Синий не колебался — быстро шагнул за спину пленнику и перерезал веревки.

Тот встал, покачнулся и чуть не упал, но удержался — и выпрямился, растирая запястья, чтобы восстановить кровообращение.

— Благодарю вас, — сказал он негромко. — Я признателен.

— Есть у вас команда?

— Да… несколько человек осталось. Они в заключении на моем корабле.

— Нужно их освободить.

Я снова взглянул на пиратский корабль — и снова не увидел на топе фок-мачты белого флага, да и мое судно не появилось в бухте.

А что же с Лилой, которая осталась на флейте? Она, конечно, сильная и умелая молодая женщина, но на голландском корабле вдоволь негодяев, а Лила одна. Как поведут себя ньюфаундлендцы?

— Бери веревку, Синий, и давай наложим узел-другой на вот этого нашего приятеля.

— Ты ведешь себя как дурак, — спокойно отозвался пират. — Я тут единственный могу теперь тебе помочь. Как я решу, так и будет — останешься ты живой или умрешь. А что касается джентльмена, которого ты так любезно освободил, — уж не ожидаешь ли ты, что он тебе поможет? У него одно желание — забрать свой корабль и кинуться наутек. От него тебе помощи ждать нечего, а твоя собственная команда тебя продала.

— Не команда, в лишь один из команды, — ответил я, — да и то, если тебе верить. Но ничего, когда я впервые встретился с ними, у меня не было ни корабля, ни команды… А что я сделал один раз, то смогу и повторить.

Синий туго и надежно связал запястья пиратского капитана, а потом и одного из двоих его людей, которые тихонько сидели, поглядывая в дуло моего пистолета и на кончик шпаги.

— Я — Дюваль! — заявил пират. — Слышал обо мне?

— Нет, — коротко ответил я, — но, несомненно, где-то тебя петля дожидается.

— Ну, если ты обо мне не слышал, — проговорил он презрительно, — значит, ты не моряк.

— Я вообще ничего не знаю о пиратах, кроме того, которого зовут Клык.

Он резко взглянул на меня.

— Не Клык, а Коготь — Тэлон. Сейчас его так зовут. О да! Он действительно был пират… Но сейчас он это дело бросил. Стал на мертвый якорь и построил себе дворец на берегу.

— У него все еще корабли на море.

Дюваль пожал плечами.

— Может, и есть. А ты о нем как узнал?

Я пропустил его вопрос мимо ушей, собирая лежащее вокруг оружие. Там оказалось несколько пистолетов и абордажных сабель.

Небо на востоке понемногу серело. Флейт не появлялся, и я понял, что должен сделать все возможное без него. И все возможное надо делать сразу же и быстро. Я поднял глаза кверху — и вместе с ветром ко мне пришла мысль.

— Мы должны поднять свой флаг, — сказал я, — а вот это будет наша мачта.

И показал на высокую, почти голую сосну, поднявшуюся над остальными.

Они уставились на меня, не вполне поняв, что я имею в виду.

— Вместо флага у нас будет Дюваль, — объяснил я. — Перебросьте веревку через вон ту толстую ветку и поднимем его туда.

Лицо Дюваля побелело:

— Не можешь же ты…

— О, мы не собираемся вешать тебя за шею, — сказал я. — Мы просто вывесим тебя повыше, чтоб никакого вреда не случилось. Конечно, — добавил я, — если будешь дергаться очень сильно, так можешь и освободиться, вот только если освободишься, то упадешь.

Среди корабельных запасов, вытащенных на берег с ограбленного галиона, Синий нашел тонкий булинь. Привязав его конец к веревке потолще, он со второй попытки перебросил булинь через ветку, а потом уже вытащил наверх и веревку.

Он довольно грубо опрокинул Дюваля и, накинув один оборот веревки ему на лодыжки, а второй — через связанные руки, мои люди налегли на веревку и подняли его наверх; он повис на суке футах в пятидесяти над землей, лицом вниз.

В последнюю минуту Дюваль задергался, перевернулся и попытался высвободиться.

— Черт тебя побери! Отпусти меня, я тебе дам тысячу золотом! Две тысячи! Сколько захочешь! Я тебе корабль верну!

— Выбирай конец! — скомандовал я, и мы подтянули его еще выше.

— Неплохо он выглядит там наверху, — заметил я. Потом повернулся к остальным. — Ну что, будете лежать тихо, или вас тоже вывесить?

— От нас никакого беспокойства не будет, только оставь нас тут!..

Засунув за пояс два запасных пистолета, я первым направился к воде. В голове у меня не было ни единой дельной мысли — только убежденность, что надо как-то освободить людей с галиона и как-то добыть себе корабль.

Меня вовсе не интересовала ни эта падаль Дюваль, ни все его разговоры о золоте и кораблях. Я буду в новой стране торговцем, а попозже, может быть, — фермером. Я знавал не одного пирата, и большинство из них кончали на виселице. У меня вовсе не было желания в конце концов сплясать в воздухе. Как это говорил Черный Том? «Ступеньки и веревка». А он вполне мог так закончить…

На песке валялись пьяные пираты, мы посмотрели на них издали. Маловато их было.

— Они поджидают на борту, — сказал я своим товарищам. — Нас поджидают, похоже.

— Ага, — хихикнул Синий. — Интересно, они уже разглядели наш флаг?

— Если разглядели, — отозвался я, — это им даст пищу для размышлений.

Я повернулся к человеку, которого мы освободили.

— А вас как зовут?

— Ханберри. Джеймс Ханберри. Англичанин по отцу, голландец по матери, но жил больше в Нидерландах. У меня там на борту, — он показал на галион, — хороший груз, я готов драться, чтобы его сохранить.

— Вы его потеряли, — холодно отрезал я, — и если мы его вернем, то я потребую часть себе.

— Ну тогда делайте, что вам надо, сами! Будь я проклят, если…

— Ну тогда будьте прокляты, — приветливо ответил я. — Да если б не я, с вас бы уже шкуру живьем сняли. Либо будете помогать, либо отправляйтесь на все четыре стороны.

Мы двинулись вперед, но не прошли и тридцати ярдов, как он догнал нас бегом.

— Будьте вы прокляты, Сэкетт! Добрый Господь отправит вас в самое глубокое пекло!

— Пускай, — согласился я. — Но до того нам надо кое-что сделать.

Я повернулся к Синему и спросил:

— Что ты думаешь о Пайке?

— Надежный человек, вот что я скажу, а я его знаю уже двадцать лет, мальчишкой знал и мужчиной тоже. Если он не поднял белый флаг, то потому, что не имел возможности.

Ветер свежел и становился холоднее. Появились белые барашки, увенчивая каждую волну. Вершины сосен гнулись под ветром, и я не позавидовал пиратскому капитану, висящему на высоте.

Два корабля стояли чуть поодаль от берега, почти бок о бок. Мы погрузились в шлюпку и оттолкнулись. Держа пистолет наготове, я обшаривал глазами релинги захваченного корабля, но не видел никакого движения.

С борта свисал веревочный трап. Подплыв вплотную, мы схватились за нижнюю перекладину, я быстро взобрался наверх и перевалился через фальшборт.

Меня предупредил легкий скрип. Я заметил приоткрытую дверь. Галион мягко покачивался на волне, но дверь не качалась.

Рядом со мной на палубе оказался Синий, а через мгновение — капитан Ханберри.

— Вон та дверь, — сказал я шепотом. — За ней кто-то есть.

Повернувшись, словно бы направляясь к трапу, ведущему на полуют, я поравнялся с дверью и, ухватившись за ручку, резко рванул, распахнув ее настежь.

Оттуда вылетел человек и растянулся на палубе, потом начал неуклюже подниматься.

— Вставай, если ты не враг, — сказал я ему и переложил пистолет в левую руку — незачем было тратить заряд на такую уязвимую цель. Я вытащил шпагу.

Он медленно поднялся на ноги — толстогубый человек с голубыми глазами и красным лицом.

— Я из здешней команды, — сказал он. — Вот капитан Ханберри может за меня сказать.

— Так и есть, — сказал Ханберри, — он хороший матрос. А где остальные, Роб?

— Под нижней палубой, — отвечал тот, — стараются освободиться. Я был первым. Поднялся наверх взглянуть, куда ветер дует. Капитан, там двое в кормовой каюте, жрут и пьют. И еще кто-то впереди, думаю.

— Я займусь тем, что на носу, — сказал Синий.

Он быстро двинулся вдоль палубы, а я вошел в кормовой коридорчик — короткий, с дверьми справа и слева и еще одной на конце, ведущей в главную каюту. Я сделал несколько шагов, распахнул дверь и вошел внутрь.

Там сидел какой-то человек, положив ноги на стол и откинувшись со стулом к переборке. Увидев меня, он резко опустил ноги на палубу — и я выстрелил в него, потому что он потянулся за пистолетом.

Пуля попала ему прямо в грудь, когда он начал подниматься, а я резко повернулся ко второму — тот швырнул в меня бутылку. Я сумел уклониться и прыгнул за стол. Он вскочил с абордажной саблей в руке. А потом посмотрел на меня — и вдруг бросил оружие.

— Нет, — заявил он. — Будь я проклят! Не стану я драться за Дюваля. Не хочу рисковать своей шеей.

— Тогда выбирайся на палубу, парень, и прихвати вот это с собой, — я показал на труп. — И учти: снаружи есть еще люди.

* * *

Да, это был фламандский галион, с выступающей из полубака с наклоном вперед фок-мачтой, как на большинстве галионов, с заваленными внутрь бортами и верхней палубой уже, чем корпус в самом широком месте — из-за датских пошлин, которые назначались по ширине палубы. Хороший, крепкий корабль, правда, он мне понравился меньше, чем флейт… ну, почти так же.

Стеньги на нем спустили, чтоб его не было видно за деревьями и можно было очистить от груза без опасности. На галионе было тридцать пушек, и как его захватили — ума не приложу, ведь стоящий напротив пиратский корабль нес всего двенадцать орудий, хотя явно ходил под парусами быстрее.

Укрывшись за грот-мачтой, я осматривал пиратское судно, стоящее едва в кабельтове от нас. Оно казалось темным и угрюмым, лежало на воде низко, словно присело перед прыжком. И никаких признаков ни Пайка, ни кого-то другого, и никакого движения на берегу напротив него.

Я повернулся к Ханберри.

— Ну, так как оно дальше будет, капитан? Пойдете за мной на то дело, которое нам предстоит? Или, как только ваши люди освободятся, бросите нас одних?

Он несколько покраснел.

— Вы считаете меня неблагодарным? Мы пойдем за вами, хоть мои люди и не приучены сражаться.

— Если уж торгуете в этих водах, так стоит их приучить, — заметил я.

За пиратским кораблем сосны выделялись на белом песке темным строем — рощица погуще и побольше в глубину, чем та, через которую пробрались мы, когда шли ловить Дюваля.

Может, именно там ждет Пайк? Может, пираты несут вахту так бдительно, что он не решился напасть?

Ладно, поглядим. Если нам удастся отвлечь внимание тех, кто на борту пирата, может, он получит шанс.

— Откройте порты, — велел я, — и выдвиньте ваши пушки. Только сначала зарядите их.

— Вы собираетесь сражаться здесь? — голос Ханберри чуть дрогнул. — В этой бухте?

— А почему бы и нет? На таком близком расстоянии оба корабля будут размолочены в щепки, и они это понимают. Но у нас пятнадцать пушек против их шести. Зарядите все стволы: шесть — цепями и картечью, чтобы смести все с палубы, девять — тяжелыми ядрами. Из них четыре наведите на их пушечную палубу, а пять — на ватерлинию.

Лицо Ханберри побледнело, но когда его люди высыпали на палубу, он стал отдавать нужные приказы. Они бросились на пушечную палубу к своим орудиям.

— Как называется их корабль, капитан? — спросил я. — Отсюда мне не разглядеть.

— «Хейда».

— Эй, на «Хейде»! — закричал я. — Сдавайтесь немедленно, не то мы вас потопим!

Наступило долгое молчание.

Наконец чей-то голос откликнулся:

— Кто это говорит? Где капитан Дюваль?

— Барнабас Сэкетт говорит, а ваш Дюваль висит на сосне, и все вы там повиснете, если не сдадите корабль.

Какой-то человек выбрался из-за снастей на открытое место.

— Сперва я тебя в аду увижу! — крикнул он. — Мы захватили ваш корабль один раз — и снова захватим!

И никаких признаков Пайка.

— Эй, вы все там так думаете? — Мой голос легко покрывал небольшое расстояние между кораблями. — Если не хотите умереть за человека, который говорит от вашего имени, так сбросьте его в воду. Если он не окажется в воде, пока я сосчитаю до трех…

Я увидел, как там, пригибаясь за фальшбортом, бегут к пушкам люди.

— Эй, минутку! — крикнул тот же голос. — Давайте-ка обсудим!

— Огонь! — ответил я.

Галион резко содрогнулся, отдача бортового залпа накренила нас, потом корабль качнулся обратно. Я, упершись ногами в палубу, вцепившись рукой в штаг, пытался рассмотреть что-то через клубящийся дым.

— Зарядить номера третий, четвертый и пятый картечью! — приказал я. — Приготовиться к залпу по команде!

Ко мне бросился Ханберри.

— Они же сдавались! — гневно кричал он. — Они были готовы сдаться!

— Они готовились стрелять, — коротко ответил я, — пока он болтал.

На пиратском судне какой-то человек пробежал к носу и прыгнул в воду, за ним еще двое.

Когда дым немного поднялся, мы увидели, что грот-мачта упала, оснастка в нескольких местах снесена начисто, а в борту орудийной палубы зияют громадные дыры. Через пять отверстий на уровне ватерлинии внутрь хлестала вода.

— Черт вас побери! — кричал Ханберри. — Будьте вы прокляты, негодяй! Они сдавались!

Из сосняка появились человеческие фигуры — это Пайк с товарищами бежал к воде. Где-то дальше по берегу, вне нашего поля зрения, внезапно послышался лязг оружия, звуки выстрелов и крики.

Шум прекратился так же внезапно, как и возник. А потом, несколько минут спустя, из-за кормы «Хейды» показалась шлюпка.

Я повернулся к Ханберри и навел на него пистолет.

— Я возьму ваше оружие, капитан, — сказал я вежливым тоном. — Когда все будет кончено, я вам его верну.

— Будь я проклят, если позволю вам это! — буркнул он.

— Вы предпочитаете повиснуть на рее? — поинтересовался я очень миролюбиво.

Он, ругаясь, отдал мне пистолет и шпагу. Это была дворянская парадная шпажонка, отнюдь не то оружие, которое требуется человеку в таких местах, — но все-таки оружие.

Тем временем Пайк с товарищами оказались у нас на палубе.

— Простите за задержку, капитан Сэкетт, но у них там был отряд на берегу, и мы потеряли несколько человек, пытаясь прорваться. Пришлось ждать, как вы и велели.

Флейта по-прежнему не было видно.

— Соберите все оружие, — сказал я. — И сделайте для раненых, что сможете.

Они быстро взялись за работу. А я, повернувшись, оглядел галион. Никаких повреждений видно не было. Кажется, Дюваль и его люди захватили фламандский корабль без борьбы.

«Хейда» все сильнее кренилась на правый борт.

Вернулся Пайк.

— Что случилось с флейтом, капитан? Он что, так и не пришел?

— Мы его найдем, Пайк. Давайте-ка поговорим с Ханберри, и будьте рядом, когда переговоры кончатся.

Нелегкое дело было разобраться в том, что осталось. «Хейда» превратилась в развалину — не то чтобы хороший моряк не смог привести ее в мало-мальский порядок, но это потребовало бы много времени и очень много упорного и тяжелого труда.

Наш бортовой залп убил на «Хейде» около дюжины человек, и большинство убитых были те, кто бросился наводить на нас пушки. Раненых оказалось больше — дюжины полторы, с ранениями разной тяжести, некоторые фламандские парни получили в драке раны и царапины, хотя, впрочем, ничего особо серьезного.

Когда мы сели за стол переговоров с Ханберри, он пребывал в отнюдь не хорошем настроении.

— Это низкое обращение! — негодовал он. — Я честный купец, с честной командой. А что вы собой представляете, Сэкетт?

— На данную минуту — похоже, пират. Может, точнее будет сказать, приватир, хотя должен признаться, что каперского свидетельства у меня нет.

— Извольте вернуть мне мой корабль, или я позабочусь, чтобы вас повесили!

Его заявление заставило меня улыбнуться — я ведь и так рискую своей шеей. Проблема, представшая передо мной, оказалась не из простых, а я был вовсе не в том настроении, чтобы решать проблемы. Я хотел только снова ощущать под ногами палубу хорошего корабля и снова оказаться на пути к Земле Рэли. Но единственным доступным кораблем был сейчас галион Ханберри. Имея его в своем распоряжении, я могу вернуть флейт, спасти Лилу — если ее требуется спасать — и вновь устремиться к месту встречи с Абигейл и капитаном Темпани.

— Вернуть ваш корабль? — проговорил я. — Но у вас нет корабля, Ханберри. У вас его отобрали, и, помнится, когда я здесь появился, над вами нависла угроза быть ободранным заживо. Вы потеряли свой корабль, капитан. Вы чуть не потеряли свою жизнь — а заодно жизни ваших людей. А я отбил корабль не у вас, а у Дюваля, который висит над нами.

У вас кровь вместо воды, капитан. Вы побоялись сражаться, побоялись стрелять, побоялись оказывать сопротивление — вы даже побоялись не оказывать сопротивления. Мой вам совет: когда сойдете на берег — если доживете до этого — там и оставайтесь. Найдите себе лавку в городе, где хорошая ночная стража, и всегда с заходом солнца держитесь под крышей и за запертой дверью.

Поймите это, капитан: вы свой корабль потеряли. У вас нет корабля. Он принадлежал Дювалю, а теперь принадлежит мне. И что будет с вами дальше, зависит от моего решения — я могу принять решение оставить вас здесь с Дювалем, чтобы вы улаживали дела между собой.

О, как он меня ненавидел! Он ненавидел меня не только за то, что я сказал, — нет, больше за то, что я сделал то, чего сам он не сделал.

Не знаю, хороший ли я человек. Знаю лишь, что я — человек, который хочет выжить, а чтобы выжить, мне приходится пускать в ход и смекалку, и силу.

— Если я смогу воспользоваться этим кораблем, чтобы вернуть себе флейт, я это сделаю. Есть причины, из-за которых такая попытка должна быть сделана. Если же она мне не удастся, я поплыву туда, куда мне нужно, на этом корабле.

— А что вы сделаете с нами? — спросил он.

Ответить на этот вопрос я предоставил его воображению. Когда я впервые увидел, как он сидит, связанный, и смотрит на Дюваля с презрением, он мне показался отважным человеком. А на самом деле он отважным не был — был только мастером языком поболтать да ненавидеть, не имея и капли воли на то, чтобы сражаться, как должно.

Сейчас у меня шестнадцать человек. У Ханберри — не меньше двадцати, но несколько из его людей уже стали в один строй с моими и в сражении, и в работе.

* * *

Позже я выложил им все это прямо и честно.

— Я хочу вернуть свой флейт. Если я его получу, это судно мне не будет нужно. Но груз принадлежит мне, как военный трофей. Если захотите плавать со мной и уйти отсюда со мной вместе, когда у нас будет флейт, будете вознаграждены. Я могу пообещать вам драки, надежду на богатую добычу и шанс вернуться домой. Если же предпочтете остаться с ним, спорить не стану.

Девять из двадцати решили присоединиться ко мне, несколько человек уклонились от прямого ответа и держались нерешительно. Я им сказал просто:

— Мы снимем с поврежденного корабля груз, пушки, вообще все ценное, что есть на борту. И сделаем это прямо сейчас.

Один из тех, кто высказался за Ханберри, спросил:

— А если у нас нет желания работать?

Я улыбнулся:

— Тогда, надеюсь, ты хороший рыбак. Здесь хватит рыбы, чтобы прокормиться, да и моллюски есть, и крабы, судя по следам на берегу. Так что попытай удачи. Кто не хочет помогать, тех мы кормить не станем.

Он переступил с ноги на ногу, враждебно поглядывая на меня.

Всех имеющихся людей я отправил на корабль Дюваля. Мы сбросили за борт три пушки, чтобы немного уменьшить крен, — хоть помогло это совсем немного, — потом открыли трюмные люки и взялись за работу.

Те несколько кораблей, которые успел ограбить Дюваль, принесли ему не особенно богатую добычу, но здесь нашлось много пороха и ядер, большой запас свинца, кое-какой провиант, уже поврежденный водой, но большая часть еще была пригодна.

Когда мы вынесли значительную часть этих припасов на палубу, Пайк взял несколько человек и подвел галион Ханберри вплотную к нам — для этого им пришлось верповаться. Снарядив стропы и хват-тали, мы начали перегружать добычу с «Хейды» на галион.

Небогатый это оказался груз, как оно обычно и бывает, но порох, ядра и свинец были для меня дороже, чем золото такого же веса.

Под конец мы спустили Дюваля с сосны. Он смотрел на меня с такой ненавистью, какую мне редко видеть доводилось.

— Погоди, я еще вырву у тебя сердце!

— Подвесь его снова, — сказал я Синему.

Дюваль схватил меня за руку.

— Не надо! Боже мой, ну не можешь же ты такое со мной творить!

— А тогда изволь разговаривать повежливее.

Повернувшись к Синему, я велел:

— Посади его в карцер на его собственном корабле и поставь человека на страже. А если он попытается удрать до того, как окажется за решеткой, пристрели его.

И наконец я оказался на берегу, лицом к лицу с Ханберри.

— Вам остается «Хейда». Если у вас хватит решимости и настойчивости, можете залатать ее и уплыть отсюда.

Он пялился на меня, давясь от ярости. По законам войны его корабль принадлежал мне, как и его груз. И все же я дал себе обещание, что, если смогу найти флейт и снова захватить его, то верну ему галион вместе с теми людьми из его команды, что сейчас у меня на борту.

Там, на берегу, мы его и оставили.

Я вызвал к себе на полуют Пайка и Синего.

— Вы хорошо знаете Хандсела. Что, по-вашему, он станет делать?

— Я уже думал об этом, — сказал Пайк. — У него на борту сейчас всего двенадцать человек, и не все умелые. При такой команде он может управлять флейтом, но сражаться на нем будет не в состоянии. И на Ньюфаундленд он не вернется — хорошо знает, что там начнут расспрашивать обо мне и о Синем. Я думаю, он поплывет на юг вдоль берега.

Весь день до самого вечера, когда в небе засияли звезды, мы говорили об этом, обсуждая каждую возможность и каждое возражение. Наконец я отправил Пайка вниз, спать, а сам остался на вахте один.

Славный кораблик был этот фламандский галион, не слишком большой, но легкий в управлении — как все голландские суда. Голландцы, гоняя по морям столько кораблей, поняли, что должны облегчить управление ими, чтобы обходиться небольшой командой, и придумали, как это сделать. Чертовски хорошие моряки эти голландцы.

Полночь давно миновала, когда я разбудил Пайка.

Небо полностью очистилось от облаков, ярко сияли звезды. По морю бежали небольшие волны, ветра хватало, чтобы нести паруса без опаски. Мы набрали хороший ход и двигались на юг с небольшим отклонением к западу. В этом месте американский берег отходит на юго-запад. Карта показывала, что там разбросано довольно много островков.

И где-то на этом берегу, только далеко на юге, сейчас Абигейл — без меня, и я не знаю, что там у нее за погода…

Но сначала надо найти Лилу и освободить ее… или их!