По ночам тишину города нередко нарушали выстрелы, обычно доносившиеся из Сонора-Тауна, что вовсе не означало, будто противниками являлись мексиканцы и калифорнийцы: в равной степени в перестрелках могли принимать участие и англичане. Ни один день не обходился без драк, где нередко пускались в ход ножи.

Время от времени ковбои соседних ранчо галопом проносились на своих лошадях по улицам, сворачивая в ближайшую рощицу и сбиваясь там в отряды.

Женщины не выходили на улицу после наступления сумерек, если не возникала необходимость отправляться на бал или возвращаться с бала. Но и в таких случаях дам обязательно сопровождал кто-нибудь из членов семьи.

Проснувшись как-то среди ночи, я услышал в соседней комнате голоса. Удивленный и несколько встревоженный, прислушался. Голоса принадлежали женщинам.

— Я пришла за помощью. Вы единственная, к кому я могу обратиться.

— Конечно, донна Елена. Чем могу помочь?

— Я совсем не знаю законов бизнеса, не ведаю ни о чем, что связано с оборотом денег. Люди моего круга совсем не думают об этом, мы... обмениваем одну вещь на другую... вы знаете. У вас же лавка, библиотека, книги... И кто-то рассказывал мне, что иногда вы занимаетесь бизнесом. Одна женщина, у нее ранчо около Сан-Педро, всегда говорит о вас с восхищением.

— Что именно вы хотите сделать, донна Елена?

— Хочу вложить свои деньги в бизнес, чтобы от них была какая-то прибыль, чтобы... стать богаче.

Мисс Нессельрод, очевидно, не решалась сразу дать совет, но в конце концов ответила:

— В этом всегда есть доля риска. Если человек хочет вложить деньги в дело, он должен быть готов и потерять их, донна Елена.

— Понимаю. Думаю, это чем-то похоже на игру в карты. Иногда везет одному, иногда другому.

— А как насчет вашего брата? Он знает о ваших планах?

— Он ни о чем таком не догадывается, но наверняка станет презирать меня, если узнает, и, конечно, не допустит этого. Он занимает деньги и с презрением относится к тем, кто дает в долг. Он гидальго, поэтому возвращает свои долги, когда заблагорассудится, ведь никто никогда не напоминает ему о сроках.

— Янки напомнят, будьте уверены, и станут требовать погашения долга.

— Я наслышана об этом.

Мисс Нессельрод снова помолчала, о чем-то, видно, снова раздумывая.

— У вас, донна Елена, есть деньги, о которых брат не знает?

— Да, есть. Их оставила мне моя мать. Отец и брат были довольны тем, что я не вышла замуж: не потребовалось тратиться на приданое. Но мама всегда понимала меня и втайне от всех незадолго до смерти оставила мне небольшую сумму в золотых монетах и драгоценности. Моя знакомая с ранчо говорит, что деньги делают деньги. Я думаю, вы можете посоветовать, как мне поступить. Понимаете, но я не могу этим заниматься открыто. Я донна Елена...

— Понимаю. И тем не менее вы хотите, чтобы я помогла вам. Каким образом?

— Заставить мои деньги работать. Я заплачу...

Мисс Нессельрод помолчала, потом спросила:

— Как велико ваше ранчо?

— Оно очень большое.

— Ваш брат, сказали вы, занимает деньги. Много ли он должен?

— По-моему, очень много, но ему все время нужно еще больше, поскольку коровьи шкуры не приносят большого дохода. Но он и слушать не хочет, отмахивается, говорит, скоро все будет по-другому, и снова занимает деньги.

— Вы знаете его кредиторов?

— Кажется, их несколько. Брат занимает то у одного, то у другого.

— Что означает, донна Елена, ваше желание вложить деньги? Получить доход немедленно? Вам нужны деньги сейчас, сию минуту?

— О нет! Я беспокоюсь лишь о завтрашнем дне, о далеком будущем. — Донна Елена, очевидно, волновалась, голос ее то и дело прерывался. — О том времени, когда меня уже не будет на свете.

— Если вы готовы пойти на риск, я помогу вам. — Мисс Нессельрод помолчала. — Можете ли вы более определенно выразить свои пожелания?

— Во-первых, я хотела бы, чтобы часть денег была вложена в дело, которое приносило бы новые деньги. Во-вторых, желательно было погасить все долги моего брата.

— Понимаю.

— Но он ничего не должен знать. Иначе его ярость изничтожит меня. Он может поднять руку на всех на заимодавцев и на вас.

— Меня не так-то легко уничтожить, донна Елена! — Я почувствовал по голосу, что мисс Нессельрод улыбалась.

— Да, кроме всего прочего, если он узнает, что у меня появились какие-то деньги, он немедленно отберет их.

— Будьте спокойны. Он ничего не узнает. Вы сможете принести деньги сюда, ко мне?

Я тихо подошел к открытой в соседнюю комнату двери и увидел, как донна Елена подняла с пола полотняную сумку, которая стояла у ее ног.

— Деньги здесь. Я уже принесла их.

Она открыла сумку и высыпала все свое богатство на стол. Это были монеты. Потом достала из большой сумочку поменьше, и на столе под светом лампы засверкали всеми цветами радуги великолепные драгоценности.

— Здесь вполне достаточно всего. Вы доверяете мне все это? — спросила мисс Нессельрод.

— Вы порядочная женщина, я чувствую это. И вы очень добры к нему...

Что было потом, я уже не дослушал: вернулся в кровать и сон свалил меня. А когда проснулся опять, в соседней комнате было уже тихо и темно. Оттуда не доносилось ни звука. По крыше тихо шелестел дождь, которого мы все так давно ждали.

Я принялся размышлять о донне Елене. Женщины ее класса не были причастны к серьезным делам дома, оставаясь всегда как бы в тени, на заднем плане, ничего не знали о финансовом положении своих мужей, братьев, отцов, не имея никакого представления ни о каком бизнесе.

Что заставило донну Елену поступить так, как поступила она? Единственное объяснение, которое я мог придумать, не шло далее того, что ей, очевидно, захотелось получить некоторую независимость, уверенность в будущем. Как она узнала про дела мисс Нессельрод? Или, может быть, пришла к ней как к единственному другу, не принадлежащему ее классу, в которого поверила и который в силу своей порядочности сохранит ее тайну? Как знать?..

Под шум дождя я возвратился мыслями к дому Тэквайза. Флетчер видел в окне чью-то тень — тень, принадлежащую кому-то очень большому. Конечно, им мог оказаться и какой-нибудь проезжий, остановившийся в доме на ночлег: ведь индейцы никогда не подходили к этому месту ночью. А может быть, это был мой таинственный любитель книг.

Внезапно я ощутил вдруг вину: там, в доме Тэквайза, давно не появлялись новые книги. Я должен постараться доставить их.

Как быстро, однако, пролетело время! Я ходил в школу, помогал в лавке, знакомился с окрестностями Лос-Анджелеса... Месяц — словно один день!..

Когда я вновь открыл глаза, то увидел, что уже наступило утро. Слышались голоса Джакоба и мисс Нессельрод. Быстро одевшись, я вышел к ним. Они пили кофе и разговаривали.

— Придется, конечно, приложить некоторые усилия, — сказал Джакоб. — Но затея того стоит. Там обитают тысячи диких лошадей, многие хороших пород. На водопое можно будет сделать ловушки.

— Сколько человек вам для этого понадобится?

— Думаю, четыре-пять.

Мисс Нессельрод повернулась ко мне.

— Иоханнес, не помогут ли нам в этом твои друзья-индейцы? Им будет хорошо заплачено.

— Я поговорю, и, думаю, они не откажутся.

— В город приехал Келсо, можно пригласить и его поработать с нами. Ему такое дело придется по вкусу, да и в породах лошадей он неплохо разбирается.

— Ладно. Тогда вы обдумайте все с Иоханнесом, мистер Финней. По-моему, раз Ханни прилежно занимается у мистера Фразера, такое мероприятие пойдет ему только на пользу. — Мисс Нессельрод лукаво взглянула на меня.

— Сколько лошадей вам потребуется? Дюжины хватит? — поинтересовался Джакоб.

Она засмеялась.

— Я подумываю о четырех-пяти сотнях! Если получится, конечно. Ну, в крайнем случае пусть будет столько, сколько удастся поймать.

— Четыре-пять сотен? Мадам, вы, должно быть, шутите...

— Я совершенно серьезно, мистер Финней. Мне нужно несколько сотен, конечно, с условием, что они потом будут объезжены. Если вы обнаружите среди пойманных несколько мулов, — говорят, иногда мулы убегают вместе с дикими лошадьми, — возьму и их.

— Чтобы объездить такое количество лошадей, понадобится не менее года, может, чуть меньше, да плюс время, затраченное на отлов...

— Вы разве куда-нибудь спешите, мистер Финней? Мне кажется, у нас впереди достаточно времени, лучших я хочу оставить на племя, остальных будем продавать.

— Как скажете, мадам.

Она собрала бумаги, лежавшие на столе.

— Мне бы хотелось, мистер Финней, чтобы какое-то время вместо вас на меня здесь, в городе, поработал мистер Келсо. Люди разное поговаривают: что у нас с вами какие-то дела, поэтому будет лучше заменить вас на время. Вот вы и займетесь вместе с Иоханнесом лошадьми.

Она встала, держа в руках бумаги, посмотрела на меня.

— Ни возраст, ни рост, Ханни, не делают из человека человека. Только готовность принять на себя ответственность... Кроме того, совсем неплохо, если ты ненадолго покинешь город. — Потом обратилась к Джакобу: — Мистер Финней, вы ничего не слышали о войне с Мексикой?

— О войне? Нет, мадам. До меня, правда, доходили слухи о каких-то англичанах с севера. Кажется, они то ли охотники, то ли солдаты... Но, думаю, это всего лишь, как обычно, слухи.

— Это серьезнее, чем слухи, мистер Финней. Это война, и, боюсь, здесь у нас тоже не миновать неприятностей. Если же мы, американцы, будем благоразумны, можно обойтись без сражений и кровопролития.

— Что вы имеете в виду?

— Большинство руководителей калифорнийцев — люди разумные. Наша страна далеко от Мехико, а торговля, за исключением Мексики, вообще запрещена. При таком положении дел люди лишаются многих привычных вещей, которые доставляют им удовольствие, лишаются выгодной торговли с иностранцами.

Если американское правительство проявит достаточно понимания, все еще может быть решено путем дипломатических переговоров. Если калифорнийцам будет брошен вызов, ошибка неминуема. Это вопрос чести.

— Вы разговаривали об этом со Стерном?

— Нет еще. Мистер Стерн — гражданин Мексики, но я знаю, он не станет принимать участия ни в чем. Думаю, и он чувствует, что столкновение неизбежно, но он слишком верноподданный и не станет участвовать в действиях против своего правительства. Я тоже не буду, хотя и не являюсь гражданкой этой страны. Фактически ведь я не имею законного права заниматься бизнесом. На это смотрят сквозь пальцы, во-первых, потому что я женщина, во-вторых, это устраивает местные власти — то, чем я занимаюсь.

— Вы считаете, что столкновения не избежать?

— Боюсь, что да. Говорят, у лидера одной из наших группировок, Фремонта, слишком большие амбиции.

— А у кого их, мадам, нет? — Финней хитро улыбнулся.

— Конечно, мистер Финней, — согласилась мисс Нессельрод, поняв намек. — Но ведь существуют разные пути для достижения собственных целей. Главное, пути эти должны быть обдуманными. Смит первым проложил дорогу сюда, в Калифорнию, за ним последовали другие; теперь все они процветают, хотя, несомненно, изменения неизбежны, но верх должно одержать благоразумие. Вы встречались когда-нибудь с генералом Валлежио, мистер Финней?

— Видел его раза два, но беседовать не приходилось.

— Я говорила с ним несколько раз. Генерал, помимо того, что он реалист, еще и очень умный человек. Он одним из первых прибыл в Калифорнию. По-моему, наш мистер Фремонт или кто-то из его единомышленников должны сесть за стол переговоров с генералом. И мистеру Фремонту не мешало бы послушать этот разговор. Или же ему самому надо отправиться на юг и повидаться с мексиканцем Пио Пико. После этого, думаю, все устроится, как и должно быть между двумя джентльменами. Вы понимаете меня?

— Да, мадам. Возможно, вы и правы. Но, боюсь, англичане рвутся в бой.

Когда Финней ушел, я, не совсем понимая смысл услышанного, спросил:

— Мисс Нессельрод, вы можете объяснить, что случилось?

Но в тот момент мисс продолжала заниматься своими бумагами. Закончив с ними, она сказала:

— Несколько лет назад Техас начал войну за свою независимость. Соединенные Штаты признали эту независимость, чем Мексика была недовольна. Сейчас, почти десять лет спустя, Техас обратился с просьбой о присоединении к Соединенным Штатам, и Техас был признан как штат. Власти же Мехико такие действия расценили как акт войны против них, и не так давно мексиканские формирования пересекли Рио-Гранде, уничтожив американский патруль.

Прежде чем приехать сюда, на запад, мне довелось говорить с несколькими мексиканскими джентльменами, которые уверяли, что, если Техас войдет в состав Соединенных Штатов, Мексика начнет войну. Они говорили еще, что мексиканская действующая армия в несколько раз превосходит нашу. И им можно верить.

Фактически Соединенные Штаты не готовы к войне. В нашей армии всего двадцать пять тысяч человек, рассредоточенных вдоль границы продвижения поселенцев.

— И мы потерпим поражение?

— Сомневаюсь, Ханни. Ведь наша конституция гласит, что нет закона, запрещающего нам иметь оружие и служить в армии в случае необходимости. У нас есть народное ополчение. Главная же наша сила в том, что большинство людей не только имеет оружие и умеет с ним обращаться, но и готово защитить себя от любого неожиданного нападения врага.

Запомни, Ханни, мы завоевали свою свободу, потому что были вооружены. Мы не были простыми крестьянами, не умеющими держать в руках оружие. Те, кто создавали нашу конституцию, знали: наш народ будет в безопасности до тех пор, пока вооружен.

Она сложила бумаги и аккуратно убрала их в кожаный портфель.

— Я одинокая женщина, Иоханнес, но, взвесив в свое время все «за» и «против», я все же приняла решение ехать на запад, веря, что когда-нибудь Калифорния станет частью нашей страны, Соединенных Штатов.

Я сказала себе, что никогда не буду выступать против людей, дружески расположенных ко мне, и не изменю этому общению никогда.

С другой стороны, если начнутся перемены, я бы хотела воспользоваться удобным случаем. Не важно, кто победит: Калифорния не может дольше оставаться в изоляции. Будет развиваться торговля, возникнет необходимость во многом, в том числе в лошадях и коровах. Цены на все товары здесь в три-четыре раза ниже по сравнению с теми, которые доставлены сюда морем.

Мы с тобой два одиноких человека, Иоханнес, — поправилась она. — Но что бы ни случилось, мы должны быть готовы поступать согласно велению времени, и мы будем готовы делать это. Мы должны быть готовы.

Как я когда-то, и ты остался один. Я научилась быть сильной, и ты тоже, верю, станешь сильным. Что бы ни случилось, Иоханнес, один из нас всегда поможет другому. Мы выстоим вместе, ты и я.