Может, это внезапно треснул лед? Сломалась ветка под тяжестью снега?.. Да нет, это был выстрел, отчетливый, резкий, ошибиться невозможно.

"Телл Сакетт, - сказал я себе, - держи нос по ветру, ты, брат, тут не один".

Кто знает о пещере внизу? Да вообще о долине? Только Эйндж, насколько мне известно. Кэп знает то, что я ему рассказывал, но Кэп не смог бы сюда добраться, даже если бы я дал ему точные указания. Да и не давал я никаких указаний, он пока слишком слабый.

Эйндж?.. Что за дурацкая мысль! У неё никаких причин забираться сюда.

Кто-то из тех, что шли по моему следу там, внизу? Может, они как-то нашли дорогу в эту долину? Вот это, пожалуй, самое вероятное.

Если я двинусь в каньон теперь, то, пока доберусь, станет совсем темно, один черт я ничего не увижу. Сейчас имеет смысл только отправиться обратно к шахте и забиться в нору до рассвета.

Одно было ясно как божий день. Если эти люди, неважно, кто они такие и откуда взялись, действительно внизу, в каньоне, то их там нежданно-негаданно прихватило снегопадом, как и меня... и, если я не ошибаюсь, они куда менее приспособлены к такой истории.

Мы, Сакетты, никогда не жили в большом достатке, и у себя в горах привыкли обходиться самым малым, зато научились изворотливости. Любой из нас, братьев, в одиночку странствовал за многие мили от дому и умел выживать в диких местах, когда ещё и шестнадцати не стукнуло.

С тех пор у меня вся жизнь - сплошные тяжелые времена, хоть на войне, хоть после. Перегон гурта длиннорогих из Техаса в Монтану - не тот случай, где можно человеку размягчиться... в общем, будьте уверены, я провел половину своей жизни, имея меньше чем ничего.

Трудности - это мой всегдашний образ жизни, редко-редко мне не приходилось голодать, мерзнуть и бороться против дикой природы. Можно сказать, всю жизнь я не жил, а старался выжить. Даже для меня не слишком большое удовольствие оказаться отрезанным тут, в горах, занесенных снегом, но уж как-нибудь я выживу. А вот те, другие?..

Когда я вернулся обратно в лагерь, мои лошади стояли у самой пещеры. Я завел их внутрь и тщательно обтер холстиной. В основном, правда, я с ними возился, чтобы малость их подбодрить. Они ребята сообразительные и понимают, что влетели мы в большую неприятность, но раз о них заботятся, значит, все пока нормально.

Хотел бы я сам в это верить.

После развел костер, снял свою овчинную куртку и натянул жилет, а потом снова надел куртку. Когда приходится выходить в холодную погоду, я всегда стараюсь натягивать на себя поменьше лишних одежек. Тут главное чтоб не вспотеть. Потому что как остановишься, пот начинает замерзать и превращается в ледяную рубашку под одеждой.

Приготовил я себе чего-то поесть и уселся у костра с открытым Блэкстоном. Только время от времени косился наружу, пытаясь разглядеть там что-нибудь.

Последние несколько месяцев, улегшись спать, я временами подолгу лежал без сна, раздумывал о том, что прочитал, или пытался высказать какие-то мысли, пользуясь словами, взятыми из этой книжки. Я надеялся, что, пока придет весна, речь у меня станет получше.

И ещё время от времени я думал об Эйндж... о тех днях, когда я заботился о ней, а она была полумертвая от голода и слабости, когда я думал, что, может быть, это и есть моя женщина. Я угробил уйму времени, мечтая про нее, просто думая о ней и обо всем, с ней связанном.

Но теперь мечтать мне особенно не о чем. Она это ясно показала в тот вечер в магазине.

Так что ж выходит, лучше было дать Китчу пристрелить меня? Ну уж нет, я так не думал. Приходилось мне слышать про людей, убивающих себя из-за женщины - ну, так большей дурости я в жизни не слышал.

Женщины - народ практичный. Они во всяком деле видят самую главную суть, и ни одна женщина не станет тратить время попусту, вспоминая человека, который был таким дураком, что убил сам себя. Человеку положено жить для любви, а не помирать ради нее.

Хотя чуть не любая женщина куда охотнее увидит человека мертвым, чем с другой женщиной.

Но только в этот вечер, сидя в одиночестве в пещере, у яркого огня, я вдруг почувствовал, как все оно собралось комком в горле, все желания, все мечты об Эйндж и о её рыжевато-золотистых волосах.

Поел я, сложил в мешок немного пищи на утро, малость подлатал свои снегоступы, засунул книжку в седельную сумку и улегся спать.

За добрый час до восхода солнца я выбрался из своего "зугана" и сложил его в сторонке. Приготовил себе завтрак, спустился с лошадьми к ручью. Пробил топором прорубь и напоил их. Нарезал немного травы, обстучал от снега и льда... конечно, им это на один зуб, но только чтоб накормить их досыта, и дня не хватит.

Нацепил я снегоступы, повесил на спину мешок с едой, повесил на пояс веревку, на спину - винчестер и тронулся в путь. Рассвет только робко выглянул из-за гор, когда я добрался до тропы в каньон.

Первым делом я заметил какое-то пятно на снегу, покрывшем тропу. Что-то туда упало.

Осторожно, цепляясь руками за выступы на каменной стене, где попадались, я двинулся вниз по тропе, и когда добрался до этого пятна, то увидел, что на него уже нанесло немного снега. Выходит, это случилось среди ночи. А то, что упало, свалилось через край.

Я осторожно подобрался к кромке обрыва. Местами ветер нанес столько снегу, что образовались карнизы. Стань на такой карниз - и полетишь в пропасть...

Я свесился через край и поглядел вниз.

Это была Эйндж.

Она лежала без движения на уступе, футов на двадцать ниже меня. Ее присыпало снегом. Рыжевато-золотистые волосы горели на снегу, как пламя, освещенные первым светом, просочившимся через облака.

Я положил винтовку на снег и начал рыскать вокруг, пока не отыскал место, где оползень обнажил сплетение корней карликовых сосенок. Привязал к корням веревку, подергал для проверки и скользнул вниз с обрыва, приземлившись на уступе рядом с ней в облаке обрушившегося следом за мной снега. Уступ, на котором она лежала, засыпанный глубоким снегом, был не шире шести-семи футов и, может, раза в три длиннее.

Она была живая.

Я приподнял её и обнял, прижимая к себе покрепче, стараясь отогреть, и шептал всякие бестолковые глупости.

Потом обвязал её незатягивающейся петлей-булинем, пропустив веревку под мышками, плотно, чтоб она не выскользнула. После, перехватываясь руками за выступы на скале, вскарабкался обратно на тропу.

Отдышался - и потащил её наверх.

К тому времени, когда я её поднял на тропу, уже настал день, и свету было достаточно. Я развязал узлы, свернул веревку в моток, надел снегоступы и взвалил Эйндж на плечо. У неё была здоровенная шишка на голове, но, наверно, густые волосы и снег смягчили удар, и я решил, что вряд ли она серьезно пострадала.

Я и двух шагов не сделал, как услышал крик далеко внизу, а потом винтовочный выстрел, но прицел, видно, был взят слишком низко, я даже свиста пули не услыхал. Я повернулся и увидел несколько черных фигурок на фоне белого снега, далеко внизу, на дне каньона.

Эйндж зашевелилась и открыла глаза. Я быстро отступил как можно дальше к скальной стене и поставил её на ноги.

- Телл? Телл, это действительно вы? Я думала...

- Как вы себя чувствуете?

- Я упала... думаю, свалилась с обрыва.

- Да, упали.

Стиснув в одной руке винтовку, а в другой - её пальцы, я крохотными шажками двинулся вверх по тропе, прижимаясь к скале. Прогремел ещё один выстрел, пуля легла неподалеку, а люди внизу бежали к началу тропы.

Один упал, но другие не остановились.

- Кто это там внизу?

- Это мистер Татхилл и те, остальные. Айра Бигелоу с Томом. Человек по фамилии Бойд и ещё двое, их я не знаю. Одного они называли Беном.

Бен Хоубз?

- Они заставили меня вести их, Телл. Они мне угрожали. А кроме того... вы не вернулись, и я боялась.

Становилось холоднее. В облаках появились разрывы, поднимался ветер. Мы продвигались медленно из-за льда, присыпанного снегом.

Когда наконец выбрались на самый верх, я снял снегоступы и привязал их на ноги Эйндж.

Я думал о людях, которые сейчас взбирались вверх по тропе. Их там было шестеро, они хотели золота; но больше всего они хотели убить меня. И в нынешних обстоятельствах они вынуждены будут убить и Эйндж тоже.

- Кто знает, что вы ушли вместе с ними?

- Никто не знает. Мистер Татхилл подслушал наш разговор, а про здешнее золото он, должно быть, знал уже заранее. Но из того, что я вам говорила, он смог понять, что я тоже знаю о золоте. Он пришел ко мне домой и предложил, чтоб мы с ним стали партнерами и забрали все золото себе. Я, конечно, отказалась. Он ушел, но когда стемнело, вернулся со всеми остальными. Он велел мне одеться, и одеться тепло. И тут сказал, что убьет меня, если я не послушаюсь... Он серьезно говорил! Я представления не имела, что он задумал, пока мы не вышли наружу. И только тут узнала, что произошло. Они пытались выследить вас, но вы от них ускользнули, потому они и явились за мной... Единственный путь, который я знала, - это обратно по той дороге, по которой мы уехали из долины, да и её я помнила нетвердо. Когда мы поднялись в горы, стало холоднее и пошел дождь. В конце концов мы добрались до пещеры... к тому времени они уже наполовину заледенели и перессорились между собой... Бойд остался сторожить, но заснул, и я удрала оттуда. Я знала, что вы где-то наверху.

Мы пробивались через снег, а она все время говорила, быстро, нервно и испуганно.

- Телл, они хотят убить вас. Я была не права. Телл! Но я ведь не понимала, что это за люди!

Когда мы наконец добрели до пещеры, от огня остались только крохотные искорки. Я раздул их, подбросил хвороста из запасенной кучи, чтобы согреть пещеру, и поставил на огонь котелок со снегом - сварить кофе.

Когда я поднял глаза, Эйндж стояла рядом и глядела на меня виновато.

- Телл, простите меня. Я ничего не понимала.

- А что вы ещё могли подумать? Я просто подхватил винчестер и застрелил этих двоих. Неспроста, ясное дело, они ведь охотились за мной. Они хотели меня убить. Мне жаль, что вам довелось увидеть это.

Я подошел к зеву пещеры и выглянул наружу. Ярко сияло голубое небо, воздух был резкий и морозный, но Татхилла и его людей я не увидел - ни следа.

Я снова повернулся к ней.

- На востоке, - сказал я, - между людьми все ещё время от времени случаются дуэли, но они их устраивают по правилам... все чинно и красиво, прямо как церемония. Единственная разница - что тут мы не утруждаем себя правилами. Там, где чуть не каждый человек известен, все по-другому. А тут у нас мы все друг другу чужие и незнакомые, и никто не знает, что за человек тот, с которым он схлестнулся, - джентльмен или нет. Вот потому он просто поднимает оружие и стреляет.

- То же самое мне говорил Джо. Я... я сначала просто не слушала. Это выглядело так... так жестоко.

- Да, мэм. Выглядело жестоко, и было жестоко. Только я никогда не понимал, какой резон, чтоб люди глядели на твой надгробный камень и говорили: "Это был человек, который не признавал насилия. Он был хороший человек... только теперь он мертвый".

Я помолчал, уставившись на деревья напротив.

- Нет, Эйндж, если людей, которые верят в закон, справедливость и порядочную жизнь для всех, убивают те, кто верит в насилие, так все остальное уже не имеет особого смысла. Я верю в закон и справедливость, верю во взаимную терпимость, но я ношу большой револьвер, мэм, и всегда пускаю его в ход, если надо.

Татхилл и его люди по-прежнему не показывались. Или у них что-то случилось, и они застряли в пути, или они по-индейски подкрадываются ко мне, чтобы окружить и подстрелить в удобный момент. Снег и лед покрыли кучи пустой породы, выброшенной из туннеля, так что вряд ли они сразу догадаются, что тут и есть шахта.

Эйндж увидела моего Блэкстона и взяла его в руки.

- Вы изучаете эту книгу?

Она смотрела на меня с любопытством.

- Да, мэм. Есть на свете книжки, вроде этой, которые позволяют человеку гордиться, что он человек.

- Вы хотите стать юристом?

- Не-ет... мой брат Оррин уже сделался законником, но он всегда был мастак поговорить. У него от природы дар - по-валлийски подвешенный язык. А меня природа ничем не одарила, мэм, я просто человек, который пытается, как может, делать то, что считает правильным. Только, я так полагаю, ни один человек не имеет права жить неграмотным и темным. В таких краях, как здесь, темнота - это преступление. Если человек собирается голосовать, если он собирается принимать участие в делах своей страны и в управлении ею, то он обязан понимать, что к чему... Я, считай, вовсе не учился, мэм, вот я и пытаюсь поднабраться ума-разума из этой книжки и из других. Ведь когда-нибудь, - я почувствовал, что меня заливает краской, - я надеюсь завести детишек, они будут ходить в школу, и мне неохота, чтоб они стыдились своего Па.

- Как бы это у них совести хватило? - возмутилась Эйндж. - Вы добрый, вы отважный, вы...

- А вот и они, - сказал я и присел пониже за кучей хвороста.

Нам сюда было слышно, как хрустит снег у них под сапогами. Их там было пятеро. Татхилла я узнал сразу, а двое рядом с ним были, видно, братья Бигелоу. Уилл Бойд выглядел совсем вымотанным после подъема на гору и такого холода. Рядом с ним брел Бен Хоубз. Единственный, кого тут не хватало, был тот белоголовый юнец с двумя револьверами.

Я следил за ними, пожевывая веточку, с винчестером в руках - и хмурился. Что-то они дурака валяют, потому что на таком расстоянии...

- Выходи, Сакетт! Мы хотим поговорить с тобой.

- Я вас и так слышу.

- Выходи оттуда.

- А тут возле костра тепло, мне тут удобнее.

Они заспорили между собой. Потом Татхилл зашагал к пещере, ну, я положил пулю в снег прямо у него под ногами, и он остановился так резко, что чуть не упал.

- А знаете, ребята, у вас сложности посерьезнее, чем у меня, - заметил я тоном легкой беседы. - Уйма снега выпала после того, как вы поднялись в горы. Как собираетесь выбираться отсюда?

- Слушай, Сакетт, - сказал Татхилл, - мы знаем, что ты сидишь на богатой заявке. Так вот, единственное, чего нам хочется, - часть от нее. Зачем затевать глупости? Тут на нас на всех хватит.

- А зачем делиться? У меня есть заявка, а у вас, ребята, только возможность помереть в снегах.

Я устроился чуть удобнее.

- Татхилл, ты, сдается мне, ещё ничего не понял. Когда вы забрались сюда, вы забрались в ловушку. Проходы закрыты, и нам всем придется провести здесь зиму. Надеюсь, вы захватили с собой пищи на пять-шесть месяцев.

- Если ты не выйдешь, Сакетт, - пригрозил Татхилл, - мы войдем внутрь.

- Если я выстрелю ещё раз, Татхилл, то буду стрелять не под ноги.

Было холодно. Я такие места знаю, и потому понимал, что нас ждет. Погода прояснилась. Уже сейчас холодно - градусов десять ниже нуля. За несколько часов температура может упасть до пятидесяти .

- Бен, - окликнул я, - ты-то не новичок. Расскажи своим приятелям, как холодно на высоте десять-одиннадцать тысяч футов в ясную ночь. Мы тут все застряли на зиму, до самой весны, и ты, небось, уже все понимаешь. Вам нужен будет кров, топливо и пища. Дичь не останется на этой высоте, вся уйдет в долины пониже. Если прямо сейчас пойдете по её следам, так ещё можете выбраться.

Моя поленница закрывала половину устья туннеля до высоты больше четырех футов, прикрывая нас от ветра и от прицельного огня. Туннель, следуя за жилой, немного сворачивал в сторону - достаточно, чтобы спрятаться одному человеку, - и я шепотом велел Эйндж отойти за поворот.

Хоть мне и не удалось полностью загородить вход, но каменные стены действовали как отражатели и отбрасывали тепло костра обратно на нас. И, наконец, в борьбе за жизнь у меня было три бесценных преимущества перед ними - кирка, лопата и топор.

Они пришли, чтобы отобрать у меня шахту. А я пришел, чтобы работать в шахте.

Я знал, что они могут сделать по крайней мере две вещи, страшно опасные для нас.

Они могли обрушить густой огонь на стенки и свод туннеля, и тогда рикошетирующие пули начнут метаться в тесном пространстве. Такие пули, расплющившись о камень, превращаются в бесформенные зазубренные лепешки металла и раздирают тело в лохмотья.

И ещё они могли убить лошадей.

Если они убьют их в устье туннеля, это может перекрыть нам поле зрения и даже закрыть выход. Возможно, они хоть так, хоть так обречены на смерть, но я собирался вывести их отсюда, если смогу.

Где-то вверху на склоне треснула на морозе ветка. Было очень тихо... ледяная тишина.

Бойд топал ногами и жаловался. Бойд кончится первым. У него просто не хватит духу долго тянуть лямку. Из них всех дольше всех выдержит Бен Хоубз.

Внезапно они повернулись и кинулись к деревьям.

"Надо было уложить хоть одного", - подумал я.

Но теперь уже поздно стрелять, они оказались под тремя большими деревьями, за кустами; я слышал, как трещат ветки - они раскладывали костер. Ну, ребята, вам понадобится что-нибудь посерьезнее, чем костер.

Но где же малыш?

Их было шестеро... один споткнулся и упал, там, внизу. Весь тот нижний каньон - сплошная мешанина валунов и бревен, сейчас заваленных снегом...

Пуля ударила в комель обрубленного бревна за мгновение до того, как грохот выстрела отдался в горах. Я потянулся за кофейником и наполнил свою кружку. Держал её обеими руками, чтобы согреть пальцы, и сидел неподвижно как камень. Потом выстрелы посыпались градом, одна из пуль ударила в свод туннеля над входом и обсыпала мои дрова и хворост дождем каменных осколков.

- Сидите там, сзади, Эйндж. Не двигайтесь с места, пока можете.

- Телл! Мы выберемся отсюда?

- Эйндж, я мог бы соврать вам... но я не знаю. Если хоть один из нас выберется, считайте, повезло.

Несколько минут они вели непрерывный огонь, и я не мешал им стрелять держал кружку в руках и ждал. Наконец они прекратили стрельбу и начали спорить, нам слышно было.

Может, они там решат, что мы уже убиты? Я очень на это надеялся.

Наконец заорал Татхилл, позвал меня, но я не издал ни звука. Потом один за другим раздались два выстрела, будто на пробу. Одна пуля ударила снова в камень над входом, другая влетела прямо внутрь.

Снова закричал Татхилл, а я допил кофе и выглянул через щель в поленнице.

Еще выстрел. Пуля с сердитым звоном ударилась о камень глубоко в пещере.

Снова они начали спорить. Голоса доносились, но слов было не разобрать. Потом раздвинулись кусты, и к пещере двинулся Том Бигелоу с револьвером в руке.

Он продвигался чем ближе, тем медленнее, самому тревожно было. Остановился, вскинул револьвер и выстрелил. Это был выстрел наспех, вроде проверочный, и пуля шлепнула в скалу сбоку от входа.

Бигелоу ещё помешкал, а потом пошел дальше, теперь решительнее. Ему оставалось с дюжину шагов пройти, и тогда я подал голос.

- Хватит, Бигелоу. Брось пушку!

Он резко дернулся и начал поднимать револьвер.

- Бросай!

Сейчас он уже видел дуло моей винтовки. На таком расстоянии даже ребенок не промазал бы из винчестера. Он разжал пальцы и выронил револьвер.

- Слушай, Бигелоу, твой брат был убит, потому что попытался жульничать, когда сдавал мне карты... я его честно предупредил, чтоб не трогал оружия. Но он решил рискнуть. Я не хотел его убивать.

Том Бигелоу ничего не ответил.

- Снимай оружейный пояс, - велел я.

Он расстегнул пряжку и обронил пояс на снег.

- Ладно, я тебя отпускаю. Можешь идти. Только сперва скажи мне, как вы, ребята, собираетесь добывать кормежку. Проходы закрыты. Нашу еду вы отобрать не можете, а если б и смогли, так её вам и на неделю не хватит.

- Мы можем выбраться обратно.

- А ты спроси у Бена Хоубза. Попроси его, пусть расскажет насчет Эла Пакера.

- А это кто?

- Он отправился через горы с компанией. У них кончилась жратва. Он съел остальных, всех пятерых. В этих самых горах. Ты к такому готов, Бигелоу?

- Ты врешь!

- Ладно, иди тогда.

Теперь у них на один револьвер меньше и, может, на одиннадцать-двенадцать патронов. Когда настанет ночь, они попробуют подобраться ко мне. Ну, положим, на фоне белого снега далеко они не пройдут...

- Эти, Татхилл и остальные, они вели с собой вьючных лошадей? спросил я у Эйндж.

- Нет, - сказала она, - они планировали сразу отправиться обратно.

Тогда пища у них кончится скоро. Что бы они ни собирались сделать, действовать им придется сразу.

Внезапно, как только Том Бигелоу скрылся среди деревьев, я торопливо выпустил три пули наугад в их сторону, выждал несколько секунд, потом выстрелил ещё раз, опустив ствол винчестера чуть ниже.

Дрожа от холода, я подбросил хворосту в костер. Голодный огонь прокрался вдоль веточек, потом нашел смолистый сосновый сук и вспыхнул. Тут же в кровлю туннеля ударила пуля, срикошетировала и попала в костер, расшвыряв угольки. Я стряхнул искры с одежды и постели - и в этот момент вторая пуля рванула меня за рукав и ударилась в пол сразу за костром.

Я видел за деревьями их костер. Лежа ничком на холодном полу и выжидая, я тщательно прицелился в темное пятно на краю освещенного круга. Это могло быть бревно или пенек. Но это мог быть и человек.

На мгновение я расслабился. Потом, глубоко вдохнув, выбрал свободный ход спускового крючка, медленно, свободно выдохнул и спустил курок.

Раздался хриплый, сдавленный вскрик... за ним последовал жуткий рыгающий звук, я такого в жизни не слышал, ни от человека, ни от животного.

Прогремел ответный залп. Я выстрелил ещё четыре раза, захватив участок фута в четыре возле костра, а потом выпустил заключительную пулю, прямо в огонь.

- Эйндж, - сказал я, - найдите-ка "холодной муки"  у меня в тючке. Возьмите немножко, добавьте мяса и сварите вместе. Когда стемнеет, попробуем выбраться.

- А мы сможем?

- Попробовать сможем.

Как ни тревожило меня, что сделают Татхилл и его дружки, а холод тревожил ещё больше.

Надо как-то спасаться. Мы должны попробовать. И попробовать надо, пока ещё есть силы.

Эйндж не в том состоянии, чтобы второй раз зимовать в горах. У нас слишком мало еды для зимовки, нет нужной одежды и снаряжения. Но, как ни плохи наши дела, тем, снаружи, уже сейчас куда тяжелее. Я надеюсь, человек, которого я подстрелил, умер - так для него лучше.

Мои лошади, напуганные стрельбой, убрались подальше от пещеры. Сейчас они двинулись было обратно, но, прежде чем добрались назад, их уложили два быстрых выстрела - сначала вьючного коня, потом аппалузу.

В первый раз за много месяцев я выругался черными словами. Па никогда не был силен в брани, а Ма её на дух не переносила, так что мы с братьями выросли, так и не приучившись к крепким словечкам, но на этот раз я высказался. Это были хорошие лошади, и никому они не мешали. Но я знал, почему их убили. Эти люди там, в кустах, они-то понимали, как им не хватает пищи... а конина - все-таки мясо, и не такая уж плохая еда, если на то пошло.

Наступила ночь. Появились звезды, ветер потек с окружающих гор, словно льдистая вода. Луну мы пока не видели, лишь белый свет лег на горные вершины. Пару раз я выстрелами стряхнул снег с кустов; а потом мы с Эйндж поели, как смогли. Я положил в мешок остатки вяленого мяса, а из одеял свернул второй тючок. Внутрь сложил боеприпасы.

Взял длинную палку - удилище, с которым ходил ловить рыбу, выставил её наружу и подтащил к себе оружейный пояс Тома Бигелоу, а потом и револьвер. Вынул из пояса патроны и заполнил ими пустые ячейки на своем поясе. Вытряхнул патроны из барабана и топором загнул боек ударника.

Потом сделал на своем мешке веревочную петлю, чтобы повесить топор, а кирку и лопату засыпал под стенкой пустой породой, её на полу хватало. Наверное, он их найдут, но я вовсе не собирался облегчать им жизнь.

Время от времени пуля ударялась в стенку туннеля или в дрова. Я отвечал не сразу, с большими промежутками времени... хотел, чтоб они привыкли подолгу ждать моих выстрелов.

Все шансы были за то, что они попытаются атаковать нас под покровом темноты, хотя некоторое время их темные фигуры будут выделяться на снегу. Однако, если они сообразят пересечь долину далеко в стороне, а потом подкрасться к нам вдоль скальной стены...

- Будьте готовы уйти, - прошептал я Эйндж. - Я думаю, они что-нибудь попробуют совсем скоро, мы их отобьем, а после того удерем.

Я выбрался из-за кучи хвороста, тихо выскользнул наружу и продвинулся вдоль скалы, пока мне не открылся обзор в обе стороны. Замер и прислушался. Сперва ничего, довольно долго... а потом легкий шорох грубой одежды об ветки. Я дождался, пока замечу движение, поднял винтовку, снова увидел движущуюся тень и выстрелил.

Кто-то зарычал, послышалось тяжелое падение, пуля ударила в скалу рядом с моей головой. Я пригнулся и быстро пробежал обратно в туннель. Снаружи слышалась ругань, прогремело несколько выстрелов. Я схватил тючки и нацепил один себе на спину. Эйндж уже надела меньший. Несколько мгновений мы выжидали. Я послал пулю между деревьев, целясь на вспышку выстрела, а потом мы выскользнули наружу.

Участок возле устья туннеля лежал в глубокой тени. Мы быстро прошли вдоль стены и, достаточно удалившись в сторону, свернули в лесок.

Нам надо было дойти до каньона, где жила Эйндж, спуститься по тропе, по которой они поднимались следом за нами, и не сбиться с неё в темноте. Потом перебраться на другую сторону долины и взобраться по крутому склону осыпи на голый, покрытый льдом гребень, с которого открывается вид на Вальеситос. Будет ли это под силу девушке, я не знал.

Оказавшись среди деревьев, мы направились к выходу из долины с шахтой и немного сбавили ход, перейдя на ровный шаг. Снег замерз, и теперь мы двигались по прочному насту, где можно было обойтись без снегоступов.

Мы их бросили - все равно они уже разваливались, отслужили свое, им нелегко досталось. Пока стоят холода, снег останется прочным, но если начнет теплеть, намерзший после дождя лед будет понемногу таять под снегом. Тогда все, тогда сиди на месте и не дергайся. Один неверный шаг - и снег у тебя под ногой заскользит по тающей подкладке, увлекая за собой пласт со всего склона в одной гигантской лавине. Конечно, мерзнуть - радости мало, но сейчас холод - наше спасение. Чем крепче, тем лучше.

Мы двигались ровным шагом. Никто из них не кинется в нетерпении исследовать шахту, даже когда они поверят, что мы улепетнули. Ну, а когда они её осмотрят, то сразу начнут искать золото. Большую часть того, что валялось на глазах, я забрал, и им придется поработать киркой и лопатой, чтобы добраться до остального.

Но пройдет немного времени, и им станет не до золота, начнут их припекать другие заботы, поважнее.

Время от времени я останавливался, чтобы Эйндж могла перевести дух и чуть расслабить усталые мышцы. Она держалась молодцом и не жаловалась.

Луна ярко освещала стену каньона, когда мы добрались до ведущей вниз тропы. Эйндж схватила меня за рукав.

- Телл? Неужели мы должны?..

- Должны.

Я попробовал ногой тропу. И решил, что по насту спускаться будет намного легче, чем по рыхлому снегу поверх ледяной корки. Осторожно-осторожно, будто по яйцам ступая, я двинулся вниз.

Ветер кусал открытые части тела, от холода деревенели мышцы. Каньон внизу зиял открытой черной пастью. Над нами высились гребни и вершины, чистые, белые, сияющие в лунном свете дикой красотой. Нечасто доводится человеку в жизни поглядеть такое зрелище, и я остановился на минуту, просто вбирая в себя эту картину. Эйндж стояла сзади, придерживаясь руками за мою спину.

- Хотел бы я, чтоб Ма увидела это, - сказал я. - Она любит все красивое.

Ветер впился в наши лица ледяными зубами, и мы двинулись дальше. Снег скрипел под ногами, и каждый шаг длился целую вечность, заполненную риском и страхом.

Тропа имела в ширину едва три фута, лишь кое-где расширяясь до четырех, но в некоторых местах казалась шире из-за снежных карнизов, нависавших над обрывом. Дорожка спускалась круто, здесь приходилось делать каждый шаг по отдельности, осторожно ставить ногу, постепенно переносить на неё вес, и только потом отрывать от опоры вторую ногу.

Небо наверху было поразительно ярким; луна озаряла холмы и вершины, как днем. Высоко над нами, на морозном гребне, где я наделялся оказаться к рассвету, ветер сдувал снег легкой дымкой, затягивающей небо недлинным шарфом. Снег, нависающий на склонах над тропой, пробуждал во мне изрядное беспокойство. Такой снег может заскользить вниз от малейшей причины, и с рассветом станет ещё опаснее.

Пройдя половину пути вниз, мы снова остановились, и Эйндж подошла ко мне.

- Вы готовы? - спросил я её. - Они придут скоро, Эйндж.

- Как скоро?

- Через пару часов...

Мы наконец добрались до дна - колени дрожали. Направились к пещере. К рассвету они поймут, что мы исчезли. Не слыша ответного огня, быстро сообразят, что мы смылись, и кинутся за нами, остервенелые, как сто чертей.

Только перед самой пещерой мы почуяли запах дыма. Уловив струйку, я резко остановился. В пещере кто-то был.

Я шагнул в отверстие с винтовкой наготове - и обнаружил, что смотрю прямо в дуло револьвера сорок четвертого калибра. Эта дырка показалась мне размером в зев пещеры, и была она черная как смерть.

- Мистер, - сказал я, - положите вы лучше свой сорок четвертый. Если не положите, я вас точно убью.

Но он все так же целился в меня.