В своей великой щедрости (или от жалости к моему плачевному виду, а может, от того, что Филип по ее вине погиб, а Ноэра зачаровали еще сильнее) вдова Байвелл позволила мне ехать в своем богатом экипаже с кучером до самого Рокерли, где жила некая мисс Пранси, которая якобы могла меня расколдовать. Госпожа Энни также нашла мне провожатого, зная, как неприятно мне будет показываться где-либо кроме постоялого двора.

— Давит Рамстронг сгодился бы лучше всех, — сказала она, — да только он не может отлучиться. Зато его жена, Тодда, согласилась пойти вместе с тобой и просить за тебя. Думаю, она отлично справится.

— А ее малыши не испугаются моей мохнатой морды?

— Нет, дети останутся дома. Сперва за ними будут присматривать Давит и матушка Томас, а потом — мы с Эддой.

Я чувствовал себя не в своей тарелке, но оказалось, что матушку Рамстронг совершенно не беспокоит ни предстоящая поездка в компании чудовища, ни то, что ее любимые сыновья останутся на попечении двух ведьм.

Накануне нашего отъезда хоронили Филипа. Пошел бы я туда или нет — мне было бы одинаково скверно, поэтому я валялся в кровати, слушая, как звонит колокол. Гроб вынесли из дома, траурная процессия, во главе которой шла рыдающая мать Филипа и плакальщицы, двинулась по улице. Каждый звук, каждое воспоминание причиняло мне боль. Филип снова и снова умирал у меня перед глазами — падал на колени, утыкался лицом в землю, — до тех пор, пока память об этой смерти накрепко не впечаталась в мой мозг.

Мать зажгла лампу и разбудила меня. Я встал совершенно измученный и едва заставил себя набросить на голову капюшон по пути от крыльца к экипажу.

Путешествие в Рокерли было долгим и утомительным. Дважды мы проезжали длинные болота: первое — между Сент-Олафредс и Хай-Оукс-Кросс, второе — в лесной чаще неподалеку от Рокерли. Матушка Рамстронг почти не разговаривала, однако с интересом следила за пейзажем, поскольку еще никогда не бывала так далеко от дома, а когда мы проезжали через деревни и я задергивал шторки, она сообщала мне обо всем, что происходило за окошком. Матушка Рамстронг была прекрасной спутницей, доброй и спокойной. Я счел, что Давиту очень повезло с женой, а его сыновьям — с матерью.

Впереди на холме показался Рокерли. Город выглядел таким большим, что у меня закружилась голова. В этот поздний час Сент-Олафредс — всего лишь небольшое темное пятно на склоне горы с редкими искорками света, ну а Рокерли раскинулся сразу на двух обширных холмах и сиял огнями уличных фонарей и домашних ламп.

Я смотрел на них, и мне было не по себе: сколько пар любопытных глаз за всеми этими огоньками! Когда мы подъехали к городским воротам, я спрятался за шторками, а матушка Рамстронг принялась расспрашивать стражников. Выяснилось, что никакой мисс Пранси в Рокерли нет, зато есть почтенная и уважаемая докторша, мисс Данс, которая живет в верхней части города. Стражники объяснили кучеру госпожи Энни, как туда проехать, и мы двинулись в путь по узким улочкам, похожим на улицы в нижних кварталах Сент-Олафредс, только более оживленным. Чем выше в город поднимался наш экипаж, тем крепче и основательней становились дома. Мы миновали трактир, где посетители весело отплясывали под мелодию скрипки и свирели; богатый особняк, в окне которого я увидел хозяина, поднимающего бокал вина перед гостями, проехали мимо часовни — яркий свет из растворенных дверей падал на заполненную прихожанами паперть.

Постепенно улицы становились пустыннее, а дома — выше и изящнее; наконец мы приехали. Моя провожатая вышла из экипажа, о чем-то посовещалась с кучером, затем позвонила в звонок и скрылась за дверями. Я остался угрюмо ожидать ее в карете.

Матушка Рамстронг отсутствовала довольно долго: наверное, ей потребовалось немало времени, чтобы объяснить этой мисс Данс причину нашего визита. Время от времени я отдергивал занавеску, чтобы поглядеть на роскошный фасад, ветви папоротника над дверным косяком, искусно вырезанные из камня, и узкий луч света, пробивающийся между плотными портьерами в окне передней комнаты. Ничего не менялось за исключением того, что, выглянув в третий раз, я заметил на подоконнике соседнего неосвещенного окна черную кошку. Животное сидело неподвижно, и его легко можно было бы принять за тень или часть орнамента, если бы не глаза — в них отражался свет фонаря, и они горели ярким зловещим огнем. Мне чудилось, что кошка смотрит прямо на меня — неужели заметила слабое шевеление шторки?

Не желая, чтобы на меня таращились — хоть коты, хоть люди, — я больше не выглядывал из экипажа. В конце концов, тишина, усталость после долгой дороги и желание очутиться дома, в кровати, сделали свое дело: меня сморил сон. Через какое-то время я проснулся, не соображая, где нахожусь и который теперь час — минуло несколько минут или целые сутки? — от того, что матушка Рамстронг отворила дверцу экипажа и заговорила со мной через щелку:

— Баллок, она разрешила тебе войти! Погоди немного, пусть проедет всадник. Все, можешь выходить.

Матушка Рамстронг провела меня в дом. В коридоре было холодно и пусто, из мебели стояла только вешалка для верхней одежды и несколько сундуков темного дерева с накидками из красной материи, на которых можно было сидеть — наверное, они предназначались для посетителей, ожидавших своей очереди.

Мы прошли дальше. Матушка Рамстронг неторопливо сопроводила меня в комнату, которая одновременно служила и гостиной, и библиотекой. В камине ярко горел огонь, посередине стоял стол, заваленный бумагами и свертками, рядом с ним, а также у камина и занавешенного окна — стулья и кресла различной степени удобства. Убранство гостиной было строгим, без всяких безделушек. Немногочисленные предметы декора никак не выдавали того, что комната принадлежит женщине: темная картина с изображением кучи непонятного хлама; иззубренный боевой шлем на подставке; голова оленя, глядящая со стены как бы в окружении лесной зелени; ваза с цветами, подозрительно похожими на похоронные — приглядевшись поближе, я увидел, что они сделаны из шелка и просто запылились.

— Мисс Данс ужасно занята, — прошептала моя спутница. — Она готовит в кухне какое-то лекарство и дает указания служанке насчет бумаг. Посидим здесь, Баллок, и подождем.

Вошла мисс Данс — долговязая и худая, в темном платье, со свирепым (но красивым) лицом и порывистыми движениями. Вместе с ней появилась и кошка, чьи желтые глаза беспокоили меня посреди гостиной не меньше, чем на улице.

Хозяйка дома бросила на меня короткий взгляд и кивнула:

— Все в точности так, как вы говорили, госпожа Рамстронг. Я поверила только теперь, когда убедилась воочию.

Мисс Данс вплотную приблизилась ко мне и принялась изучать мою внешность: покрытые и не покрытые шерстью участки тела и особенно те места, где медвежья шкура приросла к коже. Она цокала языком и досадливо вздыхала, ее лицо постепенно становилось еще более злым. Наконец чародейка выпрямилась и отошла к столу, на котором была установлена наклонная доска для письма, а возле нее изваянием сидела кошка. Мисс Данс уселась за стол, нахмурила брови и побарабанила пальцами по столешнице.

— Мистер Оксман, — обратилась она ко мне, — расскажите все, что, по вашему мнению, может быть связано с вашим теперешним состоянием.

Я выполнил просьбу. Раньше мне никогда не приходилось разговаривать с женщиной — не прачкой, не проституткой и не цыганкой, — в присутствии которой можно было бы держаться свободно. Я словно беседовал с мужчиной, разве что в разговорах с мужчинами всегда ощущается некое соперничество, оценка сил противника, а тут ничего такого не было. Получив представление о моем несчастье, она сосредоточила все внимание только на содержании рассказа.

Мисс Данс быстро царапала в блокноте, записывая за мной, и время от времени поднимала руку, чтобы я сделал паузу, пока она обмакнет перо в чернильницу. В некоторых местах она понимающе кивала, точно ощутить перед глазами вспышку серебристого пламени или увидеть, как медведица уносит твоего друга, словно медвежонка, — самые обычные вещи. Мисс Данс не удивлялась абсолютно ничему, тогда как ее кошка, судя по ее виду, не верила ни единому моему слову.

Когда я закончил, она принялась думать. Я ждал, чувствуя какую-то непонятную обиду, а матушка Рамстронг, сидевшая рядом со мной, замерла в безмолвной надежде. В дверях появилась служанка — та, что помогала хозяйке с бумагами, но мисс Данс взмахом руки отослала ее прочь. Заглянувшей в гостиную кухарке было велено: «Убери блюдо с огня, Марчпэйн». Спустя еще некоторое время мисс Данс вышла из-за стола и пересела в большое кресло с подголовником напротив нас.

— Все это очень и очень скверно, — заявила она.

— Да, — кивнула матушка Рамстронг, — в этом году на Медведей валится одно несчастье за другим.

— И, по-моему, валятся они оттого, что кто-то занимается не своим делом.

Неужели? Я уже совсем было надулся на мисс Данс, посчитавшую, что я не гожусь в Медведи (хотя, если честно, она права — нынешние Медведи в подметки не годятся прежним, это вам любой скажет в Сент-Олафредс), а потом вдруг понял, что докторша имела в виду не нас — меня, Ноэра и беднягу Филипа. Молчи, приказал я себе, не выдавай своей глупости и усталости.

— Вот как? — подняла брови матушка Рамстронг.

— Именно. Предполагаю, что это та самая вдова Байвелл, о которой вы упоминали. Еще раз повторюсь: я с ней не знакома. В этой части страны пробуют колдовать несколько человек; возможно, это результат чародейства какого-нибудь дилетанта с гор, который не имеет достаточных знаний и творит магию вопреки естественным законам исключительно ради собственной выгоды. По крайней мере так мне видятся причины, хотя выводы пока поверхностны. Чтобы докопаться до истины, мне надо пообщаться со всеми, о ком вы говорили, матушка: мистером Рамстронгом, мистером Вурледжем, вдовой Байвелл и девушкой из другого мира. Мешкать нельзя, нужно действовать быстро, пока с тем парнем… Ноэром? — не случилось беды в лесу и пока вы, мистер Оксман, окончательно не превратились в медведя. — Лицо мисс Данс разгладилось. — Сент-Олафредс… Что ж, к утру я буду на месте. — Она резко встала.

— Вы хотите ехать сейчас? — удивился я, потому что на дворе стояла ночь.

— Да, немедленно. А вам следует отдохнуть с дороги. Переночуете у меня. Пожалуйста, мистер Оксман, не показывайтесь в городе. Мои слуги позаботятся о вас, а также о кучере и экипаже. Когда завтра поедете обратно, будьте любезны, постарайтесь, чтобы вас никто не видел.

— Хорошо, — сказал я, но мисс Данс уже стремительно вышла из комнаты.

— Матушка Марчпэйн! — крикнула она кому-то в коридоре. — Хильда! Прикажи седлать Молнию. Марчпэйн, нам придется отложить приготовления.

Мисс Данс двинулась дальше, раздавая указания, ее голос растворился в глубине дома. Черная кошка спрыгнула со стола, в последний раз оглянулась на меня, хрипло мяукнула, выражая презрение, и последовала за хозяйкой.

— Вот это женщина! — удивленно рассмеялась матушка Рамстронг и мягко похлопала меня по руке. — Попробуй тут разберись, что к чему.

Осенним днем в год своего двадцатипятилетия Бранза вместе с Волком отправилась на Священный холм. В зарослях вереска там и сям были навалены камни, дул холодный ветер, однако подъем в гору разгорячил Бранзу Она вытянула руки и встряхнула пальцы, чтобы размять их после утренней порции вышивки. Лига с работой осталась сидеть у окна — казалось, она никогда не уставала от шитья, никогда не жаждала движения и свежего воздуха.

Добравшись до вершины, Бранза уселась на большой валун. Волк тоже вскочил на него, сел рядышком, задрав голову, точно лев на гербе, и замигал от ветра.

Болтая ногами высоко над землей, Бранза опять чувствовала себя девочкой, хотя давно превратилась во взрослую женщину и за ее плечами бесполезным ворохом уже накопились годы.

Ветер налетал порывами, царапал и бил, словно чья-то злая рука, шипел в высокой сухой траве, то гудел, то ненадолго умолкал в ушах Бранзы. Он беспорядочно шевелил вереск, притягивал взгляд молодой женщины, создавая иллюзию, что в зарослях кто-то есть. Бранза в любой момент ожидала появления темноволосой девчушки с корзиной в руках; ждала, что сестренка вот-вот обогнет высокий валун и встанет перед ней, сверкая глазенками. Что еще такое? Нам уже давно пора быть в городе. Вечно ты витаешь в облаках! — недовольно заворчит она, потом откинет со лба прядь волос и крикнет: Ну где ты там, гусыня? Идем скорей!

Эдда. Эдда. Как давно Бранза не произносила этого имени, как сильно тосковала! Все эти годы в каждом дне сквозило главное: она потеряла сестру. Прочный треугольник их семьи распался, один из углов треснул и отвалился, как куски тех камней, что лежат здесь, разрушенные ледяными ветрами. Сколько зим уже минуло с тех пор, как пропала Эдда? Десять или одиннадцать? Как бы то ни было, времени прошло безнадежно много. О том, куда исчезла сестра, Бранза и сейчас знает не больше, чем в тот день, когда Эдда рано утром покинула дом и не вернулась ни к обеду, ни к ночи.

Разные существа приходили и уходили, но ясности это не добавляло. Первый Медведь появился, а затем улетел куда-то на луну. Противный карлик разгуливал туда-сюда, сколько хотел. Второй Медведь — тот, которого недолюбливала Ма, — зашел в пещеру и тоже исчез, как будто провалился сквозь землю.

Волк положил голову на лапы, Бранза запустила пальцы в густой мех на его загривке, отчего зверь блаженно закрыл глаза. Цок-цок, стучали ее башмаки по камню. События, хотя и давние, стали последними из главных в жизни Бранзы, поэтому она помнила все до мельчайших подробностей и часто перебирала их в памяти.

Будь Эдда рядом, Бранза гораздо легче перенесла бы исчезновение второго Медведя — в конце концов, он был далеко не таким благородным животным, как первый, в этом Ма права, — однако она считала его последней ниточкой, связывавшей ее с сестрой. За день до исчезновения, пока Бранза выкапывала могилку для карлика, Эдда приставала к Медведю с расспросами, изводила его своим любопытством. Итак, Медведь появился, Эдда пыталась что-то у него узнать и на следующий день исчезла. Ответил ли он на ее мольбы? Рассказал, откуда пришел и как перенестись в то место? Вне всяких сомнений, именно это интересовало Эдду. Удалось ли ей попасть туда или она заблудилась — а может, даже погибла! — в пути? Если сестра жива, то где находится? Что это за страна, где ей настолько хорошо, что за десять лет она ни разу не наведалась домой, не подала весточки?

Эти мысли неотступно терзали Бранзу. Если она заговаривала с матерью об Эдде, пропавших Медведях или устройстве мироздания, Лига быстро меняла тему. Когда Бранза задавала подобные вопросы Аде Келлер и другим женщинам в Сент-Олафредс, их глаза стекленели, лица отрешенно вытягивались. Все как будто хотели, чтобы она знала как можно меньше.

Цок-цок, стучали ее каблуки, словно детские башмачки о подоконник. Пальцы все сильней погружались в мягкую глубь волчьего меха.

— Что же я буду делать, если и ты покинешь меня, маленький братец? — промолвила она. — Если вдруг уйдешь в какой-то из чужих миров?

Волк рассеянно моргнул и задрал подбородок, подставляя Бранзе шею.

А если, еще того хуже, Ма отправится вслед за Эддой — в один прекрасный день скроется в пещере и не выйдет оттуда или топнет ногой, стоя за валуном, и растворится в воздухе? Что, если Бранза очутится в каком-то из таких мест, совсем одна, без матери, Эдды, Медведя или Волка, среди толпы мерзких карликов, которые будут показывать на нее пальцами, дергать за волосы и всячески издеваться?

А что, вполне возможно. С этими страхами она сталкивалась в пространстве кошмарных сновидений, когда ночь длилась без конца, сгущая черноту, когда миры и вероятности множились, и никакие границы не сдерживали их чудовищность и враждебность. Бранза просыпалась в оцепенелом ужасе и слепо шарила рукой в темноте между покрывалом и краем кровати, чтобы ощутить тепло верного Волка, зарыться пальцами в его шерсть (все равно что зажечь лампу), услышать, как он сонно завозится, подтверждая обыкновенность реальной ночи, зевнет, шумно вздохнет и опять погрузится в свой безмятежный сон.

Эдда открыла дверь и мгновенно поняла, что судьба вновь готовит ей перемены. Кто знает, где она окажется на этот раз?

— Это дом вдовы Байвелл? — осведомилась незнакомка. У нее было бледное утомленное лицо, под глазами темнели круги, однако взгляд был ясным и решительным.

— Да, — сказала Эдда и обернулась к мальчику, стоявшему позади нее в коридоре. — Андерс, беги за мистером Дитом. — Она опять повернулась к гостье. — Вы проделали долгий путь, мэм; наш мистер Дит позаботится о вашей лошади. Как прикажете представить вас хозяйке, мэм?

— Скажи, приехала мисс Данс. Из Рокерли.

— Лошадка! — воскликнул Озел, который бросил свой завтрак и выбежал в коридор посмотреть, что интересного там происходит.

— Правильно, лошадка! — Эдда засмеялась и подхватила малыша на руки. — Значит, вы ехали всю ночь, мэм? Наверное, проголодались? Не хотите ли позавтракать с нами?

— Нет, благодарю.

Выдав мистеру Диту указания по уходу за кобылой, мисс Данс вслед за Эддой поднялась наверх (Эдда сразу поняла, что дама не станет терять времени и сидеть в гостиной, ожидая, пока хозяйка дома соблаговолит спуститься).

— Госпожа Энни? — Девушка просунула голову в дверь спальни. — Вас хочет видеть мисс Данс, она приехала из Рокерли.

Чашка с чаем в руках вдовы задребезжала о блюдце. Судя по выражению лица, старуха охотнее выпрыгнула бы из окна, чем встретилась с визитершей. Тем не менее Энни Байвелл робко кивнула, веля Эдде пригласить гостью.

Мисс Данс, одетая в дорогой костюм для верховой езды, вошла в спальню. Необычная, темная, суровая, она двигалась абсолютно бесшумно. Властность, словно черная вуаль, придавала ей еще больше загадочности. При виде могущественной чародейки госпожа Энни испуганно съежилась.

— Эдда, останься здесь, — пролепетала она. Старая лечуха вдруг стала похожа на ребенка, а ее одежда показалась чересчур крикливой и пышной. — Не возражаете? — спросила она у посетительницы.

Мисс Данс бросила убийственный взгляд на Эдду и Озела.

— Разумеется, нет, — коротко ответила она, пересекла комнату и без приглашения уселась в кресло.

Визитерша устремила на хозяйку придирчивый взор, словно бы достала из горшка кусок вареного мяса и пыталась определить, достаточно ли оно мягкое.

— Полагаю, мы с вами уже встречались!

— В точности так, мисс, — забормотала старуха. — Много лет назад, мисс, но я помню вас, да, да, помню. Это было в Хай-Оукс-Кросс, на рынке, у прилавка матушки Матчетт… — шепотом закончила она, уткнув взгляд в букет драгоценных камней на сплетенных пальцах.

— Хай-Оукс-Кросс? Возможно. Припоминаю наш разговор. Если не ошибаюсь, в то время вы еще не достигли таких высот общественного положения, как сейчас.

— Да, мисс, тогда я была всего-навсего бедной знахаркой. — Старуха еще больше съежилась.

Тишину в комнате заполнила напряженная работа мысли суровой гостьи. Эдда, сидевшая на полу и занимавшая Озела деревянными игрушками, подняла глаза. Мисс Данс такая серьезная и красивая! А ее странный наряд! Наверное, в том диковинном месте, откуда она приехала, все так носят. Рокерли! Эдда обязательно должна увидеть этот город, где женщины одеваются столь изысканно, но вместе с тем просто, и ездят верхом без сопровождения. Никто не посмел бы оскорбить эту даму или плюнуть в нее. Она наделена особенной смелостью, особой силой, которая не бросает вызова силе мужской, не пренебрегает и не противоречит ей, но решительно и по праву существует с ней рядом. Эдде тоже хочется обладать подобной смелостью!

Мисс Данс с досадой вздохнула.

— Судя по сведениям, которые стали известны мне утром, вы занимаетесь как раз тем, против чего я вас открыто предостерегала.

Энни пристыженно склонила голову.

— Вы отправили кого-то в его персональный рай или как минимум попытались это сделать и преуспели только наполовину. Именно такое впечатление у меня сложилось исходя из того, что я видела.

Нос старухи почти уткнулся в перстни.

— Простите, мисс, а что вы видели?

— Юношу, обросшего шерстью, который не может снять с себя шкуры, надетые в День Медведя, — отрезала мисс Данс. — Окружающую вас роскошь — поговаривают, вы разбогатели очень быстро и неожиданно. А еще мне рассказали о двоих мужчинах, которые по ошибке застряли в чужом раю и томились в нем, не зная, как вернуться обратно.

Теперь Энни тяжело дышала, ее тщедушное тело сотрясала дрожь. Озел, зажав в обоих кулачках по деревянному барашку, с любопытством поглядел на старуху. Эдда вытянула руки, чтобы отвлечь мальчика, и он тут же поделился с ней игрушкой.

— Баясек, — сказал малыш и отдал Эдде вторую фигурку. — Есё баясек.

— Я и вправду послала его туда, — тихим запинающимся голосом проговорила госпожа Энни. — И там его сожрали…

— Кого сожрали? — невозмутимо осведомилась мисс Данс.

— Моего друга, Коллаби Дота. Моего старого приятеля еще с приютских дней. Он, как и я, был круглым сиротой. — По щекам старухи покатились слезы — крупные чистые брильянты; украшенная настоящими брильянтами трясущаяся рука потянулась к Эдде. Та уронила деревянного барашка на колени и стиснула пальцы Энни. — Клянусь, я не хотела никому причинить вреда, просто пыталась помочь Коллаби!

Мисс Данс медленно подалась вперед в кресле и устремила на вдову пристальный взгляд, а затем негромко промурлыкала:

— За кого ты меня приняла, Энни, когда я приказала тебе не связываться с волшбой? За бестолковую курицу вроде тебя? — От вибраций ее голоса Эдда зачарованно раскрыла рот.

— Прошу прощения, мисс, я же не знала! Теперь… — знахарка нервно сглотнула, — я вижу, что вы обладаете силой, большой силой. Поверьте, мисс, когда мы впервые встретились, я была глупой девчонкой…

Озел взял с пола деревянного цыпленка и тихонько заквохтал.

— Выходит, это был рай Коллаби Дота? — строго спросила мисс Данс. — Разве человек может погибнуть в собственном раю?

— Ох, нет, мисс! Коллаби мечтал очутиться в мире, который сплошь населяют коротышки, то есть малорослики, как и он, а там, куда его занесло, он не встретил ни одного карлика. Только громадных неповоротливых девиц, говаривал Коллаби, таких же, как здесь.

Мисс Данс сердито нахмурилась, словно черная грозовая туча.

— То место… — нерешительно начала вдова. — В общем, мы с Эддой поразмыслили — верно, Эдда? Мы думаем, что… конечно, говорить наверняка нельзя, и все же… — Под сверлящим взглядом мисс Данс Энни окончательно стушевалась и умолкла.

— Мы считаем, что это рай моей матери, — вдруг подхватила Эдда. Ее голос прозвучал неожиданно для обеих дам и маленького Озела, который на всякий случай прижал цыпленка к груди. Энни отпустила руку своей помощницы и с тревогой поглядела на девушку.

— Моей матери, Лиги Лонгфилд, — продолжила Эдда, довольная тем, что правильно произнесла имя и фамилию. — Это тот мир, в котором она всегда хотела жить, спокойный и тихий, где всем нам ничто не угрожало — маме, мне и Бранзе. Э-э… Бранза — моя старшая сестра. — Она приняла из рук Озела цыпленка и посмотрела на женщин. — В нем все почти так же, как тут, только проще: нет злых и жестоких людей, нет грубости и опасностей, шума и суеты. Еще нет эля и других крепких напитков; торговля ведется не за деньги, а на обмен, потому что нет золотых монет и драгоценных камней, хотя… мистеру Доту удавалось собирать их целыми кучами, когда он бывал в тех краях.

— Ты тоже там была? — спросила мисс Данс.

— Я прожила в том мире всю жизнь, а сюда попала лишь год назад.

— Всю жизнь? Хм! Не могла же ты там родиться. И уж точно не могла быть зачата в нем, иначе в этот мир являлась бы бесплотным призраком!

— Правда?

Так я и знала, — подумала Эдда. Сердце звало ее сюда еще до того, как она узнала о существовании этого мира.

— Значит, мама забрала нас — меня и Бранзу — туда, когда мы были совсем маленькими.

Мисс Данс прижала кончики пальцев к вискам, ко лбу и прикрыла глаза. На короткое мгновение Эдде и старухе Байвелл, робеющим под напором ее стального разума, стало легче.

— Вы хотите сказать, Энни, что ваш друг, мистер Дот, погиб, находясь в раю, принадлежащем матери этой девушки?

— Именно так, — едва слышно прошептала вдова.

Мисс Данс гневно сверкнула глазами:

— Это вы отправили туда мать?

— Нет! — Пальцы несчастной Энни вновь потянулись к руке Эдды, та поспешила прийти ей на помощь. — Не я, не я! Я не видела эту Лигу ни разу в жизни! Единственный, кого я попробовала отправить на небеса, был Коллаби. С тех пор я вообще перестала колдовать, даже ради богатства. Я собираю травы, варю лечебные снадобья, больше ничего. Вот и Эдда подтвердит мои слова, верно, детка? Я взялась за знахарство совсем недавно, уже после того, как она появилась здесь.

— Вы знаете чародея, который сотворил эту волшбу?

— Нет, мисс Данс. Кроме вас и меня я не знаю никого в округе, кто был бы наделен даром ведьмовства. Была еще цыганка по имени Тросси, которая научила меня разбираться в травах, только она давно померла.

— Хорошо, допустим. Вы утверждаете, что этого Дота в чужом раю сожрал медведь?

— Медведь, медведь. Эдда своими глазами видала.

— Мистера Дота разорвал на части Тизел Вурледж в облике медведя, — уточнила Эдда, возвращая Озелу барашка. — Он попал из этого мира в наш на День Медведя, в феврале прошлого года, если считать по здешнему времени. А по времени моего мира с тех пор минуло уже три года, если верить Тизелу, хотя… может, вам и не захочется ему верить.

Мисс Данс кивнула и опять закрыла глаза.

— Ты разрушила стыковочный элемент, лечуха.

— Чего? — пискнула Энни.

— Определяющий фактор, механизм, элемент, — от голоса чародейки веяло стужей, — который отвечает за корреляцию времени между реальным и райским миром.

— Правда? — задушенно прошептала старуха.

— Останки изъяли? — рявкнула мисс Данс.

— Простите, мэм, что?

— Кости, волосы, клочки одежды — что-нибудь из останков покойного принесли сюда?

— Нет, мэм, — с трудом выдавила госпожа Энни.

— Разве что… — нерешительно прибавила Эдда, — разве что Тизел Вурледж мог принести с собой изрядную часть… останков. Я имею в виду, в желудке.

Мисс Данс закашлялась.

— Если не ошибаюсь, перед смертью мистер Дот принес из райского мира Лиги большое количество драгоценностей?

— Да. Вот, к примеру, камни вроде этих. — Энни высвободила руку из ладони Эдды и повернула унизанные перстнями пальцы к свету. — И монеты. Много, много монет, золотых и серебряных, сколько мог унести.

— Как часто он перемещался между мирами? — в интонациях мисс Данс просквозил легкий намек на испуг.

— Понятия не имею, — горестно пожала плечами старуха. — Думаю, Коллаби не всегда сообщал мне об этом. Он ведь знал, что я волнуюсь за последствия.

— Сколько раз, хотя бы примерно?

— Четыре или пять… Говорю же, я не…

— И всегда через один и тот же перфорационный канал?

Госпожа Энни пристыженно ссутулилась.

— Вряд ли, — тихо произнесла она. — Наверное, он проделал несколько пер… перфер… каналов.

Мисс Данс резко встала и подошла к окну.

— Задала ты мне задачу, лечуха, — неожиданно мягко сказала она стеклу и улице за окном.

— Киса! — радостно сообщил Озел и протянул чародейке деревянного кота.

— Я говорила ему не ходить, — сказала Энни. — И помогла пробить только первый перф… только в первый раз.

Мисс Данс опять отвернулась к окну, однако ее затылок и прямая спина наводили на старуху не меньше ужаса.

— Будьте любезны, вдова Байвелл, опишите в подробностях, каким образом вы смогли осуществить перфорацию.

— Киса!

— Озел, покажи свою кису мне, — тихонько промолвила Эдда и протянула ладонь. Мальчик неохотно положил в нее игрушку.

— Это было очень давно, — жалобно сказала госпожа Энни. — Я уж всего и не вспомню.

— И тем не менее мне нужно иметь детальное представление о процедуре, если вы хотите, чтобы я разобралась с той кашей, которую вы же и заварили. Разумеется, на это уйдет время. — Из седельной сумки, оставленной на стуле перед дверью, мисс Данс извлекла набор для письма и небольшую коробочку, которую передала Эдде. — Будь добра, насыпь три хороших щепотки этого порошка в бокал с вином или водой. Не волнуйтесь, — прибавила она в ответ на испуганное «ох» госпожи Энни. — Это не колдовское зелье. Напиток просто придаст мне сил, поскольку я всю ночь не спала, а сегодня много предстоит сделать. Энни, полагаю, я могу доверять вам и рассчитывать на то, что вы изложите все события, связанные с нашим делом, без воздействия волшебных отваров и порошков?

— Д-да, — запинаясь, выговорила знахарка.

— Тогда приступим. — Мисс Данс села у окна и начала расставлять письменные принадлежности.

Эдда взяла коробочку, другой рукой подхватила Озела с его игрушкой и вышла. На лестнице их поджидал Андерс.

— Кто эта тетя? — спросил он, едва закрылась дверь.

— О-о, эта тетя очень ученая и, надеюсь, могущественная, — ответила Эдда. — Идем, нужно заварить специального чаю, чтобы ее голова продолжала соображать как следует.

— У нее красивая кобылка, — заметил мальчик, щегольнув новым словом, услышанным от мистера Дита.

— Ах, — мечтательно вздохнула Эдда и улыбнулась, — у нее все красивое!

— Вас не утомляет целый день трястись в экипаже и глядеть на равнины? — спросил я у матушки Рамстронг.

— Иногда попадаются и холмы, — ответила она, бодрая и свежая, словно только что проснулась.

«У меня двое малышей и третий на подходе, — со смехом сказала мне госпожа Тодда чуть раньше. — Поездка для меня — как отдых».

— Кроме того, мы проезжали через болота. Утомляешься как раз от новизны, от чужих мест и людей — за два дня можно и устать.

— Столько проехать и все ради одного разговора? — Я поглядел из окошка на улицы Сент-Олафредс, в сумерках блестевшие от мелкого дождя и света фонарей. — А чародейка все равно уже здесь. Мы могли бы вызвать ее письмом.

— Нет. Чтобы получить представление о твоей беде, нужно тебя увидеть.

— Угу, — вздохнул я. — Писаный красавец.

— Верно. — Матушка Рамстронг негромко рассмеялась.

Добрая женщина проводила меня до дома и вкратце рассказала Ма и Па о нашей поездке. Когда она удалилась, по унылому выражению лиц моих родных я ясно прочел, что они ожидали иного результата.

— Я думал, она тебя расколдует, — разочарованно протянул мой брат Миллвил.

— Надеюсь, так и будет, — скрипя зубами, ответил я. Мисс Данс произвела на меня такое сильное впечатление, что я в общем-то действительно верил в нее, но сейчас тоже почему-то ощутил острое разочарование. — Только это нелегко.

— Чего ж она хочет, эта ведьма? Денег? Скажи, она требовала денег?

— Тихо, Милл, — приструнила брата Ма, но он не сводил с меня выжидающего взгляда.

— Чтобы найти средство, ей нужно выяснить все подробности этой истории. Там замешана куча народу: и Рамстронг, и Тизел Вурледж, и вдова Байвелл. Мисс Данс должна поговорить с каждым.

— Что возьмешь с женщины? Болтовни много, толку мало. — Миллвил громко зевнул.

Он радовался моему отсутствию, вдруг дошло до меня, и теперь злится, что я вернулся. Миллвилу только на руку, если я никогда не избавлюсь от своей медвежести, ведь тогда он будет считаться полноправным старшим сыном, сможет командовать Хэмблом и всеми остальными.

— Баллок, ты голоден? — спросила Ма, пряча свои истинные чувства за доброй заботой.

— Нет, — ответил я, — вымоюсь и сразу лягу спать. Не волнуйся, мам, вдова сытно кормила меня. А матушка Рамстронг присматривала за мной почти так же хорошо, как ты.

Мне хотелось подойти и поцеловать Ма, однако я не стал делать этого, опасаясь, что она испуганно отшатнется от моего мохнатого лица. Я был рад видеть ее худенькую фигурку, и озабоченное лицо Па, и моих бездельников-братьев. Дом есть дом, и не важно, с кем ты делишь кров, не важно, что кто-то ленив, вспыльчив или робок. Мне было приятно смотреть на всех них, приятно, что здесь стоит моя кровать, привычная и уютная, которая пахнет мной, что больше не слышен грохот колес экипажа. Я постарался отогнать все прочие мысли, чтобы как следует отдохнуть и проснуться с новой надеждой.

— Все, дальше заходить опасно — можно утонуть, — сказала госпожа Энни, стоя у быстрого ручья. — Тогда, правда, было лето, и вода доходила только до этого места. — Вдова указала рукой. — Видите старую иву — вон ту, самую раскидистую, у которой ветви обвязаны ленточками желаний? Мы стояли на камнях под ней.

Мисс Данс, выспавшаяся и бодрая, стояла, уперев руки в бока, и глядела на широкий бурный поток.

— Отлично, — промолвила она и окинула взглядом прибрежный песок, словно искала подходящий плоский камушек для игры в «блинчики». — Вам лучше отойти подальше, — рассеянно сказала чародейка.

— Вы не взяли с собой никаких трав? — удивилась госпожа Энни. — Разве не надо развести костер?

Мисс Данс очнулась от глубоких дум, недоуменно вздернула брови и неожиданно расхохоталась.

— С тобой опасно связываться, лечуха!

— Почему? — не поняла Эдда.

— Потому что в тонких материях нельзя использовать предметы из материи реальной. Неудивительно, что стыковой элемент треснул, и временные пласты сдвинулись.

— Я же не знала… — робко проговорила вдова.

— Если бы вы, почтенная, потрудились спросить меня, я бы просветила вас, во избежание беды, — парировала чародейка. — Назад! — скомандовала она и взмахнула худыми сильными руками.

Все отступили назад: Тодда и Рамстронг — оба держали на руках сыновей, затем Эдда и вдова Байвелл, на лице которой застыло смешанное выражение настороженности и обиды.

— Интересно, как она будет колдовать? — шепнула ей на ухо Эдда. — Совсем без принадлежностей?

— Как надо, — буркнула старуха. — Мне-то откуда знать?

Мисс Данс, прямая, как стрела, стояла совершенно неподвижно и глядела на воду. Казалось, она погружена в раздумья. Андерс беспокойно завозился на руках у отца. Давит заверил сынишку, что скоро произойдет нечто интересное. Остальные молчали, пытаясь услышать сквозь журчание ручья и шум пробуждающегося леса звуки другого мира, разглядеть его сквозь утреннюю дымку, увидеть, царит ли в нем зеленое лето или снежная зима.

Эдда первая почувствовала, как это началось. Видно ничего не было, просто — как и в тот раз, когда она прошла сквозь каменную стену пещеры в переулок перед монастырем, — потянуло острым едким запахом горелого: не то травы или мха, не то гнилых деревяшек, перьев или шерсти. На расстоянии вытянутой руки мисс Данс все вокруг задрожало, затрепетало. Эдда уже не могла отличить блеск воды в ручье от вибраций воздуха.

Чародейка заговорила, но слов было не разобрать. Эдда приблизилась к воде — так, чтобы читать по губам волшебницы, не мешая ей.

— Время там прямо-таки несется вскачь, — пробормотала мисс Данс. — Потребуется серьезное вмешательство. Интересно, удастся ли скорректировать временные потоки и сохранить при этом материальную форму?

Могущественная колдунья наблюдала за вещами, невидимыми для остальных. Эдде казалось, что она почти — почти! — ощущает движение воздуха рядом с мисс Данс, чувствует его тоненькой кожей в уголках глаз и губ.

Мисс Данс погрузила руки в трепещущую воздушную ткань, и они тоже стали расплывчатыми, как если бы Эдда смотрела на них через замерзшее стекло. Чародейка шепотом принялась читать заклинание. Ее взгляд остекленел, в теле начало нарастать напряжение. Постепенно проступили очертания черепа, как будто в лицо ведьмы дул сильный ветер. Запах магии становился все отчетливей. Мы все скоро вспыхнем, подумала Эдда.

Не прекращая шептать, мисс Данс медленно сделала едва заметный шаг вперед. Ее лицо расплылось, верхнюю часть тела заволокло темной пеленой.

Волк разбудил Бранзу, ткнувшись ей в лицо влажным носом.

— Что случилось, мой хороший?

Зверь коротко проскулил.

Бранза села в постели, спустила ноги на холодный пол. Волк отошел в сторону и встал, нетерпеливо переступая передними лапами.

— Ах ты, торопыга!

Бранза подошла к двери и отворила ее; в дом ворвался студеный осенний воздух. Волк выскочил наружу, немного пробежал, затем остановился и посмотрел на хозяйку.

— Солнце едва взошло! — воскликнула она.

Действительно, первые лучи даже не позолотили макушки самых высоких деревьев. В утреннем сумраке волк пробежал еще чуть-чуть, вернулся обратно и опять заскулил.

— Что, совсем невтерпеж? Тогда подожди, мне надо привести себя в порядок.

Бранза вернулась в дом, быстро оделась, расчесала белокурые волосы. Лига спокойно спала за занавеской, ее дыхание было ровным и теплым.

— Куда пойдем? — спросила Бранза у Волка, закрывая за собой дверь.

Небо понемногу светлело. Волк уверенно вел в лес, молодая женщина спешила за ним, на ходу заплетая косы.

— Что же втемяшилось тебе в голову, дикарь ты эдакий?

Волк сосредоточенно рысил. Он уже не возвращался за Бранзой, а лишь иногда останавливался и ждал, пока она догонит его.

— Куда теперь, красавчик? Вверх по холму? Что ж, хорошо.

В предутренней тишине, пока птицы в гнездах и на деревенских нашестах еще только просыпались и начинали чистить перышки, волк и женщина спешили через лес к болоту, заросшему вереском. Голые сучья блестели влажной чернотой после ночного дождя, редкие оставшиеся листья желто-рыжими фонариками освещали древесный полог, уходящий ввысь, в белеющее сквозь кружево веток небо.

Бранза любила все времена года, все погоды и явления, сопутствующие каждому сезону, будь то цветение или увядание, наливающиеся или блекнущие краски. Бранза чувствовала себя абсолютно счастливой, следуя за своим четвероногим другом, почти что ребенком — она ведь подобрала его совсем маленьким и провела с ним бок о бок много лет, — по его важным волчьим делам.

Зверь опять сделал короткую паузу. Вопреки обыкновению, он остановился, не добежав до Священного холма. Бранза нагнала Волка и встала за его спиной, молча глядя перед собой.

Там, в бледной предрассветной дымке, в чахлой обгрызенной зайцами траве что-то светилось, и Волк пристально смотрел на этот светящийся предмет, не решаясь приблизиться.

— Что это? — Бранза вышла из-под сени леса и медленно двинулась вперед.

На земле стояло серебряное ведерко, похожее на подойник, разве что Бранза никогда в жизни не видала такого новенького блестящего подойника, в котором все отражалось, словно в зеркале. К краю ведерка была прицеплена ручка какого-то инструмента, тоже серебряная, а рядом в траве мелькало нечто похожее на… облачко мошкары? Нет, для комариной стайки оно двигалось слишком резво. Это «нечто» определенно приплясывало, дразня взгляд Бранзы.

Остановившись неподалеку от сияющего ведерка, она присела на корточки и пристально всмотрелась в танцующее облачко. Теперь Бранза была почти уверена, что перед ней призрачный кот или кошка, только вот непонятно — маленький ли это котенок, игриво скачущий из стороны в сторону, или взрослое животное, более хитрое и коварное.

Бранза поднялась в полный рост; похожий на кошку зверек не отступил. В серебряном ведерке сверкнула серебряная садовая лопатка, которая показалась молодой женщине самой заманчивой вещицей на свете: ее рукоятка идеально подходила под ладонь Бранзы. Призрачная кошка поскребла землю лапкой, вприпрыжку обежала кругом ведра и опять заскребла коготками.

— Это же место, где… — Бранза оглянулась на лес, хмурившийся позади, посмотрела на поваленный камень, спящий на вершине Священного холма. На этом самом месте они с Эддой повстречали второго Медведя; здесь он разорвал на куски и сожрал гадкого карлика.

Бранза взяла лопатку. Лезвие блестело, как хорошо наточенная коса. Царап, царап, мягко скребла землю темная кошачья лапка. Бранза опустилась на колени и начала копать, а пушистая тень терлась о ее ноги, тихонько мурлыча.

Лига сидела на корточках и занималась огородными грядками, когда с ней начало происходить что-то странное. Волосы на голове зашевелились, по коже побежали мурашки, болезненно заныли зубы. Лига привстала. Что это? Она превращается в медведя?

Застыв в неудобной скрюченной позе, она вдруг увидела, как за деревьями в лучах утреннего солнца мелькнули белокурые волосы Бранзы. Лига испугалась: ее дочь — ведьма! Да, ведьма: фигура Бранзы приводила мать в безотчетный ужас, именно ее зловещее передвижение вызывало у Лиги холодный озноб. Что она со мной сотворит? — думала Лига. — Начнет меня допрашивать, силой вырвет признание и все разрушит, уничтожит то, ради чего я старалась!

Лига обнаружила, что находится у себя в доме, в уютном тепле, пахнущем свежим хлебом. Позади недобро зиял дверной проем. Она бессознательно положила руку на каминную доску, словно собралась влезть вверх по трубе, как уже делала когда-то. Однако теперь это было невозможно: жарко горел огонь, в печи пеклись хлебы. Озноб усиливался, кожа Лиги почти трещала, почти лопалась. Нет, она больше не загонит себя в ловушку! У нее есть — еще есть! — время выскочить за дверь и бежать за дом, к деревьям, пока не появилась Бранза и тот или то, что придет вместе с ней.

Лига поспешно покинула избушку. Бранза пока была далеко, однако возле беседки, увитой зеленью, притаилось чудовище: по виду оно напоминало огромного черного кота, который угрожающе пригнул голову и изготовился к прыжку. От шерсти зверя несло паленым.

Лига скользнула мимо окошек и помчалась по сухой траве, с ужасом ожидая, что страшный зверь нагонит ее одним прыжком и вцепится ей в спину острыми когтями. Деревья не захотели пускать Лигу под свою защиту; топорща жесткие сучковатые ветви, они отправили ее назад, на полянку перед домом. Она в растерянности остановилась, но не закричала. Обернулась назад и не увидела ни беседки, ни адского кота, а только хрупкий светящийся силуэт Бранзы. Дочь вышла из леса, держа в руках какую-то отвратительную блестящую штуку, а затем нагнулась, чтобы опустить это на землю, скрыть его ужасное сияние за деревом.

— Мама? — Озаренная солнцем, высокая белокурая дочь шла навстречу Лиге. Позади нее, за углом избушки, прятался жуткий кот — вот показалась его голова, вот лапа, а вот безобразный, изогнутый петлей хвост.

— Что он сделал с тобой, дочка? Ты в услужении у этого создания? Оно околдовало тебя!

— Тише, мамочка, тише. — В руках у Бранзы ничего не было; она взяла мать за руку и вывела из-под деревьев, прижала к своему плечу, знакомому и родному.

Сквозь дымку золотистых волос дочери Лига следила за приближающимся зверем и уже ничему не верила: ни собственным глазам, ни осязанию, ни даже рассудку. Мысли никак не выстраивались стройной цепочкой, а вертелись в безумном круговороте: ужас, вновь обретенная уверенность, жестокий отец, дым из печной трубы, мурашки, мурашки по коже, тугой комок страха в животе, зверь, рассекающий сухую траву, словно черное пламя, отвратительный предмет, который спрятала Бранза, похожий на гнойную рану, оскверняющую лес смрадом…

— Дочка, прогони его! — Лига зарылась лицом в шею Бранзы, чувствуя, как зверь неслышно скользнул мимо нее.

— Погляди, мамочка, он хочет, чтобы мы шли за ним!

Из-за спины Бранзы показался Волк — нерешительной рысцой он приближался к женщинам. Впереди черным пятном маячил кот — на мгновение Лига действительно разглядела в нем обычного кота, такого, каким видела его Бранза: умные глаза, аккуратные белые зубки, обнажившиеся во время тоненького кошачьего «мяу», изящный пушистый хвост. Однако затем темный призрак увеличился в размерах, мяуканье превратилось в утробное рычание, зверь припал на передние лапы и ползком начал пробираться через заросли.

Бранза взяла мать за руку и двинулась вслед за котом. Лига пальцами ощущала волнение и решимость, владевшие дочерью.

— Я иду лишь потому, что тебя ведет животное, — сказала Лига Бранзе и оглянулась. Волк трусил следом. — Вразуми ее, — приказала Лига, глядя в его кроткие глаза и уже не зная, чем еще можно повелевать, а чему надо подчиняться.

Они дошли до ручья. Колдовской кот то вырастал до размеров лошади или коровы, то съеживался и таял, обращаясь в полупрозрачный туман, но упорно вел их по тропинке мимо холмов и низин. Когда они вышли на равнину, животное принялось скакать взад и вперед. Внезапно у него в зубах засиял тот самый предмет, который так страшил Лигу: отполированное до зеркального блеска ведерко, наполненное грязными костями. Лига ахнула: поверх костей лежали два драгоценных камня, прозрачный и рубиново-алый, ее камни! Должно быть, чудовище подрыло кусты у дверей избушки!

Кот очутился на берегу ручья. Лига вдруг почувствовала угрозу, исходящую от воды, отшатнулась, испуганно вскрикнула. Вода забурлила вокруг ее щиколоток. Шум потока заглушил остальные звуки; все лесные запахи исчезли, перебитые едкой гарью. Зверь обвил хвостом — который странным образом смешался с гремящим потоком и с запахом горелой шерсти — свои огромные, точно древесные стволы, лапы, вросшие в землю, будто могучие корни. Чудовище удовлетворенно кивнуло, и волк Бранзы тотчас стал совсем крошечным; он уже не был волком, но превратился в неприметную птичку, голубенькую с белым, вспорхнул на огромную голову кота и пристроился между двумя холмами ушей. А потом все погрузилось во мрак, оглушительный грохот воды и палящий зной обрушились на Лигу, и если она не рассыпалась на части, то только благодаря Бранзе, которая крепко держала ее за руку.