Рэд Долан, работавший барменом в Додже, Эйбилине, Таскозе и Лидвилле, знал, что может скрываться за таким спокойствием в городе.

Его рыжие волосы уже поседели, и чем больше безумных лет пролетало мимо, тем больше он ценил жизнь. Дальний Запад был у Долана в крови. История страны проходила у него перед глазами. Он был знаком с Диким Биллом Хикоком, Морганом Эрпом, Билли Бруксом и другими известными ганменами, игроками и шерифами. Он был в Вирджиния-сити, когда Эльдорадо Джонни приехал туда с приисков Колорадо-Ривер, заявив, что «станет главарем Вирджиния-Сити или самым красивым трупом на кладбище», а когда Лэнгфорд Пил застрелил его, Долан присутствовал на похоронах.

Новые люди появлялись и исчезали, и когда в его бар входил какой-нибудь желторотый юнец, Рэд Долан мог предсказать с точностью до нескольких месяцев, сколько тот продержится. Будущие «крутые парни» редко доживали до возраста, когда начинают бриться раз в неделю.

Он знал настоящего Флинта и передавал для него весточки. Рэд Долан не принимал ничьей стороны, но если вам нужен был человек для определенной работы, надо было только передать это Рэду. Рано или поздно человек давал о себе знать.

Из Хорс-Спрингс приехал Серный Том Уэйлен и, стоя у бара, делился воспоминаниями с Рэдом Доланом.

— Бакдан и Флинт, — сказал Том. — Вот на это стоит поглядеть.

— Настоящие ганмены редко сходятся один на один, — сказал Долан. — Они знают, что даже если не промахнутся, все равно могут умереть.

— Эти встретятся, — настаивал Серный Том, — если Пит Геддис не полезет на Флинта первым.

— А что такое с Геддисом?

— Спроси его про шрам на животе. Говорят, мальчишка из «Кроссинга» и есть Флинт.

Ветер столбом закрутил пыль на улице, у коновязи, поджав ногу, стояла чалая лошадь. Мимо салуна прошла женщина, державшая за руку ребенка, а чуть ниже по улице фермер-немец клал в фургон вилы, лопату и мотыгу. В городе царило спокойствие.

В глубине салуна сидели пятеро ковбоев Болдуина. Среди них были Саксон и Стретт. В городе находились по меньшей мере двадцать человек Болдуина, так что внешнее спокойствие ничуть не обманывало Рэда Долана.

Долан почувствовал приближение грозы, когда в салун вошли Рокли, тертый парень из «Кейбара», и Милт Райан, крепкий старик-волчатник.

В это время Джим Флинт вошел в «Гранд-отель», находившийся в нескольких десятках ярдов от салуна, и, услышав знакомый смех из ресторана, вошел туда. Лотти сидела вместе с Портом Болдуином. Смех замер у нее на губах.

Он коротко кивнул, а Лотти не отрывала от него глаз. Трудно поверить, что этот высокий, красивый, грациозный мужчина — ее муж.

Болдуин рассказывал ей какой-то неприличный анекдот, и она почувствовала раздражение оттого, что сидела с ним, а не с Джимом, который всегда относился к ней с уважением.

— Невозможно представить, — вдруг сказала она. — Джим Кеттлмен — ганфайтер!

Порт Болдуин обалдел.

— Ты бы видела его в тот день, когда он расстрелял город. Избитый до полусмерти, весь в крови, одежда порвана, лицо распухло, но он разогнал всю шайку, что работает на меня. В тот день он убил двоих и ранил еще нескольких.

Она с удивлением посмотрела на Болдуина.

— Можно подумать, ты им восхищаешься.

— Я его ненавижу, — жестко сказал Болдуин, — и готов убить его собственными руками, но клянусь Господом Богом, он боец! Этого у него не отнимешь. Настоящий боец! — Он глотнул кофе, поставил чашку и добавил: — С револьвером. Я бы все отдал, чтобы встретиться с ним на кулаках. Я бы сделал из него отбивную!

— У тебя ничего не выйдет, Порт, поэтому и не пытайся. — Лотти сама удивилась своим словам.

Болдуин с изумлением поглядел на нее.

— У меня не выйдет? Ты сошла с ума? — Он сжал свои огромные кулачищи. — Я мог бы избить его до смерти. Никто не может выстоять против меня ни в кулачном бою, ни в драке.

Он положил руку ладонью вверх.

— Я могу согнуть кочергу так же легко, как ты складываешь газету. — Он показал на Флинта. — Да я его сломаю, как сухую ветку.

Лотти холодно, оценивающе глядела на него.

— Даже не пытайся, Порт. Мне кажется, лучше оставить его в покое. Он для нас очень опасен.

— Но не мертвый.

Лотти бросила взгляд на Флинта. Он не походил на умирающего. Ну, а если его убьют, прямо вот здесь, сейчас? И все будут знать, что он мертв? Хороший адвокат, а потом — миллионы, Париж, Вена, Лондон.

— Я должна с ним поговорить. Ты же знаешь, я приехала именно за этим.

Она вполуха слушала Болдуина, а сама думала, что можно обжаловать завещание в суде и наверняка выиграть процесс. Для этого Джим должен умереть. Не надо думать о том, что он красив. Мужчины привлекали Лотти только тогда, когда могли предоставить ей все, что ей хотелось.

— Ты — дурочка, если думаешь, что можешь его уговорить, — сказал Болдуин, — потому что он не послушает, а если и послушает, то это все равно не имеет значения.

Она отодвинула стул и поднялась.

— Тем не менее я с ним поговорю.

Она подошла к столу Флинта, он встал и отодвинул ей стул.

— Садись, Лотти. Я надеюсь, ты понимаешь, почему я не говорю, что рад тебя видеть.

Усевшись, она быстро сказала:

— Джим, тебе не следовало уезжать из Нью-Йорка. Тебе нужен уход и лечение.

— Значит, тебе все известно? Так я и знал, что он старое трепло. Зря я к нему пошел.

— Он самый лучший доктор в Нью-Йорке!

— Ты хочешь сказать, самый модный. Это не значит, что он также самый хороший.

— Ты собираешься возвращаться?

— Конечно, нет.

— Джим… а как же я? Ты избаловал меня, Джим. Я не могу жить на сто долларов в месяц.

Он посмотрел на нее с холодным интересом.

— Сможешь, если не будет другого выхода. Но я думаю, ты найдешь кого-нибудь, выйдешь замуж и будешь жить так, как считаешь нужным.

— Почему ты думаешь, что я снова выйду замуж?

— Лотти, у тебя никогда не было желания выйти замуж. Это просто способ получить от жизни все, что ты хочешь.

— У тебя есть другая?

— Когда мне осталось несколько недель… возможно несколько дней? Кажется, я уже и так прожил лишнее. Нет, у меня нет другой.

Но есть Нэнси Керриган. Он вспомнил о ней. Ее спокойный, уверенный взгляд запал в неизвестные даже ему уголки души.

За последнее время открылось, что ему неизвестно слишком многое. Ничто не научило его любить, ценить домашний очаг, вести такую жизнь, которую вели остальные мужчины. Он был одинок и инстинктивно избегал привязанностей, жил на поверхности и поверхностно оценивал жизнь.

Такая девушка, как Нэнси… но к чему об этом думать? Ему приказали убираться прочь, она презирала его.

Лотти почувствовала поражение. Впервые в жизни она сидела с мужчиной, который не обращал на нее внимания. С отчаянием она осознала, что упустила Джима Кеттлмена, или Флинта, или как его там. Он ушел и уже не вернется.

— Я была плохой женой, так ведь, Джим?

— Нет. — Он внимательно посмотрел на нее через столик. Прекрасна? Да, она прекрасна, но не понимает разницы между добром и злом, если добро и зло не имеют прямого отношения к ней. — Скоро я уеду из города навсегда.

Она подавила гнев и раздражение, зная, что они только повредят.

— Куда ты поедешь?

— По-моему, ты знаешь, куда я поеду. И я должен ехать один.

— А до того? Джим, ты не можешь меня бросить! У меня… у меня не хватит денег на обратный билет!

— Я уехал из Нью-Йорка, потому что хотел умереть в одиночестве. Именно это я и сделаю.

Он отодвинулся от стола, и ее гнев взял верх над рассудительностью.

— Это все та самая Керриган! Поэтому-то ты и помешал Порту! Дешевая фермерша!

Он улыбнулся.

— Лотти, она не дешевая фермерша, к тому же у нее есть нечто, чего никогда не будет у тебя, — она леди. У тебя только внешность, а у нее — душа и сердце. Да, если бы жизнь повернулась по-другому, если бы мне не умирать и если бы она приняла меня… но к чему говорить о несбыточном?

Он встал и взял шляпу. Лотти хотела было что-то сказать, но вдруг не нашла слов. Чем можно пригрозить человеку, который знает, что умирает, и который готов к смерти?

Они остались в ресторане вдвоем.

— Я рада, что ты умрешь. — Она посмотрела ему в глаза, и он подумал, что никогда не видел такой сконцентрированной злобы. — Да, я рада. А когда будешь умирать, я надеюсь, ты будешь думать обо мне, потому что я останусь жить.

Ее милый ротик искривился в ярости, но он чувствовал только облегчение.

— Лотти, твой злейший враг — это ты сама. Простые, тихие девушки будут иметь все, к чему ты стремишься. Ну а ты будешь обманывать, плести интриги, ловить на крючок, пока не состаришься в нищете. Поверь, мне тебя жаль.

Он вышел в ночь.

На тротуаре он остановился. По тихой улице ехал всадник. Вначале он различил ноги лошади, потом белое пятно на груди, потом в круге света появился и всадник, и лошадь. Бакдан.

Если ганфайтер и увидел Флинта, то не подал вида. Он проехал мимо, держа поводья в левой руке, глядя прямо перед собой. Бакдан — серьезный противник. Профессионал. Он пользовался в работе оружием, потому что отлично владел им, и избегал неприятностей, потому что одни неприятности влекли за собой другие, не принося прибыли.

Флинт слышал историю, будто однажды в Силвер-Сити один человек обозвал Бакдана лжецом. Бакдан холодно посмотрел на него и сказал: «Можешь думать, что захочешь», — и повернулся спиной.

Обескураженный претендент в ганфайтеры остался стоять посреди комнаты, беспомощно оглядываясь.

В ярости он прокричал: «Я стреляю быстрее и точнее тебя!»

Бакдан со скукой поглядел на него в зеркало и сказал: «Ладно, ты стреляешь быстрее меня».

Кто-то рассмеялся, неудавшийся соперник Бакдана обернулся, но увидел только серьезные лица. Бакдан продолжал спокойно пить пиво, и через несколько минут претендент на громкое имя ушел.

Порт Болдуин сидел в темноте на кровати, когда вошел Бакдан. Болдуин вынул изо рта сигару и сунул Бакдану несколько банкнотов. Тот, коротко взглянув на них, положил деньги в карман.

— Флинт, — сказал Болдуин. — Я удваиваю плату.

— Нет.

— Могу я спросить, почему?

— Он слишком умен, и у него нет распорядка.

— Распорядка?

— Он живет не по распорядку, — нетерпеливо объяснил Бакдан, — у него нет дома, поэтому нельзя рассчитывать, что он будет находиться в определенное время в определенном месте. Человек, который где-то работает, где-то живет, у которого есть друзья или собственность, — с этим справиться легко. Но у Флинта чет распорядка. С такими трудно. Они опасны.

— Три тысячи.

— Нет. Ни за какие деньги. Зачем? Я играю наверняка, и дела у меня идут неплохо. Через несколько лет брошу это занятие, у меня будут деньги на собственное ранчо подальше отсюда.

Болдуин загасил сигару. Он был сердит и обеспокоен. У Саксона и Стретта ничего не получилось и вряд ли получится. Но Флинт должен умереть.

Для Болдуина не было более важной задачи, потому что ему будет легче легкого возобновить сделку с железной дорогой, когда Флинт умрет. Старик Чивингтон уговорит Лотти, она ему поможет, и все они смогут неплохо нажиться.

Но Флинт должен умереть… даже если Болдуину придется убить его собственными руками.