Глава 1

ПОБЕДЫ КХАЙЯ

Когда Кхайя спрашивали, как прошли его первые годы в Куше, он реагировал по-разному. Несмотря на то что теперь он занимал высокое положение в армии Мелембрина, он все равно оставался обычным юношей, и когда не занимался обучением стрелков и не демонстрировал свое мастерство, подвергался, как и все пришельцы, насмешкам, издевкам со стороны коренных кушитов. Один человек, тот самый Манек Тотак, который с радостью отхлестал бы его кнутом во время их первой встречи, был открыто враждебно настроен. Теперь Манек стал сотником всадников и находился в том же звании, что и Кхай, а поэтому кемет не мог ничего с ним поделать.

Однако, несмотря на все трудности, Кхай нашел настоящих друзей. К их числу относилась и принцесса Аштарта. Но все равно Кхай часто чувствовал себя одиноко. Он объяснял это своими снами – необъяснимыми видениями, появлявшимися ночью и дразнившими его сценами из другой жизни. Юноша стал проводить много времени в одиночестве, подальше от военных лагерей и мирных селений.

После разгрома армии фараона в Хортафе Мелембрин отошел вглубь Куша, чтобы подлечиться. Он считал, сладкий воздух и зеленые плоскогорья к западу от Гилф-Кебира должны пойти ему на пользу. Он отправился в Нам-Кхум – место своего рождения. Там царь разрешил своим воинам разойтись по домам, вернуться к семьям, но приказал быть готовыми тут же собраться по первому зову, если Кемет станет угрожать Кушу. К всеобщему удивлению, фараон не предпринял новых попыток завоевать Куш. Затишье затянулось. Все воины Мелембрина отправились в свои племена, рассеявшись по полям, горам и степям, взрастившим их.

Постепенно обязанностей у Кхайя становилось все меньше, и у него появилось гораздо больше свободного времени. Это только усилило его одиночество и необъяснимые видения посещали его все чаще. Теперь они не ограничивались ночными часами, а могли появиться и во время бодрствования. Иногда они бывали странными и пугающими. Даже ребенком его всегда преследовали кошмары, теперь же повторялись некоторые детские видения и к ним добавились новые: во сне Кхай летал, ездил на огромной скорости в странных машинах. Проснувшись, Кхай, как правило, не помнил деталей, но видения наяву сильно отличались от снов и очень его беспокоили.

В Нам-Кхуме раз в полгода проводились игры.

Именно тогда сны Кхайя впервые принесли ему ощутимую пользу. Он участвовал в состязаниях стрелков и, конечно, без труда выиграл по всем четырем позициям. Манек Тотак повторил его успех в конных состязаниях, а также занял второе место среди соревновавшихся в умении владеть кнутом. После этого кушиты устроили соревнования по борьбе.

Это было свободное состязание, в котором любой молодой человек, считающий себя достойным, мог войти в большой круг, обозначенный на земле камешками.

Последний оставшийся в кругу считался победителем.

Дети все утро играли в эту игру, и Кхай наблюдал за ними. Однако все время перед его глазами стояла одна и та же картина: невысокие желтокожие мужчины кланялись друг другу и улыбались перед тем, как вступить в схватку – короткую и безжалостную!

Видения появлялись и уходили, а через минуту возникали вновь. Кхай время от времени тряс головой, чтобы отделаться от них. Ему казалось, что он сам сражается с этими желтокожими мужчинами.

Они обучили его своему искусству. Откуда-то, каким-то необъяснимым образом Кхай знал, как нужно действовать. В видениях он был взрослым мужчиной, сильным и ловким, а двигался со скоростью жалящей змеи, но как такое могло быть? Оглядывая свое тело и руки, Кхай внезапно почувствовал себя совсем другим человеком. Вскоре видения исчезли, тем не менее, наблюдая за борьбой деревенских детей, он поклялся, что тоже станет участвовать в последнем состязании кушитов.

Из всех юношей, зашедших в тот день в круг, Кхай оказался самым младшим. Он был высоким и худым, не обладал ни выносливостью, ни мускулами остальных претендентов, но он имел… нечто другое. И как только борьба началась, Кхай оказался в центре внимания. Мелембрин, почти калека, бледный от неутихающей боли, сидел на возвышении для судей и подбадривал сражавшихся. Рядом с ним замерла Аштарта. Она была поражена неизвестной ей до этого гранью таланта юноши, о которой она даже не догадывалась.

Вначале другие участники игнорировали светловолосого, голубоглазого юношу из Кемета, но после того, как Кхай выбросил нескольких борцов из круга, кушиты поняли, что он представляет настоящую угрозу.

Трое самых опытных юношей, одетых только в набедренные повязки, обменялись многозначительными взглядами и одновременно повернули против капитана лучников. Пока один попытался локтем врезать Кхайю в лицо – что являлось грубым нарушением правил, не разрешавших подобные удары, другой подставил ему подножку. Кхай растянулся на земле и в удивлении провел рукой по окровавленному рту. Тем временем третий притворился, что падает на кемета, и стал опускаться на ребра Кхайя, выставив колени вперед.

И тут как будто какой-то ключик повернулся в мозгу Кхайя. Его, казалось, подменили. Скорость и сила его движений несколько увеличились. Когда колени противника опустились туда, где только что находилась грудь Кхайя, кемет уже откатился в сторону, вскочил на ноги и врезал ребром ладони, внезапно ставшим твердым, как камень, по носу самого здорового из атакующих. Тут же он повернул голову и увидел стоящего на коленях противника, как раз на том месте, где секунду назад лежал сам, резко отвел локоть назад и врезал им по лбу кушита с такой силой, что парень рухнул наземь, лишившись чувств. Тот, кто подставил Кхайю подножку, прыгнул на него сзади, схватил рукой горло и приставил колено к спине. Одновременно он попытался другой рукой ударить кемета по голове.

В ту же секунду воздух пронзил воинственный клич – крик воина, мастера рукопашного боя, заводящего себя перед схваткой, превращающего свое тело в боевую машину. Кхай одним движением сорвал противника со спины и выкинул его из круга. Затем он оказался среди оставшихся претендентов, посылая удары направо и налево. К этому времени Мелембрин уже вскочил на ноги и одобрительно кричал, вне себя от радости.

– Ш'тарра, ты только взгляни на него! Я был точно таким же в его возрасте! С тех пор я не видел, чтобы кто-то еще так боролся. Кемет – прирожденный воин!

– Но они не борются, – ответила Аштарта. – Они сражаются по-настоящему! Везде кровь, и, по большей части, это дело рук Кхайя!

– Все это дело рук Кхайя! Я это вижу, девочка. Но они первыми набросились на него. Словно щенки на спящего льва. Теперь они разбудили Кхайя, и им приходится за это платить.

Увидев, в какой опасности находятся их друзья и беспокоясь о поверженных Кхайем товарищах, с полдюжины оставшихся кушитов бросились на кемета в отчаянной попытке выкинуть его из круга. Кхай словно ураган налетел на оставшихся противников. Они отлетали вправо и влево, пока, наконец, Кхай не остался лицом к лицу с Манеком Тотаком. Они оба сильно устали и кружили у противоположных сторон круга, у самого края, отмеченного камнями, с ненавистью глядя друг на друга налитыми кровью глазами. Однако к этому времени Кхай оказался в таком же замешательстве, как и зрители. Все его навыки исчезли, так же внезапно как появились. Когда Манек собрал последние силы и бросился на кемета, единственное, что Кхай смог сделать, – это направить атаку таким образом, что оба соперника одновременно вылетели из круга.

– Ничья! – закричал Мелембрин, снова вскакивая на ноги. – Что ты скажешь, Ш'тарра?

– Да, папа, ничья. Как ты думаешь, теперь они станут друзьями?

Царь проследил за взглядом дочери и увидел, как Манек и Кхай, шатаясь, покидают поле брани. Они обнимали друг друга, а их смех заглушал крики толпы. Они хромали, но смеялись.

– Друзьями? – в конце концов переспросил царь. – Да, думаю, что да. Надеюсь. Потому что они не могут позволить себе быть врагами. Нельзя допустить, чтобы внутренние распри раскололи Куш надвое.

* * *

Когда пошел третий год пребывания Кхайя в Куше, из Кемета к горным племенам начали приходить тревожные новости. На границе Нубии и Кемета разразилась воина – из-за постоянного и наглого захвата рабов фараоном. Ньяка устроил набеги на Пех-Ил и Фемор. Фараон начал строить форты вдоль всей реки между Пех-Илом и Субоном и еще больше укрепил дружбу с аравийцами, живущими за Узким морем. Он требовал большую дань от Сидона и Синайя, чтобы оплатить мобилизацию. Беда витала в воздухе, большая беда, и Куш почувствовал первые признаки ее приближения.

А пока Кхай и Манек стали друзьями, если можно было назвать дружбой отношения бывших соперников. Манек всегда подчеркивал, что считает Кхайя принадлежащим к низшей расе, отважным кеметом, но тем не менее кеметом. Вопрос о ценности Кхайя как воина не стоял, но, по мнению Манека, на него следовало смотреть, как на наемника, а не как на настоящего друга народов Гилф-Кебира и земель, более отдаленных от границ Кемета.

Вскоре Манек и Кхай стали молодыми тысячниками, и их авторитет рос с каждым днем. Мелембрин полагался на их мнение по военным вопросам, прислушивался к их советам и в соответствии с ними планировал подготовку своих воинов. Он не сомневался, что придет день, когда Кушу снова придется сражаться с армией фараона. Однако царь сдавал с каждым днем и знал это. Яд растекался по его телу все быстрее, и конец должен был наступить очень скоро.

Что касается Аштарты, то ее готовили к обязанностям кандассы, так что у нее оставалось очень мало свободного времени.

Видения Кхайя беспокоили его гораздо меньше, но некоторые порой становились более конкретными, более детализированными, так что он мог вспомнить их, проснувшись. Теперь Кхай мечтал о седлах и боевых колесницах, о темных металлах, сокрытых в земле. В его снах произносились названия этих странных вещей.

К концу третьего года Мелембрин умер, и Аштарта стала кандассой. Месяц она носила траур, а когда, наконец, заняла место на троне Куша, принцесса-сорванец превратилась в божественно красивую женщину, настоящую царицу. Все вожди племен приняли ее и присягнули на верность.

 

Глава 2

ПОЯВЛЕНИЕ МАГОВ

Именно в это время Кхай впервые упомянул о своих видениях в разговоре с престарелым колдуном Имтрой.

Этот маг был другом Кхайя уже на протяжении двух лет и чем больше узнавал молодого кемета, тем более тот нравился старику. И дело было не в необычной внешности Кхайя, а в его мыслях, воинских навыках и странных снах.

Кхай не скрывал, что видел сны о темном металле в земле и знает его название – железо. Он знал, что этот металл есть в Мероу-Эхе. Насколько было известно Имтре, это был город в джунглях Нубии, к югу от Нила. Еще Кхай рассказал о «колесах» и нарисовал Имтре изображение «колесницы», и снова назвал тех, кто мог подтвердить его сумасшедшие идеи. На этот раз это оказались «гиксосы» – народ, проживавший в сотнях миль к западу.

Имтра, один из самых мудрых людей в Куше, понимал, что в его молодом друге сокрыто нечто большее, что можно заметить на первый взгляд. Он рассказал другим об этом, и слава Кхайя, как мистика, его откровения ясновидящего разнеслись далеко за пределы Нам-Кхума. Естественно, воины, оказавшиеся в его подчинении, считали, что в нем есть что-то магическое. Когда Кхай стрелял из лука, то стрела неизменно попадала в цель, когда он боролся… кто мог устоять против него? Более того, за последний год кемет очень возмужал и выглядел великим воином. В армии Куша все военачальники были молодыми, потому что в те времена полководцам всегда следовало находиться там, где идет самая яростная схватка, а для принятия правильных решений требовалось мыслить четко, ясно, масштабно, наблюдая за происходящим молодыми глазами.

Через несколько месяцев после смерти Мелембрина в Куше появились семь магов. Они пришли из земель, окружающих Кемет. Некоторые из них преодолели тысячи миль, чтобы обойти владения фараона, но каким-то образом все прибыли в один и тот же день и в один и тот же час – в полдень. Имтра знал, должно произойти что-то чрезвычайно важное – в его камне видений появлялись семь теней, но он и не мечтал, что доживет до того дня, когда все семь мудрейших соберутся вместе и навестят его в его скромном жилище в Нам-Кхуме в степях Куша. Из семи магов он знал лишь кушитского отшельника, об остальных лишь слышал.

Когда официальное представление закончилось и Имтра вместе со своими гостями пил освежающие напитки, он поинтересовался у мудрейших, почему они решили почтить его скромное жилище своим присутствием, почему оставили свои дома и так долго путешествовали, чтобы увидеть его. Семеро ответили, что не желают его обижать и зашли к нему только потому, что он является придворным магом Аштарты. На самом деле они пришли в Куш, чтобы предложить свои услуги кандассе, а также дать ей совет в одном важном деле, и чтобы поговорить с полководцем Кхайем Ибизином, выходцем из Кемета.

– Но Кхай не полководец, по крайней мере, пока, – запротестовал Имтра, на что ему ответили;

– Но он станет им завтра, после того, как мы увидимся с кандассой…

* * *

На следующий день во дворце Аштарты было созвано собрание всех предводителей племен или их представителей в Нам-Кхуме. Такой совет проводился раз в три месяца. Во главе стола на совете восседала Аштарта.

На этот раз на совет собрались не для обсуждения мелких проблем, с которыми то и дело сталкивались племена, а для более важного дела. Тут присутствовали все советники Аштарты, старейшины племен, а также четырнадцать вождей или их представители. В дополнение к ним – шесть полковников, включая Кхайя и Манека, которые в это утро только вернулись с охоты в горах, а также старый Имтра, считавшийся главным советником царицы.

Семеро мудрейших встретились с кандассой рано утром и провели с ней несколько часов. Они также виделись с Кхайем и допросили его о странных снах и видениях. Маги не пытались объяснить видения Кхайя, на самом деле эта встреча, казалось, имела только одну цель – расспросить кемета – тем не менее, расставаясь, они все выразили ему свое почтение и провозгласили полководцем. Нубийский маг взял руки Кхайя в свои и внимательно их осмотрел, словно хотел в чем-то удостовериться. А после того, как Кхай показал чернокожему магу знак Адонды Гомбы, который носил с собой, старый маг обратился к нему, как к Кхайю-Убийце.

В огромном зале во дворце Аштарты воцарилась напряженная тишина. Все понимали, что следует ожидать чего-то чрезвычайно важного, так что когда Аштарта, наконец, поднялась со своего места и обратилась к собравшимся, все ловили каждое слово царицы.

– Вожди, военачальники, советники и друзья, – начала она, – сегодня состоится не традиционный сбор глав племен, а, как вы уже догадались, очень необычное собрание. Семь мудрейших из окрестных земель принесли мне важную весть. Мы не можем отмахнуться от нее – это будет означать конец всего Куша. Маги сказали, что фараон готовит свою армию, чтобы, словно огромное копье, вонзить его в сердце Куша. И оно должно пронзить насквозь нашу землю!

Послышались возбужденные голоса. Аштарта подняла обе руки ладонями к собравшимся, призывая к молчанию, и, не дождавшись, пока все умолкнут, снова заговорила:

– Не стройте планов. Не говорите мне больше о схватках и войне, потому что на каждого воина, которого вы сможете мобилизовать, у фараона найдется десять, и на этот раз они так легко не попадут в ваши капканы. Нет, мне посоветовали… чтобы Куш не оборонялся!

– Не оборонялся? – вскочил со своего места старый вождь одного из племен. – Неужели это говорит дочь Мелембрина? Что же тогда нам делать, кандасса?

Сдаться фараону?

– Совет, который мне дали, сложно принять, – ответила ему Аштарта, – но исходит он из такого источника, что я не могу от него отказаться. Мы не станем выступать войной против Кемета, не станем и защищать наши земли – пока. Мир широк и огромен.

Наша страна составляет лишь крошечную его часть.

Мы уйдем – и оставим Куш нашим врагам.

– Оставим Куш? – воскликнули одновременно все вожди, потрясенные услышанным.

– Да, так я сказала, – печально кивнула Аштарта. – Оставим Куш – сожженным, разрушенным, чтобы кеметам ничего не досталось. Ни единого животного, домашнего или дикого, ни единой птицы, ничего живого, чем бы кеметы могли воспользоваться. Мы сожжем нашу землю.

– А куда мы пойдем, царица?

– Этот вопрос вы должны задать Кхайю, – ответила она. – Полководцу Кхайю Ибизину, кушиту. И второму полководцу, Манеку Тотаку, тоже только что назначенному. Кхай, что ты скажешь о расколе племен Куша?

Кхай был поражен. Он встал, открыл рот, но ничего не произнес.

– Ха! – рявкнул воинственный вождь одного из племен. – Взгляните на кемета, ставшего полководцем, – мальчишку, хватающего ртом воздух, подобно рыбе, выброшенной на берег.

– Я – мальчишка? – удивился Кхай. – А ты готов выставить шестерых своих лучших людей в круг для борьбы со мной, Дори Антошин? Думаю, нет.

Дайте мне только прийти в себя, так как я потрясен известием о чести, которой удостоен, и я объясню, куда должны бежать племена Куша.

Он уперся в огромный стол кулаками, нахмурился и не спеша продолжал:

– Лично я возьму пятьдесят тысяч воинов и отправлюсь в Нубию. У меня там есть друзья, и мы вместе будем сражаться против солдат фараона. Там в земле есть металл, и я сделаю из него оружие. Генерал Манек Тотак возьмет такое же количество людей и отправится в Сидон. Он тоже будет сражаться против фараона, потому что не только Куш и Нубия страдают под гнетом этого чудовища. В Сидоне Манек научится сражаться среди болот. Это пригодится ему, когда мы вернемся в Куш и атакуем армии фараона. Более того, сидонцы великолепно выделывают кожу, и я хочу, чтобы они изготовили некоторые вещи, с которыми Манек вернется домой, когда придет время.

Он замолчал и посмотрел на Аштарту и Имтру, сидящих во главе стола.

– Наша царица вместе со своим магом пойдут на запад, в земли гиксосов, взяв с собой третью часть наших племен, а также женщин и детей. Фараон не станет гнаться за ними, потому что тогда ему придется слишком расширить свои границы. Даже у него не найдется столько воинов. Гиксосы относятся к нам дружелюбно, у них нет врагов, поэтому им нет нужды сражаться. Они не воинственный народ. Но они отличные ремесленники и построят колесницы. Вместе с царицей из Куша отправятся наши ремесленники и часть всадников. Еще Аштарта возьмет рисунки, которые я ей дам. В Куш они вернутся на боевых колесницах!

– Ха! – с презрением воскликнул другой вождь, Гендухр Шеббитон. – Весь этот план – безумие. Он основан на видениях колдунов и снах иностранца, дорвавшегося до власти. Идите сюда, идите туда, говорит Кхай. Сделайте это, сделайте то. И мы должны подчиняться? Я бросаю вызов его власти, его праву командовать племенами, его происхождению! Кто такой этот голубоглазый и светловолосый Кхай? Почему он раскомандовался в Куше? И, кстати, кто такие эти семь магов? Колдуны, лицедеи, шарлатаны! Если они обладают силой, то какие черные заговоры они наслали на дочь Мелембрина? Почему она захотела бежать от кеметов? Посмотрите – вот сидит Манек Тотак, тоже полководец. Что он думает обо всем этом? Ведь он много раз доказывал нам, на что способен. Он любит Куш, как и должен настоящий кушит.

Манек тут же поднялся на ноги.

– Я думаю, что нам всем следует помолчать, – сказал он. – И тебе тоже, Гендухр Шеббитон, пока нам все не объяснили.

– Но кто будет объяснять? – крикнул еще один вождь. – Право кандассы выбирать себе полководцев по своей воле тогда, когда она того захочет. Но с каких это пор Куш слушает советы колдунов-чужеземцев?

– Тихо! – нахмурившись, приказала Аштарта. – Вы все готовы ругаться и огрызаться, а я не потерплю оскорблений в адрес наших гостей. Неужели вы думаете, что я не разделяла ваших сомнений? Конечно, я сомневалась, я, которая люблю Куш больше вас всех.

Если вам тяжело оставить ваши земли, то каково мне?

Я ведь должна оставить трон! Я повторяю еще раз: или мы оставим Куш, или он будет покорен! Ты, Гендухр Шеббитон, вместе с Лисом совершал вылазки в Кемет, а теперь сравниваешь меня с моим отцом и говоришь, что меня околдовали. А разве сам Мелембрин не бежал от кеметов, когда это отвечало его целям?

– Но, кандасса… – одновременно застонали два или три вождя. Они знали, как тяжело их царице, но им все равно не хотелось уступать.

– Тихо! – перебила она их, а затем жестом показала, что разрешает говорить семи магам. – Вожди, вы выслушали меня, а я в достатке наслушалась ваших возражений. Теперь пусть говорят те, кто гораздо мудрее всех вас вместе взятых. А выслушав их, вы решите, ошибаюсь ли я, принимая их совет…

 

Глава 3

ПОСЛАНИЕ МАГОВ

Никто не знал истинных имен семи магов, потому что если бы кто-то узнал их имена, то это значительно ослабило бы колдовскую силу чародеев. Имя – это цель, на которую враг может направить злые чары, поэтому выступавший от имени всех семерых желтокожий маг был известен, как маг ментализма. Он так и представился.

– Много лет назад, – начал он, и голос его напоминал шорох сухих листьев, но, тем не менее, он разносился по всему огромному залу, – отец Хасатута, предыдущий фараон, привел к себе в дом семерых злых людей. Это были некроманты, колдуны, практикующие черную магию. Мы тоже маги – колдуны, если Хотите. Среди нас даже есть некромант. Но наша магия – белая, а у магов фараона Танопета – черная. Он призвал их к себе, потому что боялся их, потому что опасался, что они могут начать работать против него.

Он старел, а его сыну требовались могущественные союзники, когда он займет трон. Танопет поставил над семью черными магами своего визиря, чтобы они знали свое место. Их заставили выполнять тайную работу для фараона, желавшего стать бессмертным. Танопет слишком поздно воспользовался навыками семи черных магов, а поиски бессмертия – задача, поставленная перед ними, – оказалась чрезвычайно сложной.

Фараон умер, и на престол взошел Хасатут, последний в роду. Он назначил визиря по имени Анулеп своим советником, своими ушами и глазами. Семь черных магов продолжали искать бессмертие и исполняли мелкие прихоти фараона. Загружая работой черных магов, фараон не давал им заниматься грязными делами, результаты которых много лет отравляли жизнь в Кемете. Мои братья и я, – он показал на шестерых сидящих магов, – давно знали о существовании семи черных колдунов и всякий раз с ужасом наблюдали за их вмешательством в установленные богами законы природы.

Теперь все семь черных магов находятся под одной крышей, поэтому нам стало легче наблюдать за ними и мы смогли расслабиться. Мы уже давно следим за ними, чтобы знать, насколько преуспели они в своей адской работе, и если они в своих опытах зайдут слишком далеко, нам придется остановить их. Мы знаем, что никогда они не откроют бессмертие для Хасатута, потому что есть только один путь достичь его – и это стало бы невиданным доселе святотатством. Тогда нашим врагам пришлось бы выпустить на свободу силы, которые, в конце концов, уничтожили бы Кемет, все земли вокруг, мир, солнце и луну, все звезды на небе.

Так что даже если семь черных магов и найдут эту дорогу, они все равно не пойдут по ней. Даже они не посмеют это сделать… по крайней мере, мы так думаем…

Желтокожий маг замолчал и обвел собравшихся внимательным взглядом. Все молчали. Тогда он заговорил вновь:

– Фараон Хасатут скоро умрет. Он понимает это и впал в отчаяние. Его пирамида в Асорбесе будет закончена через пять лет, но фараон все равно торопится. Его черные маги обещают бессмертие, но не могут подарить его. Его визирь строит заговоры и планы, стремится к еще большей власти. Он уже фактически собрал всю власть в своих руках, и это тоже беспокоит царя-бога – так сильно, что он решил забрать Анулепа с собой на тот свет, а это главному жрецу совсем не нравится.

К тому же против фараона поднялись Нубия и Сидон, а, значит, ему нужно защищать свои границы. Еще фараону стало известно, что в Куше вырос один человек, который поклялся когда-нибудь вернуться в Асорбес и уничтожить его, как когда-то фараон уничтожил его семью. Ныне этот человек завоевал уважение кандассы. И поэтому фараон придумал план. Он защитит свои границы с Нубией и Сидоном. Это будет очень дорого ему стоить, но все равно окажется дешевле, чем начинать войну. Затем он покорит Куш, на который давно точит зуб. Для этого его армии обойдут с севера и с юга Гилф-Кебир и проникнут в сердце страны. Они ударят с разных сторон и сгонят кушитов с высокогорного Гилф-Кебира, а те, кто воспользуется тайными проходами, обнаружат, что под стенами полно солдат фараона, готовых держать осаду годами. Когда Куш падет, а его племена будут покорены, фараон разделит свою армию на две части: одна нанесет удар на юге, с фланга напав на Нубию. Вторая пойдет на север, уничтожит врагов фараона в Сидоне. Хасатут насильно мобилизует Кемет и усилит армию отважными воинами из Тира и Аравии. Он бросит на Нубию и против Сидона безжалостных наемников. А потом фараон ограбит покоренные земли…

Желтокожий маг замолчал, и Дори Антошин воспользовался возможностью, чтобы поинтересоваться:

– А откуда вы, маги, знаете это?

– А откуда ты знаешь, что светит солнце? – ответил желтокожий маг вопросом на вопрос.

Дори опешил, но в конце концов нашелся:

– Я вижу его глазами, чувствую его тепло на моей коже.

– Вот именно, – кивнул маг. – И у нас тоже есть глаза, которые видят, и кожа, которая чувствует, но ты – простой человек, а мы – маги.

Он снова замолчал, однако на этот раз ему никто не задал вопросов.

– Если племена Куша разделятся и пойдут разными дорогами, как указал полководец Кхай Ибизин, то кеметы, вторгнувшись в Куш, потеряют много времени, завоевывая незащищенную землю. Они будут действовать очень осторожно, постоянно ожидая нападения. А когда, наконец, покорят нашу землю, то обнаружат, что не могут на ней жить, потому что здесь не будет ни дичи, ни лесов, ни лугов – только пыль. Пока половина армии фараона будет завоевывать Куш, Нубия и Сидон продолжат борьбу вдоль своих границ.

Завоеватели Куша отступят в Кемет из-за недостатка провианта и чтобы усилить пограничные отряды на севере и юге. В конце концов, через пару лет в Куше останутся только небольшие гарнизоны, а армии фараона отправятся в Нубию и Сидон. Борьба будет жестокой, но на стороне Нубии и Сидона выступят воины Куша под командованием полководцев Манека Тотака и Кхайя Ибизина. И вскоре фараон пожелает закончить войну. Но в Сидоне кеметы увязнут в болотах, а на юге, когда начнется половодье, они утонут в водах Нила. Тем временем племена Куша снова объединятся!

Здесь, в Куше, на этом самом месте, через три с половиной года племена встретятся вновь. Они будут вооружены железными мечами из Нубии, одеты в кожу из Сидона, поедут на колесницах от гиксосов. И тогда Куш поселит страх в сердце фараона. Гарнизоны Хасатута будут уничтожены. Боевые колесницы с грохотом вылетят из Куша, чтобы нанести удар по армии фараона и погнать его войска до берегов Нила и дальше…

Маг замолчал, обводя взглядом собравшихся, вскоре заговорил вновь:

– Вот это все мы увидели, потому что нам доступны сны и видения. Мы слышим голоса духов времен ушедших и времен грядущих. Мы не смогли узнать, что случится после победы Куша, но утверждаем: независимо от того, победит фараон или проиграет, он, как к последнему средству, обратится к семи черным магам.

Хасатут – сумасшедший, и его безумие становится все опаснее, разрастается, как мох на влажном камне, пока камень не скрывается под ним. Это ужасно. Нужно уничтожить фараона, пока он не погубил весь мир, а поэтому мы предложили свои услуги кандассе Куша Аштарте. Когда племена Куша разделятся и пойдут каждое своим путем, мы отправимся туда, где нас не найдут, а когда племена снова соединятся вместе, мы вернемся и поможем вам в борьбе против Кемета… Мы сказали свое слово.

На долгое время воцарилась тишина. Затем Гендухр Шеббитон спросил:

– Откуда мы можем знать, что все это случится на самом деле? Дайте нам знак.

– Знак? – встал маг из Дарфура – человек с коричневой кожей и проницательными глазами. Он был магом – толкователем снов, и его глаза видели то, что недоступно остальным. – Вчера вечером я видел во сне, что от стен Гилф-Кебира приедет всадник. И он сообщит, что получил известие из Кемета о том, что там собирается огромная армия. Сейчас она уже приближается к границам Куша.

– Да? – неуверенно пробормотал Гендухр Шеббитон. – И где же этот посыльный?

Маг внимательно посмотрел на вождя, улыбнулся, а глаза его сверкнули, подобно звездам.

– Вот твой знак, предводитель, – сказал он, потому что именно эти слова ты произнес вчера во время моего видения. А я ответил: «Пусть посыльный скажет все сам!»

– Ваше Высочество! – ворвался в зал слуга. – С востока приехал вестник. Он привез плохие новости.

Аштарта грустно улыбнулась, увидев удивленные и огорченные лица вождей.

– Пригласите его, – приказала она. – Мы знаем, что за послание он привез, но я хочу, чтобы вожди сами все услышали и удостоверились…

 

Глава 4

БЕШЕНСТВО ФАРАОНА

Потребовалось пять дней, чтобы послание Аштарты дошло до всех племен, и после этого кушиты быстро и точно выполнили ее приказы. Все пожитки и запасы племен были собраны и спрятаны в недоступных местах, домашних животных согнали в стада или зарезали. Когда первые солдаты Кемета подошли к подножию Гилф-Кебира, племена Куша уже покинули страну.

Через двенадцать недель, когда армия фараона окружила плато и возвышенности Гилф-Кебира и воины Кемета поднялись на утесы, залезли на неприступные скалы, они обнаружили, что сделали кушиты со своей землей. Кругом лежала лишь сожженная земля. Поля засохли, в садах не осталось никаких фруктов. Когда, наконец, до командиров огромной кеметской армии дошло, что кушиты сбежали, они разбили лагеря, подсчитали свои скудные запасы и послали в столицу сообщение, что следует немедленно остановить подход новых отрядов, потому что в них нет необходимости и их нечем кормить.

Вначале фараон с радостью принял эту новость. Кушиты сбежали, испугавшись его мощи, но когда фараону сообщили, что Нубия и Сидон возобновили набеги, его настроение быстро изменилось. Все произошло, как предсказали семь магов: фараон послал основные силы на север и на юг, намереваясь быстро разделаться с врагами. Однако он не учел, что против него выступают такие полководцы, как Кхай Ибизин и Манек Тотак, обладающие недюжинным воинским талантом, а также специально обученные войска кушитов. Без их помощи нубийцам и сидонцам пришлось бы несладко.

Природа также обратилась против фараона. Начались дожди, хотя обычно это было сухое время года. Суда не могли ходить по Нилу из-за бурного течения, а расположенные низко над уровнем моря земли Сидона полностью затопило, и они стали непроходимыми.

Более того, к западу от Нила начались нападения на лагеря и форты кеметов. Отряды нубийцев ударяли на севере, через Дарфур, а сидонцы – на юге, через саванны Кемета. Проходил месяц за месяцем, но погода не менялась, так что вскоре Хасатут решил, что дождь будет идти вечно. И только после почти года сражений семь черных магов решили обратиться к Хасатуту через главного жреца Анулепа. Они дали свою трактовку событий, и Хасатут начал понимать реальное положение вещей. В происходящем ему следовало прежде всего винить семь белых магов, равных по силе, если не превосходящих семерых черных колдунов.

Хасатут слышал о семи белых магах с тех пор, как себя помнил. Много раз пытался он их найти, собрать и заставить работать на себя, как его отец заставил работать семерых черных. Многократно фараон отправлял воинов в окружающие Кемет земли (за исключением Куша и Нубии), чтобы они отыскали семерых белых магов и привели их живыми или мертвыми, но таинственные волшебники словно дым ускользали из рук его солдат. Сегодня здесь, завтра там. Они напоминали тени, видевшие все, но за которыми никто не мог уследить. Более того, жители стран, где жили маги, считали семерых мудрейших святыми и защищали их, так что Хасатуту не удалось схватить магов.

Узнав, что семеро мудрейших имели отношение к развитию военных действий – в особенности к тому, что касалось плохой погоды, фараон впал в ярость и послал отборные войска в Дарфур, Синай, Аравию я Тир, чтобы отыскать чародеев. Время шло, а на следующее лето погода, казалось, смилостивилась. Отряды, посланные на поиски магов, по крайней мере, некоторые из них, стали возвращаться. От отряда, посланного в Дарфур, фараон вестей не получил. Он подозревал, что воины его погибли. Солдаты, отправленные в Тир и Аравию, вернулись с пустыми руками.

Но они подтвердили, что семь белых магов собрались вместе и выступили на стороне Куша против фараона.

Что касается отряда, отправленного в Синай, то он ушел дальше на восток, и больше о нем никто никогда не слышал. Для них загадочный восток мог предложить больше, чем страна безумного фараона.

Когда нервы Хасатута были уже напряжены до предела, сидонцы разрушили форт в Таносе и уничтожили тысячи воинов Кемета к западу от Нила. Тут восстали племена Дарфура, и обрушились на юго-западную границу царства. Не то чтобы фараон проигрывал войну'.

С его многотысячной армией это было немыслимо, но он ее и не выигрывал, а война шла уже третий год.

В столице Кемета шли проливные дожди. Плодородные пастбища превратились в болота, противники больше походили на призраков. Но кто может остановить дождь или убить привидение?

И тогда фараон решил изменить свою тактику. Если семь, так называемых, «мудрейших» или «хороших» магов стали поддерживать кушитов, сражавшихся за Нубию и Сидон, и если они насылали заговоры и управляли законами природы, пытаясь не дать осуществиться имперским мечтам фараона, почему бы ему не ответить им колдовской силой? Хасатут приказал Анулепу привести к нему семерых черных магов вместе с военачальниками, правителями, послами и командирами наемников, чтобы фараон мог рассказать им о своих новых планах.

Во-первых, следовало подчинить себе силы природы, изменив погоду, из-за которой страдали его войска. Этот приказ был отдан семи черным магам.

Во-вторых, фараон приказал провести мобилизацию в масштабах, невиданных ранее, а также увести войска из пустынного Куша, чтобы усилить форты и посты на юге и севере. В-третьих, он предложил сказочные богатства Тиру, Синаю и Аравии, если те помогут в последнем решительном наступлении на Сидон, Нубию и Дарфур, прислав армию наемников. О Куше он совсем забыл, потому что там не осталось ничего стоящего, о чем следовало бы помнить.

Фараон не знал о странных плавильных печах Нубии и металле, из которого там теперь ковали мечи.

Он и представить себе не мог, что в далекой земле гиксосов по рисункам Кхайя строятся боевые колесницы. Аштарта сама проверяла работу и обучала воинов управлять невиданными сооружениями. Если бы Хасатут мог знать о поводьях и седлах, которые сидонские мастера производили тысячами, он все равно не понял бы их назначения, потому что в Кемете лошадь все еще считалась диким животным, годящимся лишь для таких дикарей, как кушиты.

* * *

Прошло почти три с половиной года после того, как фараон послал завоевателей в Куш. С тех пор дела у него шли плохо, но теперь он наконец был готов нанести решающие удары своим врагам. Если же он добьется успеха, цивилизованный мир может никогда не оправиться. После почти трех лет непрекращающихся дождей семь черных магов развеяли заклятие, и над Кеметом вновь засверкало солнце. Фараон считал, что более подходящего времени не представится – разлив Нила заканчивался, Нубия зеленела и, казалось, приглашала переправиться через реку. От болот Сидона валил пар, туманы исчезали, открыв земли, манящие завоевателей.

Более того, Кемет был полон солдат – вся долина Нила вооружилась. Города и деревни задыхались от расквартированных наемников, которые томились от скуки. Даже набеги на границах стали гораздо реже. Фараон подозревал, что его враги потеряли интерес к войне.

Рано или поздно это должно было случиться. Хасатут не стал больше ждать, а отправил сто тысяч наемников в Нубию. Еще девяносто тысяч штурмовали болота на юге, чтобы спалить раскинувшиеся на островах деревни и поработить обитающих на болотах сидонцев. Через некоторое время первые гонцы прибыли в Асорбес.

Их послания привели фараона в бешенство. Он был в такой ярости, что даже Анулеп убежал и спрятался в самом дальнем и укромном уголке пирамиды, где дрожал, как лист на ветру, пока ярость фараона не иссякла. Затем, перед тем как вернуться к царю-богу, лежавшему в изнеможении на царской постели, визирь сам узнал причины припадка фараона. Из Нубии вернулось лишь пятьдесят аравийских наемников. Они рассказывали об ужасных воинах, идеально обученных и вооруженных черными мечами, разрезавшими кеметскую бронзу подобно зеленому папирусу.

Более того, отправленные на завоевание Сидона наемники обнаружили, что завоевывать им нечего. Они долго пробирались сквозь кишащие крокодилами болота. Их донимала мошкара, и в конце концов они выяснили, что в Сидоне больше нет людей. Острова покинуты и все сожжено. Сидонцы оставили свои земли точно так же, как три года назад кушиты. Теперь они совершали набеги на войска фараона вдоль границы между Сидоном и заново построенным фортом Танос. Но поход по болотам принес армии фараона ощутимые потери – девять из десяти воинов подхватили болотную лихорадку, а что касается остальных, то они потеряли интерес к завоеваниям и мечтали поскорее вернуться домой…

Но неприятности Хасатута еще только начинались.

 

Глава 5

КУШ ВОЗРОЖДАЕТСЯ

Манек Тотак со своей армией прибыл в степи к западу от Гилф-Кебира за несколько часов до Аштарты и Кхайя. Его воины, вернувшись из Сидона, разделились на две группы к северу от Гилф-Кебира. Одна из них огибала массив с запада и взбиралась на плато с тыла, а вторая шла вдоль стены под нависающими скалами.

Ночью они столкнулись с двумя небольшими кеметскими гарнизонами, численностью по тысяче воинов.

Гарнизон на плато взяли с первой атаки. Часовые были перебиты авангардом армии Куша, потом появились три тысячи воинов Манека, разбудили кеметов и сбросили их с края плато. Уничтожить гарнизон, засевший внизу, оказалось сложнее, на это ушло больше времени. Кушиты понесли там потери, правда, незначительные. Из кеметов в живых не осталось никого.

Затем находившиеся на равнине силы кушитов – двадцать пять тысяч человек – поднялись на плато по тайным проходам, известным со старых времен, и до рассвета армия Манека Тотака, воссоединившись, направилась на запад, завершая последний этап путешествия. По пути воины ловили диких лошадей, потомков домашних животных, выпущенных на свободу три с половиной года назад. Потом их присоединяли к огромному табуну, который подданные Аштарты отогнали к гиксосам.

В полдень Манек прибыл в долину, выходящую на Нам-Кхум, и разбил там лагерь. Теплый ветер дул с запада. Принюхавшись, полководец уныло улыбнулся. Это был хамсин, ветер ада, сжигающий зеленые склоны перед тем, как улететь в долину Нила. Впервые за четыре года подул этот ветер…

Манек снова улыбнулся. Когда в последний раз он видел эти степи, они были черными, сожженными.

Теперь поля снова зеленели. За последние три года прошло много дождей, трава выросла даже на камнях!

Эти несколько лет… «Как там дела у Наоми?» – подумал Манек. Наоми Тирас считалась его девушкой. В юношеские годы Манек любил ее. Да, у него были соперники, в особенности Тон Эмахл, сын старосты деревни Наоми, но Манек знал, что когда-нибудь Наоми будет принадлежать ему. Однако, когда он получил звание сотника, а Мелембрин стал готовить его в военачальники высшего ранга, Манек отпустил Наоми.

Она вернулась к Тону, который к тому времени стал деревенским старостой и, поддавшись сиюминутному желанию, вышла за него замуж. Теперь Тон находился в подчинении у Манека. Он командовал собственным отрядом, собранным из мужчин его племени. Кушиты вернулись домой с войны, и Тон ждал встречи с Наоми.

Ну что ж, удачи им! Жизнь в деревне с красавицей женой была не для Манека. Он знал, что кандассы Куша должны искать себе мужей среди своих полководцев, а это значительно сужало число претендентов.

Конечно, среди племен Куша имелись и другие полководцы, но они состарились и больше не ходили в походы, а сидели дома у костра и рассказывали истории о временах давно ушедших, годах своей молодости, Манек же был молод, да и кого еще Аштарта могла выбрать себе в мужья? Кхайя Ибизина? Невозможно, потому что в его жилых текла кеметская кровь.

Да и не было такого, чтобы иностранец занял трон Куша. Нет, в один прекрасный день Манек станет царем. Из-за этого он и отпустил Наоми. Не то, чтобы он любил Аштарту, хотя, конечно, она – красивая женщина, но он любил Куш, так что его единственным желанием было стать его владыкой.

Мечтая и пожевывая сухое мясо, сидя в тени кустарника, на котором уже распустились первые цветы, Манек услышал крики своих дозорных, поднялся на ноги и побежал к ним вверх по склону.

– Вон там, господин Манек, – сказал дозорный, юноша моложе Манека на четыре года, показывая пальцем на запад. – Это кандасса. Взгляните, это ее армия поднимает пыль!

– Да, – согласился Манек, – такое облако может поднять только большой табун лошадей. Это Аштарта, все правильно. Но твои глаза не так остры, как могли бы быть. – Он усмехнулся, заметив удивление на лице юноши. – Взгляни на юг. Что там в степи вытянулось в длинную линию, словно тонкая, бесконечная змея?

Видишь? Это армия Кхайя Ибизина. Кхайя из Кемета.

– Мне говорили, что ему не нравится это имя, господин.

Манек нахмурился.

– Собака всегда остается собакой, несмотря на породу, окрас или размер, – заявил он.

– Я просто думал, что полководец Кхай – ваш друг, господин, – пожал плечами молодой воин.

– Да, – улыбнулся полководец. – Я не держу на него зла за то, что он родился на берегу Нила. Просто он думает, что равен кушитам, вот и все. Но достаточно разговоров – теперь я должен идти его встречать…

Коня, – крикнул он, сбегая вниз со склона. – Дайте мне коня. Остальные оставайтесь здесь. Те, у кого есть жены и невесты, не беспокойтесь. Вы вскоре их увидите. Но на вашем месте я бы поберег силы. Они вам еще понадобятся. Через пять или шесть дней…

* * *

Манек и Аштарта встретились на равнине к западу от Нам-Кхума. Они спрыгнули с коней, обнялись. Они хотели задать друг другу множество вопросов, но не хотели говорить, боялись испортить очарование картины воссоединения племен Куша. Наконец кандасса отошла от Манека и, взглянув на него издали, залюбовалась. Он отрастил бороду, возмужал и походил на ястреба. Настоящий полководец. Одет он был в кожаные штаны и безрукавку, на боку, как всегда, висели кнут и меч. Он отправился в Сидон юношей, а вернулся мужчиной.

– Я слышала о тебе, – сказала Аштарта. – Как ты утопил кеметов в Сидоне и сжег их в Таносе. Мой отец был прав, когда сказал, что ты станешь великим полководцем. Мне было сложно сдерживать моих воинов, которые хотели к тебе присоединиться. Они отправились бы в Сидон и Нубию, если бы я им позволила.

К тебе и к Кхайю.

Манек ничего не ответил, а просто стоял и улыбался от удовольствия.

– А ты привез кожу, как просил тебя Кхай? – спросила царица более серьезным тоном. – Кожа у гиксосов не самая лучшая.

Теперь Манек нахмурился.

– Кожу? Да, горы кожи, кандасса. Седла, вожжи, хотя я думаю, что это глупая затея. Но я могу и ошибаться. Мои парни, попробовавшие седла Кхайя, находятся под большим впечатлением.

– Я подозреваю, что ты ошибаешься, Манек, – сказала царица. Ее глаза сверкали, как бриллианты. – Мой опыт подсказывает, что Кхай знает, что делает, и я тоже хочу кое-что тебе показать.

Забывшись на секунду, она с радостью хлопнула в ладоши… Затем успокоилась, поправила одежды и прическу, убрав прядь назад со лба.

– А где генерал Кхай? – спросила она. – Скороход нубиец явился вчера вечером в мой лагерь и сказал, что Кхай скоро будет здесь.

– Он идет, – ответил Манек. – Я видел его с горы, но движется он медленно. Кемет – не всадник, Ваше Высочество.

– Да, я помню. Ну, если он все еще не научился ездить на голой спине лошади, посмотрим, как он будет сидеть в седле.

Она снова рассмеялась.

Пока царица всматривалась в низкие отроги гор на юге, прикрывая ладонью глаза от яркого солнца, Манек разглядывал свою повелительницу. Ему нравились ее ноги в коротких штанах из мягкой кожи кролика, ее тонкая талия, упругое тело и чистая кожа без единого изъяна. Аштарта стала более женственной с тех пор, когда он видел ее в последний раз. Теперь она выглядела настоящей царицей, а не принцессой, которая вела себя, как мальчишка-сорванец.

– Вон там, – внезапно закричала Аштарта. – Взгляни!

Манек посмотрел туда, куда она показывала, и увидел то, что вначале заставило его открыть от удивления рот, а потом улыбнуться. По склону невысокого холма, менее чем в миле от места, где они стояли, спускались восемь огромных нубийцев с открытыми носилками. Они бежали легкой рысцой и пели, двигаясь в едином ритме. На носилках сидел Кхай. Через четыре или пять минут нубийцы добрались туда, где их ждали Аштарта и Манек, опустили носилки на землю и пали ниц.

Когда Кхай сошел на землю, Аштарта обняла его, как и Манека, и снова воцарилась тишина, пока они разглядывали друг друга. У Кхайя раздалась грудная клетка, плечи стали широкими, глаза казались более голубыми, а светлые волосы еще светлее, чем раньше.

Царица почувствовала, как щеки ее заливает румянец, и, потупившись, спросила, указывая на нубийцев:

– Кто они? И почему они не встают?

– Они твои, кандасса, – засмеялся Кхай. – И даже если им придется лежать так целый день, они не встанут, пока ты не прикажешь.

– Тогда скажи им, чтобы поднялись, – попросила она.

– Ты сама должна приказать им, – ответил Кхай, – потому что я больше не отдаю им приказов, а если и прикажу что-то, они не станут мне подчиняться. Эти восемь рабов принадлежат тебе, царица.

Кандасса неуверенно повернулась к распростертым на земле рабам.

– Встаньте, – приказала она. – Немедленно.

И они тут же вскочили на ноги.

Аштарта отступила на шаг от гигантов, нависающих над ней, – огромных черных воинов с телами, раскрашенными яркими красками. Из курчавых волос нубийцев торчали перья.

– Посмотри, Манек, ты только посмотри, кого мне привел Кхай!

– Да, – Манек с восхищением оглядел нубийцев и шагнул вперед, чтобы пожать руку Кхайю. – Великолепные воины, но носилки не слишком удобный способ передвижения. Я думаю, Ваше Высочество, что вы предпочтете лошадь.

Оба мужчины засмеялись и обнялись. Затем Манек добавил:

– Не только Кхай принес подарки. Взгляни. – Он достал из кармана пригоршню крупных драгоценных камней, переливавшихся всеми цветами радуги. В руке полководца они напоминали огни. – Сидонцы прислали тебе целый сундук! – сообщил он кандассе. – Это лишь малая часть.

Манек помолчал, но вскоре заговорил снова:

– Я привел домой твоих воинов, хотя четыре тысячи уже никогда не вернутся. – Потом он кивнул на огромный лагерь, разбитый выше по склону.

– Мы тоже понесли большие потери, – сообщил Кхай. – Но я привел с собой пополнение. Ваше Высочество. Если вы скажете своим телохранителям, чтобы они пригласили своих товарищей…

– Моим телохранителям? – Она в удивлении уставилась на него. – Своих товарищей?

Кивнув, Кхай показал на нубийцев.

– О! – поняла Аштарта и сделала так, как он предложил.

Огромные нубийцы тут же резко и оглушительно засвистели, и свист эхом разнесся по склонам, испугав оленей и птиц. Когда эхо затихло, послышались другие звуки: топот ног и стук ассагайев о кожаные щиты.

Звуки быстро переросли в оглушительный грохот, и вскоре из-за холма показался такой отряд, что Аштарта и Манек не могли произнести ни слова от удивления.

Воины шли, разделившись на две группы по пятьдесят человек. Отряд нубийцев остановился менее чем в сотне ярдов, бойцы одновременно в последний раз топнули ногами', сотрясая землю. А за ними шли войны-кушиты – зрелище, невиданное доселе в степях Куша.

Когда царица смогла говорить, она повернулась на запад и помахала желтым платком высоко над головой. Вдалеке дозорный поднял руку, сообщая, что заметил сигнал, и тогда кандасса сказала своим полководцам:

– Вы думали перещеголять свою царицу, решив, что она вернулась домой с пустыми руками? Вы ошиблись!

Послышались крики всадников и удары кнутов.

В первое мгновение Кхай был поражен, а потом его обуяла дикая радость. Он смеялся и кричал, размахивая руками и потрясая кулаками, потому что с запада стройными рядами с грохотом к ним неслась тысяча, нет, две тысячи колесниц. Их колеса сверкали в солнечном свете.

Этого было достаточно, слишком много для одного дня. Кхай не хотел смущать Аштарту и решил подождать перед тем, как преподнести ей десять тысяч железных мечей. Да, позднее… Вначале он покажет их кандассе, а затем, затем – Хасатуту!

 

Глава 6

КХАЙ И КАНДАССА

Допоздна Аштарта, ее полководцы и вожди племен разговаривали и строили планы на будущее, сидя вокруг стола в огромном шатре. Семь магов тоже находились тут. Они пришли с юго-запада вскоре после воссоединения племен. После полуночи, когда собравшиеся обсудили все планы – по крайней мере, в общих чертах – съели мясо и опорожнили множество кувшинов с вином, снаружи налетел ветер – жгущий, как зажженный людьми огонь. Когда он ворвался в огромный зал, в светильнях затрепетало пламя. Это был хамсин – ветер западных пустынь, которые, как гласили легенды, простирались за землей гиксосов. Хамсин будоражил кровь людей, как великие ветры будоражат океаны.

Когда он налетел, семь магов закивали головами и улыбнулись многозначительными улыбками, а затем одновременно забормотали что-то неразборчивое. Они сидели отдельно от других, и, похоже, никто не обращал на них внимания. Поскольку дела все были сделаны, а вожди хотели вместе выпить, вспомнить старое и поговорить о пустяках, Аштарта решила покинуть зал. Ее сопровождали внушающие благоговейный страх нубийцы с бесстрастными лицами. Телохранители держались на почтительном расстоянии, вооруженные тяжелыми, толстыми палицами из твердого дерева с длинными ручками. Но перед тем, как покинуть зал, царица остановилась перед семью магами и спросила:

– Хамсин тоже прислали вы? Я думаю, нет, потому что это его время года… Или вы просто приблизили его появление на день или два? А если это так, то. зачем?

– Мы не звали его, Аштарта, – тихим голосом ответил желтокожий маг. – Хотя это было бы неплохо и помогло бы нам. Через шесть дней, когда твои воины отправятся на Кемет, хамсин высушит земли, превратив их в твердую дорогу. Только самые глубокие болота, которые не успеют высохнуть, могут задержать твои армии. Но мы сейчас тут ни при чем. На этот раз котел мешали другие руки…

А вожди за столами хвастали своими подвигами.

Они пили вино и говорили, все громче, стараясь перекричать друг друга.

Горячий ветер больше не выл снаружи, он накрыл Нам-Кхум жаром, подобно одеялу. Казалось, он берег дыхание для следующего удара, когда отправится на восток, в долину Нила. Аштарта обвела глазами огромный зал, откуда три с половиной года назад вывезли всю мебель, все украшения. Его еще не восстановили до былого великолепия. И вновь царица повернулась к семи магам и спросила так, чтобы ее не слышали другие, находившиеся в зале:

– Если это не ваших рук дело, то чьих же?

– Семи черных магов фараона. Ваше Высочество.

Хасатуту хамсин нужнее, чем нам. Через четырнадцать дней он собирается послать триста тысяч своих лучших воинов в Сидон и Нубию!

– Но тогда он конечно победит! – воскликнула кандасса. – Потому что без генералов Кхайя и Манека…

– Нет, кандасса, – желтокожий маг покачал головой и улыбнулся. – До этого дело не дойдет. Фараон просто заносит копье, но он его еще не метнул. И не метнет, потому что до этого армии Куша нанесут упреждающий удар, и армия Кемета попадет в капкан между кушитами и воинами тех стран, которые фараон хотел уничтожить.

– Ты этого раньше не говорил, – обвинила мага Аштарта. – Это не соответствует планам, которые мы приняли сегодня вечером.

– Мы не знали этого раньше, Ваше Высочество.

Весть об этом принес нам хамсин. А что касается планов, то их не надо менять.

– Но триста тысяч воинов, – прошептала царица, словно разговаривая сама с собой.

– Больше, кандасса, потому что в Кемете собрались наемники из Тира и Аравии.

Несколько секунд царица молчала, а потом поинтересовалась:

– А мы сможем выиграть эту войну?

– Да, Ваше Высочество, – ответил желтокожий маг. – Но дело не в победе, а во времени, которое потребуется, чтобы ее одержать. Мы попробуем помочь тебе, но семь черных магов фараона тоже обладают колдовской силой. Если Куш одержит победу, то фараон, увидев, что побежден, может призвать силы, которыми не в состоянии управлять ни один человек, даже царь-бог.

Аштарта вновь посмотрела на семерых мудрейших и заметила:

– Вы не сняли камень с моей души.

– Правду всегда трудно слушать, Аштарта.

Когда она собралась уходить, желтокожий маг добавил:

– Не стоит сильно волноваться, кандасса, приход кеметов предопределен.

Аштарта кивнула и вышла из зала. Ее нубийцы-телохранители последовали за ней с суровыми лицами.

* * *

В ту ночь Аштарте снова снился Кхай, но на этот раз ей мешала спать жара хамсина. Когда царица проснулась с криком, к ней бросилась служанка, а когда кандасса увидела, что это девушка, а не герой ее сна – она отослала ее прочь. Однако теперь Аштарта, знала, что пришло время заплатить долг кемету.

Когда он находился так близко, сложно было думать о чем-то еще! Надо отбросить ложный стыд…

Если Кхай не приходит к ней, то Аштарта сама должна пойти к нему, но делать это нужно осторожно.

Девушка не хотела, чтобы генерал Манек узнал о ее чувствах, по крайней мере, до битвы с Кеметом. Что-то подсказывало царице, что, узнай кушит о ее любви к Кхайю, может возникнуть ссора. И хотя ей это очень не нравилось, она понимала, что должна действовать тайно. Царица долго ворочалась в постели перед тем, как снова заснуть.

Но не она одна провела, беспокойную ночь. Кхай, не сомкнув глаз, лежал весь в поту. Манек Тотак же спал, как младенец.

* * *

Утром хамсин снова задул, не неистово, но с таким жаром, что обжигал легкие. Аштарта с радостью оставалась в своих прохладных покоях. Что касается Кхайя и Манека, то они находились в степи, где, несмотря на раскаленное дыхание хамсина, тренировались в управлении колесницами. Во второй половине дня ветер затих, и жара немного спала. Тогда Аштарта отправилась на поиски генерала Манека, чтобы еще раз поговорить о планах и передать слова семерых мудрейших. А на самом деле царица отправилась к нему, чтобы позднее у нее появился повод увидеть Кхайя.

Она нашла Манека в полупустом лагере его армии.

Многие женатые мужчины вместе с женами отправились в свои деревни и поселения, откуда им следовало в скором времени вернуться. Аштарта беседовала с Манеком около часа. Она очень старалась затянуть разговор, но все мысли ее были только о Кхайе.

Наконец, не в силах больше притворяться, зная, что может себя выдать, она заявила Манеку, что отправляется на поиски Кхайя, чтобы передать и ему слова магов. Нубийцы усадили ее на носилки и понесли прямо в лагерь кемета. Там царица узнала, что Кхай отправился купаться в горном озере. Аштарта знала, где находится ее возлюбленный, потому что он всегда ездил в одно и то же место, которое очень любил. Вода там была холодной, озеро глубоким, а дно устилали круглые камешки.

Кандасса взяла с собой старшего из восьми нубийцев и поехала на своей колеснице на юго-запад, пока не оказалась у подножия скал, где раскинулось красивое озеро. Из него вытекала небольшая речушка.

Там, в тени скал, царица нашла колесницу, в которую была впряжена пара лошадей. Предоставленные самим себе, животные беззаботно щипали сочную траву.

Аштарта спрыгнула на землю и велела нубийцу отправиться к Кхайю и передать, что она приехала поговорить с ним. Полководцу следовало вылезти из воды и одеться, чтобы предстать перед царицей. Через несколько минут нубиец вернулся и сообщил, что Кхай ждет свою повелительницу.

Аштарта нашла его сидящим на плоском валуне на берегу озера. Над ним склонились деревья, а лучи солнца, пробивавшееся сквозь ветви, высветили его лицо. Когда царица приблизилась, Кхай поднялся, но Аштарта жестом показала, чтобы он не вставал. Она подошла к нему, разложила на камне квадратный кусок ткани и села, не рядом, а чуть-чуть поодаль, и лишь после этого заговорила:

– Кхай, я…

– Да, Ваше Высочество?

– Я… я хочу сообщить тебе, что мне сказали семеро мудрейших. Мы говорили о хамсине.

– Он высушит землю, – механически заметил Кхай. – Именно это нужно Хасатуту для своей армии, но это нужно и нам для колесниц. С нашими колесницами и железными мечами мы сотрем их в порошок.

– Да, так говорят маги, – ответила царица. – И еще они говорят, что мы вначале должны нанести удары на границах Сидона и Нубии с Кеметом. Это будет означать, что…

– Войска фараона, собравшиеся напасть на Нубию и Сидон, повернутся, чтобы встретить нас, и окажутся в ловушке между…

– Разве маги уже говорили с тобой? – с удивлением спросила царица.

– Нет, кандасса, – повернулся к ней Кхай. – Но мне кажется очевидным, что…

– Кхай, – снова перебила его Аштарта, ее слова походили на стон и звучали, как мольба, – если ты так умен, а столько вещей кажутся тебе очевидными, почему же ты не заметил самого главного?

– Царица, я… – в удивлении посмотрел на нее кемет, не понимая, что она имеет в виду. Это разозлило владычицу Куша.

Аштарта спрыгнула с камня, и Кхай встал вместе с ней.

– Я помню то время, когда в тебе горел огонь, – сказала она, жаля Кхайя словами. – Ты был мужчиной по духу, хотя был мальчиком… кеметом!

Она отступила, но подвернула ногу и упала бы, если бы Кхай не поймал ее и не поддержал. Его руки не были такими нежными, как могли бы быть, и Аштарта заметила, как скривилось его лицо. У Кхайя на скулах заходили желваки, а глаза блестели, как горный лед.

– Ты забываешься, царица, – сказал он резким тоном. – Ты помнишь время, когда во мне горел огонь? – Она кивнула. – А я помню время, когда ты была испорченным ребенком. Но теперь ты кандасса Куша! Скажи, чем я тебя оскорбил?

– Испорченным ребенком? – завизжала Аштарта в ярости. – Оскорбил меня? Отпусти! Отпусти меня немедленно!

– Проклятье! – в сердцах воскликнул Кхай, пораженной такой сменой настроения. – Я тебя не держу!

Это было правдой, потому что как только Аштарта восстановила равновесие, он выпустил царицу. Но теперь происходящее напоминало одно из старых видений Кхайя. Это все случалось раньше – или должно было еще случиться, Кхай не знал точно – но внезапно мужчина понял, что должен сделать и сказать.

– Мне следовало бы разорвать на тебе одежду, как поступили насильники в тот день, когда я впервые увидел тебя, – рявкнул он, хватая царицу за руки так, чтобы она не смогла его ударить. – Я должен был бы бросить тебя на этот валун и овладеть тобой прямо здесь и сейчас!

– Что? – прошептала Аштарта, с округлившимися от удивления глазами. – Как ты смеешь…

– Что ты мне дашь, – продолжал Кхай, боясь, что его видение может предать его, – если я тебя освобожу?

Теперь он до конца вспомнил свой сон. Он знал, что скажет царица, но тем не менее вздохнул с облегчением, когда она произнесла нужные слова:

– Я дам тебе… все, что ты пожелаешь.

– Тогда дай мне то, что едва не украли у тебя!

Изменившимся голосом царица ответила:

– Когда-нибудь, странный, голубоглазый мальчик, я сдержу свое обещание…

И Кхай отпустил ее руки, и Аштарта обвила ими его шею, стала искать его губы.

Она чувствовала его мужскую плоть, прижавшуюся к ней, стремящуюся к ней, и резко вдохнула воздух, когда их рты наполнились кровью от неистовства поцелуя. Руки Кхайя соскользнули по спине царицы.

Они прижимали ее все сильнее и сильнее. Ее длинные ногти пронзили влажный хлопок его рубашки и впились в спину. Аштарта разорвала кожу воина. Она извивалась, прижимаясь к нему, не в силах получить столько, сколько ей хотелось. Затем…

– Нет! – вырвалась она из объятий кемета. – Нет, Кхай. Не здесь, не сейчас.

– Прошлой ночью я не спал, – сказал он, с трудом хватая ртом воздух и протягивая к ней руки. – Сегодня я даже не буду пытаться. Когда, Аштарта? Когда?

– Когда? – отступила царица и чуть не упала. Ее щеки покрыл румянец. Она не находила слов и вся дрожала, как пойманная в силок птица, потом повернулась и бросилась бежать туда, откуда пришла.

– Ш'тарра! – крикнул вслед ей Кхай голосом, больше напоминающим стон отчаяния. – Когда?

Она оглянулась.

– Когда мы встанем лагерем под Гилф-Кебиром, – ответила она, тяжело дыша. – В ночь перед тем, как твоя армия вторгнется в Кемет. Тогда, и не раньше.

Ты придешь ко мне, Кхай, в мой шатер с пурпурными стенами? Ты придешь, невидимый в ночи, как вор, к той, которая любит тебя?

– Да, – ответил молодой полководец, звуки клокотали в его пересохшем горле. – Я пойду за тобой куда угодно, даже в преисподнюю, если ты меня позовешь… Ш'тарра?

Но царица уже исчезла.