Ночь выдалась звездной и холодной. Спустившись вниз, к краю воды, мы ощутили дуновение свежего морского ветерка. Вдали виднелись темные очертания кораблей, стоящих на якоре.

— Надень курточку, Ханни, — сказал Финней. — И давай, въехав в город, сделаем вид, будто я встретил тебя, едва ты сошел с корабля.

Он резко повернул лошадь и поскакал в направлении хижины, стоявшей около небольшой бухты: там покачивались на воде две лодки. Позади дома виднелся загон, где стояли две лошади.

Из окон струился свет, и Джакоб без колебаний постучал в дверь.

— Кто там? — послышалось в ответ.

— Это я, Джакоб. Джек Финней, кэп.

Дверь открылась, и на пороге ее возник широкоплечий старик.

— Это и есть тот самый маленький плут, который плыл со мной от Бетфрота? — спросил старик, разглядывая меня.

— Да, сэр, — ответил я. — Это была прекрасная поездка. Правда, нас немного потрепал шторм вблизи Хорна.

Старик внимательно оглядел меня с головы до ног и улыбнулся.

— О'кей, Джакоб! У парня неплохие манеры. Надеюсь, с головой у него тоже все в порядке.

— Мне понравилась также остановка в Галапагосе, — сообщил я, польщенный словами незнакомца. — И черепахи, которых мы закупили там.

Капитан свирепо посмотрел на меня.

— Кто, ты говоришь, этот парень, Джакоб?

— Это сын Зачари Верна. Внук Адама Верна, если вы его помните.

— Если я помню?! — взревел старик. — Да как же я могу забыть его? Два моих первых плавания по Тихому океану проходили под его командой! Внук Адама Верна, говоришь? Ну, будь я проклят!

Он вытащил изо рта трубку.

— Где твой отец, мальчик? Я хорошо его знал.

— Он умер, сэр. Его убили.

— Вот в чем вся хитрость, кэп! — пояснил Финней. — Парень в опасности. Они все еще думают, что убили и его.

— Зачем так рисковать, парень? Поднимайся на борт моего корабля, мы скоро отправляемся в Китай. Пока я возьму тебя стюардом, потом ты выучишься навигации и станешь судовладельцем, как твой дед.

— Спасибо, сэр. Но меня ждут в Лос-Анджелесе.

— Мисс Нессельрод займется его образованием, кэп, — пояснил Финней. — Она обещала Верну перед смертью сделать это.

— Нессельрод, говоришь? Не могу сказать, что любая другая женщина была способна на такое, но если мисс Нессельрод возьмется за его образование, она добьется своего. Если кому-то из женщин и подошло бы носить брюки, так это ей.

— О сэр! Уверяю вас, это бы ей очень повредило!

— Ну, уж конечно! Ты прав, она красивая женщина. Но тут, Джакоб, существует тонкость. Для мужчины просто невозможно вести торговые дела с привлекательной дамой. Вместо того чтобы блюсти собственную выгоду, он начинает думать совсем о других вещах.

Мы все еще беседовали, стоя в дверях, когда капитан, пропустив меня вперед, сказал:

— Заходи, парень! Немного поболтаем, пока Джакоб распрягает лошадей.

Я вошел в длинную низкую комнату, очень напоминающую судовую каюту, по одной стене которой шли ярусы аккуратно заправленных кроватей. Напротив них горел камин. Почти у входа стоял стол с двумя скамьями по бокам.

— Постели чистые! Без клопов, я имею в виду, — пояснил капитан. — Снимай куртку и располагайся!

Он небрежно бросил мою куртку на стул и пошел варить кофе.

— Выпьешь чашечку, парень? Я, конечно, не считаю, что этот напиток так уж полезен молодым, но у меня нет больше ничего горячего.

— Не откажусь, сэр, разве только совсем немного. Благодарю!

Капитан вытряхнул в камин пепел из трубки и опять начал набивать ее.

— Я знал твоего отца, но деда — лучше. Неплохие были люди, очень неплохие. — Он чиркнул спичкой и стал раскуривать трубку. — Говоришь, отца убили? Должно быть, силы с врагом были неравными? Ведь, помню, он был хорошим стрелком.

— Их было несколько человек, сэр. Одного он уложил, а другого, думаю, ранил.

— Вот это на него похоже! Смелый был человек! — Капитан пускал кольца дыма и смотрел на меня своими насмешливыми лукавыми голубыми глазами. — Если тебе, парень, не понравится у мисс Нессельрод, приходи, когда я снова появлюсь в порту. Приглашаю на корабль! Море, вижу, у тебя в крови, и, уверен, у тебя есть все шансы стать моряком.

— Спасибо, сэр! — поблагодарил я.

— Эта... мисс Нессельрод... Джакоб рассказывал мне, вы вроде вместе ехали в фургоне? Она заигрывала с твоим отцом?

— Не думаю, сэр. По-моему, он ей просто понравился или, может быть, она пожалела его. Вы же знаете, он был очень болен.

— Сильная женщина. Она стала бы хорошей женой, если кто-нибудь сумел добиться ее расположения и любви. Но это должен быть человек сильный, уверенный в себе, под стать ей. Она хорошенькая женщина, парень. А хорошенькая женщина порой делает такие вещи, на которые мужчина просто не решится, даже пытаться не будет. Знаешь, мне пришлось с ней как-то разговаривать. Это было года два или больше назад. Она поднялась ко мне на корабль и сказала, что хочет поговорить. Посудина-то моя старая и совсем не похожа на будуар леди. Корабль хоть и чистый и аккуратный, но без комфорта, — ты понимаешь, что я имею в виду... Так нет! Она поднялась на борт, пила со мной кофе и интересовалась, не собираюсь ли я в Китай.

Китай? Мне это даже в голову не приходило. Я только что продал свой груз и обдумывал поездку на Гавайи.

Я спросил ее, зачем мне в Китай. Она улыбнулась. У нее такая хорошая улыбка, — улыбка настоящей леди. А потом говорит: «В Китай, чтобы продавать меха, там, кажется, очень выгодно идет торговля мехом морской выдры».

Я ей говорю, что у меня нет никаких мехов, а она опять одарила меня своей улыбкой: «Зато у меня есть, капитан! Триста сорок две шкурки выдры, несколько бобровых и куниц и еще двести шкур крупного рогатого скота».

Ну, парень, скажу тебе, я был сражен наповал! Со мной пьет кофе молодая красивая женщина, которая должна бы проводить время с другими прекрасными леди, а она рассказывает мне, что у нее есть... огромное количество шкур для продажи.

Я сказал ей, что это рискованное предприятие. Она согласилась, но тут же: «Ничего, — говорит, капитан, — не достается в жизни без риска».

Мы еще немного побеседовали. Она задавала вопросы. Очень дельные вопросы, парень, — о торговле, товарах, кораблях... И, я скажу тебе, она очень деловая женщина.

Вскоре вернулся Джакоб, облюбовал себе койку и подсел к столу.

— Погода меняется, — сообщил он. — Начинается дождь, но это даже к лучшему.

Потом помолчал и спросил:

— Кэп, вы не слышали никаких разговоров про конфликты с Мексикой? Здесь никто ничего вроде не знает? Но я встретил людей, прибывших из Техаса. Они говорят, что там воинственные настроения.

— До меня доходили слухи, а что, чувствуется и здесь?

Джакоб хмыкнул.

— Здесь живут хорошие миролюбивые люди, кэп. Они не желают проблем ни с кем. Но сейчас они больше связаны со Штатами, чем с Мексикой, и хотят, чтобы их называли только калифорнийцами, и — никак иначе. Только тронь их! Неотесанных-то любителей повоевать полно и в Сонора-Тауне, но в основном люди и здесь хотят жить своей собственной жизнью. Начнись проблемы с Мексикой, Калифорния, думаю, будет стоять в стороне, пока, конечно, горячие головы не полезут в драку. Когда этот вопрос станет делом чести, калифорнийцы наверняка пойдут сражаться.

— Они и торгуют больше со Штатами, — сказал капитан. — Слыхал жалобы на управляющих, присланных из Мексики, не понимающих здешних условий.

— Они хотят, чтобы и губернатором был калифорниец, — добавил Джакоб. — В этом их винить нельзя. Чтобы доставить какое-нибудь сообщение в Мехико и обратно, уходит масса времени, поэтому все, навязанное мексиканцами, здесь плохо работает. Калифорнийцы спокойные люди. Предоставьте им возможность жить, как они хотят, и все будет в порядке.

— Это невозможно, Джакоб. Калифорния очень богатая страна. Джеймс Смит показал дорогу через пустыню и горы. Там же прошел Янг со своим отрядом. А ведь это только начало.

Джакоб с капитаном разговаривал до поздней ночи. Так, бывало, когда-то беседовали и мои родители... И все больше о Калифорнии, этом загадочном месте, пугавшем меня уже одним своим названием. Но в конце концов сон одолел меня, и, свернувшись калачиком на своей койке, я уснул.

Когда проснулся, Джакоб уже запрягал лошадей.

— Выспался? Сейчас поедем завтракать. Здесь недалеко есть одно местечко. Там подают горячий шоколад. Думаю, он тебе понравится. А капитан ночью вернулся на корабль, что стоит на якоре в полумиле от берега. Когда-нибудь люди займутся делом и углубят этот канал, а ты, малыш, возле этого берега увидишь дюжины кораблей. Пророчила же мисс Нессельрод, что здесь когда-нибудь вырастет громадный город...

— Сан-Педро?

— Ну, может, и Сан-Педро. Или Лос-Анджелес. Давай-ка садись на лошадь, пора трогаться. Мы пробудем в дороге еще около суток, поэтому нам необходимо как следует подкрепиться.

И мы направили своих лошадей к дороге, круто поднимающейся вверх от берега. Достигнув вершины холма, я оглянулся и далеко, в море, среди волн увидел корабль.

— Запомни, Иоханнес, вот еще что, — говорил тем временем Финней. — Никогда ни с кем не болтай лишнего о мисс Нессельрод и ее делах. Люди первым делом подумают, что ты лгунишка, потому что считается, что женщины не должны заниматься подобными делами.

— Значит, никто об этом ничего не знает?

— Знают, конечно, но очень немногие. Дон Абель Стерн, например. Он самый богатый человек в округе, у него много своей земли. Ну, и еще несколько других... мужчин.

Она сама всегда очень осторожна в таких делах: никто не видел мисс Нессельрод, ведущей деловые разговоры. Знаешь, Ханни, женщины это вряд ли одобрили бы, да и большинство мужчин, думаю, тоже. Капитан уже дважды побывал в Китае и Японии. Он возил туда, естественно, и другие товары, но лучше всего, по его словам, шла торговля мехами. В этих странах на красивые шкурки выдры очень вырос спрос. Очень неплохая идея мисс Нессельрод — начать торговать мехами, понимая при этом, что в бизнесе такого рода есть большая доля риска: можно ведь потерять сразу все, если корабль вдруг потерпит крушение...

Впереди стали видны небольшие рощицы, а слева непрерывной стеной тянулся смешанный лес из дубов и платанов. Дорога круто огибала его, и теперь мы пересекали обширную холмистую равнину.

— Калифорния — страна медведей-гризли, — пояснил Финней, — эти животные бесстрашны и ничего не боятся. Питаются в основном орехами, корнями, листьями, но могут заломать и человека, словно кролика. Могут съесть и мертвое животное, иногда сами охотятся — это зависит от вкуса того или иного медведя, а так-то они все больше народ разборчивый.

Казалось, холмистая равнина, покрытая клочками выгоревшей коричневой травы и невысокими зарослями кустарника, будет тянуться бесконечно. Но вот впереди показался вдруг низкий глинобитный домик под красной черепичной крышей, несколько загонов и какое-то строение, наподобие сарая.

— Видишь черепицу? — спросил Финней. — Ее научились делать индейцы в миссиях. Сейчас-то миссии эти позакрывали, и большинство индейцев, занятых производством черепицы, вернулись обратно на свои холмы, и нынче ее делать уже просто некому. Жаль.

— А много ли в Лос-Анджелесе живет народа? — поинтересовался я у Финнея.

— Ну, где-то около двух тысяч с лишним. Несколько лет назад, вроде в 1836 году, была перепись населения. Получилось тогда две тысячи двести двадцать восемь человек, более пятисот из них оказались оседлыми индейцами. Да сорок шесть иностранцев, половину из которых причислили, по их желанию, к американцам.

Финней направил лошадь к воротам.

— Сам-то я, признаюсь, не очень интересуюсь этими вещами, а вот мисс Нессельрод хочет знать все.

Он спешился.

— Иди вперед, Ханни. Здешний народ завтракает в десять утра, а обедает около трех. Иногда бывает и ужин, но редко. Я знаю этих хозяев. Пабло, вероятно, сейчас нет дома. Он работает на строительстве городского оросительного канала. Его жена Изабель — мексиканка, а сам Пабло — калифорниец. Давай зайдем. Изабель всегда готовит еду для путников и делает это даже лучше самого Пабло.

Мы вошли в холодную, выложенную каменными плитами комнату, где в окружении скамеек стояли три стола. Навстречу поднялась пухленькая симпатичная молодая женщина с огромными карими глазами.

— Сеньор? Не часто вы доставляете нам удовольствие видеть вас. Присядете? У меня нет изобилия блюд, однако...

Она выскользнула из комнаты, но почти тотчас вернулась с чашками горячего шоколада и несколькими маисовыми лепешками.

— Ой, сеньор! Совсем забыла, вы же любите ореховые хлебцы, я сейчас принесу! — Она замолчала, и, посмотрев на меня, спросила: — А вы? Что бы хотелось вам?

— То же самое, — сказал я, смутившись. Ведь мне не часто доводилось разговаривать с женщинами.

Горячий шоколад был и в самом деле изумительно вкусен и горяч. Я уже пробовал его как-то прежде и очень полюбил.

Вернувшись с ореховыми хлебцами, Изабель спросила:

— Вы приплыли морем?

— Он — да. — Джакоб кивнул в мою сторону. — А я только что встретил его у причала. Он будет жить в Лос-Анджелесе и учиться там в школе.

— О! У вас есть семья? — Карие глаза Изабель тепло смотрели на меня.

Я покачал головой.

— Мисс Нессельрод была другом его семьи. Она попросила меня встретить мальчика и привезти к ней, — продолжал объяснять Финней.

— Эта мисс очень хорошенькая, — заметила хозяйка. — И непонятно, почему она до сих пор не замужем.

Для калифорнийцев, рано вступающих в брак, иногда в четырнадцать лет, тридцатилетняя привлекательная женщина, вполне естественно, являлась загадкой. Но не зря же я начитался разных романов. В промежутке между двумя порциями ореховых хлебцев я ответил на ее вопрос:

— Моя семья... отец... он умер... или убит. Точно не знаю.

Изабель мгновенно прониклась симпатией к бедной мисс Нессельрод. Кто поймет боль разбитого сердца лучше, чем те, в чьих жилах течет испанская кровь! Это я тоже хорошо усвоил из книг.

— О-о-о! Я понимаю. Вероятно, она была тогда совсем еще молоденькой?

— Она любила его, — важно сказал я. — Он был очень красив. И она думала только о нем.

Когда Изабель вышла на кухню, Джакоб с недоверием посмотрел на меня и тихо сказал:

— Надо же, я и не знал этого раньше.

— Я тоже не знал... Теперь Изабель будет рассказывать эту историю другим, и люди получат ответ на волнующий их вопрос, который всех устроит. Теперь наконец всем будет понятно, и отпадет необходимость в дальнейших расспросах.

Джакоб рассмеялся.

— Для мальчугана твоих лет ты удивительно мудр.

— Таких историй существует немало, а испанцы чрезвычайно романтичная нация. Отец, а тем более мама знали множество испанских песен. Все они про разбитое сердце и потерянную любовь. Я всего лишь рассказал содержание одной из них.

Теперь Финней удивленно хмыкнул.

— Ты действительно необыкновенный человек, малыш!

На закате солнца пред нами возникли очертания города. Он лежал на равнине, на севере которой поднималась гряда невысоких холмов, а на востоке вздымались вверх горы. Лос-Анджелес окружало множество виноградников и садов. Недалеко протекала река. В центре города деревья росли хаотично и беспорядочно. Дома в большинстве своем были низкими, глинобитными, с плоской крышей. На этом довольно однообразном общем фоне выделялись большие каркасные одноэтажные коттеджи и двухэтажные — глинобитные. В одном из таких строений располагалась церковь, в другом — резиденция губернатора.

Финней привел меня к очаровательному домику на окраине города, окруженному раскидистыми ивами. Неподалеку проходил оросительный канал.

Домик, как и все вокруг, был глинобитным, с крышей под красной черепицей. Позади него виднелся загон, в котором стояло несколько лошадей.

— Иди постучи в дверь, Ханни! Мисс Нессельрод наверняка обрадуется, увидев тебя. А я пока распрягу лошадей.

Нерешительно остановившись во дворе, стараясь привести в порядок свою одежду, я тщательно отряхивал ее прямо руками. Во дворе мое внимание привлекла беседка с низкой крышей, скамейка и кресло-качалка. Я медленно подошел к дому и только поднял руку, чтобы постучать, как дверь открылась, и на пороге возникла незнакомая молодая женщина.

Она отступила чуть назад, и тотчас из-за ее спины мне навстречу, всплеснув руками, выбежала мисс Нессельрод.

— Иоханнес! Сколько лет, сколько зим!.. Заходи скорее!

Мисс Нессельрод отошла в сторону, оглядела меня.

— Боже! Как ты вырос! Каким стал красавцем!

Покраснев, я переминался с ноги на ногу.

— Как вы поживаете, мэм? — спросил я, чтобы как-то отвлечь ее от этой темы, которая вогнала меня в краску.

— Проходи, Иоханнес! Кажется, мы собираемся с тобой знакомиться заново? — вопросительно взглянула она мне в глаза.

Но внезапно улыбнулась, да так дружелюбно и лукаво, что я поймал себя на том, что тоже улыбаюсь в ответ.

— Теперь рассказывай мне все по порядку! Что ты делал все эти годы? Как жил это время? На что похожи места, где ты обитал?

И я начал рассказывать, сначала робко и неуверенно, потом со всевозрастающим доверием: про Аджыо Каленте, индейцев, лавку, мой собственный дом, пальмовые леса в каньонах...

— Горячие источники? Расскажи-ка, пожалуйста, о них поподробнее.

Мисс Нессельрод попросила девушку-мексиканку принести нам шоколад и задавала множество вопросов о климате, почве той местности, где я жил, спросила, что там произрастает и кто живет.

А чуть позже в который раз вспоминал я, как погиб отец и как меня бросили умирать в пустыне.

— Я слышала об этом, — отозвалась она грустно. — Потому Иоханнес, ты понимаешь, мы должны быть очень осторожны. Твой дед — влиятельный и безумно богатый человек. Но он не знается с местной публикой, тем более с англичанами. Правда, вряд ли существует на свете что-то, чего бы он не смог узнать, если бы пожелал. Наше счастье в том, что обычно он ничего не желает... Он не должен видеть тебя. Ты слишком похож на отца. Только немного смуглее его — полагаю, влияние испанской крови.

Неожиданно мисс Нессельрод поднялась.

— Уже поздно, Ханни, и тебе надо отдыхать. Завтра же начнем искать учителя. А там увидим, что я смогу сделать для тебя. Между прочим, может быть, ты еще что-нибудь хочешь? А?

— Вы не могли бы мне дать какую-нибудь книгу, — попросил я и нерешительно добавил: — А если кто-нибудь поедет обратно, в сторону моего дома, я хотел бы послать туда несколько книг.

— Зачем? — изумилась мисс Нессельрод. — Ведь там никто не живет!

Тогда я рассказал ей про дом Тэквайза, невидимого посетителя, с которым мы обменивались книгами.

Она сидела, поставив локти на колени и подперев ладонями лицо.

— Что за странная история! Подумать только! Чудовище, которое читает Скотта и Шекспира!

— Не знаю, чудовище ли. Ведь до сих пор неизвестно, кто выстроил этот замечательный дом, кто приходит обмениваться книгами, один и тот же ли это... человек.

— Когда появился этот дом, ты знаешь?

— Мне кажется, лет пять или шесть назад. Но одна его часть очень старая, и отец говорил, что трудно определить возраст стен, настолько они древние.

— Индейцам известно что-нибудь об этом?

— Кто знает, какую тайну хранят индейцы. Но они не сочли нужным рассказывать мне, что знают об этом доме. Они хорошие люди, только их образ мышления отличается от нашего.

— Вижу, ты многому научился за прошедшие годы, Иоханнес.

— Нет, мэм. Не очень многому, я просто многое узнал. Отец говорил, что самое удивительное в учении то, что оно никогда не кончается.

Из кухни появилась молодая мексиканка, выразительно взглянула на мисс Нессельрод.

— Какой-то человек прячется в зарослях ивы на другой стороне улицы и наблюдает за домом.

— Спасибо. — Мисс посмотрела на меня. — Ты ведь не боишься, Ханни, не так ли?

Она улыбнулась.

— Хочешь кое-что узнать, Иоханнес? Я тоже не боюсь. Как и ты.