В полдень в Апельсиновом дворе солнце было жарким, а воздух — тяжелым от аромата цветов и сонным от журчанья бегущей воды в четырех больших бассейнах. В полдень в Апельсиновом дворе шелестели шаги, когда тысячи людей в белом медленно двигались к мечети. Пальмы над ними отбрасывали скудную тень на апельсиновые деревья, и золотистые плоды светились среди глянцевитых листьев, словно легендарные золотые яблоки.

Над Апельсиновым двором висел неподвижный, горячий воздух, густо напоенный запахом жасмина и роз, а вдоль стен росли гибискусы — крупные нежные красные цветы соседствовали с бледно-золотистыми и белыми.

С северной стороны двора стоял минарет высотой в сто восемь футов, настолько прекрасный, что казался увиденным во сне, а не созданным руками человеческими. Величественный, прекрасный, построенный из камней, искусно переплетенных золотыми нитями, образующими фантастический узор…

В полдень в Апельсиновом дворе я шел в шаркающей ногами толпе, один из нее, но не принадлежащий к ней, ибо не были мысли мои благочестивы, а глаза потуплены в землю.

Там и сям люди стояли группами или ожидали в одиночку, бормоча молитвы или упиваясь знойной, жаркой красотой этого места. И среди них могла быть Азиза.

А ещё — шпионы или солдаты Ибн Харама, потому что я знал, чего можно ожидать от этого воина с холодным лицом.

За те недели, в течение которых я прислушивался к пустой болтовне на базарах, я собрал целый ворох сплетен об Ибн Хараме. Это, дескать, искусный в интригах, беспощадный к врагам, абсолютно бессовестный, сильный, опасный и умный человек, необыкновенно честолюбивый и преданный сторонник халифа. И тут же добавляли, правда, шепотом, что он сам стремится к халифскому трону.

Ему и Йусуфу противостояла армия спокойных, но решительных людей, многие из которых были сторонниками династии Омейядов, давно лишенных власти, а другие связаны с Альморавидами. К ним примыкали и те, кто не принадлежал ни к какой партии: поэты, философы и мыслители, которых страшило невежество, фанатизм и разрушительная политика Йусуфа. До сих пор халиф мало вмешивался в дела таких группировок, но многие считали, что век их недолог.

Одним из этих людей был граф Редуан. Он уже давно стал противником Альмохадов, и именно ему принадлежал план привезти в Кордову дочь Ибн Шараза и соединить её брачными узами с потомком Омейядов. Тогда, имея на своей стороне мощь Вильгельма Сицилийского, они смогут попытаться ещё раз захватить халифский трон.

Этот дерзкий план вполне мог увенчаться успехом, потому что у Вильгельма были сильные друзья в Африке, и ещё больше друзей среди пиратов Альмерии, обладателей несметных богатств и множества кораблей.

Ибн Харам, без сомнения, намеревался держать Азизу заложницей, чтобы помешать выходу на сцену Ибн Шараза и Вильгельма II Сицилийского.

Тихо шелестели шаги в Апельсиновом дворе, и, выбравшись из толпы, я остановился в тени деревьев, вдыхая аромат цветов и наблюдая за проходящими из-под бровей, опустив голову. Азиза была не глупа. Во всей Испании, а, может, и во всей Европе, не найти места, где было бы так просто затеряться, как в этом месте в этот час.

Мягкая рука коснулась моего рукава, и это была её рука. Темные глаза встретились с моими, и мне захотелось стиснуть девушку в объятиях, позабыв и о месте, и о времени, и об опасности.

— Не смотри на меня так! — шепотом запротестовала она. — Ты пугаешь меня!

Но если то, что светилось в её глазах, было испугом, то мне бы хотелось, чтобы все женщины пугались вот так.

— А как иначе могу я смотреть на тебя? Ты прекрасна!

— Нам нельзя здесь оставаться.

— Где Редуан?

— Не знаю. Он в заключении. Не знаю, где.

У внешних ворот появились солдаты. Их было четверо… потом шестеро… потом восемь.

Без суеты и спешки я взял Азизу за руку и шагнул с ней вместе в шаркающую ногами толпу. Внутри храма тянулся длинный ряд арок и колонн, тенистый и беззвучный, если не считать шороха одежды. На другой стороне мечети была маленькая дверца, которой пользовались не часто; но я приметил её ещё раньше и оценил эту возможность. Выскользнув из толпы, мы юркнули в эту дверь и очутились в небольшом садике. Пересекли его и вышли в общественный парк.

Дальше мы двинулись степенно и неторопливо, и по дороге я думал. Вряд ли моя связь с Ибн Тувайсом широко известна. О ней, правда, знали Махмуд и Гарун… зато там мы найдем лошадей, а несколько маршрутов бегства по городским переулкам я уже разведал.

Миновав лотки с благовонными курениями и шелками, отделавшись от астрологов и ясновидцев, мы свернули в узкую улицу между высоких стен, где ничто не шевелилось, кроме ветра, ничто не подстерегало, кроме теней.

Ибн Тувайс приветствовал нас.

— Ничего не объясняй. И не тревожься — этот дом был построен в беспокойные времена.

Мы прошли за ним во внутренние покои. Старик свернул в альков и всем телом навалился на стену. Она бесшумно отошла внутрь, открыв темную, узкую лестницу.

— Ею уже пользовались раньше. Вы найдете там еду и вино.

Когда Азиза взяла у Ибн Тувайса свечу и стала спускаться по лестнице, старик прошептал мне:

— Она исчезла где-то неподалеку, и они начали обыскивать весь квартал. Надо выждать, пока не закончится обыск.

Он уже собрался было уходить, но приостановился и добавил:

— Если что-нибудь случится со мной, то за стеной ты найдешь подземный ход. Он открывается так же и ведет за городские стены. Когда вы выберетесь оттуда, поезжайте в Замок Отмана. Это развалины, где живут только совы. Вы можете укрыться там, пока не появится возможность бежать.

— А как мы сможем ехать?

— По подземному ходу пройдут кони. Он был проложен для кавалерийских вылазок. Туда можно войти из нашей конюшни, и ваших лошадей уже свели вниз. Там есть корм для них и пища для вас, и по каналу протекает ручей. При необходимости вы можете скрываться в подземелье несколько недель, но я бы вам не советовал…

Старик помолчал. Взгляд его стал жестким:

— Ты не мусульманин, но на твоем попечении сейчас женщина, очень важная женщина… Если так случится, что ей будет причинен вред… в любом смысле… то это будет стоить жизни вам обоим.

— И ей тоже?

— Ей — в первую очередь. Ее убьют, без всякого сомнения… Береги себя и её тоже.

И снова он помедлил.

— Если обстоятельства позволят тебе вернуться, мой дом всегда твой.

— В этом Замке Отмана… Там есть где укрыться?

Его подробная характеристика развалин была немногословной, ясной и по-военному четкой.

— А теперь быстрее! Вам пора идти.

Дверь закрылась за мной, и я в темноте спустился по крутым ступеням. Азиза сняла паранджу и поставила на низкий столик вино и еду.

Над нами послышался приглушенный звук, словно захлопнули тяжелую дверь, но более громкий. Я выхватил меч и повернулся к лестнице.

Ничего.

Неужели я навлек беду на Ибн Тувайса? Что там произошло?

Азиза показала мне на столик:

— Поешь. К ночи мы должны быть готовы.

Ели в молчании. Не знаю, о чем думала она, но я с грустью размышлял о старике, оставшемся наверху. Неужели я навлек пытки и смерть на человека, которым так восхищался, кого так любил? Однако нельзя вернуться ему на помощь. Обнаружить себя сейчас — значит подтвердить то, о чем можно было только подозревать.

На полу лежали вьючные тюки, потому что Ибн Тувайс, кажется, подумал обо всем. Он знал, чем я был занят, и знал, с кем его чувства. В конце концов, он тоже был врагом Йусуфа.

На низком столике лежали стопки книг. Старик ждал беды и перенес сюда свою драгоценную библиотеку. В Париже за такие книги можно было бы купить целую провинцию или епископат. И в самих вьюках, кроме запаса пищи, лежали четыре книги. Очевидно, он хотел, чтобы я взял их с собой.

— Поспи, — сказал я Азизе. — Мы уйдем с наступлением ночи.

Она улеглась, я накрыл её халатом.

Когда мы добрались до дома Ибн Тувайса, было немного за полдень. Положим четыре часа на ожидание, потом ещё час на то, чтобы выбраться по подземному ходу за городские стены… Можно выйти наружу ещё затемно.

Я выбрал из стопки книг одну — перевод сочинения Шень Куа из далекого Катая — «Очерки о сонной заводи».

Когда наконец укоротившаяся свеча показала, что настал час уходить, я положил книгу на место среди других. Может, когда-нибудь я её дочитаю.

Азиза проснулась от прикосновения моей руки, встала и зажгла новую свечу. Взвалив тюки на плечи, я последовал за ней по подземному ходу.

Лошади ожидали нас, оседланные и готовые в путь, в подземной конюшне. Сев в седла, мы двинулись по тоннелю к наружным стенам города.

Свод нависал всего в нескольких дюймах над моей головой; местами тоннель был вырублен в сплошной скале. Несколько раз мы переезжали через маленькие лужицы, а в одном месте ехали несколько сот ярдов вдоль потока чистой, холодной воды.

Ход внезапно оборвался. Перед нами была каменная глыба; рядом с ней находился бронзовый рычаг странного вида: такого не сделали бы ни мавры, ни готы, ни финикийцы; я вообще не видел прежде ничего похожего. Вспомнил о Кадисском Идоле… может быть, его создали те же самые мастера?

Сойдя с коня, я положил руку на рычаг. Помедлил, собираясь с духом, потом потянул вниз.

Ничего не произошло.

В свете свечи наши взгляды встретились. А что, если не откроется? Тогда, значит, мы в ловушке?

Я снова собрался с силами и всем телом повис на рычаге. Медленно, неохотно он подался. Большая каменная глыба так же медленно повернулась внутрь тоннеля, неподатливая от старости и несказанно долгих лет бездействия. К нам долетело дуновение ночной прохлады, запах влажной растительности, журчание сочащейся тонкой струйкой воды.

Шагнув наружу с мечом в руке, я оказался в узком ущелье, над которым светили звезды. Всего в нескольких шагах впереди наша струйка воды вливалась в более широкий поток. Поискав, я обнаружил второй рычаг, искусно скрытый в трещине скалы. Азиза вышла из тоннеля, и я повернул рычаг; дверь закрылась, на этот раз легче, и полностью слилась с естественными трещинами камня. Запомнив место, я замаскировал рычаг и уничтожил все следы движения двери.

Вновь сели мы в седла и пустили коней шагом по каменистому дну ручейка, а проехав некоторое расстояние, выбрались из воды и свернули на древнюю тропу, потом попали на дорожку, которой пользовались крестьяне, идя в поле и обратно. Вдалеке уже можно было разглядеть башню Замка Отмана, по крайней мере, мы считали, что это она. Построенный очень давно, считавшийся стариной уже тогда, когда в Испанию вошли первые вестготы, Замок мог быть творением римлян или даже древних иберов. Его разрушали и восстанавливали несколько раз, он стал местом дурных предзнаменований, и мало кто отваживался испытать те опасности, которые казались его неотъемлемой частью.

Мы ехали молча, угнетенные страхом за Ибн Тувайса. Его могли пытать или убить. Вернуться — значит только подтвердить, что он помогал нам, и тем обречь его на верную смерть, а то, что он для нас сделал, пропадет впустую.

Как долго можно продержаться в Замке Отмана? Сколько пройдет времени, прежде чем случайный прохожий наткнется на нас или заметит какое-то движение среди развалин? Однако, если мы убежим из замка, то куда нам идти? Мне одному это было бы намного проще; однако же никто не ездит по стране в обществе красивой девушки, не рискуя вызвать пересуды, и уж ни в коем случае без конной охраны.

Рассвет все ещё медлил за горизонтом, когда мы подъехали, поднявшись по склону холма, к башне — и до чего же громадна оказалась эта старая башня! Кроме нее, осталось немногое: разрушенная парапетная стенка с бойницами, залитые лунным светом обрушившиеся валы. Это было уединенное место, изобилующее призраками, забытое на своем холме; запах смерти витал над ним.

Мы направили коней в открытые ворота и остановились посреди двора. Когда отзвучало эхо наших подков, стало совсем тихо. Летучая мышь затрепетала крыльями над моей головой, сова спросила что-то из темноты.

Вот мы и прибыли в наше укрытие, две тени, чтобы присоединиться к здешним обитателям-призракам; однако я боялся, что нас обнаружат, а не разных ночных созданий. Люди, живущие на безлюдных вересковых пустошах Арморики, привычны к оборотням, вампирам и «турстам».

— Матюрен, — прошептала Азиза, — мне страшно!

Сойдя с коня, я протянул ей руки:

— Тьма — друг преследуемых, Азиза; а любовь возможна везде, где есть мы. Останемся здесь.