Город лежал в стороне от дороги, на фоне самых красивых гор, которые кто-либо когда видел, а Ла-Плата пряталась под береговой террасой среди деревьев, не видная из города, но близкая к нему.

Ну, когда я говорю «город», так понимаю это слово на западный лад. Мы, здешний народ, называем городом любое место, где люди останавливаются. Сперва тут может быть почтовая станция, лавка или просто салун. На дороге в Калифорнию имеется город, который начался с того, что у одного парня сломался фургон, и он тут же затеял продавать виски через дверцы в заднем борту.

Обычно города в этой стране, как и в старых странах, возникают у переправ через реки или там, где пересекаются дороги. Люди любят останавливаться у реки, хотя те, кто поумнее, всегда сперва переправляются через реку, а потом уж разбивают лагерь. Потому что вода в реке может за ночь подняться и задержать путников на много дней.

Мне люди говорили, что Лондон возник у единственной удобной переправы через речку. Что ж, разумно. В том месте дно было гравийное. Мне люди говорили, что примерно так же начинались города по всему свету; но откуда тут взялся этот Шалако — ума не приложу.

До вечера еще было далеко, когда мой мустанг иноходью вступил на единственную улицу города. На фоне гор, вздымающихся к небу, стояли три строения — два по одну сторону улицы, одно — по другую. Я спрыгнул с коня перед салуном и, привязывая его, осторожно огляделся.

На другой стороне улицы была лавка, и я решил, как только подсоберу деньжат, зайти туда и купить все что надо, включая сапоги. Ну, а пока что я двинул в салун.

Надо знать, что у нас на Западе салун — это не просто такое место, где можно заложить за воротничок. Это мужской клуб, место, где узнают новости, зачастую в баре решается больше дел, чем в любом другом месте. Человек может зайти в салун и узнать, в каком состоянии дороги, не вышли ли индейцы на тропу войны, да вообще все, что ему надо знать. А мне надо было много чего узнать. И прежде всего — где найти Галлоуэя.

Короче, я толкнул качающиеся дверцы и вошел внутрь. Там было тихо и прохладно. Стойка бара тянулась примерно на две трети длины помещения, а там, где она кончалась, была дверь. Стойка была полированная и выглядела просто шикарно. Еще в салуне была дюжина столиков, изрядно разбитый музыкальный ящик, а на стойку опирался человек.

— Здравствуйте, — сказал я. — Меня зовут Флэган Сакетт. Я ищу своего брата и кого-нибудь, кто согласится покормить меня в долг.

— Ваш брат — это Галлоуэй Сакетт?

— Он самый.

— Они со своим напарником выехали из города, в горы. Они велели дать вам все, что понадобится, так что кормежка сейчас будет. Выпить хотите?

— Спасибо. Я пока не совсем в форме для хорошей выпивки, но со временем наверстаю.

Честно говоря, я был не в форме вообще ни для чего. Как я уже говорил, одежка на мне… как бы это выразиться… заканчивалась слишком высоко. Штаны не доходили до лодыжек, а рукава рубашки едва-едва прикрывали локти. Рубашка туго, обтягивала грудь и спину, и теперь, когда я вот так. отощал с голодухи, больше всего я был похож на тот самый скелет из шкафа.

В этот момент двери распахнулись, и в салун вошли два человека — ковбои с какого-то ранчо. Как были, прямо в чепсах, они ринулись к стойке, но тут один из них заметил меня.

— Ты глянь-ка, что за драный кот сюда притащился, — сказал он. — Эй, мистер, когда в следующий раз будете стаскивать с кого-нибудь штаны, так поглядите сперва, чтоб они оказались вам впору!

— Нелегкое это будет дело, — сказал я, — судя по тому, что я тут вижу. Не думаю, чтоб в этой компании нашлась пара штанов нормального мужского размера, разве что у хозяина заведения.

Один из этих господ был крепко сбитый рыжий джентльмен с квадратными плечами и веснушчатыми руками… в данную минуту — веснушчатыми кулаками.

Он шагнул ко мне и произнес:

— А ну-ка, давай поглядим, на кого тут придутся впору самые большие штаны!

— Мистер Рыжий, — отозвался я, — сейчас я для драки не гожусь. Я только-только спустился с гор после чертовски трудной переделки с индейцами и всякого, прочего. Поддерживайте пары у себя в голове с недельку или около того, а потом я приглашу вас на улицу и приведу вашу голову в порядок.

— Да ты, никак, боишься, — сказал он.

— Нет, — сказал я, — хоть я могу понять вашу точку зрения. Но я не люблю признавать себя побежденным даже в самых худших условиях, а драться сейчас я не в состоянии. Сию минуту я бы не побил и полудохлого котенка.

Из кухонной двери появился хозяин с целым подносом всякого харча.

— Вперед, мистер Сакетт, — сказал он. — Это чуток прибавит вам мяса на ребрах. Рыжий уставился на меня.

— Так ваша фамилия Сакетт? Тайлеру Сакетту вы не родня?

— Мы с ним двоюродные братья, — сказал я, — хотя встречались один-единственный раз, в Конто-Бэсин, довольно давно. А вы знаете Тайлера?

— Знаю. Он чистый дьявол, когда дело до стрельбы доходит.

— Это у нас семейное, — сказал я. — Для нас стрелять — все равно что с девчонкой крутить или обедать. Само собой получается. Когда у меня зубки резались, я грыз рукоятку шестизарядника.

— У нас с ним вышла неприятность, у меня с Тайлером.

— Должно быть, не слишком серьезная, — заметил я, — ну, эта неприятность, про которую вы говорите.

— Это почему ж вы так решили?

— Так вы ж еще живы как будто? Насколько я знаю, Тайлер патроны зря не тратит. Если у него есть дело, так он уж его делает. На вашем месте я бы начисто позабыл про эту неприятность. И про то, что у вас сейчас на уме, тоже. Мне неохота отвлекаться от такой кормежки.

С этими словами я придвинул стул поближе к столу и вгрызся в мясо. Я был такой голодный, что слопал бы сейчас старое седло вместе со стременами и прочими причиндалами.

Рыжий взял свое пиво и устроился напротив меня.

— Правду говоря, — сказал он, — Тайлер мог из меня сито сделать, но не стал. Я тогда связался с плохой компанией, и мне не терпелось показать себя. Нет, теперь я уже никогда не стану трогать Сакеттов.

— Ну, тогда вам самое время или убраться подальше от драки, или выбрать правильную сторону.

— А какая сторона ваша?

— А такая, где не напрашиваются на неприятности. Мы приехали в эти края в поисках земли. Рассчитываем осесть здесь, обзавестись семьями, выращивать коров и детишек. Вы имеете что-нибудь против?

— Я-то нет… а вот Данны — те могут.

Ладно, я не хотел толковать об этом. На мой взгляд, разговоров и так было больше чем надо. Чего я хотел теперь, когда умял эту гору жратвы, так это малость соснуть. Отдохнуть, а потом заняться снаряжением. Мне нужны были одеяла, пончо, переметные сумы, винтовка и запас провизии. Конечно, мне много хотелось, но все же не больше, чем я смогу оплатить — со временем.

Хозяин салуна выбрался из-за стойки и подошел к моему столу с кружкой пива.

— Не возражаете, если я вам составлю компанию? Моя фамилия — Берглунд.

Это был крупный, крепкого вида человек с соломенными волосами, широким лицом, украшенным боевыми шрамами, массивными плечами и кулаками.

— Рад буду вашему обществу, — сказал я. — Давно вы здесь?

— А тут все недавно. Я бродил по стране, понемногу продвигаясь на запад. Думал найти золото, понапрасну рылся то тут, то там, а потом наткнулся на этот берег и решил, что это то самое место, где я хотел бы остаться. Рыбалка тут была отличная, охота — еще лучше, так что купил я топор и скобель и выстроил салун. Я решил, что ото самый простой способ найти себе общество. В теплое время я ловлю рыбу и охочусь, а зимой сижу у огня, читаю или разговаривав с людьми. Я — человек охочий до разговоров, Сакетт. Я люблю людей и получаю удовольствие в компании. Когда погода портится, людей так и тянет собраться в тепле у огонька и поболтать.

— С новыми людьми всегда немного рискуешь, — заметил я. — Заранее не знаешь ведь, который из них для тебя опасен. Это как на распутье — затянешь поводья, остановишь коня, смотришь в одну сторону, в другую — и вся твоя жизнь может перемениться, если свернешь не туда. И тогда уже знаешь наверняка только одно — что прежней жизни больше не будет.

— Ну, не знаю… — возразил Берглунд, — я так думаю, человек возит свои неприятности в седельной сумке.

— Ну, — сказал я, — а я точно знаю, что не хотел никаких неприятностей, когда Кудряш Данн в первый раз на меня натолкнулся. Это он принес мне неприятности. И после — мне и в голову не приходило, что я встречу его еще раз, но когда Мег Росситер привезла меня к себе домой, я оказался прямо посреди мишени, в самом яблочке.

Покончил я с едой и еще какое-то время сидел там просто так, сытый, довольный, и никуда мне двигаться не хотелось. Мне позарез нужно было снаряжение, но в эту минуту я не испытывал ни малейшего желания подниматься на ноги и куда-то идти. Да и мысль о том, чтобы натянуть новые сапоги на мои больные ноги, тоже не вызывала удовольствия.

— Сюда приходят люди, — говорил Берглунд, — большей частью золотоискатели, но, бывает, и фермеры заглядывают, и скотоводы. Страна растет…

— Данны часто появляются?

— Почти каждый день. Они тут оставляют много денег, но меня их посещения вовсе не радуют. И Кудряш еще не самый худший из них. Он по калибру ни в какое сравнение не идет с Олли Хаммером или Жестяной Кружкой Хоуном. Жестяная Кружка, или просто Жестянка, получил свое прозвище в лагере золотоискателей, который назывался Жестяная Кружка. Они не то выгнали маршала с помощниками из городка, не то перебили их, а Жестяная Кружка был один из самых прожженных негодяев в тамошней шайке. Потом он встретился с Олли, стакнулся с ним, они приехали сюда и нанялись пасти коров к старику Данну и его сынишкам. Гнусная компания…

Я поднялся на ноги, поблагодарил его и вышел наружу. Солнце еще ярко освещало горы, хотя скоро должно было спрятаться за ними. Я перешел через улицу, слегка прихрамывая, и вошел в лавку.

Галлоуэй уже успел побывать и тут, предупредил, что я могу появиться, так что я обзавелся новыми штанами, рубашками, бельем и носками. Посмотрел и револьверы, но решил оставить старый шестизарядный «данс-и-парк». Кажется, этот револьвер приносит мне удачу.

Возвращаясь в салун, я тащил на себе полный комплект снаряжения, вплоть до новехонького винчестера. И хотите кое-что знать? Это первый раз в жизни я заимел новое оружие. До того ко мне в руки попадали только подержанные ружья, сменившие до меня с полдюжины владельцев.

У Берглунда за баром была задняя комната, и я там переоделся во все новое

— кроме сапог. Я их оставил на потом, на то время, когда ноги заживут как следует. Потом взял этот винчестер и зарядил, забил патронами до отказа. Это была модель семьдесят третьего года, она вмещает семнадцать патронов — шестнадцать в магазине и один в патроннике.

Когда я снова появился в салуне, Берглунд на меня поглядел и говорит:

— Ну, вы просто, неотразимы, хоть сейчас свататься идти. И кто же она? Мег Росситер?

— Да она на меня и смотреть не хочет, — сказал я. — Так что свататься я не пойду. Но я вам скажу, что собираюсь сделать. Я собираюсь написать письмо. У вас найдутся письменные принадлежности?

Ну, Берглунд снабдил меня бумагой и пером, а потом пошел подшуровать огонь. В этом Шалако такая теплынь днем, что можно спать под одним одеялом. Мне тут нравилось все больше.

Письмо, которое я писал, предназначалось Пармали. Он был из равнинных Сакеттов — разговоры про этих людей мы слышали, но никогда с ними не встречались до той заварухи в Конто-Бэсин, когда Тайлер и Пармали Сакетт себя показали…

Он был человек образованный. У этих равнинных Сакеттов водились денежки. Они были люди состоятельные, Пармали ходил в школу и всякое такое. Хотя, надо сказать, стрелять он от этого хуже не стал, так что, полагаю, школа — это дело желательное. Впрочем, мне лично желания никогда не приносили ничего хорошего.

У Пармали имелся скот, а здесь были отличные пастбища; а еще у Пармали имелось кое-что, что тут ему пригодится. У него имелось мужество.

Когда я закончил письмо к Пармали, в котором описал здешние пастбища, мне вдруг пришла в голову неожиданная мысль. Мы ведь собирались схлестнуться с Даннами, а это вполне достаточная причина, чтобы написать Логану.

Логан принадлежал к Сакеттам из Клинч-Маунтин, а парни из Клинч-Маунтин — крепкие орешки. Находились, правда, такие люди, что утверждали, будто Логан не в ладах с законом, но, тем не менее, он был из нашей семьи и большой умелец по части всякого огнестрельного железа.

Так что я написал и ему.

Вся закавыка была в том, что стрельба может начаться и кончиться раньше, чем кто-нибудь из этих ребят успеет добраться сюда, кроме разве Пармали, который находился в Нью-Мексико, чуть южнее границы.

Он мог бы поспеть вовремя. И внезапно у меня появилось предчувствие, что он нам тут крепко понадобится.

Потому что в этих местах назревала война.