Наконец все относительно успокоилось и Александр смог вернуться к насущным делам в кадетском корпусе, где его уже давно ждали. Александр Павлович Горлов при содействии московского промышленника Сергея Николаевича Медведева полностью завершил дела, связанные с изготовлением опытной серии винтовок и боеприпасов к ней. Мало того — отбраковал пять из десяти изготовленных образцов и смог добиться их оперативной доработки до приемлемого качества. А после завершения всех производственных перипетий приступил к стрелковым испытаниям нового оружия. Винтовка вышла весьма сырая, но очень перспективная, по крайней мере, так о ней отзывался сам Горлов, после чего внес больше семидесяти поправок в конструкцию.

Но даже в сыром виде винтовка поражала всех участников испытаний, выдавая по десять-одиннадцать прицельных выстрелов в минуту, удивляющих своей кучностью и точностью. Впрочем, критерии надежности и технологичности еще предстояло отработать, так как оружие конструктивно было ново и непривычно. Фактически каждую деталь изготавливали вручную, что неправильно. Однако по этому вопросу Александр не переживал, ибо, взяв за основу одну из самых надежных винтовок XIX века, заряжаемых с казны, и вручив в руки наиболее успешного военного технолога и управляющего того же периода, сложно получить результат сильно хуже того, что был в оригинале.

Наибольшей проблемой оказалось то, что Александр Павлович, консультируясь с военными специалистами того времени, стал продвигать неудачную, на взгляд великого князя, линию весьма архаичной военной мысли в отношении пехотного боя. Пафосный оборот, за которым кроется элементарное желание Саши избежать превращения отменной винтовки в "стреляющее копье", которым удобнее колоть, чем стрелять. Причем такое горячее, что умудренные опытом офицеры, привлеченные Горловым для консультации, отчаявшись ему что-то доказать, плюнули и опустили руки, дескать, "пускай императорский сынок потешиться". Правда, тут нужно отметить, что Ермолов по какой-то чудесной случайности оказался на стороне Александра, ибо обладая богатым именно боевым опытом, давно уже полагал штыковые атаки весьма неудачным решением. Особенно после Кавказского театра боевых действий, где он не раз становился свидетелем решающего успеха в бою за счет превосходства в стрелковом бое. Но этот старик особо не лез в вопросы конструирования нового оружия, а потому, Саша, хоть и опирался на его монументальный авторитет, но продолжал сражаться с атавизмами давно ушедших эпох практически в гордом одиночестве. И довольно успешно, надо сказать. Поэтому советники, привлеченные Горловым для консультаций по перспективному оружию, задействовали свой последний и решающий козырь — Левшина Алексея Ираклиевича, который был единственным человеком в Москве, что мог серьезно повлиять на великого князя, будучи фактически его "нянькой".

— Ваше императорское высочество, я не понимаю вас, — Левшин был глубоко озадачен. — Многие опытные военные специалисты, прошедшие большую школу жизни, сходятся на том мнении, будто вы желаете превратить прекрасную, перспективную боевую винтовку, которая сможет обеспечить нам серьезное преимущество перед всеми текущими противниками, в обычный охотничий штуцер.

— Ваше недоумение, Алексей Ираклиевич, вполне понятно и объяснимо, если изволите, я все объясню.

— Да, я весь во внимании, мне хотелось бы понять причину столь необычного решения. Вы же понимаете, что эта ваша поделка очень заинтересовала ГАУ в качестве перспективного образца для перевооружения нашей армии. Александр Павлович, придя в восторг от вашей задумки, сумел найти способ достучаться до самых высоких чинов. Так что теперь ваша винтовка под пристальным вниманием и на особом ведении.

— Я отлично понимаю серьезность ситуации. Впрочем, давайте зайдем издалека, чтобы вам было понятнее. Вспомните, когда в прошлом году, еще до начала проектирования новой винтовки Арсений Андреевич принимал бывшего проездом в Москве Алексея Абрамовича Якимаха. Так вот — это офицер принимал участие в Восточной войне на Таврическом театре боевых действий, где отличился. Я с ним в тот день много беседовал. Скорее даже слушал — он рассказывал о том, как русские войска воевали с англичанами и французами. В основе своей его повествования сводились либо к сценам личных переживаний, либо к совершенно обыденным делам. Думаю, вы и сами о них не раз слышали. Например, о том, что британские войска имели серьезное преимущество над русскими, которое заключалось в серьезном превосходстве их стрелкового вооружения. Это позволило совершенно слабым в плане духа и подготовки английским солдатам выступать наравне с русскими. А то и превосходить их. Ведь всем известно, что британцы на суше сражаются в той же степени плохо, сколь хорошо воюют на море. Так же, ни для кого не является секретом то, что винтовка Enfield с дульным заряжанием образца 1853 года, стреляет существенно дальше и точнее, чем наше современное пехотное оружие, многое из которого сохранилось в строевых частях со времен Отечественной войны.

— Вы правы, это действительно ни для кого не секрет.

— Как из этой детали следует вывод?

— Нужно вводить оружие, которое бы стреляло не хуже английского.

— Разумно, но это первый шаг, а дальше?

— Что дальше? — Левшин удивленно посмотрел на Сашу.

— Алексей Ираклиевич, вот на этом пункте, большая часть офицеров, с которыми вы советовались, и останавливается. Она самым элементарным образом не видит ситуацию в развитии и рассматривает ее в текущем, так сказать сиюминутном ключе. — Левшин откровенно улыбнулся и посмотрел на Сашу как мальчика, решившего поучить старших жизни. — Итак, первый слой проблемы. — Александр демонстративно встал и прошелся по комнате, выдерживая паузу. — Все ведущие европейские державы сделали из Восточной войны совершенно правильный и однозначный вывод, который заключается в необходимости увеличения дальности стрельбы. Чем это обусловлено? — Александр вопросительно посмотрел на Левшина, который пожал плечами с легкой улыбкой на лице. — Это обусловлено ситуацией огневого контакта, то есть временем и интенсивностью обстрела противника до рукопашной схватки с ним. Иными словами, чем дольше и интенсивнее будет обстрел, тем большие потери понесет противник. С этим вы согласны?

— Безусловно.

— К подобным выводам пришли практически все серьезные специалисты в Европе. В них нет ничего удивительного. Этот ход мыслей породит вполне предсказуемую линию модернизации оружия. Во-первых, его начнут совершенствовать в плане дальности стрельбы. Во-вторых, начнут улучшать конструкцию, с целью повысит скорострельность, что породит магазинные винтовки или иные механизмы. Вы, к примеру, слышали о картечницах? Вот что-то в этом духе, только легче, скорострельней и подвижней. Как совокупность этих двух направлений, в итоге, начнется уменьшение калибра, дабы увеличить носимый боеприпас, расход которого очень сильно возрастет.

— Допустим, все будет так, как вы говорите. Очень правдоподобная картина у вас выходит. Но ведь остается рукопашная схватка.

— Алексей Ираклиевич, не забегайте вперед. До рукопашной схватки еще очень далеко.

— Как изволите. — Левшин пожал плечами, все еще улыбаясь.

— Все те вещи, что я говорил, очевидны и лежат на поверхности. Думаю, многое из сказанного мной вы уже слышали. — Вопросительно взглянув на Левшина и дождавшись его кивка, Александр продолжил. — Однако у всего этого есть продолжение. Вы не задумывались, к чему приведет рост губительности винтовочного огня? Представьте себе пехотный батальон, в колонне, которая идет на приступ редута. Представили? Что будет, если с дистанции в тысячу шагов по ней откроет огонь, допустим, сотня винтовок со скорострельностью десять выстрелов в минуту? Как быстро преодолеет батальон эту тысячу шагов? Какие потери он понесет, преодолевая этот участок? Задумались? Так вот. Его потери посчитать не сложно — он будет уничтожен. Проверка достигается простейшими расчетами. Тысячу шагов, даже бегом батальон будет преодолевать минут пять. То есть, по нему выпустят около пяти тысяч пуль. Такая плотность огня просто сметет триста-четыреста человек в плотном построении. Хотя в реальности батальон обратиться в бегство намного раньше, как правило, для этого нужно поразить от 15 до 30 процентов личного состава, что произойдет очень быстро, буквально в первую минут обстрела.

— Действительно, — Левшин несколько потерялся, улыбка на его лица была чуть заметной, а по глазам хорошо читалась активная мыслительная деятельность.

— Так вот. Модель ситуации, которую я описал, порождает второй слой, который пока никто из наших советчиков не трогал. Какие следствия можно из него сделать?

— Даже не знаю, — Левшин недоуменно пожал плечами.

— Во-первых, повышение скорострельности и дальнобойности пехотного оружия будет приводить к изменению тактики и полевых приемов. Например, начнет повсеместно вводиться рассыпной строй, который сложнее поражать из винтовок, нежели плотные толпы. Вспомните, как раньше использовали застрельщиков и егерей? Только теперь им предстоит выполнять не роль застрельщиков, а исключительно в таком стиле и везти бой. Или не рассыпной строй, а вообще передвижение от укрытия к укрытию ползком или короткими перебежками. Как случается во время перестрелок между иррегулярными частями где-нибудь на Кавказе. Во-вторых, становится совершенно очевидно, что залповый огонь уйдет в прошлое как дурной сон, уступив место беглому прицельному. Это, в свою очередь серьезно повысит требования к индивидуальной подготовке личного состава пехотных баталий. Вы же понимаете, что от трех до пяти выстрелов в год на обучение стрелка это смешно. Солдаты даже заряжать оружие толком научиться не в состоянии при такой насыщенной практике, не говоря уже об умении прицельно стрелять. Все армии в Европе ждут очень серьезные преобразования. Думаю, что поначалу даже пользуясь отменным оружием, они будут продолжать ходить в тех же самых дедовских колоннах, которыми так восхищаются многоопытные офицеры. Не все традиции достойны того, чтобы их сохраняли. И эти хождения продлятся ровно до тех пор, пока все апологеты безвозвратно устаревших традиций банально не останутся на полях сражений в виде трупов. Эти выводы понятны?

— Да. Если честно я не задумывался об этом. — Левшин сидел с кислым лицом и, морща лоб, потирал его.

— Слоев, на самом деле, очень много. Впрочем, нам достаточно уже второго уровня осознания для того, чтобы сделать вывод — стрелковый огонь станет ключевой фазой пехотного боя. Не драки на брустверах редута со штыками наперевес, а плотный винтовочный огонь. Оттого и оружие пехотинца надобно совершенствовать в том направлении, которое позволяет точнее и легче пускать пули во врага. Да, рукопашный бой никуда не исчезнет, но станет случаться сильно реже и не столь массово, для чего все же следует предусмотреть штык, но не во вред основной функции боевой винтовки, которая не должна становиться "стреляющим копьем".

— Любопытные у вас размышления. Кто вас на них натолкнул?

— У меня много толковых учителей, они все старались. Я лишь собрал воедино их слова и обобщил. Впрочем, это не столь важно. Вы удовлетворены моим выводом?

— Более чем. Жаль, что я не присутствовал на обсуждениях.

— Действительно. У нас там было много сторонников тех, кто с криками "Ура!" порывался броситься животом на губительный винтовочный огонь. Видимо сказывается гвардейское прошлое.

— В каком смысле?

— Да в самом прямом. На плац-параде маршировать в сверкающем мундире ума много не надо. А как такие офицеры воюют, показала Таврида. Не все, но многие вышли совершенно не годными к настоящим, а не карточным боям.

— Вы столь не высокого мнения о гвардейских чинах? Это же элита русской армии!

— Есть мнение, дорогой Алексей Ираклиевич, — Александр решил немного поиграть "вождя народов", — что элита русской армии брала Баязет и Карс, била англичан на Дальнем Востоке и турок на Балканах, а не терпела позорное поражение на Черной речке и уж тем более не торговала военным провиантом с противником под Севастополем.

— Александр, ваше императорское высочество, давайте не будем делать поспешных выводов? Мы не владеем полным пониманием происходящего в те дни в Тавриде.

— "По делам их узнаете", вам не знакома эта фраза? — Саша знаменитую улыбку Иосифа Виссарионовича с хитрым прищуром, — впрочем, даже закрывая глаза на подобные нюансы нашей нынешней армии, можно сказать с уверенностью о том, что генералы вновь стали готовиться к прошедшей войне. Иначе бы этого разговора не состоялось.

— Мир не идеален и никогда таковым не станет. Смиритесь с тем, что в нем вам придется жить.

— Действительно. Не будем более говорить о печальных вещах, — Саша махнул рукой и размашисто уселся на диван, практически рухнув туда. — Александр Павлович вам уже рассказывал о проблемах заказа второй партии винтовок?

Беседа шла еще довольно долго. Алексей Ираклиевич не шутил и не блефовал — главное артиллерийское управление (ГАУ) действительно очень заинтересовалось оружейными разработками, которые велись в Москве под опекой великого князя и, как говорится, "держало руку на пульсе". Нужно заметить, что в те времена именно ГАУ определяло очень многие вопросы касательно вооружения армии. Не только артиллерийские и стрелковые, но даже те, что касались холодного оружия. Фактически на откуп артиллеристам были отданы все вопросы вооружения сухопутных армий, а также значительный спектр вопросов по оснащению береговых позиций и кораблей вооружением и техническими средствами по очень простой причине — эти ребята в те времена были одними из самых образованных и технически подкованных специалистов в армии. Военно-инженерная школа только развивалась и не играла серьезной роли. А в пехоте и кавалерии господствовал дух Жомини, в самой худшей его форме. Совмещаясь с совершенно отвратительным уровнем образования командного состава, особенно в области технических или, как в то время говорили, реальных дисциплин. Звучит несколько забавно в контексте современных значений, но с практической точки зрения техническое образование было действительно реальное, так как боевым офицерам изучение латыни, французского и танцев выходило как кобыле пятая нога. Но подобные выводы возможны лишь сейчас, когда наш мир стал достаточно циничным и прагматичным, для осознания подобных вещей, ибо тогда все это считалось нормальным и правильным. Офицеру того времени надлежало отменно изъяснятся на французском языке и прекрасно вальсировать, дабы иметь успех в карьере. Каковы же у него реальные знания редко кого интересовало, создавая в армии совершенно пагубную обстановку с массивом неадекватного командного состава. Мало того, реальное образование считалось признаком неблагонадежности и склонности к бунтарству. Не всегда, но, как правило. Из-за чего и развивалось очень медленно и весьма не качественно. Отечественная военно-инженерная школа рожалась в совершенно невыносимых мучениях, и сильно болела в младенчестве, норовя умереть в любой момент.

Александр и Левшин провели массу времени в проговаривании деталей, связанных с новым оружием. Саша долго и основательно рассказывал этому высокопоставленному чиновнику министерства внутренних дел о нюансах и деталях, замеченных им в вопросах военного дела. Теперь уже Левшин слушал совсем иначе — внимательно и очень сосредоточено, только что не конспектировал. Нет, он, конечно, не считал, что великий князь гениальный военный аналитик, но очень наблюдательный молодой человек с хорошей памятью. Алексей Ираклиевич даже провел небольшое расследование, дабы выявить тех, чьи мысли Саша пересказывал, но ничего толком найти не смог. О чем и доложил императору в своем очередном отчете, комментируя исключительную внимательность и наблюдательность Александра, которые тот проявил, выслушивая рассказы о недавних боях. При этом важным фактором выступало доверие опытнейшего боевого генерала Ермолова, который был полностью согласен с выводами Саши, хоть и не лез в споры.

Вся эта болтовня и шпионские игры, конечно, любопытны, но работы по модернизации и отладки винтовки продолжались. Основной проблемой, которую никак не удавалось решить, стала затрудненная экстракция стреляной гильзы. Эта беда особенно досаждала во время больших серий выстрелов. Гильзу просто заклинивало в патроннике и приходило прибегать к услугам шомпола, чтобы поправить конфуз. И это было бы полбеды. Но Саша, не имел профильного инженерного образования, а Александр Павлович, не был знаком с подобными процессами в силу их не исследованности. То есть, они просто не понимали, что делать. Стали "в слепую" экспериментировать. Преимущественно с затвором и экстрактором, пытаясь довести их до ума. Но месяц работы ушел буквально в пустоту — воз оставался на его старом месте и обрастал мхом. Точнее не так — затвор вылизали "до зеркального блеска", однако, решить проблему с клином стреляной гильзы в патроннике не смогли.

Лишь в конце сентября Александр, задумчиво вертя в руке винтовочный патрон своей конструкции, "вдруг" почувствовал, что в этой гильзе что-то не то. Какой-то непривычной оказывалась ее форма для памяти. А потому Саша сел рисовать автоматные патроны и где-то на десятом эскизе понял ту ошибку, из-за которой их постигала неудача за неудачей. Нормальные гильзы даже на, казалось бы, прямых участках имели конусность — местами легкую, местами не очень. То есть после выстрела ее саму выталкивало назад из-за того, что ее тело немного распирало, а экстрактор был нужен больше для случаев механического заеданий и патронных браков. Поняв причину проблемы, великий князь незамедлительно пообщался с Горловым. Через неделю все было готово. Отстреляли. Проблема больше не появлялась. Поэтому третью партию опытных винтовок заказали с новыми размерами патронников, причем не простых, а с полированной поверхностью, что также повышало качество и надежность экстракции.

Второй по очереди, но не менее важной задачей, стало желание Александра добиться сборки и разборки оружия без инструментов для того, чтобы солдаты в полевых условиях могли его спокойно чистить и обслуживать. И, как следствие такого подхода, взаимозаменяемости всех деталей. Формально, Саша хотел добиться того, чтобы десять винтовок можно было разобрать, перемешать и снова собрать в такое же количество действующих винтовок. Это совершенно необычное требование для эпохи выглядело диковато, но Левшин вовремя влез и заткнул рты разошедшимся советчикам. Длительная беседа о военных делах не прошла даром. Конечно, на Тульском оружейном заводе смогли еще в 1837 смогли добиться взаимозаменяемости деталей в замках некоторых образцов, но вплоть до конца XIX века это явление носило эпизодический и не массовый характер. Это было обусловлено низкой механизацией труда и серьезно устаревшим станочным парком, что создавало довольно серьезные проблемы для освоения передового опыта потокового и массового производства. Как ни крути, а при сборке оружия все еще продолжали подгонять "напильником" детали, имеющие довольно широкие допуски.

Эта "глупость малолетнего самодура" повлекла за собой целую плеяду неудачных попыток модифицировать конструкцию ствольной коробки, которая в оригинале собиралась на болтах. Огромное количество потраченных нервов и "неоправданного, прямо-таки бараньего упрямства" Александра не позволяло ни Горлову, ни Медведеву, ни остальным отступить от намеченной цели. От великого князя взвыли все, так как Сашина энергия и своеобразный перфекционизм, который многие воспринимали за подростковую вздорность, сказывался на здоровье и нервах окружающих самым пагубным образом. Однако оно того стоило. 9 декабря 1858 года, спустя тринадцать месяцев после начала разработки, великий князь Александр Александрович смог получить именно ту винтовку, которую хотел.

Масса финального опытного образца 9,5-мм однозарядной винтовки составила четыре килограмма. Общая длина со сложенным штыком один метр тридцать сантиметров. Откидной трехгранный (с долами) игольчатый штык на пружинной защелке и со ствольной втулкой был практически "слизан" со штыка конструкции Семина, что применялся в 7,62-мм советских карабинах образца 1944 года. Вышел он, правда, меньшей длины, выступая перед дульным срезом всего на тридцать сантиметров, но, это было намного лучше (по мнению Саши), чем огромный клинок, который почитали за пользу цеплять на винтовки в те времена. Например, штык знаменитой "берданки" выдавался вперед на полметра, увеличивая длину оружия настолько, что пользоваться им в тех же траншеях становилось совершенно неудобно.

В отличие от оригинальной модели фирмы Remington 1864 года, эта винтовка имела крепкое цевье на всем протяжении ствола для удобства хвата, прицеливания и рукопашного боя, дабы повысить прочность конструкции. Даже штык и тот крепился к цевью, а не к стволу, как это было принято в то время. Подобное решение, конечно, вызвало споры, но необходимость сохранять максимальные показатели стрелковой эффективности оружия, в итоге, после опытов, показала преимущество именно такого способа крепления. Спорить, конечно, продолжали, но делать стали все равно так, как посчитал нужным Александр. Наличие цевья позволило убирать штык в нишу, дабы он не мешал. Что повлекло за собой необходимость сместить шомпольный пенал чуть в сторону. Ну, и в качестве нюанса, описывающего конструкцию, стоит уточнить, что принадлежности для чистки разместили в прикладе, но таким образом, что они не мешали применять его для ударов в рукопашном бою, повторяя, в сущности, конструктивное решение знаменитого карабина СКС-45.

Как и планировалось — неполная разборка винтовки, необходимая для ее обслуживания в полевых условиях делалась без инструмента вовсе, а полная — всего лишь одной отверткой. Взаимозаменяемость деталей, легкое обслуживание и ремонт, хороший баланс, позволяющий быстро прицеливаться навскидку, отменная кучность при скорострельности до десяти выстрелов в минуту при мягкой отдаче — все это в сумме создавало эффект довольно надежного оружия. Александр получил то, что хотел. Но расслабляться было рано, ибо теперь встал новый вопрос — об организации производства, причем не только оружия, но и боеприпасов. Архисложный вопрос! Так как для его решения не было никаких условий и возможностей.

В чем заключалась сложность относительно массового или просто массового производства разработанного Александром оружия? По большому счету она делилась на три основных сектора: технологический, кадровый и информационный.

Технологический сектор в свою очередь делился на три основных подпункта. Во-первых, не было материалов, то есть сталей нужного качества, во-вторых, не было оборудования для металлообработки с нужным качеством и допусками, а в-третьих, не было отлаженной практики поточного производства, то есть любая относительно массовая выделка предметов становилась довольно проблематичной. Таким образом, для налаживания выпуска разработанных винтовок необходимо было найти источник качественной стали с нужными свойствами, которые на 1858 год не делали в Российской империи. Потом найти нормальные инструменты и станки, то есть опять, быстрее всего, придется их заказывать в Великобритании, причем через подставные лица и везти околицами. И наконец, придумывать, а точнее пытаться изнасиловать свою память Александру и вспомнить нюансы конвейерного производства. То есть прорабатывать сектор нужно будет совершенно с нуля. Это, конечно, звучит смешно, но, к примеру, до модернизации в ходе Милютинской реформы 70-х годов XIX века Тульский оружейный завод (ТОЗ) был одним из самых отсталых в Европе, выживая в основном только на личном мастерстве и смекалке его рабочих. Каким образом они умудрялись что-то делать на изношенном и весьма примитивном оборудовании, остается только гадать.

Кадровая проблема заключалась в том, что квалифицированных рабочих и грамотных инженеров в связи с явно выражено негативным отношением государственной власти Российской империи к техническому образованию, было мало. Кроме того, значительное количество инженеров имело иностранное происхождение, что самым печальным образом сказывалось на работе предприятий. Само собой за редкими исключениями. Конечно, на заводах Российской империи встречались и довольно квалифицированные рабочие, и серьезные инженеры, но их было немного. Александр решил поступить достаточно просто — договориться через Левшина и пригласить на будущее производство именно наиболее квалифицированных специалистов со всей России, сделав что-то вроде "сборной" команды. На местах они все равно не играют существенной роли в производстве низкокачественной и стремительно устаревающей продукции, а тут будут к месту. То есть поступить в этом плане в стиле советского военно-промышленного комплекса, куда приглашались на хорошие зарплаты работать лучшие отечественные специалисты для производства передовой продукции. Конечно, это не отменяет острую нужду в реальных гимназиях, но важный вопрос, связанный со сроками будет относительно внятно решен. Нельзя объять необъятное, то есть, как говорил Александр Васильевич Суворов надобно быть в наиболее важном направлении сильнее противника, который превосходит тебя в целом. Своего рода концентрация сил для прорыва. В долгосрочной перспективе это опасное решение, но на первое время даст неплохие результаты и, что самое важное, позволит подготовить другие, более основательные и серьезные шаги, исключив какие-либо лихорадочные метания.

Оставался информационный сектор проблемы. Самый опасный и сложный. Что представляла собой новая винтовка? По большому счету это был решительный прорыв в области оружейного дела, который опережал свое время лет на десять. Конечно, в разработке Александра не было ничего принципиально нового, кроме небольшого перечня технологических ноу-хау, но все равно, именно такая компоновка и сочетание уже известных вещей никогда прежде не встречались. Какое последствие это влекло за собой? Самое что ни на есть простое — его попытаются использовать другие предприниматели и государственные департаменты иных держав. А учитывая серьезное экономическое отставание Российской империи от ее ближайших конкурентов (Англии, Франции, Пруссии), то можно совершенно точно утверждать, что они смогут довольно легко обскакать наше Отечество в оружейных вопросах. Ведь главное не придумать какую-нибудь классную вещь, главное — реализовать. Выдумать можно что угодно, но реальную пользу можно получить только от материального воплощения задуманного. Какой из этого следует вывод? Правильно, нужно не допустить ухода технологий в руки конкурентов, мало того, организовать "утечки" дезинформации, которые бы сильно навредили, выглядя правдоподобно. Впрочем, ответ на вопрос "как это сделать?" уже дала Российская действительность времен холодной войны, когда и создавались так называемые режимные предприятия военно-промышленного комплекса. Именно такой Александр строить и задумал. Конечно, полностью обезопасить разработки будет нельзя, но пытаться разобраться с готовым изделием и получить в руки все технологические карты и чертежи — это очень разные вещи.

Решать эту проблему нужно было комплексно, поэтому 12 января 1859 года Александр собрал в Николаевском дворце импровизированное рабочее совещание по вопросам строительства новой оружейной фабрики в Москве. Присутствовали Левшин, Закревский, Горлов, Медведев, Филарет и Солдатенков, как доверенный представитель из числа московских промышленников. Обсуждали место размещения и особенности нового предприятия. Александр, как и в случае с кадетским корпусом, набросал массу эскизов общего характера, не вдаваясь в подробности. Требования к размещению фабрики получились довольно простые, во-первых, это расположение на берегу реки, а во-вторых, возможность подведения железнодорожной ветки. Так как железная дорога в Москве в 1858 году была только одна — Николаевская, то это четко указывало на возможность размещения производства исключительно на левом берегу Москвы-реки. Ведь ради такого дела строить железнодорожный мост через весьма не узкую речку было довольно проблематично. А проект и так не простой, так что лишний "геморрой" никому не был нужен. После непродолжительного обсуждения Закревский предложил задействовать под производственные площади деревню Шелепиха, что находится к югу от кадетского корпуса прямо на берегу Москвы-реки. Она носила характер дач, а потому особых проблем с освобождением земли не имелось. Тем более что народ можно было выселять постепенно. Дальше шло еще много малополезных разговоров о том, как и что там обустроить, впрочем, ни на чем и не условились. Слишком не ясна была картина ситуации. Поэтому решили отложить утверждение генерального плана фабрики на некоторое время, занявшись выселением местных жителей и поиском артелей для строительства.

Вопрос с выделкой качественных сталей находился в подвешенном состоянии. На 1859 год существовало только два промышленных способа: пудлингование и бессемеровский процесс. Причем последний только недавно стал вводиться в промышленную практику, и был чувствителен к качеству руды. А пудлингование являлось весьма устаревшим методом, который не давал ни качества стали (существенно хуже бессемеровской), ни производительности. Итак, у Александра, который в свое время очень внимательно изучал военное, экономическое и технологическое развитие XIX века, было два серьезных вопроса, на которые он должен был дать ответ. Во-первых, выбрать передовой способ производства стали из числа еще не внедренных в промышленность технологий, а во-вторых, придумать, как его преподнести окружению. Ведь он сам не только к металлургии не имел никакого отношения, но и не мог ее быстро изучить. Выдавать снова за озарение было бы подозрительно. Так что проблема вырисовывалась очень серьезная. Не закупать же сталь в Великобритании, в самом деле? Тем более, что качественную они и не продадут, так как самим остро нужна.

Чтобы хоть как-то скрыть или маскировать "выдумывание" технологии выделки стали, Александр через Солдатенкова объявил о конкурсе на лучшую технологию. В считанные дни это известие разошлось по всей Москве, и уже через неделю великий князь получил первую корреспонденцию. Дальше — больше. К концу второй недели Саша имел в наличии полсотни весьма пухлых писем с довольно обширным перечнем разнообразных идей, преимущественно бредовых. Самым интересным стало письмо 2 февраля от Николая Ивановича Путилова, в котором тот сообщал, что некий Павел Матвеевич Обухов в 1857 году получил патент (или привилегию, как их тут называли) на массовое производство качественной тигельной стали. Оба этих персонажа очень сильно заинтересовали Сашу, так как он легко вспомнил об их неоценимом вкладе в развитие отечественной металлургии и оружейного производства. Даже странно, что он первым о них не вспомнил. Самым отрадным во всей этой ситуации стало то, что Путилов с прошлого года находился в отставке и бездельничал, то есть легко откликнулся на предложение великого князя приехать. Этот расклад позволял немного схитрить. Саша решил приватно пообщаться с будущим мэтром металлургии, имевшим чутье на толковые идеи и преподнести ему правильный принцип работы переделочной печи в виде заметок осмысленных после изучения им писем и предложений, присланных по конкурсу.

Оставалось выбрать способ производства. В его памяти всплывали три основных метода из числа неизвестных в настоящее время. Во-первых, это мартеновский процесс, который будет изобретен только через шесть лет (в 1864 году), который позволял устроить успешную переработку стального и железного лома. Во-вторых, это томасовские переделочные печи, которые отличались от бессемеровских футеровкой и известковой присадкой. Впрочем, они будут открыты еще не скоро, лишь в 1879 году начнутся первые опытные плавки по этой технологии. Но у этой технологии был существенный минус — качество выдаваемой стали было не очень высоким из-за ощутимого содержания в ней азота и фосфора. То есть мартеновские печи давали продукт лучшего качества, при аналогичном качестве руды. В-третьих, Саша помнил про кислородный конвертор, который, мало чем отличался от бессемеровского или томасовского способа переделки, но вместо воздуха продувал через чугунный расплав разогретый кислород. Это позволяло не только быстрее проводить переделку, но и "выжигать" все вредные примеси, такие как фосфор, азот, серу и прочее, превращая их в шлак. У этого способа был на текущий момент один небольшой, но очень существенный недостаток — крайняя сложность промышленного выделения кислорода. А его там было нужно много — около 50–60 кубических метров на тонну чугуна. В общем, пока его чисто технологически было нельзя применить. Поэтому, взвесив все за и против, Александр решил остановиться на мартеновских печах, тем более что их и так скоро изобретут в Европе. То есть можно будет немного заработать, если вовремя все нужные технологии запатентовать в соответствующих странах.

Путилов прибыл в Москву 15 февраля и незамедлительно явился к великому князю. По большому счету, он и сам не очень понимал зачем, но природное любопытство не позволило ему медлить. Саша принимал его приватно, без посторонних глаз в одном из кабинетов Николаевского дворца. Тридцативосьмилетний лысеющий мужчина в аккуратном костюме, безупречно подогнанном по фигуре, и слегка всклокоченной бородой, войдя, несколько опешил при "первом контакте", будучи поражен не соответствием великого князя своим годам. Да и вообще, довольно необычной и выразительной внешности. Александр, впрочем, уже привык к тому, что люди, его не знающие, сильно удивлялись и переспрашивали его возраст. Через одиннадцать дней великому князю должно было "стукнуть" всего четырнадцать лет, однако, внешность он имел подходящую для всех восемнадцать, а то и девятнадцать. При этом фигура была весьма крепкой (за счет регулярной физической нагрузки), образ которой дополнял взгляд, вообще выбивающийся из любых возможных предположений. Лицо Саша держал всегда хоть и ровно, но с небольшим наклоном вперед, как бы слегка "исподлобья". Учитывая это положение головы, легкий прищур, формировавший несколько чуть заметных морщинок в уголках светло-голубых глаз, получался взгляд совершенно пугающий, напоминая своим видом какого-то дикого хищника, который внимательно рассматривает свою жертву перед тем, как броситься на нее и растерзать. Особенно необычно это было для не привыкшего собеседника, который в нашем случае практически "выпал в осадок" от этого молодого "бульдожки" (это прозвище за Александром закрепилось и тут, только в силу хваткость и упорства, а не медлительности в делах и мыслях).

— Николай Иванович, проходите, садитесь. Вы замерли, будто увидели что-то совершенно необычное. Вас до такой степени что-то поразило?

— Да, ваше императорское Высочество. Вы не похожи на подростка.

— Вас пугает это обстоятельство?

— Да. Ибо говорите вы тоже не как подросток.

— Тем лучше, значит, мы сразу можем перейти к делу.

— Как изволите, — Николай Иванович подозрительно посмотрел настороженным взглядом на Александра и присел на указанное ему место.

— Я наслышан о вас, как о человеке, способном решать совершенно неразрешимые задачи в сжатые сроки. Производственного характера, разумеется. И не смотрите на меня так. И я, и вся прогрессивная часть нашего Отечества запомнили, как в 1854 году вы смогли в кратчайшие сроки организовать производство винтовых канонерских лодок для обороны Санкт-Петербурга. Никто кроме вас ничего подобного сделать бы не смог.

— Мне лестно подобное слышать. Но вы меня заинтриговали. О каком деле вы хотели поговорить? — Александр встал, обошел вокруг стола и откинул крышку деревянного пенала, где лежал один из финальных образцов винтовки, которые после завершения испытания стали изготавливать малыми партиями по пять-десять штук в мастерской Медведева. Внимательно оценив состояние оружия, Александр сдал задним ходом пару шагов и жестом пригласил Николая Ивановича посмотреть на то, что располагалось внутри невзрачного деревянного пенала. Тот подошел, и его глаза загорелись азартом, а Саша, пользуясь этим, стал комментировать свойства и качества этого нового устройства…

— Так вот, Николай Иванович, я пригласил вас по тому, что для производства этого оружия нам надобна качественная сталь и мне хотелось бы, чтобы вы занялись вопросом ее выделки. Помимо прочего, я хотел с вами посоветоваться. Вы же написали мне, узнав о конкурсе. Так вот, к сожалению, никто из участников не смог добиться решительного успеха, но некоторые интересные мысли, как мне показалось, там были озвучены. Я их вот тут набросал и попытался обобщить. Мне хотелось бы, чтобы вы с ними ознакомились и дали свое заключение, — с этими словами Александр слегка пододвинул к Путилову пухлую красную папку с завязками, в которой лежало все, что Саша смог вспомнить по мартеновскому процессу выделки стали. А также целый перечень интересных фактов по связанным вопросам, например, о ферросплавах для легирования. Николай Иванович взял папку, развязался ее и открыл. Полистал бумажки, исписанные аккуратным и весьма твердым почерком великого князя, и спросил:

— Какого рода вам нужно заключение?

— Возможно ли это? И если да, то будет ли оно работать и насколько выгодно такого рода приспособление использовать для переделки чугуна в железо и переплавки лома. То есть я хочу услышать оценку с точки зрения делового и хваткого заводчика, коим вы, без сомнения, являетесь.

— А если я дам отрицательное заключение?

— Мы продолжим конкурс и будем его проводить до тех пор, пока не сможем добиться результата. Ведь, в сущности, нужен только он.

— Чем вас не устраивает способ Павла Матвеевича?

— Мне кажется, что там нельзя использовать так называемое легирование, о котором вы прочтете в этой папке. Весьма интересное наблюдение, которое, правда, нужно проверять. В прочем, думаю, вам не стоит напоминать, что все содержимое, находящееся внутри этой папки есть государственная тайна, попадание которой в руки наших противников будет иметь крайне губительные последствия? — Саша слегка улыбнулся, отчего у Путилова мурашки по спине забегали. Слишком много было недосказанного в этой улыбке.

— Конечно. Но мне нужно будет посоветоваться. Кому можно показать содержимое?

— Павлу Матвеевичу, только постарайтесь не переписываться. Лучше езжайте к нему и попробуйте проверить все, что получится. Вы, как я понимаю, сейчас достаточно свободны? То есть я не отвлекаю вас от более важных дел?

— Вы верно понимаете.

— Сколько вам нужно времени?

— Я дам вам свой подробный отчет по истечении трех месяцев.

— Вы нуждаетесь в средствах для выполнения этой работы?

— Кхм… — Путилов запнулся.

— Хорошо, — Саша многозначительно улыбнулся, — здесь пять тысяч рублей, — сказал он, достав из ящика стола аккуратно увязанную пачку банкнот. — Если вам потребуется еще, отпишитесь о расходах и укажите, сколько и для чего вам надобно. Впрочем, думаю, этих денег для изучения вопроса должно хватить. Вопросы есть?

— Никак нет.

— Хорошо, приступайте.