Глава 1

3 апреля 1376 года, Константинополь

Усадьба, выкупленная Дмитрием под официальное торговое представительство Российской Империи в Константинополе, пребывала в тишине и покое. На первый взгляд. Центурия легионеров, официально числящаяся здесь, размеренно несла свою службу. Но это спокойствие было исключительно напускным. Обширные склады были забиты легионерами особой когорты, созданной специально для действий в Царьграде и последующей службы там. Шестьсот вооруженных до зубов человек. Плюс служба тыла. А ведь их быть здесь не должно. Узнай о них Басилевс – последствия могли быть непредсказуемые. Но в любом случае два года очень непростой работы уходили коту под хвост, а заодно и куча денег, вложенных в это дело.

Полковник Семен Федорович Медведев стоял на балконе и нервно смотрел на плац переднего двора усадьбы. Был бы табак – курил бы. Много и нервно. Потому что на его душе скребли кошки от треволнений. Он никогда не участвовал в подобных делах. Конечно, сильно помогала «политинформация», проведенная лично Императором, вполне доходчиво объяснившим все величие «принесения демократии» в отдельно взятую страну. Ну, то есть снятие с православного Царьграда вассальной зависимости от магометан. Доброе дело. И Медведев с этим был полностью согласен. Однако все равно волновался.

Огонька добавляло присутствие сотрудников Службы Имперской безопасности во главе с тошнотворно бодрой и улыбчивой Марией. Ее безупречно чистые черненые латы амазонки раздражали не меньше контактности и дружелюбности. Красивая, ухоженная и приятная в общении молодая женщина не могла не привлекать мужчин. Но Семен не тешил себя иллюзиями, прекрасно понимая – если он попытается предать Императора, Мария недрогнувшей рукой перережет ему глотку, все так же мило улыбаясь…

В этот момент в ворота постучали, вырывая Медведева из напряженной задумчивости. Он даже вздрогнул, чего, к счастью, никто не заметил.

Дежурные легионеры слаженно отработали, обменявшись условными фразами, и спустя пару минут в раскрытые ворота усадьбы вошел отряд верных сыну нынешнего Басилевса воинов. Ну и он сам – будущий Андроник IV, собиравшийся подвинуть своего отца – Иоанна V на престоле.

– Твои люди готовы? – чуть хрипло произнес Андроник, обращаясь к вышедшему ему навстречу полковнику. Было видно, что он нервничал намного сильнее командира особой когорты.

– Да. Выступаем?

– Поднялось волнение черни. Толпа пьяная и дурная. Лучшего момента и не выбрать, – произнес Андроник и нервно хохотнул, явно намекая на свое участие в подготовке этого акта «демократического волеизъявления».

– Хорошо, – кивнул Семен и, повернувшись к своим адъютантам, отдал приказ о выступлении.

Вся его особая когорта вот уже две недели находилась в режиме повышенной боевой готовности. Поэтому спустя всего несколько минут перед Андроником было построено шесть сотен строевых в начищенных, сверкающих латинских доспехах, надетых поверх алых стеганых кафтанов.

– Веди, – коротко бросил полковник, надевая свой шлем.

Будущий Басилевс с трудом унял волнение и, перекрестившись, решительно зашагал к воротам. За ним направились его люди и когорта московских легионеров. Молча. Четко чеканя шаг и держа строй.

Форум Константина кипел.

Очень немногочисленные войска, служащие Иоанну, держали оборону с одного торца этой площади, сдерживая бунтующую толпу от прорыва к храму Святой Софии, где в то время находился Басилевс. Но получалось у них плохо. Казалось, еще немного, и подпоенная людьми Андроника беснующаяся чернь прорвет их кордон, устремившись к храму.

В этот самый момент Семен Федорович отдал приказ, и сигнальщик затрубил, привлекая всеобщее внимание.

Раз.

И толпа испуганно отшатнулась от тяжелых сомкнутых щитов алого цвета. Впрочем, полковник не стал давать людям опомниться, начав решительное наступление.

Когорта прошла сквозь толпу черни легко и непринужденно. Сопровождая все это действо мерными ударами мечей о щиты. Шаг – удар. Шаг – удар. Городская чернь прыснула в разные стороны, устроив в узких проходах между домами натуральную давку. И их можно было понять – сомкнутый строй тяжелой пехоты – это не отряды «Беркута», которому из-за приступа политической трусости руководства запретили давить бунтовщиков. Это НАМНОГО страшнее. Тем более в руках у бойцов остро отточенная сталь, а не обрезиненные «гуманизаторы» с «демократизаторами».

Легионеры пошли вперед, а люди Андроника ударили в спину бегущей черни, дабы окончательно прекратить бунт. Подло. Но что поделать? Государственные перевороты и прочие революции всегда такие. Простые люди в них не более чем расходный материал.

Воспрянувшие было духом войска Басилевса вновь напряглись еще больше, поняв, что легионеры продолжают двигаться в боевом построении прямо на них. А легионеры не чернь. После грандиозной военной кампании 1371–1372 годов, прокатившейся громовым эхом по всей Евразии, никто не сомневался в боевых возможностях воинов Дмитрия.

Однако, когда до боевого соприкосновения отрядов оставалось шагов пятьдесят, когорта замерла. А вперед вышел Андроник в сопровождении пары легионеров со щитами, готовыми в любой момент его прикрыть. Он демонстративно откашлялся и произнес «пламенную речь» перед войсками своего отца.

Прежде всего о том, что тот навлек позор на головы честного православного люда. Оратор из Андроника был плохой, но основную мысль он донес ясно и четко. Так что даже самый тугодум в войске Иоанна понял – либо их сейчас убивают, либо они присягают Андронику. Но главное – им пообещали выплатить жалованье. Отчего поплыли даже самые морально стойкие и верные. Ведь папа из-за нехватки средств регулярно задерживал выплаты и всячески их урезал. А патриотизм и лояльность имеют одну неприятную особенность – они притупляются на голодный желудок.

Вышло очень недурно.

А дальше, «не отходя от кассы», Андроник организовал присягу прямо на форуме, совместив ее с выплатой жалованья сразу за полгода. Ведь ровно столько его отец уже не платил своим воинам. Обычное дело в Средние века. И сын тоже не смог бы воинов облагодетельствовать, если бы «добрая фея» – Дмитрий, не прислал ему в достатке серебряных монет «на развитие демократии».

Как несложно догадаться, Андронику присягнули все. И уже через час войска революционных союзников окружили храм Святой Софии, где терпеливо ждал своей участи Басилевс Иоанн V в компании с Патриархом. Они боялись выйти на улицу, испуганные известиями о волнении черни. Путь-то до дворца Палеологов неблизкий, а при Басилевсе и Патриархе только телохранители. С ними от толпы не отбиться. Вот и сидели тихо, как мыши под веником, вознося молитвы о вразумлении дурных голов.

– Папа, – гулко произнес Андроник, входя в храм.

– Сын?! – ахнул Иоанн. – Как ты сюда пробрался? Это опасно!

– Толпа требует твоего отречения, – хрипло произнес Андроник, смотря отцу прямо в глаза. – Они не хотят быть вассалами магометан.

– Но… это же единственный способ защититься от них!

– Твои воины уже присягнули мне.

– Ты… ты серьезно? – побледнел Иоанн.

– Они ждут на улице. Вместе с когортой московских легионеров. Их наш друг Дмитрий прислал для постоянной службы в городе. Для защиты от магометан.

– Вот значит, как… – тихо произнес Иоанн, поджав губы и зло посмотрев на сына.

– Так будет лучше для всех.

– А если я откажусь?

– Я отобью твое тело у черни и погребу с почестями.

– Это тоже Дмитрий придумал?

– Его супруга, – звонко произнесла Мария, стоявшая рядом с Андроником.

– Что это за девка? – фыркнул Патриарх раздраженно.

– Следи за языком, – холодно усмехнулась Мария. – А то ведь мы можем отбить у черни два тела.

– Что?! – задыхаясь от возмущения, переспросил Патриарх.

– Это Имперский комиссар по особым поручениям Службы Имперской безопасности при Императоре России, – медленно и очень четко произнес Андроник. – Не ругайся с ней. Не надо.

– Хорошо, – после долгой паузы ответил Патриарх, побледневший вслед за Басилевсом. О супруге Императора, которая возглавляла СИБ, ходили ТАКИЕ слухи, что проверять их не хотелось. Да и вопросов больше никаких не осталось ни у кого.

Не откладывая в дальний ящик, тем же днем провели все формальности по венчанию нового Басилевса. Патриарх пошел на сотрудничество с новой властью без колебаний. А его отец Иоанн уже четвертого апреля отбыл на венецианском корабле на лечение в Москву. Ну и что, что он был упакован в смирительную рубашку? Так было нужно для дела. Дмитрий не оставлял бывшему Басилевсу шансов на побег. А то еще удерет к магометанам – проблем не оберешься. Для османов Иоанн был очень удобной фигурой.

Глава 2

1 июня 1377 года, Москва

Дмитрий стоял дурашливым манекеном, а вокруг суетилось трое слуг, завершая приводить его в порядок. Сегодня был очень важный день, как в его жизни, так и всего Европейского Средневековья, включавшего, как известно, и земли Руси. Можно сказать, наступала новая эпоха…

Еще в прошлом году Императору удалось завершить строительство стадиона, работу над которым по остаточному принципу он вел больше десяти лет. Но ему хотелось провести не простой междусобойчик в своем державном закутке. Отнюдь. Дмитрий в привычной для себя манере готовил максимально резонансное событие – возрождение Олимпийских игр, но уже в новом, христианском ключе. То есть никуда не отбрасывая фактор религиозной составляющей. А иначе в те годы было никак. Не поняли бы.

Ради этого проекта Дима уже в 1372 году, сразу после заключения мира, начал откровенно заваливать большую часть выдающихся деятелей христианского мира перепиской. Казалось бы, какое отношение имеет сугубо языческое действо Олимпийских игр к христианству? Но Дима тут повернул, как обычно, все довольно необычным способом. Вот примерно как он выстраивал доказательную базу:

– Все сущее создал Всевышний?

– Да.

– И тело твое тоже?

– Безусловно.

– То есть он изготовил и вручил тебе это тело, а ты, скотина, о нем не заботишься? Не моешь его? Не ухаживаешь? Не следишь за его здоровьем? Не тренируешь и не развиваешь? Ты что, не уважаешь Всевышнего?

– Я? Нет. Но…

– Что, но? Кому подарили тело? Тебе. Брезгуешь? Или, может быть, ты поклонник лукавого? Ну! Отвечай!

А на заявления о примате духа Дмитрий, ни на секунду не смущаясь, заявлял, что ничтожен тот дух, что неспособен держать свое тело в чистоте и порядке. Что такой дух отравлен кознями Преисподней и не велик, но порочен, убог и оскорбителен для Всевышнего. Ну и так далее.

Нагло, напористо, решительно. С простой и доходчивой логикой.

Император прекрасно знал, что христианство опиралось в своем развитии на ключевой, можно даже сказать фундаментальный, тезис – «Credo quia absurdum», то есть «верую, ибо абсурдно». Но этот замечательный костыль был удобен и пригоден только для раннего Средневековья. Время шло. Мир развивался, уйдя вперед. Так что уже сейчас христианство остро нуждалось в новых форматах толкования, чтобы не войти в противоречие с научно-техническим прогрессом. И вот, дабы не противопоставить науку и религию, Император решил сделать «ход конем» и продолжить определенные шаги в рационализации христианского учения. Но, в отличие от тех же ариан, налегая не на ключевые догматы, а на контекст. Слона нужно было есть маленькими кусочками, плавно и методично подготавливая почву для серьезных реформ догматики.

Духовенство, впрочем, не сильно и жаждало перемен. Но Дмитрий у них особенно и не спрашивал, чего они ждут. Потому как знал – если здесь и сейчас не начать трансформировать христианство под изменяющуюся картину бытия – будет беда. Сначала всевозможные протестные течения, в том числе весьма радикального толка. А потом и вовсе начнут расти всевозможные воинствующие нигилисты и прочие чудеса природы. Умному и прекрасно образованному человеку религия, конечно, без надобности. Но много ли таких умных и развитых? Это все требует очень большой и тяжелой работы, на протяжении многих лет. Непрерывного самообразования и упражнений для мозга. Посему Император подозревал, что основной массив атеистов-нигилистов будет, как и в реальности, иметь типаж Шарикова из замечательного романа Булгакова «Собачье сердце».

Но мы отвлеклись.

Возрожденные Олимпийские игры не были самоцелью. Они стали логичным развитием той политики по суровому насаждению норм гигиены и санитарии, которую проводил Дмитрий. Тут и общественные туалеты в городах, и специальные службы, вывозящие отходы за пределы стен, и запрет на выливание помоев на улицы города, и так далее. Даже до повитух дотянулись руки Императора, которым под страхом нещадной порки было приказано дезинфицировать руки перед приемом родов по рецепту Игнаца Земмельвайса. Да и вообще – многое стали делать, по крайней мере, в армии и городах. Воду кипятить, руки перед едой мыть и так далее.

Теперь же предстояло оформить полученный результат и, строго по законам диалектики, перевести количественные успехи в качественное достижение. То есть закрепить за гигиеной, санитарией и вообще культурой и эстетикой здорового тела Божественную природу.

– Ну, все, хватит, – фыркнул наконец Дмитрий, утомленный возней слуг. – Светает уже.

От него сразу же отстали и услужливо открыли дверь.

Медленно, чтобы не вспотеть и не растрепаться, Император прошел к коню и водрузил свою августейшую тушку в седло. Предварительно взойдя на специальную подножку – этакий трап. А что делать? После стольких побед и успехов хочешь не хочешь – покрываешься крошкой мрамора в глазах окружающих.

Легкая конная прогулка размеренным шагом, и он на стадионе.

Ничего особенного из себя постройка не представляла. Система трибун выстроена из кирпича по готической архитектурной схеме, опираясь на колонны и ребра жесткости. Такой подход позволил сэкономить на строительном материале и дать большое пространство под трибунами для технических нужд.

Людей набилось – не пересказать.

Плановая вместимость стадиона составляла десять тысяч посадочных мест, и все они были проданы. Мало того, видя плотность посадки, Император про себя усмехался, понимая, что туда усадили куда как больше людей. Вон – чуть ли не на головах соседей разместились. Простым селянам билет купить было не по карману. Но оно так и задумывалось – Дмитрий хотел заработать даже на этом деле. Ибо прекрасно понимал всю ценность и радикальную дефицитность масштабных развлечений в XIV веке.

Как восприняли эти игры в католической Европе?

Неоднозначно.

С одной стороны, одиозная фигура Дмитрия пугала и отвращала элиты из-за своего успеха и совершенно дурных в их понимании идей. С другой стороны, огромная масса обедневшего дворянства видела в этих играх возможность проявить себя и даже как-то преуспеть. Потому что, кроме медалек и чисто формальных почестей, всем, занявшим призовые места, выплачивали весьма существенные денежные вознаграждения. Так что участники прибыли даже от таких далеких земель, как Арагонское королевство и Наварра.

Император добрался до своего ложа. Сел. И благосклонно махнул рукой.

Сразу же загудели трубы.

Началось.

Какова была программа этих первых возрожденных Олимпийских игр? Бег, прыжки, метание копья, несколько номинаций пешего фехтования в доспехах, стрельба из лука и арбалета, конные сшибки, конные скачки. Всего – двадцать семь номинаций и, как следствие, комплектов наград.

Дмитрий осознанно не включил в игры множество других интересных дисциплин, равно как и массовые соревнования с коллективными замесами. Не все сразу. Он и так пожалел, что включил в программу первых игр столько номинаций из-за всеобъемлющего бардака, который это действо сопровождал.

Месяц игр тянулся так долго, насколько только было возможно. Он измотал Императора совершенно. Практически ежедневно происходили неприятные моменты, требующие его личного вмешательства. И даже несмотря на это, с игр «вынесли» за сотню трупов. Цивилизованные люди предпочитали решать свои разногласия цивилизованно, то есть оружием в руках. Те же драки на финише были обычным делом. К концу игр туда пришлось ставить отряд паладинов, устрашающих своим видом даже самые дурные головы. Постоянно, буквально ежедневно, приходилось импровизировать. Например, ввести через неделю игр турникеты, сделанные на коленке, и крепкие ограждения подходов к ним, чтобы избежать постоянных давок и драк на входе и выходе со стадиона.

В общем – Дмитрий чувствовал себя к закрытию игр так, словно лично и ежедневно участвовал за каждого игрока в состязаниях. Но это окупилось с лихвой…

Основной доход дали не столько билеты, сколько косвенные вещи, такие как проживание, питание и питие гостей и участников, а также постоянно действующая в Москве ярмарка. Билеты стали своеобразным отборочным туром, приглашавшим в первую очередь тех людей, которым было что тратить. Император отбил игры пятикратно с точки зрения денег.

Кроме того, была получена колоссальная социально-политическая выгода. Москва уже второй раз за десятилетие объявила о себе как о ключевом общехристианском центре. Сначала – массовым книгопечатанием, как для католиков, так и для православных. А теперь вот еще и игры, посвященные Иисусу Христу. Да такие масштабные и разнообразные, что никто из монархов Европы не мог себе их позволить, даже если бы захотел. По крайней мере, какое-то время. Дмитрий же готовил к следующим играм расширение номинаций и увеличение площадок, строя ипподром…

Глава 3

12 сентября 1377 года, Москва

Алексей Бякон, известный также как митрополит Московский и всея Руси Алексий, степенно вышел на крыльцо своей временной резиденции и глубоко вдохнул свежего влажного воздуха. Неугомонная Москва была полна звуков и криков. Он даже немного растерялся, настороженно окинув взглядом округу. Туда ли он вышел? Но потом встряхнул головой и направился к своему транспортному средству – первой в мире легкой подрессоренной коляске с подъемной крышей. Подарок Императора. Такими вот знаками внимания Дмитрий располагал к себе иерархов Церкви, проводя вместе с тем политику, направленную на ослабление и подчинение этой структуры. Алексий не одобрял такой подход, но куда ему было деваться-то с подводной лодки? Этот беспокойный монарх смог подчинить своей власти практически весь православный мир. Даже к Константинополю нашел подход.

На подножке коляски митрополит вновь остановился и усмехнулся, вспоминая недавние слова Дмитрия. Что тот, де, принял Москву деревянной, а оставит ее каменной.

«А ведь верно», – подумал Алексий оглядываясь. Восемнадцать лет назад, когда малолетний Дмитрий взошел на престол, заменив своего безвременно усопшего отца, Москва представляла собой ветхий деревянный городок. По меркам Руси, конечно, он был не плох – четыре с половиной тысячи жителей… всех возрастов и полов. Но Алексий видел Константинополь и прочие города старого Средиземноморья и прекрасно понимал, что на их фоне Москва была большой деревней. Сейчас же, спустя неполных два десятилетия, население города увеличилось до двадцати пяти тысяч! А архитектура? О! Это отдельный вопрос, вызывавший в Алексии бурные и сильные эмоции. Только ради того, что Дмитрий сделал, митрополит готов был простить ему все притеснения и ущемления церкви…

Монументальная столичная крепость опиралась на дюжину довольно крупных фортов, позволявших вести круговую оборону. Между ними лежала стена под стать. Землебитная конструкция укреплений к 1377 году полностью обросла толстой кирпичной коркой и обвесом дополнительных конструкций. Чудовищная по меркам XIV века толщина стен куртины и фортов делалась с расчетом на стойкость под огнем классической гладкоствольной артиллерии. Высота, конечно, не так давила, но тоже была на мировом уровне.

Внутренняя начинка столицы была под стать укреплениям. Она, правда, еще только строилась, но уже отчетливо просматривалась и поражала.

«Канализация! Этот безумный Дмитрий делал канализацию!» – пронеслось у митрополита в голове. И да, Император таки ее делал, конечно, не такую, как в XX веке, а куда как проще, но все-таки. Магистральные коллекторы с небольшим заглублением были выложены кирпичом и проходили под всеми центральными улицами города. Транспортировка в отстойники, расположенные за крепостной стеной, осуществлялась дождевой водой и самотеком. Чугунные решетки водосброса вдоль дорог – для тех лет натуральный анахронизм. Однако Император настаивал. Конечно, провести канализационный коллектор в каждый дом было пока нельзя, но точки слива отходов и помоев располагались достаточно густо.

А сами дома? Акрополь Дмитрий собирался сделать натуральным шедевром архитектуры. Впрочем, остальной город он не оставлял в стороне. Внутри городских стен было запрещено деревянное строительство. Вообще. Разве что кое-где времянки. Вместо старинных срубов столица застраивалась кирпичными домиками в три этажа, плотно прилегающими друг к другу, с арочными проходами во внутренние дворы. Как в старом Санкт-Петербурге. Даже склады – и те строились минимум двухэтажные с активным использованием готических решений, позволяющих экономить материалы – кирпичи. Улицы, прямые и довольно просторные для разъезда двух экипажей, были мощены клинкерным кирпичом. Имелись тротуары, причем тоже не такие уж и узенькие. И так далее, и тому подобное.

И столица не сидела только лишь внутри мощных городских стен.

К 1377 году к северу и западу от Москвы раскинулись технические кварталы, скрепленные в единое целое дорогами, покрытыми утрамбованной щебенкой. А местами уже и асфальтом – мастерская по переработке земляного масла приросла цехом, вырабатывающим этот удивительно полезный в тех условиях продукт. Стадион, ипподром, торговые ряды, постоялые ряды, кирпичный район, железный район и так далее. Появились даже первые конки, которые ходили по дубовым рельсам, окованным железом. Всего два маршрута, но все же. Важное подспорье для рабочих, многие из которых жили внутри крепости.

А вокруг стремительно расширяющегося столичного гиганта неспешно возводилась система изолированных фортов. Тоже по землебитной технологии с последующей обкладкой кирпичами.

Почему технические кварталы располагались только к северу и западу от крепости? Потому что летом 1377 года наконец-то завершились все потребные работы и закрыли плотину. То есть пошло накопление воды огромного даже по меркам XX века водохранилища…

В глазах митрополита Дмитрий творил что-то невероятное. А главное – все вокруг него кипело, шевелилось и двигалось. Крови, правда, пролил немало. Но к этому Алексий относился философски – правитель не может править, не пуская кровь. Это просто технически невозможно.

С мыслями обо всех этих изменениях митрополит и докатился в коляске до неприметного домика в железном районе пригорода. Резиденция Императора была еще дальше от готовности, чем кафедральное подворье, так что Дмитрий жил походной жизнью. То тут, то там. Принимал также. Мало кто из людей вокруг вообще точно знал, где сейчас Император.

– Добрый день, – громко и отчетливо поздоровался митрополит входя.

– И тебе, – кратко ответил Дмитрий. – Присаживайся. Ждали только тебя.

– Что-то случилось? – озабоченно поинтересовался Алексий, с удивлением осознав, что в этом неприметном срубе собралось все руководство Российской Империи, включая монарха и его супругу.

– Да, – так же кратко ответил Дмитрий и кивнул Анне.

– Все вы знаете, что за минувшие полгода было убито больше двух десятков мастеров-оружейников и их помощников. Расследование завершилось, но… все оказалось хуже, чем мы думали. Подключив родственников из Венеции, мы смогли выявить заказчиков.

– И кто же? – поинтересовался граф Василий Иванович Ростиславов, военный министр Империи.

– Генуэзский дом Фиески.

– Ох!

– Да-да. И это значит, что в любой момент ситуация может повториться, – хмуро констатировал Император и на несколько мгновений залип. Его откровенно бесила ситуация бессилия, длящаяся целых полгода. Неоднократно хотелось взорваться и сместить Анну с должности главы Службы Имперской безопасности. Но, беря себя в руки, он успокаивался, четко осознавая – несмотря на совершенно чудовищные сроки, лучше ее никто все равно не справится. И причин тому было масса.

Во-первых, Москва хоть и насчитывала всего двадцать пять тысяч жителей, но они сформировались за счет иммиграции, буквально за пятнадцать лет. Причем люди шли не только из других регионов Руси. Одних только мастеровых из Италии было свыше двух сотен, а вообще выходцев из других регионов Европы проживало около трех тысяч.

Во-вторых, Имперская столица была буквально проходным двором для торговых караванов – купцов со всего света хватало. Некоторые даже держали постоянные лавки в задуманной Дмитрием круглогодичной ярмарке. Этакие торговые представительства с магазином.

В-третьих, сам Дмитрий не имел никаких представлений об оперативно-розыскной деятельности. Ну, за исключением того, что он смог вспомнить из художественных фильмов и книжек. Согласитесь, не самый лучший источник информации. Не его это была тема, от слова вообще. Какое-то понимание, конечно, было. Мало кто из людей XXI века в общих чертах не знает, зачем нужна полиция, криминалистика, дедукция, судебно-медицинская экспертиза и так далее. Конечно, он бы с удовольствием оперся на местных специалистов в этом деле, но найти их не удалось. И осведомители, сидящие по городам Европы и Азии, тоже разводили руками. Мир был еще слишком молод для таких вещей.

В-четвертых, в распоряжении Службы Имперской безопасности попросту не было подходящих технических средств. Посему даже те скудные знания Дмитрия казались еще менее полезными. Вот Анне и приходилось буквально на ощупь, опираясь на мутные и не всегда верные подсказки мужа, выстраивать хоть какую-то методологию оперативной работы. Шесть месяцев тяжелого кропотливого труда, направленного на поиски аккуратного убийцы. Выследить. Взять живым. Допросить. И при этом не спугнув купцов, которые были жизненно важны для Империи.

Дмитрий встряхнул головой, отгоняя дурные эмоции, которые никак его не отпускали после столь болезненного провала, и продолжил:

– В результате этой диверсии были сорваны работы по изготовлению нового оружия. Нанесен такой сильный удар, что в ближайшие пять-шесть лет, не отвлекая людей из других областей, мы не сможем возобновить работы над перспективным вооружением. Нужно готовить новых людей, потому как уровень квалификации там требуется немалый.

– И что ты предлагаешь? – пристально посмотрел на Дмитрия Посольский министр – Святослав Ростиславов. Император же вместо ответа вновь кивнул супруге, возглавляющей Службу Имперской безопасности.

– Мы точно знаем заказчиков. Поэтому я считаю правильным вернуть им все сторицей.

– То есть?

– Группа «Рысь» при моем ведомстве готова. Вот и будет им первым заданием ликвидация всего клана Фиески. Поголовно. Мои родичи из Венеции с этим помогут. Очень уж они пострадали по их вине, в том числе финансово. Мало того, если бы не их проказы, мой отец был бы жив. Так что поддержка у группы «Рысь» будет очень существенная. А ты, – кивнула она Василию, – неофициально доведешь до всех монархов Европы информацию о том, кто и за что вырезал этот род.

– Мы должны продемонстрировать, – продолжил за жену Дмитрий, – что терпеть подобные выходки не будем. И если кто-то решится на столь подлые поступки, то должен понимать – ответ ему не понравится. А также то, что Империя подлое убийство своих людей никому прощать не собирается. Или, Отче, вы против подобной операции? – поинтересовался Император у скисшего лицом митрополита.

– Я могу возразить, что детей убивать будет неправильно? – вопросительно поднял бровь Алексий.

– Нет. Эта показательная порка должна продемонстрировать, что неприкосновенных людей в этом деле не будет. И отвечать придется не только лично, но и теряя тех, кто дороже всего.

– Хорошо, – после небольшой паузы произнес митрополит, – я одобряю. Убийц нужно покарать, тем более таких подлых. Но… я не очень понимаю, зачем ты пригласил меня. Разве ради этого?

– Отнюдь… отнюдь… – произнес Дмитрий и тяжело вздохнул. – Те люди, что погибли, работали над новым оружием – пушкой и карабином. Про то, что такое пушка, вы все знаете. Мощное оружие, которое себя прекрасно зарекомендовало на полях сражений. А карабин – это маленькая, ручная версия пушки. Причем сильно улучшенная. Бьет далеко и точно, а главное – быстро. Шустрее арбалетов, и перезаряжать можно даже лежа. Так вот – теперь работы по обоим направлениям полностью сорваны. Двадцать три карабина только сделать и успели.

– Но зачем нам новое оружие, сын мой? – удивился митрополит. – Разве старое не заслужило уважения?

– Над Империей сгущаются тучи. Лукавый подбивает многих слабых духом на разрушение моего детища, созданного в вящую славу Всевышнего. Это оружие позволило бы малой кровью отбиться. Теперь придется иначе действовать. Новые пушки мы сделаем – там нет ничего действительно сложного. Брака будет больше, но это не страшно. А вот вместо карабинов придется делать что-то другое, радикально проще. Потому что иначе нам просто негде брать исполнителей задуманного. Либо мне лично возиться с изготовлением карабинов, что тоже дурной вариант.

– А этот новый вариант карабина позволит нам устоять? – поинтересовался военный министр.

– Может быть, может быть… Хм. Сколько у нас граждан?

– Сорок две тысячи, – не медля ни секунды, ответил Василий Иванович. – И их число постепенно растет, хоть и медленно. Не все горожане пока согласились стать гражданами. Некоторых вполне устраивает положение подданных.

– А сколько из них регулярно и справно посещает сборы без откупов и замещений?

– Тридцать тысяч.

– Не густо. Ну да ладно. Предлагаю вот что сделать – всем гражданам, исправно посещающим сборы, можно предложить записаться в земские легионы. Вступив в земские легионы, они окажутся на действительной государственной службе, которая освободит их от подушных податей и сборов. За нее они станут получать жалованье, проживание за счет Императора и кормление при казарме из общего котла. Они станут заготовками новых, полнокровных легионов, которые на их базе развернем в будущем. А пока, в случае войны, земские легионы выступают первой волной мобилизации с переводом на утроенное жалованье.

– А в мирное время каковым будет жалованье?

– По пять серебряных крон в квартал.

– Ого!

– Да, солидно. Легионерам 1-го Московского легиона мы платим по 10 крон в квартал в мирное время. Тут – половину.

– Может быть, уменьшим до трех? – поинтересовался казначей. – Все равно – многие пожелают вступить в земские легионы. Даже три кроны в квартал – хорошие деньги. Не каждый ремесленник их получает за то же время в чистой прибыли.

– Оставим пять. И введем конкурс. Уверен – желающих будет очень много, особенно из бедноты и селян.

– И сколько ты хочешь развернуть этих земских легионов? – почесав затылок, осведомился казначей.

– Пока шесть по тысяче строевых в каждом. Станут они в Киеве, Смоленске, Твери, Владимире, Рязани и Нижнем Новгороде. По моим прикидкам мы должны потянуть их комплектование и содержание. Пока золото и серебро течет к нам полноводной рекой, грех этим не воспользоваться. А ты, Отче, должен обеспечить духовную поддержку этого начинания. Сделаешь?

– Сделаю. Дело благое.

– Хорошо. Ну и последнее, – сказал Император и замялся. – Меня сильно волнует то, как стремительно приходят в негодность монастыри, потерявшие права на ведение хозяйственной деятельности по старинке. Это плохо. Еще хуже то, что по моим землям много сирот. Их, конечно, должно принимать родичам, но так поступают не все. Кормить чужие рты, когда свои дети недоедают, мало кто хочет. Да и не у всех есть эти родичи. Кроме того, меня сильно печалит, что женщины, родившие во грехе, своих детей зачастую сами и убивают, тайно предавая земле. Это не дело. Да, блуд – это грех. Но не губить же из-за того невинных младенцев. Посему, с одной стороны, я буду карать за притеснение женщин, оказавшихся в непростой ситуации. Сурово карать. Не все из них добровольно понесли. Насилие в этом деле – не редкость. С другой стороны – не каждая сможет такого ребенка выходить. Вот я и хочу, чтобы на базе монастырей Церковь развернула приюты для детей.

– А кто будет это все оплачивать? Это дорогое дело, хоть и очень благостное.

– Не такое уж и дорогое. Я оплачу. Для начала организуй один детский дом, в котором с детьми станут заниматься должным образом. Приютить, накормить, вылечить, тренировать, обучить тому же чтению, письму и счету. Возьмешься?

– Возьмусь, – после небольшой паузы произнес митрополит, пристально смотря в глаза Императора и просчитывая выгоды Церкви от такого дела.

– Назови его домом детей Императора, – голосом, полным лукавства, отметила супруга.

– То есть?

– А сирот усыновляй без права наследования. Содержи, учи, одевай, корми. А потом твой наследник поступит так же. Приемные дети Императора, спасенные им от тяжелой сиротской участи, обогретые, накормленные, пригретые… разве они не станут преданной опорой тебе?

– Ну… – замялся Дмитрий. – Хорошая идея. Отче, а ты как думаешь?

– Я тоже одобряю, – недовольно поджав губы, кивнул митрополит. – Усыновление сирот – дело богоугодное. – Его недовольство легко было понять. Ведь такой разворот вопроса совершенно выбивал почву из-под ног Церкви в попытках укрепиться за счет этих детей, которые, безусловно, станут наиболее многочисленной образованной прослойкой Империи в будущем.

– Тогда так и поступим. Пусть директором первого дома детей Императора станет игумен Сергий из Троицкой церкви. Тот небольшой монастырь, что он начал было создавать, совершенно захирел из-за моих законов. А человек он хороший, деятельный. Вот я и хочу наградить его этим назначением. Ладно. Время… время… Оно утекает, а мы засиделись. Василий – через неделю жду тебя с докладом по земским легионам – как их разворачивать будешь. Тебе даю месяц, – кивнул он на митрополита, – чтобы подготовить смету, штатное расписание и прочее по задуманному. А ты, Святослав, думай, как лучше всей Европе объяснить правила игры. Ну и, само собой, как-то исподволь нужно донести, что эти правила теперь задаются в Москве. А кто не согласен, будет жить ярко, но недолго.

Глава 4

2 мая 1378 года, Кафа [27]

Легат Петр Иванович Бирюков стоял на борту венецианского нефа и смотрел на то, как сквозь утренний туман медленно проступала Кафа. Союзники не обманули и вывели на нужный город с рассветом. Петр оглянулся и с воодушевлением обозрел целый флот – десяток больших галер и три десятка торговцев, выполнявших роль транспортов. Мощь! Но оно и понятно, ведь Император планировал ликвидировать одну из ключевых колоний политических и экономических противников Венеции. Да при том не отвлекая войска от метрополии. Конечно, эта республика с удовольствием бы отхватила ее себе, но силенок пока не хватало.

Кафа являлась главным центром работорговли в регионе. Вплоть до завоевания ее в XVIII веке русскими войсками туда свозились рабы из Восточной Европы, с Кавказа и Уральских земель. Город боли и страдания всей Руси и ее соседей. Конечно, объем торговли в последние годы сильно просел. Ведь Дмитрий, во-первых, заключил мир и союз с новообразованным Половецким султанатом, а во-вторых, сам активно скупал рабов для поселения их на своей территории. Но Кафа все еще обеспечивала значительную прибыль для метрополии. Работорговля, наравне с торговлей наркотиками и оружием, – один из самых выгодных бизнесов в истории, даже в урезанном варианте. Именно поэтому по этому городу и был нацелен удар.

Этот удар должен был продолжить последовательную кампанию против Генуи, начатую в минувшем году. Первым этапом стала знатная октябрьская бойня – тихой ночью неизвестные взяли штурмом резиденцию дома Фиески. Ни одной живой души на утро там не осталось. «Злодеи» вырезали обитателей, вынесли ценности, а потом еще и все подожгли, едва не спровоцировав большой пожар в Генуе. Болезненный удар по репутации. Но не более. Соратники Фиески только облегченно вздохнули, ведь, как известно, чем меньше народу, тем больше кислороду. Теперь же Дмитрий закреплял успех и бил Геную не только по самолюбию, но и ниже пояса – по кошельку.

Если бы Император промедлил несколько лет с нападением, то эта задача сильно осложнилась бы. Ведь руководство самым энергичным образом возводило укрепления. К 1378 году была готова довольно крупная цитадель и большая часть внешнего периметра стен. Беззащитным оставался только подход с моря, потому как колонии угрожали прежде всего соседи, не дружащие с водной стихией. Главным их конкурентом в тех краях являлось княжество Феодоро – независимый осколок Византийской Империи.

Флот медленно приближался к спящему городу. Казалось, еще чуть-чуть, и получится захватить его наскоком, тепленьким, мирно дрыхнущим в своей постели. Однако не сложилось. Когда до залива и стоящих в нем кораблей оставалось около пяти миль, незваных гостей заметили и подняли откровенную панику. По всему городу зазвенели колокола, поднимая людей, а корабли попытались дать деру от радикально превосходящих сил…

Дмитрий заплатил своим союзникам за выставление флота артиллерийскими орудиями – «Саламандрами». Эти легкие малокалиберные бронзовые пушки применялись в полевых сражениях для стрельбы картечью. Вот Император и предложил Венеции двадцать «стволов» за десять галер и тридцать нефов. В условиях тактики морской войны XIV века такие подарки были поистине божественным аргументом. Ведь все сражения на море определялись решительным абордажем с предшествующей перестрелкой из луков и арбалетов. А тут жахнул при сближении с двух стволов – положил большую часть команды, готовящейся к схватке. И все. Считай, дело сделано.

Так вот – галеры, с установленными на них пушками, налегли на весла и устремились на перехват беглецов. Упускать возможность опробовать в бою новое оружие итальянскому адмиралу не хотелось. Нефы спокойно направились к пляжу, куда и намеревались выгрузить свой вооруженный до зубов груз. Причалов, к сожалению, еще просто не было в этих краях.

Генуя имела здесь всего сотню своих наемников для охраны цитадели и поддержания порядка. Работорговцы, осевшие в своих усадьбах, тоже держали наемные отряды для своих нужд. Вот они-то и выступили на пляж, выступая на защиту города по общей договоренности с Генуей, бывшей для них чем-то вроде сюзерена.

Но не тут-то было.

Прикрываясь высокими бортами носовых надстроек нефов, легионеры открыли довольно массированный обстрел, благо, что тяжелые арбалеты били очень далеко по меркам тех лет. Конечно, ни о какой прицельной стрельбе речи и не шло – качка с дистанцией не позволяли. Но «в ту степь» болты улетали весьма успешно, метров на триста с гаком. Понятное дело, что их убойность уже была совершенно никакой. Но не каждый сможет невозмутимо стоять и смотреть на то, как слева и справа от него в песок с гудением уходят суровые «подарки». Можно сколько угодно самого себя уговаривать, что болты на излете, но все равно – на психику давит. Кроме того, по мере приближения начали появляться и первые кровавые результаты: раненые и убитые. И чем ближе были нефы, тем действенней обстрел. Поэтому, когда корабли уперлись носом в песок, особого сопротивления на берегу уже не было.

Как только на пляж стали спрыгивать алебардисты отряда наемников, отведенных до того из-под обстрела, попытались их атаковать. Но куда там? Дисциплинированная латная пехота встретила их очень достойно, а арбалетчики, занимавшие высокие носовые надстройки, поддержали прицельным обстрелом практически в упор. Из-за чего многие отряды нападающих обращались в бегство раньше, чем входили в контакт с алебардистами.

Закрепившись на пляже, Петр Бирюков деловито перешел к следующей стадии десантирования. Очевидно, что внезапность была потеряна, поэтому можно было спокойно подготовиться к уличным боям и выгрузить ценное имущество – пушки там, полевые кухни и прочее.

Отдельные вылазки продолжались еще какое-то время. То здесь, то там противник пытался наскоком прощупать оборону. Но каждый раз заканчивалось стандартно – один-два залпа из арбалетов сносили с небольшой дистанции большую часть нападающих, обращая оставшихся в бегство. А ближе к вечеру и вовсе прекратилось всякое беспокойство. Особенно после того, как легионеры заняли ближайшие к пляжу здания, организовав на крышах стрелковые позиции с брустверами из мешков с песком, и подняли воздушный шар с наблюдателем.

Диво-дивное – воздушный шар! Однако ничего сложного и неразрешимого в его конструкции не было даже для тех лет. Плотные шелковые ткани для оболочки поставляла Империя Мин. С плетеной корзиной и веревками справились сами. А бензиновая горелка, без которой этот «пепелац» просто не поднялся бы в воздух, была изготовлена в особой мастерской Москвы. Той самой, где кустарным способом «клепали» ацетиленовые горелки, паяльные лампы, примусы и прочее крайне полезное оборудование. Штучно, но в те года и такой подход давал немало бонусов во внутреннем использовании, особенно в армии. Оставался бензин – совершенно невероятный продукт для XIV века. Но вот беда – его уже десятилетие производили в Москве из привозного земляного масла обычной атмосферной перегонкой. То есть чуть ли не в самогонном аппарате. Бензин получался отвратительный, конечно, но для горелок вполне подходил. В общем – просто и сурово, а главное – очень своевременно. Ведь с воздушного шара наблюдатель видел весь город как на ладони. В предстоящих уличных боях – важное преимущество.

Наступила ночь.

Но город продолжил напряженно гудеть, не желая укладываться спать. Новость о том, что венецианский флот привез легионеров, облетела столицу колонии за пару часов. И сейчас, в темноте, предпринимались лихорадочные, экстренные меры на сходке работорговцев и администрации. Был утвержден руководитель обороны, которому подчинили все войска. На улицах спешно возводились баррикады. А ценное имущество всех серьезных и уважаемых людей свозилось в цитадель от греха подальше…

К утру с нефов уже выгрузили «Саламандры» и легионеры смогли начать свое наступление. Эти легкие орудия были хороши тем, что даже пара бойцов могла их спокойно катить, перемещая по полю боя. В принципе эти пушки делались для стрельбы картечью, но отливали-то их по методу Родмана. Поэтому прочность стволов оказалась на высоте даже при использовании бронзы. Поэтому Император решил разнообразить их боезапас. Изначальная мелкая ближняя картечь в коробе дополнилась дальней крупной вязаной картечью – «виноградной лозой» и ядрами. Это серьезно расширяло боевые возможности орудий. Из-за чего каждый штурмовой отряд выстраивался вокруг такой вот «Саламандры».

Другой новинкой в тактике московских легионеров стали гренадеры. Теперь в каждой манипуле числилось по десятку этих бравых вояк. Они кидали простенькие гранаты и были просто незаменимы при штурме. Им под стать стали и минеры, которых на весь пехотный полк было два десятка «лиц». Их основным оружием были маленькие, но крепкие дубовые бочонки с порохом, инициируемые простеньким фитилем. Этакие мины-фугасы, применяемые ими для подрывных работ во время штурмовых операций.

Вот эти три ключевые новинки и были самым бессовестным образом использованы Петром Ивановичем Бирюковым. Комбинация выстрелов из легких пушек практически в упор, фугасов и гранат позволила легко и просто занимать усадьбу за усадьбой. А латы и тяжелые арбалеты позволяли проводить штурмы «сухо и комфортно». Ведь одно дело вступать в ближний бой с десятком загнанных в угол профессиональных воинов и совсем другое – давать по ним в упор залп из арбалетов. Зачем попусту рисковать? Чай не рыцари какие.

Конечно, без потерь не обошлось. Но в основном это были легкие ранения, позволяющие вернуть бойца в строй уже через пару дней. За весь день городских сражений убило только пять человек. Да и то – больше по случайности. И их уже перенесли в отбитую церковь, где и отпевали. Погибших же врагов выносили на пляж, раздевали и, погрузив на неф, отвозили на глубину в стороне от города. Где и выбрасывали за борт, предварительно вспоров живот, чтобы не всплывали. Дешево и сердито. А главное – никакого «благоухания» и опасности эпидемии.

Ближе к ночи общее наступление прекратилось, и легионеры стали заниматься оборудованием позиций на случай ночной контратаки. Включая стрелковые позиции на крыше, обложенные мешками с песком. Только в этот раз туда еще и «Саламандры» подняли для возможности «причесывать» улицы картечью. Благо, что пушка эта весила всего ничего и несколько человек могли ее легко поднять даже на крышу.

Но нападений не произошло.

Защитники Кафы были заняты совсем другими вопросами.

Провал обороны города, с опорой на баррикады и укрепленные усадьбы, стал всем очевиден. Очень уж легко легионеры их брали. Оставалось понять – куда всем коллективно отходить. Бежать за город, бросив все, или попробовать запереться в цитадели. Ведь чем черт не шутит? Лучше укреплений, чем цитадель Кафы, в окрестностях не было, а потому надежда на нее все еще теплилась в сердцах работорговцев. А давать бой легионерам в открытом поле никому в голову даже не приходило. В конце концов, после полуторачасовых споров решили оставаться. Потому что бежать из города пришлось бы налегке, оставляя Венеции и России «все, что нажито непосильным трудом» и самоотверженной работорговлей. Все. И лошадей элитных пород, и дорогих юных рабынь-прелестниц, и ковры, и меха, и золото с серебром, и камни самоцветные, и многое другое. Большинство работорговцев жили в Кафе, купаясь в роскоши и великолепии. А теперь все взять и бросить? Нет. Они были на это не готовы и цеплялись за сундук с золотом, даже идя на дно.

С наемниками же творилась натуральная петрушка.

Большая их часть были профессиональными военными и успели в полной мере оценить то, с кем они столкнулись. А также свои шансы на успех и выживание. Однако вопреки распространенному мнению они не предали своих работодателей. Репутация профессиональных наемников традиционно была довольно высока. Кто их потом наймет, если они побегут, спасая свои шкуры от боя? Впрочем, это не мешало ходить им мрачными, словно грозовые тучи.

Утром четвертого мая Петр Бирюков с удивлением узнал, что войска противника отошли в цитадель. То есть продолжения цирка с уличными боями не предвиделось. Мало того, с этой самой цитаделью была определенная загвоздка. Она была под завязку забита рабынями, лошадьми и подводами с ценным имуществом. Что затрудняло осаду и штурм. Своими руками губить столь ценные трофеи не хотелось…

Легат осмотрел цитадель из корзины воздушного шара и задумчиво теребил затылок. Людей с лошадьми там и правда набилось как сельдей в бочку. А еще открыто стоящие телеги с различным имуществом, оставляющие только узкие проходы. Штурмовать такую цитадель будет крайне сложно. Даже пробив ворота и ворвавшись внутрь, придется наступать сквозь паникующую массу людей и лошадей, буквально через завалы. Если же где вспыхнет пожар, то вообще может случиться катастрофа.

Конечно, можно было подкатить восемь «единорогов» и обстрелять город гранатами. За пару часов обстрела вся цитадель будет полыхать огнем и биться в панике. Но Император такого поступка не одобрит. Столько добра коту под хвост… Поэтому легат решил рискнуть и немного понаглеть.

– Пусть выйдет тот, кто вправе вести переговоры! – крикнул один из центурионов командирским голосом, приложив к губам рупор. – Безопасность гарантируем.

Часа два ничего не происходило.

Хотя с воздушного шара было видно определенное оживление. Впервые с момента начала атаки незваные гости решили поговорить. Это обнадеживало. Даже наемники немного воспрянули духом. Ведь это могло означать, что штурма не будет.

После этой довольно продолжительной возни калитка на воротах цитадели таки открылась, и из нее осторожно вышел богато одетый мужчина с цепким, жестким взглядом. Его встретили и провели в штаб командира, под который был занят ближайший дом с хорошим видом на ворота.

– Добрый день, – произнес Петр, не вставая. – Присаживайтесь, – кивнул он на небольшое плетеное кресло, стоящее подле столика с какими-то напитками и закусками.

– Зачем вы меня позвали?

– Чтобы обсудить капитуляцию. Вы ведь понимаете, что обречены?

– Мы считаем, что у нас есть надежда.

– Я не буду вам угрожать и пугать, – вежливо произнес Петр. – По левую руку от ворот стоит небольшая усадьба. В полдень мы обстреляем ее из «единорогов», и вы сами все оцените. Понимаете, в чем дело. Взять богатые трофеи заманчиво, но рисковать ради них своими людьми я не стану. Надеюсь, моя позиция понятна.

– Более чем, – спокойно кивнул переговорщик. – Что вы хотите, в случае если нас впечатлит ваше оружие?

– Работорговцы не враги моему Императору. И, если бы вы не поддержали Геную, никто бы вас пальцем не тронул. Напротив, скупили ваш товар за звонкое серебро и золото. Вы ведь знаете – Дмитрий Иванович любит выкупать рабов.

– И все же…

– Так как вы выступили против нас на стороне Генуи, мне следовало бы вас уничтожить. Но, понимая сложность ситуации, я предлагаю договориться. Вы сдаете мне генуэзцев и все ценности. Исключая одежду, доспехи и оружие, что будет на вас, плюс по два коня. После чего уступите мне контракты на наемников по двойной стоимости. Ее вы возьмете своими же ценностями – золотом ли, серебром или еще чем. Да хоть рабынями.

– Вы хотите слишком многого.

– Я предлагаю вам выжить. Вы встали в этой войне не на ту сторону. Это ошибка. А за ошибки нужно платить. И да, очень не советую портить оставшееся имущество. Как вы понимаете, я обижусь. Сильно обижусь.

– Как вы гарантируете свои слова?

– Никак. Не будем друг друга обманывать. Слова – это просто слова. Но эти слова дают вам надежду. Не так ли?

– И лишают всего, что мы нажили за жизнь.

– Понимаю. Выбор не прост. Поэтому я дам вам время обдумать ситуацию. Если до завтрашнего рассвета вы не примете положительного решения по моему предложению, я прикажу заблокировать ворота и начать обстрел. Обратного пути больше не будет. Вся цитадель выгорит дотла.

– А если мы не придем к общему мнению? Часть сможет воспользоваться вашим предложением?

– Нет. Или вы принимаете в полном объеме условия капитуляции, или нет. Торговаться я не желаю. У меня много других задач. Я и так с захватом Кафы слегка промедлил. А Император не любит, когда медлят.

Усадьбу, указанную для демонстрации, разнесли диво как хорошо. Восемь «единорогов» работали несколько минут на пределе своей скорострельности. Все желающие смогли посмотреть на весьма недалекую перспективу, ожидавшую цитадель. Дымящиеся развалины… руины. Сочно и эффектно. Особенно для средневекового наблюдателя.

А потом в цитадели началась натуральная бодяга. Ведь переговорщик донес до остальных условия капитуляции. И если поначалу над словами легата все подшучивали, то теперь они заинтересовали практически всех. Настолько, что генуэзцы заперлись в самой прочной башне от греха подальше.

Рабовладельцы под давлением наемников приняли условия капитуляции еще до заката. Разве что генуэзцев сдать не смогли. Но легион решил этот вопрос очень быстро. Сначала под прикрытием арбалетчиков к башне подошли гренадеры и накидали в бойницы гранат. Потом подошли минеры с фугасами, вскрывшими ларчик. Ну а дальше уже штурмовой отряд ворвался внутрь, дабы добить оглушенных и ошеломленных противников. Быстро и без потерь.

Кафа была взята за три дня боев. Чисто и аккуратно. Профессионально.

Глава 5

1 июля 1379 года, Триполи

Кампания 1378 года завершилась закономерно – завоеванием до конца лета владений Генуи в Тавриде. Легат Петр Бирюков с пехотным полком там так и завис, наводя порядок и утверждая новую власть. Все-таки Империя пришла в эти земли надолго. А весной будущего 1379 года к Феодосии, где в то время стоял пехотный полк, вновь прибыл флот Венеции. Причем флот куда серьезнее, чем в прошлом году, – дело-то предстояло нешуточное.

Дело в том, что, нанеся сокрушительный удар по Генуе, Дмитрий озаботился заключением мира. Продолжение войны было не в его интересах. И, что удивительно, легко и просто получил этот самый мир при посредничестве Венеции. Как-то «вдруг» генуэзской элите разом пришла мысль о полной беззащитности их города перед десантом. И от этой мысли спать они стали сильно хуже, опасаясь банального завоевания, которому по большому счету и не могли никак противостоять.

Эти настроения не стали ни для кого секретом. И Дмитрий просто не мог пропустить такой замечательный момент для дальнейшего укрепления своей международной репутации. Если они так боятся десанта, то почему бы его не провести? Но не у них, а, скажем, где-то в другом месте Средиземноморского бассейна. Например, проведя Крестовый поход, который он и так обещал когда-то. Ну а что? Почему бы и нет? По-быстрому завоевать что-нибудь и домой, надолго там не «залипая». О чем он и уведомил голубиной почтой своих родичей в Венеции, найдя полное понимание. Ведь успех Крестового похода мог очень серьезно укрепить эту островную республику финансово.

Таиться не стали. Поэтому уже к началу 1379 года каждый феодал в Европе знал, что Император собирается идти в Крестовый поход, уже десятый от их начала. В Венецию стягивались войска добровольцев. Все-таки Дмитрий в военном плане пользовался высочайшим уважением даже среди своих врагов.

Сколько удалось собрать войск?

Дмитрий выставил пехотный полк московского легиона при поддержке трех манипул: инженерно-саперной, гренадеров и минеров. Ведь планировалась сложная операция с осадой и штурмом. Сверх того, с Императором ехал особый артиллерийский парк из батареи осадных «Кракенов» и тяжелых «Василисков». Все-таки укрепления в Ближнем Леванте были существенно крепче тех, что строились в Восточной Европе. Там всякое могло быть. Ну и, само собой, большой запас выстрелов для имевшейся в пехотном полку артиллерии, включая новые картечные гранаты для «Единорогов».

Зайдя на Кипр, в гости к королю Кипра и Иерусалима Петру II Лузиньяну, Дмитрий убедил того даровать шурину Императора Энрико Дандоло титул графа Триполи, приняв сюзеренитет над ним. Ведь этот парень всегда хотел войти в элиту феодальной аристократии Европы. Почему бы не сделать человеку приятно? Тем более что его вклад в развитие России был неоценим.

Именно там, на Кипре, и была объявлена цель похода – Триполи. Правда, сразу туда не пошли. Дмитрий был мастером генеральных сражений, а не партизанской войны. Поэтому он решил выждать, поджидая на Кипре подкреплений из Венеции, куда собиралось все больше и больше желающих поучаствовать в походе. Разумеется, они были Императору не нужны, но иначе найти достойный повод для сидения на острове просто не получалось. А врагам тоже требовалось собраться и дойти до места, где Дмитрий собирался их разбить.

Главным врагом Императора в этой войне был Мамлюкский султанат. Что собой представляла его армия в те годы? Превосходная линейная кавалерия на бесподобных арабских скакунах, обученная бою, как в конном, так и пешем порядке. То есть фактически элитные драгуны. Гроза и ужас всех окрестных правителей.

Но вот все сроки ожидания вышли. Даже рыцари Госпитальеры с Родоса и то прибыли со своими кораблями и воинами на поддержку. И Дмитрий оказался вынужден отплыть с гостеприимного Кипра к Триполи, где его уже ждали. Никакой флот такую армаду, разумеется, не встречал. Никто не рассчитывал на то, чтобы в абордажных схватках справиться с армией вторжения. А вот на берегу людей было намного больше, чем в Феодосии. Целая армия мамлюков и союзных отрядов.

Как высаживаться? Прямо на голову врага? Почему бы и нет? Зачем отказываться от хорошей традиции, прекрасно зарекомендовавшей себя в 1378 году? Поэтому нефы выстроились строем фронта и медленно двинулись к береговой линии. Пляжу, чуть в стороне от города. Лезть на причалы Триполи не решились из-за близости башен и стен. Зачем рисковать лишний раз?

Метров за триста, как и при атаке на Феодосию, арбалетчики начали массированный обстрел, стремясь отправить болт как можно дальше. Все одно – по берегу беспорядочно курсировали кавалеристы. Крупные, удобные цели для шальных болтов.

Такая методика дала устойчивый результат – кавалерия откатилась. Никому не хотелось бездарно губить дорогих лошадей.

Однако, когда Дмитрий начал высаживать своих легионеров, мамлюки не атаковали. Вместо этого отошли еще чуть дальше от берега и стали ждать. Чего? Сложно сказать. Например, генерального сражения, чтобы перебить всех гяуров, посмевших вторгнуться в их земли.

Легионеры же спешно развертывали свои боевые порядки. Пикинеры и алебардисты занимали позиции под прикрытием арбалетчиков, сидящих в носовых надстройках нефов. Потом вылезли и сами стрелки. Затем пришел черед легких «Саламандр». Их было всего дюжина, но в возможном бою они должны будут стать ядром оборонительных позиций легиона.

После четырех часов чрезвычайных усилий десант пехоты в основном завершился. На берегу было собрано около трех тысяч строевых в числе московского пехотного полка, разрозненных сил итало-германо-французских феодалов-добровольцев, отряд рыцарей-госпитальеров и корпус венецианских наемников. Оставалось сгрузить лошадей для феодального ополчения и перейти к прочему снаряжению. Словно заметив этот ключевой момент, от отряда армии мамлюков отделилась небольшая, но богато одетая группа, начав сближение. Явно руководитель магометан задумал переговоры.

Дмитрий пожал плечами, забрался на своего Буцефала, коего вместе с парой десятков лошадей старших командиров уже выгрузили, и направился навстречу. Само собой, не один. И глава госпитальеров, и граф Триполи Энрико, и ряд других влиятельных персон в армии последовали за ним.

Атабек Баркук хмуро осмотрел гостей на традиционно огромных лошадях. Больше всего его смутили Император и Энрико, отличавшиеся прекрасными латными доспехами.

– Что вы хотите? – поинтересовался атабек по-арабски, демонстрируя свою образованность. Ведь большинство мамлюков говорило на одном из вариантов тюркского языка – мамлюкско-кыпчакском. К счастью, Дмитрий также недурно владел арабским и смог поддержать разговор без переводчика.

– Триполи.

– Это – моя земля. Уходите с миром.

– Это – земля христиан, – с нажимом произнес Дмитрий. – И была ей еще до того, как ваш лжепророк отравил ваши души ядом. Мы пришли забрать свое и отправить вас в ад. Помни, безбожник, что все клинки моей армии, все стрелы, болты и пули смазаны свиным салом. Дабы никто не сомневался в том, куда он попадет после смерти.

– Ты еще пожалеешь о своих словах, – зло прошипел Баркук, буквально сверкая глазами.

– Болтай больше! – хохотнул Дмитрий. – Или атакуй меня. Докажи, что ты хоть и служишь Шайтану, но еще не превратился в трусливую бабу вместе со своими подружками.

После чего, прерывая беседу в своем фирменном стиле и не прощаясь, Император развернул коня и спокойно поехал на позиции. Мало кто из сопровождающих Дмитрия людей поняли, о чем шла речь в этом коротком разговоре. Атабек же, как и его свита, владевшая в полной мере арабским языком, пребывала в ярости. Баркук хотел проявить великодушие и миром отпустить эти крошечные силы неверных. А тут, вместо благодарности, ему не то, что наплевали в душу – насрали. И теперь он жаждал только одного – убить их всех. Тех же, кто выживет, продать в рабство на самые тяжелые и мерзкие работы.

Дмитрий не успел доехать до своих войск, как вся армия мамлюков пришла в движение, атакуя совершенно незначительные, по их мнению, силы христиан. Атабек выставил для отражения вторжения Императора серьезные силы. Их ядро составляла линейная кавалерия мамлюков. Поддержка же осуществлялась легкой кавалерией египетских аджнад, бедуинов и туркменов. Суммарно – около пятнадцати тысяч человек.

Уверенность мамлюков в своей победе была продиктована веками военной практики. Ведь со времен Римской Империи кочевые народы Аравии и Севера Африки не сталкивались с достойной пехотой. В глазах атабека и его людей войско Дмитрия выглядело жалко. Да, хорошие доспехи, но не более того. Тем лучше будут трофеи.

Пехотный легион встал отдельными коробками когорт на удалении трех сотен метров друг от друга, чтобы не мешать встречному фланкирующему огню картечью легких «Саламандр». Венецианские наемники – второй по численности и силе отряд в армии вторжения – заняли вторую линию, в некоторой глубине позиций. По согласованию с Императором Энрико набрал одних только пикинеров. Вот они и образовали сплошную, но неглубокую фалангу, ощетинившуюся длинными шестиметровыми пиками. Госпитальеры и феодалы-добровольцы остались в резерве у кораблей. А то, мало ли что? Да и было их всего сотни три. Кроме того, с кораблей спешно выгружались гренадеры, которые должны были подпереть пикинеров Венеции.

Исламская конница обширной густой лавой устремилась на позиции христиан, стремясь задавить их числом. Смыть со своей земли. Сбросить в море. Но, сблизившись на двести метров, получила первые обескуражившие удары дальней картечью. Секунды спустя подключились арбалетчики, угостившие всадников тяжелыми болтами. Для практически лишенных доспехов последователей Магомета – каждый такой подарок заканчивался либо смертью, либо тяжелым ранением, то есть смертью, отягощенной долгой агонией.

Бах! Бах! Бах!

Вновь отработали «Саламандры», бьющие уже ближней картечью.

Кавалерия не была приучена взламывать плотные построения пехоты, поэтому рефлекторно отшатнулась от пик легионеров и устремилась в проходы. Туда, где попала под перекрестный обстрел из арбалетов и развернутых во фланг легких пушек.

Бах! Бах! Бах!

Вновь отработали «Саламандры».

А первые отряды исламской конницы встретились лицом к лицу с жидким строем венецианских пикинеров. Тех было немного, всего три линии. Первая уперла свои пики в землю. Вторая и третья – взяли их наизготовку для нанесения сильных, амплитудных ударов.

Удар. Треск ломающихся пик. Крики и стоны людские и лошадиные.

И свалка.

Один из конных отрядов попытался атаковать с фланга, стараясь зайти между венецианской фалангой и берегом моря. Но его встретили госпитальеры. Их было чуть за сотню, но у всех превосходный боевой дух, выучка и большие щиты в сочетании с короткими, но крепкими копьями. Плечом к плечу они встретили легкую кавалерию берберов. И остановили ее. Немного хуже показали себя феодалы-добровольцы. Но тоже устояли перед натиском легкой туркменской конницы. Правда, понесли большие потери. Неорганизованность сказывалась.

Тем временем когорты вели фактически круговую оборону, осыпая окрестных врагов тяжелыми арбалетными болтами и картечью, прокашивающей в легкой кавалерии натурально аллеи.

Бах! Бах! Бах!

Отработали «Саламандры».

Ура!

Закричали легионеры-алебардисты, пройдя сквозь строй пикинеров и атакуя исламскую кавалерию. Венецианская фланга же напротив – уже дрожала под натиском большого количества всадников. Требовалось как можно скорее облегчить ее положение. Что и сделали вступившие в бой гренадеры, подошедшие к венецианским пикинерам развернутым строем с ходу начав закидывать гранатами наседающих всадников ислама.

Бух! Бух! Бух!

Начали взрываться примитивные ручные гранаты.

Бах! Бах! Бах!

Вновь угостили врагов картечью «Саламандры».

И армия мамлюков дрогнула, бросившись буквально врассыпную, стараясь как можно скорее выйти из-под обстрела. Началась давка. Особенно в тех местах, где уже пало много воинов.

Первыми с облегчением вздохнули госпитальеры и феодалы-добровольцы. Им было тяжелее всего. Потом кавалерия отпрянула от венецианских пикинеров. Ее подгоняли непрекращающиеся взрывы ручных гранат, доводящие лошадей до безумия. И лишь спустя долгие десять минут враг отошел окончательно, пробившись через завалы трупов возле легионеров.

Баркук же молча смотрел на весь этот бой с каким-то отрешенным подавленным видом. В его голове прокручивались раз за разом слова этого гяура о том, что он пришел отправить их в ад. Если так пойдет дальше, мало кто решится атаковать этих неверных.

Войска, спешно вышедшие из боя, не убегали далеко по причине отсутствия у армии вторжения кавалерии. Лошадей просто не успели выгрузить, так бы в руках Дмитрия было полторы сотни феодального ополчения…

– Смотрите! – раздался истеричный возглас, отвлекший атабека от созерцания поля боя.

И он посмотрел…

Под мерный барабанный бой пехотный полк московского легиона выступал перед своими позициями и строился. Манипулы вытягивались в шеренги толщиной в четыре ряда. Да не в общую линию, а фрагментарно, с зазором шагов пятьдесят.

Бах! Бах! Бах!

Ударили «Саламандры», только теперь не картечью, а ядрами, настигшими отступающую кавалерию даже на, казалось бы, безопасном удалении. Урона от чугунных ядер было немного. Но устрашающее воздействие на полностью деморализованное войско они оказали серьезное.

Бах! Бах! Бах!

Вновь выстрелили «Саламандры», а пехота легиона двинулась вперед. Впереди арбалетчики, за ними пикинеры с алебардистами. Тыл же им подпирали отряды гренадеров, которым уже успели выдать новые гранаты взамен пущенных в дело.

Венецианцы, госпитальеры и феодалы-добровольцы, повинуясь приказу Императора, тоже прошли вперед, прикрывая позиции артиллерии. Мало ли мусульмане атакуют? Но все это атабеку было уже не важно. Он как зачарованный следил за ровным строем стальной пехоты.

– Они пришли отправить нас в ад… – тихо произнес он и, повернув поводья, громко крикнул: – Отступаем! Все отступаем!

Впрочем, этот приказ был излишним. Его армия бежала. Новой встречи с легионерами они не хотели.

Глава 6

2 июля 1379 года, Триполи

Наголову разгромив силы мамлюков, Дмитрий принялся за то, к чему, собственно, и готовился – осаде Триполи. Для чего занялся спешной выгрузкой тяжелых орудий – «Василисков». Они должны были по задумке взломать стену в наиболее удобном месте. Вот их на триста метров и подкатили к городской стене. К счастью, ничего действенного для контрбатарейной борьбы за стеной не оказалось, о чем Император подумал только задним умом. Он просто почесал затылок, внезапно вспоминая, на кой бес копали траншеи, медленно подводили орудия к крепостным стенам многие дни. А тут бац – и дуриком поставил. Хотя мог потерять их все. Но обошлось – триста метров оказались солидной дистанцией для имевшихся в крепости средств. Если, конечно, они были и располагались на этом участке укреплений. Кто его знает? Может, те же легкие требушеты они поставили со стороны моря, дабы обстреливать корабли? Не суть, потому что Дмитрий о том задумался, когда уже разместил и «Василиски», и «Кракены», и «Единороги» на одной позиции. А рядом, для их защиты, поставил когорты с тремя «Саламандрами» на случай вылазки.

А потом началась бомбардировка.

«Василиски» били чугунными ядрами в участок стены, стремясь его обвалить, «Кракены» накидывали за стену простые гранаты, а «Единороги» – картечные. Мерно, не спеша. С перерывами на прием пищи, отдых и сон. Да и орудия сильно насиловать не хотелось.

Что там делали гранаты за крепостной стеной – Бог весть. Наблюдатель на воздушном шаре говорил, что разрушения построек, находящихся поблизости от стены, значительны. Но осаждающая армия видела только дымы. А вот ядра проявляли себя более наглядно для простых людей – обвалили кусок стены за куском. Известняковые блоки, рассчитанные на противостояние требушетам, просто не выдерживали тяжелых чугунных ядер, летящих с изрядной скоростью.

Дмитрий же не спешил, упражняя своих артиллеристов в стрельбе. Особенно расчеты «Кракенов» и «Единорогов», которые, по сути, практиковались в стрельбе с закрытых позиций.

Но вечно такое издевательство продолжаться не могло. Утром третьего дня из города пришла делегация переговорщиков…

– Мы готовы сдать город, – вкрадчиво произнес глава делегации.

– И все? – удивился Император. – Нам этого мало.

– Чего же вы хотите?

– Этот человек, – кивнул он на Энрико, – граф Триполи и мой шурин. Он ваш новый господин. Но он не сможет принять у вас клятву верности, пока вы мусульмане. Я хочу, чтобы в городе все мечети были освящены как христианские церкви, а все мусульмане приняли христианство.

– Но…

– Всех, кто откажется, я убью, – произнес и предельно мило улыбнулся Дмитрий. – Это земли христиан. И вы либо станете ими, либо уйдете. Мое человеколюбие не позволит выгнать вас голышом в пустыню. Поэтому я проявлю милосердие. Быстрая смерть ведь лучше, чем долгая и мучительная гибель в пустыне.

– Мы… – начал было говорить глава делегации и на несколько секунд осекся. – Мы должны подумать.

– Я что, разве против такого подхода? Думайте, конечно. Думать вообще полезно. А пока вы обсуждаете мое предложение, я продолжу обстрел города. Полагаю, он должен облегчить мыслительный процесс. Если завтра на рассвете я не узнаю о положительном решении, то мои легионеры начнут штурм – проходы уже сделаны вполне приличные. Захватив город, я поставлю каждого жителя перед выбором: или креститься, или умереть.

– Креститься? По какому именно обряду? – лукаво поинтересовался спутник главы делегации. – Вы хотите окрестить нас по западному обряду или восточному?

– По восточному обряду. Этот поход благословил Патриарх Константинополя. Ему и паству новую получать. Папа Римский же сейчас это сделать не в силах. А все из-за того, что за его место борются два законно избранных претендента, которые никак не решат, кто из них настоящий, – произнес Дмитрий и оглянулся на обступающих его вождей войск союзников. – Надеюсь, никто из моих соратников не против обращения местных жителей в христиан?

– Нет. Нет. Нет, – практически хором ответили они.

Да и что они могли ответить после столь показательной битвы? Даже госпитальеры прониклись силой легионеров, которые, по их разумению, вполне справились бы и сами. А уж после того, как Дмитрий продемонстрировал могущественные стенобитные орудия, играючи взломавшие стены Триполи, то и подавно. Конечно, злые языки шептали, что ради всего этого могущества Император продал душу Дьяволу. Но их слова плохо доходили до людей. У них просто в голове не укладывалось, как можно продать душу Дьяволу ради могущества, а потом отправиться в Святую землю, отбивать святыни. Да еще и эта смута, поразившая Святой престол, раздражала безмерно весь католический мир. Восток же наконец-то, после многих столетий разброда и шатания, оказался на удивление монолитным. И прежде всего из-за вот этого человека, что сейчас ставит условия жителям Триполи.

– Вот видите, – улыбнулся Дмитрий, обращаясь вновь к переговорщикам. – В этом вопросе мы единодушны. Так что ступайте и готовьтесь к крещению. Так или иначе этот город станет христианским в ближайшие несколько дней. Даже если мне придется вас всех убить, завозя сюда новых жителей.

Конечно, условия, поставленные Императором, были наглы и суровы. Но он ничем не рисковал. Военный успех достигнут? Безусловно. Он разгромил многократно превосходящие силы мамлюков. Осада проходит благоприятно? А то! В стене пробита дыра, и его легионеры могут в любой момент войти туда, начав захват города, в котором практически нет сил для защиты. Вот он и сходил с ума, требуя в общем-то невозможного. Капризничал. Само собой, до абсурда доводить этот вопрос Дмитрий не стал, оставив незаблокированными многие ворота. Так что самые непримиримые и глубоко верующие мусульмане смогли бежать. Возможно, это и сказалось на итоге…

Ранним утром 7 июля 1379 года жители Триполи неровными толпами вышли на обширный пляж возле города. А священники, суетясь и нервничая, готовились к массовому крещению в море. Какие-то возражения на тему того, что, дескать, море слишком велико и такие дела лучше проводить в реке, Дмитрий отмел как несущественные. И даже заявил:

– Если ваша вера так слаба для освещения моря, то я охотно уступлю новых верующих католикам.

Это ошпарило православных священников, словно удар плетки. И, засунув свои возражения в непечатные места, они со всем рвением занялись подготовкой крещения. Священники попели молитвы. Потом все жители зашли в воду. Макнулись с головой. Вышли. И получили в подарок от Императора по медному нательному крестику на веревочке. Благо, что для возможной миссионерской деятельности он этого добра прихватил несколько больших сундуков.

Тут надо отметить, что митрополит Московский и всея Руси под давлением Дмитрия проводил на землях Империи очень агрессивную политику обращения. Да ко всем соседям миссионеров постоянно слал. Вот Императору и пришлось налаживать массовое производство таких вот дежурных медных крестиков. Поэтому недостатка в них он не испытывал.

Важно отметить – религия в те годы использовалась для маркировки «свой – чужой», разделяя планету натурально на миры. Христианский мир, мусульманский мир и так далее. Православие и католичество не так сильно противопоставлялось, но и оно в какой-то мере определяло изолированность от западного мира земель восточного обряда.

Надо отметить, что Дмитрий до последнего верил в то, что Триполи не согласятся с его условиями. Ждал массового бегства, которому бы не стал мешать. И боев на баррикадах с непримиримыми смертниками, пожелавшими защищать город. А эти люди взяли и не оправдали надежды Императора. Как они могли? Что так повлияло на их решение? Сокрушительное поражение, нанесенное многократно превосходящим силам мамлюков прямо под стенами города? Или, может, чудовищные орудия, проломившие без особых усилий городские укрепления? Кто его знает? Но они согласились. И теперь священникам предстояло не только кратковременно освятить Средиземное море, но и заняться мечетями города. Ведь их предстояло превратить в храмы. Парочку мечетей, кстати, Дмитрий по доброте душевной пожертвовал католикам. Не в пустыне же им службу справлять.

Оставалось теперь понять, что делать дальше.

Энрико ходил вне себя от счастья, став не только полноценным графом, но и при крупном, полном людьми городе, хотя имел все шансы получить безжизненный призрак. Даже рыцари-госпитальеры воспрянули духом, увидев в этой победе перелом тяжелой и, казалось бы, бесперспективной борьбы. Радовались даже феодалы-добровольцы, принесшие оммаж Энрико и ставшие его рыцарями. Перед ними открывались реальные перспективы обзавестись не только землей, но и, возможно, возвыситься.

– Ты последние дни так задумчив и хмур, – поинтересовался у Дмитрия граф Триполи. – Что-то случилось? Наоборот же нужно радоваться. Такой успех!

– Я не сомневался в нем, – хмуро бросил Дмитрий. – Меня гложет совсем другой вопрос.

– Какой же?

– Ты прекрасно знаешь, что эту авантюру я задумал как акт устрашения. Не только Генуи, но и всех наших врагов. Дескать, флот Венеции и армия России вместе способны казалось бы на невозможные вещи. И мы это сделали. Я хотел завоевать этот город и уйти, оставив его на волю Провидения. Не поверишь, но даже крестить жителей я пытался по дурости, будучи уверенным в том, что они откажутся. Удивительно, но мне все удалось. Теперь можно грузиться на корабли и уплывать обратно. Но я не могу.

– Почему?

– Меня гложет чувство вины. Я… Мне кажется, что я иногда заигрываюсь, упиваясь могуществом. Вот скажи, зачем я потащил их всех креститься? Что на меня нашло?

– А что ты сделал не так? – Удивленно повел бровью Энрико. – Брось. Не мучай себя дурными вопросами. Всевышний дал тебе победу и подтолкнул на наглый, но очень нужный шаг. Ты освободил от язычества целый город!

– Может быть… – покачал головой Дмитрий. – Что же делать теперь?

– Как что? Пошли на Антиохию! Освободим этот древнейший центр христианства. И также загоним креститься все население. Мне идея понравилась. Куда лучше, чем резать, как в былые времена.

– А тебя не смущает, что они стали схизматиками?

– Смотря на тебя, – усмехнулся Энрико, – я и сам в восточный обряд перейду. И не только я. Тебя, конечно, заносит время от времени. Но Бог однозначно на твоей стороне.

– Хм. Допустим. А кто станет удерживать Триполи?

– Я уже послал в Венецию корабли. Поверь – месяца не пройдет, как сюда начнут прибывать наемники и добровольцы. Те неполные две сотни безземельных рыцарей покажутся каплей в море. В Италии хватает «компаний удачи», которые захотят поучаствовать. Им ведь теперь не на пустынный берег высаживаться придется. Если же ты еще и Антиохию захватишь, то… – махнул рукой Энрико.

– Раз уж сходить с ума, – усмехнулся Дмитрий после долгой паузы. – То всеобъемлюще. Масштабно.

– Что ты имеешь в виду?

– Гроб Господен, друг мой. Иерусалим.

– Ты серьезно? – ахнул Энрико.

– Да. Пошли. Нам пора переговорить с госпитальерами. Да и вообще – нужно посмотреть, какие силы получится привлечь для этого, безусловно, богоугодного дела.

Глава 7

27 сентября 1379 года, Иерусалим

Разгром армии атабека и крещение Триполи радикально усложнили и без того непростую ситуацию в Мамлюкском султанате. Ослабевшая было династия султанов вновь обрела новое дыхание. Ведь оппозиционно настроенная партия черкесских мамлюков в основной своей массе пала под Триполи. Именно они возглавляли атаку на позицию христиан, попав в самое пекло. Немногие из них вырвались обратно.

Император же решительно развивал свое наступление сразу по двум фронтам.

Первым и наиглавнейшим из них был фронт богословский. Нисколько не стесняясь и не мучаясь вопросами своих полномочий, Дмитрий после крещения жителей Триполи заявил, что отныне любой, кто примет христианство по восточному обряду, очищается духовно от скверны старой жизни. То есть все его долги списывают, а если он был рабом, то освобождается.

Удар ниже пояса.

Конечно, Дмитрий не имел права такое заявлять. Но кто решится оспорить его слова? Выходило что-то в духе вот такой ситуации:

– Что может подтвердить ваши слова?

– Гаубицы.

Возможно, он был не прав. Но и пусть. Ему все эти формальности и ритуалы были в целом до малины. Ибо Император прекрасно осознавал их никчемность. Что в лоб, что по лбу. Плевать. Главное, у кого ружье.

Другим фронтом стало продолжение военной операции. Закрепившись в Триполи и оставив там союзников, Дмитрий выступил на Дамаск. Благо, что его легионеры уже получили все свое походное снаряжение с кораблей. Фургоны, походные кухни и прочее.

Два дня форсированного марша до Баальбека. Осада. Крещение. Отдых. Снова два дня форсированного марша, но уже до Дамаска, откуда заблаговременно эвакуировались все, кто не готов был принимать Христа. С тем имуществом, которое удалось вывезти. И вот 20 июля 1379 года жители Дамаска в основном охотно принимали Христа. Стены древнего города не выдержали чугунных ядер и волнений бедноты.

Новость о том, на каких условиях идет принятие христианства, распространялась по Ближнему Леванту стремительно. Достигала предела земель и уходила дальше – в Египет, Междуречье и Малую Азию. Вкупе с бессилием мамлюков перед тяжелой пехотой и артиллерией подобный аргумент стремительно укреплял позиции крестоносцев. Закабаленная беднота и рабы охотно бы освободились, если могли. Потому ждали подхода армии Дмитрия как спасения и избавления. И если в Дамаске Императору еще пришлось немного пострелять, то тот же Бейрут открыл ему ворота без боя. Равно как и прочие города южного побережья Ближнего Леванта. В Яффе так и вообще – встречали чуть ли не овациями. Стихийные восстания черни то и дело вспыхивали по всему Ближнему Востоку, всемерно осложняя сбор мусульманами войск.

Но вот настал черед Иерусалима.

Однако древний город не открыл ворот. И даже более того – не вышел на переговоры. Как оказалось, халиф аль Мутавакиль смог собрать довольно внушительную армию по меркам Аравии и посадить ее в городе. За стены. Давать сражение в поле против тяжелой латной пехоты он не решился, зная о печальной судьбе мамлюков. Тем более что его войск было меньше, чем у Баркука.

– Крепкий орешек, – задумчиво произнес Дмитрий, рассматривая укрепления города в подзорную трубу.

– Говорят, что у мамлюков в Египте тоже все утряслось, – задумчиво произнес Джон Хоквуд, один из самых знаменитых кондотьеров Италии XIV века, командир не менее известной «Белой роты». Родичи Энрико и его смогли вытащить, обещая титул графа Аскалона после взятия Иерусалима. Джон всю свою жизнь шел к тому, чтобы обрести через войну благородство. Но смог снискать только положение рыцаря, чего ему казалось мало. Очень мало. А тут такой подарок… Ладно, что граф, так еще и такого райского местечка, как Аскалон. Он не смог отказаться.

– Опасаешься удара в спину?

– Разумеется. Воины халифа надежно держат город. А мы вдали от кораблей довольно уязвимы. Мамлюкам достаточно пресечь снабжение нас провиантом.

– А ты что думаешь? – поинтересовался Дмитрий у Петра II Лузиньяна, который тоже был здесь, под Иерусалимом со своим отрядом в семьсот человек пехоты и восемьдесят всадников. Он выгреб все, до чего был в состоянии дотянуться. Ведь еще год назад он и помыслить не мог, что окажется с армией под стенами Иерусалима.

– Мы в непростой ситуации, – согласился Петр с Джоном. – Если мамлюки решат нас атаковать, то волей-неволей нам придется выйти им навстречу, подставляя спину армии, сидящей в Иерусалиме. А еще ходят слухи, что откуда-то с юга Аравии движутся воины на помощь мамлюкам. Османы, опять же, зашевелились.

– Хорошо, значит, нам нельзя медлить, – произнес Дмитрий и распорядился развертывать «Василиски» с «Кракенами». А прежде «Единороги», дабы под прикрытием картечных гранат ставить тяжелые орудия.

Джон и Петр пожали плечами, но не стали перечить. В конце концов, это не они разбили впятеро превосходящие силы мамлюков в полевом сражении. Авторитет Дмитрия для них пока что был непререкаем. Риск, конечно, оставался. Но никаких конкретных сведений о продвижении армии неприятеля не поступало. И поступок Императора они в принципе даже одобрили. Нечего тянуть. Если удастся взять Иерусалим до подхода мамлюков или исламской армии из южной Аравии, то тыл армии будет защищен от внезапного удара. Что немало.

Можно было бы, конечно, отступить к Яффе, сняв осаду с Иерусалима. Но это означало для Дмитрия потерю славы непобедимого воина. Этакого Гая Юлия Цезаря в глазах современников. Одно поражение или отступление могло испортить всю репутацию. Он не был готов к этому, да и его легионеры тоже. Они верили в своего Императора и доверяли ему всемерно. Кто добровольно пожертвует таким?

Однако, понимая, что над крестоносцами сгущаются тучи, легионеры с большим усердием продолжили привычно строить укрепленный лагерь в духе старой римской традиции. На новый лад, разумеется, хотя говорить о том Дмитрий никому не собирался. И надо отметить, что постройка укрепленного лагеря оказалась очень своевременная. Потому что ближе к обеду третьего дня, когда осадная артиллерия уже замолчала, к Иерусалиму вышли две армии мусульман.

Первую возглавлял атабек мамлюков Баркук, усидевший на своем посту, несмотря ни на что. Он привел с собой тысячу мамлюков, собранных практически со всего султаната, и свыше семнадцати тысяч прочего ополчения. Кого там только не было. Даже тысячу всадников на верблюдах от берберов ему удалось выцыганить для защиты веры. Поступки Дмитрия уж слишком сильным резонансом ударили по исламскому миру. Как в набат.

Вторую вел за собой полководец Измаила – султана Йемена. Там было всего пять тысяч легкой кавалерии, но ее боевой дух был выше всяких похвал.

Третья армия сидела в Иерусалиме. Она хоть и пострадала во время обстрела города из пушек, но все еще насчитывала более семи тысяч человек. Совокупно выходило, что неполным пяти тысячам крестоносцев противостояло порядка тридцати тысяч мусульман, вооруженных и сильно озлобленных на Императора. Тут, конечно, нужно отметить, что у Дмитрия даже служба тыла была в полном стальном латинском доспехе и при оружии. Но ее боевые возможности были низкие. Сильно выше, конечно, чем у этого ополчения, но до строевых легионеров они явно не дотягивали.

Ситуацию осложняло еще и то, что за день до подхода армии неприятеля пришел гонец, который сообщил об осложнениях у графа Триполи и поддерживающих его госпитальеров. Османы вторглись в северные пределы графства, и ему приходится вести с ними борьбу. А сил у него там было немного…

Наблюдая за тем, как от конных масс египетской и йеменской армии отделились пышно одетые группы, направившись навстречу, Дмитрий приказал:

– Зарядить «Василиски», «Кракены» и «Единороги» картечными гранатами. Навести на пролом в стене. Он широкий. Удобный. Прекрасно подходит для быстрого выхода войск. Как только враг попытается там прорваться, давайте общий залп. Потом бейте всем, что потребуется на пределе скорострельности. Ясно?

– Да, – кивнул командир сводного осадного парка.

– Поставить за гренадерами ящики с гранатами. Сразу за их порядками, чтобы пополнять подсумки было удобно и быстро.

– Есть, – кивнул интендант лагеря.

– Джон, Петр, вашей кавалерии нужно встать в центре. Прибережем ее для решающего удара. А вот пехоту готовьте к бою. Они станут за легионерами и поддержат там, где будет горячо. Надеюсь, вы не против такого решения?

– Отнюдь, – произнес Хоквуд, а король Кипра и Иерусалима молча кивнул, соглашаясь с этими словами.

– Ну и ладно. Ну как там? Договорились уже? – спросил он сам у себя и, взойдя на бруствер большого редута, окружавшего весь лагерь, прильнул к подзорной трубе. Мог бы, конечно, запросить и с воздушного шара диспозицию. Тот висел аккуратно посреди лагеря, обозревая все вокруг на многие километры. Но хотелось самому посмотреть.

Укрепления лагеря были сделаны таким образом, чтобы кавалерия, даже легкая, их преодолеть уже не могла. А вот пехота, даже без специальных средств, смогла штурмовать. Хоть и с трудом. И руководители исламских армий тоже обратили внимание на этот нюанс, потому как кавалеристы стали спешиваться. Баркук разделил свою армию на две равные части, которые должны были атаковать с двух флангов укрепленный лагерь. Полководец султана Йемена собирался ударить по третьему флангу. Оставшийся четвертый фланг, по всей видимости, отводился армии халифа, сидящей в Иерусалиме.

С крестоносцами, кстати, никто даже не пытался вести переговоры. Их хотели просто уничтожить, вырезав всех до последнего. А потом бросить гнить под палящим солнцем Палестины. Как выяснилось потом. Впрочем, догадаться о таком настрое в свете поступков Императора было несложно.

Видя, что скоро последует атака, Дмитрий подошел к бледному епископу, сопровождавшему его в походе.

– Вынести крест, – скомандовал он ему, и тот, мелко кивнув, поспешил в шатер, где хранился большой символ похода, изготовленный еще в Москве осенью 1378 года.

Крест вынесли и водрузили на землю, удерживая служками. А Император подошел к нему шагов на десять, присел на одно колено и максимально громко стал молиться. Очень нестандартно, надо сказать.

– Господь мой! К тебе обращаюсь я, потомок одноглазого мудреца, вставшего под твою длань и принявшего твое величие. Услышь меня. Как и пристало воину, я не прошу тебя о помощи, но уповаю, что ты обратишь свой взор на ту ратную молитву, которую не словом, но делом я и мои воины вознесем во славу твою и величие. Аминь!

Дмитрий перекрестился. Поднялся с колена и обернулся.

Воины, окружавшие его, смотрели на него изумленно. Их поразила не только сама молитва, совершенно выбивавшаяся из традиции, но и признание Императора в том, что он потомок одноглазого мудреца. О том давно ходили слухи, но Дмитрий их старательно игнорировал.

– Ну что?! – громко спросил он окружающих воинов. – Удивим Всевышнего крепостью своей молитвы?!

– Да. Да. Да, – несколько не уверенно отозвались воины.

– Разгромим врагов во славу его?!

– Да! Да! Да! – вновь отозвались воины, только куда энергичнее.

– К бою! По местам! – вновь крикнул Дмитрий, заметив, что враги пришли в движение.

Пехота мусульман атаковала лавами, не знающими строя, сразу с трех фронтов. Войска халифа задерживались.

Бабах! Бах! Бабах!

Заговорили орудия, возвещая выход войск из пролома в стене.

Бух! Бух! Бух!

Повзрывались картечные гранаты в воздухе, осыпая плотную массу пехотинцев смертоносными шариками.

Бах! Бах! Бах!

По второму кругу отстрелялись восемь «Единорогов» своими слабенькими, по сравнению с «Кракенами», но все же очень опасными «подарками».

Эта артподготовка по скученной толпе людей, практически ничем не защищенных, привела к сокрушительному результату. Атака войск халифа захлебнулась, так толком и не начавшись. Оплеуха получилась настолько сильной, что у бедняги едва хребет не сломался. Сколько там погибло меньше чем за минуту? Несколько сотен точно. И если «Кракены» с «Василисками» не могли быстро перезарядиться, то «Единороги» не унимались. Каждые десять секунд они выплевывали по восемь картечных гранат. Слабеньких, но часто. Поэтому небо над атакующими войсками халифа буквально разверзлось кромешным адом.

Бах! Бах!

Отработали «Кракены», заряжаемые намного быстрее, чем «Василиски». Только вот одна беда – артиллеристы перепутали в спешке и вместо картечных гранат зарядили обычные. Они смачно шлепнулись прямо посреди живой массы паникующих людей и спустя несколько секунд взорвались, разбрасывая пыль, мусор и фрагменты тел по округе.

Бах! Бах! Бах! Бах!

Наперебой, слово пытаясь перебить друг друга, ударили «Саламандры» дальней картечью.

Виии!

Виии!

Виии!

Засвистели центурионы, и арбалетчики дали свои первые залпы, накидывая по толпе болты не прицеливаясь.

А потом свистки центурионов едва не заглушили новые выстрелы «Саламандр», унитарно-картузное заряжание, когда в один картуз увязывается и заряд пороха, и пыж, и снаряд, давали просто потрясающую скорострельность.

Но пехота врага уже совсем близка.

Удар!

И множественный гулкий удар по периметру редута. Это пикинеры, взявшие вместо пик большие щиты, приняли массу противника на них. За их спинами резко и жестко работали алебардисты своими смертоносными «железками».

Бум! Бум! Бум!

Последовала огромная серия взрывов, буквально слившаяся в единый рокот. Это гренадеры отправили первую порцию своих гранат на головы нападающих.

Бум! Бум! Бум!

Вновь сработали многочисленные ручные гранаты в боевых порядках мусульман. Гренадеры кидали каждые три-четыре секунды по новому «подарку» не особо целясь – на кого Бог пошлет.

Как несложно догадаться, натиск на легионеров со щитами и прикрывающих их алебардистов при такой поддержке гренадерами был весьма вялый. А тут еще и арбалетчики помогали и «Саламандры». Эти легкие орудия так и вообще перешли на ядра, вместо картечи. Толпа была столь густой, что от ядра было больше толку, чем от картечи, застревающей практически сразу. А так – стрельнул – сделал коридор. Удобно. И эффектно. Ядро пробивало эту просеку, смачно обдавая всех соседей кровью и внутренностями павших, что их сильно деморализовало.

Армия халифа прекратила свой натиск первой, оставив на участке обрушенной стены целое поле трупов. Вернется ли она в бой? Бог весть. Но явно не скоро. Деморализация там был полнейшая.

С остальными приходилось пока бодаться.

Ни кавалерию, ни оперативные резервы пехоты Хоквуда и Лузинья Дмитрий пока в бой не вводил. Со стороны Иерусалима, где стояли пушки, прикрытие было самым слабым. Но туда никто и не лез. Многие видели, что стало с воинами халифа, вот и не хотели соваться под жерла страшных орудий. Кто его знает, чем это закончится?

Жух!

Улетела маленькая дубовая бочка с задорно горящим фитилем. Это минеры сделали из подручных средств примитивную метательную машину – порок. И теперь, скопом дергая за веревки, закидывали в толпу врагов свои мины. А взрывы от таких мин были похлеще, чем от гранат «Кракенов».

Раз – и участок в несколько квадратных метров освобожден от врагов. Плюс немало контуженных и оглушенных.

Бах! Бах! Бах!

Вновь ударили «Саламандры», пробивая новые аллеи в рядах вражеского воинства.

Виии!

Виии!

Виии!

Вновь засвистели в свои свистки центурионы, заставляя арбалетчиков дать организованный залп.

Жух!

Улетела новая мина, взрыв которой стал последней каплей. Воинство ислама дрогнуло и побежало.

Дмитрий вообще был крайне удивлен тем, что они так долго держались. И никогда бы не поверил, что люди, не привычные к взрывам, так себя показали. Он даже зауважал их безумный боевой дух. Впрочем, бегство было не общим. Еще минуту-полторы держался фланг воинов Йемена, но и там очередной массированный вброс гранат гренадерами окончательно сломил волю к сопротивлению.

– Джон, – крикнул он Хоквуду, который все это время был подле него. – Бери всю кавалерию и атакуй вот этих, – указал он на бегущих йеменцев. – Пленные мне не нужны. Просто руби столько, сколько получится. Чем больше они потерь понесут сейчас, тем меньше проблем будет потом. Понял?

– Да, – кивнул командир «Белой роты» и бегом направился к своему коню.

– Петр, ты остаешься защищать наш лагерь. Эти из города могут вновь атаковать. Думаю, пехотинцев «Белой роты» и твоих будет достаточно.

– А ты?

– А я атакую! – задорно бросил ему Император и приказал выводить пехотинцев легиона за редут. Нужно было как можно скорее ударить по армии мамлюков и захватить их обоз. Сколько их убили на подступах к редуту? Несколько тысяч. Армия в беспорядке отошла, но не разгромлена. Если же лишить их обоза, то с армией будет покончено. Ни одна армия не в состоянии питаться святым духом и молитвой. А продовольствие находится в этом обозе.

Не прошло и пяти минут, как стальная пехота легионеров выстроилась перед редутом и под барабанную дробь пошла вперед. Заодно прихватив гренадеров. Все-таки войско мамлюков было все еще довольно многочисленно…

Казалось бы, победа. Однако, когда кавалерия, возглавляемая Хоквудом, скрылась из вида, а Дмитрий с легионерами отошел на три километра, халиф приказал атаковать лагерь. Для чего из Иерусалима, находящегося на грани бунта черни, были выведены все имеющиеся войска. Бунт и потом подавить можно, если удастся разгромить стан гяуров и захватить их страшную артиллерию.

От звука сигнальной трубы Император вздрогнул и удивленно обернулся. Остановил легионеров и, спешно достав подзорную трубу, всмотрелся в диспозицию.

Из двух ворот Иерусалима выходила пехота противника примерно равными группами. Совокупно тысяч семь с гаком. Ничего серьезного с военной точки зрения они не представляли. Судя по снаряжению – кочевое ополчение в тряпье вместо доспехов при саблях и легких копьях.

Но кто им мог противостоять в лагере?

Полторы тысячи пехотинцев «Белой роты» и семь сотен, приведенных королем Кипра. Двадцать две сотни в принципе неплохо, если бы они не были фактически вооруженными слугами. Да, в кольчугах, да, с клинками, но их выучка и боевой дух стремились к нулю. Грабить пейзан им было под силу, но не воевать. Да, нападающие мусульмане тоже не были воинами, являясь кочевым ополчением в основном. Но их крайне высокий боевой дух и численное превосходство превращало пехоту «Белой роты» и Кипра в смазку для мечей. От осознания этого факта Дмитрий скривился и громко выругался.

Выходило, что в лагере из настоящих воинов оставалось только восемь десятков во главе с Петром – его родичи, их рыцари да оруженосцы. Но их явно мало.

Кто еще?

Полторы тысячи вспомогательных и тыловых подразделений – артиллеристы, саперы, минеры и прочие. Не воины, в отличие от легионеров. Но у каждого из них за спиной очень неплохая физическая подготовка, и статичный строй они держать умели. Да и на стальные латинские доспехи Дмитрий не поскупился, дабы упаковать в них даже поварят при походных кухнях. Мало ли? Вот и пригодилось. Зарезать их как баранов явно не получится, если комендант лагеря не подведет.

Приказав второй и третьей когорте продолжить наступать на обоз армии мамлюков, Император развернул первую когорту и, позволив легионерам промочить горло из фляжек, трусцой бросился на помощь своему лагерю.

Тем временем Петр перекрестился и стал спешно готовить врученных ему людей к бою.

Тяжелые «Кракены» и «Василиски» было слишком долго разворачивать – враги старательно их обходили со сторон. Очень уж убедительно они приласкали на выходе из пролома. Повторения никто не хотел. А вот легкие «Саламандры» и «Единороги» развернуть успели и открыли огонь. Впрочем, время было утеряно – до города ведь рукой подать. Так что вышло дать только один залп картечью. Урон суровый. Но остановить толпу воинов ислама с традиционным для них, крайне высоким боевым духом это не смогло.

Залп. Дым. Рев человеческой толпы. И безумно орущая толпа врубилась с двух сторон в укрепленный лагерь. С ходу преодолели неглубокий сухой ров и стали карабкаться по брустверу.

Завязалась свалка.

Непривычная для сурового контакта пехота «Белой роты» и Кипрского королевства практически сразу поплыла. Хотя врага было не так уж и много. Поэтому комендант, немедля ни секунды, разворачивал за их спинами кольцо из тыловых и вспомогательных отрядов. Доставались из обоза большие щиты легионеров из числа запасных и прочее, прочее, прочее. Но главное – гранаты. Гренадеры, отправившиеся штурмовать лагерь мамлюков, прихватили с собой далеко не все свои «подарки». Вот расчеты «Кракенов» и «Василисков» и взялись за них, начав накидывать оные через спины защитников.

Артиллеристы «Саламандр» и «Единорогов» держались лучше всего. С одной стороны, нападающие сильно боялись орудий, поэтому сам по себе натиск на них был весьма слабый. С другой стороны, время от времени этот страх оправдывался – облачаясь во вполне материальную форму выстрелов. С третьей – артиллеристы оказались радикально лучше, чем их соседи по фронту из Италии и с Кипра. Тех смяли буквально за считаные минуты, оттеснив к позициям тыловых и вспомогательных служб, встретивших нападающих очень достойно.

И вот, когда натиск уже изрядно ослаб, а ряды врага поредели, из-за города показался отряд кавалерии. Не мамлюки, конечно, но тоже недурно снаряженные. Около трех тысяч. Солидное подкрепление, которое, немедля, хорошим аллюром подошло к позициям одного из флангов и, быстро спешиваясь, вступило в бой.

События протекали очень стремительно.

С начала выступления войск халифа из городских ворот не прошло и двадцати минут, как подкрепление вступило в бой. Расстояния-то небольшие.

Дмитрий, восседая на своем огромном Буцефале, прекрасно видел поле боя. Поэтому его легионеры, двигаясь трусцой, атаковали не с ходу, а, обогнув укрепленный лагерь, ударили во фланг подкреплению войск халифа.

Построившись на расстоянии пятидесяти метров, когорта выставила бойцов с большими щитами вперед. За ними разместились алебардисты. А с тыла арбалетчики.

– Залп, – сухо произнес Император, предварительно усадив на колено первые ряды пехоты.

И арбалетчики в две волны ударили тяжелыми болтами по нападающим. Ни кольчуги, ни халаты, ни ламеллярные пластины не могли защитить от «подарков» легиона.

– Ура!

Не столько закричали, сколько зарычали легионеры и быстрым шагом, удерживая строй, врубились в изрядно смущенный фланг противника. Все-таки двести с гаком болтов не прошли бесследно.

Латники, даже уставшие, это страшная сила. Сабля против добрых доспехов бессильна. А в той толпе, лишенной даже элементарного порядка, легким копьем замахнуться для амплитудного удара было невозможно. Тем более что первый ряд легионеров прикрывался большими щитами, прекрасно защищавшими от «нежданных сюрпризов» колюще-режущего формата.

Виии!

Раздались свистки центурионов, и легионеры, присев, открыли простор для нового залпа прямо поверх голов. От чего выдвинувшиеся было вперед воины в доспехах осыпались спелыми кровоточащими плодами на песок.

– Ура!

Вновь заревели легионеры и повторили натиск. Только голос их вышел еще более хриплым и ревущим.

Виии!

Снова отметились центурионы со своими «дуделками». И присевшие контактные бойцы пропустили поверх голов новый залп, ставший финальной точкой этого боя. Противник дрогнул и побежал.

А в Иерусалиме, словно ожидая этого момента, поднялся шум-гам и начался разгораться пожар стихийного бунта черни. В сущности их сдерживал только страх возвращения армии халифа, уже подавившей совсем недавно все выступления недовольных. Сейчас же, когда эти «жандармы» получили по шее и побежали с поля боя, уже ничто не останавливало бедняков и люмпенов от грабежей богатых усадеб.

Дмитрий же, взойдя на бруствер укрепленного лагеря, с явным недовольством созерцал разгром. Да, ничего страшного не произошло. Артиллерия цела, как и артиллеристы. Да и вообще, его тыловые службы не понесли серьезных потерь. Но от двух с гаком тысяч пехотинцев, что привели с собой Джон и Петр, осталось сотни три от силы. Сам же король Кипра и Иерусалима вместе со всем своим окружением пал, сражаясь и пытаясь до последнего сдержать натиск мусульман. Но что такое восемь десятков рыцарей с оруженосцами против тысяч?

– Но ничего… – тихо произнес Дмитрий. – Побед без потерь не бывает. Главное – Иерусалим теперь наш. И это уже никто не оспорит.

Глава 8

12 октября 1379 года, Иерусалим

Дмитрий сидел в кресле на балконе одного из роскошных дворцов Иерусалима и смотрел на закат. Это его умиротворяло и облегчало размышление.

Грандиозная победа, прогремевшая две недели назад, поставила жирную точку в этом вторжении. По крайней мере, на несколько ближайших лет.

Атабек Баркук погиб, пытаясь защитить обоз на последнем этапе сражения. Он не хуже Дмитрия понимал его роль в сохранении армии. Впрочем, если бы он и не пал, то все одно потерял бы влияние. Два настолько катастрофических поражения ему бы не простили. Он умер, и Мамлюкский султанат погрузился в тьму Гражданской войны.

Армия султана Измаила оказалась уничтожена полностью благодаря своевременному и удачному удару кавалерии Джона Хоквуда. Самые стойкие – они держались дольше всех. Но именно это и послужило причиной их гибели. Сначала катастрофические потери в битве, потом откровенная бойня при бегстве, завершившаяся попыткой разрозненных и рассеянных групп пробраться через пустыню.

Халифат пострадал в этом сражении меньше всех, но и там недосчитались свыше девяти тысяч человек. Страшный обстрел артиллерии и затяжная рукопашная схватка завершилась бунтом черни в Иерусалиме. Отряд в две тысячи человек смог отойти, и это было выдающимся успехом по сравнению с мамлюками и йеменцами. Но сил продолжать войну Багдад больше не имел. Конечно, можно было бы объявить Джихад, но после двух столь значимых побед с поистине чудовищными потерями подобные слова станут лишь сотрясанием воздуха. С тем, кого нельзя победить, нужно как-то уживаться и ждать, когда он ослабнет.

Иными словами, складывалась идеальная международная ситуация для возрождения и укрепления держав крестоносцев на Ближнем Леванте. Одна беда – Петр умер. Причем не один, а с кучей своих родственников. Он ведь собирал всех, до кого только мог дотянуться. Вот они и погибли в укрепленном лагере Дмитрия во время контратаки войск халифа. Выжила только Валентина, законная супруга Петра, да и то только потому, что вовремя догадалась спрятаться за спины не своих родичей, а тыловых служб легиона.

Король умер, да здравствует королева!

Одна беда – она была из рода врагов Венеции и, как следствие, Дмитрия. Причем ее партия укреплялась тем, что новый граф Аскалона, Джон Хоквуд, был женат на внебрачной дочери ее отца – Доннине. То есть внутри Иерусалимского королевства назревал очевидный кризис прямо в момент его возрождения. Графство Триполи, отданное венецианскому дому Дандоло, оказывалось противопоставлено остальным землям…

– Ты позволишь? – тихо спросила Валентина, войдя в зал.

– Как тебя пропустили? – не оборачиваясь, спросил Дмитрий.

– Обыскали и пропустили. Я сказала, что хочу поговорить с тобой с глазу на глаз.

– Обыскали? Впрочем, да, Илья мог. Что ты хочешь?

– Помощи.

– И чем же, сударыня, я могу тебе помочь?

– Не ерничай. Я прекрасно понимаю, что тебя беспокоит назревающий раскол Иерусалимского королевства. Поверь, меня это волнует не меньше. Ведь я – королева этих земель, и мне не хочется, чтобы они вновь оказались в руках магометан. Также мне известно, что именно из-за внутренней розни пало старое королевство.

– Это отрадно слышать, – кивнул Дмитрий, повернувшись лицом к Валентине. – И что же конкретно ты хочешь, что бы я сделал?

– Ты знаешь Левона? Родича моего покойного мужа?

– Левона? – повел бровью Дмитрий, не очень хорошо разбиравшийся в генеалогии крестоносцев.

– Да, – кивнула Валентина. – Четыре года назад его столицу – Сис взяли мамлюки. А его самого с женой и дочками пленили. Год назад Левона выкупил король Кастилии и Леона. Освободившись, король Армении просил у Святого Престола помощи в спасении своего царства, но безуспешно. Им не до него.

– Печальная история, – ровным голосом ответил Дмитрий. – К чему она?

– Его жена и дочери погибли в плену. Мамлюков он ненавидит больше всего на свете. Узнав о начале Крестового похода, он поспешил собрать своих союзников и выдвинуться на Кипр. Но не успел… да и привел всего горстку людей. Он ведь сейчас нищий. Но главное – он не Висконти. Выдай меня за него замуж. Кто-кто, а уж он точно не пожелает плясать под дудку моего отца.

– А ты?

– А я… хочу власти, – сказала она и посмотрела открытым, немигающим взглядом на Дмитрия.

– Так править будет он, а не ты.

– Я тебя умоляю! – хохотнула Валентина и откинулась на спинку кресла. – Ты не знаешь Левона. Он хороший человек, добрый, но слабый. Сдаться в плен тогда, когда должно сражаться? Ох… – Она махнула рукой. – Ты всей истории с падением Сиса не знаешь. Он не воин и не властитель, хотя одержим идеей возрождения Киликии. Направить это желание в нужное русло мне несложно. И уж точно, вся та страсть, с которой он возьмется освобождать свои старые земли, не позволит моему отцу втянуть нас в борьбу, идущую в Италии.

– А почему нет? – повел бровью Дмитрий. – Лишив титула Энрико, он сможет посадить туда кого-нибудь из своих многочисленных сыновей. Да и вообще наводнить Святую землю ими? Сколько у твоего отца сыновей? Пятеро?

– Пятеро, – кивнула Валентина, поджав губы в задумчивости. – Ты не веришь мне?

– Я согласен с тем, что Левон – хорошая кандидатура. Но ты… Да, я не верю тебе. Ты слишком опасна. Почему тебе вообще будет нужно соблюдать данное мне слово?

– Потому что ты можешь зачать мне ребенка.

– Что?! – поперхнулся Дмитрий.

– Поверь, я готова на все, чтобы сохранить корону. Если ты не веришь словам дочери своего врага, то, возможно, ты поверишь матери своего ребенка?

– На все? – повел бровью Дмитрий.

– На все, – сказала Валентина твердым, уверенным голосом.

– Хм… – задумчиво произнес Дмитрий, рассматривая эту молодую, красивую женщину совсем иначе, нежели несколько минут назад. Да, она была определенной дочерью своего отца. Энергичной, властной и решительной.

Важным моментом было то, что Император и так чрезмерно «залип» на Ближнем Востоке… или, как в это время говорили, – Ближнем Леванте. Дома его ждали более важные дела, чем устроение жизни под знойным солнцем Палестины. А бросать все, как есть, не хотелось. Пора было уходить. Но уходить так, чтобы всегда можно было вернуться и не терять плоды своих успехов.

– Вот мои условия, – произнес после долгой паузы Дмитрий. – Левон и ты принимаете восточный обряд. Венчаетесь на царство. После же я принимаю от твоего супруга оммаж, беря его в свои верные вассалы.

– Согласна, – не медля и секунды, выпалила Валентина.

– Ну и замечательно. Ступай.

Глава 9

9 января 1380 года, Москва

Поздней осенью 1379 года, переправившись на правый берег Днепра у Запорожья, Мамай отправился в очередной набег на Молдавию, Валахию и Венгрию за рабами-селянами и ремесленниками, которых так охотно выкупал его сосед из Москвы. Однако там его ждала большая неприятность. Он ведь бегал за Днепр непрерывно со времен кампании 1371 года, а потому достал там уже всех кардинально. Вот Венгрия, Польша, Литва, Молдавия, Валахия и даже Сербия выставили против него свои силы.

Разгром был полный.

Отступая передовым отрядом за реку Прут, заманили в ловушку и, обложив со всех сторон, постарались вырезать всех. Дабы этот пример отвадил всех охочих «лазить в курятник». Как сам султан вырвался из этого капкана – остается загадкой. Но он и пара десятков его приближенных смогли пробиться в султанат, оказавшись в очень непростой ситуации. Ведь, узнав о потере Половецким султаном своей армии, славившейся знатным снаряжением и вооружением среди прочих степняков, по свежей траве придут охочие до наживы соседи. Гости из той же Синей Орды и от кочевников Северного Кавказа. Вот Мамай и отправился вместе с посольством в Москву, потому как надежда у него оставалась только на нее.

– Я слышала о твоей беде, друг мой, – произнесла после обмена приветствиями Императрица. – Чем я могу помочь союзнику мужа?

– Моим воинам нужны доспехи, но мне нечем платить за них, – хмуро произнес Мамай. – От меня уже бегут люди, переходя на сторону врага. Что будет дальше, я не хочу даже представлять.

– Как что? – удивилась Анна Андреевна. – Наши границы опять окажутся оголенными.

– Истинно так.

– Но я полагаю, что тебе есть чем платить?

– В самом деле? – повел бровью Мамай.

– Тебе дали понять, что за Днепр ходить не стоит. Так ведь?

– Так.

– Ну и зачем тебе земли по правую руку от Днепра? Я уверена, что будущим летом поляки или литовцы их займут. А может, и молдавские печенеги решатся вернуться.

– Хм… – хмыкнул половецкий султан, оживившись. – Сколько ты дашь доспехов за те земли?

– Тысячу.

– Ого! – совсем уже ободрился Мамай.

– В вашей земле принято давать выкуп за невесту. Я могу предложить пятьсот доспехов за твою дочь для своего сына Константина. Но ей придется принять восточный обряд христианства.

– Я немедленно пошлю за всеми своими дочерями, – с самым серьезным видом произнес султан. – Мой будущий зять сам выберет ту, что ему придется по вкусу.

– Благородный поступок с твоей стороны, – с мягкой, благожелательной улыбкой кивнула Императрица. – Если же ты еще и признаешь за моим мужем права на земли Муромского княжества и владений Араб-шаха, то я дам тебе еще три сотни доспехов.

– Триста пятьдесят, – попытался торговаться Мамай.

– Четыреста, – с усмешкой произнесла Анна, заставив султана осечься.

Глава 10

21 мая 1381 года, Нюборг

Регент Дании и Норвегии Маргарита задумчиво проводила взглядом послов Российской Империи и едва заметно усмехнулась. Она давно ждала, чтобы этот деятельный «кадр» проявил интерес к своей «исторической Родине». А то одни только странности творил – фольклор собирал да старинные легенды. Маргарита уже тогда поняла, что неспроста все это. И чем ярче раскрывался этот странный сосед, тем громче шипело и дергалось ее предчувствие. Наконец он сделал ожидаемый шаг, посватав за сына Маргариты Олафа свою младшую дочь – Елену, и она как-то внутренне успокоилась. Регенту всегда было приятно, когда люди оправдывали ее ожидания, особенно такие. Разумеется, сватовство прошло в фирменном для Императора стиле – он предложил в качестве приданого дать в морду соседям Дании и окончательно разрешить Шлезвигский вопрос.

В том, что Дмитрий в состоянии выполнить свое обещание, Маргарита не сомневалась… О да! О последних похождениях этого потомка древних, легендарных конунгов Дании она была наслышана. Да что она – вся Европа только о них и говорила…

К себе домой Дмитрий вернулся только поздней осенью 1380 года. Слишком затянули дела в Святой земле. Казалось бы – поставь Левона под венец и езжай домой. Однако все оказалось не так просто.

Первые успехи новых крестоносцев в Триполи прозвучали густым, раскатистым набатом по всей Европе. Огромное количество тех, кто был недоволен своей судьбой и жаждал лучшей доли, отправились туда. Поэтому уже с сентября-октября 1379 года начался натуральный наплыв мелких групп наемников, бедных рыцарей и разорившихся баронов из древних, родовитых, но совершенно обнищавших семей. Они шли на запах денег, ну то есть надежды. Поэтому Льву I Царю Иерусалима, Кипра и Армении не удалось толком посидеть в своей новой столице. Новоприбывшие жаждали завоеваний, чтобы найти свое «место под солнцем». Дмитрий же, приняв оммаж от Льва, автоматически оказался наиболее титулованным и важным предводителем этой пестрой гоп-компании. Мало того, только он обладал столь непререкаемым авторитетом, что мог на корню пресекать любые феодальные распри.

Ну и куда он мог уехать в такой ситуации? Правильно. Никуда. Люди просто бы не поняли.

Города буквально посыпались в ладони крестоносцев. Аскалон, Антиохия, Халеб, Эдесса, Сис и другие. Даже Крак де Шевалье для госпитальеров захватили. После чего орден был готов буквально в десны Дмитрия целовать, увеличив тем самым нарастающий Великий раскол в католичестве.

Было утверждено пять больших сеньорий и свыше двухсот малых. Но главное – Иерусалимское царство ожило, наполнилось воинами и какой-то вдохновленной энергией. Поэтому Дмитрий уезжал с чувством выполненного долга и ощущением правильности и законченности дела.

Еще недавно исламские земли меньше чем за год оказались обращены более чем на девяносто процентов в христианство, причем восточного обряда. Мало того – некоторые особенно ушлые умудрились принять православие несколько раз, набирая в промежутках долгов. Ведь по приказу Императора новая вера очищала человека от скверны старой жизни, освобождая от долгов и рабства, да и вообще – любых зависимых состояний и старых обязательств. Даже брачные узы требовалось восстанавливать. Особенно в этом деле отличилась еврейская община – редкий ее представитель прошел через подобный цикл меньше трех раз. Да что они – даже новоприбывшие католики из Европы охотно принимали восточный обряд, чтобы избавиться от долговых обязательств и прочих якорей, сковывающих их путь к «светлому будущему». Что, в свою очередь, сформировало целый пласт рыцарей и баронов православного обряда. И конца края этой волне не было. Соседние со Святой землей регионы сдерживались от перехода в столь милостивую религию только силой оружия. Что неизменно сказывалось на стойкости защитников тех городов, куда подходили крестоносцы.

А сколько золота, серебра и драгоценных камней Дмитрий вывез с собой? Не пересказать. Он грабил старые элиты самозабвенно, без малейшего зазрения совести. И никто из крестоносцев не говорил ни слова против такого положения дел. Потому что, во-первых, он брал не все, оставляя и им чем «червячка заморить», а, во-вторых, каждый ясно понимал – без Императора и его легионеров «банкета» вообще не вышло бы. Да и свое они потом возьмут, оставаясь на земле…

Маргарита ясно и четко осознавала – этот человек, если пожелает отобрать у Священной Римской Империи Шлезвиг, сделает подобное без особых сложностей. Но нужен ли ей такой подход к делу? Ведь он уйдет, а ей жить с этими расстроенными соседями, озлобленно потирающими разбитые лица.

Так что регент Дании и Норвегии пообещала подумать.

А что еще ей оставалось сказать в такой ситуации? Тем более что время пока было.

Глава 1

2 декабря 1381 года. Прага

Император Священной Римской Империи Вацлав вышагивал по своему кабинету, нервно теребя свою одежду. События складывались не так, как он хотел. Совсем. И теперь его беспокойный тесть своими действиями поставил Императора в очень непростое положение.

Стихийно сложившаяся интрига завертелась еще в 1379 году, когда, взяв Иерусалим, Дмитрий оставил у власти молодую, красивую и амбициозную женщину – Валентину Висконти. Будучи достойной дочерью своего отца, она вцепилась во власть, как голодающий в последний сухарь. Ради нее она была готова на все, не желая оставаться в тени ни мужа, ни отца.

Первым делом Валя стала личной куртизанкой Императора. Он, конечно, не очень хотел иметь с ней постельные сношения, но через пару недель осады уступил. Тут и нехватка женского внимания сказалась, и ее молодая красота, и одобрение окружающих. Ведь он был сюзереном Льва, который ради реальной, а не титулярной короны Иерусалима, Кипра и Армении, не моргнув и глазом, отдал бы свою жену ему совсем. Не велика потеря. Поэтому никто не удивился, когда царица понесла от Императора, а ее муж не стал раздувать скандала.

И очень зря, кстати. Потому что уже спустя год после рождения сына Валентина учинила в Святой земле государственный переворот, отравив супруга и став самостийной правительницей. Наследник от всемерно уважаемого в тех краях Дмитрия у нее был. А власть эта ушлая девица укрепила за счет фаворитов, которых привечала титулами, постами и своей постелью, благо была красива и эффектна.

Все это вылилось в то, что в Малом совете при царице Иерусалима, Кипра и Армении в конце 1381 года собралось немало отпрысков благородных семей Венеции. Энрико Дандоло из графа превратился в герцога и занял почетное место десницы в Малом совете. Его двоюродный брат Витторио Морозини обзавелся графским титулом и положением мастера над монетой. Их дальний родич Марко Градениго тоже стал графом, но уже мастером над флотом. Не обошла своим вниманием Валентина и графа Аскалона Джона Хоквуда, ставшего маркизом и занявшего место мастера-командующего. Опасный маневр. Тот же Дмитрий не решился бы так высоко поднимать этого ушлого сына портного. Но Валентина нуждалась в людях, обязанных ей своим положением. Хоть как-то.

Вот так и вышло, что в конце 1381 года, после очень непродолжительной Гражданской войны, в Святой земле установилась власть Валентины I царицы Иерусалима, Кипра и Армении, державшей в своих лучших союзниках Венецию, а в сюзеренах Россию. И, как следствие, владетельные синьоры, земли которых прилегали к островной республике, не на шутку разволновались. Тут, конечно, был и сам герцог Милана – Бернабо Висконти, буквально оглушенный наглостью и строптивостью собственной дочери. Фланги ему подпирали герцоги Австрии и Штирии – братья Альбрехт и Леопольд из дома Габсбургов. А в качестве этакой вишенки на торте выступал дом Ольденбургов, владения которых в Шлезвиге Дмитрий пообещал в качестве приданого за свою дочь…

Вацлав задумчиво смотрел на вечернее небо и думал.

Что делать дальше?

Недавно отгремевшая вторая Олимпиада в Москве прошла по более насыщенной и развернутой программе, чем первая. И участников собрала куда как больше, повысив популярность его тестя среди низших слоев европейской аристократии. И дальше все станет только усугубляться. А что это значит? Правильно. Идет вполне удачное вторжение и завоевание душ.

Крещение Святой земли, так лихо проведенное Императором, так и вообще вогнало в ступор высшую аристократию католического мира и его духовенство. Раз – и готово. А по католическим и исламским землям пошла волна напряженной рефлексии из-за этой выходки. Ведь нужно было удумать – снятие всех долгов и освобождение от любой личной зависимости. Заманчивая вещь. Очень заманчивая. Но что это? Вторжение. Опять вторжение в самое сердце латинского мира. Его тесть нагло и решительно подминает под себя и своих все, до чего может дотянуться.

Теперь еще и эта ситуация с Венецией и Данией. Дания понятно. Маргарита – осторожная женщина. Она будет смотреть и не станет принимать спонтанные решения, дабы не втянуть свои земли в войну. А вот Венеция буквально бурлит, вдохновленная успехами, и не только хочет, но и может отхватить солидные куски у своих соседей. Тех самых Висконти и Габсбургов. Что повлечет за собой полный провал Священной Римской Империи в Италии и уход ее с берегов Адриатики. Престол Вацлава, и без того не очень устойчивый, от таких перспектив шатался и натужно трещал, норовя обрушиться.

– Что дальше, брат? – спросил сидевший недалеко Сигизмунд, в окружении всех князей-избирателей и большей части высшей аристократии Священной Римской Империи.

– Ты хочешь, чтобы я начал подготовку к войне против своего тестя?

– Да.

– И вы тоже этого хотите?

– Да, – хором ответили остальные.

– Вы понимаете, что мы проиграем? – поинтересовался Вацлав.

Однако вместо ответа Альбрехт и Леопольд Габсбурги молча подошли к Вацлаву, подхватив его под руки. А Сигизмунд достал меч и ловким ударом зарубил безоружного брата.

– Что делать с бабой и выродками? – холодно поинтересовался герцог Висконти.

– Убить, – мрачно играя желваками, произнес Сигизмунд. Брат, его супруга и дети – не такая уж и большая цена за корону Священной Римской Империи. – Сначала в монастырь, а потом тихо придушить.

Глава 2

12 августа 1383 года. Москва

Анна потерла виски и, отбросив очередное донесение, встала и, пройдясь под внимательным взглядом мужа, примостилась возле окна.

– Что там?

– В Кракове завершились переговоры.

– Не томи.

– Эта скотина нашел подход к Ягайло, – процедила Анна. – Он теперь Владислав и носит корону Литвы, которую ему пожаловал один из папиков с подачи Сигизмунда.

– Ядвигу на нем женили?

– А как же? Польская аристократия согласилась на этот шаг только при условии, что Владислав войдет в союз с Сигизмундом против нас. Они все еще помнят, как ты у них порезвился двенадцать лет назад.

– Священная Римская Империя, Венгрия, Польша и Литва, прихватившая себе земли Тевтонского ордена… – медленно произнес Дмитрий. – Странно вышло. Посольство прибыло сразу после завершения разгрома ордена.

– Я тоже заметила, – кивнула супруга. – Но неудивительно. Полагаю, именно этот шаг и расположил Владислава к Сигизмунду. Ведь и ослу понятно – ему скормили орден в качестве приманки.

– Что они там задумали сделать?

– Провести реформу армии и вторгнуться к нам.

– Вроде взрослые люди… – покачал головой Дмитрий.

– Поэтому они не рассчитывают разбить тебя в генеральном сражении. Отнюдь. Их задача – вынудить тебя на подписание мира с ними.

– Вот как? – повел бровью Дмитрий. – И как же они хотят этого добиться.

– Они считают, что у тебя очень хорошая армия, но маленькая. Стремясь навязать генеральное сражение, ты будешь таскать ее единым кулаком. А они хотят начать вторжение, входя на твою территорию отдельными корпусами с разных направлений. По их задумке ты просто не сможешь быть везде. Связывая же агрессивными маневрами твои войска, они постараются разорить, разграбить и порушить все, до чего дотянутся.

– Людей будут угонять?

– Нет. Они хотят устрашить тех, кто пожелает поехать к нам жить или служить. Угонять долго и опасно. Ты ведь можешь догнать и покарать. А так – наскочили, вырезали и отошли, оставив после себя только пахнущие гниющими трупами пепелища.

– Вот как? Хм. Тактика выжженной земли.

– По их задумке через пару лет ты сам запросишь мира, желая прекратить весь этот кошмар. Они очень точно подметили твое навязчивое желание увеличивать людей под своей рукой. Несложно догадаться, что их крайне мало при таких обширных землях. Вот по людям они и ударят.

– Слушай, а про Днепр и Балтику они ничего не говорили?

– Это так очевидно?

– Конечно. Я бы на их месте при таком подходе уделил бы этому вопросу особое внимание. Сначала обложил все подходы пиратами, а потом во время войны постарался бы перерезать Днепр с Невой, а если сложится, то и Волгу.

– В общем, именно это они и задумали, – задумчиво глядя на мужа, произнесла Анна.

– Что не так?

– Иногда мне кажется, что ты играешь за все стороны одновременно.

– Если бы, – тяжело вздохнул Дмитрий. – Тогда бы дочка с внуками были бы живы. А так… ну это несложно. Я просто ставлю себя на их место и стараюсь думать так, как наши враги…

Конфликт медленно, но верно нарастал.

Дмитрий спровоцировал элиты Священной Римской Империи к государственному перевороту. Невольно, потому что до конца верил – не решатся. Но он ошибся. И в результате погибли его зять и дочь с детьми. После чего Сигизмунд, стараясь не терять времени даром, стал сколачивать могущественный военный блок против Дмитрия: Священная Римская Империя, Венгрия, Польша и серьезно усилившаяся Литва, проглотившая с урчанием Тевтонский орден. А две дочери Людовика Венгерского выступили дополнительным фактором, повышающим прочность союза. Ведь сам Людовик оставлял все свое наследство старшей дочери Екатерине, которая вышла замуж за сына Дмитрия – Александра. То есть ни Мария, ни Ядвига правами на престолы Венгрии и Польши не обладали, но местная знать рассудила иначе. Из-за чего Екатерина порвала со своими сестрами, сильно обидевшись.

Надо сказать, что к 1383 году сложилась очень интересная ситуация. Мария заняла престол Венгрии вопреки завещанию родителя, равно как и Ядвига в тех же обстоятельствах взошла на престол Польши. Сигизмунд стал королем Венгрии через брак с узурпировавшей трон Марией, то есть по существу не обладал правами на престол Венгрии. А потом, через убийство брата, захватил престол Священной Римской Империи. Владислав тоже выходил узурпатором, только несколько иначе. По правилам наследования, установленным в Великом княжестве Литовском, должен был взойти на престол его старший брат. Но папа, не меняя законов, утвердил наследником другого отпрыска.

Удивительный альянс! Этакий союз узурпаторов. Для мировой истории ничего удивительного в этом не было. Другой вопрос, что старший сын Дмитрия приобрел через брак с Екатериной права и на Польшу, и на Венгрию, дополняющие наследование Российской Империи по отцу. Острый момент, который изрядно подогревал мотивацию Сигизмунда в стремительно накаляющемся конфликте.

Другим фактором, который позволял Сигизмунду с каждым днем все больше убеждаться в своей правоте и успехе, была военная реформа.

Он не стал выдумывать ничего необычного. Просто развил старую концепцию бенефициаров под новые обстоятельства. Теперь каждый владетельный синьор был обязан развернуть одну из рот установленных образов. Пикинеров ли, арбалетчиков ли или еще кого. Не важно. А учитывая, что видов рот было утверждено много и больших, и маленьких, и легких, и тяжелых – найти посильную ношу мог каждый.

И каждый год, по весне, проводился смотр, на котором назначалось кормление, то есть доля с общего Имперского налога на вооруженные силы. За малую роту полуголых новобранцев оно было одно, за полностью снаряженную роту тяжелых пикинеров – другое, а за кирасир – третье. И так далее.

Лед тронулся, как говаривал Остап Бендер.

Богемскую реформу Сигизмунда приняли у себя Габсбурги, Висконти, Ольденбурги, Веттины и прочие знатные рода Священной Римской Империи. А после заключения Краковского союза в 1383 году к ней подключились Польша, Венгрия и Литва.

За короткий срок Сигизмунд и его союзники смогли развернуть таких вот феодальных рот на более чем пятьдесят тысяч строевых. И, не останавливаясь на достигнутом результате, продолжили угрожающий рост военного могущества. Важно отметить, что Сигизмунд учел опыт Императора России, который во время войны за Великое княжение выставил большую часть пехоты в стеганках. И только потом, по мере появления возможностей, одел их всех в доспехи. Именно это и позволило меньше чем за год большинству вовлеченных феодалов Священной Римской Империи выполнить свои обязательства перед сюзеренами.

Особняком стояла артиллерия.

Оценив ее могущество и многие образцы епископских и архиепископских хозяйств, на просторах Священной Римской Империи начали опытные работы. Колокольных дел мастера учились лить бронзовые пушки. Получалось так себе – сильно тяжелее и менее надежно. Но получалось. А учитывая человеческие и финансовые возможности нового союза, это пугало все больше и больше. Грозовые тучи большой войны сгущались, полыхая молниями, накатываясь со всей обреченностью неизбежной катастрофы.

Глава 3

10 мая 1385 года, Москва

Шел десятый день третьих Олимпийских игр.

Участников приехало видимо-невидимо. Популярность игр постепенно возрастала. Даже рост международной напряженности не смог помешать желающим. Все-таки таких значимых и пышных развлечений не было больше нигде. Атлеты и их команды, торговцы и промышленники, богатые зеваки и просто шпионы. Густая каша из людей, прибывших со всех уголков Евразии от Иберии до Империи Мин.

Казалось бы – глупость. Зачем в преддверии большой и сложной войны пускать к себе домой такую массу вполне легальных шпионов? Но на то и был расчет. Даже возня вокруг ликвидации заговорщиков, убивших его дочь и внуков, прекратилась еще в 1383 году. Основная идея – придание минимума значимости делам Сигизмунда и Владислава.

– Какая война? Вздор! Вы посмотрите, какую оранжерею для зимнего сада я построил? – говаривал Император, указывая на особняк с обширным остеклением двойным стеклопакетом и водяным отоплением. И все ахали:

– Столько стекла! Столько стекла!

– Прозрачного!

По XIV веку – одно только стекло с этой оранжереи тянуло на немаленькое состояние. А Дмитрий его для «каких-то там сорняков» выделил. Большинство окружающих людей воспринимало подобные вещи как причуды безмерно богатого человека. Мало кто из них обращал внимание на то, что эта оранжерея держалась для биологического факультета Московского Имперского университета. И использовалась не столько для демонстрации богатства монарха, сколько для научно-исследовательских целей. Ведь в ней постоянно возились учащиеся и их преподаватели. Другой стороной у данной «демонстрации богатства» было то, что по оранжерее водили экскурсии за деньги, собирая немалые средства.

Под стать оранжерее были и новые Торговые ряды в западном пригороде. На вид – безумно дорого, но на деле практичный аспект преобладал, хоть и завуалированно. Фактически Дмитрий создал полноценный торгово-развлекательный центр для состоятельных людей со всей Евразии. Кое-что перепадало и беднякам, вход-то был бесплатный. Но клубившиеся вокруг Москвы стайки купцов наконец-то обрели свой храм под стать делам.

И таких «игрушек» хватало. Дмитрий старательно имитировал «головокружение от успехов», занимаясь совершенно на первый взгляд ненужными вещами в контексте надвигавшейся войны. А там было чего бояться.

Сигизмунд и его союзники быстро и слаженно проводили модернизацию своих вооруженных сил. Да, все было далеко от завершения, но, по сведениям Дмитрия, до семидесяти тысяч легкой пехоты уже имелось в их руках. Пикинеры, алебардисты, лучники, арбалетчики и прочее, прочее, прочее. К счастью, практически без доспехов. Сверх того – порядка десяти тысяч кавалерии, преимущественно легкой. По сути, коалиция центральных держав ждала только пушек, работы над которыми шли ни шатко ни валко. Лихо взявшись, епископы и архиепископы Священной Римской Империи быстро увяли, переведя дела в категорию «работа ведется». Собственно, только это и сдерживало Сигизмунда от начала вторжения в Россию.

В то же время Венеция оказалась связана в Ближнем Леванте интересами Иерусалимского царства. Ведь мамлюки наконец-то замирились промеж себя, признав власть подросшего Али II аль-Мансура. После чего резко вспомнили об обиде, что им нанесли в 1379–1380 годах, и возжелали реванша. С одной стороны, мамлюки, с другой – османы и прочие малоазиатские силы, с третьей – Тимур, который чего-то выжидал, старательно не влезая во всю эту возню. Вот и выходило, что союзники Дмитрия по уши увязли в проблемах, не имея никакой возможности открыть «второй фронт» в случае чего.

Из ключевых действующих лиц не договорились только Тимур с османами да кое-какая массовка в лице Ганзы, Генуи, Молдавии и Валахии. Дмитрий пытался расстроить эти попытки выстроить против него обширную коалицию, но умение делать бизнес и воевать в нем сочеталось с совершенной косолапостью в вопросах классической дипломатии. Особенно тогда, когда он не мог говорить с позиции силы. Поэтому все попытки хоть как-то помешать только усугубляли дело. Настолько, что лучше бы он и вовсе носа не совал – дольше бы возились.

Глава 4

5 июня 1385 года, Рим

Великий раскол католичества набирал силу, добравшись до законного избрания уже трех Пап, не признающих друг друга, взаимно отлучив от церкви. В Авиньоне сел француз Климент VII, стоящий за интересы Парижа. В Риме вольготно разместился германец Григорий XII, отстаивающий интересы Священной Римской Империи и ее союзников. В Венеции же занял временную резиденцию итальянец Бонифаций IX, оказавшийся наиболее удобной фигурой для Италии, Англии, Скандинавии и Испании. Католичество переживало самые тяжелые дни со времен своего выделения в отдельное течение христианства.

– Его Императорское Величество желает объявить Крестовый поход против этого еретика и схизматика, – торжественно произнес посол Сигизмунда, глядя прямо в глаза Григорию XII.

– Который освободил Гроб Господень от магометан и возродил Иерусалимское королевство? – повел бровью Папа, очень недовольный желанием своего фактического сюзерена. ТАК подставляться он не хотел.

– И осквернил его своей ересью!

– Разумеется, – улыбнувшись уголком рта, согласился Григорий XII. – Но прежде – освободил и позволил всем христианским паломникам посещать его. Кроме того, вернул католическому ордену госпитальеров Крак де Шевалье самую неприступную крепость Святой земли. Или, ты полагаешь, этот орден тоже осквернен?

– Но… – недовольно поджал губы посол.

– Что, но? Его Императорское Величество желает, чтобы от него отвернулся католический мир? Пожалуйста. Но я в этом участвовать не стану.

– И что же мне ответить Императору? – ехидно спросил посол.

– Мои слова и передай. Пусть поищет более разумный предлог для войны. Крестовый поход – худшее, что могло прийти ему в голову. После столь стремительного освобождения Гроба Господня, явившего явное божественное благословление, бессмысленно говорить об ином. Так и скажи – Григорий всячески отговаривал и предостерегал от такого поступка, грозя большими осложнениями и бунтами.

– Хорошо, – чуть подумав, кивнул посол. – Может быть, что-то еще передать моему Императору?

– Мое пожелание примириться, если есть такая возможность, с Дмитрием.

– Боюсь, что это невозможно, – развел руками посол со скорбным выражением на лице.

– Да, да, я понимаю, – кивнул Григорий. – Но попытаться-то он должен? Если не перед Богом, то перед людьми. Выступать войной на человека, освободившего Гроб Господень, без должного повода – дурная затея. Нашел на кого идти, – произнес Григорий и покачал головой, вспоминая о тех временах, когда правил Вацлав с Ириной, и о грядущем кошмаре не было даже намеков. Пообщавшись с госпитальерами, он знал твердо – эта война ничего хорошего его пастве не принесет. Только вот его никто не слушал…

Глава 5

7 сентября 1385 года, Москва

Конрад фон Валленрод немного хмурился, находясь в этом в общем-то враждебном ему городе. Но долг обязывал, да и здравый смысл над душой стоял, словно нудная старая кошелка.

– Его Императорское Величество готов принять вас, – четко и довольно громко произнес слуга, обращаясь к ожидающему в приемной Великому магистру.

Тот встал. И, немного поколебавшись в нерешительности, направился следом за слугой.

Двойные двери с просторным тамбуром.

И вот он – кабинет человека, о котором уже много лет подряд говорит вся Европа.

Прямо напротив двери располагалось огромное зеркало больше человеческого роста. Из-за чего Конрад вздрогнул, не ожидая встретиться лицом к лицу с собой. Слева, у большого остекленного окна стояли массивные часы с противовесами и маятником. А справа, на изящном диване, сидела Императрица с внимательным, цепким взглядом, от которого Конраду стало не по себе. Он был наслышан о славе этой женщины и печальной судьбе герцога Леопольда фон Габсбурга. Чего-чего, а крови она не боялась и, как ходили слухи, любила убивать своими руками, медленно и мучительно.

Он едва заметно вздрогнул, побледнев, и проглотил вязкий комочек, подкативший к горлу. Анна чуть заметно кивнула, здороваясь, и улыбнулась кончиками губ. О своей репутации она была наслышана. Конрад не замедлил ответить глубоким поклоном и, сделав шаг назад, повернулся в другую сторону комнаты, где, по всей видимости, должен был находиться Император.

Дмитрий сидел за письменным столом в глубине помещения. Одетый, как и Анна, в легкий готический доспех, без которого он вообще мало где появлялся. Покушения, прекратившиеся было после ликвидации внутренней оппозиции, возобновились вновь. Все серьезное блокировала служба безопасности, но никому не хочется умереть от внезапного рывка безумца с кинжалом или остро отточенным карандашом.

– Ваше Императорское Величество, – еще раз поклонился Конрад.

– Что привело тебя, мой друг, в мою скромную обитель? – поинтересовался Дмитрий.

– Скромную? – удивленно переспросил фон Валленрод, оценивший только одно зеркало невероятных размеров стоимостью в сотни марок золота. – Впрочем, не мне о том судить. Мой господин, Великий Понтифик и епископ Рима просил быть его посыльным и передать тебе в руки свое письмо.

После чего Конрад потянулся к кожаному тубусу, сломал печать и, медленно достав тугую трубку письма, писанного на пергаменте, со всем уважением положил его на стол перед Императором.

– Что там? – спросил невозмутимо Дмитрий.

– Послание моего сюзерена.

– Если оно отравлено, ты умрешь, ты знаешь это?

– Если ты не веришь мне, то прикажи казнить немедля, а письмо сожги, не вскрывая, – чуть помедлив, произнес бледный, но недурно держащийся Конрад.

– Хорошо, – кивнул Дмитрий. – Я люблю смелых людей. Впрочем, мерами предосторожности я пренебрегать не стану. Тебя могут использовать втемную, пуская твою жизнь как разменную монету в этой партии.

С этими словами Император достал из ящика стола небольшой ящик, в котором находились остекленная маска для лица с дыхательными щелями, выведенными на затылок, и перчатки, пропитанные вулканизированной гуттаперчей. Далее, внимательно осмотрев письмо, он аккуратно сломал печать, прислушиваясь к характеру звуков, развернул пергамент на вытянутых руках и замер, читая.

– Невероятно… – тихо выдохнул Император, спустя минуту внимательного изучения послания. – Ты знаешь, что внутри?

– Нет.

– Прочти, – произнес Дмитрий, протягивая Конраду письмо.

– Милый? – вежливо поинтересовалась Анна.

– Григорий пишет, что наша дочь с детьми сейчас в Зальцбурге. Архиепископ не решился убивать их и нашел полное понимание у Папы Григория. Тот приказал имитировать их смерть. Саму же Иру с Карлом и Маргаритой спрятали в землях архиепископства.

– Ох… – выдохнула Императрица и схватилась руками за лицо. – Их можно оттуда вывести?

– Григорий не советует, опасаясь нападения.

– И что он просит у нас?

– Попросить царицу Иерусалима, Кипра и Армении Валентину выделить Тевтонскому ордену хотя бы один захудалый замок в Святой земле, дабы они вернулись к своим прямым обязанностям по защите паломников к Гробу Господню.

– Вот как? – Сразу подобралась Анна. – А если это все обман?

– Может и так… – тихо проговорил Дмитрий себе под нос, а потом обратился к Конраду: – Ты что-нибудь слышал об этом?

– Смерть… кхм… мнимая смерть вашей дочери и внуков окутана туманом. Мне было известно, что Сигизмунд приказал заточить их в монастырь. Братья Габсбурги и герцог Висконти какое-то время боролись за то, где именно их заточат. Каждый предлагал монастырь в своих владениях. Каким-то образом они попали в архиепископство Зальцбург, где странным образом скончались после двух недель пребывания.

– Очень интересно… – хмыкнула Анна. – Это получается, Габсбурги и Висконти хотели получить в свои руки индульгенцию?

– Похоже на то, – усмехнулся Дмитрий. – А ты как думаешь?

– Может и так, – чуть подумав, произнес Конрад, – но мне кажется, их уверенность в Сигизмунде не так уж и высока, как кажется. Каждый из них себе на уме. Если в один прекрасный день и Висконти, и Габсбурги объявят о выходе из состава Священной Римской Империи – я не удивлюсь.

– А Ирина, Карл и Маргарита им тогда зачем? Хотя… глупый вопрос. Ладно. Новость отрадная, но удовлетворить просьбу твоего сюзерена я не могу.

– Почему? – напрягся расслабившийся было Конрад.

– А как ты думаешь? – как можно мягче улыбнулся Дмитрий. – Я не верю ему. Но и отвечать злом на добро не стану. Поэтому я вот что предлагаю. До тех пор, пока Ирина с детьми не окажется либо в Венеции у наших родственников, либо здесь, я предлагаю тебе принести мне вассальную клятву. Не как рыцарю, а как Великому магистру Тевтонского ордена. То есть ты и твои рыцари станете под мою руку на это время.

– Ты хочешь, чтобы мы сражались за тебя в предстоящей войне?

– Да. После нашей победы и освобождения Ирины с детьми я выполню просьбу Григория. Если Валентина не выделит тебе земли, то я обещаю отправиться со своими воинами в поход и взять тебе владения рядом с Иерусалимским королевством. Разумеется, отбив их у мусульман. Ну, не знаю. Ту же Александрию. Как тебе город? Мне кажется, что, оседлав дельту Нила, вы с братьями сможете надежно уцепить за кадык весь исламский Египет. Что скажешь?

– Если я откажусь, то мне позволят свободно уехать?

– Безусловно. Даже если это письмо отравлено и все это задумано, чтобы устранить меня, ты держишься неплохо. А мне, как я уже говорил, нравятся смелые люди.

– Хорошо, – произнес Конрад после довольно долгого раздумья. – Я согласен. Мне нужно время, чтобы собрать своих рыцарей.

– Обратись к моей супруге, она поможет передать послание твоим людям и доставить их в Россию. И еще – предупреди их всех о том, что раз вы какое-то время будете служить мне, то я, как сюзерен, буду обязан снабдить вас хорошими доспехами. Как у моих кирасиров.

– И доспехи для коней? – поинтересовался Конрад.

– И доспехи для коней. Вы же будете служить мне. Пусть и недолго. А о своих людях я всегда забочусь.

Глава 6

11 декабря 1385 года, Самарканд

Тимур задумчиво смотрел на чистое голубое небо и думал, практически медитируя.

Его агенты доносили о том, что скоро должна начаться большая война между двумя наиболее могущественными монархами Европы, и он пытался понять – что ему выгоднее сделать в такой ситуации. Все было такое вкусное, аппетитное…

Больше всего ему хотелось ввязаться в вялотекущий конфликт христианского царства Ближнего Леванта и мамлюков. Разумеется, на стороне последних. Он был абсолютно уверен – устоять против натиска с двух сторон люди Валентины Висконти не смогут, даже при поддержке Венеции. И, с высокой вероятностью, за год-два боев все царство будет разделено между мамлюками и ним. Ну, может быть, устоят в какой-нибудь небольшой прибрежной провинции.

Вопрос был совсем в другой плоскости. Ну, завоюет он царство Иерусалима, Кипра и Армении. А дальше-то что? О том, как проходила кампания 1379–1380 годов, Тимур был более чем наслышан. Его шпионов там везде было изрядно, что и удержало его в те годы от вмешательства. Пронесло, так сказать. Поэтому он не питал иллюзий как относительно вероятности ответного визита вежливости, так и его результатов. Противостоять армии Российской Империи он не мог даже сообща с мамлюками. Это просто был не их уровень. А значит что? Правильно. Им всем там ТАК навешают. И очень не факт, что Дмитрий ограничится Ближним Левантом, как пять лет назад. Этот буйный северянин может протянуть свои щупальца прямо к «мягкому вымени», да помацать его до потери чувств и обширных кровотечений…

Из чего оставалось ровно два возможных сценария. Либо дружить с ним, целуясь в десны засосами, либо постараться принудить к миру на своих условиях в момент наибольшего напряжения сил. А о том, что Сигизмунд готовит весьма масштабное вторжение, Тимур прекрасно знал. Окончательно свалить Дмитрия вряд ли получится. Этот весьма умный восточный правитель прекрасно был осведомлен об укреплениях столицы – Москвы. Единственным решением может стать многолетняя осада. Но удастся ли ее организовать в условиях столь непростой международной обстановки – большой вопрос…

Так что, взвесив все за и против, после информации о заключении мира и союза между Сигизмундом и османами для войны с Дмитрием, Тимур решился тоже поучаствовать. Другого случая, чтобы отстоять свои интересы перед лицом столь удивительно сильного противника, у него не будет, наверное, никогда. Тем более что одним фактом своего участия он увеличивал шансы на успех всей военной кампании против Дмитрия, далекие от ста процентов, к слову.

Оставалось определиться с войском. Ведь выставить все, что было под рукой, он не мог.

Вокруг его державы все было крайне нестабильно и неопределенно. И Делийский султанат, и Иерусалимское королевство, и османы, и мамлюки. В любой момент даже, казалось бы, непримиримые враги вроде мамлюков и крестоносцев могут объединиться для совместного удара по нему. Да и вообще – вся эта коалиция, созданная против Дмитрия, могла развалиться быстрее, чем он дойдет до Волги. Она была крайне неустойчива и держалась больше на косолапости самого буйного северянина, чем на остром желании поучаствовать. Как доносили его агенты, никто не верил, что удастся победить малой кровью, даже навалившись всей толпой. Слишком крепким орешком был этот медведь. А Тимур не мог так подставляться и рисковать всем…

Глава 7

12 января 1386 года, Нюборг

– Ты и твои люди должны покинуть земли моего сына немедленно, – холодно, сквозь зубы произнесла Маргарита Датская, глядя не в глаза послу Императора России, но в сторону, в окно.

– Мы чем-то вызвали твой гнев? – удивленно, но вежливо поинтересовался посол.

– А ты разве не понимаешь? – прошипела Маргарита.

– Нет, – продолжал невозмутимо упорствовать посол.

– Передай своему… – Она запнулась, подбирая слова.

– Императору? – подсказал посол.

– Передай, что ему не удалось втянуть нас в опустошительную войну. Ведь он на это рассчитывал.

– Воля твоя, – все так же спокойно произнес посол, – но эта война неизбежна. Мой Император хотел поделиться с вами своей победой. Если вас это не тревожит, то он заберет Хедебю себе, как свое законное владение, вместе со всем Шлезвигом.

– Что? – удивленно переспросила Маргарита, совершенно не ожидавшая такого ответа.

– Моя госпожа, злые языки ввели тебя в заблуждение относительно могущества моего Императора. Ты судишь о нем, как о мелком вассале, что повздорил со своим всесильным сюзереном. Это не так. Но переубеждать я тебя не стану. Да и ты сама не позволишь. Об одном сожалею – о привычке моего Императора делать предложение только один раз. За сим прошу всех присутствующих услышать – сватовство дочери Императора России Елены к сыну регента Дании и Швеции более силы не имеет.

После чего посол также вежливо поклонился и спокойно покинул приемную залу.

– Ты уверен, что ничего не напутал, – поджав губы, поинтересовалась Маргарита у своего советника, стоявшего рядом.

– Нет, моя госпожа, – немедля ответил тот.

– Тогда почему он так уверен в своем Императоре?

– А что еще ему остается делать? – развел советник руками. – Он уходит в небытие и хочет это сделать красиво. С гордо поднятой головой. Мало кто из них переживет эту войну.

– Хорошо… ступай, – махнула она рукой и, прищурившись, подозрительно посмотрела на советника. Вся эта идея с разрывом вполне дружеских дипломатических отношений с Россией ей очень не нравилась. Но она уступила датской и шведской аристократии, откровенно испугавшейся втягивания в эту «бесперспективную бойню». Сведения о стремительной военной реформе Сигизмунда не были ни для кого секретом. Вот и переживали за свое будущее. Как могли.

Глава 8

2 апреля 1386 года, Вильно

Пышно разодетый Сигизмунд ехал «под ручку» с не менее «цветущим» Владиславом, осматривая огромный лагерь войск, собранный ими под Вильно.

Огромная армия!

Глаза Императора Священной Римской Империи горели азартным огнем, предвкушая успех и славу. Ведь ему удалось сюда, к столице Литовского королевства, стянуть тридцать пять тысяч строевых. Еще двенадцать тысяч на кораблях Ганзы двигались в это самое время в устье Невы, чтобы взять Новгород и оттуда уже продолжить наступление на Тверь, а может быть даже и Москву. Третий корпус в восемнадцать тысяч шел на Киев. Десять тысяч четвертого корпуса продвигалось к важному транспортному узлу – Запорожью, взятие которого позволило бы поднять вверх по Днепру речной флот. Совокупно – семьдесят пять тысяч строевых! Огромные силы! Чудовищные силы! Которые не получилось бы собрать, если бы к Сигизмунду, взявшему под свою руку Священную Римскую Империю и Венгрию, не присоединился Владислав, объединивший Польское и Литовское королевства. К столь могущественному ядру стали стягиваться державы мельче и слабее. Молдавское и Валашское княжества, Генуя и Ганза, Болгарские царства и Сербия с Боснией. Вся Центральная Европа с изрядным куском Восточной ее части.

Ничего особенно серьезного в этой выдающейся численности не было. Преимущественно удалось выставить легкую пехоту при небольшом количестве пушек и кавалерии. Но она знала строй и умела его держать. Тысячи и тысячи пикинеров и алебардистов, лучников и арбалетчиков и даже мечников. Лоб в лоб с легионерами на равных им не выстоять, но оно и не требовалось.

Заключенный мир с османами позволил высвободить очень много сил и успокоиться относительно удара в спину со стороны Венеции. Ведь ее интересы в Святой земле оказались зажаты в тисках мамлюков и османов, наседающих на государства крестоносцев с двух сторон. Еще отраднее для Сигизмунда была новость о том, что Тимур выступил с войском вдоль западного берега Каспия на север. А значит, единственный оставшийся союзник Дмитрия – Мамай окажется скованным войной при самом худшем раскладе. Если же коалиции повезет, то Императору России придется выделять войска для спасения положения в подконтрольной ему степи.

Еще красивее выглядела ситуация на Балтике. Глухой отказ от сотрудничества Датско-Норвежского союза при благоприятствовании со стороны Швеции позволял без особых проблем перебрасывать войска флотом. Никому не понравится высадка целой армии противника фактически в собственном тылу.

Сигизмунд светился как начищенный золотой.

И ему было чем гордиться. Ведь он не только смог сколотить поистине монументальный союз для войны с Россией, но и придумал, как прокормить всю ту тьму войск, что вскоре собиралась обрушиться на земли Дмитрия. Он догадался развернуть на всем пути их следования опорные склады с продовольствием и фуражом. А потом несколько лет не спеша наполнял их запасами, которые будут сожраны за считаные месяцы.

– Ты готов? – с неподдельной торжественностью поинтересовался Сигизмунд у своего зятя – Владислава.

– Горю нетерпением, – без тени сарказма ответил тот. – Ты даже не представляешь, как я хочу отомстить этому безумцу за обиду, нанесенную моему отцу.

Глава 9

3 апреля 1386 года, Москва

– Всем спасибо, все свободны, – произнес Дмитрий, заканчивая эти штабные игры.

Небольшой круглый зал для учений напоминал анатомический театр, в центре которого легаты играли в странные для взрослых игры. А все места по кругу занимали полковники и майоры, внимательно наблюдающие за столь непростой забавой. Шахматы не шахматы, но фигуры по большой доске с рисованной бумажной картой двигали. И кубики кидали, чтобы просчитывать вероятности случайных событий.

Это была последняя игра перед началом кампании. Все девять легатов с сопровождающими уже вечером отбывали в расположение своих легионов. Дмитрий же отправился к себе в кабинет. Судя по донесениям разведчиков, все вокруг России пришло в движение. Война началась.

– Боишься? – тихо спросила Анна, когда Император зашел в кабинет и мешком осел в кресло.

– Есть немного…

– А ведь всего четверть часа назад ты излучал абсолютную уверенность в успехе, – усмехнулась она.

– Так то перед подчиненными, – отмахнулся Дмитрий. – Если их командир не уверен в победе, то что им самим думать? О том, как выгоднее перейти на сторону противника?

– А я что, не подчиненный?

– Ты? Нет. Ты соратник. Без тебя я не знаю, что и делал бы.

– Уж наверняка бы не ввязывался во все эти авантюры, – покачала она головой. – Из Венеции пришло новое письмо.

– Что у них?

– Ничего хорошего. В герцогстве Аскалон большие проблемы. Джон пока держится, но все плохо и перспективы грустные. И Валентина не в силах снять войска с севера. Вот в Венеции и наскребают наемников.

– Злишься?

– Из-за того, что ты изменил мне с этой вертихвосткой? – повела бровью Анна.

– Ты же знаешь, что это не измена, – нахмурился Дмитрий.

– Да, да, да, – отмахнулась она. – Политическая целесообразность. Но мне от этого не легче. Так бы ей сама голову и открутила. Впрочем, дело не в этом. Если бы ты не провел с таким размахом эту кампанию в Святой земле, ничего бы этого не было. А ты сам знаешь – еще пять лет, и начнет сказываться так сурово насаждаемая тобой гигиена. Да и борьба с голодом тоже. Чуть-чуть бы подождать… Еще каких-то пять лет. Эх, – обреченно махнула она рукой.

– Не ворчи, – фыркнул Дмитрий. – Время – это тот ресурс, которого у нас очень мало. Мы не вечны, а что потом?

– А потом наше дело продолжат наши дети.

– Они начнут свое дело. Каждой эпохе нужны свои герои.

– Но ты ведь сам виноват в том, что Сигизмунд с товарищами напал! Зачем ты их провоцировал? Неужели нельзя было все это как-то гибче сделать? Мягче?

– Верно, сам, – кивнул Дмитрий и прямо посмотрел Анне в глаза. – А ты хочешь, чтобы он напал на наших детей? Потом, когда мы с тобой уже ничего не сможем сделать, лежа в могиле в компании прожорливых червей? Броненосцев нужно давить, пока они чайники.

– Что? – удивленно переспросила Императрица.

– Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами. И вообще, отчет по городовым ополчениям готов? Или они все еще телятся и никак не могут утрясти свои штаты?

Глава 10

21 мая 1386 года, Константинополь

Командир особого пехотного полка Семен Федорович Медведев невозмутимо смотрел в зрительную трубу на то, как к Константинополю стягиваются силы османов. И думал о том, как оборонять этот необъятный город.

Что было у него под рукой?

Пехотный полк нового, облегченного состава, да отдельная манипула гренадеров. Это из серьезных сил, на которые он мог положиться. Но их было очень немного на такую протяженную стену. Поэтому Семен решил держать их в оперативном тылу, чтобы в случае необходимости можно было направить на действительно опасный участок. Благо, что три воздухоплавательные команды поддерживали в воздухе постоянно как минимум один воздушный шар. Ну и система экстренного информирования с помощью цветных ракет вроде как наладилась.

За пару недель до подхода неприятеля в Константинополь прибыл старший сын герцога Триполи – Адриано Дандоло. А вместе с ним четыре сотни арбалетчиков, набранных им на свои средства. Вроде бы опытных наемников, но совершенно не дисциплинированных по меркам легионеров. Да и снаряженных паршиво. Но что было в Италии на тот момент, то он и нанял. Висконти и Габсбурги выгребли все более-менее толковое. А до них прошлись французы, все еще воюющие с англичанами. Вот и пришлось им из городского арсенала выдавать стальные латинские доспехи и тяжелые московские арбалеты. Не бог весь что, конечно. Но Семен разместил их маленькими группами на крышах домов за брустверами из мешков с песком. Поэтому вполне рассчитывал на то, что ребята продержатся достаточно неплохо без опасности вступить в рукопашную схватку.

Кроме того, имелась тысяча Басилевса, упакованная в латинский доспех. Вот, собственно, и все.

Сколько войск выставили османы?

Они медленно подтягивались к городу, и пока ничего определенного сказать было нельзя. Но общая численность явно уходила за двадцать тысяч с неопределенным потолком. Все-таки, если верить султану, шли захватывать Константинополь, а не просто пугать, вынуждая откупаться. Порезвиться на разграбление такого города много желающих сбежалось. Но главное – пушки. Османы ухитрились отлить восемь больших орудий, которые и должны были проломить стены укреплений. Да, напоминали они этакие бомбарды и были безумно неповоротливы. То есть даже близко не походили на «Василиски», но они имелись. И те укрепления, что окружали Константинополь, совершенно не предназначались для противодействия даже такой артиллерии.

В общем и целом осада обещала быть крайне интересной и увлекательной. Для обоих сторон. Ведь что задумал Семен, опираясь на подсказки Императора? Зная, что, скорее всего, османы попытаются применить артиллерию, которую стены не выдержат, он эшелонировал оборону. Ничего особенного. Просто баррикады с легко заваливаемыми проходами и стрелковые гнезда по крышам. Благо, что и ружей с порохом, и арбалетов с болтами, и гранат для гренадеров хватало. Этого добра Дмитрий завез в арсенал Константинополя с изрядным запасом.

А ведь еще были «Саламандры». Пусть всего восемь штук, но, при удачном размещении, они могли вполне уверенно запирать целые улицы своей тяжелой дальней картечью, которую на малых дистанциях не держали даже крепкие щиты.

Глава 1

2 июня 1386 года, окрестности Орши

В это утро небольшой холм на опушке леса оказался совершенно забит людьми. Яблоку негде было упасть. И все они с плохо скрываемой завистью смотрели на то, как Сигизмунд и Владислав наблюдали в зрительные трубы, выкупленные контрабандой в России. Стоили они настолько дорого, что были доступны только самым богатым и влиятельным людям. Дмитрий официально придерживался запрета на продажу зрительных труб, насыщая ими армию и различные гражданские службы его державы. А вот неофициально сам и организовал контрабанду, продавая их, наравне с рядом других «невыездных» изделий, за натурально астрономические суммы. Все равно ведь украдут, а так и овцы целы, и волки сыты.

Километрах в пяти от этого чудного холмика вольготно расположился Император России со своими четырьмя легионами и парой отдельных полков кавалерии. Укрепленный лагерь с зубодробительно ровными рядами палаток, словно кто-то их по линейке расставил. Да и вообще – чистота, стройность и полный порядок. Но главное – четыре не менее аккуратных редута, совершенно классического для XVIII и XIX веков вида. Впрочем, Сигизмунд ничего подобного не знал, как и названия укрепления, посему увидел только странный невысокий земляной вал, внутри которого сидели воины с легкими орудиями. По легиону в каждом редуте. А чтобы им лучше сиделось, там открыли туалеты, поставили походную кухню и развернули палатки полевого лазарета. Кто его знает, сколько придется стоять на этих позициях?

– И ты хочешь, чтобы мы только обозначили удар по этой горстке воинов? – удивленно произнес Владислав. – Тут же их… хм… тысячи две пехоты, плюс за тысячу кавалерии.

– Я думал, их будет больше… – несколько растерянно ответил Сигизмунд. – Мне доносили, что у Дмитрия идет набор людей в девять легионов. А сюда идет четыре. Четыре! По боям в Святой земле только пехотный полк должен был иметь неполные две тысячи пехотинцев. А тут… – Он махнул рукой и оглянулся на свое войско. Тридцать пять тысяч строевых выглядели очень внушительно на фоне русской армии.

– Предлагаю не ломаться, а бить наверняка, – рубанув рукой воздух, произнес Владислав.

– Не могу возразить, – развел руками с улыбкой Сигизмунд. – Если нам повезет, то убьем самого Императора. Тут и войне конец. Уверен, что его люди после его смерти передерутся между собой за власть.

– А сын?

– А что сын? У него разве есть репутация и слава?

– Мне говорили, что Дмитрий таскает куда можно и нельзя как Александра, так и Константина. И даже дочку. Много с ними возится.

– Все это пустое, – отмахнулся Сигизмунд. – Он вырезал старую знать, чтобы наплодить молодую и голодную. Она станет прикладывать все усилия, чтобы пробиться как можно выше, невзирая ни на что. И если сам Дмитрий для нее непререкаемый авторитет, то кто им его сын? Так, мальчик.

– Может быть, может быть, – покачал головой Владислав. – Начнем, что ли? Или пообщаемся с безумцем?

– О чем с ним можно говорить? – удивился Сигизмунд. – Впрочем, почему бы и нет? Интересно на него посмотреть.

Однако к переговорщикам никто не выехал.

Дмитрию было лень выдумывать какие-то обидные слова. Он просто проигнорировал это невнятное мельтешение перед позициями его легионов. Что само по себе раскалило что Сигизмунда, что Владислава буквально докрасна. Еще никто и никогда их так не унижал. Они подъехали достаточно близко, чтобы видеть, как этот напыщенный пингвин пьет свой кофе и что-то весьма приватно обсуждает с какой-то девицей, тиская ее за мягкие места. Сотрудница СИБ прекрасно сыграла отведенную ей роль, предварительно переодевшись.

– Скотина… – сквозь зубы процедил Владислав, разворачивая коня.

Но Императору именно эта реакция своих противников и была нужна. Он старался начинать каждый бой с удара по душевному равновесию своих визави. Ведь, как известно, чем больше человеком овладевают эмоции, тем хуже он прислушивается к голосу разума. А потому склонен совершать иной раз даже совершенно чудовищные ошибки, отдаваясь в заботливые лапки своей звериной натуры.

Ждать и ломаться Сигизмунд и Владислав не стали.

Зазвучали приказы.

Ударили барабаны.

И первые относительно ровные коробки феодальных рот пехоты двинулись на штурм редутов.

– А ты знаешь, – произнес Император, – неплохо идут. Хорошо даже. В кучу не сбиваются. Более-менее строй держат. Только крылья заносит. А? Что думаешь?

– Да, Ваше Императорское Величество, – учтиво согласился с ним легат Григория, прибывший вместе с братьями-рыцарями Тевтонского ордена. Торги за Ирину и ее детей с момента объявления этого «лота» так и не прекратились, обрастая все новыми деталями и мишурой. А также подробностями. В частности, письмом дочери, написанным ее рукой с массой подробностей, которые могла знать только она.

Все поле перед редутами было размечено небольшими колышками с цветными флажками – отметками дистанции. Никто из противников так и не удосужился обратить внимание на эти странности. А зря. Потому что именно по ним в этот самый момент наводился сводный дивизион нарезных «Единорогов», расположенных в укрепленном лагере. Ну а что? Били они далеко, навесом и довольно точно. Так что – в самый раз. Тем более что прорваться туда и взять его штурмом прежде захвата редутов не представлялось возможным.

Бах!

Тихо ухнул один «Единорог», окутавшись сизым пороховым дымом.

Бух!

Спустя несколько секунд жахнул взрыв, подняв натуральный фонтан земли в клубах густого дыма.

Бойцы первой линии ротных коробок замерли. Но всего лишь на пару секунд. После чего продолжили движение, старательно держа строй. Ну, насколько они могли это делать.

И вот, когда роты неровным фронтом пересекли воронку, весь дивизион «Единорогов» ударил практически слившимся в один затяжной выстрел залпом.

Раз!

И прямо в порядках этих рот поднялись те самые земляные фонтаны, клубящиеся сизым дымом. Далеко не все попали в цель. Где-то недолет, где-то перелет, где-то рассеивание по горизонтали. Да и осколков чугунный снаряд, начиненный дымным порохом, давал немного. Но вот там, где «гостинцы» вошли в нежное тело плотных построений легкой пехоты, результат оказался плачевный. Пятидюймовые снаряды укладывали до половины полной роты, а кое-где и больше. Остальная же ее часть приходила в полную моральную негодность.

Однако наступление продолжалось.

Перезарядка нарезных «Единорогов» слишком усложнилась, по сравнению с гладкоствольными прототипами, вот и били редко. Всего четыре залпа удалось дать, до тех пор пока пехота противника не вошла в зону поражения дальней, тяжелой картечи легких гладкоствольных «Саламандр».

Бах! Бах! Бах!

Застучали выстрелы с редутов. Тридцать два легких орудия обрушили на вражескую пехоту буквально шквал крупных картечин размером со сливу. Такие «подарки» при попадании нередко пробивали насквозь двух-трех бойцов, неплохо вгрызаясь в боевые порядки.

Вместе с «Саламандрами» первые залпы прозвучали и от стрелков, впервые в мире применивших ручное огнестрельное оружие вполне современного типа. Да, гладкие стволы и кремневый батарейный замок. Но компрессионная пуля даже в этом случае позволяла уверенно «накидывать люлей» на двести, а то и триста метров по плотным порядкам пехоты.

Стрелки били не очень часто, выдавая по паре выстрелов в минуту. Что не умаляло их эффективности – ведь одновременно во фронт работала почти тысяча таких «карамультуков». Оформляя бледным видом бешеную скорострельность «Саламандр», которые благодаря унитарному картузному заряжанию «жгли» по шесть выстрелов каждую минуту.

Вновь отработали «Единороги», подняв фонтаны земли, вперемешку с человеческими телами.

Бух! Бух! Бух!

Ахнули взрывы. И пехота врага побежала, не выдержав столь губительных потерь и психологического надрыва. В пороховом дыму, сносимом с русских редутов легким ветерком в сторону поля.

Сигизмунд с Владиславом напряженно, плотно сжав губы, наблюдали за своими людьми, беспорядочно отступавшими к лагерю.

– И что будем делать? – наконец не выдержал король Польши и Литвы. – Сам видишь – в лоб не взять, с боков и тыла не подойти – вон какие буераки. Боюсь, что в новую атаку людей не скоро получится отправить. Хорошо хоть сам не атакует.

– Куда ему, – фыркнул Сигизмунд.

– Если бы сейчас в спину бегущим ударили вон те всадники, что стоят за укреплениями, я не знаю, чем бы это все могло закончиться.

– Он не любит, когда его людей убивают. А раз так – не рискнет полезть в такую суровую мясорубку. Наша же кавалерия цела и стоит в полном порядке. Да и часть пехоты готова встретить даже его хваленых кирасиров. Там будет все очень непросто.

– Может быть, – пожал плечами Владислав. – А может, и нет. Но не суть. Главное, что нам дальше делать-то? Отступать, как раньше и задумывали?

– Почему отступать? – удивился Сигизмунд.

– Как почему? Ясно же, что мы не можем взять натиском эти валы.

– Есть у меня одна задумка… – произнес Император Священной Римской Империи и расплылся в улыбке. Очень уж заманчиво выглядел разгром армии Дмитрия в самом начале кампании.

Весь оставшийся день прошел очень тихо.

Через полчаса после отступления противника в поле перед редутами вышли отряды тыловых частей. Они провели окончательную зачистку пространства. То есть добивали раненых, проводили сбор трофеев, подсчет и погребение убитых. Для чего, как оказалось, и вырыты рвы по обоим флангам от лагеря. Этакое комплексное решение – и препятствие, и большая братская могила, куда трупы вывозили на повозках. Ну, чтобы быстрее и проще.

– Не понимаю, – произнес, вздохнув, легат 2-го московского легиона. – И чего они весь день делали? Могли бы предпринять новую атаку. Хотя бы в обход с фланга. Те же рвы не являются непреодолимым препятствием. Это и ежу понятно, если взглянуть. Удар с двух флангов по направлению к лагерю вполне мог вынудить нас контратаковать, выйдя из редутов. Ну и ударить в этот момент в лоб. Людей у них хватает.

– Чего ты горячишься? – повел бровью командир смоленского легиона. – У них люди, скорее всего, просто отказываются идти в бой. Может, утром мы их и не увидим. Отступят.

– Ага, – усмехнулся легат 1-го московского легиона. – Отойдут, выманивая нас из редутов.

– Давайте подождем утра, – подвел черту Дмитрий. – Мы ведь ничего не потеряем от этого? А гадать – плохое занятие. Если и второй день будет затишье – отправим бойцов СИБ за «языком». Может быть, нас окружают, отрезая от Смоленска, и нам пора этих решительно атаковать, стремясь если не уничтожить, так рассеять. А потом обращать свой взор на вторую армию. По последним сведениям, она шла на Киев, но чем черт не шутит?

С этой позицией все в целом согласились.

Однако выспаться им никто не дал.

Сигизмунд в полной мере оценил кошмарную губительность артиллерийского огня и решил прибегнуть к одному-единственному, на его взгляд, варианту. Атаке ночью. Ведь ночью из пушек не прицелишься. Да и стрелки не эффективны, ибо не видно, куда стрелять.

Да, никакого управления и порядка. Но у него оставалось больше двадцати восьми тысяч строевых. Беспорядочной толпой навалятся и сомнут. Какие бы чудесные ни были латы, но у него просто в голове не укладывалось, что можно устоять перед давлением такого численного превосходства.

– Пошли! – тихо произнес Император Священной Римской Империи, до рези в глазах вглядываясь в огни там, на другой стороне поля. Да, в темноте пушки не навести. Но… но… но…

Феодальные роты, оставив все стрелковое вооружение, выступили только с тем, что подходило для «собачьей свалки». Довольно многочисленные лучники так и вообще шли с ножами или дубинками. Выступили все.

Войско коалиции аккуратно приближалось к редутам, храня максимальную тишину. Командиры весь день делали внушение, объясняя, что, разбудив раньше времени врага, можно спровоцировать обстрел из орудий. Поэтому люди старались. На что способна артиллерия, все прекрасно видели.

Но часовые на редутах не спали.

Как ни темна была ночь, но разглядеть за пару сотен метров огромную толпу людей удалось без проблем.

Меньше минуты потребовалось, чтобы все редуты ожили, приходя в движение.

Бах! Бах! Бах!

Бегло ударили «Саламандры» тяжелой картечью «в ту степь».

– Ааааа!

Взревела толпа, поняв, что ее приближение вскрылось, и бегом бросилась к редутам. С ходу стремясь преодолеть гласис, ров и бруствер. Но не тут-то было. Над бруствером показались латники с алебардами. А пробелы между ними занимали стрелки, побросавшие свои ружья и схватившие большие щиты и мечи.

Грохот. Лязг металла. Удары. Удары. Удары. Мат. И вопли, сплошной стеной вставшие над редутами.

Бух! Бух! Бух!

Большой серией взрывов возвестили ручные гранаты о вступлении в бой гренадеров. На четыре редута их было почти три сотни. Так что гранаты полетели густо. ОЧЕНЬ густо…

– Ваше Императорское… – начал было причитать один из телохранителей.

– Не мешай! – рявкнул Дмитрий, прерывая этот бессмысленный речитатив. Его конь храпел, предвкушая бой. И он был просто обязан возглавить удар.

– Но…

– Кирасиры! – как можно громче прокричал Дмитрий, привлекая внимание обоих когорт. – Бьете по проходам между редутами! В первый и третий. Эквиты! Идете следом. На полсотни шагов. Не увязать! Их нужно опрокинуть! Пошли!

– Ура-а-а-а-а! – затянули командиры когорт, незамедлительно подхваченные остальными всадниками.

И кавалерия пошла.

Тем временем пехота коалиции уже не только вошла в проходы между редутами, но и обогнула их. Драка шла не только по гребню бруствера, но и в узком защищенном проходе. Там бойцы строго по инструкции выкатили фургон санитарного хозяйства, завалив его на борт. И отмахивались алебардами через него. Вполне успешно. Но врагов было много, слишком много. Не помогали даже гранаты гренадеров. В этой темноте противник просто не мог испугаться – осознать, какое великое множество его уже нарубили и повзрывали.

– Ура-а-а-а-а!

С каким-то безумным ревом почти четыре сотни кирасиров ударили в густые, но рыхлые ряды легкой пехоты, совершенно это не ожидающей. Ее всецело поглощал штурм редутов. Поэтому тяжелые кони, каждый в тонну весом, закованные в латный доспех не хуже всадника, ударили страшно.

Удар!

Звонкий хруст ломающихся костей. Чавкающие хлопки разрывающейся плоти. Крики. Нет, какой-то утробный вой, в который слились боевой клич кирасиров и полные ужаса и боли вопли пехотинцев.

– Ура-а-а-а-а!

Продолжали реветь кирасиры, застревая в этой человеческой каше. Пока еще живые, уже мертвые и еще только умирающие – все здесь смешалось. Все было обрызгано кровью и прочим содержимым человеческих тел. Да так, что в отблесках огней, доносящихся с редутов, люди казались какими-то демонами. Вот у одного пехотинца обрывок чьих-то сизых кишок свисал с плеча, а он, не замечая этого, пытался клинком прорубить стальную пластину на крупе кирасирского коня. Взмах спаты. Удар. И дико таращась глазами, голова, вместе с куском груди и рукой, падает в кровавое крошево под ногами. Крик обрывается на полувзреве из-за рассеченных легких.

Первый шок от удара кирасир вроде бы преодолен.

Многочисленная пехота противника пытается зажать их. Стащить с коней. Затоптать.

Но тут с не менее ужасающим ревом в только что замкнувшееся море людей врубаются эквиты. Их сильно больше – почти четыре сотни на каждый конный полк плюс неполные две сотни на каждый легион. Полторы тысячи с гаком! Лошади жиже, да и без доспехов почти. Но сами в латах и… их реально много. МНОГО!

Таранный удар сминает и отбрасывает тела несчастных пехотинцев.

Лошади хрипят, безумно таращась на эту кровавую вакханалию.

А всадники рубят, рубят, рубят.

Легкая пехота, практически лишенная доспехов, едва способна держаться под такими ударами.

Бух! Бух! Бух!

Вновь прорвались над ревом драки взрывы ручных гранат.

Бах! Бах! Бах!

Отработали «Саламандры», которые кое-как удалось ввести в бой, расчистив вокруг них пространство от врагов. И тяжелая, крупная картечь чудовищным пинком раскидала наседающих пехотинцев перед орудиями.

Бах! Бах! Бах!

Ударили нарезные «Единороги», поднимая фонтаны земли, дыма и фрагментов человеческих тел. Командир сводного дивизиона на свой страх и риск решился ударить вслепую по дистанциям перед самыми редутами. Ведь у него была составлена карточка стрельбы, и в принципе Дмитрий его готовил даже к таким задачам.

Это и стало переломным моментом боя. Включение в бой этих «малышек» наблюдалось всеми. Ни с чем иным спутать подобное было просто невозможно.

И народ побежал.

Безумно. Самозабвенно. Словно Остап Бендер в Новых Васюках, спасаясь от шахматистов.

Турум! Турум!

Затрубили горны кавалеристов, собирая под знамена изрядно рассеянных всадников.

Минут пятнадцать прошло, прежде чем всадники, сохранившие под собой коней, смогли собраться под рукой своих командиров. Отвратительная видимость и натуральная кровавая каша под ногами не способствовали.

Вновь заиграли горнисты.

И кавалеристы пошли в атаку.

Кирасиры, на острие. Эквиты – расходящимися крыльями. Шли достаточно редко. Благо, что бегущую толпу пехоты не нужно было опрокидывать. Ее нужно было рубить, рубить, рубить, РУБИТЬ!

Кавалеристы ушли в атаку, а пехота выходила под барабанный бой из редутов и строились. Дмитрий не хотел терять полученный успех. Случайный. Ночная атака могла легко закончиться полным разгромом четырех легионов. Но… не вышло. У врагов, разумеется. Он же, одержав уверенную победу в ночном бою, собирался отбить обоз и смять оставшиеся очаги сопротивления. Люди были уставшими. Что есть, то есть. Но медлить было нельзя…

Утро вступило в свои законные права, окруженное напряженной деятельностью. Большая часть строевых легионеров уже спала. Тыловые службы деловито разгребали завалы трупов. А Дмитрий, сидя на небольшом раскладном стуле прямо на гребне второго редута, наблюдал за работами и ждал.

Но вот, когда солнце уже выглянуло из-за крон деревьев, окончательно войдя в свою силу, прозвучал рожок и сигнальщик начал отмахивать флажками. Сигизмунд ушел. Его конь убит, как и большинство телохранителей и сопровождающих, но он ушел.

– Жаль, – тихо сам себе произнес Дмитрий. – Было бы очень удобно.

– Что, Ваше Императорское Величество? – оживился стоящий чуть поодаль слуга, не расслышавший слова бормотания.

– Я говорю, пора спать, – благожелательным тоном ответил Дима и направился к своей палатке. Сражение закончилось, все занимались своим делом, и его бдение было совершенно ни к чему.

Лишь к концу второго дня завершился сбор трофеев, сортировка и погребение трупов, да и вообще – общее подведение итогов. За два боя и последующее преследование удалось уничтожить свыше восемнадцати тысяч строевых, да еще без малого две тысячи тыловых. Остальные, в основной своей массе, побросав оружие, рассеялись по округе. Почему побросав? Так бежать было легче. Кто сознательнее и умнее, наверняка пробирался к ближайшему опорному складу Владислава. Там могут накормить и дать приют. Но к этому стремились далеко не все.

Объединенной армии в тридцать пять тысяч строевых больше не существовало.

Среди легионеров самые тяжелые потери понесли как ни странно кирасиры. Самые защищенные, однако же. Слишком уж сильно завязли они в массах пехоты, потеряв разгон. От трехсот восьмидесяти четырех кирасиров двух когорт осталось чуть больше полутора сотен. Причем только девять было без коней. Потерять лошадку в той давке означало почти верную смерть. Затаптывали. Эквитам повезло намного больше. У них безлошадных было почти сотня. В самую давку они не лезли. Но все равно, из полутора тысяч больше трехсот человек убило или ранило. Пехота потерь почти не понесла. Едва сотню убитых и раненых на две тысячи бойцов иначе и не назовешь. Да и артиллеристы тоже удивительно хорошо выглядели.

Утром же четвертого дня отдых завершился с приходом семи городовых центурий из Смоленска. Им торжественно передали экспроприированный обоз и боевые трофеи, а сами двинулись дальше. Ведь война только начиналась.

Глава 2

5 июня 1386 года, Окрестности Валдая

Узнав о входе кораблей противника в Неву, Императрица лично повела тверской легион и отряд Тевтонского ордена на поддержку Новгорода. Формально Новгородские земли не входили в состав Империи, находясь с ней в личной унии. Но все равно – помочь им требовалось по целой массе причин. Хотя, если честно, Анна не считала подобное необходимым. Новгород был достаточно крепким орешком для десанта противника. Сами бы прекрасно справились. Но муж сказал так – значит, так. Дмитрий считал этот поступок значимым для сближения Москвы и Новгорода.

– Что это? – всполошилась Анна, услышав явную стрельбу.

– Там должна быть передовая застава, – напрягся легат.

– Легион к бою, – хрипло выдавила из себя Императрица.

И завертелось.

Не прошло и пары минут, как из-за перелеска вылетели всадники передовой заставы, преследуемые отрядом новгородского конного ополчения. Заметив развернутый к бою легион, те резко осадили коней и, развернувшись, ретировались. Спешно.

– Что там случилось? – раздраженно поинтересовалась Анна.

– Новгород перешел на сторону Сигизмунда и выступил вместе с ними в поход на Москву.

– Как далеко их войско?

– Совсем близко. Скоро атакуют. Они знают, что нас немного.

– Проклятье… – процедила Анна.

Легион спешно готовился к бою, строясь. И не зря. Минут через пятнадцать из-за перелеска стали выступать первые отряды противника. Известие о незначительности сил имперцев сильно воодушевило как новгородцев, так и их союзников. Они рвались в бой и жаждали достигнуть военного успеха до того, как эта жалкая горстка воинов Империи спрячется в одной из своих крепостей.

Противник раскачиваться не стал и сразу отправил пехоту в наступление.

«Единороги» развернуть не успели, поэтому наступающие порядки врага встретили только несколько картечных залпов «Саламандр» и выстрелы ружей легионеров. А потом стрелки были вынуждены отойти на вторую линию, предоставив контактным бойцам рубиться.

Легионеры были хороши.

Многолетняя тренировка и откорм в сочетании с дисциплиной и латами давали о себе знать. Они легко и непринужденно сдерживали натиск легкой пехоты, отмахиваясь алебардами.

Но врага было слишком много. И он продолжал подходить, с ходу вступая в бой. Более чем десятикратное численное преимущество все-таки штука существенная.

Вот «крылья», нависающие над боевым порядком легиона, стали заходить с флангов, охватывая легион. И стрелки оказались вынуждены хвататься за свои клинки, вступая в рукопашный бой. Тоже упакованные в латные доспехи, они стоили очень дорого и еще больше могли. Но их тоже было мало…

Вот охват с флангов перерос в заход с тыла, потихоньку нарастая все подходящими подкреплениями…

Ситуация становилась критической.

Прекрасно вооруженные, снаряженные легионеры просто не могли убивать врагов так быстро в ближнем бою, чтобы переломить ситуацию. Артиллерию уже использовать не получалось. Да и гренадеры шли с орудиями далеко в хвосте колонны – на земле союзника как-никак. Зачем лишние сложности? Так что – не постреляешь.

– Мужчины! – громко крикнула Анна, оборачиваясь к братьям-рыцарям Тевтонского ордена. Их было немного – чуть больше сотни. Зато все в полноценных латных доспехах Имперских кирасир и верхом на дестриэ, также прикрытых доспехами. Дмитрий не обманул и снарядил их по высшему разряду. Они должны были качественно усилить объединенное войско России и Новгорода в борьбе с войсками коалиции. – Кто не трус – за мной! Подарим Господу победу!

Разумеется, Императрица произнесла свою краткую речь на латинском языке, который был прекрасно известен всем братьям-рыцарям. Поэтому, когда она отвернулась от них и направила своего коня на копошащуюся массу врагов, как муравьи облепивших легион, остатки Тевтонского ордена последовали за ней.

Если уж женщина идет в атаку, то им уклониться от нее – позор.

Разгон и удар!

Прямо в живую массу.

Хруст ломающихся костей.

Чавкающие звуки сминаемой и разрываемой плоти.

Крики. Крики. Крики.

Удар по настоящему тяжелой латной кавалерии страшен, особенно во фланг. Каждая «лошадка» массой под тонну. Разогнавшись, она легко опрокинет до десяти человеческих шеренг в обороне. Сбоку еще больше. Кроме того, их всех тренируют сражаться. Бить копытами. Кусать. Сбивать с ног. И топтать! Топтать! Топтать!

Но врага все равно слишком много.

Ударив и смяв левый фланг, отряд тяжелой кавалерии завяз в ближнем бою, потеряв львиную долю эффективности.

С тыла же, организовав вспомогательные части, подходил Александр – старший сын и наследник Дмитрия. Он тоже участвовал в этом походе вместе с мамой. Ведь ничто не предвещало беды. Вся эта северная кампания должна была стать очень спокойной и предсказуемой.

Вспомогательные части, конечно, не готовились для ближнего боя. Это были саперы и артиллеристы, а также прочие. Однако какую-никакую, а подготовку они получали в этой области. Поэтому, достав из обоза большие ростовые щиты с золотыми орлами на красном фоне, они выстроились и ударили. Как могли.

Колющие удары клинков в сочетании с огромными щитами и латными доспехами работали безупречно.

И раз-з-з-з!

Продвинулись вспомогательные центурии вперед, оттеснив щитами врага.

И раз-з-з-з!

Вновь они повторили свой прием. После чего сделав аккуратный выпад клинком, пронзая слишком тесно прижавшуюся тушку противника.

И раз-з-з-з!

И раз-з-з-з!

Им сильно помогали спешившиеся эквиты. Они не решились атаковать плотные порядки пехоты на своих довольно умеренного веса лошадях, лишенных доспехов. А вот в пешем бою их латы и навыки рукопашников сильно помогли.

Сначала враг зашатался, когда ударом тяжелой кавалерии разомкнули кольцо окружения. Начал оттягиваться. Потеряв настрой и решительность.

Потом – при ударе вспомогательных частей.

И, наконец, Александру удалось ввести в бой гренадеров.

Бам! Бам! Бам!

Многоголосым хором отозвались разрывы ручных гранат в тылу боевого порядка фронтальной линии.

И тут враг не выдержал.

Сначала центр. Ведь именно там применили гранаты.

Люди начали отступать, стремясь разорвать дистанцию с этими залитыми их кровью с головы до ног легионерами.

А потом и фланги стали пятиться.

Еще. Еще. Еще.

Тяжелая кавалерия, наконец, вырвалась из вязкого болота людей и пошла на новый заход для удара. Чтобы окончательно обрушить фланг противника.

И тут войска противника побежали окончательно…

– Мы сделали это! – возбужденно прокричал Александр, подбегая к маме. Но она была бледна и как-то напряжена. – Мам?

– Мы сделали это… – тихо произнесла она, вяло улыбнулась и, пошатнувшись в седле, стала заваливаться на бок.

– Мама! – крикнул Александр и бросился к ней.

Императрицу поймали, предотвратив падение. И ахнули.

Плащ скрывал арбалетный болт, который вошел в сочленение доспехов. Судя по всему – где-то в начале атаки. Потому что крови Анна потеряла очень много. Пульс едва прощупывался, да и была она крайне бледной. По сути, Императрица держалась только на морально волевых качествах. Сейчас же, когда стало ясно, что победа одержана, она расслабилась, потеряла сознание и, не приходя в себя, умерла спустя пару минут…

– Ваше Императорское высочество, – обратился к Александру легат.

– Что? – зарычал в ответ наследник. Так, что легат отшатнулся.

– Очень много раненых врагов…

– Убить! Убить! Убить! Всех их убить! Немедля! – закричал он, сверкая глазами и демонстрируя явную неадекватность.

– Есть, – козырнул легат и спешно отошел в сторонку, косясь на то, как совершенно выведенный из равновесия Александр убито сидит возле трупа матери. Впрочем, ослушаться приказа он не решился. Поэтому уставшие легионеры пошли добивать раненых врагов. Они и сами бы, скорее всего, умерли. Но так шансов не оставалось ни у кого…

Объединенное войско Новгородской республики, Ганзы, «Готландских жлобов» и аристократов нижних земель Священной Римской Империи отходили. Пять сотен кавалерии оставались целыми. А вот пехота понесла просто ужасающие потери. Проведя перекличку спустя трое суток, недосчитались примерно семи тысяч человек. Ранены? Убиты? Дезертировали? Не суть. Их больше не было. А значит, весьма внушительная армия, более чем в пятнадцать тысяч, сдулась вдвое.

Мало того – настроения среди личного состава были очень нехорошие. Не бунт, конечно. Но ни о каком наступлении более помышлять не получалось. И даже напротив – армия спешно отходила к Новгороду. Сомнений в том, что их преследуют и нужно будет давать второй бой, не было ни у кого. Одного они не знали – о смерти Анны и реакции на это событие ее сына, который души в матери не чаял. Его словно с цепи спустили. Только вбитая отцом наука сдерживала наследника от желания попытаться догнать врага любой ценой. Хотелось. Очень хотелось. Но Александр стискивал зубы, предвкушая, ЧТО он сделает с Новгородом, когда до него доберется…

Глава 3

8 июня 1386 года, Запорожье

Архип Савельич, командир Запорожского гарнизона, с настороженностью наблюдал за тем, как по правому берегу Днепра приближается армия. Его городок, целиком размещенный на острове Хортица, был невелик. Но представлял очень большое значение из-за того, что подпирал с юга пороги и имел наведенные деревянные переправы на оба берега реки. То есть фактически являлся важным транспортным узлом. Конечно, обводной канал еще не успели окончательно выкопать. Слишком уж велик объем работ для тех лет. Но даже и без него все выглядело весьма привлекательно. В отличие от того же Киева, удержание этого небольшого городка давало очень много выгод.

Укрепить весь остров Дмитрий не успевал. Слишком мало времени и средств у него было. Нет, с деньгами проблем не имелось. Отнюдь. Рук рабочих не хватало, а в особенности квалифицированных. Поэтому он подошел к укреплению Запорожья несколько нестандартно. В частности, он не строил стен и валов, прикрывая периметр. Вместо этого он понатыкал две дюжины крошечных восьмиугольных фортов диаметром в двадцать метров. Набирали их из пиленого бруса, собранного заподлицо, да на железных нагелях, плотно стягивая скобами. Вооружали их легкими орудиями «Саламандрами», арбалетами и гранатами гренадеров. Оказалось дешево и сердито. А главное – взять такие башенки-переростки было очень непросто. Даже десяток бойцов мог сделать очень многое. Кроме того, все такие укрепления друг друга прикрывали, находясь на дистанции боя тяжелой картечи. Да подвалы имелись, где хранился запас продовольствия с небольшим колодцем. Так что гарнизон даже в полной изоляции мог высидеть очень долго.

Противник, подойдя к городу, постарался прорваться наскоком – прямо по мосту. Но не вышло. Слаженный залп «Саламандр» из фортов, прикрывающих переправу, словно доской по лицу, вразумил кавалеристов. Они замешкались. И их приголубил второй залп, нарубивший еще больше фарша из конины и человечины.

Не удалось так не удалось.

И командующий четвертым корпусом коалиции выдвинул на берег требушеты. Точнее, подводы и людей, которые их стали собирать из деталей.

Но и тут подступившую армию ждал облом. Оказалось, что в центральном укреплении расположились батарея нарезных «Единорогов» и воздушный шар для наблюдения и корректировки. Так что после первых же взрывов мастеровые, должные собрать требушеты, разбежались. И «Единороги» спокойно и беспрепятственно смогли уничтожить весь осадный обоз. А потом еще залп накинули прямо в массу войск, стоявших на, казалось бы, безопасном удалении.

В общем – осада вышла занятная.

Скорее даже не осада, а стояние. Грустное такое и безрезультатное. Особенно учитывая тот факт, что правый берег в тех краях довольно крут. Да и с деревьями серьезные трудности. Поэтому даже плотов наделать для высадки в обход моста было невозможно.

Несколько вылазок подошедший корпус, конечно, еще совершил. Тут и три забега по мосту. И четыре заплыва с сабельками наголо. Даже попытку ночного штурма предпринимали. Но все это не принесло никакого положительного результата. Незначительные потери. Однако в тоску они вгоняли знатно. Тем более что в городе жизнь шла своим чередом, и это с правого берега Днепра было видно невооруженным глазом.

Глава 4

9 июля 1386 года, окрестности Хаджи-Тархан [73]

Мамай хмуро наблюдал за войском Тимура. Давать бой очень не хотелось. Но отступать дальше без сражения означало потерять репутацию. Почему? Потому что за спиной у него стояла столица его султаната…

Тимур выстроил свои войска совершенно стандартным манером. Вышедшая вперед легкая пехота с большими щитами заняла фиксированную позицию. За ней пешие лучники. Это фундамент – опора ордера. Кавалерия степного типа и небольшая группа персидских всадников в хороших доспехах находились в тылу построения. Они должны были работать от пехоты. Ударили – отошли за нее. И так далее. Для борьбы с кочевыми народностями, окружавшими владения Тимура, очень практичный вариант. Его впоследствии позаимствуют османы, творчески переосмыслив и скрестив с тактикой гуситов. Что, вкупе с массовым применением огнестрельного оружия, принесет им много побед в XV–XVII веках. Однако здесь и сейчас хромому завоевателю Средней Азии хватало и тех наработок, которыми он обладал.

Войско Половецкого султана состояло из дружины Мамая классического степного типа да кочевого ополчения – всего, что удалось стянуть. Он, собственно, и тянул-то потому, что стягивал войска с простора своих весьма просторных владений. Как мог. Ибо народ не сильно горел желанием воевать с Тимуром. Очень уж у того репутация была дурная. А значит что? Правильно. Шли не спеша с постоянными задержками по любому поводу. Лишь бы не успеть.

Мамай решил применить привычную для него тактику.

Кавалеристы-дружинники выдвинулись на сближение с пехотой противника. Их задачей было войти в боевое соприкосновение и, барражируя на удалении в тридцать-сорок метров от строя, осыпать стрелами врага.

Подошли. Завели карусель.

Но большие щиты легкой пехоты Тимура надежно защищали от стрел. А пешие лучники часто и густо отвечали залпами с довольно закономерным итогом. Не прошло и четверти часа с начала атаки, как дружина вынужденно отступила. С довольно значительными потерями. Все-таки конным лучникам сложно тягаться с пешими коллегами.

Как только дружина Мамая стала отходить, Тимур выдвинул из-за пехотных порядков кавалерию и ударил ей в спину. Точнее, обозначил удар, потому что до драки не дошло. Зашевелилось довольно массивное степное ополчение. Индивидуально слабое, но весьма многочисленное, а потому опасное.

Пришлось отходить.

Разумеется, отступление кавалерии Тимура увлекало кочевое ополчение Мамая под удар пеших лучников. На то и был расчет.

Жжжух.

Улетели залпы стрел по практически беззащитным ополченцам.

Те смешались и отступили, впитав в процессе еще четыре залпа.

Мамаю потребовалось около получаса, чтобы навести относительный порядок в кочевом ополчении. Тимур же ждал. Время работало на него. Да и проводить наступление пехотой опасался. Ведь она фактически являлась необученным ополчением, набранным в городах Средней Азии. А значит, держать строй могла только стоя на месте. Двинется вперед – и все – пойдет разрывами. Смешается в кучу. Это могло закончиться печально.

Восстановив порядок в своих войсках, половецкий султан решился на натуральную авантюру в представлении кочевых народов. На таранный удар. В степи его не любили категорически. Но тут он подходил более чем. Жиденькая цепочка легкой пехоты с большими щитами и короткими копьями прикрывала пеших лучников. Опрокинуть их можно было с наскока довольно просто. Даже на тех, не самых могучих лошадях, что имелись у воинов Мамая…

Кое-как выстроившись в две шеренги, дружина степи двинулась вперед, разгоняясь с нарастающей интенсивностью. А за ней устремилось и ополчение.

Разгон.

Удар.

И пехотинцы Тимура разлетелись в стороны, словно кегли, пропуская врага к лучникам.

Одна беда – пики обломились. И скорость потеряна.

Тимур же выдвинул вперед свою гвардию – всадников персидского типа. Лошади линейных пород, но доспехи прикрывают и воина, и его коня. Этакие потомки древних катафрактов. Вот они и атаковали при поддержке союзных Тимуру степных дружин. Те хоть и уступали ядру Мамаева войска в снаряжении, но их было больше.

Это и определило исход сражения.

Замешкавшаяся и завязшая дружина Мамая была опрокинута персидской гвардией Тимура. И побежала. Уже окончательно. А вслед за ней дрогнуло и ополчение, не сильно рвавшееся в бой…

Как Мамай вырвался из этой мясорубки – одному шайтану известно. Потому что он находился на острие атаки, ведя за собой людей в непривычном для них деле. Так что, когда ударили персидские всадники, султан оказался зажат между «молотом» и «наковальней». Потерял коня. Получил несколько ранений. Но выжил и вырвался, несмотря ни на что.

Два тяжелых поражения в течение семи лет и потеря столицы больно ударили по статусу султана. Однако дружина осталась ему верной. Ведь именно он вытащил их из грязи и ничтожества. А вот кочевые рода отворачивались один за другим. Нет, они не гнали его, оказывая гостеприимство. Но главой Белой Орды уже не признавали. Да-да, именно Белой Орды. После разгрома под Астраханью вновь о ней заговорили.

Тимур же хоть и понес существенные потери, но вполне сохранил боеспособность и ждал в Астрахани подхода войск своего союзника – хана Синей Орды Тохтамыша. Тот совсем ослаб в междоусобной борьбе. И самостоятельной силы уже практически не представлял. Однако в текущей ситуации пригодился бы и он. Почему Тимур сидел и ждал? Потому как для него было совершенно очевидно – Мамай отправится к своему благодетелю – Дмитрию. А значит что? Правильно. Нужно было ждать реакции этого человека. Как там сложились его столкновения с войсками объединенной коалиции Центральной Европы? Неизвестно. Какими войсками он располагает и что из них может выделить для поддержки Мамая? Тоже совершенно неопределенно.

Он бы, может быть, и двинулся на Москву или хотя бы на Рязань вот так, наугад. Но вдруг Дмитрий не разбит, а, напротив, смог одержать решающую победу и сохранить свое войско? Ведь могло быть такое? Могло. Поэтому Тимур не решался на подобный риск. Это отсюда, из Астрахани, он мог легко и просто отступить на юг, зная, что так далеко в текущей обстановке Дмитрий за ним не пойдет. А бежать через степь от Рязани или Москвы – идея дурная. Как и встречаться с основными силами противника лоб в лоб… По его субъективному мнению, разумеется. Тот же Тохтамыш, по слухам, рвался в бой. Но оно и понятно – его риски были несравнимо меньше.

Глава 5

12 августа 1386 года, Вильнюс

Король Польши и Литвы Владислав не успевал…

Отступив и с трудом собрав остатки своей армии, он отправился в Вильнюс. Кошмарный разгром совершенно деморализовал его людей. Поэтому король хотел забрать казну и отступить во Львов. Хорошая крепость и далеко от границы с этим опасным соседом. Но он не успевал…

Вчера пришло известие о появлении русских всадников севернее города. А значит, пути на юг и запад тоже отрезаны. Ему бы прорываться, только как? Бросить верных людей и огромный обоз с ценным имуществом? Ведь если у пана-атамана нет золотого запаса, от него вчерашние преданные бойцы разбегаются в разные стороны. А ведь поражение под Оршей не только стало сильным ударом по его державе, но и поставило под вопрос права Владислава на правление Литвой. Ведь Ольгерд назначил его преемником вопреки праву наследования. Грядет большая междоусобица, в которой нужно быть при воинах и деньгах, если хочешь выжить. А тут еще этот чертов Дмитрий со своими войсками.

Владислав с раздражением лягнул своего коня шпорами и направился к городской стене.

«Что же делать? Что же делать?» – пульсировало в его голове, сводя с ума.

– Ваше Величество, – покорно склонил голову старый служака. Уже седой. Еще с отцом прошел через многие кампании. В глазах грусть и понимание.

Владислав поджал губы, чуть поморщился и, соскочив с коня, направился на стену. Где и замер.

– Почему не донесли? – тихо спросил король.

– Так вы сами ехали, – пожал плечами старший над этим участком. – Мы думали, что уже кто-то передал.

– Думали они… – фыркнул Владислав и вновь обратил свой взор туда, где молча и спокойно двигались войска Российской Империи.

Оправившись от непростой победы и подтянув из Смоленска модернизированный осадный парк, Дмитрий подошел к столице Литовского королевства. Как тогда, во время прошлой войны, еще с Ольгердом. Только в этот раз договариваться и мириться он не собирался.

Его жена погибла. Новость об этом до него донесли вестовым. И Дмитрий был ОЧЕНЬ зол. Он заигрался, прикидываясь всемогущим. И вот они – первые цветочки. Но себя винить не хотелось. Это было неприятно. Поэтому, персонифицировав свою гнетущую холодную ярость, Император решил мстить тем врагам, кто под руку попадется. Пока не остынет.

Самым удивительным было, что только после смерти Анны он осознал, КАК ее полюбил. Особого тепла и нежности между ними никогда не было. Но эта женщина стала для него настолько близка и важна, что и слов подобрать не получилось бы для объяснения… Словно большой кусок тела от него отрезали. Дышать стало тяжелее. Самодовольство ушло. Даже задор как-то поутих.

Бам! Бам! Бам!

Мерно заработали нарезные «Единороги», всаживая в деревянные укрепления города свои чугунные фугасы ударной инициации. Примитивный инерционный взрыватель прост… был бы капсюль.

Бух! Бух! Бух!

Поднимались взрывы, разбрасывая обломки бревен и землю. Вильнюс еще не успел обрасти хорошими каменными стенами. Поэтому довольствовался общеупотребимыми в регионе древесно-земляными фортификациями.

Бам! Бам! Бам!

Вновь ударили «Единороги», посылая свои смертоносные подарки.

А Дмитрий стоял и смотрел с отрешенным взглядом на творящуюся фантасмагорию. Выстрелы ложились довольно точно. Но случались и перелеты. Вот один такой красиво вошел в окошко небольшого деревянного домика. И спустя мгновение, застеснявшись, тот снял с себя часть крыши. Негоже с покрытой головой перед Императором стоять…

Полчаса обстрела привели к тому, что участок стены и кусок поселений за ним разбило в щепки. Этакая площадь, изрытая воронками, где вперемешку с землей лежали бревна, какие-то бытовые предметы и куски людей.

– Государь, – козырнул подбежавший командир сводного артиллерийского дивизиона. – Боекомплект расстрелян. Прикажешь восполнить из обоза и продолжить?

– «Василиски» и «Кракены» готовы?

– Только-только поставили.

– Все зарядить гранатами. Навести вон туда и ждать приказа, – указал Дмитрий на единственный подходящий участок для построения войск.

И надо сказать, не прогадал.

Навстречу все так же молча выступившим легионерам высыпали воины Владислава, укрывшись большими осадными щитами. Конечно, их всех сильно деморализовала огневая мощь пушек. Раз – и кусок города перемололо в крошево. Тут любой бы струхнул, особенно в те времена. Однако понимание факта окружения и настроя противника сильно сказалось на решимости продать свою жизнь как можно дороже. Они были бы и рады сдаться или отступить. Но не надеялись. Известие о смерти Анны до Вильнюса уже долетело, а потому они не питали иллюзий.

И вот, когда два легиона в наступательном ордере подошли на пять сотен метров, Дмитрий вяло махнул рукой артиллеристам…

Вступать в ближний бой? Зачем? Слабоумие и отвага – не его конек.

Поэтому спустя буквально пару секунд в боевых порядках противника поднялись могучие фонтаны земли и густого дыма. А виновниками их стали два снаряда калибром пятнадцать сантиметров и два – в двадцать пять. Ударные гранаты попали, конечно, не очень точно, но при таком калибре это не принципиально.

Ну и, разумеется, вслед за своими коллегами дали слитный залп «Единороги», все двадцать четыре штуки. Один залп. Больше просто не успели поднести снарядов. Но и этого хватило.

Прозвучала труба. Замахал флажками сигнальщик.

И два легиона мерно двинулись вперед.

Конечно, все силы противника такой артиллерийский налет не уничтожил. Отнюдь. Но контузил и вывел из строя всех тех, кто пережил взрывы снарядов. Оказывать серьезного сопротивления эти воины не могли. Поэтому легионеры расстреливали их из ружей, словно в тире. В упор. А потом так же не спеша продвигались дальше, на ходу добивая своими клинками тех, кто ползал, не имея сил подняться с земли.

Все молча.

Там, где еще пару минут назад стоял многоголосый стон, оставались только умиротворенные трупы.

Никто в городе никакого сопротивления не оказывал. Владислав погиб в бою вместе с остатками верных войск. Горожане забились по углам и молились о спасении, нагородив себе в воображении совершенно чудовищных страшилок и пасторальных, умиротворяющих видов Преисподней. А обоз ценного имущества, столь тщательно собираемый королем Литвы и Польши с города, всецело перешел в руки Дмитрия.

Император же, войдя в город, двигался словно робот. Его два холодных, сверкающих небесной синевой глаза бездушно смотрели на людей. Но ровно до того момента, как не скользнули взглядом по худенькой чумазой девочке. Лет девяти, не больше. Она не плакала, как большинство детей в округе. И была чем-то неуловимо похожа на Анну. Не внешностью, нет. Император этого понять не мог. А главное – она не боялась. Даже напротив, взирала с каким-то сожалением и легкими нотками осуждения во взгляде. Что-то в духе: «Ай-ай-ай, что же ты творишь!» Может быть, конечно, и не так. Может быть, Дмитрию все это почудилось. Но это помогло. Его отпустило. Словно автоматический предохранитель в голове вновь включился, запуская сознание в обычном режиме.

Император как-то неловко улыбнулся. Слез с коня. И присев на колено, поинтересовался:

– Кто ты?

– Девочка.

– У девочки есть имя?

– Арья.

– Арья? – удивленно вскинул брови Дмитрий. – А как оно звучит полностью?

– Арья.

– Ваше Императорское Величество, – робко вмешался стоявший рядом дородный и неплохо одетый мужчина. – Она не местная. Дочь рабыни, которую привезли откуда-то издалека. Это мать ей имя дала.

– А где ее родители?

– Умерли.

– Их убил я?

– Нет, – произнес и еще сильнее склонился мужчина. – Лихоманка прибрала. Брат мой выкупил ту рабыню, да в жены взял. Вот и осталась сиротка у меня на воспитании.

– Почему так плохо одета? – с легким раздражением спросил Дмитрий. – Если дочь рабыни, то никакого ухода не должно? Или рабы по-твоему не люди?

– Нет, что вы, – замахал руками перепуганный мужчина, падая на колени и одновременно умудряясь медленно отползать.

– Тогда почему ты не оказываешь должного ухода племяннице? Молчишь? – произнес Император. Потом медленно извлек клинок и, поддев им подбородок, заставил его поднять глаза. – Или ты мне сейчас говоришь правду, или я тебя убью. Говори.

– Си… сирота. Она сирота. А у меня и у самого пятеро детей.

– Почему сам одет так хорошо?

– Так на последние оделся, чтобы дела вести, нужно уважение оказывать. А какое уважение без должного вида?

– Он врет, – тихо произнесла Арья.

– Что?! Да как ты… – ахнул от возмущения мужчина, но резко заткнулся, потому что клинок пропорол кожу и пустил ему кровь, вызвав непроизвольное испражнение и бурное потоотделение.

– Он постоянно говорит, что я нищенка и дочь рабыни, живущая на этом свете лишь его милостью. Что у меня за душой ничего нет. А сам забрал лавку папы, присвоив ее себе. И товары. Все. Все. Все.

Император плавным движением насадил мужчину на клинок, не сводя взгляда с девочки. У той не дрогнула ни одна мышца на лице. Ее дядя бился в агонии, а она с каким-то торжеством смотрела на это.

«М-м-м… Садистка… – мысленно отметил Дмитрий, – наш человек».

– Пойдешь ко мне воспитанницей? – спросил он у девочки, которая, наконец, перевела взгляд с покойника на Императора.

– А что делать нужно?

– О! – улыбнулся Дмитрий. – Мы договоримся. Если, конечно, ты станешь мне верно служить.

Глава 6

2 сентября 1386 года, Новгород

Наследник Дмитрия – Александр подошел к Новгороду в еще более мрачном настроении, чем отец к Вильнюсу. Ведь у того мать умерла не на глазах. Да и история вышла предельно грязная, от чего он заводился еще сильнее.

Как вообще так получилось, что под Валдаем легион попал в такую переделку?

Новгородский посадник, следуя инструкциям Дмитрия, собрал войско и выдвинул его навстречу силам вторжения. Во главе с самыми уважаемыми и родовитыми боярами. Мало того – они даже дошли и встретились с армией противника. А вот дальше все пошло не по плану.

Бояре выехали вперед – пообщаться. К ним подъехали лидеры войск, представляющие Ганзу – стародавнего контрагента. И вместо того чтобы сойтись лоб в лоб, они банально договорились. Бояр, не имевших никакого желания воевать со своими торговыми партнерами, убедить было несложно. Немного послаблений и все – дело сделано. Ведь князь Новгорода для этого чудного города никогда не был авторитетом, если не сидел в пределах стен с войсками. А наказания за попытку предательства в прошлую войну не последовало. Вот бояре и распустились. Обнаглели.

Что было дальше – представить несложно: выдвижение союзников навстречу легиону и неудачная засада. Ее результат долго был не ясен. Да, провалилась. Но смогла ли остановить легион или нет? Это бояре узнали, только добравшись до Новгорода, как и то, что они убили Анну. И это вогнало их в уныние. Ведь никто не знал, что вместе с легионом будут идти жена и старший сын Императора. Это оказалось неожиданностью.

Что теперь делать?

Северная армия совершенно очевидно сорвала свою кампанию. И потрепанный легион, подпираемый поредевшим отрядом Тевтонского ордена, уверенно приближался к Новгороду. Ничего хорошего это не предвещало. И воины, узнав о том, что произошло, стали разбегаться во все стороны. И не только малыми группками да поодиночке. Например, отряд Готланда уехал целиком сразу, как только стало известно о приближении легиона. От них едва треть осталась из-за страшных потерь там, под Валдаем. Именно по ним ударила тяжелая кавалерия… Остались только наемники Ганзы, войска из Нижней Германии и личные дружины новгородских бояр. Суммарно – едва за три тысячи. Да, легион был потрепан. Но все равно, против него они не имели никаких шансов. Железная дисциплина, стальные латы, ружья, ручные гранаты и пушки компенсировали это незначительное численное превосходство с лихвой…

Бах! Бах! Бах!

Дали беглый залп четыре нарезных «Единорога», разнеся в дым угловую башню древесно-земляных фортификаций старого торгового города. Город только-только начал строительство новых каменных укреплений, и большая часть старых все еще была весьма архаичной.

Бах! Бах! Бах!

Вновь отработали орудия, после корректировки наведения, разнося вдребезги очередную цель.

А объединенное войско спешно отступало из города. Кто куда, но основные силы, конечно, на Ладогу, где стоял флот Ганзы. Ни у кого не было ни малейшего желания вступать в бой.

Не прошло и пять залпов, как старший сын Дмитрия поднял руку, прекращая обстрел, потому как из города пешком вышел архиепископ. Прямо там, где участок стены с башней уже обратился в руины.

– Чего тебе, Отче? – холодно поинтересовался Александр, не слезая с коня, когда архиепископ дошел до него и согнулся в глубоком поклоне.

– Они ушли. Не ломай город.

– Кто они? – скривился наследник Дмитрия. – Предатели, которых поддержали новгородцы?

– Они ни с кем совета не держали и Вече не созывали.

– И не созовут более… – поджав губы и прищурившись, произнес Александр.

– Не бери грех на душу, не убивай невинных горожан. Все понимаю. Убей меня, но не трогай их.

– Неравнозначный обмен, – с усмешкой отметил наследник. – Предательство отца. Убийство матери. Вероломное нападение на легионеров и наших союзников. За это кто-то должен серьезно ответить. Неужели ты думаешь, что я так прощу вас за такой дешевый откуп? Да и тебе великая честь. Мучеником на старости лет станешь. Тебе ведь немного осталось. И меня, дурачка, вокруг пальца обведешь. Так, что ли? – произнес Александр и с раздражением посмотрел на архиепископа. Долгое общение с отцом не прошло даром. Мыслить он тоже стал совсем необычно для местных жителей.

– Чего ты хочешь? – поиграв желваками, поинтересовался архиепископ.

– Новгород. Весь Новгород. Я смирю свой гнев только в том случае, если вы все принесете клятву верности Империи, сдадите всех причастных с потрохами и отдадите миром Вечевой колокол.

– Так как же так? Как же мы без него?

– Как Смоленск или Киев, Владимир Великий или Нижний Новгород. Под властью законного монарха в составе Российской Империи. И бояр у вас тоже не будет. Ибо гнилые они без меры.

– Мы можем подумать?

– До утра. Утром я вновь начну обстрел. И грабежей не будет. Потому что я применю сразу зажигательные снаряды. Чтобы одно большое пепелище осталось на месте города. Чтобы огонь очистил землю от тлетворного влияния предательства.

– Что будет с родичами предателей, если мы примем твои условия?

– Я их казню. Быстро. Без мучений.

– А с их имуществом?

– Заберу в казну.

На том и разошлись.

У Александра действительно имелись зажигательные снаряды. Прихватили их для боя по кораблям. Вдруг там окажутся крупные нефы? Вот, чтобы много пороха не жечь – вогнать один в борт и забыть про это водоплавающее средство. Правда, мало их было. Производство фосфора пока не удавалось толком наладить даже в лаборатории. Зажигательных снарядов было хоть и немного, но на то, чтобы выжечь дотла город, подходяще. А там, где не хватит жара, добавят пушки обычными гранатами. Того добра хватало.

На рассвете следующего дня вместе с архиепископом высыпала куча люду. Все пешком. Шапки сняты. Крест несут.

В общем – присягнули. А куда им деваться? Все, кто мог, из города и так уже сбежали. Даже родичи ночью налегке удрали. Ведь жить впроголодь намного лучше, чем сытно кормить червей собственным телом. А этим податься было некуда. Бедняки, ремесленники, мелкие купцы и прочая разночинная братия.

Две недели войско отдыхало в городе, ожидая каверзы. Но ничего не происходило. Хотя должно бы. А потом пришла финальная новость – флот противника снялся с якорей и покинул Ладогу. С ними уходило едва за тысячу человек. Городок, конечно, напоследок ограбили до нитки. Да, но и леший с ним. Главное – ушли. И кампания 1386 года на севере в целом завершилась.

Глава 7

2 декабря 1386 года, Охтинский мыс

Несмотря на занятие Новгорода войсками Российской Империи, война в тех краях не закончилась. Да, германский флот и остатки их войск отступили, очистив от своего присутствия регион. Однако местным боярам, обвиняемым в предательстве, куда деваться? «Заграница нам поможет» не сработало. Пока ты на коне – ты нужен, а когда в опале – никто даже руки не протянет.

Разбежавшись по своим удаленным усадьбам, вчерашние новгородские бояре начали заниматься откровенным разбоем. И Александр был вынужден на него реагировать, сжигая одну усадьбу за другой. Конечно, никакой организованной оппозиции не было. Бояре просто не имели физической возможности поддерживать между собой связь, так как все города и ключевые, узловые для логистики участки заняли войска Империи. Ведь Александр сразу после Валдайской битвы отправил в коронные земли приказ о поднятии части городовых центурий. Вот они и подошли весьма своевременно.

Разрозненные и лишенные своих привычных источников дохода бояре отчаянно агонизировали без какого-либо шанса на успех. Даже съехать по старинному обычаю было некуда – новость о взятии Вильнюса и гибели Владислава довольно быстро разошлась по округе. А значит, и в Литве их ждут только боль и унижение. Ситуация усугублялась еще и тем, что весьма бедные на сельскохозяйственный урожай земли бывшей Новгородской республики банально не позволяли этим отрядам прокормиться. Им требовался доступ к торговой инфраструктуре и продовольственному импорту. Но его не было. И им приходилось раз за разом подставляться, совершая набеги. Почему подставляться? Потому что сидели бы тихо – никто и не пошел к ним. А потом и грехи замолить удалось бы. А так Александр им ничего не спускал и не забывал, вырезая рода под корень со всеми, кто оказывал им поддержку. Грубо, сурово. Но простить смерть матери из-за вероломного предательства он пока не мог.

Ситуация усугублялась еще и тем, что наследник получил от отца весьма увесистое письмо с обширными инструкциями на тему того, что нужно делать. И там, кроме детального описания методов борьбы с партизанами, шли распоряжения о возведении различных объектов. В частности – мощной крепости в устье Невы.

Не сильно напрягаясь с выбором места, Дмитрий решил поставить данную фортификацию на проверенном временем месте – Охтинском мысе. Ближайший к Невской губе незатопляемый участок. Крепость получила название Санта Анна на латинский манер в честь погибшей Императрицы, происходившей из знатного венецианского рода. Удобное расположение и нарезные «Единороги» позволяли надежно запирать Неву от случайных гостей. И строили ее сразу на века. Землебитная технология с кирпичной облицовкой. Правильная геометрия для фланкирующего прикрытия куртины. Крепкие башни-форты. А главное – удобная площадка для большой артиллерийской батареи, способной надежно запечатать проход по Неве. Ну и прикрыть порт, расположенный чуть выше по течению Невы.

Впрочем, главная сложность для Александра была не организация строительных работ на довольно удаленном острове. Отнюдь. Самым непростым оказалась необходимость правильно осудить тех, кого захватывали в боярских усадьбах. Кого из них отправлять под нож секвестора, а кого на строительные работы. Ведь кроме крепости следовало возвести три обводных канала: на Волхове, на Неве и на Ладоге. Причем в довольно сжатые сроки. И тут важно не промахнуться. Сохранять жизнь непримиримому врагу было так же неразумно, как и казнить случайного участника…

Глава 8

12 декабря 1386 года, Львов

Дмитрий внимательно рассматривал раскинувшийся перед ним город – Львов – новую столицу Польского королевства. Таковым он стал недавно, сразу после полного разорения русскими войсками Кракова в кампании 1371 года. Император тогда камня на камне там не оставил. Да и вообще – ударил по польским землям с особенным рвением рука об руку с Мамаем. Львов остался одним из немногих городов, сохранившимся в целостности…

Приятные воспоминания о былом.

Да и в эту кампанию стратегическая картина складывалась для России неплохо.

После победы под Оршей Дмитрий с основным корпусом из четырех легионов и частей усиления отошел на северо-запад, к Вильнюсу. Довольно сильную крепость Смоленска оставался прикрывать легион, подпертый городовыми центуриями гражданского ополчения. Что совершенно исключало возможность войскам коалиции пройти восточнее. Поэтому Сигизмунд, не пытаясь предпринять повторное наступление, отошел на юг – к Киеву, который к тому времени безуспешно осаждал второй корпус сил вторжения. Безуспешно потому, что дюжина нарезных «Единорогов» срывала на корню любые осадные мероприятия. Так что вся осада сводилась к стоянию неподалеку. А Днепр, полностью контролируемый русской флотилией парусно-гребных стругов с «Саламандрами», обеспечивал снабжение города продовольствием и боеприпасами. Так что Киев даже морить голодом полноценно не удавалось. С Запорожьем ситуация была аналогичная. По левому берегу Днепра уже был отрыт пусть и жиденький, но обводной канал, позволяющий обходить пороги. Что, в свою очередь, обеспечивало надежные поставки продовольствия в Запорожье. Да и вообще, несмотря на все усилия коалиции, судоходство по Днепру не прерывалось, оставаясь довольно насыщенным и безопасным…

Но вернемся к Киеву.

Именно там Сигизмунда настигли печальные новости с севера. Корпус, вторгшийся в Новгородские земли, уничтожен. Новгород, добровольно перешедший на сторону коалиции, пал, а его бояр усердно режут, искореняя предательство. Вильнюс, в котором оказался запертым Владислав с остатками верных войск, тоже пал. Сам король Польши и Литвы погиб. Казна Литвы захвачена русскими. А сам город принес присягу на верность Императору. И теперь Дмитрий продвигается на юго-запад – к Львову.

Мрачные новости.

Особенно если к ним присовокупить проигранное генеральное сражение и полный провал осады как Киева, так и Запорожья. Днепр стал непроходимой границей для сил вторжения. Вся кампания фактически потерпела сокрушительное фиаско. И это было ясно не только самому Императору Священной Римской Империи, но и многим его офицерам.

Не прошло и трех часов с прихода вестового, как оба корпуса стали сниматься с лагеря. Наступление Дмитрия на Львов грозило обрезать снабжение Киевской группировки. Этого допустить было нельзя. Да и лоб в лоб встретиться с легионами Императора России эти хоть и многочисленные, но весьма деморализованные силы не готовы. Поэтому у Сигизмунда оставался только один путь – отступить быстрее и не позволить его обрезать, окружить и заставить армию страдать от нехватки продовольствия. Тем более что легионы двигались отягощенные осадным парком.

Сказано – сделано.

Одна беда – росло дезертирство из-за очень напряженного продвижения. Люди просто не выдерживали. Сигизмунду на это было плевать. Он всячески поспешал, стараясь как можно скорее выйти из-под удара. Но не успел. К западу от Львова передовые части его армии встретили отдельный конный полк Российской Империи. Они не знали, что тот действовал отдельно, повторяя прием, совершенный под Вильнюсом. Поэтому Сигизмунд загнал остатки своих войск во Львов. Крепкая каменная крепость давала хоть какую-то иллюзию защиты, да и дезертирство в какой-то мере прекращало. Очень сложно было убегать, перелезая через высокие стены.

А вот русские войска не спешили, изрядно нервируя.

Сначала отдельный конный полк организовал регулярные разъезды вокруг крепости, удерживая ее в напряжении. Потом, через неделю, появилась пехота легионов, принявшаяся строить укрепленные лагеря и осадные позиции.

Казалось бы – зачем? Ведь могущество нарезных «Кракенов» и «Василисков» прекрасно было подтверждено под Вильнюсом. Они могли чуть ли не с походного ордера развернуться и в считаные часы превратить все эти укрепления в щебенку. Так-то оно так. Только снарядов к ним было мало. Их просто в Смоленске не было в достатке – не успели подвезти. А «Единороги» поиздержались во время сражения под Оршей и осады Вильнюса. Конечно, обоз из Москвы с боеприпасами уже шел, но когда он еще доберется?

Посему Император решил поступить хитрее.

Во Львове сидел не только Сигизмунд, но и Ядвига – королева Польши и Литвы, а также ряд значимой богемской, польской, литовской и германской аристократии. А вместе с ними войска, в обнимку с горожанами. Кроме того, Львов был важным логистическим узлом, обеспечивающим действие сил вторжения. То есть серьезные запасы продовольствия там имелись. Из-за чего Дмитрий начал демонстрацию подготовки к длительной, основательной осаде.

Из города все эти приготовления выглядели просто и однозначно – Дмитрию был нужен Львов. И желательно целый. Что автоматически настраивало простых обывателей против воинов и аристократии. Конечно, они ничего сделать не могли против уставших, злых и, что важно, вооруженных людей. Но фундамент нервозной обстановки в городе был заложен крепкий.

На третий день после подхода пехоты работы в целом завершились. Четыре легиона сели в индивидуальные укрепленные лагеря, запирающие город с основных направлений. А кавалерия, действующая из второй линии укрепленных лагерей, перекрывала своими разъездами все пространство между легионами.

Иными словами – к обороне подготовились. Пора было переходить к более энергичному заигрыванию с обреченными. Вот Дмитрий и распорядился сделать два демонстративных выстрела из «Кракенов».

Тяжелые чугунные снаряды диаметром в двадцать пять сантиметров не только громко ухнули, но и оставили после себя огромные воронки. Прямо перед воротами. Не требовалось великого воображения, чтобы представить – что будет с городом, начни они залетать туда.

Расчет Императора оправдался полностью.

Не прошло и четверти часа, как из ворот, ближайших к лагерю-ставке, выехала делегация переговорщиков. Не понять такого толстого намека они не смогли, как и проигнорировать.

– Ваше Императорское Величество, – учтиво произнес брат покойного Владислава, кивнув.

– Казимир? Я удивлен. Почему не вышел Сигизмунд? Неужели он способен только убивать безоружных братьев?

– Он неважно себя чувствует, – с едва заметной усмешкой отметил Казимир. – Ваше Императорское Величество, мы все прекрасно понимаем, что находимся в непростом положении. Это оружие… оно чудовищно.

– И вы все, как я понимаю, не хотите, чтобы я им обстреливал Львов?

– Безусловно. Нам бы хотелось узнать условия, на которых ты примешь сдачу Львова. Ты ведь этого хочешь, не так ли?

– Не совсем. Сигизмунд должен предстать перед судом за убийство брата – законного Императора Священной Римской Империи. А мой внук, Карл, занять свое место на престоле Богемии.

– Карл? Он жив?

– Да, как и Ирина с Маргаритой.

– Это… это неожиданно. Хотя ходили разные слухи.

– Понимаю. Далее. Ядвига должна принять постриг и удалиться в монастырь, уступив престол Польши законной наследнице – Елене.

– Но Ядвигу выбрала польская шляхта.

– Шляхта нарушила закон о престолонаследии. Я благородно позволяю ей исправить допущенную ошибку. В противном случае мне придется применить силу.

– Кхм… – поперхнулся Казимир, оглянулся, поглядывая на кирасир и легионеров. – Хорошо, я сообщу им. Что-то еще?

– Литовское королевство в полном составе должно отойти к Российской Империи.

– Что?! – ахнул брат и наследник Владислава Ольгердовича.

– Литва – моя. И любой, кто попытается это оспорить – умрет. Это ясно?

– Более чем… Мы можем подумать? – хмуро поинтересовался Казимир.

– Сколько вам нужно времени?

– Дня три.

– Хорошо. Утром четвертого дня я начну обстрел города.

– Мы, скорее всего, не сможем договориться по всем вопросам. Сигизмунд ни за что не пойдет на суд. Это ведь гарантированная позорная смерть на эшафоте.

– Это ваши проблемы. Сигизмунд, как ты сказал, плохо себя чувствует. Если он не доживет до суда, то я пойду вам навстречу и посчитаю этот пункт выполненным. Да и вообще – с трупами я не воюю.

– Я все понял, – кивнул Казимир и, поклонившись, вернулся в крепость. А вместе с ним и воины сопровождения, прекрасно слышавшие разговор и понимавшие его.

Мог ли Император выполнить свою угрозу?

Нет, конечно. У него имелось всего по десятку снарядов на каждый осадный ствол и по три десятка – на «Единороги». Но разве об этом кто-то знал в городе? Отнюдь.

Поэтому что? Правильно. Они будут исходить из того, что утром четвертого дня на Львов начнут падать вот такие вот двадцатипятисантиметровые подарки. Кому такая перспектива понравится? Разумеется, никому. Ситуация усугублялась еще и тем, что вместе с Казимиром были его воины. А значит, через несколько часов весь Львов будет знать требования Императора. Со всеми, как говорится, вытекающими.

Таким образом, Дмитрий обеспечивал смычку раздраженного населения с теми самыми вооруженными людьми. Конечно, не все взбунтуются. Кто-то сохранит верность монарху. Однако их количество будет довольно незначительно. Мало кому охота будет умирать за потерпевшего поражение неудачника с репутацией братоубийцы и узурпатора. О положении Ядвиги так и вообще речи никакой не шло. Как и о Литовском королевстве, которое и так уже заняли войска Российской Империи.

Несмотря на это, бурление «густых субстанций» в столице Польши продлилось на удивление долго.

Лично преданные Сигизмунду войска заперлись в палатах и крепко держали оборону. Они настолько знатно забаррикадировались, что взбунтовавшимся пришлось дымом выкуривать их из укреплений. Только перестарались слегка… ну или нарочно. Гнилушки – страшная сила. Несколько часов выкуривания. А потом топорами быстро взломали баррикады и достали свежих покойничков еще тепленькими.

Кампания на западе закончилась. Насколько это было возможно в той ситуации. Сложность заключалась только в том, что непонятно с кем заключать договора. Ядвига ведь тоже задохнулась в том дыму. А Сигизмунда бы, конечно, лучше было взять живым. Чтобы все по уму и по порядку оформить. Но что сделано, то сделано.

Оставался, правда, третий корпус, осаждавший Запорожье. Но, со слов Казимира, туда еще при отступлении от Киева послали гонцов. Так что скорее всего осада снята, а войска медленно отходят на Балканы.

Глава 9

10 мая 1387 года, Хаджи-Тархан

После поражения под Хаджи-Тарханом события в степи развернулись вполне предсказуемо, как для Тимура, так и для Дмитрия. От Мамая отвернулись все его сторонники, и он оказался вынужден бежать в Москву. Больше просто некуда.

Зачем? Чтобы получить поддержку и вернуть престол. Ведь он был нужен Дмитрию и прекрасно это осознавал. Поэтому очень обрадовался желанию Императора созвать Курултай султаната, ожидая своего повторного утверждения через этот важный для тюркских народов общественный институт. Степь уважала Дмитрия и не могла ему отказать в призыве. Тем более что он был носителем золотой пайцзы, выданной ему еще ханом единой Золотой Орды. Таких людей было немного и с ними считались. Мало кто в степи радовался падению ее значения и могущества. Многие испытывали ностальгию по былым дням.

Несмотря на ожидания Мамая, Дмитрий вынес на повестку Курултая два довольно острых вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?». Тот даже растерялся от такого поворота.

Крайнего нашли быстро. Им оказался Мамай, весьма непопулярный последнее время в степи. Два серьезных поражения и потеря столицы лишили его уважения у грубоватой и простой аристократии султаната. Ведь тот, кто побеждает, за тем и Бог. Обвинили. Осудили. И казнили. Быстро. Оказывается, у Дмитрия для этого все было готово. Получаса не прошло, как голова Мамая упала в корзину секвестора. А следом отправились и преданные ему войска – их к тому времени уже подпоили и скрутили без лишнего шума. Не очень красиво, но мстители Императору были не нужны, как и эксцессы.

Вообще-то изначально казнить Мамая не предполагалось, ведь его дочь не так давно была выдана замуж за младшего сына Дмитрия. Планировалось просто отстранить его от власти и поселить где-нибудь с почетом. Но вот беда – девушка умерла родами. Все-таки уровень развития медицины, несмотря на все усилия Императора, был еще совершенно ничтожный. Поэтому Константин Дмитриевич, удрученный потерей и своей супруги, и своего первенца, нисколько не возражал обезглавливанию бывшего тестя.

А дальше, не давая участникам Курултая отойти от зрелища казни, Дмитрий выставил свою кандидатуру на престол султаната. Прямо там, на площади у секвестора. Ну а что? Воинская удача при нем. Деньги есть. Земли есть. Войска есть. Даже золотая пайцзы имеется. Всем кандидатам кандидат.

Оспаривать самовыдвижение никто не решился, как и голосовать «против».

С одной стороны – страшно. Тут и дураку было понятно, что Император все это подстроил. А отправиться вслед за Мамаем никому не хотелось. С другой стороны – а почему, собственно, нет? За последние два десятилетия экономические и политические связи между Москвой и степью Белой Орды так окрепли, что никто уже и не мыслил жить порознь. Империи требовались мясо, кожи и шерсть. Степнякам – промышленные товары и защита. Да-да, именно защита. Потому что справиться с войсками Тимура они сами не могли.

Так что теперь, в разгар весны 1387 года, Дмитрий спускался к столице Половецкого султаната на кораблях Волжского флота. Новым подданным требовалось доказать свою дееспособность и право на управление степью.

Волжский флот… Звучит-то как? И выглядело не хуже.

Для достижения гегемонии в бассейне Волги и Каспийского моря Дмитрий начал еще в 1385 году строительство парусно-гребных кораблей. Получились довольно интересные небольшие шхуны с развитым парусным вооружением и банками тяжелых весел, на каждом из которых садилось по три-четыре человека. Действовать на совсем уж мелководье они полноценно не могли из-за осадки. Но ходить по относительно крупным рекам были в состоянии. Причем быстро. А еще они несли пушки. Что, совокупно с возможностью уверенно действовать в Каспийском море, было бесценно. Да и тренировка изрядная.

Бух! Бабах!

Жахнул выстрел «Единорога», изумив всех гостей и жителей Хаджи-Тархана. Особенно после внушительного взрыва, поднявшего массу грунта в воздух и осыпав в округе. Но весьма аккуратно – чтобы ничего не повредить. Рано было пускать кровь.

Тимур вздрогнул и, чуть помедлив, вскочил, бросившись к окну. Оттуда открывался прекрасный вид на Волгу. Легкие шхуны шли в кильватере, прибирая паруса и выставив весла. Семь штук. Не так, чтобы много, но они несли артиллерию и множество латников – легионеров…

Казалось бы – как целый флот мог пройти по реке незаметно? Однако ничего странного в этом не было. Степное протогосударство, существовавшее в те годы на просторах Дикого поля, просто не обладало необходимыми ресурсами для осуществления подходящей системы оповещения. Чем активно пользовались ушкуйники XIV–XV веков, неоднократно и совершенно безнаказанно грабившие города татар по Волге и Каме. С другой стороны – даже если кто что и заметил, то с какой стати ему бежать к вторгшемуся на их территорию врагу – Тимуру – с докладом? Поэтому подход кораблей для воинственного хромца оказался полной неожиданностью.

Конечно, его войска заняли этот город в дельте Волги после разгрома Мамая. И были под рукой. Одна беда – полностью дезорганизованные и расслабленные. Требовалось время, и немалое, чтобы привести их в порядок и организовать оборону. А его не было. Переговоры напрашивались сами собой, будучи больше в интересах Тимура, чем Дмитрия. Поэтому не прошло и получаса, как на портовом песке за пределами городских стен встретились хромой завоеватель Средней Азии и Император России. Дмитрия с тыла прикрывали пушки и ружья легионеров. Тимура – многочисленные стрелки из лука, довольно бесполезные против лат, но все-таки – хоть какое-то успокоение.

– Доброго утра, уважаемый, – по-арабски произнес Дима. Он на нем говорил очень неплохо после променада на Ближний Восток.

– И тебе добра, – сказал Тимур в ответ, внимательно вглядываясь в своего противника. Северные латы завораживали, как и удивительная крепость воинов пехотного полка первого Московского легиона. Хорошее питание и постоянная физическая нагрузка на протяжении многих лет давали о себе знать.

– Мамай мертв, – продолжил Император уже на половецком языке, прекрасно понимаемом Тимуром. Ведь будучи барласом, он от рождения разговаривал на близком языке. Еще владел монгольским и персидским, в отличие от арабского языка, с которым хромец был знаком поверхностно.

– Этого следовало ожидать.

– Я казнил его.

– Казнил? – удивился Тимур.

– Курултай Половецкого султаната низложил Мамая и избрал меня новым султаном.

– Что?! – совсем уж округлил глаза хромоногий завоеватель.

– И теперь в моих руках Божьей милостью Российская Империя, что простирается от Балтийского моря на севере до Русского на юге и от Вислы на западе до Волги на востоке.

– Хм… – выразительно промолчал Тимур, все еще никак не отойдя от неожиданности. Да и пространство, которое Дмитрий смог взять под свою руку, выглядело впечатляюще.

– А теперь скажи – почему ты занял мой город? Разве мы не торгуем для общей пользы друг друга? Разве я покой на Волге не обеспечиваю тебе?

– Я… я воевал против Мамая.

– Теперь его нет. Ты хочешь продолжать войну?

– Тебя выбрал Курултай?

– Да.

– Неожиданно… – покачал Тимур головой. – Но нет. Я не хочу с тобой воевать.

– Сколько тебе нужно времени, чтобы увести своих людей из моего города? Спокойно и без лишней спешки.

– Завтра к утру они покинут город.

– Хорошо. Но если завтра к утру твои воины все еще останутся в этом городе, я буду считать, что ты напал на меня. И буду вынужден атаковать.

– Я понял тебя, – хмуро кивнул Тимур.

– Надеюсь, этот неприятный инцидент не отразится на нашей торговле?

– Не отразится, – поджав губы, произнес хромой завоеватель Средней Азии. Ему было неприятно вот так мирно отходить из занятого им по праву города. Но, столкнувшись с войсками Императора вживую, а не понаслышке, он потерял всякую надежду на победу. Даже здесь и сейчас, видя перед собой довольно небольшое воинство, Тимур прекрасно осознавал, что едва ли сможет его уничтожить, навалившись всеми силами. Пять сотен латников при ружьях и пушках. Это было непреодолимое препятствие на пути к победе. Ведь о могуществе артиллерии ему советники все уши прожужжали. Да и о ружьях с латами щебетали только восторженные тирады. Когда-нибудь, может быть, он сможет разгромить этого наглого и удачливого северного варвара. Но не сейчас.

Глава 10

2 июля 1387 года, Москва

Наконец-то дом.

Эти годы совершенно его измотали.

Он побеждал. Словно бы кто-то проклял его на успех. И уже действительно смог собрать огромные земли по меркам тех лет. Очень немногие государства в истории когда-либо достигали таких размеров. Его Империя простиралась от Балтики на севере до Русского моря и Каспия на юге, от Вислы на западе до Волги на востоке. Старший сын и наследник принял титул короля Польши, которая, после его восхождения на Императорский престол, присоединится к России. Внук занял трон Богемии при регентстве своей матери Ирины – дочери Дмитрия. Другой сын, только уже бастард, появившийся на свет от его связи с дочерью из рода Висконти, должен наследовать в Царстве Иерусалимском, занимавшем весь Передний Левант и Кипр.

А ведь все начиналось в далеком 1359 году в маленьком княжестве на берегу Москвы-реки. Неполные три десятилетия – и такой успех! Любой бы человек радовался, да чего уж там – порхал, окрыленный подобной удачей. Любой, но не Дмитрий.

Анна умерла.

Первая боль, самая сильная и острая, прошла. Но вместо нее пришла тоска. Черная, тяжелая, гнетущая. И что с ней делать, Император не знал. Ничего не хотелось. Ничто не радовало. Время от времени удавалось окунуться с головой в дела. Только это и спасало. На непродолжительное время…

Дмитрий медленно прошел по огромному монолиту могучей Имперской башни – его главной резиденции. Шутка ли? Сто пятьдесят метров без учета шпилей. Для XIV века – невероятно высоко. Даже Александрийский маяк, еще не разрушенный землетрясением, задирался всего на сто сорок метров. Тут же чрезвычайную высоту сооружения усиливали Боровицкий холм со специальным массивом фундамента Акрополя. В итоге – башня просто нависала над округой и натурально восхищала, вызывая ассоциации с небожителем.

Гранитная кладка, мраморная облицовка, как внешняя, так и внутренняя. Этажи-этажи-этажи…

Император не пожалел сил для оснащения своей резиденции по последнему слову техники. Сбалансированные противовесами лифты, висящие на стальных тросах, приводились в движение паровыми машинами. Паровое отопление, позволявшее поддерживать тепло и уют в башне в любую погоду. Подача горячей и холодной воды на все этажи через ступенчатую систему насосов и опорных резервуаров. Туалет с водяным смывом, да на каждом этаже. Общая система канализации позволяла откачивать насосом получавшуюся жижу прямо из резервуара в подвале. И многое другое. Даже принудительную систему вентиляции этажей сделали. Иными словами – резиденция Императора была наиболее высокотехнологичной постройкой в мире в те годы.

Поднявшись по цепочке лифтов, Дмитрий оказался на просторном и воздушном верхнем этаже. Это было очень удивительно – в те годы на самый верх отправляли наиболее бедных. Самые богатые и влиятельные предпочитали селиться на первом этаже. Однако Дмитрий считал, что «главнюк» должен был по утрам видеть из окна всю округу. Поэтому не только забрался на самую верхотуру, но и озаботился установкой многочисленных и поистине огромных окон – трехслойных стеклопакетов, деревянных, но какая разница? Главное – помещение постоянно было залито светом и открывало потрясающий вид на все вокруг.

Выше августейших покоев располагался только шпиль с государственным флагом, крупный узел связи гелиографа, стационарные наблюдательные пункты и ангар с привязным аэростатом. То есть только небольшое количество технических помещений.

Все старые постройки, в которых они с Анной раньше ютились, уже канули в Лету. Перестройка Москвы была крайне интенсивной. Сейчас ее было и не узнать. Могучие стены крепости. Плотная «питерская» застройка трех-, четырехэтажных кирпичных домиков с арками и внутренними дворами. Относительно просторные мощеные дороги с тротуарами. Водонапорные башни. Пожарные каланчи. Да и пригород тоже разросся и изменился до неузнаваемости. Огромный гостиный двор, стадион, ипподром, система фортов и прочее, прочее, прочее. Картину завершало обширное водохранилище, охватывающее Москву с востока и юга… От прошлого практически ничего не осталось. Поэтому эти покои – последнее, что было у Дмитрия для воспоминаний об Анне. И он зависал там днями напролет.

– Пап, – тихо произнес, тронув Императора за плечо, старший сын – Александр. Он уже вернулся из провинции Словения для доклада о текущем положении дел и обсуждения ряда важных вопросов.

– Что-то важное? – глухо отозвался Дмитрий, буквально медитируя перед фотографией своей покойной супруги. Он был очень рад, что сделал их множество, даже несмотря на ее протесты. Анна побаивалась фотоаппаратов.

– Мы тут подумали, что маме нужно поставить памятник…

– Что? – как-то оживился Император.

Александр же едва заметно улыбнулся. Он прекрасно понимал – эта хандра его родителя до добра не доведет. Нужно как-то вытаскивать его с того света, куда он так целенаправленно вгоняет себя тоской, стремясь уйти вслед за мамой. Конечно, ему хотелось занять место отца и стать Императором. Но Александру хватало благоразумия понять – пока не время. Да и Дмитрий, уделивший развитию собственных детей столько времени, был для них всех непререкаемым авторитетом. Причем без заоблачной дистанции. Своего рода вожак стаи. Их общей стаи, в которой не было различий между мужчинами и женщинами – всех учили вгрызаться в реальность во славу и благополучие августейшей фамилии и Империи. И все эти волчата, выросшие с «во-о-о-т такими» зубами и острым умом, нуждались в нем, признавая превосходство отнюдь не по праву рождения. Иначе бы никто и не полез вытаскивать из смертельно опасной черной тоски.

– Мы с братом и сестрой хотим заказать у хорошего скульптора памятник маме. Из мрамора или бронзы. Как ты на это смотришь?

– Я? Хм. А это идея, – впервые за долгие месяцы улыбнулся Дмитрий.

А дальше закрутилось.

Сын натолкнул Императора на мысль о том, как сделать так, чтобы Анна никуда не уходила. Так, чтобы она оставалась живее всех живых.

После завоевания Новгорода и начала строительства города-крепости Санта-Анна Нева должна была превратиться в одну из наиболее важных речных магистралей Российской Империи. Ведь, при должном усилии, из нее можно было проложить судоходный путь в Белое, Русское, Азовское и Каспийское моря. Да, придется потрудиться, но Дима помнил – это не только нужно, но и вполне реально. Особенно если рассматривать этот «судоходный перекресток» как стройку века и так же к ней подходить. А значит что? Правильно. Устье Невы приобретет важнейшее международное торговое и политическое значение. «Все флаги будут в гости к нам», – как говаривал Петр Великий. Вот Дмитрий и решил поставить свою «статую свободы» в тех краях.

Задумка была проста и изящна… в какой-то мере.

Прежде всего – мощный, массивный гранитный двухъярусный постамент на острове, где Петр Великий заложил Петропавловскую крепость. Первый уровень постамента должен быть выполнен в виде «звезды Лакшми». Прочное гранитное основание высотой десять метров и изрядной площади должно было спасать статую от подтопления. Второй уровень – тоже гранитный, но уже ступенчатый. Он был нужен не только для возвышения статуи, но и как балласт, в котором фиксировались бы опоры каркаса. Этакий противовес-балансир.

Дело непростое. Но наличие буквально под боком гранитных каменоломен должно было облегчить решение этой задачи.

Сама же статуя представляла собой совершенное уникальное для эпохи решение. Могучий каркас из железных балок, которые после обработки должно было соединить гигантскими болтами в единое целое. Этакую хорду статуи со всего двумя точками крепления к основанию. На нее, в свою очередь, навешивался вспомогательный пространственный каркас из железных балок сильно жиже. А потому он казался поистине воздушным, по сравнению с натуральной корягой хорды. А потом, поверх, уже крепилась оболочка, отчеканенная из тонких листов меди по деревянным формам.

Сложность заключалась в том, что ни Дмитрий, ни его люди все нормально рассчитать не могли. Поэтому было решено поступать так, как в свое время сделал Гюстав Эйфель – то есть взять многократный запас прочности. Чтобы точно не развалилось.

Иными словами, Дмитрий в целом повторял инженерное решение «статуи Свободы» в Нью-Йорке. Только с большим размахом и иным внешним видом. Ведь его женщина восседала на могучем коне породы дестриэ. Закованное в латы животное встало на дыбы, норовя ударить копытом. А Анна, привстав в стременах, указывала обнаженным клинком в небо – салютовала. Шлема не было. А ее красивое и строгое лицо должно было внимательно взирать на всех, кто соберется проплыть по Неве.

Завершало же картину ночное освещение. Император планировал для этих целей задействовать мощные ацетиленовые прожекторы, расположенные по периметру первого яруса постамента. В будущем, конечно, нужно будет поставить электрическое освещение. Но пока придется обходиться тем, что есть.

Строить такую махину нужно было долго и мучительно. По самым скромным подсчетам, вес ее гранитного основания должен превысить сто тысяч тонн, масса железного каркаса – двести пятьдесят, а медной облицовки – пятьдесят. Дорого, долго и очень непросто. Однако небольшой архитектурный кружок, образовавшийся в Москве за последние годы, подхватил идею с необычайным воодушевлением. Ведь ничего неразрешимого в ней не было. Все можно было сделать. А какой их ждал результат?! Новое чудо света!

Дмитрий же, развернув всю эту возню вокруг строительства грандиозной статуи покойной супруге, ожил. У него вновь появился смысл жизни. Поставят этот монумент его дети или нет – Бог весть. А он должен жить и добывать средства для этого дела. Без ущерба для развития экономики своего детища – державы, разумеется. Ведь только ее успех мог гарантировать вековое благополучие статуи. Пока сильна Россия – никто не посмеет покуситься на нее.

А значит что?

Правильно. Пора было готовиться к заграничному походу. Требовалось на какое-то время искоренить всякое желание выступать с оружием против Российской Империи. Забыть как страшный сон подобные помыслы. Даже не надеясь на то, что водная преграда и большое расстояние спасут от тяжелой поступи заглянувших в гости легионеров возрожденного Рима. Третьего Рима!

Глава 1

2 мая 1388 года, Константинополь

Ранним утром полковник Медведев опять стоял на стене. Осада шла уже слишком долго… Так долго, что он к ней привык как к чему-то обычному. К формату жизни.

Огромные бомбарды османов повзрывались еще год назад, вместе с артиллеристами. Тогда же закончились и штурмы, остатки которых белели голыми костями целыми завалами.

Собственно османы просто жили под стенами Константинополя, ожидая, когда, наконец, в нем закончатся запасы. Тем более что год назад их окончательно обложили – закрыв с моря. Венеция по какой-то причине увела свои корабли. Почему? Полковник не знал. Связи с внешним миром не было.

Еще хуже обстояли дела с властью в городе.

Когда-то, еще в 1386 году, во время штурмов погиб Басилевс Андроник. Тот самый, которого он в свое время возводил на престол. А никого подменить его не было. Все родичи сбежали из города либо во время переворота, либо после. И теперь отсиживались кто где. В самом же Константинополе полковник фактически оставался единственной властью. Да, там кто-то кем-то числился и повыше рангом. Но подчинялись все только ему – Семену Федоровичу Медведеву. И его легионерам, которых осталось едва половина от изначального состава. Война не была простой.

Ту-туту-туту-туту-туту!

Раздалось откуда-то с севера.

– Сигнальная труба? – удивился полковник и оглянулся на усталые лица своих невыспавшихся связистов. Никаких потуг издавать какие-либо звуки его трубач даже не предпринимал. Мало того, с таким же удивлением прислушивался.

– Теперь барабаны… – произнес один из легионеров, подняв указательный палец.

А вокруг было видно, как крутили головами мобилизованное городское ополчение – милиция, сидевшая на своих постах по крышам. Они сыграли огромную роль в отражении штурмов, которые девять раз перемахивали за стены. Но каждый раз захлебывались в крови. Баррикады и стрелковые точки по крышам были тем непреодолимым рубежом, который неизменно замедлял врага. Ровно для того, чтобы подоспели легионеры и выбили его за стену.

– Не понимаю, – покачал головой Медведев. – Неужели наши?

Видимость сильно портил легкий туман, стелющийся по всей округе.

Но вот, спустя минут пять, подул ветерок, немного разогнавший эту мутную зыбь и открыв перед глазами полковника удивительное зрелище. С севера шли развернутым строем легионеры. Усиленный пехотный полк легиона из трех когорт – восемь с гаком сотен линейных строевых. На флангах – всадники конного полка. В тылу – полковые артиллеристы со своими «Саламандрами».

Всего один легион.

Семен Федорович даже как-то горестно вздохнул. Ему не очень верилось, что легион сможет сковырнуть изрядно укрепившихся османов. Ведь те переняли прогрессивный опыт Дмитрия и стали строить укрепленные лагеря. Не всегда и не везде, но в данном случае он был. А внутри – почти пятнадцать тысяч вооруженных человек. В разной степени. Но все же. Причем у них были легкие пушки и масса арбалетов. Именно на вылазке он и понес наиболее значимую часть потерь…

– На что они надеются… – покачал он головой.

– Смотрите! Смотрите! Личный штандарт Императора! – крикнул кто-то из легионеров.

– Что?!

В стане османов все уже бурлило. Они тоже засиделись и рвались в бой. А тут в открытом поле такое невеликое воинство. Разумеется, воины ислама хлынули им навстречу едва управляемой массой.

Дмитрий же сделал отмашку, и весь строй легионеров замер. После чего быстро перестроился – в две линии. Первая встала на колено. Вторая – в полный рост прямо за первой. Только не единым строем, а центуриями. Этакими сегментами.

Медведев смотрел на все это и не понимал, что творит его Император. Это ведь верная смерть. Нужно наоборот сомкнуть строй…

И тут зазвучали выстрелы.

Частые-частые.

Первая шеренга давала залп. Проходило секунды две-три. И вторая шеренга давала залп. Потом новая непродолжительная заминка. И снова залп, уже первой шеренги. И так по кругу.

От удивления Семен Федорович не только выпучил глаза, но и открыл рот.

По самым скромным подсчетам, стрелки выдавали по десять – двенадцать выстрелов в минуту. И сразу стало понятно – зачем такой разреженный строй. От каждого отдельного выстрела дыма было немного. Но вот если всех поставить плотно – можно изрядно надымить. Сейчас-то не важно. Ветер сносил «продукты горения». А в безветренную погоду подобное обстоятельство могло изрядно подпортить жизнь стрелкам.

Дмитрий, готовясь к заграничному походу, вернулся к старому вопросу – нарезному карабину под унитарный патрон. Тому самому варианту вооружения, который он хотел задействовать изначально. Вот и залип в мастерских. Благо, что мастеровые подтянулись после той резни, и производство этого оружия можно было возродить, как и боеприпасов для них.

Карабинов получилось сделать не очень много – всего на три пехотные когорты. И они теперь жгли. Семьсот двадцать рядовых легионеров выдавали восемь тысяч выстрелов в минуту по фронту.

Надо ли говорить, что атака османов захлебнулась?

Где-то на дистанции в триста метров воины ислама буквально на невидимую стенку натолкнулись. Огонь был таким плотным, что ближе, чем на двести метров, никто так и не смог приблизиться.

Пыль, топот, треск выстрелов.

Мельтешение и какая-то непонятная беготня.

Мало кто вообще понимал, что происходит.

А потом вдруг установилась тишина.

Разом.

У легионеров просто кончились патроны в подсумках. За три минуты ураганного огня. Тыловая служба бросилась с двуколками пополнять боезапас. А османы, ошарашенные чудовищным, просто ураганным огнем, самым решительным образом перешли в отступление. Ибо потери в личном составе там были какие-то невообразимые.

Ту-туту-туту-туту-туту!

Вновь раздался звук сигнальной трубы, и легион, пополнив запасы патронов и перестроившись, вновь продолжил движение. Мерно. Неспешно. Неотвратимо.

Лагерь осман стремительно пустел.

Люди были ошарашены, подавлены, деморализованы. Они бросали все и бежали. Кто куда. Главное – подальше от этих демонов, вышедших, безусловно, из самого адского пекла…

Полковник Медведев был подавлен не меньше. Ведь на поле перед легионом явно легло не меньше пяти тысяч врагов. Вот так вот легко и непринужденно. Словно не в бою, а в тире во время тренировки. И что самое жуткое – никто из них не имел ни малейшего шанса оказать сопротивление.

– Приказ по легиону, – хрипло произнес Семен Федорович, – строиться. Полная боевая готовность. Ворота разблокировать.

– Есть, – козырнул воодушевленный командир связистов, приступая к выполнению приказа.

Глава 2

2 мая 1388 года, Восточное побережье Мраморного моря

Практически одновременно с наступлением легиона на суше Имперская эскадра атаковала Генуэзские галеры, блокировавшие Константинополь. Разумеется, они не все болтались в море. Зачем? Две-три дежурные – остальные прохлаждались в османской бухте напротив, готовые по тревоге выдвинуться на перехват. И вот, когда пять русских легких шхун показались из-за очередного изгиба Босфора, так и произошло.

Застучали сигнальные барабаны. Забегали моряки, занимая свои места. Зашевелились весла, приводящие в движение стремительные тела галер – самых опасных хищников Средиземноморья тех лет. По крайней мере, так считали их капитаны.

Шхуны шли кильватером.

Паруса подняты. Орудия заряжены.

Шхуны были нашими старыми знакомыми – это те самые корабли Волжского флота, что в мае 1387 года пришли к Хаджи-Тархану для проведения классической дипломатии канонерок. Их волоком перетащили в Днепр и слегка модернизировали. Корпус усилили. Киль утяжелили. Мачты надставили стеньгами, увеличив парусность. И да – весла убрали за ненадобностью. Их место заняла полностью измененная система вооружения. Вдоль каждого борта были оборудованы позиции для восьми вертлюжных установок обновленных нарезных «Саламандр». Всего таких орудий корабль нес восьмерку, имея возможность сконцентрировать их на нужном борту.

Не очень удобно, но слишком уж были малы эти шхуны. Толком не развернуться, и удвоенные батареи орудий не получались.

Но не суть. Главное, что сейчас эти семисантиметровые пушки смотрели на галеры, ожидая своего часа. Все двадцать штук.

Казалось бы – что могут сделать такие легкие орудия кораблям? Какие-то жалкие семьдесят миллиметров. О чем вообще тут можно было говорить?

О понимании контекста.

Дело в том, что Генуя вслед за Венецией строила тяжелые галеры, представлявшие собой деревянные корабли водоизмещением сто пятьдесят – двести тонн, двести пятьдесят – максимум. При этом обшивка их была довольно тонкой, борт низкий и запас плавучести незначительный. Конечно, будь обновленные «Саламандры» обычными фальконетами, стреляющими цельным чугунным ядром, – да. Проблема. Галеры имели все шансы сблизиться и взять на абордаж эти «жалкие лоханки». Но ведь теперь каждая «Саламандра» стреляла ударной гранатой из чугуна, начиненной черным порохом…

Бах! Бах! Бах!

Открыли беглый огонь канониры Имперского флота, как он теперь официально именовался.

Короткоствольные бронзовые пушки, пусть и нарезные, знатно косили на волнах. Ведь шхуны качало нещадно. Но даже промахи шли в дело. Чувствительные инерционные взрыватели охотно детонировали при ударе снаряда в воду и осыпали все вокруг брызгами, вперемежку с осколками. А ведь еще была и взрывная волна, пусть и слабенькая, но веслам хватало. Они просто не были готовы к столь грубому обращению.

Бах! Бах! Бах!

Вертлюжное расположение короткоствольных нарезных пушек сильно облегчило их заряжание. Ведь оно производилось с дула.

Бах! Бах! Бах!

Вновь кильватерный строй шхун окутался дымами. А среди хаотичного порядка генуэзских галер подняли фонтаны воды и облачка дыма.

Ударные гранаты нарезных «Саламандр» попадали не очень часто, но если уж залетали – проблем делали массу. Опаснее всего был удар в носовую оконечность. Взрывом вырывало значительный кусок обшивки, и галера, на скорости, начинала стремительно набирать воду набегающим потоком. Учитывая конструкцию класса «большое корыто», спасти корабль не представлялось возможным.

И чем ближе подбирались галеры, тем действенней становился огонь со шхун.

Бах!

Жахнула одна из галер, добравшись до дистанции в двести метров. Да-да. Они тоже несли пушки – по штуке на корабль, на носу, с зарядом картечи. Других выстрелов не предусматривалось. Да и этот был нужен для ближнего боя – чтобы выкашивать экипажи противника. А потому картечь была мелкой и летела совершенно бестолково на такой дистанции. Что-то, конечно, достигло шхун. Но без какого-либо вреда.

Бах! Бах! Бах!

Продолжали методично работать артиллеристы Российского Императорского флота.

Стрелять становилось все легче и легче.

Бах! Бах!

Отстрелялись еще две галеры, прорвавшись ближе. В этот раз они добились результата – трех легко раненных.

Но переломить ход битвы они уже не могли. Следующим же залпом кильватера их накрыло с несколькими попаданиями. И все – сразу суета. Беготня. И спешные попытки спасаться по возможности.

Бах! Бах! Бах!

Дали последний залп шхуны по пытающейся развернуться последней галере.

И два из двадцати снарядов смачно вошли в низкий борт корабля, вырвав приличный кусок обшивки. В том числе и ниже ватерлинии. Пары минут не прошло, как галера, накренившись на поврежденный борт, пошла ко дну. Она была не предназначена для артиллерийского боя… Как, впрочем, и все они.

Адмирал, стоящий на первой шхуне, оглядел в зрительную трубу поле битвы и удовлетворенно улыбнулся. Куча мусора и людей плавали среди тонущих кораблей. Военный флот Генуи прекратил свое существование за четверть часа… Более чем удовлетворительный результат. Император будет доволен.

Эскадра же, заложив довольно крутой вираж, направилась в сторону Константинополя. Морская блокада была снята. Теперь кораблям нужно было прикрыть подход грузовых судов с осадным артиллерийским парком, обозом и прочими важными грузами.

По идее было бы неплохо помочь морякам Генуи. Ведь они тонули.

Но адмирал так не считал.

Куда ему принимать эту массу людей? Каждая галера вмещала экипажа больше, чем могло поместиться на шхуне. А их тут вон сколько. Ничего – доплывут. Вода теплая. Акул нет. А берег вот он. А кто не доплывет – знать судьба у него такая…

Собственно единственным странным моментом было то, что галеры не отвернули сразу. Хотя, учитывая скоротечность боя… Генуэзский адмирал просто не успел адекватно отреагировать на угрозу. Почему? Это остается загадкой. Возможно, его ранило в самом начале боя. Возможно, он на что-то надеялся. Впрочем, попытка отвернуть от шхун не спасла бы генуэзцев от полного разгрома. Просто он бы наступил чуть позже.

Глава 3

21 мая 1388 года, окрестности Адрианополя

Выгрузив в порту Константинополя осадный парк и обоз, Дмитрий выступил к столице османов – Адрианополю, который те почему-то называли Эдирне.

Продвигались со всей возможной осторожностью. Греки – ненадежные союзники. Любой каверзы на дороге можно было ожидать. Поэтому все по науке. Походные дозоры с заставами в полном соответствии с наукой первой половины XX века. Что не способствовало скорости продвижения. Пятнадцать, максимум двадцать километров в день. Причем изматываясь изрядно.

Противник же не спешил навстречу.

Получив под Константинополем знатного отцовского леща, Мурад I решает стянуть все доступные ему силы. Благо, что удивительный враг двигается очень неспешно и осторожно.

И вот оно, поле перед Адрианополем.

Османы и их союзники смогли стянуть до двадцати тысяч строевых самого разного толка. Практически полностью – легкие силы. Тимариоты, ранние янычары, вооруженные еще луками, азапы, акынджи, башибузуки, союзные отряды тех же греков и болгар. В общем – «картина маслом». И вот против них, мерно чеканя шаг, вышел усиленный первый московский легион, имевший всего семьсот двадцать человек рядовых легионеров.

Только здесь и сейчас Мурад смог наконец-то увидеть то, насколько невеликое воинство выбило его из-под Константинополя. Вкупе с информацией о разгроме наголову генуэзцев это все смущало невероятно. Он просто не понимал – как. Как это все возможно? Да, вон на них красивые и весьма крепкие латы. Но Мурад-то помнил – до ближнего боя дело не дошло. Они с ручного огнестрельного оружия перебили воинов, пытающихся их атаковать. Как? КАК?!

И вот теперь он наблюдал их в новомодную зрительную трубу, купленную на вес золота в России контрабандой. Порядок. Дисциплина. Организованность. И какой-то покой. Вот что он мог прочитать по наблюдаемому зрелищу. Никто не подвывал, призывая воинов защитить чего-то там. Никто не ярил их. Совсем. Командиры спокойно отдавали приказы. Подчиненные так же спокойно их выполняли. Словно на мельнице трудятся, а не воюют с превосходящими силами врага.

У многих, вышедших на переднюю линию, в руках были явно какие-то варианты ручного огнестрельного оружия. Но как оно работало – Мурад не понимал. Хотя уделял много внимания военным новинкам и был немало наслышан о старых поделках Императора – ружьях с кремневым замком. Некоторые образцы-подражания даже в его мастерских делали. И они работали. Но здесь и сейчас легионеры вышли с другим оружием. Кремневого замка на них не было…

«Саламандры» он прекрасно узнал. Зарисовок и описаний их по всей Европе и Востоку ходило уже масса. Особенно после Крестового похода Императора на Ближний Левант. Но что-то именно в этих «Саламандрах» его смущало. Они были немного другими, наводя на дурные мысли и самые нехорошие предчувствия.

И вот Император, а его Мурад также разглядел в этой толчее, махнул рукой, и артиллеристы засуетились. Отчего по спине султана пробежал нехороший холодок. Дистанция-то была слишком большой для «Саламандр». Его любознательность в этом вопросе заставляла собирать и сравнивать слова разных людей. И никто из них не говорил о том, что такие орудия могли стрелять в такую даль. Однако – он в зрительную трубу видел, как артиллеристы зарядили их и, выкрутив какой-то винт, сильно задрали стволы в небо. Потом их командир что-то там померил с помощью непонятного прибора, почиркал на бумажке, немного подкорректировал угол подъема стволов и…

Бах! Бах! Бах!

Отработала вся батарея.

С такой дистанции султану было сложно понять – куда именно были наведены эти орудия. Однако серия взрывов, вставшая вокруг него, избавила от остатков сомнений.

Что-то ударило Мурада в плечо.

Он полетел на землю, выбиваемый непонятной силой из седла.

Что-то свистнуло над самым уходом.

Падение.

Удар.

Лошадь, взревевшая от ранений, поднялась на дыбы и лишь чудом не растоптала султана, ударив копытами в полуметре от его лица. С трудом поднявшись, султан ужаснулся – вокруг земля была изрыта небольшими воронками. А большая часть его окружения была либо убита, либо ранена. По руке самого Мурада текла кровь.

Бах! Бах! Бах!

Вновь отработала батарея, накрывая ставку второй порцией снарядов.

В этот раз султан получил уже два осколка и легкую контузию. Так что лишь самоотверженность наиболее верных и близких ему слуг спасла его от гибели. Они бросились и вытащили Мурада в сторону от места размещения ставки.

Дмитрий не собирался больше играть ни с кем, ни в какие игры. Это был простой карательный поход. Убийства, грабежи и насилие. Классика. А в таком деле в первую очередь нужно было лишать противника руководства, превращая относительно организованные армии в стадо вооруженных баранов.

Что было дальше – предугадать несложно.

Погибшее в фонтанах земли и дыма руководство армии разом деморализовало войска противника. Нет, они не побежали. Сразу, по крайней мере. Однако когда батарея нарезных «Саламандр» стала работать по скученным порядкам врага – они посыпались.

Сначала отдельные бойцы обращались в бегство. Потом небольшие группы. А далее командиры, видя этот тренд, постарались отвести свои отряды в боевом порядке. Ну, хоть каком-то.

Дмитрий же, видя начало такого волнения в рядах, выдвинул вперед пехоту.

Легионеры развернулись в густую цепь и спокойным шагом пошли навстречу врагу.

Не все бежали. Самые стойкие держались до последнего. И лишь выход на дистанцию действенного огня пехотинцев Империи вынудил дрогнуть даже самых упорных. Все-таки частый винтовочный огонь – не тот аргумент, который можно игнорировать.

– Когда новое встречается со старым, – тихо произнес Дмитрий себе под нос, – наступает конец древним устоям. Они уходят, полыхая и утопая в крови.

– Что вы говорите? – переспросил легат, прислушиваясь.

– Я говорю, что такова природа времени – старина должна уступить идущему в крови и грехе будущему. Сдаваться в плен или умирать – выбор старины. А вообще – не обращай внимания. Меня вся эта феерия почему-то на философию потянула.

Битва была выиграна, по сути, без битвы.

Немного постреляли из пушек. Чуть-чуть потрещали карабинами. Да и все. Пехотинцы даже четверть стандартного боезапаса не израсходовали.

Да и противник особенных потерь не понес. Это не бойня под Константинополем. После боя, при похоронах было насчитано всего триста двадцать семь убитых. Всего. Что казалось удивительным. Вроде бы такая большая армия собиралась встретить легион. А, поди ж ты, вон как вышло неловко.

В принципе – ничего удивительного. Победа и победа. За исключением одного момента – численности войск Императора. Даже при сражении под Оршей он собирал в кулак четыре легиона обычного состава и два отдельных конных полка. Что совокупно позволяло выставить свыше трех тысяч рядовых. Немного, но внушительно. Здесь же, выступая в заграничный поход, Дмитрий ограничился всего тремя когортами пехоты – по двести сорок рядовых в каждой. Почему так? Ведь врага сильно больше. Не авантюра ли это?

Отнюдь.

Фундамент его успеха лежал в научно-техническом превосходстве, которое к 1380-м годам в Москве по многим направлениям приблизилось к уровню середины XIX века. А местами скакнул и дальше. Качественно, но не количественно. Тут и переделка чугуна конверторным способом, и первые паровые машины, и первая ацетиленовая сварка с автогеном, и так далее. В итоге его войска были не только прекрасно дисциплинированы, тренированы и откормлены, но и обладали радикальным военно-техническим превосходством.

Латы, в которые были упакованы все легионеры, надежно защищали их от большинства видов холодного оружия, а также луков, бывших совершенно бесполезными в бою против таких воинов.

Нарезные карабины – те самые пресловутые Remington’ы образца 1867 года. Они обладали уникальными для однозарядного оружия боевыми качествами. Тут и надежность, и радикальная простота изготовления, и удивительная скорострельность, вызванная конструкцией затвора. Да, их было сложно изготовить в XIV веке, но теперь пехотный полк первого московского легиона обладал удивительной огневой мощью. Семьсот двадцать рядовых могли легко развивать скорострельность в восемь тысяч выстрелов в минуту, имея возможность прицельно поражать отряды врага на дистанциях до шестисот-семисот метров. Сражение при Роркс-Дрифт в 1879 году показало, что даже полторы сотни хорошо вымуштрованных солдат с несколько менее удачной винтовкой могут легко остановить четыре тысячи зулусов. Притом солдаты без доспехов и частью раненые. А тут – семь с гаком сотен. Их огневая мощь для XIV века была чудовищна. Ни одна армия, существовавшая в те годы, не могла выйти против этих легионеров и опрокинуть их в лобовом столкновении. Какие-то шансы открывали засады, но от них надежно прикрывали латы и организация грамотного охранения на марше.

Ситуация усугублялась еще и артиллерией. Дмитрий, готовясь к заграничному походу, шагнул дальше и сделал небольшие бронзовые пушки нарезными. Да, они заряжались с дула снарядами с готовыми нарезами. Так и что с того? Примитивные инерционные взрыватели и чугунные гранаты с навеской черного пороха радикально увеличили их боевую эффективность. Три километра прицельной стрельбы! Для 1380-х годов это было за гранью добра и зла. А ведь еще были «Единороги», бьющие сильнее и дальше. Они тоже в каждом легионе имелись.

Османы не были аутсайдерами в те годы. Отнюдь. Их можно было бы назвать довольно прогрессивными и открытыми в плане военного дела. Одна беда – прыгнуть выше головы они не могли. А значит, варились они внутри обычных технологий и решений, характерных для XIV века, перенимая их в рамках своего бюджета и понимания. Поэтому в глазах Дмитрия и его ударного легиона они выглядели теми самыми зулусами. Да – много. Да – патронов придется изрядно пожечь. А враги? Какие враги? Это не война, а просто сафари какое-то…

Глава 4

23 мая 1388 года, Адрианополь

После победы в полевом сражении Дмитрий выдвинулся вперед – к столице османов и принялся разворачивать полевой лагерь. Благо, что его осадные «Василиски» могли и на шесть километров забрасывать. Он, правда, предпочитал стрелять ослабленными зарядами на сильно меньшие расстояния. Но все же.

Ситуация же в целом была аналогична той, в которую попал полтора года назад Львов. Император не хотел разрушать Адрианополь обстрелом из тяжелых осадных орудий. Поэтому имитировал подготовку к обстрелу. Демонстративно.

Город был в основном населен греками. Османы его захватили всего четверть века назад и еще не успели добиться полного доминирования. Вот они утром и открыли ворота, выйдя приветствовать победителей.

Тяжелораненый султан Мурад I остался в городе под охраной небольшого, лично преданного контингента. А вот основная масса войск, пытавшаяся было поначалу укрыться за стенами Адрианополя, спешно отступила из него еще 22-го числа. Остались только отдельные отряды наиболее отмороженных башибузуков. Они были попросту неуправляемы и их тупо бросили в качестве разменной карты. Сын Мурада – Баязид отступал на север за подкреплением, там ведь стояли основные войска, прикрывавшие владения османов от сербов и валахов. Каждый день задержки имперских войск играл в его пользу. Вот он и посчитал, что таким нехитрым способом выиграет себе время. Конечно, основная масса башибузук не нуждалась в приказах и сама покинула город. Ибо отсутствие тормозов в вырезании беззащитного, мирного населения никак не сказывалось на чувстве самосохранения. Оставались только те отряды, которые либо не успели, либо не захотели уходить. И, понимая необходимость сдачи города, эти деятели ножа и топора приступили к повальным грабежам столичных жителей. Война все спишет.

Немного поломавшись, Дмитрий отдал приказ о вхождении легиона в города. Но не всего. Тыловые службы остались в укрепленном лагере. Мало ли?

Легионеры двигались отдельными центуриями.

Кроме винтовки и меча у каждого рядового было в специальной матерчатой разгрузке по паре ручных гранат нового поколения. Вместо ручного поджигания запала чугунной отливки был введен примитивный терочный запал. Не самая надежная штука. Но теперь каждого легионера можно было довооружить гранатами.

Вот так они и воевали.

Столкновения с башибузуками проходили очень обыденно.

Большая часть из них сводилась к банальному расстрелу из карабинов. Быстро и просто. Благо, что их отряды, отягощенные награбленным, были немногочисленны. Изредка случался ближний бой, в котором латники-легионеры раскладывали этих легких вояк словно детей. Что они могли сделать со своими сабельками против хорошо организованных стальных скорлупок? Впрочем, именно эти стычки и дали всех раненых.

Штурмы же вообще не походили на бои. Закатили гранату-другую. Дождались взрыва. Зашли. Кого добили мечом, кого застрелили из карабина, если он слишком активно отмахивался чем-нибудь. Дешево и сердито. А главное – никакого ненужного героизма.

К вечеру все было закончено.

Город с населением в сорок тысяч человек оказался полностью зачищен от османских отрядов. Семнадцать раненых легионеров – вот и вся цена за зачистку. Да и те – вскоре вернутся в строй.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался на арабском языке Дмитрий, подойдя к постели, в которой лежал султан.

– Ты? – выдавил он, смотря на Императора ненавидящим взглядом.

– Все твои люди оставили тебя.

– Мой наследник соберет войско, и тебя уже не спасут эти подарки ада.

– Почему сразу адские?

– Потому что они убивают правоверных!

– Ха! Если твой Бог не защищает тебя и твоих воинов, то, может быть, он не такой и всемогущий? Может быть, он оставил вас. Либо вообще был демоном, вынужденным вернуться в свою преисподнюю по зову хозяина?

– Зачем ты пришел? – нахмурился Мурад. Ему совсем не хотелось вступать в богословские диспуты, тем более в таком формате.

– Решаю твою судьбу. Ты враг. Тебя нужно убить.

– Тогда чего ты тянешь?

– Бросить своего султана на поле боя – позор. Каждый миг твоей жизни – позор для твоих людей. Убить тебя было бы слишком просто. – Дмитрий улыбнулся, но так, что Мурада передернуло…

Спустя три дня Дмитрий выступил на север. Ему было известно, что Болгарское царство все еще в силе. А значит, османы недалеко выплеснулись за пределы земель Фракии. Баязид – сын Мурада, безусловно, отправился туда. А потом… возможно… к Салоникам – единственной серьезной крепости мусульман на европейской земле, которую они захватили год назад.

Маневры продолжались довольно долго.

Баязид сделал вывод и, в отличие от отца, старательно избегал генерального сражения. Он прекрасно понимал – никаких шансов у него нет. А вот беспокоящие набеги предпринимал. Насколько это вообще было возможно. Лесов в округе не было. А слегка холмистая местность не позволяла в полной мере реализовать потенциал засады. Ведь из вооружения у них были только луки, а с ними каши не сваришь против столь тяжело бронированных войск.

Да, своего Баязид добился – армия Дмитрия продвигалась довольно медленно и очень осторожно. Из-за чего ему удалось уйти из-под Пловдива на юго-запад – к Салоникам. Но войска, собираемые им с таким трудом, таяли быстрее, чем накапливались. Дезертирство тесно переплеталось с огромными потерями, которые несли засадные отряды. Легионеры слишком быстро реагировали на угрозу и открывали поистине ураганный огонь из своих карабинов. Не жалея патронов. Обычно этого хватало, чтобы сорвать любую засаду. Потому как с дистанции сто – двести метров пули били на удивление точно.

Засадные отряды превращались в смертников, которые обменивали свои жизни на замедление продвижения легиона. Мало кто горел желанием быть удостоенным столь высокой чести. Если поначалу все шло ни шатко ни валко, то уже через пару недель находить людей для засады стало настоящей проблемой. А когда легион подошел к Салоникам с запертыми в них османами, так и вообще – засадные отряды попросту дезертировали, пользуясь удобным случаем.

И вот они – Салоники.

Баязид с остатками своих войск был заперт внутри крепостных стен, лишь год назад захваченных воинами ислама. Ему некуда было отступать. Ему никто уже не мог прийти на помощь. Он, может быть, попытался бы сбежать на рыбацкой лодке. Но с моря город обложили корабли Империи. Те самые шхуны, которые не так давно разгромили флот Генуи…

Глава 5

2 июля 1388 года, Салоники

Утро началось с сюрприза – к осажденному городу с севера подходила армия сербов.

– Да неужели? – Это была единственная реакция Дмитрия на эту новость. Удивление, густо перемешанное с раздражением. Как говорится – долго мы не виделись, на фиг мы и встретились. Особенно в том разрезе, что воевать с сербами он не планировал вообще. Лазить по их горам – дурная затея в текущем положении.

Однако сербы вели себя на удивление покладисто.

Разбив лагерь на границе прямой видимости, они отправили переговорщиков. После кампании 1386 года, в которой сербы участвовали в составе третьего корпуса, им было не ясно – чего ждать от войск Империи.

Дмитрий не стал даже пытаться соблюсти приличия. Поэтому вместо выезда на переговоры он отправил своего человека сообщить, чтобы гости следовали к нему в шатер. Вроде бы и приглашение, но выглядящее унижением. Однако гости проглотили намек валить подальше и охотно прибыли в расположение имперских войск.

– Доброго дня, – первым поздоровался незнакомый Дмитрию человек в весьма дорогом доспехе, по местным меркам, разумеется.

– Взаимно, – холодно ответил Император, прямо смотря в глаза гостю.

– Я Лазарь, князь сербов.

– Очень приятно. Император.

– Я пришел на помощь, – произнес, нахмурившись, Лазарь, но быстро взял себя в руки.

– После того, как я разбил Мурада под Константинополем и Адрианополем, а потом загнал его сына Баязида в этот капкан? – повел бровью Дмитрий. – Я очень тщеславный и не хочу просто так делиться своей победой.

– Ты злишься на нас за участие в войне против тебя?

– В политике нет места злости. Только две православные державы посмели выступить против меня. Вы да Новгородская республика. И я не доверяю вам. Не хочу доверять.

– Выступила лишь часть сербов. Ни меня, ни моих людей в том походе не было. Ты же знаешь – как умер Стефан, Сербия погрузилась в пучину распри.

– И ты знаешь, кто выступал?

– Да. И понимаю их. Король Венгрии Сигизмунд пообещал им поддержку в борьбе с османами. Вот и соблазнились по слабости духа. Слаб человек.

– Допустим, – недовольно буркнул Дмитрий, обдумывая слова Лазаря. – Ты мне не враг. Но зачем ты пришел? Победа уже одержана. Тебе нужна слава победителя османов? Я правильно понимаю?

– И друга Императора, – чуть пожевав губы, произнес Лазарь. – Сербия в опасности. Ее раздирают противоречия. Без твоего благоволения ее сложно будет собрать воедино.

– Если ты хочешь объединить Сербию, то почему же ты до сих пор не короновался? Претендовать на что-то стоя в стороне – странная стратегия. Или ты хочешь собрать державу в кулак, не будучи ее хозяином?

– Я не имею права. Мой род худ и не может претендовать на корону.

– И как же ты собираешься править без прав на престол?

– Я знаю, что твой младший сын, Константин, овдовел. Моя дочь Оливера славится своей красотой и образованностью. Я был бы счастлив, если бы…

– Понятно, – прервал его Дмитрий, хмыкнув и задумавшись.

В общем, поговорили они вполне продуктивно.

Положение Лазаря действительно было отчаянным. Сербия расползалась лоскутами истлевшего одеяла. Никто никого видеть и признавать не хотел. И Дмитрию в принципе вся эта возня была до малины. Однако – слово за слово, и оказалось, что Лазарь совсем не против признания вассальной зависимости от Дмитрия. А это уже совсем иной коленкор. После царства Иерусалима, Кипра и Армении – это было уже второй вассальной державой. Что весьма недурно для формирования сферы влияния. Особенно если в будущем удалось бы еще и Болгарию привести к той же присяге, и с Трапезундом как-то договориться.

Пообщались. Разошлись.

Но на следующий день новая неожиданность – османы пожелали пообщаться.

Ничего необычного и неожиданного не произошло. Баязид предлагал сдать город в обмен на право покинуть его с оружием в руках.

– Зачем мне это? – удивился Дмитрий. – Ты в моих руках. Здесь и сейчас я уничтожу тебя и твое воинство, что обезопасит тыл и покой моих союзников. Назови мне хоть одну причину, по какой я не должен убивать тебя?

Баязид взъярился и попытался воззвать к чести Императора. На что тот лишь рассмеялся, заявив:

– Горе побежденным!

– Убей меня, но не трогай преданных мне воинов!

– Твой брат или сын унаследует престол и выведет этих же воинов против меня. Зачем мне совершать такую глупость? – удивленно поинтересовался Дмитрий. – Я убью всех. Нет, конечно, если ты примешь православие и принесешь мне клятву верности – это позволит решить проблему. Но ведь ты на это никогда не пойдешь. Ведь так?

– Так, – мрачно произнес Баязид.

– Поэтому тебя и отпускать нет смысла, – мягко, с какой-то отеческой теплотой произнес Император.

В общем – разговор не сложился.

Спустя полчаса заговорили «Василиски», подготавливая штурм.

Постреляли – утихли.

Проходы в стенах были сделаны прекрасные. После чего Дмитрий уступил право первого штурма сербам. Ведь они шли на помощь. Пусть проявят себя.

Как и ожидалось, воины Лазаря завязли в проходах. Ибо османы хоть и были деморализованы, но воевали все-таки здорово. За плечами армии было тридцать лет успешных военных кампаний. Это легионеры были им не по зубам, будучи, фактически, гостями из будущего. А местных «туземцев» воины ислама вполне уверенно били.

Двухчасовая свалка закончилась полным фиаско. Сербы отступили.

Дмитрий же, улыбнувшись, махнул рукой и отправил на разгоряченных османов легионеров. И произошло чудо…

Ну как чудо?

Легионеры подошли метров на сто. Построились в две шеренги: первая на колене, вторая в полный рост. И ураганным огнем из карабинов просто очистили проходы от тех осман, что сразу не догадались уйти оттуда. А потом, активно стреляя и применяя гранаты, заняли проходы, отбили три контратаки. И сами перешли в наступление. Просто и легко. Словно и не воевали, а тренировались.

Стихийная баррикада?

Пять-шесть гранат за нее. Подъем наверх. Расстрел всех, кто там прятался, и бегущих. Уличные бои заканчивались, едва успевая начаться. Немного треска карабинов. И все. Группа из пары десятков воинов ислама падала вповалку на брусчатку.

Причем, учтя опыт боев за Адрианополь, несколько легионеров в центурии постоянно шли с мечами наголо. Чтобы оперативно сдерживать выскакивающих из подворотни противников.

Следом за легионерами, увидев их успех, устремились и сербы. С воем и каким-то безумием. В общем – Дмитрию даже пришлось прикладывать некоторые усилия, чтобы остановить разгоравшуюся бойню в городе. А то ребята разгорячились уж больно сильно.

А потом была коронация.

По-простому.

В базилике Святого Дмитрия, при большом стечении народа Император возложил на голову обычный лавровый венец, провозгласив Лазаря своим вассалом и царем Сербским. Дешево и сердито. Корону, как заявил Дмитрий, Лазарю самому надлежит себе сделать.

Пленного же Мурада и его сына Баязида, которого тоже удалось захватить живым, Император подарил своему вассалу. И судьба их была незавидна…

Глава 6

29 июля 1388 года, Генуя

Балканская кампания закончилась, и Император, погрузившись на свои корабли, отправился дальше. У него хватало адресов для нанесения визитов вежливости, а политической импотенцией он не страдал…

Жаркое обеденное солнце.

Плавящийся воздух.

Плывущие силуэты.

Моряки сонно дремали на причале Генуи, посматривая куда-то вдаль. Первые слухи о разгроме их флота стен этого величественного города уже достигли. Однако люди отказывались верить. Как это возможно, чтобы никто не ушел?

Дмитрий направился именно сюда по очень простой причине. Именно Генуя спровоцировала в 1387 году новую войну против Венеции. А Альбрехт Габсбург, ставший после покойного Сигизмунда Императором Священной Римской Империи, активно поддержал эту идею. Ведь у него в распоряжении были войска, способные смять Венецию. А Дмитрий был далеко. Из-за чего, кстати, Венеция и отвела свои галеры от Константинополя в Адриатику. Война в Далмации требовала всего напряжения ее сил. Равно как и в Ломбардии, Трентино и Фриули. На нее наступали по всем фронтам и держались, как стало известно Дмитрию, они из последних сил. Попытки заключить мирный договор ничем не заканчивались. Альбрехт хотел только одного – включения Венеции в состав Священной Римской Империи. А на это она пойти не могла.

– Смотрите! – воскликнул один из портовых босяков, коротающих самое жаркое время в тени. – Смотрите! Корабли! Наши возвращаются!

Но это были не они.

Когда сквозь гудящую дымку раскаленного моря проступили более четкие очертания, на берегу началась натуральная паника. Ведь к городу шел целый флот незнакомых кораблей. Ничего хорошего от такого визита ждать явно не приходилось.

Вход во внутреннее пространство гавани прикрывало два волнореза с установленными на них маяками и укреплениями. А также цепь, поднимаемая в случае опасности. Вот сейчас ее экстренно и пытались выбрать, чтобы перегородить путь незнакомым кораблям. Однако шхуны полностью оправдали ожидания генуэзцев и, выйдя на дистанцию в триста метров, развернулись бортом и открыли огонь по оконечностям волнорезов.

Взрывы шли за взрывами.

Куски земли, камня и дым.

Изредка снаряды перелетали волнорез и взрывались на просторах внутреннего рейда, поднимая высокие столбы воды.

Вот обрушился один из маяков в куче пыли и дыма. Потом второй. И вот – спустя всего лишь четверть часа оконечности волнорезов лежали в руинах, дыму и местами горели. А цепь, перегораживающая проход, давно сверзилась обратно в море.

После чего шхуны двинулись на внутренний рейд.

Что там творилось!

Экипажи «купцов», понимая, что вырваться не получится, спешно покидали корабли и пытались укрыться в городе. Демонстрация силы была проведена внушительная. Если уж каменные постройки так стремительно развалились, то что случится с их деревянными корабликами? Никто не питал иллюзий на этот счет.

Конечно, убегали не просто так. Самое ценное имущество пытались унести с собой. Но много ли можно утащить вот так – убегая?

С башен, прикрывающих гавань, попытались стрелять из тяжелых арбалетов. Да только все без толку. Болты даже не долетали до шхун. А те, заметив явную угрозу, открыли по неудачливым обидчикам свой огонь. И вот их «подарки» уже вполне долетали.

Двадцать семисантиметровых орудий закидывали чугунными фугасными гранатами с инерционными взрывателями. Темп стрельбы у них был невеликий – всего три выстрела в минуту на «ствол». Но стене и башням хватало и тех шестидесяти взрывов каждую минуту. Изредка снаряды не взрывались. Но легче от этого становилось несильно. Каменная кладка дробилась и обваливалась, осыпая всех пылью и обломками, летящими вперемешку с осколками.

Люди, попадавшие под такой «душ», падали прямо на брусчатку, зажимая раны. А то и вовсе мертвыми. Лошади дико ржали от страха и боли. Таких больших животных осколки находили намного проще.

После десяти минут, израсходовав порядка шестисот выстрелов, шхуны задробили стрельбу и принялись чистить орудия. А корабли второй линии направились к причалу. Никакого сопротивления высадке десанта Генуя не оказывала. Город был охвачен стихийной паникой.

Продолжающийся грохот взрывов тесно переплелся с кучей истерических историй, которыми охотно делились люди, энергично отступающие от порта. Потом пошла новая волна беглецов, частично раненых. От чего паника только усилилась.

Легионеры десантировались в полигонных условиях.

Никто, ни одна сволочь не рискнула в них выстрелить. Занятие порта было делом нескольких минут.

Вот ворота.

Их никто не охранял.

Пара снарядов попали в металлическую решетку, погнув ее и перекосив. Теперь не опустить быстро. Рядом валяются трое стражников. Двое еще живы. Пара ударов милосердия – и их стоны прекращаются. Заниматься ими некому и незачем. Этот город Дмитрий собирался покарать демонстративно.

Вслед за легионерами на причал выгружаются ополченцы городовых центурий. Они, числом в две тысячи, в Балканской кампании не участвовали. Их специально подняли по мобилизации под конкретную задачу – грабить. Все. Вообще все. В Генуе не должно было остаться ничего ценного: продовольствие, ткани, кожи, цветные металлы, железо…

Высаживаясь, ополченцы сразу принимались за дело. Раненых горожан деловито добивали, а потом начинали раздевать и обыскивать. Трупы – в одну кучу, ценности – в другую. Часть бросилась осматривать брошенные торговые корабли. Их можно и нужно было реквизировать. Сразу со всем ценным. Для чего в Константинополе были завербованы моряки, запертые там осадой.

Бои в городе носили эпизодический характер.

Дмитрий не сильно наседал, позволяя людям убежать. Ведь в этом случае убивать пришлось бы меньше. Нет, гуманистом он не был. Просто толпа голодных горожан, хлынувшая в деревню, изрядно все вокруг дестабилизирует. Да и с трупами возиться – та еще морока. Особенно по такой жаре.

К обеду следующего дня город был взят.

Ни одного живого жителя Генуи в нем не осталось. Только трупы и пришельцы. А вокруг, по всей Лигурии, уже побежали жутковатые слухи о вторжении адских орд. Ну, а что? Кто еще может так все крушить и ломать?

Дмитрий же, засев в ратуше, вкушал лучшее вино из запасов синьории и просто наблюдал за деловитым сбором ценностей. Весь город обыскивался со всем радением. С топорами и кувалдами. Бойцы городовых центурий следовали зазубренным за время морского перехода инструкциям – и обшаривали все подходящие для закладок места. Простукивали стены. Обшаривали стальными щупами садики и цветники. Вскрывали полы. Крушили габаритную мебель, в которой можно было устроить тайники…

В общем – вели себя как деловитые варвары.

Императору лишь оставалось руководить этим действом. Золото тащим сюда, серебро туда, ткани складываем вот в этом помещении. И так далее. Что-то солдаты припрятывали и себе. Но не сильно. Дмитрий действовал по старому, отработанному методу – каждый из бойцов получает свою долю по окончании похода. И доля эта считается от совокупной добычи…

Величие Генуи стремительно таяло. Скорее даже испарялось.

Император продолжал отдавать долги.

Глава 7

12 сентября 1388 года, окрестности Милана

Дмитрий осмотрел предстоящее поле боя в зрительную трубу и задумался…

Разграбление Генуи было делом долгим и обстоятельным. По задумке Императора, после ухода верных ему людей в городе должны были остаться только голые стены. Все же ценное надлежало открутить-отвинтить и, погрузив на корабли, выслать на сортировочный пункт в Севастополе. Туда уже вот так, скопом свезли много чего после битв под Константинополем, Адрианополем и Салониками.

За тот месяц, что шло обдирание Генуи, весть о высадке Дмитрия расползлась далеко за пределы Италии. Все окрестные города же, считай, узнали о том буквально в первые дни. И в основном постарались выслать послов, дабы заверить в своей дружбе и лояльности. Среди всей этой плеяды особенно выделялся синьор Пармы – Людовик Висконти.

Вроде бы Висконти, родич правящему герцогу Милана и врага Дмитрия. А прискакал в числе первых. Еще и кое-какое войско с собой привел, подбивая идти войной на дядю.

Удивительно? Не очень, если разобраться в ситуации.

Жил-был Бернабо Висконти, бывший одним из братьев, управлявших этой синьорией с благоволения Императора Священной Римской Империи. И тут так вышло, что он подсуетился и смог получить единолично титул герцога. Взамен на участие в предстоящей войне на нужной стороне. Банальность, в общем. Однако братик Джан, потерявший при этом все шансы на успех, изрядно расстроился. Как же? Его ведь прокатили с ветерком. Кинули, фактически.

В общем – недолго музыка играла, недолго гарцевал плясун.

Улучив момент Джан Галеаццо Висконти смог отравить и братца Бернабо, и двух его сыновей. Что вкупе с дружескими отношениями с покойным Сигизмундом обеспечило ему право наследования, вместо третьего сына – Людовика. Тот же тихо сидел в Парме и не отсвечивал. Оно и понятно – при таком раскладе, выступи он, его жизнь была бы яркой, но короткой. Дядя Джан ясно показал свои намерения и методы…

По большому счету, Дмитрию этот Людовик был бы до малины, если бы не несколько нюансов. Во-первых, он был братом Валентины Иерусалимской – правящей царицы Святой земли, родившей Императору наследника тех земель – будущего Льва II. Во-вторых, у самого Дмитрия была дочка на выданье – Елена. И ее было бы неплохо пристроить куда-нибудь. Волей-неволей Император залюбовался этим «гарным хлопцем». И все-то при нем. И рода подходящего. И политической партии. И жена недавно умерла, а новой обзавестись не успел. В общем – идеальный кандидат.

Ну и главное – успех с венчанием на царство нового правителя Сербии его как-то вдохновил и окрылил. Настолько, что он решился на радикальную коррекцию первоначального плана. Разграбить Северную Италию он всегда успеет. Сейчас же он захотел сделать нечто большее…

– А скажи-ка мне, друг, – медленно произнес Дмитрий, продолжая наблюдать за возможным полем боя. – Не хочешь ли ты стать царем?

– Кто же не хочет? – усмехнулся Людовик. – А почему не королем?

– Я Император православный, поэтому только царством тебя могу пожаловать.

– Ясно… – кивнул Людовик. – А что за царство?

– А вот это, – махнул Дмитрий рукой окрест. – Разобью я твоего дядю. Возьму Милан. Ну и что дальше? Зачем мне оно? Только разграбить остается. А это не по-христиански. Генуя – ладно, заслужила. А миланцы-то тут при чем? Но и просто так оставлять нельзя. Вот и мыслю – окрещу тебя в православие, оженю своей дочкой, приму оммаж – все лучше будет, чем оставлять дымящиеся руины.

– Кхм… – поперхнулся Людовик.

– Тебя что-то не устраивает?

– Я… хм… католик.

– А мне казалось, что ты христианин… Значит, не хочешь царем стать?

– Ну…

– И моя защита, значит, тебе не нужна… Брезгуешь?

– Что?! Нет! Конечно, нет!

– Тогда что тебя останавливает? У вас вон – три Папы никак не договорятся о том, кто главный. А у меня порядок. Тихо, спокойно, и мухи не кусают.

– Я… – начал было говорить Людовик, но замялся.

– Что ты?

– Я согласен, – выдал он, сглотнув тяжелый и липкий комок, подкативший к горлу.

– Ну вот и чудно. Завтра воевать и начнем. А пока вручаю тебя в руки моему походному священнику – он проведет все подходящие ритуалы. И мой тебе совет – постарайся заручиться поддержкой своих людей. Если получится – убеди их принять православие. Пообещай титулы там или еще чего. Все ясно? Вопросы есть?

– Каким будет приданое? – робко поинтересовался Людовик.

– Ну ты наглец! – хохотнул Дмитрий. – Отдаю тебе Лигурию. Генуя, правда, разграблена вся, но дома и стены целы. Что уже неплохо. Ведь это означает, что у твоего царства будет морской порт. Ты доволен?

Конечно, по-хорошему, просто так вот взять и перекрестить было нельзя. Ну, если следовать традиционной концепции православия. Дмитрий же еще с Крестового похода установил новый подход к делу. Да и священники у него были дрессированные – знали, что и как делать, чтобы по ушам не получить. Причем без лишних глупостей. Ведь богословом он был, так сказать, от Бога. Свои простые и доходчивые слова, проникающие в самую душу, он, не церемонясь, подкреплял авторитетом тяжелых предметов. Особенно при попытках отдельных личностей развести волокиту, фарисейство или еще какие-нибудь прогулки по ушам…

Войска Джана Висконти ждали нападения, расположившись вокруг города хорошо эшелонированным порядком. Опыт противодействия российской артиллерии какой-никакой уже был. Поэтому никто не бежал в самоубийственную атаку фронтом. Мало того – даже открыто никаких войск не стояло. Обширно применялись массивные осадные щиты для защиты от шрапнельных пуль и осколков. Грунтовые валы. Овраги. И прочее, прочее, прочее.

Так глянешь – даже и не поймешь с ходу, что здесь войска стоят в большом количестве. Причем, что примечательно, войска стояли не общим массивом, а были изрядно размазаны по местности. А все для того, чтобы можно было атаковать с флангов, максимально стремительными рывками, дабы под обстрелом они были минимальное время.

Одно Джан не учел – управление.

Враг перенял у Императора способ управления флажными сигналами. Для чего в глубине эшелонированного ордера разместилась ставка с шатрами и сигнальщиками. А как иначе? Потрубили в трубу. Привлекли внимание. И ну флажками махать. Все как у людей.

На первый взгляд все нормально. Ведь Дмитрий так же поступал. Но это только на первый…

Вести стандартное наступление Император не собирался.

Да и зачем?

Пока Людовик со своими людьми спешно крестился – артиллеристы подготавливали тяжелые «Василиски» и занимались увлекательной геометрией. То есть составляли карту местности, оценивая дистанции и уровни высот. Таблицы стрельбы по данным орудиям имелись. Но их ведь еще и применить нужно правильно. А вместе с ними во всей этой возне активно участвовал и Дмитрий – проверяя, помогая и контролируя.

И вот – в назначенный день войска обеих сторон выстроились и подготовились. Все при параде. Все готовы к тяжелому бою.

Бах! Бах!

Ухнули «Василиски», отправляя свои тяжеленные картечные гранаты. Герцог Милана слишком пренебрежительно отнесся к могуществу таких пушек. Конечно, в какой-то мере это ему простительно. Из «Василисков» Дмитрий, как правило, стрелял недалеко, чтобы можно было применять ослабленные заряды, уменьшая износ ствола. А тут дал на полную мощность. Посему казавшаяся безопасной дистанция вдруг стала смертельно опасной.

Бам! Бам!

Лопнули в воздухе пятнадцатисантиметровые кованые тонкостенные болванки, извергая из себя сонм картечных пуль. Классическая тяжелая шестидюймовая шрапнель… только именуемая иначе. В годы Первой мировой войны один такой снаряд мог при удачном накрытии положить до роты пехотинцев. Но – тут роты не было. Накрытие – не самое удачное. Зато снаряда было два, и той небольшой горстке людей, что стояла на пригорке, вполне хватило.

Всех, конечно, не убило.

Но лошадей посекло и обескуражило всадников, где-то с ранениями.

А когда кое-как очухались – «Василиски» ударили снова. Уже с корректировкой. Так что на второй раз открыто расположенную цель накрыло очень душевно картечными гранатами.

Бам! Бам!

И вновь вся ставка повалилась на залитую кровью землю.

Ну а следом в «Василиски» загрузили фугасные снаряды и завершили начатое. Не одним, а тремя последующими дуплетами. После чего на месте ставки осталась только тщательно вспаханная земля, перемешанная с кусками человеческих и лошадиных тел.

– Запомни на будущее, друг мой, – отметил Дмитрий, обращаясь к совершенно обескураженному Людовику, – открыто расположенная цель – это корм для артиллеристов. Что войска, что ставка. Для моей артиллерии, разумеется. Впрочем, вон те бойцы, что прячутся по оврагам, тоже не проблема, – сказал Император и кивнул командиру артиллеристов.

Заранее наведенные «Единороги» дружно ахнули круто задранными стволами, отправляя ослабленными зарядами картечные гранаты по расчетным координатам.

Бам! Бам! Бам!

Посыпались разрывы в воздухе.

А следом поднялся вой. Ведь на пару тысяч плотно стоящей пехоты сверху обрушился натуральный дождь из картечных пуль.

Сражения не получилось.

Первые три группы пришлось вот так вот выкуривать. А потом остальные дали деру, не дожидаясь своей порции гостинцев… Да и какой смысл там сидеть? Чего ждать? Легионеры даже не пытались идти на штурм. А эти проклятые машинки смерти… От них не было совершенно никакого спасения. Суровый Бог войны – во всей своей красе.

Глава 8

3 ноября 1388 года, окрестности Венеции

Гулянья в Милане продлились недолго, хотя обойтись без этого было совершенно невозможно. Тут и принятие православия, и выход из состава Священной Римской Империи, и провозглашение Ломбардского царства, и присоединение Лигурии… В общем – месяц пить, не меньше.

Но Дмитрий дал только неделю. Война не располагала к иному.

После чего выступил на соединение со своими союзниками в Венеции. Тем, как сообщил гонец, совсем тяжело было. Армия Священной Римской Империи их дожимала. Серия поражений – и вот, последнее сражение недалеко от береговых терминалов, обслуживающих островной город. Сил на сопротивление уже практически не осталось. Оттянутая из Ломбардии армия разбита так же, как и войско, вернувшееся из Далмации…

Слишком неравные силы.

Легион нагрянул внезапно. Под вечер.

Под барабанную дробь вынырнул из-за перелеска и спутал сразу все карты.

Альбрехт Габсбург – новый Император Священной Римской Империи даже как-то растерялся. По его подсчетам, Дмитрий должен был возиться с Миланским герцогством. Разбить, а потом грабить. Однако – он тут. А вслед за легионерами из-за перелеска стали выдвигаться отряды под баннерами Ломбардии.

Не дожидаясь развертывания боевых порядков у противника, Альбрехт приказал атаковать.

– Немедленно! – кричал он, изрядно нервничая и бледнея.

Обескураженные конные отряды не решались атаковать легионеров. У всех была свежа память о совсем недавно отгремевшей войне. Поэтому Альбрехту пришлось лично возглавить атаку кавалерии. За Императором не пойти в атаку уже не смогли. Это ведь какой стыд и позор был бы!

Осень уже прибрала траву с земли. Поэтому легионеры построились в три линии. Первая легла, вторая сразу за ними встала на колено, а третья – в полный рост.

Взяли свои карабины.

Зарядили.

И грянули.

По очереди.

Первый ряд. Второй. Третий.

Опять первый.

И так дальше. По кругу. Благо, что нарезные карабины, заряжаемые унитарными патронами с казны, позволяли палить весьма быстро.

– Прекратить огонь! – зычно заорали центурионы, когда видимость совершенно потерялась из-за задымления. Все-таки стоял практически штиль, и пороховой дым очень плохо рассеивался.

И тишина…

Ну как тишина? Ржание коней, стоны людей и много-много мата. Но не стреляют же, ничего не взрывают же, а значит, тишина.

Легионеры поднялись. Построились в две линии. Перезарядились. Примкнули штыки. И медленно пошли вперед.

Барабан мерно и четко отбивал каждый шаг.

– Первая линия товсь! – прокричали центурионы, когда отряд прошел вперед шагов на двадцать.

– Бей!

И сразу же слаженно затрещали карабины, отправляя свои смертоносные подарки вперед.

– Вторая линия вперед!

– Товсь!

– Бей!

– Вторая линия вперед!

– Товсь!

– Бей!

И так легионеры продвигались. Шаг за шагом.

Слаженные залпы по совершенно деморализованной кавалерии противника. Мерность и слаженность. И блеск тщательно начищенных стальных доспехов.

Легионеры целились кто куда. Кто-то метил, чтобы добить лошадь, бьющуюся в агонии. Кто-то старательно выискивал всадников, пытавшихся хоть как-то организовать сопротивление. Кто-то просто стрелял по чему-то шевелящемуся впереди.

Зачистка продолжалась.

Стремительная гибель Императора Священной Римской Империи Альбрехта Габсбурга и той кавалерии, которая последовала за ним, потрясла противников. Многие из них бились с легионом там, под Оршей, и хорошо помнили, что стрельба так часто не велась. И да, легионы были сильны… но не настолько. Сейчас же, сметя приличный отряд тяжелой кавалерии, они надломили и деморализовали оставшиеся войска Альбрехта. Его воины и генералы запаниковали.

Мерная поступь спокойно идущих нескольких сотен легионеров, прямо на многотысячную толпу, выглядела одуряюще. Как и жмущееся за ними войско Ломбардского королевства, многократно превосходящее числом.

– Стой! Первая линия товсь! – прозвучали зычные команды после того, как легион прогулочным шагом сблизился с коробками арбалетчиков и пикинеров на четыре сотни метров.

– Бей!

И слитный залп безоболочечных свинцовых пуль обрушился на выдвинутых вперед пикинеров.

– Вторая линия вперед!

– Бей!

– Вторая линия вперед!

– Бей!

Не бой – расстрел.

Куда врагу было деваться? Только бежать, ибо падать на землю в Средневековых битвах означало гарантированную гибель. Затопчут – и не заметишь.

А следом за ними двинулись кавалеристы Ломбардии и Пармы. Не так чтобы много, но для преследования более чем хватило.

Нет, ну а что? Поиграли и хватит. Тем более – они убили Кенни. То есть Анну. Что совершенно лишило Дмитрия желания играть с ними в старые игры.

Глава 9

24 декабря 1388 года, окрестности Вены

Несмотря на Рождество в Вене было очень беспокойно. Слухи о гибели Альбрехта и разгроме могучей армии пришли в столицу Священной Римской Империи практически сразу с известиями о приближении объединенных сил вторжения.

И вот – в окрестностях Вены появились первые разъезды. А армии для защиты не было. Войска, отступившие с поля битвы под Венецией, уходили отнюдь не к столице. Поэтому Беатрисе Гогенцоллерн, супруге покойного Альбрехта, пришлось выезжать лично на переговоры с врагом. Так себе затея. Но в ситуации, когда все разбежались – никакого иного выбора не оставалось. Разве что бежать, но, будучи хоть и не юной, но все еще симпатичной женщиной, она рассчитывала на некоторую мягкость со стороны Императора. Ради чего даже оделась в любимые, по слухам, цвета Анны Дандоло – покойной и весьма любимой Императрицы.

– Мадам, – произнес с улыбкой Дмитрий, подъехав на своем Буцефале к австрийской делегации. – Почему без наследника?

– Он слишком юн, чтобы участвовать в таких переговорах, – поджав губы, произнесла Беатриса.

– Боишься, что я прикажу казнить вас обоих? Ха! По лицу вижу – так и есть. Вон как раскраснелась! Хочешь сказать мне какую-нибудь гадость? Нет? Правильно. Меня нужно любить.

– Ваше Императорское Величество, – прошипела Беатриса.

– Судя по всему, сражения не будет. Я прав?

– Если понадобится, мои воины будут сражаться до последнего вздоха!

– Удивила! – хохотнул Дмитрий. – Прикажешь этих несчастных расстрелять? Вот! Поэтому думай, что говоришь. У тебя нет армии. После гибели Альбрехта под Венецией она разбегается в разные стороны. Никто не хочет со мной мериться силой. А значит, что? Правильно. Ты приехала обсудить капитуляцию. Или я что-то не то сказал? Может быть, я ошибся?

– Нет, – сквозь зубы процедила Беатриса. – Все верно. Что ты хочешь?

– Тебя.

– Что?! – вспыхнула вдова Альбрехта, покраснев.

– Ну а зачем еще ты вырядилась в любимые цвета моей покойной супруги? Или скажешь, это все случайно так вышло? До конца переговоров ты будешь делить со мной ложе. Откажешься?

– Нет, – после длинной паузы произнесла вдовая Императрица.

– Вот и славно. А теперь, раз сражения не будет, предлагаю продолжить переговоры в более удобной обстановке. Твои бойцы вон уже бледные все от предвкушения скорой смерти. Незачем их так мучить.

Так и поступили.

Впрочем, в тот же день официальные переговоры не продолжились. Дмитрий решил отдохнуть с дороги. Да и обещание, данное Беатрисе, требовалось выполнить. Немного хорошего вина, красивая женщина в самом расцвете сил, водные процедуры, вкусная еда… В общем – полный букет животных удовольствий, которыми Император решил не пренебрегать. Мало того, а то, что Беатриса обязана делить с ним ложе до конца переговоров, ни от кого не скрывалось. Даже напротив – специально эти слухи распространялись среди простых горожан.

Лишь через неделю сибаритства Его Императорское Величество соизволило вернуться к переговорам. Тем более что за это время в Вену потихоньку подтянулись некоторые влиятельные аристократы.

– Итак, господа, – начал Дмитрий новый раунд переговоров. – Благодаря усилиям нашей милой Беатрис я хочу не растерзать Австрию на кусочки, но возвысить ее. За что благодарите ее благодетель. Ибо мнил я раздел Австрии между Венецией, Богемией и Сербией.

После чего сделал небольшую паузу и осмотрел слегка обескураженных переговорщиков.

– Мне кажется, я не ясно выразился, – тихо произнес Дмитрий, а потом буквально заревел. – Встали и поклонились Беатрис!

Вполне возможно, что высокородные аристократы и попытались возмущаться, но легионеры, охранявшие переговоры, очень недвусмысленно взвели курки своих карабинов. После чего последовало весьма энергичное излияние верноподданнических чувств в адрес вдовы Альбрехта.

– Как я мыслю дальнейшую судьбу Австрии… – произнес Дмитрий и, взяв паузу, встал из-за стола и подошел к окну. – Первое. Вы все, включая наследника престола, принимаете православие.

– Но… – попытался возразить один из архиепископов.

– Любой, кто откажется, будет убит на месте, а его имущество будет конфисковано в пользу казны. Должности и титулы после принятия православия будут подтверждены, при отказе – поражение в оных. Есть еще вопросы? – спросил Дмитрий, обведя ледяным взглядом зал, полный озадаченных людей. – Отлично. Напоминаю, принятие православия освобождает от любых форм рабства и долговых обязательств. Подумайте хорошенько. Только здесь и сейчас все искренне верующие католики имеют шанс стать блаженными мучениками, пострадавшими за свою веру. Когда еще у вас будет такая возможность?

После чего прошелся, выдерживая паузу и очень внимательно вглядываясь в глаза.

– Ну что же, продолжим. После того, как сын этой уважаемой женщины примет православие, он обвенчается с моей внучкой – Анастасией. Принесет мне вассальную клятву и будет коронован как царь Австрии. Разумеется, новое царство выйдет из состава Священной Римской Империи, как и новообразованное Ломбардское царство.

– Ломбардское? – удивленно переспросил кто-то из зала.

– А вы еще не знаете? Я даровал своему верному вассалу Людовику Висконти титул царя Ломбардии.

– А Рим?

– А что Рим? – Пожал плечами Дмитрий. – Три Папы – явный признак глубокого кризиса католичества. Я же желаю возродить единство христианской веры. Святую землю я отбил, очистив ее от скверны иноверцев. Впереди освобождение тучных земель Северной Африки, Малой Азии и Аравии. А возможно и более далеких пределов. Без единства и монолитности христиан это сделать будет затруднительно. Думаю, никому из вас не нужно рассказывать о том, насколько вкусными будут эти новые владения, нуждающиеся в заботливых хозяевах.

– Но разногласия… – развел руками один из епископов.

– Все эти разногласия – дело мирское. Всевышнему, я убежден, нет никакого дела до того, кто и как справляет ритуалы. Главное – верить искренне и дела добрые делать. А что может лучше и добрее, чем перестать ругаться промеж собой из-за всяких мелочей? Я мыслю – справляйте ритуалы как хотите. Это личные дела каждого епископства. Мало того – само Святое Писание надобно переводить с латыни на местные языки, дабы каждый пастух его мог услышать и понять…

– Но кто это будет решать?

– Собор, – не задумываясь, ответил Император. – Я считаю, что один человек не вправе решать такие сложные вопросы. Посему, возвращаясь к старым традициям, существовавшим еще до раскола, все разногласия должно решать только через дискуссию на Соборе…

Пообщались.

Дмитрий наглел и заносился. Скажи ему еще пятнадцать лет назад, что он будет здесь, в Вене, строить из себя вершителя мира, – не поверил бы. Сейчас же… А что ему оставалось? Как бедному родственнику обнести город и уйти домой? Великая победа, ничего не скажешь. А главное – потрясающее реализацией далеко идущих геополитических планов. Ведь он умрет, а что дальше? Как будут жить его потомки?

Он не раз задумывался о будущем.

В той реальности, которая складывалась сама собой, нарождающаяся Россия совершила одну очень важную геополитическую ошибку. Она решила пойти на поводу у греческих богословов и сохранить православие. Результатом этого поступка стало начало тяжелой многовековой идеологической борьбы между Востоком и Западом Европы. Потом на этом фундаменте возводили еще не единожды много всякой ереси. И речь совсем не шла о том, кто хороший, а кто плохой. Просто на каком-то этапе развития православный мир скукожился как шагреневая кожа, сдулся и сдал по всем фронтам. Конечно, сначала в Москве, а потом и в Санкт-Петербурге грезили возрождением Великого Востока. Но… мечты мечтами, а дела делами. Так исторически сложилось, что у католического мира было намного больше ресурсов, возможностей и перспектив, в том числе и у католических раскольников – протестантов.

У Дмитрия было фундаментальное техническое, экономическое и организационное преимущество перед своим прототипом. Тем Дмитрием Донским, который появился бы, не вселись он в это тело. А значит, он мог перекраивать этот мир так, как считал нужным.

Что он делал?

Он делал единое идеологическое пространство, в данном случае православное, расширяя его на сопредельные и не очень государства. Причем нагло, решительно и довольно упорно, создавая возрожденный Православный мир. На текущий момент в него входило десять государств. Российская Империя и три ассоциированные державы: Сербское и Ломбардское царства, а также царство Иерусалима, Кипра и Армении. Особняком стояли Болгария, Валахия и Молдавия.

То есть уже на данный момент выходил довольно серьезный конгломерат. Почему же он должен останавливаться именно сейчас? Вот еще! С чего такая щедрость? Гуманизм и человеколюбие? Право на выбор и самоопределение? К черту!

Дмитрий вновь внимательно осмотрел зал с людьми, вглядываясь в глаза присутствующих. Хищники. Испуганные, смущенные и подавленные, но от того не менее опасные хищники. Дай им только повод – сожрут живьем, и не подавятся.

Вперед и только вперед!

Враг будет разбит, избит и жестко обнесен до нитки! Ибо наше дело правое!

А еще требовалось отнять корону Карла Великого, Имперский крест и Имперский меч. Ибо нефиг! Впрочем, на последнее никто особенно и не сопротивлялся. Ведь по всему выходило, что, обретая статус сюзерена Австрии, Дмитрий получал положение, аналогичное тому, которое имел Император Священной Римской Империи. То есть они и должны были перейти к нему по праву наследования.

Переговоры закончились.

Документы подписаны.

Дмитрий покидал вполне гостеприимный город. И жалел лишь об одном – о Беатрис. Несмотря на некоторое раздражение, всплывшее поначалу, постель сгладила много шероховатостей в отношениях. И у них даже сложились неплохие отношения. Не любовь, конечно же. Но практически приятельство. Жаль только, началось все так по-дурацки.

Глава 10

5 мая 1389 года, Константинополь

Наглеть, так наглеть!

Именно под этим слоганом проходило возвращение Императора в Константинополь.

За то время, что Дмитрий гулял по землям Европы, столица Восточной Римской Империи – Византии – более-менее оправилась от долгой осады. Поэтому возвращение Императора было встречено безумной овацией слегка оживших и отъевшихся простолюдинов.

Каждая дворняжка знала, кто возродил непобедимые легионы, один из которых держал оборону их города в осаде долгих три года. Все жители прекрасно видели, КАК и КЕМ была снята, казалось бы, безнадежная осада. Ни от кого не ушел тот факт, что именно в руках полковника легионеров оказались заранее подготовленные запасы продовольствия и вооружений, без которых Константинополь бы пал…

В глазах черни этого города Дмитрий был практически Богом – новым мессией, спустившимся с небес, дабы спасти их и возродить былое величие Римской Империи. Поэтому и неудивительно, что толпа не желала выбирать иного Басилевса, кроме него. А любые попытки прерывались сильными волнениями. Да, легионы Императора были родом из Москвы, а он сам происходил из древнего рода датских конунгов. И что с того? Кого только не было на престоле Римской Империи – от германских вождей до армянских аристократов. Зрелая Империя не отличалась каким-либо цветущим национализмом, выбравшись из коротких штанишек национальных государств. Важнее было то, что ты сделал для нее. Насколько полезен, нужен, выгоден.

А посему Дмитрий возвращался с триумфом. Нет, не так. ТРИУМФОМ. Первым, за последнюю тысячу лет на просторах Римской Империи.

Все население города высыпало встречать легион и Императора.

Даже аристократы и былые претенденты на престол. Никто не решился задрать нос к небесам и выказать высокомерие.

Самые ценные трофеи из Генуи уже ехали в Севастополь, но те, что Дмитрий провез по улицам Константинополя, оказались особенно важными. Это было оружие и воинское имущество, взятое в сражении под Венецией. Каждая кольчуга, каждый меч были на вес золота. Не по ценности. Нет. По духу. Ибо это был символ победы. Символ возрождения.

Император во главе своего войска и огромной толпы горожан проследовал к собору Святой Софии.

Там его уже ждали.

Никому ничего говорить было не нужно.

Патриарх Константинополя стоял в своем самом торжественном облачении. А рядом – куча разодетых аристократов и высокородных гостей. К церемонии венчания нового Басилевса все было готово.

И вот, когда оставалось сделать последний шаг – Дмитрий замер.

Несмотря на явную выгоду от такого поступка, Император испытал определенные затруднения морального толка. Да, пока он резвился где-то на просторах Русской равнины, все было хорошо. Легенда о возрождении Римской Империи более чем замечательно подходила для возни в том маленьком болоте. Ква-ква-ква! И всем плевать. Просто одна из легенд – не хуже и лучше иных. Сейчас же, выйдя на глобальный политический простор и оказавшись на пороге Софийского собора Константинополя, Дмитрий замялся. А что дальше? А как дальше? Ведь Российская Империя, тщательно создаваемая им столько лет, больше не нужна… Ее же создавали как некий эрзац-вариант до возрождения Римской державы, хотя бы в ее восточном формате. Теперь она становилась просто гроздью провинций возрожденной Римской Империи… Правильно? Нужно ли так поступать? Ответа на этот вопрос Дмитрий не знал, как и, пожалуй, любой другой на его месте…

Внешне все эти терзания отобразились лишь незначительной заминкой с мутным взором, устремленным внутрь помещения церкви. Несколько секунд колебаний. Ладонь скользнула на пряжку с выгравированным орлом и надписью: «Империя превыше всего». И вновь злая усмешка пересекла его лицо. Ухмылка. И решительный рывок вперед.

Делай, что должен, и будь что будет!

Бравада?

Глупость?

Заносчивость?

Отнюдь.

Почему, собственно, Дмитрий согласился на столь значимые перемены? Ведь Россия фактически превращалась в иную державу. Зачем? Казалось бы, глупо и необъяснимо. Но на самом деле все очень просто.

Дело в том, что в свое время, в 1360-е годы, Император уже один раз сделал что-то подобное, когда оспаривал титул Rex Russian. Ну и, заодно, все земли, которые хоть как-то могли подходить под руку того, кто так именуется. И вот прошло три десятилетия. Он забрал под себя все, на что претендовал. Причем публично, открыто и нагло. И все в Европе и прочих окрестностях его державы о том хорошо ведали.

Теперь же, в контексте вышеописанного антуража, Дмитрий провозглашает себя Императором Рима, а свою державу называет Римской Империей. То есть явно, нагло и неприкрыто намекает всей остальной Европе на то, что ее ждет впереди. А также Ближнему Востоку, Малой Азии, Аравии и Северной Африке. Ну, так, ненавязчиво. Конечно, бывали и иные крайне амбициозные товарищи, не стесняясь называвшие себя Черными Властелинами Вселенной. Так что после таких заявлений, по идее, и французский король, и султан мамлюков должны были бы поржать громко и в голос. Если бы не одно «НО». У Дмитрия были не только амбиции, но и возможности. А уж о том, как его легион гонял ссаными тряпками лучшие армии исламского и христианского мира, уже ходили легенды, достигавшие даже самых отдаленных уголков Евразии и Африки. А значит что? Правильно. После этой коронации все вокруг напряглись ну совершенно не иллюзорно. Ведь сам-то Дмитрий мог и справиться с поставленной задачей. Как-никак тридцать девять лет – возраст немалый для XIV века. А вот его сын и наследник – Александр, отличившийся в ходе последней войны, вполне мог реализовать амбиции родителя. Легионы-то никуда не девались, как и их замечательное вооружение…

Мир больше никогда не будет тем, каким он был раньше.

И это очень громко, отчетливо и ясно прозвучало из Софийского собора Константинополя. Римская Империя переживала свое третье возрождение…