Манифест от 1 июня 1868 года вышел достаточно буднично и был принят российской общественностью весьма спокойно. После той кровавой бани в конце 1867 года, когда практически без суда и следствия хватали и отправляли на опыты высокопоставленных заговорщиков, элита Российской империи была настроена крайне конструктивно на все, что предлагал Император. Лишь бы их здоровью непосредственно ничего не вредило. Это выглядело очень необычно. Такое совершенно уникальное единение всей аристократии в одном одухотворенном порыве патриотизма и имперской преданности. Особенно ситуация вызывала шок у тех, кто хорошо помнил времена Николая I и Александра II, когда верхушка дворянства практически управляла государством по типу того, что творила в свое время польская шляхта. А тут… все притихли, заткнули свои языки в известное место и преданно заглядывают Императору в глаза. Даже если и считают, что он не прав.
Последней каплей сломившей сопротивление аристократии стала показательная борьба с преступностью в Санкт-Петербурге в ноябре-декабре 1867 года. Ни один Император никогда так быстро, жестко и технично не подавлял сопротивление и волнения. Самое страшное в их памяти - 'утро стрелецкой казни' - показалось им невинной забавой по сравнению с тем, как люди Александр повели себя в тогда еще столице Империи. Тихо и аккуратно перестрелять практически весь преступный мир Санкт-Петербурга за пару месяцев - это впечатляло. Иными словами элите прозрачно намекнули, что в случае необходимости, никто не постесняется также 'навести порядок' и в других местах.
Так что аристократия и крупная буржуазия поджала хвост и стала играть по правилам, предлагаемым Александром. По крайней мере, вариантов у них особенных не оставалось. Особенно при зримой вездесущести КГБ, который, казалось, стремительно развивался, охватывая контролем самые разные аспекты бизнеса и политики, и не оставляя без внимания никого и ничего. Да так, что разного рода Остапам Бендерам, агентам влияния иностранных разведок и прочим вредителям начинало казаться, будто их нахождение на свободе становится явлением, сугубо временным. Да и дураки, коих, как водится, большинство среди фрондирующей публики, получали профилактическую порку, укрепляясь во мнении, что с нынешней властью лучше не шутить. Самое интересное, что столь феноменальные результаты достигались отнюдь не раздуванием штатов Комитета, а, в основном, грамотной работой с информацией: в газетах сообщалось практически обо всех случаях арестов и разоблачений, но материал подавался так, будто это лишь верхушка огромного айсберга. Также массовым порядком запускались слухи, что вездесущие агенты КГБ видят и фиксируют буквально всё, а для их подтверждения периодически устраивались регулярные маски-шоу с мельтешением групп "людей в штатском", среди которых, впрочем, подавляющее большинство составляли курсанты, проходящие практику. Саша понимал, что такое пускание пыли будет действовать недолго, максимум два-три года, да и то потому, что ещё слишком свежа память о недавней шокотерапии. Но и столь краткого ослабления активности 'тёмного элемента было достаточно. Через три года ряды имперских спецслужб пополнятся нынешними курсантами и на смену кажущейся силе придёт реальная, позволяя спокойно и вдумчиво продолжать работу по 'выведению за скобки' явных и скрытых противников реформ, да и Империи в целом.
Как несложно догадаться, сломав хребет оппозиции в прямом смысле слова, Александр получил забавную ситуацию. Понимание невозможности далее фрондировать привело к массовой жажде выслужиться перед Императором у практически миллионной армии дворянства России и большинства предпринимателей. Да и не только у них. А какие тепличные условия образовались для работы различных охранительных служб? Просто сказка! Доносы пошли полноводной рекой. Все 'грязное белье' всех сколь либо уважаемых людей выворачивались перед сотрудниками Специального управления Государственного совета. Конечно, для многих, непривыкших к подобному положению дел, это было совершенно омерзительно, но приходилось мириться. Хотя тот же Милютин Николай Алексеевич, будучи от природы человеком довольно мягким, не раз приходил к Императору с прошением за того или иного обалдуя. Но за редчайшими исключениями уходил не солоно хлебавши.
Безусловно, случались ошибки. И Александр всячески старался их минимизировать, прислушиваясь к сподвижникам и лично перепроверяя материалы по тем людям, за кого они просили. А потом еще и письменно отвечал, описывая те злодеяния, за которые тот или иной человек был задержан. Впрочем, все нарастающих масштабов чисток это не отменяло. КГБ и полиция рыли носом везде, где только можно, вскрывая даже совершенно старые дела, вроде эпизодов воровства интендантами во время Крымской войны или хищения подрядчиками на строительстве Николаевской железной дороге. А уж как доставалось откупщикам и прочим 'гениям' отечественного бизнеса - не пересказать.
Одно хорошо - каждого, пойманного и осужденного не тихо отправляли отбывать наказание, а с помпой. Например, публиковали списки в Известиях. А по самым вопиющим случаям еще и статьи сопроводительные давали с выдержками из показаний и комментариями специалистов. Так что, несмотря на ощутимый рост напряжения, никто особенно не роптал. Разве что некоторые особенно ярые либералы пробовали говорить о человеколюбии и гуманизме. Да еще за рубежом, в той же Франции и Великобритании, пытались критиковать 'людоедское правительство'. Но Александру это было в целом 'до лампочки, так как дальше визгливых выкриков дело не заходило.
- Саша, все равно не понимаю, зачем все это? Столько крови! Ради чего? - Владимир чувствовал себя отвратительно и много времени проводил в санатории, поэтому Император сам время от времени его навещал.
- Ради державы. Сейчас завершается расследование хищений во время строительства Николаевской железной дороги. Ты знаешь, что наш добрый Клейнмихель чуть Россию по миру не пустил с этим строительством? Там такие откаты шли - мама не горюй.
- Откаты? - Удивился брат.
- Да, откаты. Ах, да, ты же не знаком с этим термином. - Посетовал Александр. - Там много эпизодов. Например, вскрылось, что люди Клейнмихеля нанимали только тех подрядчиков, которые возвращали им от пятнадцати до тридцати процентов уплаченных денег. Само собой, неофициально. Аналогично дела обстояли и с материалами. Павел Петрович, дал обширные показания. Вы же верите Мельникову?
- Он сам дал показания? - Искренне удивился Владимир.
- Да. Я его пригласил к себе и объяснил свою острую потребность разобраться с хищениями в тех делах, дабы возмездие настигло виновных. Так он мне там чуть ли не роман в трех частях описал. И сам кое в чем повинился, но главное - сдал многих вредителей и воров.
- И его наказали!?
- Конечно. Наложили штраф в тройном объеме от принятых взяток. Он его уже оплатил и публично во всем покаялся. Убирать с должности я его не стал, ибо некого ставить взамен, но обязал подготавливать смену на совесть. Впрочем, он только рад этому оказался. Насколько я знаю, с Клейнмихелем и другими расхитителями, он всегда был в сложных отношениях, но из-за их влияния был вынужден уступать, да еще и взятки принимать, дабы остаться на посту и хоть как-то продвигать любимое дело.
- Если честно, мне в это с трудом верится, - покачал головой Владимир.
- А ты думаешь, отчего у нас страна чуть не развалилась по швам в ходе Крымской войны? Мы ведь не в боях понесли поражения. В боях нас на кривой козе не обскачешь, а вот с мерзостью всякой мы частенько забываем бороться. В тылах порядка не имеем. Так вот благодаря таким вот красавцам, как Клейнмихель и его пособники, мы и проиграли. Да так проиграли, что только чудом страна от банкротства удержалась.
- Меня смущает один момент, - Владимир смутился.
- Говори открыто. Ты мой брат.
- Я слышал, что сотрудники КГБ умеют заставлять признаваться. Не в этом ли дело?
- А смысл? Зачем мне толковых людей под нож пускать? Вот возьмем того же Кокорева Василия Александровича. Расследование началось по обращениям, связанным со строительством Волго-Донской железной дороги. Так свидетели показали, что его приказчики там несколько тысяч человек голодом морили или кормили негодной пищей. Само собой, Василий Александрович, свалил всю вину на приказчиков, дескать, воры, преступники. Но мы этим персонажем заинтересовались. Покопали. И выяснилось, что он еще тот 'жук'. Во времена водочных откупов он нарочно поставлял дешевую водку отвратительного качества, от чего отравлением умерло несколько десятков тысяч людей. И это - только подтвержденные свидетелями случаи. Зато сколотил восемь миллионов рублей. И вот таких дел за ним - масса оказалась. Какие уж тут приказчики. Они, конечно, тоже получили взыскания, но сам Василий Александрович ныне в Научно-исследовательском институте медицины пребывает. На нем там наши врачи новые лечебные препараты испытывают. А его имущество - отписано казне. Правда, не все. С него списаны довольно немалые суммы, для компенсаций пострадавшим или их семьям, если они не дожили.
- Василий Александрович… А ведь я с ним не далее чем год назад общался. Он казался таким приличным человеком.
- Не все люди такие, какими кажутся. Так что, как ты видишь - всякой дряни в нашей многострадальной стране - великое множество. Зачем все это? Так немудрено понять. Вывести ее всю нет никакой возможности, но вот прижать к ногтю, заставить дрожать от одних только мыслей своих зловредных я и стараюсь. Да еще и с руководящих постов подобных людей надобно убрать. Не дело, чтобы они державой управляли.
- А если они захотят исправиться? Ведь кое-какие полезные дела Василий Александрович для России делал. Вон, в Баку нефтеперегонный завод построил. В пароходство Волжско-Каспийское вкладывался.
- Человек всю жизнь обманывал и воровал. Разве можно поверить в его раскаяние? Тем более, он уже совершил массу злодеяний, за которые должен ответить. Да, за ним числятся кое-какие полезные поступки. Но преступлений за ним так много, что нельзя его помиловать. Сравни с тем же Мельниковым. Воровать воровал, но про дела не забывал. Да и воровал - с умом. Никогда не брал много. За что он и помилован. Я ведь с него не все взятки в тройном объеме забрал. Контрразведка очень прилично нарыла его не совсем легальных и красивых поступков в обращение с доверенным имуществом. Но делу он никогда не вредил, даже напротив - ратовал за него. Местами даже из личных капиталов премии выдавал. Если бы все вернул в тройном объеме - разорился бы. Так что, я его наказал очень скромно и аккуратно.