Грубые руки подняли меня и перенесли на корабль. Затем через люк меня бросили в грузовой трюм. Мои вещи последовали вслед за мною, после чего люк был наглухо задраен. Место моего заточения было тесным и нестерпимо душным.

После того как люк был задраен, я попытался сесть, но голова у меня ужасно кружилась, а в висках молотом стучала кровь. Я с трудом освободился от сковывающего меня плаща и лег на спину, тяжело дыша. Удар по голове оказался более опасным, чем я предполагал, поскольку у меня явно было легкое сотрясение мозга. Через некоторое время я потерял сознание и довольно долго, как мне показалось, находился в полном беспамятстве.

Меня привело в сознание какое-то размеренное покачивание. Должно быть, за ночь мы добрались до устья реки, поскольку сейчас корабль явно вышел уже в открытое море. Превозмогая сильную головную боль, я с грехом пополам сел, испытывая нестерпимое чувство жажды.

В трюме, где я оказался, было совершенно темно, а когда я попытался встать, то ушибся головой о выступ люка.

Сверху, с палубы, до меня донесся топот ног, какие-то голоса и скрип мачт. Скорость движения корабля заметно нарастала. Я это явственно ощущал. В конце концов мне все же удалось сесть, и я, прислонившись к стене, обхватил голову руками. Оказывается, Ник Бардл захватил меня по распоряжению Руперта Дженестера.

Я понял, что Они собираются лишить меня жизни и выбросить за борт в открытое море. Как же это он сказал: «Есть так много бездонных мест»? Посмотрим!

Когда я попытался повернуть голову, мое тело пронзила острая боль. Но я превозмог эту боль! Я должен быть готов ко всему. У меня совершенно не было желания расставаться с жизнью, позволив этому негодяю одержать надо мной победу.

А что же мне довелось однажды услышать о Бардле? Не о том ли, что если ему не хватает матросов, то он просто захватывает какого-нибудь деревенского парня и тащит на корабль? Ну вот, на этот раз он захватил меня. Не думаю, что он сразу же кинется меня убивать, если увидит, что меня полезнее использовать в качестве дармовой рабочей силы. А я был силен. В каменных карьерах все говорили, что я мог один работать за двоих. А я-то знал, что это еще не предел моих возможностей.

Что бы ни случилось, я должен постараться, чтобы они не убивали меня сразу и позволили поработать. А уж я постараюсь дождаться своего часа и своего шанса не упущу. Ник Бардл — тертый калач; он, безусловно, знает все существующие хитрости и уловки. Лучшей тактикой для меня сейчас будет не вступать с ними в единоборство, конечно, если они не попытаются меня убить, не сопротивляться и не противоречить им. Я приказал себе цепко держаться за жизнь и ждать своего часа.

И снова я впал в полузабытье, но на этот раз меня привел в чувство рокот открытого моря. Едва люк начали отдраивать, как через его раскрытые створки просунулась чья-то голова:

— Хватит прохлаждаться! Вставай, тебя ждет работа!

Я вскочил и, ухватившись за край люка, выпрыгнул на палубу. Боцман от неожиданности попятился назад. Это был коренастый, рыжеволосый крепыш с обветренным лицом и глубоким шрамом над правым глазом. Его маленькие голубые глазки-буравчики источали злобу и жестокость. Он явно ожидал, что я начну оказывать сопротивление, не потому ли у него за спиной стояли двое рослых, дюжих матросов… отлично вышколенных, судя по их внешнему виду.

— Это корабль? — неожиданно для них спросил я. — Будь я проклят, если сейчас я нахожусь не на корабле! Ведь я мечтал об этом всю жизнь, я всегда мечтал попасть на корабль и оказаться в море!

Морские волки были весьма озадачены. Они разглядывали меня с тупым любопытством. Ведь они, безусловно, ожидали от меня непокорности, гнева, протеста, ругани и драки. А я стоял и дружески улыбался им.

— Вы научите меня ремеслу моряка? Я всю жизнь мечтал о море!

— Научим, научим как следует!

Боцман не знал, как ему себя вести: то ли радоваться, то ли огорчаться. Наконец он скомандовал:

— А ну пошел!

Я безропотно повиновался, а когда все свободные матросы начали натягивать фок-мачту, я бросился им помогать.

Люк трюма оставался открытым, и это волновало меня. Что, если они вздумают осмотреть мои вещи? Но они не стали этого делать, а через некоторое время люк был снова задраен.

Все здесь противоречило моим жизненным принципам; мне было просто не по нутру, когда меня то и дело награждали подзатыльниками и зуботычинами, и я никогда не слыхал, чтобы с кем-то из Сэкеттов когда-нибудь поступали подобным образом. Когда я присмотрелся к членам команды, то понял, что в основном это были отпетые негодяи и темные личности, на помощь которых мне не приходилось рассчитывать.

Но в любом случае я устрою бунт на корабле. И это будет именно бунт, настоящий мятеж или нечто в этом роде.

Мне приходилось делать вид, что я ничего не понимаю в кораблях и не разбираюсь в морском деле, хотя со всем этим я был уже знаком раньше. Из своих болот мы часто выходили под парусом в открытое море. Желая заставить их понять необходимость и целесообразность сохранения мне жизни, я стремился исправно все исполнять и работал за двоих.

На третий день я случайно подслушал разговор между боцманом, которого звали Берримен, и капитаном Бардлом.

— Не следует торопиться, капитан. Этот Сэкетт стоит любых двоих лучших матросов на корабле. Должно быть, у него не все в порядке с головой, он только и твердит о том, что всю жизнь мечтал стать моряком. Однако он действительно работает как дьявол, и от него есть большая польза.

После этого разговора Бардл начал присматриваться ко мне. Он беседовал обо мне с Беррименом еще несколько раз. Однажды Берримен завел со мной разговор:

— Так ты занимался сельским хозяйством и был земледельцем?

— Да, я жил в болотном крае. Мы часто плавали на лодках.

На некоторое время они, по-видимому, удовлетворились этой информацией, но вскоре Берримен снова приступил ко мне с расспросами:

— А каким это образом у землевладельца, такого, как ты, оказались враги из высшего общества?

«Вот теперь у меня возник реальный шанс, — подумал я, — и постараюсь его не упустить». Я хотел, чтобы они, в соответствии со здравым смыслом, пришли к выводу о необходимости сохранения мне жизни.

— Действительно есть некоторые, желающие лишить меня жизни, — сказал я, — но… есть и другие, которые готовы заплатить в два раза больше, чтобы сохранить мне жизнь.

Ник Бардл получил сполна от Руперта Дженестера за все, что ему предстояло содеять, но теперь в его голове зародилась новая мысль: на этом деле можно еще больше заработать!

— Ты меня не проведешь! — критически оглядывая меня, сказал Берримен. Так кто же это заинтересован в сохранности твоей жизни?

— Подумай сам, — отвечал я. — Если один человек платит деньги за то, чтобы лишить меня жизни, то делает он это ради собственной выгоды. Но если человек выигрывает от моей смерти, то обязательно имеется некто другой, кто от этого пострадает, и этот некто крайне заинтересован в том, чтобы я остался в живых. Кстати, тот человек, который желает моей смерти, не так уж и богат. А в том случае, если я вернусь живым, он всего лишится.

После этого разговора на протяжении двух недель жизнь моя протекала нормально. Я по-прежнему усердно и много работал, но при этом заметил, что они частенько освобождали меня от каких-то путаных дел и не принуждали, как прежде, выполнять тяжелые и связанные с риском для жизни работы. Но я никому из них не доверял. Это были воры и убийцы, поэтому моя жизнь постоянно была под угрозой. Если они решат, что я должен умереть, то им ничего не стоит осуществить это. Но все же и для них существовала реальная угроза того, что я смогу расквитаться с ними, если мне удастся каким-то образом вернуться в Англию.

Стояла хорошая погода, и море было спокойно. Я часто всматривался в даль в надежде увидеть на горизонте паруса других кораблей и втайне надеялся, что одним из них окажется корабль капитана Темпани, который в скором времени должен где-то здесь проплывать. Однако я отнюдь не был уверен в том, что он сумеет догнать и подвергнуть тщательному досмотру «Веселого Джека», ведь на его борту находилось двенадцать пушек, причем намного большего калибра, чем те, которыми был вооружен «Тигр». И кроме того, команда «Веселого Джека» состояла из пиратов и всякого бандитского сброда.

Через некоторое время погода ухудшилась, ветер переменился и задул в противоположном направлении, делая жизнь на корабле все труднее и невыносимее с каждым днем. Многие члены команды начали терять самообладание и все чаще проявляли раздражительность и горячность. Я старался не попадать на глаза Берримену или Бардлу, которые при случае охотно сорвут зло именно на мне. Однажды, на пятый день полнейшего штиля, я заметил парус. Однако тот корабль шел на значительном удалении от нас и при сильном попутном ветре, о чем можно было судить по туго надутым парусам и пенящимся бурунам за кормой.

Один парень из команды приглянулся мне — с хорошо развитыми мускулами атлет, среднего роста, с темным цветом кожи, но не негр. Он, по его собственным словам, был мавром, но я об этом народе не имел ни малейшего представления. Позже он объяснил мне, что мавр — это человек, в жилах которого течет мусульманская кровь, хотя и родившийся в Африке, точнее, на севере Африки, где проживает незначительное количество темнокожего населения, если не считать рабов… белых и темнокожих. Его звали Саким.

Он был умелым моряком и вообще толковым человеком. Мы обменивались время от времени взглядами, но в разговор не вступали. Лишь в тот памятный пятый день, когда мы смотрели на проплывавший вдали парусник, он тихо сказал:

— Не знаю, кому принадлежит тот корабль, но я предпочел бы оказаться там, а не быть здесь.

— И я тоже, — искренне согласился я.

Немного помедлив, я спросил у него:

— А есть еще такие, которые думают так же?

— Знаю одного, это неаполитанец по имени Руфиско.

Я на него уже обратил внимание — это был очень юркий, энергичный коротышка, который чем-то напоминал мне Карвино, что-то похожее было в их походке и манерах.

— Можем вместе кое-что предпринять, — сказал я Сакиму, — если желаешь рискнуть.

Он недоверчиво посмотрел на меня:

— В открытом море?

— Близ берега, — ответил я. — Совсем недалеко отсюда находится остров.

— А дикари? — недоверчиво поинтересовался он.

— Лучше очертя голову ринуться в неизвестность, чем сидеть, зная наперед, что тебя здесь ожидает. Они вовсе не намерены отпустить меня подобру-поздорову, — добавил я. — Так что мне терять нечего. А ты как?

— Мне тоже терять нечего. Я переговорю с Руфиско, — пообещал Саким.

Однако продолжения разговора не последовало — нам было не до этого. Поднявшийся внезапно шквалистый ветер нагнал высокие волны, и наше судно то резко кренилось назад, то, выровнявшись на несколько минут, зарывалось в волны носом. А мы тем временем пытались вывести судно под ветер. Этот «Веселый Джек» все же оказался неплохим морячком и оправдал надежды своего владельца.

Саким сохранил наш разговор в тайне, значит, он, по крайней мере, серьезно отнесся к моему предложению.

Наконец нам удалось «поймать ветер», и «Веселый Джек» устремился на юго-запад. И хотя порой на нас обрушивался сильный ливень, все-таки нам все время помогал попутный ветер. Наконец, на шестьдесят седьмой день плавания в открытом море, мы снова увидели землю. Земля была еще очень далеко и едва виднелась на горизонте, но Бардл слегка изменил румб и направил наше судно южнее, не пожелав приближаться к берегу.

Во время ночной вахты, после того как мы отстояли половину смены, ко мне незаметно подошел мавр и прошептал:

— Руфиско тоже хочет рискнуть.

— И при первой же возможности. Вторая просто может не представиться.

— Они нас убьют, — сокрушенно сказал Саким.

— Мой друг, — спокойно ответил я, — этот шакал уже получил за меня деньги, поэтому когда мы будем покидать корабль, я заберу с собой все, что по праву принадлежит мне, включая плату за моряцкий труд. А также и некоторую компенсацию.

— Люблю иметь дело с уверенными в себе людьми, — сухо ответил Саким. Особенно при их жизни.

— Постараюсь пожить подольше, — вторил я ему. — По крайней мере, постараюсь во что бы то ни стало ступить хоть одной ногой на твердую землю.

На корме появился Берримен.

— Отставить разговоры! — проворчал он. — У нас нет времени болтать о всякой ерунде. Приступай к работе!

— Так точно! Нам многое необходимо сделать! — ответил я нарочито подобострастным тоном.

Закончив вахту, я спустился в спальный трюм. Забравшись на свою койку, я притворился спящим. Я лежал затаившись, пока трюм не огласился дружным храпом. Лишь после этого я неслышно соскользнул с койки и осторожно направился к рундуку, в котором хранились паруса. Ползая среди парусов, я вскоре нашел то, что искал — меня интересовала обнаруженная ранее незакрепленная доска, которая могла служить лазом в грузовой трюм.

Несомненно, это придумал кто-то из членов команды, чтобы иметь возможность поживиться добычей из трюма, но чужое добро меня не интересовало. Мне необходимо было забрать лишь свои собственные вещи. Я спустился через лаз в трюме. Там было темно, и мне потребовалось больше времени, чем я рассчитывал, на поиски своих тюков и баулов.

Я достал имевшиеся в моем багаже два пистолета, порох и пули. Всего по десять зарядов на каждый ствол. С собой я прихватил также три абордажные сабли из четырех, припасенных мною, а также короткоствольное охотничье ружье, которое я сразу же зарядил картечью, воспользовавшись светом, проникающим через открытый лаз парусного рундука.

Держа один из пистолетов в руке, я сунул второй за пояс. Мой собственный великолепный и испытанный в боях клинок отобрал у меня капитан, когда меня затащили на корабль. Свою шпагу я здесь не оставлю! А пока что и абордажные сабли могут сослужить службу.

Я, никем не замеченный, крадучись пробирался по окутанной тьмой мокрой палубе. Никто не заметил также, как я вновь вернулся в опальный отсек. Я разбудил Сакима и Руфиско и каждому вручил по сабле.

— Вперед! — шепотом скомандовал я. — Сегодня ночью мы захватываем корабль!

Мы вышли на палубу и направились к орудию на вертлюжной установке.

— Зарядить! — скомандовал я. — Когда я дам сигнал, постарайтесь выбрать самую лучшую цель.

У штурвала стоял Дарклинг, человек, не вызывавший у меня ни малейшей симпатии. Когда я взобрался на мостик и начал подкрадываться к нему, он заметил меня.

— Это что же ты делаешь здесь на мостике? — крикнул он.

— Захватываю корабль, — прокричал я ему в ответ. — Теперь меняй курс, поверни штурвал на четыре градуса.

Без лишних слов я приставил свое охотничье ружье к его животу, чуть выше пряжки.

— Если будешь упрямиться, — попытался я его образумить, — то следующий, кто выполнит мою команду, будет уже стоять на твоем трупе. Понял?

Несколько секунд он соображал, негодующе и зловеще испепеляя меня своим взглядом, однако выполнил мое требование и повернул штурвал. Теперь ветер, раздувая паруса, быстро нес нас к берегу. Я не сомневался, что в результате моих действий последует какая-то ответная реакция, и она не заставила долго себя ждать. На мостик взбежал разъяренный Берримен.

— Что?..

— Молча ложись лицом вниз на крышку трюмного люка, — приказал я.

Он ошалело переводил взгляд с моего лица на ружье и пистолеты, торчавшие у меня за поясом… Все же он проявил сообразительность и почел разумным повиноваться моей команде.

— Теперь ты, — обратился я к Руфиско, — бери штурвал и веди корабль к берегу. А ты, Дарклинг, ложись рядом с Беррименом. Этим дробовиком я могу продырявить сразу двоих или одного, в зависимости от расстояния между целями.

И снова все было по-прежнему тихо и спокойно. Наше судно шло на относительно небольшой скорости, но тем не менее приближалось к берегу. Однако я не собирался здесь высаживаться, а намеревался достигнуть места, расположенного на моей карте немного южнее. Это были несколько песчаных островков, по форме напоминающих человеческий палец. Если мне повезло, если я правильно угадал направление — поскольку я все же действовал по наитию, то эти острова должны вот-вот показаться.

— Ты абсолютный идиот! — кричал мне Берримен. — Ты будешь болтаться на рее!

— Когда же я расскажу все, что знаю про вас, — ответил я ему, сохраняя приятные нотки в голосе, — то вы все будете болтаться…

Берег стремительно приближался. Я уже чувствовал запах земли и мог различить удары прибоя о берег. Мы шли к берегу под углом в сорок пять градусов, но у меня совсем не было намерения сажать корабль на мель и подвергать опасности жизнь других людей. Это вовсе не входило в мои планы. Но, в сущности, все они были законченные негодяи и отпетые злодеи, и этого никто не мог отрицать. Я предположил, что, окажись этот грязный, разложившийся и препротивнейший сброд в воде, они запросто могли бы послужить причиной гибели всей рыбы на несколько морских миль вокруг них.

Теперь мы сбавили скорость для лучшей маневренности корабля. Я прошел от носа к корме и подтащил ближе к борту вельбот, который мы тянули на буксире.

От волнения и страха у меня пересохло во рту, но альтернативы тому, что я решил предпринять, не было. Дарклинг попытался встать, и мне вновь пришлось направить на него дробовик. Он повиновался и после этого уже не смел пошевелиться.

— Вот погоди, придет Ник, тогда увидишь! — начал он запугивать меня.

— Саким, а ну сними крышку с люка! — приказал я.

Берримен и Дарклинг не могли понять, что я намеревался дальше предпринять, когда я приказал им отползти в сторону от крышки люка, должно быть, на них так подействовал запах плесени и затхлости. Я подал знак Руфиско занайтовать штурвал, а затем пройти вперед и освободить крепление якоря.

Передав Сакиму дробовик, я спустился в грузовой трюм и собрал свои вещи. После этого я подтащил вельбот ближе к борту и перегрузил их на него. Нам пришлось связать Берримена и Дарклинга и заткнуть их рты кляпами. Мы действовали быстро и слаженно. Из корабельного провианта мы взяли галеты, солонину и специально заготовленный для капитана его любимый окорок.

— Теперь стойте рядом и будьте начеку! Мне надо поговорить с капитаном.

— Ты что? — взмолился Руфиско. — Он и во сне никогда не расстается с заряженным пистолетом.

— Посмотрим, насколько быстро он умеет с ним управляться. У меня есть несколько дел, которые необходимо обсудить с ним.

Я прошел вдоль борта, спустился на три ступеньки по трапу на ют и открыл капитанскую каюту. Он лежал развалившись на койке, рядом валялась пустая бутылка, в каюте стоял удушающий запах рома. Моя шпага лежала на полу посреди каюты и я сразу же поднял ее.

Действительно, рядом с ним лежал пистолет, но я ловким движением проворно выхватил его из-под капитанской руки. Затем слегка толкнул капитана в бок носком башмака.

— Очнись! Настало время платить по счетам.

Капитан слегка шевельнулся и приоткрыл глаза, но затем, очевидно, понял, что корабль стоит на месте, мигом проснулся, сбросил с себя одеяло и сел на кровати, опустив ноги на пол. Только теперь он увидел меня. Я стоял, широко расставив ноги, поскольку начала ощущаться слабая качка, со шпагой в руках и торчащим из-за пояса пистолетом.

— Ты?! — Недоуменно глядя на меня, он попытался было встать, но я ему не позволил, коснувшись кончиком шпаги его груди. — Это что, бунт?

— Нет, и даже не мятеж, капитан, поскольку, становясь членом твоей команды, я не присягал тебе на верность, а оказался на борту против моей воли. Сейчас мы достигли берега и я возвращаю себе свободу.

— Ты окажешься на вертеле у дикарей, — предупредил он.

— Пусть это буду я, а не ты, по крайней мере, — ответил я. — Теперь слушай меня внимательно, капитан. За тобой числится должок. Это деньги, которые вы отобрали у меня, а также сумма, которая причитается мне как члену судовой команды. Кроме того, мне полагается компенсация за причиненный материальный ущерб.

— Ущерб! Я вот причиню тебе сейчас ущерб! — Он попытался было ринуться на меня, и мне опять пришлось остановить его легким прикосновением шпаги к его груди. Легким, но весьма чувствительным.

От боли он вскрикнул и отпрянул назад, а на его рубашке выступило небольшое красное пятнышко.

— Верни деньги, которые вы у меня отобрали, капитан. Остальное я компенсирую товарами.

Из внутреннего кармана своей рубашки он достал мой мешочек с деньгами и бросил его мне. Я ловко поймал его на лету и, держа на ладони, прикинул его вес. Вроде бы все мои деньги были в целости.

— Мое время ценится дорого, и его цена превышает стоимость твоего корабля. Но я не стану отбирать у тебя корабль: четыре центнера товаров, а также немного пороха и картечи я сочту достаточной компенсацией.

— Четыре центнера! — Его голос сорвался почти на фальцет. — Да ты просто ненормальный.

— Чудесно! Пусть будет по-твоему, пять центнеров!

Бардл смотрел на меня с нескрываемой ненавистью.

— Мне следовало выбросить тебя за борт в первый же день после выхода в море. Я оказался дураком, что до сих пор не сделал этого.

— Безусловно, — согласился я. — Но тебе все равно вряд ли удалось бы это сделать. Да и перед капитаном Темпани пришлось бы держать ответ. Знаешь что, Бардл, тебе теперь нельзя возвращаться в Англию.

— Ты это о чем? Что ты болтаешь?

— Ты ведь понимаешь, что после моего исчезновения было проведено тщательное расследование; и следы неизбежно должны были привести к твоему кораблю. Когда ты вернешься, тебя там уже будут ждать.

Такая перспектива не очень вдохновила его. Он пытался испепелить меня взглядом и делал вид, что не понимает, о чем это я говорю.

— Ха-ха! — язвительно ухмыльнулся он. — Твоего исчезновения никто даже и не заметил. Ведь ты ничто, какой-то земледелец из болотного края!

В капитанской каюте находилось еще несколько предметов, которые могли мне понадобиться. Морской компас, — его я сразу же положил в карман, еще одну пару пистолетов я также заткнул за пояс. Он злобно смотрел на меня, а его глаза все больше и больше наливались кровью.

— Ты просто гнусный вор! — заорал он.

— В следующий раз, когда ты попытаешься оглушить какого-нибудь бедолагу, Бардл, помни об этом. А теперь, когда я покидаю твой корабль, знай, что по твоему следу идет капитан Темпани, а уж он-то знает, чем ты промышляешь и что ты за птица. Теперь он будет охотиться за тобой. И еще! На следующий день после того, как вы меня захватили, у меня должна была состояться встреча с великим графом, дядей Дженестера. Он строит некоторые планы с моим участием. В этом деле участвует также капитан Темпани и еще некоторые высокородные особы. На этот раз тебе крупно не повезло, Бардл! Теперь тебе крышка!

Собрав некоторые вещи, я зажал их под мышкой, остальные держал в левой руке, — я направился к двери, двигаясь спиной вперед.

— И не подумай выходить из каюты, Бардл, — предупредил я, — и не пытайся преследовать меня.

— Ты рассчитываешь, что Темпани сможет здесь тебя отыскать? — Бардл расхохотался. — Этого побережья никто не знает, даже Госнолд с Ньюпортом! Как только ты покинешь мой корабль, тебя больше никто никогда не увидит.

— А тебе не пришло в голову, что я умышленно задумал скрыться на какое-то продолжительное время, Бардл? По крайней мере до тех пор, пока тебя не поймают, посадят в крепость и закуют в цепи? Ты стал причиной гибели многих молодых парней. А теперь ты сам можешь умереть.

Выйдя на площадку трапа, я еще раз обратился к капитану:

— На этот раз я намерен начать торговлю с туземцами, Бардл. Я поживу среди них и постараюсь прикупить столько меха, чтобы им можно было загрузить целый корабль. Через пару лет я вернусь, но уже очень богатым человеком… Обещаю тебе, когда я вернусь в Англию, то обязательно наведаюсь туда, где будут покоиться твои останки. Но думаю, что кости твои будут гнить где-нибудь на кладбище для бедняков и бродяг.

— Ты хладнокровный негодяй, Сэкетт, — он смотрел на меня глазами, полными ненависти, — но не радуйся, дикари с тобой быстро разделаются.

Я закрыл за собой дверь капитанской каюты и поднялся по трапу. Вокруг по-прежнему было тихо и спокойно. Однако, когда я приблизился к фальшборту, ко мне подбежал Саким.

— Сэкетт, нам нужно поскорее уходить. Я слыхал какой-то шум внизу, мне кажется, они что-то замышляют!

— Понятно. Тогда — быстро в вельбот!

Я обвязал веревкой остатки своих вещей, которые принес сейчас с собой, чтобы перенести груз одним стропом на вельбот. До наступления рассвета было еще довольно далеко. Но на темном небе не виднелось ни единой звезды. Из того, что мне довелось слышать об этих местах, я знал, что как раз на этом побережье часто свирепствуют бури, шторма и ураганы.

Саким уже стоял внизу у вельбота с буксирным канатом в руках, готовый отдать швартовы. Руфиско ему помогал.

В тот самый момент, когда я занес ногу над поручнем, на палубу стремительно выскочили пираты. Они нашли какую-то щель, о которой я раньше не знал, и сумели поднять команду в темноте. Когда я их увидел, они уже были совсем рядом, а их натиск оказался быстрым и неожиданным.

Одновременно из своей каюты выскочил Ник Бардл с пистолетом в руке. О том, что у него был еще один пистолет, я не знал. Не раздумывая ни секунды, я выстрелил прямо в подступающую ко мне толпу. Я успел перенести вторую ногу за поручни и, оказавшись за кормой, соскользнул вниз по веревке в вельбот.

В следующее мгновение на том месте, где только что стоял я, появился Ник Бардл, тщательно целясь из пистолета. Как только я очутился в вельботе, Саким отдал швартовы, и вельбот отвалил от корабля. Руфиско изо всех сил налег на весла, однако после мощного гребка он вдруг направил вельбот не вперед, а назад. И это спасло мне жизнь.

Прогремел пистолетный выстрел, и пуля с глухим щелчком врезалась в борт рядом со мной.

Руфиско приспособил какую-то парусину, и мы пошли под парусом, пользуясь попутным ветром. Наш вельбот скользил по воде довольно стремительно, но я не торопился с ответным выстрелом, не сводя, однако, с Бардла глаз. А он даже и не пытался перезарядить пистолет и просто глядел, как вельбот все дальше и дальше удаляется от его корабля.

Я оглянулся всего лишь один раз, чтобы в последний раз увидеть «Веселого Джека» и потом забыть навсегда. Он медленно разворачивался носом вперед в сторону моря, видимо, Бардл не имел намерения залечь в дрейф у берега. Я больше не желал видеть этот корабль и отвернулся от него, а вместе с этим и от моря, и от Англии, и от родного дома. Передо мной простирался целый континент, громадное пространство, заселенное дикарями, о которых я ничего не знал. Я не имел ни малейшего представления о том, каким образом и когда смогу выбраться отсюда, а также не знал и о том, что. нас ждет впереди, после того как мы высадимся на берег.

Я с трудом протиснулся по корме, так как вельбот был ужасно перегружен.

Вдалеке, слева по борту, я уже отчетливо слышал шум прибоя и шуршание песка. Была тихая ночь…

Стоявший на носу вельбота Саким спросил:

— А теперь что будем делать?

Я задумался на мгновение, а потом ответил:

— До рассвета мы постараемся найти какую-нибудь тихую гавань, где можно затаиться на время. После этого проведем тщательную рекогносцировку местности и попробуем выяснить, куда нас занесло.

Я не расставался с мечтой о торговле мехами и намеревался вернуться в Англию состоятельным человеком. Но в данный момент Англия казалась мне такой далекой и недосягаемой, а простирающаяся передо мной земля была такой громадной, загадочной и абсолютно неведомой! Но эта земля отныне была моей судьбой…

Если мне будет суждено стать основателем династии, то это свершится именно здесь, на этой земле. А если нам будет суждено еще и процветать и благоденствовать, то пусть это будет происходить в соответствии с законами этой земли. Я не сомневался в том, что мои потомки — будущие внуки и правнуки — поймут меня правильно и одобрят принятое мною решение основать династию Сэкеттов именно здесь, на этой земле, имя которой Америка.