Не было никаких сомнений, что Грейз Корт превратился в настоящий гарнизон. В большом доме поселились капитан Морельян и лейтенант Филд, а солдаты вместе с кузнецом и шорником расположились в конюшне. Лошади, конечно, были на первом этаже, в то время как два других превратились в общую спальню и столовую, и, таким образом, вся компания была устроена более или менее удобно.

– Но почему вы оказались здесь? – спросила Николь Майкла, как только им удалось остаться наедине.

– То же самое я хотел бы спросить у тебя.

– Давай пока не будет об этом говорить. Скажи мне, пожалуйста, почему ваша группа «круглоголовых» обосновалась в этом уединенном месте?

Майкл удивленно поднял брови:

– Из-за того, что отсюда недалеко Оскфорд, моя девочка.

– Ты хочешь сказать, что вы собираетесь его атаковать?

– Конечно, нет, нас для этого слишком мало. Но, поскольку король обосновался в этом городе, мы стараемся собрать все войска, расположенные в Лондоне, поближе к Оксфорду. Если он попытается двигаться в сторону Лондона, у него на пути окажутся сотни группировок, подобных нашей, которые преградят ему путь.

– Как жестоко.

– Война сама по себе отвратительна. Раньше мне никогда не приходилось видеть смерть, но в Эджгилле я насмотрелся всего вдоволь. Я видел, как люди умирали, и никто не приходил им на помощь, хотя они захлебывались собственной кровью и подбирали свои кишки. Мой кузен лежал на земле окровавленный, и за то, что я наклонился над ним и держал его голову, пока он не умер, я получил выговор от офицера.

– Потому что он дрался на другой стороне?

– Да.

Николь внимательно посмотрела на Майкла при ярком солнечном свете зимнего дня, проникавшего через окна в библиотеке:

– Ты изменился.

– Боже мой! Конечно.

Он действительно изменился, даже внешне: его красивое юношеское лицо огрубело и осунулось, подбородок и скулы приобрели резкие очертания. Майкла Морельяна больше нельзя было назвать нежным, задумчивым юношей. Он казался гораздо старше двадцати одного года.

– Ты тоже изменилась, – сказал он, наклоняясь вперед.

Они сидели в креслах перед камином, лицом друг к другу.

– Как же?

– Во всех отношениях. Я знаю, что у тебя был день рождения, пока мы не виделись, но изменило тебя вовсе не то, что ты стала на год старше, – он взял ее руку и прикоснулся к ней губами. – Я вижу у тебя на пальце обручальное кольцо.

– Да. Я вышла замуж за лорда Джоселина Аттвуда почти сразу после того, как король объявил войну. Мы встретились с ним в Ноттингеме. Проще говоря, Майкл, мой муж спас меня от сэра Дензила.

– Как это?

– Ну, он решил, мой отчим, я имею в виду, что раз мы с ним не настоящие родственники, то наши отношения могут быть интимными. Он старался, мягко говоря, навязать мне себя. А когда я сбежала от него, то встретила лорда Джоселина, и он помог мне.

Глаза Майкла сузились и потемнели, став почти фиолетовыми:

– Ты считаешь, я должен благодарить его за это?

Николь решила сократить разделяющее их расстояние и встала на колени перед креслом Майкла:

– Майкл, не будь таким сердитым. Ты все равно ничего не смог бы сделать. Поэтому не злись на Джоселина. И запомни – он действительно меня спас.

Она собиралась еще сказать, что ее муж – очень хороший человек и у него доброе сердце, но Майкл не дал ей ничего произнести. Перегнувшись через ручку кресла, он прикоснулся губами к ее губам, и последовал поцелуй такой горячий, такой долгий и нежный, что у нее перехватило дыхание. Потом он сполз с кресла и оказался возле нее на полу, лицом он уткнулся ей в грудь, и она почувствовала горячие слезы на своей обнаженной шее.

– Господи! – сдавленно произнес Майкл. – Эта проклятая война! Она отобрала тебя у меня, и я никогда больше не смогу тебя вернуть!

– Никогда – это слишком долго, – бездумно сказала Николь, и, приняв ее слова за поощрение, Майкл снова поцеловал ее, на этот раз еще более нежно.

И она уступила ему, слегка приоткрыв рот.

Неизвестно, что могло бы произойти дальше, но звук приближающихся шагов заставил их сесть в кресла и продолжить прежнее занятие – обсуждение достоинств Грейз Корт по превращению его в военную базу. И только когда Николь спустилась в комнату Джоселина, которую он занимал еще совсем недавно, и обнаружила, что все его вещи пропали, она до конца осознала суть той перемены, которая произошла в доме благодаря этому бесцеремонному вторжению.

Потом она решила разобраться в себе и с прискорбием обнаружила, что хочет Майкла, что ее сущность «коллекционера» вовсе не изменилась, ей нравилось целоваться с ним, несмотря на всю ту необычную страсть, которую она испытывала по отношению к Джоселину. Поняв все это, она почувствовала себя больной.

– Вы проспали весь день, – сказала Эммет, заходя к ней в комнату.

– Да, проспала.

Девушка выглядела слегка смущенной:

– Под одной крышей с господином Майклом вам будет нелегко, госпожа. Но, в конце концов, у вас с ним дочь. Он, кстати, уже видел Миранду?

– Нет еще, он был слишком занят, но я обещала показать ее ему сегодня вечером.

– Только будьте осторожны, чтобы солдаты и особенно лейтенант не заметили, что вы с ним в таких дружеских отношениях.

– Почему ты меня об этом просишь?

– Потому что, если ситуация изменится, и роялисты опять захватят поместье, будет очень плохо, если пойдут слухи о вас, как о стороннице парламентариев.

– Вряд ли меня можно обвинить за хорошее отношение к человеку, с которым я когда-то была помолвлена.

– Сейчас это ничего не значит. Никакие причины учитываться не будут.

Николь вздохнула:

– Какая идиотская ситуация, – потом она замолчала, потому что ее вдруг поразила другая мысль. – Господи, надеюсь Джоселин не вернется, пока они здесь. Он же попадется в ловушку!

– Не бойтесь, он узнает об этом раньше, чем появится в доме. Ведь слуг никто не держит взаперти.

– А как же мистер Холлин?

– Если он не дурак, то будет держаться подальше, хотя Майкл вряд ли обратит внимание на визиты священника.

– И наш изумительный рождественский обед придется отменить…

– Но пуританами являются только лидеры «круглоголовых», – ответила Эммет, – а простые солдаты в этом ничего не понимают. Они любят праздники так же, как и мы.

Николь встала:

– Если я не могу пригласить соседей, тогда и все остальные пролетают с рождественским обедом.

– Конечно, за исключением Майкла, – прямо сказала Эммет.

– Без всяких исключений, – твердо ответила Николь и вышла из комнаты под пристальным взглядом Эммет.

* * *

В тот вечер, может быть, это было глупо и неразумно, но Николь ужинала поздно в обществе Майкла потому, что она хотела этого. Явно смущенная и растроенная Эммет принесла Миранду, заботливо одетую в ночную рубашечку. В свете свечей лицо Майкла сделалось нежным, и он тут же начал играть с дочкой. Глядя на них, Николь была тронута до глубины души видом того, как он наслаждается обществом малышки, в тот момент он был нежен и прост и полон искренней любви. Вспоминая о жестоком обращении с детьми и преступлениях, совершаемых подростками, про которые она читала в газетах, и которые были столь ужасны, что ее тошнило при одной мысли о них, Николь радовалась тому, что, хоть и ненадолго, познала материнство в столетии, где не было ничего подобного.

Взглянув на нее, Майкл сказал:

– Ты так хорошо заботишься о нашей дочери, Арабелла. И это занятие тебя очень украшает. Ты выглядишь такой мудрой и уверенной в себе.

– Это я-то уверенная в себе?

– А почему это тебя удивляет?

– Потому что это странно, я еще ни разу не слышала этого слова по отношению к себе.

– Значит, все вокруг ошибаются, – ответил Майкл и поцеловал ей руку.

Вдвоем они пошли укладывать Миранду. Николь решила, что позволит ему сделать это, даже если потом пойдут толки среди его людей. Потом они, наконец, остались вдвоем и сели ужинать в гостиной, глядя друг на друга в свете горящих свечей.

Майкл осушил бокал вина и, поставив его на место, выдавил из себя вопрос, который, похоже, уже давно собирался задать.

– Скажи, ты любишь человека, за которого вышла замуж?

Николь понимала, что ей необходимо сказать ему правду:

– Я не знаю. Другие говорят, что люблю, но я сама не уверена в своих чувствах. Все, что я могу тебе сказать: я очень привязана к нему в благодарность за то, что он выручил меня, когда я была в совершенном отчаянии. Так что понимай это как хочешь.

Он горько рассмеялся:

– Я только недавно понял, что тело и душа не всегда находятся в согласии. Так что осмелюсь предположить, что как бы ты ни восхищалась своим мужем, он не смог вызвать в твоей душе тех чувств, которые ты испытывала ко мне.

– Ты это серьезно? – только и смогла произнести Николь.

Он кивнул:

– Неужели ты не понимаешь, что между нами все еще живы те чувства, которые мы испытывали друг к другу когда-то?

– Нет, – ответила Николь, чувствуя почему-то волнение и тревогу.

– Но ты хотя бы понимаешь, что, если бы не война, то мы сейчас были бы мужем и женой? – спросил Майкл.

– Ты хочешь сказать, что нам следует продолжить наши отношения?

– Почему бы и нет?

– Потому что я уже замужем, и теперь все изменилось.

– Так ли? Мне кажется, что нет. Если бы ты действительно была удовлетворена своим мужем, ты бы не стала целовать меня так, как ты это делала совсем недавно.

– Майкл, ради Бога… – произнесла Николь, вставая из-за стола.

Но было уже слишком поздно; он тоже поднялся, подошел к ней и, прежде чем она успела произнести еще хотя бы слово, заключил ее в объятия.

Она пыталась слабо сопротивляться его нежным губам и рукам. Она, Николь Холл, которая когда-то «коллекционировала» мужчин, сейчас готова была потерять над собой контроль и расслабить тело Арабеллы.

– О, Майкл, – прошептала она, – я так соскучилась.

– По мне или по другому?

– Не знаю, – ответила она, – не говори ничего, просто люби меня.

– Я люблю тебя, и ты это знаешь.

И потом, не прекращая поцелуя, они оба оказались на полу перед камином, Майкл со стоном одной рукой поднимал ее красивую пышную юбку, а другой рукой снимал с себя штаны. В следующее мгновение он уже лежал на ней. В тот момент, когда он проникал в нее, Николь изогнула спину, стараясь, чтобы он вошел в нее как можно глубже, и, когда Майкл застонал от удовольствия, она тоже достигла оргазма.

– У меня получилось все слишком быстро, – прошептал он, и лицо его было мокрым от пота.

– У нас впереди целая ночь, – ответила Николь.

– Ты это серьезно?

– Конечно.

Хуже всего было то, что она действительно была серьезна. Она хотела его до безумия. После стольких месяцев воздержания она набросилась на него, как жаждущий на родниковую воду, казалось, ей никогда не удовлетворить своего желания. Они провели всю ночь, занимаясь любовью, полной неистовой страсти. Его стройное тело ни на миг не отрывалось от нее, половой орган был все время в напряжении. Николь смеялась, когда ее любовник с удивлением смотрел на предмет своей мужской гордости, не понимая, что с ним произошло, пока наконец, не признал, что для него не существует другого английского флага и другого символа английской гордости. В этих простых и откровенных словах Майкла не было ничего вульгарного, они завораживали Николь и заставляли ее с новой силой отдаваться ему.

Когда наступило утро, они, наконец удовлетворенные друг другом, слились в последнем поцелуе и договорились, что Майкл придет к ней следующей ночью. Только после того, как он ушел, и к Николь вернулась способность здраво размышлять, она подумала о том, умно ли она поступает. Ведь если Джоселин вернется, и его ушей достигнут слухи о том, что она его обманывала, последствия могут быть самые плачевные. Понимая все это и думая о том, как лучше «замести следы», она осознала еще кое-что, но тут же постаралась отбросить эту мысль: Николь Холл никогда не испытывала угрызений совести, переспав с мужчиной, и не видела никакого смысла в том, чтобы делать это сейчас.

* * *

Дни летели быстро, и вскоре наступило Рождество. Майкл и лейтенант Филд покинули дом и забрали с собой все свои вещи. Николь все-таки пригласила соседей на скромный рождественский ужин, следуя книге Г. Маркхама, прибавив, правда, кое-какие свои блюда, которые получились очень неплохо. Поначалу гости вели себя очень осторожно, опасаясь, что дом окружен парламентариями, а может, некоторые из них даже находятся и внутри. Но после нескольких стаканов пунша приглашенные явно взбодрились и открыто начали произносить тосты за здоровье хозяйки и отсутствующего хозяина. И сидя за праздничным столом, глядя на веселые, обращенные к ней лица гостей, Николь вдруг почувствовала себя такой виноватой, что не выдержала и отвернулась. Ведь Джоселин женился на ней в порыве благородства, он даже не хотел принуждать ее жить с ним, не признавая секс без любви, а она предала его, изменив при первой же возможности.

Но в ту же ночь, после того как гости разошлись довольно рано, боясь поздно возвращаться, Майкл, который за последнее время изучил и по достоинству оценил все сексуальные потребности той новой женщины, которой теперь стала Арабелла, показал ей все свои превосходные качества любовника. Его стройные ноги с нежностью и силой обвивали ее тело, движения были медленными и такими чувственными и расчетливыми, что она про себя решила, что в ее «коллекции» еще никогда не было лучшего мужчины. Почему же тогда, когда он ушел в морозное зимнее утро, у нее пересохло во рту, а глаза наполнились слезами?

– Сука! – громко и яростно воскликнула она, изо всех сил колотя по подушке сжатыми кулаками.

Час спустя, умывшись и одевшись, готовая во всеоружии встретить новый день, Николь постаралась разобраться в себе и понять, почему она испытывает чувство вины по отношению к человеку, который, если разобраться, является для нее не больше, чем другом. Хотя память о тех кратких мгновениях и осязаемый плотский вкус поцелуев Джоселина не покидали ее. Первый раз в жизни Николь волновалась из-за того, что у нее было сразу два любовника.

В этот день она собиралась в Розерфилд Грейз проведать мистера Холлина и провести с ним еженедельную беседу о ходе военных действий. Сразу после завтрака, надев теплое пальто с капюшоном, так как было очень холодно, Николь отправилась в путь.

– Тебе просто повезло, – сказал Майкл накануне вечером, – что я разрешаю тебе так спокойно себя вести. Ведь войско принца Руперта стоит совсем рядом, и кто-нибудь из вас может в любой момент предать нас.

– Так все-таки, зачем вы здесь? – снова спросила она. – Неужели ты считаешь, что вы сможете помешать королю покинуть Оксфорд?

– Да нет, он может выехать из Оксфорда в любой момент со всем своим войском. Наша настоящая цель – следить за дорогами, ведущими в Лондон, если Карл предпримет еще одну попытку занять столицу. Я слышал, что вокруг скоро выстроят защитный вал, так что Лондон вскоре будет полностью укреплен.

– Этот город, наверное, очень много значит для парламентариев, раз они решили превратить его в крепость.

– Конечно. Ну, вот теперь ты знаешь, что такие маленькие группы, как наша, одни – побольше, другие – поменьше, охраняют дороги в Лондон, и для нас очень важно, чтобы наше месторасположение оставалось в тайне.

– Но как такое может быть? Слухами земля полнится, а, как я поняла, устная почта работает так же надежно, как и везде в мире.

Майкл нахмурился:

– А твой друг священник? Он не может предать нас?

– Нет, если я попрошу его молчать.

– Тогда сделай это, дорогая Арабелла. Мне бы не хотелось применять по отношению к нему насилие.

«Это было явное предупреждение», – думала Николь по дороге в деревню, прислушиваясь к хрусту снега под копытами лошади. Группа всадников не могла не обратить на себя внимания, независимо от того, кто они – «круглоголовые» или роялисты. И если люди Майкла начнут из мести грабить дома ее знакомых, то это может кончиться плачевно и для них, и для нее. А то, что ее дом останется цел и невредим, докажет слова Эммет о том, что ее будут считать сочувствующей «круглоголовым», и обвинения будут еще ужаснее, если пойдут слухи о том, что она спит с предводителем этих людей. Все больше волнуясь, Николь, между тем, медленно приближалась к дому священника.

К ее большому удивлению, мистера Холлина дома не оказалось, хотя входная дверь была открыта, а в камине ярко горел огонь.

– Здравствуйте, – позвала Николь хозяина дома, – вы здесь, ваша светлость? Это Арабелла Аттвуд.

Ответа не последовало, и, секунду поколебавшись, Николь решила поискать его в церкви. Оставив лошадь привязанной у крыльца, она прошла небольшое расстояние до церкви Святого Николая пешком, удивляясь, что священник вышел из дома в такой холод.

Перед ее взором расстилался оксфордширский пейзаж: рассыпанные тут и там постройки отбрасывали тени на девственную белизну снега, покрытые инеем темные деревья невозмутимо тянули ветви навстречу бледному солнцу. Маленькие ручейки и водоемы замерзли и были неподвижны, они походили на серебряные нити, вспыхивающие радугой в тех местах, где солнечный свет касался их. Вдалеке виднелась Темза, как всегда незамерзшая, темная и блестящая, как спина тюленя. Оглядываясь по сторонам, Николь с новой силой поразилась красоте природы, красоте этого простого сельского пейзажа, такого прекрасного в любое время года. Воздух, холодный и чистый, пьянил ее, словно вино, сама атмосфера зимнего утра казалась горькой и бодрящей, будоражущей кровь. Прищурившись, глядя на весь этот зимний пейзаж и почти ощущая на губах его вкус, Николь зашла в церковь.

После яркого дневного света в церкви было сумрачно и темно. На пороге она споткнулась и чуть не упала, и этот звук привлек внимание двух людей, стоящих на коленях перед алтарем. Одного из них она узнала, хотя почти ничего не видела: это был мистер Холлин, но второго, одетого в широкий плащ с капюшоном, Николь не знала. Когда она вошла, они оба повернули головы, и после недолгого колебания священник поднялся на ноги и обратился к ней со словами:

– О, Арабелла, дорогая, я очень рад, что вам пришло в голову искать меня здесь.

– Я зашла к вам домой, но там никого не оказалось, – она подумала было о том, что это объяснение вполне логично, но вслух ничего не сказала, так как вдруг застыла, внимательно вглядываясь в незнакомца.

– Я вижу, вы узнали нашего посетителя, – пробормотал мистер Холлин.

– Нет, не узнала.

– Как бы то ни было, он будет очень рад поговорить с вами, – продолжал священник, двигаясь в сторону Николь по проходу.

Незнакомец тоже поднялся.

– Добрый день, госпожа, – сказал он тихо.

От звука его голоса по спине Николь побежали мурашки, как бы ни была она рада его услышать. Потому что тот, кому этот голос принадлежал, был достаточно умен и хитер для того, чтобы разгадать, чем она занимается в спальне по ночам. Она решила не притворяться, что очень рада его видеть.

– Лорд Джоселин жив? – спросила она. – Ради Бога, ответь мне!

– Жив и здоров, миледи, – ответил Карадок, откидывая капюшон. – Сегодня утром я простился с ним в Оксфорде.

– Слава Богу! Я так боялась за него.

Слуга одарил ее одним из своих странных, ничего не выражающих взглядов.

– Для вас это тоже были не лучшие времена, вам тоже довелось многое пережить.

Николь отвела взгляд.

– Почему вы не написали мне раньше? – спросила она, изо всех сил стараясь скрыть свои чувства. – Хотя бы один из вас мог написать?

– Сражение при Эджгилле все так перепутало, – он говорил почти шутливым тоном, – а потом, когда мы проиграли сражение в Тэрнхэм-Грин, до нас дошли слухи, что Грейз Корт занят врагами.

– Но как вы об этом узнали?

– Вокруг полно шпионов, и они неплохо работают, госпожа. Если одна сторона не будет точно знать, что делает другая, то считайте, что война уже проиграна ею.

У Николь оборвалось сердце:

– И если я правильно поняла, лорд Джоселин избрал для тебя роль такого шпиона?

Опять вспышка его холодных глаз:

– Да, он был так добр, что предложил мои услуги принцу Руперту.

– Что ты должен сделать на самом деле?

– Мне приказано доставить вас, вашу дочь и служанку в Оксфорд, где вы встретитесь со своим мужем.

– И как ты собираешься это выполнить?

– Я ненадолго загляну в Грейз Корт в таком обличье, которое, надеюсь, не вызовет никаких подозрений. А потом, исходя из обстоятельств, разработаю план.

Ей хотелось его задушить, настолько уверенность этого человека бесила ее. И все же его способность оставаться невозмутимым, придумывать хитроумные планы и выполнять их с невероятной легкостью были достойны восхищения. Николь прилагала все усилия, чтобы ее голос оставался спокойным:

– Прежде чем выполнить задание, ты вернешься в Оксфорд?

– Нет, это слишком опасно. Я останусь в доме священника.

– Очень хорошо. Что ж, буду ждать твоего появления.

И только когда Николь возвратилась домой, до нее дошла вся важность происшедшего. Если Карадок будет крутиться неподалеку, ей просто невозможно будет продолжать свои отношения с Майклом, и ее любовник по вполне понятным причинам захочет узнать, почему она к нему охладела. Если она скажет ему правду, то слугу Джоселина можно будет считать мертвым, а она больше никогда не увидит своего мужа.

– Ну почему я не могу просто вернуться домой и покончить со всей этой путаницей? – вслух произнесла Николь и вдруг подумала о том, что те чувства, которые она испытывает сейчас, не идут ни в какое сравнение с повседневными чувствами ее прошлой жизни.

Ей пришла в голову странная мысль: ей показалось, что уйти отсюда сейчас – значит пропустить самый интересный момент захватывающего исторического сериала, и она улыбнулась, понимая, что ситуация – даже для телевизионного фильма – оказалась невероятно глупой.

* * *

Прошло несколько дней, от Карадока не было никаких вестей, и Николь все больше и больше нервничала.

– Тебя что-то беспокоит? – спросил Майкл и, прищурившись, посмотрел на нее.

– С чего ты взял?

– Когда мы прошлой ночью занимались любовью, у меня было такое чувство, что ты думала о чем-то совершенно постороннем.

Николь решила воспользоваться ситуацией:

– Я ужасно боюсь, что могут пойти разговоры. Если кто-нибудь узнает, что мы с тобой – любовники, это может быть очень опасно и для тебя, и для меня.

Он тоже был не настроен шутить по этому поводу:

– Да, это просто невероятно, что мы с тобой здесь встретились. Грейз Корт был выбран в качестве нашего гарнизона только потому, что нам было известно, что здесь нет никого, кроме нескольких слуг. А теперь я думаю, что ты права. Я начал замечать, что кое-кто из моих людей бросает на меня недвусмысленные взгляды.

– А для тебя важно, что они могут про тебя подумать?

– Моя личная жизнь не должна нарушать воинскую дисциплину.

– Тогда, может быть, нам следует лучше прекратить наши отношения?

Майкл посмотрел на нее очень серьезно:

– Так вот как ты к этому относишься, Арабелла? Как к простой интрижке? Ты, кажется, совсем забыла, что когда-то мы были помолвлены и у нас есть общий ребенок? Мне кажется, поэтому наши отношения сильно отличаются от простого флирта.

Николь почувствовала угрызения совести. Этот человек был действительно влюблен в Арабеллу, вернее – в ту женщину, которую принимал за нее.

– Не забывай, что я замужем, – неуверенно произнесла она.

Его глаза сверкнули стальным блеском:

– Что ты хочешь этим сказать? Что тебя интересует лорд Джоселин? Как же так? Ведь совершенно ясно, что ваш брак был заключен только потому, что в тот момент это было необходимо. И я думаю, что любишь ты меня, Арабелла.

Николь просто не знала, что ему ответить. Как она может объяснить человеку с таким честным взглядом на жизнь, что она получает удовольствие от секса с ним, но любовь здесь не причем? Она с новой силой почувствовала себя виноватой и впервые в жизни испугалась того, что натворила.

– Конечно, я люблю тебя, Майкл, – она была слишком напугана, чтобы сказать правду, – но дело в том, что я слишком многим обязана Джоселину Аттвуду. Сначала он спас меня, а потом женился на мне. И теперь у меня такое чувство, что я его предаю. Ты понимаешь меня?

Майкл вздохнул, он был теперь мрачнее тучи:

– Я не могу судить, что ты делаешь правильно, а что – нет. Единственное, что я понимаю, это то, что наши интимные отношения должны прекратиться.

Николь кивнула:

– Это самое лучшее и разумное, что мы можем сделать. Пока еще не стало слишком поздно.

– Ну что ж, но я буду отстаивать право видеть дочку.

«Прозвучало прямо как при разводе», – подумала Николь.

– Ты живешь с ней в одном доме. Конечно, ты можешь ее видеть.

Он поднялся и посмотрел на нее сверху вниз:

– Для меня не будет сюрпризом, если однажды ночью ты исчезнешь, Арабелла. Я думал, что мое присутствие помешает тебе отправиться на поиски мужа. Теперь я в этом не уверен. Мне кажется, что ты совершенно изменилась, ты сейчас можешь отдаться мне телом, оставив при себе свою душу. Та девушка, которую я знал раньше, была на такое не способна. И еще. Если бы такое было действительно возможно, я бы поверил в ту твою фантастическую историю, что, родив Миранду, ты стала кем-то другим.

Николь улыбнулась ему с грустью:

– Для нас обоих было бы лучше, если бы ты поверил в нее.

Он посмотрел на нее довольно хмуро, но ничего не сказал, а через несколько секунд вышел, заставив задрожать пламя свечей и оставив Николь, молча стоявшую посреди комнаты. Николь не двигалась, решив, что если она будет стоять спокойно, то странное чувство боли и страха покинет ее. Но вскоре она поняла, что не сможет справиться с ним. Для нее настал момент истины. Если она хочет разобраться в себе, ей нужно пройти через это. Как последняя вспышка перед глазами умирающего, перед ней промелькнул длинный список имен из ее «коллекции», и она тут же попыталась оправдать себя, подбирая такие слова, как «попробовать» или «выбрать подходящего мужчину».

– В любом случае, я собиралась покончить со всем этим, – проговорила она, обращаясь к самой себе, – для меня все стало по-другому, когда я влюбилась в Луиса.

И вдруг она поняла, что не может вспомнить его лица, да и другие, более знакомые лица, никак не хотели всплывать в ее голове на экране памяти.

– Что со мной происходит? – жалобно прошептала Николь, – Что, черт возьми, все это значит?

Но в глубине души она понимала, что с ней происходит. Эта правда была такой ошеломляющей, что она боялась признаться в этом даже самой себе. Дело в том, что прошлое, вернее настоящее, в котором она сейчас жила, стало для нее намного важнее ее реальной прошлой жизни. Эта жизнь со всеми ее опасностями и трудностями казалась ей более интересной, чем та, которой она жила раньше. И был еще один факт, который она не могла не признать. В самой глубине своего сознания Николь понимала, что все, чем она занималась раньше, было не просто некрасиво, но и честно, говоря, не разумно. Но что было, то было, с этим ничего нельзя поделать. Теперь события развивались так, что ей предоставлялся случай начать все сначала. В ее сознании вдруг возник совершенно неожиданный вопрос: захочется ли ей вернуться в двадцатый век, предоставь ей кто-нибудь сейчас такую возможность? Конечно, ее ответ будет «да», хотя она была абсолютно уверена, что будет страшно скучать по тем, кого встретила здесь, в семнадцатом столетии, даже по сэру Дензилу Локсли. Ей будет не хватать их всех так же, как совсем недавно не хватало Луиса Дейвина.

* * *

Слова Майкла оказались чуть ли не пророческими, потому что Карадок появился на следующее утро. Увидев его из окна второго этажа, Николь сначала не узнала его, но, когда длинная мускулистая фигура поднялась с сиденья повозки, у нее не осталось никаких сомнений в том, что это именно тот человек, которого она, несмотря на все свое к нему отвращение, ждала с таким нетерпением. Длинные рыжеватые волосы были теперь покрашены в черный цвет, даже цвет лица стал другим, более румяным. На Карадоке был длинный кожаный фартук кузнеца, а «инструменты» лежали в повозке. Николь вдруг пришло в голову, что появление кузнеца было вполне естественным, ведь лошадей не подковывали уже несколько дней, так что в появлении повозки не было ничего подозрительного и удивительного. «Боже мой! – подумала она, покачав головой. – Теперь я понимаю, почему Джоселин поручает ему такие невероятные задания».

Тут она снова подумала о том, что с черными волосами Карадок еще более похож на своего хозяина, и ей пришла в голову мысль, что он, быть может, все-таки является каким-нибудь внебрачным ребенком благородного рода Аттвудов. Как зачарованная, она смотрела, как Карадок достал свои инструменты и направился прямиком в конюшню, даже не взглянув в сторону Грейз Корт. «Как бы я хотела, чтобы он нравился мне хоть чуть-чуть больше», – подумала Николь, спускаясь вниз.

За последние несколько дней снег подтаял, и задний двор был похож на грязное болото. Повсюду чувствовалось холодное и безрадостное присутствие зимы, и актриса помимо своей воли восхищалась тем, что, несмотря на суровые условия, сэр Уильям Уоллер, представитель Парламента от Андовера, вместо того, чтобы оставить свои войска голодать всю зиму в Чичестере, увел их в начале января и успешно переправил в Лондон. С тех пор о войне не было никаких известий. С началом зимы, казалось, обе стороны затаились, выжидая, от кого последует первый выстрел. Король набирал новых солдат и оставался в Оксфорде, где его окружали преданные союзники. Его жена, королева Генриетта-Мария находилась в Голландии, пытаясь с помощью своих драгоценностей раздобыть для мужа людей и денег.

Немного потеплело, но все равно было очень холодно, и Николь, пока шла до входной двери, вся продрогла и начала дрожать, хотя во всех комнатах и во всех каминах ярко горел огонь. Она остановилась на пороге, кутаясь в меховой плащ, когда в дом зашел Майкл.

– Доброе утро, миледи, – сказал он непринужденно, хотя горе, которое она ему причинила, явно отражалось у него на лице: даже в тусклом свете оно казалось осунувшимся и усталым, в глазах читалась неприкрытая боль.

– Доброе утро, капитан Морельян, – ответила она, всей душой жалея, что доставила ему столько неприятностей.

– Из деревни приехал кузнец, потому что здешний неожиданно заболел. Я пришел спросить, можно ли будет отвести его на кухню, когда он все сделает?

– Конечно.

– Честно говоря, он кажется мне подозрительным, – продолжал Майкл, – я его раньше никогда не видел.

Взгляд, встретившийся с глазами Николь, был довольно выразителен, и она поняла, что он заподозрил Карадока.

– Не волнуйся, – коротко произнесла она и отвернулась.

Майкл кивнул:

– Что ж, хорошо.

– Хорошо ли? – спросила она, снова ловя его взгляд, – Майкл, ты уверен?

– Только ты можешь ответить на этот вопрос, – отрывисто ответил Майкл. – Прощай, Арабелла.

С этими словами он повернулся и направился обратно в конюшни, твердо ступая по покрытым инеем камням двора.