Раздумывая обо всем этом, Трент вдруг осознал, что никогда не сомневался в своей способности победить любого. Эта уверенность и была частью его силы. Природа наградила Трента необыкновенно быстрой реакцией, крепкими нервами и твердой рукой. Трент почти не прицеливался, разве когда стрелял из винтовки. Он просто выхватывал свой шестизарядник, направлял на противника и стрелял.

Тем не менее он был достаточно умен, чтобы понимать: как бы хорошо он ни стрелял, всегда найдется человек, который стреляет еще лучше. И была у него одна слабость, которую Куинс сразу же разгадал: склонность к состраданию.

В этих краях и в эти времена мужчины решали свои споры с помощью револьверов точно так же, как в прежние времена они решали их с помощью боевых топоров, копий и мечей. Так было везде, не только на Диком Западе. Возможно, когда-либо споры будут решаться по-иному, но пока они решались именно так.

Был период, когда в Италии за десять дней произошло две тысячи семьсот пятьдесят девять дуэлей, причем сражались в основном на шпагах и рапирах. Интересно отметить, что только тридцать дуэлянтов были военными и двадцать девять — журналистами, остальные же представляли собой людей самых разных профессий и званий, четверо из них были даже депутатами парламента.

Шевалье д'Андре убил на дуэлях семьдесят два человека, а про Александра Кита Макланга, племянника бывшего главного судьи, говорили, что он отправил на тот свет больше сотни.

Словом, решение споров с помощью оружия не было привилегией одного только Дикого Запада. Лишь немногие устраивали перестрелки для того, чтобы завоевать репутацию метких стрелков, большинство же просто не задумывалось об этом. Однако многие приобретали такую репутацию помимо своей воли, потому что действительно метко стреляли.

«Отец считает, что ты умеешь обращаться с оружием, — сказал ему как-то Куинс, — а он редко ошибается».

Значит, его страсть к оружию заметна невооруженным глазом? Впрочем, что тут удивительного? Умеет же он почти безошибочно вычислить человека, опасного для окружающих, который либо стреляет с необыкновенной меткостью, либо в душе ненавидит людей.

Трент и Куинс бок о бок въехали в Кап. Им навстречу вышли Парсон и молодой Бартрам.

— А вы и вправду раздобыли продукты, — заметил Парсон. — Ума не приложу, как вам это удалось.

— Ну, Лезерс не особо сопротивлялся. Когда я привел его в магазин и сказал, что нам надо, он выложил все как миленький. Если с человеком правильно обращаться, он сделает все, что ты захочешь.

Куинс усмехнулся.

— Трент вытащил этого беднягу прямо из постели, ухитрившись не разбудить его жену. Мне даже стало его немного жаль.

— Хотел бы я посмотреть, что будет, когда он встанет, — сказал Бартрам, — или когда проснется его жена.

Парсон Хэтфилд, довольный, улыбнулся в усы.

— Ну, думаю, первый раунд мы выиграли. Вы бы посмотрели, как удирали эти ублюдки, когда вы открыли огонь!

— А что за человек лежал на земле? — спросил Трент.

— Негодяй по кличке Индеец Джо. Правда, он такой же индеец, как ты. — Парсон усмехнулся. — Я не могу сказать так про себя, поскольку во мне есть индейская кровь. Но хоть он и не был индейцем, его звали Индеец Джо. Порядочный мерзавец, и, когда он совсем зарвался, О'Хара утихомирил его.

Конечно, те продукты, что ты привез, Трент, очень кстати, но ты же сам понимаешь, надолго их не хватит. У нас здесь много народу, и все едоки что надо. — Парсон уселся на ступеньку. — Вернуться в Седар и снова проделать то же самое мы не можем. Значит, надо придумать что-то другое.

— Сначала несколько дней отдыха, — сказал Трент, — а потом, хотим мы этого или нет, придется ехать в Блейзер. Вот бы узнать, что они там задумали, ведь я…

— Слишком уж ты ушел в себя, — заметил Парсон. — Ничего не видел и не слышал. Приглядись ты повнимательнее, понял бы, чем заняты сейчас мысли Хейла, и еще понял бы, что недели две мы можем жить спокойно.

— Почему? Что случилось?

— Король Билл собирается устроить грандиозный праздник. На днях исполняется десять лет, как он приехал в эти края, и он решил отметить это событие. Будут скачки, соревнования по бегу и разгибанию подков, кулачные бои. Хейл обещал привезти человека, который дерется голыми руками, по кличке Бык Тернер. Огромный мужик… Говорят, победить его невозможно.

— Это так, — согласился Трент. — Я видел его в драке. Большой, сильный и очень подлый. — Трент на секунду задумался. — Может быть, это даст нам время, в котором мы так нуждаемся. — Он встал. — Пойду немного посплю. — Трент осторожно дотронулся до своего лица. — До сих пор горит.

— Но синяк под глазом стал уже меньше, — успокоил его Куинс.

Трент посмотрел на свои все еще распухшие руки.

— А вот они меня беспокоят, хотя болят уже не так сильно.

Трент расстелил свое одеяло в таком месте, куда не попадали лучи заходящего солнца. Вечер еще только начинался, но он надеялся, что уснет сразу же, как только ляжет, — он ведь очень устал. Улегшись на одеяло, Трент стал глядеть на небо сквозь листву.

Бык Тернер! Да, Хейл действительно постарался. Тернер — лучший борец в той части страны, что лежала к западу от Миссисипи и тянулась почти до самого Сан-Франциско.

Затем его мысли переключились на предстоящую поездку в Блейзер. Несколько раз, стоя на горных вершинах, Трент внимательно изучал местность, лежащую к западу и к югу, стараясь определить, как лучше добраться до этого города. У него был отличный бинокль, реликвия времен Гражданской войны. Он выменял его у одного немецкого офицера, возвращавшегося к себе домой. По тем временам это был самый лучший бинокль; благодаря ему Трент заметил среди зубчатых гор тоненькую ниточку, которая вполне могла оказаться тропой. Была ли это индейская или охотничья тропа, он знать не мог, но тропой этой явно пользовались. А значит, она куда-то вела. Ему-то хорошо известно, как опасно в горах или в пустыне сворачивать с троп, которые зачастую были единственными дорогами через горы.

Трент проснулся еще до рассвета. Он лежал, закинув руки за голову, и думал о предстоящей поездке. Блейзер лежал на перекрестке путей, это был один из тех городков, которые рождаются только для того, чтобы вскорости умереть, оставив после себя несколько сломанных досок и разбитое стекло. Однако сейчас в этом городе кипела жизнь.

Подойдя к источнику, Трент долго пил, а потом умылся. Лицо горело уже меньше, и челюсть стала двигаться свободнее, прежнее одеревенение почти прошло.

Салли принесла ему грубое полотенце, и он вытер лицо и руки, а потом, перекинув полотенце через плечо, стал причесываться, глядя в маленький осколок зеркала, прикрепленный к стволу дерева.

— Приехали еще двое, — сообщила Салли. — Тот Уилсон с равнины, что возле Бокс-каньона, и Джоди Миллер, его сосед. Джоди — из Техаса. Он хороший человек.

Трент кинул на нее взгляд, в глазах его сверкнули искорки.

— Очень хороший? Он тебе нравится?

Салли вспыхнула.

— Нет, совсем нет! Я… — Она не договорила.

— Что ты?

Она снова вспыхнула.

— Лучше идите поешьте. — Она помолчала, а потом добавила: — Я слышала, вы рассыпались перед той женщиной, владелицей «Дворца» в Седаре.

Причесываясь, Трент наблюдал за Салли в зеркало.

— Мы с ней старые друзья, Салли, — сказал он, улыбаясь. — Я ее уже давно знаю.

— Она хорошая?

Трент кивнул.

— Да, хорошая. Она получила в наследство салун в одном из техасских городков, и, чтобы не умереть с голоду, ей пришлось заняться делами. До этого она долгое время помогала вести бухгалтерский учет и многому научилась, так что салун ее процветает. Джейм Бриго был должником ее отца, он сам предложил ей стать ее телохранителем, а поскольку с Джеймом никто не хочет связываться, у нее нет никаких проблем.

— Она красивая. Я видела ее один раз на улице.

— Да, красивая и к тому же умная. И очень ясно мыслит. — Трент взял свою шляпу. — Салли, ты тоже умная, так что не поддавайся настроению, не думай о чем не надо. Мозг надо развивать, женщине он так же необходим, как и мужчине.

Когда они вошли в дом, Сол поднял голову и указал на двух незнакомцев.

— Уилсон и Миллер, обоих сожгли. Напарника Уилсона убили. Застрелили, когда он хотел поймать лошадь.

Миллер был крупным, солидным мужчиной, заросшим щетиной.

— Привет, — сказал он. — Я тебя уже видел раньше.

— Да, я кое-где побывал, — спокойно произнес Трент.

Миллер его узнал — видно по глазам.

— Я бы признал тебя даже без этого верзилы в Седаре.

— Какого верзилы? — спросил Трент.

— Ну, того, что приехал вчера на закате. Покрупнее тебя. Сказал, что ищет одного человека. Судя по описанию, тебя. Ты ему до зарезу нужен.

— У него плоское лицо и большой шрам над глазом, верно?

— Верно. Глядя на него, можно сказать, что ему частенько приходилось драться, причем он не всегда выходил победителем.

— Я видел однажды такую драку — его тогда здорово отделали. Но он этого заслуживает.

Значит, Кэйн Брокмэн его ищет.

Трент знал, что рано или поздно Кэйн его найдет. Знал еще до того, как ему написал об этом Ли Холл. Трент убил его брата почти два года назад, но Кэйн не из тех, кто забывает обиду. Близнецы Брокмэны были прекрасными наездниками и отличными стрелками, хорошо известными по обе стороны границы. В перестрелке в краю Живого Дуба Трент убил Эйбела Брокмэна, а позже в рукопашной схватке до полусмерти избил Кэйна. И вот теперь Кэйн здесь, разыскивает его. Уж кто-кто, а Кэйн Брокмэн умеет обращаться с револьвером.

Мало ему проблем с Королем Биллом Хейлом!

Парсон Хэтфилд не сводил с Трента глаз.

— Ты говоришь, Миллер, что знаешь этого человека. Я бы тоже хотел его знать.

— Мое имя, — медленно произнес Трент, — Лэнс Килкенни.

— Килкенни? — Бартрам в изумлении выронил тарелку. — Ты — Килкенни?

— Да, — ответил Трент, — хотя я и не сделал ничего, чтобы заиметь ту репутацию, которая у меня есть.

Повернувшись, он вышел из дому и пересек полянку. Он не хотел ни говорить на эту тему, ни отвечать на вопросы, которые наверняка посыпались бы на него. Пока он погуляет, пусть они перемоют ему косточки, тем более что материала у них достаточно — о нем ходит множество историй, большей частью выдуманных.

Да, странно вновь превратиться в Килкенни — так долго он жил под чужим именем.

Стоило кому-нибудь заговорить о знаменитых стрелках, как тут же всплывало его имя. Джон Вэсли Хардин, Дикий Билл Хикок, Билли Брукс, Кулен Бейкер, Билли Лонгли, Фармер Лил, Джон Бул, Бат Мастерсон, Люк Шорт, Джим Котрайт по прозвищу Длинноволосый — их были сотни, этих стрелков. Кое-кто еще жив, а кто-то уже умер.

Они переезжали из одного бурно растущего города в другой, некоторые из них были одновременно и авантюристами, и служителями закона, вроде Эрпов; слава других была чрезмерно раздута, как, например, у Джона Ринго, о его подвигах ходило множество легенд, но когда дело доходило до имен, дат и названий городов, то оказывалось, что с этим у него сплошные неувязки.

Ринго принимал участие в войне в округе Мэсон, что в Техасе, и даже отсидел за это в тюрьме. Он был замешан в убийстве братьев Хэзлет, владельцев магазина в Хуачите, штат Нью-Мексико, а также в различных грабежах и налетах. Однажды он убил в салуне безоружного человека лишь за то, что тот заказал себе пиво, хотя Ринго хотел, чтобы он выпил виски. Словом, за Ринго водилось много темных делишек. Очень вероятно, что, сохрани он свою настоящую фамилию Рингголд, никто бы о нем и не услышал, но имя Ринго придавало ему какой-то романтический ореол. Очень жаль, подумал Килкенни, ведь он из хорошей семьи.

Итак, Кэйн Брокмэн здесь. Килкенни вдруг ощутил какую-то тревогу. Теперь рано или поздно им придется стреляться. Он не хотел этого, и не только потому, что не любил убивать. Он избил Кэйна голыми руками и убил Эйбела, когда тот пытался убить его. Этого достаточно.

Но кроме того, он всегда чувствовал, что Кэйн Брокмэн, несмотря на свою завидную меткость, никогда бы не влип в эту историю, его бы не Эйбел: Кэйн был работягой — прекрасным ковбоем и незаменимым помощником при перегоне скота. Без сомнения, он гонялся за Килкенни только потому, что считал своим долгом отомстить за брата.

Если дело дойдет до убийства… Мысли Килкенни перескочили на Данна и Рейвица и наконец сосредоточились на Малыше Хейле.

Вполне возможно, что вся эта заварушка случилась именно из-за него. Каким бы высокомерным и самонадеянным ни был его отец, в нем не было злобности. Впрочем, с грустью подумал Килкенни, в бою она в нем просыпалась.

Что же Король Билл Хейл предпримет дальше? Без сомнения, та взбучка, которую он получил от Килкенни, больно ударила по его самолюбию, и он может просто исчезнуть. Но в это Килкенни верил слабо. Нет, скорее всего Хейл нанесет ответный удар.

Наверное, его задело не только то, что Килкенни побил его, но и тот факт, что поселенцы, которых он хотел согнать с земли, осмелились напасть на его людей и обратили их в бегство. А потом какой-то Трент, или как его там, приехал в Седар и забрал большое количество продовольствия, хотя он, Хейл, запретил продавать им продукты.

Власть любого человека или нации над другими зиждется в значительной степени на вере других в силу этой власти. Для того чтобы сохранить свое господство, Хейл должен постоянно одерживать победы. А сейчас он трижды потерпел поражение, и его планы были нарушены. Значит, Хейл должен что-то предпринять, чтобы восстановить пошатнувшийся престиж. Но что?

Несмотря на успехи поселенцев, власть Хейла все еще сильна. Кроме того, он знал о них если не все, то очень многое. Так, зная, сколько у них людей, он мог легко рассчитать, сколько им потребуется продовольствия.

Если Хейлу захочется, он соберет своих людей и перекроет тропу на Блейзер. После этого может спокойно сидеть и ждать, пока голод положит конец их сопротивлению. Может решиться и на вторую атаку, только на этот раз гораздо большими силами.

Впрочем, не верится, что Хейл предпримет открытое нападение. Он уже понял, что Хэтфилд и другие поселенцы прочно закрепились на земле и даже если он одержит над ними победу, потери его будут больше, чем он может себе позволить.

От фермы Хэтфилдов не было хорошей дороги до Блейзера. Туда вела узкая горная тропа, по которой с трудом мог проехать всадник, и эту тропу можно легко перекрыть. Более того, Хейл имел в Блейзере своих людей и владел там платной конюшней.

Мысли Килкенни вернулись к Смоки-Дезет — местное название пустыни, позаимствованное у одного индейца, который когда-то случайно назвал ее так. Килкенни не верилось, что ее нельзя пересечь. В свое время он объездил почти весь Дикий Запад и знал, что везде можно найти тропу или хотя бы ее следы.

Неожиданно к нему подошел О'Хара.

— Миллер и Уилсон хотят попытаться добраться до Блейзера. Что ты об этом думаешь?

— Я сам хочу туда попасть, но другим путем — через пустыню. Я верю, что там наверняка есть заброшенная тропа. Если мы поедем через горы, то попадем в засаду, Хейл наверняка нас перехватит — либо па дороге туда, либо на обратном пути.

— Уилсон говорит, что однажды он уже пытался пересечь Смоки-Дезет. Это невозможно. Там полно глубоких каньонов и целые мили голых скал.

К ним присоединились Джексон Хайт, Миллер и Уилсон.

— Мы тут поговорили и решили: если нам удастся подняться повыше в горы и незаметно выйти на тропу, ведущую в Блейзер, засады можно избежать. Думаем, нам удастся добраться до города.

— Поступайте как хотите, — сказал Килкенни. — Я бы не послал своих людей по этой тропе, но, если вам хочется рискнуть, дело ваше. — Он помолчал, оглядывая склон, видневшийся сквозь деревья. — Вся беда в том, что у Хейла много людей, а у нас очень мало. Мы не можем позволить себе потерять хоть одного человека. Так что я бы не советовал вам ехать; уверен, что Хейл будет вас ждать.

— Так далеко от города? — удивился Миллер.

— Он может поставить человека следить за тропой, и тот даст сигнал, когда вас увидит. Хейл очень предусмотрителен; можете быть уверены — его не так-то легко провести.

Килкенни прекрасно понимал, почему поселенцы решили отправиться в город. Никому не хотелось сидеть здесь, словно в мышеловке, ожидая, когда же Хейл сделает следующий шаг. Всем хотелось действовать, хотелось бороться.

— Езжайте, если вам так хочется, — сказал он, — но приготовьтесь стрелять. Люди Хейла будут вас ждать.

В полночь из Капа выехал фургон. Миллер был за кучера, а Уилсон, Хайт и Лидж Хэтфилд ехали верхом. Килкенни проводил их, а потом вернулся к своей постели под деревом и уснул.

Дважды в течение ночи он просыпался и лежал, вслушиваясь, не гремят ли выстрелы, но все было тихо.

На рассвете он был уже на ногах. Салли и матушка Хэтфилд готовили завтрак; им помогали две девушки помоложе. Все молчали. Время от времени кто-нибудь подходил к двери или к раскрытому окну и прислушивался. Но ничего не нарушало тишину.

— Наверное, им все-таки удалось пройти, — высказала предположение Салли.

Килкенни пожал плечами.

— Все может быть.

Покончив с завтраком, он оседлал коня и направился из Капа. На выезде из лагеря он встретил Парсона, тот посмотрел на него и сказал:

— Будь осторожен, Килкенни.

— Постараюсь. — Килкенни махнул в сторону тропы. — Я недалеко, только посмотрю на следы и вернусь.

Он ехал по еле видневшимся следам колес фургона, мимо хижины Моффита до тропы на Блейзер. Время от времени Килкенни останавливался и вслушивался в тишину. На этом отрезке пути фургон никто не преследовал и ничто не свидетельствовало о том, что его заметили.

Лидж и Хайт ехали впереди на приличном расстоянии от фургона — иногда почти до полумили. Несколько раз, как он понял, они останавливались, поджидая фургон, а в одном месте постояли, обсуждая, по-видимому, дальнейший путь. Хотя, возможно, они что-нибудь заметили или услышали.

Неожиданно горы перед ним раздвинулись, открывая удивительную панораму: беспорядочное нагромождение хребтов, каньоны, смятые в складки горные породы, острые гребни и обрывы, спускающиеся до самых откосов, лежавших далеко внизу. От того места, где он стоял, тропа шла вниз по склону и исчезала среди гор. Следов больше не было, и Килкенни понял, что кто-то из путников, скорее всего Лидж, решил позаботиться о том, чтобы не оставлять следов. Блейзер был недалеко, но по такой дороге фургон вряд ли сможет проходить по десять миль в день, а каждый лишний день увеличивал вероятность нападения.

След пропал, и идти дальше было бессмысленно. Килкенни повернул своего черного жеребца, сильного и выносливого, и двинулся назад в Кап. Но вдруг, повинуясь неожиданному импульсу, он свернул с тропы и поехал сквозь лес к уступу, с которого можно было осмотреть местность, называвшуюся Смоки-Дезет.

Это не была пустыня в полном смысле слова: пыльные бури и дымка, благодаря которой она получила свое название — Смоки, — наблюдались здесь довольно редко. Далеко внизу Килкенни рассмотрел остатки разбитого фургона — несколько досок и колесо; рядом, насколько он мог судить с этого расстояния, лежал другой фургон, почти засыпанный песком.

Килкенни медленно ехал вдоль кромки обрыва, надеясь найти тропу вниз. Если бы удалось ее отыскать, это сократило бы дорогу до Блейзера вдвое, поскольку город находился отсюда почти по прямой, нужно только пересечь пустыню. Он ехал и ехал вдоль обрыва, который уходил вниз на глубину от шестидесяти до двухсот футов, но пологого склона все не было. Ниже отвесный склон заканчивался крутым откосом. Дорога на Блейзер широкой дугой огибала утесы и каньоны, но индейцы утверждали, что когда-то здесь был прямой путь, а он знал, что, если индейцы что-то говорят, им можно верить. Поэтому он осторожно ехал вдоль обрыва, внимательно изучая склоны.

Время от времени Килкенни спешивался и шел пешком, ведя за собой коня. Но несмотря на все его усилия, он только к полудню наткнулся на нечто, напоминающее тропу.

Тропа, ведущая вниз, была очень узкой — не шире трех футов. Килкенни нашел место, где кедры давали небольшую тень, привязал своего коня, взял винчестер и стал спускаться вниз, минуя огромные, разбросанные в беспорядке каменные глыбы. Тропа, если это можно назвать тропой, вывела его к самому краю обрыва, и когда ему уже казалось, что дальше идти некуда — впереди бездонная пропасть, — она вдруг резко повернула и пошла вдоль скалы.

Килкенни заколебался, снял шляпу, отер с лица пот. Тропа шла по самому краю обрыва; в некоторых местах она исчезала в трещинах или становилась совсем непроходимой из-за осыпавшихся сверху камней. Ясно одно — здесь не смог бы проехать даже всадник, не говоря уже о фургоне. Но он все-таки шел вниз, ступая с превеликой осторожностью и прижимаясь к скале.

Он шел так примерно час, и вдруг тропа неожиданно оборвалась. Он зашел в тупик. Может быть, когда-то давно здесь и вправду проходила тропа, но она уже давно перестала быть таковой.

Килкенни осторожно повернулся, чтобы идти назад, но тут его взгляд упал на какой-то предмет внизу, наполовину засыпанный песком. Это было колесо фургона, возможно, того самого, который он видел раньше. Значит, когда-то здесь была дорога — теперь ее скрывал обвалившийся обломок скалы. Килкенни заглянул вниз и отпрянул в холодном поту.

До дна обрыва было добрых триста футов, а ведь, судя по остаткам фургона, кто-то здесь проезжал. Как же он сюда попал?

Может быть, уступ, по которому проходила когда-то дорога, обвалился в результате оползня или землетрясения? Землетрясения нередки в этой местности — он сам испытал одно, правда, довольно слабое, а старик-индеец, тот, который рассказал ему о дороге на Блейзер, говорил еще о других случаях.

Держа направление на черную скалу, Килкенни пошел назад. Он вдруг осознал, что зашел гораздо дальше, чем предполагал, и что обратный путь будет намного труднее, поскольку идти придется в гору.

К тому времени, когда Килкенни добрался до того места, где оставил коня, он был полумертвый от усталости. Он прошагал пешком не менее шести миль, то поднимаясь вверх, то спускаясь вниз, а его сапоги не были приспособлены для ходьбы.

Однако он выяснил, что внизу проходила дорога, а раз так, значит, есть и дорога через пустыню.

Теперь он должен был ее найти.