Глава 1

К концу дня он вошел в грязный запущенный бар, где размещалась еще и маленькая лавчонка. Постоял, внимательно осматриваясь, а потом увидел меня. Я сидел в углу, привалившись спиной к стенке. Передо мной на столе лежал револьвер. А левой рукой я наливал в стакан текилу.

Он направился через комнату прямо ко мне, мужчина с лицом школяра, но твердым взглядом уверенного в себе человека.

— Когда я сказал, что мне нужен стрелок, достаточно сильный, чтобы завалить гризли, — заявил он, — меня послали к вам.

— Сколько? — спросил я. — И кто тот самый гризли?

— Его зовут Генри Веттерлинг, он хозяин Бэттл-Бейсин. И я даю вам тысячу долларов.

— Что я должен сделать?

— Там есть девушка, ее зовут Нана Мадуро. У нее ранчо на Вишневом ручье. Веттерлинг хочет эту девушку и это ранчо. А я хочу, чтобы ему не досталось ни то, ни другое.

— Вы предлагаете мне его убить?

— Для меня важно, чтобы он исчез оттуда. А вы уж сами думайте, что вам делать. Когда я кого-то нанимаю на какую-нибудь работу, я не объясняю ему, как он должен ее выполнить.

Этот человек с юным ликом был не так уж мягок, в случае необходимости он мог показать характер.

— Хорошо, — согласился я.

— Только еще одно. — Он чуть улыбнулся, как бы заранее радуясь тому, что собирается сообщить. — Этот Веттерлинг — крепкий мужик, кроме того, у него всегда при себе пара телохранителей. Их зовут Клевенджер и Мак.

Владелец бара принес лимон и соль, и я принялся пить текилу.

— Мой ответ остается прежним, — кивнул я, — но цена будет выше. Пять тысяч долларов.

Выражение его лица не изменилось, он полез в карман, вытащил бумажник и начал выкладывать зеленые банкноты на грязный стол, отсчитывая две тысячи.

— Мне нравятся люди, которые назначают правильную цену за свою работу. Остальное — когда все будет закончено.

Он отодвинул стул и встал, а я смотрел на эти зеленые бумажки и думал, сколько долгих месяцев мне пришлось бы пасти коров за эти деньги, если только кто-нибудь и где-нибудь осмелился бы дать мне работу.

— А в чем ваш интерес? — спросил я. — Вы сами хотите эту девушку или ранчо, за которым охотится Веттерлинг?

— Я вам плачу за работу, — отрезал он, — а не за вопросы.

На своем Рыжем я въехал в Бэттл-Бейсин в тихое послеобеденное время, когда ярко светило солнце и тени от облаков проплывали по окрестным холмам.

Все люди на пыльной улице с интересом уставились на меня, да им и было на что посмотреть. Я весил двести сорок фунтов, но при росте в шесть футов и три дюйма выглядел фунтов на двадцать пять легче. Из-под плоских широких полей черной шляпы на плечи спадали темные кудри. Я носил тогда модный жилет, ярко-красную рубаху и сапоги на высоких каблуках, в которые заправлял старые джинсы, местами вытертые до черноты. На левой щеке у меня красовался глубокий шрам. Мне разнесли ее ножом до самой кости. А человек, которому принадлежал тот самый нож, оставил свои кости в гнусной крысиной норе по дороге на Сонору.

Должен сказать, что мой конь производил неизгладимое впечатление. Рыжий был высоким, крепким конем и имел семнадцать ладоней в холке и весил тринадцать сотен фунтов. Он уродился с черными гривой и хвостом, а шкура отливала красноватым оттенком.

— Вот это конь! — восхитился мужчина в белом фартуке. — На таком может ездить настоящий мужчина.

— Вот я и езжу на нем, — ответил я и прошел мимо любопытных горожан в бар. Мужчина в белом фартуке последовал за мной.

— Я пью текилу, — сообщил я ему.

Он принес бутылку, открыл ее, а потом разыскал лимон и соль. Я опрокинул одну порцию, потом другую, осмотрелся, и все показалось мне очень знакомым. Вспомнились времена…

— Я разыскиваю ранчо на Вишневом ручье. Оно принадлежит Нане Мадуро.

Лицо бармена изменилось прямо у меня на глазах, и он принялся протирать стойку бара.

— Берегитесь Веттерлинга, он метит прибрать к рукам и то и другое.

— Мне надо повидаться с хозяйкой, — ответил я и поставил стакан.

По улице быстро проходила девушка с огненно-рыжими волосами и карими глазами. Когда она увидела Рыжего, то остановилась как вкопанная. А я уже стоял под навесом, курил и наблюдал за ней, понимая, что происходит в ее душе.

Она оглянулась на стоявших вокруг людей.

— Я хочу купить эту лошадь. Кто ее хозяин?

Один из мужчин указал на меня через плечо большим пальцем, и она сделала шаг в мою сторону. Ее губы немного раскрылись, и глаза расширились.

Она была женщиной до кончиков ногтей и всегда оставалась такой, гордо и с вызовом несла свое женское естество, как развевающееся знамя. И это мне ужасно в ней нравилось.

— Лошадь ваша?

Я вышел из тени навеса на солнечный свет с сигаретой в зубах. Я почернел от загара, а ее кожа осталась нежной и золотистой, несмотря на солнце пустыни.

— Хэлло, Лу! — воскликнула она. — Хэлло, Лу Морган!

— Столько времени прошло, как мы виделись в Мазатлане, — ответил я. — А ты все так же хороша!

— Так ты же остался на острове. Сидел в тюрьме. Я думала, что ты и сейчас там.

— Вспомнил тебя, и никакие стены не смогли удержать меня, — ответил я, слегка улыбнувшись. — Вот и нашел способ уйти оттуда. В тюрьму я еще успею.

— А как ты узнал, что я здесь?

— Никак. Помнишь, я из-за тебя убил человека, а ты сбежала, не сказав ни слова и не оставив ни строчки. Ты бросила меня, как грязь на улице! — произнеся это, я прошел мимо нее и вскочил в седло. Глядя на нее сверху вниз, заметил: — А ты совсем не изменилась. Несмотря на манеры настоящей леди, ты по-прежнему просто бродяжка.

Высокий молодой человек, стоявший на тротуаре и переполненный юношеской гордостью, решил, что настало время ему вмешаться в наш разговор. Я направил своего жеребца к нему и, когда поравнялся с ним, схватил его за ворот рубашки и, приподняв, полузадушенного, держал на уровне глаза на согнутых руках, уперев костяшки пальцев ему в голову. Потом хлестнул его по побледневшему лицу так, что на нем остался след от моей руки, и выпустил. При этом Рыжий отступил в сторону. Я поехал прочь из города.

Но инцидент с пощечиной принес некоторое облегчение моей душе и освободил меня от части той злости, которую я испытывал. Но это была не совсем злость, а скорее мужское чувство, которое снова поднялось во мне, сильное, физическое влечение, испытываемое мною к этой женщине. Все случившееся возбудило меня и заставило сильнее сжать челюсти.

Нана Мадуро! И тот человек с худым лицом в баре, который нанял меня освободить ее от этого — как бишь его зовут? — Веттерлинга!

Нана Мадуро, полуиспанка и полуирландка, в которую я влюбился в семнадцать лет и которую так страстно желал! Ради нее я убил человека, за что меня приговорили к повешению. Он был опасным и очень влиятельным сеньором в Мексике, но я думаю, что мало кто огорчился, когда его не стало. Это мне помогло, казнь заменили пожизненным заключением, а через два года я убежал и скитался в горах, а еще через два года узнал, что все документы пропали, и я снова стал свободным как птица.

В свои пятнадцать лет Нана Мадуро была вполне сложившейся женщиной и телом и духом, но еще невинной, что причиняло ей беспокойство.

А я в семнадцать оставался мальчишкой по мозгам и темпераменту, хотя успел стать грубым и сильным. Искал золото, умел охотиться и ездить верхом. Вот, пожалуй, и все.

Сейчас, когда прошло семь лет, все изменилось. Нана расцвела и превратилась в великолепную женщину. На мою же долю за эти годы выпало много бед. Теперь я разъезжал вооруженным до зубов и всегда один, нанимался сражаться за деньги и сдавал внаем свое мастерство и оружие.

Я три дня скитался по холмам и не видел ни одной живой души, хотя смотрел на окружающий мир не только невооруженным глазом, но и в бинокль. И я многое увидел и понял.

Вишневый ручей оказался чудным местом, где под ветром развевались душистые травы высотой по колено и цвели дивной красоты цветы. Даже сухие участки поросли кустарником и высохшие на вид растения пустыни представляли собой неплохой корм для овец и коров. Здесь имелась вода и спасительная тень от полуденного солнца, и скотине не приходилось далеко ходить на водопой.

И все это принадлежало Нане Мадуро, той самой Нане, в которую я влюбился мальчиком, хотя желал ее как мужчина. А любил ли я ее как мужчина? Кто теперь может это сказать?

Ее стадо насчитывало тысячи голов, а таких домов на ранчо, как у нее, я никогда не видывал, — невысокий, красивый и удобный, расположенный как раз там, где следует жить человеку. И клеймо «НМ». И сосед по имени Веттерлинг.

Ранчо Веттерлинга находилось к северо-востоку отсюда. За грядой холмов, достаточно высокой, чтобы скот мог через нее переходить. Тоже хорошее ранчо, как и многие другие в округе, но только деревьев поменьше, да трава похуже. Такой красоты переливающегося моря травы, как на Вишневом ручье, по правде говоря, я никогда не встречал.

Потом я увидел их вместе. Он был крупный, светловолосый, сильный мужчина. По меньшей мере на два дюйма выше меня. Он легко двигался и хорошо справлялся с лошадью.

Но я заметил и другое. Из-за повышенного внимания этого человека Нана растеряла всех своих друзей. Он один заменил ей все окружение. Люди избегали ее из страха перед ним. Он сумел как бы изолировать ее, загнав в ловушку. Стало ясно, что в его план входило либо завоевать ее в конце концов, либо, в случае неудачи, завладеть ранчо.

Но они часто ездили вдвоем, весело гоняясь по холмам, смеялись. И когда в Бэттл-Бейсин устроили вечер танцев, приехали туда вместе.

Собираясь на этот вечер, я тщательно побрился, вычистил одежду и отполировал до блеска сапоги. И хотя я шел на танцы, чтобы посмотреть на девушек, в том зале для меня была всего одна женщина.

Она стояла рядом со своим громадным спутником, и я направился к ним через весь зал, позванивая своими большими калифорнийскими шпорами. Я видел, как ее лицо побледнело и как она тут же начала что-то говорить ему, но я прошел мимо и пригласил на танец дочку владельца ранчо по фамилии Гринуэй.

Когда мы с Энн Гринуэй кружились в вальсе, я снова видел лицо Наны, которое то вспыхивало, то опять бледнело, а ее прекрасные глаза сверкали гневом. Так я танцевал с Энн, потом с Роуз Маккуин, потом с другими девушками из деревни и с ранчо, но так и не пригласил на танец Нану Мадуро.

 

Глава 2

Нана неотрывно следила за мной. Это я хорошо видел. Она очень злилась. Я на это и рассчитывал, потому что какой же охотник даст уйти оленю? Особенно, если этот олень уже ранен?

Когда вечер танцев подошел к концу, появились двое мужчин.

Один худой, с изможденным лицом и лысой головой со шрамом — Клевенджер. Другой — его кривоногий партнер Мак, приземистый, с красным лицом.

У обоих сбоку болтались револьверы, и они казались очень опасными. Их знали повсюду вдоль границы как отчаянных забияк и любителей кровавых перестрелок. И они заслужили такую репутацию. Поговаривали, что на их совести не один покойник.

Они тут же встали рядом, когда я остановился недалеко от беседовавших Веттерлинга и Наны. Увидев, что Веттерлинг собрался пригласить ее потанцевать, я, опередив его, быстро подошел к ней и спросил:

— Потанцуем?

Она положила руку мне на плечо, и мы закружились с ней в вальсе.

Лицо Веттерлинга потемнело и исказилось, я видел, как взгляды двух его пособников устремились на меня, но я твердо держал Нану в объятиях и чувствовал, что ей хорошо в моих руках. Она смотрела на меня, ее прекрасные нежные губы приоткрылись, и глаза сверкали.

— Отпусти меня, дурак! Они же убьют тебя!

— Прямо сейчас? — улыбнулся я ей, но мое сердце отчаянно билось, во рту пересохло, и все мое существо наполнилось стремлением к ней. — Ты же помнишь, что меня уже пытались убить, давно.

Я притянул Нану ближе к себе, ощутил ее грудь, моя рука теснее обняла ее талию.

— Умереть за такой миг, — шепнул я, — значит умереть не напрасно.

Думаю, что так могли говорить в семье моей матери, а уж никак не в семье отца, выходца из Уэльса. Только испанцы благословляют смерть во имя любви, хотя я не думаю, что они до такой степени непрактичны. В девичестве моя мать носила фамилию Ибаньес.

Когда танец закончился, Нана осторожно высвободилась из моих объятий и попросила:

— Оставь меня! — И когда я взял ее под руку, чтобы отвести к Веттерлингу, она взмолилась: — Ну пожалуйста, Лу!

Но я вроде бы оглох. Отвел ее к нему, остановился перед ним и двумя его сторожевыми псами и заявил:

— Она прекрасно танцует, мой друг, и со мной лучше, чем с вами. А вас не смущает граница, которая проходит по лесу? Вы по-прежнему намерены гонять свой скот на ее луга?

Потом повернулся к ним спиной и удалился, а дьявол, сидевший во мне, торжествовал, потому что мне удалось взбесить этого парня, хотя мне было жаль оставлять ее. С этого момента я понял, что как прежде люблю Нану Мадуро. Ни тюрьма, ни годы, ни ее холодность не могли убить во мне это чувство.

Когда я выходил, у дверей стоял тот самый краснокожий кривоногий тип, который посоветовал мне:

— У тебя хорошая лошадь, и ночь подходящая для езды. Поезжай и не останавливайся, пока не пересечешь границу Территории.

— Увидимся завтра, — кивнул я ему.

— Тогда не выпускай из рук револьвера, — ответил Мак, смелый мужчина, и вернулся в танцевальный зал.

Утром я снова поехал в холмы, чтобы хорошенько поразмыслить. Веттерлинг хотел и девушку, и ранчо, и без сомнения одинаково сильно. И другой человек тоже хотел заполучить это ранчо, а может быть и девушку. Но почему именно это ранчо?

Красивое — да. Богатые луга — да. Но, принимая во внимание препятствия и расходы, — почему? Месть? Ненависть? Вполне возможно. Человеку свойственно ненавидеть. Но в моем представлении мужчина, который меня нанял, не таков. Он хорошо знал, чего хотел и как этого добиться.

Мелкие владельцы ранчо и ковбои, с которыми я говорил, не могли дать мне ключ к разгадке. Я не спрашивал напрямик, известен ли им мой наниматель, но иногда мне казалось, что они могли с ним где-то встречаться.

Дорога через лес, которую я обнаружил ранее, теперь охранялась. Там, по ту сторону границы ранчо «НМ», сидели двое мужчин с винтовками на коленях. Я внимательно осмотрел дорогу в бинокль. Она была широкая и ровная. Вскочив в седло, я заметил отблеск солнечного луча на далеком склоне холма, находившемся на территории ранчо Мадуро.

Мой Рыжий вышел на дорогу, и я проехал по ней так далеко, что вернулся в Бэттл-Бейсин, когда уже стемнело. Оставил коня в маленькой конюшне на две стойла на окраине и, держа револьверы наготове, двинулся к городу. Я бесшумно прошел мимо домов и вышел на центральную улицу. Держась в тени, осмотрелся.

Нетвердой походкой переходил улицу пьяный ковбой. Я уже собрался выйти из тени на свет, как вдруг замер на месте, поняв, что пьяный ковбой, проходя мимо домов, говорил не сам с собой, а с кем-то, кто теперь шел с ним рядом!

Юркнув снова в тень, я осторожно прошел к загону. Там стояло около дюжины лошадей, оседланных, взнузданных и привязанных, и все с клеймом ранчо Веттерлинга. Я нащупал его пальцем.

До меня дошло, что люди Веттерлинга устроили мне в городе засаду. Они ждали меня. И где бы я ни появился, меня встретит перекрестный огонь. Я оценил четкость и продуманность их плана. Но они и представить не могли, что я сумею разрушить их красивый проект, поскольку забыли, что мне пришлось вынести на своем веку и что в течение многих лет выживал только благодаря своей осторожности. Я крался как индеец, тихо и спокойно.

При свете луны осмотрел салун, окна гостиничных номеров на втором этаже и крыши дома. А потом пробрался к задней двери салуна и вошел туда. И сразу столкнулся нос к носу с Маком и еще каким-то типом, не Клевенджером. Один человек — это опасно, а два — опасно как яд, но я вошел и сказал:

— Ну вот, Мак. Ты ищешь меня?

Он остолбенел. Я видел, как дрогнули его плечи, потом он развернулся ко мне. Но я стоял наполовину в тени, и это затрудняло его действия. Его партнер, по-видимому не очень умный, немедленно схватился за револьвер прямо у меня на глазах.

У меня на поясе висели два револьвера и в наплечной кобуре третий — «вэс-хардин». Пока эти двое доставали оружие, я расстегнул ее.

Странно, что в таких ситуациях секунды кажутся часами, а минуты — вечностью. Мак поднял револьвер быстрее, чем все другие. На заднем плане я видел бармена с открытым ртом и выпученными глазами. Другой мужчина, который только что вошел в дверь, оказавшись на линии огня, так и замер. В баре воцарилась мертвая тишина.

Быстро и легко я выхватил револьвер из наплечной кобуры. Протянул руку вперед, опустил локоть, и оружие подпрыгнуло в моей руке. Вспышка из револьвера Мака последовала на долю мгновения позже. Я увидел, как он подался плечами вперед, будто его ударили в живот. Потом дуло моего револьвера пошло влево, и я снова выстрелил.

Дружок Мака вскочил, приподнялся на цыпочки и грохнулся на пол. А сам Мак навалился на угол стола и сосредоточенно смотрел на меня. По его глазам я понял, что убил его. Когда до него дошло это, он выронил револьвер.

Я быстро выскочил в заднюю дверь, поднялся по наружной лестнице на второй этаж и забежал в первую же комнату, которая, на мое счастье, оказалась пустой. Потом взобрался на окно, стал на подоконник, схватился за край крыши и подтянулся.

Со всех сторон между домов бежали мужчины, и их шаги глухо грохотали по деревянным настилам. Кругом раздавались громкие крики. А я лежал тихо и ждал.

Меня встревожило движение в комнате подо мною. Потом прямо у окна кто-то заговорил, и я слышал каждое слово.

— Вы знали его раньше?

Вопрос задал Веттерлинг.

— В Мексике, — ответил голос Наны. — Он работал у моего отца, и когда Санчес убил его и забрал меня с собой, Лу Морган погнался за ним. Он застрелил Санчеса прямо на улице и отвез меня домой. За это его судили и посадили в тюрьму.

— Вы любили его?

— Любила его? — Ее голос звучал спокойно. — Я была совсем девочкой, а он — мальчишкой, и мы едва знали друг друга. Да я и теперь его не знаю.

— Но вы сильно переменились, когда он приехал.

— А вы стали еще настойчивее. — Нана возвысила голос. — Я не уверена, чего вы хотите больше на самом деле, — мое ранчо или меня.

Он, очевидно, подошел к ней вплотную, потому что я слышал, как она отстранилась.

— Нет!

— Но вы обещали, что выйдете за меня замуж.

— Я сказала, что могла бы. — Она стояла у самого окна. — А теперь идите и найдите еще вооруженных людей. Они вам потребуются.

Он начал протестовать, но она настояла на своем. Я услышал, как захлопнулась дверь, Нана подошла к окну и отчетливо произнесла:

— Когда в следующий раз будешь использовать мое окно как лестницу, пожалуйста, вытирай ноги.

Соскользнув с края крыши, я снова влез в окно.

Ей очень шел синий костюм для верховой езды и красивая прическа, которой я прежде не видел. Я никогда не знал девушки столь желанной. Она читала это в моих глазах, потому что я не делал ни малейшей попытки скрыть свои чувства.

— Кто ты такой, Лу? — с вызовом спросила она. — Животное?

— Иногда. — Я чувствовал, как гудит кровь в моих жилах и напряженно пульсирует висок. На меня шла ночная охота, а я стоял, широко расставив ноги, смотрел на женщину, ради которой мог бы отдать свою душу. — Когда я рядом с тобой, — добавил я.

— А хорошо так говорить?

— Может быть, и нет. Но тебе это нравится.

— Ты слишком много себе позволяешь.

Я сел, не спуская с нее глаз, и понимал, что восхищение, которое она читала в них, волнует ее. Но она умела управлять мужчинами и часто пользовалась этим. И мной тоже от души покомандовала в свое время. Но это было так давно. С тех пор я оставил свои следы на многих дорогах.

— Ты здесь не в безопасности, — забеспокоилась она. — За тобой охотятся двадцать отъявленных головорезов. Уезжай отсюда!

— А тебе знаком светловолосый, симпатичный человек, похожий на профессора колледжа?

Вопрос удивил ее, но обострил внимание, и она спросила:

— Почему ты спрашиваешь?

— Это он нанял меня, и я приехал. Остановить Веттерлинга.

— Ты лжешь!

Она бросила мне в лицо это горькое, злое слово.

— Нет, правда.

Она внимательно посмотрела на меня.

— Значит, ты приехал не потому, что я в опасности?

— Как я мог? Откуда мне было знать? — улыбнулся я. — Но сама идея о работе, в результате которой я избавлю тебя от этого мерзавца, представляется мне привлекательной. Мне нравится такой поворот дела.

Она была разочарована, хотя всячески старалась не показать этого. Она хотела бы видеть во мне романтичного странствующего рыцаря, который явился, чтобы освободить ее. Будто она нуждалась в этом. Она вертела большинством мужчин, как игрушками, и едва ли нуждалась в защитнике, хотя могла об этом и не догадываться.

И я уже ревновал не к Веттерлингу, а к тому незнакомцу, который меня нанял.

— Он бы никогда не сделал этого, — настаивала она, — кроме того, он понятия не имеет о… о Генри.

— Он знает. Но не только это. Он хочет заполучить также и твое ранчо. Могла бы и сама догадаться.

Вот теперь она разозлилась:

— Ты — лжец, презренный лжец! Он совсем не интересуется сельским хозяйством! Он даже никогда не бывал на ранчо! Ему и в голову не придет нанимать убийцу!

Так меня называли и раньше. И это соответствовало действительности. Я сдвинул свою потрепанную шляпу на затылок и начал разминать сигарету, чтобы выиграть время.

— Веттерлинга совсем не интересует твое ранчо, — медленно сказал я. — Он хочет получить только его часть.

Для нее прозвучало как сущее оскорбление, что мужчина интересуется чем-то другим, кроме нее самой. Теперь она злилась на Веттерлинга.

Вот почему мой таинственный наниматель беспокоил меня больше всего.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — сказала она.

— Нана Мадуро, — проникновенно вымолвил я. — Какое красивое имя. И такое древнее, потому что Мадуро когда-то одним из первых пришел в Новую Испанию. У него был брат-иезуит.

— Но и в твоей семье встречались иезуиты!

— Вспомни, как ты приобрела это ранчо? Дедушка помог, не так ли? Он оставил тебе деньги и наказал купить его? И ты подчинилась? Ты сделала то, чего никогда не хотела?

Она казалась откровенно озадаченной.

— И что же?

Я сидел, оперевшись локтями на спинку стула и, немного приподнявшись, увидел кого-то внизу, между домами. Я закурил и затянулся, чтобы снять напряжение.

— Ты что, все забыла? — спросил я. — О том, что случилось очень давно?

Она побледнела.

— Но ведь это только легенда!

— Разве? Твой дедушка настаивал на том, чтобы получить это имение. А почему? Уж не ради того только, чтобы ты переменила обстановку.

— Ты имеешь в виду это ранчо? Мою собственность?

— Тебе не кажется странным, почему все они хотят завладеть им? — Я пожал плечами и тут же, услышав хруст гравия под чьими-то сапогами, отскочил от окна. — Веттерлинг и твой школьный друг?

— Это просто смешно. Откуда им знать? И как он узнал?

Я двинулся к двери, но вдруг остановился:

— Ты такая красивая, маленькая крестьяночка!

Ее лицо вспыхнуло:

— Ты… ты назвал меня, Мадуро, крестьянкой! Ты что…

Я широко улыбнулся.

— Мадуро был погонщиком мулов в экспедиции. А мой предок — его капитаном.

 

Глава 3

Нырнув в дверь, прежде чем Нана успела в меня чем-нибудь запустить, я быстро посмотрел налево и направо по коридору и вернулся обратно в комнату. Прежде чем она поняла, что происходит, я обнял ее и притянул к себе. Она начала сопротивляться, но что для меня значили удары ее кулачков? Я поцеловал ее и, войдя во вкус, поцеловал еще раз. И она возвратила мне поцелуй, или мне это только показалось?

Потом я отпустил ее, быстро вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Когда я бежал по коридору, услышал ее голос:

— Трус!

И вот они пришли. До меня донеслись их шаги на черной и главной лестницах. Я заскочил в ближайшую комнату, поджег два листка папиросной бумаги о тлеющий кончик сигареты, потом схватил одеяло с кровати и сунул в него горящую бумагу. Оно сразу же вспыхнуло. Пожар поможет мне выиграть хоть немного времени.

Я стоял уже у окна, когда кто-то, учуяв запах дыма, закричал:

— Пожар!

Раздался топот бегущих по коридору ног. Выглянув в окно, я увидел внизу только одного человека и выпрыгнул с высоты восемнадцати футов.

Он повернулся и направил на меня винтовку, а я схватил ее за дуло и дернул на себя. Потеряв равновесие, парень начал валиться вперед. Я опустился на одно колено, схватил его покрепче и, перекинув через себя, шарахнул о стену. А потом вскочил и побежал.

Сзади грянул выстрел. Оперевшись на столб загона, я перемахнул через забор. Подбежав к воротам, я распахнул их, поймал одну из лошадей, вскочил в седло и, прячась за ее корпусом, помчался к выходу. Напуганные кони рванули из загона и я вместе с ними.

Раздались выстрелы, проклятия, вопли. Табун понесся вниз по переулку. Сторож попытался отпрыгнуть в сторону, и это ему почти удалось. Но все же его задели, и он упал. Я направился к той конюшне, где меня ожидал мой Рыжий.

Соскочив с чужой лошади, я бросился вперед, но слишком поздно заметил троих с револьверами, которые поджидали меня. У меня подвернулась нога, что, как оказалось, спасло меня. Вокруг гремели выстрелы, и я — чисто инстинктивно — тоже начал стрелять из обоих револьверов.

Отогнав нападавших, я вскочил на Рыжего, и мы помчались. Как мне показалось, сразу за околицей я уловил свежий запах сосен…

Только на самом деле хвоей пахло не вблизи города. Сосны росли на дальней горе за домом Наны, а я лежал на земле. Неподалеку от меня щипал траву Рыжий. Перекатившись, я сел, и от этого движения у меня снова пошла кровь. Голова раскалывалась, и волны боли накатывались на меня. Я лег навзничь на траву и посмотрел в небо, где собирались облака.

Немного спустя, я снова сделал попытку встать и добрался до ручья, который так прельстил моего Рыжего. Я пил, снова и снова припадая к воде, а потом, сидя под нависшими облаками, разорвал джинсы, осмотрел раны, промыл и как мог перевязал их. Хорошо, что я знал, как это делают индейцы и какие растения они в таких случаях применяют.

Я снова сел в седло и углубился в холмы. Ранчо осталось далеко позади, но я все ехал и ехал, отыскивая скалу, которая по форме напоминала затылок. Дважды я останавливался, чтобы посмотреть вниз. Там цепью ехали всадники, разыскивавшие меня.

Пошел дождь, и его капли холодили мне лицо. Сверкнула молния, раздался гром. Я кое-как закутался в плащ и, сгорбившись под дождем, продолжал свой путь.

Дождь смоет мои следы. Это поможет нам. Рыжий с трудом шел вперед. Гром грохотал, эхом рассыпаясь среди вершин. Один раз перед нами произошел обвал, но мы все продолжали двигаться вперед. И вот при яркой вспышке молнии я увидел это!

Объехав скалу, я оказался в лабиринте из валунов. Дважды попадал в проходы, которые кончались тупиком. Возвращаясь каждый раз назад, я все-таки отыскал нужный проход, и передо мной открылся путь.

Сквозь стальную сетку дождя стволы деревьев казались чугунными столбами. Я еле держался в седле, лишь изредка направляя моего Рыжего. Потом пошел крутой спуск в горную долину. Трава, вода, деревья… И вот он — арочный вход в старинную испанскую миссию!

В небольшом глинобитном доме мы нашли убежище, Рыжий и я. Из растения амолилло и кукурузной муки я сделал компрессы на раны и впервые за все время перекусил немного вяленым мясом и хлебом, которые лежали в моих седельных сумках.

Вскоре я заснул, просыпаясь только чтобы сменить компрессы на ранах.

Здесь я был в безопасности. Никто не мог отыскать это место целых двести лет, и мне хотелось верить, что никто не найдет его и сейчас. Спустилась ночь, ветер завывал, дождь стучал в старую крышу, местами вода протекала на древний пол.

Долгое время снаружи только сверкали молнии, грохотал гром и лил дождь. Потом мне показалось, будто чьи-то руки прикасаются ко мне и ласкают меня, и я ощутил на губах поцелуй моей любимой.

Наступило утро, и я проснулся. Солнечный свет проникал сквозь старинную дверь. Я слышал, как мой Рыжий хрустел травой. Седло и уздечка лежали в углу. Я даже не помнил, как снимал их.

Я был укрыт одеялом, и голова покоилась на подушке из травы. Пора было заняться ранами, я повернулся и сел. Но тут увидел, что на ранах свежие повязки из белой ткани, и страшно удивился. Наверно, в этом месте водятся привидения.

И вдруг до меня донеслось пение, в дверях мелькнула тень, а потом вошла Нана с охапкой цветов.

Увидев, что я проснулся, она остановилась.

— Так значит это ты пришла!

— А кто другой мог прийти? Кто другой смог бы отыскать тебя здесь?

— Ты никому не сказала?

— Ни единому человеку.

Она подошла ко мне, держась, однако, на приличном расстоянии, потому что несмотря на мое недомогание, при виде ее у меня в глазах загорался голодный блеск. И она замечала это.

— Я собираюсь обратно, — сказала она. — Тебе надо отдохнуть. Я привезла еду, на какое-то время хватит. Отдыхай, восстанавливай силы и уезжай.

— Уезжать?

— Веттерлинг охотится на тебя, как на дикого зверя. Он ничего не слушает. Ты застрелил Мака и еще двоих. Нескольких ранил. Он поклялся уничтожить тебя.

Я коротко и ясно объяснил ей, что никуда не уеду, что останусь здесь, что ее поцелуи для меня так дороги, что никого в жизни я больше не поцелую. И что я обязан остаться.

Она пришла в ярость, заявила, что я дурак. Что она никогда не целовала меня и впредь никогда не позволит целовать себя. Что я должен уехать. Потому что она не хочет, чтобы я умер.

— Ты любишь меня?

— Нет! — выпалила она. — Любить тебя? Негодяя? Убийцу, который продается за деньги? Убирайся! Я не хочу, чтобы тебя убили, потому что помню, что ты сделал для меня тогда, очень давно.

Я печально покачал головой.

— Но если я уеду, то не смогу быть с тобой. А это невозможно.

Она вскочила и гордо задрала подбородок. Так приятно было смотреть на нее, но она тут же ушла…

День за днем прошла неделя, началась другая. Я ходил вокруг, расставлял ловушки. Ел то, что мне оставили. Искал старинную шахту. А под полом нашел место, где…

Я слишком поздно услышал, что они идут. Мои револьверы лежали в другом конце комнаты.

Это оказался тот человек, который нанял меня, и он пришел не один. С ним явились два индейца племени яки. Дикого племени. Оба они носили оружие и явно умели обращаться с ним.

— А я и не знал, что вы — Ибаньес, — сказал он.

— Как вы попали сюда?

— Наблюдал за Наной. Все очень просто. Вы исчезли. Но где-то вы должны скрываться. А разве есть место лучше этого? И я следил за ней, потому что если кто и знал о нем, то только она. И теперь я нашел вас.

Он сел. Яки остались стоять.

— Вы не справились с работой. Но, надеюсь, скажете мне, где спрятаны серебро и утварь миссии.

— А кто это знает?

Он улыбнулся недоброй улыбкой.

— Вы когда-нибудь слышали о том, как сосновые щепки втыкают в тело, а потом их поджигают? Яки хорошо разбираются в такого рода вещах. Если вы не заговорите, они прямо сейчас же и приступят к делу.

Меня ждала плохая смерть. И я не был к ней готов. И насколько мне удалось восстановить силы?

— Мы могли бы договориться.

— Только одно условие. Я дарю вам жизнь, если вы откроете тайники.

Он, конечно, лгал. Спокойные люди всегда самые опасные. Он убьет меня, как только выцарапает из меня все, что я знаю. Лучше уж сразу смерть.

— Хорошо, — кивнул я. — Я совсем не горю желанием умереть.

Но его трудно было одурачить, этого типа. С Веттерлингом все казалось попроще. Я взглянул на свою руку. Сколько сил я потерял? Сохранил ли ловкость? Во время прогулок, охоты, розысков мой организм понемногу восстанавливался, но две недели не такой уж большой срок, да и крови я потерял немало.

— Сейчас поздно, надо дождаться утреннего солнца.

Он нахмурился.

— Почему? Это же в доме.

Я терпеливо пожал плечами.

— Здесь? В таком месте? Разве они могли быть уверены, что его здесь не найдут? Слишком явно. Нет, клад не здесь.

Он спокойно выслушал меня. Также бесстрастно они начали доставать одеяло и пищу, чтобы остаться на ночь. Они позволили мне помочь разжечь огонь в очаге, и я вспомнил, что Нана говорила, будто Веттерлинг продолжает лихорадочно разыскивать меня. Его люди рыщут по всей округе. И я думал об этом и об очаге, в котором разведут огонь.

Наступил вечер, до темноты осталось около часа. Стало очень тихо — ни дуновения ветерка. Двигаясь медленно, будто от слабости, я помогал собирать дрова.

Вы знаете, что такое окотилло? Еще его называют дерево-свеча. Это не кактус, хотя и с колючками. Ствол у него прям, как тростник, и цветет оно прекрасными пурпурными цветами. Те, кто живет в пустыне, знают, что в нем много воска и каучука и что оно очень ярко горит, хотя имеет много и других свойств.

Редко кто находит погибшее окотилло. Только отдельные растения погибают, когда их сломают или вырвет с корнями ветер. Как раз такое погибшее растение мне и попалось. Собирая дрова для очага, я старался брать его. Помогая развести огонь, я подбрасывал туда окотилло. Яки не смотрели за мной, а Борнмен, так звали моего нанимателя, понятия не имел, что такое окотилло. И вот мы снова оказались в доме.

Как только огонь начал разгораться, сквозь стебли пробились яркие языки пламени, потом огонь вспыхнул, и из трубы повалили густые клубы черного дыма!

 

Глава 4

Мы сытно поели в тот вечер, потому что Борнмен привез с собой хорошие продукты. Он так же возил много одеял, так как любил путешествовать с комфортом. А кто этого не любит?

Меня крепко связали. Не доверив столь важную процедуру яки, Борнмен все выполнил сам, и даже индейцы не сделали бы это лучше. На меня набросили одеяло, и вскоре я услышал, как мои стражи ровно задышали во сне. Сам Борнмен и я спали около очага, а яки — у дверей.

Несмотря на свои габариты, я отличался гибкостью и проворностью и знал один фокус. Руки мне связали за спиной, но если развести их в стороны насколько это возможно, то есть шанс просунуть между ними бедра. Как и у большинства людей, которые много ездят в седле, у меня узкие бедра, и все же пришлось потрудиться. Когда мне удалось сесть на связанные кисти, я подтянул колени к подбородку и протянул руки под ногами так, что они оказались передо мной. Потом зубами начал развязывать узлы, пока они не ослабли. Эта тяжелая работа потребовала около двух часов.

И вот я освободился. Мои враги все еще дышали ровно и спокойно. Накрывшись одеялом, я встал и как кошка начал пробираться к двери. Я уже почти достиг ее, когда мирное дыхание одного из яки прервалось. До меня донесся сдавленный вздох, парень начал подниматься. Но я тут же схватил его правой рукой за глотку, а левой перекрыл ему дыхание. Он оказался скользкий как змея, но мне посчастливилось оторвать его от пола.

Он молча и отчаянно боролся, но я не отпускал его горла, и сопротивление понемногу становилось все слабее и слабее. Вытащив наружу, я бросил мертвое тело, словно падаль, туда, где они найдут его утром. Он был убийца, один из тех, кто причинил мне страдание, и у меня не возникло ни сожалений, ни угрызений совести.

А потом я убежал в лес, туда, где среди деревьев на поросшей травой поляне пасся мой Рыжий. Из веревок, которыми меня связали, я смастерил уздечку. Седло осталось в домике, но мне не впервой было ездить без него. Я забрался на коня и направился во тьму ночи.

Немного погодя, услышал цокот копыт и убрался с тропы, зажав рукой ноздри моего коня. По дороге ехали всадники. Мы подождали, пока они проедут. Первым скакал крупный мужчина. Веттерлинг. Они все-таки увидели дым.

Револьвер! Мне надо раздобыть револьвер.

Рыжий летел как ветер, мне нравился его легкий ход. Он бежал и бежал, и, когда на востоке засерело небо, я въехал в рощу возле ранчо Наны Мадуро. Она здесь или в той комнате на втором этаже салуна?

Под покровом последней темноты я отыскал ее окно, услышал ее дыхание и перекинул через подоконник сначала одну ногу, потом другую. Я дотронулся до ее руки, она открыла глаза и повернула голову.

Нана не закричала, но быстро села в кровати. От ее вида у любого мужчины перехватило бы дыхание.

— Лу Морган! — воскликнула она испуганным шепотом. — Что ты тут делаешь?

— Мне нужен револьвер, — ответил я. — Лучше пара револьверов. А твои воздыхатели сейчас грызутся в старой миссии, где ты оставила меня.

Потом рассказал ей, как мне грозили пыткой горящими лучинами, и об индейцах яки.

Она быстро оделась, пока я смотрел в окно на малиновые лучи занимавшейся зари. Откуда-то из тихих покоев своего дома она принесла и вручила мне пару красивых револьверов с гравировкой — оба «смит-и-вессон» 44-го калибра. Их часто называли «русскими». Настоящие произведения искусства!

Я укрепил их на поясе, взял винчестер 76-го калибра и патронташ. Теперь я был готов.

Она собственноручно быстро приготовила мне завтрак. Я пил черный кофе, ел яичницу с ветчиной и, прийдя в восторг от ее грации и красоты, позабыл обо всем на свете. Но когда опомнился, оказалось уже слишком поздно.

Мы услышали, как они остановились у крыльца, и увидели их в окно. Полдюжины всадников, один с перевязанной головой, другой — с рукой на перевязи и три оседланные лошади без всадников. Но Веттерлинг и Борнмен ехали вместе, бок о бок. Мои враги объединились против меня.

Что же делать?

Вот сейчас что-то должно произойти. У этих людей нет совести. Они выбьют из нас секрет золота и серебра миссии или уничтожат. За ними не заржавеет поднять руку и на женщину.

В сером утреннем свете я вышел и увидел кровавый отблеск зари на их лицах. Винтовка стояла, прислоненная к двери, а револьверы покоились на бедрах.

— Доброе утро, — приветствовал я. — Воры ездят вместе.

Глаза Веттерлинга вспыхнули, а взгляд Борнмена остался холодным. Я решил для себя: Борнмен должен умереть. Что-то он слишком спокоен со своим тихим голосом и тонкими жесткими губами.

— Будем разумными людьми, — спокойно произнес он. — Вас здесь всего двое, не считая двух престарелых работников, да и те сейчас в отъезде. А ваша индейская повариха так же беспомощна, как и вы. Скажите нам, где клад, и мы уедем.

— Мы вам ничего не скажем! — ответил я.

— Он говорит и от моего имени, — добавила Нана. — Я надеюсь, что он теперь всегда будет говорить за меня. Подумать только, что я доверяла вам, другу моего деда!

Веттерлинг явно пришел в ярость. Он все еще желал Нану.

— Я тебе все объясню! — выкрикнул он. — Но прежде сверну ему шею.

— Имея золото, — заметил Борнмен, — вы сможете купить пять — десять женщин.

Наступила тишина, нарушаемая только криком перепела. Заря разливалась, небо посветлело, на его фоне темнели вершины сосен на холмах, прохладный воздух благоухал свежестью.

Шесть бойцов, и один из них — Клевенджер, приятеля которого я убил, да индеец яки, тоже жаждавший мести. А за моей спиной — девушка, они не простят ее, даже если я умру, и будут зверски истязать прежде, чем убить, потому что, я был уверен, у нее хватит мужества ничего им не открыть.

И я решился. Численный перевес придает в бою решительности обоим противникам. Их шестеро! И меня охватил одновременно гнев и животный страх. Гнев на них и страх за нее, за Нану Мадуро, которую я любил с тех пор, когда еще девочкой она жила на ранчо своего отца.

— Вы хотите золото, так приготовьтесь купить его. Ценой своей крови, — произнес я и сделал шаг вперед. — Цена будет высокая, друзья мои! Борнмен, через несколько минут вы будете должны мне пять тысяч долларов, которые предложили за голову Веттерлинга.

Веттерлинг быстро повернул большую светлую голову.

— Что? — пролаял он. — Вы заплатили ему, чтобы он убил меня? Вы…

Он ударил Борнмена, и мои револьверы тут же заработали. Когда он нанес удар, его лошадь отпрянула в сторону и отрезала меня от всадника, который поднял свою винтовку. Это дало мне то самое мгновение, которое так необходимо в бою. Троих можно было пока не брать в расчет. Я видел пылающие злобой глаза Клевенджера и выстрелил в них. Его голова со шрамом, казалось, раскололась пополам, и он сполз с лошади. За моей спиной грохнул винчестер, и еще один всадник слетел с седла, не убитый, но тяжело раненный.

Индеец яки пнул пятками свою лошадь под брюхо и кинулся ко мне, но я быстро отступил, схватил его за руку и как кошка вскочил на лошадь позади него, левым локтем как железными тисками сжав его горло. Прикрываясь телом яки как щитом, я все стрелял и стрелял.

Лошадь Веттерлинга была убита, и он оказался на земле. Борнмен тоже грохнулся с коня и покатился по земле. Я быстро выстрелил по нему, и песок от попавшей в землю пули угодил ему в глаза. Он завопил и схватился руками за лицо. А яки, сидевший передо мной, дернулся, и я почувствовал, как лезвие ножа вспарывает мою кожу. Приложив огромное усилие, мне удалось освободиться от него. Он упал, но попытался подняться, и тут брыкавшаяся лошадь подмяла его под себя. Его крик потонул в громе выстрела винчестера.

Я соскочил на землю. Револьверы мои были пусты. Борнмен все еще протирал глаза. Клевенджер валялся мертвым. Веттерлинг поднимался на ноги. Еще один из приехавших всадников распростерся на земле, убитый или тяжело раненный, а другой сжимал сломанную руку, изрыгая проклятия.

Веттерлинг посмотрел на меня, встряхнулся и бросился вперед. Внезапно я почувствовал, как кровь закипела во мне, и я ударил его в челюсть.

Но промахнулся. Он пригнулся и крепко схватил меня за пояс. Вместо того чтобы сопротивляться, я быстро отступил назад, и он, не удержавшись, упал на меня.

Вскочив на ноги, мы стояли друг против друга, а потом я сделал ложный выпад. Он отскочил, и я ударил его правой так, что он покачнулся, а потом мы сошлись, обмениваясь тумаками с обеих рук.

Вот это было представление! Славное представление! Пригнувшись, он хотел достать меня, но чуть-чуть ошибся, а я угодил ему коленом в лицо и разбил нос в кровь, и потом поднял обе руки и со всей силы жахнул по его распрямившейся спине. Он упал. Я подошел поближе. Когда он попытался встать, я снова нанес удар.

Моя раненая нога пылала как в огне, я задыхался, голова кружилась. Кое-как он поднялся и снова кинулся на меня, но я попал ему в горло и пах и свалил на землю. Он опять встал, подставившись под мой кулак. Кровь хлестала из его сломанного носа, и он застонал. Я ударил его еще раз, и он взревел.

Тогда я вернулся к Нане.

— Если он шевельнется, я пристрелю его. Что-то мне хочется присесть…

Если вам когда-нибудь придется побывать на Вишневом ручье, то разыщите ранчо «НМ». Там вы нас и найдете. У меня есть текила в шкафу и бренди в буфете, но если вы хотите женщин, то вам придется взять свою, потому что Нана принадлежит мне и мы вместе с ней наблюдаем, как лето сменяется осенью и зимой.

Золото мы отдали церкви, серебро — на нужды милосердия, а драгоценные камни оставили себе.

Моя голова поседела, и я немного погрузнел, но Нана Мадуро Морган утверждает, что я такой же хороший мужчина, как был когда-то.

А кому это знать, как не Нане.