Уже наступил вечер, когда тела Сабины и Карадока принесли в дом. Они проплыли вниз по реке почти до самого Беаркав Кастл – небольшого укрепленного форта, построенного еще во времена царствования Генриха VIII. Местный рыбак обнаружил их там, они все еще держали друг друга в объятиях. Тела их уже всплыли, и рыбак с двумя своими помощниками поднял их в лодку. Так бывшие любовники были доставлены обратно в Кингсвер Холл, где теперь и лежали, спокойные и умиротворенные, в холодной часовне.

Через час из Дартмута прибыл констебль и попросил разрешения поговорить с леди Мирод. Она поведала ему очень убедительную историю о том, что ее племянница упала в Дарт, а верный слуга Джоселина пытался ее спасти. Страж порядка больше не стал задавать никаких вопросов.

– Значит, вы считаете, что все было именно так? – прямо спросила Николь золовку.

– Да, пока вертится мир, никто не узнает правду о том, что произошло на самом деле, – ответила она и посмотрела на Николь. – На самом деле все было совсем не так, правда, Арабелла?

Николь задумчиво смотрела на Мирод, ей бы очень не хотелось говорить ей всей правды, но она понимала, что вряд ли удастся скрыть ее.

– Не стоит щадить моих чувств, – продолжала золовка, – в течение последних нескольких месяцев в этом доме происходили вещи, которые от меня скрывали, но я о многом догадывалась. А теперь я хочу знать все. Я не ошибалась, считая Карадока и Сабину любовниками?

– Да, – тихо ответила Николь.

– Понятно, – сказала Мирод и отвернулась к реке.

Ночь уже спустилась, почти черные воды Дарта казались потоком темной крови; в них отражалось малиновое солнце, уже почти скрывшееся за деревьями, неровные очертания которых четко выделялись на фоне темнеющего неба. Вечер был довольно теплый, но в этот самый момент с поверхности воды подул ледяной бриз и обдал холодом обеих женщин, стоящих на огороженной террасе и провожающих один из самых ужасных дней своей жизни.

– Тогда это даже к лучшему, что они оба погибли, – продолжала Мирод.

Николь удивленно посмотрела на нее, но ничего не сказала.

– Состоя в родстве и занимаясь любовью, они совершали двойной грех – и перед Богом, и перед людьми.

– Что ты имеешь в виду?

– Карадок – наш брат, мой и Джоселина. Пожалуйста, не смотри на меня так удивленно. На самом деле все очень просто. После того, как умерла наша мать, наш отец, который был уже в преклонном возрасте, согрешил с дочкой рыбака, одной девушкой из Дартмута. Это было ужасно, ей было всего двадцать, а он был старше ее на сорок лет. Его титул не позволял жениться на ней, хотя, видит Бог, он очень хорошо к ней относился. В общем, в результате этой связи на свет появился Карадок. Отец постоянно давал деньги на воспитание ребенка, но потом мы узнали, что девушка и ее отец умерли, а вторая жена рыбака относилась к ребенку просто отвратительно, к тому же она присваивала наши деньги. Она издевалась над мальчиком и обращалась с ним хуже, чем с животным, держа его во дворе, в загоне для кур. Именно там Джоселин и нашел его и забрал его оттуда домой.

– Бедняга, он так ни о чем и не узнал?

– Правду о своем происхождении? Нет. Это было бы слишком жестоко. Мы выделяли его среди других слуг, но это все, что мы могли для него сделать. И ты же знаешь, как он любил Джоселина, он всегда говорил, что тот спас ему жизнь. Еще и поэтому мы ничего не могли ему сказать.

– Значит, Сабина была его племянницей?

– Да, хотя она сама не знала об этом, и это ее оправдывает, – Мирод повернулась к Николь, ее лицо вспыхнуло, но тут же снова стало бледным. – Она была настоящим дьяволом, эта девчонка, правда?

Николь кивнула:

– Было бы несправедливо тебе врать. Она пыталась убить нас обеих – и меня, и Миранду. А когда Эммет догадалась об этом, она постаралась заставить замолчать и ее.

– И Карадок покончил со всем этим?

– Мирод, – произнесла Николь, обнимая золовку за плечи, – он убил ее, а потом и себя. Они умерли вместе. Такова ужасная правда о том, что сегодня произошло.

На глазах пожилой женщины выступили слезы:

– Какой ужасный конец для двух таких красивых молодых людей.

– Да, ужасный конец. Но разве это не самое лучшее, что могло случиться? У девушки была дурная кровь, ты сама говорила мне об этом. А Карадок был несчастным полулордом. Что бы дальше ждало их в этой жизни?

– Ничего. И так как одни дурные поступки порождают другие, я думаю, что их смерть была единственным выходом из всего этого.

– Я тоже так думаю. А теперь мы должны, для своего же блага, постараться смириться с тем, что сегодня произошло.

Лицо Мирод приобрело уверенное выражение:

– Они оба будут похоронены в часовне, в семейном склепе. Наконец-то, бедный Карадок обретет достойное себе место.

– И ты не испытываешь к нему ненависти за то, что он убил ее?

– Нет, – ответила Мирод, громко всхлипнув, – он был моим братом, а ему приходилось вести жизнь простого слуги. Как я могу теперь судить его?

Николь вгляделась в уже полностью обступившую их темноту, и тихо сказала:

– Джоселин не должен узнать об этом. Он будет знать только то, что будут знать все. Правда убьет его.

– А Эммет будет молчать? – обеспокоенно спросила Мирод.

– Она не скажет ни слова.

– Кроме тебя больше нет свидетелей этой драмы.

– Да, я видела, как Сабина упала в воду, а Карадок утонул, стараясь спасти ее.

– Аминь, – произнесла Мирод, и Николь почувствовала, как золовка еще крепче обняла ее.

* * *

Через пять дней, несмотря на то, что она была на восьмом месяце беременности и была похожа на огромный бочонок (во всяком случае, ей так казалось), Николь решила уехать из Кингсвер Холл и отправиться на поиски Джоселина. К этому времени двойные похороны были закончены. Два гроба, на каждый из которых Мирод положила по красной розе, были опущены в семейный склеп, и священник прочитал молитву за упокой душ Сабины Аттвуд и Карадока Веннера. Потом все собрались в гостиной на небольшие поминки. В доме повисла гробовая тишина. Казалось, что даже сами его стены пропитались скорбью. Для Николь же эта тишина вовсе не была полной, ей постоянно слышался доносившийся изо всех углов шепот, ей повсюду мерещилось облако дымчато-красных волос и звук легких шагов по ночам. В огромном доме все напоминало о случившемся, и она поняла; если она не хочет сойти с ума и хочет родить нормального ребенка, ей необходимо покинуть это место.

Мирод решила, что Николь окончательно сошла с ума:

– Как ты собираешься путешествовать в таком состоянии? И куда, скажи на милость, ты собираешься ехать?

– Я хочу найти Джоселина. Я хочу быть с ним, когда ребенок появится на свет.

– А ты знаешь, где он находится?

– Сегодня утром я получила от него письмо. Астролог короля предсказал его величеству, что сейчас он может одержать быструю и блистательную победу. Поэтому он уехал из Оксфорда и находится в Стоу-на-Уолде.

Мирод удивленно посмотрела на нее:

– А Джоселин не рискует, когда пишет тебе о подобных вещах?

– Нет, – покачала головой Николь, – когда королевская армия куда-то движется, об этом знают все. Конечно, есть какие-то планы, которые от всех держатся в тайне, но Джоселин и не пишет мне о них.

– Но он пишет конкретно, когда он там будет?

– Конкретно – нет, но ты не волнуйся, я обязательно с ним встречусь.

– Тогда тебе следует взять экипаж с кучером. Николь поцеловала ее:

– Нет, дорогая. Позволь нам с Эммет путешествовать в простых платьях и в простой повозке, чтобы быть похожими на простых крестьянок, занимающихся своими делами. Тогда на нас меньше будут обращать внимание.

– Но не собираешься же ты пуститься в путь в этом ужасном крытом фургоне?

– Боюсь, что именно в нем. Но ты не беспокойся, я не собираюсь трястись на запятках, чтобы у меня начались преждевременные роды. На месте для кучера вполне хватит места для троих.

Мирод нахмурилась:

– Троих? Я надеюсь, ты не собираешься подвергать этому ужасному путешествию еще и Миранду?

– Я больше никогда не расстанусь с ней. Я понимаю, что ты бы здесь прекрасно за ней присмотрела, что ей было бы хорошо и спокойно в Кингсвер Холле, но я все равно возьму Миранду с собой. Понимаешь, когда она чуть не утонула в тот день, я впервые почувствовала, что это действительно мой ребенок, – слова соскочили у нее с языка, прежде, чем она успела подумать.

Выражение лица Мирод из недоверчивого сделалось совершенно потрясенным:

– Но ведь ОНА ТВОЯ дочь? Или нет?

– Да, конечно, – поспешила успокоить ее Николь, – просто ребенок Джоселина для меня так важен, что иногда мне кажется, что он – первенец.

Лицо Мирод смягчилось:

– Дорогая Арабелла, какая же ты замечательная жена.

– А ты – просто замечательная золовка. Но, пожалуйста, не плачь. Я вернусь, обещаю тебе.

– Правда? Ты, правда, вернешься?

– Да. В конце концов, мой ребенок имеет права на этот дом.

Все-таки Мирод всплакнула, и Николь почувствовала себя виноватой от того, что оставляет ее одну в этом мрачном доме, полном грусти и привидений.

– Тебе не будет здесь неуютно?

Золовка покачала головой:

– Сабина не причиняла мне зла, пока была жива, и я не думаю, что теперь она будет вставать из могилы, чтобы беспокоить меня.

– Но ты бы не хотела уехать отсюда на некоторое время?

– Нет, – уверенно ответила Мирод, – мне нужно следить за тем, чтобы дом содержался в чистоте и порядке, ведь вы с Джоселином вернетесь сюда.

– Мне будет не хватать тебя.

– А мне – тебя.

Все было сказано, и они обе понимали это. Поэтому на следующее утро они расстались с бодрыми лицами и без рыданий. Повозка, управляемая Эммет, съехала с парома на противоположном берегу реки и скрылась за поворотом дороги. Две женщины и ребенок направлялись туда, где вовсю бушевала гражданская война.

* * *

Было решено ехать прямо, хотя в этом случае им обязательно придется пробираться по территории врага. Эммет не стала заезжать в Таунтон, который, по слухам, был недавно занят роялистами (правда, сэр Томас Ферфакс уже успел освободить его). Вместо этого она, тщательно выбирая дорогу, медленно вела повозку от Экзетера до Бата. Тут и там встречались солдаты обеих армий, но никто не задавал вопросов двум женщинам – женам фермеров, одна из которых вот-вот должна была родить, которые спокойно ехали по своим делам. И все-таки их путешествие оказалось слишком долгим и тяжелым, так что, когда они, наконец, прибыли в деревню Стоу-на-Уолде, то узнали, что король и его генералы уже покинули ее.

Николь, уставшая от того, что все время приходилось спать прямо в фургоне, сняла комнаты в гостинице под названием «Орел и младенец». Ей пришлось сначала показать деньги, потому что хозяин не верил ей на слово. Но зато там она узнала, куда отправился король со своим войском. Оказалось, что его армия достигла почти шести тысяч человек: среди них было триста всадников и пять тысяч триста пехотницев. Еще она узнала, что на военном совете Георг Горинг и принц Руперт полностью разошлись во мнениях о дальнейших действиях.

– Король и принц хотели ехать на север. Они остановились здесь, и, вы знаете, военный совет проходил именно в этих стенах, – с гордостью говорила жена владельца гостиницы, выкладывая перед ними на тарелку огромный кусок мяса.

Николь, забыв о хороших манерах, тут же набросилась на еду.

– А что Георг Горинг? – спросила она с набитым ртом.

– Он сначала пытался сдержанно им возражать, но в один прекрасный момент не выдержал и прямо-таки взорвался. И это все происходило здесь у нас в гостиной. Он считал, что они должны вернуться на запад. Один из его солдат рассказал мне, что милорду там было очень весело, он был сам себе хозяин и грабил и разбойничал, как хотел.

– Он вел себя как разбойник, – прокомментировала Николь, обгладывая куриную ножку.

– Они все-таки разделились – милорд решил возвратиться на восток, а королевская армия отправилась совсем в другое место.

– А вы не знаете, куда?

– Конечно, знаю. Они отправились в Маркет-Харборо.

– Боже мой, – чуть ли не прорычала Николь, – это далеко?

– Далеко, – ответила Эммет, – отсюда – мили, мили и мили. Почему бы нам не остаться здесь и не подождать, когда они вернутся?

– Но почему ты решила, что они вернутся сюда?

Эммет слегка занервничала:

– Уж не хотите ли вы сказать…

– Нет, не хочу. Я просто хочу сказать, что они совсем не обязательно будут возвращаться тем же путем.

Эммет вздохнула:

– Вы правы. Просто я так натряслась в этом фургоне, что мне кажется, уже никогда не смогу прийти в себя.

Николь посмотрела на нее в изумлении:

– Ты хочешь сказать, что нам нужно было остаться в Кингсвер Холл?

Миранда, сидящая вместе с ними за столом и говорившая абсолютно правильно, как ее учила Николь, ответила:

– Нет, тот дом – плохое место.

– Теперь уже больше не плохое, – заверила ее Николь, – все плохие люди ушли оттуда, – она улыбнулась Эммет. – Но малышка права. Мы правильно сделали, что уехали.

– Я тоже так думаю, – ответила Эммет и опять вздохнула.

* * *

На следующий день они снова были в дороге, вкушая все «прелести» путешествия, двигаясь на этот раз так быстро, как только это было возможно. Наконец, утром последнего дня мая две женщины и ребенок оказались в Маркет-Хорборо, где узнали, что королевское войско уже ушло оттуда и теперь продвигается в направлении к Лестеру.

– Но неподалеку отсюда стали лагерем женщины, – сообщили Николь, когда она пришла в гостиницу снять комнату.

Ей опять пришлось показывать деньги и даже платить задаток, но она и сама понимала, что после такого изнурительного путешествия, была грязной и оборванной, совсем как бродячая цыганка.

– Женщины из армии?

– Ну да, проститутки и любовницы, жены и обслуживающий персонал. Принц Руперт отправился в Лестер, чтобы от имени короля потребовать покорности от его жителей, а кто пока не нужен, остался здесь.

– Но мы не отправимся за ними прямо сейчас, – твердо заявила Эммет. – Мы останемся здесь, поедим, выспимся, вымоемся, а вечером пойдем в женский лагерь и посмотрим, нет ли там кого-нибудь из знакомых.

– Но многие из дам остановились здесь, в городе, – сообщил им хозяин гостиницы, – в лагере в основном только шлюхи.

Несмотря на то, что он так странно выразился, Николь поняла, что он имел в виду: полковыми дамами назывались жены офицеров и любовницы полководцев, а любовницы простых солдат звались просто полковыми шлюхами.

– Мы разыщем их вечером, – твердо повторила Эммет.

– Но ведь кто-нибудь из них может что-то знать о Джоселине и рассказать мне, – запротестовала Николь.

– Это можно сделать и позже.

И хотя Николь ужасно устала, она так и смогла как следует отдохнуть. После обеда ее разбудили звуки рвущихся снарядов – Лестер был всего в нескольких милях от Маркет-Харборо, – и эта канонада продолжалась до самого вечера. Час или два она промучилась, напрасно пытаясь уснуть. Наконец, уже в сумерках, она встала и попросила, чтобы ей принесли корыто с горячей водой. Эммет и еще одна худосочная служанка с трудом исполнили ее просьбу. Чувствуя себя так, как будто она не мылась несколько месяцев, Николь с наслаждением погрузилась в корыто и начала плескаться в нем с несказанным удовольствием. Когда она снова легла в кровать и посмотрела на свой живот, то увидела, что ребенок медленно переворачивается с боку на бок. Николь задумалась над тем, когда же он соизволит явиться на свет.

Обедать она не стала, но распорядилась насчет легкого ужина, после которого, убедившись, что Миранда спокойно спит, они с Эммет пошли в город, в надежде на то, что в двух других гостиницах, которые назывались «Медведь» и «Ангел» (та, в которой остановились они, называлась «Три Лебедя»), они смогут найти кого-нибудь из знакомых. Женщины медленно брели по улице. Когда они проходили мимо старой школы, Николь вдруг услышала:

– Арабелла? Но этого не может быть!

Николь обернулась, удивленно улыбаясь, и увидела в темноте, недалеко от одного из горящих факелов, Джекобину Джермин, ту самую девушку, которую она так бессовестно предала, уступив принцу Руперту. Однако Джекобина или уже забыла об этом, или просто не была уверена в том, что это было, но она бросилась в объятия Николь, как самая закадычная и давняя подруга.

– Дорогая, я еле-еле смогла узнать тебя, ты действительно беременна. Конечно, лорд Джоселин сообщил мне об этом, говоря, что ты поправилась, но я никогда не думала, что такая миниатюрная крошка, как ты, может стать такой огромной.

Николь застенчиво улыбнулась:

– Примерно через две недели я снова стану миниатюрной. Но это-то как раз не столь важно. Ты видела Джоселина, он здесь?

– Да, он был здесь до вчерашнего дня, пока не уехал с королем и принцем Рупертом в Лестер. Сегодня утром Руперт должен был подойти к городским воротам и потребовать, чтобы их открыли для короля. В том случае, если они откажутся, он должен был после нескольких предупредительных залпов атаковать город. Судя по тому, что мы сегодня полдня слышали, ему пришлось это сделать.

– Как ты думаешь, город уже взят?

– Я не знаю, но завтра утром собираюсь поехать туда и узнать.

– Я поеду с тобой.

Джекобина с удивлением оглядела фигуру Арабеллы:

– Ты думаешь, это будет разумно с твоей стороны?

Николь рассмеялась:

– А думаешь, с моей стороны было разумно отправиться в это сумасшедшее путешествие, однако я сделала это, теперь не остановлюсь ни за что, если даже начну рожать прямо сейчас.

– Ты совершенно не изменилась, – улыбаясь, ответила Джекобина.

Держась за руки, они дошли до гостиницы «Ангел», где просидели, болтая, несколько часов. Эммет вежливо извинилась и, не желая им мешать, вернулась обратно в «Три Лебедя». Джекобина рассказала Николь довольно грустную историю, и та опять почувствовала себя виноватой. Оказывается, принц Руперт, наконец-то, заметил Джекобину, – это случилось на Рождество, и переспал с ней, довольно грубо, по ее словам, лишив ее девственности.

– Он, конечно, извинился, Арабелла, сказав, что не ожидал, что я – девственница, а если бы знал, то держал бы себя в руках.

– Значит, он был с тобой не так уж и груб.

– Уверяю тебя, он сказал это только из вежливости. На самом деле ему было абсолютно все равно, да и сейчас он не обращает на меня внимания. Во время полового акта он все время закрывает глаза, и я почти уверена, что он думает в этот момент о другой женщине. Принц Руперт влюблен в какую-то даму, а может, и не в даму, но я никак не могу выяснить, кто она. Одно время я по глупости думала, что это ты, но когда ты уехала в Девон, то поняла, что ошибаюсь.

– И что же ты собираешься делать? Уверена, что эта «игра» тебя совсем не устраивает, – осторожно сказала Николь.

– Я намереваюсь расстаться с ним, потому что продолжать это – очень больно, лучше уж покончить со всем разом. Хотя мне это будет нелегко. Когда я его вижу, то совершенно теряюсь, и все чувства возрождаются во мне с новой силой. Самое лучшее, что я могу сделать, это поехать за границу. В общем, я не знаю, куда мне податься.

– Бедная Джекобина, – произнесла Николь.

Девушка-фея вздохнула:

– Да, любовь это самая ужасная вещь, я теперь поняла это.

– Ну, не всегда. Стоит тебе только встретить достойного человека, и Руперт перестанет для тебя так много значить.

– Да нет, я не верю в это.

– Слушай, давай поговорим о чем-нибудь другом, – предложила Николь и осторожно перевела разговор на другую тему, так осторожно, как умела это делать только Николь Холл.

Между ними все же существовала какая-то напряженность. Подруга грустила, хотя Николь обратила внимание, что она стала намного симпатичней после своего приключения с принцем. Сама же Николь чувствовала вину перед Джекобиной, и вина эта усугублялась сознанием того, что завтра она, кроме того, что встретится с Джоселином, увидится еще и с принцем Рупертом. Эта мысль, подобно темному облачку, возникла где-то в глубине ее сознания, и сколько она ни старалась, никак не могла отогнать ее прочь. Николь очень хорошо выспалась ночью, но проснулась она все же с чувством вины по отношению к подруге.

* * *

Лестер был почти полностью разгромлен после того, как рассердившийся принц атаковал его. В стенах, окружающих город, зияли огромные дыры, через которые, по всей видимости, и проникали роялисты. Правда, там еще были одна или две лестницы, по которым они тоже могли попасть за городские стены. И хотя сражение было жестоким, на улицах уже не было трупов, лишь булыжная мостовая была мокрой и скользкой от крови. Это было единственное молчаливое напоминание о трагедии, которая здесь разыгралась. Хотя было много ужасного: богатые дома были разграблены, а дома бедняков снесены чуть ли не до основания; даже церкви и больницы не пощадили грабители; окна магазинов были выбиты, а товары честных торговцев разбросаны по улицам города.

– Какой откровенный грабеж! – с отвращением воскликнула Николь.

– Да, всегда одно и то же, король это одобряет, а принцу Руперту все равно. «Круглоголовые» поступают точно так же.

– Им бы всем следовало получше следить за своими солдатами.

– Если солдаты хоть раз почувствуют себя привольно, потом с ними уже никакими силами не справиться.

– Это просто отвратительно, – произнесла возмущенная Николь и тут же заметила повозку, полную награбленного добра, которая проехала мимо них и скрылась за поворотом дороги, ведущей к городским воротам.

Женщины приехали в Лестер в фургоне, потому что Николь в ее состоянии не могла передвигаться иначе. По мере того как они продвигались все дальше к центру города, им обеим стало казаться, что жители тоже принимают их за грабителей, поэтому после короткого совещания было решено спрятать фургон в надежном месте и продолжить путь пешком. Никто не пытался с ними заговорить, никто им не улыбался. Николь удивило еще и то, что на улице было совсем мало народу. Вдруг мимо проехала большая группа кавалеристов, все они были в сверкающих сапогах и с разноцветными перьями на шляпах, и все они двигались в том же направлении, что и две подруги.

– Что это значит? – спросила Николь Джекобину.

– По всей видимости, король и его приближенные собираются на утреннюю молитву, чтобы возблагодарить Бога за победу.

– А Джоселин тоже там будет?

– Конечно. И принц Руперт.

– Чего же мы медлим? – воскликнула Николь и, схватив подругу под руку, поволокла ее к старинной церкви, которая виднелась вдалеке, как раз там, куда проскакали солдаты.

– Они все направляются к церкви Святой Марии де Кастро, там короновали короля Генриха VI.

– О, тогда она старинная даже по вашим меркам, – не подумав, сказала Николь.

– Что ты имеешь в виду? – удивленно спросила Джекобина, как раз в тот момент, когда они проходили под аркой главного входа.

Несмотря на лицемерие тех, кто только что грабил и убивал, а теперь стоял коленопреклоненно перед Господом, что было для Николь чрезвычайно неприятно, сама церковь, ее теплая и мягкая атмосфера вселили покой в ее душу, и она спокойно села на скамью в заднем ряду.

Прямо перед ней в первом ряду, окруженный генералами, сидел король. Увидев его опущенную голову, Николь поняла, что он устал и чему-то очень расстроен. Сразу за ним, одетый в синий плащ с красной окантовкой, помещался принц Руперт; у него был такой вид, словно он немного скучал. Рядом с принцем сидел Джоселин. Его черные волосы каскадом спадали на плечи и на белый кружевной воротник. У Николь сжалось сердце, когда она увидела, что два человека, которые так страстно любят ее, сидят так близко, что их плечи даже слегка соприкасаются, когда они подвигались, давая место вновь прибывшим.

– Ты ужасно бледна, – прошептала Джекобина, бросив на подругу быстрый взгляд.

– Это из-за ребенка, – быстро произнесла Николь, положив руку на живот.

Она так тихо повторяла слова молитвы, которую читал священник, что ее никто не мог услышать, но Джоселин, по всей видимости, что-то почувствовал, он вдруг повернул голову, а еще через секунду то же самое сделал и принц Руперт.

– Они нас увидели, – радостно прошептала Джекобина.

Нет, они не увидели их, просто глаза обоих мужчин скользили по прихожанам, будто они кого-то искали, хотя делали это незаметно друг от друга.

«Они чувствуют, что я здесь», – подумала Николь, но тут же поняла всю нелепость этой мысли.

Она, похоже, оказалась права, потому что Джоселин и принц Руперт медленно обвели взглядом всех присутствующих и, наконец, оба в изумлении уставились на нее.

«Как слепа любовь», – подумала Николь, когда Джекобина взволнованно прошептала:

– Принц заметил меня. Смотри, как он смотрит на меня.

Но Николь прекрасно понимала, из-за кого мрачное дотоле лицо принца озарилось вдруг радостной улыбкой. И тут же лорд Джоселин, растерянный и радостный, как будто он все еще не верил своим глазам, поднялся со своего места и, вытянув вперед обе руки, порывисто ринулся навстречу Арабелле Аттвуд.