От автора

Термин «освоение Дикого Запада» очень многогранен. Он включает и исследование недр, и торговлю мехом, и войны с индейцами, и выращивание скота на ранчо, и возникновение городов. Далеко не последнее место занимает строительство железных дорог.

До сих пор встречаются старые карты и атласы, обещающие златые горы тем, кто рискнет вложить деньги в сомнительное для того времени предприятие — железнодорожное строительство. Тем не менее рельсы укладывались на шпалы, открывая для освоения новые обширные районы.

Книга, которую вы держите в руках, — не история железных дорог, а рассказ о судьбах людей, оказавшихся связанными с этой грандиозной стройкой, повесть о Майло Тэлоне и его поисках девушки, затерявшейся среди жестоких и алчных людей.

Мать Майло Тэлона, Эм, носила в девичестве фамилию Сэкетт, и первая книга, описывающая приключения Майло и Эм, «Человек с разрушенных холмов», входит в цикл произведений о семействе Сэкетт. Но, начав с этого романа и продолжая теперь, я надеюсь, что семейство Тэлон заложит основу нового клана. Вы сможете больше узнать о Тэлонах из моей книги «Реки Запада».

Страна, о которой пойдет речь, — это в основном земли индейцев пуэбло в Колорадо. Если вы заедете в город Бола, то это как раз то место, что когда-то называлось Рыбачьей Дырой. В эту Дыру можно было добраться только по дороге Нарт-Крик. Тогда она представляла собой тропку, выбитую лошадиными копытами.

 

Глава 1

Персональный вагон одиноко стоял на боковом пути, залитый горячим пурпуром заката, какие бывают только в пустыне. Я привязал коня к поручню, снова глянул на явную роскошь вагона и, сняв шпоры, повесил их на луку седла.

— Не ворчи, — сказал я коню. — Я скоро.

Отряхнув шляпой пыль с одежды, я подошел к вагону и поднялся по ступенькам. На секунду задержался в тамбуре, затем вошел в салон с большими окнами, отделанный дорогими породами дерева и шелковыми драпировками.

Стол, графин вина и стаканы. Из Коридора сбоку вышел негр в белом пиджаке.

— Да, сэр?

— Я Майло Тэлон.

— Одну минуту, сэр.

Он исчез, и я остался один. Где-то послышались голоса, и негр вернулся.

— Сюда, сэр. Прошу вас.

Коридор вел мимо дверей двух купе в другой уютный салон, который одновременно служил столовой. Его украшал толстый пушистый ковер во весь пол, занавеси с тяжелыми оборками и бахромой и вельветовые портьеры.

Я ждал, стоя со шляпой в руке, многократно отразившись в узких зеркалах, висевших в простенках между окнами. На какой-то момент я увидел то, что видели другие: худой, темноволосый молодой человек в розовой рубашке, черном галстуке, черном пиджаке и серых, в тонкую полоску брюках. Под пиджаком — ремень с кобурой и кольт.

Меня провели в маленький, но прекрасно обставленный кабинет-купе. Человек за письменным столом — широкоплечий и широкоскулый, явно привыкший командовать, — отлично вписывался в обстановку. Ему, наверное, было лет шестьдесят или около того, но выглядел он моложе — черные волосы только едва заметно подернула седина. Его манеры вполне соответствовали его внешнему виду. Он указал на кресло, потом открыл коробку дорогих сигар и предложил мне.

— Нет, сэр. Благодарю.

— Присаживайтесь.

— Постою, сэр.

На его щеках слегка заиграли желваки. «Вспыльчивый человек, — подумал я. — Не любит, когда ему перечат даже в мелочах».

— Джефферсон Хенри.

— А я Майло Тэлон. Вы хотели меня видеть?

— Могу предложить вам работу.

— Если она меня устроит.

— Заплачу хорошо. Очень хорошо.

— Если мне понравится работа.

Я заметил, как кожа вокруг глаз Джефферсона пошла мелкими морщинками.

— Вы чертовски независимы!

— Да, сэр. Продолжим разговор? Как вы узнали обо мне?

— Вас рекомендовали как человека, который может справиться с любым трудным заданием. Словом, если потребуется, сможет добраться до ада с ведром воды, и умеет держать язык за зубами.

— Ну и что?

Моя несговорчивость явно раздражала его. По-моему, у него появилось желание выгнать меня вон. Но какое-то еще более сильное желание не позволило ему сделать это.

— Я хочу, чтобы вы кое-кого для меня нашли. Надо найти… девушку.

— Вам придется самому искать себе женщин. — Я решил, что пора надеть шляпу.

— Девушка — моя внучка, дочь моего сына. Она потерялась двенадцать лет назад.

Секунду я колебался, затем сел.

— Расскажите обо всем поподробнее.

— Пятнадцать лет назад мы поссорились с сыном. Он уехал на Запад. С тех пор я его не видел и ничего о нем не слышал.

— Вы имеете представление, скольких просто поглотила эта страна? Люди пропадают здесь каждый день. Обычно никому до них нет дела. Никто даже не замечает их исчезновения. Нескольких я помогал хоронить. Ни имен, ни документов, ни намека на происхождение или цели поездки. С некоторыми расправились воры либо наемные убийцы, другие умерли от жажды, холеры или несчастного случая.

— Несомненно, но у моего сына была дочь. Ее я и надеюсь найти.

— Не сына?

— Он мертв. — Джефферсон откусил кончик сигары. — Мой сын — слабый человек. У него хватало смелости посылать меня к черту, но он делал это несколько раз и всегда возвращался. Если бы он остался жив, он вернулся бы, поэтому я знаю, что он мертв.

— А что с женой? Матерью внучки?

Хенри прикурил сигару.

— Именно из-за нее мы и поссорились. Я не желаю ее видеть. Она меня не интересует. Нужно найти только дочь моего сына.

Он помолчал, разглядывая тлеющий кончик сигары, потом продолжил:

— Я очень богатый человек. И уже не молод. У меня нет других наследников. Я одинок. Ее необходимо найти.

— А если ее не найдут? Кто тогда унаследует ваше состояние?

Его глаза стали холодными.

— Вопрос не подлежит обсуждению. Найдите мою внучку. Вам хорошо заплатят.

— Так вы говорите, что сын исчез пятнадцать лет назад?

— Он женился против моей воли. Потом взял жену и дочь и уехал на Запад, некоторое время работал в Огайо, затем в Сент-Луисе.

Джефферсон стряхнул пепел с сигары.

— Дочь могла и не выжить.

— Конечно. К этому обстоятельству я готов.

— Или она могла стать такой, что вы не захотите ее знать.

— Возможно.

— А почему вы выбрали меня?

— Вас рекомендовали как понимающего и умного человека, который знает Запад. В армии вы были разведчиком? Так? — Он помолчал. — Говорили также, что вас знают на Тропе Беглецов.

— Да?

— Могу добавить — я знал вашего отца.

— Вы знали его?

— Он, конечно, твердолобый, чрезвычайно самоуверенный, трудный человек, но, безусловно, честен. Мы почти ни в чем не соглашались. Уж если он выбирал путь, то никто не мог заставить его свернуть с него.

— Вы были его другом?

Джефферсон снова стряхнул пепел с сигары. Его глаза под густыми бровями напоминали голубые льдинки.

— Нет. Мы не понравились друг другу с самого начала. Наши отношения такими и остались. Но я приехал за две тысячи миль не для того, чтобы вспомнить его. Когда я кого-нибудь нанимаю, то стараюсь получить лучшего. Рекомендовали именно вас.

Он открыл ящик стола, за которым сидел, и вытащил мешочек с золотыми монетами. По крайней мере, мне так показалось, потому что мешочек выглядел тяжелым.

— Здесь тысяча долларов. Я не требую детального отчета о расходах. Укажете только общую сумму. Понимаю, что в таких ситуациях деньги тратятся на такое, о чем лучше не упоминать. — Из другого ящика он вытащил большой коричневый конверт. — Здесь копии писем, старые фотографии, некоторые сведения. Это все, что у меня есть.

— Вы пытались найти его?

— Никто не смог. Даже бюро Пинкертона.

Несколько минут я обдумывал предложение. Было в нем что-то такое, что мне не нравилось, но не мог понять что именно, потому что Хенри показался мне прямым человеком. Тем не менее инстинкт подсказывал, что ему нельзя доверять. Однако проблема меня заинтересовала, к тому же мне все равно нечем было заняться… и не на что жить. Или почти не на что.

— Хорошо. Если она жива, я найду ее. Если мертва, буду знать, где ее похоронили.

— Найдете? Там, где другие были бессильны?

— Почему бы и нет? Вы не обратились бы ко мне, если бы не считали, что я смогу ее отыскать.

Джефферсон прямо и твердо посмотрел на меня.

— Ничего такого я не считаю. Однако вы — мой последний шанс. — Он ткнул пальцем в конверт. — Мой адрес — там. К тому же вы можете отыскать меня через «Уэллс Фарго». Если вам понадобятся еще деньги, зайдите в любую контору «Уэллс Фарго» и возьмите до тысячи долларов. Если потребуется больше, придется обратиться лично ко мне.

— На какую сумму я могу рассчитывать?

— Пятьдесят тысяч долларов я готов пожертвовать. Но не больше.

Это были огромные деньги. Чертовски огромные деньги. Я так и сказал.

Он махнул рукой.

— Да. Но она у меня одна. Если не единственная наследница, то, по крайней мере, единственная, кого я признаю.

— Если я соглашусь, сколько мне заплатят?

Джефферсон показал на мешочек с золотом.

— Оплачиваю все расходы. Лично вам — сто пятьдесят долларов в месяц все то время, пока будут вестись поиски, и вознаграждение в тысячу долларов, если найдете ее.

— Двести в месяц, — сказал я.

У него в глазах появилось нетерпение.

— Вы просите двести долларов? Ковбой получает тридцать в месяц!

— Это не ковбойская работа. — Я встал. — Двести, или мы не договорились. Деньги должны переводиться в контору «Уэллс Фарго» в Эль-Пасо.

Он забарабанил пальцами по столу. Ему не нравились ни мои требования, ни я сам, но в конце концов он решил.

— Ладно, пусть будет двести.

— Деньги вперед.

Он вынул из ящика несколько золотых монет и протянул их через стол.

— Смотрите, вам придется их заработать.

Выйдя из вагона с конвертом в руке, я чувствовал себя несколько озадаченно. Спрыгнув с подножки, подошел к коню. Что же меня беспокоило? Предложение на первый взгляд казалось простым и откровенным, хотя розыск пропавших людей никогда не был моим любимым занятием.

Оглянувшись на вагон, я вздрогнул: в салоне, откуда только что вышел, вместе с Джефферсоном стоял высокий, широкоплечий мужчина, больше, чем Хенри, которого тоже нельзя назвать маленьким.

Это не носильщик и не проводник.

Тогда кто же? Где он скрывался во время нашего разговора с Хенри?

За годы скитаний я понял, что человек выживает благодаря своей бдительности и настороженности. Теперь меня раздражало, что я не почувствовал его присутствия.

Кто этот человек? Подслушивал ли он?

Почему Хенри только сейчас, по прошествии стольких лет, пытается найти свою внучку? Он сказал, что ее не смогло отыскать даже бюро Пинкертона. Почему же именно я, а никто другой?

Ему известно, что у меня есть друзья на Тропе Беглецов? Неужели он считает, что я сам скрываюсь от закона? Или у него есть причины подозревать, что я уже что-то знаю о девушке? Допустим, что один из следов, который отыскали пинкертоны, вел ко мне.

Но с какой стати? Конечно, у меня были знакомые девушки, но о некоторых из них я вообще ничего не знал, кроме того, что они существуют.

Скорее всего обо мне что-то раскопали в бюро Пинкертона. Там знают всех, кто следует по Тропе Беглецов. Некоторое время назад мне предложили стать агентом бюро.

Сев на коня, я поехал по направлению к единственной улице городка. Двухэтажное здание железнодорожной станции находилось примерно в сотне ярдов от запасных путей, где стоял вагон, и в нескольких ярдах от улицы. Над каждым его окном нависал выдающийся вперед карниз, защищавший комнаты от жгущих лучей солнца пустыни.

Из окна персонального вагона хорошо просматривалась большая часть улицы. На той ее стороне, куда выходил вокзал, стояли три дома, в одном из них размещался магазин, в другом — салун. Третий пустовал.

Напротив них вытянулась в ряд дюжина строений, включая отель, ресторан, еще один магазин, конюшню, кузницу и несколько маленьких лавочек и контор.

Заплатив конюху пару долларов, чтобы он почистил и накормил коня, я взял свой винчестер, седельные сумки и направился к отелю.

В городишке наступило время ужина, и народ разошелся по домам. Бродячая собака, лежавшая в пыли, помахала хвостом, словно прося, чтобы ее не прогоняли, у коновязи переминались с ноги на ногу лошади. В какой-то момент я увидел огонек сигареты в темном дверном проеме пустого дома и почувствовал вес золота, которое лежало у меня в кармане. С винчестером в правой руке я толкнул дверь и оказался в фойе отеля — просторной комнате с высокими потолками и колонной в центре, окруженной кожаными сиденьями. Здесь стояло также несколько кресел, обитых коровьими шкурами, и у дальней стены — кушетка. Несколько больших медных плевательниц предлагали свои услуги в стратегически важных местах.

За стойкой я увидел человека с зеленым козырьком над глазами и с резинками на рукавах.

— Комнату, — сказал я остролицему мужчине с усами, слишком большими для его лица.

Рыжие усы посмотрели на меня с кислой неприязнью. Они на своем веку повидали много ковбоев.

— Есть постель в комнате на троих. Стоит четвертак.

— Комнату, — повторил я, — одну комнату на одного.

— Комната обойдется вам в пятьдесят центов, — небрежно бросил он, ожидая, что я откажусь.

Моя рука оставила на стойке монету в полдоллара.

— Дайте мне ключ.

— Ключей нет. Люди уносят их с собой. — Он показал на лестницу. — Наверх и направо. Угловой номер. Если нужно, подставьте под дверную ручку стул.

— Не беспокойтесь, я сплю чутко, — заметил я, — к тому же я пугливый: провел слишком много времени на индейских территориях. Если услышите ночью выстрелы, приходите и заберите труп чужака.

Он скучно посмотрел на меня и отвернулся.

— Где лучше всего кормят?

— Третья дверь вниз по улице. «Кухня Мэгги». Она сама бывает там редко, но повар у нее — один из лучших.

Повлияло ли на него то, что я заплатил за комнату вперед, или его взволновали гастрономические темы, только портье вдруг разговорился. Он заглянул в журнал регистраций.

— Тэлон? Это что-то вроде клешни?

— Да. Один мой предок взял это имя, потому что вместо правой руки у него была клешня. В свое время он поцарапал ею много народа. Во всяком случае, я так слыхал.

Он подумал, что шучу, но я не шутил. Каждый Тэлон знал историю этого ожесточенного старика, от которого пошла наша семья. Несколько увлекательных историй давних времен — вот, пожалуй, и все, что осталось нам от предков, хотя ходили слухи о богатой недвижимости в руках Тэлонов и о зарытых ими сокровищах.

— Долго у нас пробудете? — спросил портье.

— День-два. — Я помолчал. Всегда надо первому назвать причину приезда, чтобы потом о ней никто не допытывался. — Все лето на пастбищах. Вот и решил, что подошло время немного отдохнуть. — Но меня могли видеть, когда я выходил из персонального вагона, поэтому добавил: — Но если подвернется случай, от хорошей работы не откажусь Присматриваюсь понемногу. Хотел бы наняться проводником к охотникам или найти что-нибудь еще в этом роде Думал, что ребятам из персонального вагона нужен проводник, но… Им ничего не нужно. Даже гостей.

Портье покачал головой.

— Они тут два или три дня стоят. Слыхал, интересуются землей. У них есть свой проводник или кто он там.

Комната оказалась хорошей, если такие комнаты вообще можно назвать хорошими: двуспальная кровать, умывальник с белой раковиной и кувшином на тумбочке, два кресла, одно из которых качалка, и вязаный коврик на полу. На маленькой прикроватной тумбочке — керосиновая лампа, которую я не собирался зажигать. Мои глаза уже привыкли к темноте, и я не хотел рекламировать, какую комнату занял. Не раздвигая штор, выглянул на улицу, и мне опять почудилось, что в дверном проеме пустого дома скрывается человек.

Конечно, там мог быть какой-нибудь ковбой, которому некуда идти или у которого нет денег, либо парень, поджидающий свою девушку. Но осторожность продлевает нам жизнь!

«Он увидит меня, когда выйду из отеля, если только… «

Спустившись по лестнице, я пошел через черный ход и шагнул в ночь. Быстро отступил в сторону от двери и, оставаясь в густой тени, стал вглядываться в темноту. В задней двери и окне третьего дома, который стоял дальше по улице, горел свет. Наверное, это и есть ресторан. Пробираясь по тропинке, которая вела мимо задних дворов, я чуть не влетел под ведро помоев, которое мужчина в белом переднике собирался выплеснуть.

— Привет, — тихо сказал я. — Ничего, если я пройду через кухню?

— Если хотите. — Широкоплечий худой человек лет пятидесяти, а то и старше, с отвислыми седыми усами широко раскрыл дверь. — Кто-нибудь у входа, кого вы не желаете видеть?

Лицо повара потемнело от солнца и ветра, а время избороздило его морщинами. Ставлю свое месячное жалованье за то, что в свое время он немало поездил с походной кухней на перегонах скота.

Я дружески улыбнулся:

— Точно не могу сказать. Насколько знаю, за моим скальпом сейчас не охотятся, но, с другой стороны, напротив вас в пустом доме стоит парень, который, кажется, кого-то ждет. Вы повар?

— Шеф-повар и посудомойка. Окончил школу поваров в лучших походных кухнях, которые когда-либо скрипели по равнинам, и ни одного недовольного ковбоя. Жарю и пеку. Но устал спать на земле и вставать в три утра.

Когда мы прошли на кухню, он снова взглянул на меня.

— Наши дороги уже пересекались. Где-то в Монтане. Я был дружен с вашими родственниками из Теннесси.

— Приятно познакомиться. Понимаю, почему вы устали спать на земле. Я и сам иногда устаю.

Повар вытер руки о передник.

— Сегодня есть ростбиф. Если хотите, могу взболтать пару яиц. Обычно в такое время мы этого не делаем, но поскольку вы друг и приятная встреча…

— С удовольствием. Три месяца не видел яиц. Но съем и ростбиф.

— Так и думал. — Он помолчал, оглядывая меня. — Мое имя Шафер. Герман Шафер.

— Теперь я вас вспомнил. Вы повар с ранчо «Ленивое О», так ведь? А я работал на «Двойном У».

— И я вспомнил. Ребята звали «Ленивое О» «бисквитом», потому что «О» выглядело очень худым. Там была хорошая команда.

Информация там, где ее ищут. Поэтому я сообщил:

— Вот приехал па вызову Джефферсона Хенри из того вагона. Он говорит, что у него есть для меня работа.

— Хенри? Никогда сюда не приходит. Ест в своем вагоне, но я его видел. Видел и его телохранителя. — Шафер бросил на меня взгляд из-под бровей. — Знаете его? Такой высокий с покатыми плечами. Потяжелее вас, почти с такими же черными волосами. Говорят, он умеет обращаться с оружием.

— У него есть имя?

— Джон Топп. По-моему, он с Юга. Знает, что делает, но ни с кем не разговаривает. Ни с кем, кроме Хенри.

Взглянув мимо повара и увидев, что в зале заняты только три или четыре столика, я было направился туда, но потом остановился.

— Вы сказали, что Хенри здесь два или три дня?

— Да. — Герман Шафер понизил голос. — Ребята говорят, что его вагон стоял на запасном пути около водокачки милях в двадцати отсюда. Стоял около недели. Оттуда они выезжали верхом. Лошадей они привезли в специальных вагонах.

Никто даже не повернул головы, когда я вышел из кухни и сел, выбрав место в углу, откуда мог видеть обе двери и улицу. Дверной проем, где я заметил наблюдателя, не попадал в поле моего зрения.

На окнах ресторана висели шторы, на столах лежали красно-белые скатерти и салфетки. Никаких оловянных мисок в этом заведении — только настоящий фарфор, толстый, но чистый.

За одним из столиков сидел владелец ранчо с женой, приехавшие в город ради того, чтобы поужинать в ресторане, чуть дальше — двое железнодорожников в синих рубашках и комбинезонах и бродячий торговец со сверкающим фальшивым бриллиантом в галстуке, а за столиком рядом с моим — девушка, молодая, довольно хорошенькая, немного вызывающе одетая во все новое.

Она не собиралась флиртовать, когда ее взгляд, полуиспуганный, полулюбопытный, на секунду поймал мой и на мгновение задержался. Уже в следующий момент девушка отвела глаза и смотрела куда-то мимо меня.

Шафер вышел из кухни, поставил передо мной тарелку с говядиной, жареной картошкой и яичницей. Потом вернулся за кофейником и чашкой.

Хотя жаркое и Кофе источали головокружительный аромат, я помедлил, прежде чем приступить к ужину. Мне предстояло многое обдумать. Я взял чужие деньги и намеревался честно их отработать, но возникли вопросы, на которые мне необходимо было знать ответы.

Ничего удивительного, что, отправляясь в наши края, которые не без основания считались дикими, такой человек, как Джефферсон, завел себе телохранителя. Если он действительно подыскивал землю, ему понадобится и проводник, знающий эти места. Скорее всего незнакомец в вагоне — детектив на службе у железной дороги, но не обязательно так. Я не видел также никаких внешних причин, чтобы меня обязательно информировали о его присутствии. Никто не гарантировал, что мы беседовали с глазу на глаз, а Джефферсон не делал секрета из своих поисков.

Казалось, что найти девушку, пропавшую двенадцать лет назад, на такой большой территории с беспрестанно меняющимся населением невозможно. Однако прежде всего я должен определить отправную точку.

Ее отца считали погибшим, но так ли это? И что стало с матерью? Если бы я что-нибудь о ней знал, у меня в руках оказалась бы ниточка. Если ее муж действительно умер, не возвратилась ли она к родственникам? Или в какое-нибудь знакомое ей место?

На первый взгляд казалось, что на Западе легко затеряться, но в действительности дело обстояло совсем иначе. Переселенцы редко путешествовали в одиночку, к тому же им приходилось постоянно общаться со старожилами, чтобы получить приют, еду, одежду или транспорт. При встрече люди беседовали, обменивались информацией, пункты назначения новичков открыто обсуждались, как и состояние дорог, колодцев, погоды на пути следования.

Пинкертоны, безусловно, ловкие оперативники, умеющие расспрашивать, добывать нужные сведения, некоторые из их агентов давно жили на Западе, но знали ли они эти края так же хорошо, как я?

Супружеская пара с ранчо покинула ресторан. Вслед за ними поднялся торговец. Перед этим он откровенно попытался поймать взгляд девушки, но не смог и вышел.

Неожиданно, чуть повернувшись в мою сторону, девушка очень тихо произнесла:

— Сэр, прошу вас, помогите мне.

— Что я могу для вас сделать?

Железнодорожники тоже собрались восвояси, и один из них задержался, глядя в мою сторону. Что-то в нем привлекло мое внимание. Он вел себя так, словно хотел со мной поговорить. Почему?

— Мой ужин, сэр. Мне очень жаль, но у меня нет денег, чтобы за него уплатить. Я была очень голодна.

— С удовольствием заплачу за вас.

Ее положение взволновало меня. Женщине без средств к существованию на Западе трудно. Через некоторое время я спросил:

— Вы здесь проездом?

— Да, сэр, но у меня кончились деньги. Мне нужно найти работу.

— Здесь?

В таком городке не могло быть никакой работы для приличной девушки. Его население едва насчитывало шестьдесят человек.

— Мне… Мне нужно было уехать. Я купила билет на самый дальний маршрут. Думала, что сумею…

Обращаться по-дурацки с деньгами для меня не впервой. Несмотря на несколько экстравагантную, даже вызывающую одежду, она напоминала пугливого, покинутого олененка, который не знает, оставаться ему на месте или бежать. Девушка понравилась мне сразу. То, что она была хорошенькой, несомненно, имело значение, но в ее подбородке читалась восхитительная твердость характера.

— У вас нет семьи?

— Нет, сэр.

На этот раз мне показалось, что она солгала.

— Я дам вам денег. Вы можете найти работу в Денвере, Санта-Фе или другом большом городе. А тут нет ничего… — Пока я говорил, меня осенила идея.

— Я хочу остаться, — вдруг возразила она. — Мне здесь нравится.

Здесь? Что же могло ей понравиться на маленькой железнодорожной станции, перевалочном пункте на перегоне скота? Несколько подъездных путей с грузовыми вагонами, загоны для животных да кучка домишек. Унылое, одинокое место — пронизывающе холодное зимой, жаркое и сухое летом и весь год ветреное.

— Возьмите сто долларов, — предложил я и подумал: «Вот дурак! Так промотать трехмесячный заработок ковбоя!»

Она зарделась.

— Сэр…

— Я же не сказал, что дарю. Если хотите, возьмите взаймы. Этот городок — тупик. Здесь ничего нет. — Я вспомнил о своей идее. — Спросите у Германа Шафера. Может, ему нужна официантка.

А как же Мэгги, отсутствующая владелица?

Вынув из кармана пять золотых монет, я протянул руку к ее столику и положил их на скатерть.

— Вот. Теперь у вас есть выбор. Если будете экономны, их хватит, пока не найдете работу. Во всяком случае, достаточно, чтобы доехать до Денвера.

Она хотела что-то сказать, но я махнул рукой.

— Я и сам недавно сидел на мели. Я знаю, каково вам, а мужчинам в таких случаях легче.

Наш разговор окончился. Я достал коричневый конверт, полученный от Джефферсона, и открыл его. Там лежало несколько дагерротипов. На первом — элегантно одетый молодой человек с умным, но пустым лицом. Он стоял, положив руку на спинку стула, одна нога его была слегка согнута.

На втором — тот же самый молодой человек сидел с молодой женщиной. Ее лицо с дерзким, вызывающим выражением показалось мне интересным. Третья фотография представляла все ту же пару, но на ней мужчина стоял, а женщина сидела, держа на руках ребенка. Два последних снимка были сделаны на улице. На них оказались кое-какие детали, которые привлекли мое внимание.

Отложив дагерротипы в сторону, я долил себе кофе и взял письма. К первому письму был приколот список имен:

«Ньютон Хенри,

мисс Стаси Альбро (дочь Нэнси).

Связаны с

Хэмфри Таттлом,

Уэйдом Холлеттом».

Имена мне ничего не говорили. Девушка, которую мне предстояло найти, — Нэнси Хенри, дочь. Мой взгляд вернулся к матери. Очень привлекательна и, видимо, сообразительна, если я в этом хоть чуть-чуть смыслю. В ней также было что-то, вызывающее беспокойство. Знал ли я ее? Где? Когда? Или просто где-то встречал? Она, безусловно, старше меня, но не намного.

Ньютон Хенри женился на Стаси Альбро, Нэнси — их дочь. Ньютон или она каким-то образом связаны с Таттлом и Холлеттом. Отчет бюро Пинкертона изобиловал деталями. Сыщики потратили кучу денег и времени, не дав, однако, ни одного четкого ответа. Для них подобное необычно, почти невозможно при данных обстоятельствах.

«Лицо, которому адресованы письма, — гласил их отчет, — скончалось». Письма не давали даже намека на местонахождение девушки.

Когда я складывал бумаги, чтобы положить их в конверт, фотография мужчины с невестой скользнула на пол. Девушка за соседним столиком нагнулась и подняла ее. Я заметил, как вдруг у нее перехватило дыхание и побелели губы.

— Что случилось? Вы знаете их?

— Знаю их? О нет! Нет! Просто… просто женщина такая красивая!

«Она отдала мне дагерротип», — с неохотой подумал я.

— Спасибо. Думал, они вам знакомы.

— Это ваши родственники?

— Нет, я ищу их.

— Так вы полицейский?

— Нет, это деловая необходимость.

Она поднялась, чтобы уйти.

— Вы не сказали, как вас зовут.

— Вы тоже. — Она очень мило улыбнулась. — Я Молли Флетчер.

— Я Майло Тэлон. — Взгляд в сторону кухни убедил меня, что Герман на месте. — Кажется, повар занят, но, если хотите остаться в этом городе, советую поговорить с ним. Может, ему нужна помощь.

Она поблагодарила меня и ушла. Я проводил ее взглядом до дверей. Взглянув в окно, увидел, как она направилась к отелю.

Допустим, всего лишь допустим, что человек на другой стороне улицы наблюдал не за мной, а за ней? В этом был смысл. Она очень хорошенькая.

Я начал перечитывать письма одно за другим, но мысли мои блуждали далеко и не давали возможности сосредоточиться.

Кто ж такая Молли Флетчер? Почему она приехала сюда и решила остаться? Случайно ли ее присутствие в ресторане и обращение именно ко мне? Конечно, она могла просто ждать, пока кто-нибудь останется один, но торговец ясно дал понять, что ему нужна компания. По-моему, я нравился женщинам, хотя никогда не знал, что их привлекает. Может, мои рассказы о далеких землях, которые они никогда не видели?

И все же, почему она хотела остаться здесь? И почему, кстати, мистер Хенри выбрал именно это место, чтобы снова начать свои поиски?

И почему, в конце концов, я?

 

Глава 2

Из кухни вышел Герман Шафер и начал убирать со столов.

— Я заметил, как вы разговаривали с молодой леди. Симпатичная девушка, правда?

— Она ищет работу, Герман. Если железнодорожники узнают, что у вас такая красивая официантка, отбоя не будет, число посетителей как минимум удвоится. — Никогда не угадаешь, где получишь полезную информацию, поэтому, немного помолчав, я спросил: — Герман, ты не встречал парня по имени Ньютон Хенри? Или девушку, которую зовут Стаси Альбро?

— Нет, ни разу в жизни. — Он оторвался от столика, который протирал, и задумался. — Ньютон Хенри? Не родственник ли тому, в персональном вагоне?

— Сын.

— Хм. Никогда о нем не слыхал, но вот другое имя… Альбро. Это что-то знакомое. Необычное имя.

Он направился на кухню.

— Вы придете на завтрак? Я открываю в шесть, сейчас, осенью, это почти восход.

— Можете на меня рассчитывать. Герман, когда пойдете мимо окна, посмотрите, не стоит ли кто в дверях того пустого дома дальше по улице, или не слоняется ли кто возле отеля.

Он вернулся и продолжал собирать тарелки. Дважды выглянул в окно.

— Нет ни души.

Когда я вышел, улица была пустой. Горели лишь три фонаря и падал свет из нескольких окон. Лошади, стоявшие прежде возле салуна, и упряжка исчезли. Мои каблуки гулко стучали по деревянному тротуару. В скольких подобных городишках я побывал? Сколько миль отшагал по деревянным тротуарам, в скольких отелях жил? С какой стати нахожусь здесь, а не с матерью на ранчо в Колорадо? Может, и Барнабас уже вернулся.

Минуя узкий переулок, я заметил пегую лошадку с белым пятном на крупе, оседланную и готовую отправиться в путь. Ее хозяин явно беспокоился о том, чтобы лошадь не попала кому-то на глаза.

Если не считать того, что при мне находилась крупная сумма денег золотом, у меня не было никаких причин для тревог, и все же я чувствовал себя не в своей тарелке.

В фойе портье с рыжими усами дремал за своим столиком, на груди у него лежала газета. Прихватив другую газету, брошенную кем-то в кожаном кресле, я поднялся наверх. Из-под соседней двери выбивался свет. Возможно, Молли Флетчер?

Я остановился у двери своего номера и помедлил. С чего вдруг стал таким пугливым? Отступив в сторону, наклонился, повернул ручку и толкнул дверь внутрь. Темнота и молчание. Держа револьвер в правой руке, левой зажег спичку. Она вспыхнула — комната оказалась пустой, но повсюду валялись разбросанные вещи. Я зажег лампу. Чья-то торопливая, ищущая рука вывернула на постель содержимое моих седельных сумок, развернула и расстелила на полу одеяла.

Осмотр вещей убедил меня, что ничего не пропало. Мешочек с патронами к револьверу 44-го калибра; непромокаемый коробок спичек; острый как бритва нож; две чистые рубашки, которые я аккуратно сложил и завернул в одеяла; чистые носки; чистые носовые платки и немного гуталина. Мне всегда нравились до зеркального блеска начищенные сапоги. Там же лежал набор для рукоделия — нитки, иголки, несколько запасных пуговиц — и маленький кусочек трута, который я всегда носил с собой, чтобы разжечь костер в сырую погоду.

Глядя на этот беспорядок, я чувствовал себя обнаженным и выставленным напоказ. Для человека, прожившего столько лет, мой скарб выглядел чертовски бедным. Ничего не осталось от жестоких дней и ночей работы, пережитого голода, холода и жары, разбухших от дождей потоков, которые мне приходилось преодолевать. То, что лежало на постели, да память о пережитом — все, что я скопил за почти тридцать лет жизни.

В моем возрасте отец уже построил несколько мостов, пару пароходов и прошел пешком весь путь от мыса Гаспе через Квебек. Он всегда что-нибудь строил, отмечая каждый свой шаг. Если сейчас со мной случится беда, что я оставлю после себя? Не больше, чем крутящийся смерч в прерии в знойный, сухой день.

Вид моих пожитков, разбросанных по комнате, задел меня за живое. Человек имеет право на личную жизнь. Кому понравится, если кто-то ворвется в его дом и разбросает вещи? Я почувствовал, как во мне разгорается гнев. Никто не смеет вот так вламываться в частную жизнь другого человека.

Вероятно… вероятно, если найду эту девушку, я сделаю что-нибудь стоящее. В конце концов, она должна унаследовать огромное состояние, а сейчас может быть одинока и в отчаянной нужде.

Я начал собирать и складывать вещи, помня, что жизнь мужчины всегда начинается сегодня, что бы ни случилось вчера. Нельзя быть привязанным к прошлому. Каждое утро — новый старт, чистый лист. Чем он заполнится, зависит только от тебя.

Вернулось раздражение. Какого дьявола они искали? Что у меня есть, чего нет у других? Неужели кого-то уже заинтересовали мои деньги?

Допустим… на секунду допустим, что кому-то понадобился коричневый конверт. Если так, то зачем?

Я сел на постель, снял сапоги и принялся растирать ноги, прогоняя усталость. Поистине моей наивности нет предела! Как можно всерьез рассчитывать на то, что найду эту девушку? Или просто хотел ненадолго продлить тот период эйфории благополучия, когда не надо думать о следующем куске хлеба? Да и получить работу чуть легче, чем гонять коров, тоже неплохо.

Очевидно, начинать надо с Сент-Луиса, последнего известного адреса Хенри. С тех пор Сент-Луис вырос, а такая семья, как Хенри, вряд ли привлекала внимание. Найти их будет непросто, и все же надо где-то начать, раз уж взялся за это дело и получил деньги. А я никогда не брался за то, чего не мог выполнить.

Вешая пояс с кобурой на спинку стула рядом с кроватью, я подумал о выражении лица Молли Флетчер, когда она увидела фотографию. Удивлена? Да, точно. Но если сказать точнее — испугана. Почему?

Я снова вернулся к Джефферсону Хенри. Что он делает здесь, именно в этом городишке, и что его заставило выбрать именно меня?

Кто такая Молли Флетчер и как случилось, что она тоже оказалась тут? Да ведь она наверняка узнала девушку на фотографии. Или мне показалось? Почему она появилась именно тогда, когда приехал Джефферсон Хенри? Знали ли они друг друга? Или друг о друге?

Если девушка на фотографии ей не знакома, она могла узнать мужчину или даже место съемки.

Можно начать с самих снимков. Фотография была сравнительно молодым искусством, но уже появились странствующие фотографы, идущие по стопам Брейди и Джексона.

Подставив спинку стула под дверную ручку и положив револьвер на кровать, я уселся, чтобы просмотреть документы, переданные мне Джефферсоном Хенри. К верхнему письму была прикреплена записка:

«Письма адресованы покойным Харольду и Аделаиде Магоффин. Прилагаемые письма находились в момент смерти покойных не с ними, а хранились вместе с невостребованным багажом. Для получения документов уплачена сумма в двадцать долларов Пьеру Ван Шенделю, кладовщику».

Покойные? Оба сразу или по отдельности? Пинкертоны посчитали этот вопрос не относящимся к делу. Или, если говорить точнее, так решил расследующий дело агент, а агенты бывают разными. У некоторых есть воображение, фантазия, а другие — просто работяги. Каждый чем-то ценен, но в данном случае все ли вопросы он задал?

Слово «покойные» меня тревожило. Мне хотелось знать причину их смерти. Как? От чего? Когда и где? Имело ли все это связь с моим делом?

Несомненно, тот агент вел много других расследований, а я всего лишь одно. У меня есть время задавать вопросы, думать и рассуждать. Я и собирался этим заняться.

Интересно, что стало с невостребованным багажом? Продали ли его с аукциона, как зачастую делается? Работал ли еще Ван Шендель кладовщиком? Что находилось в багаже? Хранилось ли там еще что-нибудь интересное, кроме писем? На все мои вопросы ответ можно получить только в Сент-Луисе.

Но сначала надо разобраться с делами, ожидающими меня здесь. Первое — увидеть Молли Флетчер. Если она не передумала остаться, ее ждет работа у порядочного человека, который к тому же сможет ее защитить.

Я еще раз просмотрел фотографии. Они выглядели так себе. Во всяком случае, мне приходилось видеть и лучше. Может, их сделал сам Джексон? Изучив изображенных на них людей, я пришел к выводу, что в лице Ньютона есть что-то нерасполагающее. Мне он показался не только слабым, но и злобным человеком. И все же не стоит торопиться с оценками. Я не знал ни его, ни дорогу, которую он выбрал в жизни.

Едва слышно скрипнула доска. Я положил руку на револьвер.

Нежный скрип повторился, а затем на моих глазах ручка медленно повернулась, и дверь толкнули. Стул под ручкой не дал ей открыться. Я ждал, дав непрошеному гостю возможность попытаться еще раз, представляя, что он испытывает, стоя там, за дверью.

Ручка медленно вернулась в первоначальное положение, дверь перестали толкать. И вновь до меня донесся тихий скрип половиц. На сей раз шаги удалялись.

Собрав бумаги, я положил их во внутренний кармашек седельной сумки, специально нашитый для важных документов. Прочту их позже, собравшись со свежими силами.

Я задул лампу и улегся в постель, оставив револьвер под рукой.

На всякий случай.

 

Глава 3

Просыпаться с рассветом — привычка, от которой трудно избавиться, поэтому, когда при первых лучах солнца небо стало сереть, я встал, протер тело губкой с холодной водой и оделся. Прихватив винчестер и седельные сумки, вышел в коридор. Конечно, будить леди слишком рано, но на всякий случай, если Молли вдруг не спала, я остановился перед дверью комнаты, которую, по моим расчетам, она занимала. Внутри слышалось легкое движение, и я постучал.

Секунда молчания, затем мягкий голос спросил:

— Да?

— Это Тэлон. Прежде чем что-нибудь планировать, поговорите с Германом Шафером в ресторане.

— Спасибо.

За конторкой в фойе никого не было, на улице тоже. На тротуаре лежала собака. Когда я вышел, она посмотрела на меня и приветствовала ударами хвоста о доски.

— Привет, песик. — Я нагнулся, чтобы его погладить, одновременно оглядывая улицу.

Шафер мыл пол.

— Кофе готов, — улыбнулся он. — Так и знал, что вы рано встанете.

— Давняя привычка ковбойской жизни.

— У меня тоже. С кем я только не работал! С Эбом Блокером, Чарли Гуднайтом, Дрисколлом, Слотером… почти со всеми. У большинства я был ковбоем. Пришлось стать поваром, когда узнали, что умею готовить. Никогда до этого и не помышлял о плите.

Он принес чашку.

— Вы поговорили с той девушкой?

— Поговорил. Она придет к вам узнать что к чему.

— Не понимаю. Такая молодая и болтается по всей стране. Ей бы следовало еще оставаться в семье.

— Она говорит, что у нее нет родственников.

— Может, нет, а может, и есть. Я так думаю, что она удрала от них. Купила себе одежонку в первом попавшемся магазине, а оставшиеся деньги потратила на билет куда подальше.

— У нее есть деньги.

— Да? — Он сухо взглянул на меня. — Я видел, как вы дали ей денег, и, если бы они у меня были, я сделал бы то же самое. Здесь не место для приличной женщины, у которой к тому же нет денег. Что-то не так, не сходится.

— Думаете, она не лжет?

— Нет. Я много перевидал на своем веку и научился распознавать людей. Эта не лжет, но она чего-то боится. Похоже, она бежит от своего прошлого.

Он принес кофейник.

— Хотите яиц? Свежие, куриные.

— Кто-то разводит кур?

— Держит одна женщина, которая живет к востоку от города. Она достала несколько род-айлендских красных и немного уайалдотов. И вполне преуспевает. В округе, где все разводят коров, мало кур.

На кухне загремели тарелки. Я налил себе кофе, сделал глоток и чуть не обжег рот. Потом открыл седельные сумки и вынул письма, адресованные Магоффинам.

На первом не было ни числа, ни приветствия. Оно даже не имело начала.

«Помни, если начнут расспрашивать, ты ничего не знаешь. Я уверен, что начнут. Не беспокойся, о тебе позаботятся. Мы устроились благополучно. Место глухое, но приятное, и мы останемся тут, пока позволят обстоятельства. Я работаю, и Стаси довольна. Нэнси растет. Когда будет достаточно взрослой, чтобы путешествовать без матери, ты меня увидишь. Посылаю фотографию. Храни ее как следует».

По меньшей мере странное письмо. «О тебе позаботятся» звучало как взятка с целью противодействовать другому предложению, но почему Ньютон Хенри так старался, чтобы его не нашли?

Нэнси будет «достаточно взрослой, чтобы путешествовать без матери». С какой стати? Где останется ее мать? И почему так важно хранить фотографию «как следует»? Несомненно, она могла быть памятью о хорошем времени, но в письме фраза звучала по-другому.

Взяв фотографию, я изучил ее более тщательно. На заднем плане возвышался холм, и был виден угол какого-то здания, несколько деревьев и кусты на склоне холма.

На деревьях — длинные иголки, растущие пучками. У дальнего угла дома на земле лежал большой предмет с округленным концом. Фотографии мало что говорили пинкертонам. Но для человека, долго бродяжничавшего, они могли стать ключом к чему-то важному. Так оно и было в моем случае.

Эти пучки длинных иголок росли только на сосне Диггера, а закругленный предмет, если я не ошибался, не что иное, как сосновая шишка, которые часто достигали размера ананаса. Индейцы ели их семена.

Сосны Диггера росли в жарком, сухом климате, но не в пустыне. По скалистым выступам на склоне холма я догадался, в каком районе сделан снимок. За домом стояло дерево, напоминающее тополь, значит, рядом имелась вода — родник или ручей.

И все же, почему Ньютон старался, чтобы его не нашли? Для охотника, идущего по следу, важно знать, что на уме у того, за кем он охотится. Животное обычно направляется от воды или к воде и, если его испугают, часто описывает круг, оставаясь в пределах своей территории.

Сосны Диггера встречались в некоторых шахтерских районах Калифорнии, а Ньютон писал, что нашел работу в какой-то отдаленной местности. Сейчас я пожалел, что не спросил, чем занимался Ньютон.

Убрав фотографии, я откинулся на спинку стула и стал глядеть в окно. На залитой солнцем улице стали появляться люди. Кто-то спешил по делам, кто-то подметал тротуар.

Дверь открылась, и вошла Молли Флетчер в сером, немного поношенном дорожном костюме. Он шел ей гораздо больше, чем одежда, в которой я увидел ее вчера.

— Присаживайтесь, — пригласил я. — Можно угостить вас завтраком?

Она надула губки.

— Вы меня разбудили. Я решила, что опять ложиться бесполезно, и пришла.

— Вас легко разбудить. Но вы даже не дали себе труда подойти к двери.

— Я мало спала, — призналась она.

— Беспокоитесь? Не стоит. Если вам нужна работа, то она уже есть. Герман Шафер обещал вас взять, а он хороший человек.

Подошел Шафер.

— Мэм? Предлагаю сделку получше. Если у вас есть семьдесят пять долларов, я готов продать вам треть ресторана. Конечно, это нелегко, но вы будете работать на себя, а главное — это обеспечит вам достойное положение в обществе.

— Соглашайтесь, — посоветовал я. — Здешний ресторан — не золотое дно, но пока отсюда отправляют скот, вы заработаете на кусок хлеба с маслом.

Дверь открылась, и вошел владелец ранчо с женой. По всей видимости, они провели ночь в городе. Торговец не появился.

Когда Шафер вернулся на кухню, я рассказал Молли о нем.

— Если будете здесь работать, вас никто не потревожит. Старые ковбойские повара вроде Германа — крепкие ребята. Держать в узде шайку диких пастухов не так просто. Он защитит вас как отец.

— Не знаю… Я… Возможно, мне придется уехать. Не смогу остаться.

Неужели Герман прав, и она от чего-то бежит?

— Вам нечего бояться рядом с Германом.

— Вы не понимаете! Вы просто не понимаете!

— Расскажите, — предложил я, но она покачала головой, явно не желая ничего рассказывать. — Герман воевал с индейцами, грабителями… Никто в здравом уме не пойдет против него.

Мне не приходилось встречаться с Шафером прежде, но я хорошо представлял этот тип людей и вспомнил, что о Германе говорили. Или почти вспомнил. Потому и не сомневался, что мои слова правда.

— А как же вы? — Ее глаза умоляли. — Вы останетесь в городе?

— Мне необходимо по крайней мере один раз съездить в Сент-Луис, — сказал я как бы между прочим.

— Не уезжайте! Пожалуйста, не уезжайте!

— Мисс Флетчер, я…

— Зовите меня Молли. Вы мой друг, не так ли?

— Конечно, как и Герман.

Сменив тему разговора, я спросил:

— Почему вы не хотите, чтобы я ехал в Сент-Луис?

— Я буду чувствовать себя спокойнее, если вы будете рядом, только и всего. И ничего больше.

Она определенно подумала, что со мной может что-то случиться. Но что? Я не отрываясь смотрел в окно и задавал себе кучу вопросов. Кто она? Зачем приехала? Почему Джефферсон Хенри выбрал для встречи со мной это Богом забытое место?

— Мне обязательно нужно поехать, — настаивал я. — Меня наняли найти девушку. Она, должно быть, вашего возраста.

Наблюдая за ее лицом, я ожидал какой-нибудь реакции, но ее не последовало. Пока я говорил, она неотрывно глядела в чашку. Если и мелькнуло там что-то, мне этого заметить не удалось.

Нам принесли завтрак, и мы ели, болтая о малозначащих вещах — о жизни в городке, о том, как обращаться с ковбоями, которые в большинстве своем молодые парни с доброй душой, но чуть диковатые, благодаря тому, что долгое время проводили вдали от дома.

И пока мы говорили, я думал о той, другой девушке, которую мне предстояло найти и которую я уже искал. Она где-то в глуши, вероятно, одинока, возможно, в беде. Ее ожидало целое состояние, состояние и хороший дом.

Наверное. Чем больше я думал о Джефферсоне Хенри, тем больше сомневался. На самом деле он не так уж и стар, во всяком случае, не такой глубокий старик, чтобы беспокоиться о наследнике.

Вошел Герман, и в этот момент мне в голову пришла идея.

— Ваше заведение называется «Кухня Мэгги». А где же хозяйка?

— В городе. Она живет вон там. — Он мотнул головой. — Мэгги сюда даже не заглядывает. Часть ресторана она продала мне, и, если мы договоримся, у нас будет по одной трети Она не станет возражать. Решать деловые вопросы Мэгги предоставила мне. Она не очень-то общительная, в основном сидит дома, — добавил Герман, — много читает.

Напряжение, казалось, покинуло Молли. Понемногу она оттаяла и задала мне о городе столько вопросов, что я не мог на все ответить, поскольку знал о здешних делах слишком мало. Хотя я старался направить наш разговор так, чтобы девушка говорила о себе, мне так и не удалось выудить из нее что-то важное. Она сообщила лишь, что немного играет на банджо.

Молли тоже пыталась разузнать обо мне побольше и преуспела. Я ушел от разговора о своей матери, Эм Тэлон, урожденной Сэкетт, но рассказал немного о Барнабасе, моем высокообразованном брате. Она узнала, что я пас коров, охранял дилижансы и некоторое время работал помощником шерифа. Я поведал ей о лошадях, на которых ездил, о диком волке, по своей воле сопровождавшем моего двоюродного брата, куда бы тот ни направился.

И все-таки она ухитрилась остаться для меня тайной, даже не намекнула, откуда и зачем приехала сюда, в этот жалкий городишко, открывающий путь в никуда.

То, что она так упорно и ловко соблюдала свое инкогнито, меня беспокоило. Действительно ли обстоятельства вынудили ее бежать? Или есть иная причина? Может, она как то связана с приездом Джефферсона Хенри?

Допустим, в отчете бюро Пинкертона есть еще скрытые сведения, которые не удалось выявить с первого взгляда. Обнаружили ли сыщики больше, чем сами поняли? Не исключено, что их отстранили от работы прежде, чем они успели раскопать слишком много. А что, если выбор Джефферсона Хенри пал на меня из-за моей, как он считал, сомнительной репутации?

Я никогда не жил по ту сторону закона, но знал Тропу Беглецов, и меня принимали в их прибежищах, допускай туда, куда не сунется ни один представитель закона. Информаторы Хенри могли доложить, что я подозрительная личность, которую можно использовать в своих целях. Или даже подставить под удар.

В глубинах подсознания шевелилась какая-то очень важная беспокойная мысль, которую я никак не мог уловить. В первый раз за это утро я вспомнил тихие шаги в коридоре отеля и человека, пытавшегося открыть дверь. Незнакомец, который просто ошибся номером? Ну уж нет! Слишком он был осторожен. Хотел ограбить меня или убить? А если убить, то почему?

— Я остаюсь, — неожиданно заявила Молли. — Ничего, если я на те деньги, что вы мне дали, куплю часть ресторана?

— Полностью одобряю. По-моему, вы приняли чрезвычайно мудрое решение, — улыбнулся я. — Вложив деньги в столь выгодное предприятие, вы получаете больше шансов расплатиться со мной.

— Не верю, что именно поэтому вы назвали мое решение мудрым. — Она вдруг настороженно взглянула на меня. — По правде говоря, я не имела представления, куда мне отсюда податься. Я была напугана и боюсь до сих пор.

— Когда начинаешь убегать, Молли, то остановиться очень трудно. В холмах есть старые убежища, где живут бандиты, о которых никто уже не помнит и которые никому не нужны. Но давным-давно они совершили преступление, возможно, где-то далеко отсюда, и вот все еще в бегах. Таково их состояние души.

Дверь открылась, и на короткое время свет с улицы заслонил темный силуэт. Вошел крупный мужчина, тяжелее и шире меня, с крупными чертами продолговатого лица и серыми холодными глазами. Он смерил меня взглядом, затем его глаза остановились на Молли.

Я догадался, что это Джон Топп.

Он уселся на другом конце зала и заказал завтрак. Я старался не смотреть на него, но думал о нем.

Пришел ли он только позавтракать? Или явился узнать, чем я занимаюсь? Его внимание полностью сосредоточилось на Молли Флетчер, и у меня на затылке зашевелились волосы. Джон был опасным человеком.

Молли побледнела и выпрямилась.

— Не стоит беспокоиться, — мягко сказал я. — Он работает на Джефферсона Хенри.

Она не ответила, и я спросил:

— Вы его знаете?

— Нет. Только… лучше я пойду в свою комнату. Мне надо распаковать вещи. — Она снова посмотрела на меня. — Я вас увижу? То есть вы остаетесь?

— На несколько дней. Мы увидимся.

Она ушла, а Джон Топп не обернулся и, казалось, даже не заметил ее ухода. Теперь он потягивал кофе и смотрел в окно, и тем не менее я не сомневался, что от него ничего не ускользнуло.

Не он ли пытался прошлой ночью открыть дверь? Нет, под его весом пол скрипел бы сильнее. Приходил кто-то другой. И Джон Топп не вор. В нем было нечто первозданное. Он казался таким же простым и прямодушным, как валун, катящийся с горы.

С трудом оторвавшись от своих мыслей, я подумал о поездке в Сент-Луис. Дорога туда и обратно на поезде займет несколько дней, тех дней, когда мне хотелось бы находиться здесь. Конечно, в Сент-Луисе наверняка можно найти какую-то важную информацию, но я чувствовал, что основные события ждут меня в этом городке или поблизости от него.

Именно в тот момент я вспомнил Портиса. Сент-Луис его город. Уж если его нет в Сент-Луисе, то можно биться об заклад, что он либо в Начесе, либо в Новом Орлеане.

Портис продавал информацию. Насколько я знал, он не был замешан ни в каких криминальных делах, однако в выборе клиентов не отличался щепетильностью и поставлял сведения как преступникам, так и служителям закона, а также всем другим, кто чем-то интересовался.

Чего Портис не знал, он мог разузнать, и он мой друг.

Мы встретились в Эль-Пасо, где в одном темном переулке я снял с него трех бандитов. Высокий, худой, сутулый, он сменил много профессий — работал актером, учителем, клерком в «Уэллс Фарго», а иногда и журналистом. В разговорах мы обнаружили, что между нами много общего. Мне нравился этот человек, как, по-моему, и я ему.

Выйдя из ресторана, я пересек улицу, направляясь к станции, и посмотрел в сторону запасных путей. Персональный вагон испарился.

Возвратившись в отель, я написал короткую записку Портису.

«Мне нужна любая информация, касающаяся покойных Харольда и Аделаиды Магоффинов. Вероятно, служащих отеля. Оставили невостребованный багаж. Пьер Ван Шендель, кладовщик, знает или знал о багаже. Если возможно, перешли его мне в том виде, как есть. П. В. Ш. разрешил за двадцать долларов взять оттуда бумаги. Сделай, что можешь. Сведения требуются немедленно».

В течение следующих двух дней я думал, рассеянно чертя карандашом на бумаге, перечитывал письма и изучал фотографии. Затем со станции принесли телеграмму: «Не суйся».

Мой ответ выглядел столь же кратким: «Невозможно. Необходимо чрезвычайно».

Портис очень хитер. Если сказал «не суйся», у него на то есть веские причины. Его совет — не прихоть. Тем не менее я не собирался прекращать поиски. И все же совет показался мне загадочным. Почему вдруг поиски пропавшей девушки стали такими опасными, что Портис советует мне не соваться?

Вернувшись в свой номер, я подставил стул под дверную ручку, вытянулся на кровати, положив руки под голову, и стал обдумывать ситуацию.

Найти ребенка, пропавшего двенадцать лет назад, казалось несложным делом. Задача требовала терпения, старания и некоторого воображения. Но это на первый взгляд. Стоило начать ее раскручивать, как внешняя простота тут же улетучивалась и возникала масса вопросов, не имевших ответов.

Почему родители ребенка не хотели, чтобы их нашли? Они поддерживали связь, насколько мне пока удалось установить, лишь с двумя такими же странными людьми, теперь покойными. И те, и другие были довольно молодыми, и это меня насторожило. Как они умерли? Почему оба покончили счеты с жизнью в течение относительно короткого отрезка времени? Один, конечно, может умереть от чего угодно. Но двое? Хотя такое тоже случается. Я, наверное, слишком подозрителен.

Вероятно, у меня разыгралось воображение. Золота при мне достаточно, чтобы кто-нибудь соблазнился и решился на грабеж, а Молли вполне искренне объяснила свою реакцию на фотографию. Портис, возможно, старается увильнуть от работы, на которую у него нет времени.

Все сходилось, но я в такой расклад не верил. Что-то тут не так, совсем не так. Я чувствовал, что лезу не в свое дело и за это могу поплатиться.

Во что же я вмешиваюсь? Я не детектив. У меня нет опыта расследования. Как страж закона, ни с чем подобным не сталкивался. Я всего лишь безработный ковбой, который где только мог зарабатывал себе на жизнь. Прошло несколько дней, я истратил немного денег, выданных мне на расходы, но так ничего и не обнаружил. Скорее всего мне самому придется ехать в Сент-Луис. Но Портис в этом городе — как рыба в воде. Он вхож даже в самые темные и самые тайные уголки уголовного подполья. А что смогу разыскать я, действуя самостоятельно?

Раздражение и беспокойство овладевали мной, и мне казалось, что я открыл причину. За мной следили. Зачем? Посмотреть, делаю ли я свою работу? Или, может, я кому-то мешал? Или кто-то очень интересовался тем, что я обнаружил? Возможно, чтобы потом занять мое место и взять дело в свои руки, убрав меня?

Я пожалел, что не сижу у себя дома за чашкой кофе и не обсуждаю все мои проблемы с Ма. Моя мать, старая Эм Тэлон, которая до замужества носила имя Эмили Сэкетт, — одна из самых проницательных женщин, которых я когда-либо встречал. Она умела разглядеть суть вопроса. Но Ма находилась сейчас за много миль отсюда на нашем ранчо в Колорадо, и мне придется распутывать клубок самому.

Допустим, я оседлаю коня и уеду в город. За мной будут следить там? Вот и узнаю, кто мной интересуется и зачем.

С другой стороны, я хотел быть здесь и получить багаж Магоффинов, если он вдруг прибудет. За двенадцать лет его могли украсть, продать, потерять или отдать.

В одном я не сомневался: если багаж все еще на месте, Портис его найдет. «Положись на Портиса, — утешил я себя, — и пусть все идет своим чередом».

 

Глава 4

Стоял ясный, солнечный день. Городок лежал на голой равнине — ни деревца, ни кустика высотой выше колена. Вдалеке на горизонте синели холмы, и, оглянувшись, я понял, что за мной не следят. На столь безнадежной, обнажен ной земле для этого нет никакой возможности.

В нескольких милях от города я обнаружил впадину, на дне которой скопилось немного воды и росла свежая зеленая трава. Пустив коня пастись, я устроился на склоне, чтобы подремать на теплом солнышке. Лежа на земле, я сразу же засек бы любого приближающегося всадника.

За все мои труды я не получил ничего, кроме короткого отдыха и солнечного света. Мой конь, однако, досыта наелся сочной травы, вкус которой он, кажется, одобрил. Никто не попытался следовать за мной, никто, похоже, даже не подозревал, что я уехал из города.

Джона Топпа оставили наблюдать за мной? Если так, то один ли он?

Пока я загорал, а тишину прерий нарушал лишь хруст моего коня, с удовольствием жующего траву, мой ум не бездействовал. Пожалуй, лучше места для того, чтобы пораскинуть мозгами, не найдешь, и я медленно, шаг за шагом старался добраться до какого-нибудь умозаключения, однако в конце раздумий я был в своих догадках не дальше, чем вначале.

Прибытие поезда — единственное развлечение для всех обитателей города, встретить его на станции собирается чуть ли не половина населения. Я тоже стоял на перроне, когда, пыхтя и стуча колесами, паровоз притащил состав и остановился. Беззаботно прогуливаясь, я заглянул в багажный вагон, там для меня ничего не оказалось.

Возле станции стояло несколько упряжек. В одной приехал владелец ранчо, встречающий дочь. Когда она вышла из вагона, все, кто был на перроне, подошли на пару шагов поближе.

Она стоила их внимания и сознавала это. Прежде чем ступить на платформу, девушка немного помедлила, так, чтобы женщины смогли разглядеть, что на ней надето. Она чуть-чуть приподняла юбку, чтобы не упасть со ступенек, и ее изящный жест позволил собравшимся парням взглянуть на то, что обычно именуют стройной ножкой.

Быстро определив незнакомца подходящего возраста, она с интересом глянула на меня, но мои мысли были в тот момент заняты совсем другим. Правда, ее взгляд я все же заметил.

Джон Топп тоже явился на вокзал и сидел на лавке у стены станционного здания. Его лицо не выражало никакого любопытства к происходящему. Обратив внимание на его габариты и тяжелые кулаки, я сделал в уме «зарубку» быть осторожным. Мистер Топп — не подарочек, его голыми руками не возьмешь. Он казался сильным, как бык, и таким же решительным. Но моего существования он будто не замечал, и я надеялся, что все так и останется.

Когда поезд ушел, зеваки разбрелись по магазинам и салунам. Салун, который выбрал я, оказался убогим местом, где прислуживал толстый бармен с опухшими, полуприкрыты ми веками и маленькими поросячьими глазками. Он принес мне пиво, потом удалился в противоположный конец бара, поднял свою тушу на высокую табуретку у стойки и погрузил лицо в огромный сандвич.

За соседним столиком возле затянутого паутиной и засиженного мухами окна сидели трое, один из них — мексиканский вакеро. Они пили пиво и лениво перебрасывались ничего не значащими репликами. Здесь было прохладнее, чем на улице, где их лошади отгоняли хвостами мух.

— Никуда, — сказал один из троих. — Никуда они не ездили. Только стояли. В их вагоне, должно быть, жарко. А ветер? Там всегда дует ветер. Они стоят там день за днем и не двигаются, только иногда сидят в тени водонапорной башни. Я вам говорю, они сумасшедшие! Сумасшедшие!

— Ха! Ты называешь их сумасшедшими? Кто спит в грязном сарае? Кто гоняется за скотиной? Он? Он живет в вагоне, как во дворце. Ест все самое лучшее! Пьет, что захочет! И ты называешь его сумасшедшим?

— Если бы я был богат, как он, я бы не стоял там, где жара и ветер. Я бы жил в городе! А они просто стоят там день за днем и ничего не делают.

— Я думаю, они ждут, — спокойно возразил до того молчавший мужчина. — Кого-нибудь или чего-нибудь ждут. По-моему, когда кто-то приедет, они уедут.

— Они не уехали, они приехали сюда, — настаивал первый. — Сюда! Считаешь, это не сумасшествие? Что здесь есть? — Он обвел вокруг широким жестом. — Ничего нет, и все-таки они стоят и ждут.

— Вагона нет, — заметил спокойный мужчина, — а большой человек все еще здесь.

— Что он делает?

— Сидит. Гуляет по улице, возвращается и опять сидит. Он ничего не делает.

Они замолчали, а я отпил глоток пива. Вакеро взглянул в мою сторону и заметил, что я смотрю на них. Я поднял стакан:

— Удачи!

Он опустил глаза в свой пустой стакан и пожал плечами.

Окликнув бармена, я распорядился:

— Пива джентльменам. — И обращаясь к ним, добавил: — Мне повезло. Вернули старый долг. Заплатили шестьдесят долларов. Двухмесячная зарплата!

Бармен неохотно оторвался от сандвича и принес пива. Я взял свой стакан и пересел к ним.

— Буду спать три дня. Буду есть и смотреть, как приходит и уходит поезд. Потом поищу работу. Или поеду дальше.

— Иногда хорошо побездельничать, но здесь вы не найдете работу. Скота нет. Только пара стад да овцы, — с отвращением обрисовал ситуацию один из них.

— Где овцы, там деньги, — прокомментировал спокойный. — Зарежешь телку — ее больше нет. Острижешь овцу — она бегает. Не говори так об овцах.

— У того, в вагоне, у него овцы или коровы?

Вакеро пожал плечами.

— Думал, у него паровозы, но теперь сомневаюсь. Он не покупал скот, а с холма, где я пасу лошадей, его хорошо видно.

— Я слышал, к нему и гости не ходят.

— Ха! Вы так думаете? — Вакеро наклонился через столик. — А вот я лучше знаю. У него недавно были двое! Приходили оба ночью, но не вместе. Через четыре дня после первого приехал второй. Подъезжали в темноте, очень тихо. Когда каждый из них подходил к двери, на него падал свет.

— Пахнет жареным, — определил спокойный. — Почему только ночью? Разве человек в вагоне вор?

— А других не появлялось? — спросил я. — Только двое?

Вакеро покачал головой, потом нерешительно добавил:

— Была еще одна ночь, когда я что-то слышал. Моя собака вела себя беспокойно, словно что-то ее тревожило. Я решил, что волки, но ни одного не увидел. Ничего не увидел. Но собака… собака беспокоилась. Я вернулся, чтобы лечь. Все было тихо. Потом услышал. Бежал человек.

— Верхом?

— Нет. Бежал. Бежал очень быстро, был очень испуган.

— Бежал? Куда он мог бежать, Пабло? Некуда. Все открыто.

— Это бежал человек, — упрямился Пабло. — Не лошадь. Не овца и не корова. Бежал человек, тяжело бежал.

— Куда он направлялся? — спросил я.

Спокойный пожал плечами.

— Вот вопрос! Человек может бежать целый день и целую ночь и никуда не прибежать. Ба! Да ты спал!

— Крик я слышал не во сне, — отрезал Пабло.

Мы все уставились на него.

А он уставился на нас.

— Это случилось позже. Раздался крик. Один крик. Я слышал.

— Животное, — не поверил один. — Может, горный лев.

— Еще пива? — предложил я. — Деньги скоро кончатся, но пока есть — пейте!

Мы пили очень много и стали друзьями. Но они больше не говорили о вагоне и бегущем человеке. Пошли разговоры о скоте, лошадях, лассо и шпорах. Двое из нас пасли коров на пастбищах, заросших кустами, и мы со смаком описывали наши трудности другим, которые в этом ничего не понимали.

Через некоторое время я поднялся и вышел. Позже на улице мне повстречался Пабло.

— Странная вещь, — сказал я. — Бегущий человек и крик.

Вакеро принялся сворачивать сигарету.

— Кричал мужчина, — уточнил он и осторожно провел языком по краю сигаретной бумаги. — Человеку было больно. Очень больно. — Пабло взглянул на меня. — Однажды во время революции я слышал такой крик. — Он прикурил. — Мне показалось, что кричал человек, который посещал вагоны.

— Вагоны?

— Там стояли два. Вагон большого человека и другой, грузовой, всегда запертый.

Сейчас мексиканец не просто разговаривал. Он рассказывал мне.

Очень тихо я произнес:

— Пабло, нам надо поговорить, мае и тебе, но не здесь.

— Я буду с лошадьми, наверное, еще неделю. Это к востоку и немного к северу. Примерно час езды.

— Приеду. — Я повернулся, затем остановился. — Пабло, будь осторожен.

— Да. — Кончик его сигареты засветился. — Я слышал, как кричал человек.

Сидя за кофе у Мэгги, я обдумывал услышанное. Если по степи бежал человек, могли еще остаться следы. Если кто-то что-то потерял там, то пройдет еще немало времени, пока найдут. В конце концов, по этой земле ездили нечасто.

«Джефферсон Хенри, — сказал я про себя, — я начинаю интересоваться тобой».

 

Глава 5

На рассвете я шел к «Кухне Мэгги». Небо на востоке уже наливалось желтизной, но на западе несколько ленивых звезд все еще упрямо не желали закатываться за горизонт. Мои каблуки громко стучали по тротуару, и звук шагов далеко разносился по улице в предутренней тишине.

На станции в окнах дежурного горел огонек. Кроме того, светились окна в отеле и ресторане.

Главная улица города с обеих сторон выходила в прерию. Она выглядела унылой и пустынной, серые, побитые ветром и непогодой каркасные дома постепенно обретали очертания на фоне светлеющего неба.

Но почему именно здесь? Из всех возможных мест?

Когда я вошел, Герман наливал кофе.

— Садитесь, — пригласил он. — Я выпью кофе вместе с вами.

— Знаете вакеро по имени Пабло? — Я принес свою чашку к столику.

— Знаю. Хороший парень. Прекрасно владеет лассо и безупречно держится в седле. Может даже тяжелую лошадь привести к финишу.

— Мы с ним немного поболтали. Он пасет табун на холмах.

— Работает на «Перевернутом У». Ребята называют это клеймо «Игрек наоборот». Небольшое ранчо, сейчас переживает тяжелые времена из-за засухи. У них скот разбросан по всей округе, везде, где можно найти воду и траву.

— Мне он понравился.

— Мне тоже. Но он тертый калач. Он ездил вместе с одной мексиканской командой — охотился и воевал с апачами по ту сторону границы. Он пристал к ним, когда ему было пятнадцать, и в течение следующих семи лет не расставался. В него стреляли, его резали, царапали, кусали и жевали, но он все-таки до сих пор в седле.

Герман вернулся на кухню. Я допил кофе и потянулся за кофейником, когда дверь открылась. Вошел тот самый железнодорожник, которого я видел в первый день в городе, и направился к моему столику. Он положил на него письмо и сказал:

— Наш общий друг просил передать это вам. Не доверяет почте.

— Спасибо.

— Меня зовут Риббл. Если чем-нибудь могу помочь, дайте мне знать.

Он отошел к другому столику и сел. Минуту я глядел на письмо. Портис. Его рука. Если Портис не доверяет даже почте…

Я вскрыл конверт. Выпала багажная квитанция. А мой взгляд упал на первую строчку письма.

«Убери эту квитанцию в карман. Никто не должен ее видеть. Магоффинов убили. Никаких следов, никаких подозреваемых. Все очень неожиданно, все очень тихо. Они приехали что-то продать. Мы не знаем что, кому и за сколько. Очевидно, что Магоффины не ожидали никаких осложнений. Им подсунули бутылку вина. Оно оказалось отравленным. После их смерти вещи тщательно обыскали. Совершенно случайно я нашел Пьера и проверил, встречал ли их кто-нибудь по прибытии, тогда и услышал о невостребованном багаже. Невостребованном, по-моему, нарочно. Пьер разрешил пинкертонам осмотреть один чемодан. И не сказал о втором. Он надеялся на будущее, был уверен, что попал на какую-то золотую жилу, которая должна принести ему большие деньги. А он жаден.

Я не осматривал чемодан, а отослал его Пенни Логан. Она владелица небольшого отеля.

Поезжай туда. Сними на ночь комнату. Она сделает все остальное. Ради Бога, будь осторожен! Кем бы ни были те люди, они не шутят».

Подпись отсутствовала. Сам этот факт определял меру его страха. Очевидно, Портис не хотел, чтобы ниточка потянулась к нему. Хотя, на мой взгляд, трогать его не имело смысла. Меня наняли, чтобы найти девушку. Она должна стать наследницей всего, чем владел Джефферсон Хенри. Но почему убили Магоффинов и кто? Что за гости приезжали в персональный вагон посреди ночи? Кого преследовали в прерии?

В углу комнаты стояла пузатая печка. Я подошел к ней, чиркнул спичкой и сжег письмо с конвертом.

Вдруг мне захотелось отказаться от дела. В конце концов, я не детектив, а бродячий ковбой, берущийся за любую работу. Однако вся штука заключалась в том, что я уже не мог вернуть полученные деньги. И я не был уверен, что меня не убьют, если я даже прекращу расследование. Может, я уже знал слишком много или мои враги думали, что знаю слишком много.

Единственный выход находился в конце тоннеля. Мне ничего не оставалось, как отыскать туда дорогу.

Больше того, теперь меня беспокоила судьба девушки, которую я взялся найти, Нэнси Хенри. Все, что случилось, случилось из-за нее, и она сама могла быть в опасности. Я не переставал задавать себе вопрос: с какой стати Джефферсон так старался найти ее? Возможно, хотел защитить? Взгляд в прошлое Хенри мог оказаться полезным, если бы у меня имелось в запасе лишнее время.

Стремясь показать невидимому соглядатаю, что продолжаю работать над порученным мне делом, я сел и написал несколько писем людям с темным прошлым и без него, которые могли знать Магоффинов, Уэйда Холлетта, Джона Топпа и даже Джефферсона Хенри.

Незадолго перед тем, как пришел поезд, я отнес письма на станцию и отправил их с почтовым вагоном. Некоторые из них затем дилижансом доставят в места, находящиеся вдалеке от железной дороги.

Я не испытывал особых надежд на успех, но люди, к которым обратился, были в курсе того, что происходило, потому что среди преступников секретов почти нет, а осведомленность часто помогала сохранить жизнь.

Если за мной следят, решил я, надо поступать так, чтобы не вызывать подозрений. Значит, первым делом следует просмотреть багаж, который держала для меня Пенни Логан, и отправить его обратно, также не вызывая подозрений.

Зайдя в магазин, я слонялся по нему, пока ко мне не подошел хозяин.

— Ищете что-нибудь особое?

Убедившись, что в магазине нет ничего подобного, я заявил, что мне необходим большой чемодан, и руками показал, какого размера.

— Похоже, мне придется съездить в Сент-Луис, — объяснил я достаточно громко, чтобы меня услышали остальные покупатели, — а в чемодан я сложу вещи, чтобы оставить их на хранение, пока буду отсутствовать.

— Сожалею, мистер. У меня нет такого большого, — признался хозяин.

— Говорят, здесь есть еще большой магазин Ларкина. Может, там найду что-нибудь подходящее? — спросил я.

— Ларкин? Это не в городе — двадцать миль к западу. Да, у них очень большие запасы товаров. Думаю, там подберете то, что ищете.

— Заодно прокачусь на поезде, — улыбнулся я. — Вы катались?

— Нет, — насупился хозяин, — и не хочу. Они мчатся как полоумные. Один железнодорожник сообщил, что паровоз идет со скоростью сорок миль в час! Он, конечно, соврал, но даже и потише слишком быстро для меня.

— Что вы говорите! А мне нравится. Вот и прокачусь к Ларкину.

— Извините, что ничем не могу помочь вам. У Ларкина больше места, чем у меня, он может себе позволить хранить такие громоздкие вещи.

Когда я возвращался в ресторан, все было тихо, только в «3олотой шпоре» играло пианино. У Мэгги, за столиком возле окна, я увидел Джона Топпа. Более чем вероятно, он наблюдал за каждым моим шагом, чего я и добивался.

Подошла Молли Флетчер и взяла у меня заказ.

— Собираюсь прокатиться на поезде, — похвастался я. — Еду к Ларкину кое-что купить, новый чемодан, например, и еще кое-что. Вы когда-нибудь путешествовали поездом?

— Да.

— Я поеду туда и обратно. Вернусь к ужину. Что-то не верится. Слишком быстро!

По правде сказать, мне часто приходилось ездить на поездах и первым, и вторым, и третьим классом, но они не могли этого знать. Завладев вниманием публики, я опять начал подробно объяснять, почему мне необходим большой чемодан.

— В Сент-Луисе надо выглядеть прилично, — продолжал я развивать тему, — с мешком туда не попрешь, и одеться стоит получше.

Молли работала быстро и ловко. В своем полосатом льняном платье и белоснежном переднике выглядела она просто здорово.

— Как вы себя чувствуете в роли совладелицы ресторана? — спросил я.

Джон Топп ел, но при моем вопросе его рука замерла на полпути ко рту.

— Мне нравится. Кажется, я нашла свое место, а мистер Шафер относится ко мне почти как отец.

— Если кто-нибудь вздумает вас беспокоить, пожалуйтесь ему. Старик умеет обращаться с ружьем.

Молли подала мне ужин и ушла на кухню. Кроме меня и Топпа, в зале сидели еще двое: худой пожилой мужчина, который, как я видел, сошел с поезда, и китаец. Не простой Джон — китаец из прачечной, а элегантно одетый, симпатичный человек лет пятидесяти, в костюме, который сшили не иначе как в Лондоне. Мой брат учился там и одевался у лучших портных, так что на сей счет я не мог ошибиться. Кстати, брат и сейчас живет в Англии.

Китайский джентльмен ел медленно и, казалось, ничего не замечал вокруг. Долговязый, быстро набив желудок, резко встал, оставил на столике монету и направился к двери. Он слегка прихрамывал на правую ногу.

Я застыл от изумления. Все мои чувства резко обострились. Эта хромота, опущенные вниз усы, слегка волнистые густые волосы… Ба, да это Лысая Башка!

Мой взгляд метнулся к Топпу. Обе его руки лежали на краю стола, словно он собирался встать, но что-то его остановило. Затем он медленно расслабился, откинулся на спинку стула и вдруг посмотрел на меня.

Топп его тоже знал. Том Бегготт из Арканзаса. Профессиональный убийца.

Если он приехал, значит, на то есть серьезная причина. Кого-то ждет пуля.

Кого?

 

Глава 6

Путешествие на поезде давало мне время подумать. Ранним утром я сел в последний вагон, нашел свободное место и устроился поудобнее, чтобы проанализировать ситуацию.

Увидев Бегготта, Джон Топп удивился так же, как и я. Значит, в игре участвовало не две стороны, а больше. Каким-то образом в дело оказалась вовлечена третья. Тут я вспомнил, как кто-то ночью пытался открыть дверь ко мне в номер.

Бегготт? Вряд ли. Во всяком случае, с поезда он сошел на моих глазах.

На Западе люди почти не имели секретов. Можно было ничего не знать о жизни человека до того, как он приехал сюда, но тут он сразу оказывался на виду, и все, что делал, тотчас становилось достоянием всех соседей, как ближних, так и дальних. По крайней мере, по слухам. Слишком мало народу населяло эти огромные пространства.

Бегготт прибыл на Запад по дороге Санта-Фе шестнадцатилетним юнцом. Великие дни трапперов миновали, когда на Восточном побережье и в Европе мода на шляпы из бобрового меха сменилась на шелковые. Один сезон Бегготт пытался стать траппером, едва выжил в битве с команчами и присоединился к банде охотников за скальпами в Чихуахуа.

Он служил у Чивингтона во время резни на Сэнд-Крик и у Кровавого Билла Андерсона в Канзасе. Ходили слухи, что убил нескольких аболиционистов в Канзасе и Миссури. Тогда-то и обнаружил, что убивать можно за плату, и достаточно высокую плату, если умеешь держать язык за зубами. Он был одним из немногих беспризорных мальчишек, который, став взрослым, не научился отличать хорошее от плохого. Убить человека для него значило не больше, чем зарезать кролика.

Он так и не осознал, что времена меняются, что должен стать осторожным и пугливым, как койот, чтобы его не видели и не замечали. Том открыто появлялся в каком-либо месте, потом там находили трупы, и он исчезал. Связывали эти события редко. Людей, перебиравшихся с места на место, были сотни, и киллер среди них не выделялся. Его нельзя назвать напыщенным дураком, который кичился бы именем злодея, и все же ходили слухи — если вы хотите видеть кого-нибудь мертвым, обратитесь к Бегготту. Он тот человек, который вам нужен.

Мы — ездившие по Тропе Беглецов — слышали все эти истории и знали по описанию или лично таких профессионалов, как Бегготт, хотя прятавшие свое прошлое старались держать рот на замке. Запад уважал тех, кто умел делать свою работу и стоять насмерть, когда приходила беда. Но на широких открытых равнинах не было места, чтобы спрятаться от посторонних глаз. О причудах любого переселенца говорили во всех уголках этой земли: в салунах и хижинах, на ранчо и в бараках, за картонными стенами отелей и у костров на перегонах скота. Бегготт был известен как Лысая Башка или Арканзасец. Он приезжал, и кто-нибудь умирал. Обычно он находился уже далеко, прежде чем кому-нибудь в голову приходила идея связать его имя с убийством.

Случалось, какой-нибудь шериф, заметив его, предлагал ему немедленно убраться. Он всегда подчинялся, ничего не доказывал и не рисковал жизнью в результате дурацкого вызова, брошенного властям.

Меня мучил вопрос: на кого он охотился сейчас? Это, конечно, мог быть я. Но, с моей точки зрения, пока я не обнаружил Нэнси Хенри, от моей смерти не выигрывал никто.

И главная загадка всплывала опять. Почему Джефферсон Хенри выбрал именно меня? Знал ли я что-то особенное? Или кто-то думал, что я знаю? За что же мне заплатили? Чтобы я рассказал, а не искал?

До ломоты в висках я старался вспомнить какую-нибудь девушку из своего прошлого, которая напоминала бы Нэнси, и перебирал в памяти всех знакомых, кого встречал на Тропе. Неужели пинкертоны обнаружили какой-то конкретный факт? Я не мог вспомнить никого.

Когда поезд остановился, я вышел из вагона и сразу увидел магазин по другую сторону улицы, тянувшейся параллельно рельсам.

Городок имел какое-то официальное название, но никто его не помнил и не хотел помнить. Магазин Ларкина стал причиной его возникновения. С тех пор это место так и именовали.

Подойдя к магазину, я обернулся посмотреть, кто еще сошел с поезда. По дороге ковыляла толстая женщина, державшая за руку ребенка, и человек, похожий на коммивояжера.

Как только я переступил порог магазина, передо мной возник маленький человечек с зеленым козырьком на лбу, полностью закрывавшим его глаза.

— Что вам? — спросил он.

— Хочу посмотреть чемоданы. Мне нужен большой. Собираюсь поехать в Сент-Луис и накупить там модных тряпок.

— Вон там, — указал он. — Выбирайте, потом заплатите мне.

Когда я направился в ту сторону, он добавил:

— Ничего хорошего нет. Рекомендую купить дорожную сумку.

Он оказался прав. В углу, сложенные в усеченную пирамиду, стояли чемоданы — большие и маленькие. Я не поручился бы, что любой из них пережил бы хороший дождичек. Тем не менее я тщательно осмотрел их, обратив внимание на размеры и цены.

— Вернусь до отхода поезда, — пообещал я.

Зайдя в салун по соседству, я сел в углу, выпил пива и огляделся. Никто не обращал на меня внимания, поэтому, допив пиво, я отправился по улице, заглядывая в витрины магазинов, чтобы проверить, не следят ли за мной.

Увидев отель Пенни Логан, я прошел мимо него, затем, как бы вспомнив что-то, вернулся и вошел.

О Пенни знали все. Она приехала на Запад, чтобы преподавать в школе, затем вышла замуж за хорошего человека, владельца ранчо, в два раза старше ее. Их семейная жизнь сложилась счастливо. Логан первым в округе завел скот и клеймил его «№ 1». «Почему бы и нет? — говаривал он. — Разве я не был самый первый?» Но при перегоне стада через разбухшую от дождей речушку скотовладелец упал с лошади, и Пенни Логан осталась вдовой. Она продала ранчо, скот и купила маленький отель да лавку рядом с Ларкином, где торговала всякой мелочью для женщин: ленточками, булавками, нитками, пуговицами, карандашами и другими вещицами, до которых у Ларкина не доходили руки и которым не хватало места на складе. У нее также стояли три столика, накрытых скатертью в красную клетку, за которыми подавали кофе и пончики.

Она бесплатно занималась перепиской до востребования, а на ее информацию о последних ценах на говядину, баранину или шерсть в Чикаго или Канзас-Сити можно было положиться.

Крошечное кафе пустовало. Выбрав столик в углу, не видимый с улицы, я сел и положил шляпу рядом с собой на пол. Пенни вышла из гостиной в глубине дома и узнала меня, как и я узнал ее по описаниям и слухам.

— Добрый день, мэм. Чашечку кофе и четыре пончика, лучших на всем Западе.

В уголках ее глаз на мгновение появились веселые лучики, но сами глаза остались серьезными.

— Кофе сейчас принесу. Пончики оцените сами. — Она вышла и вернулась с кофе и тарелкой ароматных шариков. — Они, наверное, и есть лучшие, потому что в радиусе пятисот миль их никто не делает.

— Посидите со мной?

— Не возражаю. Вы ведь Майло Тэлон?

— Да.

— Надолго к нам?

— Уеду вечерним поездом. Хочу купить чемодан. У нас в городе нет достаточно большого.

— Принесите его, пожалуйста, и покажите мне. Стоит посмотреть на то, что покупают мужчины.

— Вкусные пончики. — Я взял второй. — Вы такой человек, миссис Логан, что к вам наверняка стекаются все новости с округи. Вы знаете все…

— От кофе люди мягчают, но о чем в нашем захолустье говорить, кроме коров, овец, лошадей и погоды?

— Вам бы понравился мой брат Барнабас. Его назвали в честь нашего предка со стороны Сэкеттов. Вот уж кто умеет доставить удовольствие беседой. Он учился в Англии, знает классические языки, право. Жаль, что его сейчас нет в Америке, и жаль, что не могу посоветоваться с мамой. — Я проглотил пончик, отпил немного кофе и продолжил: — Понимаете, я взялся за трудную работу, и они могли бы кое-чем мне помочь, потому что намного умнее меня. — Она промолчала, но, очевидно, подумала, не фокус быть умнее такого дуралея, как я. Немного помолчав, двинулся дальше. — Один человек нанял меня найти свою внучку. Нэнси Хенри. Иногда носит имя Альбро. Это девичья фамилия ее матери.

— Не знала, что вы детектив.

— Я не детектив, но мне приходилось выслеживать медведей, коров, диких лошадей, а иногда и бандитов.

— Мистер Тэлон, девушку не выслеживают, как заблудившуюся корову или медведя. Умения читать следы в таком деле недостаточно.

— Вы будете удивлены, мэм, но девушки оставляют такие же следы, как и животные. Главное — знать, чего они хотят, тогда найти их не составит труда.

— Есть такие, мистер Тэлон, которые не желают ничего, кроме того, чтобы их оставили в покое. Я одна из них. Искала мужа и нашла самого хорошего. Когда его потеряла, мне захотелось жить безбедно и чем-нибудь заняться, поэтому открыла это заведение. У меня есть кое-какие акции. Я не стремлюсь к чему-то необыкновенному, мистер Тэлон, довольствуюсь тем, что имею. Время от времени сюда заходят друзья, у меня есть хорошие книги и фортепьяно. Иногда я могу по-приятельски оказать услугу. Что еще надо человеку?

— По-моему, большинство одержимы стяжательством. Люди часто рвутся к цели, которая сама по себе может оказаться пшиком. — Я взял еще один пончик. — Девушка, которую разыскиваю, скорее всего не знает, кто она. Или знает и оттого напугана.

— Напугана?

— Есть вероятность, что кое-кто здорово наживется, если она не отыщется. А некоторые просто на это надеются.

— И все же вы ее ищете?

— Обещал найти.

Мы поговорили еще с полчаса, потом я вернулся к Ларкину и купил чемодан. В гостиной у Пенни я заметил небольшой чемоданчик, стоящий возле дивана. Моя покупка вполне подходила для того, что я собирался сделать.

Рассчитываясь с продавцом, я мечтательно произнес:

— Ну, ребята, и повезло же вам! Какие потрясающие пончики печет миссис Логан.

— Это точно. К тому же она приятная женщина. А как смотрится на лошади!

Взглянув на часы, я заметил:

— У меня еще час до поезда. Пойду-ка схожу за добавкой.

— Я бы и сам прогулялся, да вот беда — не на кого оставить магазин. — Продавец развел руками. — Старик уехал в Денвер. Теперь все на мне.

Взяв чемодан, я вышел на улицу. Кажется, за мной никто не следил, но я все же чувствовал себя неспокойно. Тем не менее считал, что обеспечил себе неплохое прикрытие. По крайней мере, надеялся на это.

Пенни Логан вышла ко мне из гостиной. Заглянув туда, я увидел, что чемодана нет, но, усевшись, заметил, что он стоит в конце прилавка, где были выставлены нитки, иголки и прочая дребедень. «Да, — подумал я, — Пенни не откажешь в сообразительности».

Мой чемодан стоял рядом.

— Трудно от вас уйти, миссис Логан. Вот вернулся выпить еще чашечку кофе, заодно и поболтать.

Она налила мне кофе и вернулась за прилавок. Я услышал, как щелкнули замки моего чемодана. А через минуту Пенни подошла к столику и села.

— Как же вы? — тихо спросила она, пристально глядя на меня. — Вам ведь угрожает опасность.

— В наших местах это неотъемлемая часть жизни. Я с ней вырос.

— Вы хорошо знаете Портиса?

— Его никто толком не знает. Мы оказывали друг другу услуги.

— Его что-то очень тревожит. По-моему, он искренне любит вас. — Пенни была действительно очень привлекательной женщиной и моложе, чем показалось на первый взгляд. Она улыбнулась. — Я нужна ему. Посылаю иногда кактусовые конфеты. Он их обожает. Кактусовые конфеты плюс орехи пекан — и Портис счастливый человек.

— Знаю. Периодически тоже отсылаю их ему бушелями. — Я помолчал. — Мне приходилось пасти коров в Техасе. В этом штате вдоль ручьев растет масса пеканов.

Осушив чашку, я поднялся. Улица совсем обезлюдела. Только у магазина Ларкина стояла повозка, да еще возле станции крытый фургон, запряженный четверкой прекрасных сильных мулов. Ни погонщика, ни кого бы то ни было еще рядом не маячило. Правой рукой я оттянул ремешок, удерживающий револьвер в кобуре.

— Пенни, — спросил я, — чей там фургон?

Она выглянула в окно.

— Не знаю. Он прибыл, наверное, не больше минуты назад. — Пенни нахмурилась. — Никогда прежде его не встречала.

Мне предстояло пройти прямо перед фургоном, и, если бы он в этот момент двинулся, я оказался бы между ним и зданием станции, полностью отрезанный от посторонних взглядов.

— Знаете, Пенни, я становлюсь пугливым, как старая дева на холостяцком пикнике. Опасность мне чудится за каждым углом. Сколько стоит поезд?

— Не больше, чем требуется для обработки почтового вагона.

Мы услышали предупреждающий свист паровоза. И тут я заметил, как натянулись вожжи фургона, будто кто-то подобрал их, хотя погонщик по-прежнему отсутствовал на козлах.

Обычный путь к платформе лежал от угла магазина Ларкина через улицу к зданию станции. Но его я отверг сразу. Взяв чемодан, который стал значительно тяжелее, я поблагодарил Пенни, посоветовал ей быть осторожной и вышел на улицу. Но, перейдя ее, неожиданно сменил направление, перебравшись через неглубокую канаву. Паровоз, пыхтя, подошел к платформе как раз в тот момент, когда я поднимался на нее с другой стороны.

Из пассажирского вагона выпрыгнул проводник и опустил ступени. Никто не выходил, поэтому я сразу вошел в вагон и примостился на свободном месте в углу.

Охотились то ли за мной, то ли за чемоданом, если противник разгадал мой маневр. Сняв шляпу, я положил ее на колени, прикрыв вынутый из кобуры кольт.

Паровоз засвистел, и я увидел, как в ту же секунду к поезду рванулись двое мужчин. Они уже не успевали. Вся процедура с того момента, когда я прошел позади их фургона, до отхода поезда заняла не больше трех минут. В какое-то мгновение они потеряли меня из виду, и это оказалось моим преимуществом.

Когда поезд остановился у городка, на скамейке возле вокзала сидел Джон Топп. Мой револьвер вернулся в кобуру. Но чемодан я держал в левой руке. Топп смотрел в другую сторону, и я гадал, заметил он меня или нет. Добравшись до отеля, я поднялся в свой номер и поставил чемодан на пол.

Ответы на некоторые вопросы могли, конечно, находиться в нем, но на серьезный подарок я не рассчитывал. Тем не менее в моем деле даже малейшую возможность прояснить ситуацию нельзя упускать.

Подойдя к окну, я оглядел крышу противоположного дома и удостоверился, что оттуда моя комната не просматривается, за исключением угла, где стоял умывальник. Подперев стулом дверную ручку, я открыл большой чемодан и вынул из него маленький — запертый и туго перетянутый двумя кожаными ремнями. Некоторое время просто стоял и смотрел на него.

Портис полагал, что Магоффинов убили. Передо мной стоял их чемодан. Храня квитанцию, они нарочно не востребовали свой багаж, считая место, где он до последнего времени находился, самым надежным.

Отыскал ли его Пьер Ван Шендель? Непохоже, чтобы чемодан открывали. В другом не содержалось ничего интересного, иначе пинкертоны упомянули бы об этом в отчете.

Повесив пиджак на спинку стула, я вынул кольт из кобуры и положил на кровать поближе к себе.

Портис писал, что Магоффинов убили, значит, и в моем деле смещались акценты. Розыск девушки выдвинул на первый план вопрос моей жизни и смерти. Но рисковать мне приходилось не впервой. А судьба девушки, где бы она ни находилась, беспокоила меня все больше.

Расстегнув ремни, я взломал замок. Сверху лежал аккуратно сложенный мужской костюм из отличной ткани и почти новый, под ним — три рубашки, нижнее белье и носки, пара запасных воротничков, подтяжки и всякие мелочи. На самом дне я нашел пакет с письмами, записную книжку и конверт с фотографиями.

Под подкладкой, тщательно зашитой, обнаружил картину, по размеру почти такую же большую, как сам чемодан, — пустынный пейзаж в сезон цветения с волнистыми холмами на заднем плане. Передний план представлял собой море голубого с ярко-оранжевым пятном вдали.

Картина отличалась замечательно выписанными деталями, и я смотрел на нее не отрываясь, со смутным, загадочным чувством чего-то знакомого.

Именно в этот момент в дверь постучали.

 

Глава 7

Один быстрый шаг, оружие — в руке, и я застыл перед дверью, прислушиваясь. Тонкие стены отеля не представляли преграды для пули.

— Да? — тихо спросил я.

— Я должна вас видеть! Сейчас же! — раздался в ответ взволнованный голос Молли Флетчер.

Но хорошо ли, в конце концов, я знал Молли? Мог ли довериться ей? Я кинул взгляд на открытый чемодан. Собрать его времени не оставалось.

Левой рукой я убрал стул из-под ручки и отворил дверь.

— Ладно, входите.

Она поколебалась, нервно оглянулась через плечо. Молодые леди, которые хотят сохранить репутацию, не заходят в номера к мужчинам.

— Мистер Тэлон, я…

— Зовите меня Майло.

— Майло, в ресторан заходил человек… старик. Он меня испугал.

Бегготт? Я описал его.

— Нет, другой. Я его никогда не видела. Ну… мне кажется, что не видела. Он… он все время смотрел на меня.

— Вы очень симпатичная девушка.

— Он не так смотрел. Я знаю, как смотрят мужчины, когда думают, что я симпатичная, и знаю, как они смотрят, когда… когда… ну, думают о чем-то другом. Этот смотрел не так. Потом стал задавать вопросы.

— Вопросы?

— О, все выглядело как обычный разговор. Он удивился, что видит такую хорошенькую девушку в заштатном городишке. Я промолчала. Тогда он спросил, давно ли я здесь. Я сказала, что недавно, и держалась подальше от его столика, пока мне не пришлось подать ему еду. Он все время задавал вопросы, и я испугалась. Он… он, кажется, хотел узнать все про меня, про моих знакомых, где жила, как получила работу. Наконец я заявила ему, что занята, что у меня много дел на кухне, а потом… Мне не надо было этого делать, но так получилось, он напугал меня, и я…

— Что вы сделали?

— Я сказала, что, если у него есть вопросы, пусть задает их вам.

— Мне?

— Ну, я испугалась. Вы поймете меня, когда увидите его. Это крупный старик, довольно толстый, нет, лучше сказать, большой. Я не уверена, что он состоит из одного жира.

— Что он ответил?

— Потому-то я и прибежала, выскочила с черного хода и прилетела сразу сюда. Когда я назвала ваше имя, он сразу выпрямился, и у него появилось такое выражение, будто он сейчас выругается. До этого было все прилично, так, вроде бы пустячный разговор. И вдруг мне показалось, что он рассердился. Он сказал: «А при чем здесь Тэлон?» Я не поняла, что он имел в виду, но так ему и выложила: «Что вы, мол, хотите сказать? Он просто друг, вот и все. А теперь я занята. У меня нет времени отвечать на личные вопросы, а мистер Тэлон будет рад помочь вам, если сможет».

— Молодец, — улыбнулся я. — А как он на это отреагировал?

— Рассердился еще сильней. И забеспокоился. От раздражения стал ерзать на своем стуле, а потом заявил: «Я просто старался поддержать разговор. Мне нечего сказать Майло Тэлону». Тут мне стало совсем плохо — ведь я не называла ему вашего имени. Он его знал.

— Спасибо, Молли. Вам лучше вернуться в ресторан. Я спущусь через минуту.

Она посмотрела мимо меня на разбросанные по кровати вещи. Выражение ее лица изменилось. На секунду я даже подумал, что она вот-вот упадет в обморок. Потом одними губами она выдохнула «О Боже!» — и в том, как она это произнесла, было столько страха, что ее слова прозвучали как молитва.

Девушка повернулась и пошла к двери, но я поймал ее за Руку.

— Молли, не бойтесь. Не нужно тревожиться.

Она внимательно посмотрела на меня, выдернула руку и открыла дверь.

— Молли, почему бы вам не рассказать мне все? — спросил я.

Она вышла и закрыла за собой дверь, а я вернулся к кровати, чтобы поглядеть, чем вызван ее страх.

Некоторое время я стоял, не отрывая взгляда от разбросанных вещей. Открытый чемодан, пачка писем, картина…

Что вызвало ее восклицание? Что она узнала? Картину? Пейзаж на картине? Старый чемодан? Костюм?

Скомкав все вещи, я засунул их в чемодан, перетянул его ремнями и задвинул под кровать. Конечно, как тайник — это не место, но мне хотелось увидеть старика. Мне нужно было увидеть его.

Кто он? Как вписывался в общую картину, откуда знает мое имя? Почему оно его взволновало?

Когда я вошел в ресторан, посетитель уже исчез.

Упав на стул, я заказал поесть. Через некоторое время из кухни вышел Герман Шафер.

— Я его видел. — Его голос звучал серьезно. — Не знаю, что тут происходит, но когда он появляется…

— Кто?

— Хоуви. Здесь сидел Прайд Хоуви. Ел вон за тем столиком.

— Он вас видел, Герман?

— Нет, не видел. Не уверен, узнает ли меня. Дело-то было давным-давно, но тогда его следовало повесить.

— Никто не мог доказать, что он пятый. Нельзя вешать человека, не располагая уликами.

— Как я слышал, улик вообще не нашли. Интересно, что он здесь делает?

— Почуял деньги. Ты знаешь и я тоже, что Хоуви еще никогда не отказывался от денег. А что за история с пятым человеком, Герман? Мне рассказывали ее с полдюжины раз, но только с чьих-то слов.

— Я там был. По крайней мере тогда, когда заговорил тот индеец-апач. Фургон с жалованьем выехал с погонщиком и тремя охранниками. Они везли шестьдесят тысяч долларов в золотых монетах.

Где-то в пути погонщиков и охранников убили, фургон сожгли, а золото украли. Следы разыгравшейся трагедии обнаружила обслуга встречного фургона, направлявшегося на восток. Она похоронила мертвых и привезла печальную весть в город. Через пару недель мы поймали индейца из племени апачей. Он и рассказал, как их отряд преследовал крупного мужчину, а потом случайно наткнулся и напал на тот фургон и как его отогнали те четверо солдат, открыв шквальный огонь. Индейцев было слишком мало, поэтому, сказал пленный, они плюнули и ускакали. Притом никого не убили, а сами понесли потери — один из них погиб, двоих ранили. Но всем известно, что никакой индеец не полезет в драку за просто так. К тому же апач утверждал, что против них сражались не четверо, а пятеро бойцов. Он говорил, что знал человека, за которым они гнались. Но в ту же ночь индеец покончил жизнь самоубийством или кто-то его подстрелил, а потом подбросил в камеру револьвер.

— Я помню эти слухи.

— Слухов ходило предостаточно. Затем появился раненный в руку Хоуви и заявил, что его преследовали апачи. Но самое главное случилось потом, когда в город приехали нашедшие фургон ребята. Они заявили, что троих солдат убили по-предательски, в спину.

Ты помнишь, какие пошли разговоры. Некоторые думали, что это сделал Хоуви, но когда собралась толпа, чтобы его повесить, этот адвокат… Дикман? Да, его звали именно так. Он выступил перед людьми и отговорил их. Утверждали, будто Хоуви сам подбил его на это. Как бы то ни было, Дикман почти сразу уехал на побережье и шикарно зажил, на чьи деньги, не знаю.

— Тогда еще говорили, что Хоуви подъехал за помощью к фургону, а когда индейцев отогнали, он открыл огонь по лежащим на земле солдатам. В перестрелке его ранило в руку.

— Когда он вернулся сюда несколько лет назад, большинство старожилов разъехались. Армия сняла отсюда свой пост, многие подались на шахты, поэтому Хоуви так и остался здесь жить и заниматься темными делишками.

— Что случилось с деньгами?

— Хороший вопрос. Некоторые думают, что ему досталось немного, поскольку большая часть денег ушла на оплату Дикмена. Никто не видел на руках новых золотых монет, и ходят слухи, что Хоуви зарыл большую часть золота в холмах и никогда его не трогал.

— Вряд ли.

— Нет, не вряд ли. Там кишат апачи, и никто, кроме дураков, в те места не суется ни за какие деньги. Часть золота может лежать там до сих пор.

Мы немного помолчали, размышляя каждый о своем. Прайд Хоуви, как подозревают, был замешан во многих темных делишках, но никогда ни на чем не попадался.

Он покупал и продавал скот, спекулировал золотоносными участками, иногда скупал у мексиканцев стада, которые те пригоняли из-за границы. Говорили, что он перепродавал в Мексике скот, украденный в Соноре.

В течение шести или семи последних лет его враги заимели привычку исчезать — просто не показываться больше на людях, вроде как неожиданно уезжать, и у Хоуви появилась репутация человека, с которым лучше не связываться.

Теперь он возник здесь, расспрашивал Молли Флетчер и разъярился, когда узнал, что я тоже каким-то образом причастен к делу.

Я и не догадывался, какое значение имело мое присутствие в городе. В жизни со мной случались неприятности, я от них избавлялся, но ни разу не наступал на мозоль Прайду Хоуви. И на тебе — еще головная боль. Найти пропавшую девушку даже благородно, но когда за одним куском тянется слишком много рук — совсем другое, и мне вовсе не нравится. Я получил деньги от Джефферсона Хенри. Поэтому надо отыскать девушку и побыстрее отсюда сматываться.

Когда я вышел на улицу, солнце уже село. Одинокая повозка, которую тянула упряжка пегих лошадей, выезжала из города, направляясь на запад. На скамейке у салуна «Рыжая собака» сидели, потягивая пиво, два ковбоя. В городе наступило время ужина, и большинство жителей либо уже сели за стол, либо готовились к своей трапезе.

Именно в сумерках человек сильнее всего чувствует одиночество. Как мне хотелось поехать домой! Мама не становилась моложе, а на руках у нее большое ранчо. Я с тоской подумал о нашем старом доме, который выстроил отец, наверное, самом громадном доме в округе в те времена. Но он строил его для женщины, которую любил, к тому же знал толк в строительном деле. Отец всю жизнь работал с деревом и вложил душу в то, что возвел для нее.

В фойе сидел только портье. Я подошел к стойке и повернул журнал регистрации к себе, чтобы прочитать, кто въехал.

— Кого-нибудь ждете? — спросил портье.

— Любопытствую, — ответил я. — Просто интересно, кто в городе.

— Сейчас не сезон, — сказал он. — Половина комнат пустует.

Фамилии Хоуви в журнале не значилось. Последней стояла моя.

Тогда где же он остановился? Есть ли у него в городе знакомые?

Поднявшись в номер, я привычно поставил стул под ручку двери, вытащил из-под кровати чемодан и открыл его.

Отложив в сторону письма, записную книжку и картину, я обыскал карманы костюма. При рассмотрении он оказался более поношенным, чем мне показалось сразу. Однако ничего интересного я не обнаружил.

Несмотря на это, что-то меня настораживало. Я проверил, не спрятано ли что за подкладкой, вывернул наизнанку лацканы. Безрезультатно.

Вдалеке прогремел гром. Собирался дождь, его давно ждала земля. Но дождь непременно смоет следы в прерии. Ускользнет еще один шанс.

И все-таки, даже если пройдет дождь, завтра я прогуляюсь за городом. Разговор с Пабло может пролить какой-то свет. В окно застучали редкие капли, затем хлынул ливень. В коридоре послышались шаги, и я, прислушиваясь, затаил дыхание. Кто-то протопал мимо.

Отчего я стал таким пугливым? Потому что мне повстречался Арканзасец? Или Хоуви? Уложив костюм, рубашки и остальную одежду в чемодан, я закрыл его и отставил в сторону. Затем, подложив под спину подушки, сел в кровати и принялся просматривать письма.

Похоже, все они были адресованы Стаси Хенри. Большинство из них не отличались оригинальностью. Такие письма женщины обычно пишут друг другу. У кого-то родился ребенок, его собирались крестить. Какая-то девушка вышла замуж, умер чей-то отец, а какой прекрасный был человек. И тому подобное.

Но вдруг…

«Что же касается твоего дела, то ничего не подписывай Контроль необходим. Подумай о Нэнси. Это ее будущее, так же как и твое. Судя по тому, что ты писала, Ньютон сильно изменился, стал похож на своего отца, хотя я всегда чувствовала, что они друг друга не любят. Помни, дорогая, в худшем случае есть тот мальчик, с которым подружилась твоя мать. Он без образования, но предан ей и считает ее необыкновенной женщиной, о тебе он думает точно так же. Жаль, я забыла его имя. Но ты вспомнишь. У него земля где-то в горах. Твоя мать говорила об этом, она также упоминала магазин Харкина или что-то в этом роде, где он пополняет запасы».

Я взволнованно отложил письмо и встал. Харкин, конечно, Ларкин, и я только что от него приехал. «Земля в горах» — вот она, ниточка!

В моей голове опять зашевелилось, заворочалось какое-то воспоминание, что-то неуловимо знакомое и все же… Я мучительно напрягал мозг, тер виски…

Нет. Воспоминание не всплывало. Придется снова вернуться к письмам и записной книжке.

 

Глава 8

Я выглянул на улицу. Темнота казалась непросветной, лишь из редких окон струился зыбкий, слабый свет.

Что же я должен вспомнить? Давнее событие? Забытые встречи или разговор?

Во мне нарастало раздражение. По чьей-то злой воле я попал в странный водоворот. Большую часть жизни мне пришлось провести на равнинах, в пустыне или в горах. Там тоже тебя всегда подстерегает опасность. Но есть логика поведения, которую можно разгадать, суровый и непреложный закон первозданной природы. А тут какая-то аморфная угрожающая среда. Ничего конкретного. Только ощущение, что решение моей проблемы не за тридевять земель, а здесь, в городе.

Мысли вернулись к персональному вагону Джефферсона Хенри, простоявшему несколько дней на запасных путях У водокачки. Ковбой из салуна прав — это не место для магната. Там жарко, ветрено и неудобно для человека, который может позволить себе находиться везде где пожелает.

Почему там? Очевидно, для того, чтобы с кем-то встретиться. С кем? Зачем? Нанял ли он кого-то еще для поисков внучки? А крик в ночи? Крик агонизирующего человека?

Утром оседлаю коня и проедусь по тем местам. Может, Пабло вспомнит то, чего не говорил раньше. Мексиканец хороший парень, настоящий мужчина. Мне нравились такие люди.

Вернувшись к кровати, я вскрыл второй конверт. В нем оказались только две вырезки из газет.

«УМЕР ВЕТЕРАН ШАХТНОГО ДЕЛА.

Натан Альбро, один из первых, вложивших деньги в горнорудное дело, представлявший интересы рудников Ваттса, Пони и Блэк-Хилс, умер вчера днем в результате падения с лошади. Его хорошо знали в наших краях как человека, заинтересованного в развитии горнорудной промышленности и железных дорог. Одна из наследниц — бывшая жена Стаси, в настоящее время миссис Ньютон Хенри».

Вторая вырезка датировалась лишь несколькими днями позже. Ее предмет оказался похоронен среди местных новостей и объявлений.

«Покупайте бурбон из Кентукки „Дабл Стамп“ по три доллара за галлон».

«Алые женские жилетки из фланели и трикотажа в магазине „Лакки Страйк Кэш“. Приходите пораньше, потому что они расходятся быстро».

«Патроны к винчестеру 44-го калибра. По 75 центов за коробку в магазине „Бостон“.

«Городской стрелковый клуб соглашается на проведение стрелкового матча шести любых его членов — выбирайте сами! — против такого же количества мужчин нашей Территории на любую сумму от 50 до 1000 долларов. Стрельба в стеклянные шары или голубей из револьвера или винтовки, стрельба навскидку или со спины с разворота по команде. Выкладывайте деньги или помалкивайте, что вы отличный стрелок».

«ОГРАБЛЕНИЕ КОНТОРЫ.

Где-то между девятнадцатью часами тридцатью минутами вчерашнего вечера и восемью часами сегодняшнего утра неизвестные вскрыли контору «Альбро и компания» и взломали сейф. Джон Кортланд, счетовод, уверяет, что в сейфе не хранилось ничего ценного. По совету самого Натана Альбро, содержащегося в записке наследникам, из сейфа сразу же все убрали после его неожиданной кончины в прошлую пятницу».

«Хэнкори Фитч и Корнуэлл для дыхания».

Итак… Кто-то зашевелился сразу после смерти Натана Альбро. Взлом не похож на работу обычного вора или медвежатника, хотя его и совершил скорее всего профессионал. Сейф вскрыли, потому что кто-то полагал, что там хранится нечто представляющее для него интерес.

В раздражении я бросил вырезки на кровать. На карту поставлено слишком много, о чем у меня не имелось ни малейшего представления. С каждым шагом, втягиваясь в дело все больше и больше, я не Подозревал, кто мои враги, чего они хотели, да и один ли я стремлюсь найти Нэнси Хенри.

Где она? Джефферсон Хенри дал понять, что его сын умер, но что случилось со Стаси? Ее тоже нет в живых? Магоффины, очевидно, были вовлечены в какой-то план, чтобы вместе с Ньютоном обойти его отца. Несомненно, каждый своим путем стремился к одной и той же цели. Но к какой?

Стаси посоветовали ничего не подписывать. Это свидетельствует о том, что у Стаси было нечто ценное, что она располагала какими-то ценностями, которых могла лишиться, подписав бумаги. Тут уже есть некий смысл. Говорили, что Джефферсон Хенри очень властолюбив. Власть в его мире подкреплялась деньгами, акциями, контролем, рычагами воздействия. Владела ли Стаси акциями, которые ему не терпелось заполучить? Имела ли она что-то, чем хотел завладеть Джефферсон?

А записка наследникам, которую оставил Натан Альбро? Он же подозревал, что его подстерегает беда? Если нет, зачем оставлять такую записку? К счастью, наследники действовали быстро и по плану.

Ничто в моей жизни не подготовило меня к соприкосновению с миром бизнеса. Я немного знал лошадей, собак и мужчин, хуже — женщин. Пас скот, работал в шахтах, на моих глазах происходило множество спекулятивных продаж земельных участков. И как другие жители Запада, я даже участвовал в некоторых сделках. Но в остальном, как видно, оставался невинным агнцем.

Основные интересы Джефферсона Хенри лежали в сфере строительства и эксплуатации железных дорог, но он вкладывал деньги и в другие предприятия.

Для того чтобы защитить себя и девушку, которую я обязан отыскать, мне необходимо узнать многое и узнать срочно. Если у меня еще оставалось время.

Что значит защитить девушку, которую я обязан отыскать? В моем соглашении с Хенри ничего об этом не говорилось. И все же я не сомневался — ей угрожала опасность, ведь она была ягненком среди волков.

Пенни Логан… Все знали, что она понимает в финансовых делах. Она хорошо распорядилась собственностью, собирала информацию для бизнесменов о курсах акций. И несомненно, многое слышала от тех, кто заглядывал в ее лавку. В этих краях несколько крупных держателей акций. Может, Пенни даст мне кое-какие ответы на вопросы?

И вновь я возвратился к проблеме, которая могла оказаться самой важной. Прежде всего почему наняли именно меня?

Тот, кто назвал мое имя, считал, что я владею какой-то тайной? Они думали, что я знаю, где находится Нэнси Хенри? Было ли предложение потратить на поиски пятьдесят тысяч долларов в действительности платой за сведения, где она? Или как ее найти? Следили ли за мной, ожидая, что я приведу их к ней?

Я еще раз перебрал в уме девушек, с которыми мне довелось познакомиться, вспомнил, откуда они, где живут, кто их родители. Ни одна из них, казалось, не подходила на роль героини в моем спектакле.

И тут меня осенила еще одна идея. Сейф взломали сразу после смерти Натана Альбро. Но сколько-то времени все же прошло между этими событиями? А если падение Альбро с лошади подстроено? Не убили ли его, а потом вскрыли сейф?

Перед восходом я уже сидел на лошади. Письма и записная книжка лежали в седельной сумке.

Путешествие к пастбищу, где Пабло держал свой табун, заняло около часа. Мне показалось, что его лагерь разбит совсем недавно. Навстречу, яростно лая, выбежали две собаки, но вакеро не было видно.

Остановившись в сотне футов от фургона, который служил ему домом, я позвал мексиканца. Ответа не последовало, но мой конь неожиданно скосил глаза в сторону, и, взглянув налево, я увидел, как из ложбинки поднимается Пабло.

Он подошел ко мне, неся винчестер на сгибе левой руки.

— Добро пожаловать, амиго, — сказал он с улыбкой. — Человеку в наше время надо быть очень осторожным.

Когда мы уселись у костра, разложенного рядом с фургоном, я спросил его:

— Случилось что?

— Пока нет, — ответил он. — А у вас?

— Неприятностей нет… пока, но что-то назревает.

— Здесь тоже.

— Я выехал оглядеться. У вас прошли дожди?

— Считай что нет. Гроза пронеслась западнее, у нас только слегка покапало.

— Так, значит, могут остаться следы?

Он взглянул на меня.

— Наверное, могут. Вопрос в том, что вы ищете?

— Человека, который кричал ночью. Если есть тело, я хотел бы его увидеть. Если нет — узнать, где это произошло. Вероятно, от ночного происшествия что-то осталось, самая маленькая деталь…

— Конечно.

— Пабло? — На мгновение я засомневался, стоит ли начинать разговор, потом все-таки продолжил: — Где-то в этих холмах живет человек… возможно, один. По моим сведениям, обосновался тут лет десять назад. С ним может оказаться девушка — дочь или подруга.

Пабло уселся на корточки и свернул сигарету.

— Немногие задерживаются в этих краях так надолго. Дикое место. Кругом апачи, другие индейцы. В горах не наберется больше шести-семи человек, которые приехали сюда десять лет назад.

Он протянул руку к костру за веточкой, чтобы раскурить сигарету.

— Этому человеку… — осторожно спросил он, — ему грозит опасность?

— Не с моей стороны. В глазах закона он тоже чист. Его могут найти другие люди.

— Они имеют отношение к человеку, который кричал в ночи?

— Думаю, да.

— Наверное, так. Возможно, и есть такой человек. Я должен подумать.

Допив остатки кофе, я встал.

— Подумайте. А я пока поищу следы. Это далеко?

Он пожал плечами.

— Тогда стояла ясная, прохладная ночь. Четверть мили, полмили — максимум. Нет, ближе. — Он указал направление. — Я недавно передвинул лагерь. Это должно быть где-то там.

Затягивая подпругу, я смотрел поверх седла в прерию, выжидая и тщательно изучая рельеф. Никакого движения. Совершенно ничего. Я бросил взгляд налево, но не увидел ни водонапорной башни, ни персонального вагона. Это было еще одно место, которое я собирался посетить.

— Adios, amigo , — помахал я. — По возможности проеду обратно неподалеку от вас.

— Cuidado , — откликнулся он. — Мне кажется, там что-то есть. Или кто-то.

Мой конь шел неуклюжей, но ходкой рысью, которая буквально пожирала расстояния. Я внимательно следил за прерией. Ее на первый взгляд ровная поверхность делала людей неосторожными, что и представляло определенную опасность, поскольку прерия не такая уж ровная. Тут и там попадались выемки и углубления, и, подъехав к одному из них, я заметил отпечатки копыт.

Смерив глазами длину шага, определил размер лошади. Обратил внимание на то, что ехали на ней в сторону лагеря Пабло, хотя след не принадлежал его лошади, если только вакеро не выехал на одной из тех, которых пас.

Пройдя немного по отпечаткам, обнаружил, что они идут с северо-востока, встал в седле и посмотрел в том направлении, но не заметил ничего подозрительного. Свернув в сторону, я начал кружить в поисках следов бегущего человека. Вряд ли что-нибудь осталось, но все же…

Воздух становился прохладнее, небо затягивалось облаками. До полудня было еще далеко, но судя по всему, скоро придется искать убежище. Дождь не страшен, но всадник на равнине — верная мишень для удара молнии. Сидеть на мокрой лошади, в мокром седле и быть самой высокой точкой в округе — неприятно, но спрятаться казалось просто негде.

И тогда я увидел его. Всего лишь край отпечатка каблука, и не сапога, а ботинка.

Я возбужденно наклонился с седла, изучая его. Только дюйм или чуть больше линии внешней стороны каблука и окружности его задней части. Человек бежал на север. Повернув коня, я направил его шагом, обыскивая глазами землю. Если сумею найти два отпечатка рядом, то можно определить длину шага. Тогда искать станет легче.

Ничего.

Повернув к западу, я проехал по диагонали ярдов пятьдесят, изучая землю. Все напрасно. Развернувшись, взял направление на восток и почти сразу нашел отпечаток поменьше дюйма заднего закругления каблука. Теперь неизвестный мчался на восток, возможно забирая немного к северо-востоку.

Неожиданно передо мной открылось русло высохшего ручья, петлявшее к юго-востоку. Остановившись на берегу, окинул взглядом песчаное дно в поисках следов. Дно было твердое и ровное, без единого пятнышка. Я повел коня по краю и уже собрался повернуть обратно на запад, когда увидел обвалившийся берег — просто осыпавшийся песок, но он говорил о многом. Кто-то бежал этим путем, кинулся со слишком крутого берега вниз и скатился на дно. На песке виднелось темное пятно.

Я пустил коня на крутой обрыв, и он, оседая в песке на в четыре копыта, съехал по нему на дно. Я принялся изучать отпечатки.

Беглец был ранен. Возможно, раньше, но не исключено, что сразу перед тем, как упасть. Как бы там ни было, я увидел первую кровь на его пути. Он упал, встал, снова упал, затем еще раз поднялся и побежал по высохшему руслу.

Несколько сот ярдов я вел коня по его следам. Он часто падал, но каждый раз поднимался и продолжал бежать. Неожиданно открылся еще один кусок обвалившегося берега — в этом месте в русло спустилось несколько лошадей.

Следы поведали печальную историю. Человек повернулся, так резко, что потерял равновесие, но потом все-таки встал и хотел продолжить свой странный кросс, но его поймали лассо и поволокли вверх по высохшему руслу, где с каждым ярдом попадалось все больше камней. Затем лошади остановились; здесь было много следов, много отпечатков копыт. Под берегом я заметил небольшую впадину. Песок в ней осел, и из-под него выглянул край сапога.

Разгребая песок, я знал, что найду.

Но не кого.

 

Глава 9

Постоянно оглядываясь, я быстро откапывал тело. Холодная погода и сухой песок помогли ему сохраниться. Взглянув в лицо, сразу узнал его.

По крайней мере, вспомнил. Он приходил к нам на ранчо с двумя мужчинами и расспрашивал про свободную землю. Спутник называл его Тат.

Взобравшись на откос, я осыпал на могилу часть берега и, сев на коня, отправился дальше. На мягком песке не остается хорошо различимых отпечатков, но мне все-таки удалось различить, что всадников было по меньшей мере трое, их кони, растревоженные запахом крови, кружили в узком месте — следы их копыт сплетались в венок. Попался мне и один отчетливый отпечаток сапога, вероятно оставленный тем, кто слез с седла, чтобы снять лассо.

Судя по тому, как руки мертвеца судорожно сжимали песок, я сомневался, что он умер до того, как на него осыпали берег. Похоже, сначала он лежал в иле лицом вниз и его руки зарылись в твердый песок под ним. Он сопротивлялся. Очевидно, после многих попыток ему удалось поджать под себя колено и перевернуться. Но затем он потерял сознание и был погребен под новыми и новыми волнами земли с потревоженного наверху берега.

Проехав вверх по старому высохшему руслу, я не встретил никаких следов, кроме оленьих. Выбравшись из оврага, повернул обратно в сторону лагеря Пабло. Ехал, размышляя над тем, что узнал, а узнал в общем-то немного.

Кто-то преследовал и убил человека, которого я нашел. Его протащили на лассо за лошадьми, пытали и бросили умирать. Этот человек однажды посетил мой дом в Колорадо, и его называли Тат. С ним приезжали еще двое мужчин.

Был ли их визит простой случайностью? Или их посещение нашего ранчо стало прелюдией к тому, что происходило сейчас?

Как давно они приезжали? Пройдя по следам своей памяти я решил, что они появились по меньшей мере год назад, вероятно, полтора. Что-то в трех мужчинах привлекло мое внимание. Или это было какое-то замечание Ма?

Портис прав. Сложилась опасная ситуация. Магоффинов отравили. Тата замучили. Естественно, люди, убившие один раз, не остановятся перед вторым и третьим убийством. Я сознавал, что действовать надо осторожно и что Пабло необходимо еще раз передвинуть свой лагерь. Так ему и сказал.

К тому времени, как я подъехал к его фургону, наступил полдень. Выслушав меня, он согласился.

— Сегодня, — предупредил я, — сейчас. Я вам помогу перебраться.

Он заколебался.

— Хозяин. Мой босс. Он скоро приедет искать меня.

— Найдет. Мне хочется, чтобы он нашел вас живым. Здесь кружат скверные люди.

Он пожал плечами.

— Я видел много плохих людей, амиго. He хочу никому доставлять неприятности, но если они приедут…

— Они с ним не слишком церемонились, — заметил я.

— Вы говорите, что знали этого человека? Убитого?

— Я его видел однажды. К нам на ранчо приехали трое в поисках земли на продажу. Хотели поселиться.

— Вы так хорошо помните такой малозначащий визит?

— Мне кажется, это Ма. Что-то в них ей не понравилось. А когда Ма кто-то не нравится, она не тратит на него много времени.

Пабло улыбнулся:

— Ваша мама — Эм Тэлон? Слыхал о ней.

— Если моя Ма, — серьезно сказал я, — увидит на своей земле медведя гризли, она прикажет ему уйти. И знаете что? Он уйдет.

— Тат… — задумчиво произнес Пабло, как бы стараясь что-то вспомнить. — Это имя?

— Я слышал о ребятах, которых называли Тат, но это скорее всего прозвище, сокращение от чего-нибудь вроде Таттл.

Я запнулся, и Пабло посмотрел на меня.

— В чем дело?

— Хэмфри Таттл, — выговорил я. — Это одна из фамилий, которые я получил от Джефферсона Хенри. Хэмфри Таттл и Уайт Холлетт. Они каким-то образом связаны с Ньютоном Хенри.

— Возможно.

Пообедав, мы собрали лошадей в табун. Пабло сел на козлы фургона, и мы погнали лошадей на северо-запад, в сторону холмов. Но отведет ли это от него беду? По крайней мере, он будет дальше от того, что казалось центром событий — от водонапорной башни и самого города.

— Около гор, — заметил Пабло, — есть одно место Там растут тополя и течет хороший ручей с большим прудом На следующей неделе мне предстояло перебраться с лошадьми туда.

С каждым шагом мы поднимались все выше, почти не замечая длинный, пологий подъем. Когда разбили лагерь, оставив позади больше пятнадцати миль, лошади уже паслись на сочной траве около небольшого ручья.

Несколько раз я проверял, не следят ли за нами. Вряд ли кто наблюдал за Пабло и его табуном. Также невелик шанс, что меня свяжут с ним, если только кто-то не обратил внимание на наш разговор в салуне. Но даже если и обратил, какое это должно иметь значение? Разговоры за стаканом пива дальше разговоров не идут. Тем не менее я не привык полагаться на везение.

— Нам не надо дежурить всю ночь, — сказал Пабло. — За нас подежурят собаки, а лошади не уйдут далеко от хорошей травы и воды.

— Как насчет индейцев?

Он пожал плечами.

— Возможно. Они что-то давно не появлялись.

Все же прежде, чем лечь спать, я стреножил своего коня неподалеку. Положив под голову седло, вытянулся на одеяле, но мысли, обуревавшие меня, не давали заснуть.

Если Тат был Таттлом, то он довольно долго рыскал вокруг холмов. Но не дольше, чем Джефферсон Хенри разыскивал свою внучку. Очевидно, те трое имели какую-то зацепку, но зачем заезжать к нам на ранчо?

— Вы хорошо знаете эти места? — спросил я.

Пабло повернул голову.

— Я знаю горы лучше, чем равнины. — Он показал головой на холмы. — Я родился там, в маленькой долине. Отец дружил со всеми, но особенно ему нравились индейцы-юты. Он с ними торговал, охотился, прятал их женщин и детей от племени кайова. — Пастух улыбнулся. — Поэтому-то я и не боюсь индейцев. Они знают меня, я знаю их.

— Мой дом — к северу, тоже в предгорьях. — Я задумчиво посмотрел на звезды. Может быть, девушка прячется в горах?

Пабло сел.

— Как у вас там?

— Тоже есть долина, вокруг несколько горных лугов, на которые можно подняться только по тропам, каждый из них расположен выше предыдущего.

— И здесь хорошо. Кажется, у нас с вами, амиго, много общего.

— Но фотографии не из Колорадо. Уверен, что их сделали в Калифорнии.

— Si? А почему бы и нет? Может, девушка жила там, а потом приехала сюда. Вы подумали об этом?

— Конечно. Ньютон написал в письме, что скоро она станет достаточно взрослой, чтобы путешествовать одной, а это означает, что в то время, когда он писал, Нэнси не собиралась оставаться ни в Калифорнии, ни в любом другом месте, где она тогда жила.

Я встал перед рассветом и разжигал костер, когда услышал стук копыт приближающихся лошадей.

— Пабло?

— Слышу. Продолжайте заниматься, чем занимаетесь, но будьте наготове, амиго. По-моему, начинаются неприятности.

Когда всадники подъехали к лагерю, я уже разжег костер и ставил на огонь кофе. Их оказалось трое. У меня мелькнула мысль, что за Татом тоже гнались трое.

Они остановились на краю лагеря, и я медленно выпрямился. У всех троих из седельных чехлов торчали винчестеры, но если они и собирались ими воспользоваться, то не сейчас, не сразу. Полы расстегнутых пиджаков они заблаговременно откинули назад, чтобы побыстрее выхватить оружие. Наверное, я вел себя по-дурацки или был слишком самонадеян, но почему-то не волновался. Время от времени и мне приходилось стрелять из своего револьвера.

— Эй, ты! — крикнул крупный, краснолицый мужчина с усами, в узкополой шляпе, которые чаще носили на севере. — Где мексикашка?

— Кто? Ты не очень-то вежлив.

Он выругался.

— У тебя длинный язык. Он может стоить тебе жизни.

— Я только что собирался сказать то же самое.

Коротышка в пиджаке из грубой шерсти процедил сквозь зубы:

— Он воображает себя храбрецом, Болтер. Покажем ему?

— Рано. — Краснолицый тяжело уставился на меня. — Я спросил, где мексикашка.

Из темноты, за пределами круга, освещенного костром, раздался очень отчетливый щелчок взводимого курка.

— Теперь вы знаете, где он, — сказал я, улыбаясь. — А ты, шибздик, хотел мне что-то показать? Может, попробуем один на один?

Он не отрываясь смотрел на меня, но двигаться не решался.

— В любое время, малыш. Ставлю пятьдесят долларов за» то, что попаду тебе прямо под нос, в середину усов.

— Пошел к черту!

— Только за тобой, карлик. Выбирай время.

Глядя мимо него на Болтера, я продолжал дразнить их:

— Ты, кажется, спешил, когда подъехал. Искал что-то?

— Чем ты занимаешься, разъезжая по всей округе?

— Своими делами, — ответил я. — А что тебя заставило примчаться в такую рань?

Болтеру пришлась не по вкусу моя непокорность. Он надеялся напугать нас, возможно, выгнать отсюда. Обо мне он ничего не знал, но его раздражало то, что он слышал, а звук взводимого где-то в темноте курка его просто взбесил. Теперь ему хотелось как-то выкрутиться и уехать, но он страшно не желал отступать.

— Чьи это лошади? — требовательно спросил он.

— Шелби, — назвал я имя хозяина Пабло. — Если тебе что-то не нравится, поговори с ним.

Шелби держал около десяти тысяч голов крупного рогатого скота и много лошадей. На него работали две дюжины ковбоев — пасли стада, объезжали лошадей или выполняли другие обязанности по хозяйству. Среди них было немало крутых парней, и все это Болтер наверняка знал.

— Ты тоже на него работаешь?

— Я работаю на себя.

Ему не понравилось то, как я ответил, ему не понравился я сам. Он хотел что-то сказать, но я перебил его:

— Не знаю, что у тебя на уме, но ведешь ты себя не по-дружески. Мой совет: поворачивайте обратно и уезжайте откуда приехали. Когда вы туда попадете, скажите своему боссу, что ставки поднялись, и, если у него хватит ума, он бросит свою игру.

— Что это значит?

— Ты только передай — он поймет.

Третий сидел молча, не принимая участия в разговоре, но пристально наблюдая за мной.

— Поехали, Сэм, — произнес он наконец. — Не видишь, он не шутит.

Болтер сердито развернул коня, окинув меня недовольным взглядом. Коротышка заколебался, не желая уезжать просто так, но я ждал, глядя на него.

— И вот еще что, — мягко добавил я, — вам, ребята, лучше поостеречься называть моего друга мексикашкой. Он может сладить с любым из вас в любой день недели и дважды по воскресеньям.

Всадники умчались не оглядываясь, а я долго смотрел им вслед. Они приехали напугать, готовые, если нужно, убить. Если бы я дал волю догадкам, то мог бы поспорить с кем угодно, что эти трое расправились с Татом.

— Пабло, кофе закипел, — позвал я.

Он вышел из темноты с винтовкой в руке и тоже взглянул в ту сторону, куда ускакали ночные гости.

Налив себе кофе, он поднял на меня глаза.

— Они приезжали за вами, а не за мной.

— Знаю. Вся беда в том, Пабло, что я участвую в игре, где карты держат несколько человек, но я не знаю кто.

С завтраком за поясом я сел на коня и направился к городу. По дороге задавал себе вопросы. На чьей стороне был Тат? Что хранилось в сейфе Натана Альбро, почему он хотел это убрать оттуда и где оно находится сейчас? Не обнаружили ли его Магоффины?

Натан Альбро участвовал в различных финансовых операциях. Он активно вкладывал деньги в ранчо и горнорудное дело, вероятно, в железные дороги тоже. Джефферсон Хенри имел интересы в тех же отраслях. Не исключено, то, что хотят отнять у Нэнси, касается тех же сфер бизнеса. Альбро действовал в интересах девушки. Несмотря на слова Хенри, я сомневался, что его волновали те же интересы… и его сына тоже.

Одно казалось очевидным: Ньютон ненавидел своего отца, и тот отвечал ему тем же. Допустим… всего лишь допустим, что сын, осведомленный о желании или нужде своего отца в чем-то, нарочно попытался обойти его. Допустим, то, чего добивался Джефферсон Хенри, находилось в сейфе Альбро, а Ньютон женился на Стаси, чтобы заполучить это.

Одни домыслы! Но не такие уж беспочвенные.

Мне надо побольше разузнать об Альбро и Хенри. Может, что-то мне расскажет Пенни Логан? Если нет, то наверняка подскажет, где найти такие сведения.

Только под вечер я добрался до города. Поставив коня в конюшню, взял винтовку, седельные сумки и вернулся в отель.

Мою комнату не трогали. Вытащив чемодан, снова открыл его. Достал картину и принялся ее изучать. Дерево рядом с соснами Диггера, похожее на привидение, должно быть, конский каштан, золотистое пятнышко напоминало калифорнийский мак, а масса маленьких голубых цветочков — не что иное, как голубые глазки — так называют эти нежные цветочки.

Возможно, на картине художник изобразил ту же самую местность, что запечатлена и на фотографиях. Калифорния… высокогорная пустыня. Или долина Сан-Хоакин. Но более вероятно первое.

Распорядись я полученными сведениями правильно, возможно, и не придется ехать туда и выяснять.

Если меня сначала не убьют.

 

Глава 10

Лежа в постели, я еще раз проанализировал ситуацию. Трое мужчин, приехавших в лагерь Пабло, действовали по собственному разумению, во всяком случае, мне так показалось. Конечно, у них есть хозяин, но, проследив меня до лагеря, они поступали не по приказу.

В волнении я сел в постели, обхватив руками колени. В мое окно из невероятной глубины космоса смотрели звезды. Если бы только знать, что происходит! Если бы знать ставки!

Я перебирал в уме событие за событием, расставляя по полочкам все, что произошло и что удалось раскопать. Цельного полотна дела не получалось — везде зияли дыры. Мне просто не хватало информации.

Почему Ньютон намеревался отобрать Нэнси у матери? Кто убил Магоффинов? Хотел ли Тат продать Ньютона или работал сам по себе?

«Нет, такие шарады не для меня, — решил я, вконец измотавшись. — Надо ездить по нехоженым местам, охотиться, пасти скот или просто путешествовать. Зачем я только связался со всем этим? Деньги нужны, вот зачем!» — осадил я себя.

Кто послал за Арканзасцем? Охотился ли он за мной?

Наконец я откинулся на подушку и уснул.

Когда на следующее утро прошел на цыпочках мимо комнаты Молли Флетчер, из-под ее двери уже пробивался свет. Я спустился вниз и зашагал по улице к ресторану Мэгги, вдыхая свежий, прохладный воздух. На сей раз пес лежал на ступеньках и при виде меня замахал хвостом. Я присел на корточки и поинтересовался:

— Как дела, приятель?

Он опять помахал хвостом, а я потрепал его по спине и вошел в ресторан. В предрассветных сумерках улица выглядела серой, но уже тут и там в окнах загорались огни. Как и в большинстве городков на Западе, народ здесь вставал рано, хотя в это утро я не упрекнул бы того, кто решил лишний часок поваляться в постели, поскольку небо хмурилось и, похоже, собирался дождь.

Остановившись у двери ресторана, в ее стекле я вдруг заметил отражение окна второго этажа дома напротив. В тот момент упала отодвинутая кем-то занавеска. Случайность? Возможно. Люди часто глядят из окон. Но если я хотел уцелеть, то не смел ошибаться. Посетителей в зале еще не было. Только Герман хлопотал возле буфета. Я спросил:

— Кто живет наверху в доме напротив?

— Старуха, которой принадлежит дом, сдает там четыре комнаты понедельно или помесячно. — Он принес мне скворчащую яичницу из четырех яиц, немного жареной картошки и продолжил: — Ее не интересует ничего, кроме арендной платы. В это время года комнаты обычно пустуют. Но когда начинается перегон скота, их снимают перекупщики.

Яичница была отменной. Только я откинулся на спинку стула, чтобы выпить кофе, как вошла Молли, бросила мне быструю улыбку и удалилась на кухню, потом показалась снова, повязывая передник.

— Я боялась, что вы уехали, — сказала она.

— Вы не встречали человека по имени Тат? — на всякий случай спросил я.

Она замерла, ее руки отпустили тесемки и застыли. Наконец она справилась с собой, завязала узел, подошла к моему столику и села.

— Майло, бросьте все это. Откажитесь от вашего дела.

— Что вы о нем знаете?

Она смутилась и опять уклонилась от ответа.

— Просто я не хочу, чтобы с вами случилась беда.

— Беда случилась с Татом. — Я смотрел на нее в упор. — Его убили.

Она хотела что-то ответить, но промолчала.

— Молли, — начал я решительно, — вы все равно кому-нибудь раскроете свою тайну, так почему бы не мне и не сейчас? Рано или поздно ваши враги разберутся, кто вы, обнаружат, что вам что-то известно, и Бог знает, как все обернется.

— Я Молли Флетчер. И это все. — Она встала и ушла на кухню, но скоро вернулась с чашкой кофе и снова села за мой столик. — Да, я знала Хэмфри Таттла. Меня не удивляет, что его убили. Он всегда лез во всякие темные дела.

— Вы знакомы с Ньютоном Хенри?

— Да. Он был злой человек, хотя выглядел джентльменом, хорошо одевался, правильно говорил, но в душе оставался мелочным, мстительным и жестоким.

— А его отец?

— Его отца я не знала. Мне говорили, что Ньютон ненавидел его.

— Вам знакома дочь Ньютона?

— У него никогда не было дочери.

— Что? Но…

— Нэнси не его дочь.

— Не его дочь? Но я считал…

— Все так считали.

Я молча уставился на нее. Никто так не усложняет себе жизнь, как простой, средний человек. До меня это дошло только после того, как я достаточно пожил на этом свете.

— Но я думал, что Стаси вышла замуж за Ньютона.

— Но сначала она была замужем за Натаном Альбро, хорошим, добрым и щедрым, но суровым человеком. Беда в том, что Стаси не понимала его, пока не стало слишком поздно. Она сбежала от него с Ньютоном Хенри, потом официально развелась с Натаном, чтобы выйти замуж за Ньютона. Самое скверное то, что она взяла с собой Нэнси.

Я так и остался сидеть чуть ли не с разинутым ртом. Молли принялась за работу, а мой совсем измученный мозг начал пережевывать в уме то, что она мне сообщила. Ее информация меняла все, и вопросов возникало еще больше.

— Молли? — Она остановилась возле моего столика. — А как же Джефферсон Хенри? Он утверждает, что Нэнси — его внучка.

— По бумагам она, наверное, и является его внучкой. Он хочет найти ее не для того, чтобы сделать наследницей. Он ищет ее ради того, чтобы получить власть, которую даст ему ее имущество. Ньютон женился по той же причине.

— Для того, чтобы помочь отцу?

— Нет, он ненавидел отца. Он женился на Стаси, чтобы увезти ее подальше от своего отца, да и от Натана Альбро тоже. Видите ли, я рассказываю только то, что слышала. Джефферсон Хенри добивался контроля над некоторыми шахтами, в которые они с Натаном и многими другими вложили деньги, чтобы спекулировать акциями. Исключительно честный человек, Натан не позволял этого. Джефферсон Хенри всегда видел в нем соперника. Несколько раз Натана пытались убить, поэтому он перевел всю свою собственность на имя Нэнси, но прошло довольно много времени, прежде чем об этом узнал Джефферсон.

У меня появилось чувство, что я сел не в свой вагон, а мой поезд идет в другую сторону. Я должен немедленно встретиться с Джефферсоном Хенри, возвратить ему оставшиеся деньги и сказать, что не нашел его внучку.

И опять передо мной всплыл вопрос: почему выбран я?

Он только подтверждал мое убеждение, что выйти из игры мне будет не так легко. Возможно, Бегготта и притащили сюда, чтобы расправиться со мной, если я начну артачиться. Чем больше я думал, тем больше мне не терпелось уйти в сторону, но ни разу в жизни я не бросал свою работу недоделанной и надеялся оставаться верным этому принципу.

Неожиданно меня осенило.

— Молли, кому-нибудь известно, сколько вы знаете?

— Трудно сказать. Не думаю, чтобы кто-нибудь догадывался, но…

— Как случилось, что вы сюда приехали? Я помню, что вы мне рассказали, но единственная ли это причина?

Она стушевалась, а я настаивал:

— Не хочу вас пугать, Молли, но мне кажется, вы должны учесть, что люди, ввязавшиеся в столь сложную игру, рассчитывают выиграть, им все равно, кто пострадает. Вы заметили довольно сурового старика, который на днях обе дал в ресторане? У него небольшой южный акцент?

— Да, помню.

— Его прозвали Арканзасец. На самом деле он, по-моему, из Миссури. Но не важно. Его зовут Бегготт, и он занимается уничтожением людей, которые мешают тем, кто его нанял. Не имею понятия, почему он здесь. Возможно, из-за меня, но не уверен, может, у него задание убрать кого-то еще. Мой вам совет: держитесь подальше от окон и не выходите каждый день в одно и то же время.

Покинул я ресторан через заднюю дверь.

Надеясь найти Пабло, зашел в маленький салун, в котором встретил его несколько дней назад. Вакеро там не оказалось. За тем столиком, где сидел он, примостились два мексиканца. Один из них показался мне знакомым, и я кивнул ему. Он лишь удивленно посмотрел на меня своими холодными черными глазами.

Пока я заказывал пиво, за моей спиной распахнулась дверь и вошли двое. Один, что пониже, подошел к противоположному концу стойки, второй плюхнулся на стул возле двери. Я взял бутылку и наполнил стакан.

Человек возле двери беспокоил меня. Если заходишь в салун, то за выпивкой. Так почему он там сидит?..

Повернувшись левым боком к бару, я взял стакан левой рукой. И тут человек у стойки повернулся ко мне лицом. Это был Коротышка.

— Я пришел попрощаться, — с издевкой произнес он.

— Что, уезжаешь?

— Нет, брат, уезжаешь ты. Выбирай: или ты уезжаешь сам, или тебя выносят.

Я судорожно соображал. Их двое. Едва ли Коротышка такой крутой, за которого пытается себя выдавать. Вот второй, что справа и немного сзади, действительно опасен. А мне, чтобы сделать два верных выстрела, требовалась большая удача. Только… Внезапно до меня дошло. Коротышка делает вызов, и, как только я схвачусь за револьвер, второй меня пристрелит. Хитрая уловка! Судя по их поведению, они проделывали ее и раньше.

— Ты и твой мексиканский дружок, — продолжал наступать Коротышка, — выгуливаете слишком много лошадей.

Вот оно! Сейчас назовет меня вором и…

— Вы просто пара проклятых…

То, что он хотел сказать, отрезал короткий страшный лай револьвера за моей спиной.

Отступив, чтобы увеличить поле зрения, и, не сводя глаз с Коротышки, я боковым зрением заметил, как человек у двери приподнялся со стула и свалился на пол. Из его руки выпал револьвер.

Мексиканец с твердым взглядом черных глаз стоял. Он смотрел на меня и улыбался, показывая все свои белые зубы.

— Он вынул из кобуры оружие, сеньор. Подумал, что собирается стрелять в меня.

— Конечно, — согласился я.

— Друг Пабло — мой друг, — добавил мексиканец, убрал револьвер в кобуру, слегка поклонился и вышел вместе с напарником.

Лицо Коротышки под щетиной бороды стало болезненножелтого цвета.

— Ты хотел что-то сказать, недомерок? Говори! Мы все тебя слушаем.

Он пытался ответить, но язык его не слушался. Наконец он выговорил:

— Ничего. Я просто поддерживал беседу.

— Ах, так! — усмехнулся я. — Тогда с Богом! Тебе тут больше ничего не светит. Садись на коня и сваливай. К югу отсюда полно свободных мест.

Он порылся в карманах в поисках мелочи, его глаза были пустыми, лицо осунулось.

— Не беспокойся, — остановил его я. — Выпивка за мой счет.

Он направился к выходу, и, когда дошел до трупа, я произнес:

— Не забудь дружка-то, мелюзга, только оружие оставь.

Неуклюже взяв покойника за плечи, он с трудом протащил его в дверь. Бармен посмотрел ему вслед и налил себе неразбавленного виски.

Когда я вошел, Пенни Логан готовила кофе. Она улыбнулась и указала на столик, за которым мы сидели в прошлый раз.

— Нашли, что искали? — поинтересовалась она.

— Не было времени во всем разобраться, — признался я. — Так, колесил по округе.

Взяв кофе с пончиками, я спросил:

— Вы когда-нибудь слышали о Натане Альбро?

— Конечно. Шахты, железные дороги, древесина, ранчо… Он занимался всем, и все на него работало.

— Он имел что-то, от чего не отказался бы Джефферсон Хенри?

Она задумалась.

— Понимаете, Хенри ни от чего бы не отказался, но вы имеете в виду что-то особенное. У Ната были контрольные пакеты по крайней мере трех хороших рудников и одной железной дороги. Он владел значительными пакетами акций еще нескольких рудников и мог контролировать их, если голосовал вместе с одним-двумя крупными держателями. Альбро всегда старался контролировать дело, в которое вкладывал деньги. Хенри больше интересовала спекуляция ценными бумагами, а не развитие собственности. Альбро не любил Хенри. Это не секрет.

Чтобы докопаться до истины, — продолжила она, — вам нужно получше узнать Джефферсона Хенри. В действительности он мелкий человек, который хочет, чтобы все считали его крупным магнатом. Он всегда завидовал Альбро и несколько раз пытался его выжить, но у Хенри ничего не получилось, он только раздражал Ната. Джефферсон очень мстительный, никогда не забывает обид, даже вымышленных. Когда Натан погиб, Хенри нажал на нескольких политиканов, чтобы его назначили опекуном Нэнси, и это ему почти удалось. Но Ньютон, женившись на ее матери, официально оформил свое опекунство над девочкой и перевез мать и дочь на Запад, чтобы спрятать от отца.

Пенни Логан знала об отношениях воротил все, что может знать человек со стороны, отчасти из газетных сообщений, отчасти от тех, кто приходил к ней за помощью. Анализируя различные ситуации, она умела сделать правильный вывод, потому и имела солидный процент с хорошо вложенного капитала, и многие владельцы ранчо, разводившие коров или овец, зависели от ее совета или предложения.

На обратном пути, сидя в вагоне, я шаг за шагом проанализировал добытые сведения и обнаружил, что совсем не продвинулся на главном направлении. Тот факт, что люди, разыскивавшие Нэнси, пришли к нам на ранчо, по-прежнему оставался загадкой. Но стоило мне так подумать, как я прозрел: у них в кармане лежало описание местности или частичное описание. Им они руководствовались. Их интересовал проход к высокогорным лугам и долинам. Наше ранчо закрывало его, а сразу за нашей землей начиналось другое ранчо — укромное место в горах, расположенное в более высокой долине.

Я должен побывать там. Но сначала записная книжка.

 

Глава 11

Встав пораньше утром, сунул в карман записную книжку, чтобы пролистать ее позже, спустился на первый этаж, остановился у стойки портье и забрал письма — ответы на некоторые мои запросы, — но читать не стал, а положил их вместе с записной книжкой.

Вспомнив про занавеску в окне дома напротив ресторана, я вывел коня из конюшни через задние ворота, объехал вокруг корраля и оказался у черного входа в ресторан Мэгги, где и привязал коня.

Когда я вошел на кухню, Герман обернулся:

— Ты сегодня поздновато. Она волнуется.

Джон Топп уже сидел за столиком. Он посмотрел на меня и перевел взгляд на дверь из кухни. На языке у меня вертелась реплика про занавесочку, но я удержался, решив, что не стоит раньше времени привлекать внимание. Молли принесла кофе, как только я сел.

— Вы задержались сегодня, — грустно сказала она.

— Готовил коня к дороге, — ответил я. — Хочу проехаться. Надо уехать из города, подышать свежим воздухом.

Она засмеялась:

— Из нашего города можно выбраться в любую сторону пешком не больше чем за минуту.

— Для меня и он огромный городище. — Моя шутка отчасти предназначалась Джону Топпу. — Самый большой мегаполис, который я видел до двадцати лет, состоял из трех вигвамов и chosa.

— Что такое chosa?

— Землянка. Меня затащили туда на аркане. Я никогда в жизни не видел столько людей одновременно. Подумать только, там, наверное, было человек шесть или семь! — Молли подлила мне кофе. — Это случилось в год большой засухи, — продолжал я. — Мы, ребятишки, не могли дождаться воскресенья.

— Пойти в церковь?

— Сделать глоток воды. Каждое воскресенье Ма давала нам попить. Остальное время мы сосали камушки. Поэтому-то в нашем краю вся земля усеяна маленькими камушками — когда-то они были большими, но мы, ребятишки, высосали их досуха. Русла высохших рек определяли по облаку пыли.

— Почему пыли?

— В поисках воды рыба шла вверх по реке. Она поднимала тучи пыли. Некоторые бедняги так отвыкли от влаги, что сразу утонули, когда начались первые дожди. Мы бегали по берегу и подбирали их целыми дюжинами.

— Пейте кофе, — остановила поток моих воспоминаний Молли.

Меня не покидало чувство, что рано или поздно мне придется сцепиться с Джоном Топпом. Я не искал неприятностей, но в его присутствии испытывал какую-то неуверенность. Он подавлял людей одним своим присутствием. А Джефферсон Хенри держал этого удава, чтобы тихо улаживать все возникающие проблемы. Если дело пойдет тем же ходом, что к раньше, у нас будет повод для столкновения. И все же мне не хотелось, чтобы его пристрелили, прежде чем у нас появится возможность помериться силами.

Вся беда заключалась в том, что я впервые в жизни почувствовал неуверенность. Мне приходилось довольно часто выяснять отношения с помощью кулаков или револьверов, и я считал, что в драке меня так просто не возьмешь. Однако Джон Топп невольно внушал страх. Его огромные, бугрящиеся налитыми мышцами руки и плечи производили впечатление. Несмотря на массивность, он двигался с грацией и быстротой кошки. Поэтому мне и не хотелось, чтобы его угробили, пока я не примерю свой кулак к его квадратному подбородку.

Может, Бегготт охотится за мной, а может, и за ним. Однако хуже всего, что с таким же успехом он выберет момент и выстрелит в Молли, которая знала больше, чем рассказала. А ее осведомленность явно кому-то не давала спать спокойно. И посему я решил поговорить с ним.

— Молли? Мистер Бегготт заходил сегодня?

Краем глаза я заметил, что Топп поднял голову, а его вилка застыла на полпути ко рту.

— Да, пару раз. Кажется, он делает большие покупки в магазине. Иногда я его вижу на улице с мешком в руке.

— Интересно, — заметил я. — А не он ли живет в комнате на втором этаже дома, что стоит напротив? Кто-то ее снимает, а Бегготт в отеле не останавливался.

Молли принесла мне завтрак. Больше мы не разговаривали. Топп слышал нашу беседу, слышали и все те, кто сидел в ресторане, а таких уже набралось с полдюжины. Позавтракав, я выскользнул в заднюю дверь, быстро огляделся и вскочил в седло.

Сначала поехал на запад, к водонапорной башне. И ничего интересного не обнаружил, кроме самой башни — прохладное, затененное место, где все время капала вода, — и подъездных путей, где недавно стоял персональный вагон. Я поискал вокруг, но ничего не нашел — только старые отпечатки копыт лошадей да коров.

Железная дорога в этом месте пересекала реку. Я развернулся к ним спиной и направился в сторону Хукер-Хилс, откуда тропа вдоль Уэрфано-Ривер вела к горам. Мне предстояла длинная дорога, но я рассчитывал остановиться в лагере Пабло на ночь или по крайней мере на ужин.

Несколько дней назад холмы были еще коричневыми и желтыми, но дожди окрасили их в зеленый цвет. С близкого расстояния редкая маленькая травка казалась еле заметной, но издалека холмы выглядели прекрасно. Там и тут выступали отложения песчаника, иногда сланцевой глины. Я отпустил поводья, разрешив коню самому выбирать дорогу на запад, и присматривался к местности, часто проверяя, не следует ли кто за мной.

Моя работа заключалась в том, чтобы найти Нэнси Хенри, или Альбро, как она может теперь себя называть. Что случится потом, зависело от нее, от того, какой она стала, чего хотела. Было очевидно, что она скрывалась, во всяком случае, не хотела, чтобы ее нашли.

Тогда мне пришла в голову мысль, что Энн скорее всего знает ее. Или я убеждал себя в этом, чтобы оправдать свой визит к ней? Когда мужчина чего-нибудь тайно хочет, он готов придумать самые разные веские доводы, доказывая, почему это ему крайне необходимо и важно.

Я повстречался с Энн несколько лет назад, когда ее родители разбили лагерь на нашей земле, чтобы дать отдохнуть скоту. Семья направлялась на Юг в поисках свободной земли. Их было четверо: взрослые, мужчина и женщина, маленький мальчик и Энн, тихая, скромная и очень хорошенькая. Их фургон тащила упряжка из шести мулов, и мужчина здорово с ними управлялся.

Энн не вмешивалась ни в какие хозяйственные дела, и я редко ее видел. Слишком, черт побери, редко, если бы спросили моего мнения. Она была хорошенькой, а я молодым, как и теперь. Иногда мы сидели и разговаривали. Она обожала читать и, казалось, имела все мыслимые таланты. Но больше всего меня поразила ее любовь к дикой природе.

Глава семейства намеревался дать отдых животным два или три дня. Но прошла неделя, потом десять дней и только тогда они уехали на Юг, а я потерял голову, бесцельно слонялся по дому, забросил все свои обязанности. Это продолжалось, пока Ма не сказала, что если я ничего не собираюсь делать дома, то могу взять хорошего коня и поехать повидать ее. Потом сухо добавила: «Не забудь вернуться обратно!»

Вы не поверите, но я не нашел их! Я следопыт лучше многих, но я их не догнал. Куда-то, наверное, свернули.

Позже слышал, что они обосновались в долине, где однажды прятались мексиканские бандиты. Там протекал хороший ручей, по берегам которого тянулись прекрасные пастбища с сочной травой. Об этом рассказал какой-то бродяга ковбой, видевший их у нас, но к тому времени уже минули месяцы, я я не знал, там ли они еще.

Место, где они предположительно остановились, входило в зону моего обследования. К тому же они могли что-то знать. Если, конечно, они все еще там. Ма окрестила их «бегунками» — такие прозвища давали людям, которые нигде не оседали, которым нигде по-настоящему не нравилось. Этих никчемных бродяг называли еще «перекати-поле» или «сыромятная утварь». Бедняги гнали обычно тощий скот, тащили с собой жалкий скарб, перетянутый сыромятной кожей. родители Энн казались побогаче, но они не походили на настоящих переселенцев. Ма показала им прекрасный земельный участок с ручьем и другими достоинствами, но они лишь пожали плечами и двинулись дальше.

Раздумывая об Энн, я неожиданно для себя оказался у лагеря Пабло. Только теперь никакого лагеря не было. Он исчез.

Вернее, исчезли лошади и Пабло. Полуобгорелый фургон лежал на боку.

Мое сердце екнуло. Пабло стал мне другом, и если погиб, то только из-за меня. Я медленно приступил к поиску следов.

Несколько всадников подъехали с северо-востока, их лошади шли шагом, пока до лагеря не осталось ярдов сто. Это, должно быть, случилось ночью — темнота прикрывала их. А затем они напали. В перевернутом фургоне — несколько дыр от пуль, земля взрыхлена копытами, костер раскидан.

Голландская печка валялась на боку, кофейник перевернут, крышка его — в стороне, кастрюля сильно покорежена, наверное копытом. Затем в нее кто-то выстрелил.

На колесе фургона темнело красное пятно — кровь.

Тел не оказалось. Как ни искал, я не смог найти следов Пабло.

Сколько было нападавших? По крайней мере семь или восемь, они подъехали очень близко, не разбудив вакеро. Иначе бы им не удалось подобраться почти вплотную.

Тщательно обыскав округу, я обнаружил место, где раненый упал. Там остались пятна крови и следы рук, которые, видно от боли, впивались в землю. Меня озадачило одно: всадники, уезжая, рассыпались, оставив не одну цепочку следов, а много.

Так делали апачи, но на лагерь напали белые: все их лошади оказались подкованы, мне попалось несколько отпечатков сапог там, где бандиты спешились и искали добычу.

Мой план скоротать ночь с Пабло рухнул. Становилось все темней, а мне предстояло еще подыскать место для «холодной» ночевки. Что случилось, то уже случилось. Слишком поздно сейчас что-либо предпринимать.

Забравшись в седло, я кинул последний взгляд на разгромленный лагерь и направился на запад. Если не ошибался, то находился не больше чем в пяти милях от рукава Спринг-Бренч реки Сент-Чарльз. Однажды, давно, мне приходилось разбивать там лагерь.

Конь устал и понуро брел вперед. Таким темпом мы доберемся до реки не раньше чем через час, скорее даже часа через полтора. Солнце садилось за Вет-Маунтин и Сангре-де-Кристо, и мне следовало поторопиться.

Возле берега, где я выбрал себе стоянку, Спринг-Бренч несся с огромной скоростью. Ярдах в пятидесяти от рукава я нашел ровное место среди кедров и сосен. Мне очень хотелось выпить кофе, но, положившись на Пабло, я не захватил с собой кофейник. Меня окружала густая роща, состоящая из деревьев, ветви которых росли чуть ли не от самой земли. Сквозь них меня никто не мог увидеть со стороны.

Стреножив коня на полянке с никудышной травой, я устроился на ночь. Оттуда, где я лежал, хорошо просматривалась тропа, идущая вдоль Сент-Чарльз-Ривер. С рассветом никто бы не мог проехать по ней незаметно. Тропа поворачивала за Хогбек и шла к Тертл-Баттс. Долина, которую я искал, лежала за Тертл-Баттс.

Энн с родителями могла, конечно, уехать, но если она там, я получу хороший обед, а также возможность полежать и подумать.

Но я не мог бросить на произвол судьбы Пабло. Где он, жив ли, мертв? А вдруг лежит где-то серьезно раненный. Вопросы не давали мне долго заснуть. Нет, как ни хотелось мне увидеть Энн, придется возвращаться. Приняв решение, я, даже голодный, спал хорошо и проснулся бодрый холодным серым утром.

Страдая, что остаюсь без завтрака, я скатал одеяла и пристегнул их за седлом. Коню, как и мне, тоже, казалось, не терпится двинуться в путь, и мы повернули обратно — туда, откуда пришли, но взяв уже совсем другой маршрут. Я выбирал дорогу повыше и старался ехать под прикрытием деревьев. Если кто-то и следил за мной, облегчать ему жизнь я не собирался.

Когда до лагеря Пабло оставалось около мили, вынул винчестер. Конь ходил подо мной слишком долго, чтобы не догадаться, что это означало; словно читая мои мысли, он начал ступать осторожно и мягко. Знал, видно, бродяга, если из чехла вынимают винчестер, жди неприятностей, но он был старым боевым конем, который любил запах пороха.

Натянув поводья, я выглянул из-под прикрытия деревьев и осмотрелся. Лагерь передо мной лежал как на ладони, хотя до него оставалось еще довольно далеко, но я находился на возвышенности.

И ничего. Совсем ничего. Однако вместо того чтобы припустить туда коня, я затаился и тихо сидел, наблюдая за склоном.

Кто же еще, кроме меня, сейчас занимается тем же? Мои глаза медленно искали самое удобное место для секретки. Я бы занял пост на той же высоте или даже чуть повыше.

Но меня беспокоил Пабло. Что с ним стало? Его лошадей разогнали или украли, во всяком случае, поблизости я не видел ни одной. Что бы я сделал на его месте, если бы на меня напали врасплох? С другой стороны, если бы опасался нападения, как бы я приготовился к нему? Пабло — не новичок в таких делах, он ожидал неприятностей и наверняка имел какой-то план отступления, возможно, приготовил и укромное местечко поблизости, куда мог незаметно добраться и где его трудно отыскать.

Почему на Пабло напали? Считали, что слишком много знает? Или потому, что был моим другом?

Осматривая расстилающуюся передо мной прерию, я искал путь к лагерю. Небольшая ложбинка между низкими холмами позволяла спрятаться ползущему человеку и вела к высохшему руслу ручья. А по руслу… Стоит попробовать.

Небо было голубым и широким. Облака уплыли, и день стал светлым и ясным. Ведя коня вдоль склона холма, я искал следы, но не нашел ни единого, пока не добрался до места, где когда-то ручей стекал с холмов на равнину. Дважды в течение нескольких минут я наткнулся на пятна крови на камнях. Судя по ним, человека тащили либо он полз сам.

Повернув, я начал пробираться по высохшему руслу, пытаясь найти укрытие, которое выбрал бы Пабло, если спасался он. По мягкому песку мы двигались бесшумно, но вдруг конь насторожился, и я почувствовал, как напряглись его мускулы. Впереди, перекрывая русло, которое теперь шло между двумя низкими стенами песчаника, лежало несколько бревен и вывороченных кустов.

Несмотря на настойчивые понукания, жеребец отказывался идти дальше. Неожиданно мои руки сами натянули поводья. На выступе песчаника, едва различимая, сливаясь окрасом с камнем, лежала пума, или, как ее у нас называют, горный лев. Зверь был огромен.

 

Глава 12

Пума бросила на меня злобный взгляд, раздраженно фыркнула и снова обратила все свое внимание на жертву. Я догадывался, кого она стерегла. Пабло истекал кровью, пума почуяла ее запах.

Я похлопал коня по шее и несколькими тихими словами постарался успокоить его. Мы и до этого охотились вместе, и, хотя запах диких кошек ему не нравился, конь умел стойко держаться до конца.

Оттуда, где мы остановились, я не видел Пабло — если это был действительно он. Выступ песчаника, на котором лежала большая кошка, чуть возвышался надо мной, но ее голову, часть лапы, плеча и около фута хвоста я различал четко. Нас разделяли редкий кустарник и трава.

Хотя пума лежала совсем близко, стрелять я не решался. Меня не надо предупреждать, как опасен раненый горный лев. Если его не убьешь наповал первым же выстрелом, он бросится на жертву, а жертвой мог оказаться беспомощный Пабло. Моя пуля не должна задеть край выступа и точно попасть в голову пумы за ухом или чуть впереди. Цель размером с детскую ладошку. При обычных обстоятельствах мне большего и не надо, но сейчас вдруг пуля отклонится? Слишком большой риск!

В сознании ли он? Есть ли у него оружие?

И я едва слышно спросил:

— Пабло? У тебя есть револьвер?

Ответа не последовало. Хвост кошки дернулся, возможно, перед прыжком. Иногда, готовясь к нападению, пума встает, затем пригибается и прыгает. Если это случится, у меня появится шанс для лучшего выстрела. Единственного выстрела. Немного подождав, я снова позвал:

— Пабло?

Может, его и нет рядом? Но если это он, то наверняка лежит на скале за выступом, скрывавшим его от меня. Я положил руку на шею коня.

— Все хорошо, мальчик, — сказал я мягко. — Все хорошо.

Пума раздраженно повернула голову, блеснула холодными глазами и угрожающе зарычала, обнажив огромные клыки. В обычных условиях она скорее всего отступила бы, но возбуждающий запах крови и близость жертвы делали это маловероятным. Пума стерегла найденную ею добычу, и я не имел никакого права вмешиваться.

Едва я успел так подумать, как кошка вдруг привстала, продемонстрировав все свое великолепие, и прыгнула.

Мой палец лежал на спуске, времени для рассуждений не оставалось. Я выстрелил.

Тело пумы резко дернулось в воздухе, а я пришпорил жеребца, и он рванулся вперед, обогнув скалистый уступ как раз в тот момент, когда зверь упал на колени, немного не долетев до своей жертвы. Пума яростно цеплялась когтями за камни, чтобы не свалиться вниз, и я увидел на ее боку рану от моей пули. На выступе скалы, с которой прыгал зверь, распростерся Пабло, по его рубашке расплывалось большое кровавое пятно.

Одного быстрого взгляда было достаточно, чтобы оценить ситуацию. Как только пума обрела равновесие, она тотчас же прыгнула, на сей раз — на меня. Винтовку я держал наготове и, когда огромная кошка — совершенное создание песчаного окраса — взвилась в воздухе не больше чем в десяти футах от меня, нажал на спуск. Выстрел отбросил пуму на скалы. Она упала, перевернулась, соскользнула на дно, дернулась в последний раз и умерла.

Секунду мы с жеребцом спорили. Я хотел проехать дальше по руслу мимо распластавшейся на песке кошки, а ему моя затея совсем не понравилась. С его точки зрения, он уж и так достаточно натерпелся.

Наконец нам удалось договориться, и я провел его с наветренной стороны от мертвого животного. Проехав ярдов тридцать, я спешился и крепко привязал коня к невысокому кедру. Потом, звякая шпорами, взобрался на выступ скалы, нависавший над высохшим руслом ручья, туда, где, раскинув руки, лежал окровавленный Пабло.

Солнце скрылось за облаками, опять откуда-то набежавшими, и я решил не откладывая осмотреть его.

Пастух потерял много крови. Пуля прошла навылет, войдя в области плеча и выйдя из дельтовидной мышцы спины. Она пронзила не более двух дюймов тела, но рана сильно кровоточила. Налив в шляпу немного воды, я как мог промыл ее. Пабло зашевелился и скоро очнулся.

— Похоже, тебя нельзя оставить одного даже на минуту, — проворчал я.

— О, амиго, это ты!

— К счастью для тебя, приятель. Ты видел ту кошку? Когда я подъехал, она уже приготовилась пообедать тобой.

— Видел. — Его губы скривились в улыбке. — Открыл глаза, как раз когда она прыгнула.

— Что с тобой случилось?

— Я не спал, амиго. Пума, может быть эта самая, беспокоила лошадей, я пошел посмотреть. Вдруг лошади насторожились, повернули головы. Я упал на землю и заметил на фоне неба шляпы, сначала одну, потом другие. А затем они напали. Лошади разбежались. Я бросился в укрытие. Пару раз выстрелил. Но их было много — восемь или десять человек. Началась перестрелка, один упал. В меня тоже попали, и они погнались за мной. Я побежал вдоль русла по песку, который заглушал звук моих шагов, оторвался от них и забрался на выступ скалы, который приметил раньше.

Они еще поискали, поругались и начали все крушить. Моих лошадей нет, куда делись — не знал. Я истекал кровью, но насколько серьезна рана — понятия не имел. Покончив с фургоном, нападавшие разбрелись и опять стали искать меня. Я услышал, как они поднимались по руслу, проехали мимо, под скалой. Окончательно решив, что потеряли меня, бандиты умчались, но мне кажется, что вернутся.

— Попей-ка воды. — Я протянул ему фляжку, и он жадно напился. — Ты можешь идти? — Повесив фляжку на плечо, я помог ему подняться.

Постояв немного, он огляделся и сказал:

— Пошли.

Мы направились к коню. Потеряв много крови, Пабло ослаб и еле держался на ногах. Посадив его в седло, я взял коня под уздцы и повел.

Револьвер вакеро, закрепленный ремешком, остался в кобуре, но винтовки я не заметил.

— Она осталась на моем коне, — объяснил он. — На моем ночном коне. Он был оседлан и готов к дороге, но я не смог до него добраться.

Мы не стали возвращаться в лагерь, а повернули к холмам, направляясь к лесу. Лицо Пабло стало серым, он выглядел больным, и я понимал, как ему тяжело. Я подумывал оставить его в зарослях, спуститься вниз на равнину и найти его коня. У меня было предчувствие, что нам пригодится лишняя винтовка.

Найдя укромное место среди скал, я оставил его там, отдав ему фляжку и убедившись, что его кольт заряжен. Когда человек стреляет, потом теряет сознание, он обычно забывает, сколько раз стрелял. У него оказались три пустые камеры в барабане, которые я перезарядил.

Сделав небольшой круг, я поехал вниз, держась ближе к горам, чтобы не быть слишком отчетливой мишенью.

Добравшись до опушки, выглянул и сразу увидел внизу, в прерии, несколько пасущихся лошадей, они постепенно сбивались в табун, как делают лошади, которые немного пробежались. Вдалеке я заметил еще одну группу, подходившую вдоль ручья Мадди-Крик. Я изо всех сил старался разглядеть среди них оседланную, но мне не повезло.

Обогнув дальних лошадей, я осторожно начал сгонять их в более плотную группу.

Неожиданно прямо передо мной из оврага вышел оседланный конь и направился к остальным. Я уже стал подгонять его, когда услышал стук копыт. Быстро развернувшись, оказался лицом к лицу с двумя всадниками.

Моему появлению они удивились больше, чем я их. К тому же в руках я держал винтовку.

— Вы, ребята, часом не скотокрады?

— Скотокрады? Что ты хочешь сказать?

— Я видел, как вы гнались за чужой лошадью. А теперь едете за табуном Шелби. Вы же у Шелби не работаете.

— Мы ищем мексиканца, — заявил худощавый всадник, на вид опытный ковбой и тертый калач.

— Не ищите его, — посоветовал я. — Возвращайтесь восвояси. У этого вакеро много друзей, которые не оставят его в беде.

— Мне наплевать на его друзей. Где он?

— Я один из его друзей.

Он посмотрел на меня с презрением.

— Мне на это тоже наплевать.

Я улыбнулся.

— Ай-ай-ай! Какие мы большие и крутые! Держу пари, ты пугал классных дам, когда ходил в школу. О, извини! — изобразил я страшное сожаление на своей физиономии. — Совсем забыл. Ты же не ходил в школу.

— Кто сказал, что я не ходил в школу? — воинственно воскликнул «скелет». — Я ходил!

— А я думал, не ходил, — прикидываясь простаком, протянул я. — Но в конце концов, и школы бывают плохими.

Он уставился на меня.

— Прикидываешься! Ерничаешь! Работаешь под дурачка!

— Тут, ребята, преимущество за вами.

Я держал обоих в поле зрения. Но рядом могли быть и другие.

— Вы из тех скотокрадов, что распугали лошадей Шелби?

— Скотокрады? Кого ты называешь скотокрадами? Мы ищем этого проклятого мексиканца, вот и все!

— Не похоже. Вы говорите, что ищете спокойного, миролюбивого человека, который никого не трогает и пасет табун Шелби. Кстати, Шелби едет сюда, и я опишу ему клеймо ваших лошадей, пусть узнает, на кого вы работаете. Если вы слышали о Шелби, то должны знать, что он тут же погонится за вами с веревкой наготове. Когда в последний раз пытались украсть у него скот, он повесил троих — запросто, аккуратненько, рядком. Он будет рад повторить и для вас свой спектакль, ребята.

Второй ковбой нервничал все больше.

— Уолли! Поехали отсюда, — позвал он, потом обратился ко мне: — Мы не трогали лошадей Шелби. Мы только ищем пастуха.

— Который работает на Шелби, — закончил я его фразу. — Давайте ищите поскорее, пока на вас не надели веревочный галстук.

— Ты мне не нравишься, — все больше распалялся Уолли. — У меня есть желание…

— Тебе лучше заиметь другое желание, покрепче этого, — оборвал я, — потому что ты мне тоже не нравишься.

Пора было возвращаться к Пабло, но я не смел уехать, опасаясь, что эти двое выследят меня. И я собирался забрать коня Пабло.

— Кто ты вообще такой? — Уолли откровенно нарывался на неприятности. — Я бы…

— В любое время, — отрезал я.

Ему очень хотелось сделать глупость, он смерил меня взглядом, посмотрел на винчестер, облизал губы и опять уставился на меня. Он почти что рассказал мне все свои желания. У него просто чесались руки, ему не терпелось выхватить револьвер и выстрелить, но он сомневался, сумеет ли сделать это быстрее, чем я нажму на спуск. Каждый, кто хоть немного соображал, должен был бы догадаться, что шансов у него нет, ибо когда человек в такой обстановке жаждет продемонстрировать, что он достаточно крутой, то он определенно не в своем уме.

Я не сводил глаз с Уолли, одновременно продолжал наблюдать и за другим.

— Послушай, ты, в голубой рубашке, — окликнул я парня. — Ты с ним? Или хочешь жить?

— Я ищу мексиканца, — ответил он, — делаю то, за чем меня послали, вот и все. Уолли! Брось, поехали.

— Поезжай, — прорычал Уолли. Потом, все еще воображая себя достаточно крутым, вроде как передумал. — Ладно, я с тобой.

Уолли начал разворачивать лошадь и в этот момент выхватил револьвер. Ганфайтером он оказался средним, но сказать ему об этом я не успел, потому что в следующую секунду мой противник стал трупом.

Он полностью выхватил револьвер, и его лицо уже выражало победу. Сейчас он мне покажет! Сейчас он покажет этому…

Удар пули 44-го калибра не выбил его из седла, но просверлил насквозь. Он выронил револьвер, ухватился за луку седла, так и сидел, держась за нее, с белеющим лицом, не отрывая от меня удивленного взгляда.

— Мне жаль, Уолли. Тебе следовало уехать.

— Я… я думал… — Он мешком упал вперед и свалился с седла. Одна его нога застряла в стремени. Лошадь шарахнулась и пошла вперед, но я успел схватить ее за поводья.

— Отвези его домой, — посоветовал я второму. — И выбери себе напарника поспокойней. Дольше проживешь.

— Не могу поверить, — прошептал тот.

Направляя жеребца так, чтобы видеть ковбоя в голубой рубашке, я поймал коня Пабло, сбил в кучу остальных и поскакал к холмам. Выстрел мог привлечь внимание других, а мне не хотелось еще раз испытывать судьбу.

Уолли принадлежал к числу тех, кто считал себя крутым, но не знал, что крутость свою нужно доказывать. А первый крутой разговор — лишь первый шаг на долгом или коротком, избранном им жизненном пути, но всегда неизбежном пути ногами вперед к безымянной могиле.

О таких событиях я не любил вспоминать. Лучше смотреть, как бегут лошади по залитой солнцем траве.

Пабло меня поджидал. Он посмотрел на своего коня, потом на табун.

— Сосчитай, — сказал я. — Не знаю, всех ли собрал.

— Стрелял? — спросил он.

Я кивнул.

— Погиб ковбой по имени Уолли. Судя по отпечаткам копыт, он был среди тех, кто напал на тебя вчера. — Я спрыгнул с седла. — У второго хватило здравого смысла уехать.

 

Глава 13

Единственное, что мне хотелось сделать, — это как можно скорее убраться отсюда. Только что прогремевший выстрел мог привести к нам чужих людей, жаждущих отомстить за убитого, а я никогда не поднимал оружие, если мог избежать перестрелки. Кроме того, у меня была работа.

Пабло ослаб. Он нуждался в отдыхе и заботе. Если Энн все еще жила в Фишерс-Хоул, она помогла бы ему; поэтому, посадив Пабло в седло, я направился по каньону Глисон в сторону Сент-Чарльз-Ривер.

Взглянув на Пабло, любой сказал бы, что он не в состоянии ехать верхом. Со своей точки зрения, конечно, он был бы прав, но жители прерий и гор привычны к тяжелым испытаниям. Врачи редко появлялись в нашей глухомани, и мы обходились тем, что знали и что имели под рукой. Не всех такая практика спасала, но в большинстве своем мы выживали. Мне кажется, чем больше врачебной помощи, тем больше в ней нуждаешься.

Наш путь лежал через дикий край, изобилующий всякого рода зверьем. Несколько раз нам встречались олени, попались даже два «медвежьих» дерева, на которых хозяин леса оставил следы своих мощных когтей. Убитая мною пума пока представляла собой великолепный экземпляр. Изящная красавица кошка весила, наверное, фунтов двести. Только однажды мне довелось видеть пуму весом в двести тридцать фунтов.

Я всегда признавал охоту только как средство решения насущных проблем человека — пропитания, одежды. Убийство ради убийства мне претит. Но с тех пор как я увидел, что может натворить горный лев в загоне ягнят, я стрелял в него без колебаний. К тому же у Пабло не было шанса выжить в схватке с такой громадной пумой.

Мы петляли между деревьями, поднимаясь все выше. Пабло обмяк, но, как и большинство ковбоев, держался в седле даже в полубессознательном состоянии.

Чистый воздух становился все прохладнее. Мы поднялись на высоту почти в семь тысяч футов над уровнем моря, и, когда останавливались, чтобы дать отдышаться лошадям и проверить, не преследует ли нас кто, я видел сквозь деревья живописные долины, лежащие далеко внизу. Наш путь проходил в той части предгорий, где Скалистые горы развернуты на восток и их уходящие в небо вершины смотрят на обширные равнины, простирающиеся до самой Миссисипи и за ней.

Местность не давала широкого обзора, но движения внизу я не замечал, как и признаков того, что за нами кто-то едет. Но это еще не значило, что за нами не следили.

По дороге я думал о Джефферсоне Хенри и о той девушке, которую искал. Портис предполагал, что Магоффинов убили. Я видел, как убили Тата. Кто-то играл наверняка.

Что хранилось в сейфе Натана Альбро? Что он прятал? Что хотел украсть вор? По всей видимости, Натан Альбро — честный, прямой, хотя и суровый человек. Он старался защитить наследство Нэнси.

Что стало со Стаси, женой Ньютона? Где сам Ньютон? Мертв ли он? Неужели его тоже убили? Моя беда заключалась в том, что я шел по тропе, где не мог читать следы. Неудивительно, что пинкертоны бросили это дело. Если бросили.

Альбро явно имел то, что нестерпимо жаждал получить Джефферсон Хенри, готовый ради этого на все. Ньютон, как утверждают те, кто его знал, ненавидел своего отца. Он ускользнул от него и женился на Стаси, возможно, ради того, чтобы заполучить таинственную драгоценность, а потом просто скрылся.

Зачем пытаться оторвать Нэнси от матери? Может, Ньютон сел не на ту лошадку, когда женился на Стаси? Собственность или что бы там ни было Натан оставил Нэнси. Разлучив девочку с матерью, можно обманом, угрозой или уловками заставить ее подписать дарственную либо купчую на то, чем она владела. Ньютон старался доказать папочке, что он тоже на что-то годился, и действовал вопреки его воле.

Может, и так.

Магоффины, очевидно, помогали Ньютону или вошли с ним в сделку. Но в какой-то момент решили его продать. Пусть это только предположение, но тогда к их гибели причастен Ньютон. Их могли отравить по его приказу, либо он сам приложил руку.

Может, и так.

Нэнси вместе с матерью спрятали в Калифорнии. Сосны Диггера растут именно там, я сам их видел в предгорьях Сьерры и Теачапи. А множество голубых цветов… кто-то писал пустыню во время цветения.

Остановив лошадей, чтобы дать им передохнуть, я спешился и подошел к Пабло. Он стал совсем плох. И я понял, что дальше ехать нельзя.

Мы уже пересекли истоки Спрингс-Бренч, и пик Сент-Чарльз находился впереди и немного слева.

— Ты выдержишь еще пару миль?

В нем еще горел огонек, в этом мексиканце, страдающем от боли. Он попытался улыбнуться, и у него почти получилось.

— Да, две-четыре мили выдержу, — произнес он на хорошем английском языке, почти без акцента.

— Надо перебраться на другой склон Сент-Чарльза, — объяснил я. — Там есть удобный луг.

Лошади, которых я собрал, шли сзади и, надеюсь, затаптывали наши следы. Можно предположить, что они следуют за нами, но можно также подумать, что они идут сами по себе.

Мы разбили лагерь на краю луга, и я разжег маленький костер, нагрел воды и промыл раны Пабло. На больших высотах раны обычно заживают быстрее, и инфекция не беспокоит.

Я натаскал листьев и уложил друга отдыхать. Лошади потихоньку разбрелись по лугу. Поскольку трава здесь была сочной и вода протекала неподалеку, вряд ли они отойдут очень далеко. Лошади, которых я не успел собрать, последуют за нами и присоединятся к табуну позже.

— Пабло? — Он открыл глаза. — Спи. Я пока починю хижину, которая должна быть поблизости. Если я ее найду, привезу поесть.

— Bueno . — Он закрыл глаза.

Честно говоря, мне не хотелось оставлять его одного в столь никчемном состоянии. Но мы оба привыкли и не к таким переделкам, к тому же я собирался покинуть его ненадолго — долина, которую мы искали, по моим расчетам лежала по прямой милях в четырех-пяти.

Проверив сначала винчестер, потом кольт и убедившись, что оба полностью заряжены, я заарканил одну из лошадей Шелби, оседлал ее и двинулся на северо-восток в поисках тропы.

Насколько я представлял, въезд в долину находился на юге.

Если бы мне удалось найти приют для Пабло, где бы ему оказали помощь, дали отлежаться и восстановить силы, я бы заранее разведал подходы и к той долине, где, надеялся, поселилась Энн. Давно пора приняться за дело как следует. И как здорово увидеть Энн. Я мало знал ее, но она такая красивая девушка, и как хорошо, если у меня появится возможность узнать ее получше.

Не исключено, что в долину шла дорога и покороче, но у меня недоставало времени ее искать. Единственный известный мне, да и всем путь лежал по северному рукаву Сент-Чарльз-Ривер.

Выехав случайно на старую лесную тропу, усеянную солнечными зайчиками, пробивающимися сквозь листву, я снова погрузился в свои размышления.

Исключая те деньги, которые одолжил Молли Флетчер, я истратил очень мало золота Джефферсона Хенри, и это радовало. У меня было предчувствие, что больше денег я от него не увижу. Он говорил, что я могу потратить на поиски до пятидесяти тысяч долларов, однако мне не верилось, что он получит от меня то, чего ждал.

Кто-то убедил его, что я располагаю ценными для него сведениями, но в этом он явно ошибался; тем не менее своими неуклюжими методами я уже многих растревожил. Люди, атаковавшие лагерь Пабло, наверное, работали на него… или на кого-то еще, кто участвовал в игре.

Обнаружив тропу в Фишерс-Хоул, я остановил коня и изучил ее. Мне она не понравилась, хотя здесь мне едва ли грозили неприятности. Люди, с которыми я столкнулся, были нездешними. Трудно представить, что кто-то из них знал эту долину. И все же там имелось много укромных мест, откуда человек с винтовкой мог контролировать всю тропу.

На самой тропе я не нашел свежих следов. Прошло по меньшей мере несколько дней с тех пор, как по ней ездили в последний раз. Держа винчестер в руке, я направил коня к Фишерс-Хоул.

Существовала и другая тропа, которая вела в Кэнон-Сити, и кто-то говорил, что в Фишерс-Хоул работает лесопилка, а материалы оттуда вывозят в Фаунтин-Сити. Дела у лесопромышленников, должно быть, шли не слишком бойко, потому что я не заметил следов их деятельности. До меня доходили слухи, что в долине обосновалось несколько человек, но я ни с кем из них не был знаком.

Сосны источали дивный аромат. Я въехал в Фишерс-Хоул и направился к хижине, где, по моим сведениям, жила Энн.

«Мне следует помнить, что я приехал не в гости к ней, а в поисках приюта для Пабло», — осадил я себя.

Рядом с большим бревенчатым домом стоял корраль. Подъехав ближе, я рассмотрел, что в доме кто-то ходит, затем дверь отворилась и вышел крупный плотный мужчина с густыми черными бровями и свисающими усами.

— Кого-нибудь ищешь?

— Я ищу Энн. Передай, что приехал Майло Тэлон.

— Никогда о тебе не слышал.

— Если ты ей скажешь, она меня вспомнит.

— У нее нет времени на бродяг. Поезжай-ка обратной дорогой.

— Даже без чашки кофе? Я угощал ее лучше, когда она останавливалась у нас на ранчо.

Он в нерешительности помолчал, потом я услышал голос внутри дома. Но мужчина все-таки колебался.

— Ты на коне Шелби.

— Да, у меня на холме табун его лошадей и раненый пастух, которому нужна помощь. В него стреляли.

— Кто стрелял? — заинтересовался он.

— Незнакомые всадники. Нездешние. Они напали на лагерь, где выгуливались лошади Щелби, рассеяли их и ранили Пабло. Он не так уж плох, но ему нужна помощь.

У нас на Западе не принято отказывать человеку в помощи. Мужчина знал это и тем не менее беспокоился.

Неожиданно в дверях показалась Энн. Она была еще красивее, чем я помнил ее.

— О! Майло, извини. Я и представить себе не могла, что ты приедешь. У нас случились неприятности, поэтому мы осторожны.

— Неприятности?

— Скотокрады. Вернулись мексиканские бандиты, которые здесь когда-то прятались. Ты наверняка слышал эту историю. Ими верховодит некто Маэс.

— Да, слышал.

— Ты хотел кофе? Слезай с коня и входи в дом. — Она повернулась к мужчине. — Все в порядке, Сэм. Я его знаю.

В очаге горел огонь. Комната выглядела очень аккуратной — занавески на окнах, квадратный стол, покрытый скатертью в красную клетку, на которой были расставлены тарелки. Около очага в кресле-качалке сидел еще один мужчина в костюме со стоячим воротничком, купленном в магазине. На его заостренном хитром лице сверкали жесткие маленькие глазки, которые ничего не пропускали.

Хозяйством, видимо, занималась женщина — крупная и по виду сильнее, чем Сэм.

— Глэдис! Налейте мистеру Тэлону кофе. И поджарьте для. него несколько яиц. — Энн посмотрела на меня. — Ты, наверное, давно не ел?

— Со вчерашнего дня, — ответил я. — Когда распугали лошадей Шелби, я как раз въехал в лагерь Пабло, надеясь с ним поужинать. С тех пор и не ел.

Еда оказалась отменной, а кофе — самым вкусным, какой я когда-нибудь пробовал. Однако обстановка в доме показалась мне необычной. Энн и раньше вела себя немного странно в некоторых отношениях, но я полагал, что от городской девушки в непривычных условиях такое можно ожидать. Однако сейчас ее окружение показалось мне каким-то неестественным. Мне показалось, что они ссорились и я попал в самый разгар перепалки, поэтому чувствовал себя неловко и немного смущенно. Как бы там ни было, здесь не место для Пабло.

— Мэм? Не хочу беспокоить вас, но Пабло ранен. Если бы вы дали мне немного еды и каких-нибудь лекарств для ран, я бы отправился обратно.

— Конечно. Ты пока доедай, Майло, а мы тебе кое-что соберем.

Бровастый Сэм с ружьем в руках подошел к двери и выглянул наружу. Он следил за тропой. Похоже, они ждали нападения. Я понял, что с меня довольно. В любом случае, при всех этих посторонних у меня нет шанса поговорить с Энн.

Наполнив свою чашку второй раз, я наблюдал, как женщины торопливо собирали еду, искали, во что ее завернуть, затем принесли ее в джутовом мешке, чтобы я смог закинуть его на седло.

— Извини, Майло, — улыбнулась Энн, — мы все немного не в себе после вчерашней передряги. В следующий раз, когда будешь в наших краях, приезжай меня навестить.

Допив кофе, я встал, и в этот момент в соседней комнате что-то упало. Крупная женщина вздрогнула, а Сэм приподнял ружье.

— Спасибо, Энн. Спасибо вам всем.

Я нахлобучил шляпу, спустился с крыльца и подошел к своему коню. Отвязав поводья, сел в седло и не оглядывался, хотя и спиной чувствовал, как Бровастый, стоя на крыльце, провожал меня взглядом.

Отъехав подальше, я повернулся и помахал ему, но он не ответил.

Удивляться же начал, только когда добрался до леса. Кто был в соседней комнате? Чего они боялись? Или ждали?

Не мое дело. У меня достаточно своих проблем.

 

Глава 14

Было уже поздно, когда я добрался до луга, где оставил Пабло. Он спал, выглядел осунувшимся и очень усталым. Лошади Шелби мирно паслись. Заарканив одну для Пабло и своего коня, я привел их в лагерь, а коня, на котором ездил, расседлал и отпустил пастись. Потом стреножил приведенных лошадей, чтобы они оказались под рукой — на всякий случай.

От костра осталось несколько угольков, поэтому я добавил немного коры, веточек и раздул небольшой огонь. В вещах, которые собрала Энн, оказался старый побитый кофейник и пара кружек. Я приготовил кофе, поджарил немного ветчины и отрезал хлеба.

— Кофе хорошо пахнет.

Я оглянулся. Пабло проснулся и сидел. Подцепив несколько кусочков ветчины, я положил их на бумагу, в которую завернули еду.

— Ешь, — сказал я. — Кофе подоспеет через минуту. — Потом добавил: — Я ездил в Фишерс-Хоул. Ты знаешь это место?

— Si, мы зовем его Маэс-Хоул по имени мексиканца, который там жил. Вообще-то он бандит, но, если приезжали к нему домой, вел себя по-дружески. Я видел его, будучи ребенком.

— Там что-то случилось, — сообщил я. — Обитатели дома напуганы.

— Они замешаны в твоих делах?

— Они? Нет. Конечно нет. Откуда? Здесь нет никакой связи. Они живут так одиноко, что, вполне вероятно, остерегаются незнакомцев.

— Ты знал эту Энн?

— Ну, вроде как… Ее семья приезжала к нам на ранчо, остановилась отдохнуть. Энн — симпатичная девушка. Очень славная. Чего я ожидал? Черт, я разговаривал-то с ней всего пару раз. Вроде она мне понравилась… ну, ты понимаешь, как такое бывает?

— Si, понимаю.

— Она относилась ко мне приветливо. Как воспитанная молодая леди. Но это было давно. Я даже ни разу не держал ее за руку.

— Может, в том все и дело, амиго. Ты даже не пытался?

— По правде говоря, я немного ее побаивался. Она с Востока, во всяком случае, выглядит, как с Востока, а я что — простой ковбой…

Пабло развеселился:

— Ковбой, как же! У твоей матери лучшее ранчо в округе. Ты далеко не простой ковбой, амиго.

Разморенный теплом костра, за кружкой кофе я рассказал ему все, что случилось у Энн. И произнеся свой монолог, понял, что обитатели дома меня беспокоят. Я сел и добавил веток в костер, размышляя. Пламя вспыхнуло, заплясало, как бы требуя хоть пары веток потолще. Если как следует подумать, то они спешили избавиться от меня, а когда в соседней комнате что-то упало, аж подпрыгнули, будто в них стреляли. Что же все-таки происходило? «Ну уж это меня не касается, — остановил я себя. — У меня хватает своих неприятностей».

— Поспи, — предложил я Пабло, — и я вздремну. Завтра, если повезет, отвезу тебя вниз, в город.

Положив голову на седло и укрывшись попоной, я растянулся на листьях. Глядя вверх, сквозь кроны деревьев, я видел возвышавшийся над нами пик Сент-Чарльз. Кто-то говорил, что высота его почти двенадцать тысяч футов.

Странно, что Энн живет в Фишерс-Хоул. Это последнее место на земле, где можно рассчитывать найти такую девушку. А вот мистер Бровастый мне очень не понравился. Он бы в меня выстрелил так же легко, как в консервную банку.

Что же там не так?

Посреди ночи я проснулся, добавил дров в костер, затем опять лег, вслушиваясь в тишину, но ничего не услышал. Совсем ничего. И тем не менее что-то меня беспокоило.

Стряхнув свою тревогу, я перебрал в уме, что знал и что мне предстояло сделать.

В бездонной глубине сияли яркие звезды. Нежный ветерок шептался с соснами. Выше по склону горы чернели поредевшие батальоны елей. Я опять безуспешно пытался решить свои проблемы. Наверное, взялся за слишком трудную для себя задачу. Похоже, разобраться в лабиринте деталей и найти девушку — выше моих сил. Где-то посередине своих рассуждений я заснул и проснулся утром, убежденный, что надо продолжать поиски. В конце концов, зачем мне горы улик? Мне надо найти одну девушку — и делу конец. А девушек в то время и в том месте было не так уж много.

«Брось беспокоиться о деталях и просто найди ее, — сказал я себе. — Какая разница, какими мотивами руководствуются Хенри, Топп, люди, убившие Тата, и все остальные».

— Пабло, — окликнул я вакеро, — мы едем в город. Тебя надо доставить туда, где поправишься и отдохнешь. Потом я найду девушку и закончу дело.

Мы двинулись перед рассветом и спускались с гор довольно быстро, затем повернули на восток, в сторону города. Несколько раз нам пришлось менять лошадей, но все же мы добрались до города и остановились у ресторана Мэгги.

Герман вышел в тот момент, когда я помогал Пабло спуститься с коня.

— Нам надо поговорить, — предупредил он. — Заходи.

— Ладно, но сначала уложу Пабло.

— У меня есть друзья, — сказал мексиканец. — Они придут и позаботятся обо мне.

Неизвестно, откуда они узнали о нашем появлении, но через десять минут несколько мексиканцев усадили Пабло на коня и увезли в сторону лачуг в конце города.

— Железнодорожник Риббл принес тебе письмо. — Герман протянул мне конверт.

Взяв письмо, я упал на стул. Герман ждал.

— Есть еще кое-что, — тихо сказал он.

В ресторане собралось с полдюжины посетителей, среди них — Топп.

— Хорошо. Через минуту.

Он в нерешительности постоял, потом пошел на кухню и принес мне кофе.

— Это очень важно, — прошептал он.

— Герман, я несколько часов не слезал с коня, дай мне по крайней мере перевести дыхание.

Он неохотно вернулся на кухню.

Оглянувшись и не увидев Арканзасца, я удивился, что с ним, и хотел спросить Джона Топпа, но тот оставался самим собой — молчаливым и непроницаемым. Для своего крупного телосложения он ел удивительно мало, и я ни разу не видел, чтобы он с кем-нибудь разговаривал, исключая вынужденные контакты, как, например, заказывая еду, покупая билет на станции или что-то необходимое в магазине. В основном сидел и читал газету. Конечно, он мог с кем-то потолковать, когда я его не видел, и, вероятно, так оно и было.

Герман принес еще кофе, а я вскрыл письмо. Как и ожидал, оно оказалось от Портиса.

Дата стояла, но приветствие отсутствовало. Он предпочитал писать, не теряя времени даром.

«Если вы, как я подозреваю, продолжаете выполнять свое опасное поручение, следующие заметки могут быть вам полезны».

Первая оказалась газетной статьей, но без даты.

«СМЕРТЬ МЕЧТЫ.

Со смертью на этой недели Натана Альбро мы видим конец мечты о скоростной железной дороге «Пасифик Трежер» от Канзас-Сити до Тополобампо, Мексика, соединившей бы районы Миссури — Миссисипи с Калифорнийским побережьем.

Натан Альбро был последним из трех человек, планировавших эту железную дорогу до Тихоокеанского побережья, причем не только для того, чтобы обеспечить удобный трансконтинентальный путь, но и для более успешного развития шахт северо-западной Мексики.

Остается тайной, что стало с пятью миллионами золотом, которые, по словам Альбро, он приготовил для топографической разведки и начального этапа прокладки дороги».

Вторая газетная вырезка даже пожелтела от старости.

«ОБЪЯВЛЕНИЯ О РОЖДЕНИЯХ.

Дочь, 6 фунтов 9 унций у миссис Стаси Холлетт. Миссис Холлетт — вдова Уэйда Холлетта, известного в городе охотника и к западу от него».

Несколько секунд я молча сидел, уставясь на заметку. Нэнси не родная дочь Натана Альбро, а приемная! Стаси уже побывала замужем, прежде чем вышла за Натана Альбро!

О проектируемой дороге до Калифорнийского залива я ничего не знал. Смутно вспомнил какой-то газетный комментарий, прочитанный несколько лет назад, но победоносный марш на запад железной дороги «Юнион Пасифик» низвел ее до категории невыполнимых прожектов.

Мечту о постройке такой дороги, очевидно, забросили, когда завершили «Юнион Пасифик», но что стало с пятью миллионами?

Несомненно, со временем идея скоростной железной дороги оживет, потому что это была хорошая идея, пусть даже с постройкой «Юнион Пасифик» проект утратил в какой-то степени свою актуальность.

Произведена ли топографическая разведка? Проделана ли предварительная работа и истрачены ли пять миллионов? Какой собственностью обладала «Пасифик Трежер экспресс»?

Давно пришла пора просмотреть записную книжку и другие письма. Случилось столько, что я чуть не забыл о них.

Топп вдруг встал и, оставив на столе серебряную монету, вышел. На крыльце, закрыв за собой дверь, он остановился, явно осматривая улицу. Почему он так быстро ушел? Что случилось в мое отсутствие? На моих глазах он совершил непредсказуемый шаг. С того места, где сидел, я не видел улицу. Почти непроизвольно взглянул наверх, в окно на противоположной стороне. Занавески висели не двигаясь, хотя окно оказалось приоткрыто.

Вошел Герман Шафер, вытирая руки о передник.

— Тэлон, ты должен выслушать меня. Молли убежала!

Только через секунду я понял значение того, что он мне сообщил. Настолько мое внимание привлекла улица. Я опять взглянул на окно. Оно уже закрылось. Потому что Топп ушел?

— Что ты имеешь в виду? Куда она убежала?

— В том-то и дело, и представить себе не могу. Ты знаешь, какая она добросовестная и трудолюбивая. И вот со вчерашнего полудня она не показывалась на работе. Я думал, может, заболела, но когда она не пришла и утром… Тэлон, я волнуюсь. Мы оба знаем, что она чего-то боялась. По-моему, с ней беда.

— Я проверю ее комнату, Герман. Ты занимайся делами и прислушивайся к разговорам. Ведь знаешь, как люди любят поболтать. В городе есть новые приезжие? — подумал я вслух.

— Кажется, нет. Да, забыл, появилась какая-то молодая особа. Довольно симпатичная. Похоже, она знала Молли. Они немного поговорили, и Молли на что-то ответила «нет». Вот и все, что я слышал.

— Это было вчера?

— Вчера утром. А потом Молли не пришла к обеду.

Посмотрев опять в окно, я снял ремешок, удерживающий револьвер в кобуре.

— Ладно, пойду погляжу.

Подойдя к двери, я бросил взгляд сначала в одну, потом в другую сторону улицы, дошел до отеля и поднялся по лестнице, прыгая через три ступеньки. Пройдя по коридору, остановился у двери Молли и постучал. Ответа не последовало. Повернув ручку, вошел, прикрыв за собой дверь.

Постель никто не разбирал, хотя мне показалось, что на нее садились. Никаких следов беспорядка. Я огляделся и заметил, что нет маленькой сумки, которую когда-то у нее видел.

На секунду выглянул в коридор. Он был пуст. Выскользнув из комнаты Молли, я закрыл за собой дверь, подошел к своему номеру и, войдя, подставил стул под ручку.

Быстро оглядевшись, пересек комнату и заглянул в гардероб. Моя скромная одежда висела, как и раньше… нет, не совсем.

Пиджак из плотной ткани, который я держал на случай плохой погоды и всегда вешал в угол, потому что редко носил и не хотел, чтобы он мешался, перевесили на другое место. Теперь он торчал прямо передо мной, лицом к открытой двери гардероба.

Небрежность? Или попытка привлечь внимание?

Сняв его, я проверил все карманы. Во втором нашел наскоро нацарапанную записку:

«Пожалуйста, помогите мне! Они сейчас в моем номере. Я попытаюсь проскользнуть мимо них, но сомневаюсь, что смогу. Если удастся, пойду в ресторан. Я увидела их на улице утром и пришла в свою комнату, чтобы кое-что взять, прежде чем они это найдут. Я прячу это здесь и сейчас. Если смогу добраться до мистера Шафера, я спасена.

Молли».

Но она не добралась. Вероятно, она хотела пройти мимо своего номера на цыпочках, но они услышали и выглянули.

Почему же она не осталась у меня? Она могла подставить под ручку двери стул и сидеть тихо. Не подумала о стуле? А может, не хотела привлекать внимание к моему номеру, чтобы его тоже не обыскали? Теперь она была пленницей или трупом. Но чьей пленницей?

А если убита, то кем?

Неожиданно я вспомнил, как что-то упало в одной из комнат в доме Энн. Абсурд! Какое отношение могла иметь ко всему этому Энн? Я сомневался, что ей вообще знакомы имена Альбро, Хенри и других.

Бегготт? Вряд ли он станет играть в похитителя. Топп? Не исключено. Но более вероятно, это те, другие — Болтер и компания, которые ранили Пабло и гнались за мной. Но зачем? На кого они работали?

 

Глава 15

Молли увезли, но куда? И кто?

В таком городишке не могли не видеть, как ее похитили. Молли увезли на лошади или на повозке. По железной дороге? Едва ли, хотя возможно, и, конечно, это легко проверить.

Когда я спустился, портье сидел за стойкой.

— Мисс Флетчер? Сегодня я ее не видел. Она ушла вчера утром. Странно, она даже не попрощалась. Обычно она со мной разговаривает. Довольно общительная молодая леди с тех пор, как пошла работать в ресторан, а до того казалась испуганной.

— Она купила часть ресторана, — сказал я. — Одну треть.

— Да ну! — Я так и думал, что это произведет на него впечатление и он станет разговорчивее. — Надо же!

— С кем она ушла? Или она была одна?

— Одна? Нет, к ней приехали какие-то люди, которые ее разыскивали. Вошли двое мужчин и спросили мисс Флетчер, но в повозке, на которой они прибыли, я видел женщину. Кажется, молодую женщину. Эти парни сказали, что мисс Флетчер их ждет. Я предложил вызвать ее, но они попросили не беспокоиться, мол, поднимутся сами, так как у нее тяжелые вещи или что-то в этом роде. Я спросил, выписывается ли мисс Флетчер, а они ответили: нет, ее не будет только одну ночь.

— Вы видели, как они выходили?

— Ну да. Прошли прямо мимо меня. Впервые мисс Флетчер со мной не заговорила, что меня удивило. Не похоже на нее. Но она волновалась: как-никак увиделась с друзьями.

— Как выглядела повозка?

— Маленький крытый фургон. Не такой большой, как у переселенцев с Востока, но крытый. Она залезла сзади.

— Вы случайно не заметили клеймо на лошадях?

— Нет. Конечно нет. Не заметил. А в чем дело? Что-то случилось?

Похоже, ему нравилась Молли Флетчер, он может оказаться полезным.

— Да, — подтвердил я, — боюсь, что случилось. Молли не собиралась уезжать, ее ждали в ресторане. По-моему, произошло что-то серьезное.

Портье поднял брови.

— Похищение?

— Что-то вроде того, — согласился я. — Если вы ее увидите или тех людей, что увезли ее, дайте мне знать. — Я собирался уходить, но помедлил. — Вы знаете кого-нибудь из них?

— Нет, все чужие. Никогда прежде их не встречал. Хотя этот фургон… Вот он мне знаком. Не могу вспомнить где, но он мне попадался на глаза.

— Постарайтесь вспомнить, ладно? Я пойду поговорю с Германом.

Топп ушел в спешке. Что-то заметил. Но он ушел сегодня, а Молли увезли вчера.

Увезли… Что знала Молли, что могла сообщить? Или они боялись, что она расскажет то, что знала? Я припомнил, как бурно среагировала девушка на фотографии и как я почувствовал, что она может знать людей, запечатленных на них. Узнала или испугалась? Не от них ли убегала?

Герман сразу подошел ко мне.

— Тэлон, ты нашел ее? Она больна?

Я коротко объяснил, что случилось. Пока я говорил, он положил мне поесть.

— Ты совсем ничего не ел, перекуси, сынок. — Он сел напротив меня. — Я так надеялся на Молли. Она работящая, усердная, аккуратная, хорошо готовила. В свое время я повидал много девушек, знаю, что говорю.

Медленно, отчасти оттого, что обдумывал все снова, я рассказал ему о своей работе, о девушке, которую мне предстояло найти, и обо всем, что случилось с тех пор. А в конце показал ему записку.

— Наверное, Молли увидела их в окно или услышала, как они разговаривали с портье. Вот и выскочила из своей комнаты и побежала в мою. К сожалению, меня там не оказалось. Мне кажется, Молли знала, что меня нет, но она искала место, куда бы спрятаться. Она написала записку и положила ее в карман костюма, сделав все, чтобы ее нашел только я. Похитители, даже осмотрев комнату, ничего бы на заметили.

— Зачем она им?

— Понятия не имею, но готов спорить, она знает что-то важное для них.

— Серьезное дело, Тэлон. У нас на Западе не любят, когда беспокоят женщин. Если они не обнаружат то, чего ищут, могут убить ее. Ты сам говорил, что они убили тех, в Сент-Луисе, и Тата здесь.

— Я не говорил, что они. Я сказал, что кто-то, участвующий в заварушке, это сделал. Факт остается фактом: дело настолько серьезное, что из-за него могут расправиться с любым.

Ужин дал мне время подумать. Только взявшись за вилку, я понял, как голоден. Но ел не спеша — не имело смысла бросаться в водоворот, очертя голову.

Топп… Может, Топп что-нибудь знает?

Насколько мне известно, Джефферсона Хенри поблизости нет. Значит, он не мог похитить Молли. Больше никого из действующих лиц я не знал.

Фургон! Допустим, что он тот самый, который подстерегал меня у Ларкина. Тот, что ждал у вокзала. Я же не сомневался тогда, что они намеревались схватить меня или чемодан, который я нес, или нас обоих.

Я доел ужин.

— Герман, собери-ка мне еды дня на три. Поезжу вокруг и вернусь.

Арканзасец, Том Бегготт… Нет, он тут ни при чем. Бегготт прострелит любого мужчину, за которого ему заплатили, но не станет охотиться на женщину. И у него есть свои принципы.

Убить человека для Бегготта все равно, что всадить пулю в бизона, но чувство собственного достоинства и в определенном смысле порядочность не позволяли ему стрелять ни в женщину, ни в ребенка.

Топп? Топп связан с Хенри, они с самого начала знали, что Молли здесь. Топп питался в ресторане и каждый день имел возможность поговорить с Молли, он дюжину раз заказывал у нее обеды.

Кто-то другой? Но кто?

Болтер? Болтер простой наемник, исполнявший чьи-то указания. Таков и Коротышка.

Вдруг мне вспомнился мексиканец, который выручил меня, потому что я был другом Пабло.

Он мог что-то слышать. Во всяком случае, в мексиканском квартале знали многое, что не доходило до другого края городка. Стоило попытать счастья.

Дешевая маленькая забегаловка, где мы повздорили с Коротышкой, оказалась открыта, но пуста; только бармен стоял, положив свои потные волосатые руки на стойку.

Когда я вошел, он нацедил пива.

— За счет заведения, — предложил он. — Мне нравится, как вы себя держите.

— Спасибо, — сказал я. — Вам знаком тот мексиканец, который меня выручил? Мне надо с ним поговорить.

— Филипе? Он ни с кем не говорит. Оставьте его в покое, амиго, и считайте, что вам повезло, раз вы ему понравились, а не те двое. Филипе плохой человек, амиго, очень плохой.

— Он друг Пабло.

— А? А кто ему не друг? Пабло тоже плохой, но он хороший плохой. Он очень опасный, этот Пабло. Филипе его друг, но больше он никого не считает другом.

Некоторое время я потягивал пиво, потом заметил:

— Похоже, что вы хороший человек. — Я улыбнулся. — Может быть, хороший плохой.

Он протер стойку.

— Человек есть такой, какой он есть.

— Пропала девушка. Хорошая, приличная девушка. Та, что купила часть ресторана Мэгги.

— Пропала?

— Подъехал фургон, закрытый фургон. В нем были по крайней мере двое мужчин и одна женщина, они забрали с собой девушку. Она не хотела с ними ехать, но знала, что они заставят ее. — Вынув из кармана записку, я положил ее на стойку. — Она успела оставить мне вот это.

Он прочитал записку и долил мне пива.

— Фургон принадлежит Ролону Тейлору. У него ранчо возле Гудпасчер. Много коров, отличных коров. Говорят, они дают ему трех-четырех телят в год.

— Слишком много телят.

— Si, si! — Он пожал плечами и отпил из своего стакана.

— Может, у него коровы лучше, а может, его вакеро делают круг пошире, когда объезжают ранчо.

— У него не только полно телят, у него много вакеро, которые, похоже, не работают слишком усердно, но у них всегда mucho dinero . Они часто приезжают сюда, и всегда с деньгами. Мне кажется, если вы направитесь в ту сторону, амиго, вам надо быть осторожнее. Но кто я такой, чтобы советовать вам, Майло Тэлону?

— Я найду девушку и привезу ее к Герману, — заверил я. — Что касается Филипе, он и мой друг тоже — помог мне тогда, когда я нуждался в помощи. Такое не забывают. Хороший он человек или плохой, но он совершил нужный поступок в нужное время. — Я допил пиво. — Поговорю я с ним или нет, во мне он найдет друга.

Я намеревался попросить Филипе помочь мне в моем деле, но пока мы беседовали, я понял, что не имею права обращаться к нему. Там, куда я собирался, ждала беда, а у этого человека и без того хватало своих проблем, чтобы я взваливал на его плечи мои заботы.

Гудпасчер находился недалеко от той долины, куда я ездил навестить Энн, и по дороге я видел деревянную доску с названием города и стрелкой, указывающей направление.

К Энн заезжать мне больше не хотелось — увы, мне оказали совсем не тот прием, на который я рассчитывал. Энн и вправду была красивой девушкой, но, если я ей небезразличен, она уж очень хорошо умела скрывать свои чувства.

Остановившись у ресторана, я упаковал еду, которую собрал мне в дорогу Герман, и даже не спросил, что он мне приготовил. Герман слишком долго ездил поваром у ковбоев и лучше других знал, что необходимо в путешествиях.

Теперь я ехал строго на юг, обогнул Холлоу и направился к Чикоса-Крик. Если кто-нибудь следил за мной, у меня теплилась надежда, что я их чуток обману. Этой ночью я разбил лагерь на берегу Уэрфано-Ривер и сидел утром с кружкой кофе в руках, когда заметил пару бесхозных лошадей, которые робко и настороженно приближались к моему лагерю.

Мой конь заржал, они ответили и подошли. Нас нашли лошади Шелби, потерявшиеся, когда разогнали табун. Я колебался, не зная, что лучше сделать, но потом все же заарканил их и взял с собой. За них отвечал Пабло, а поскольку его здесь нет, решать пришлось мне. К тому же пара запасных лошадей всегда не лишняя. Больше того, я тут же перекинул седло на свежую.

Через час я въехал в редколесье. Разбросанные там и тут деревья стояли, как передовые разведчики, проверявшие путь к равнине для несметных полчищ, покрывавших склоны гор.

Не торопясь и не желая поднимать пыль, которая могла бы привлечь ко мне ненужное внимание, я добрался до Гринхорна только к вечеру и там разбил лагерь. До этого я ехал про сто по земле, теперь же направлялся в сторону, которую можно было назвать вражеской территорией. До Гудпасчер было еще далеко, но у Ролона Тейлора много ковбоев, и они езди ли по большому кругу.

Перед рассветом я оседлал свежую лошадь и, придерживаясь низин, разведал путь к горам. Вскоре нашел то, что искал: старая тропа трапперов вела прямо на север, к Сент-Чарльзу.

Эта река протекала по дну каньона, и только тот, кто хорошо знал округу, мог найти переправу через нее. О тропе, по которой я ехал, давным-давно рассказывал мне Па. Годы не пощадили ее. Я только местами видел тропу, но для ориентировки этого было достаточно.

По ней ездили, чтобы не попадаться на глаза индейцам, я желал того же.

Теперь мне предстояло найти следы фургона. До этого момента я избегал наезженных дорог, не желая, чтобы меня видели. Время от времени останавливался, чтобы прислушаться и осмотреться. Тропой, по которой я ехал, похоже, не пользовались. Если повезет, то незамеченным близко подберусь к дому Тейлора. Если меня обнаружат, скажу, что собирал лошадей Шелби. Объяснение правдоподобное, хотя едва ли мне поверят.

Следов фургона я не нашел, пока не подъехал к Тертл-Баттс. Эти следы я видел, когда шел к поезду от магазинчика Пенни Логан, а у следопыта есть память на такие вещи. Мне попался или тот же самый фургон, или уж очень на него похожий.

Как свидетельствовали следы, фургон заезжал в Фишерс-Хоул и возвратился, направляясь на северо-запад. На северо-западе лежало ранчо Ролона Тейлора. Но почему сначала заехали в Фишерс-Хоул?

Сидя в седле в тени сосен, я изучил следы, округу и постарался решить, что мне следует делать.

Если Молли Флетчер находилась в фургоне — а у меня были веские основания подозревать это, — зачем ехать в Фишерс-Хоул? Упряжка из четырех лошадей быстро не помчится, и никто в фургонах не катается ради удовольствия. Если они направились в Фишерс-Хоул, то затем, чтобы что-то привезти или увезти.

Я опять вспомнил, как что-то упало на пол в доме Энн, и испуганные лица его обитателей.

Была ли Молли их пленницей? Если так, то неужели она, услышав мой голос, пыталась привлечь к себе внимание?

Но почему именно Энн? Она не имела с ними ничего общего.

Или имела?

 

Глава 16

Тени облаков островами плыли по дну долины, и далеко-далеко дождевые струи маршировали по горизонту, окрашивая часть неба в сизо-серый цвет. Мой конь нетерпеливо бил копытом, но я ждал, осматриваясь и соображая.

Теперь я остался совсем один. Мой единственный реальный союзник Пабло лежал раненый, где-то в плену страдала Молли Флетчер, возможно, уже помеченная смертью.

Какова ставка в этой игре, я так и не разгадал, но знал, что битва разгоралась, что люди готовы убивать за свой приз друг друга, убивать и нанимать других людей, чтобы убивали те. Они владели деньгами, информацией и властью. Что я мог им противопоставить? Почти ничего. Знать — вот что мне нужно больше всего, знать, за что шла драка, или хотя бы, кто мои враги.

Пока я действовал втемную, крутясь в гуще событий, лишь сопротивлялся, когда атаковали моего друга и его табун, но как только я выеду из тени этих сосен, я сам вступлю в драку. Меня больше не будут считать просто подозрительным наблюдателем, я стану злейшим врагом, потому что когда я выеду из этих сосен, я выеду против них, выеду на вражескую территорию, где мне придется выиграть или умереть.

Сейчас я принимал трудное решение. Никогда мне не приходило в голову считать себя отважным человеком. Я старался делать то, что необходимо, и не уходил в сторону от ответственности. Именно я посоветовал Молли Флетчер купить часть ресторана Мэгги и остаться в городе. Если бы она уехала в Денвер, то сейчас, возможно, гуляла бы на свободе — в большом городе скрыться, затаиться гораздо легче, чем в прерии.

Фургон заезжал в Фишерс-Хоул. Все улики указывали на то, что Молли везли в нем. Через какое-то время он покинул Фишерс-Хоул, очевидно что-то туда доставив, и поехал дальше, на ранчо Ролона Тейлора. Следовательно, Молли находилась в доме. Вот почему, когда что-то упало на пол, все вздрогнули и встревожились. Так оно и есть, Молли услышала мой голос и нарочно сбросила на пол тяжелый предмет. Она предупредила меня об опасности.

Выехав из леса, я повернул в сторону Фишерс-Хоул, надеясь, что не опоздаю. Оказавшись в долине, тут же резко повернул налево и полузаросшей тропой двинулся вдоль Хог бек. Мои глаза невольно искали места, где при случае можно укрыться. Приближалась ночь, и я торопился добраться до дома, пока совсем не стемнело. Живой и проворный конь, на котором я ехал, принадлежал Шелби и был для меня новым, но привыкшему к путешествиям по горам животному, кажется, понравился наездник, и мы с ним поладили. Остальные лошади следовали за мной в поводу.

Ветви нависали низко, и мне приходилось часто пригибаться к шее коня, чтобы проехать под ними. Здесь, в лесу, тени уже сгустились, хотя солнце заливало вершину Хогбек, и даже на дне долины было еще светло. Лошади бесшумно шагали по ковру из сосновых иголок, только седло иногда тихо поскрипывало. Несколько раз я останавливался, чтобы прислушаться.

Что предприму, когда попаду в долину, к дому Энн, я не имел ни малейшего представления. Во-первых, надо обследовать ранчо. Оно, видимо, хорошо охранялось. Мне вспомнился человек с ружьем в руках.

Выбравшись на опушку, я увидел, что в доме зажгли лампу. Где-то хлопнула дверь, заскрипел ворот у колодца. Передо мной лежала небольшая поляна, площадью примерно в акр, окруженная деревьями и кустарником. Оттуда, где я остановился, ранчо внизу просматривалось прекрасно, я же на фоне гор и леса становился практически невидимым.

Какое-то время я сидел на коне, положив руки на луку седла. Во что я ввязывался? В конце концов, это дам Энн, она там живет и что подумает, если меня поймают, когда я буду обнюхивать все вокруг, шпионить за ее ранчо? Фургон, конечно, приезжал в долину, но он мог приехать куда угодно, а наделать шуму в комнате сумеет и кошка. Не дурак ли я?

И все же, почему они готовились к неприятностям? Кто живет с Энн?

Меня там приняли не слишком тепло. Никто не хотел, чтобы я чувствовал себя как дома. Они покормили меня и поспешили выпроводить.

Каким-то образом я должен попасть на ранчо, порыскать вокруг и отыскать того, кто находился в той комнате. Вокруг дома не бродило ни одной собаки. И за то спасибо.

Спешившись, я стреножил лошадей и с винтовкой в руках прошел вдоль опушки. Долину внизу заполнила густая синева. Дом почти растворился в ней, только два освещенных окна светились, как далекие звезды. Но ни одно из них, похоже, не находилось в той комнате.

Сев на упавшее дерево, я продолжал наблюдать за домом. Открылась дверь, выбросив поток света на небольшое заднее крыльцо. Вышел человек с лампой в руке, направился к низкому темному строению и исчез внутри… Кормит лошадей? Или седлает их?

Мне не пришлось долго гадать. Если я не ошибся, человек вывел из сарая четырех лошадей. Привязав их, он вернулся за пятой. Значит, они уезжают.

Чертыхаясь про себя, я сунул винтовку в чехол у седла, растреножил лошадей, затем скрутил веревки, на которых они паслись, и прыгнул в седло. С горы спускалась тропа, вытоптанная дикими или домашними животными. О ней я знал раньше. Она приведет меня к дальней части ранчо с той стороны долины, куда они скорее всего и поедут.

Всей компанией мы быстро спустились вниз и двинулись через луг с высокой травой. Когда до дома оставалось ярдов двести, хлопнула дверь, и я натянул поводья.

— Потуши свет, Чарли, — негромко сказал кто-то с крыльца.

— А чего беспокоиться? Пусть думают, что мы еще здесь.

— Кто будет думать? — саркастически спросил первый. — Тут на мили вокруг — никого.

— Тот парень, что заходил сюда. Он может вернуться.

— Он? Энн знает его. Безобидный ковбой с соседнего ранчо. Втюрился в нее, когда они сюда ехали. О нем нечего беспокоиться.

— Ты все упрощаешь. Он выглядел чертовски хитрым, что-то разнюхивал. Не нравится мне все это.

— Брось! Поехали отсюда!

— Прошу вас, джентльмены! Нам пора! Мы не должны показываться на дорогах при свете дня.

Потом до меня донеслись звуки какой-то возни, но в темноте я не мог ничего разглядеть. Наконец кто-то произнес:

— Привяжи ей руки к луке седла.

Мужчина сел на лошадь, и я увидел на фоне неба темный силуэт.

— Чарли! Поезжайте, пожалуйста, впереди. Вы знаете все здешние тропинки лучше нас.

— Черт, их вообще никто не знает. Мы едем вдоль Норт-Крик?

— Да, если его так называют.

В чистом горном воздухе голоса разносились отчетливо. Подведя лошадей поближе, я опять остановился, думая, что делать. Пабло что-то говорил о другой долине, к западу и чуть выше этой… Или он не говорил, что выше?

Я представлял, как они вытянулись по тропе во главе с Чарли, амбалом с ружьем в руках, как я его окрестил про себя, не испытывая к нему никаких симпатий.

Пятеро… Стоп! Я, кажется, ошибся насчет амбала. По-моему, Энн называла его Сэмом, Чарли другой. Еще там был мужчина в костюме из магазина. И толстая женщина.

Итак, Чарли ведущий, кто-то следовал за ним, просто на всякий случай, затем, вероятно, Молли, если именно она их пленница. Девять против десяти, что толстая женщина стала ее личной охранницей, значит, она едет вслед за Молли, а Энн с Сэмом замыкали колонну.

Да, моей фантазии любой позавидует! Целая куча домыслов, если можно так выразиться.

Каким-то образом, независимо от меня, стала вырисовываться идея. Возможно, потому, что я был величайшим дураком к западу от Миссисипи, возможно, потому, что не знал, куда они везли Молли и зачем. У меня просто появилось ощущение, что действовать надо сейчас же, без промедления.

Будь я поумнее, придумал бы какую-нибудь хитрую уловку, но мне в голову не приходили умные мысли. Все, что я умел, — это переть напролом, и пусть дьявол считает убитых.

Они двигались по тропе вдоль Норт-Крик, а за ними — я, но на некотором расстоянии. Пабло упоминал эту тропу — обычный путь в долину. Дорога, по которой приехал я и по которой они протащили фургон, была чуть шире простой тропы, и только знающий человек мог провести по ней упряжки, хотя я заметил места, где им пришлось немного расширять проезд.

Я не имел понятия, что они собирались делать, но если бы мне удалось освободить Молли, мы ушли бы той тропой, которой я проехал, и, как только мы попали бы на эту узкую дорожку, я бы заставил их зарыться в землю, а Молли тем временем ускакала бы в город.

Отпустив своих лошадей, я с криками погнал их прямо в голову колонны.

Стояла кромешная тьма. Они едва ли что поняли, услышав истошные вопли. А потом обезумевшие кони врезались в их строй.

Началась паника, какие-то верховые понесли, другие, испугавшись, встали на дыбы, отпрыгнув в сторону. Увидев Молли, я подскакал, схватил под уздцы ее лошадь и помчался прочь, но толстуха погналась за мной, размахивая кнутом. Я поднырнул ей под руку, и она пронеслась мимо. Не раздумывая, я тащил лошадь Молли к другой тропе. Кто-то выстрелил. Оглянувшись, я увидел, что меня нагоняет человек и, позволив ему приблизиться, я ударил его дулом револьвера как раз в тот момент, когда его лошадь столкнулась С моей. Удар получился скользящим, но всадник начал падать и ухватился за луку седла, чтобы не попасть под копыта. Он исчез в ночи на несущейся на полном скаку лошади.

Кто-то, скорее всего городской, закричал:

— Не стреляйте!

В невообразимой каше мог пострадать любой, и ему не очень-то хотелось, чтобы козлом отпущения оказался он.

На пути мне попалась небольшая роща, я обогнул ее и взял на юг. Увидев еще одно темное пятно впереди, осторожно объехал его, затем остановился и отпустил поводья лошади Молли.

— Как вы?

— Что они сделают?

— Постараются поймать нас. — Я послал наших лошадей вперед шагом. — Нам надо попасть к выходу из долины. Там я их остановлю, а вы уйдете.

— Нет.

— Что?

— Я останусь с вами, Майло. Я боюсь.

Может, она и боялась. Наверняка боялась, у нее на то были веские причины, но она держалась молодцом — без истерик, слез, жалоб… Что бы она из себя ни представляла, но легкомысленной дурочкой ее никто бы не назвал. Мы отправились дальше, тщательно выбирая дорогу, чтобы поменьше шуметь.

Мы выехали к речушке, которая по идее могла быть северным рукавом Сент-Чарльза, и направились вниз по ней. Однажды, когда остановились, я услыхал преследователей, их лошадей. Они нашли нашу тропу и настигали нас.

Подъехав к Тертл-Баттс, мы резко свернули на южную тропу, по которой я уже проезжал, и остановились ровно на столько, сколько требовалось для того, чтобы замести следы и посыпать их пылью. Вероятно, в темноте они даже не заметят едва различимую развилку, ведущую на юг, и поедут по основной тропе, которая ведет к железной дороге и реке Арканзас, но береженого Бог бережет.

Мы продолжали следовать на юг по склонам гор, пока не пересекли Гринхорн-Крик. Затем повернули на запад, укрываясь при каждом удобном случае в низинах и песчаных оврагах, где не оставалось почти никаких следов.

— Что же случилось? — спросил я, подъезжая к Молли, когда мы сбавили шаг, чтобы дать отдохнуть лошадям.

— Вы нашли мою записку? Я подумала, что такой следопыт, увидев свой пиджак, все поймет. Для других он ничего бы не значил.

— Я нашел записку.

— Они ждали в моей комнате и, когда я хотела проскользнуть мимо, схватили меня. Сразу предупредили, если я подниму шум, будет перестрелка, из-за меня кто-нибудь погибнет, поэтому я и не сопротивлялась. Они привезли меня сюда.

— Что им нужно?

Она замялась, и несколько ярдов мы проехали молча. Наши глаза уже привыкли к темноте, к тому же нам помогали звезды.

— Они сказали, что защищают меня от Джефферсона Хенри, что он меня ищет.

— Вы же знаете, он сидел в своем персональном вагоне в городе. Если бы захотел, давно бы нашел вас.

— Я им так и заявила. А они ответили, что он просто не понял, кто я. И уверяли, что боятся за меня, да и за себя тоже, потому что, если бы Джефферсон Хенри обнаружил, где они прячутся, им бы не поздоровилось. Меня они слушать не хотели, только твердили, что у всех нас нет выбора. Несколько человек уже погибло, убьют и меня. Я не поверила им… Не совсем поверила. Но Ньютон Хенри погиб… Его убили. После этого я убежала.

— Вы знали его?

— Мне он никогда не нравился. Он ненавидел дядю Натана. Я знала это.

— Дядю?

— Он требовал, чтобы я так его называла. Моя мать служила у него горничной, и он был очень одинок после того, как Стаси убежала с Ньютоном, взяв с собой Нэнси. Дядя Натан остался совсем один и страшно скучал по ним.

Вдалеке, на востоке, где лежал город, засветилась цепочка огоньков. Похоже, на запасных путях стоял поезд. Я устал, смертельно устал. Даже голод меня не так мучил, как навязчивое желание забраться в постель и заснуть.

— Вас держали связанной? — спросил я.

— Они собирались убить меня, — грустно ответила она. — Вначале я не могла этому поверить, но потом сама слышала, как они обсуждали, что им сделать.

— Вы имеете в виду мужчин?

— Нет, это все Энн. Она ими командовала.

Энн?

 

Глава 17

Когда мы въехали в город, в небе догорали последние звезды и их свет отражался от пустой черной поверхности стекол.

Из задней двери ресторана падал свет, и мы направились туда, легким узлом привязали лошадей и вошли в кухню.

Перед нами с тряпкой в руках стоял Герман. У него из-за пояса торчал револьвер.

— Молли! — воскликнул он. — С тобой все в порядке?

— Меня нашел Майло, — произнесла она с тяжелым вздохом.

— Проводи ее наверх, Герман, — посоветовал я, — и держи револьвер наготове. Я поставлю лошадей в конюшню. Не разрешай ей подходить к окнам.

Я не худший из стрелков, но не знал, кто собирался в меня стрелять, поэтому держался настороже. Я чувствовал бы себя гораздо увереннее, если бы рядом со мной оказалась сейчас Ма или мой брат Барнабас. А еще лучше — кто-нибудь из Сэкеттов-бойцов.

У меня заняло всего несколько минут, чтобы поставить лошадей. Когда я вышел из конюшни, солнце еще не взошло, но город уже четко вырисовывался в сером свете раннего утра. Мой друг из собачьего племени затрусил мне навстречу, радостно помахивая хвостом. Я нагнулся и погладил его по голове. Он, похоже, удивился, но обрадовался, всячески выражая свою преданность. Наверное, беднягу долго никто не ласкал.

Общаясь с псом, я поглядывал по сторонам, присматриваясь к окнам, потом быстро свернул в переулок. Но вместо того чтобы войти в заднюю дверь ресторана, как делал это прежде, обогнул здание и другим переулком вышел на улицу.

Окно на втором этаже дома напротив ресторана было чуть-чуть приоткрыто. Может, оно всегда приоткрыто, а может, и нет. До заведения Мэгги оставалось пять длинных шагов, но никогда в жизни я не чувствовал себя более обнаженным.

Вышел Герман, вытирая руки.

— Садись, — сказал он. — У меня для тебя кое-что есть

— Где она?

— Отдыхает. Лежит в моей комнате. Не знаю, где вы были, но она совсем измучена.

Упав в кресло, я потянулся к кофе и с наслаждением осушил чашку крепкого вкусного напитка. Я взглянул в окно. Поезд, который мы видели ночью, уже ушел, и место, где стоял персональный вагон, пустовало.

— Видел Арканзасца?

— Никого я не видел. Только твоего мексиканского приятеля. Злой, как цербер.

— Что он хотел?

— Кто его знает? Вошел, осмотрелся и ушел. Думаю, искал тебя.

Герман принес поесть. По привычке я попытался за завтраком осмыслить ситуацию и прикинуть план дальнейших действий, но мысли мои разбегались, как тараканы. Я устал и не мог сосредоточиться на одной проблеме.

Энн… Трудно поверить! Правду говорят, чужая душа — потемки. Да и что мне о ней известно, кроме того, что она хорошенькая?

Что взяли из сейфа Натана Альбро? Наверное, что-то связанное с пропавшими пятью миллионами золотом или с железной дорогой. Джефферсон Хенри хотел найти Нэнси Хенри. Прайд Хоуви… Не надо долго думать, чтобы догадаться, чего хотел он — только денег. Может, немного власти, но прежде всего — денег. Я непроизвольно кивнул, выпрямился и отхлебнул кофе.

Бесполезно бороться со сном. Мне надо отдохнуть.

— Герман? — позвал я.

Он вышел с кухни.

— Ты можешь подержать ее здесь? Если ее опять схватят, то, боюсь, убьют. Нам нельзя рисковать.

— В чем все-таки дело?

Я растолковал ему как можно подробнее то, о чем молчал раньше. Вся штука заключалась в том, что сам знал слишком мало.

По дороге в отель я шагал с опаской, отстегнув ремешок, удерживающий револьвер в кобуре. До сих пор мои тайные враги старались не привлекать к себе внимания, но никто не ведает, когда все изменится.

Приехав в этот городок, я взялся за работу отыскать Нэнси Хенри, она же Альбро, но все, чего я добился, — перебежал кому-то дорогу, и из-за меня стали происходить весьма странные и угрожающие события. Или, если не переоценивать себя, я въехал прямо в гущу драки, разгоревшейся оттого, что кто-то кому-то перебежал дорогу. В конце концов, Тата убили до того, как я очутился в городе.

С того времени сюда прибыли Арканзасец — Том Бегготт и Прайд Хоуви.

Всей душой я желал уберечь Молли от беды и как-то завершить свою работу, раз уж за нее мне заплатили. А может, бросить ее? Сколько раз думал об этом. Но оставлять за собой огрехи не в моих правилах. Я перестану себя уважать, если отступлю.

Молли спала, между нею и бедой стоял Герман. Что касается меня, то я чувствовал себя разведчиком в стане невидимого врага.

Оказавшись в номере, я подпер ручку двери стулом, снял сапоги и наконец добрался до кровати. В голове стучала одна мысль: если немного не посплю, то свалюсь где-нибудь по дороге или выпаду из седла. Но стоило положить голову на подушку, как сон куда-то улетучился, и я снова вспомнил о Магоффинах, которые были связаны с Ньютоном Хенри и явно решили продать его старику… или кому-то еще. А не Прайду ли Хоуви?

Их отравили — или Ньютон, или Джефферсон, или Хоуви. Убийца обыскал все имущество Магоффинов, но самого главного, невостребованного багажа, не обнаружил. Вот и остался ни с чем. Каким-то образом его люди схватили Тата и постарались выжать из него все, что могли. Он убежал, его убили. Кто стоял за этим убийством? Почти наверняка Хенри.

Я закрыл глаза. По улице, дребезжа, проехала повозка, и кто-то сказал:

— Если я собираюсь их кормить, мне нужно добыть сена.

Прогрохотал фургон с пивом в бочках, которые производили свой, особый шум. Из соседнего номера донеслись приглушенные голоса, но тут я уснул.

Когда открыл глаза, уже сгущались сумерки. В комнате стоял полумрак. Где-то со стуком захлопнулась дверь, и раздался звук шагов по дощатому тротуару.

Вспомнив, что Молли спрятала какую-то важную вещь в моем номере, сразу вскочил, сел на кровати и свесил ноги на пол.

Что же она спрятала и где?

А куда делась записная книжка, которую так и не прочел? Я, правда, временами заглядывал в нее, но поработать с ней по-настоящему так и не успел.

Я зажег керосиновую лампу, пошарил в карманах пиджака и достал записную книжку.

Она напоминала дневник и принадлежала Натану Альбро. Несколько первых страниц занимали записи о покупке и продаже акций и земельных участков. Вначале покупки были небольшими, со временем возрастая в размере и цене. Передо мной лежал скупой отчет человека, делающего себя богатым, написанный чрезвычайно мелким почерком со многими сокращениями. Там и тут он терпел убытки, но в основном выбирал землю хорошо и продавал с прибылью. Я нашел списки проданной собственности и вырученных сумм, но не обнаружил никаких указаний, где эта собственность располагалась.

Затем неожиданно стали появляться короткие записи: «Н. — ? Здесь что-то странное». Через несколько месяцев: «С. и Н. уехали». Затем признание, крик души: «Так и не научился разговаривать с женщиной. Не сумел сказать ей, как сильно ее любил, как она мне нужна». Снова несколько страниц записей о деловых соглашениях, продажах, но никакого упоминания о деньгах. И опять взрыв: «Пусто! Пусто! Пусто! С. значила так много. Н. ?.. Всего лишь дитя, но холодна… холодна и жестока».

Потом между датами зияли большие пробелы. Иногда сделки, всегда на большие суммы. С новой страницы одно слово: «Разведен». И чуть позже: «Вышла замуж за Ньютона Хенри. Боже мой! Такой негодяй! Я боюсь за Стаси. Н. выживет».

Несколько страниц деловых записей. Соглашения отмечены лишь инициалами и цифрами.

«Приходила Молли. Поставила цветы мне на стол! Какое прелестное дитя! Если бы моя дочь была такой кроткой и доброй! Н. Х. не имеет представления, какой пучок крапивы он отхватил».

Я отложил записную книжку. Глаза слипались от желания заснуть. Н. Х. — должно быть, Ньютон Хенри. Какая крапива? Не Стаси, Натан писал о Стаси с любовью, несмотря на то, что она от него убежала. Нэнси? Но она еще ребенок. И все же он написал: «Нэнси выживет».

Несмотря на желание поспать, я перевернул страницу.

«Из Тополобампо. Дело продвигается. Встретился с Таи Цан. Одобрил Топо как конечный пункт. Позже доверительно сообщил мне, что в том месте кто-то живет. Мужчина, женщина и девушка. Наверняка Н. Х., С. и Н. Но как?.. «

Неожиданно я проснулся. Какой-то момент лежал, пытаясь сообразить, где нахожусь. Память сказала: в своем номере в отеле, читал записную книжку. Моя рука быстро протянулась за ней. Она лежала здесь. Стул все так же стоял под дверной ручкой, но окна стали совсем темными. Встав с кровати, я налил в тазик воды и умылся.

Телеграфной строкой промелькнула последняя фраза из записной книжки: «Живут в том месте». В каком месте?

Отель уже затих. Я выглянул в окно на пустую улицу. Все спокойно. Я уже собрался заняться делом, как мой глаз поймал еле заметное движение на крыше дома напротив.

Присмотревшись, увидел тень человека, скорчившегося за каменной трубой.

 

Глава 18

Не поверите, но я прожил так долго только потому, что никогда не стою прямо, во весь рост у окна. Если я хочу выглянуть на улицу, то подхожу сбоку, стараясь ничем не привлекать досужего внимания. Именно так я поступил и сейчас.

Человек на крыше держал винтовку, но я не мог разглядеть, держал ли он под прицелом мое окно или другое, чуть дальше. Его позиция не давала ему возможность увидеть кровать, на которой спал я, поэтому сделал вывод, что он охотился за кем-то еще.

Молли?

Но ее нет в номере. Она в ресторане Мэгги, где ее мог защитить Герман Шафер.

Или я зря считал, что она до сих пор находилась там?

Мне казалось, что я заснул при свете лампы, но, видно, уже засыпая, все же потушил ее и напрочь забыл об этом.

Человек на крыше не мог видеть, что происходит в совершенно темной комнате, но движение заметил бы.

Из глубины комнаты я все же видел крышу напротив: стрелок стоял на одном колене, полускрытый за трубой. Наблюдая за ним, я быстро оделся и застегнул пояс с кобурой. Вынув из кармана брюк часы, попытался разглядеть, сколько времени, но так ничего и не увидел, а зажечь спичку не осмелился. Судя по тому, как спокойно спал город, полночь уже миновала.

Кем бы ни был человек напротив, я твердо знал, что это не Арканзасец. Бегготт слишком хитер, чтобы загнать себя в угол на крыше. Кто-то другой?

Но Бегготт жил в этом доме и не мог не слышать движения на крыше, находясь у себя в комнате. Если только я не переоценивал его.

Что бы он предпринял? Вероятно, ничего, хотя, наверняка пришел бы в раздражение. Перестрелка неизбежно привлечет внимание. Именно этого Арканзасец избегал.

Неужели Молли вернулась в свой номер? Спит сейчас в своей постели?

Или ганфайтер ждал случая выстрелить в ресторан? Герман поднимался очень рано, всегда принимаясь за работу затемно, и, если я не ошибался, у притаившегося на крыше была прекрасная возможность поразить любого, кто появился бы в окне ресторана или на тротуаре перед ним, а Герман всегда утром подметал тротуар.

Часто ночуя под открытым небом, я привык к свежему воздуху и всегда держал открытым окно. Став на одно колено сбоку от него, я ждал.

Что бы ни планировал неизвестный, ему пора было начинать. Уже светало, и скоро другие, помимо меня, смогут его заметить. И как только я так подумал, он поднял винтовку.

В кого он собирался стрелять, я не знал, но он целился прямо в ресторан. Его секретка находилась не более чем в шестидесяти футах от меня, и, когда он поднес винтовку к плечу, мне ничего не осталось, как негромко, но чтобы он услышал, сказать:

— Я бы не стал этого делать.

Револьвер застыл у меня в руке. Но мне совсем не хотелось его убивать, поэтому я продолжил:

— У вас есть возможность спуститься с крыши самому или упасть с нее.

Он опустил винтовку и выпрямился, затем резко повернулся и выстрелил.

Не таким уж он оказался метким стрелком, как воображал. Его пуля попала в оконную раму в футе над моей головой, а два ответных выстрела, таких быстрых, что звук их слился в один, похоже, вывели из строя механизм винтовки. Убийца отбросил ее, будто она жгла ему руки, как раскаленное железо, и стал карабкаться по скату крыши, словно испуганный заяц.

Я быстро закрыл окно, вставил в револьвер патроны и сунул пустые гильзы в карман. Затем сел на кровать и стал натягивать сапоги.

По коридору уже бежали. Сыпались взволнованные вопросы. Затем нетерпеливо застучали в мою дверь. С сапогом в руке я вытащил стул из-под ручки и, выглянув, спросил:

— Кого-нибудь ищете?

— Стреляли! Стреляли отсюда!

— Стреляли? Черт побери, мистер, у меня просто упал сапог. Неужели он наделал столько шуму!

Портье вместе с несколькими мужчинами втолкнули меня в номер, вошли и огляделись. Моя кровать выглядела так, будто только сию минуту выпустила меня из своих объятий. Окно плотно закрыто, стекла целы.

Спокойно усевшись в кресло, я начал натягивать второй сапог. В дверях обозначился Джон Топп и уставился на мою постель. Книжка! Записная книжка Натана Альбро! Она лежала на самом виду. Не дожидаясь, когда он решится, я схватил ее и засунул в задний карман брюк.

— Как же вы не слышали выстрел? — воскликнул портье.

— Может, и был выстрел, но чему удивляться? Я побывал в сотне таких городков, как ваш, и всегда находился какой-нибудь пьяный ковбой, который, хорошо набравшись, под утро спускал пар.

Но портье оказался не дурак. Он пристально смотрел на меня, а одна изогнутая бровь его высоко поднялась, напоминая вопросительный знак, лежащий на боку.

— Если как следует подумать, — улыбнулся я, — то возможно, я видел кого-то на той крыше. Только краешком глаза. Но с какой стати человеку стрелять с крыши? Разве что он задумал кого-нибудь убить.

Я посмотрел на Топпа.

— В наши времена вредно быть слишком внимательным.

Все вышли из номера, а я, быстро оглядевшись, надел жилетку и пиджак.

Внизу меня ждал Джон Топп. В первый раз он заговорил со мной:

— Босс захочет посмотреть на эту книжку.

— Придет время — посмотрит.

— Он захочет немедленно.

— Извини.

— Ты работаешь на него, мистер.

— Только, чтобы найти девушку. И все. Как я ее найду — мое дело.

Его выражение лица не изменилось. Оно никогда не менялось. Двигались только его большие и мрачные глаза.

— Он захочет увидеть эту книжку, мистер. Он захочет увидеть ее немедленно, — упрямо повторил Топп.

— Извини.

— Ладно, — мягко согласился он, — я скажу ему.

Телохранитель начал поворачиваться и вдруг нанес резкий удар справа. Он был крупный, тяжелый человек, а я совершенно не ожидал подвоха, но инстинктивно отступил влево. Не знаю, было ли это подсознательное предупреждение или чистая случайность, но когда я отступил влево, его удар прошел мимо, и он, пронесшись по инерции, полуупал на стол, опрокинув несколько стульев.

— Ай-ай-ай, — покачал я головой и покинул отель.

Когда я вошел в ресторан, Молли убирала со столика тарелки.

— Если собираетесь работать здесь долго-долго, держитесь подальше от окон.

— Майло, что нам делать? Что мы сможем сделать?

Если бы я был другим, то быстро нашел бы решение, простое и легкое, но я не имел понятия, что делать. Время для размышлений — вот что мне нужно.

Молли ждала от меня помощи, и Герман Шафер надеялся получить ответы на многочисленные вопросы, которых я сам не знал. Глядя на залитую солнцем улицу, я чувствовал себя в западне и, более того, если начистоту, был напуган. От меня зависела жизнь девушки, которую хотели убить, а теперь хотели убить и меня.

Топп догадался, что у меня записная книжка Альбро. Ему захочется отомстить за промах в отеле. Он просто не продумал свой удар. Поторопился. Слишком велик оказался соблазн так запросто заполучить столь важный документ, стать его владельцем. То, что мне повезло, я сознавал достаточно полно. В следующий раз он может не промахнуться.

— Герман, — позвал я повара, — присматривай-ка за задней дверью.

Я вышел на улицу. Ну кто бы мог подумать, что этот тихий сонный городишко, каких десятки на Диком Западе, захлестнут такие страсти? Люди шли по своим делам, покупали в магазине продукты, чинили обувь, подковывали лошадей, сидели в приемной у доктора, беседовали о коровах, овцах и политике… И девяносто девять процентов из них не представляли, что происходит, не догадывались, что в нескольких шагах от них молодую женщину подстерегает смертельная опасность.

Мы могли убежать. Мы могли рвануть в Денвер и надеяться, что все обойдется. Нам придется ехать верхом, тайными тропами, потому что они будут обыскивать поезда. Молли знала слишком много, а у меня в руках оказалась информация, которая их интересовала…

Молли принесла мне кофе и села рядом.

— Майло, что нам делать?

— Бежать. — Я посмотрел ей в глаза. — Но это не выход. Однако мы слишком открыты. Как-нибудь на днях, когда мы выйдем на улицу, нас пристрелят. Можете быть уверены, что за нами наблюдают. Их не устраивает слишком явное убийство, но и чтобы кто-то из нас остался в живых и заговорил, им тоже ни к чему. Если бы мы смогли добраться до гор, они бы за нами погонялись. Не знаю, каков Джон Топп на тропе, но в этих горах я вырос, и у меня в Денвере есть друзья, попробуем пробраться в «Эм Ти».

— «Эм Ти»?

— Это клеймо на ранчо Ма. Оно означает Эмили Тэлон. Там мы были бы в безопасности, но туда ведет долгий путь, и, когда на карту поставлено столько денег, они не будут рисковать. Она тоже.

— Кто она?

— Энн. Она каким-то образом с этим связана.

Молли опустила глаза.

— Вы хотите сказать, что до сих пор ничего не знаете? Она — та девушка, которую вы разыскиваете. Ее зовут Нэнси, сокращенно — Энн.

Ну… Мог бы и сам догадаться!

Какие воздушные замки я строил вокруг Энн, когда она приехала к нам на ранчо! Беда заключалась в том, что меня увлекла собственная фантазия. Влюбился в девушку, которую сам и придумал, надеялся, что живая, реальная Энн окажется таковой. Не я первый, не я последний. Со многими случается подобный казус. Слишком часто идеалы, которые мы любим, существуют лишь в нашем воображении. Люди ищут оправдания своим ошибкам, потому что им нравится верить.

Энн… Нэнси… Натан Альбро давно заметил, что она холодная и жестокая. А он знал толк в людях.

— Она всегда меня ненавидела, — вдруг сказала Молли. — Я думала, что Энн мой друг, и прощала ей все оскорбления, даже жестокие поступки я считала нечаянными. У меня не было других друзей. Но теперь все поняла. Она нарочно мучила меня.

— Натан любил вас.

— Он был очень славным стариком. Одиноким… совсем одиноким и необщительным. Его ценили совсем немногие. Всю свою жизнь он посвятил работе, делу. Но я могу перечислить десятки людей, которым он чем-то помог. А они даже не догадывались о его участии в их судьбе. Я его любила.

— Нам нужно уезжать, Молли. Нам нужно бежать. Здесь нам негде спрятаться. Здесь мы в опасности. — Я посмотрел на нее. — Придется ехать день и ночь. Иногда без сна. Вы справитесь, Молли?

— Да.

— Герман?

Он вышел из кухни. Я положил на стол золотую монету.

— Собери еды дней на пять. Желательно к вечеру.

— Как вы возьмете лошадей? Они же следят за вами. Вы пойдете на конюшню, и всем станет ясно, что у вас на уме. Вы даете им шанс.

Надо что-то придумать и обязательно вырваться отсюда сегодня вечером.

Улица выглядела дорогой, ведущей к смерти. Не знаю, кто прятался на крыше, но то, что он охотился за Молли, сомневаться не приходилось. Именно в ее комнату он целился, не зная, что она находится в другом месте. Убийца действовал неуклюже и опрометчиво. Ни Джон Топп, ни Бегготт не совершили бы такой ошибки.

Неожиданно на улице появился крытый фургон. Я выпрямился. Молли тоже увидела его.

— Фургон Ролона Тейлора, — кивнул я. — По-моему, ждет нас. Или вас.

Мы с грустью услышали свисток прибывающего поезда. Вот было бы здорово вскочить в вагон и умчаться в безопасность. Но пока мы смотрели, как приближается состав, несколько мужчин непривлекательной наружности не спеша вышли из салуна «Золотая шпора» и направились по улице к станции. Другие выйдут из салуна напротив и тоже пойдут на платформу ждать нас.

Позже придет еще один поезд. Его они тоже не оставят без присмотра. Может быть…

— Герман, нам нужны лошади.

Подойдя к прилавку, я взял лист бумаги и вернулся к столику. Иногда, раздумывая, я любил покрутить что-то в руках, почертить палкой на песке или карандашом на бумаге.

— Скоро народ потянется ужинать, — предупредил Герман. — Еще рано, но в этом городе все делают рано. — Он сел между Молли и мной. — Есть идея.

— Она может пригодиться. У меня ничего не получается.

— Мэгги.

Мы с недоумением смотрели на него.

— У Мэгги есть лошади. С полдюжины прекрасных чистокровок, подобных которым вы никогда не видели. Мэгги в свое время была лихой наездницей. Во всей округе нет таких лошадей, как у нее, и эти парни — Хенри, Прайд Хоуви, Джон Топп и иже с ними — никогда о них не подумают. Все они здесь новички. Они слыхом не слыхивали о лошадях Мэгги.

— Она разрешит нам взять их?

— А! В этом-то вся штука. Может разрешить… если увидит вас. Если вы ей понравитесь. Мэгги очень ревниво относится к своим лошадям. Она больше не ездит, но любит смотреть, как они скачут и резвятся, как солнце играет на их крупах… Если бы вы поднялись к ней да если бы ей приглянулись…

Слишком много «если».

— Какая она из себя?

— Мэгги? — Герман помолчал, обдумывая ответ. — Она далеко не молода. Многого нагляделась. Некоторые говорят, что она в свое время работала танцовщицей. Я об этом не знаю. Живет одна. У нее пара собак, попугай и большой индеец.

— Индеец?

— Из племени кикапу. Большой и старый. У него лицо такое, будто он пережил две жизни, но он сильный. Все, за что ни возьмется, горит у него в руках. У большинства индейцев, которых я видел, длинные и сухие мышцы. У него — нет. Он сложен, как борец, и был борцом. Причем одним из лучших борцов во всех племенах. Говорят, его никто не победил. Он как-то сюда пришел, Мэгги его накормила, потом стал ухаживать за ее лошадьми. Мэгги живет наверху со своей гитарой и книгами. Читает. Много читает. И поет тоже часто, но только для себя. Иногда заведется и начинает рассказывать про Лондон, Париж, Вену, Рим, Веймар… не знаю, про что еще. В молодости, наверное, была ничего.

— Думаешь, она одолжит нам своих лошадей?

Герман пожал плечами.

— Кто знает? Как на нее найдет. Зависит от настроения. Она хорошо разбирается в делах, знает, куда уходит каждый цент и как заставить каждый цент приносить два. Если вы ей придетесь по душе, она их вам даст, но она еще никому не одалживала лошадей, ни по какой причине.

— Топп идет.

Я выпрямился и повернулся лицом к двери. Он вошел, и наши взгляды встретились. Топп определенно был даже крупнее, чем мне казалось раньше, и очень легко двигался.

В первый раз он смотрел мне в глаза.

— Здорово ты меня поймал. Тебе это припомнится. — Топп перевел взгляд на Молли. — Как жаль. Она тоже молода.

— Как и ты, Джон, — заметил я. — Ты сильный, здоровый человек. Вот и оставайся таким.

Он молча глянул на меня, а Герман подошел к его столику.

— Что вам подать, мистер Топп?

— Мяса. Ростбиф и немного гарнира из картошки с луком и другими приправами.

Топп отвернулся к окну и, казалось, забыл про нас. Я наклонился и пожал руку Молли.

— Мы выдюжим, — прошептал я и пожалел, что не слишком верю в это сам.

Городок стоял на обширной равнине. Возможность укрыться предоставляла река, но в основном вокруг простиралась ровная, как стол, степь. Даже если бы мы нашли лошадей, нам пришлось бы всю дорогу гнать их во весь опор, а я слишком люблю лошадей, чтобы сознательно угробить их.

— С Мэгги никогда не знаешь, как себя вести, — произнес Герман, останавливаясь рядом с нами. — Не особенно рассчитывайте на нее. — Он говорил тихо, так, чтобы слышали только мы.

Завсегдатаи ресторана начали подходить на ужин. Появились и четверо мужчин, в которых я узнал парней из команды Ролона Тейлора, и подумал: «Люди Тейлора в городе, люди Джефферсона Хенри тоже, и все охотятся за нами. Не перебор ли? Нельзя ли этим воспользоваться?»

— Мы можем заодно и поесть, — предложил я.

Молли сходила на кухню, вернулась с тарелками для меня я для себя и села рядом со мной, чтобы мы могли тихо разговаривать.

Стены дома напротив скоро окрасятся лучами заходящего солнца в красноватый цвет. Как незаметно выбраться из города? Или даже повидать Мэгги? Русло реки — единственный путь, и за ним наверняка уже следят.

Неожиданно Джон Топп отодвинул стул, встал и направился к двери. Он уже взялся за ручку, когда я обернулся.

— Ладно, Джон, — крикнул я, — договорились.

Он остановился, озадаченно глядя на меня, поскольку не имел понятия, о чем мы договорились, а я и не хотел, чтобы он понимал. Как и надеялся, люди Тейлора прислушивались. Когда закрылась дверь, один из них встал и вышел, жуя зубочистку. Он подождал на крыльце и направился вслед за Топпом.

Скоро стемнеет.

Наклонившись через стол к Молли, я сказал:

— А почему бы и нет? Если мы продаем, почему бы не по самой высокой цене? Он все устроит, вот увидите. — Я говорил достаточно громко и надеялся, что открытые уши меня услышат. — Если что-нибудь пойдет не так, Топп и его команда позаботятся об остальных. Увидите. — Молли внимательно поглядела на меня, удивляясь, не сошел ли я с ума. Я улыбнулся ей и пожал плечами. — Вы что-то оставили в моем номере, Молли?

На этот раз меня не слышал никто, кроме нее.

— Под бумагой на верхней полке, — прошептала она.

— Пожелайте мне удачи.

Я резко встал и направился к двери. Рядом со столиком, где сидели люди Тейлора, остановился.

— Надеюсь, никто из вас за мной не пойдет? Не осложняйте себе жизнь, ребята.

 

Глава 19

Люди Ролона Тейлора определенно решили расправиться с Джоном Топпом. Может, причиной послужили мои слова? Но когда я открыл дверь, человек, шедший за Джоном, уже переходил улицу по диагонали. Как только он оказался на другой стороне, еще один с винтовкой в руках вышел из парикмахерской.

Они думали, что поймали его в вилку, но с такими, как Топп, никогда не знаешь, чем дело кончится. Хороший стрелок из револьвера не тот, кто умеет из него стрелять, а тот, кто знает, когда стрелять и в кого, который продумал свои действия и проверил себя не в одной опасной ситуации, а потому точно знает, что ему нужно делать.

Человек из парикмахерской начал поднимать винтовку, а Топп, вместо того чтобы остановиться или отпрыгнуть в сторону, побежал прямо на него и оказался между двумя убийцами. Если бы один из них выстрелил, то мог бы попасть в другого; оба заколебались.

Ковбой с винтовкой попытался отступить в сторону, чтобы уйти с линии огня своего напарника, но Топп стоял слишком близко и действовал уверенно. Он выстрелил, увидел, что человек с винтовкой начал падать, и схватился рукой за столб, чтобы, используя его как точку опоры, быстро развернуться лицом ко второму противнику. Следивший за ним парень нажал на спуск, когда увидел, что напарник падает, и Джон Топп, как только его правая нога коснулась земли, пустил пулю в ответ. Его противник приподнялся на носках, сделал два осторожных шага вперед и рухнул лицом в пыль.

Джон остался на месте, глядя на дверь, где стоял я. Меня он не видел и не знал вообще, стоит ли кто-нибудь в дверях, но, если бы из ресторана кто-то вышел, в следующее мгновение он был бы мертв.

Сделав шаг назад, я взглянул на стол, где сидели люди Ролона Тейлора. Двое из них начали подниматься, один все еще сжимал вилку и нож, четвертый медленно опускал чашку на стол.

— У тех ребят не все гладко получилось, — заметил я. — Но на вашем месте я бы закончил ужин.

Несколько человек вышли из магазинов. Одна женщина в шоке уставилась на трупы, поднеся руку ко рту. Из лавки мясника выглянул приказчик в белом переднике.

— Я все видел. — Я произносил слова ясно и отчетливо. — Они хотели убить его. Он защищался.

— Этот парень, Топп, живет тут несколько дней. Никого не беспокоит. Мирный человек, занимается своими делами.

— Люди Тейлора, — сказал кто-то, — настоящие бандиты.

— Как надоели их выходки: скопом приезжают в город, творят черт знает что. Пора организовать отряд виджилантов с хорошей веревкой.

Дверь осталась открытой, и за столиками было слышно все до последнего слова.

Вернувшись к Молли, я позвал Германа.

— Как насчет еще одной чашки кофе, приятель? Улица сейчас не то место, где можно появляться без вреда для здоровья.

Один из команды Тейлора произнес:

— Я убью его. Пусть это будет последним, что я сделаю в жизни…

Посмотрев на них через зал, я ответил:

— Попробуй, и это точно будет последним делом в твоей жизни. Вы, ребята, сначала разузнали бы о нем получше. Выглядит он тихоней, а на самом деле — старый драчун.

Перед окнами ресторана собралась разгневанная толпа. Реплики стандартного образца: «на людей нападают», «пора выгнать их из города», «сколько можно терпеть» — висели в воздухе.

Я больше не слушал. Пока все были заняты, у нас появилась возможность скрыться незамеченными. Поднявшись, я взял чашку и пошел на кухню. Спрятавшись за дверью, позвал Молли.

Солнце уже садилось, когда мы выскользнули из ресторана. На мне болтался старый пиджак Германа. Дворами мы добрались до дома Мэгги. Оставалось только как-то с ней поладить. Ведь другой случай мог и не представиться.

Когда мы отошли на сотню ярдов, то остановились и прислушались. На улице продолжали кричать, но преследователи не объявлялись. Повернув, мы обогнули рощицу и наконец вышли на дорогу к дому Мэгги.

Она жила в бревенчатом двухэтажном особняке, на первом этаже которого со стороны, выходящей к городу, горел свет. В другом его крыле тоже горел свет, и, когда мы приблизились, из дома вышла женщина и выплеснула воду из кастрюли. Затем она постояла, глядя на город, явно удивляясь выстрелам, и уже поворачивалась к широко распахнутой двери на кухню, когда услышала шаги. Остановившись, посмотрела в нашу сторону.

— Мэм? Мэгги дома?

— Дома, — ответила женщина, — но ее нельзя беспокоить.

— Это очень важно, — мягко настаивал я, — важно для безопасности молодой леди. В городе беспорядки.

— Да, стреляли, — согласилась кухарка.

— Мне надо увезти отсюда молодую леди, — объяснил я. — Мы хотели одолжить у Мэгги лошадей.

— Лошадей? Да вы с ума сошли. Миссис Тайберн никому не одалживает своих лошадей. Никому, поверьте мне.

— Можем мы повидать ее? Вы не передадите ей, что мы хотим поговорить?

Женщина неохотно пошла к дому. Когда мы вошли в полосу света, падавшего из открытой двери на кухню, она оглянулась и внимательно на нас посмотрела.

— Ну… — в нерешительности сказала она, — я передам. Но имейте в виду, ничего не обещаю. Она никого не принимает неделями и не хочет принимать.

Сняв фартук, кухарка повесила его на спинку стула и открыла внутреннюю дверь. Донесся звук музыкального инструмента и женский голос, поющий «Золотое тщеславие».

Дверь закрылась, и мы остались стоять возле нее. Молли выглядела испуганной.

— Майло? Если она не даст нам лошадей, что мы будем делать?

За закрытую дверь не доносился шум города, но бандиты уже могли спохватиться, что нас нет, и начать поиски. Если у них есть голова на плечах, они будут искать осторожно, потому что у жителей любого западного городка терпение не безгранично и, насколько я знал, в городке не было представителя закона. В таких случаях народ сам решал свои проблемы, и со злодеями горожане обычно не церемонились.

В безукоризненно чистой теплой кухне, пахнущей свежим хлебом и кофе, ждать доставляло удовольствие. Вдруг дверь на улицу открылась, и вошел огромный индеец. И он на самом деле оказался огромным. Я тоже не маленький и, говорят, довольно сильный, но из этого индейца получилось бы двое таких, как я. Может, он и состарился, но глядя на его громадные ручищи, я бы не сказал, что он даже пожилой.

— Меня зовут Майло Тэлон, — представился я.

Он не отрываясь смотрел на меня, как мне показалось, достаточно долго, потом произнес:

— Я тебя знаю. — Помолчал и добавил: — Иногда ты ездил на пятнистой лошади.

Я не садился на ту кобылу в яблоках вот уже несколько лет. Да и ездил на ней далеко отсюда.

Прежде чем я успел спросить его, где он меня видел на пятнистой лошади, женщина открыла внутреннюю дверь, поманила нас и повела по коридору, заставленному полками с книгами, затем, должно быть, через гостиную в дальнее крыло. Она легко постучала, открыла дверь и, сделав нам жест войти, закрыла ее за нами.

Мэгги сидела в огромном кресле на возвышении, и вначале я подумал, что это больное самолюбие заставило ее сесть на то, что казалось троном. Затем я понял, что, добавив восемь дюймов к обычной высоте кресла, она могла наблюдать за происходящим в городе и его окрестностях.

Ее ранчо находилось на холме высотой около ста футов, и город открывался перед ней как на ладони, если кому-то нравятся городишки с одной улицей на лысой равнине. Рядом с креслом стояла подзорная труба на треноге, которая позволяла ей не только видеть, что делается в городе, но и различать лица горожан.

Мэгги оказалась маленькой женщиной, не больше пяти футов двух дюймов, но довольно пышной, с хорошим цветом лица и молодой упругой кожей. Больше того, она была симпатичной. Ее черные волосы едва тронула седина. Я с удовлетворением заметил, что к правой стороне ее кресла пристегнута кобура с кольтом 44-го калибра.

Несколько минут она молчала, изучая нас, затем указала на пару кресел:

— Садитесь, пожалуйста.

Она взглянула в сторону двери и сказала:

— Эдит? Будьте добры, принесите нам кофе. Да, и мне тоже.

Потом обратилась ко мне:

— Вы, должно быть, Майло Тэлон. Я о вас много слышала, молодой человек. — Не ожидая ответа, она повернулась к Молли. — А вы нам очень поможете. Вы как раз то, что нам нужно. Вы молоды, вы хорошенькая, и ковбои пронесутся лишних пятьдесят миль, не касаясь земли, если вы им улыбнетесь. Что касается меня, то в свое время я проезжала по пятьдесят миль, только чтобы мне улыбнулся мужчина.

— Простите меня, — сказал я, — но мне не верится, что это было необходимо.

Мэгги поглядела на меня, в глазах ее появилось сияние.

— Да, вы точно Тэлон.

— Вы знали кого-то из Тэлонов?

Она пропустила вопрос мимо ушей, но добавила:

— Многие наслышаны о кладах Тэлона, о пиратской добыче, которую припрятал или закопал ваш предок по всему свету. Мне кажется, вы должны знать где.

— Я ничего не знаю, — ответил я. — Если эти истории правда, то они такая же загадка для меня, как и для других. Судя по рассказам, он был старым дьяволом и не верил, что человек должен что-то получить за просто так. Что бы ни прятал, если вообще что-нибудь прятал, он закопал это будь здоров как.

Молли смотрела на нас явно озадаченная, и я объяснил:

— У меня есть предок, первый в нашей фамилии, он корсар. Это вежливое название пирата. История гласит, что тот Тэлон пришел в Тихий океан из Индии с несколькими кораблями, набитыми сокровищами. Но к тому времени, как достиг Западного побережья, его корабли оказались сильно потрепанными в бурях, и ему ничего не оставалось делать, как зарыть сокровища в нескольких местах.

— Правда?

— Кто знает? Судя по рассказам, старый мошенник любил веселые шутки. Он мог пустить слух о сокровищах, чтобы подразнить народ.

— И все же он имел кучу денег, — мечтательно произнесла Мэгги, — и жил хорошо. — Она взглянула на Молли. — Сумел пройти в Атлантику вокруг мыса Горн и в конце концов обосновался в Квебеке.

Она снова повернулась ко мне:

— Чего вы хотите?

— Двух лошадей. Двух ваших лучших лошадей. Я должен увезти отсюда Молли, прежде чем ее убьют.

— Я никому не одалживаю лошадей. Лошади — моя прихоть. Мои игрушки. Это чудесные животные.

— Я так и слышал.

— От кого вы убегаете? — спросила она. — От Джефферсона Хенри или от Прайда Хоуви?

Она о них знала? Сколько же еще ей было известно? Я вдруг насторожился. Неужели мы попали в западню?

— Наверное, от обоих. Или ни от того, ни от другого. У нас беда, и мы не хотим спровоцировать новую — вот и все.

Несколько минут она смотрела в окно, постукивая пальцами по мягкой обивке кресла.

Для своих лет она выглядела красоткой — пухленькой и хорошенькой. Кто же она? Очень, очень хитрая женщина, решил я. И почему живет здесь, в отдалении от города и так одиноко? Почему так внимательно рассматривает улицу города? Просто из любопытства? Или ожидая гостей, о которых ей хотелось бы знать заранее?

Насколько хорошо она осведомлена о том, что происходит в городе?

Взглянув на Молли, я увидел, как широко раскрылись ее глаза, а лицо побелело. Что она заметила? Что подозревает?

Я оглядел комнату, пытаясь найти ключ, намек, какую-нибудь…

Красные вельветовые шторы, плюшевая мебель, несколько фотографий полузнакомых актеров и актрис в рамках, все подписаны. Я сидел слишком далеко от них, чтобы разобрать подписи. Она актриса? Вот новость!

— Мы отнимаем у вас слишком много времени, — сказал я. — Надеюсь, вы позволите нам уехать в течение часа или лучше — через несколько минут?

— Они не станут вас здесь искать. Они не дураки.

— Но когда же мы уедем?

— Я не одалживаю лошадей, — повторила она.

Я встал.

— Благодарю вас. Мы пойдем.

— Садитесь, — приказала она, и в ее голосе зазвенела сталь.

Неожиданно Мэгги повернула голову и посмотрела мне в глаза.

— Вы приходили в вагон Джефферсона Хенри. Зачем?

— Он нанял меня, чтобы найти девушку,

— Ее? — Она кивнула на Молли.

— Другую девушку, дочь Натана Альбро.

— Вы нашли ее?

— Я знаю, где она. Или, по крайней мере, где она была.

— И вы доложили ему об этом?

— Пока нет. Однако я подозреваю, что он уже знает. Я не единственный, кто ее искал.

— А сейчас вы хотите удрать?

Выражение мне не понравилось.

— Уехать, да. Увезти отсюда Молли, пока ее не убили.

— А вы?

— А я хочу уехать, пока мне не пришлось кого-нибудь убить.

Она постучала по креслу своими пухлыми пальчиками, унизанными перстнями, затем заявила:

— Я дам вам коня и разрешу вам уехать. — Она ткнула в Молли пальцем. — Она останется со мной.

 

Глава 20

Хорошо вести переговоры, но приходит пора и действовать.

Прежде чем Мэгги сообразила, что происходит, я выхватил револьвер из кобуры на ее кресле одним молниеносным движением.

— Оставайтесь на месте, Мэгги. Мне не приходилось стрелять в женщин, но не вынуждайте меня к этому.

Я быстро отступил, чтобы одновременно видеть и ее, и дверь.

— Молли, мы уходим. Пошли отсюда.

— Вы дурак, — усмехнулась Мэгги.

— Тут много дураков, — парировал я. — Не знаю, что вы надеетесь из этого извлечь, но играете явно в чужую игру.

— Да? — воскликнула она с горечью. — В чужую? Думаете, я счастлива торчать в такой дыре? Я живу здесь, потому что не могу себе позволить большего на грошовую прибыль от этого дешевого ресторанчика и отеля. Она… — Мэгги указала пальцем с перстнями на Молли, — знает, где спрятаны пять миллионов золотом. Или знает, где найти к ним ключ. Оставьте ее со мной, и я позабочусь, чтобы она получила свою долю. Увезете ее от меня, и ее убьют. Я знаю Прайда Хоуви и Джефферсона Хенри. Один другого стоит.

А кстати, какова ваша доля в деле? Вы вмешались из-за того, что хотите получить свое, как и все мы. — Она перевела взгляд своих голубых глаз на Молли. — А эта дурочка ему доверяет!

— Молли, мы идем?

Она шла передо мной по коридору на кухню. Женщина у плиты увидела у меня в руке револьвер, но промолчала, и мы покинули дом.

Огромный индеец ждал. Я все еще держал револьвер, но не направлял на него.

— Оседлай двух лошадей. Одну с седлом «амазонка». Я отвезу Молли туда, где она будет в безопасности.

Не промолвив ни слова, он отправился на конюшню, вывел двух прекраснейших лошадей, которых я когда-либо видел, и быстро оседлал их. Я наблюдал за домом и за ним тоже, желая убедиться, что он как следует затянул подпругу.

Индеец подвел лошадей к ступенькам крыльца, где я бросил мешок с провизией, которую нам приготовил Герман Шафер и о котором я почти позабыл, привязал его к седлу моей лошади, затем вновь вернулся в сарай и вывел третью лошадь.

Глянув в сторону города, я заметил, что на улице собралось несколько всадников. Они направятся сюда.

— Садитесь в седло, Молли, — сказал я, держа свою лошадь. Все мое внимание было сосредоточено на доме.

— У нее есть ружье, — сообщил индеец. — Она скоро приходить. Вы ехать. Я тоже ехать.

— Ты уходишь от нее?

— Теперь она меня не любить. — Он помолчал, обдумывая что-то. — Она никогда меня не любить.

Молли уже отъезжала, и я прыгнул в седло, когда дверь с силой распахнулась. Мэгги бросила двустволку к плечу, но отскочившая от стены дверь ударила ее по руке, и ружье пальнуло в небо над конюшней.

В тот же миг, как она появилась в дверях, я повернул лошадь за угол дома и скрылся у нее из виду. Она поспешила за мной и выстрелила из второго ствола, но я уже обогнул другой угол и помчался вслед за Молли. Бросив взгляд назад, не увидел индейца.

Молли попридержала лошадь, чтобы дать мне ее догнать. Когда мы поравнялись, она сказала:

— А теперь мы стали конокрадами.

— Мы их отпустим, как только достанем других.

Я оглянулся. Всадники, которых я видел на окраине города, приближались к дому Мэгги. Однако двое нас заметили и кинулись за нами.

Прерия, расстилавшаяся перед нами, казалась ровной, но на самом деле она постепенно поднималась к далеким горам. Мы скакали на запад, к низким холмам Хукер-Хилс.

— Они не смогут нас поймать, — успокоил я Молли. — У нас большая фора и отличные лошади.

— А как же индеец? Думаете, он догонит нас?

Индеец исчез. Выстрелов я больше не слышал, но беспокоился намного сильнее, чем делал вид. Индеец мог бы помочь нам, поскольку лучше меня знал местные горы, но теперь ему не догнать нас. Это, однако, была наименьшая из моих тревог. Преследователи скоро нападут на наш след. Если за нами гонится команда Ролона Тейлора, то она давно изучила округу, так как ездила по ней годами, и легко сведет на нет достигнутое нами преимущество.

Мэгги упомянула Прайда Хоуви. Он скрывался где-то рядом. Хотя я не знал, каким образом Хоуви причастен к делу, он наверняка хотел видеть Молли живой, а меня мертвым, так же как и Джефферсон Хенри. Хоуви слишком хитер, опасен, он все обдумает, оценит нашу скорость, вычислит возможное направление и выйдет нам наперерез.

Наш единственный шанс на успех — перехитрить его.

Мы оставили позади Хукер-Хилс и въехали в овраг, который вел к югу. По дну тек маленький ручеек, и мы пустили лошадей по нему, хотя я сомневался, что вода смоет наши следы, прежде чем подоспеют преследователи. И все-таки это был шанс, которым грех не воспользоваться.

Добравшись до Уэрфано-Ривер, мы двинулись по ее руслу, где оставалось очень мало воды, на юго-запад, в сторону каменистых холмов.

Холеные лошади в прекрасной форме давали нам шанс добраться до холмов. Но что потом? Нам не позволят скрыться и выйти из игры, где на кону стояло пять миллионов долларов и стоимость железной дороги. Мне-то эти пять миллионов не нужны. Возможно, я сумасшедший, возможно, когда постарею, поумнею, но все, о чем я мечтал, — это хороший конь, расстилающаяся передо мной земля и никаких преследователей сзади.

По-моему, нет ничего лучше, чем взобраться на высокий гребень и, сидя в седле, ощущать, как ласковый ветер приносит запах сосен из лежащих внизу долин, видеть, как сверкает солнце на далеких снежных вершинах. Мне ужасно хотелось попробовать студеной воды из неизвестных горных ручьев, половить рыбку в заводях горных речушек и оставить Свои следы на этой прекрасной, нехоженой земле.

Мы молча ехали по тропе. Я не люблю разговаривать, когда еду по тропе, и Молли, должно быть, почувствовала это или у нее самой было похожее настроение. Прежде всего, когда много болтаешь, не можешь прислушиваться к посторонним звукам. Узкая тропа не позволяла нам вести коней рядом. Не произнося ни слова, мы любовались сменяющимися пейзажами, наблюдая, как наливаются пурпуром холмы, как вытягиваются длинные тени в каньонах.

Никто лучше меня не знал, что горы легко становятся ловушкой. В одном горном хребте редко бывает больше двух-трех перевалов и нескольких троп. И уходить с проторенной дороги в горах рискованно. Тропа обязательно куда-то приведет, а если ее нет, то и идти некуда. Можно прошагать несколько миль по скалам, а потом вдруг выйти к пропасти высотой в тысячу футов или больше и проделывать весь путь обратно.

Я не сомневался, что нас с Молли хотели убить, особенно Молли. Если бы я смог увезти ее куда-нибудь, где она пожила бы в безопасности, тогда я попытался бы найти способ все поправить. Больше того, я выполнил свою работу. Я нашел Нэнси Хенри, или Альбро, или как ее там еще, и она оказалась той девушкой, которую я знал когда-то как Энн. Теперь я не считал себя обязанным защищать Энн. И она, и Джефферсон Хенри хотели запустить руки в один котел с золотом, они стоили друг друга.

Молли представляла для них угрозу, потому что знала о прошлом Энн. Но если Молли владела тайной денег Альбро, ее смерти хотела не только Энн.

Пабло говорил мне о старой, заброшенной тропе, огибавшей пик Сент-Чарльза, по которой я мог выйти к истоку Офир-Крик и объехать вершину Дир-Пик.

Уставшие до смерти, мы разбили лагерь у Офир-Крик, к западу от Дир.

Сварив кофе, я затушил костер, и мы проехали еще с милю. Напоив лошадей, я привязал их на небольшой поляне среди деревьев. Единственным живым существом, которое мы заметили, была сойка, прыгавшая по лагерю и подбиравшая упавшие кусочки пищи.

Никто из нас двоих не мог уснуть, хотя мы здорово устали.

— Майло? Я боюсь.

— Да, нас преследует подлая банда.

— Но Мэгги! Я почему-то думала…

— Когда в горшке столько меда, к нему всегда слетаются пчелы. Мэгги такая же, как все, у нее нет денег, чтобы жить, как ей хочется и где хочется. Вот она и старается их добыть. Пять миллионов золотом плюс собственность железной дороги! Когда речь заходит о такой сумме, никому нельзя доверять.

— Даже вам?

Мне? Прежде чем ответить, я подумал немного.

— Мне вы можете доверять, потому что у меня не хватает здравого смысла быть жадным до денег. Может, такое время и наступит. А сейчас я счастлив тем, что смотрю на эту землю с седла своего коня. Когда в долинах станет тесно, вот тогда придется думать о богатстве.

— Чего вы хотите от жизни, Майло?

— Поездить по стране, подыскать себе место для ранчо, как сделал Па. Встретить хорошую девушку, которая не станет бредить богатством. Жениться, растить детей, сажать цветы и разводить лошадей. Заготавливать сено и мясо, чтобы их кормить. Некоторым нужны огни городов, восхищение женщин и слава, которая приходит с успехом. А я мечтаю, чтобы передо мной бежала тропа, открывался красивый вид с вершины холма и пах смолой дым костра.

— Вам легко быть счастливым.

— Наверное. Иногда люди пытаются взять от жизни слишком многое. У меня есть брат. Он жаждет успеха. Старается пробиться наверх. И наверняка окажется там. Но есть другие радости. Я — за простые удовольствия.

— Вы думаете, нас будут преследовать?

— Ага. Точно будут. Они— постараются угадать, куда мы направляемся, а потом попытаются отрезать нас. Вот тут мы должны их перехитрить: сначала убедить, будто они правильно угадали наши планы, а потом уехать в другое место.

— Я начинаю ненавидеть их!

— Не надо. Не стоит, Молли. Я ни к кому не испытываю этого чувства и никогда не испытывал. Человеку кажется, что он делает то, что обязан, даже если ошибается. Сами поступки приведут его к тому или иному финишу, так что не стоит тратить силы на эмоции. Если необходимо, стреляйте в противника, но ненавидеть его нельзя.

— Вы странный.

— Не совсем. Я всего лишь предпочитаю ясность в отношениях. Если на меня нападают — защищаюсь. Если за мной охотятся — я считаю, что имею право открыть ответную охоту. Вот и все. Теперь пора немного отдохнуть. Перед рассветом встанем и поедем точно на север. Обогнем с запада Гобблерс-Ноб и последуем дальше мимо Хардскреббл-Маунтин. Я не очень хорошо ориентируюсь в этих горах, но там есть тропа, которая спускается по Оукс-Крик. Туда мы и направимся.

«Туда мы направимся, — сказал я себе, — но не поедем».

Соорудив ложа из сосновых иголок и травы, мы спокойно проспали всю ночь. Никто нас не побеспокоил. А хорошо выспавшись, перед рассветом отправились в путь.

Когда мы встали, было еще холодно и темно. Стряхнув с себя сосновые иголки, я оставил Молли заниматься утренним туалетом, отвязал лошадей и отвел их на водопой. Пока они пили, стоял, дрожа от ночной прохлады, и смотрел на исчезающие звезды.

Мой конь поднял голову, с его губ капала вода.

— Пошли, мальчик, — тихо позвал я. — У нас впереди длинный день.

Он повернул голову, ткнулся в меня носом, и я почесал его между ушей. Это были великолепные животные, и мне будет жалко расставаться с ними, но отпустить их необходимо. Мэгги и так имела все основания подать на нас в суд за конокрадство.

Молли следила, как я седлаю лошадей.

— Майло, мы уйдем от них?

— Уйдем, — пообещал я твердо и пожалел, что не чувствовал такой уверенности, какую постарался придать своему голосу. Преследователей было слишком много, и они лучше знали местность.

Мы ехали ходким шагом, пока не оказались вровень с Гобблерс-Ноб, хотя его вершина и находилась от нас на некотором удалении. Затем я взял немного к западу, чтобы обогнуть отрог лежавшей впереди горы.

Стояла безветренная погода, не раздавалось ни звука, кроме стука копыт лошадей. Я внезапно повернул, — нечего облегчать им жизнь, — и въехал в ручей Джанкинс-Крик. Мы следовали по нему до последней возможности — более двух миль. Расставшись с ручьем, я повел наш маленький караван через седловину в долину Хардскреббла. Когда над нами нависла вершина Медвежьей горы, мы остановились на часок передохнуть. В этом месте протекал ручей и росла сочная трава. Мы поели сами и дали попастись лошадям.

С того времени как покинули лагерь, нам с Молли не пришлось перекинуться ни единым словечком. Нас терзали тревоги, хотя и каждого по-своему. Я боялся больше за нее, чем за себя, но понимал, когда они догонят нас, разгорится перестрелка, и Бог знает сколько противников поднимет против меня свое оружие.

Когда мы снова сели в седло, свежесть утра уже исчезла. Теперь я ехал осторожно, оставляя как можно меньше следов или только те, которые свидетельствовали бы, что мы держим курс на север и немного на восток. Я надеялся сбить их с толку и заставить подумать, будто мы пробиваемся к Дубовому ручью и к тропе в Кэнон-Сити.

В устье каньона я оставил для преследователей несколько отпечатков копыт, не слишком явных, но указывающих на то, что мы начали спускаться по тропе, ведущей вдоль Дубового ручья. Проехав полмили вверх по течению, мы вернулись по дну ручья, заметая оставшиеся следы и засыпая их пылью и сухими листьями.

Обойдя стороной основание Керли-Пик, прошли немного вдоль Виноградного ручья, затем повернули по другому ручью, который тек с запада. Нас охватила смертельная усталость, начали выдыхаться и лошади. Пока что мы никого не встретили, хотя дважды спугнули оленей. Вдруг мой Конь настороженно поставил уши, и через секунду я услышал их.

Прямо впереди, не более чем в пятидесяти футах, разговаривали мужчина и женщина.

 

Глава 21

Мы увидели друг друга одновременно, и нам ничего не оставалось, как подъехать к ним.

Мужчина и женщина окинули нас взглядом, потом посмотрели на лошадей. Им, людям с Запада, ничего не пришлось объяснять.

— Сэр, — я снял шляпу, — мэм. Мы в беде, довольно большой беде. Нам нужны еда и свежие лошади. Эти, — добавил я, — не наши. Нам придется их отпустить, чтобы они нашли дорогу домой.

Секунду они стояли в нерешительности, потом мужчина сказал:

— Дом дальше. Поезжайте вперед, а мы за вами.

Когда мы остановились во дворе, Молли спросила:

— Майло? Что будем делать?

— Будем сами собой. Расскажем им правду. Ложь порождает еще большую ложь.

Я спешился и помог ей сойти с лошади. На какой-то миг она прижалась ко мне и прошептала:

— Майло, я больше не могу.

— У нас нет выбора. Мы должны уйти отсюда, даже если нам придется идти пешком. Если останемся здесь, то навлечем беду на этих людей.

Разнуздав лошадей, я пустил их в корраль.

— Пусть немного попьют и поедят, — сказал я.

— Прошу в дом, — пригласил мужчина. — Бесс приготовит вам обед.

— Мне нужна пара лошадей, — начал я. — Вы не продадите их нам?

Он посмотрел тяжелым взглядом мне в глаза.

— Поговорим, когда поедим. — Он махнул головой в сторону лошадей. — Где вы их взяли?

— Это лошади Мэгги, женщины, которой принадлежит ресторан в городе неподалеку. То есть ресторан принадлежит ей, Герману Шаферу и молодой леди, которая перед вами.

— Она не жена вам?

— Нет, сэр. Молодая леди — мой друг. Она в беде. — Я снял шляпу, смахнул пот со лба, потом вытер шляпу. — Надо сказать вам, сэр, что нам грозит перестрелка. — Видя выражение его лица, я поспешил заверить его: — Не из-за женщины. Из-за денег. Если ее поймают, то убьют.

— А вас?

— Тоже убьют, конечно. Я им поперек горла. Но я-то привык к разным поворотам судьбы, а вот молодая леди — нет. В меня иногда стреляли.

Он посмотрел на мой револьвер.

— Вы хорошо им владеете?

— Немножко умею.

Молли нигде не было видно. Я вошел в дом, женщина что-то готовила у печки.

Она повернулась и посмотрела на меня очень красивыми глазами. Волосы ее начали седеть, но она все еще сохраняла былую прелесть и, судя по всему, доброту.

— Вы любите ее?

Я так и сел.

— Ну, мэм, мы убегаем от врагов. Тут нет времени оглядеться и даже поговорить.

— Она очень хорошенькая. У нее та красота, которая с годами становится все привлекательней.

— Да, мэм, она очень хорошенькая. Только я ведь бродяга. У меня нет ни корней, ни своего места на земле. Покажите мне тропу, и я пойду по ней, куда бы она ни вела. Для женщины это не жизнь.

— Мой муж был такой же. Но из него получился хороший семьянин.

От этого разговора я почувствовал себя не в своей тарелке. Если бы Молли не грозила опасность, я бы удрал отсюда немедленно и со всех ног.

— У вас здесь приятное местечко, — заметил я.

— Мы сами сделали его приятным. Вдвоем, вместе.

— Да, мэм. — Я огляделся. — Где бы я мог умыться?

— У задней двери таз. Там есть полотенце и мыло.

Когда я вышел, чтобы привести себя в порядок к обеду, мужчина выводил из конюшни двух лошадей. Наша упряжь уже была надета на них. Он привязал их у коновязи.

— Вам, возможно, придется уехать неожиданно, — резонно рассудил он.

— Сколько я вам должен? — спросил я.

Он пожал плечами.

— По шестьдесят долларов, если хотите их купить. Если они нужны вам на время, просто отпустите их. Они найдут дорогу домой.

— Покупаю.

Я пошел за ним в дом, не позволяя ему оказаться у меня за спиной. В такое время нельзя доверять ни одному человеку. Его жена расставляла на столе тарелки, а Молли наливала кофе.

Вынув из кармана деньги, я отсчитал сто двадцать долларов золотыми монетами. Хозяин посмотрел на них, потом на меня.

— Мы здесь не часто видим золото.

— Это честные деньги, — успокоил я. — К тому же их осталось совсем чуть-чуть.

Я немного лукавил — не хотел, чтобы кто-нибудь знал, сколько у меня денег. Даже те, кого все считают честными, могут при виде золота стать жадными и подлыми. Я люблю людей, однако всегда пересчитываю сдачу и подснимаю колоду.

После такой безумной скачки даже короткий отдых доставлял особое удовольствие. Мы сидели в просторной, уютной комнате с накрахмаленными занавесками и тряпичным ковром во весь пол. Начищенная до блеска посуда сияла, аккуратно сложенная на полках. А пол выглядел таким чистым, что на нем можно было бы и есть.

Молли поддерживала разговор, а я задумался.

Мы приехали издалека и пока держались очень хорошо; те, кто за нами гнался, по моим расчетам, остались далеко позади. Наверняка некоторые из них отправились вправо по дороге к Кэнон-Сити, ближайшему городу на пути, на тот случай, если бы мы надумали обратиться за помощью к закону. Они постараются перехватить нас там. Только я руководствовался другой идеей.

Молли разговорилась не на шутку, в ее мире не существовало незнакомых людей. Я спросил себя, как она уживется с Ма, но сразу же отогнал эту мысль. Она может оказаться западней и привести к беде. Мне еще хотелось пересечь не один горизонт, прежде чем попасть в двойную упряжку.

— Чтобы уйти от погони, — убеждал хозяин, — нужно двигаться на север, к горе Лукаут, затем идти вдоль Медного оврага. Но направление на север может оказаться ловушкой.

— Как это?

— Королевское ущелье. Тысячу футов глубиной и как раз пересекает вашу тропу. Кэнон-Сити стоит прямо в его устье.

Я сидел, ругая себя последними словами. Вот до чего доводит забывчивость. Я же давным-давно знал об этом ущелье Как можно не вспомнить о такой большой и глубокой яме в горах?

— Эти люди знают здешние места?

— Вполне вероятно.

— Тогда они будут вас ждать у Виноградного ручья и Медного оврага. Там сходится несколько троп.

Он, конечно, прав. Я закончил обед, стараясь найти выход из нашего положения.

— Если поедете к Лукауту, — сказал хозяин, — следуйте по Дорожному оврагу, а потом поверните на восток на Техасский ручей. Это лучший вариант.

Встав из-за стола с кружкой в руке, я прошелся по комнате, повернулся и сказал:

— Вам лучше забыть, что вы нас когда-нибудь видели. Они найдут наши следы. Стойте на том, что вас с женой не было дома, а мы взяли у вас пару лошадей и уехали.

— Я не люблю врать.

— Мистер, люди не остановятся ни перед пытками, ни перед убийством. Мой совет — ничего не говорите. Только жалейте, что вы потеряли лошадей и еду.

— Ладно, подумаю.

Мы с Молли встретились взглядами, и девушка встала. Она устала, и я тоже, а наш побег только начался. Но зато теперь мы имели свежих лошадей, и у меня возникла новая идея.

Молли, попрощавшись, вышла, и я помог ей подняться в седло. Я ей не завидовал, потому что «амазонка» не так удобна на ухабистых дорогах, но держалась она молодцом.

Мы поехали по направлению к горе Лукаут, и, когда оглянулись, гостеприимные хозяева помахали нам.

— Дики? — Женщина с прекрасными голубыми глазами выглядела задумчивой. — Ты заметил, какая широкая талия у молодого человека? Как-то странно, такого аккуратного сложения, такой стройный — и широкая талия.

— У него пояс с деньгами, Бесс. Он заплатил нам золотом. Прямо так взял и заплатил. И уверяю, он не расстался со своим последним центом. Похоже, знает, сколько у него денег, и не считает гроши.

— Помнишь о старой тропе до Джем-Маунтин? Ты же не рассказал ему о ней.

— На хорошем коне, как наш жеребец, можно прискакать к Дорожному оврагу и Техасскому ручью на полчаса раньше их.

— Ты можешь и поужинать там, Дики. Я приготовлю еду, пока седлаешь коня. — Она помедлила. — Возьми теплый пиджак, а то простынешь, пока их ждешь. — Женщина вновь помедлила. — Такая прекрасная молодая пара. Я так мило поговорила с девушкой.

Когда он вернулся с оседланным жеребцом, она уже ждала с едой, завернутой в тонкое полотенце, и положила ее в седельную сумку.

— Знаешь, Дики, что я подумала? Мне так понравилось разговаривать с этой юной особой, и она так ловко помогает по дому…

— Брось, Бесс. Она может заподозрить нас.

— Даже ненадолго? В конце концов, с другими у нас не случалось неприятностей.

— Мы добрые люди, Бесс, потому и не случалось. Но если умная молодая леди окажется здесь и особенно если увидит его коня, или револьвер, или даже золото… И не мечтай об этом. Я знаю, как ты любишь компанию, но слишком большой риск.

— Только на две недели?

— Ну, Бесс, мне пора. Чтобы добраться туда раньше их, я должен торопиться: дорога тяжелая.

— Поступай как знаешь, Дики, но все-таки надень пиджак. Скалы холодные. Можно простудиться и умереть.

Мы въехали на склон Элкхорн-Маунтин, и я оглянулся назад. Под утренним солнцем все зеленело, вдруг я уловил какое-то движение… и стал приглядываться.

Пыль? Она поднималась слишком далеко, чтобы ее различить. Может, дым? Или просто покачнувшаяся ветка? Я нахмурился. Но выглядело как пыль.

Хозяин прав. Наверняка Ролон Тейлор или Прайд Хоуви поставили кого-нибудь следить за Виноградным ручьем и Медным оврагом, потому что это единственные дороги к востоку от гор. Разумно повернуть на запад.

Техасский ручей? Если бы мы пересекли Арканзас возле Техасского ручья, то могли бы направиться в холмы, а оттуда в Денвер. Там, с хорошим адвокатом, есть шанс уладить дело. И все же что-то меня беспокоило.

Джефферсон Хенри, как и Прайд Хоуви, знал намного больше меня о судах и законе. Меня не устраивало также связаться с длинными судебными разбирательствами. Я предпочитал побывать за теми холмами, что ждали меня на горизонте.

Когда мы достигли ущелья, там уже собирались тени, но лишь местами, потому что солнце только устремилось к закату.

— Знаете, Молли, а не лучше ли нам вернуться в город, к Герману Шаферу и к железной дороге? Наши преследователи, естественно, не ожидают такого поворота. А все ответы, похоже, там.

— Вы уверены? Разве мы не старались оттуда убежать?

— Да, но в погоню пустились все наши враги. По крайней мере, большинство.

Чем больше я думал, тем больше мне нравилась моя идея. Мы их вытянули из города, и им не придет в голову, что у нас хватит смелости туда вернуться. В городе я свяжусь с Портисом, а через него с федеральными властями.

Там, где мы выбрались из ущелья, валялись полусгнившие деревья и обломки скал. Лошади шли шагом, когда я, поглядев на юг, заметил отблеск света на металле. Я пришпорил коня, и он испуганно прыгнул вперед, столкнувшись с лошадью Молли. Что-то крепко ударило меня по голове, и я почувствовал, что падаю. Конь выскочил из-под меня, я повалился среди обломков скал, перевернулся и закатился глубоко между ними. Я цеплялся за камни ногтями, пытаясь спастись, потом упал куда-то вниз и потерял сознание. Сквозь пелену темноты, закрывавшую меня, я, кажется, услышал еще один выстрел.

Лошадь Молли сделала прыжок, следуя за конем Майло Тэлона. Девушка попыталась остановить ее, но, вспомнив второй выстрел, въехала под защиту скал. Остановившись, она повернулась в седле.

Что-то зашевелилось в камнях, и сердце у нее ушло в пятки. И тут она увидела хозяина ранчо, того самого, у которого они купили лошадей!

Она с облегчением вздохнула:

— О, это вы! Да спаси вас Господь!

Молли взглянула туда, куда упал Майло, и ничего не увидела. Сочная зелень травы, несколько деревьев и кустов, то там, то здесь обломки скал. Тени становились длиннее.

— Нам надо ехать обратно на ранчо, — мягко предложил ранчеро. — Кажется, его убили. Утром я вернусь за телом.

— Но может, он только ранен!

— Он мертв. Умер. Отличный выстрел. А разве вы не слышали другого выстрела? Они рядом и сейчас будут здесь. Нам нельзя тут оставаться. Потом мы посмотрим все вокруг, но не сейчас. Идите со мной. Вы поживете с нами.

Молли с неохотой согласилась.

— Должно быть, вы правы. — Затем горько воскликнула: — Он не может быть мертв! Не может!

Ранчеро улыбнулся, беря под уздцы ее лошадь.

— Вы почувствуете себя лучше, когда перекусите. Бесс вас ждет. Вот удивится и обрадуется. Она хорошая женщина, и мне нравится делать ей маленькие подарки, чтобы побаловать.

— Но Майло?

— Завтра будет день. Если жив, то продержится до завтра.

 

Глава 22

Холодно… Мне было холодно, очень холодно. Начал поворачиваться и сильно ударился головой, потом выставил вперед руку. Ледяная стена, что-то холодное и твердое надо мной.

Я мертв? Нет, не мертв, раз чувствую холод и боль.

В какой-то момент меня охватила дикая паника, и мне пришлось бороться с самим собой за обладание телом. Осторожно я протянул руку. Камень. Каменная стена. Ощупал землю. Лежал на песке. Я мог поднять руку, она двигалась, но всего лишь несколько дюймов, дальше мешали каменные стены. Теперь мои глаза были широко открыты. С левой стороны пространство казалось немного серее, и я протянул руку туда. Пустота. Слева стены не было. Я начал осторожно двигаться, но остановился. Над моей головой что-то сдвинулось, посыпалась струйка песка, маленький камушек, несколько раз ударившись о каменную стену, упал рядом со мной.

Наверху кто-то ходил, тихо ступая. Я испугался. Рука автоматически рванулась к револьверу. Он оказался на месте, на месте висел и нож. Я вытащил его из чехла. Кто-то пробирался среди валунов. Безусловно, человек. Грубая одежда терлась о камни, издавая характерное шуршание.

Он стоял надо мной. Как высоко? Может, футов пятнадцать. Память медленно возвращала меня к прошедшим событиям. В меня стреляли. Я поднял руку, и боль пронзила ее, как ножом. Рука болела. Другой рукой я ощупал голову. На ней была спекшаяся кровь — кровь на волосах и лице. Пальцы коснулись шишки — след от скользнувшей пули, — распухшей и болезненной. Значит, пуля ударила вскользь, и у меня сотрясение.

Я лежал беззвучно и прислушивался. Рядом со мной упал еще один камень. Затем голос, знакомый голос позвал:

— Тэлон?

Я узнал хозяина ранчо и чуть было не подал голос, но вовремя удержался. С какой стати он здесь? Как догадался, где меня искать? Я лежал спокойно, и, хотя у меня было желание ответить, инстинкт и весь мой опыт подсказывали, что этого делать нельзя.

— Тэлон? Если ты живой, отзовись! Я хочу тебе помочь. Молли с нами. Она у нас на ранчо, с Бесс. Мы ее подержим некоторое время.

Я затаился и старался даже не мигать. Почему он вышел в ночь, чтобы найти меня? И как он наткнулся на это место? По следам? Он шел по следам? Но мы почти не оставили следов, найти их очень трудно. Я подожду. Подумаю.

Почему он здесь? Почему так странно говорит о Молли? «Мы ее подержим… некоторое время». Что он хотел сказать?

Постепенно все стало вставать на свои места. Хозяин ранчо рассказал нам, как проехать по Дорожному оврагу до Техасского ручья. Больше никто не знал, где мы, и все-таки в меня стреляли. Люди Ролона Тейлора? Они не могли так быстро меня найти. Или люди Прайда Хоуви? Вряд ли.

В меня стреляли. Я помнил резкий удар по голове, падение на скалы, удар, опять падение.

Потом темнота. Я потерял сознание. Сейчас ночь, значит, прошло несколько часов. Он сказал, что Молли на ранчо. Кто отвез ее на ранчо? Только он. И вернулся сюда.

Он просто хотел помочь. Ранчеро показался мне добродушным, вежливым и внимательным.

И все же почему он отвез Молли назад, на ранчо, а потом вернулся? Она ранена? Я почувствовал прилив страха.

Молли ранена?

Я лежал очень тихо. Если с Молли все в порядке, почему он приехал один? Почему не попросил ее помочь отыскать меня? Она ранена. Или ему не нужны свидетели, когда он меня найдет.

Почему?

Предположим, он стрелял в меня. Он знал, куда мы едем. Ему известно, что у меня есть золото, — продал мне двух лошадей. Но так думать глупо. Они такие хорошие люди. Такие чистые и аккуратные.

Что-то подобное уже было, но что именно, я не мог вспомнить, В голове что-то крутилось, что-то убегающее и дразнящее, но мне никак не удавалось накинуть лассо на эту мысль.

Ма как-то раз сказала, что один наш гость отзывался о соседях как о «чистых и аккуратных людях». «Ты понял? — заметила она. — Люди помнят такие вещи. Постарайся выглядеть приличным, Майло. Одевайся хорошо и опрятно».

Ма была просто великолепна в таких вещах. «Какая разница между крысой и белкой? — говорила она. — Довольно маленькая, однако все любят белок и никто не любит крыс. Почему? Потому что белка одевается во много раз лучше. Она выглядит хорошенькой и всегда крутится на деревьях. Крысы же водятся в подвалах и сточных канавах».

В то время, а разговор наш состоялся лет двенадцать — пятнадцать назад, для меня, юнца, ее байка звучала смешно, но мысль засела в голове, чего, собственно, Ма и добивалась. Но что эта мысль могла иметь общего с моей теперешней ситуацией?

Гость тогда рассказывал о каких-то людях, хвалил их ранчо и удивлялся: «Не понимаю, как они умудряются достигать такого эффекта. Не думаю, чтобы без помощников они могли содержать большое стадо».

Стараясь не двигаться, я прислушивался. Он тоже затаился, слушая, как и я.

Что еще тогда было сказано? «Чисто и аккуратно, — повторил гость, затем продолжил: — У него конь каштановой масти. Великолепный конь! Хотел его поменять, но он уперся. Прекрасный конь, один из самых красивых, которых я только видел. Он сказал, что выменял его».

Па взглянул на него. (Я помню это, потому что Па вдруг изменился в лице. )

«Каштановой масти со звездочкой на морде? С тремя белыми носками?» — «Точно, он! Я бы дорого дал за такого коня. Дорого. Но он отказался меняться».

Па постукивал пальцами по ручке кресла. Так было, когда он раздумывал.

«Я знаю этого коня, — сказал он. — Интересно, как он его получил? Я предлагал за него индианке, которую звали Дитя Луны, сто долларов, а когда она отказалась, удвоил ставку, но она заявила, что не отдаст коня, потому что ей подарил его муж. Он поймал его диким специально для нее».

Разговор продолжался, но больше я ничего не слышал, потому что вошла Ма и потребовала, чтобы я отправлялся спать. Имя Дитя Луны мне очень понравилось, и тогда я был романтиком. Мне показалось, здорово, что она не продала коня, которого подарил ей муж, хотя для индейца двести долларов — огромная сумма, которая давала возможность накупить удивительное множество вещей.

Не тот ли самый хозяин ранчо, который как-то заполучил каштанового коня, повстречался нам на пути? «Чистые и аккуратные» — ну да, именно такими они и выглядели.

— Тэлон? Если ты ранен, я помогу. Отвезу тебя к твоей девушке.

Он торопился, в его голосе слышалось нетерпение. Но я лежал тихо. Было так темно, что я не мог разглядеть, где нахожусь. Место, куда закатился, находилось внизу, среди обломков скал. То ли трещина, то ли дыра между огромными валунами. Он или не мог спуститься сюда, или не хотел рисковать, не будучи уверен, мертв ли я и в каком расположении духа нахожусь.

После долгого молчания я услышал, как он двинулся вокруг, что-то бормоча себе под нос, затем его шаги удалились. Но далеко ли?

Вытянув руку, я почувствовал траву, песок, скалы, потом обрыв. Он мог быть высотой в несколько дюймов, а мог — и в пятьдесят футов. Я лежал спокойно, думая.

Кто я? Чертов дурак! Почему не ответил хозяину ранчо? Что он мне сделал? Позаботился о Молли.

Может, я потерял сознание, может, заснул, но, когда открыл глаза, было светло. Я мог осмотреться. Наверное, меня разбудил свет, но скорее всего — шестое чувство человека, живущего в дикой природе.

Я услышал тихий звук трущейся о камни материи. Кто-то в джинсах или другой грубой одежде подкрадывался сзади, подползал, скрываясь между валунами, а я лежал под скальным выступом высотой всего два фута. Лежал там, где едва мог двинуться, да еще с простреленной рукой.

Тот, кто действительно беспокоился обо мне, приближался бы по прямой, без уловок, не обращая внимания на звук своих шагов.

Ну а если кто-то хотел меня убить?

Со мной, должно быть, произошло так: с коня я, наверное, упал между скалами, перевернулся и попал в углубление под козырьком скалы. И вот лежал теперь на спине — окровавленная сторона головы, возможно, видна из-под козырька, левая рука с ножом подогнута под тело.

Я попробовал двинуть правой рукой, но почувствовал такую боль, что чуть не вскрикнул. Занимал я крайне неудачное положение. Нож в руке, но, если неизвестный остановится сбоку и выстрелит — мне конец. Меня прошиб пот. Самое худшее то, что я не мог двигаться. Я даже не знал, удастся ли мне встать. А что, если обе ноги у меня сломаны? Я только что пришел в сознание и не успел убедиться, что они в порядке. Однако ноги болели так же сильно, как и рука.

Кто бы ни искал меня сейчас, он шел не с добрыми намерениями. Я зажмурился. Если это хозяин ранчо, он жилист и силен. Я знал много шестидесятилетних, которые давали фору молодым. Мне надо действовать быстро, очень быстро.

По лицу струился пот. Как выбраться из щели? У него револьвер, и он будет стрелять. У меня тоже револьвер, но правая рука не слушалась. Положение серьезное. Если я выберусь отсюда… Должен выбраться. Молли у них. И она не догадается, в какую заварушку попала, пока не станет слишком поздно.

Теперь стало тихо. Что случилось? Где он? Увидел меня и теперь идет, стараясь заметить искорку жизни? Видит ли он мое дыхание? Я чуть-чуть приоткрыл глаза. Ранчеро стоял футах в десяти — наполовину в тени, наполовину на солнце — и наблюдал за мной. Я видел только одну его руку — с ножом.

Уже лучше, чем револьвер. С ножом я мог потягаться. Однако у меня не было возможности двигаться, маневрировать. Преимущество оставалось на его стороне.

Теперь он продвигался очень медленно — легко и бесшумно, как змея, — и не сводил с меня настороженных глаз. Каждый мускул напряжен.

Конечно, он не догадывался, что я его подозреваю. Откуда ему знать?

Теперь этот человек стоял футах в четырех около моих ног.

— Жив? Ты еще жив, Тэлон? Или как она тебя там называла? Майло? Нам нужна была помощница, Майло. Давно никто не появлялся. Бесс уже надела на нее железки. Бесс это умеет. Наручники — на запястья, кандалы — на ноги, но работать она еще сможет. Иногда, правда, они становятся упрямыми, но после хорошей порки все быстро проходит.

Он ждал, наблюдая за моей реакцией. Потом внезапно поднял руку, собрал с камня горсть пыли, и в тот момент, как ее бросил, я понял, что он попытается сделать. Пыль упала мне на лицо, на закрытые глаза, я сдержался и не поморщился. Не ведая того, он дал мне секунду сориентироваться, и я успел настроиться.

— Значит, умер, да? Или близок к тому. Ну, мы сейчас проверим.

Он двигался, как кошка. Один быстрый шаг, нож занесен, а моя рука зажата под телом.

Со всей силы я ударил его ногой в бедро. Он отшатнулся, и нож прошел мимо.

Мне удалось освободить левую руку с ножом. Он нагнулся и я, повернув лезвие вверх, пропорол ему предплечье. Мой острый как бритва нож вошел глубоко, мой противник вскрикнул и качнулся назад, хватаясь здоровой рукой за револьвер. Дуло уже вышло из кобуры, стало подниматься, и я бросил нож. Нас разделяло менее семи футов, и я уже выбрался из щели и стоял на ногах. Я бросил нож сильно, с ладони из-под руки, лезвием вправо. Не жалуюсь на свои силы, и в свое время мне приходилось кидать ножи. Лезвие вошло ему в живот под пряжкой ремня, вошло легко и глубоко, по самую рукоятку. Как в масло.

Удар остановил его. Он опять вскрикнул, почти как ребенок, и уронил револьвер. Сделал полшага назад, глядя на торчащую из живота рукоятку, будто не мог поверить случившемуся. Наверное, так оно и бывает. Когда человек часто убивает, он начинает верить, что с ним подобное не произойдет никогда.

Ранчеро было схватился за рукоятку, затем отвел руки. Его «оу-у-у» прозвучало больше по-женски, чем по-мужски. Он посмотрел на меня и простонал:

— Нет, ты не смеешь. Ты просто не смеешь! Это не…

Не знаю, почему я спросил об этом, но мысль вдруг сделалась ясной, отчетливой и нестерпимой. Вероятно, она ждала своего часа многие годы после того, как я услышал рассказ Па.

— А ты помнишь Дитя Луны? Что ты с ней сделал?

Он непонимающе уставился на меня.

— Дитя Луны? Она работала. Работала, пока мы не устали от нее. Бесс немного ее побаивалась. Та все время смотрела. Даже ночью звенели ее кандалы.

Он упал на колени, а я ступил вперед, оттолкнул его, подобрал револьвер и вытащил свой нож.

Многих людей я жалел, но не его. Скольких он убил, прикидываясь их другом!

И Молли. Что сделали с ней на ранчо, жива ли она?

 

Глава 23

Выбравшись из скал, я внимательно огляделся. Моя лошадь конечно же убежала и теперь была уже на полдороге к ранчо. Но как насчет его лошади? Скорее всего он оставил ее привязанной где-нибудь поблизости.

Следов хозяина ранчо почти не осталось. Но я нашел один, определил длину шага по высоте роста, поискал вокруг, нашел другой. Проследить его путь по отпечаткам сапог отняло бы слишком много времени. Поэтому я посмотрел в направлении, откуда они вели. Ярдах в пятидесяти росло несколько небольших деревьев, окруженных кустарником, и я двинулся туда, неся, несмотря на боль в руке, его револьвер.

Коня ранчеро привязал в кустах позади рощицы. Сев в седло, я стал искать отпечатки копыт, пока не сообразил, какой дорогой он приехал.

Молли хоть и была пленницей жены старика, но, возможно, пока еще не имела представления, в какую неприятность попала.

Холодным серым утром Молли проснулась, открыла глаза и уставилась в белый потолок. Какой-то момент тихо лежала. Вчера она так устала, что тут же уснула, хотя и беспокоилась о Майло. Теперь лежала в странном помещении без окон с совершенно голыми стенами.

Она стала приподниматься, и что-то звякнуло. Испугавшись, она села, и опять что-то звякнуло, и холодный металл коснулся ее кожи. Она не верила своим глазам. Ее руки оказались скованы наручниками.

Железные обручи вокруг каждого запястья соединяла толстая цепь длиной около двух футов. На лодыжках тоже были железные обручи и около трех футов цепи между ними.

Ее обуял ужас. Что?..

Дверь в комнату открылась, и появилась Бесс.

— О, ты проснулась? Давно пора. Черт возьми, девчонка, ты любишь поспать! Я не знала никого, кто спал бы так долго!

— Что произошло? Что вы со мной сделали? — Молли протянула к ней скованные руки.

— А, это! Ими мы сковываем девушек. Если их не сковать, они всегда пытаются бежать. Не знаю, что происходит с девушками в наши дни. Они такие беспокойные! Всегда хотят удрать!

— Пожалуйста, отпустите меня! Мне нужно узнать, что случилось с Майло. Ведь он может быть ранен.

— Сейчас им занимается Дики. — Она очень приятно улыбнулась. — Если он не ранен, Дики о нем побеспокоится. Он всегда о всех беспокоится. Ты знаешь, он у меня такой доскональный! Очень доскональный. Мы так рады, когда кто-нибудь приезжает. Я уже привыкла, что в доме всегда есть девушка и совсем отвыкла заботиться обо всем сама.

— Вы всегда держите девушек?

— О да! Разумеется. Их сменилось три. Первой была индианка. Но я ее боялась. Такая подлая! Все время наблюдала за мной. Мне кажется, она хотела убить нас, и это после того, как мы взяли ее в прекрасный дом, кормили, обували. Люди такие неблагодарные!

Трезвомыслящая Молли сразу поняла, что попала в беду, а Майло, хоть она и не хотела этому верить, возможно, мертв. Если дело обстоит именно так, она должна убежать отсюда сама.

В первый раз она осознала, как много зависело от Майло, но и сама кое-чему у него научилась. «Думай, — твердил он, — можно найти выход из любых ситуаций, а если потребуется быть жестокой, стань ею. Делай то, что необходимо, делай быстро, без колебаний, так, чтобы получилось с первого раза».

— Люди неблагодарны, — согласилась Молли. — У вас есть кофе? Или вы хотите, чтобы я его приготовила?

— Он уже готов, но я тебе приказываю принести мне кофе. — Голубые глаза сияли. Почему же они сейчас не казались прекрасными? — Но не пытайся бросить его в меня, или я скажу Дики, чтобы он тебя отхлестал. Знаешь, у него есть хлыст, и, по правде говоря, ему нравится им орудовать. — Она улыбнулась. — И не пытайся хитрить, скандалить, сопротивляться. Другие, до тебя, перепробовали все, так что я все уловки знаю.

— Другие? Вы говорите об индианке?

— О да, у нас жила еще одна — толстушка. Правда, попав к нам, она похудела, и это ей шло. Она очень злилась на своих родителей за то, что те не разрешали видеться с парнем, который ей нравился, говорили, что он никуда не годится. И оказались правы. Парень назначил ей встречу, а сам напился и забыл о свидании. Она не хотела возвращаться к родителям, убежала и однажды ночью попала сюда. Бедняжка совсем выбилась из сил, поэтому мы ее оставили на ночь. Парень пришел за ней, хотел выкупить ее у нас. Мне он не понравился. Говорил, что купит ее, словно она лошадь какая. Дики это тоже возмутило. Но они сели и проговорили весь вечер, и Дики дал ему попробовать из кувшина. Мой муж не пьет, но держит кувшин для приезжих. Я видела, что парень постепенно напивался, но мне приходилось улыбаться, потому что приехал он на очень хорошем коне, а в чехле у него болталась винтовка.

Дики подождал, пока парень как следует захмелел, а потом сказал, что может забирать свою девушку хоть сегодня, если заплатит деньги. Тот и заплатил. Потом Дики повел его в сарай, где мы ее якобы держали.

— И?..

— Дики оставил заряженное ружье рядом с воротами, и. когда парень вошел в сарай, мы услышали там внутри выстрел. Девушка спросила: «Что это?» А я сказала: «Твой жених. Теперь он всегда будет молодым «. После этого она стала как шелковая и ходила на цыпочках все то время, что жила у нас. Точно. Ты тоже будешь ходить на цыпочках, Молли?

— Конечно. — Молли улыбнулась. — А почему бы и нет? Во всяком случае, мне некуда идти, и, если те люди приедут за мной, им буду нужна не я, а мои деньги.

Бесс повернула голову и посмотрела на нее.

— Деньги?

— А почему же, думаете, меня преследуют? Все потому, что считают, будто я знаю, где спрятано золото Натана Альбро.

Бесс задумчиво посмотрела на нее и улыбнулась.

— Я надеюсь, что это не сказка, которую ты выдумала. Если обманываешь меня… Тебе лучше сейчас сказать правду.

— Мне все равно, кому они достанутся. Стали бы мы иначе убегать? Мы рассказали вам только часть нашей истории.

Молли принесла кофе, стараясь не пролить, наполнила две чашки и поставила одну на стол перед Бесс. Затем, звеня цепями, Молли прошла в другой конец комнаты и села.

— Если вы сможете избавиться от них, когда они приедут, — вздохнула Молли, — мы поговорим о деле. Натан Альбро умер и оставил пять миллионов золотом, которые так никто и не нашел.

— Откуда ты знаешь, где оно?

— Моя мать была у него домоправительницей. Он любил меня как дочь. — Она отпила кофе. — Спрячьте меня, и я все вам расскажу… за половину суммы.

«Время, — сказала себе Молли, — мне нужно время. Если бы только удалось остаться в живых… «

Время и удобный случай. Как говорил Майло? «Если потребуется быть жестокой, стань ею. Делай, что необходимо, быстро, без колебаний, так, чтобы получилось с первого раза».

Но как? Когда?

Женщина не так уж стара и достаточно проворна. Она быстра в движениях, расчетлива и очень осторожна.

Что до нее, то какое оружие она могла использовать? Она зашевелилась, хотела поставить чашки, и цепи зазвенели. Конечно же. У нее — цепи.

Женщина вдруг встала.

— Дики едет!

«Прошу тебя, Боже! Спаси и сохрани! Их теперь двое!»

— Нет, не Дики… Какие-то люди.

— Они-то меня и ищут, — в отчаянии вымолвила Молли.

С удивительной быстротой Бесс затолкала ее в другую комнату и захлопнула дверь. И вовремя. Раздался резкий стук в дверь.

Бесс открыла.

— Что угодно, мистер? — спросила она.

Ролон Тейлор снял шляпу.

— Мэм, мы ищем беглецов. Мы выследили их до вашего дома.

— Разумеется. Вы имеете в виду молодого человека с девушкой? Да, они были здесь и переночевали. По-моему, отправились на запад или северо-запад. Я не видела, но скорее всего на северо-запад, в сторону Техасского ручья.

Во двор въехал еще один всадник.

— Здесь следы, босс. Две лошади, может, три, пошли на север.

— Там две тропы, — объяснила Бесс, — одна по Техасскому ручью, но есть и другая, она ведет на северо-запад по Медному каньону, к Кэнон-Сити. — Помолчав, добавила: — Они выехали не очень рано. Купили у моего мужа свежих лошадей, заплатили за них золотом.

— Благодарю вас, мэм. — Ролон Тейлор смахнул пыль со шляпы. — Поехали, ребята, они ненамного обогнали нас.

Когда стук копыт замер вдали, Бесс вернулась и открыла дверь в соседнюю комнату.

— Грубые люди, — она неодобрительно надула губы, — совсем не те, кому положено искать молодую девушку.

— Еще приедут, — предупредила Молли. — Эти не самые опасные. Среди наших преследователей есть и девушка. Очень приятная девушка.

— А золото, о котором ты говорила, оно не очень далеко?

— Нет, если я правильно прочитала бумагу. Если все верно, оно не очень далеко.

— Бумага у тебя?

— У той, у другой девушки. По крайней мере, должна быть у нее. Точно не знаю, но думаю, что могу вспомнить, где его искать. Если отдадите мне половину…

— Конечно, конечно, — заверила Бесс. — Почему бы и нет?

Она повернулась, а когда сделала шаг, Молли подцепила ее цепью за ноги. Молли обдумывала именно это и ждала своего часа. Он пришел неожиданно, когда Бесс на секунду отвлеклась мыслями о золоте.

Сделав круг второй ногой, Молли обмотала цепь вокруг лодыжек Бесс и резко поджала ноги, рванув цепь на себя. Бесс упала, ударившись головой об пол. На секунду ее оглушило. Молли занесла утяжеленные железом руки, чтобы двинуть хозяйку по голове.

— Не делай этого, Молли, — остановил ее Майло, входя в комнату.

Девушка с трудом удержалась, чтобы не завершить удар.

— Господи, Майло! Я думала, что ты убит, — выдохнула она. — Я так боялась…

— Знаю.

Он наклонился и вынул из кармана Бесс ключи.

— Не пытайтесь встать, — приказал он женщине. — Лежите спокойно и отдыхайте.

Вот так все и случилось. Когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что я как нарочно подоспел вовремя, чтобы Молли не прикончила Бесс. Или просто надолго не вырубила ее, в таких случаях не угадаешь.

Мы не тратили времени зря. Я поймал ее лошадь, оседлал, и мы выехали на тропу, направляясь на юг, в сторону Уэстклиффа, города, о котором слышали. Перед тем как выехать, я сказал старой леди:

— Не знаю, какой бандитский притон вы тут устроили, но вам лучше поискать себе другого напарника. Тот, который поехал за мной, вроде как напоролся на что-то, чего никак не ожидал.

Я отдал Молли лишний револьвер, принадлежавший ранчеро.

— Тебе он понадобится. Дорога нас ожидает длинная и трудная.

— Никогда не думала, что так обрадуюсь, увидев кого-нибудь.

— Мне показалось, что все шло, как надо, — улыбнулся я. — Ты бы убила ее?

— Не знаю. Не думаю, хотя точно не знаю. Но меня так напугали.

— Меня тоже. И я боюсь до сих пор.

Когда мы перевалили гребень горы Митчела, я оглянулся. Над ущельем Падающей скалы висела пыль.

Но у нас были две свежие лошади и ясная цель впереди.

 

Глава 24

Полночь давно уже миновала, когда мы въехали на темную и молчаливую улицу города. В отеле, как обычно, горел свет, но, если не считать этих освещенных окон, можно было бы подумать, что здесь никто не живет. Мы остановились у ресторана Мэгги, постучали, и Герман нам открыл.

— Я уже начал беспокоиться, — сказал он. — По городу ходили разные слухи. Говорили, что вы украли двух лошадей у Мэгги. Это правда?

— Мы на них уехали, потом отпустили. Они найдут дорогу назад, если не сегодня, так завтра будут дома.

— Она сумасшедшая, как с цепи сорвалась. Хочет, чтобы Молли убиралась отсюда. Я ей говорю, что одна треть ресторана — ее, а она твердит, что слышала об этом, но не верит. Тогда я предложил выкупить у нее заведение.

— И?..

— Продала. Никогда не думал, что согласится, но она была совершенно вне себя. И продала. А я купил. — Он печально улыбнулся. — Мне нужно отдать ей деньги… сегодня.

— Джон Топп заходил?

— Почти каждый день. Вагон опять здесь. Стоит на запасных путях, как и раньше.

— А Бегготт?

— Тоже заглядывал. Ест, не лезет в чужие дела, уходит. В воскресенье ходил в церковь. Не разговаривал ни с кем, за исключением пастора.

— Ты ходишь в церковь, Герман? — удивился я.

— Меня так воспитали. — Он иронически улыбнулся. — Когда был мальчишкой, даже пел в хоре. С тех пор не пел ничего, кроме ковбойских песен у костров.

Он приготовил нам на кухне поесть.

— Город весь кипит, — продолжил повар. — Все только и говорят, что о куче денег, которую оставил Натан Альбро. Будто он спрятал тут несколько миллионов.

— Может, так оно и есть, — заметил я, — но Натан Альбро ловкий человек. Могу спорить на что угодно: миллионы не спрятаны. Они куда-нибудь вложены и зарабатывают приличные дивиденды. Он за всю свою жизнь сделал не так уж много ошибок. — Допив кофе, я встал. — Пойду в отель, немного посплю. К счастью, я заплатил вперед.

— Береги себя, Майло, пожалуйста, береги себя. — Мол ли положила мне руку на плечо. — Не знаю, что я буду без тебя делать.

— Скорее всего без меня тебе будет легче, — усмехнулся я. — Но все равно никуда не уходи. Завтра нас ждет очень тяжелый день. Я чувствую.

Поставив лошадей в конюшню, я обтер их и засыпал им корма. Первое их удивило, второе понравилось. Я не сомневался, что они нам скоро понадобятся, так пусть уж будут в хорошей форме и постоянной готовности.

Придя в отель, убедился, что мою комнату не обыскивали Быстрый взгляд по крышам напротив не дал ничего примечательного, улица по-прежнему оставалась пустой, хотя рассвет уже приближался.

Первым в моем списке стоял Джефферсон Хенри. Я нашел девушку, которую искал, он мог забрать ее и делать с ней все что угодно. Они друг друга стоили.

С мыслью: «Ну до чего же хороша постель в этом отеле!» — я вытянулся, застонал от наслаждения и тут же уснул.

Когда утром спустился вниз, солнце сияло вовсю. На секунду я задержался на ступеньках лестницы, осматривая улицу. На ней вовсю кипела жизнь: возле магазина человек подметал тротуар; рядом стоял фургон с упряжкой лошадей; проезжал какой-то всадник; две женщины, приподнимая юбки, переходили дорогу…

— Приехали вчера вечером? — обратился ко мне портье, наклонившись над конторкой. — Про вас спрашивали. — Он помолчал. — Останетесь в городе?

— Да, еще на несколько дней.

— Мэгги приказала вышвырнуть вас вон, если вы вдруг объявитесь. — Он улыбнулся и пожал плечами. — Мэгги приходит не часто, она не узнает, что вы остались. Во всяком случае, пока платите по счету, у меня нет причин выгонять вас.

— Спасибо.

— Здесь ошивалась пара головорезов Тейлора. Лучше отстегните ремешок на кобуре. — Он дал мне дельный совет, и я ему последовал. — Вы верите, что миллионы Альбро спрятаны в наших краях?

— Нет. Альбро слишком хитрый и умный бизнесмен.

— Говорят, что вы все за ними гоняетесь: тот человек в персональном вагоне, Мэгги, Ролон Тейлор, Прайд Хоуви и вы.

— Люди любят поболтать. — Я наблюдал за улицей и размышлял. — Нет, Натан не из тех, кто держит деньги под спудом. Готов поставить последний цент: миллионы наверняка хорошо вложены.

— Может, и так. — Портье пожал плечами. — Для людей нет ничего увлекательнее, чем зарытое сокровище. Такие истории любят все. Некоторые утверждают, что вы с той девушкой знаете, где оно спрятано.

— Жаль, что это не так, — серьезно ответил я. — Наш след давно бы уже простыл.

Вначале Джефферсон Хенри. Подойдя к двери, я взглянул налево и направо и только потом вышел.

На меня наверняка показывали пальцами из окон. Со слов портье и Германа я знал то, над чем весь город ломал голову. История и в самом деле выглядела занятной.

Вагон стоял на запасных путях почти там же, где и в прошлый раз. Я легко подтянулся на поручнях и постучал. Дверь открылась почти сразу же, и высокий, величавый негр провел меня в кабинет. Через секунду, застегивая на ходу жилетку, вышел Джефферсон Хенри, усталый, с синими мешками под глазами.

Хенри посмотрел на меня, и в его взгляде я не заметил удовольствия.

— Не ожидал, что вы будете носиться по всей округе, — пренебрежительно буркнул он.

— Вы поручили мне найти девушку, я ее нашел.

Он, казалось, не удивился.

— Да?

— И на вашем месте я бы оставил ее в покое. Она принесет вам только беду.

— Я нанял вас найти ее, а не выслушивать ваши советы.

— Ладно, я ее нашел. Сейчас она называет себя Энн и живет или жила в Фишерс-Хоул. С ней несколько очень крутых парней, но похоже, заправляет всем она.

— Хорошо, можете идти.

— Сначала тысяча долларов премиальных. Я нашел ее.

Он смотрел на меня, а я ждал.

— Вы их не заслуживаете.

Моя улыбка раздражала его больше, чем слова.

— Вопрос не в том, заслуживаю я их или нет. Вы сделали мне предложение, я его принял и выполнил свою работу.

Он тяжело сел.

— Хорошо. — Джефферсон выписал чек на местный банк. — Берите и проваливайте.

— Будет совсем хорошо, если это нормальный чек, — сказал я.

— Это нормальный чек. — Неожиданно он посмотрел мне в глаза. — Вы видели ее раньше?

— Да. Она гостила на нашем ранчо.

Хоть одно приятное для него известие.

— Я так и думал. Вы знали, где она прячется?

— Нет, не знал. И мне не показалось, что она прячется. Скорее, она ждала.

— Ждала?

— Да, думаю, она ждала вас или кого-нибудь еще, чтобы вы ее нашли. Полагаю, она хотела свести какие-то счеты подальше от людских глаз и в таком месте, откуда можно легко скрыться. Она ждала вас и кое-кого искала.

Мои слова его озадачили и обеспокоили. Он снова взглянул на меня.

— И кого же?

— Вы мне заплатили, я больше на вас не работаю, но вот вам маленький совет, хотите вы его или нет. Не пытайтесь искать Энн Хенри, или как она там сейчас себя называет. Оставьте все так, как есть. Берите, что имеете, и бегите.

Он с выпученными глазами выпрыгнул из-за стола.

— Взять, что имею? Что ты понимаешь, чертов ковбой! Разве ты знаешь, как я работал все эти годы, строил планы, боролся? Оставить все сейчас? Да меня назовут сумасшедшим. Я могу закончить то, что начал Альбро! Я могу построить железную дорогу до Мексиканского залива! Здесь пахнет миллионами! Альбро знал! Если я все брошу, что останется?

— Ваша жизнь, — произнес я спокойно и вышел.

Не полагаясь ни на кого, сразу же наведался в банк. Чек оказался действительным.

Теперь у меня были деньги, работа закончена, и я мог ехать на все четыре стороны с чистой совестью. В конце концов, я согласился найти Нэнси и нашел ее. Мне нужны были средства, чтобы бродяжничать, ни о чем не беспокоясь. Та сумма, которую мне заплатил Джефферсон Хенри, обеспечивала мне год безбедной свободной жизни, и даже два, если буду экономным.

Конюшня в городе отличалась щедростью. Мой конь отрастил брюхо, которое срочно надо скидывать для его же собственного блага. Так уж получилось, большую часть времени здесь я катался на чужих лошадях.

Так почему же я не уехал?

Ну, во-первых, я еще не позавтракал. По меньшей мере, я заслужил право заглянуть в ресторан и повидаться еще раз с Германом. И с Молли, конечно.

С ней теперь, кажется, тоже все устроилось. Она владела третью ресторана, а Герман был ей хорошим другом. Скоро она станет известной личностью, ее будут уважать. Здесь ей самое место. О чем я тогда беспокоился?

Бегготт все еще болтался в городе, и парни Тейлора затаили месть. Но это мои заботы, а не ее.

Джон Топп? Те неприятности, которые я от него ожидал, как-то сами собой рассосались, а теперь, когда я освободился от Джефферсона Хенри, наши трения забудутся.

Трое или четверо крепких ребят примостились у салуна «Золотая шпора», совсем недалеко от ресторана Мэгги. Они смотрели, как я подходил, а один из них со спичкой в зубах встал лицом ко мне, широко расставив ноги. Мне захотелось подойти и отодрать его ремнем, но я воздержался.

Когда я вошел, в ресторане было тихо. Только Риббл, тот самый железнодорожник, который привез мне письмо, пил за столиком кофе.

Сев на стул, я повесил шляпу на спинку соседнего. Вошла улыбающаяся Молли.

— Вот, зашел попрощаться, — сказал я как бы между прочим.

— Как попрощаться?

— Ну, ты здесь с Германом в безопасности, у тебя собственное дело, а я только что забрал у Джефферсона Хенри должок за то, что нашел Энн.

— Она может быть уже не там.

— Это его проблемы. Я предупредил, чтобы он оставил ее в покое.

Молли принесла завтрак и села рядышком.

— Значит, ты и вправду уезжаешь?

— Пора! Сколько мест, которых я не видел!

— Герман предупредил меня, что ты бродяга. Он сказал, что тебе не сидится на одном месте.

Это была сущая правда, черт побери, но тем не менее меня раздражало, что он так отозвался обо мне.

Движение в комнате заставило меня поднять глаза. К нам подходил Риббл.

— Это не мое дело, — начал он, — но мне нравится, как вы действуете. В городе поговаривают о том, что живым вас отсюда не выпустят. Кажется, это парни Ролона Тейлора.

— Спасибо, — поблагодарил я его и обратился к Молли: — Мне следовало идти за конем, а не за завтраком.

Она лишь молча взглянула на меня, а я не нашел, что еще ей сказать, хотя чувствовал, как ей хочется что-то от меня услышать.

Люди Ролона Тейлора? Может, тот парень, который смотрел на меня с тротуара? Так чего он хотел? Мне не нужны неприятности, но, если кто-то охотится за мной, ищет ссоры, его трудно обойти стороной в таком маленьком городе. Правду говорят: если, въехав на городскую улицу с одного конца, сказать: «Я проезжаю мимо», то на заключительном слове фразы окажешься на другом ее конце.

К этому времени все в городе наверняка знали, что пару дней назад я прошел от отеля к дому Мэгги задними дворами. Такие вещи не остаются незамеченными, а когда поговорить практически не о чем, говорят обо всем.

— Что ты собираешься делать? — спросила Молли.

— Выйти отсюда. Лучше идти лицом к ним, не то тебе выстрелят в спину.

— У меня есть ружье, — предложил Герман.

— Не лезь. Если у тебя и есть неприятности, то только из-за меня. Когда я уйду, заберу их с собой.

Завтрак, как всегда, оказался вкусным, и я немного потянул время за кофе. Их много, они вышли, чтобы прикончить меня. У них хватило ума рассредоточиться, чтобы мне было неудобно стрелять.

— Герман, — спросил я, — ты когда-нибудь подметал тротуар в это время?

— Иногда, — ответил он. — Иногда подметал.

— Почему бы тебе не подмести его сейчас? А заодно поглядеть, сколько их там на улице и где.

Герман взял метлу, вымел воображаемую пыль через входную дверь и пошел подметать дальше. Почти независимо от меня мои глаза поднялись к окну в доме напротив. Оно было открыто по крайней мере дюймов на шесть.

Вот так! Просто совпадение?

Вернулся Герман.

— Их не меньше четырех. Один гуляет напротив. Двое у поилки возле «Шпоры», и один сидит на скамейке на этой стороне улицы. У них есть план, и они приготовились.

— Не выходи, Майло! Пожалуйста! — В широко раскрытых глазах Молли застыл ужас.

— Ну-ну, Молли. Эти парни пошли на все, чтобы оказать мне внимание. Самое меньшее, что я могу для них сделать, — оценить их старания.

— С улицы разбегаются люди, — заметил Герман. — Нет слов!

— Видишь, теперь я уже не имею права разочаровать всех, кто кинулся по домам. Представь: они ушли с улицы, и вдруг оказалось, что зазря.

Я старался говорить шутя, но можете поверить, мне совсем было не до шуток. Конечно, я обязан выйти. Они будут ждать, это им надоест, и они придут по мою душу, и я тем самым подвергну опасности Германа и Молли. Но мне нужен план. Я вспомнил дислокацию людей Тейлора.

— Ждать не имеет смысла, — сказал я, — но не давай кофе остыть, я через пару минут вернусь выпить еще чашечку.

Молли подошла ко мне с шестизарядником, который я отобрал у хозяина ранчо.

— Возьми, лишний не помешает.

Какая дальновидная девушка!

Я положил руку на дверную ручку. Мне надо как можно быстрее убраться от двери. Один быстрый шаг и…

Никто не смог бы сделать это скорее и лучше меня. Одним молниеносным движением я проскочил в дверь с револьвером в руке.

Они потянулись за своими, и тут я увидел пятого, а потом в поле моего зрения возник и шестой с винтовкой.

 

Глава 25

Когда я выскочил на улицу и увидел всех парней разом, то подумал, что получил бесплатный билет на небеса. Человек, стоявший ко мне лицом, оказался тот самый, с широко расставленными ногами. Я ни разу не стрелял в человека с удовольствием, но сейчас нажал на спуск с чувством, близким к удовлетворению.

Из кармана его рубашки торчал кисет, моя пуля подрезала его нижний край. В то же мгновение сверху надо мной раздался грохот, напоминающий буханье пушки — выстрел из «шарпса» 50-го калибра.

Человек в центре улицы упал на колени, попытался встать и опять упал, а потом пальба переместилась в сторону, и я увидел, что в людей Тейлора стреляют Пабло и Филипе. Еще раз бухнул «шарпс», и улица вдруг опустела. На ней остались только убитые и мои друзья.

Повернувшись, чтобы посмотреть, кто стрелял из «большой пятидесятки», я заметил, что окно на втором этаже закрылось.

На дороге лежали четверо, один из них пытался встать, другие уже покончили счеты с жизнью.

Ко мне подошли Пабло и Филипе. Пабло сказал:

— Все. На них можно ставить крест.

— А Ролон Тейлор?

— Приехал Шелби и сжег его ранчо. Тейлор воровал коров, угонял лошадей, ранил меня. Шелби предупреждал его: «У тебя есть десять секунд, чтобы убраться вон или выбрать сук вон на том дереве». Они ушли. Все ушли.

Я посмотрел на Филипе:

— Ты тоже работаешь на Шелби?

Он зажег потухшую сигарету, затянулся и сказал сквозь дым:

— Я ни на кого не работаю.

— Ну… Спасибо, Филипе.

Он бросил спичку на землю.

— Рог nada. He за что.

Он дотронулся пальцами до края сомбреро и зашагал в сторону «Золотой шпоры».

Люди с опаской выходили из домов, некоторые не отрывали взгляда от лежащих на дороге тел, другие торопливо уходили. Пабло направился вслед за Филипе. Я повернулся и пошел в отель.

Когда закрыл за собой дверь, портье посмотрел на меня с некоторой долей лукавства.

— Пока вы здесь не появились, наш городишко был скучным. Никогда бы не подумал, что стану вспоминать об этом с удовольствием.

— Намекаете, чтобы скорее уехал?

Он пожал плечами.

— В любое удобное для вас время, — сказал я и откланялся.

Поднявшись в свой номер, я улегся на кровать, заложив руки за голову, и уставился в потолок. Я видел себя на убегающей вдаль тропе без начала и конца. И лежал так, погруженный в мечты, пока веки мои не сомкнулись и я не заснул.

Когда я снова открыл глаза, внимание мое привлек гардероб, где Молли что-то спрятала.

Потом я вспомнил о «большой пятидесятке», грохотавшей со второго этажа. Арканзасец, Том Бегготт. Наверное, он. Но почему?..

Глаза опять закрылись, но я не спал, просто отдыхал, расслабив мышцы и стараясь не думать о человеке, которого убил. Я не знал, ни как его зовут, ни откуда он, но отлично представлял этот тип людей — куча высокомерия и самодовольства, погоня за опасными приключениями, неприятностями и славой ганфайтера. Он не понимал, как пуста и коротка слава, купленная револьвером.

Там, в шкафу, наверное, лежит решение всех наших проблем. Молли не сказала, но я подозревал, что это как раз то, что забрали из сейфа Натана Альбро после его убийства. Я не знал, что это, но у меня появилась идея.

Молли… Мне надо повидаться с Молли. И с Германом. Потом я мог уехать на запад, к горам Сан-Хуан. Там мои дальние родственники имели ранчо.

А что с Энн? Тейлор, вероятно, работал на нее, теперь она потеряла его, а с ним — и всю его команду. У нее оставался Сэм со своим ружьем, полная женщина и тот пижон, судя по виду, приехавший из города. Кто он?

Я снова подумал о Натане Альбро, об умном и одиноком человеке, который знал, как делать деньги, как строить железные дороги и открывать широкие просторы с пользой для себя и для дела. Он искал любви, не зная, как найти ее, а потому не нашел.

Исключение — Молли, дочь домоправительницы.

Что предпримет в создавшейся ситуации хитрая, с твердым характером Энн?

Она считалась дочерью Натана, хотя была только приемной дочерью. Если нет завещания, Энн унаследует все, однако она боялась, что завещание существует, может быть, даже знала наверняка и, конечно, сообразила, что наследница — Молли. Поэтому и старается уничтожить ее. Ради этого организовала похищение. Молли не погибла только потому, что сумела сохранить свою тайну и не сказала, где находится завещание и золото. Но Энн ни за что не оставит ее в покое, а Молли беззащитна.

И что стало со Стаси Хенри? То, что ее нет в живых, казалось очевидным, но как она умерла? Где? Когда? Натан Альбро, человек с добрыми намерениями, оставил после себя длинную цепочку убийств.

В дверь постучали. Я вынул из кобуры револьвер и положил справа рядом с собой на кровать. Стул под дверную ручку я на сей раз не поставил.

— Войдите, — пригласил я.

Дверь отворилась, и вошел Джефферсон Хенри.

Он держал шляпу в руке и выглядел старым и усталым.

— Я навестил вас, чтобы поговорить о деле, — начал он.

— Прошу, садитесь.

Я немного приподнялся на кровати, так, чтобы был виден револьвер.

— Он вам не понадобится, — заметил Джефферсон Хенри.

— Кто знает? — улыбнулся я.

— Дело вышло из-под моего контроля и приобрело несколько иной оборот. Все началось так просто. Нэнси, или Энн, если вы предпочитаете называть ее так, должна была унаследовать мое состояние. Как вы знаете, ее мать — жена моего сына. Я надеялся помочь ей, оказать услугу…

Я улыбнулся и заметил, как по его лицу пробежала тень раздражения.

— Теперь, когда я нашел ее, она отказывается даже разговаривать со мной. Утверждает, что мне нет дела ни до того, что касается бизнеса, ни до того, что касается ее.

— Разве она не права?

Опять тень раздражения, но на сей раз более очевидная.

— Разумеется, нет. Я ее ближайший родственник. У меня большой опыт в бизнесе. Ни одна молодая девушка…

— Хенри, — прервал я его, — вы, вероятно, плохо знаете Энн. Она не просто молодая девушка. Конечно, она молодая и она девушка. В этом вы правы, но она расчетлива и холодна как лед. Энн хитра, умна и опасна. В три раза хитрее вас и намного подлее. Это тот самый случай, когда вам надо бросить карты и выйти из игры. Вы играете против крапленой колоды.

— Может быть. — Он жестом отогнал эту мысль. — Но вы и я! Если бы мы объединились… — Он неожиданно взглянул прямо мне в глаза. — Мне кажется, вы что-то знаете. Мне кажется, у вас есть ключ к этому делу. Здесь миллионы…

— Меня не интересуют деньги.

Он в нетерпении махнул рукой.

— Нонсенс! Деньги интересуют всех мужчин. Ходят сплетни о миллионах в золоте, но это детские забавы. Настоящие деньги — в железной дороге, и я тот, кто может ее построить.

— Нет, — сказал я.

— Что значит «нет»?

Я опустил ноги на пол, продолжая сжимать рукоятку револьвера.

— Все, что я хочу, — это уехать отсюда.

Он мне не поверил, и я мог его понять. Когда я собрался встать, он жестом приказал мне сидеть.

— Альбро все продумал. Спланировал каждый шаг. Разведал рельеф. Приготовил деньги, чтобы начать строительство. Он был очень основательным человеком. Он погиб, упокой Господь его душу, но работа должна продолжаться. Натан не имел законных наследников, так почему бы нам не стать ими?

— Что значит «не имел законных наследников»? Откуда вы знаете?

— Вы имеете в виду Энн? Она ему лишь приемная дочь, и он никогда не любил ее.

— Он не оставил завещания?

— Разумеется, нет. Он умер внезапно и не имел возможности оставить завещание.

Мысль о завещании, как я понял, Джефферсон Хенри просто не хотел принимать во внимание. Оно могло расстроить все его планы. Прежде он хотел найти Энн и добиться контроля через нее. Теперь такой план казался маловероятным, поэтому он хватался за любую соломинку, не желая упускать солидный куш.

— Вы зря тратите время, Хенри, — сказал я. — Не хочу иметь к вашей возне никакого отношения. Я уезжаю отсюда завтра или послезавтра, скорее всего завтра, и больше не вернусь. Слишком много людей погибло из-за этого наследства, и все понапрасну. А также, — моя фантазия заработала, и мне очень хотелось, чтобы я оказался прав, — скоро сюда прибудут федеральные власти для расследования. Похоже, — и тут уже я врал напропалую, — у Таттла есть друзья. Может, родственники. Они хотят найти виновных в его гибели.

Он был потрясен. Потом спросил:

— Кто такой Таттл?

Встав с кровати, я сунул револьвер в кобуру.

— Воспользуйтесь моим советом: садитесь в свой вагончик и убирайтесь отсюда. Спишите расходы как ошибку в расчетах и забудьте про них. Вас, вероятно, все равно достанут, но может, еще повезет. — Он уставился на меня. — Даже если вы застрелите меня, — продолжал я, — есть другие, кто знает о Таттле и как вы держали его пленником в своем вагоне, потому что он владел информацией об Энн. Есть свидетели, как он сбежал и как его убили.

Джефферсон Хенри встал, лицо его было бесстрастным. Когда мы впервые встретились, мне показалось, что он сильнее, но что-то случилось с ним в эти последние недели. Частью на нем сказалась неудача с Энн, но я подозревал, что от успеха предпринятой операции зависело нечто большее. Властность покинула его. Теперь он выглядел просто отчаявшимся стариком.

Хенри вышел из номера, и я услышал, как он спустился по лестнице в холл. Подойдя к гардеробу, я пощупал под бумагой, прикрывавшей верхнюю полку, и легко нашел то, что спрятала Молли, — конверт с несколькими документами. Молли, похоже, не торопилась получить их обратно, но настала пора возвратить ей конверт. Я положил его во внутренний карман пиджака и спустился.

Когда я вышел, портье наклонился над конторкой.

— Когда вы уезжаете?

Я повернулся, а он развел руками.

— Мэгги ест меня поедом. Слишком много случилось с тех пор, как вы здесь.

— Поговорите с Джефферсоном Хенри. Все началось с него.

«Прайд Хоуви, — вдруг подумал я. — Где Прайд Хоуви?»

Трупы уже убрали с улицы. Места, где пролилась кровь, засыпали пылью. Пока я шел, несколько человек посмотрели мне вслед, но никто ничего не сказал, все постарались побыстрее отвернуться. Кроме моего друга пса. Он приветствовал меня, слегка похлопав хвостом по тротуару. Я нагнулся, ласково погладил его по голове и вошел в ресторан.

Там сидели владелец ранчо и его жена. Оба обернулись, вопросительно взглянули на меня, и ранчеро спросил:

— Сэр? Ожидаются какие-нибудь неприятности? Мне бы не хотелось, чтобы жизнь моей жены оказалась в опасности.

— Нет, сэр, я позабочусь, чтобы вас ничего не потревожило.

— Благодарю вас, — ответил он. — Понимаю, что некоторых вещей нельзя избежать.

Вошел Герман, вытирая руки о фартук.

— С тобой все в порядке? — Он наклонился над столиком. — Прайд Хоуви в городе. Энн тоже. С ней несколько человек.

— Крупный мужчина с густыми бровями?

— Ага. И какой-то городской парень.

Где Молли? Осмотревшись так, чтобы не привлекать внимания, я не увидел ее, и это меня обеспокоило. Даже немножко разозлило. Черт возьми, мой последний визит в ресторан. В конце концов, я сворачивал свой лагерь в городе. Где она?

Герман сам обслужил меня, и я не торопясь принялся за еду.

Я поглощал уже вторую чашку кофе, буквально раздуваясь от негодования, когда дверь открылась. С надеждой я оглянулся и был поражен, увидя Энн.

Она вошла не одна.

 

Глава 26

— Майло! — Энн протянула ко мне обе руки. — Я надеялась застать тебя.

— Я давно здесь.

Ее сопровождал Бровастый, толстуха и городской пижон. Все подошли к моему столику, и Бровастый хотел было усесться справа от меня. Так вот, я, может, и не самый умный человек в мире, но тем не менее понимаю, что не хорошо, когда рядом с той рукой, в которой я привык держать оружие, пристраивается сильный, крупный мужчина.

— Эй, — остановил его я, — сядь-ка там. Не возражаешь?

Он точно возражал, однако сел туда, куда ему указали. Справа оказался пижон.

Оглянувшись, я попросил Германа:

— Принеси, пожалуйста, кофе гостям.

Владелец ранчо смотрел на меня с опаской, и я успокоил его:

— Я сдержу свое слово.

— Удачи, — помахал он, и его жена повернулась и приятно улыбнулась.

«Хорошие люди», — подумал я, но вспомнил хозяина ранчо, который хотел прирезать меня, его жену с красивыми добрыми глазами и мягким голосом, и решил, что никогда ничего нельзя утверждать заранее.

— Вы приехали как раз вовремя, — сказал я Энн. — Сворачиваю лагерь. Меня ждут дальние тропы.

— Тропы? — озадаченно спросила она.

— Ну да. Знаете, я же по натуре бродяга. Хочу все повидать. Не побывал еще во многих землях. Собираюсь направиться на запад, к горам Сан-Хуан, потом, наверное, на север, в Колорадо через округ Браунс-Хоул… — Я чувствовал, что меня не понимали. Они пришли потолковать со мной совсем о другом, им не могло прийти в голову, что я могу просто раствориться на горизонте и что мои намерения вовсе не совпадали с их желаниями. — Там изумительные места. В горах все еще лежит снег. Мне рассказывали об одном прекрасном городе — Анимас-Сити, сейчас его называют Дюранго, та земля мне по душе.

Бровастый беспокойно крутился на своем стуле.

— Мы пришли не за тем, чтобы болтать о какой-то земле.

Я улыбнулся, но у меня руки чесались заехать ему кулаком в морду.

— Майло. — Энн наклонилась ко мне, и до меня донесся тонкий аромат ее духов. Все-таки она была очень хороша. — Майло, мне нужна твоя поддержка. Мы пытаемся уладить папины дела, но у нас нет некоторых документов. После смерти папы кто-то открыл его сейф и украл их.

— Вот вам еще один пример. На свете полно бесчестных людей.

— Мы надеялись, что ты поможешь нам найти их.

Я покачал головой.

— Сдается мне, что в то время, когда умер мистер Альбро, я гонял коров по Техасу, как же мне вам помочь? Я видел-то его раз или два. Народ говорит, что он был хорошим парнем. Заботился о тех, кто ему честно служил.

Стул Бровастого заскрипел, а толстуха положила локти на стол. Без сомнения, брат и сестра. Или муж и жена. Очень часто люди женятся на похожих. Может, потому, что это их идеал?

— Майло, прошу тебя! — Сейчас Энн была в лучшей своей форме, не потому ли, что запахло деньгами? — Я думаю, если ты постараешься, то сможешь найти эти документы, а если найдешь, все неприятности улягутся. Не будет больше ни бед, ни смертей.

— Ты собираешься на похороны?

— Что? — Вопрос застал ее врасплох. — Какие похороны?

Я улыбнулся:

— Тех твоих людей, которые сегодня пытались меня убить.

Какое-то время царило мертвое молчание, нарушенное лишь скрипом кресла ранчеро, которое он отодвинул от стола. Я встретился с ним взглядом.

— Жаль, что вы уезжаете, сэр, но я думаю, что с вашей очаровательной женой дорога домой будет совсем не скучной. Если вы выедете пораньше, то в пути вас не застанет жара.

— Спасибо, сэр. Будете в наших краях, заезжайте обязательно. У нас всегда есть горячий кофе.

Губы Энн сжались. Она старалась удержать на лице улыбку, но у нее не очень хорошо получалось.

— Что бы ни делали те люди, они действовали по своей инициативе.

— Они совершили ошибку, — посочувствовал я. — Думали, что я один.

На секунду все замолчали. Мое заявление им тоже не понравилось. Они верили, что я один, и рассчитывали иметь дело только со мной. Кстати, я и был один. О том, что у меня так много друзей, узнал совсем случайно, но где они сейчас? Я не имел понятия даже, где была Молли…

Пижон прочистил Горло.

— Мистер Тэлон, — начал он, — если у вас нет интересующих нас документов, то, по-моему, вам известно их местонахождение либо содержание.

— Энн, — обратился я, — кто эти люди? Что тебя с ними связывает? Ты молода, умна и красива. Почему бы тебе не забыть обо всем и не отправиться на Восток, где ты будешь счастлива?

Она неотрывно смотрела на меня, черты ее лица затвердели.

— Это Молли, не так ли? Ты к ней неравнодушен.

— Она прекрасная девушка, но вы, ребята, многого не понимаете. В этой игре у меня нет ставок и нет желания их делать. Джефферсон Хенри, — продолжил я, — нанял меня выполнить кое-какую работу. Каким-то образом он узнал, что ты гостила у нас на ранчо, но там твой след потерял. Тем не менее решил, что я знаю, где ты, и если мне заплатят достаточно много, я все расскажу. Он полагал, что ты наследница Натана Альбро. — Заканчивая свой монолог, я постарался изобразить на лице невинность и непосредственность. — Конечно, это смешно, потому что вы не родственники ни по крови, ни по душе. Как я понимаю, вы сошлись не слишком-то близко.

Последовало напряженное, потрясенное молчание. Бровастый зашаркал ногами и вдруг посмотрел на толстуху. Может, я открыл им Америку?

Лицо Энн исказила гримаса гнева.

— Разумеется, наследница я. Кто же еще?

— Натан Альбро был одиноким человеком, — мягко возразил я, — и возможно, нашел любовь совсем другого человека. В конце жизни он изменил завещание.

Пижон схватил меня за руку.

— Какое завещание? Натан Альбро оставил завещание?

— Естественно, — заявил я, будто сообщал нечто само собой разумеющееся. — Посмотрите на дело с иной точки зрения. Он деловой человек и очень обстоятельный. Думаете, стал бы тем, кем был, не планируя будущее? Вот Энн ему лишь приемная дочь, но могла бы унаследовать его состояние, однако она никогда не любила старика. Даже девочкой редко уделяла ему внимание.

— Это неправда! — воскликнула Энн неприязненно. — Чистое вранье! Я его единственная наследница! Он женился на моей матери!..

— Которая сбежала с другим.

— Кто ж еще может унаследовать его состояние? — Голос Энн стал резким. — Кто еще?

— Вы слышали обо мне, Энн?

Я даже не заметил, когда Молли вошла, но она стояла у двери на кухню.

— Вы? Вы? — Презрению Энн не было границ. — Кто вы? Дочь домоправительницы! Вы — ничто!

— Моя мать пришла присматривать за домом очень одинокого человека, доброго старого джентльмена, только казавшегося холодным и чопорным. Она содержала дом, потому что ваша мать бросила его. Он искал близкую душу и полюбил меня. Мистер Альбро достойный джентльмен.

— Вы? Смешно!

— Боюсь, что нет, — вмешался я.

Все повернулись ко мне. Гнев Энн пропал. Во всяком случае, она его больше не показывала. По тому, как она на меня посмотрела, я понял, что она поверила. На самом деле я ничего не знал — только предполагал. Ведь я даже не взглянул на бумаги, которые лежали у меня в кармане.

Энн размышляла. Ее глаза, жесткие, настороженные, свидетельствовали о том, что она еще далеко не проиграла. Неожиданно она повернулась и посмотрела на Молли с улыбкой.

— Ну, если так, желаю вам всего наилучшего, — и поднялась. — Идем? У нас много дел. — А потом резко обернулась. — Прощайте, Молли. И я действительно имею в виду «прощайте».

Бровастый отодвинул стул и встал. Энн была почти у двери, городской пижон что-то шептал ей на ухо, толстуха шла сразу за ними. Бровастый посмотрел на меня и увидел то, что и ожидал увидеть. Он сжал увесистый кулак и размахнулся.

Большой и сильный, он оказался слишком неуклюжим и медлительным. Его тяжелый кулак еще не описал полную дугу, как я вмазал ему левым прямым от плеча и разбил губы, а правым попал в солнечное сплетение. Он хрюкнул, сделал шаг назад и широко раскрыл рот, ловя воздух. Я двинул его левым боковым, он поймал его с отвисшей челюстью и упал на колени, а я отступил, чтобы держать всех в поле зрения.

Энн даже не глянула на меня.

— Заберите его, — резко приказала она, — и пошли прочь.

И все же в дверях обернулась. Никогда прежде я не видел в глазах человеческого существа такой неприкрытой злобы. Всю ее она обрушила на меня.

Есть люди, для которых великая направляющая сила — секс, для других — еда, деньги или власть. Мотивом действий Энн была ненависть. Ненависть к Натану Альбро, ненависть к Молли, ненависть ко мне. Но прежде всего, по-моему, ненависть к Натану Альбро.

Тот факт, что он умер, ничего для нее не значил. Она считала, что ее обязанность — унижать его и после смерти. Я думаю, что она не столько старалась завладеть его состоянием, сколько получить возможность разрушить то, что создал он, возможность сделать бесполезными его усилия и целую жизнь.

Я не догадывался, из какого колодца зла питалась ее ненависть. Скорее всего она возникла из чего-то погребенного глубоко в ней. Не исключено, что встреча с Натаном Альбро только подчеркнула незначительность ее собственного отца по сравнению с этим суровым гигантом. Она не смогла такое вынести и тайно возненавидела доброго человека, стремящегося защитить ее от отца. Каким бы ни был источник ее ненависти, он представлял опасность.

Молли вышла из кухни и встала рядом со мной, положив руку на плечо.

— Майло, будь осторожен! Пожалуйста, будь осторожен!

— И ты, — отозвался я. — Тебя она тоже ненавидит.

Секунду мы стояли вместе, глядя на улицу. Там откуда-то собралось много народа: мужчины в широкополых шляпах и нашейных платках стояли, прохаживались, ехали верхом. Неожиданно дверь открылась, и вошел тот самый владелец ранчо. Он остановился, постоял, пока глаза не привыкли к полутьме, и подошел к нам.

— Теперь все в порядке? Все кончилось?

— Мне кажется, да. Очень жаль, что пришлось вас побеспокоить, сэр.

— Вы хорошо держитесь, молодой человек. Очень хорошо. — Он кивнул в сторону улицы. — Мои ребята всю неделю будут поблизости, днем и ночью. Если вам понадобится помощь, позовите их.

— Не стоит, сэр, — улыбнулся я. — В конце концов, это наши неприятности.

— Мои тоже. — Его глаза стали серьезными. — Понимаете, я знаю ее дольше, чем вы, а ее родители знали моих. Однажды, когда я заболел, ее мать выхаживала меня. Более доброй и заботливой женщины я не знал.

— Как?

— Меня зовут Шелби, — представился он. — Я откармливаю скот. Пабло работает у меня.

— Не имел понятия. Они уехали?

— Уехали. Но берегитесь — пока она жива, никто из вас не будет в безопасности. — Он помолчал. — А Молли лучше бы переехать из отеля.

Сняв шляпу, я вытер платком внутренний поясок и внезапно почувствовал себя опустошенным и подавленным. Все кончено. Она уехала или скоро уедет. Так даже лучше.

Энн была мечтой, которая затаилась в глубине моей памяти с того самого дня, когда она приехала к нам на ранчо. Это убедительно доказывает, каким дураком может стать мужчина, когда засмотрится на симпатичную мордашку.

А вот Молли… С ней все совсем иначе. Может, если бы я встретил ее чуть позже…

Она вернулась с кухни, села за мой столик, и мне было приятно просто посидеть с ней в прохладном молчании ресторана, слушая шаги проходящих мимо людей и звон тарелок с мойки, где работал Герман.

— Ты скоро уезжаешь?

— Совсем скоро. Завтра. Мне уже поздно начинать новую жизнь. Во всяком случае…

— Что?

— У меня такое ощущение, будто я что-то не доделал. Что-то такое, что мне нужно было сделать, но я не сделал.

Она посмотрела на меня и улыбнулась.

— Интересно, что же это может быть?

От ее улыбки мне стало не по себе. Я заерзал на стуле, почувствовал, что мне жмет воротничок рубашки, но тут же до меня дошло, как это глупо, потому что рубашка давно расстегнута.

Торопливо глотнув кофе, я обжег рот. Мне страшно захотелось выругаться, но я не мог, потому что она сидела рядом.

— Послушай, — спросил я, — а ты знала Магоффинов?

— Они работали на Ньютона Хенри в Калифорнии, пока неожиданно не уехали в Сент-Луис. Я не понимала, что там происходило, знаю лишь то, что слышала позже. Ньютон выстроил план, как использовать Энн, или Нэнси, как ее тогда называли, против Натана, когда она станет достаточно взрослой. Он хотел разлучить ее с матерью, потому что та стала подозревать его. Ему больше не нужна была Стаси. Только Энн.

— Что случилось?

— Насколько мне известно, Магоффины стали работать против Ньютона на Прайда Хоуви. Ньютон или кто-то еще приняли меры.

— И Магоффины умерли.

Взглянув на улицу, я не заметил ничего неожиданного, однако ковбои все-таки сшивались вокруг ресторана или сидели поблизости в тени.

— Ты знала Энн?

— Мы вместе выросли. Она тогда жила у Натана. Нас с матерью иногда приглашали на ужин. Натан любил компании. С виду он казался строгим и суровым, но в глубине души был очень добрый человек. Энн передразнивала его за спиной, и меня это возмущало.

Когда я вышел на улицу, в окнах уже загорелись огни. Два ковбоя сидели на крыльце напротив, еще один прислонился к столбу под навесом отеля. Взглянув в сторону станции, я вдруг остановился. Персональный вагон исчез!

Уехал? Джефферсон Хенри сдался? Если у него была хоть капля здравого смысла, — а я считал, что здравого смысла у Джефферсона Хенри более чем достаточно, — то он так и сделал.

В холле отеля портье посмотрел в мою сторону, но промолчал.

— Кажется, персональный вагон Хенри отбыл, — заметил я.

— Он уехал, но Топп остался. Похоже, его рассчитали.

Топп еще здесь?

В номере было темно и тихо. Я зажег спичку, поднес ее к фитилю лампы и снова накрыл ее стеклом. Какое-то время стоял, осматриваясь. Не такое уж хорошее место, чтобы назвать его домом.

Раздевшись по пояс, я налил в таз холодной воды и вымылся, затем вынул чистую рубашку.

— Пустая трата времени, — пробормотал я. — Завалился бы лучше в койку и выспался. Что ты собираешься делать вечером в городе? Осталось только приударить за этой девчонкой?

Я причесался и надел пиджак. При этом в глаза мне бросился конверт Молли, и я решил открыть его. В нем лежало именно то, что я думал, и даже больше.

По завещанию Натана Альбро все его состояние переходило к Молли Флетчер. Там находились также списки акций, ценных бумаг и земельных владений с некоторыми предложениями о продолжении или окончании вложений капитала, а также другие официальные или полуофициальные бумаги. Я положил их обратно в карман. Надо все немедленно передать Молли. В конце концов, что у нее останется без этих документов? Ничего, кроме одной трети грошового ресторанчика.

Вот здесь, в моем кармане, лежало все, над чем работал Натан Альбро, и все, чем владела Молли Флетчер.

Из коридора донесся слабый скрип сапог, медленные, осторожные шаги, затем наступила тишина.

Моя рука потянулась к револьверу.

 

Глава 27

Некоторое время все было тихо. Доски в коридоре скрипели, когда кто-то тяжелый переминался с ноги на ногу. Затем шаги медленно удалились.

Подошла моя очередь банковать. Я знал, что могу не выйти из переделки живым. Никто не застрахован от промаха или ошибки. Но я обязан отдать документы Молли.

Выглянув из номера, я убедился, что коридор пуст, положил револьвер в кобуру и быстро направился к лестнице. В холле сидела пара коммивояжеров, но, занятые разговором, они даже не посмотрели на меня. За конторкой работал новый портье.

Улица погрузилась в прохладную темноту. На станции стоял опоздавший поезд — длинный ряд светящихся окон и пыхтящий паровоз. Из окон домов свет падал на тротуары, где-то на задних дворах закричал осел.

Улица длиной в четыре квартала, три зажженных фонаря, несколько горящих окон. Совсем маленький город.

Горы на горизонте манили меня. Там можно заночевать на густой траве или набросанном лапнике, спокойно лежать, глядя на звезды, и уноситься мыслью в беспредельные дали. Конечно, это не то, что Ма хотела для меня. Она мечтала, чтобы у меня был свой дом и несколько подрастающих малышей. Внуки — вот чего она хотела.

Она может подождать.

Конечно, Эм с годами не молодела. Мы чаще называли маму Эм, чем Ма. Она выросла в холмах Теннесси и прожила хорошую жизнь. Единственное, о чем она жалела, так это о том, что ей недоставало одного дюйма до шести футов роста.

Правда, была еще Пэкет. По крайней мере, мы так ее называли. Все женщины Сэкеттов отличались высотой и статностью, только Пэкет подкачала, но в проворности и ловкости она никому не уступала. Из винтовки она стреляла лучше своих братьев, когда ей еще не исполнилось и одиннадцати. Половину мяса на стол добывала она. Ребята пахали, складывали сено в стога и занимались любой другой работой, и, если бы Пэкет не стреляла так метко, они по вечерам частенько ложились бы спать, так и не отведав на ужин мяса.

Эм мечтала о внуках. Барнабас, мой старший брат, насколько я знал, до сих пор не ухаживал ни за одной девушкой, хотя, как он вел себя за границей, мне неизвестно.

На другой стороне улицы кто-то двигался, и я остановился. Человек стоял в ночной тени у столба под навесом и был здоров, чертовски здоров.

— Тэлон?

Я узнал Джона Топпа.

— Не ожидал тебя увидеть, Джон. Твой босс уехал.

— Я хотел повременить, Тэлон, дождаться нужного момента. У тебя слишком много друзей, вроде этого старого охотника на бизонов Бэгготта с его «большой пятидесяткой».

— Он крепко мне помог, верно? А я даже не знаю почему.

— У тебя есть друг с деньгами, Тэлон, но у меня теперь тоже есть такой.

Он стоял под навесом, вырисовываясь смутной тенью в сгустившейся тьме. Если начнет выхватывать револьвер, я этого не замечу. Может, он уже держит его в руке… Нет, я бы заметил отблеск света на стали.

— Да, у Хенри водятся денежки.

— Не так много, как у моего нового босса. Только иногда деньги не так уж важны. Все, что мне нужно, — это позаботиться о тебе. И все.

— Вроде как не пыльная работа, а?

— Ну, не знаю. Ты стреляешь достаточно быстро для деревенского парня. Я никогда не задумывался, как стреляю, хотя однажды хотел встретиться один на один с кем-нибудь из Сэкеттов. Говорят, они все хорошо управляются с револьвером.

Что-то всплыло, пришло на ум — то, что все время не давалось. Это почти невероятно, но я припомнил, что у Джона Топпа был пояс, отделанный серебром. Много серебра, индейского серебра.

А вдруг…

— Один из Сэкеттов перед тобой. Моя мать носила фамилию Сэкетт.

Мелькнула мысль. Портис! Это Портис заплатил Бегготту! Теперь я у него в долгу.

Неясный отблеск света. Моя правая рука метнулась вниз, и тут же меня пронзила боль, из-за нее я выхватил револьвер чуть медленнее. Чертов синяк от падения в скалах… Почему он не беспокоил меня раньше? Пуля попала в столб, обдав лицо мелкими деревянными шариками, и я начал стрелять. Джон Топп сделал шаг вперед, его рука с револьвером висела вдоль тела, затем стала подниматься.

— Ты не слишком быстро стреляешь, — сказал он. — Не слишком быстро.

Его револьвер смотрел на меня, он ступил в полосу света, и люди в городе стали открывать двери и осторожно выглядывать из окон. Топп был на расстоянии ширины улицы, и я добавил к прозвучавшим двум выстрелам еще три.

Он снова шагнул вперед.

— Не так уж и быстро, — сказал он. — Я ду… — Он хотел сделать еще шаг, но зашатался и повалился на бок.

Улица замолчала, и на нее стали выходить люди.

Мне сказали, чтобы я уезжал, убирался вон из города. Но вначале я перезарядил револьвер.

Рядом со мной оказался Герман.

— Майло? Как ты?

— Он ждал меня, Герман. Ждал в темноте.

Возле меня столпились люди, кто-то сказал:

— Тэлон, развлекайся в другом месте. Стрельба, убийства — мы устали. Если на рассвете увидим тебя в городе, в течение часа соберем народ и накинем тебе веревочный галстук.

— Не стоит собирать народ. Не я устроил эту стрельбу, а что касается галстуков, то меня устраивают те, которые у меня есть. — Подумав, добавил: — Мне нужно забрать свои вещи и коня, хорошо?

— Хорошо, но только без стрельбы.

— Это все та женщина, — сказал кто-то. — Я слышал, как она наняла Топпа и что ему обещала за это.

— Не важно. Хватит убийств.

У меня заняло немного времени, чтобы собраться. Чемодан Магоффинов я оставил в номере рядом с кроватью для того, кому он понадобится, забрал из конюшни коня и поехал мимо ресторана.

Несмотря на поздний час, в окнах ресторанов еще горел свет. В «Золотой шпоре» тенор пел с ирландским акцентом «Сегодня мы ночуем в старом лагере».

Спешившись, я подошел к дверям. Молли была там, и я передал ей конверт.

— Я только что все прочитал. Похоже, тебе придется разбираться с наследством Натана.

— Знаю. Кажется, я уже готова к этому.

— Я уезжаю, Молли. Я выбираю тропу домой. Там есть маленький городишко под названием Пуэбло, городишко с замечательными людьми. Если появишься в тех краях, заезжай — я буду ждать тебя.

— Девушке неприлично ездить в гости к мужчинам.

— А если мужчина станет твоим мужем? — Ох как тяжело было произнести это слово, но мне все-таки удалось. — Там есть священники, проповедники и всякие другие лоцманы человеческих душ. Можешь выбирать.

— Никогда не думала, что ты наберешься смелости сделать мне предложение, Майло.

— Я тоже. Понимаешь, сама идея… А как же одинокие тропы, поляны, залитые лунным светом, ручьи, бегущие с…

— Позабудь про это. Увидимся в Пуэбло.

С этим напутствием я забрался в седло и повернул коня хвостом к городу. Но можно ведь еще нарваться на Прайда Хоуви! Тогда меня опять ждут неприятности, но к ним я готов. Оглянувшись, увидел за собой дюжину горожан с ружьями и винтовками. Меня провожал почетный эскорт.

На низком гребне показались четыре всадника, они оглянулись, ожидая погони. Ее не было. Их выгнали из города — вытащили из постелей и приказали уезжать, и немедленно.

Горожане не хотели стрельбы, не хотели неприятностей, и те, кто принес с собой беду, оказались незваными гостями, которых не желали больше терпеть.

— Залезайте на своих лошадей и проваливайте. Не знаю куда, но сюда больше не возвращайтесь.

— А нельзя ли подождать поезда? — осведомился пижон.

— Нет. У вас есть лошади. Поезжайте на них.

На гребне они немного постояли, потом начали спускаться по склону.

— Поехали в Кэнон-Сити, — предложила Энн. — Мне все равно туда надо. У меня там деньги в банке.

Крупный мужчина со сломанной челюстью с отвращением посмотрел на нее, а его сестра сказала:

— Ты давно обещала нам деньги. Я хочу увидеть, какого они цвета. — Она головой показала на мужчину со сломанной челюстью. — Сэма надо лечить. Ему необходим отдых. Нам нужны деньги.

— Разумеется. В Кэнон-Сити.

Все замолчали.

— Разве нет дороги покороче? — спросила толстая женщина.

— Есть, но тогда нам придется проезжать по земле Ролона Тейлора. Его люди могут отнять у нас лошадей и седла.

— Они и так принадлежат Тейлору, — заметил пижон.

Четверо всадников больше не произнесли ни слова, пока тускло-серый рассвет не сменил яркий день. Они разбили лагерь под соснами, и городской пижон чувствовал себя несчастным. Он никак не мог удобно устроиться на земле, в нем нарастало раздражение и отвращение. Их не взбодрил даже кофе.

— Никогда не думал, что мы уедем вот так. Ты говорила, что у нас будет золото, много золота.

— Мы временно потерпели неудачу, только и всего. У меня есть один план.

Через несколько минут Энн сказала:

— Вы не учли одного: они выехали перед нами, он впереди, а она немного сзади. Ничего, кроме седельных сумок. Завещание наверняка у них.

Пижон задумался. Четверо против двоих. Плюс внезапность.

— Может быть, — пробормотал он. — Может быть.

Он был зол. Пижон вложил в дело бездну времени и кучу собственных денег. Как-то раз ему пришлось работать вместе с Натаном Альбро, он восхищался им. Альбро имел деньги, и большие. Это точно. Энн Хенри, по слухам, являлась его дочерью и наследницей. Она искала помощников, и он был рад услужить. Теперь, несколько месяцев спустя, дурман рассеялся, чувство радости улетучилось. Он хотел только получить свои деньги обратно, выпутаться целым и невредимым и унести ноги.

— Впереди ранчо, — вдруг указала Энн. — Там мы сможем перекусить.

— Мне это не нравится, — раздраженно сказал пижон. — Совсем не нравится. И место смахивает на то, о котором упоминал Тейлор. Он говорил, что оно вселяет в него страх.

— Нонсенс! Посреди бела дня? Если боитесь, поезжайте дальше. Не торопитесь, я раздобуду еды на всех и догоню вас. — Она указала на холмы. — Там есть тропа, ведущая прямо в Кэнон-Сити. Я скоро.

Она развернула коня и стала спускаться вниз по склону. Энн не собиралась задерживаться. А люди на Западе всегда были готовы поделиться едой с путешественниками.

Когда она въехала во двор, серое небо затянули облака. Из дома, прикрыв глаза ладонью, вышла женщина. Когда Энн подъехала, женщина приветливо улыбнулась.

— Вот и я говорю, мисс, ваш приезд просто чудо: я только что мечтала о гостях. Последние несколько дней мне было так одиноко! Входите! Входите!

Энн вошла в сияющую чистотой кухню, на окнах висели веселенькие чистые занавески.

— О, как красиво! — воскликнула она. — Вот уж не ожидала, что у вас такой приятный дом.

— Надо только немного постараться, — сказала Бесс, — но очень тяжело найти помощников. Я всегда ищу сильных, деятельных молодых девушек.

— Вам нетрудно будет их найти. У местных владельцев ранчо наверняка есть дочери, которые будут рады работать на вас.

— Вот, — усердствовала Бесс. — Садитесь сюда. Я принесу вам чашечку кофе.

— Можно мне взять с собой немного еды? Я с друзьями, которые поехали вперед.

— Конечно! Поехали вперед, вы сказали? И погода, похоже, портится. Им бы надо остановиться здесь, пока не развиднеется. Ну а тем временем… Как, вы говорите, вас зовут?

— Энн.

— Да, Энн. А тем временем вы можете у меня погостить. Нет смысла мокнуть под дождем. Когда он кончится, быстро догоните своих.

Упало несколько капель дождя. «Почему бы нет? — сказала себе Энн. — Нет смысла мокнуть из-за них. Когда гроза кончится, я легко их нагоню».

— Я вижу, вы устали, Энн. Очень устали. Сейчас я кое-что приготовлю вам и вашим друзьям, а пока прилягте. Сюда, пожалуйста! Кончится дождь, я упакую вам еду, и вы поедете дальше.

— Ну, если вы не возражаете…

— Конечно нет! Проходите, проходите. Коечка простая, не совсем удобная, но она вам понравится. Ну а теперь ложитесь. Я разбужу, когда кончится дождь. Вот так. Удобно? Ну а теперь немного поспите. Нельзя себя изматывать.

Энн медленно потянулась. Она действительно устала. Так устала! Ей казалось, что она ехала несколько дней, не слезая с седла.

Ее глаза закрылись, но через некоторое время она снова открыла их. Какая странная комната! Серые стены без окон… наверное, какая-нибудь кладовка.

Ее глаза снова закрылись на несколько минут, только на секунду…

Такая приятная женщина… такие красивые голубые глаза. Мысль исчезла, и она уснула — глубоко, без тревог.

Далеко впереди на тропе Сэм остановил лошадь и оглянулся назад.

— Что-то нет Энн, ей уже пора бы нагнать нас, — пробормотал он сквозь бинты.

— Мое мнение, — заявила его сестра, — она решила избавиться от нас.

— Ну, — сказал пижон, — по-моему, хорошо и то, что мы от нее избавились. Ее пустыми обещаниями я сыт по горло.

Он еще раз оглянулся назад. Пыли, первого признака скачущего всадника, видно не было… правда, прошел дождь, но он кончился несколько часов назад. Если Энн намеревалась ехать с ними, она бы уже давно догнала их. В конце концов, ехали они не очень быстро.

После дождя небо стало пронзительно голубым, ветер стих. Пара капель упала с листьев на тропу.

Даже городской пижон смог полюбить эту землю, эту прекрасную, бесконечную, полную тайн землю.