма спальню:

— Пакстон, Робинсон, живо отсюда!

— Но дом горит, — воскликнул Робинсон.

— Это факт, — закричал в ответ Траск, — и он сгорит дотла. Надо и внизу поджечь как следует, каждую комнату, разрушим его до основания. Этого убежища у него уже не будет. — И добавил мысленно: “Извини, Гарри, так уж приходится”.

Некроскоп услышал его. Он слушал и глядел, уставился из-за реки на дом. Рявкнул огнемет, и пламя разлилось по всему дому, заплясало в окнах нижнего этажа.

“Это мой дом, — подумал Гарри, — и вот он горит. Это конец. Больше меня здесь ничто не удерживает”.

Пакстон там, в доме, в гостиной, повернул посеревшее лицо к Траску.

—Что вы, черт побери, собираетесь делать? — требовал он ответа. — Вы же прекрасно понимаете, что в горящий дом он не войдет. Тил сказал, что ему нужен я, и Робинсон чувствует, что он рядом, но вы не подпускаете его. Как же мы убьем ублюдка, если он не придет сюда? Может, это вам и нужно? Может, вы не хотите, чтобы он был убит?

Траск схватил его за лацканы и почти оторвал от земли.

— Ты, придурок! — Он выволок его из горящей комнаты в сад. — Мешок дерьма! Да, я не хочу, чтобы его убили, он был моим другом. Хотя, если понадобится, я сделаю это! Но думаю, ему ничего не грозит, ни мы, ни целая армия таких, как мы, с ним не справится. Почему я его отпугиваю? Из-за тебя, Пакстон, из-за тебя!

— Из-за меня? — Пакстон вырвался и взвел арбалет.

— Да, из-за тебя. Тебе его не убить, а вот ему — ты этого не понял, придурок? — ничего не стоит справиться с тобой.

В нижнем этаже дома пылал багрово-желтый ад, пламя начало вырываться из верхних окон и старинных фронтонов. Когда стекла французских окон гостиной начали лопаться от жара, четверо агентов отдела отступили в глубь сада.

Пакстон наконец забеспокоился и принялся напряженно вглядываться во все стороны в неверном свете пламени, прижимая к груди арбалет. Высокие стены сада, казалось, насуплено и сурово глядели на него. Он споткнулся, шагнув через ступеньку спускавшейся террасами дорожки, и упал на землю, в клубившийся по щиколотку туман, который шел снизу, от реки.

Из этого трепетного, словно живого тумана внезапно возник Гарри Киф, и его зрачки были алыми вовсе не от отблесков пламени, пожиравшего его дом.

Пакстон уставился в ужасе на склонившегося над ним некроскопа и что-то пробулькал. Остальные в саду повернулись в его сторону, уловив охватившую телепата панику.

Все разыгралось у них на глазах. Что-то лишь отдаленно напоминавшее человека схватило Пакстона.

Одна мысль поразила всех троих: видимо, они были или самые безумные, или самые храбрые из всех людей, если сами, добровольно, явились сюда, чтобы победить ЭТО!

Ниже пояса очертания Гарри были размыты туманом, зато остальное вполне можно было разглядеть. На нем был ничем не примечательный мешковатый темный пиджак, с трудом вмещавший мощный торс с широкими плечами.

Белая рубашка, открывавшая могучую шею, была изорвана; тело в буграх мышц, выглядывавшее из прорех, озарялось оранжевыми и тошнотворно желтыми бликами пожарища. Но там было и алое: кровь стекала наискосок по рубашке из раны в плече. Он возвышался над Пакстоном дюймов на пятнадцать, тот выглядел в его руках буквально как карлик. А лицо — лицо было воплощением ночных кошмаров!

Бен Траск оторопело поглядел на этот ужас и подумал: “Боже милостивый! А я еще рассчитывал поговорить с ним!”

“Да, поговорить со мной ты можешь, Бен, — послал ему мысленное сообщение некроскоп. Траск впервые общался таким способом, он не был телепатом, это стало возможно лишь вследствие необычайной мощи ауры Кифа. — Разве что насчет Пакстона со мной говорить бесполезно, и только”.

Тил в смятении что-то бормотал, отчаянно пытаясь взвести и нацелить арбалет, впрочем, безуспешно. Его дар — предвидение общего рисунка ожидаемых событий — наполнил его сознание сумятицей кошмарных видений, которые лились таким плотным потоком, что вконец запутали его. Несомненно, это сказывалась близость Гарри.

Робинсон был словно оглушен. Близость могучего источника метафизической силы действовала на его маленький дар, словно сильный магнит на проволочную скрепку. Да и в любом случае он не мог бы применить свое страшное оружие, не задев Пакстона.

Свободно действовать мог только Траск. Он вскинул свой автомат и прицелился в Гарри, у которого в руках болтался Пакстон, как тряпичная кукла. Выпучив глаза, Пакстон уставился в немыслимое лицо Гарри; он очень хорошо понимал, что для некроскопа он всего лишь блоха, которая кусала его разум, и с этим зудом ничего нельзя поделать. Вернее, нельзя было.

Гарри глядел на телепата своими галогеновыми глазами, пылавшими, как свечки в прорезях маски из пустой тыквы, какие надевают ряженые в День Всех Святых, глядел и... ухмылялся? Может там, на Темной стороне, что находится на другом конце пространства Мёбиуса, в мире вампиров, это и могло сойти за ухмылку. Омерзительная гримаса растянула его губы, обнажив удлинявшиеся на глазах клыки, которые изогнулись и проткнули нижнюю губу; рубиновые капли крови сочились по подбородку. Голова монстра медленно, рывками, склонялась вперед и вбок, как у человека, который с брезгливым недоумением рассматривает нашкодившее домашнее животное. Казалось, алые глаза уставились на провинившуюся собачонку. Пожурить ее? Или, может, наказать?

Это лицо... Этот рот —алая пещера со сталактитами и сталагмитами зубов, острых, словно белые осколки стекла. Вход в преисподнюю не мог бы выглядеть страшнее.

Когда Гарри схватил упавшего Пакстона и поставил на ноги, он вырвал у него арбалет и отшвырнул в сторону. Безоружный Пакстон в его руках выглядел жалким мышонком, на один зуб разъяренному тигру. Казалось, Гарри шутя может откусить кусок его головы! Траск неожиданно подумал: “Ей-богу, он так и сделает!”

— Гарри! — воскликнул он. — Не надо!

Некроскоп, озаренный неверным бурым светом пылающего дома, медленно поднял голову, сквозь туман уставился раскаленным взглядом на Траска. Бен Траск, старый друг, с которым он когда-то бок о бок сражался с нечистью... такой, как он сам сейчас.

Бескровное лицо Траска снова порозовело, и он подумал: “Черт возьми, не делай этого, Гарри!”

— Ты убьешь меня, Бен?

— Ты знаешь, что я должен тебя убить; даже сейчас эта мысль мне противна, но у меня нет выхода. Или ты, или весь мир — третьего не дано, ты ведь понимаешь? А я не хочу, чтобы мой мир погиб в корчах, а потом с дьявольским хохотом выполз обратно из могилы! Но если ты отпустишь его — то есть Пакстона, — если ты пощадишь его, то я готов поверить, что ты не станешь губить весь мир.

— Твоему миру ничто не угрожает, Бен. Я не останусь здесь.

— Темная сторона?

— Больше некуда, — мысленно пожал плечами Гарри.

Траск глянул в прорезь прицела. Он мог сейчас выстрелить по ногам Гарри, и тот упал бы в молочный туман, а мог прицелиться в голову или грудь и постараться не задеть Пакстона. Он был хорошим стрелком и вряд ли промахнулся бы. С другой стороны, можно просто поверить Кифу на слово, что он уйдет, покинет Землю, и проблема будет решена. Только можно ли верить на слово тому монстру, которого он видит?

Гарри прочел мысли Траска и облегчил ему задачу: опустил Пакстона на землю. Это далось ему нелегко: твари внутри такой поступок пришелся явно не по вкусу. Но Гарри справился с ним и сказал, вернее, проворчал тяжким монотонным басом Вамфири:

— Ну что, Бен?

Траск перевел дух.

— Отлично, Гарри! Это здорово, — с облегчением ответил тот, но краем глаза вдруг заметил, что Тил и Робинсон вышли из столбняка и целятся в Гарри.

— Прекратите немедленно, вы оба, — крикнул Траск.

Гарри метнул в Тила отливающий алым взгляд; этого было достаточно, чтобы тот, спотыкаясь, попятился; потом настроился на разум Робинсона и предостерег его:

— Лучше послушайся Траска, сынок. Если ты попытаешься поджарить меня здесь, в этом мире, уж я поджарю тебя там, в аду!

Траск поставил автомат на предохранитель и отбросил его.

— Война окончена, Гарри, — сказал он.

Но Пакстон, который лежал на земле, в пелене тумана, схватил арбалет и взвел его.

— Ну уж нет, нет, черт возьми! — закричал он.

Некроскоп мгновением раньше прочел в мозгу Пакстона его намерения: это был образ смертоносного дротика из крепкого дерева, выпущенного ему, Гарри, в грудь. Он почти инстинктивно создал дверь Мёбиуса, а потом, сделав обманное движение, прыгнул туда. Для четверых экстрасенсов это выглядело так, словно он просто исчез. Дротик, выпущенный из пакстоновского арбалета, угодил в зону вакуума, захлопнувшегося там, где исчез Гарри, и был проглочен им. Пакстон в восторге завопил:

— Я попал! Я чувствую, что попал в ублюдка, я не промахнулся!

Нервно хохоча, он вскочил на ноги... Но тут туман, сгустившийся в том месте, где исчез некроскоп, вновь развеялся, и низкий ухающий голос Гарри проворчал:

— Должен тебя разочаровать.

“Черт!” — поперхнулся Траск горячим дымным воздухом пожарища, когда огромная серая лапа с когтями, как здоровенные ржавые рыболовные крючки, высунулась из пустоты, схватила за шею заверещавшего Пакстона и выдернула его — и из сада, и из вселенной. И только жуткий голос Кифа продолжал звучать после исчезновения:

— Ты уж извини, Бен, сам видишь — иначе никак...

В пространстве Мёбиуса Гарри отшвырнул от себя Пакстона; крик его становился все слабее по мере удаления. Можно было бы так все и оставить — пусть летит в вечность, вращаясь вокруг своей оси, визжа и всхлипывая, обезумев от страха, пока не помрет от разрыва сердца. Только не хочется поганить этот непостижимый мир. Нет, он найдет ему более подходящее наказание.

Он помчался за Пакстоном, догнал его и остановил вращение. И Гарри сказал ему, здесь, в этом месте, загадочные свойства которого даже некроскоп только-только начал постигать:

— Пакстон, какое же ты ничтожество!

— Убирайся! Не прикасайся ко мне, черт возьми!

— Тс-с-с! — шикнул на него Гарри, чьи зубы, поскольку он успокоился, приняли человеческий вид. — Ты же телепат! Здесь незачем орать, ты, мозговая блоха! Достаточно просто думать.

И тут Гарри стало ясно, что он сделает с Пакстоном.

В самом деле Пакстон — это мозговая блоха, ментальный вампир, который пьет вместо чужой крови чужие мысли, вор разума, блоха, от которой не почешешься. Скольких он покусал? В отделе таких полно; а сколько таких, кто даже не догадывается о том, что в их сознание подглядывают?

А может, он не вошь, а скорее... москит? Так или иначе, он — паразит, чье жало так больно жалит. И надо его... в общем, ясно, что надо сделать.

Он вошел в полубезумный от страха разум Пакстона и отыскал телепатический механизм, средоточие его дара. Он был врожденный, и отключить его было нельзя; но можно было экранировать, похоронить в психическом “саркофаге”, как радиоактивные отходы атомного реактора, пока он не расплавится, не сожжет сам себя, пытаясь вырваться. Именно это некроскоп и сделал. Он окутал участок мозга Пакстона, отвечавший за его дар, густой пеленой вампирского мозгового тумана, непроницаемого для экстрасенсов, оплел неосязаемым, но надежным коконом. Он обеспечил ему неприкосновенность сознания, столь заманчивую для нормального человека, но для разума Пакстона ставшую тюрьмой, бежать из которой нельзя.

А затем... затем Гарри попросту вернул Пакстона в сад позади пылающего особняка. Трое экстрасенсов сгрудились у садовой ограды, подальше от жара, источаемого этим громадным костром.

Гарри возник на фоне ревущего, плюющегося алыми и золотыми сгустками пламени и швырнул скулящего Пакстона прямо в руки Бену Траску. Человечек рухнул на колени, судорожно обхватил ногу Траска и разразился рыданиями. Траск в ужасе уставился на него.

— Что ты с ним сделал?

— Выхолостил.

— Что??

— Да успокойся, — пожал плечами Гарри, — не тело, только мозг. Ментальная кастрация. Больше ему не удастся насиловать чьи бы то ни было мозги. Скажите спасибо, я оказал последнюю услугу отделу.

— Гарри!

— Побереги себя, Бен.

— Гарри, погоди!

Но некроскопа уже здесь не было.

Он постоял у реки, глядя на догорающий старый дом. Что чувствовал Фаэтор Ференци, когда его замок в Хорватии, этот рассадник зла на земле, превратился к груду щебня? Все, что осталось от него на Земле.

И вот этот старомодный дом — тоже единственное, что осталось от Гарри.

Во всяком случае, в этом мире.

* * *

Далеко-далеко отсюда, на другой стороне планеты, по ослепительно белому песку океанского пляжа расхаживала Пенни в бикини; она соорудила его, разодрав на части простыню. Гуляя вдоль кромки воды. Пенни подбирала и рассматривала выброшенные приливом причудливые ракушки. Странно, лучи палящего солнца (обычно Пенни легко загорала; истинная причина надвигающейся солнцебоязни была ей неведома) неприятно жгли ей кожу, которая покрылась пятнами и быстро розовела. Пенни опустилась на колени в озерцо соленой воды, оставшейся в песчаной ложбинке после отлива; вода омывала пылающую кожу и приятно холодила ее. Там и застал ее Гарри, возникший внезапно в тени дерева, ствол которого наклонился под напором дующего с океана ветра.

Пенни оглянулась на его голос, увидела его, почувствовала исходящую от него магнетическую силу, еще более мощную, чем прежде. Это была любовь; нет, это было больше, гораздо больше, чем любовь. Пенни готова была сделать для него все, что бы он ни пожелал. Она была его рабыней. Захватив самую красивую раковину, Пенни подбежала к нему и увидела, как он изменился. Хотя и был все тем же Гарри. Перед тем как прибыть сюда, Гарри раздобыл где-то широкополую черную шляпу и длинное черное пальто. Ну и наряд для пляжа в полдень, подумала Пенни. Вылитый сыщик-любитель, охотник за вознаграждением — или тип из похоронного бюро. Только те не носили темных очков.

Там, где тень от дерева была гуще всего, Гарри освободился от пальто. Выглядел он ужасно: все тело в синяках, ссадинах; лохмотья одежды, пропитанные кровью, присохли к коже. Страдая от его боли сильнее, чем он сам. Пенни стянула с себя мокрую от соленой морской воды полоску ткани, заменявшую ей лифчик, и смыла сгустки крови с его ран. А потом осторожно отделила лохмотья одежды, прилипшие к телу, вполне человеческому. С виду.

Дырка от пули в правом плече Гарри выглядела не так уж плохо; а вот на спине, там, где пуля вышла, рана выглядела ужасающе. Пуля вырвала кусок мяса размером с детский кулачок, вдобавок крюк Найда разворотил край раны. Тем не менее, все начинало заживать на удивление (для Пенни) быстро. Открытая кость затянулась блестящей розовой плотью, рана почти не кровоточила.

— Если спокойно понаблюдать, — проворчал Гарри, — можно увидеть, что все заживает буквально на глазах. Через день-два останется только шрам. А через неделю даже сломанная кость перестанет болеть.

Пенни как зачарованная смотрела на него, потом обняла за плечи и стала тереться об его рану сосками, изгибаясь юным телом. Это было так приятно, хотя и немного больно! Оглянувшись через плечо, Гарри увидел, что ее коричневые соски выпачканы свежей кровью, сочившейся из его раны. Но тут Пенни, словно застыдившись, сказала:

— Что это я? Не понимаю, что на меня нашло!

— Зато я понимаю, — ответил Гарри, подхватил ее и опустил на песок.

День был длинным и жарким, их любовь, их вожделение, все то, что соединяет любовников во все времена, — тоже. Но они испытывали нечто большее, что-то вроде посвящения, оба — и Гарри, и Пенни. Да, Вамфири и их рабов связывало нечто более сильное, чем человеческая страсть.

* * *

Когда она проснулась, дрожа от холода, Гарри сидел рядом, положив раковину на колено. Черты его лица были суровы. Солнце садилось над катившим свои волны океаном, его косые лучи отбрасывали угольно-черные тени на впадины и неровности лица некроскопа. Пенни сощурилась, чтобы его черты выглядели мягче. Резкие линии размылись, но печаль и боль все равно остались. Потом Гарри увидел, что Пенни не спит, и взгляд его потеплел. Она села, зябко поеживаясь. Он укутал ее плечи своим пальто.

Взяв в руки раковину, Пенни сказала:

— Красивая, правда?

Гарри странно покосился на нее.

— Эта штука мертва, Пенни.

— Ты видишь только то, что она мертва?

— Не вижу, чувствую. Я ведь некроскоп.

— Ты чувствуешь, что она умерла?

— И существо, что жило в ней, тоже умерло, — кивнул Гарри. — Точнее сказать, не чувствую, а... ощущаю? — Он пожал плечами. — В общем, знаю, и все тут.

Она снова поглядела на раковину. Лучи солнца упали на перламутровую поверхность, и она радужно засияла.

— Разве не прелесть?

— Она безобразна, — нахмурился Гарри. — Видишь тут, с краю, крохотную дырочку?

Она кивнула.

— Отсюда и пришла ее смерть. Другой моллюск, крохотный, но для нее смертоносный, просверлил это отверстие и высосал ее плоть, ее жизнь. Тоже вампир, как видишь. Нас миллионы.

Он вздрогнул.

Пенни положила раковину рядом с собой.

— Это ужасно, Гарри, — то, что ты рассказал.

— Но это правда.

— Откуда тебе знать?

— Потому что я некроскоп, — резко ответил он. — Потому что мертвые разговаривают со мной. Все, что умерло. Даже если оно не обладало разумом, все равно я получаю... сообщения. А эта чертова... прелестная раковина? Она рассказала мне о тупой боли в скорлупе, когда ее грызет убийца, и как разъедают плоть соки убийцы, пока он пробует ее на вкус, а потом медленно высасывает и переваривает. Прелестная! Это скелет, Пенни. Труп!

Он поднялся на ноги и устало побрел по песку.

— И это всегда так? С тобой?

— Нет, — качнул он головой. — Раньше не было. А теперь — так. Мой вампир растет. И с его развитием обостряются мои таланты. Когда-то я мог разговаривать лишь с умершими людьми и другими существами, чьи мысли мог понять. Знаешь, собаки продолжают жить после смерти, как и мы. А теперь... Я чувствую все, что когда-то было живо, а теперь умерло. И с каждым днем все отчетливей. — Он пнул ногой песок. — Погляди на этот пляж. Даже песок и тот стонет, шепчет и вздыхает. Миллиарды миллиардов, сокрушенных временем и приливом. Все это жизнь, давно истраченная, и ни одна из них не хочет смириться и молча вечно лежать в неподвижности. Даже мертвые предметы хотят знать: почему? зачем мне умирать?

— Но так и должно быть, — воскликнула Пенни, удрученная его тоном. — Так всегда было. Не будь смерти, в чем был бы смысл жизни? Если впереди вечность, зачем к чему-то стремиться? Успеется.

— В этом мире, — взял ее за плечи Гарри, — есть жизнь и есть смерть. И только. Но есть другой мир, где возможно иное существование...

И в надвигающихся сумерках он рассказал ей о Темной стороне.

Когда он кончил говорить, Пенни вздрогнула от чувства неотвратимости и спросила:

— Когда мы туда отправимся?

— Скоро.

— А нам нельзя остаться здесь? Меня пугает тот мир.

— А мои глаза? Они тебя не пугают?

Глаза, как две маленькие лампы, сияли на его лице.

Пенни улыбнулась.

— Нет, я же знаю, что это твои глаза.

— А других они пугают.

— Потому что они не знают тебя.

— Я построю нам замок на Темной стороне, — сказал ей Гарри, — и там твои глаза будут такими же алыми, как мои.

— Ой, правда? — казалось, она ждет не дождется этого.

— Точно! — заверил ее Гарри, и подумал: “Можешь не сомневаться, бедная моя девочка!”

Потому что уже сейчас он мог различить в них алый отблеск.

* * *

Гарри сидел на песке, прислонясь спиной к дереву и обдумывал дальнейшие действия, пока Пенни спала в его объятиях. Особых проблем не предвиделось, но надо было кое-что подготовить. Эти размышления отвлекали от беспокойства за судьбу Пенни, от мыслей о тех опасностях, о том зле, с которым им придется столкнуться. О его неотвратимости.

Потому что от этого не уйдешь — как от жужжания приближавшегося с востока вертолета, прожектора которого шарили по пляжу. Гарри надеялся, что здесь они с Пенни могут чувствовать себя в безопасности достаточно долго. Но когда он коснулся сознания людей в жужжащей небесной букашке, он понял, что заблуждался насчет безопасности. Там были экстрасенсы.

— Отдел, — сказал он не без горечи, разбудил Пенни и сформировал у себя в сознании уравнения Мёбиуса.

— Как, и здесь? — пробормотала она, когда, перенесясь через континент, они очутились внутри продовольственного склада в Сиднее.

— Да, и здесь тоже, — ответил Гарри. — Само собой. И здесь, и где угодно. Их пеленгаторы найдут меня где угодно; они раскинут сети по всему миру — и экстрасенсы, и охотники за вознаграждением не успокоятся, пока наконец не уничтожат нас. Мы не можем бороться с целым миром. А если и можем, я этого не хочу. Потому что бороться с человечеством значит сдаться твари, что внутри меня. А я собираюсь остаться самим собой. Пока сумею. Но этой ночью мы спутаем им карты, верно? Потому что умрем.

— Как это, умрем?

— Да, умрем для этого мира, — ответил он.

Они выбрали дорогую одежду и солидный кожаный чемодан, куда сложили ее, и удалились, когда сработала сигнализация и начался трезвон.

Когда они покинули пляж, было девять часов вечера по местному времени; в 11:30 они грабили склад одежды; продвигаясь дальше на восток, они оделись в украденное на другом пляже (Лонг Бич), наблюдая восход солнца, и приступили к завтраку с шампанским в Нью-Йорке.

Пенни ела средней прожаренности мясо, а Гарри — слабо прожаренное, сочащееся кровью, как он и заказывал. Они спросили три бутылки шампанского. Когда принесли счет, некроскоп рассмеялся, подхватил на руки Пенни, оттолкнул назад свой стул... легкий хлопок раздался в воздухе и — пустота. В этом мире их больше не было. Они очутились в пространстве Мёбиуса. Потом... потом они ограбили самые тайные подвалы Банка Гонконга (в 10:30 пополудни по местному времени), а ночью оставили миллион гонконгских долларов на зеленом сукне игорных столов в Макао. Через пару минут (вечером, в 6:30 местного), после того, как они в очередной раз выпили шампанского, Гарри поспешно уложил совершенно пьяную и сонную Пенни в постель в номере отеля в Никозии и оставил ее там отсыпаться.

Пенни лежала в постели, бриллианты и жемчуга струились по ее коже, источавшей тонкий аромат шампанского и дорогого коньяка.

Какая женщина не отдала бы весь мир за такую жизнь, какой наслаждалась Пенни последние полдня своего пребывания на Земле? Пенни отдала. Потому Гарри и устроил ей это прощальное турне.

Они куролесили чуть больше трех часов.

Пеленгаторы в лондонской штаб-квартире, как и их коллеги в Москве, совсем ошалели, пытаясь их засечь. Но Гарри хорошо понимал, что в его отсутствие Пенни не угрожает разоблачение: ее поле было еще слишком слабым, да и на Кипре едва ли есть агенты обоих отделов. Какое-то время она здесь будет в безопасности.

А ему пора было заказать два места до Темной стороны...