Я долго лежал абсолютно неподвижно, в голове было пусто. Затем способность мыслить вернулась ко мне.

Я один. Помощи ждать неоткуда. Если кто-нибудь и набредет на меня, то, скорее всего, враг или потенциальный враг. Дикие звери обычно избегают человека, но это не относится к раненому. Волки и кугуары очень быстро находят больных и увечных.

Оставаться в моем теперешнем положении, распростертым на земле среди стволов поваленных деревьев и сломанного кустарника, очень опасно. Невзирая на боль, следовало двигаться.

Насколько я мог определить, сломанная кость не очень сместилась. Я никогда не имел дела с такой травмой, хотя однажды видел, как мой отец ставил кость на место индейцу. Зацепив большим пальцем здоровой ноги поврежденную конечность, я слегка потянул ее, и кость вроде бы встала на место. Выбравшись из ловушки, в которой оказался, я срезал несколько полосок с зеленой ветви, сделал примитивную шину и привязал ее к ноге крученой веревкой, которую всегда имел с собой для устройства тенет.

Несколько раз мне приходилось останавливаться и лежать неподвижно, мой лоб покрылся каплями пота. Каждое движение вызывало мучительную боль. Но я заставлял себя продолжать путь. У меня не было воды, укрытия и осталось совсем мало бизоньего мяса, хотя, если сократить рацион, его хватило бы, чтобы продержаться несколько дней. Я пытался вспомнить, чему учил меня Саким в случае перелома костей, но, кроме того, что уже предпринял, в голову не приходило ничего.

Стало совершенно ясно, что в течение нескольких недель я не смогу передвигаться. Таким образом, я не встречусь с Кеокотаа. Более того, чтобы как-то добраться до воды, мне следовало сделать что-то вроде костыля, но поблизости не нашлось ничего подходящего.

Опираясь на лук и покрепче хватаясь за нижние ветки, я передвигался от дерева к дереву. В заросшем травой ущелье среди холмов Секвачи я мельком заметил речушку. Возможно, это была та самая река, которая текла вдоль долины. Вот если бы мне удалось добраться туда! По крайней мере частично я обеспечил бы себе выживание. У меня появилась бы вода.

Что сделал бы в таком положении мой отец? Он бы выжил. Значит, и я выживу.

Очень медленно и осторожно я продвигался по крутому склону вниз. Трава доходила мне до плеч, но среди обломков упавших деревьев у подножия скалы я нашел подходящую ветку. Из нее получился отличный костыль, по крайней мере пока я не найду что-нибудь получше. Находка обрадовала меня, поскольку на дне ущелья не росли деревья, за которые я имел бы возможность зацепиться, а продолжать передвигаться по гребню горы значило намного удлинить путь.

К этому времени нога совсем разболелась и сильно распухла. Мне пришлось разрезать штанину. Дважды я спугнул оленей, и они умчались так быстро, что я не успел воспользоваться луком.

Солнце уже спустилось к горизонту, а я преодолел всего половину того расстояния, которое наметил. Возможно, река имела изгиб, находившийся ближе ко мне, но высокая трава не давала возможности увидеть его. Внезапно фортуна повернулась ко мне лицом. Я нашел звериную тропу.

Она пересекала ущелье не под тем углом, под которым двигался я, но, несомненно, вела к воде. Когда стемнело, я просто-напросто рухнул на землю. Идти дальше не было сил. Я смертельно устал. Распухшая нога ужасно ныла. Я лежал прямо на траве, не пытаясь обустроить стоянку. Из своего некогда тяжелого мешка достал кусок вяленого бизоньего мяса и начал жевать его. К счастью, мясо оказалось очень жестким, и жевать пришлось долго. Покончив с ужином, заснул и не знал, проходили ли мимо меня дикие звери или нет. Собственно, мне было все равно.

Я проснулся оттого, что солнце светило мне в лицо. Сломанная нога раздалась раза в три по сравнению со здоровой, и мне пришлось разрезать штанину еще дальше и закатать ее. Прикладывая отчаянные усилия, я сделал попытку подняться. Дважды падал назад, всякий раз причиняя себе ужасную боль. Наконец встал и снова заковылял к воде.

Я тяжело опирался на грубый костыль, и кожа под мышкой уже стерлась до крови. Нога болела, спина тоже. Мне отчаянно хотелось сесть, но сомнения, что смогу снова подняться, заставили меня с трудом продвигаться вперед.

Рот пересох. Я слизывал росу с листьев. Но разве этим напьешься? Ценой невероятных усилий я преодолел ничтожно малое расстояние, или мне так показалось, но упорно, отчаянно продолжал ковылять. Я чувствовал, что у меня жар. Возможно, рана загноилась, потому что кожа была повреждена, хотя кость не торчала наружу. Неожиданно мой костыль попал в нору суслика, и я упал лицом в траву, почти потеряв сознание от невыносимой боли. Сколько так лежал, не знаю. Затем начал медленно собираться с духом. Встав на одно колено, снова заставил себя подняться. Когда уже силы оставили меня и тупая слабость завладела всем моим существом, я, оглянувшись, увидел низкий кустарник, несколько отдельно стоявших деревьев и маленький лесок, как бы взбегавший по горе.

За деревьями текла речка. Ступив под сень листьев, я обнаружил, что речка вытекает из пещеры.

Вода и убежище!

Большое старое упавшее дерево, лежащее у входа в пещеру. Усевшись на него, я сбросил с плеч мешок, достал из него пистолеты и положил их позади бревна вместе с луком и колчаном. Вокруг валялось несколько больших сломанных веток. Пара из них оказалась достаточно прочной, чтобы соорудить из них надежный костыль, но я несколько минут сидел, уставившись на воду, не имея ни малейшего желания двигаться.

Потом все же поднялся, проковылял к воде и долго пил, набирая полные пригоршни. До моего бревна было всего три шага. Доскакав до него, я сел и задремал.

Солнце пригревало вовсю, день становился жарким, но меня это уже не тревожило. Вода и укрытие — я имел все, что необходимо путнику.

Столько планов, столько мечтаний! И вот тебе на!

И женщина, которую я обещал найти…

Перед закатом я заглянул в пещеру. Она выглядела просторной и сухой, несмотря на то, что в ней текла вода. Забравшись в уголок, я заснул.

Утром, выбравшись из пещеры, я добрел до бревна и стал обдумывать свое положение. Слабость одолевала меня, я нуждался в лечении, отдыхе и запасе пищи. Питаясь очень экономно, я рассчитывал растянуть бизонье мясо, которое у меня осталось, на неделю, надеясь к тому времени немного окрепнуть.

Сидя на бревне, я пытался спланировать свои действия. Вокруг, наверное, росли съедобные растения. Со своей «лавочки» я уже заметил два или три таких. Надо использовать все, что есть.

Вход в пещеру хорошо замаскирован и скрыт от того, кто мог бродить вблизи, но мои действия, несомненно, привлекут внимание тех, кто живет неподалеку. Однако я не заметил никаких признаков стоянки индейцев, хотя мое убежище представляло собой весьма подходящее место для лагеря.

Я снова задремал, а может, потерял сознание. Не знаю. Голова гудела, я чувствовал себя совершенно разбитым, меня мучил жар. Я высматривал съедобные растения, но подняться и собрать их не было сил. Пошарив в мешке, достал еще кусок драгоценного бизоньего мяса и чуть-чуть откусил, а потом, повинуясь внезапному озарению, пошарил сзади себя и, найдя пистолеты, переложил их с влажной земли на сухой мешок. Это была самая большая ценность, которую я имел, и не только потому, что их дал мне отец.

«Возьми их, — сказал он. — Ты умеешь отлично обращаться с ними. Может быть, они когда-нибудь спасут тебе жизнь. — Он повертел пистолеты в руках, любуясь их красотой, их гармоничностью. — Их создавал искусный мастер. Он работал над ними долго и с любовью. Если то, что говорят, правда, то он ставил на них свое будущее».

Солнце ласково пригревало. Не хотелось шевелиться. Огромная распухшая нога, тяжелая и неуклюжая. Но чтобы выжить, я должен шевелиться.

Медленно, с мучительным усилием я поднялся и заковылял к воде. Превозмогая боль, спустился к реке. Потом приметил неподалеку водяной кресс, собрал несколько стебельков и съел. Внезапно сообразив, что может произойти, если снова потеряю сознание, я спрятал пистолеты в углу пещеры под сухим бревном.

На другой день мне удалось поставить несколько ловушек. Зайцы и белки здесь сновали повсюду. На опушке леса собрал немного колосьев. Отек не спадал. Тогда я сделал из коры подобие чаши, вскипятил в ней воду и, отрезав от штанины кусок оленьей кожи, вымыл ногу горячей водой. После такой ванны мне стало легче. Ночь прошла спокойнее, и утром я снова нагрел уже побольше воды и вымыл не только ногу, но лицо и руки.

Заменив шину на более удобную, я отправился за водой, а заодно проверить ловушки у реки. Возле одной из них я увидел четкий след — след мокасина, больше, чем мой. На секунду я застыл на месте. При мне был только нож. Лук и колчан со стрелами остались в пещере, из-за костыля я не мог нести одновременно их и сосуд с водой.

За мной следили? Наклонившись, я погрузил свою берестяную чашу в речку и выпрямился. Опираясь на костыль, побрел обратно к бревну, около которого развел небольшой костер. С помощью двух веток с рогульками на концах и третьей, положенной поперек, соорудил приспособление, на котором подвесил над огнем берестяной сосуд с водой. Чтобы он не загорелся, приходилось все время следить, как бы пламя не поднялось выше уровня воды.

Что предпринять? Не знаю. Пойти в пещеру за оставленным там оружием — значило выдать свое укрытие. Я сомневался, что пещеру, надежно скрытую деревьями и кустарником, уже обнаружили.

Мне отчаянно хотелось взять свое оружие, но я сдерживался. Вдруг за мной наблюдают? Я старался делать вид, что не имею об этом понятия, и начал готовить суп. Положил в воду небольшой кусочек вяленого бизоньего мяса, добавил туда водяной кресс и немного внутренней части коры тополя. Блюдо, которое я состряпал, ничем не напоминало загадочные создания искусных поваров, но все-таки это была еда, и достаточно питательная.

Перебравшись на другую сторону бревна, я устроил на нем небольшой разделочный стол, а в случае необходимости мог и спрятаться за него.

Двигался я медленно и неловко, каждый шаг доставлял сильную боль. Однако старался вести себя так, будто враг близко и выжидает. Чтобы не стать удобной мишенью для него, использовал в качестве укрытия окружающие деревья и кусты.

Когда мое варево поспело, я медленно съел его, черпая из берестяной миски ложкой, вырезанной из куска дерева. Кстати говоря, ложка получилась отличная. И на Стреляющем Ручье мы ели такими же.

Во время еды грустные мысли не покидали меня. Я не знал, как скоро срастется кость. В горных краях раны обычно заживают быстро. Нагноения случаются редко, главным образом благодаря свежему воздуху, отсутствию грязи и простой пище. Саким рассказывал мне, что в высокогорьях Азии он практически не сталкивался с гноящимися ранами.

Но все же кость будет срастаться по крайней мере месяц.

Может быть, я и ошибался, но составить план действий следовало на долгий срок. Это означало, что нужно добывать пищу, и в первую очередь мясо.

Если мне не удастся убить достаточно крупное животное, передо мной встанет угроза голодной смерти. В мои ловушки пока что никто не угодил, да от них и не приходилось ожидать многого. Насчет охоты и сбора растений я никаких иллюзий не питал. Я сам занимался этим и знал индейцев, которые делали то же самое. Чтобы поддержать жизнь хотя бы одного человека, нужно очень много ходить и искать.

Мне хотелось побыть одному, хотелось полагаться только на себя, но такой ситуации, которая сложилась теперь, я не предвидел.

Не спеша разжевывая мясо, я думал о съедобных растениях, которые мельком видел здесь. Проблема заключалась в том, что костыль ограничивал меня и в действиях, и в расстоянии. Разумеется, успокоил я себя, со временем научусь им пользоваться более искусно и мне станет легче.

Другая проблема заключалась в том, чтобы не выдать своего присутствия. Как одновременно искать пищу и оставаться незамеченным? Безопаснее всего находиться под деревьями, на уступе горы. Я не хотел, чтобы меня застигли в пещере, где и отступить-то некуда. И все же я надеялся, что они, кто бы они ни были, не обнаружат ее. Я решил устроить себе постель за бревном и сразу взялся за дело. Периодически прекращая работу и прислушиваясь к каждому звуку, я соорудил довольно удобное ложе и, страшно устав, прилег вздремнуть, Проснулся, когда уже смеркалось.

Готовя кофе из корня цикория, я размышлял о том, как быстро это растение прижилось в Америке. Индейцы говорили мне, что их старики не знали его и впервые увидели в той стране, которую испанцы называли Флоридой.

Испанцы несколько раз пытались создать западные базы в Каролине. По крайней мере один сторожевой пост закрепился, и какое-то время там жил Хуан Пардо. Вполне возможно, что он пытался выращивать овощи и травы, в том числе и цикорий. А потом свою роль сыграли птицы, ветры и дикие животные.

Костер мой был настолько мал, что я едва вскипятил на нем одну чашку кофе, топливом служили сухие ветки, а дым, поднимаясь, рассеивался в листве. Покончив с готовкой, тщательно загасил огонь.

Теперь я все чаще тосковал по дому, вспоминал о Стреляющем ручье, о наших вкусных и обильных обедах. Думал и о маме, которая находилась так далеко в Англии, о Кине Ринге, старшем брате, который после гибели отца стал главой семьи. Он был деловым человеком и, должно быть, хорошо справлялся с новой для себя ролью.

Я попытался устроить поудобнее сломанную ногу. Если бы они знали, в каком тяжелом положении я оказался, примчались бы ко мне немедленно. Так всегда поступали Сэкетты. Но как известить их?

Если я не придумаю что-нибудь, то умру здесь, на этом самом месте.

Внезапно что-то толкнуло меня: нужно взять оружие из пещеры, даже если я выдам ее местонахождение. Я должен…

Он стоял надо мной, подняв копье, приготовившись нанести удар. Капата!

И еще трое.

Было еще достаточно светло, чтобы разглядеть его лицо и понять, что он хочет убить меня. Нож висел у меня на поясе, во я не мог пошевельнуться.

Капата замахнулся копьем.

— Нет! — один из троих поднял руку. — Ни'квана говорил. Его нельзя трогать. Так сказал Ни'квана.

— Еще что! Я…

Воин направил свое копье на Капату.

— Возьми кожу, но не убивай!

Эти слова я понял, но последовавший за ними разговор — нет. С минуту они яростно спорили, но трое объединились против Капаты. Я догадался, что им нужна карта, которую Ни'квана начертил для меня на оленьей коже.

Один из индейцев подошел к моему мешку, где лежали вяленое мясо, цикорий и карта, быстро все вытряхнул, схватил карту и помахал ею перед Капатой, сделав знак уходить.

Недовольно ворча, тот последовал за ним, но вдруг остановился, посмотрел на меня и ударил по моей больной ноге. Меня пронзила острая боль, но я даже не поморщился. Просто стоял и смотрел на него.

— Трус! — сказал я на языке чероки. — Будь я на ногах…

— Я убью тебя!

Он неспешно наклонился и собрал с земли кусочки бизоньего мяса, эти несколько припрятанных кусочков пищи, которые могли спасти меня от голодной смерти.

Один из его товарищей опять вмешался. Я разобрал всего несколько слов: что-то о моей ноге и о том, что меня надо оставить умирать. Затем он добавил на языке чероки, видимо специально, чтобы я понял:

— Пусть умирает. Ни'квана не разрешил убивать, так оставим его, и он умрет.

Они ушли не оглянувшись, и я остался один, живой, без еды, со сломанной ногой.

Что теперь, Джубал Сэкетт? Как жить дальше?

Дул холодный ветер. Я прижался к бревну, как к человеку, и натянул на себя шерстяное одеяло.

Нога пульсировала. Ночной ветер шевелил листья деревьев.