Древнее существо под землей задрожало и слегка дернулось, силясь вернуться в привычное состояние сна. Что-то тревожило его, угрожая пробудить от тяжелой мрачной спячки, но сон давно стал для него привычкой, удовлетворяя все его потребности... почти все.

Он изо всех сил цеплялся за свои отвратительные видения — о безумии и насилии, об аде жизни и ужасе смерти и об удовольствии, доставляемом кровью... кровью... кровью... Он ощущал холодные объятия слежавшейся земли, окружавшей его, давившей на него, удерживавшей в мрачной темной могиле. Но в то же время земля была ему знакома и уже не пугала его. Темнота напоминала мрак, царящий в запертой комнате с плотно задернутыми шторами или в глубоком подземелье, — вечную, непроглядную тьму. Место, где располагался его склеп, считалось для всех запретным, и это не только обусловливало полное одиночество, но и обеспечивало ему защиту. Здесь он был в полной безопасности. Проклятый навеки, обреченный на вечное одиночество — если, конечно, не случится какого-нибудь чуда — он в то же время был уверен в своей защищенности, а это многого стоило.

Он был защищен от людей, — обычных людей в большинстве своем, — которые заточили его здесь. В долгом сне усохшее существо позабыло, что эти люди давно умерли. И сыновья их тоже. И сыновья сыновей, и их сыновья...

Старик, лежавший сейчас в гробнице, жил в течение пятисот лет и столько же лежал в своей неосвященной могиле, ибо был бессмертен. Полуразрушенные камни и плиты над его головой, скрытые под сенью неподвижно стоявших, засыпанных снегом деревьев, могли бы поведать о нем многое. Но только сам старик знал всю историю своей жизни. Его звали... нет, у Вамфири вообще не бывает имен. Имя его хозяина было Тибор Ференци, и поначалу он был обычным человеком. Но это было тысячу лет назад...

Та часть существа, которая некогда принадлежала Тибору, подверглась видоизменению, трансформировалась, она менялась вместе со своим «гостем» — вампиром. Эти двое превратились в единое целое, были между собой неразрывно связаны. Но в своих снах, охватывавших целое тысячелетие, Тибор по-прежнему мог возвратиться к истокам своей жизни — к своему невероятно жестокому прошлому...

Первоначально его звали не Ференци, а Унгар, но теперь это уже не имеет никакого значения. Его предки, венгерские крестьяне, перебрались через Карпаты сюда, на земли в нижнем течении Днестра, из Венгерского княжества и осели в этих местах. «Осели», правда, не совсем подходящее в данном случае слово. Ибо им приходилось отчаянно драться на берегах реки с викингами (этими ужасными варягами), с хазарами и их вассалами мадьярами, совершавшими набеги из своих степей и, наконец, с жестокими печенегами — племенами, которые всегда стремились захватить новые земли, лежавшие к западу и северу от их собственных. Тибор был еще очень молод, когда во время одного из набегов печенеги стерли с лица земли небольшое, наспех устроенное поселение, которое он считал своим домом, и из всех его обитателей в живых остался лишь он один. После этого он отправился на север — в Киев.

Он мало походил на крестьянина — он был прежде всего воином, а его огромный рост на фоне малорослых мужчин того времени делал его просто великаном. Тибор-валлах поступил на службу к киевскому князю Владимиру I, который назначил его воеводой и поставил во главе сотни ратников, приказав:

— Отправляйся на юг и присоединись там к моим людям. Изгони с моей земли, разбей печенегов, чтобы никогда больше не пересекали они границ Руси. И тогда, клянусь нашим новым Богом — Христом, я пожалую тебе знамя и титул, Тибор из Валахии! Совершенно очевидно, что поступок Тибора был продиктован отчаянием.

Спящий под землей старик вспомнил свой ответ князю:

— Мне не нужны ни титул, ни знамя, мой господин. Дай мне лишь еще сотню людей, и я убью тысячу печенегов, а в доказательство привезу в Киев большие пальцы их рук.

Он получил в свое распоряжение сотню воинов и, хотел он того или нет, стал обладателем знамени с изображением дракона, предупреждающе поднявшего переднюю лапу.

— Это христианский дракон, доставшийся нам от Треков, — сказал ему тогда Владимир. — Теперь он охраняет Киев и всю Русь и рычит с твоего знамени голосом самого Всевышнего! Какие еще свои символы ты хочешь добавить к нему?

Тот же вопрос в то утро князь задал еще полудюжине новоявленных защитников своего государства — пятерым боярам, стоявшим во главе отрядов своих собственных вассалов, и предводителю отряда наемников. Все они избрали для себя символы, достойные находиться рядом с драконом на развевающихся знаменах. Но Тибор отказался от выбора.

— Я не боярин, князь, — пожав плечами, ответил валах. — Это совсем не означает, что мой отец не был уважаемым человеком, — он был благородного происхождения, но в его жилах не текла королевская кровь. Также и во мне нет ни княжеской, ни королевской крови. Лишь когда я заслужу право на обладание собственными символами, я смогу изобразить их на знамени рядом с драконом.

— Ты мне не слишком-то нравишься, валах, — нахмурившись, отвечал ему Владимир, неуютно чувствуя себя в присутствии этого огромного сурового и мрачного человека. — Возможно, слова твои продиктованы неопытностью и звучат слишком громко, но искренне. Что ж... — он в свою очередь тоже пожал плечами, — хорошо, ты выберешь себе девиз, когда вернешься сюда победителем. И вот еще, Тибор, принеси мне обещанные пальцы — в противном случае я повешу тебя за твои!

В тот же день в полдень семь разношерстных отрядов выступили из Киева, чтобы оказать помощь и поддержку осажденным защитникам границ Руси.

Прошел год и еще месяц — и Тибор возвратился в Киев, сумев сохранить почти всех своих людей и набрав еще восемьдесят рекрутов из числа крестьян, прятавшихся в горах и долинах Южной Хорватии. Не испросив разрешения на аудиенцию, он направился прямо в княжескую церковь, где молился князь. Оставив у порога свой потрепанный отряд, он вошел внутрь, держа в руках мешок, в котором что-то постукивало. Приблизившись к Владимиру, он остановился и стал ждать, пока тот завершит свою молитву. Стоявшая позади него киевская знать, замерев, молча ждала того момента, когда князь увидит его.

Наконец Владимир и греческие монахи повернулись к Тибору. Глазам их предстало поистине устрашающее зрелище. Тибор был с ног до головы забрызган грязью и землей, его левую щеку от уголка глаза до подбородка пересекал страшный чуть заживший шрам, от которого теперь осталась бледная полоса сросшихся тканей, рассеченных, видимо, почти до кости. Он отправлялся в поход крестьянином, а вернулся совершенно другим человеком.

Высокомерный взгляд желтых немигающих глаз из-под почти сросшихся на переносице густых бровей, крючковатый нос, надменный вид делали его похожим на ястреба. У него теперь были усы и неровно подрезанная всклокоченная борода. На нем также было украшенное золотом и серебром вооружение какого-то печенежского вождя, а в мочке левого уха — серьга с драгоценным камнем. Он сбрил волосы на голове, оставив две черные пряди на висках, которые свисали по бокам, как и у многих благородных людей того времени. Величественный и надменный, он, казалось, не обращал никакого внимания на окружение и не сознавал, что находится в святом месте.

— Вот теперь я вижу, каков ты на самом деле, Тибор-валах, — зашипел на него князь. — Разве ты не боишься истинного Бога нашего? Разве не трепещешь ты пред крестом Господним? Я молился об освобождении нашем, а ты!..

— А я принес его тебе, — голос Тибора был полон коварной злобы. Он вытряхнул на каменные плиты содержимое мешка. Княжеская свита и киевская знать, стоявшие позади правителя, ахнули и буквально задохнулись от ужаса. У ног Владимира на полу белела груда костей.

— Что это? — поперхнувшись, спросил князь. — Что это такое?

— Пальцы, — ответил Тибор. — Я выварил с них плоть, чтобы не оскорбляли они твой нос смердением своим. Печенеги отброшены назад и заперты между Бугом, Днестром и морем. Армия твоих бояр сторожит их там. Надеюсь, что теперь они справятся без меня и моих людей. Потому что до меня дошли слухи, что с востока на нас словно ветер надвигаются половцы. И в Турции армия готовится к войне!

— До тебя дошли слухи? До тебя?!! Так, значит, ты теперь могущественный воевода? Значит, ты теперь считаешь себя равным мне, Владимиру? И что ты имел в виду, говоря «я и мои люди»? Те двести ратников, что пришли вместе с тобой, принадлежат мне!

При этих словах Тибор сделал глубокий вдох и выступил вперед. Последовала минутная пауза, потом он низко, но неуклюже поклонился и произнес:

— Да, конечно, князь, они принадлежат тебе. Так же, как и восемьдесят беглецов, которых я превратил в настоящих воинов. Все они тоже твои. А что касается слухов, которые до меня дошли, то пусть я оглохну, если сказал тебе не правду. Просто я выполнил свою задачу на юге и подумал, что буду нужен тебе здесь. В Киеве осталось слишком мало воинов, а границы Руси обширны...

Глаза князя по-прежнему оставались полуприкрытыми.

— Так, говоришь, печенегов загнали в ловушку? И в этом прежде всего твоя заслуга?

— Положа руку на сердце, да. В этом и во многом другом.

— И ты без потерь привел обратно свой отряд?

— Несколько человек погибли, — пожав плечами ответил Тибор. — Но я привел на смену им восемьдесят ратников.

— Покажи мне их.

Через большую дверь они вышли на широкие ступени церкви, перед которой на площади в молчании ожидали пришедшие с Тибором люди. Все они были вооружены до зубов и выглядели весьма свирепо, часть сидели верхом, но большинство были пешими. Это были все те же мелкие людишки, которые уходили в поход вместе с Тибором, но теперь уже они выглядели далеко не так жалко. На трех флагштоках развевался штандарт Тибора с изображением золотого дракона и сидящей на его спине летучей мыши с сердоликовыми глазами.

Увидев его, Владимир кивнул головой.

— Твой символ, — угрюмо сказал он, — летучая мышь.

— Да, это черная летучая мышь валахов, — ответил Тибор.

— Но она расположена сверху, над драконом, — вмешался в разговор один из монахов.

— А ты бы хотел, чтобы дракон облил мочой мою летучую мышь? — по-волчьи оскалившись, спросил Тибор.

Монахи отвели князя в сторону, а Тибор остался ждать. Он не слышал, о чем шел разговор, но достаточно ясно мог представить себе, о чем шла речь.

— Эти люди безгранично ему преданы, — наверное, шептал старший из монахов с характерной для греков хитростью. — Это может обернуться крупными неприятностями.

Владимир:

— Почему тебя это беспокоит? У меня в городе впятеро больше людей.

Грек:

— Но эти ратники испытаны в боях. Они настоящие воины.

Владимир:

— О чем ты говоришь? Разве пристало мне бояться его? Во мне течет кровь варягов, и я никого не боюсь!

Грек:

— Конечно же, нет! Но... этот человек ставит себя слишком уж высоко, он забывает о своем истинном положении. Не следует ли нам дать ему какое-нибудь задание и отправить вместе с ним часть его людей, оставив остальных для защиты города? Таким образом, в его отсутствие их преданность неизбежно обратится на тебя.

Еще больше сощурив глаза, Владимир Святославич одобрительно кивает:

— Я все понял. Думаю, что ты прав, лучше от него избавиться. Эти валахи очень хитрый народ. Слишком уж себе на уме... — И громко, обращаясь к воеводе, говорит:

— Тибор, сегодня вечером в своих палатах я буду чествовать тебя. Тебя и пятерых твоих лучших воинов. Тогда ты и расскажешь мне подробно о своих победах. Но учти, там будут присутствовать женщины, поэтому вымойся, приведи себя в порядок и оставь дома оружие.

Отвесив легкий поклон, Тибор попятился назад, спустился по ступенькам, присоединился к своему отряду и повел его прочь. Покидая площадь, воины по его команде вскинули вверх оружие и издали приветственный клич:

«Да здравствует князь Владимир!» И при свете осеннего утра они ушли в Киев — так назывался этот стоявший у края леса город.

* * *

Несмотря на потревожившее его непрошенное вмешательство, подземный обитатель склепа продолжал дремать. Вскоре наступит ночь, а Тибор был столь же чувствителен к ее приходу, как петух к восходу солнца, но пока что он спал и видел свои сны.

...Собираясь в тот вечер в княжеский дворец — просторные палаты с каменными очагами в каждом помещении, где жарко горят дрова, смоченные ароматическими веществами, — Тибор под богатый красный наряд, доставшийся ему от какого-то знатного печенега, надел чистую, но простую рубаху. Он вымылся и надушился, кожа его блестела, а передние пряди волос были напомажены. Выглядел он весьма представительно. Воины его тоже были чистыми и аккуратно одетыми. Несмотря на то, что они относились к нему с явным почтением, Тибор обращался с ними запросто, Но при этом был вежлив с женщинами и внимателен к князю.

Возможно (во всяком случае, так впоследствии решил для себя Тибор), что князь испытывал сомнения и колебался: с одной стороны, валах проявил себя как храбрый воин, умелый военачальник. Он по праву достоин был титула боярина, ему следовало в награду подарить во владение земли. Любой человек будет драться с еще большей отвагой, если станет защищать свою собственность. Но в то же время в Тиборе была заключена какая-то темная тайна, очень беспокоившая князя. А потому, вполне возможно, ему стоит прислушаться к совету греческого монаха.

— А теперь расскажи мне, Тибор-валах, как дрался ты с печенегами, — обратился князь за пиршественным столом к воеводе.

Перед гостями стояли разнообразные блюда: греческие сосиски, завернутые в виноградные листья, мясные туши, зажаренные по рецептам викингов, гуляши, дымившиеся в огромных горшках. Меды и вина лились рекой. Сидевшие за столом с увлечением разделывали ножами огромные куски мяса, лежавшие перед ними. Все были Заняты едой, и лишь изредка перебрасывались между собой короткими фразами.

Тибор заговорил, практически не повышая голоса, но при этом его речь отчетливо слышна была всем. И постепенно за столом все стихло.

— Печенеги шли на нас небольшими отрядами, или племенами. У них нет единой мощной армии, племена не заключают союзов. У каждого из них свой вождь, и все вожди враждуют между собой. Земляные укрепления русских на границе лесов и степей стали для печенегов непреодолимым препятствием именно потому, что среди них не было единства. Если бы они наступали вместе, то смогли бы преодолеть зубчатые стены и перебраться через реку за один день, сметя все на своем пути. Но они лишь беспорядочно атаковали наши укрепления и вертелись вокруг них, удовлетворяясь тем, что удавалось награбить на скорую руку во время коротких бросков на восток или запад. Таким образом им удалось окружить Коломию на нашем западном фланге. Они переправились через Прут при свете дня, спрятались в лесу, а отдохнув там ночь, на рассвете атаковали. Таковы их методы, с помощью которых они постепенно захватывали наши земли.

Разобравшись в положении дел, я решил так: у нас есть укрепления, следовательно, их нужно использовать, наши воины должны укрыться за ними. Мы сказали себе:

«К югу от земляных валов, служащих границей, стоят печенеги, и наша задача состоит в том, чтобы не пропустить их дальше». Но получалось так, что печенеги, эти варвары, держат нас в осаде! Взобравшись на стены укреплений, я увидел, что враги без всякого опасения разбивают свой лагерь. Дым от их костров поднимался вверх и был отчетливо виден отовсюду. И происходило так потому, что мы не атаковали врагов на «их» территории.

Когда мы выступали из Киева, князь, ты сказал мне:

«Изгони печенегов и не позволь им пересечь границы Руси». Но я сказал себе: «Преследуй злодея и убей его!» Однажды я заметил лагерь, в котором расположились примерно две сотни печенегских воинов. С ними были женщины и даже дети! Лагерь был разбит за рекой, к западу от нас, в отдалении от остальных стоянок печенегов. Тогда я разделил две сотни своих людей на два отряда, один из которых на рассвете переправился вместе со мной через реку. Ориентиром нам служили огни печенежских костров. Часовые их в большинстве своем крепко спали, и поэтому мы быстро перерезали им глотки — так быстро, что они даже не успели понять, кто же убил их. Потом мы тихо, в полном молчании, окружили лагерь. Я заставил своих людей вываляться в грязи. Таким образом, любой, на ком не было грязи, был печенегом. Пробираясь в непроглядной тьме от палатки к палатке, мы уничтожили многих. Мы были похожи на порхающих в ночи летучих мышей. Кровь лилась рекой!

К тому моменту, когда лагерь проснулся, половины его обитателей уже не было в живых. Остальные погнались за нами. Мы увлекли их за собой в сторону границы Руси. С громкими воплями и боевыми кличами они преследовали нас до берега реки, где рассчитывали, видимо, перехватить и уничтожить наш отряд. Мы же уходили молча. Но у реки, на печенежском берегу ожидала в засаде вторая сотня моих людей. Они тоже вывалялись в грязи. Из засады отряд ударил не по своим молчаливым и перепачканным грязью собратьям, а по толпе окруженных со всех сторон орущих печенегов. Мы уничтожили их всех до единого. И отрубили им пальцы...

Он замолчал.

— Браво! — едва слышно промолвил Владимир.

— В другой раз, — продолжил рассказ Тибор, — мы отправились в осажденный Каменец. И снова я взял с собой лишь половину отряда. Печенеги, стоявшие вокруг города, увидели нас и бросились в погоню. Мы заманили их в узкое глубокое ущелье, а когда бывшая со мной половина отряда проскочила через него, вторая половина обрушила на печенегов лавину камней. Тогда я потерял много пальцев — они остались под камнями. Иначе я принес бы тебе еще целый мешок!

Теперь за столом царила полная тишина. Все были потрясены не столько самим рассказом о военных походах, сколько тоном, лишенным каких-либо эмоций, которым Тибор поведал о каменном обвале. Набег печенегов на его родное селение, во время которого они разграбили деревеньку и вырезали ее обитателей, превратил Тибора в безжалостного и немилосердного убийцу.

— До меня, конечно, доходили какие-то сведения, — прервал, наконец, молчание Владимир Святославич, — но все они были неясными и отрывочными. А над всем этим стоит поразмыслить. Так, говоришь, мои бояре отогнали печенегов? Таков недавний поворот событий? Наверное, они многому научились у тебя?

— Теперь они знают, что, прячась за высокими стенами, никогда не достигнешь успеха, — ответил Тибор. — Обратившись к ним, я сказал: «Лето подходит к концу. Далеко на юге печенеги растолстели и обленились от отсутствия работы. Им и в голову не приходит, что мы способны напасть на них. Они строят постоянные укрепления и зимние дома для себя. Как и хазары до них, они отложили в сторону меч и взялись за плуг. Если мы ударим по ним именно сейчас, они падут, как трава под острым серпом!» И тогда все бояре собрались вместе, переправились через реку и углубились далеко на юг — в степи. Мы убивали всех печенегов, попадавшихся на нашем пути.

Вот тогда-то до меня и дошли слухи о грозящей нам еще большей опасности: на востоке поднялись в поход половцы! Они надвигаются с Великой степи и пустыни и направляются на запад. Скоро они будут возле нашего порога. Падение хазар открыло дорогу печенегам. А кто придет вслед за печенегами? Вот почему я подумал — осмелился подумать! — что, возможно, князь даст мне под начало армию и пошлет на восток, чтобы разбить врага, не позволив ему стать слишком сильным...

Долго, очень долго сидел князь Владимир, молча и внимательно разглядывая его из-под полуприкрытых век, и наконец тихо сказал:

— За один год и один месяц ты прошел очень долгий путь, валах... — И уже громко обратился к гостям:

— Ешьте, пейте, беседуйте между собой! Окажите почести этому человеку! Мы многим обязаны ему! — Сам же он поднялся и сделал знак Тибору следовать за собой. Они вышли во двор, в холодный осенний воздух. Ароматный дым курился среди деревьев.

Отойдя немного в сторону от дворца, князь остановился.

— Тибор, нам следует обсудить твое предложение — я имею в виду вторжение на восток. Я сомневаюсь, что мы готовы к нему. Ты же знаешь, мы и прежде предпринимали такую попытку, — он печально покачал головой. — Сам великий князь пытался сделать это. Сначала он напал на хазар. Святослав разбил их, а Византия завершила начатое, разгромив их окончательно. А потом еще был поход в Болгарию и Македонию. Пока князь находился в этом походе, кочевники осадили Киев. Но был ли он вознагражден за свои ратные труды? Да... о нем сложено множество сказаний. Кочевники утопили его в бурной реке, а из его черепа сделали кубок для вина. А все потому, что он слишком поторопился. Он успешно расправился с хазарами, но лишь для того, чтобы открыть дорогу печенегам. Так следует ли мне принимать поспешные решения?

Несколько минут валах молча стоял в темноте, потом спросил:

— Значит, ты пошлешь меня обратно в южную степь?

— Может быть, пошлю, а может быть, и нет. Я могу вообще избавить тебя от необходимости сражаться, наградить тебя землями, титулом боярина, подарить тебе людей, которые станут за всем присматривать. Вокруг много прекрасных земель.

Тибор покачал головой.

— В таком случае я предпочитаю возвратиться в Валахию. Я не крестьянин, Князь. Когда-то я пытался им стать, но пришли печенеги, и я сделался воином. И с тех пор мои сны окрашены в красный цвет. Я мечтаю лишь о крови. О крови моих врагов и врагов этой земли.

— А о моих врагах ты забыл?

— Это относится и к ним. Только укажи их мне.

— Очень хорошо, — сказал Владимир. — Я укажу тебе одного из них. Знакомы ли тебе горы к западу отсюда, которые отделяют нас от венгров?

— Мои предки были унгарами, — ответил Тибор. — А что касается гор, то я родился у их подножия. Но не на западе, а на юге, на земле валахов за горными перевалами.

Князь кивнул:

— Что ж, тогда тебе хорошо знакомы горы и ты знаешь, какие опасности могут там подстерегать. Хорошо. Но по нашу сторону от этих гор, за Галичем, в той местности, которую мы зовем Хорватией в честь проживающего там племени, живет один боярин... мой недруг. Я считаю, что он обязан мне, подчиняться, но когда я созвал всех своих вассалов, мелких князьков и бояр, он не явился. Когда я зову его в Киев, он не отвечает. Когда я желаю увидеться с ним, он меня игнорирует. Но если он не относит меня к числу своих друзей, значит он мой враг. Он — как пес, не желающий признавать своего хозяина. Дикий пес, место которому в горах. До сих пор у меня не было ни времени, ни возможности, ни силы, чтобы изгнать его, но...

— Что? — Тибор едва не задохнулся от удивления и его возглас прервал речь князя. — Прости меня, князь, но у тебя... и вдруг не было достаточно силы?

Владимир Святославич покачал головой.

— Ты меня не понял, — сказал он. — Конечно же, сила у меня была, она была у Киева. Но она была разбросана повсюду, так что, можно считать, ее почти что не было. Не мог же я отозвать свою армию, чтобы выступить против одного непокорного вассала! И позволить печенегам вновь захватить мою землю! Или мне следовало сформировать войско из горожан и крестьян, никогда не державших в руках оружия? А если бы я и поступил таким образом, из этого все равно ничего бы не вышло. Целой армии не по силам изгнать Ференци из его замка, заставить его выйти оттуда против его воли. Даже армии не удалось бы разрушить замок — он очень хорошо укреплен. Его охраняют и защищают горные тропы, ущелья, снежные лавины. Имея в своем распоряжении горстку отчаянно жестоких, преданных людей, он способен отразить нападение любой армии — в этом я совершенно уверен. Да, если бы у меня в распоряжении было тысячи две личных воинов, я мог бы осадить замок и уморить его голодом, но какой ценой! Однако с другой стороны, то, что не под силу сделать целой армии, может с успехом совершить один отважный, умный и верный человек...

— Так ты хочешь, чтобы этого Ференци выманили из его замка и доставили сюда, в Киев?

— Слишком поздно для этого, Тибор. Он уже ясно показал степень своего «уважения» ко мне. Так как же я могу теперь относиться к нему? Нет, я хочу его смерти. И тогда ко мне перейдут его земли, его замок в горах, его рабы и челядь. А смерть его послужит примером другим, тем, кто еще только помышляет о возможном неповиновении мне.

— В таком случае в доказательство тебе нужна его голова, а не только пальцы! — В гортанном смешке Тибора не было и намека на шутку.

— Мне нужны его голова, его сердце и его знамя. И я хочу сжечь все это на праздничном костре здесь, в Киеве!

— Его знамя? Значит у него, у этого Ференци, есть свой символ? Могу я узнать, какова его эмблема?

— Непременно, — ответил князь и глаза его стали задумчивыми. Понизив голос и оглянувшись вокруг, чтобы увериться в том, что их никто не слышит, он сказал:

— Его знак — рогатая голова дьявола с раздвоенным языком, с которого капает кровь...

* * *

Кровь!

Капли крови, впитываемые черной землей.

Солнце уже коснулось горизонта, и его красный диск горел, как огромная капля крови. Вскоре земля поглотит ее. Подземное существо вздрогнуло. Сухая оболочка из кожи и костей медленно с треском расправилась, словно огромная губка, готовясь принять земную дань — кровь, сочившуюся сквозь слой опавших листьев и корней, сквозь черную слежавшуюся за многие века почву туда, где в своей тесной могиле лежал тысячелетний старец — Тибор.

Подсознательно Тибор чувствовал запах просочившейся крови, как ощущают что-либо во сне, но при этом он знал, что это всего лишь сон. Все будет по-другому, когда зайдет солнце и он действительно ощутит просочившуюся жидкость, но сейчас он просто не обратил на нее внимания и вновь во сне вернулся к прежним временам, к началу десятого века, когда он был обыкновенным человеком и отправился в Хорватию, чтобы совершить убийство...

Тибор и семеро последовавших за ним людей двигались под видом охотников. Их можно было принять за валахов, идущих по горным тропам Карпатского хребта, чтобы к началу зимы оказаться далеко в северных лесах. В действительности они выехали из Киева, добрались до Коломии и направились в горы. Однако в подтверждение выдуманной истории они несли с собой полное охотничье снаряжение. Через три недели почти безостановочной езды они достигли небольшого поселения, расположившегося у подножия скалистых гор («деревня» состояла из нескольких каменных домов, вырубленных прямо в склоне горы, полудюжины убогих лачуг и кучки цыганских палаток, сделанных, из вывернутых мехом внутрь шкур), и носящего название Муфо Альде Ференц Яборов, сокращенно называемого просто Ференц, что на языке его обитателей звучало как «Ференги». В переводе название означало «Жилище старика» или «старого Ференги», а цыгане говорили о нем с благоговейным страхом и всегда понижали при этом голос.

Население деревни состояло примерно из сотни мужчин, около тридцати женщин и такого же числа детей. Половину мужчин составляли проходившие мимо охотники, временные поселенцы, которых печенеги лишили крыши над головой во время своих набегов и которые теперь двигались дальше на север в поисках места для постройки нового дома. Из последней группы многие вели за собой свои семьи. Остальные обитатели Ференги были либо крестьянами, либо зимующими здесь цыганами. С незапамятных времен они неизменно приходили сюда, потому что здешний боярин — «старый дьявол» — относился к ним хорошо и никому не отказывал в приюте. Говорили даже, что в особенно трудные времена он даже снабжал случайных арендаторов-кочевников пищей из своих кладовых и вином из своих подвалов.

Когда Тибор попросил еды и питья для себя и спутников, ему указали на деревянный дом, стоявший в окружении сосен. Это был своего рода постоялый двор, под крышей которого располагались маленькие комнатушки, добраться до которых можно было только по веревочным лестницам. Если постоялец ложился спать, он втаскивал лестницу наверх. Внизу стояли деревянные столы и скамейки, а в одном из углов просторного помещения находился своеобразный бар, уставленный небольшими бочонками сливового бренди и ведерками со сладким элем. Одна из стен наполовину была построена из камня, и возле нее в огромном очаге пылал огонь, над которым висел металлический котел с гуляшом. В воздухе витал сильный запах острого перца. На вбитых возле очага в стену гвоздях висели связки лука, похожие на огромные корявые сосиски. На столах лежали караваи черного хлеба, испеченного здесь же, на каменной печке сбоку от очага.

Всем заправляли хозяин, его жена и их весьма неряшливо выглядевший сын. Это была цыганская семья. Тибор догадался, кто именно решил осесть здесь. Он подумал о том, что они могли бы выбрать место и получше. Ему было неуютно и холодно в тени под сенью скалистых гор, присутствие которых ощущалось даже в помещении. Тут было слишком темно и мрачно, и его охватывали дурные предчувствия.

Валах запретил своим людям разговаривать с кем бы то ни было. Однако сам он, после того как, сложив в сторонке свое снаряжение, они наелись и напились, распил с хозяином кувшин бренди.

— Кто вы такие? — спросил его суровый, грубой внешности старик.

— Вы спрашиваете, кем я был и откуда пришел? — сказал в ответ Тибор. — Об этом рассказать гораздо легче, чем объяснить, кто я такой.

— Тогда расскажите, если у вас есть такое желание. Тибор улыбнулся и отхлебнул бренди.

— Мальчиком я жил в Карпатах. Мой отец был унгаром. Он пришел к границам южных степей, чтобы заняться там земледелием. С ним пришли его братья и другие родственники со своими семьями. Короче говоря, потом пришли печенеги, разорили все вокруг и уничтожили наше селение. С тех пор я много путешествовал, воевал с варварами за деньги и ту добычу, которая мне доставалась, когда я обшаривал мертвые тела. Выполнял любую работу там, где в ней была нужда. А теперь буду охотником. Я видел и горы, и степи, и леса. Работать на земле слишком тяжело, а убийство ожесточает человека. Но в больших и маленьких городах за мех можно получить хорошие деньги. Могу поклясться, что вы и сами немало постранствовали.

— Да побывал кое-где, — кивнул, пожав плечами, собеседник. Кожа его была смуглой, словно закопченной, сморщенной, как скорлупа грецкого ореха — непогоды оставили на ней свой след. Он был далеко не молод, худой, как голодный волк, но при этом волосы его отливали чернотой, глаза не потеряли своего блеска и все зубы оставались на месте. Однако же передвигался он очень медленно и осторожно, а руки его были сильно искривлены.

— Я и сейчас продолжал бы странствовать, если бы не заболели мои кости. У нас была двухколесная, обитая кожей тележка, которую мы разбирали и тащили на себе, если дорога была слишком уж неровной. На этой тележке мы перевозили свой дом и все добро: большую палатку, котлы и горшки для приготовления пищи, различные инструменты. Мы были — и сейчас остались — зганами, цыганами, а теперь вот стали зганами Ференги, после того как я построил здесь этот дом. — Задрав голову, он посмотрел широко раскрытыми глазами наверх, в сторону одной из стен дома, и во взгляде его ясно читались одновременно и уважение и страх. В той стене не было окон, но валах понял, что старик обратил свой взор к вершинам гор.

— Зганы Ференги? — переспросил Тибор. — Значит ли это, что вы служите боярину Ференци, который живет в своем замке?

Старый цыган оторвал взгляд от невидимых отсюда горных вершин, слегка откинулся назад и подозрительно посмотрел на гостя. Тибор быстро подлил ему бренди.

Однако хозяин продолжал хранить молчание, и валах, пожав плечами, сказал:

— Впрочем, неважно, просто я слышал о нем много хорошего, — солгал он. — Мой отец когда-то знал его...

— Да что вы? — глаза старика широко раскрылись. Тибор кивнул.

— Однажды в лютую зиму Ференци приютил его в своем замке. И отец просил меня, если я когда-нибудь окажусь в этих местах, подняться в замок, напомнить боярину о том времени и поблагодарить его от имени моего отца.

Старик долго не отрывал взгляда от Тибора.

— Так, значит, вы слышали много хорошего о нашем господине? От вашего отца? Так? И вы родились у подножия гор?..

— А что в этом странного? — приподняв черную бровь, спросил Тибор.

Старик оглядел его с ног до головы.

— Вы большой человек, — неохотно признал он, — и, я уверен, очень сильный. И выглядите к тому же очень свирепо. Валахи, чьи отцы были унгарами? Что ж, возможно, все так и есть, возможно, все так и есть...

— Возможно все так есть? Что вы хотите этим сказать?

— Говорят, — придвигаясь ближе, прошептал цыган, — что сыновья Ференци всегда приходят к нему, чтобы пожить под его крышей. В конце концов они приходят сюда и ищут его — ищут своего настоящего отца! Вы хотите подняться к нему?

В глазах Тибора промелькнула неуверенность. Он пожал плечами:

— Я пошел бы, если бы знал дорогу. Но скалы и горные тропы таят в себе столько опасностей.

— Я знаю дорогу.

— Вы были там? — Тибор изо всех сил старался скрыть возбуждение. Старик кивнул.

— Да, я могу проводить вас. Но лучше вам пойти одному. Ференци не любит, когда у него много посетителей. Тибор ненадолго задумался.

— Мне хотелось бы взять с собой двух моих спутников. На случай, если дорога будет слишком трудной.

— Ну, если эти ребята сумеют вам помочь, вы, конечно, можете взять их с собой! Только двоих?

— Да, чтобы помогать в особо сложных местах. Хозяин сморщил губы.

— Это будет вам кое-чего стоить. Вы понимаете, я потрачу время и...

— Я понял, это вполне естественно, — остановил его Тибор.

Цыган почесал за ухом.

— А что вам известно о старом Ференги? Что именно вы о нем слышали?

Тибор увидел возможность самому узнать что-нибудь. Выуживать сведения из людей такого сорта все равно что драть зубы у медведя!

— Я слышал, что у него там многочисленный отряд, охраняющий его, и что замок его совершенно неприступен. Поэтому он никому не служит и не подчиняется и не платит налогов, потому что их некому требовать с него.

— Ха-ха-ха... — громко расхохотался старый цыган, подливая себе еще бренди. — Отряд? Вассалы? Рабы? Да у него никого нет! Возможно, одна или две женщины, но ни одного мужчины. Дорогу к нему охраняют только волки. А что касается замка, он вплотную примыкает к скале и имеет только один вход и выход. Для всех. Если, конечно, кто-нибудь не высунется слишком далеко из окна...

— Но тут он вдруг остановился, и в глазах его вновь зажегся огонек недоверия.

— Это ваш отец сказал вам, что у Ференги много людей?

Естественно, отец Тибора ничего ему не говорил. Ничего не сказал по этому поводу и князь. То малое, что было ему известно, он услышал от одного из придворных князя. Это была не более чем суеверная чепуха. Человек этот был глуп, не слишком-то почитал своего князя, и сам, в свою очередь, не пользовался уважением. Тибора не интересовали истории о призраках. Он убил немало людей за свою жизнь, и ни один призрак ни разу не побеспокоил его.

Он решил воспользоваться случаем. Он и так уже узнал немало интересного.

— Мой отец говорил лишь, что подъем был очень крутым, трудным и что когда они наконец добрались до замка, то увидели, что внутри его и вокруг расположились лагерем множество людей.

Внимательно вглядываясь в его лицо, старик кивнул.

— Да, так могло быть, так могло быть. У него часто зимовали зганы. — Он наконец принял решение. — Очень хорошо. Я провожу вас наверх — если он, конечно, захочет вас принять.

Он рассмеялся при виде удивления, отразившегося на лице Тибора, и они вместе вышли на улицу. По пути цыган снял с гвоздя огромную бронзовую сковороду.

Висевший неподвижно в небе диск бледного солнца готов был вот-вот скрыться за вершинами скал. Из-за близости гор сумерки наступали здесь рано. Птицы уже пели свои вечерние песни.

— Самое время, — кивнул головой старик. — Надо надеяться, что нас сейчас видят.

Он указал рукой высоко вверх, на неясно видневшиеся вдали горы, где на сером фоне самых дальних вершин чернел горный хребет.

— Видите, вон там, в самом темном месте? Тибор кивнул.

— Это и есть замок. А теперь смотрите. — Он потер дно сковороды о рукав и повернул его к солнцу. Поймав его отражение, он направил лучи в сторону гор, и золотая полоска устремилась вверх по скалам. Солнечный зайчик прыгал с камня на камень, перебираясь с мшистой земли на стволы стоявших группами пихт, и с деревьев обратно на каменные обломки, поднимаясь все выше и выше, постепенно слабея. И вдруг Тибор увидел, что им отвечают. В тот момент, когда сковорода, наконец, замерла в сморщенных руках цыгана, темный участок, на который он до этого указал Тибору, казалось, вспыхнул ярким золотым светом! Взрыв света был столь неожиданным и слепящим, что валах непроизвольно закрыл руками глаза и теперь смотрел в ту сторону сквозь пальцы.

— Это он? — полушепотом спросил Тибор. — Это отвечает сам боярин?

— Старый Ференги? — цыган расхохотался. Он осторожно поправил положение сковороды, продолжая держать ее дном кверху. С вершины гладкой скалы по-прежнему спускался золотой луч. — Нет, это не он. Он не любит солнце. И поэтому, наверное, не дружит с зеркалами. — Продолжая смеяться, он объяснил:

— Это одно из прекрасно отполированных зеркал, укрепленных на скале — в том месте, где к ней примыкает задняя стена замка. А теперь, если наш сигнал увидели, кто-нибудь накроет зеркало, которое всего лишь отражает наш луч. Свет погаснет. Не постепенно, как это бывает, когда заходит солнце, но сразу — вот так!

Как будто кто-то задул свечу — свет мгновенно погас, и Тибору на миг показалось, что он очутился в абсолютной темноте. Он даже покачнулся, но быстро пришел в себя.

— Значит, вам удалось связаться с ними? — спросил он. — Теперь боярин знает, что вы хотите кого-то привести к нему, но откуда ему известно кого именно?

— Он это узнает, — ответил цыган. Схватив Тибора за руку, он вдруг помутневшими глазами уставился наверх, так сильно закачавшись, что Тибору пришлось его поддержать.

— Ну вот, теперь ему все известно, — прошептал цыган, и взор его вновь стал ясным.

— Что? — Тибор пришел в полнейшее замешательство, у него возникло предчувствие беды. Зганы были поистине таинственным народом и обладали неведомыми другим силами. — Что вы хотите этим сказать?..

— А теперь он ответит — «да» или «нет», — оборвал его цыган. Не успел он произнести эти слова, как в расположенном наверху замке мелькнул лишь один-единственный лучик света, который тут же погас.

— Он ответил «да» — он согласен принять вас, — со вздохом сказал старый цыган.

— Когда? — Тибор уже смирился со странностью происходящего и лишь постарался не показать голосом волнения.

— Сейчас. Мы отправляемся немедленно. В горах ночью очень опасно, но он так пожелал, и у нас нет другого выхода. Вы не передумали?

— Теперь, когда он пригласил меня, я не имею права его разочаровать, — ответил Тибор.

— Прекрасно! Но оденься потеплее, валах. Наверху очень холодно. — Старик бросил на него пронзительный взгляд. — Да... там царит смертельный холод...

* * *

В спутники себе Тибор выбрал двух рослых и сильных валахов. Большинство его людей были родом из тех же мест, что и он, но Тибор во время похода на печенегов особенно отметил этих двоих. Они сражались все время рядом с ним, и он имел случай убедиться в том, что они отважные и умелые воины. В борьбе против Ференци ему нужны настоящие мужчины. Вполне возможно, что они ему понадобятся. Арвос, старый цыган, сказал, что у боярина нет вассалов. Но кто же тогда отвечал на сигналы зеркала? Нет, Тибор не мог себе представить, чтобы богатый человек жил совершенно один, имея под рукой всего лишь одну или двух женщин, и сам о себе заботился. Старик Арвос лгал.

В случае если там, в горах, они встретят лишь горстку людей во главе с их господином... Но какой сейчас смысл гадать? Тибор решил, что следует немного потерпеть и потом уже посмотреть, каково будет положение вещей. И все же, если там будет слишком много людей, он просто скажет, что пришел в качестве посланника князя Владимира, чтобы пригласить боярина в Киев. Якобы в связи с войной против печенегов. В любом случае пути назад уже нет: он должен подняться в горы и убить живущего наверху человека. Остальное зависит от обстоятельств.

Да... в те времена Тибор был еще очень наивным. Ему и в голову не приходило, что Владимир послал его на верную смерть и что никто не ожидает его возвращения в Киев.

А тем временем они поднимались в горы. Поначалу идти было легко, несмотря на то, что тропинок видно не было. Дорога (дороги как таковой не было вовсе, они всего лишь следовали за цыганом, который один знал, куда следует идти) шла по седловине, к подножию неприступной скалы, затем вверх по склону, усыпанному скользкими камнями, до широкой расщелины в скале, которая вывела их к некоему подобию плато у подножия ряда еще более крутых и неприступных вершин. Их окружал дикий лес, состоявший из гигантских старых деревьев. Но теперь Тибор увидел некое подобие дороги. Как будто чья-то огромная рука прорубила в лесу ровную, прямую просеку. Несомненно, отсюда жители деревни по большей части добывали строительный материал для своих домов, а некоторые деревья были подняты вверх, в горы, и использованы для постройки замка. По-видимому, это случилось сотни лет назад, но с тех пор на месте просеки не выросло ни одного дерева. Или, возможно, если они все же вырастали, кто-то вырывал их с, корнем, не позволяя загородить путь.

Как бы то ни было, подниматься вверх по просеке не составляло труда, а когда сумерки сменились ночной темнотой, на небе появилась луна и осветила путь ярким серебристым светом.

Чтобы сберечь дыхание, трое путников и их провожатый почти не разговаривали между собой. Это позволило Тибору мысленно вернуться к тем немногим сведениям о боярине Ференци, которые он получил от пустого и тщеславного человека из княжеской свиты.

— Греки боятся его еще больше, чем Владимир, — рассказывал этот болтун. — У себя в Греции они давно уже отыскали и уничтожили всех ему подобных. Они называют таких, как этот Ференци «вриколаксами», что означает то же, что у болгар «обуры» или «муфуры» — иначе «вампиры»!

— Я слыхал о вампирах, — отвечал Тибор. — На моей родине их называют также, и о них сложено много легенд.

Деревенские предрассудки. И вот что еще хочу вам сказать: те, кого я убил, гниют в своих могилах, если у них вообще есть могилы. И они вовсе не распухают там. А если и раздуваются, то только лишь от гнилостных газов, но никак не от крови живых людей!

— И все же, говорят, что Ференци является именно таким существом, — настаивал собеседник Тибора. — Я слышал разговоры греческих монахов: они говорили, что на земле Христовой таким, как он, не может быть места. У себя в Греции они втыкают им в сердце деревянные колья и отрубают головы. А лучше всего, считают они, разорвать их на куски и сжечь все до последнего. Они верят, что даже из самого маленького кусочка, оставшегося от вампира, если он попадет в тело какого-нибудь неосторожного человека, может снова вырасти вампир. Это существо похоже на огромную пиявку, только присасывается оно изнутри. Вот почему говорят, что у вампира два сердца и две души и что его можно уничтожить, лишь уничтожив обе его половины.

Тибор улыбнулся, но улыбка получилась печальной, даже мрачной. Он поблагодарил своего собеседника и добавил:

— Что ж, этот колдун, чародей или как там его еще достаточно долго пожил. Князь Владимир хочет смерти этого Ференци и поручил мне убить его.

— Достаточно долго пожил! — воздев руки к небу воскликнул этот человек. — Вы даже не представляете себе, насколько вы правы! Вы знаете, сколько люди себя помнят, в эгиде горах всегда жил какой-нибудь Ференци. А предания утверждают, что все это один и тот же Ференци! А теперь скажи мне, валах, что это за человек, для которого годы проходят, как часы?

Тогда Тибор посмеялся над его словами, но теперь, обдумав их и сопоставив известные ему факты, подумал, что, может быть, тот был прав.

Например, «Муфо» в названии деревни звучало очень похоже на «муфура», или вампира. «Деревня Старого Ференци — Вампира»? А что о нем говорил зган Арвос?

«Он не любит солнце. И именно поэтому не дружит с зеркалами». А разве вампиры не ночные существа? Разве они не боятся зеркал, потому что не отражаются в них? Или, может быть, отражение слишком похоже на реальность? И тут валах в душе посмеялся над своим разыгравшимся воображением. Видимо, на него подействовала обстановка древних мест — эти вековые леса и вечные горы...

Наконец они вышли из-под сени деревьев и оказались на гребне холмов с круглыми вершинами, покрытыми таким тонким слоем плодородной почвы, что здесь росли одни лишайники. За холмами в небольшом углублении лежала долина, беспорядочно усеянная острыми обломками скал и камнями, простиравшаяся до расположенных примерно в полумиле скал и скрывавшаяся в их чернильно-черной тени. К северу эта темная граница высоко вздымала похожие на рога вершины. Именно на эти рога, отчетливо видные при лунном свете, и указывал сейчас скрюченным пальцем Арвос.

— Вон там! — усмехнувшись, как будто в этом действительно было что-то смешное, сказал он. — Вон там стоит дом старого Ференги.

Посмотрев в ту сторону, Тибор вдруг различил вдалеке, под рогами, светящиеся, словно глаза, окна. Похоже было, будто там, в высоте, затаилась огромная, ужасная летучая мышь или спрятался огромный волк, король всех волков.

— Такое впечатление, что сами скалы смотрят на нас! — проворчал один из спутников Тибора — валах, обладавший коротким мощным торсом и толстыми ногами.

— И не только эти глаза наблюдают за нами, — прошептал второй, — худой сутулый человек, вечно державший голову наклоненной вперед, как будто готовый атаковать.

— О чем это вы говорите? — мгновенно встрепенулся Тибор, внимательно оглядываясь в темноту. И тут он увидел, что у края леса в кромешной тьме мрачно светятся треугольные глаза, похожие на висящие в воздухе золотые капли. Эти пять пар глаз могли принадлежать только волкам.

— Эй! — громко крикнул Тибор, выступая вперед и вытаскивая из ножен меч. — Убирайтесь прочь, лесные собаки! У нас ничего нет для вас!

Глаза парами мигнули, отодвинулись дальше. Четыре тощих серых силуэта бросились прочь, плавно стелясь по земле в лунном свете. Но пятая пара глаз осталась на месте, поднялась выше и стала решительно приближаться.

Из темноты возник человек одного роста с Тибором, если не выше.

Цыган Арвос застыл на месте и зашатался — казалось, он вот-вот потеряет сознание. В свете луны лицо его было мертвенно бледным, даже отливало серебром. Незнакомец сделал еще шаг вперед и, протянув руку, крепко схватил цыгана за плечи, пристально посмотрел ему прямо в глаза. Постепенно старик выпрямился, твердо стал на ноги и перестал дрожать.

Как прирожденный воин, Тибор быстро занял боевую позицию и встал на расстоянии удара от неизвестного человека, по-прежнему сжимая в руках меч. Но тут он увидел, что незнакомец один. Изумленные происходящим и поначалу даже испуганные спутники Тибора тоже готовы были схватиться за оружие, но он запретил им делать это и сам убрал в ножны меч. С его стороны это было не более чем демонстрацией своего нежелания повиноваться, жестом, свидетельствующим о силе и в какой-то мере выражением презрения. И, конечно же, бесстрашия.

— Кто вы? — спросил он. — Вы появились из ночи, словно волк.

Человек обладал стройной фигурой, можно даже сказать, хрупким телосложением. Одет он был во все черное и закутан в плащ, спускавшийся ниже колен. Вполне возможно, что под плащом у него имелось оружие, но он держал руки на виду, спокойно положив их на бедра. Он уже не обращал никакого внимания на згана и смотрел лишь на трех валахов. Скользнув взглядом по двум спутникам Тибора, он долго и пристально вглядывался в него самого и лишь потом ответил:

— Я из дома Ференци. Мой господин послал меня сюда, чтобы посмотреть, что за люди пожаловали к нему сегодня в гости.

Он слабо улыбнулся. Как ни странно, его голос, как, впрочем, и глаза, в которых отражался лунный свет, успокаивающе подействовали на Тибора. Тем не менее ему захотелось, чтобы сейчас было чуть посветлее. Что-то в облике незнакомца настораживало и отталкивало его. Ему казалось, что голова у того имеет необычную, уродливую форму, но тем не менее, к своему удивлению, не вызывает отвращения, а, наоборот, странным образом привлекает, притягивает к себе, как яркий свет в ночи привлекает мотылька. Да, именно так: он одновременно испытывал и непреодолимый интерес и неприязнь.

Едва только до сознания Тибора дошло, что он попал под влияние каких-то злых чар, он заставил себя выпрямиться и заговорить:

— Скажите своему хозяину, что я валах. И что я пришел к нему, чтобы побеседовать об очень важных вещах, о предъявляемых к нему требованиях и его обязательствах.

Человек в плаще подошел ближе, и лунный свет озарил его лицо. Это безусловно была голова человека, но все же она обладала несомненно волчьими чертами — у нее были странной формы длинные челюсти и уши.

— Мой господин предполагал нечто в этом роде, — сказал он, и в голосе его появились жесткие нотки. — Но это неважно, чему быть — того не миновать, а вы всего лишь посланец. Тем не менее, прежде чем вы пойдете дальше, до того как пересечете границы владений моего господина, возле которых сейчас находитесь, мой господин хочет быть уверен в том, что вы делаете это по доброй воле.

Тибор уже успел окончательно прийти в себя.

— Никто не тащил меня сюда силой, — фыркнул он.

— Но вас послали?..

— Сильного человека можно «послать» лишь туда, куда он сам захочет пойти, — ответил валах.

— А ваши люди?

— Мы следуем за Тибором, — сказал сутулый. — Куда он — туда и мы охотно пойдем!

— Даже если нам придется встретиться с тем, кто посылает на переговоры волков, — добавил его похожий на обезьяну спутник.

— Волков? — незнакомец нахмурился и шутливо-вопросительно склонил голову набок. Оглянувшись внимательно вокруг, он весело рассмеялся:

— Вы имеете в виду собак моего господина?

— Собак? — Тибор был абсолютно уверен в том, что видел именно волков. Но теперь и ему показались забавными прежние предположения.

— Да, собак. Они выбежали прогуляться вместе со мной — ночь такая чудесная. Но они не привыкли к чужим. Видите, они вернулись домой.

Тибор кивнул и в конце концов задал интересующий его вопрос:

— Значит, вы пришли сюда, чтобы встретить нас на полпути? Чтобы побеседовать с нами и указать дорогу?

— Нет, это не моя задача, — ответил, покачав головой, незнакомец. — С этим прекрасно может справиться Арвос. Я пришел лишь затем, чтобы приветствовать вас и сосчитать, а также затем, чтобы убедиться в том, что вы явились сюда добровольно, то есть по своей воле и собственному желанию.

— Еще раз повторяю, — прорычал Тибор. — Никто не может меня заставить!

— Знаете ли, принуждение принуждению рознь, — пожал плечами собеседник. — Но теперь я вижу, что вы вполне независимые люди.

— Вы сказали, что должны сосчитать нас. Зачем? Брови человека в плаще сошлись домиком.

— Лишь затем, чтобы удобно разместить вас, — ответил он. — Что еще вас интересует? — И прежде, чем Тибор успел ответить, добавил:

— А теперь я должен отправиться вперед, чтобы приготовить все к вашему прибытию.

— Мне бы очень не хотелось стеснять вашего хозяина, — быстро сказал Тибор. — Мы и так явились незваными гостями. Будет хуже, если кому-то придется поступиться ради нас своим по праву принадлежащим местом.

— О, в замке вполне достаточно свободных комнат, — ответил незнакомец. — И ваше появление не столь уж неожиданно. А что касается того, что кто-то будет вынужден уступить вам место... Видите ли, в распоряжении моего господина целый замок, но в нем сейчас меньше людей, чем здесь вас. — Казалось, он сумел прочитать тайные мысли Тибора.

Незнакомец обратился теперь к старому згану:

— Имей в виду, что тропинка, идущая вдоль скалы, разрушена и дорога полна риска. Опасайся обвалов! — и снова обернувшись к Тибору, добавил:

— увидимся позже.

Он повернулся и пошел обратно в ту сторону, куда убежали «собаки» его господина, — через неширокую, беспорядочно усеянную каменными обломками равнину.

Едва он скрылся в темноте, Тибор схватил за горло цыгана и зашипел прямо ему в лицо:

— Никаких вассалов? Никаких слуг, говоришь? Нет, ты не просто обманщик, ты самый большой лгун, какого я когда-либо встречал! Да Ференци может скрывать здесь целое войско!

Арвос попытался вырваться, но валах мертвой хваткой держал его за горло.

— Всего... всего лишь один или двое слуг, — выдавил он из себя. — Откуда... откуда же мне было знать? Я не был здесь много лет...

Тибор отпустил его и отшвырнул от себя.

— Слушай, старик, — предостерегающе сказал он. — Если ты хочешь дожить до утра, ты должен очень осторожно провести нас по этой опасной тропе вдоль скалы.

Они пересекли каменистую впадину, дошли до скалы и начали подниматься по вырубленной в ней узкой тропинке...