Ветер утих, затерявшись в деревьях и кустах, которые росли по берегам протоки. Тишину нарушало только поскрипывание весла на корме. Вода отливала чернотой. Высоко в небе слабо сияло несколько звездочек, остальные закрывали от нас кроны деревьев.

Мы миновали несколько лодок, привязанных к берегу, — везде царили темнота и покой. Два раза нам попались хижины на берегу, где еще горел свет, из одной доносилась пьяная ругань и крики. Мы плыли, словно привидения.

Я думал об одном: жив ли Оррин. Шансов на это было мало, но Тинкер, который знал побольше меня, верил, что его еще не убили.

Я сбросил пиджак, жалея, что вообще надел его, но у меня не было выбора — не появишься же без пиджака в ресторане отеля «Святой Карл».

— Мы приближаемся, — сказал кто-то, и я взялся за рукоятку ножа.

Оррин лежал в темноте, связанный по рукам и ногам. Время от времени по его лицу пробегал паук или долгоножка. Рубашка Оррина намокла от пота, даже в тех местах, где она задубела от крови. Он умирал от жажды, но человек, стороживший его, меньше всего заботился, чтобы пленнику было хорошо.

Люди, захватившие Оррина, считали, что ему известна их тайна и что он ищет золото. Они не могли допустить мысли, что Оррину нужна была лишь информация о его отце. Какие-то его слова напугали их. Оррин не сомневался, что, узнав то, что им нужно, они убьют его, поэтому он водил их за нос, надеясь оттянуть время.

Они и не подозревали, что Оррин силен и живуч и что нет такого оружия, которым бы он не владел в совершенстве. Оррин старательно поддерживал в них уверенность, что он всего-навсего беспомощный юрист, проведший всю свою жизнь за книгами.

Оррин не потерял голову от Фанни Бастон. Она была красива, но что-то в ней настораживало его, поэтому он старался быть предельно осторожным.

По пути к дому Бастонов Оррин постоянно смотрел, нет ли за ним слежки, и был готов к любым неожиданностям. Но он и предположить не мог, что ему подмешают снотворного в кофе, и догадался об этом слишком поздно.

Вообще-то Оррин предполагал, что может попасть в ловушку, но не очень-то в это верил. Во время разговора он понял: Бастоны хотят выяснить, что ему известно. Но он думал, что когда они убедятся в том, что он ничего не знает, ему пожелают спокойной ночи, и они расстанутся.

С самого начала он догадался, что испугал Бастонов, упомянув имя Пьера. Очевидно, во время той экспедиции в горы что-то произошло, и они хотели бы это скрыть. Странно, почему бы это, думал Оррин, ведь за давностью лет уже трудно или почти невозможно восстановить истину, не осталось ни улик, ни свидетелей.

За обедом шла обычная светская беседа, во время которой несколько раз заходила речь о Филипе. Филип очень богатый человек, как понял Оррин, в свое время был близок с Пьером. Правда, он так и не понял, были ли они родными братьями, но то, что между ними существовали какие-то узы, не оставляло никакого сомнения.

Оррин совсем не ожидал, что ему подсыплют в питье снотворное. Обстановка за столом была доброжелательной. Он обедал с Андре, Полем и Фанни.

Ему подмешали снотворное в кофе, который был такой крепкий, что Оррин не почувствовал ничего подозрительного, но, выпив его, он через несколько минут заметил, что с ним происходит что-то странное, и понял — все-таки он попался в ловушку. Однако к тому времени его движения потеряли обычную быстроту, а координация нарушилась. Он попытался было встать, но Андре пренебрежительным жестом толкнул его назад, на стул. Последнее, что Оррин запомнил, это были глаза людей, сидевших за столом, которые с подчеркнутым безразличием, даже со скукой, наблюдали, как он теряет сознание.

За стеной что-то происходило. О борт плавучего дома ударила лодка, и оттуда вышли люди. Послышалось тихое переругивание, потом раздались команды, и люди забегали. Неожиданно крышка люка, ведущего в трюм, где лежал Оррин, открылась. Кто-то осветил пленника фонарем, но он лежал, закрыв глаза. Люк захлопнулся, и Оррин услыхал, как задвинули задвижку.

Он мог только догадываться о том, что происходило наверху. Либо его тюремщики уезжают, либо ждут кого-то. Подтвердилось последнее предположение.

На дно трюма натекло немного темной грязной воды. Оррин потратил несколько часов, чтобы расшатать и снять одну из досок обшивки, потом принялся за другую. В щель стала просачиваться вода. Оррин опустил в нее руки, стянутые ремнем из сыромятной кожи, чтобы размочить его. Через некоторое время ремень стал постепенно растягиваться. Оррин мог уже немного пошевелить руками; с каждым часом его запястья становились все свободнее и свободнее.

Оррин зацепил ремень за гвоздь, торчавший в том месте, где была доска, и принялся перетирать его.

По его лбу и телу струился пот, ремень врезался в запястье и причинял боль, но Оррин не прекращал своих усилий. Ему не удалось разорвать путы, но они стали слабее. Оррин снова лег, опустив руки в воду, и прислушался.

Он услышал, как где-то шуршат крысы. Пока они были далеко, но придет время, и они начнут бегать совсем близко.

В доме наверху было тихо. Интересно, сколько там человек? Сначала их было двое, но теперь, наверное, не меньше четырех, и они ждут… ждут в темноте, вооруженные и готовые на все.

Конечно, они ждут Телля.

Если кто и придет ему на помощь, так это Телль, потому что больше некому. Тайрел далеко, в Нью-Мексико, а других членов семьи, насколько знал Оррин, поблизости не было.

Поднявшись, он вновь натянул ремень, а затем зацепил его за гвоздь и принялся перетирать.

Время шло. Оррин попеременно то перетирал ремень, то размачивал его в воде. Он попытался повернуть руки, и это ему удалось, хотя и с трудом.

Вдруг что-то пушистое коснулось его рук, и он с отвращением отпрянул. Мимо Оррина прошмыгнула крыса. Он снова зацепил ремень за гвоздь и принялся с остервенением дергать и тянуть его. Вдруг он почувствовал, что натяжение ослабло — Оррин встряхнул руками, вывернул их, и ремень упал на пол.

Он поднес руки к лицу. Запястья были исцарапаны и кровоточили, манжеты рубашки запачканы кровью. Оррин разогнул и согнул пальцы — они работали.

Тогда он принялся освобождать ноги. Наверху по-прежнему было тихо, но нельзя забывать, что в тишине его тюремщики могут услышать даже слабый звук. У него не было оружия, но, медленно поднявшись на ноги, Оррин сделал петлю из ремня, который ему удалось снять со своих рук. Тот ремень, что связывал его ноги, — длиной примерно пять футов, — Оррин засунул за пояс и поднял одну из тех досок, что ему удалось вытащить.

Доска, чуть больше шести футов длиной и шириной приблизительно четыре дюйма, была легкой. Конечно, это не то, что требуется, но за неимением другой сгодится и эта.

Оррин потянулся и пододвинулся поближе к люку. Он вспомнил, что четыре ступеньки за крышкой люка ведут на палубу. Он Застонал… потом еще раз.

Наверху послышался шорох. Оррин зарычал и ударил кулаком по потолку. Раздались тихие шаги. Он услыхал, как кто-то стал дергать засов на двери, ведущей на палубу, а затем раздался приглушенный возглас:

— Быстрее, Джейк. Вон они плывут!

Дверь открылась, человек с фонарем в руке просунул голову в люк и, опустив фонарь, осветил трюм.

Оррин, собрав все свои силы, ударил его в лицо доской, держа ее обеими руками как пику.

Человек вскрикнул и упал на спину, уронив фонарь. Стекло разбилось, керосин разлился по ступенькам и загорелся, но Оррин перепрыгнул через пламя и помчался вверх по ступенькам.

С реки донесся крик:

— Назад! Назад!

Прозвучал выстрел. Оррин поднял упавшего тюремщика, ударил его о переборку, выбил у него из рук винтовку и выхватил нож из-за пояса. Потом отшвырнул тело ногой и бросился к поручням.

Из-за угла выскочил второй тюремщик, настоящий верзила, Оррин ударил его кулаком, в котором был зажат нож. Оррин бил наугад, но почувствовал, как нож вонзился во что-то мягкое. Подтолкнув нож поглубже, он резко дернул его вниз. Послышался треск разрываемой ткани и стон, но в эту минуту противник нанес ему сильный удар по голове сбоку, от которого Оррин чуть не потерял сознание.

Оррин зашатался, но удержался на ногах. Он ударил еще раз и, не выпуская нож из рук, перемахнул через поручень и прыгнул в воду. До его слуха донеслось несколько выстрелов из винтовки и один из дробовика.

Оррин вынырнул из воды и тут же рядом с ним шлепнулась пуля. Он нырнул и повернул вбок. Но прежде чем скрыться под водой, он заметил на реке лодку и поплыл к ней, яростно работая руками и ногами.

Вынырнув снова, он приглушенно крикнул:

— Телль!

В ту же минуту лодка повернула в его сторону. Оррин снова нырнул и, вынырнув уже за кормой лодки, схватился за планшир. Он увидел мачту, несколько мужчин и отблески света на стволах винтовок. В плавучем доме из трюмного люка вырывалось пламя, при свете которого хорошо были видны люди, бегавшие с ведрами и пытавшиеся погасить огонь.

— Телль, ты здесь? — снова прошептал Оррин.

— Оррин, черт тебя побери, когда залезешь в лодку, смотри, куда будешь садиться. Я сложил там на банке свой новый пиджак.

Сильные руки втянули Оррина в лодку, гребцы заработали веслами, и лодка понеслась по темной воде.

Голова Оррина все еще гудела от удара, которым наградил его верзила, а исцарапанные руки горели — в раны попала морская соль.

— У вас есть что-нибудь выпить? Я не пил с самого утра.

Кто-то протянул Оррину бутылку. Он выпил и сказал:

— Бургундское. Но плохого качества.

— Что с тобой случилось? — спросил я. — Я искал тебя несколько дней.

Оррин усмехнулся и отпил из бутылки.

— Видишь ли, тут есть одна девица…

— Я с ней встречался.

— Не сомневаюсь. А ты видел дом, в котором она живет? Огромный дом, белый, с колоннами, а вокруг — большие столетние дубы и лужайки и…

— Так что же случилось? — повторил я.

— Мы хорошо выпили, а потом сели обедать. К тому времени мне уже захотелось вернуться в отель. Нам подали кофе, и я потерял сознание, а когда очнулся, то увидел, что нахожусь в плавучем доме. Они стали задавать мне вопросы о горах Колорадо — о чем-то, что там спрятано.

Что я мог им сказать? Тысячу раз я повторял, что ищу своего отца, но они мне не верили. Меня немного побили, но не так сильно, как ты колотил меня в свое время, когда мы с тобой мерялись силами. Но они собирались испробовать на мне каленое железо, поэтому я решил, что пора уносить ноги. — Оррин снова отпил. — Да, слыхал я о гостеприимстве южан, но это чересчур.

Со стороны моря подул легкий ветерок, и мы поставили парус. Я взял пиджак и положил его к себе на колени.

Сидя в лодке, я вслушивался в тихий разговор мужчин. Оказывается, кто-то предупредил людей в плавучем доме, и они нас поджидали. Только крик мужчины, которого ударил Оррин, насторожил нас. К тому же так получилось, что они выстрелили слишком рано, когда мы были еще далеко, и пули их устаревших ружей не достали нас.

Несмотря на все наши предосторожности, нас выследили. Кто-то видел, как мы отчалили, и, добравшись до плавучего дома более коротким путем, предупредил его обитателей. Прыгни Оррин в воду минутой позже, и мы оказались бы на расстоянии выстрела, и кое-кто из нас, а может быть и все, уже пошли бы на корм рыбам и аллигаторам.

— Телль. — Оррин пододвинулся поближе. — Мы мало что узнали, зато разворошили осиное гнездо. С тех пор как пропал отец, Бастонам удавалось скрывать какой-то секрет, но мы им все испортили.

— Лучше б нам с тобой уехать отсюда, — сказал я. — Нет никакого смысла подставлять головы под пули, чтобы узнать, что произошло двадцать лет назад.

— Но перед тем как уехать, давай навестим Филипа Бастона. Я думаю, он что-то знает.

Конечно, это можно сделать, но мне ужасно хотелось уехать. Новый Орлеан — мой любимый город, но на этот раз слишком уж тут весело.

Так что же все-таки произошло двадцать лет назад? И какое это имеет отношение к нам или к нашему отцу? Кому-то очень не хочется, чтобы правда выплыла наружу, кроме того, нас подозревают, что мы ищем не своего отца, а что-то другое.

Когда мы привязали свою лодку к старому темному доку и сошли на берег, поблизости никого не было. Тинкер и Томас, человек в полосатой рубашке, проводили нас до отеля «Святой Карл».

Занимался рассвет, и улицы были пусты, что меня очень обрадовало. Мы с Оррином мало напоминали постояльцев этого дорогого отеля, но, к счастью, никто не видел, как мы туда входили.

Мы не проспали и часу, как в дверь осторожно постучали. Это был Иуда Прист.

— Я приготовил вам ванну, — сказал он. — Только, если сможете, мойтесь побыстрее. А я тем временем почищу и отглажу вашу одежду.

— Это еще зачем?

— Представитель закона, — мягко сказал он. — Хочет поговорить с вами. Я советую говорить с ним так, словно вы ничего не знаете. А для этого вам нужно соответственно выглядеть. Здесь попасть в тюрьму легко, а выбраться трудно — у Андре Бастона в городе много друзей. — Прист вытащил часы. — В самом лучшем случае в вашем распоряжении час. Хотя, может быть, и меньше.

Часом позже мы сидели в гостиной, вымытые, выбритые и причесанные. Наша одежда была тщательно отглажена, а в жестах ни суетливости, ни нервозности. Когда вошел полицейский офицер, мы спокойно читали газеты.