Глава 1

3 апреля 1376 года, Константинополь

Усадьба, выкупленная Дмитрием под официальное торговое представительство Российской Империи в Константинополе, пребывала в тишине и покое. На первый взгляд. Центурия легионеров, официально числящаяся здесь, размеренно несла свою службу. Но это спокойствие было исключительно напускным. Обширные склады были забиты легионерами особой когорты, созданной специально для действий в Царьграде и последующей службы там. Шестьсот вооруженных до зубов человек. Плюс служба тыла. А ведь их быть здесь не должно. Узнай о них Басилевс – последствия могли быть непредсказуемые. Но в любом случае два года очень непростой работы уходили коту под хвост, а заодно и куча денег, вложенных в это дело.

Полковник Семен Федорович Медведев стоял на балконе и нервно смотрел на плац переднего двора усадьбы. Был бы табак – курил бы. Много и нервно. Потому что на его душе скребли кошки от треволнений. Он никогда не участвовал в подобных делах. Конечно, сильно помогала «политинформация», проведенная лично Императором, вполне доходчиво объяснившим все величие «принесения демократии» в отдельно взятую страну. Ну, то есть снятие с православного Царьграда вассальной зависимости от магометан. Доброе дело. И Медведев с этим был полностью согласен. Однако все равно волновался.

Огонька добавляло присутствие сотрудников Службы Имперской безопасности во главе с тошнотворно бодрой и улыбчивой Марией. Ее безупречно чистые черненые латы амазонки раздражали не меньше контактности и дружелюбности. Красивая, ухоженная и приятная в общении молодая женщина не могла не привлекать мужчин. Но Семен не тешил себя иллюзиями, прекрасно понимая – если он попытается предать Императора, Мария недрогнувшей рукой перережет ему глотку, все так же мило улыбаясь…

В этот момент в ворота постучали, вырывая Медведева из напряженной задумчивости. Он даже вздрогнул, чего, к счастью, никто не заметил.

Дежурные легионеры слаженно отработали, обменявшись условными фразами, и спустя пару минут в раскрытые ворота усадьбы вошел отряд верных сыну нынешнего Басилевса воинов. Ну и он сам – будущий Андроник IV, собиравшийся подвинуть своего отца – Иоанна V на престоле.

– Твои люди готовы? – чуть хрипло произнес Андроник, обращаясь к вышедшему ему навстречу полковнику. Было видно, что он нервничал намного сильнее командира особой когорты.

– Да. Выступаем?

– Поднялось волнение черни. Толпа пьяная и дурная. Лучшего момента и не выбрать, – произнес Андроник и нервно хохотнул, явно намекая на свое участие в подготовке этого акта «демократического волеизъявления».

– Хорошо, – кивнул Семен и, повернувшись к своим адъютантам, отдал приказ о выступлении.

Вся его особая когорта вот уже две недели находилась в режиме повышенной боевой готовности. Поэтому спустя всего несколько минут перед Андроником было построено шесть сотен строевых в начищенных, сверкающих латинских доспехах, надетых поверх алых стеганых кафтанов.

– Веди, – коротко бросил полковник, надевая свой шлем.

Будущий Басилевс с трудом унял волнение и, перекрестившись, решительно зашагал к воротам. За ним направились его люди и когорта московских легионеров. Молча. Четко чеканя шаг и держа строй.

Форум Константина кипел.

Очень немногочисленные войска, служащие Иоанну, держали оборону с одного торца этой площади, сдерживая бунтующую толпу от прорыва к храму Святой Софии, где в то время находился Басилевс. Но получалось у них плохо. Казалось, еще немного, и подпоенная людьми Андроника беснующаяся чернь прорвет их кордон, устремившись к храму.

В этот самый момент Семен Федорович отдал приказ, и сигнальщик затрубил, привлекая всеобщее внимание.

Раз.

И толпа испуганно отшатнулась от тяжелых сомкнутых щитов алого цвета. Впрочем, полковник не стал давать людям опомниться, начав решительное наступление.

Когорта прошла сквозь толпу черни легко и непринужденно. Сопровождая все это действо мерными ударами мечей о щиты. Шаг – удар. Шаг – удар. Городская чернь прыснула в разные стороны, устроив в узких проходах между домами натуральную давку. И их можно было понять – сомкнутый строй тяжелой пехоты – это не отряды «Беркута», которому из-за приступа политической трусости руководства запретили давить бунтовщиков. Это НАМНОГО страшнее. Тем более в руках у бойцов остро отточенная сталь, а не обрезиненные «гуманизаторы» с «демократизаторами».

Легионеры пошли вперед, а люди Андроника ударили в спину бегущей черни, дабы окончательно прекратить бунт. Подло. Но что поделать? Государственные перевороты и прочие революции всегда такие. Простые люди в них не более чем расходный материал.

Воспрянувшие было духом войска Басилевса вновь напряглись еще больше, поняв, что легионеры продолжают двигаться в боевом построении прямо на них. А легионеры не чернь. После грандиозной военной кампании 1371–1372 годов, прокатившейся громовым эхом по всей Евразии, никто не сомневался в боевых возможностях воинов Дмитрия.

Однако, когда до боевого соприкосновения отрядов оставалось шагов пятьдесят, когорта замерла. А вперед вышел Андроник в сопровождении пары легионеров со щитами, готовыми в любой момент его прикрыть. Он демонстративно откашлялся и произнес «пламенную речь» перед войсками своего отца.

Прежде всего о том, что тот навлек позор на головы честного православного люда. Оратор из Андроника был плохой, но основную мысль он донес ясно и четко. Так что даже самый тугодум в войске Иоанна понял – либо их сейчас убивают, либо они присягают Андронику. Но главное – им пообещали выплатить жалованье. Отчего поплыли даже самые морально стойкие и верные. Ведь папа из-за нехватки средств регулярно задерживал выплаты и всячески их урезал. А патриотизм и лояльность имеют одну неприятную особенность – они притупляются на голодный желудок.

Вышло очень недурно.

А дальше, «не отходя от кассы», Андроник организовал присягу прямо на форуме, совместив ее с выплатой жалованья сразу за полгода. Ведь ровно столько его отец уже не платил своим воинам. Обычное дело в Средние века. И сын тоже не смог бы воинов облагодетельствовать, если бы «добрая фея» – Дмитрий, не прислал ему в достатке серебряных монет «на развитие демократии».

Как несложно догадаться, Андронику присягнули все. И уже через час войска революционных союзников окружили храм Святой Софии, где терпеливо ждал своей участи Басилевс Иоанн V в компании с Патриархом. Они боялись выйти на улицу, испуганные известиями о волнении черни. Путь-то до дворца Палеологов неблизкий, а при Басилевсе и Патриархе только телохранители. С ними от толпы не отбиться. Вот и сидели тихо, как мыши под веником, вознося молитвы о вразумлении дурных голов.

– Папа, – гулко произнес Андроник, входя в храм.

– Сын?! – ахнул Иоанн. – Как ты сюда пробрался? Это опасно!

– Толпа требует твоего отречения, – хрипло произнес Андроник, смотря отцу прямо в глаза. – Они не хотят быть вассалами магометан.

– Но… это же единственный способ защититься от них!

– Твои воины уже присягнули мне.

– Ты… ты серьезно? – побледнел Иоанн.

– Они ждут на улице. Вместе с когортой московских легионеров. Их наш друг Дмитрий прислал для постоянной службы в городе. Для защиты от магометан.

– Вот значит, как… – тихо произнес Иоанн, поджав губы и зло посмотрев на сына.

– Так будет лучше для всех.

– А если я откажусь?

– Я отобью твое тело у черни и погребу с почестями.

– Это тоже Дмитрий придумал?

– Его супруга, – звонко произнесла Мария, стоявшая рядом с Андроником.

– Что это за девка? – фыркнул Патриарх раздраженно.

– Следи за языком, – холодно усмехнулась Мария. – А то ведь мы можем отбить у черни два тела.

– Что?! – задыхаясь от возмущения, переспросил Патриарх.

– Это Имперский комиссар по особым поручениям Службы Имперской безопасности при Императоре России, – медленно и очень четко произнес Андроник. – Не ругайся с ней. Не надо.

– Хорошо, – после долгой паузы ответил Патриарх, побледневший вслед за Басилевсом. О супруге Императора, которая возглавляла СИБ, ходили ТАКИЕ слухи, что проверять их не хотелось. Да и вопросов больше никаких не осталось ни у кого.

Не откладывая в дальний ящик, тем же днем провели все формальности по венчанию нового Басилевса. Патриарх пошел на сотрудничество с новой властью без колебаний. А его отец Иоанн уже четвертого апреля отбыл на венецианском корабле на лечение в Москву. Ну и что, что он был упакован в смирительную рубашку? Так было нужно для дела. Дмитрий не оставлял бывшему Басилевсу шансов на побег. А то еще удерет к магометанам – проблем не оберешься. Для османов Иоанн был очень удобной фигурой.

 

Глава 2

1 июня 1377 года, Москва

Дмитрий стоял дурашливым манекеном, а вокруг суетилось трое слуг, завершая приводить его в порядок. Сегодня был очень важный день, как в его жизни, так и всего Европейского Средневековья, включавшего, как известно, и земли Руси. Можно сказать, наступала новая эпоха…

Еще в прошлом году Императору удалось завершить строительство стадиона, работу над которым по остаточному принципу он вел больше десяти лет. Но ему хотелось провести не простой междусобойчик в своем державном закутке. Отнюдь. Дмитрий в привычной для себя манере готовил максимально резонансное событие – возрождение Олимпийских игр, но уже в новом, христианском ключе. То есть никуда не отбрасывая фактор религиозной составляющей. А иначе в те годы было никак. Не поняли бы.

Ради этого проекта Дима уже в 1372 году, сразу после заключения мира, начал откровенно заваливать большую часть выдающихся деятелей христианского мира перепиской. Казалось бы, какое отношение имеет сугубо языческое действо Олимпийских игр к христианству? Но Дима тут повернул, как обычно, все довольно необычным способом. Вот примерно как он выстраивал доказательную базу:

– Все сущее создал Всевышний?

– Да.

– И тело твое тоже?

– Безусловно.

– То есть он изготовил и вручил тебе это тело, а ты, скотина, о нем не заботишься? Не моешь его? Не ухаживаешь? Не следишь за его здоровьем? Не тренируешь и не развиваешь? Ты что, не уважаешь Всевышнего?

– Я? Нет. Но…

– Что, но? Кому подарили тело? Тебе. Брезгуешь? Или, может быть, ты поклонник лукавого? Ну! Отвечай!

А на заявления о примате духа Дмитрий, ни на секунду не смущаясь, заявлял, что ничтожен тот дух, что неспособен держать свое тело в чистоте и порядке. Что такой дух отравлен кознями Преисподней и не велик, но порочен, убог и оскорбителен для Всевышнего. Ну и так далее.

Нагло, напористо, решительно. С простой и доходчивой логикой.

Император прекрасно знал, что христианство опиралось в своем развитии на ключевой, можно даже сказать фундаментальный, тезис – «Credo quia absurdum», то есть «верую, ибо абсурдно». Но этот замечательный костыль был удобен и пригоден только для раннего Средневековья. Время шло. Мир развивался, уйдя вперед. Так что уже сейчас христианство остро нуждалось в новых форматах толкования, чтобы не войти в противоречие с научно-техническим прогрессом. И вот, дабы не противопоставить науку и религию, Император решил сделать «ход конем» и продолжить определенные шаги в рационализации христианского учения. Но, в отличие от тех же ариан, налегая не на ключевые догматы, а на контекст. Слона нужно было есть маленькими кусочками, плавно и методично подготавливая почву для серьезных реформ догматики.

Духовенство, впрочем, не сильно и жаждало перемен. Но Дмитрий у них особенно и не спрашивал, чего они ждут. Потому как знал – если здесь и сейчас не начать трансформировать христианство под изменяющуюся картину бытия – будет беда. Сначала всевозможные протестные течения, в том числе весьма радикального толка. А потом и вовсе начнут расти всевозможные воинствующие нигилисты и прочие чудеса природы. Умному и прекрасно образованному человеку религия, конечно, без надобности. Но много ли таких умных и развитых? Это все требует очень большой и тяжелой работы, на протяжении многих лет. Непрерывного самообразования и упражнений для мозга. Посему Император подозревал, что основной массив атеистов-нигилистов будет, как и в реальности, иметь типаж Шарикова из замечательного романа Булгакова «Собачье сердце».

Но мы отвлеклись.

Возрожденные Олимпийские игры не были самоцелью. Они стали логичным развитием той политики по суровому насаждению норм гигиены и санитарии, которую проводил Дмитрий. Тут и общественные туалеты в городах, и специальные службы, вывозящие отходы за пределы стен, и запрет на выливание помоев на улицы города, и так далее. Даже до повитух дотянулись руки Императора, которым под страхом нещадной порки было приказано дезинфицировать руки перед приемом родов по рецепту Игнаца Земмельвайса. Да и вообще – многое стали делать, по крайней мере, в армии и городах. Воду кипятить, руки перед едой мыть и так далее.

Теперь же предстояло оформить полученный результат и, строго по законам диалектики, перевести количественные успехи в качественное достижение. То есть закрепить за гигиеной, санитарией и вообще культурой и эстетикой здорового тела Божественную природу.

– Ну, все, хватит, – фыркнул наконец Дмитрий, утомленный возней слуг. – Светает уже.

От него сразу же отстали и услужливо открыли дверь.

Медленно, чтобы не вспотеть и не растрепаться, Император прошел к коню и водрузил свою августейшую тушку в седло. Предварительно взойдя на специальную подножку – этакий трап. А что делать? После стольких побед и успехов хочешь не хочешь – покрываешься крошкой мрамора в глазах окружающих.

Легкая конная прогулка размеренным шагом, и он на стадионе.

Ничего особенного из себя постройка не представляла. Система трибун выстроена из кирпича по готической архитектурной схеме, опираясь на колонны и ребра жесткости. Такой подход позволил сэкономить на строительном материале и дать большое пространство под трибунами для технических нужд.

Людей набилось – не пересказать.

Плановая вместимость стадиона составляла десять тысяч посадочных мест, и все они были проданы. Мало того, видя плотность посадки, Император про себя усмехался, понимая, что туда усадили куда как больше людей. Вон – чуть ли не на головах соседей разместились. Простым селянам билет купить было не по карману. Но оно так и задумывалось – Дмитрий хотел заработать даже на этом деле. Ибо прекрасно понимал всю ценность и радикальную дефицитность масштабных развлечений в XIV веке.

Как восприняли эти игры в католической Европе?

Неоднозначно.

С одной стороны, одиозная фигура Дмитрия пугала и отвращала элиты из-за своего успеха и совершенно дурных в их понимании идей. С другой стороны, огромная масса обедневшего дворянства видела в этих играх возможность проявить себя и даже как-то преуспеть. Потому что, кроме медалек и чисто формальных почестей, всем, занявшим призовые места, выплачивали весьма существенные денежные вознаграждения. Так что участники прибыли даже от таких далеких земель, как Арагонское королевство и Наварра.

Император добрался до своего ложа. Сел. И благосклонно махнул рукой.

Сразу же загудели трубы.

Началось.

Какова была программа этих первых возрожденных Олимпийских игр? Бег, прыжки, метание копья, несколько номинаций пешего фехтования в доспехах, стрельба из лука и арбалета, конные сшибки, конные скачки. Всего – двадцать семь номинаций и, как следствие, комплектов наград.

Дмитрий осознанно не включил в игры множество других интересных дисциплин, равно как и массовые соревнования с коллективными замесами. Не все сразу. Он и так пожалел, что включил в программу первых игр столько номинаций из-за всеобъемлющего бардака, который это действо сопровождал.

Месяц игр тянулся так долго, насколько только было возможно. Он измотал Императора совершенно. Практически ежедневно происходили неприятные моменты, требующие его личного вмешательства. И даже несмотря на это, с игр «вынесли» за сотню трупов. Цивилизованные люди предпочитали решать свои разногласия цивилизованно, то есть оружием в руках. Те же драки на финише были обычным делом. К концу игр туда пришлось ставить отряд паладинов, устрашающих своим видом даже самые дурные головы. Постоянно, буквально ежедневно, приходилось импровизировать. Например, ввести через неделю игр турникеты, сделанные на коленке, и крепкие ограждения подходов к ним, чтобы избежать постоянных давок и драк на входе и выходе со стадиона.

В общем – Дмитрий чувствовал себя к закрытию игр так, словно лично и ежедневно участвовал за каждого игрока в состязаниях. Но это окупилось с лихвой…

Основной доход дали не столько билеты, сколько косвенные вещи, такие как проживание, питание и питие гостей и участников, а также постоянно действующая в Москве ярмарка. Билеты стали своеобразным отборочным туром, приглашавшим в первую очередь тех людей, которым было что тратить. Император отбил игры пятикратно с точки зрения денег.

Кроме того, была получена колоссальная социально-политическая выгода. Москва уже второй раз за десятилетие объявила о себе как о ключевом общехристианском центре. Сначала – массовым книгопечатанием, как для католиков, так и для православных. А теперь вот еще и игры, посвященные Иисусу Христу. Да такие масштабные и разнообразные, что никто из монархов Европы не мог себе их позволить, даже если бы захотел. По крайней мере, какое-то время. Дмитрий же готовил к следующим играм расширение номинаций и увеличение площадок, строя ипподром…

 

Глава 3

12 сентября 1377 года, Москва

Алексей Бякон, известный также как митрополит Московский и всея Руси Алексий, степенно вышел на крыльцо своей временной резиденции и глубоко вдохнул свежего влажного воздуха. Неугомонная Москва была полна звуков и криков. Он даже немного растерялся, настороженно окинув взглядом округу. Туда ли он вышел? Но потом встряхнул головой и направился к своему транспортному средству – первой в мире легкой подрессоренной коляске с подъемной крышей. Подарок Императора. Такими вот знаками внимания Дмитрий располагал к себе иерархов Церкви, проводя вместе с тем политику, направленную на ослабление и подчинение этой структуры. Алексий не одобрял такой подход, но куда ему было деваться-то с подводной лодки? Этот беспокойный монарх смог подчинить своей власти практически весь православный мир. Даже к Константинополю нашел подход.

На подножке коляски митрополит вновь остановился и усмехнулся, вспоминая недавние слова Дмитрия. Что тот, де, принял Москву деревянной, а оставит ее каменной.

«А ведь верно», – подумал Алексий оглядываясь. Восемнадцать лет назад, когда малолетний Дмитрий взошел на престол, заменив своего безвременно усопшего отца, Москва представляла собой ветхий деревянный городок. По меркам Руси, конечно, он был не плох – четыре с половиной тысячи жителей… всех возрастов и полов. Но Алексий видел Константинополь и прочие города старого Средиземноморья и прекрасно понимал, что на их фоне Москва была большой деревней. Сейчас же, спустя неполных два десятилетия, население города увеличилось до двадцати пяти тысяч! А архитектура? О! Это отдельный вопрос, вызывавший в Алексии бурные и сильные эмоции. Только ради того, что Дмитрий сделал, митрополит готов был простить ему все притеснения и ущемления церкви…

Монументальная столичная крепость опиралась на дюжину довольно крупных фортов, позволявших вести круговую оборону. Между ними лежала стена под стать. Землебитная конструкция укреплений к 1377 году полностью обросла толстой кирпичной коркой и обвесом дополнительных конструкций. Чудовищная по меркам XIV века толщина стен куртины и фортов делалась с расчетом на стойкость под огнем классической гладкоствольной артиллерии. Высота, конечно, не так давила, но тоже была на мировом уровне.

Внутренняя начинка столицы была под стать укреплениям. Она, правда, еще только строилась, но уже отчетливо просматривалась и поражала.

«Канализация! Этот безумный Дмитрий делал канализацию!» – пронеслось у митрополита в голове. И да, Император таки ее делал, конечно, не такую, как в XX веке, а куда как проще, но все-таки. Магистральные коллекторы с небольшим заглублением были выложены кирпичом и проходили под всеми центральными улицами города. Транспортировка в отстойники, расположенные за крепостной стеной, осуществлялась дождевой водой и самотеком. Чугунные решетки водосброса вдоль дорог – для тех лет натуральный анахронизм. Однако Император настаивал. Конечно, провести канализационный коллектор в каждый дом было пока нельзя, но точки слива отходов и помоев располагались достаточно густо.

А сами дома? Акрополь Дмитрий собирался сделать натуральным шедевром архитектуры. Впрочем, остальной город он не оставлял в стороне. Внутри городских стен было запрещено деревянное строительство. Вообще. Разве что кое-где времянки. Вместо старинных срубов столица застраивалась кирпичными домиками в три этажа, плотно прилегающими друг к другу, с арочными проходами во внутренние дворы. Как в старом Санкт-Петербурге. Даже склады – и те строились минимум двухэтажные с активным использованием готических решений, позволяющих экономить материалы – кирпичи. Улицы, прямые и довольно просторные для разъезда двух экипажей, были мощены клинкерным кирпичом. Имелись тротуары, причем тоже не такие уж и узенькие. И так далее, и тому подобное.

И столица не сидела только лишь внутри мощных городских стен.

К 1377 году к северу и западу от Москвы раскинулись технические кварталы, скрепленные в единое целое дорогами, покрытыми утрамбованной щебенкой. А местами уже и асфальтом – мастерская по переработке земляного масла приросла цехом, вырабатывающим этот удивительно полезный в тех условиях продукт. Стадион, ипподром, торговые ряды, постоялые ряды, кирпичный район, железный район и так далее. Появились даже первые конки, которые ходили по дубовым рельсам, окованным железом. Всего два маршрута, но все же. Важное подспорье для рабочих, многие из которых жили внутри крепости.

А вокруг стремительно расширяющегося столичного гиганта неспешно возводилась система изолированных фортов. Тоже по землебитной технологии с последующей обкладкой кирпичами.

Почему технические кварталы располагались только к северу и западу от крепости? Потому что летом 1377 года наконец-то завершились все потребные работы и закрыли плотину. То есть пошло накопление воды огромного даже по меркам XX века водохранилища…

В глазах митрополита Дмитрий творил что-то невероятное. А главное – все вокруг него кипело, шевелилось и двигалось. Крови, правда, пролил немало. Но к этому Алексий относился философски – правитель не может править, не пуская кровь. Это просто технически невозможно.

С мыслями обо всех этих изменениях митрополит и докатился в коляске до неприметного домика в железном районе пригорода. Резиденция Императора была еще дальше от готовности, чем кафедральное подворье, так что Дмитрий жил походной жизнью. То тут, то там. Принимал также. Мало кто из людей вокруг вообще точно знал, где сейчас Император.

– Добрый день, – громко и отчетливо поздоровался митрополит входя.

– И тебе, – кратко ответил Дмитрий. – Присаживайся. Ждали только тебя.

– Что-то случилось? – озабоченно поинтересовался Алексий, с удивлением осознав, что в этом неприметном срубе собралось все руководство Российской Империи, включая монарха и его супругу.

– Да, – так же кратко ответил Дмитрий и кивнул Анне.

– Все вы знаете, что за минувшие полгода было убито больше двух десятков мастеров-оружейников и их помощников. Расследование завершилось, но… все оказалось хуже, чем мы думали. Подключив родственников из Венеции, мы смогли выявить заказчиков.

– И кто же? – поинтересовался граф Василий Иванович Ростиславов, военный министр Империи.

– Генуэзский дом Фиески.

– Ох!

– Да-да. И это значит, что в любой момент ситуация может повториться, – хмуро констатировал Император и на несколько мгновений залип. Его откровенно бесила ситуация бессилия, длящаяся целых полгода. Неоднократно хотелось взорваться и сместить Анну с должности главы Службы Имперской безопасности. Но, беря себя в руки, он успокаивался, четко осознавая – несмотря на совершенно чудовищные сроки, лучше ее никто все равно не справится. И причин тому было масса.

Во-первых, Москва хоть и насчитывала всего двадцать пять тысяч жителей, но они сформировались за счет иммиграции, буквально за пятнадцать лет. Причем люди шли не только из других регионов Руси. Одних только мастеровых из Италии было свыше двух сотен, а вообще выходцев из других регионов Европы проживало около трех тысяч.

Во-вторых, Имперская столица была буквально проходным двором для торговых караванов – купцов со всего света хватало. Некоторые даже держали постоянные лавки в задуманной Дмитрием круглогодичной ярмарке. Этакие торговые представительства с магазином.

В-третьих, сам Дмитрий не имел никаких представлений об оперативно-розыскной деятельности. Ну, за исключением того, что он смог вспомнить из художественных фильмов и книжек. Согласитесь, не самый лучший источник информации. Не его это была тема, от слова вообще. Какое-то понимание, конечно, было. Мало кто из людей XXI века в общих чертах не знает, зачем нужна полиция, криминалистика, дедукция, судебно-медицинская экспертиза и так далее. Конечно, он бы с удовольствием оперся на местных специалистов в этом деле, но найти их не удалось. И осведомители, сидящие по городам Европы и Азии, тоже разводили руками. Мир был еще слишком молод для таких вещей.

В-четвертых, в распоряжении Службы Имперской безопасности попросту не было подходящих технических средств. Посему даже те скудные знания Дмитрия казались еще менее полезными. Вот Анне и приходилось буквально на ощупь, опираясь на мутные и не всегда верные подсказки мужа, выстраивать хоть какую-то методологию оперативной работы. Шесть месяцев тяжелого кропотливого труда, направленного на поиски аккуратного убийцы. Выследить. Взять живым. Допросить. И при этом не спугнув купцов, которые были жизненно важны для Империи.

Дмитрий встряхнул головой, отгоняя дурные эмоции, которые никак его не отпускали после столь болезненного провала, и продолжил:

– В результате этой диверсии были сорваны работы по изготовлению нового оружия. Нанесен такой сильный удар, что в ближайшие пять-шесть лет, не отвлекая людей из других областей, мы не сможем возобновить работы над перспективным вооружением. Нужно готовить новых людей, потому как уровень квалификации там требуется немалый.

– И что ты предлагаешь? – пристально посмотрел на Дмитрия Посольский министр – Святослав Ростиславов. Император же вместо ответа вновь кивнул супруге, возглавляющей Службу Имперской безопасности.

– Мы точно знаем заказчиков. Поэтому я считаю правильным вернуть им все сторицей.

– То есть?

– Группа «Рысь» при моем ведомстве готова. Вот и будет им первым заданием ликвидация всего клана Фиески. Поголовно. Мои родичи из Венеции с этим помогут. Очень уж они пострадали по их вине, в том числе финансово. Мало того, если бы не их проказы, мой отец был бы жив. Так что поддержка у группы «Рысь» будет очень существенная. А ты, – кивнула она Василию, – неофициально доведешь до всех монархов Европы информацию о том, кто и за что вырезал этот род.

– Мы должны продемонстрировать, – продолжил за жену Дмитрий, – что терпеть подобные выходки не будем. И если кто-то решится на столь подлые поступки, то должен понимать – ответ ему не понравится. А также то, что Империя подлое убийство своих людей никому прощать не собирается. Или, Отче, вы против подобной операции? – поинтересовался Император у скисшего лицом митрополита.

– Я могу возразить, что детей убивать будет неправильно? – вопросительно поднял бровь Алексий.

– Нет. Эта показательная порка должна продемонстрировать, что неприкосновенных людей в этом деле не будет. И отвечать придется не только лично, но и теряя тех, кто дороже всего.

– Хорошо, – после небольшой паузы произнес митрополит, – я одобряю. Убийц нужно покарать, тем более таких подлых. Но… я не очень понимаю, зачем ты пригласил меня. Разве ради этого?

– Отнюдь… отнюдь… – произнес Дмитрий и тяжело вздохнул. – Те люди, что погибли, работали над новым оружием – пушкой и карабином. Про то, что такое пушка, вы все знаете. Мощное оружие, которое себя прекрасно зарекомендовало на полях сражений. А карабин – это маленькая, ручная версия пушки. Причем сильно улучшенная. Бьет далеко и точно, а главное – быстро. Шустрее арбалетов, и перезаряжать можно даже лежа. Так вот – теперь работы по обоим направлениям полностью сорваны. Двадцать три карабина только сделать и успели.

– Но зачем нам новое оружие, сын мой? – удивился митрополит. – Разве старое не заслужило уважения?

– Над Империей сгущаются тучи. Лукавый подбивает многих слабых духом на разрушение моего детища, созданного в вящую славу Всевышнего. Это оружие позволило бы малой кровью отбиться. Теперь придется иначе действовать. Новые пушки мы сделаем – там нет ничего действительно сложного. Брака будет больше, но это не страшно. А вот вместо карабинов придется делать что-то другое, радикально проще. Потому что иначе нам просто негде брать исполнителей задуманного. Либо мне лично возиться с изготовлением карабинов, что тоже дурной вариант.

– А этот новый вариант карабина позволит нам устоять? – поинтересовался военный министр.

– Может быть, может быть… Хм. Сколько у нас граждан?

– Сорок две тысячи, – не медля ни секунды, ответил Василий Иванович. – И их число постепенно растет, хоть и медленно. Не все горожане пока согласились стать гражданами. Некоторых вполне устраивает положение подданных.

– А сколько из них регулярно и справно посещает сборы без откупов и замещений?

– Тридцать тысяч.

– Не густо. Ну да ладно. Предлагаю вот что сделать – всем гражданам, исправно посещающим сборы, можно предложить записаться в земские легионы. Вступив в земские легионы, они окажутся на действительной государственной службе, которая освободит их от подушных податей и сборов. За нее они станут получать жалованье, проживание за счет Императора и кормление при казарме из общего котла. Они станут заготовками новых, полнокровных легионов, которые на их базе развернем в будущем. А пока, в случае войны, земские легионы выступают первой волной мобилизации с переводом на утроенное жалованье.

– А в мирное время каковым будет жалованье?

– По пять серебряных крон в квартал.

– Ого!

– Да, солидно. Легионерам 1-го Московского легиона мы платим по 10 крон в квартал в мирное время. Тут – половину.

– Может быть, уменьшим до трех? – поинтересовался казначей. – Все равно – многие пожелают вступить в земские легионы. Даже три кроны в квартал – хорошие деньги. Не каждый ремесленник их получает за то же время в чистой прибыли.

– Оставим пять. И введем конкурс. Уверен – желающих будет очень много, особенно из бедноты и селян.

– И сколько ты хочешь развернуть этих земских легионов? – почесав затылок, осведомился казначей.

– Пока шесть по тысяче строевых в каждом. Станут они в Киеве, Смоленске, Твери, Владимире, Рязани и Нижнем Новгороде. По моим прикидкам мы должны потянуть их комплектование и содержание. Пока золото и серебро течет к нам полноводной рекой, грех этим не воспользоваться. А ты, Отче, должен обеспечить духовную поддержку этого начинания. Сделаешь?

– Сделаю. Дело благое.

– Хорошо. Ну и последнее, – сказал Император и замялся. – Меня сильно волнует то, как стремительно приходят в негодность монастыри, потерявшие права на ведение хозяйственной деятельности по старинке. Это плохо. Еще хуже то, что по моим землям много сирот. Их, конечно, должно принимать родичам, но так поступают не все. Кормить чужие рты, когда свои дети недоедают, мало кто хочет. Да и не у всех есть эти родичи. Кроме того, меня сильно печалит, что женщины, родившие во грехе, своих детей зачастую сами и убивают, тайно предавая земле. Это не дело. Да, блуд – это грех. Но не губить же из-за того невинных младенцев. Посему, с одной стороны, я буду карать за притеснение женщин, оказавшихся в непростой ситуации. Сурово карать. Не все из них добровольно понесли. Насилие в этом деле – не редкость. С другой стороны – не каждая сможет такого ребенка выходить. Вот я и хочу, чтобы на базе монастырей Церковь развернула приюты для детей.

– А кто будет это все оплачивать? Это дорогое дело, хоть и очень благостное.

– Не такое уж и дорогое. Я оплачу. Для начала организуй один детский дом, в котором с детьми станут заниматься должным образом. Приютить, накормить, вылечить, тренировать, обучить тому же чтению, письму и счету. Возьмешься?

– Возьмусь, – после небольшой паузы произнес митрополит, пристально смотря в глаза Императора и просчитывая выгоды Церкви от такого дела.

– Назови его домом детей Императора, – голосом, полным лукавства, отметила супруга.

– То есть?

– А сирот усыновляй без права наследования. Содержи, учи, одевай, корми. А потом твой наследник поступит так же. Приемные дети Императора, спасенные им от тяжелой сиротской участи, обогретые, накормленные, пригретые… разве они не станут преданной опорой тебе?

– Ну… – замялся Дмитрий. – Хорошая идея. Отче, а ты как думаешь?

– Я тоже одобряю, – недовольно поджав губы, кивнул митрополит. – Усыновление сирот – дело богоугодное. – Его недовольство легко было понять. Ведь такой разворот вопроса совершенно выбивал почву из-под ног Церкви в попытках укрепиться за счет этих детей, которые, безусловно, станут наиболее многочисленной образованной прослойкой Империи в будущем.

– Тогда так и поступим. Пусть директором первого дома детей Императора станет игумен Сергий из Троицкой церкви. Тот небольшой монастырь, что он начал было создавать, совершенно захирел из-за моих законов. А человек он хороший, деятельный. Вот я и хочу наградить его этим назначением. Ладно. Время… время… Оно утекает, а мы засиделись. Василий – через неделю жду тебя с докладом по земским легионам – как их разворачивать будешь. Тебе даю месяц, – кивнул он на митрополита, – чтобы подготовить смету, штатное расписание и прочее по задуманному. А ты, Святослав, думай, как лучше всей Европе объяснить правила игры. Ну и, само собой, как-то исподволь нужно донести, что эти правила теперь задаются в Москве. А кто не согласен, будет жить ярко, но недолго.

 

Глава 4

2 мая 1378 года, Кафа [27]

Легат Петр Иванович Бирюков стоял на борту венецианского нефа и смотрел на то, как сквозь утренний туман медленно проступала Кафа. Союзники не обманули и вывели на нужный город с рассветом. Петр оглянулся и с воодушевлением обозрел целый флот – десяток больших галер и три десятка торговцев, выполнявших роль транспортов. Мощь! Но оно и понятно, ведь Император планировал ликвидировать одну из ключевых колоний политических и экономических противников Венеции. Да при том не отвлекая войска от метрополии. Конечно, эта республика с удовольствием бы отхватила ее себе, но силенок пока не хватало.

Кафа являлась главным центром работорговли в регионе. Вплоть до завоевания ее в XVIII веке русскими войсками туда свозились рабы из Восточной Европы, с Кавказа и Уральских земель. Город боли и страдания всей Руси и ее соседей. Конечно, объем торговли в последние годы сильно просел. Ведь Дмитрий, во-первых, заключил мир и союз с новообразованным Половецким султанатом, а во-вторых, сам активно скупал рабов для поселения их на своей территории. Но Кафа все еще обеспечивала значительную прибыль для метрополии. Работорговля, наравне с торговлей наркотиками и оружием, – один из самых выгодных бизнесов в истории, даже в урезанном варианте. Именно поэтому по этому городу и был нацелен удар.

Этот удар должен был продолжить последовательную кампанию против Генуи, начатую в минувшем году. Первым этапом стала знатная октябрьская бойня – тихой ночью неизвестные взяли штурмом резиденцию дома Фиески. Ни одной живой души на утро там не осталось. «Злодеи» вырезали обитателей, вынесли ценности, а потом еще и все подожгли, едва не спровоцировав большой пожар в Генуе. Болезненный удар по репутации. Но не более. Соратники Фиески только облегченно вздохнули, ведь, как известно, чем меньше народу, тем больше кислороду. Теперь же Дмитрий закреплял успех и бил Геную не только по самолюбию, но и ниже пояса – по кошельку.

Если бы Император промедлил несколько лет с нападением, то эта задача сильно осложнилась бы. Ведь руководство самым энергичным образом возводило укрепления. К 1378 году была готова довольно крупная цитадель и большая часть внешнего периметра стен. Беззащитным оставался только подход с моря, потому как колонии угрожали прежде всего соседи, не дружащие с водной стихией. Главным их конкурентом в тех краях являлось княжество Феодоро – независимый осколок Византийской Империи.

Флот медленно приближался к спящему городу. Казалось, еще чуть-чуть, и получится захватить его наскоком, тепленьким, мирно дрыхнущим в своей постели. Однако не сложилось. Когда до залива и стоящих в нем кораблей оставалось около пяти миль, незваных гостей заметили и подняли откровенную панику. По всему городу зазвенели колокола, поднимая людей, а корабли попытались дать деру от радикально превосходящих сил…

Дмитрий заплатил своим союзникам за выставление флота артиллерийскими орудиями – «Саламандрами». Эти легкие малокалиберные бронзовые пушки применялись в полевых сражениях для стрельбы картечью. Вот Император и предложил Венеции двадцать «стволов» за десять галер и тридцать нефов. В условиях тактики морской войны XIV века такие подарки были поистине божественным аргументом. Ведь все сражения на море определялись решительным абордажем с предшествующей перестрелкой из луков и арбалетов. А тут жахнул при сближении с двух стволов – положил большую часть команды, готовящейся к схватке. И все. Считай, дело сделано.

Так вот – галеры, с установленными на них пушками, налегли на весла и устремились на перехват беглецов. Упускать возможность опробовать в бою новое оружие итальянскому адмиралу не хотелось. Нефы спокойно направились к пляжу, куда и намеревались выгрузить свой вооруженный до зубов груз. Причалов, к сожалению, еще просто не было в этих краях.

Генуя имела здесь всего сотню своих наемников для охраны цитадели и поддержания порядка. Работорговцы, осевшие в своих усадьбах, тоже держали наемные отряды для своих нужд. Вот они-то и выступили на пляж, выступая на защиту города по общей договоренности с Генуей, бывшей для них чем-то вроде сюзерена.

Но не тут-то было.

Прикрываясь высокими бортами носовых надстроек нефов, легионеры открыли довольно массированный обстрел, благо, что тяжелые арбалеты били очень далеко по меркам тех лет. Конечно, ни о какой прицельной стрельбе речи и не шло – качка с дистанцией не позволяли. Но «в ту степь» болты улетали весьма успешно, метров на триста с гаком. Понятное дело, что их убойность уже была совершенно никакой. Но не каждый сможет невозмутимо стоять и смотреть на то, как слева и справа от него в песок с гудением уходят суровые «подарки». Можно сколько угодно самого себя уговаривать, что болты на излете, но все равно – на психику давит. Кроме того, по мере приближения начали появляться и первые кровавые результаты: раненые и убитые. И чем ближе были нефы, тем действенней обстрел. Поэтому, когда корабли уперлись носом в песок, особого сопротивления на берегу уже не было.

Как только на пляж стали спрыгивать алебардисты отряда наемников, отведенных до того из-под обстрела, попытались их атаковать. Но куда там? Дисциплинированная латная пехота встретила их очень достойно, а арбалетчики, занимавшие высокие носовые надстройки, поддержали прицельным обстрелом практически в упор. Из-за чего многие отряды нападающих обращались в бегство раньше, чем входили в контакт с алебардистами.

Закрепившись на пляже, Петр Бирюков деловито перешел к следующей стадии десантирования. Очевидно, что внезапность была потеряна, поэтому можно было спокойно подготовиться к уличным боям и выгрузить ценное имущество – пушки там, полевые кухни и прочее.

Отдельные вылазки продолжались еще какое-то время. То здесь, то там противник пытался наскоком прощупать оборону. Но каждый раз заканчивалось стандартно – один-два залпа из арбалетов сносили с небольшой дистанции большую часть нападающих, обращая оставшихся в бегство. А ближе к вечеру и вовсе прекратилось всякое беспокойство. Особенно после того, как легионеры заняли ближайшие к пляжу здания, организовав на крышах стрелковые позиции с брустверами из мешков с песком, и подняли воздушный шар с наблюдателем.

Диво-дивное – воздушный шар! Однако ничего сложного и неразрешимого в его конструкции не было даже для тех лет. Плотные шелковые ткани для оболочки поставляла Империя Мин. С плетеной корзиной и веревками справились сами. А бензиновая горелка, без которой этот «пепелац» просто не поднялся бы в воздух, была изготовлена в особой мастерской Москвы. Той самой, где кустарным способом «клепали» ацетиленовые горелки, паяльные лампы, примусы и прочее крайне полезное оборудование. Штучно, но в те года и такой подход давал немало бонусов во внутреннем использовании, особенно в армии. Оставался бензин – совершенно невероятный продукт для XIV века. Но вот беда – его уже десятилетие производили в Москве из привозного земляного масла обычной атмосферной перегонкой. То есть чуть ли не в самогонном аппарате. Бензин получался отвратительный, конечно, но для горелок вполне подходил. В общем – просто и сурово, а главное – очень своевременно. Ведь с воздушного шара наблюдатель видел весь город как на ладони. В предстоящих уличных боях – важное преимущество.

Наступила ночь.

Но город продолжил напряженно гудеть, не желая укладываться спать. Новость о том, что венецианский флот привез легионеров, облетела столицу колонии за пару часов. И сейчас, в темноте, предпринимались лихорадочные, экстренные меры на сходке работорговцев и администрации. Был утвержден руководитель обороны, которому подчинили все войска. На улицах спешно возводились баррикады. А ценное имущество всех серьезных и уважаемых людей свозилось в цитадель от греха подальше…

К утру с нефов уже выгрузили «Саламандры» и легионеры смогли начать свое наступление. Эти легкие орудия были хороши тем, что даже пара бойцов могла их спокойно катить, перемещая по полю боя. В принципе эти пушки делались для стрельбы картечью, но отливали-то их по методу Родмана. Поэтому прочность стволов оказалась на высоте даже при использовании бронзы. Поэтому Император решил разнообразить их боезапас. Изначальная мелкая ближняя картечь в коробе дополнилась дальней крупной вязаной картечью – «виноградной лозой» и ядрами. Это серьезно расширяло боевые возможности орудий. Из-за чего каждый штурмовой отряд выстраивался вокруг такой вот «Саламандры».

Другой новинкой в тактике московских легионеров стали гренадеры. Теперь в каждой манипуле числилось по десятку этих бравых вояк. Они кидали простенькие гранаты и были просто незаменимы при штурме. Им под стать стали и минеры, которых на весь пехотный полк было два десятка «лиц». Их основным оружием были маленькие, но крепкие дубовые бочонки с порохом, инициируемые простеньким фитилем. Этакие мины-фугасы, применяемые ими для подрывных работ во время штурмовых операций.

Вот эти три ключевые новинки и были самым бессовестным образом использованы Петром Ивановичем Бирюковым. Комбинация выстрелов из легких пушек практически в упор, фугасов и гранат позволила легко и просто занимать усадьбу за усадьбой. А латы и тяжелые арбалеты позволяли проводить штурмы «сухо и комфортно». Ведь одно дело вступать в ближний бой с десятком загнанных в угол профессиональных воинов и совсем другое – давать по ним в упор залп из арбалетов. Зачем попусту рисковать? Чай не рыцари какие.

Конечно, без потерь не обошлось. Но в основном это были легкие ранения, позволяющие вернуть бойца в строй уже через пару дней. За весь день городских сражений убило только пять человек. Да и то – больше по случайности. И их уже перенесли в отбитую церковь, где и отпевали. Погибших же врагов выносили на пляж, раздевали и, погрузив на неф, отвозили на глубину в стороне от города. Где и выбрасывали за борт, предварительно вспоров живот, чтобы не всплывали. Дешево и сердито. А главное – никакого «благоухания» и опасности эпидемии.

Ближе к ночи общее наступление прекратилось, и легионеры стали заниматься оборудованием позиций на случай ночной контратаки. Включая стрелковые позиции на крыше, обложенные мешками с песком. Только в этот раз туда еще и «Саламандры» подняли для возможности «причесывать» улицы картечью. Благо, что пушка эта весила всего ничего и несколько человек могли ее легко поднять даже на крышу.

Но нападений не произошло.

Защитники Кафы были заняты совсем другими вопросами.

Провал обороны города, с опорой на баррикады и укрепленные усадьбы, стал всем очевиден. Очень уж легко легионеры их брали. Оставалось понять – куда всем коллективно отходить. Бежать за город, бросив все, или попробовать запереться в цитадели. Ведь чем черт не шутит? Лучше укреплений, чем цитадель Кафы, в окрестностях не было, а потому надежда на нее все еще теплилась в сердцах работорговцев. А давать бой легионерам в открытом поле никому в голову даже не приходило. В конце концов, после полуторачасовых споров решили оставаться. Потому что бежать из города пришлось бы налегке, оставляя Венеции и России «все, что нажито непосильным трудом» и самоотверженной работорговлей. Все. И лошадей элитных пород, и дорогих юных рабынь-прелестниц, и ковры, и меха, и золото с серебром, и камни самоцветные, и многое другое. Большинство работорговцев жили в Кафе, купаясь в роскоши и великолепии. А теперь все взять и бросить? Нет. Они были на это не готовы и цеплялись за сундук с золотом, даже идя на дно.

С наемниками же творилась натуральная петрушка.

Большая их часть были профессиональными военными и успели в полной мере оценить то, с кем они столкнулись. А также свои шансы на успех и выживание. Однако вопреки распространенному мнению они не предали своих работодателей. Репутация профессиональных наемников традиционно была довольно высока. Кто их потом наймет, если они побегут, спасая свои шкуры от боя? Впрочем, это не мешало ходить им мрачными, словно грозовые тучи.

Утром четвертого мая Петр Бирюков с удивлением узнал, что войска противника отошли в цитадель. То есть продолжения цирка с уличными боями не предвиделось. Мало того, с этой самой цитаделью была определенная загвоздка. Она была под завязку забита рабынями, лошадьми и подводами с ценным имуществом. Что затрудняло осаду и штурм. Своими руками губить столь ценные трофеи не хотелось…

Легат осмотрел цитадель из корзины воздушного шара и задумчиво теребил затылок. Людей с лошадьми там и правда набилось как сельдей в бочку. А еще открыто стоящие телеги с различным имуществом, оставляющие только узкие проходы. Штурмовать такую цитадель будет крайне сложно. Даже пробив ворота и ворвавшись внутрь, придется наступать сквозь паникующую массу людей и лошадей, буквально через завалы. Если же где вспыхнет пожар, то вообще может случиться катастрофа.

Конечно, можно было подкатить восемь «единорогов» и обстрелять город гранатами. За пару часов обстрела вся цитадель будет полыхать огнем и биться в панике. Но Император такого поступка не одобрит. Столько добра коту под хвост… Поэтому легат решил рискнуть и немного понаглеть.

– Пусть выйдет тот, кто вправе вести переговоры! – крикнул один из центурионов командирским голосом, приложив к губам рупор. – Безопасность гарантируем.

Часа два ничего не происходило.

Хотя с воздушного шара было видно определенное оживление. Впервые с момента начала атаки незваные гости решили поговорить. Это обнадеживало. Даже наемники немного воспрянули духом. Ведь это могло означать, что штурма не будет.

После этой довольно продолжительной возни калитка на воротах цитадели таки открылась, и из нее осторожно вышел богато одетый мужчина с цепким, жестким взглядом. Его встретили и провели в штаб командира, под который был занят ближайший дом с хорошим видом на ворота.

– Добрый день, – произнес Петр, не вставая. – Присаживайтесь, – кивнул он на небольшое плетеное кресло, стоящее подле столика с какими-то напитками и закусками.

– Зачем вы меня позвали?

– Чтобы обсудить капитуляцию. Вы ведь понимаете, что обречены?

– Мы считаем, что у нас есть надежда.

– Я не буду вам угрожать и пугать, – вежливо произнес Петр. – По левую руку от ворот стоит небольшая усадьба. В полдень мы обстреляем ее из «единорогов», и вы сами все оцените. Понимаете, в чем дело. Взять богатые трофеи заманчиво, но рисковать ради них своими людьми я не стану. Надеюсь, моя позиция понятна.

– Более чем, – спокойно кивнул переговорщик. – Что вы хотите, в случае если нас впечатлит ваше оружие?

– Работорговцы не враги моему Императору. И, если бы вы не поддержали Геную, никто бы вас пальцем не тронул. Напротив, скупили ваш товар за звонкое серебро и золото. Вы ведь знаете – Дмитрий Иванович любит выкупать рабов.

– И все же…

– Так как вы выступили против нас на стороне Генуи, мне следовало бы вас уничтожить. Но, понимая сложность ситуации, я предлагаю договориться. Вы сдаете мне генуэзцев и все ценности. Исключая одежду, доспехи и оружие, что будет на вас, плюс по два коня. После чего уступите мне контракты на наемников по двойной стоимости. Ее вы возьмете своими же ценностями – золотом ли, серебром или еще чем. Да хоть рабынями.

– Вы хотите слишком многого.

– Я предлагаю вам выжить. Вы встали в этой войне не на ту сторону. Это ошибка. А за ошибки нужно платить. И да, очень не советую портить оставшееся имущество. Как вы понимаете, я обижусь. Сильно обижусь.

– Как вы гарантируете свои слова?

– Никак. Не будем друг друга обманывать. Слова – это просто слова. Но эти слова дают вам надежду. Не так ли?

– И лишают всего, что мы нажили за жизнь.

– Понимаю. Выбор не прост. Поэтому я дам вам время обдумать ситуацию. Если до завтрашнего рассвета вы не примете положительного решения по моему предложению, я прикажу заблокировать ворота и начать обстрел. Обратного пути больше не будет. Вся цитадель выгорит дотла.

– А если мы не придем к общему мнению? Часть сможет воспользоваться вашим предложением?

– Нет. Или вы принимаете в полном объеме условия капитуляции, или нет. Торговаться я не желаю. У меня много других задач. Я и так с захватом Кафы слегка промедлил. А Император не любит, когда медлят.

Усадьбу, указанную для демонстрации, разнесли диво как хорошо. Восемь «единорогов» работали несколько минут на пределе своей скорострельности. Все желающие смогли посмотреть на весьма недалекую перспективу, ожидавшую цитадель. Дымящиеся развалины… руины. Сочно и эффектно. Особенно для средневекового наблюдателя.

А потом в цитадели началась натуральная бодяга. Ведь переговорщик донес до остальных условия капитуляции. И если поначалу над словами легата все подшучивали, то теперь они заинтересовали практически всех. Настолько, что генуэзцы заперлись в самой прочной башне от греха подальше.

Рабовладельцы под давлением наемников приняли условия капитуляции еще до заката. Разве что генуэзцев сдать не смогли. Но легион решил этот вопрос очень быстро. Сначала под прикрытием арбалетчиков к башне подошли гренадеры и накидали в бойницы гранат. Потом подошли минеры с фугасами, вскрывшими ларчик. Ну а дальше уже штурмовой отряд ворвался внутрь, дабы добить оглушенных и ошеломленных противников. Быстро и без потерь.

Кафа была взята за три дня боев. Чисто и аккуратно. Профессионально.

 

Глава 5

1 июля 1379 года, Триполи

Кампания 1378 года завершилась закономерно – завоеванием до конца лета владений Генуи в Тавриде. Легат Петр Бирюков с пехотным полком там так и завис, наводя порядок и утверждая новую власть. Все-таки Империя пришла в эти земли надолго. А весной будущего 1379 года к Феодосии, где в то время стоял пехотный полк, вновь прибыл флот Венеции. Причем флот куда серьезнее, чем в прошлом году, – дело-то предстояло нешуточное.

Дело в том, что, нанеся сокрушительный удар по Генуе, Дмитрий озаботился заключением мира. Продолжение войны было не в его интересах. И, что удивительно, легко и просто получил этот самый мир при посредничестве Венеции. Как-то «вдруг» генуэзской элите разом пришла мысль о полной беззащитности их города перед десантом. И от этой мысли спать они стали сильно хуже, опасаясь банального завоевания, которому по большому счету и не могли никак противостоять.

Эти настроения не стали ни для кого секретом. И Дмитрий просто не мог пропустить такой замечательный момент для дальнейшего укрепления своей международной репутации. Если они так боятся десанта, то почему бы его не провести? Но не у них, а, скажем, где-то в другом месте Средиземноморского бассейна. Например, проведя Крестовый поход, который он и так обещал когда-то. Ну а что? Почему бы и нет? По-быстрому завоевать что-нибудь и домой, надолго там не «залипая». О чем он и уведомил голубиной почтой своих родичей в Венеции, найдя полное понимание. Ведь успех Крестового похода мог очень серьезно укрепить эту островную республику финансово.

Таиться не стали. Поэтому уже к началу 1379 года каждый феодал в Европе знал, что Император собирается идти в Крестовый поход, уже десятый от их начала. В Венецию стягивались войска добровольцев. Все-таки Дмитрий в военном плане пользовался высочайшим уважением даже среди своих врагов.

Сколько удалось собрать войск?

Дмитрий выставил пехотный полк московского легиона при поддержке трех манипул: инженерно-саперной, гренадеров и минеров. Ведь планировалась сложная операция с осадой и штурмом. Сверх того, с Императором ехал особый артиллерийский парк из батареи осадных «Кракенов» и тяжелых «Василисков». Все-таки укрепления в Ближнем Леванте были существенно крепче тех, что строились в Восточной Европе. Там всякое могло быть. Ну и, само собой, большой запас выстрелов для имевшейся в пехотном полку артиллерии, включая новые картечные гранаты для «Единорогов».

Зайдя на Кипр, в гости к королю Кипра и Иерусалима Петру II Лузиньяну, Дмитрий убедил того даровать шурину Императора Энрико Дандоло титул графа Триполи, приняв сюзеренитет над ним. Ведь этот парень всегда хотел войти в элиту феодальной аристократии Европы. Почему бы не сделать человеку приятно? Тем более что его вклад в развитие России был неоценим.

Именно там, на Кипре, и была объявлена цель похода – Триполи. Правда, сразу туда не пошли. Дмитрий был мастером генеральных сражений, а не партизанской войны. Поэтому он решил выждать, поджидая на Кипре подкреплений из Венеции, куда собиралось все больше и больше желающих поучаствовать в походе. Разумеется, они были Императору не нужны, но иначе найти достойный повод для сидения на острове просто не получалось. А врагам тоже требовалось собраться и дойти до места, где Дмитрий собирался их разбить.

Главным врагом Императора в этой войне был Мамлюкский султанат. Что собой представляла его армия в те годы? Превосходная линейная кавалерия на бесподобных арабских скакунах, обученная бою, как в конном, так и пешем порядке. То есть фактически элитные драгуны. Гроза и ужас всех окрестных правителей.

Но вот все сроки ожидания вышли. Даже рыцари Госпитальеры с Родоса и то прибыли со своими кораблями и воинами на поддержку. И Дмитрий оказался вынужден отплыть с гостеприимного Кипра к Триполи, где его уже ждали. Никакой флот такую армаду, разумеется, не встречал. Никто не рассчитывал на то, чтобы в абордажных схватках справиться с армией вторжения. А вот на берегу людей было намного больше, чем в Феодосии. Целая армия мамлюков и союзных отрядов.

Как высаживаться? Прямо на голову врага? Почему бы и нет? Зачем отказываться от хорошей традиции, прекрасно зарекомендовавшей себя в 1378 году? Поэтому нефы выстроились строем фронта и медленно двинулись к береговой линии. Пляжу, чуть в стороне от города. Лезть на причалы Триполи не решились из-за близости башен и стен. Зачем рисковать лишний раз?

Метров за триста, как и при атаке на Феодосию, арбалетчики начали массированный обстрел, стремясь отправить болт как можно дальше. Все одно – по берегу беспорядочно курсировали кавалеристы. Крупные, удобные цели для шальных болтов.

Такая методика дала устойчивый результат – кавалерия откатилась. Никому не хотелось бездарно губить дорогих лошадей.

Однако, когда Дмитрий начал высаживать своих легионеров, мамлюки не атаковали. Вместо этого отошли еще чуть дальше от берега и стали ждать. Чего? Сложно сказать. Например, генерального сражения, чтобы перебить всех гяуров, посмевших вторгнуться в их земли.

Легионеры же спешно развертывали свои боевые порядки. Пикинеры и алебардисты занимали позиции под прикрытием арбалетчиков, сидящих в носовых надстройках нефов. Потом вылезли и сами стрелки. Затем пришел черед легких «Саламандр». Их было всего дюжина, но в возможном бою они должны будут стать ядром оборонительных позиций легиона.

После четырех часов чрезвычайных усилий десант пехоты в основном завершился. На берегу было собрано около трех тысяч строевых в числе московского пехотного полка, разрозненных сил итало-германо-французских феодалов-добровольцев, отряд рыцарей-госпитальеров и корпус венецианских наемников. Оставалось сгрузить лошадей для феодального ополчения и перейти к прочему снаряжению. Словно заметив этот ключевой момент, от отряда армии мамлюков отделилась небольшая, но богато одетая группа, начав сближение. Явно руководитель магометан задумал переговоры.

Дмитрий пожал плечами, забрался на своего Буцефала, коего вместе с парой десятков лошадей старших командиров уже выгрузили, и направился навстречу. Само собой, не один. И глава госпитальеров, и граф Триполи Энрико, и ряд других влиятельных персон в армии последовали за ним.

Атабек Баркук хмуро осмотрел гостей на традиционно огромных лошадях. Больше всего его смутили Император и Энрико, отличавшиеся прекрасными латными доспехами.

– Что вы хотите? – поинтересовался атабек по-арабски, демонстрируя свою образованность. Ведь большинство мамлюков говорило на одном из вариантов тюркского языка – мамлюкско-кыпчакском. К счастью, Дмитрий также недурно владел арабским и смог поддержать разговор без переводчика.

– Триполи.

– Это – моя земля. Уходите с миром.

– Это – земля христиан, – с нажимом произнес Дмитрий. – И была ей еще до того, как ваш лжепророк отравил ваши души ядом. Мы пришли забрать свое и отправить вас в ад. Помни, безбожник, что все клинки моей армии, все стрелы, болты и пули смазаны свиным салом. Дабы никто не сомневался в том, куда он попадет после смерти.

– Ты еще пожалеешь о своих словах, – зло прошипел Баркук, буквально сверкая глазами.

– Болтай больше! – хохотнул Дмитрий. – Или атакуй меня. Докажи, что ты хоть и служишь Шайтану, но еще не превратился в трусливую бабу вместе со своими подружками.

После чего, прерывая беседу в своем фирменном стиле и не прощаясь, Император развернул коня и спокойно поехал на позиции. Мало кто из сопровождающих Дмитрия людей поняли, о чем шла речь в этом коротком разговоре. Атабек же, как и его свита, владевшая в полной мере арабским языком, пребывала в ярости. Баркук хотел проявить великодушие и миром отпустить эти крошечные силы неверных. А тут, вместо благодарности, ему не то, что наплевали в душу – насрали. И теперь он жаждал только одного – убить их всех. Тех же, кто выживет, продать в рабство на самые тяжелые и мерзкие работы.

Дмитрий не успел доехать до своих войск, как вся армия мамлюков пришла в движение, атакуя совершенно незначительные, по их мнению, силы христиан. Атабек выставил для отражения вторжения Императора серьезные силы. Их ядро составляла линейная кавалерия мамлюков. Поддержка же осуществлялась легкой кавалерией египетских аджнад, бедуинов и туркменов. Суммарно – около пятнадцати тысяч человек.

Уверенность мамлюков в своей победе была продиктована веками военной практики. Ведь со времен Римской Империи кочевые народы Аравии и Севера Африки не сталкивались с достойной пехотой. В глазах атабека и его людей войско Дмитрия выглядело жалко. Да, хорошие доспехи, но не более того. Тем лучше будут трофеи.

Пехотный легион встал отдельными коробками когорт на удалении трех сотен метров друг от друга, чтобы не мешать встречному фланкирующему огню картечью легких «Саламандр». Венецианские наемники – второй по численности и силе отряд в армии вторжения – заняли вторую линию, в некоторой глубине позиций. По согласованию с Императором Энрико набрал одних только пикинеров. Вот они и образовали сплошную, но неглубокую фалангу, ощетинившуюся длинными шестиметровыми пиками. Госпитальеры и феодалы-добровольцы остались в резерве у кораблей. А то, мало ли что? Да и было их всего сотни три. Кроме того, с кораблей спешно выгружались гренадеры, которые должны были подпереть пикинеров Венеции.

Исламская конница обширной густой лавой устремилась на позиции христиан, стремясь задавить их числом. Смыть со своей земли. Сбросить в море. Но, сблизившись на двести метров, получила первые обескуражившие удары дальней картечью. Секунды спустя подключились арбалетчики, угостившие всадников тяжелыми болтами. Для практически лишенных доспехов последователей Магомета – каждый такой подарок заканчивался либо смертью, либо тяжелым ранением, то есть смертью, отягощенной долгой агонией.

Бах! Бах! Бах!

Вновь отработали «Саламандры», бьющие уже ближней картечью.

Кавалерия не была приучена взламывать плотные построения пехоты, поэтому рефлекторно отшатнулась от пик легионеров и устремилась в проходы. Туда, где попала под перекрестный обстрел из арбалетов и развернутых во фланг легких пушек.

Бах! Бах! Бах!

Вновь отработали «Саламандры».

А первые отряды исламской конницы встретились лицом к лицу с жидким строем венецианских пикинеров. Тех было немного, всего три линии. Первая уперла свои пики в землю. Вторая и третья – взяли их наизготовку для нанесения сильных, амплитудных ударов.

Удар. Треск ломающихся пик. Крики и стоны людские и лошадиные.

И свалка.

Один из конных отрядов попытался атаковать с фланга, стараясь зайти между венецианской фалангой и берегом моря. Но его встретили госпитальеры. Их было чуть за сотню, но у всех превосходный боевой дух, выучка и большие щиты в сочетании с короткими, но крепкими копьями. Плечом к плечу они встретили легкую кавалерию берберов. И остановили ее. Немного хуже показали себя феодалы-добровольцы. Но тоже устояли перед натиском легкой туркменской конницы. Правда, понесли большие потери. Неорганизованность сказывалась.

Тем временем когорты вели фактически круговую оборону, осыпая окрестных врагов тяжелыми арбалетными болтами и картечью, прокашивающей в легкой кавалерии натурально аллеи.

Бах! Бах! Бах!

Отработали «Саламандры».

Ура!

Закричали легионеры-алебардисты, пройдя сквозь строй пикинеров и атакуя исламскую кавалерию. Венецианская фланга же напротив – уже дрожала под натиском большого количества всадников. Требовалось как можно скорее облегчить ее положение. Что и сделали вступившие в бой гренадеры, подошедшие к венецианским пикинерам развернутым строем с ходу начав закидывать гранатами наседающих всадников ислама.

Бух! Бух! Бух!

Начали взрываться примитивные ручные гранаты.

Бах! Бах! Бах!

Вновь угостили врагов картечью «Саламандры».

И армия мамлюков дрогнула, бросившись буквально врассыпную, стараясь как можно скорее выйти из-под обстрела. Началась давка. Особенно в тех местах, где уже пало много воинов.

Первыми с облегчением вздохнули госпитальеры и феодалы-добровольцы. Им было тяжелее всего. Потом кавалерия отпрянула от венецианских пикинеров. Ее подгоняли непрекращающиеся взрывы ручных гранат, доводящие лошадей до безумия. И лишь спустя долгие десять минут враг отошел окончательно, пробившись через завалы трупов возле легионеров.

Баркук же молча смотрел на весь этот бой с каким-то отрешенным подавленным видом. В его голове прокручивались раз за разом слова этого гяура о том, что он пришел отправить их в ад. Если так пойдет дальше, мало кто решится атаковать этих неверных.

Войска, спешно вышедшие из боя, не убегали далеко по причине отсутствия у армии вторжения кавалерии. Лошадей просто не успели выгрузить, так бы в руках Дмитрия было полторы сотни феодального ополчения…

– Смотрите! – раздался истеричный возглас, отвлекший атабека от созерцания поля боя.

И он посмотрел…

Под мерный барабанный бой пехотный полк московского легиона выступал перед своими позициями и строился. Манипулы вытягивались в шеренги толщиной в четыре ряда. Да не в общую линию, а фрагментарно, с зазором шагов пятьдесят.

Бах! Бах! Бах!

Ударили «Саламандры», только теперь не картечью, а ядрами, настигшими отступающую кавалерию даже на, казалось бы, безопасном удалении. Урона от чугунных ядер было немного. Но устрашающее воздействие на полностью деморализованное войско они оказали серьезное.

Бах! Бах! Бах!

Вновь выстрелили «Саламандры», а пехота легиона двинулась вперед. Впереди арбалетчики, за ними пикинеры с алебардистами. Тыл же им подпирали отряды гренадеров, которым уже успели выдать новые гранаты взамен пущенных в дело.

Венецианцы, госпитальеры и феодалы-добровольцы, повинуясь приказу Императора, тоже прошли вперед, прикрывая позиции артиллерии. Мало ли мусульмане атакуют? Но все это атабеку было уже не важно. Он как зачарованный следил за ровным строем стальной пехоты.

– Они пришли отправить нас в ад… – тихо произнес он и, повернув поводья, громко крикнул: – Отступаем! Все отступаем!

Впрочем, этот приказ был излишним. Его армия бежала. Новой встречи с легионерами они не хотели.

 

Глава 6

2 июля 1379 года, Триполи

Наголову разгромив силы мамлюков, Дмитрий принялся за то, к чему, собственно, и готовился – осаде Триполи. Для чего занялся спешной выгрузкой тяжелых орудий – «Василисков». Они должны были по задумке взломать стену в наиболее удобном месте. Вот их на триста метров и подкатили к городской стене. К счастью, ничего действенного для контрбатарейной борьбы за стеной не оказалось, о чем Император подумал только задним умом. Он просто почесал затылок, внезапно вспоминая, на кой бес копали траншеи, медленно подводили орудия к крепостным стенам многие дни. А тут бац – и дуриком поставил. Хотя мог потерять их все. Но обошлось – триста метров оказались солидной дистанцией для имевшихся в крепости средств. Если, конечно, они были и располагались на этом участке укреплений. Кто его знает? Может, те же легкие требушеты они поставили со стороны моря, дабы обстреливать корабли? Не суть, потому что Дмитрий о том задумался, когда уже разместил и «Василиски», и «Кракены», и «Единороги» на одной позиции. А рядом, для их защиты, поставил когорты с тремя «Саламандрами» на случай вылазки.

А потом началась бомбардировка.

«Василиски» били чугунными ядрами в участок стены, стремясь его обвалить, «Кракены» накидывали за стену простые гранаты, а «Единороги» – картечные. Мерно, не спеша. С перерывами на прием пищи, отдых и сон. Да и орудия сильно насиловать не хотелось.

Что там делали гранаты за крепостной стеной – Бог весть. Наблюдатель на воздушном шаре говорил, что разрушения построек, находящихся поблизости от стены, значительны. Но осаждающая армия видела только дымы. А вот ядра проявляли себя более наглядно для простых людей – обвалили кусок стены за куском. Известняковые блоки, рассчитанные на противостояние требушетам, просто не выдерживали тяжелых чугунных ядер, летящих с изрядной скоростью.

Дмитрий же не спешил, упражняя своих артиллеристов в стрельбе. Особенно расчеты «Кракенов» и «Единорогов», которые, по сути, практиковались в стрельбе с закрытых позиций.

Но вечно такое издевательство продолжаться не могло. Утром третьего дня из города пришла делегация переговорщиков…

– Мы готовы сдать город, – вкрадчиво произнес глава делегации.

– И все? – удивился Император. – Нам этого мало.

– Чего же вы хотите?

– Этот человек, – кивнул он на Энрико, – граф Триполи и мой шурин. Он ваш новый господин. Но он не сможет принять у вас клятву верности, пока вы мусульмане. Я хочу, чтобы в городе все мечети были освящены как христианские церкви, а все мусульмане приняли христианство.

– Но…

– Всех, кто откажется, я убью, – произнес и предельно мило улыбнулся Дмитрий. – Это земли христиан. И вы либо станете ими, либо уйдете. Мое человеколюбие не позволит выгнать вас голышом в пустыню. Поэтому я проявлю милосердие. Быстрая смерть ведь лучше, чем долгая и мучительная гибель в пустыне.

– Мы… – начал было говорить глава делегации и на несколько секунд осекся. – Мы должны подумать.

– Я что, разве против такого подхода? Думайте, конечно. Думать вообще полезно. А пока вы обсуждаете мое предложение, я продолжу обстрел города. Полагаю, он должен облегчить мыслительный процесс. Если завтра на рассвете я не узнаю о положительном решении, то мои легионеры начнут штурм – проходы уже сделаны вполне приличные. Захватив город, я поставлю каждого жителя перед выбором: или креститься, или умереть.

– Креститься? По какому именно обряду? – лукаво поинтересовался спутник главы делегации. – Вы хотите окрестить нас по западному обряду или восточному?

– По восточному обряду. Этот поход благословил Патриарх Константинополя. Ему и паству новую получать. Папа Римский же сейчас это сделать не в силах. А все из-за того, что за его место борются два законно избранных претендента, которые никак не решат, кто из них настоящий, – произнес Дмитрий и оглянулся на обступающих его вождей войск союзников. – Надеюсь, никто из моих соратников не против обращения местных жителей в христиан?

– Нет. Нет. Нет, – практически хором ответили они.

Да и что они могли ответить после столь показательной битвы? Даже госпитальеры прониклись силой легионеров, которые, по их разумению, вполне справились бы и сами. А уж после того, как Дмитрий продемонстрировал могущественные стенобитные орудия, играючи взломавшие стены Триполи, то и подавно. Конечно, злые языки шептали, что ради всего этого могущества Император продал душу Дьяволу. Но их слова плохо доходили до людей. У них просто в голове не укладывалось, как можно продать душу Дьяволу ради могущества, а потом отправиться в Святую землю, отбивать святыни. Да еще и эта смута, поразившая Святой престол, раздражала безмерно весь католический мир. Восток же наконец-то, после многих столетий разброда и шатания, оказался на удивление монолитным. И прежде всего из-за вот этого человека, что сейчас ставит условия жителям Триполи.

– Вот видите, – улыбнулся Дмитрий, обращаясь вновь к переговорщикам. – В этом вопросе мы единодушны. Так что ступайте и готовьтесь к крещению. Так или иначе этот город станет христианским в ближайшие несколько дней. Даже если мне придется вас всех убить, завозя сюда новых жителей.

Конечно, условия, поставленные Императором, были наглы и суровы. Но он ничем не рисковал. Военный успех достигнут? Безусловно. Он разгромил многократно превосходящие силы мамлюков. Осада проходит благоприятно? А то! В стене пробита дыра, и его легионеры могут в любой момент войти туда, начав захват города, в котором практически нет сил для защиты. Вот он и сходил с ума, требуя в общем-то невозможного. Капризничал. Само собой, до абсурда доводить этот вопрос Дмитрий не стал, оставив незаблокированными многие ворота. Так что самые непримиримые и глубоко верующие мусульмане смогли бежать. Возможно, это и сказалось на итоге…

Ранним утром 7 июля 1379 года жители Триполи неровными толпами вышли на обширный пляж возле города. А священники, суетясь и нервничая, готовились к массовому крещению в море. Какие-то возражения на тему того, что, дескать, море слишком велико и такие дела лучше проводить в реке, Дмитрий отмел как несущественные. И даже заявил:

– Если ваша вера так слаба для освещения моря, то я охотно уступлю новых верующих католикам.

Это ошпарило православных священников, словно удар плетки. И, засунув свои возражения в непечатные места, они со всем рвением занялись подготовкой крещения. Священники попели молитвы. Потом все жители зашли в воду. Макнулись с головой. Вышли. И получили в подарок от Императора по медному нательному крестику на веревочке. Благо, что для возможной миссионерской деятельности он этого добра прихватил несколько больших сундуков.

Тут надо отметить, что митрополит Московский и всея Руси под давлением Дмитрия проводил на землях Империи очень агрессивную политику обращения. Да ко всем соседям миссионеров постоянно слал. Вот Императору и пришлось налаживать массовое производство таких вот дежурных медных крестиков. Поэтому недостатка в них он не испытывал.

Важно отметить – религия в те годы использовалась для маркировки «свой – чужой», разделяя планету натурально на миры. Христианский мир, мусульманский мир и так далее. Православие и католичество не так сильно противопоставлялось, но и оно в какой-то мере определяло изолированность от западного мира земель восточного обряда.

Надо отметить, что Дмитрий до последнего верил в то, что Триполи не согласятся с его условиями. Ждал массового бегства, которому бы не стал мешать. И боев на баррикадах с непримиримыми смертниками, пожелавшими защищать город. А эти люди взяли и не оправдали надежды Императора. Как они могли? Что так повлияло на их решение? Сокрушительное поражение, нанесенное многократно превосходящим силам мамлюков прямо под стенами города? Или, может, чудовищные орудия, проломившие без особых усилий городские укрепления? Кто его знает? Но они согласились. И теперь священникам предстояло не только кратковременно освятить Средиземное море, но и заняться мечетями города. Ведь их предстояло превратить в храмы. Парочку мечетей, кстати, Дмитрий по доброте душевной пожертвовал католикам. Не в пустыне же им службу справлять.

Оставалось теперь понять, что делать дальше.

Энрико ходил вне себя от счастья, став не только полноценным графом, но и при крупном, полном людьми городе, хотя имел все шансы получить безжизненный призрак. Даже рыцари-госпитальеры воспрянули духом, увидев в этой победе перелом тяжелой и, казалось бы, бесперспективной борьбы. Радовались даже феодалы-добровольцы, принесшие оммаж Энрико и ставшие его рыцарями. Перед ними открывались реальные перспективы обзавестись не только землей, но и, возможно, возвыситься.

– Ты последние дни так задумчив и хмур, – поинтересовался у Дмитрия граф Триполи. – Что-то случилось? Наоборот же нужно радоваться. Такой успех!

– Я не сомневался в нем, – хмуро бросил Дмитрий. – Меня гложет совсем другой вопрос.

– Какой же?

– Ты прекрасно знаешь, что эту авантюру я задумал как акт устрашения. Не только Генуи, но и всех наших врагов. Дескать, флот Венеции и армия России вместе способны казалось бы на невозможные вещи. И мы это сделали. Я хотел завоевать этот город и уйти, оставив его на волю Провидения. Не поверишь, но даже крестить жителей я пытался по дурости, будучи уверенным в том, что они откажутся. Удивительно, но мне все удалось. Теперь можно грузиться на корабли и уплывать обратно. Но я не могу.

– Почему?

– Меня гложет чувство вины. Я… Мне кажется, что я иногда заигрываюсь, упиваясь могуществом. Вот скажи, зачем я потащил их всех креститься? Что на меня нашло?

– А что ты сделал не так? – Удивленно повел бровью Энрико. – Брось. Не мучай себя дурными вопросами. Всевышний дал тебе победу и подтолкнул на наглый, но очень нужный шаг. Ты освободил от язычества целый город!

– Может быть… – покачал головой Дмитрий. – Что же делать теперь?

– Как что? Пошли на Антиохию! Освободим этот древнейший центр христианства. И также загоним креститься все население. Мне идея понравилась. Куда лучше, чем резать, как в былые времена.

– А тебя не смущает, что они стали схизматиками?

– Смотря на тебя, – усмехнулся Энрико, – я и сам в восточный обряд перейду. И не только я. Тебя, конечно, заносит время от времени. Но Бог однозначно на твоей стороне.

– Хм. Допустим. А кто станет удерживать Триполи?

– Я уже послал в Венецию корабли. Поверь – месяца не пройдет, как сюда начнут прибывать наемники и добровольцы. Те неполные две сотни безземельных рыцарей покажутся каплей в море. В Италии хватает «компаний удачи», которые захотят поучаствовать. Им ведь теперь не на пустынный берег высаживаться придется. Если же ты еще и Антиохию захватишь, то… – махнул рукой Энрико.

– Раз уж сходить с ума, – усмехнулся Дмитрий после долгой паузы. – То всеобъемлюще. Масштабно.

– Что ты имеешь в виду?

– Гроб Господен, друг мой. Иерусалим.

– Ты серьезно? – ахнул Энрико.

– Да. Пошли. Нам пора переговорить с госпитальерами. Да и вообще – нужно посмотреть, какие силы получится привлечь для этого, безусловно, богоугодного дела.

 

Глава 7

27 сентября 1379 года, Иерусалим

Разгром армии атабека и крещение Триполи радикально усложнили и без того непростую ситуацию в Мамлюкском султанате. Ослабевшая было династия султанов вновь обрела новое дыхание. Ведь оппозиционно настроенная партия черкесских мамлюков в основной своей массе пала под Триполи. Именно они возглавляли атаку на позицию христиан, попав в самое пекло. Немногие из них вырвались обратно.

Император же решительно развивал свое наступление сразу по двум фронтам.

Первым и наиглавнейшим из них был фронт богословский. Нисколько не стесняясь и не мучаясь вопросами своих полномочий, Дмитрий после крещения жителей Триполи заявил, что отныне любой, кто примет христианство по восточному обряду, очищается духовно от скверны старой жизни. То есть все его долги списывают, а если он был рабом, то освобождается.

Удар ниже пояса.

Конечно, Дмитрий не имел права такое заявлять. Но кто решится оспорить его слова? Выходило что-то в духе вот такой ситуации:

– Что может подтвердить ваши слова?

– Гаубицы.

Возможно, он был не прав. Но и пусть. Ему все эти формальности и ритуалы были в целом до малины. Ибо Император прекрасно осознавал их никчемность. Что в лоб, что по лбу. Плевать. Главное, у кого ружье.

Другим фронтом стало продолжение военной операции. Закрепившись в Триполи и оставив там союзников, Дмитрий выступил на Дамаск. Благо, что его легионеры уже получили все свое походное снаряжение с кораблей. Фургоны, походные кухни и прочее.

Два дня форсированного марша до Баальбека. Осада. Крещение. Отдых. Снова два дня форсированного марша, но уже до Дамаска, откуда заблаговременно эвакуировались все, кто не готов был принимать Христа. С тем имуществом, которое удалось вывезти. И вот 20 июля 1379 года жители Дамаска в основном охотно принимали Христа. Стены древнего города не выдержали чугунных ядер и волнений бедноты.

Новость о том, на каких условиях идет принятие христианства, распространялась по Ближнему Леванту стремительно. Достигала предела земель и уходила дальше – в Египет, Междуречье и Малую Азию. Вкупе с бессилием мамлюков перед тяжелой пехотой и артиллерией подобный аргумент стремительно укреплял позиции крестоносцев. Закабаленная беднота и рабы охотно бы освободились, если могли. Потому ждали подхода армии Дмитрия как спасения и избавления. И если в Дамаске Императору еще пришлось немного пострелять, то тот же Бейрут открыл ему ворота без боя. Равно как и прочие города южного побережья Ближнего Леванта. В Яффе так и вообще – встречали чуть ли не овациями. Стихийные восстания черни то и дело вспыхивали по всему Ближнему Востоку, всемерно осложняя сбор мусульманами войск.

Но вот настал черед Иерусалима.

Однако древний город не открыл ворот. И даже более того – не вышел на переговоры. Как оказалось, халиф аль Мутавакиль смог собрать довольно внушительную армию по меркам Аравии и посадить ее в городе. За стены. Давать сражение в поле против тяжелой латной пехоты он не решился, зная о печальной судьбе мамлюков. Тем более что его войск было меньше, чем у Баркука.

– Крепкий орешек, – задумчиво произнес Дмитрий, рассматривая укрепления города в подзорную трубу.

– Говорят, что у мамлюков в Египте тоже все утряслось, – задумчиво произнес Джон Хоквуд, один из самых знаменитых кондотьеров Италии XIV века, командир не менее известной «Белой роты». Родичи Энрико и его смогли вытащить, обещая титул графа Аскалона после взятия Иерусалима. Джон всю свою жизнь шел к тому, чтобы обрести через войну благородство. Но смог снискать только положение рыцаря, чего ему казалось мало. Очень мало. А тут такой подарок… Ладно, что граф, так еще и такого райского местечка, как Аскалон. Он не смог отказаться.

– Опасаешься удара в спину?

– Разумеется. Воины халифа надежно держат город. А мы вдали от кораблей довольно уязвимы. Мамлюкам достаточно пресечь снабжение нас провиантом.

– А ты что думаешь? – поинтересовался Дмитрий у Петра II Лузиньяна, который тоже был здесь, под Иерусалимом со своим отрядом в семьсот человек пехоты и восемьдесят всадников. Он выгреб все, до чего был в состоянии дотянуться. Ведь еще год назад он и помыслить не мог, что окажется с армией под стенами Иерусалима.

– Мы в непростой ситуации, – согласился Петр с Джоном. – Если мамлюки решат нас атаковать, то волей-неволей нам придется выйти им навстречу, подставляя спину армии, сидящей в Иерусалиме. А еще ходят слухи, что откуда-то с юга Аравии движутся воины на помощь мамлюкам. Османы, опять же, зашевелились.

– Хорошо, значит, нам нельзя медлить, – произнес Дмитрий и распорядился развертывать «Василиски» с «Кракенами». А прежде «Единороги», дабы под прикрытием картечных гранат ставить тяжелые орудия.

Джон и Петр пожали плечами, но не стали перечить. В конце концов, это не они разбили впятеро превосходящие силы мамлюков в полевом сражении. Авторитет Дмитрия для них пока что был непререкаем. Риск, конечно, оставался. Но никаких конкретных сведений о продвижении армии неприятеля не поступало. И поступок Императора они в принципе даже одобрили. Нечего тянуть. Если удастся взять Иерусалим до подхода мамлюков или исламской армии из южной Аравии, то тыл армии будет защищен от внезапного удара. Что немало.

Можно было бы, конечно, отступить к Яффе, сняв осаду с Иерусалима. Но это означало для Дмитрия потерю славы непобедимого воина. Этакого Гая Юлия Цезаря в глазах современников. Одно поражение или отступление могло испортить всю репутацию. Он не был готов к этому, да и его легионеры тоже. Они верили в своего Императора и доверяли ему всемерно. Кто добровольно пожертвует таким?

Однако, понимая, что над крестоносцами сгущаются тучи, легионеры с большим усердием продолжили привычно строить укрепленный лагерь в духе старой римской традиции. На новый лад, разумеется, хотя говорить о том Дмитрий никому не собирался. И надо отметить, что постройка укрепленного лагеря оказалась очень своевременная. Потому что ближе к обеду третьего дня, когда осадная артиллерия уже замолчала, к Иерусалиму вышли две армии мусульман.

Первую возглавлял атабек мамлюков Баркук, усидевший на своем посту, несмотря ни на что. Он привел с собой тысячу мамлюков, собранных практически со всего султаната, и свыше семнадцати тысяч прочего ополчения. Кого там только не было. Даже тысячу всадников на верблюдах от берберов ему удалось выцыганить для защиты веры. Поступки Дмитрия уж слишком сильным резонансом ударили по исламскому миру. Как в набат.

Вторую вел за собой полководец Измаила – султана Йемена. Там было всего пять тысяч легкой кавалерии, но ее боевой дух был выше всяких похвал.

Третья армия сидела в Иерусалиме. Она хоть и пострадала во время обстрела города из пушек, но все еще насчитывала более семи тысяч человек. Совокупно выходило, что неполным пяти тысячам крестоносцев противостояло порядка тридцати тысяч мусульман, вооруженных и сильно озлобленных на Императора. Тут, конечно, нужно отметить, что у Дмитрия даже служба тыла была в полном стальном латинском доспехе и при оружии. Но ее боевые возможности были низкие. Сильно выше, конечно, чем у этого ополчения, но до строевых легионеров они явно не дотягивали.

Ситуацию осложняло еще и то, что за день до подхода армии неприятеля пришел гонец, который сообщил об осложнениях у графа Триполи и поддерживающих его госпитальеров. Османы вторглись в северные пределы графства, и ему приходится вести с ними борьбу. А сил у него там было немного…

Наблюдая за тем, как от конных масс египетской и йеменской армии отделились пышно одетые группы, направившись навстречу, Дмитрий приказал:

– Зарядить «Василиски», «Кракены» и «Единороги» картечными гранатами. Навести на пролом в стене. Он широкий. Удобный. Прекрасно подходит для быстрого выхода войск. Как только враг попытается там прорваться, давайте общий залп. Потом бейте всем, что потребуется на пределе скорострельности. Ясно?

– Да, – кивнул командир сводного осадного парка.

– Поставить за гренадерами ящики с гранатами. Сразу за их порядками, чтобы пополнять подсумки было удобно и быстро.

– Есть, – кивнул интендант лагеря.

– Джон, Петр, вашей кавалерии нужно встать в центре. Прибережем ее для решающего удара. А вот пехоту готовьте к бою. Они станут за легионерами и поддержат там, где будет горячо. Надеюсь, вы не против такого решения?

– Отнюдь, – произнес Хоквуд, а король Кипра и Иерусалима молча кивнул, соглашаясь с этими словами.

– Ну и ладно. Ну как там? Договорились уже? – спросил он сам у себя и, взойдя на бруствер большого редута, окружавшего весь лагерь, прильнул к подзорной трубе. Мог бы, конечно, запросить и с воздушного шара диспозицию. Тот висел аккуратно посреди лагеря, обозревая все вокруг на многие километры. Но хотелось самому посмотреть.

Укрепления лагеря были сделаны таким образом, чтобы кавалерия, даже легкая, их преодолеть уже не могла. А вот пехота, даже без специальных средств, смогла штурмовать. Хоть и с трудом. И руководители исламских армий тоже обратили внимание на этот нюанс, потому как кавалеристы стали спешиваться. Баркук разделил свою армию на две равные части, которые должны были атаковать с двух флангов укрепленный лагерь. Полководец султана Йемена собирался ударить по третьему флангу. Оставшийся четвертый фланг, по всей видимости, отводился армии халифа, сидящей в Иерусалиме.

С крестоносцами, кстати, никто даже не пытался вести переговоры. Их хотели просто уничтожить, вырезав всех до последнего. А потом бросить гнить под палящим солнцем Палестины. Как выяснилось потом. Впрочем, догадаться о таком настрое в свете поступков Императора было несложно.

Видя, что скоро последует атака, Дмитрий подошел к бледному епископу, сопровождавшему его в походе.

– Вынести крест, – скомандовал он ему, и тот, мелко кивнув, поспешил в шатер, где хранился большой символ похода, изготовленный еще в Москве осенью 1378 года.

Крест вынесли и водрузили на землю, удерживая служками. А Император подошел к нему шагов на десять, присел на одно колено и максимально громко стал молиться. Очень нестандартно, надо сказать.

– Господь мой! К тебе обращаюсь я, потомок одноглазого мудреца, вставшего под твою длань и принявшего твое величие. Услышь меня. Как и пристало воину, я не прошу тебя о помощи, но уповаю, что ты обратишь свой взор на ту ратную молитву, которую не словом, но делом я и мои воины вознесем во славу твою и величие. Аминь!

Дмитрий перекрестился. Поднялся с колена и обернулся.

Воины, окружавшие его, смотрели на него изумленно. Их поразила не только сама молитва, совершенно выбивавшаяся из традиции, но и признание Императора в том, что он потомок одноглазого мудреца. О том давно ходили слухи, но Дмитрий их старательно игнорировал.

– Ну что?! – громко спросил он окружающих воинов. – Удивим Всевышнего крепостью своей молитвы?!

– Да. Да. Да, – несколько не уверенно отозвались воины.

– Разгромим врагов во славу его?!

– Да! Да! Да! – вновь отозвались воины, только куда энергичнее.

– К бою! По местам! – вновь крикнул Дмитрий, заметив, что враги пришли в движение.

Пехота мусульман атаковала лавами, не знающими строя, сразу с трех фронтов. Войска халифа задерживались.

Бабах! Бах! Бабах!

Заговорили орудия, возвещая выход войск из пролома в стене.

Бух! Бух! Бух!

Повзрывались картечные гранаты в воздухе, осыпая плотную массу пехотинцев смертоносными шариками.

Бах! Бах! Бах!

По второму кругу отстрелялись восемь «Единорогов» своими слабенькими, по сравнению с «Кракенами», но все же очень опасными «подарками».

Эта артподготовка по скученной толпе людей, практически ничем не защищенных, привела к сокрушительному результату. Атака войск халифа захлебнулась, так толком и не начавшись. Оплеуха получилась настолько сильной, что у бедняги едва хребет не сломался. Сколько там погибло меньше чем за минуту? Несколько сотен точно. И если «Кракены» с «Василисками» не могли быстро перезарядиться, то «Единороги» не унимались. Каждые десять секунд они выплевывали по восемь картечных гранат. Слабеньких, но часто. Поэтому небо над атакующими войсками халифа буквально разверзлось кромешным адом.

Бах! Бах!

Отработали «Кракены», заряжаемые намного быстрее, чем «Василиски». Только вот одна беда – артиллеристы перепутали в спешке и вместо картечных гранат зарядили обычные. Они смачно шлепнулись прямо посреди живой массы паникующих людей и спустя несколько секунд взорвались, разбрасывая пыль, мусор и фрагменты тел по округе.

Бах! Бах! Бах! Бах!

Наперебой, слово пытаясь перебить друг друга, ударили «Саламандры» дальней картечью.

Виии!

Виии!

Виии!

Засвистели центурионы, и арбалетчики дали свои первые залпы, накидывая по толпе болты не прицеливаясь.

А потом свистки центурионов едва не заглушили новые выстрелы «Саламандр», унитарно-картузное заряжание, когда в один картуз увязывается и заряд пороха, и пыж, и снаряд, давали просто потрясающую скорострельность.

Но пехота врага уже совсем близка.

Удар!

И множественный гулкий удар по периметру редута. Это пикинеры, взявшие вместо пик большие щиты, приняли массу противника на них. За их спинами резко и жестко работали алебардисты своими смертоносными «железками».

Бум! Бум! Бум!

Последовала огромная серия взрывов, буквально слившаяся в единый рокот. Это гренадеры отправили первую порцию своих гранат на головы нападающих.

Бум! Бум! Бум!

Вновь сработали многочисленные ручные гранаты в боевых порядках мусульман. Гренадеры кидали каждые три-четыре секунды по новому «подарку» не особо целясь – на кого Бог пошлет.

Как несложно догадаться, натиск на легионеров со щитами и прикрывающих их алебардистов при такой поддержке гренадерами был весьма вялый. А тут еще и арбалетчики помогали и «Саламандры». Эти легкие орудия так и вообще перешли на ядра, вместо картечи. Толпа была столь густой, что от ядра было больше толку, чем от картечи, застревающей практически сразу. А так – стрельнул – сделал коридор. Удобно. И эффектно. Ядро пробивало эту просеку, смачно обдавая всех соседей кровью и внутренностями павших, что их сильно деморализовало.

Армия халифа прекратила свой натиск первой, оставив на участке обрушенной стены целое поле трупов. Вернется ли она в бой? Бог весть. Но явно не скоро. Деморализация там был полнейшая.

С остальными приходилось пока бодаться.

Ни кавалерию, ни оперативные резервы пехоты Хоквуда и Лузинья Дмитрий пока в бой не вводил. Со стороны Иерусалима, где стояли пушки, прикрытие было самым слабым. Но туда никто и не лез. Многие видели, что стало с воинами халифа, вот и не хотели соваться под жерла страшных орудий. Кто его знает, чем это закончится?

Жух!

Улетела маленькая дубовая бочка с задорно горящим фитилем. Это минеры сделали из подручных средств примитивную метательную машину – порок. И теперь, скопом дергая за веревки, закидывали в толпу врагов свои мины. А взрывы от таких мин были похлеще, чем от гранат «Кракенов».

Раз – и участок в несколько квадратных метров освобожден от врагов. Плюс немало контуженных и оглушенных.

Бах! Бах! Бах!

Вновь ударили «Саламандры», пробивая новые аллеи в рядах вражеского воинства.

Виии!

Виии!

Виии!

Вновь засвистели в свои свистки центурионы, заставляя арбалетчиков дать организованный залп.

Жух!

Улетела новая мина, взрыв которой стал последней каплей. Воинство ислама дрогнуло и побежало.

Дмитрий вообще был крайне удивлен тем, что они так долго держались. И никогда бы не поверил, что люди, не привычные к взрывам, так себя показали. Он даже зауважал их безумный боевой дух. Впрочем, бегство было не общим. Еще минуту-полторы держался фланг воинов Йемена, но и там очередной массированный вброс гранат гренадерами окончательно сломил волю к сопротивлению.

– Джон, – крикнул он Хоквуду, который все это время был подле него. – Бери всю кавалерию и атакуй вот этих, – указал он на бегущих йеменцев. – Пленные мне не нужны. Просто руби столько, сколько получится. Чем больше они потерь понесут сейчас, тем меньше проблем будет потом. Понял?

– Да, – кивнул командир «Белой роты» и бегом направился к своему коню.

– Петр, ты остаешься защищать наш лагерь. Эти из города могут вновь атаковать. Думаю, пехотинцев «Белой роты» и твоих будет достаточно.

– А ты?

– А я атакую! – задорно бросил ему Император и приказал выводить пехотинцев легиона за редут. Нужно было как можно скорее ударить по армии мамлюков и захватить их обоз. Сколько их убили на подступах к редуту? Несколько тысяч. Армия в беспорядке отошла, но не разгромлена. Если же лишить их обоза, то с армией будет покончено. Ни одна армия не в состоянии питаться святым духом и молитвой. А продовольствие находится в этом обозе.

Не прошло и пяти минут, как стальная пехота легионеров выстроилась перед редутом и под барабанную дробь пошла вперед. Заодно прихватив гренадеров. Все-таки войско мамлюков было все еще довольно многочисленно…

Казалось бы, победа. Однако, когда кавалерия, возглавляемая Хоквудом, скрылась из вида, а Дмитрий с легионерами отошел на три километра, халиф приказал атаковать лагерь. Для чего из Иерусалима, находящегося на грани бунта черни, были выведены все имеющиеся войска. Бунт и потом подавить можно, если удастся разгромить стан гяуров и захватить их страшную артиллерию.

От звука сигнальной трубы Император вздрогнул и удивленно обернулся. Остановил легионеров и, спешно достав подзорную трубу, всмотрелся в диспозицию.

Из двух ворот Иерусалима выходила пехота противника примерно равными группами. Совокупно тысяч семь с гаком. Ничего серьезного с военной точки зрения они не представляли. Судя по снаряжению – кочевое ополчение в тряпье вместо доспехов при саблях и легких копьях.

Но кто им мог противостоять в лагере?

Полторы тысячи пехотинцев «Белой роты» и семь сотен, приведенных королем Кипра. Двадцать две сотни в принципе неплохо, если бы они не были фактически вооруженными слугами. Да, в кольчугах, да, с клинками, но их выучка и боевой дух стремились к нулю. Грабить пейзан им было под силу, но не воевать. Да, нападающие мусульмане тоже не были воинами, являясь кочевым ополчением в основном. Но их крайне высокий боевой дух и численное превосходство превращало пехоту «Белой роты» и Кипра в смазку для мечей. От осознания этого факта Дмитрий скривился и громко выругался.

Выходило, что в лагере из настоящих воинов оставалось только восемь десятков во главе с Петром – его родичи, их рыцари да оруженосцы. Но их явно мало.

Кто еще?

Полторы тысячи вспомогательных и тыловых подразделений – артиллеристы, саперы, минеры и прочие. Не воины, в отличие от легионеров. Но у каждого из них за спиной очень неплохая физическая подготовка, и статичный строй они держать умели. Да и на стальные латинские доспехи Дмитрий не поскупился, дабы упаковать в них даже поварят при походных кухнях. Мало ли? Вот и пригодилось. Зарезать их как баранов явно не получится, если комендант лагеря не подведет.

Приказав второй и третьей когорте продолжить наступать на обоз армии мамлюков, Император развернул первую когорту и, позволив легионерам промочить горло из фляжек, трусцой бросился на помощь своему лагерю.

Тем временем Петр перекрестился и стал спешно готовить врученных ему людей к бою.

Тяжелые «Кракены» и «Василиски» было слишком долго разворачивать – враги старательно их обходили со сторон. Очень уж убедительно они приласкали на выходе из пролома. Повторения никто не хотел. А вот легкие «Саламандры» и «Единороги» развернуть успели и открыли огонь. Впрочем, время было утеряно – до города ведь рукой подать. Так что вышло дать только один залп картечью. Урон суровый. Но остановить толпу воинов ислама с традиционным для них, крайне высоким боевым духом это не смогло.

Залп. Дым. Рев человеческой толпы. И безумно орущая толпа врубилась с двух сторон в укрепленный лагерь. С ходу преодолели неглубокий сухой ров и стали карабкаться по брустверу.

Завязалась свалка.

Непривычная для сурового контакта пехота «Белой роты» и Кипрского королевства практически сразу поплыла. Хотя врага было не так уж и много. Поэтому комендант, немедля ни секунды, разворачивал за их спинами кольцо из тыловых и вспомогательных отрядов. Доставались из обоза большие щиты легионеров из числа запасных и прочее, прочее, прочее. Но главное – гранаты. Гренадеры, отправившиеся штурмовать лагерь мамлюков, прихватили с собой далеко не все свои «подарки». Вот расчеты «Кракенов» и «Василисков» и взялись за них, начав накидывать оные через спины защитников.

Артиллеристы «Саламандр» и «Единорогов» держались лучше всего. С одной стороны, нападающие сильно боялись орудий, поэтому сам по себе натиск на них был весьма слабый. С другой стороны, время от времени этот страх оправдывался – облачаясь во вполне материальную форму выстрелов. С третьей – артиллеристы оказались радикально лучше, чем их соседи по фронту из Италии и с Кипра. Тех смяли буквально за считаные минуты, оттеснив к позициям тыловых и вспомогательных служб, встретивших нападающих очень достойно.

И вот, когда натиск уже изрядно ослаб, а ряды врага поредели, из-за города показался отряд кавалерии. Не мамлюки, конечно, но тоже недурно снаряженные. Около трех тысяч. Солидное подкрепление, которое, немедля, хорошим аллюром подошло к позициям одного из флангов и, быстро спешиваясь, вступило в бой.

События протекали очень стремительно.

С начала выступления войск халифа из городских ворот не прошло и двадцати минут, как подкрепление вступило в бой. Расстояния-то небольшие.

Дмитрий, восседая на своем огромном Буцефале, прекрасно видел поле боя. Поэтому его легионеры, двигаясь трусцой, атаковали не с ходу, а, обогнув укрепленный лагерь, ударили во фланг подкреплению войск халифа.

Построившись на расстоянии пятидесяти метров, когорта выставила бойцов с большими щитами вперед. За ними разместились алебардисты. А с тыла арбалетчики.

– Залп, – сухо произнес Император, предварительно усадив на колено первые ряды пехоты.

И арбалетчики в две волны ударили тяжелыми болтами по нападающим. Ни кольчуги, ни халаты, ни ламеллярные пластины не могли защитить от «подарков» легиона.

– Ура!

Не столько закричали, сколько зарычали легионеры и быстрым шагом, удерживая строй, врубились в изрядно смущенный фланг противника. Все-таки двести с гаком болтов не прошли бесследно.

Латники, даже уставшие, это страшная сила. Сабля против добрых доспехов бессильна. А в той толпе, лишенной даже элементарного порядка, легким копьем замахнуться для амплитудного удара было невозможно. Тем более что первый ряд легионеров прикрывался большими щитами, прекрасно защищавшими от «нежданных сюрпризов» колюще-режущего формата.

Виии!

Раздались свистки центурионов, и легионеры, присев, открыли простор для нового залпа прямо поверх голов. От чего выдвинувшиеся было вперед воины в доспехах осыпались спелыми кровоточащими плодами на песок.

– Ура!

Вновь заревели легионеры и повторили натиск. Только голос их вышел еще более хриплым и ревущим.

Виии!

Снова отметились центурионы со своими «дуделками». И присевшие контактные бойцы пропустили поверх голов новый залп, ставший финальной точкой этого боя. Противник дрогнул и побежал.

А в Иерусалиме, словно ожидая этого момента, поднялся шум-гам и начался разгораться пожар стихийного бунта черни. В сущности их сдерживал только страх возвращения армии халифа, уже подавившей совсем недавно все выступления недовольных. Сейчас же, когда эти «жандармы» получили по шее и побежали с поля боя, уже ничто не останавливало бедняков и люмпенов от грабежей богатых усадеб.

Дмитрий же, взойдя на бруствер укрепленного лагеря, с явным недовольством созерцал разгром. Да, ничего страшного не произошло. Артиллерия цела, как и артиллеристы. Да и вообще, его тыловые службы не понесли серьезных потерь. Но от двух с гаком тысяч пехотинцев, что привели с собой Джон и Петр, осталось сотни три от силы. Сам же король Кипра и Иерусалима вместе со всем своим окружением пал, сражаясь и пытаясь до последнего сдержать натиск мусульман. Но что такое восемь десятков рыцарей с оруженосцами против тысяч?

– Но ничего… – тихо произнес Дмитрий. – Побед без потерь не бывает. Главное – Иерусалим теперь наш. И это уже никто не оспорит.

 

Глава 8

12 октября 1379 года, Иерусалим

Дмитрий сидел в кресле на балконе одного из роскошных дворцов Иерусалима и смотрел на закат. Это его умиротворяло и облегчало размышление.

Грандиозная победа, прогремевшая две недели назад, поставила жирную точку в этом вторжении. По крайней мере, на несколько ближайших лет.

Атабек Баркук погиб, пытаясь защитить обоз на последнем этапе сражения. Он не хуже Дмитрия понимал его роль в сохранении армии. Впрочем, если бы он и не пал, то все одно потерял бы влияние. Два настолько катастрофических поражения ему бы не простили. Он умер, и Мамлюкский султанат погрузился в тьму Гражданской войны.

Армия султана Измаила оказалась уничтожена полностью благодаря своевременному и удачному удару кавалерии Джона Хоквуда. Самые стойкие – они держались дольше всех. Но именно это и послужило причиной их гибели. Сначала катастрофические потери в битве, потом откровенная бойня при бегстве, завершившаяся попыткой разрозненных и рассеянных групп пробраться через пустыню.

Халифат пострадал в этом сражении меньше всех, но и там недосчитались свыше девяти тысяч человек. Страшный обстрел артиллерии и затяжная рукопашная схватка завершилась бунтом черни в Иерусалиме. Отряд в две тысячи человек смог отойти, и это было выдающимся успехом по сравнению с мамлюками и йеменцами. Но сил продолжать войну Багдад больше не имел. Конечно, можно было бы объявить Джихад, но после двух столь значимых побед с поистине чудовищными потерями подобные слова станут лишь сотрясанием воздуха. С тем, кого нельзя победить, нужно как-то уживаться и ждать, когда он ослабнет.

Иными словами, складывалась идеальная международная ситуация для возрождения и укрепления держав крестоносцев на Ближнем Леванте. Одна беда – Петр умер. Причем не один, а с кучей своих родственников. Он ведь собирал всех, до кого только мог дотянуться. Вот они и погибли в укрепленном лагере Дмитрия во время контратаки войск халифа. Выжила только Валентина, законная супруга Петра, да и то только потому, что вовремя догадалась спрятаться за спины не своих родичей, а тыловых служб легиона.

Король умер, да здравствует королева!

Одна беда – она была из рода врагов Венеции и, как следствие, Дмитрия. Причем ее партия укреплялась тем, что новый граф Аскалона, Джон Хоквуд, был женат на внебрачной дочери ее отца – Доннине. То есть внутри Иерусалимского королевства назревал очевидный кризис прямо в момент его возрождения. Графство Триполи, отданное венецианскому дому Дандоло, оказывалось противопоставлено остальным землям…

– Ты позволишь? – тихо спросила Валентина, войдя в зал.

– Как тебя пропустили? – не оборачиваясь, спросил Дмитрий.

– Обыскали и пропустили. Я сказала, что хочу поговорить с тобой с глазу на глаз.

– Обыскали? Впрочем, да, Илья мог. Что ты хочешь?

– Помощи.

– И чем же, сударыня, я могу тебе помочь?

– Не ерничай. Я прекрасно понимаю, что тебя беспокоит назревающий раскол Иерусалимского королевства. Поверь, меня это волнует не меньше. Ведь я – королева этих земель, и мне не хочется, чтобы они вновь оказались в руках магометан. Также мне известно, что именно из-за внутренней розни пало старое королевство.

– Это отрадно слышать, – кивнул Дмитрий, повернувшись лицом к Валентине. – И что же конкретно ты хочешь, что бы я сделал?

– Ты знаешь Левона? Родича моего покойного мужа?

– Левона? – повел бровью Дмитрий, не очень хорошо разбиравшийся в генеалогии крестоносцев.

– Да, – кивнула Валентина. – Четыре года назад его столицу – Сис взяли мамлюки. А его самого с женой и дочками пленили. Год назад Левона выкупил король Кастилии и Леона. Освободившись, король Армении просил у Святого Престола помощи в спасении своего царства, но безуспешно. Им не до него.

– Печальная история, – ровным голосом ответил Дмитрий. – К чему она?

– Его жена и дочери погибли в плену. Мамлюков он ненавидит больше всего на свете. Узнав о начале Крестового похода, он поспешил собрать своих союзников и выдвинуться на Кипр. Но не успел… да и привел всего горстку людей. Он ведь сейчас нищий. Но главное – он не Висконти. Выдай меня за него замуж. Кто-кто, а уж он точно не пожелает плясать под дудку моего отца.

– А ты?

– А я… хочу власти, – сказала она и посмотрела открытым, немигающим взглядом на Дмитрия.

– Так править будет он, а не ты.

– Я тебя умоляю! – хохотнула Валентина и откинулась на спинку кресла. – Ты не знаешь Левона. Он хороший человек, добрый, но слабый. Сдаться в плен тогда, когда должно сражаться? Ох… – Она махнула рукой. – Ты всей истории с падением Сиса не знаешь. Он не воин и не властитель, хотя одержим идеей возрождения Киликии. Направить это желание в нужное русло мне несложно. И уж точно, вся та страсть, с которой он возьмется освобождать свои старые земли, не позволит моему отцу втянуть нас в борьбу, идущую в Италии.

– А почему нет? – повел бровью Дмитрий. – Лишив титула Энрико, он сможет посадить туда кого-нибудь из своих многочисленных сыновей. Да и вообще наводнить Святую землю ими? Сколько у твоего отца сыновей? Пятеро?

– Пятеро, – кивнула Валентина, поджав губы в задумчивости. – Ты не веришь мне?

– Я согласен с тем, что Левон – хорошая кандидатура. Но ты… Да, я не верю тебе. Ты слишком опасна. Почему тебе вообще будет нужно соблюдать данное мне слово?

– Потому что ты можешь зачать мне ребенка.

– Что?! – поперхнулся Дмитрий.

– Поверь, я готова на все, чтобы сохранить корону. Если ты не веришь словам дочери своего врага, то, возможно, ты поверишь матери своего ребенка?

– На все? – повел бровью Дмитрий.

– На все, – сказала Валентина твердым, уверенным голосом.

– Хм… – задумчиво произнес Дмитрий, рассматривая эту молодую, красивую женщину совсем иначе, нежели несколько минут назад. Да, она была определенной дочерью своего отца. Энергичной, властной и решительной.

Важным моментом было то, что Император и так чрезмерно «залип» на Ближнем Востоке… или, как в это время говорили, – Ближнем Леванте. Дома его ждали более важные дела, чем устроение жизни под знойным солнцем Палестины. А бросать все, как есть, не хотелось. Пора было уходить. Но уходить так, чтобы всегда можно было вернуться и не терять плоды своих успехов.

– Вот мои условия, – произнес после долгой паузы Дмитрий. – Левон и ты принимаете восточный обряд. Венчаетесь на царство. После же я принимаю от твоего супруга оммаж, беря его в свои верные вассалы.

– Согласна, – не медля и секунды, выпалила Валентина.

– Ну и замечательно. Ступай.

 

Глава 9

9 января 1380 года, Москва

Поздней осенью 1379 года, переправившись на правый берег Днепра у Запорожья, Мамай отправился в очередной набег на Молдавию, Валахию и Венгрию за рабами-селянами и ремесленниками, которых так охотно выкупал его сосед из Москвы. Однако там его ждала большая неприятность. Он ведь бегал за Днепр непрерывно со времен кампании 1371 года, а потому достал там уже всех кардинально. Вот Венгрия, Польша, Литва, Молдавия, Валахия и даже Сербия выставили против него свои силы.

Разгром был полный.

Отступая передовым отрядом за реку Прут, заманили в ловушку и, обложив со всех сторон, постарались вырезать всех. Дабы этот пример отвадил всех охочих «лазить в курятник». Как сам султан вырвался из этого капкана – остается загадкой. Но он и пара десятков его приближенных смогли пробиться в султанат, оказавшись в очень непростой ситуации. Ведь, узнав о потере Половецким султаном своей армии, славившейся знатным снаряжением и вооружением среди прочих степняков, по свежей траве придут охочие до наживы соседи. Гости из той же Синей Орды и от кочевников Северного Кавказа. Вот Мамай и отправился вместе с посольством в Москву, потому как надежда у него оставалась только на нее.

– Я слышала о твоей беде, друг мой, – произнесла после обмена приветствиями Императрица. – Чем я могу помочь союзнику мужа?

– Моим воинам нужны доспехи, но мне нечем платить за них, – хмуро произнес Мамай. – От меня уже бегут люди, переходя на сторону врага. Что будет дальше, я не хочу даже представлять.

– Как что? – удивилась Анна Андреевна. – Наши границы опять окажутся оголенными.

– Истинно так.

– Но я полагаю, что тебе есть чем платить?

– В самом деле? – повел бровью Мамай.

– Тебе дали понять, что за Днепр ходить не стоит. Так ведь?

– Так.

– Ну и зачем тебе земли по правую руку от Днепра? Я уверена, что будущим летом поляки или литовцы их займут. А может, и молдавские печенеги решатся вернуться.

– Хм… – хмыкнул половецкий султан, оживившись. – Сколько ты дашь доспехов за те земли?

– Тысячу.

– Ого! – совсем уже ободрился Мамай.

– В вашей земле принято давать выкуп за невесту. Я могу предложить пятьсот доспехов за твою дочь для своего сына Константина. Но ей придется принять восточный обряд христианства.

– Я немедленно пошлю за всеми своими дочерями, – с самым серьезным видом произнес султан. – Мой будущий зять сам выберет ту, что ему придется по вкусу.

– Благородный поступок с твоей стороны, – с мягкой, благожелательной улыбкой кивнула Императрица. – Если же ты еще и признаешь за моим мужем права на земли Муромского княжества и владений Араб-шаха, то я дам тебе еще три сотни доспехов.

– Триста пятьдесят, – попытался торговаться Мамай.

– Четыреста, – с усмешкой произнесла Анна, заставив султана осечься.

 

Глава 10

21 мая 1381 года, Нюборг

Регент Дании и Норвегии Маргарита задумчиво проводила взглядом послов Российской Империи и едва заметно усмехнулась. Она давно ждала, чтобы этот деятельный «кадр» проявил интерес к своей «исторической Родине». А то одни только странности творил – фольклор собирал да старинные легенды. Маргарита уже тогда поняла, что неспроста все это. И чем ярче раскрывался этот странный сосед, тем громче шипело и дергалось ее предчувствие. Наконец он сделал ожидаемый шаг, посватав за сына Маргариты Олафа свою младшую дочь – Елену, и она как-то внутренне успокоилась. Регенту всегда было приятно, когда люди оправдывали ее ожидания, особенно такие. Разумеется, сватовство прошло в фирменном для Императора стиле – он предложил в качестве приданого дать в морду соседям Дании и окончательно разрешить Шлезвигский вопрос.

В том, что Дмитрий в состоянии выполнить свое обещание, Маргарита не сомневалась… О да! О последних похождениях этого потомка древних, легендарных конунгов Дании она была наслышана. Да что она – вся Европа только о них и говорила…

К себе домой Дмитрий вернулся только поздней осенью 1380 года. Слишком затянули дела в Святой земле. Казалось бы – поставь Левона под венец и езжай домой. Однако все оказалось не так просто.

Первые успехи новых крестоносцев в Триполи прозвучали густым, раскатистым набатом по всей Европе. Огромное количество тех, кто был недоволен своей судьбой и жаждал лучшей доли, отправились туда. Поэтому уже с сентября-октября 1379 года начался натуральный наплыв мелких групп наемников, бедных рыцарей и разорившихся баронов из древних, родовитых, но совершенно обнищавших семей. Они шли на запах денег, ну то есть надежды. Поэтому Льву I Царю Иерусалима, Кипра и Армении не удалось толком посидеть в своей новой столице. Новоприбывшие жаждали завоеваний, чтобы найти свое «место под солнцем». Дмитрий же, приняв оммаж от Льва, автоматически оказался наиболее титулованным и важным предводителем этой пестрой гоп-компании. Мало того, только он обладал столь непререкаемым авторитетом, что мог на корню пресекать любые феодальные распри.

Ну и куда он мог уехать в такой ситуации? Правильно. Никуда. Люди просто бы не поняли.

Города буквально посыпались в ладони крестоносцев. Аскалон, Антиохия, Халеб, Эдесса, Сис и другие. Даже Крак де Шевалье для госпитальеров захватили. После чего орден был готов буквально в десны Дмитрия целовать, увеличив тем самым нарастающий Великий раскол в католичестве.

Было утверждено пять больших сеньорий и свыше двухсот малых. Но главное – Иерусалимское царство ожило, наполнилось воинами и какой-то вдохновленной энергией. Поэтому Дмитрий уезжал с чувством выполненного долга и ощущением правильности и законченности дела.

Еще недавно исламские земли меньше чем за год оказались обращены более чем на девяносто процентов в христианство, причем восточного обряда. Мало того – некоторые особенно ушлые умудрились принять православие несколько раз, набирая в промежутках долгов. Ведь по приказу Императора новая вера очищала человека от скверны старой жизни, освобождая от долгов и рабства, да и вообще – любых зависимых состояний и старых обязательств. Даже брачные узы требовалось восстанавливать. Особенно в этом деле отличилась еврейская община – редкий ее представитель прошел через подобный цикл меньше трех раз. Да что они – даже новоприбывшие католики из Европы охотно принимали восточный обряд, чтобы избавиться от долговых обязательств и прочих якорей, сковывающих их путь к «светлому будущему». Что, в свою очередь, сформировало целый пласт рыцарей и баронов православного обряда. И конца края этой волне не было. Соседние со Святой землей регионы сдерживались от перехода в столь милостивую религию только силой оружия. Что неизменно сказывалось на стойкости защитников тех городов, куда подходили крестоносцы.

А сколько золота, серебра и драгоценных камней Дмитрий вывез с собой? Не пересказать. Он грабил старые элиты самозабвенно, без малейшего зазрения совести. И никто из крестоносцев не говорил ни слова против такого положения дел. Потому что, во-первых, он брал не все, оставляя и им чем «червячка заморить», а, во-вторых, каждый ясно понимал – без Императора и его легионеров «банкета» вообще не вышло бы. Да и свое они потом возьмут, оставаясь на земле…

Маргарита ясно и четко осознавала – этот человек, если пожелает отобрать у Священной Римской Империи Шлезвиг, сделает подобное без особых сложностей. Но нужен ли ей такой подход к делу? Ведь он уйдет, а ей жить с этими расстроенными соседями, озлобленно потирающими разбитые лица.

Так что регент Дании и Норвегии пообещала подумать.

А что еще ей оставалось сказать в такой ситуации? Тем более что время пока было.