Когда внизу открылось ранчо, я натянул поводья, остановился на тропе и осмотрел всю долину. Там проходил каменистый гребень, река Мора прорезала его насквозь, вот возле этого места и раскинулось ранчо. Этот свет там наверху - мой дом, потому что дом человека там, где его сердце, а мое сердце было там, где Ма и ребята.

Аппалуза шагом спускался по тропе, а я чуял прохладу, поднимающуюся от ивняка вдоль Моры, и скошенные луга в большой долине, называемой Ла Куэва пещера по-испански.

Внизу заржала лошадь, всполошилась собака, за ней подняла лай другая. Но ни одна дверь не отворилась, а свет горел по-прежнему.

Посмеиваясь, я ехал шагом и смотрел во все глаза. Если я хоть что-то знаю про своих братьев, то один из них или ещё кто-то сейчас прячется снаружи, в густой тени, следит, как я подъезжаю, и, наверно, целится в меня из темноты, пока мои намерения не прояснятся.

Я слез с лошади и поднялся по ступенькам на крыльцо. Стучать не стал, просто открыл дверь и шагнул внутрь.

За столом, на котором горела керосиновая лампа, сидел Тайрел, здесь же была Ма и ещё молодая женщина, не иначе как жена Тайрела. Стол был накрыт на четверых.

А я стоял в дверях, высокий и долговязый, и чувствовал, что сердце у меня внутри стало вдруг такое большое, что дышать трудно и двинуться невозможно. Одежда на мне заскорузла, я знал, что весь покрыт дорожной пылью и вид у меня здорово подозрительный.

- Здравствуй, Ма. Тайрел, если ты скажешь этому человеку у меня за спиной, чтобы убрал пушку, так я, пожалуй, зайду в дом и сяду.

Тайрел поднялся на ноги.

- Телл... будь я проклят!

- Может, ты того и заслуживаешь, - сказал я, - только меня в этом не вини. Когда я уезжал на войну, я тебя оставил в хороших руках.

Я повернулся к жене Тайрела, красивой, темноглазой, темноволосой девчонке, которая выглядела, как принцесса из книжки, и сказал:

- Мэм, я - Уильям Телл Сакетт, а вы, значит, будете Друсилла, жена моего брата.

Она положила ладони мне на руки, встала на цыпочки и поцеловала меня, а я вспыхнул и всего меня обдало жаром, до самых сапог.

Тайрел засмеялся, а потом поглядел мимо меня в темноту и сказал:

- Все в порядке, Кэп. Это мой брат Телл.

Тогда он вышел из темноты - тощий старый человек с холодными серыми глазами и седыми усами над твердым ртом. За этого человека можно не беспокоиться, решил я. Окажись я неподходящим гостем, так был бы уже покойником.

Мы пожали друг другу руки без единого слова. Кэп был человек неразговорчивый, да и я - только временами.

Ма повернула голову.

- Хуана, подай моему сыну ужин.

Я ушам своим поверить не мог - у нашей мамы служанка! Сколько я себя помню, никто для нас, ребят, ничего не делал, кроме самой мамы, а она работала с утра до ночи и никогда не жаловалась.

Хуана оказалась метиской - наполовину мексиканка, наполовину индианка. Она подала мне еду на шикарных тарелках. Посмотрел я на неё - и почувствовал себя жутко неудобно. Я давным-давно уже не ел в присутствии женщин, и теперь смущался и беспокоился. Я ведь представления не имею, как есть прилично. Когда человек разбивает лагерь на тропе, он ест, потому что голодный, и вовсе не печалится о своих манерах.

- Если вас не обеспокоит, - сказал я, - так я лучше выйду наружу. Я малость одичал, и под крышей становлюсь здорово пугливым.

Друсилла схватила меня за рукав и подвела к стулу.

- Садитесь, Телл. И ни о чем не тревожьтесь. Мы хотим, чтобы вы поели с нами и рассказали нам о ваших делах.

Первое, о чем я подумал, было это золото.

Я вышел наружу и принес его. Положил седельные сумки на стол и вытащил кусочек золота. Оно было все ещё шершавое от осколков кварца, но это было золото.

Их оно просто ошарашило. Я думал, нет такой вещи на свете, чтоб смогла вывести Тайрела из равновесия, но это золото его доконало.

Пока они его разглядывали, я пошел на кухню, вымыл руки в большом тазу и вытер белым полотенцем.

Все вокруг было чистое, без единого пятнышка. Пол напомнил мне палубу парохода, на котором я как-то раз плыл по Миссисипи. Это была жизнь, я всегда мечтал про такую жизнь для нашей мамы, вот только я к этому рук не приложил. Это сделали Оррин и Тайрел.

После я ел и рассказывал им, как добыл это золоте. Я отхватил ножом здоровенную краюху хлеба, щедро намазал её маслом и уплел в два приема, пока рассказывал и пил кофе. Первое настоящее масло за целый год, и первый настоящий кофе за ещё больший срок.

Через открытую дверь в гостиную я видел мебель, сделанную из какого-то темного дерева, и полки с книжками. Пока они говорили про мои новости между собой, я поднялся и прошел туда, захватив с собой лампу. Присел на корточки, чтобы разглядеть книжки поближе - я по ним здорово изголодался. Снял одну с полки и начал переворачивать страницы, медленно-медленно, осторожно, чтоб не выпачкать ненароком, и прикинул на руке вес. "В такой тяжелой книжке, - думал я, - должно быть, пропасть смысла".

Я уткнул палец в какую-то строчку и попробовал пробиться через нее, но там шли вереницей такие слова, каких я в жизни не слыхивал. Дома-то у нас не было никаких книг, кроме календаря да Библии.

Здесь была книга человека по фамилии Блэкстон , кажется, что-то о законе, и несколько других. Я ощутил страстное желание прочитать их все, знать их, всегда иметь под рукой. Я просматривал книгу за книгой, и временами находил слово, которое было мне знакомо, или даже целое предложение, которое мог понять.

Такие слова бросались мне в глаза, как олень, пустившийся наутек в лесу, или внезапно поднятый ствол ружья, блеснувший на солнце. Нашел я одно место, которое сумел разобрать, не знаю уж, почему я именно его выбрал. Это было в книжке Блэкстона:

"...что целое должно защищать все свои части, а каждая часть должна платить послушанием воле целого; или, другими словами, что общество должно охранять права каждого отдельного члена, и что (в качестве возмещения за эту охрану) каждый индивидуум должен подчиняться законам общества; без такого подчинения всех было бы невозможно, чтобы защита распространялась на каждого".

Мне потребовалось время, чтобы перелопатить этот кусок у себя в мозгах и добраться до его сути. Но как-то все же это место осталось в памяти, и в последующее время я его обдумывал не раз и не два.

Вернул я книги на место, поднялся и внимательно оглядел все вокруг. Это был дом нашей Ма, и Тайрела, и Оррина. Но не мой. Они его заработали своими руками и своими знаниями, и они отдали это место нашей Ма.

Тайрел больше не был тощим и голодным горным мальчишкой. Он стал высоким, держался очень прямо и был одет, по-моему, даже модно. На нем был черный пиджак из шелковистого сукна и белая рубашка, носил он их так, словно был для того рожден, и, понял я вдруг, выглядел даже красивее, чем Оррин.

Я оглядел себя в зеркале. Да, деваться некуда, неказистый я человек. Слишком длинный, слишком мало мяса на мне, костлявая рожа клином. На скуле старый шрам от резаной раны, полученной в Новом Орлеане. Плечи тяжелые, мускулистые, но малость сутулые. Немного я стоил в этой потертой армейской куртке и джинсах с коровьего выгона.

Мои братья были младше меня, но, наверно, потолковее. А у меня всего-то и было, что сильные руки да крепкая спина. Я мог своротить чуть не все, к чему руки приложу, умел ездить верхом и работать с веревкой, но много ли проку от таких талантов?

Тут моя мысль вернулась снова к этому куску из книжки. Это были вроде как правила для людей, как жить. А я и понятия не имел, что в книгах пишутся такие вещи.

Пока я был в гостиной, пришел Оррин, взял свою гитару и начал петь. Он пел "Черный, черный, черный", "Барбари Аллен" и "Золотую сумочку".

Это было, как в старые времена... только теперь уже не старые времена, и ребята оставили меня далеко-далеко позади. Мне двадцать восемь, и я хочу наверстать в несколько дней а за спиной годы грубой и тяжелой жизни; но если Оррин и Тайлер сумели, так я тоже могу... хотя бы попробовать.

Завтра настанет утро, и мне надо будет готовиться к путешествию в горы, к далекой высокогорной долине, к тамошней речке. Сперва нужно продать золото и закупить снаряжение. Только потом можно будет трогаться в путь. И лучше мне выбираться поскорее, а то могут заявиться Бигелоу и начнут на меня охотиться. Тогда дело обернется не так просто.

Самым близким местом, где можно найти нужное снаряжение, был Лас-Вегас . Мы запрягли лошадей в тележку, Тайлер и я, и двинули в Лас-Вегас, а Кэп поехал с нами верхом. Этот лысый старикан оказался мужик что надо, с таким не страшно хоть в огонь, хоть в воду, можете мне поверить.

- Не знаю, куда вы там собрались, - сказал мне Кэп, - но только если вы покажете где-нибудь это золото, город вмиг опустеет. Вся толпа двинется за вами следом... выследят, а если представится случай, так и убьют. Такие находки ведь бывают раз в жизни.

Пока мы ехали в Лас-Вегас, пришла мне в голову дельная мысль. Надо застолбить участок где-нибудь на той речке, там где она стекает с гор, и люди будут думать, что золото происходит как раз с этой заявки, им и в голову не придет поискать ещё где-нибудь.

- Так и сделайте, - старые Кэповы глазки чуть сощурились, а я вам имечко подскажу для этой заявки. Можете назвать её Рыжая Селедка.

Приехали мы в Лас-Вегас, остановились возле банка. Когда я показал свое золото, человек в окошке кассы малость побледнел, и я понял, что Кэп Раунтри говорил чистую правду. Если когда-нибудь вспыхивала алчность в человеческих глазах, так это был как раз тот случай.

- Где вы взяли это золото, мистер? - спрашивает он, напористо так.

- Мистер, - отвечаю я, - если вы собираетесь его купить, так не задавайте вопросов, а предлагайте цену. А если не собираетесь, так я пойду в какое-нибудь другое место.

Кассир этот был длинный, тощий человек с острыми серыми глазами, в которых вместо зрачков были только черные точки. У него было тонкое лицо и тщательно подстриженные усы.

Он облизнул кончиком языка губы и поднял на меня эти свои глазки.

- Это может...

И замолчал, когда рассмотрел выражение моих глаз. В эту минуту в банке появились Тайрел с Оррином. Оррин по какому-то делу выехал в город раньше нас. Они подошли ко мне.

- Что-нибудь не так, Телл?

- Пока нет, - сказал я.

- О-о, Оррин... - Глаза банкира прыгнули на Тайрела, потом снова на меня. Фамильное сходство было сильное.

- Мне тут предлагают купить кое-какое золото. Это ваш брат?

- Телл, познакомься, это Джон Татхилл.

- Всегда приятно познакомиться с кем-нибудь из семьи Сакеттов, сказал Татхилл, но когда наши глаза встретились, мы оба поняли, что ничего приятного тут вовсе нет. Ни для меня, ни для него.

- Мой брат только что приехал из Монтаны, - небрежно заметил Оррин. Он был там рудокопом.

- Он больше похож на ковбоя.

- А я и был ковбоем, и ещё буду.

Потом мы двинулись по магазинам покупать для меня снаряжение. Как ни старайся, не мог я скрыть, что мне нужна кирка и лопата, бурильный молот и буры. То есть снаряжение для горных работ, это любому было ясно, тут никакими отговорками не отвертеться. Я человек не слишком подозрительный, но от осторожности ещё никто не погибал, и, пока мы колесили по городу, не забывал поглядывать себе за спину.

Через некоторое время Тайрел и Оррин отправились по своим делам, а я уже сам закончил собирать себе снаряжение. Кэпа поблизости видно не было, но ему нянька не требовалась. В свое время Кэпу довелось повидать виды, полазить по горам и речкам. И любой, кто нацеливался на этого старика, нацеливался на большие неприятности.

Спустилась темнота. Я оставил свои покупки в платной конюшне и двинулся вдоль улицы. Остановился, чтобы поглазеть на горы - и заодно бросил взгляд через плечо. Ну и, будьте уверены, заприметил некоего человека. Он за мной крался - ну чистый тебе индеец.

Только он был не индеец, а так, скользкого вида типчик, которому, кажется, делать было нечего, кроме как не спускать с меня глаз. Тут же мне пришло в голову, что это может быть один из Бигелоу, ну, я свернул в переулочек и побрел себе потихоньку.

Должно быть, он испугался, что я от него скроюсь, и ворвался в этот переулок бегом, а я, как боксер, ушел в сторону в тень. Его, видать, застало врасплох мое внезапное исчезновение. Он резко затормозил, слегка оскользнувшись, остановился - вот тут я его и ударил.

Кулаки у меня большие, а руки закалены тяжелой работой. Когда я приложился к его челюсти, бахнуло, как вроде обухом по бревну.

Если кому взбрело в голову ко мне лезть, то мне охота такого человека знать получше, ну, я его прихватил левой рукой за грудки и приволок в салун, где должен был встретиться с моими братьями.

Люди подняли глаза - людям всегда любопытно, если что происходит, - а я тем временем взял его покрепче, поднял одной рукой и посадил на стойку.

- Я ничего не цеплял на крючок, но этот джентльмен утопил мой поплавок, - пояснил я присутствующим. - Кто-нибудь его знает? Он ничего не сделал, просто пытался напасть на меня в переулке.

- Это - Уилл Бойд. Он игрок, картежник.

- Он поставил денежки не на ту карту. Я не люблю, когда за мной шастают по переулкам.

Бойд начал приходить в себя, и когда понял, где он и что с ним, хотел сползти со стойки, только я держал его крепко. Вытащил из ножен на поясе любимую свою арканзасскую зубочистку, которой пользуюсь во всяких разных делах.

- Тебя направили на путь зла, - объяснил я, - а тропа грешника крута и камениста. И сдается мне, что по дурной дорожке направили тебя эти усы.

Он глядел на меня без всякого расположения, и я видел, что этот человек попытается меня убить при первом удобном случае. Похоже, ему надо было научиться многому такому, чему его не выучили, пока он был моложе.

Покачивая острым как бритва ножом, я сказал:

- Бери-ка этот ножик и сбривай себе усы.

Он мне не поверил. Запросто видно было, ну никак он не мог поверить, что такое с ним случилось. Он даже не хотел поверить, ну, так я ему объяснил:

- Ты за мной охотился, - сказал я, - а я человек спокойный, я люблю, чтоб меня не трогали. Тебе нужно что-то на память, чтоб напоминало тебе о недопустимых прорехах в твоем воспитании.

И протянул ему нож, рукояткой вперед, и опять я ясно видел, как в нем шевелится мыслишка, не получится ли этот нож всадить в меня.

- Мистер, и не заставляй меня потерять терпение. А то я тебя накажу.

Он взял у меня нож - осторожненько, потому что уже понял, что сегодня удача не на его стороне, и начал сбривать усы. Они были жесткие, а у него под рукой, как назло, не оказалось ни горячей воды, ни мыла... скажу вам, джентльмены, ему, видать, было больно.

- Когда в следующий раз соберешься нырнуть вслед за человеком в переулок, так ты остановись и подумай.

Я услышал, как хлопнула дверь салуна. У Бойда вспыхнули глаза. Он хотел было заговорить, потом заткнулся. Человек в дверях был Джон Татхилл.

- Эй! - голос его звучал властно. - Что тут происходит?

- Джентльмен сбривает усы, - сказал я. - Он решил, что ему лучше их побрить, чем отказаться. - Я покосился на него и спросил: - А как насчет вас? Вы не хотите побриться, мистер Татхилл?

Его лицо стало розовым, как у младенца, и он сказал:

- Если этот человек сделал что-нибудь противозаконное, так отдайте его под арест.

- Вы бы отправили человека в т ю р ь м у? - спросил я таким тоном, словно был до смерти поражен. - Это ужасно! Вы могли бы посадить своего ближнего в заключение?!

Никто вокруг, похоже, не торопился встать с ним плечом к плечу и получить пулю, а ему это пришлось не по вкусу. Мне показалось, именно он и послал Бойда следить за мной, но доказательств у меня не было.

Бойд брился не очень аккуратно, дергался, порезался разок-другой, и местами его верхняя губа кровоточила.

- Когда он добреется, - сказал я, - он уедет из этого города. И если он когда-нибудь окажется в каком-то другом городе в одно время со мной, так он уедет и оттуда.

К восходу солнца эта история разошлась по всему городку, так я слышал - самого-то меня там не было. Я в это время ехал верхом обратно в Мору вместе с Тайрелом и Кэпом.

Оррин последовал за нами через несколько часов, и когда он въехал во двор на тележке, я укладывал свое снаряжение во вьюки, а Кэп стоял рядышком и наблюдал.

- Если вы не против общества, - сказал Кэп, - то я не против прокатиться по горам. А то у меня уже начинается лихорадка от житья под крышей.

- Со всем удовольствием, - сказал я. - Буду рад вашей компании.

Оррин соскочил с тележки и подошел к нам.

- Кстати, Телл. Там, в Лас-Вегасе, был один человек, все расспрашивал про тебя. Он сказал, что его фамилия - Бигелоу.