Мы, Сэкетты, ездили в Новый Орлеан с самого его основания. Но в этот раз я вовсе не собирался любоваться огнями большого города и танцевать фанданго, нет, я должен был помочь Оррину напасть на след.

След был холодный — двадцатилетней давности, и оставил его наш собственный отец.

Отец наш был, что называется, непоседой, а в старости его стали манить горы. Он умел добывать пушнину и всегда находил общий язык с индейцами. Отец дважды ходил в Скалистые горы, а из третьего похода не вернулся. В те суровые времена это было в порядке вещей — многие уходили на Запад и больше их никто не видел, разве только попадался кому-нибудь на глаза знакомый скальп на поясе случайно встреченного индейца.

Мы знали, что такое горные дороги, и, по нашему представлению, отец упал с лошади где-нибудь на высокогорном плато и умер от жажды или, оказавшись без пороха и пуль, попал в плен к индейцам. На Западе такие вещи случаются сплошь и рядом, и мы, сыновья, давно смирились со смертью отца. Но не наша мать.

Она старела и все чаще и чаще вспоминала отца и задавалась вопросом, что с ним произошло. Она без конца твердила, что он живет где-нибудь в горах, искалеченный и одинокий, без помощи и без заботы или терпит лишения в плену у индейцев. По ночам ее мучила бессонница и она сидела в старом кресле-качалке и думала об отце.

Нам все это представлялось маловероятным. Отец прекрасно знал природу и привык обходиться малым, а если бы он попал в плен к индейцам, то со временем наверняка нашел бы способ убежать. Мы были уверены: будь отец жив, он в любом случае вернулся бы домой.

В настоящее время наша семья жила в штате Нью-Мексико. Тайрел собирался продать принадлежавшие ему участки земли вблизи Мора и переехать на Запад, в новый город Шалако. Оррин был занят своей адвокатской практикой, но он сказал, что может ненадолго оторваться и отправиться на розыски отца, а я был свободен и мог ехать куда угодно. Кроме того, за меня некому было волноваться, разве что матери.

— Я отправлюсь в Новый Орлеан, Телль, — сказал мне Оррин. — Посмотрю, не остались ли там какие-нибудь документы. Надеюсь, что к тому времени, когда ты туда приедешь, я буду знать, откуда начинать поиски.

Перед отъездом Оррина мы уселись втроем с мамой и попросили ее рассказать, что делал отец в последние дни перед отъездом, — может, ее рассказ поможет нам понять, куда он направился. Скалистые горы — это ведь не один хребет, а огромная горная страна. Она состоит из сотен хребтов, так с какого же нам искать?

Может быть, начать с Черных гор или Больших Поясов? А может, с массивов Абсарока, Савач или Сангре-де-Христос? Или обследовать Грин-Хорнс или Биг-Хорн, Винд-Риверз, Сан-Хуан, Ла-Плату, Нидлз, Моголлон, Юинтас, горы Крейзи или Самиш? А как насчет хребтов Абайос, Хенрис, Пелонсиллос, Чирикауасс или Снейк? И какую пустыню лучше пересечь — пустыню Черных скал или Цветных? А может быть, поискать на дне Чертова каньона?

Можно ли найти одного человека там, где без труда затеряется целая армия?

Новый Орлеан лежал в стороне от тех рек, где бобры строят свои плотины и где на них ставят капканы, но наш путь должен был начаться отсюда, поскольку отец уехал с Кумберландских гор в Теннесси именно в Новый Орлеан.

В городах я чувствую себя неуютно. Здесь не найдешь чужой след по зарубкам на деревьях, а люди привыкли скрывать свое истинное лицо. Ты принимаешь их за одно, а они, оказывается, совсем другое.

Зато Оррин чувствует себя в городе как рыба в воде. Он ориентируется там с такой же легкостью, с какой я нахожу следы мустанга в прерии. Конечно, Оррин не хуже меня умеет читать следы, а что касается меткости в стрельбе, то тут он не уступит ни мне, ни Тайрелу. Однако он еще с отрочества пристрастился к книгам по юриспруденции и в своей седельной сумке повсюду таскал с собой томик Блэкстоуна и погружался в него, как только выдавалась свободная минутка. Оррин — красивый мужчина с гордой осанкой, а когда он начинает говорить, даже скалы и деревья прислушиваются к его словам. Наши предки происходили из Англии и Уэльса, и Оррин пошел в уэльскую родню, в которой все говорили как пели.

Словом, Новый Орлеан был мне знаком. Мы, Сэкетты, вместе с другими жителями штатов Кентукки и Теннесси с незапамятных времен сплавляли сюда лес по Миссисипи, но те места в Новом Орлеане, которые я знал лучше всего, вроде «Ранчо 101» Билли Филипса, «Зал красного дерева» Лулу Уайт, «Пятидолларовый дом» и «Французский» или «Танцзал» Мерфи на улице Галлатэн. Мне приходилось заходить в них, чтобы разбудить подгулявших парней, когда нужно было возвращаться обратно.

Но даже чтобы просто зайти в эти притоны, нужно иметь вместо кожи панцирь. Я не любил там бывать, но если сплавляешь лес в компании крутых ребят, то волей-неволей познакомишься с такими местами, где собираются отбросы общества. Мне часто приходилось принимать участие в драках, которые вспыхивали в этих притонах по малейшему пустяку, а драки эти были не для хлюпиков. Настоящие кулачные бои, в которых проламывались черепа, и если кому-то не удавалось устоять на ногах, то на нем можно было ставить крест.

Отель «Святой Карл» поразил меня своей роскошью, ведь я прежде никогда не бывал в подобных заведениях. И в своем запыленном костюме и сапогах я совсем не был похож на постояльца этого отеля.

Клерк, волосы которого были так сильно напомажены, что производили впечатление облизанного леденца, взглянул на меня как на собаку, которую приволокли и бросили на крыльце.

— Слушаю вас, — бросил он.

— Я ищу Оррина Сэкетта, — сказал я. — Он остановился у вас.

Клерк вытащил большую книгу, куда записывались посетители, и сверился по списку.

— Да, вот он, мистер Сэкетт. Но он здесь больше не живет. Мистер Сэкетт уехал, — дайте-ка посмотреть, — уехал двадцатого, сэр. Его здесь нет уже два дня.

Я не поверил своим ушам. Оррин уверял, что будет ждать меня сегодня в «Святом Карле». Наверное, он ушел куда-то и скоро вернется.

— Вы уверены? — спросил я. — Мы должны были встретиться с ним здесь.

— Мне очень жаль, сэр, но мистер Сэкетт выписался из нашего отеля и не оставил никакого адреса.

— И он забрал все свое снаряжение и все свои вещи?

— Конечно, он… — Клерк неожиданно замолчал, словно ему пришла в голову какая-то мысль. — Постойте-ка, я вспомнил: он оставил у нас свое седло и винтовку.

Услыхав эти слова, я не на шутку встревожился, ибо ни один Сэкетт никуда не поедет без седла и винчестера. А уж Оррин тем более.

— Знаете что, поселите меня в этой комнате, — сказал я. — Ну в той, где жил мой брат, если ее еще не заняли.

Клерк заколебался, очевидно сомневаясь, смогу ли я оплатить свое пребывание в столь дорогом отеле, но я вытащил кошелек и бросил перед ним на стол пару зеленых.

— Возьмите пока это и свистните, когда нужно будет доплатить. Да, и пришлите мне портного — хочу заказать выходной костюм.

Комната была отделана с большим вкусом. На столике стояли большой таз и кувшин, расписанные красивыми цветами, а внизу, в холле, располагалась ванная. Я распаковал вещи и быстро огляделся. Комнату убрали, и следов пребывания Оррина в ней не осталось, но я хорошо изучил своего брата и знал, где надо искать.

Отогнув угол тщательно вычищенного ковра, я увидел там две золотые монеты. У Оррина была такая привычка — прятать немного денег в укромном месте — а вдруг его ограбят или стрясется что-нибудь еще. Теперь у меня не осталось сомнения, что с Оррином случилась беда, — даже если бы он решился уехать, бросив в отеле седло и винтовку, он ни за что не забыл бы забрать припрятанные деньги.

Я сел и стал обдумывать ситуацию. В 1870-е годы в Новом Орлеане любого могли ограбить, стукнуть по голове или даже убить, но мне что-то не верилось, что Оррин не смог постоять за себя. Он попадал в такие переделки, какими мог похвастаться не всякий авантюрист, а по умению разбираться в людях с ним мало кто мог сравниться.

Тут мне пришла в голову одна мысль: Оррин хорошо знал мужскую психологию, но когда дело доходило до женщин, тут он нередко давал промашку. Мы с Тайрелом относились к женщинам с некоторой долей подозрительности, может быть потому, что не пользовались у них такой популярностью, как Оррин. Он умел найти подход к любой женщине и не сомневался, что нравится им, — так на самом деле и было. Более того, Оррин никогда не ввязывался в драки по своей инициативе, поэтому я пришел к выводу, что, если с ним что-то случилось, значит, тут замешана женщина. Впрочем, это можно сказать и о большинстве мужчин.

После того как портной, которому я заказал два костюма, снял с меня мерки и ушел, я разговорился с негром-посыльным, который проводил его в мою комнату.

— В этой комнате, — сказал я, — до меня проживал красивый крупный мужчина с приятной улыбкой. Помните такого?

— Да, помню.

— Так вот, я его брат, так что можете говорить ничего не боясь. К нему приходила какая-нибудь женщина?

— Нет. Он вообще очень редко бывал у себя. Я помню его, сэр. Он был очень задумчив, сэр.

— А вы видели его с кем-нибудь? Мне нужно его найти. — Я вложил ему в руку серебряный доллар. — Порасспрашивайте людей. И как только что-нибудь узнаете, мчитесь ко мне — получите еще один доллар.

Человеку, не склонному к разного родам чудачествам, очень трудно исчезнуть незаметно. Каждый из нас придерживается определенного образа жизни, и, если этот образ вдруг нарушается, кто-то это обязательно заметит, даже если этот кто-то нам и не знаком.

Оррин — человек, которого трудно не заметить и легко запомнить. Он никогда не ставит своей задачей очаровать собеседников — просто ведет себя так, что людям приятно находиться в его компании. Такова его натура — он вежлив со всеми и легко сходится с людьми. Манеры Оррина отличаются обходительностью, он предпочитает сглаживать острые углы и избегать конфликтов. В обществе Оррина любой человек чувствует себя легко. У Оррина есть редкое умение перевести спор, готовый вот-вот перерасти в драку, в приятную светскую беседу.

При всем при этом Оррин обладает большой физической силой, я думаю, в этом он не уступает мне, а ведь я могу и коня на скаку остановить. Он прекрасный боксер и мастерством своим превосходит многих, а если дело доходит до стрельбы, то укладывает противника с первого же выстрела, и не важно, в какой руке у него оружие — в левой или в правой. Оррин миролюбив, но я не знаю другого такого человека, который радовался бы как мальчишка, послав в нокдаун своего противника или разогнав уличную драку. Да, с ним легко, но если бы кому-то вздумалось задеть его достоинство, ему пришлось бы очень сильно пожалеть.

Словом, я бродил по городу, изредка заговаривая с кем-нибудь о моем брате, но никто не мог сказать мне ничего утешительного. На улице, где стоял «Святой Карл», его многие запомнили, особенно мальчик, который продавал на углу газеты, продавец из букинистического магазина и девушка, приносившая ему пару раз кофе в ресторанчике неподалеку от отеля. О том, что Оррин заходил туда, мне рассказал старый негр, кучер наемного экипажа.

Это был маленький ресторанчик под балконом с ажурной чугунной решеткой. У большого окна, выходившего на улицу, стоял столик.

Я очень люблю кофе, особенно так, как его варят в Луизиане, поэтому я уселся за этот столик, и тут же миловидная темноволосая девушка с темными глазами принесла мне чашечку. Я сразу же спросил ее об Оррине.

— О да! Я хорошо его помню, но он давно уже здесь не появляется. Последний раз я видела его два или три дня назад.

— А он часто сюда заходил?

— Да, часто. И всегда садился за этот столик. Он говорил, что любит наблюдать за прохожими.

— И он был всегда один?

— Да, всегда. Я ни разу не видела, чтобы он с кем-нибудь разговаривал, кроме последнего раза. Тогда он разговаривал с леди, которая иногда посещает наш ресторан.

— Молодая леди?

— О нет. Миссис Ла Круа совсем старая, по-моему, ей уже за шестьдесят.

— Они пили кофе?

— Нет. Просто беседовали. Она ему что-то говорила, благодарила за что-то. Конечно же я не подслушивала, но, когда проходишь мимо, обязательно услышишь обрывки разговора. Она благодарила его за то, что случилось в ресторане отеля «Святой Карл». Понятия не имею, что там произошло, но, насколько я поняла, мистер Сэкетт помог им выпутаться из какой-то передряги.

Это уже кое-что проясняло.

Оррин никогда не любил просто сидеть и пить кофе, и, если он приходил сюда не один раз, значит, на то была веская причина. Оррин сказал официантке, что любит смотреть на прохожих.

Это меня озадачило. Что за люди его интересовали? На улице полно народу, мимо окна постоянно кто-то проходит, но я не сомневаюсь, что Оррин не просто сидел, надеясь случайно увидеть кого-нибудь… Нет. Он знал, кого он ждет, а может быть, отсюда ему было удобно наблюдать за кем-то.

Я просидел в ресторане около получаса, наконец официантка освободилась и вновь подошла ко мне. Люди, зашедшие, как и я, выпить чашечку кофе, ушли, и ресторан опустел.

— Присаживайтесь, — предложил я ей. — Меня зовут Телль, это сокращенное от Вильгельм Телль. Мой отец восхищался этим человеком за его меткую стрельбу из лука и свободолюбивый образ мысли. Приятно сидеть вот так, наблюдая за прохожими. За эти полчаса я увидел больше людей, чем за последние два месяца. В тех краях, где я живу, людей мало. Ч знаете, мне еще ни разу не доводилось видеть одновременно столько пешеходов.

Девушка улыбнулась:

— Вы что, всегда ездите верхом?

— Без лошади человек не обойдется даже на собственных похоронах, мэм. Вы знаете историю, как хоронили Эба Фарли? Его положили в красивый гроб, но представляете, что сделал его труп? Он выбрался из гроба, вскочил на лошадь и ехал на ней до самого кладбища, а там снова забрался в гроб и позволил похоронить себя с миром.

В этот момент из салуна напротив вышел человек. Это был массивный широкоплечий мужчина с такими огромными ручищами и ножищами, каких я в жизни своей не видел, и с широким плоским лицом. На нем были сапоги и совершенно невообразимая серая куртка и штаны, на талии красовался красный кушак.

— Это еще что за тип?

Официантка кинула быстрый взгляд на мужчину и тут же отвела глаза.

— Не подавайте виду, что заметили его. Это Хиппо Суон, известный задира. Когда-то он был надсмотрщиком на плантации Бастонов, пока у них были рабы. А сейчас болтается по салунам, где можно потанцевать.

Вернувшись в отель, я подошел к столу регистратора.

— Скажите, когда мой брат уезжал, он не оставил мне никакой записки? — спросил я.

— Видите ли, мистер Сэкетт, я в тот день не видел вашего брата. Он прислал посыльного за своим чемоданом.

— Посыльного? Без всякой записки?

— Ну что вы, мы никогда не отдаем вещи наших постояльцев без их письменного требования. Кстати, оно у нас сохранилось. — Клерк достал записку. Она была написана на листке бумаги, вырванном из блокнота, но почерк даже близко не напоминал каллиграфическое письмо моего брата.

Я открыл журнал регистрации посетителей на том месте, где расписался мой брат, и сравнил подписи. Они были сделаны разной рукой.

Лицо клерка вспыхнуло.

— Прошу прощения, сэр. Думаю, мне лучше позвать управляющего.