Когда я вышел в ночь, чтобы убить Капату, в горах гремел гром.

Ичакоми провожала меня. Стоя у двери, она прошептала:

— Возвращайся, Джубал!

Я поцеловал ее и пообещал, что скоро вернусь, и я действительно надеялся, что вернусь. Однако, когда мужчина выходит с оружием, жизнь его висит на волоске, как росинка на паутине. Кроме того, я знал, против кого вышел на бой. Мои противники прежде всего были воинами. Они жили, чтобы воевать, добывать себе славу победами.

Взяв за ориентир силуэт высокой сосны на фоне неба, я старался продвигаться очень осторожно, чтобы не наступить в темноте на собственных «ежей». Выбравшись за пределы участка, где мы их разбросали, я бесшумно скользил по мокрому лесу, переходя, как призрак, от дерева к дереву, сначала нащупывая мокасином путь и лишь потом перенося на ногу тяжесть тела, чтобы ни одна веточка не треснула подо мной и не выдала мое приближение. Где находится лагерь врагов, я только предполагал.

Вечером прошел короткий ливень, а сейчас зарядил настоящий дождь и лес совсем промок. Такую ночь наши враги проводили в укрытии, а их костер, вероятно, погас.

Первые несколько минут после того, как вышел из дому, я видел плохо, но уже через час ночное зрение полностью восстановилось и я все различал в темноте отлично. Шел не спеша, забирая большой круг. Если моя догадка правильна, они обосновались у входа в ущелье, там, где во время дождя с гор стекали небольшие потоки воды.

Прежде чем выйти из форта, я мысленно прошел по намеченному маршруту и продумал, где может располагаться их лагерь. Разумеется, он должен находиться около воды, быть надежно скрыт, но в то же время легко доступен. Поскольку, отправляясь на охоту, я много раз проходил по ущелью, то догадывался, какой уголок они выберут для стоянки.

Место, которое я решил осмотреть, представляло собой небольшой уступ, с которого днем хорошо просматривался наш форт. Неподалеку среди больших старых деревьев бил родник. Нависающая скала создавала подобие пещеры, где можно укрыться от дождя.

Осторожно продвигаясь по склону холма, где мне уже приходилось ходить, выслеживая оленя, я притаился среди деревьев и стал разглядывать уступ. Около нависающей скалы горел небольшой костер, и в его свете я различил сбившихся в кучу спящих людей.

Огонь они разожгли на старом кострище, под промытой водой трещиной, через которую, как через естественную трубу, уходил дым.

Когда я сидел, обдумывая, как поступить, мне в голову пришла интересная идея. Ярдах в двадцати от пещеры со скал бежал небольшой ручей, ближе всего к пещере он подходил на уровне верхней части нависающей скалы. Сам ручей поворачивал к востоку, но его берег имел наклон к западу. Видимо, когда-то ручей тек в эту сторону.

Почему бы ему не потечь туда снова?

Покинув свой наблюдательный пункт, я поднялся между деревьями вверх по склону. Притаившись в темноте около ручья, обследовал его и составил план действий. Кеокотаа убеждал меня, что индейцы, которые пришли с Капатой, уже начали терять свой энтузиазм. Капата не сумел обеспечить им ожидаемую быструю победу, они не добыли скальпов. Возможно, мы сумеем еще больше отбить у них охоту воевать с нами.

Пройдя вдоль старого русла ручья, я добрался до его нынешних берегов. Идея моя, по-моему, была великолепна. Ручей имел не более двух футов в ширину и в глубину, наверное, меньше фута. Как всегда, рядом валялись упавшие деревья. Выбрав одно из них, я поставил его вертикально, а затем опрокинул в ручей, поперек течения. Подняв второе дерево, я бросил его в воду рядом с первым, получилась небольшая запруда. Ручей немедленно повернул и устремился в прежнее русло. Вода бежала быстро, падала вниз через трещину, которая служила естественной «трубой» для дыма, и моментально залила пол маленькой пещерки.

Раздались испуганные вопли. Индейцы выкарабкались из-под одеял, оглашая окрестности сердитыми криками. Притаившись за деревом, я высматривал Капату.

Нескольким воинам удалось спасти свои пожитки, хотя они и промокли. В темноте мне не удалось различить отдельных людей, поэтому, вполне довольный тем злом, которое причинил противникам, я поднялся, прошел по краю их лагеря и направился в тихую часть леса, где, как я помнил, была куча поваленных деревьев, образовавшая нечто вроде шалаша, в котором вполне мог поместиться один человек. Добравшись до завала, я забрался внутрь и заснул.

Наступило ясное утро. Я вынул из сухого внутреннего кармана тетиву и натянул ее на лук.

Их новый лагерь я нашел по запаху дыма; они разбили его ярдах в пятидесяти от прежнего, основательно затопленного водой. На костре стоял котелок, над ним склонился человек. Я поднял лук, тщательно прицелился и выпустил стрелу. Она попала индейцу в бедро, как раз над коленом. Он вскрикнул и выронил котелок.

Остальные исчезли мгновенно, как призраки. Я повернулся и быстро удалился в лес. В следующий раз приблизился к лагерю врагов уже со стороны обрыва.

Но в нем никого не оказалось, кроме индейца, которого я ранил. Он выдернул из бедра мою стрелу, и она лежала рядом с ним на земле. Больше никакого движения не наблюдалось, и я отступил на несколько ярдов вверх по утесу, продолжая держать лагерь врагов в поле зрения.

Спустя некоторое время они стали возвращаться к костру. Я насчитал семерых, включая Капату, который оказался на несколько дюймов выше остальных, кроме одного. До меня доносились их громкие недовольные голоса.

Понимая, что сразу со всеми мне не справиться, я отступил и спрятался среди деревьев. Как бы я хотел встретить одного Капату! Однако все же я сумел доставить всем им неприятности. Никому не нравится испытывать дискомфорт, и если теперь воины разочаруются в Капате как в вожде, то возможно, уйдут домой. Они ведь покинули свои дома очень давно и перенесли много трудностей.

Когда утреннее солнце пробилось сквозь облака, мне открылась фантастическая картина. Далеко на фоне огромной стены гор Сангрэ-де-Кристос бушевала гроза, а выше, над пеленой дождя и туч, пронзаемых молниями, утреннее солнце окрасило снежные пики гор. Такими, наверное, увидели эти вершины испанцы, ведь это они дали им название Кровь Христа.

Лежа за мокрыми кустами, я ждал, когда в лагере появится Капата. Мне нужен был только он, а не другие — разумеется, если они не встанут на моем пути. Индейцы преследовали меня и не заслуживали сострадания, однако я не хотел убивать никого, кроме Капать.

От костра поднималась тонкая, почти невидимая струйка дыма. Я достал из кармана скрученный кусок сушеной оленины и принялся жевать.

Из кустов вышел олень и, высоко поднимая тонкие ноги, пошел через поляну. Я схватился за лук, но тут же отложил его — сейчас я охотился на более крупную дичь, а молодой олень пусть растет — будет больше мяса.

Один из индейцев тенса, стройный и красивый, направился к ручью. Напился, опустившись на колени, быстрым изящным движением выпрямился и вытер рот тыльной стороной руки. Медленно оглядевшись вокруг, он задержал взгляд на тех кустах, за которыми притаился я. Мне даже показалось, что он смотрит прямо на меня. Индеец был молод, вероятно, ему еще не исполнилось двадцати.

К нему подошел другой индеец, и они заговорили, сильно жестикулируя. Очевидно, их что-то очень рассердило. Хотя передо мной стояли два врага, я не мог не оценить красоту картины: на зеленом фоне гор — лес, сверкающая на солнце маленькая река и две фигуры. Голосов я не слышал, так как парочка находилась довольно далеко, но движения красноречиво говорили сами за себя.

Вдруг на склоне позади них что-то шевельнулось и затихло. Озадаченный, я напрягся, весь обратившись в слух.

Индейцы присели около воды на корточки, у одного в волосах было три пера, у другого одно.

Снова движение, на этот раз ниже по склону! И вдруг я понял: Кеокотаа!

Я испуганно приподнялся. Знал ли он о лагере? Или настолько сосредоточился на индейцах, к которым подкрадывался, что не осознавал, насколько близко остальные?

Пригибаясь и стараясь, чтобы не зашевелился ни один лист, я стал пробираться вниз по склону к индейцам, в надежде подойти к ним на расстояние выстрела из лука прежде, чем непредвиденное случится. Наконец я четко увидел Кеокотаа футах в пятидесяти отсюда, присел в кустах и спрятался за поваленным деревом.

Индейцы собрались возвращаться в лагерь и уже повернулись спинами к реке. На воде плясали солнечные блики, листья осин трепетали. Вдруг один замертво упал со стрелой в горле. Другой по-прежнему шел вперед, ничего не заметив. Сделав еще пару шагов, он остановился и оглянулся, видимо собираясь поделиться какой-то мыслью со своим товарищем, и только тут увидел его лежащим мертвым на земле. Индеец мгновенно присел на корточки и нырнул в кусты. Кеокотаа среагировал так же быстро, его стрела прошла сквозь икру ноги воина в тот момент, когда он уже почти исчез из виду.

Итак, их было семеро, теперь осталось шестеро, и два из них ранены.

Притаившись в кустах, я наблюдал. Но больше никакого движения не заметил и решил, что Кеокотаа ушел. Медленно и осторожно я поднялся вверх по склону и окружным путем направился к дому. Наша кукуруза здорово вымахала, и, пробираясь сквозь нее, я не пожалел времени, чтобы вырвать попавшиеся сорняки.

С маленького участка на плодородной земле мы надеялись получить несколько бушелей маиса в дополнение к нашей скудной пище. Оторвавшись от созерцания кукурузы, я поднял глаза и увидел дым.

Он поднимался столбом в небо на расстоянии нескольких миль отсюда, позади лагеря воинов Капаты. Пока я раздумывал, что бы это значило, столб прервался. Вверх поднялся один клуб дыма, затем другой.

Сигнал? Но кому? Не индейцам же тенса. Он слишком далеко, да и не в том направлении.

Команчи? Я похолодел. Эти странные индейцы уничтожают все на своем пути. Неужели они обнаружили мою долину или следы тенса?

Уже возле ограды меня догнал Кеокотаа. У его пояса болтался окровавленный скальп. Я видел мертвого тенса, но когда Кеокотаа успел скальпировать его? Я указал ему на дым. Он угрюмо кивнул:

— Команчи. Они идут.

Когда мы пришли, Ичакоми посмотрела на нас и жестом пригласила к костру, на котором стоял котелок. Ели молча. Она увидела скальп, и никаких объяснений не потребовалось.

Закончив еду, я вымыл руки в речке и подошел к Ичакоми:

— Команчи идут. Мы видели их сигнальный дым.

А серы я так и не нашел.

Хотя искал ее повсюду. Мысль о ней беспрестанно мучила меня. По вечерам я отливал пули, но пули без пороха никому не нужны.

Серу чаще находили в старых вулканических кратерах, поскольку она появлялась на последних стадиях вулканической деятельности. Иногда попадались гнезда кристалликов серы, как правило, с примесью мышьяка.

С наступлением темноты, когда видимость сократилась до нескольких ярдов, я вышел, чтобы передвинуть своих «ежей». Притоптанная трава, по которой нам приходилось много ходить туда и сюда, не вполне могла скрыть тропинку. «Ежей» следовало передвигать каждые несколько дней. Мокасины, которые носили индейцы, имели тонкую подошву из оленьей кожи. Ее вполне могли проткнуть колючки. Если в ранку не попадала инфекция, она, конечно, быстро заживала, но все же одна такая ранка выводила индейца из строя на два-три дня.

О Капате больше никто не упоминал. Он был ничто по сравнению с команчами. Мы разводили небольшие костры и радовались тому, что наш форт хорошо закрывают деревья и кусты. Только вблизи враги могли обнаружить его крепкие стены.

На другой день после того, как Кеокотаа добыл скальп, он снова отправился в горы. Собирался дождь, облака висели низко, предвещая затяжную непогоду, но Кеокотаа все-таки пошел, надеясь раздобыть дичь.

Я остался в форте и отливал пули, ожидая, не появятся ли новые искатели приключений.

Меня беспокоила судьба начи, которые отправились домой. Удалось ли им совершить свой путь до конца? Сумели ли они преодолеть бурную реку и проскользнуть мимо команчей и коунджерос? Нашли ли дорогу к своим деревням у Великой реки?

Возможно, мы никогда не узнаем об этом.

Я считал себя первым англичанином, первым белым человеком, зашедшим так далеко на запад. Но так ли это в действительности? Всегда находился смелый, азартный человек, которого не удовлетворяли пределы, достигнутые другими.

Когда придет новая весна, мы посадим кукурузу и опять пойдем в горы и будем искать далекие земли. Во мне все время горело желание путешествовать, чтобы увидеть, узнать, почувствовать.

К западу виднелись могучие вершины гор Сангрэ-де-Кристос. В них есть пещеры. Эти горы я должен исследовать. А что за ними? Кто знает?

До нас доходили слухи, что там расположена большая долина, обширнее той, где мы поселились. А что за ней? Иногда солнце играло на очень далеких заснеженных вершинах. Женщина понка говорила, что те горы невероятно высокие.

Настала ночь, на небе появились звезды, а Кеокотаа не возвращался. Все нервничали, хотя не говорили ни о Кеокотаа, ни о своих опасениях за него, но каждый знал, о чем думает другой, и у каждого в сердце поселился страх.

Наконец он появился! Послышался тихий шорох в ночи, слабый звук у двери. На всякий случай я все же взял нож и пошел встретить входящего, кто бы это ни был.

Дверь бесшумно открылась. Передо мной стоял Кеокотаа.

— А! — сказал я.

Он посмотрел на меня:

— Они ушли… ушли!

— Ушли? Кто?

— Начи, тенса… ушли.

— Ты имеешь в виду, что они снялись со стоянки?

Я ждал этого. Индейцы не любят долгих осад. Они предпочитают нападать неожиданно, быстро побеждать и отправляться домой.

— Они ушли… мертвыми. Все убиты.

Все? Я не мог поверить.

— Кто? — спросил я, хотя уже заранее знал ответ.

— Команчи. Они их убили и сняли с них скальпы.

— И Капата?

— Капата — нет. Когда они пришли, он скрылся. Но потом вернулся. Я видел большие следы.

Капата! Когда же мы избавимся от него?