После Рождества начался снегопад — такой сильный и быстрый, что вскоре Холленд-Парк и руины великолепных зданий оказались укрытыми самым прекрасным из покрывал. Аллеи и тропки были заметены снегом по щиколотку, ветви старых деревьев прогибались под белой пушистой ношей.

Снег пошел, когда Сидония возвращалась из Уилтшира, оставив позади таинственную деревушку Эйвбери и дом шестнадцатого века, где жили ее родители. К тому времени, когда она достигла предместий Лондона, снег валил все сильнее, и, когда она вставила ключ в скважину парадной двери дома в Филимор-Гарденс, дом оказался погруженным в тишину и сумерки. То, что обитатели дома разъехались на время праздника, только усиливало общее ощущение заброшенности.

Финнан отбыл в Ирландию накануне сочельника, а Дженни отправилась погостить к обладателю черной бороды, Максу, вместе со своими тремя детьми-подростками. Пара из Пентхауза, Руперт и Фиона Каррузерс-Грин, которые, как выяснила Сидония, пользовались квартирой от случая к случаю, а жили в большом доме в Сассексс, остались на праздники в деревне. Так что теперь, на несколько дней между Рождеством и Новым годом, дом остался совершенно опустевшим.

Борясь с чувством одиночества, Сидония с усердием предавалась своим упражнениям, играя до поздней ночи и зная, что она никому не помешает. Питалась она в основном в маленьком итальянском ресторанчике за углом, а затем спешила домой поболтать с Кэтти-Скарлатти, своим котом, для удобства именуемым Карлом. Кот был весьма признателен своей хозяйке за то, что она вернулась в Лондон и забрала его из пансиона.

На третий день одиночества Сидония начала понимать, как ей недостает присутствия соседей. Даже когда она не видела доктора или Дженни, ее как-то успокаивало сознание того, что они находятся рядом, этажом выше, и что к ним всегда можно подняться, особенно к Финнану.

— Хотела бы я, чтобы они вернулись, — сказала Сидония Карлу, приподнявшему одно ухо. Встав от инструмента, она прошла к застекленной двери комнаты и выглянула в сад.

Сад был завален снегом, почти скрывавшим даже огромный снежный шар, который Сидония слепила для забавы и оставила посреди лужайки. Ее захватило внезапное желание пройтись, глубоко вдохнуть острый морозный воздух, побегать и пошалить в этом белом великолепии. Непереставая жалеть о потерянном времени, Сидония надела шапку, пальто и шарф и поспешила в Холленд-Парк.

Парк был совершенно пуст — очевидно, непогода заставила людей сидеть взаперти. С волнующим чувством собственника Сидония пробралась через запорошенную снегом ограду и обошла вокруг развалин некогда прекрасных строений. Вспоминая ночь, когда особняк был ярко освещен, а в окнах виднелись тени несуществующих призрачных танцоров, Сидония решила теперь, когда вокруг было тихо, что она просто ошиблась, подверглась обману зрения, вызванному утомлением после концерта. Однако отдаленная частица ее мозга, к которой она нечасто обращалась, поскольку начинала побаиваться ее, ясно говорила, что никакой ошибки быть не может, что она действительно видела то, чему невозможно дать разумное объяснение.

Повернув в сторону от дома, Сидония побрела по северной лужайке в направлении аллеи, с трудом узнавая эти места под толстым слоем белых хлопьев. Вокруг аллеи деревья росли более густо, чем она помнила, их стройные ряды вздымались по обеим сторонам, снежные шапки сваливались с их ветвей, когда Сидония случайно задевала их. Снег совершенно изменил местность, и Сидония была готова поклясться, что прежде не видела в парке подобной аллеи. Внезапно она застыла на месте, пораженная открывшимся перед ней зрелищем.

Обсаженная деревьями аллея привела к круглой лужайке, на которой стояли две каменные скамьи и статуя. Хотя в этом не было ничего странного, Сидония широко раскрыла глаза, разглядев стоящих на поляне людей. Среди них была девушка с портретов Джошуа Рейнольдса и еще трое детей, которые тоже казались ожившими картинами старинных художников. Сознание того, что время вновь повернуло вспять, что призраки прошлого появились перед ней как живые, наполнило Сидонию опасениями. В то же время она с удовольствием наблюдала, как двое мальчиков и две девушки постарше весело играют в снежки. Внезапно издалека донесся крик, и Сидония поняла, что девушка, которая преследовала ее с тех пор, как она впервые оказалась в Холленд-Хаусе, не только заметила ее, но и бросилась в погоню. Удовольствие сменилось страхом, и Сидония побежала прочь.

Ее опять охватило ощущение ночного кошмара, ибо, как и прежде, местность вокруг совершенно изменилась. Впереди лежали поля и парк в белой зимней драпировке. Казалось, сама земля предала ее, спрятав из виду знакомые аллеи и повороты. Она попалась в ловушку другого века, спотыкаясь и падая в глубоком снегу, который словно готов был похоронить ее заживо. С испуга Сидония потеряла равновесие, зная, что преследовательница уже настигает ее, и повалилась в коварный мягкий сугроб.

Минуту-другую она лежала, задыхаясь, с колотящимся сердцем и звоном в ушах. Затем неподалеку послышался шум детских голосов, и Сидония поняла, что, несмотря на всю невозможность этого, призраки настигли ее. Однако когда она подняла голову, стирая слезы с застывших щек, то увидела только стайку школьников в теплых шапках и варежках, с азартом играющих в снежки. Чернокожий малыш, по-видимому, самый дружелюбный из всех, подошел к ней.

— Вам плохо? — спросил он.

— Нет, спасибо, — с облегчением вздохнула Сидония. — Я просто споткнулась, вот и все.

Он попытался помочь ей встать, но сам повалился в снег, визжа, как от щекотки. Его черное личико выглядело очень потешно на фоне снега. Смеясь и барахтаясь, он поднялся на ноги одновременно с Сидонией.

— Вам лучше пойти домой, — серьезно посоветовал он. — В вашем возрасте не стоит валяться в снегу.

Сидония рассмеялась, но тут же острое чувство облегчения от того, что она вновь оказалась в привычной реальности, так ошеломило ее, что слезы выступили на глазах.

— Вы ушибли колено? — одновременно смущенно и сочувственно спросил чернокожий мальчуган.

— Да, но скоро все будет в порядке. Возьми, это тебе к Рождеству. — Она протянула ему монету, вынутую из кармана пальто.

— Мама не велела мне брать деньги у незнакомых людей.

— Но я уже знакомая — ты же помог мне встать. — Сидония пошла прочь прежде, чем мальчик смог ответить ей.

Даже в безопасности квартиры ее смятение от недавнего события так и не улеглось. Теперь Сидония была вынуждена, наконец, признать: то, что она пыталась приписать снам или галлюцинациям, больше невозможно объяснять таким образом, что это были подлинные психические явления, в которых она видела Холленд-Хаус и его обитателей из другого века. Сама мысль об этом вызвала неподдельный ужас. Сидония не могла понять, почему ей, никогда в жизни не видевшей ни единого привидения, вдруг было позволено узреть такие чудеса, настоящее эхо прошлого.

Отчаянно стараясь взять себя в руки, Сидония взглянула на часы, чтобы выяснить, сколько времени продолжалось ее пребывание в прошлом. Она покинула квартиру через несколько минут после полудня, сейчас же на часах было уже четыре. Ей показалось, что она отсутствовала всего несколько минут, в действительности же времени прошло гораздо больше. Она сделала запись об этом с обратной стороны дневника.

Но ни собственная методичность, ни стремление принять обстоятельства не могли заставить ее успокоиться. Чувствуя себя безвольной и глупой, Сидония вновь заплакала, на этот раз скорее со смущением, нежели с явным ужасом. Слезы еще текли по ее щекам, когда в комнате прозвучал резкий и отрывистый телефонный звонок. Прежде чем она успела поднять трубку, Сидония уже догадалась, кому обязана неожиданным вниманием.

— Привет, дорогая, — проговорил в трубке голос Найджела. — Как дела?

— Спасибо, отлично. А у тебя?

— Вот решил позвонить и напомнить тебе, что сегодня — канун Нового года. Какие у тебя планы?

— Я приглашена на вечер к Роду, — солгала Сидония.

— О, какая жалость! Я хотел пригласить тебя провести этот вечер со мной. Канцлер даст прием в «Кларидже» для своих сотрудников.

— Это звучит заманчиво. Жаль, что я занята, хотя я не сомневаюсь, что тебе есть с кем пойти на прием.

— Да, я не испытываю недостатка в партнершах, — с заметным раздражением ответил Найджел. — Я только подумал, что в таком случае наилучшей спутницей мне будет жена.

— Бывшая жена, — уточнила Сидония. — Как тебе известно, мы в разводе уже целый год.

— Мне кажется, что вечность. Мне еще слишком недостает тебя.

Сам звук его голоса вызывал у нее горькие воспоминания о днях семейной жизни.

— Тебе просто недостает хозяйки в доме, вот и все.

— Не ожидал, Сидония. Твое замечание совершенно неуместно.

— Ну, так прекрати разговор! — Она внезапно потеряла контроль над собой. — У тебя нет никаких прав звонить сюда и приглашать меня. Оставь меня в покое!

Выпалив это, она бросила трубку, чувствуя, что сыта этим разговором по горло. Спустя минуту телефон вновь зазвонил, и, сорвав трубку, Сидония сразу крикнула в нее:

— Между прочим, постоянные звонки по телефону могут считаться серьезным преступлением, да будет тебе это известно!

— Я и не собирался звонить постоянно, — ответил голос Финнана, — хотя, если вы не против, я мог бы… — У Сидонии перехватило дыхание, и прежде, чем она смогла заговорить, он продолжал: — Вас кто-нибудь беспокоит?

— Только Найджел, — смущенно ответила она.

— А, этот вульгарный выскочка-министр! Но, если не считать его звонков, как дела у вас? Хорошо встретили Рождество?

— Да, замечательно отдохнула. А вы? Вы звоните из Дублина?

— Нет, из Гэтвика. Я всего лишь хотел узнать, собираетесь ли вы куда-нибудь сегодня вечером.

Сидония улыбнулась: звуки его голоса смывали все ее раздражение и усталость, она сама удивлялась, почему даже от бессодержательного разговора с ним она почувствовала себя лучше.

— Нет, никуда. А что бы вы могли предложить?

— Поужинать у «Брюнгильды». Правда, я не заказал столик, но, думаю, нас где-нибудь посадят. Вы не против?

— С удовольствием составлю вам компанию.

— Отлично. Вы не могли бы заказать такси на восемь вечера?

— Постараюсь. О, как я вам благодарна, Финнан! Мне было необходимо куда-нибудь пойти.

— Хорошо. Увидимся в шесть. — Он повесил трубку.

«Неужели это то самое серьезное чувство?» — мелькнуло в голове у Сидонии, и тут же она переключилась на более серьезную проблему одежды.

К счастью, к приходу доктора она была в ванной, поэтому смогла подавить желание выбежать на лестницу и рассказать ему сразу обо всех событиях, обрушившихся на нее сегодня. Вместо этого она занялась своей внешностью, и, когда Финнан, наконец, позвонил в ее дверь, она уже была одета в длинное платье из светло-голубого бархата, которое последний раз надевала на концерте в Вене. К платью она приколола брошь из хрусталя — недорогую, но искусной работы, преподнесенную ей ее старым поклонником из Вены.

— Вы бесподобно выглядите, — в восхищении произнес Финнан. — Я так рад, что сегодня вечером вы свободны.

— Я очень рада видеть вас! — воскликнула она, забыв обо всех условностях и бросаясь к нему. — Я не ожидала, что вы так быстро вернетесь.

— Я сам не ожидал этого, но уют семейного очага показался мне немного поблекшим. Беда с этими ирландцами — вначале они уезжают из Ирландии, а потом тоскуют по ней. Мой зять страдал об Ирландии каждый вечер в компании с бутылкой джина.

— Разве он покинул Ирландию?

— Совсем нет. Но его потрясло то, что я уехал оттуда.

— О, все понятно! И вы отправились приложиться к камню Блани, пока были там?

— Послушайте, от Дублина до замка Блани совсем недалеко, но за всю свою ветреную юность я сумел побывать там всего пару раз.

— И это, правда, что вам пришлось повиснуть вниз головой, чтобы дотянуться до него?

— Да, как летучей мыши, — сказал Финнан с улыбкой, от которой сердце Сидонии буквально начало таять.

— Я так рада, что вы вернулись! — Она искренне пожала его руку.

— Значит, вы скучали по мне?

— Разумеется. В этом доме становится довольно жутко, когда разъезжаются жильцы.

— А, так вот почему вы скучали!

— Нет, я стосковалась именно по вам.

После этого она вновь постаралась напустить на себя холодность, и это ей удавалось все время, пока они ехали до ресторана и сидели за столиком в дурацких колпаках и масках в обычном новогоднем стиле. Несмотря на все это, временами Сидония не могла избавиться от беспокойства: невероятные события этого дня еще тяготили и тревожили ее.

— Вы слишком озабочены, — заметил Финнан. — Это из-за Найджсла?

— Нет, я беспокоюсь из-за этого меньше всего. Тут кое-что другое.

— Что же?

Сидония порывисто потянулась через стол и взяла его за руку.

— Помните, я рассказывала вам о том сне… ну, когда я видела Холленд-Хаус во всей его красе и карету, удаляющуюся от него по аллее, которой уже не существует?

— Да, да, помню.

— Вы тогда сказали, что я вернулась в прошлое, что вы верите в существование земли, сокрытой туманом. Вы и в самом деле так считаете?

— Не понимаю. О чем вы спрашиваете?

— Финнан, с тех пор как я переехала сюда, со мной творятся странные вещи. Я несколько раз видела особняк, отреставрированный во всей былой красе и гордости. Я видела девушку в платье восемнадцатого века. А сегодня, во время снегопада, я обнаружила себя в заросшем старыми деревьями парке, в совершенно неизвестной мне местности. Там была эта же девушка еще с несколькими людьми — все они появились на свет примерно в 1750 году. Меня испугало то, что и они видели меня! Если у меня галлюцинации, то почему они проходят именно так? Я не принимаю наркотики, я выпиваю только изредка и совершенно не страдаю от нервных расстройств.

Доктор молча смотрел на нее, и Сидония впервые почувствовала, что он разглядывает ее глазами профессионала.

— Я мог бы дать вам два ответа, — наконец сказал он. — Во-первых, я мог бы предложить вам пройти обследование, а во-вторых, мог бы сказать, что по неким неизвестным причинам вы удостоились чести проследить прошлое.

— Но почему?

— О котором из двух ответов вы спрашиваете?

— Почему я вижу прошлое, когда чувствую себя совершенно здоровой? — Впрочем, в этот момент Сидония была не совсем уверена в собственных словах. — По крайней мере, мне так кажется.

— Мне вы кажетесь просто воплощением здоровья, Но я не могу дать вам другого ответа, кроме как заявить, что от камня, брошенного в пруд, по воде долго расходятся круги. Вероятно, вы видите один из таких далеких кругов времени.

— Значит, вы не считаете меня сумасшедшей?

— Нет, напротив, я думаю, что вы очень красивы.

Их беседу прервал звон Биг-Бена. Наступила полночь, и по всей Англии люди поднимались, брались за руки и пели старинную новогоднюю песню.

— Вы же знаете, что и красивые люди могут быть безумны, — со смехом прошептала Сидония.

— Как Офелия или Лючия Ламермур?

— Да, вот два отличных примера.

— Так можно поздравить вас с Новым годом, моя прекрасная безумица?

— С Новым годом вас, Финнан.

Они обменялись кратким нежным поцелуем и обернулись поздравить своих соседей по столику. Затем они снова взялись за руки, и Сидония твердо уверовала, что стоит на пороге новой любви. Какая-то частица ее разума воспротивилась этому, попыталась отнестись к ситуации критически и представить, какие ловушки ждут ее впереди. Но, кроме опасности слишком сильно привязаться к чужому человеку, она пока не предчувствовала ничего особенного.

— Знаете, я сложнее, чем, кажется на первый взгляд, — сказал Финнан, как будто прочитав ее мысли.

— А я вижу призраки.

— Славная парочка, нечего сказать!

В этот момент их счастье казалось беспредельным и полным, как всегда бывает в начале новых взаимоотношений, и, когда они рано утром вернулись в дом на Филимор-Гарденс, им не понадобились долгие разговоры.

— Я буду счастлив, если ты останешься у меня, — отчетливо произнес Финнан, многозначительно выделяя каждое слово.

— И я буду рада остаться, — ответила Сидония, и это была правда.

Стоя рука об руку на балконе в квартире Финнана под россыпью ледяных звезд, глядя на замерзший парк и заснеженные развалины некогда великолепного дома, они целовались долго и страстно, а затем неторопливо прошли в спальню.

Ты устала, — сказал Финнан, вглядываясь в круги под золотистыми глазами Сидонии.

— Да, вчера я путешествовала в восемнадцатый век, и это меня утомило.

— Тогда давай спать.

Как уютно лежать обнаженной в его руках, думала она, полностью расслабляясь.

— Не тревожься, — прошептал Финнан, приблизив губы к се лицу. — Я ждал так долго, что смогу потерпеть еще одну ночь.

— Разве у тебя никого не было после Рози?

— Парочка временных кандидаток. Ничего значительного.

— А я?

— Ты можешь стать для меня очень важным человеком.

Сидония провалилась в глубокий сон.

Она проснулась от его поцелуев — страстных, жарких, настоящих кельтских поцелуев — и сразу же захотела его. Но Финнан не спешил, лаская ее упругую грудь, проводя чуткими руками по всему телу. Наконец долгожданный момент наступил, и, вовлеченная в мощный ритм его движений, Сидония вскрикнула от наслаждения.

— Хорошо? — быстро прошептал он.

— Очень!

Но этими словами было невозможно описать ни возбуждение, охватившее их, ни весь порыв страсти, ни то, что им удалось одновременно достигнуть вершин любви.

— Дорогой, — прошептала Сидония, когда оба, в конце концов, пришли в себя.

— Что?

— Это было, в самом деле, прекрасно.

— Лично я способен подолгу и часто предаваться такому удивительному времяпрепровождению.

Она рассмеялась:

— Это будет нелегко — я часто уезжаю на гастроли.

Финнан приподнялся на локте и взглянул ей в лицо:

— Когда придет время, мы преодолеем это препятствие. Я постараюсь быть не слишком надоедливым.

Сидония посерьезнела:

— Ты никогда не сможешь надоесть мне. Ты слишком хорош для этого.

— Вероятно, когда-то ты так же думала про Найджела.

— К счастью, нет. Кстати, с ним я никогда не испытывала ничего подобного.

— Не надо меня слишком баловать. Если я влюблюсь без памяти — что тогда ты станешь делать?

— То же самое, что я делаю сейчас, — ответила Сидония, обняла его за шею и наградила нежным поцелуем.