– Нет, без денег жить никак нельзя, – сказала приятельница Анны Вероника, когда они наконец вышли из лондонского супермаркета «Harrods». За ними тащились два измученных боя, загруженные различными коробками и пакетами с обувью, парфюмерией и прочим.

– Точно, никак нельзя, – согласилась с ней Анна.

Они подошли к ожидавшему их автомобилю и остановились передохнуть на свежем воздухе пока водитель и сопровождающие загружали машину. Вероника достала пачку сигарет и прикурила от шикарной золотой зажигалки. Выпустив первую струйку дыма с чувством неописуемого удовольствия, которое было написано на ее еще симпатичном лице, она спросила подругу:

– Не хочешь?

– Ты так смачно это делаешь, – ответила Анна, – что трудно устоять. Дай мне тоже, – Анна закурила. – Хорошо!

– Но твой скоро приедет? – спросила Вероника. – А то мой сидит целыми днями дома, как сыч. Все куда-то звонит, бурчит, чем-то недоволен – сплошное раздражение. Надоел зануда. В России таким не был. А ты, я смотрю, все время одна да одна. Не надоело? Может, подыщем тебе кого?

– Ты лучше о себе подумай, подруга, – резко ответила Анна. – Сергей не заслуживает этого. Просто время сейчас тяжелое, он должен контролировать все сам.

– У него своя жизнь, а у тебя своя. Ты же не можешь подчинить себя его графику работы? Ты что – рабыня? Обиженно возразила Вероника.

– Ладно, Верусь, успокойся. Флирт – это не для меня. И потом у меня трое детей.

– Дура ты, Анна. Лучшие годы проводишь, словно в заточении. Кому скажи, что в Лондоне сохнет жена олигарха, знаешь, сколько красавцев налетит разной масти?

– Мне этого не надо, – отвечала Анна. – Меня все устраивает. Мы, когда хотим, встречаемся. Надо – я к нему лечу, не могу – он прилетает сам. Ты за меня не беспокойся.

– Я особенно и не беспокоюсь, – обиженно отвечала Вероника. – Просто тебя жаль. Посмотри, какие мужчины на тебя заглядываются, а ты все недотрогу из себя строишь. Потом, через лет пять, никто в твою сторону головы не повернет.

Покупки были погружены, сигареты докурены. Продолжать разговор не хотелось.

– Поехали, – предложила Анна.

– Поехали, – согласилась Вероника и зло швырнула окурок в мусорную урну. – Я тебя, Анна, не понимаю.

Разговор с Вероникой оставил в душе у Анны неприятный осадок. А ведь в чем-то она была права. «Моя жизнь в Лондоне не похожа на ту, какой живут здешние беглые миллионеры. Они в тусне, каких-то разборках, интригах, вечно ноют, в постоянных пьянках. Новые русские толстосумы уже настолько негативно зарекомендовали себя в сознании англичан, что в пору детей ими пугать. Сплошная грязь». Моя жизнь здесь, действительно, проходит мимо – она поймала себя на том, что хочет в Москву, хочет в родную деревню, хочет видеть Ванина и набрала номер.

Сергей Арнольдович ответил сразу:

– Здравствуй, Аннушка. Как ты там, мой хороший?

– Я скучаю, Ванин. Забери меня к себе.

– А как же дети? – спросил Сергей Арнольдович.

– Дети – нормально. Мама здесь. Она справится, прислуга поможет.

– Очень хорошо, – обрадовался Ванин. – Я все организую. Завтра утром вылетай. Я все организую. Тебе сегодня все детали сообщат.

В Домодедово Ванин приехал встречать жену сам. Машина подошла прямо к трапу, и Анна, как счастливая девчонка, прыгнула на заднее сиденье, где ее принял в свои объятия Сергей Арнольдович.

– Ты не можешь себе представить, как мне без тебя плохо, – сказал ей Ванин.

– Знаю, – ответила Анна.

– Откуда?

– Мне тоже плохо без тебя, – она отстранилась от него, посмотрела пристально в его голубые глаза. Ей почему-то страшно захотелось потереться об его бороду. Она прижалась к нему щекой. – Давай жить как люди, Ванин.

– Давай, – согласился он, толком не понимая, что она имеет в виду.

Прошло совсем немного времени, и вся семья снова перебралась в Москву, вернее, в свой загородный дом. Пресытившись жизнью в туманном Альбионе, Анна заявила, что ни за какие коврижки больше не поедет жить в Европу. Одно дело поехать на неделю, походить по магазинам, потусоваться, встретиться с приятельницами, побродить по музеям. Но чтобы жить – никогда.

Анна установила незыблемое правило: в 20 часов Ванин, как штык, должен быть дома. И надо отдать должное, Сергей Арнольдович неукоснительно соблюдал это требование. Периодически она наезжала в офис, и немного посидев у мужа, уезжала. Евгении Петровне она обязательно привозила что-нибудь вкусненькое или какую-нибудь приятную безделушку. А бывало, что и то, и другое. Вроде мелочь, но зато в конторе знал каждый, кто в доме главный. Ну, а Евгения Петровна – это были ее глаза и уши. Правда, был еще и Константин Скворцов, вернее, Константин Матвеевич. Он тоже позванивал Анне Павловне и сообщал о самочувствии мужа, о том, о сем, но Евгения Петровна – другое дело. Она – женщина. Более того, в последнее время Костя ей перестал нравиться. Мужчина, что называется, забурел. Так ей казалось, во всяком случае. Если Сан Саныч Матвейчук был душой коллектива, то Костя, по словам Евгении Петровны, «у народа любовью давно не пользовался. Считал себя идейным вождем бизнеса компании Ванина, можно сказать, его мозговым центром». Зная все это, Анна не считала нужным делиться с мужем офисными сплетнями, полагая, что ему было бы это неприятно. «У него есть Попов, – думала она, – пусть он и докладывает». Офисные дела – не мое дело. Но по большому счету, против Кости она ничего не имела. Просто сердеце ей что-то подсказывало, а что, она еще сама толком не понимала.

Однажды во время очередного посещения офиса, выйдя от Ванина и поболтав с Евгенией Петровной, Анна уже собралась уходить, как секретарша движением руки остановила ее и заговорчески пригласила следовать за ней.

– Анна Павловна, вы уж меня извините, – залепетала женщина, – но я считаю себя не чужим для вашей семьи человеком, и потому вот решилась, наконец, поговорить с Вами.

Евгения Петровна вся дрожала от волнения, и Анна, чувствуя недоброе, принялась ее успокаивать:

– Да что с Вами, голубушка? Успокойтесь, – говорила ей Анна. – Что такое Вас напугало? Что случилось?

Евгения Петровна поведала, что ее маленькая кухонка находится между кабинетом Ванина и комнатой отдыха. И иногда ей приходится по делам заходить в эту комнату. Там стенки тоненькие, и все слышно, как на духу: что происходит в кабинете Ванина, о чем говорят у шефа.

– Вы знаете меня, Анна Павловна. Мне чужие разговоры не нужны. Но не ходить же с пробками в ушах.

Анна согласно кивала ей головой, пытаясь угадать, о чем же идет речь? Но ничего путного не приходило в голову.

– Так вот, – продолжала секретарша, – с тех пор, как вы уехали в Англию, у Сергея Арнольдовича появилась странная привычка. Когда он остается один в кабинете, он постоянно с кем-то разговаривает. Один. Я поначалу думала, что по телефону, но однажды подсмотрела в щелочку и вижу, он сидит на диване и говорит, обращаясь к кому-то, рядом якобы сидящему, но там никого не было.

– Как это никого? – переспросила Анна Павловна, явно ошарашенная такой новостью.

– Так, никого нет. Потом всякий раз, когда такое происходило, я стала прислушиваться и даже имя собеседника узнала.

– И кто же он? – со страхом в голосе спросила ее Анна Павловна.

– Не поверите. Но Сергей Арнольдович обычно называет его Иудой. «Брат мой, – говорит, – Иуда».

– Иуда? – переспросила Анна.

– Да, Иуда. Но это еще не все. Иногда он заказывает кофе или чай, или выпить что-нибудь и тоже на двоих. И второй прибор всегда не тронут.

– Вы никому не говорили об этом? – спросила взволнованно Анна Павловна.

– Нет, что Вы. Я бы и вам не сказала, если бы не вчерашний случай.

– А что произошло вчера? – насторожилась Анна.

– Вчера утром он, как обычно, прошел в кабинет, попросил чашку кофе с молоком, как всегда. Через некоторое время слышу, он разговаривает.

– С кем он говорил? – с тревогой в голосе спросила Анна. – Опять с Иудой?

– Такого никогда не было, – продолжала Евгения Петровна, удивляясь не меньше жены шефа. – Городской телефон в руках, а он разговаривает с этим братом Иудой, а потом просит меня соединить с Поповым и дает ему указания. Что делать? А потом опять с этим Иудой говорит. Да так живо будто он и на самом деле здесь. Как такое возможно, не понимаю. Я вот и испугалась, ночь не спала. Слава богу, что Вы пришли. Рассказала, и сразу как-то стало легче.

Анна, как могла, успокоила секретаршу, еще посидела с ней для приличия. Выпили по чашечке кофе, и Анна попросила Евгению Петровну никому об этом не говорить. Сама же попрощавшись, пулей сбежала вниз, велела шоферу везти на квартиру к Цуце Парменовне.

Цуца ждала. Анна позвонила ей из машины, сообщив, что едет.

“Видать что-то случилось», – подумала Цуца, если сама решила приехать. Нечасто такое бывает».

– Фима! – крикнула она в пустоту огромной квартиры, которая была чудом сохранившимся отражением прошлой жизни и всем своим обликом говорящей о незыблемости традиций этой семьи в доме на Никольской набережной.

– Бегу-бегу-бегу-бегу, – послышался из глубины квартиры мужской голос абсолютно лысого человека с мохнатыми бровями в спортивных трениках и белой майке. Ефим Петрович Дратс – так звали этого симпатичного толстяка – был мужем Цуцы Парменовны. И тоже врач, известный врач-психиатр. Будучи на пенсии, он занялся частной практикой. Именно это обстоятельство явилось причиной того, что Анна направилась к ним домой.

– Фимочка, – обратилась к нему Цуца, – к нам едет Аннушка Ванина. Быстренько приведи себя в порядок.

– Есть, – радостно ответил Ефим Петрович, по-военному приложив руку к голове. Аннушку он обожал, и очень любил с ней по-стариковски поболтать. – А в чем причина столь неожиданного визита? – поинтересовался он.

– Не знаю, – ответила Цуца, явно обеспокоенная предстоящим приездом приятельницы и важного клиента.

Она была крупной женщиной с формами, достойными уважения, а малый рост и сухощавость мужа только подчеркивали ее значимость. Смотрелась эта пара и смешно, и симпатично.

Звонок в дверь вывел их из транса, и они вдвоем кинулись в прихожую встречать дорогую гостью. Лицо у Анны было заплаканным.

– Что с тобой, Аннушка? – принялась с порога ее успокаивать Цуца, понимая, что произошло что-то нехорошее.

Цуца проводила Анну в зал и усадила на диван. Ефим Петрович побежал за водой. Отпив воды, Анна глубоко вздохнула.

– Ну, вот и молодец! – подбодрила ее Цуца. – Дыши глубже. Посиди с Ефим Петровичем, а я пока чай приготовлю. Она говорила с грузинским акцентом, который всегда проявлялся, когда Цуца нервничала.

– Я, наверно, к Вам, Ефим Петрович, – обратилась Анна к Дратсу.

Это не было неожиданностью для психиатра. Но для приличия он спросил.

– Почему ко мне, Аннушка? Вы не мой пациент, милая, и слава богу.

– Я не о себе, Ефим Петрович, – снова зарыдала Анна. – Я о Сереже.

И она посмотрела на доктора такими молящими глазами, что ему стало не по себе. – Сергей Арнольдович? – спросил он. – У Анны хватило сил только кивнуть головой.

– Аннушка, – он взял ее руку. – Мы с Цуцей для Вас и Сергея Арнольдовича сделаем все, что можем. И что не можем тоже сделаем. Давайте попьем чаю, и Вы все спокойно, не спеша, по порядку рассказывайте, а мы будем слушать и думать. Договорились?

Анна пересказала супругам все, что услышала от Евгении Петровны. Когда чаепитие закончилось, Дратс обратился к жене:

– Цуца, у тебя на Сергея Арнольдовича вся база есть.

– Да, – подтвердила жена.

– Отправь на мой электронный адрес, я заведу на него карту.

Ефим Петрович забрал Анну в свой кабинет. Это был самый настоящий кабинет врача с удобной для осмотра кушеткой, накрытой белой простыней, и всеми необходимыми медицинскими причиндалами, среди которых выделялся симпатичный блестящий молоточек на столе.

Ефим Петрович залез в компьютер и стал смотреть анализы, кардиограммы, давление – все, что было у Цуцы на Сергея Арнольдовича. Ознакомившись, он серьезно сказал:

– Аннушка, Вы, надеюсь, понимаете, что все, что Вы рассказали, – это весьма серьезно. Но делать какие-либо выводы, основываясь на рассказанном Вами, я не могу. Мне нужен Сергей Арнольдович. Хотя скажу вам прямо. – Я не удивлен. Помните его рисунки, что вы мне показывали несколько лет назад с изображением Иуды и различных стариков. Вы мне тогда еще рассказывали, что он увлечен творчеством Леонардо да Винчи. И мы с вами решили…

– Да! Да! Я помню! Я все понимаю, Ефим Петрович. Но как я ему об этом скажу? Вы представляете, что будет? И как он на все это отреагирует?

– Да! – согласился с ней Дратс. – Дело тонкое, щепетильное. Можно человека психически ранить. Но на то я и врач, чтобы найти решение и получить максимальную информацию о состоянии больного, если таковым он является.

– А может и нет? – взволнованно, с надеждой в голосе спросила Анна.

– Может быть всякое, дорогая Вы моя. А для начала Вы мне вот что скажите, сами-то Вы, как жена, замечали за ним какие-то странности? Было ли в его поведении что-то такое, что не вписывалось бы в обычные, общепринятые нормы?

– Я не замечала ничего такого, – отвечала Анна. – Меня долго не было. Знаю только, что в последнее время он спит очень плохо.

– Может стрессы у него были? – вкрадчиво спросил Ефим Петрович. – Может Вы не видели, но Вам рассказывали?

– При его работе, дорогой Ефим Петрович, стрессы на дню по несколько раз происходят.

– Да, бизнес и здоровье между собой не дружат, – ответил Дратс и, помолчав, добавил, – мы, наверное, сделаем так. Сегодня вечером мы с Цуцей Парменовной будем вашими гостями. Вы мне скажите, какие у Сергея Арнольдовича увлечения или пристрастия есть?

– Я не понимаю Вас, Ефим Петрович, что Вы имеете в виду?

– Что тут не понимать, милая моя Анна Павловна?

Психиатр вышел из-за стола и подошел к сидящей на кушетке Анне.

– Мне надо его видеть, говорить с ним. Нужна тема. Что, кроме бизнеса, его интересует?

– Детективы, старинные картины, антиквариат, монеты, архитектура. – Ответила Анна.

– Отлично, – воскликнул Ефим Петрович, – у меня есть Библия в гравюрах, изданная в 1853 году. Хочу показать Сергею Арнольдовичу. Пусть скажет свое мнение, вещь стоящая или нет. Недавно один пациент подарил. Ждите нас, Аннушка. Будем обязательно.

Сергей Арнольдович вернулся домой с работы с небольшим опозданием. Малышня, ожидая подарков, окружила отца.

– А что привез?

Оба получили по пакету из Макдональдса и, расцеловав Ванина, разбежались в разные стороны.

– Неправильно поступаешь, уважаемый Сергей Арнольдович, давая детям наедаться на ночь, – укоризненно заявила Цуца Парменовна, вставая навстречу входящему в зал хозяину дома.

– Да знаем мы все! – Отшутился Ванин, – Сами были такими. Зачем детей радости лишать? А то вырастут, и вспомнить будет нечего.

Из-за Цуцы появилась фигура ее мужа, холеного и чистенького, с идеально выбритой лысиной.

– Рад Вас видеть, Ефим Петрович. Давно не были у нас.

Анна подошла к мужу и взяла его за руку:

– Я тебе говорила, что Цуца у меня следит за здоровьем наших детей, а вот Ефим Петрович заехал ее забрать. Давно не виделись. Я и подумала, почему бы вместе не поужинать?

– Правильно подумала, молодец. Я Ефима Петровича не видел с тех пор, как он ушел на пенсию.

– Да, давненько, Сергей Арнольдович, мы не встречались, – согласился Дратс. – Что делать? Жизнь в столице так устроена, что можешь человека не видеть 10 лет, а встречаешь как будто вчера расстались. Что делать? Мегаполис.

– Это правда, – согласился Ванин.

С этого дня Ефим Петрович часто находил повод, чтобы хотя бы один раз в неделю посетить дом Ванина и повстречаться с хозяином. Щепетильная ситуация вынуждала его быть крайне осторожным и аккуратным. Однако пищу для размышления дала та самая первая встреча, когда он с собой захватил Библию с гравюрами. Книга очень понравилась Сергею Арнольдовичу. Он ее внимательно посмотрел, восторгаясь гравюрами на тему из Ветхого Завета. Затем перешли к Евангелию. Ванин увидел гравюру, которая была специально открыта для него «Иисус и Иуда». Ванин внимательно рассматривал ее, а затем, обращаясь к Ефиму Петровичу, сказал:

– Работа великолепная. Но ничего общего между реальными образами и этим изображением на гравюре нет.

– Это любопытная точка зрения, – возразил Ефим Петрович. – А какими Вы их себе представляете?

Ванин хитро улыбнулся:

– Пошли со мной.

Они прошли через боковую комнату в большой зал, где находилось полотно Леонардо да Винчи.

– Слов нет, – заявил доктор. – Возразить невозможно.

– Здесь плохо видно, – продолжал Ванин. – На Иуде надеты сандалии, снятые им с римского легионера, убитого в стычке. Так поверите, он говорит, им сносу нет. Бычья кожа в три слоя на подошве. Я интересовался в свое время амуницией римских легионеров и могу подтвердить, это абсолютная правда.

Ефим Петрович день за днем встречался со своим пациентом, и шаг за шагом пытался понять, что происходит у него в голове. К его величайшему удивлению там был обнаружен довольно странный порядок, в корне отличный от обычного человека. На первый взгляд, симптомы, выявленные у Ванина, выглядели как диссоциативное расстройство. Оно, безусловно, было и возникало это заболевание как защитная реакция организма в случае физического или, чаще всего, психического стресса. Человеку кажется, что трагедия, произошедшая с ним, была якобы не с ним, а с кем-то другим. Однако такой вымысел начинает иногда доминировать над реальной ситуацией, и возникает одна или несколько личностей, вырастающих из этого защитного пласта. У некоторых людей они начинают обрастать новыми вымыслами, новыми защитными галлюцинациями, фантазиями. И в итоге как бы возникает параллельная или непараллельная, но другая личность, которая пытается защитить реального человека от неприятных ему воспоминаний, ощущений. И горе, когда эти личности в сознании человека начинают враждовать между собой, иначе говоря, доминировать против реальной личности. Человек становится раздражительным, теряет чувство реальности, то смеется, то внезапно рыдает. Это болезнь, носит название раздвоение личности. Одни считают ее разновидностью шизофрении, другие выделяют в отдельное психическое заболевание. Но у нашего больного ничего подобного выявлено не было.

Стресс стал причиной возникновения образа Иуды. Но Иуда был настолько загружен определенной информацией, что представлял собой не столько выдуманную личность, сколько своеобразный жесткий диск, хранивший в себе базу определенных данных, необходимых в некоторых ситуациях. Иуда вобрал в себя воспаленную психику, которая в свое время мешала жить Сергею Арнольдовичу, и потихоньку-потихоньку превратилась в его защиту. Иуда стал средством, освобождающим мозг от тяжелых болезненных нагрузок. Ванин эту созданную им базу данных подсознательно отдал Иуде, при необходимости получить какую-либо информацию, преспокойно пользовался ею, причем абсолютно об этом не задумываясь.

Удивительно жесткая, рациональная система мышления, которая была у этого человека, могла убить любого. Но в данном случае обернулась исключительной пользой для себя. Кроме Иуды там находилось достаточно большое количество других информационных носителей, но для доктора Дратса это было неважно. Он знал, что его пациент и приятель Ванин Сергей Арнольдович в целом здоров. Просто у него такое устройство мозга, которое готово принять и переработать гораздо больший объем информации, чем у обычного человека, и его психика не всегда это выдерживает. О чем Дратс и рассказал Анне Павловне не без удовольствия словами человека, постигшего величайшую тайну.

– Скажу Вам, Аннушка, по секрету. Если бы я был помоложе, я бы на вашем муже мог заработать Нобелевскую премию. Но уже не смогу, годы, знаете ли, не те. Шучу конечно.

Нобелевская премия, хорошо, но пятьдесят тысяч долларов, которые Анна вручила Ефиму Петровичу за работу, были значительно лучше. Принимая вознаграждение, Ефим Петрович осторожно посоветовал ей постоянно следить за занятиями Сергея Арнольдовича физическими нагрузками и обязательным приемом холодного душа по утрам. А еще лучше заставлять его бегать.

– Значит, Вы считаете, что это совсем не страшно? – Спросила она почти по детски наивно.

– Я этого не говорил, – ответил доктор. – Но в данный момент ничего страшного нет. Мозг человека – это космос. И что может произойти завтра или через год никто, вам милочка моя, не скажет. Все зависит от степени воздействия на Сергея Арнольдовича, его среды обитания, воздействия психологического и эмоционального. Вы же его от жизни оградить не можете? Пока все хорошо. И будем надеяться на лучшее, но случай неординарный и требует постоянного наблюдения.

– Спасибо Вам, Ефим Петрович, – сказала Анна потухшим голосом.

– Если что, сразу звоните. Для вас сделаем все. – Сказал Дратс на прощанье.