В городе было время ужина, и улицы были почти пустыми. Город был совсем небольшим — два ряда магазинчиков, салунов и игральных заведений, да отель или два, вытянувшиеся вдоль улицы с обеих сторон. Здесь и там виднелись коновязи, у большинства домов были сколочены деревянные тротуары.

Шанаги подошел к тому, что было похоже на лучший отель и вошел внутрь. Клерк, высокий молодой человек с желтоватым лицом и впалыми щеками, пододвинул к нему регистрационный журнал. Том написал: "Том Шанаги, Нью Йорк", и отодвинул его обратно.

— С вас пятьдесят центов, мистер Шанаги. Вы к нам надолго?

— До восточного поезда завтра вечером, — сказал Шанаги.

— Если вас интересует игра по-маленькой, — предложил клерк, — у нас в отеле в задней комнате как раз играют.

— Спасибо. — Дома Шанаги сам помогал обдирать простаков и просто так на обман не поддавался. — Я не играю.

— Нет? Значит, наверное…

— Девушку я тоже не хочу, — сказал Шанаги. — Я хочу что-нибудь поесть, отдохнуть и почитать нью-йоркскую газету, если она у вас есть.

Он не очень понравился клерку. Тот ткнул пальцем в сторону двери, из-за которой доносился звон тарелок. — Можете поесть вон там. — Затем клерк ткнул в противоположную дверь. — А там есть салун. Что же касается нью-йоркской газеты… — Он пошелестел газетами, лежавшими на стойке, по виду читаные-перечитаные. — Боюсь, у нас нет ни одной. Время от времени коммивояжеры оставляют их в фойе, можете посмотреть сами.

Шанаги подумал и решил, что не стоит. Он взял ключ, посмотрел на клерка, взял одеяла и пошел к лестнице. Может статься в газете ничего не будет о войне банд. Всегда были и будут драки, стычки между группировками и убийства, и газеты сообщали лишь о малой их части. Джон Моррисси был, конечно, популярной фигурой, но Эбен Чайлдерс едва ли был известен за пределами Файв Пойнтс, Бауэри и парой мест по соседству с Бродвеем.

Обстановка комнаты была скудной. Окно, выходящее на улицу, кровать, кресло, кресло, трюмо с овальным зеркалом, а на трюмо — белый таз и кувшин с водой. Рядом на вешалке висело полотенце.

На полу лежала истертая ковровая дорожка. Шанаги снял пиджак, закатал рукава, умылся, смочил волосы и причесался.

Он критически осмотрел себя в зеркало. Пять футов девять дюймов, чуть выше среднего роста, сильнее, чем большинство людей благодаря тяжелой работе в кузнице. Девушки всегда говорили ему, что он симпатичный, но все это была ерунда. Они знали, что он друг Моррисси, а имя Моррисси означало в том мире, который он покинул, деньги и власть, поэтому ему всегда старались польстить. Нельзя сказать, что он часто знался с девушками… Он всегда занимался только черновой работой, был на побегушках.

Сбив с пиджака пыль, Шанаги взял шляпу и спустился вниз. Ресторан был открыт. Том вошел, заказал мясо с бобами и начал потихоньку расслабляться.

Официант оказался полным человеком в полосатой рубашке с резинками на рукавах и с прилизанными волосами. Он налил Шанаги чашку кофе, пролив немалую порцию на блюдце.

Окно на улицу, затянутое мелкой сеткой, было открыто, и Шанаги услышал звон кузнечного молота.

— Поздновато он задержался, а?

открыто, и Шанаги услышал звон кузнечного молота.

— Поздновато он задержался, а?

— Много работы. — Официант поставил на стол кофейник. — Скоро начнется перегон скота, а перед этим всем надо подковать лошадей. В такое время он всегда занят.

Официант отошел. Шанаги медленно расслаблялся. Ему нравилось просто сидеть, ничего не делая. Уже несколько дней подряд, а в действительности недель, он работал без перерыва. До завтрашнего вечера ему делать нечего. Лучше, наверное купить билет на поезд прямо сейчас: если что-нибудь случится, билет, по крайней мере, будет у него в кармане, а когда он попадет в Нью Йорк, все пойдет нормально.

Что может случиться? В ответ на свой собственный вопрос Том пожал плечами и поднял глаза на возвращавшегося с тарелкой официанта.

— Если захотите добавки, дайте знак, — сказал официант. — Мы привыкли, что у нас едят хорошо.

Шанаги наполовину закончил ужин, когда дверь с улицы открылась, и, звеня шпорами, вошел какой-то человек. Он подошел к столу, где уже сидели двое, и упал на стул рядом с ними.

— Его не видно, — сказал вновь вошедший. — Он опаздывает на три дня. Это не похоже на Рига.

Шанаги в это время резал мясо и, услышав имя, застыл.

Риг? Риг Барретт?

— В последний раз он дал о себе знать из Канзас-сити. Это было на прошлой неделе.

— Может, он уже здесь? Разведывает обстановку? Тебе же известно, какой он, никогда не поднимает шума.

— Я беспокоюсь, судья. Вы же знаете, что сказал Винс Паттерсон, а Винс не будет зря бросаться словами. Я слыхал, он нанимает ковбоев около с Увальде, крепких ребят. Несколько дней назад приехал Джоэль Стронг, он говорит, что у Винса уже двадцать пять человек. Зачем ему столько? Чтобы пригнать стадо в две с половиной тысячи голов ему не надо и половины, так к чему нанимать так много ковбоев?

— Может быть боится индейцев?

— Винс? Да он пойдет против всех адских сил в одиночку и с ведром воды! Нет, в этот раз он рассчитывает расквитаться. Когда убили его брата, Винс пообещал вернуться.

— Он не может винить за это весь город.

— Однако винит. Винс крепкий парень и никогда не зря не болтает. Его мог бы остановить только Риг Барретт. Вы знаете и я знаю, что Винс не послушает никого другого.

Судья отпил кофе, затем закурил сигару.

— Да, я знаю Винса, он тяжелый человек. То, что сделал он, знаете и я знаю, что Винс не послушает никого другого.

Судья отпил кофе, затем закурил сигару.

— Да, я знаю Винса, он человек с характером, и то, что сделал он, может сделать только человек с характером. Приехал из Кентукки и начал отлавливать и клеймить одичавший скот. Подружился с индейцами, которые хотели подружиться, воевал с теми, кто хотел воевать, но построил себе ранчо. Первые два года все делал сам. Потом приехал его брат и работал и воевал с ним бок о бок. Этого брата убил Драко.

Драко?

С этого момента Том Шанаги слышал лишь обрывки разговора, как ни пытался что-нибудь услышать. Естественно, ему стало любопытно. Наверное, Риг Барретт хотел доехать на том грузовом поезде на запад, но потом почему-то сошел, оставив вещи. Но зачем шерифу ехать на грузовом поезде? Чтобы незаметно заявиться в город? Возможно, но Риг, похоже, не был человеком, который стал бы беспокоиться, что его кто-то заметит. Скорее, ему было выгодно, чтобы горожане узнали, что он вернулся.

Так что же с ним произошло? Шанаги пожалел, что этим вечером не было поезда на восток. Прямо сейчас. Он почувствовал, что попал в западню. Его старый друг из тира много рассказывал о нравах на Западе. Если ты убил человека в честном поединке, вопросов не было. Если же ты убил его в спину или прикончил еще каким-то нечестным способом, тебя могли повесить. У тебя был выбор — бежать или быть повешенным.

Если Шанаги найдут с ружьем и одеялами Рига, его сочтут виновным.

Он допил кофе, встал и расплатился. Двадцать центов… Неплохо. И еда хорошая.

Воздух на улице был свежим и прохладным, людей было немного. Звук кузнечного молота привлекал Тома, он прошелся по улице.

Двери в кузнице были распахнуты настежь. Огонь в горне тлел неярким красным цветом, вокруг наковальни были развешаны лампы, чтобы рассеять темноту. Когда Том шагнул в дверь, кузнец взглянул на него.

— Поздно работаете, — сказал Шанаги. — Угостить вас выпивкой?

— Не пью.

— Ну, я тоже. Так, иногда. — Том немного понаблюдал за работой кузнеца. — Делаете отвал? Я его не делал несколько лет. Правда, часто видел, как их делает мой папа.

— Вы кузнец?

— От случая к случаю. А вот папа был хорошим кузнецом.

— Хотите работу?

Шанаги заколебался. — Я завтра вечером уезжаю, но если у вас слишком много работы, могу помочь. А что надо делать?

— Подковывать лошадей, ковать ободы для фургонных колес, иногда литье.

— Это я умею. Я не очень много работал с плугами и отвалами, потому что живу в Нью Йорке, а там главное — уметь подковывать тягловых или ездовых лошадей, ставить ободы на повозки.

— Приходи в шесть часов, поработаешь денек. Жаль, что не можешь остаться. У меня достаточно работы для трех человек, и всем надо срочно. Кузнец смахнул пот со лба. — Пора отдохнуть. — Он вытянул из-под верстака старую табуретку. — Сядь, посиди. Нью Йорк, а? Я там никогда не был.

— У вас есть машинка для сворачивания ободов?

— Слыхал о них. Ничего работает?

— Некоторые ничего. До прошлого года я и сам о них не знал, но кузнец, с которым я работал в Нью Йорке, его зовут Маккарти, купил себе одну. Ему понравилось.

— Может, мне тоже надо себе такую достать. Сэкономит время.

— Давно вы здесь кузнецом?

— Давно? Черт возьми, да я закладывал этот город! Человек, который живет дальше по улице, увидел мой инструмент, когда я проезжал на фургоне мимо его лагеря, и попросил согнуть обод. Я сделал для него четыре фургона, а потом начали приводить подковывать лошадей. Здесь народ сам подковывает лошадей, но работа оставляет желать лучшего, большинство делает это тяп-ляп. Ну, я проработал недели две, а потом перебрался сюда, под этот тополь и поставил себе хибару. Потом приехал старик Гринвуд с фургоном, полным виски и тоже остановился здесь и начал продавать выпивку прямо с фургона. Я потребовал с него четвертую часть прибылей, поскольку он был на моей земле. Я ему так и сказал, а он не стал спорить и стал платить. Потом приехал Холмструм, узнал, где кончается моя земля, занял соседний участок и поставил магазин. Так и получился город. Сегодня у нас здесь склады и железная дорога, поэтому в городе сейчас живет восемьдесят человек.

— Много проблем?

— Бывают. Эти Драко часто затевают неприятности. Они поселились к западу отсюда. Один старик и четверо ребят. Буйные. Вот они какие, буйные. Гринвуд, Холмструм и я хотим, чтобы здесь был город. Понимаешь, город. Хотим построить церковь и школу, пусть даже в одном доме, пока не сможем построить большего. Мы с самого начала сделали ошибку: выбрали шерифом Берта Драко, он выгнал бродяг… одного убил. Потом это вроде как запало ему в голову. Это все после убийства. Он стал думать, что он здесь король. Он и его сыновья. Они начали думать, что город принадлежит им, а нам это не нравится. Совсем не нравится. Этот городишко основали мы. Собрались четверо или пятеро и организовали комитет. Посадили деревья, в свободное время копаем колодец — городской колодец. — Он встал. Ну, пора за работу. Если не передумал, приходи завтра. Я буду здесь сразу после рассвета.

Том Шанаги прошел обратно и некоторое время постоял перед отелем, осматривая темную, тут и там освещенную оконным светом улицу справа и слева.

Он недоверчиво покачал головой. И это город? Это же ничто, просто скопище хибар и каркасных домов вдоль железнодорожных путей в голой прерии. И тем не менее кузнец говорил с гордостью, он, похоже, действительно любит это место. Как, удивился Шанаги, можно любить эту землю?

Что же касается самого Тома, то понятия "быстро убраться из этого города" для него не существовало, потому что ему хотелось еще быстрее. Завтра он пойдет работать в кузницу, поскольку работа поможет скоротать время, и кроме того ему нравилось держать в руках хороший молот, нравилось ощущать жар от раскаленного сияния горна, нравилось что-то лепить, что-то делать своими руками. Может быть и эти люди любили свой город, потому что построили его своими руками.

Он поднялся в комнату, лег и сразу заснул под легкий шум дождя, который пошел словно для того, чтобы облегчить ему сон и охладить ночь. Проснувшись утром, Шанаги вспомнил о письмах и бумагах в связке одеял. Он должен взглянуть на них, поскольку там может находиться ключ к тому, что случилось с Ригом Барреттом.

Солнце еще не взошло, хотя в окно уже пробивался смутный серый свет. Некоторое время он лежал, не шевелясь, собираясь с мыслями. Чувствовал он себя немного неуютно. Постель была достаточно хорошей и свежей, воздух прерий — прохладным и приятным. Он осознал, что причина его беспокойства лежала в нем самом, но что это за причина, он не знал.

Странно, но Нью Йорк, в который он скоро вернется, казался ему очень далеким. Каждый раз, когда он пытался представить его, тот расплывался, и это чувство раздражало его.

Шанаги умылся, оделся, собрал вещи и спустился позавтракать. Горожане ели дома, и в ресторане отеля сидели такие же приезжие, как и он. Этим утром здесь был только один человек — молодая женщина в сером дорожном костюме, казавшаяся очень холодной и сдержанной. Она один раз взглянула на Тома и больше его не замечала.

Она была довольно хорошенькая — пепельная блондинка с очень правильными чертами лица. Явно ожидая кого-то, она проявляла нетерпение и часто посматривала на крохотные часики, которые носила в сумке. Шанаги заинтересовался и не торопился, с любопытством думая, кого она ждет и что такая девушка делает в таком месте.

Он почти не знал женщин, а тех, кого знал, были девочки с Лайн или те, кто прохаживался по улицам в Бауэри. Да и с теми-то он знакомился в танцзалах Моррисси, когда приходил туда за деньгами. Такие женщины, как эта обычно вставали намного позже. Она родом из этих мест? Вряд ли. Сошла с поезда? Еще не прибыл и первый.

В ресторан вошел худощавый, темноволосый мужчина в длинном сюртуке и широкополой шляпе. Одет он был аккуратно, серый жилет его был безукоризненным, серые брюки в полоску прикрывали начищенные до блеска ботинки.

Шанаги изучающе посмотрел на него. Хотя он ни разу не видел этого мужчину, он знал его тип — мошенника и картежника. Он был приятной наружности, с вкрадчивыми манерами, с лицом, на котором все линии были правильными и тем не менее, что-то отсутствовало.

Девушка хотела было подняться, но затем опустилась обратно в кресло. Джордж! Кого я вижу!

Она как будто удивилась, но Шанаги был уверен, что она ждала именно его. К чему тогда игра?

Том снова налил себе кофе. Кузнец мог подождать еще немного.