Мы двинулись вверх по Койот-Крик - Речке Койота - глубокой ночью, когда звезды развесили свои яркие фонари над горами. Кэп ехал впереди, наши шесть вьючных лошадей тянулись за ним, я замыкал колонну. С гор Сангре-де-Кристо тянул холодный ветерок, где-то в долине звал подружку перепел.

Кэп Раунтри - старик с виду мрачный, молчаливый. Но это человек такой породы, что если ты попал в беду, то можешь не смотреть, где он, не сбежал ли, - ты всегда твердо знаешь, что он рядом.

Мы не хотели, чтоб кто-то видел, как мы уезжаем, и потому обогнули Мору стороной; так что, если никто не залег на скалистом гребне над самым ранчо, то наш отъезд, скорее всего, прошел незамеченным.

Река Мора пробивается через теснину недалеко от ранчо, а потом спокойно течет по равнине, и нам надо было просто держаться вдоль реки до её слияния с Койот-Крик, а после сворачивать вверх по Койот-Крик и двигаться через широкую долину Ла Куэва.

Мы объехали спящую деревушку Голондринос (по-испански - "Ласточки", значит; вообще-то там жили люди, но гнездышки свои лепили из глины) и направились к северу; утренний холодок пробирал до костей. Небо было холодное и чистое, оно едва светлело над землей, и в него остро врезались горные хребты. Копыта лошадей раздвигали траву со свистящим шелестом, седла поскрипывали, в деревушке залаяла собака - как будто спрашивала что-то.

Кэп Раунтри горбил спину в своей потертой домотканой куртке; он ни разу не оглянулся посмотреть, едем ли мы следом. Он делал свою долю работы и был уверен, что другие свою тоже сделают.

Мне надо было много о чем подумать, а для раздумий нет лучше времени, чем день в седле. Для Оррина, Тайрела и нашей Ма многое теперь переменится в жизни, и моя голова была забита мыслями об этих переменах.

Этим утром, перед отъездом из дому, я выбрался из-под своего тяжелого лоскутного одеяла (ковбои называют его "зуган") в три часа. Было здорово холодно, можете мне поверить.

Каждый раз, когда вы подумаете, что лето - это теплое время, попробуйте побывать на Юго-Западе, в высоких местах, поближе к горам.

Я скатал постель в дорогу, пошел в кораль и одну за другой выловил лошадей. Они были заиндевевшие, дико посверкивали глазами и имели мрачные предчувствия насчет моих планов - в корале им нравилось больше.

Пока в доме зажегся свет, я успел вывести лошадей, кинуть на них вьючные седла и привязать к ограде кораля. Потом сел на своего аппалузу, чтоб слегка его промять и выбить дурь. Когда ему надоело вскидывать зад и становиться на дыбы, Кэп уже был тут как тут.

Дверь открылась, бросив на двор прямоугольник света. Это выглянула Друсилла, жена Тайрела.

- Идите в дом, поешьте, - сказала она.

Слаще слов я в жизни не слышал.

Мы с Кэпом вынырнули из темноты - в теплых куртках, с револьверами на поясе. Повесили шляпы на колышки, помыли руки в тазу. У Кэпа взгляд был такой, что молоко бы скисло.

За столом сидел Тайрел, свежевыбритый, аккуратный - дальше некуда. Не знаю уж, когда он нашел время, но я решил, что у такого как он человека это просто привычкой становится - являться к завтраку свежевыбритым. Сдается, если я когда соберусь жить с женщиной, то мне придется здорово поработать над своими манерами.

Мне в жизни мало довелось повидать женщин, и я чувствовал себя не в своей тарелке, когда они крутились рядом. Но я видел и преимущества. Все ж таки как-то на душе уютнее, когда слышишь её легкие шаги, побрякивание тарелок у неё в руках, когда видишь, какая она красивая.

Ма тоже была на ногах. Она уже больше не молодая, и ревматизм её малость скрутил, но Ма никогда не останется в постели, если кто-то из её ребят уезжает.

Комната была согрета огнем в печи, приятно пахло жареным беконом и вскипевшим кофе. Тайрелова жена получила правильное воспитание. Не успели мы с Кэпом сесть за стол, как перед каждым уже оказалась кружка с кофе, над которым клубился пар.

Друсилла была тоненькая и красивая, как трехмесячный олененок, и глаза у неё были большие, темные и теплые. Счастливый человек этот Тайрел.

Кэп был неплохой едок, он деловито склонился к своей тарелке и не отвлекался. И я старался не отстать - съел яичницу из семи яиц, девять ломтиков бекона и шесть горячих лепешек, запил пятью кружками кофе.

Тайрел глядел на меня серьезно, без улыбки. Потом поднял глаза к Дру:

- Я бы предпочел платить за его одежду, а не за кормежку, - сказал он.

Наконец я поднялся и взял в руки винчестер. В дверях остановился и глянул на Ма, потом обвел взглядом комнату. Она была теплая, уютная, приветливая. Это был дом. Раньше Ма никогда не имела много, да и сейчас это ещё не богатство, но все же лучше, чем когда-либо раньше, и она тут счастлива. Ребята хорошо позаботились о ней, да и о себе тоже.

А я? Самое меньшее, что я могу сделать - это попробовать чего-то добиться. Родился самым старшим, а значу меньше всех если вообще что-то значу.

Тайрел вышел из дому, когда я уселся в седло, и протянул мне книжку Блэкстона - он видел, как я её листал.

- Бери, Телл, - сказал он, - и читай. Это - закон, по которому мы живем. Много людей думали много лет, чтобы выработать его.

У меня никогда не бывало своей книжки раньше, и никогда я не брал книжки ни у кого, но, оказывается, приятно чувствовать, что она лежит в седельной сумке до своего часа, чтобы возле многих лагерных костров, ожидающих меня впереди, передать мне послание от тех людей.

Обычно в те места, куда мы направлялись, ездили по старой Испанской Тропе, но по совету Кэпа мы двинулись на север, к Сан-Луису и старому Форт-Массачусетсу - так мы сможем избежать засады, если кто-то нас поджидает.

На ночь мы остановились среди сосен в полумиле за Черным озером.

До этого мы проехали через деревушку Гуадалупита - без остановки. В местах, где людей мало, они становятся здорово любопытными. В далеких горах новости - дело редкое. Два человека, направляющиеся на север с шестью вьючными лошадьми, обязательно вызовут разговоры.

Ночь была спокойная, не много таких достанется на нашу долю в течение долгого, долгого времени.

Койоты приставали с вопросами к луне и, насторожив уши, прислушивались к эху своих голосов. Где-то выше по склону возился в кустах старый гризли, но до нас ему дела не было, он все бормотал себе что-то под нос, как ворчливый старик.

К тому времени, как вода для кофе уже стояла на огне, Кэп раскрыл рот и заговорил. Его трубка дымила потихоньку, я жарил бифштексы.

- В жизни мне не приходилось встречать человека, чтоб так хладнокровно держался в минуту опасности, как твой брат Тайрел. Единственный раз он заставил меня поволноваться, когда схлестнулся с Томом Санди.

Ты не слышал рассказов про Санди? Он был наш друг. Совсем неплохой человек, не хуже любого другого, кто когда-нибудь снимал шкуру с бизона, но все же когда Оррин начал прибирать к рукам то, что Том Санди думал заполучить сам, начались неприятности.

Санди был человек крупный, красивый, любитель посмеяться, образованный и из хорошей семьи, но чистый дьявол в любой драке. И вот, когда Оррин начал его вытеснять - хотя Оррин-то хотел с ним поделиться и даже согласен был уступить ему, - ну, Том озверел и повел себя неправильно, и тогда Таю пришлось обойтись с ним круто.

- Тай умеет обращаться с оружием.

- Стрельба - дело самое неважное, - раздраженно сказал Кэп. - Любой человек может спустить курок, а если потренируется, так научится быстро вытаскивать револьвер и стрелять метко, но дело не в этом. Главное - как ты держишься, когда на твои выстрелы отвечают.

Никогда раньше я не слышал, чтобы Кэп столько говорил, но Тайрел был для него одним из немногих источников вдохновения, и я понимал, почему.

Золото - это такая тайна, которую сохранить нелегко.

Добрый и злой, сильный и слабый - все слетаются на теплый огонек, который исходит от золота.

Настал день, мы тронулись в путь, и скоро прямо перед нами возникла Гора Ангельского Огня, и Старый Таосский Проход врезался в холмы впереди и чуть левее от нас. Кэпа Раунтри все тревожили следы, которые за нами оставались, и он не ослаблял внимания.

На длинных пологих склонах ветер бормотал в вершинах сосен, пока мы спускались в горную долину Орлиное Гнездо. Тропа на Симаррон углублялась в горы к востоку от нас, так что я оставил ненадолго наш караван и осмотрел землю там, где тропа выбегала из долины. Следы говорили, что на север, к Элизабеттауну, проехали несколько одиночных всадников и по крайней мере один отряд.

Мы остановились и посовещались. Можно было направиться вдоль речки Морено-крик прямо в город или обогнуть гору вдоль Команч-крик, но лучше было сделать вид, что нас ничто не тревожит, въехать прямо в городок, остановиться, поесть и обронить между делом, что мы, мол, собрались в Айдахо, где у меня есть заявка.

Элизабеттаун все ещё был пунктом снабжения для немногочисленных старателей, работающих в горах, да ещё здесь болталась грубая и необузданная толпа, застрявшая после сражений Гранта. Мы загнали своих лошадей в заброшенный кораль и заплатили какому-то мексиканцу, чтоб присмотрел за ними и за нашим снаряжением.

Пока мы шагали к ближайшему бару, Кэп рассказывал мне, что там убили человек восемь или десять, и мне было понятно, почему. Здесь, в комнате размером сорок футов, тянулась стойка длиной двадцать футов. Расстояние такое короткое, что промахнуться трудно.

- Кормежка тут хорошая, - сказал Кэп. - Их повар раньше был шефом в ресторане большого отеля на востоке - пока не убил человека и вынужден был смываться.

Люди у стойки имели довольно ободранный вид, но это ничего не значило, потому что хорошие люди могут выглядеть такими же потрепанными и грубыми, как и плохие, да зачастую так оно и бывает.

- Вон тот, с бородкой генерала Гранта, - заметил Кэп, это Бен Хоубз... он объявлен в розыск в Техасе.

Подошел бармен.

- Что прикажете? - и глянул на Кэпа Раунтри. - Давненько тебя не видел.

- И ещё долго не увидишь, - сказал Кэп, - если не выберешься в Айдахо. У нас там заявка... Что это там за белоголовый малыш вместе с Беном возле стойки?

Бармен пожал плечами.

- Приблудный... хочет сойти за опасного парня. Ну, кладбища я пока не видел.

- Есть у тебя птица? Приготовь мне жаркое.

- Мне то же самое, - сказал я, - только двойную порцию, и ещё кусок говядины, если найдется.

- Поваренок сейчас жарит - лучшей вы в жизни не ели.

Бармен отошел, а Кэп сказал:

- Сэм - парень что надо. Он нейтральный, как ему и положено. Не хочет иметь неприятностей.

Белоголовый парень, о котором спрашивал Кэп, опирался локтями на стойку, а каблуком на латунный стержень. Он носил два револьвера, подвязанные внизу . У него было длинное, узкое лицо, близко друг к другу посаженные глаза, и он малость кривил губы.

Он что-то сказал Бену Хоубзу, а тот сказал в ответ:

- Забудь.

Кэп покосился на меня. Глаза у него смотрели угрюмо.

Через несколько минут бармен принес наш заказ, и мы взялись за еду. Кэп был прав. Этот повар знал-таки свое дело.

- Да, он и вправду умеет готовить, - сказал я Кэпу. - И как же он убил этого человека?

- Подсыпал ему отравы, - ответил мне Кэп и ухмыльнулся.