К тому времени как Андрес Мачадо появился на ранчо с визитом, Шон Малкерин провел в постели уже три недели.

Мариана открыла перед ним дверь, и Андрес вошел в комнату.

— Ну что? — заявил он с порога. — Значит, вот как ты решил выкрутиться! И все ради того, чтобы избежать честного поединка с Мачадо! Позволил этим псам подстрелить себя! Что ж, дело твое. Значит, мне придется подождать.

— Извини, приятель, — слабо улыбнулся Шон, — в первый раз в жизни заставляю человека ждать себя, но боюсь, что иначе не получится.

Мачадо подошёл поближе к кровати.

— Дружище, ты смелый, очень смелый парень. И мне искренне жаль, что тогда я позволил своему гневу взять верх над разумом. Ну конечно же ты прав! Зачем попусту терять время из-за девчонки, которая меня не любит, когда вокруг столько женщин, сходящих по мне с ума? Скоро я возвращаюсь в Мексику. Но мне будет не хватать твоей дружбы, приятель.

Шон протянул ему руку:

— Ты достойный противник, амиго, но можешь быть еще куда более достойным другом.

Мачадо ушел. С улицы доносились приглушенные голоса, становившиеся все тише и тише по мере того, как говорившие удалялись от дома.

Он лежал, закрыв глаза, и расслабился, отдыхая. Да, отдыхать ему теперь придется еще довольно долго. В него угодили три пули, и он потерял много крови.

Налетевший с гор ветерок тронул занавеску на окне. Теперь с веранды слышался голос матери. Она снова завела разговор о том, что неплохо было бы устроить цветник, а камни убрать… Интересно, уже в который раз она говорит об этом?

Из дома вышел Майкл. Он недавно вернулся после поездки в Монтерей. Многое изменилось за последнее время, и ходили также упорные слухи о бунте против Мичелторены.

Внезапно его мускулы напряглись, он почувствовал, что кроме него в комнате есть еще кто-то, и он осторожно подходит к кровати, слегка задевая ее, и склоняется над ним, а затем раздается характерный звук, будто камень поставили на другой камень, и тихое шарканье.

Рука нащупала под подушкой рукоятку револьвера. Шон ждал, но все было тихо, и лишь витал в воздухе тонкий, еле ощутимый аромат кедровой хвои.

С песней на веранду вбежала Мариана. Вот ее шаги остановились у двери его комнаты. Наконец он открыл глаза. Обе женщины стояли у порога, словно разом лишившись дара речи, изумленно разглядывали что-то.

Приподнявшись на локте, он тоже посмотрел в ту сторону.

На каминной полке стоял кувшин, тот самый, которого он недосчитался в пещере среди гор.

Сеньора подошла к камину, хотела было взять кувшин и тут же отказалась от этой затеи — посудина оказалась тяжелой… довольно тяжелой.

Эйлин заглянула внутрь.

— В нем же золото, — воскликнула она дрогнувшим голосом. — Это золото, Шон.

Он откинулся на подушку и закрыл глаза.

— Кем бы ты ни был… где бы ни находился… спасибо.