Глава 1

2 июня 1386 года, окрестности Орши

В это утро небольшой холм на опушке леса оказался совершенно забит людьми. Яблоку негде было упасть. И все они с плохо скрываемой завистью смотрели на то, как Сигизмунд и Владислав наблюдали в зрительные трубы, выкупленные контрабандой в России. Стоили они настолько дорого, что были доступны только самым богатым и влиятельным людям. Дмитрий официально придерживался запрета на продажу зрительных труб, насыщая ими армию и различные гражданские службы его державы. А вот неофициально сам и организовал контрабанду, продавая их, наравне с рядом других «невыездных» изделий, за натурально астрономические суммы. Все равно ведь украдут, а так и овцы целы, и волки сыты.

Километрах в пяти от этого чудного холмика вольготно расположился Император России со своими четырьмя легионами и парой отдельных полков кавалерии. Укрепленный лагерь с зубодробительно ровными рядами палаток, словно кто-то их по линейке расставил. Да и вообще – чистота, стройность и полный порядок. Но главное – четыре не менее аккуратных редута, совершенно классического для XVIII и XIX веков вида. Впрочем, Сигизмунд ничего подобного не знал, как и названия укрепления, посему увидел только странный невысокий земляной вал, внутри которого сидели воины с легкими орудиями. По легиону в каждом редуте. А чтобы им лучше сиделось, там открыли туалеты, поставили походную кухню и развернули палатки полевого лазарета. Кто его знает, сколько придется стоять на этих позициях?

– И ты хочешь, чтобы мы только обозначили удар по этой горстке воинов? – удивленно произнес Владислав. – Тут же их… хм… тысячи две пехоты, плюс за тысячу кавалерии.

– Я думал, их будет больше… – несколько растерянно ответил Сигизмунд. – Мне доносили, что у Дмитрия идет набор людей в девять легионов. А сюда идет четыре. Четыре! По боям в Святой земле только пехотный полк должен был иметь неполные две тысячи пехотинцев. А тут… – Он махнул рукой и оглянулся на свое войско. Тридцать пять тысяч строевых выглядели очень внушительно на фоне русской армии.

– Предлагаю не ломаться, а бить наверняка, – рубанув рукой воздух, произнес Владислав.

– Не могу возразить, – развел руками с улыбкой Сигизмунд. – Если нам повезет, то убьем самого Императора. Тут и войне конец. Уверен, что его люди после его смерти передерутся между собой за власть.

– А сын?

– А что сын? У него разве есть репутация и слава?

– Мне говорили, что Дмитрий таскает куда можно и нельзя как Александра, так и Константина. И даже дочку. Много с ними возится.

– Все это пустое, – отмахнулся Сигизмунд. – Он вырезал старую знать, чтобы наплодить молодую и голодную. Она станет прикладывать все усилия, чтобы пробиться как можно выше, невзирая ни на что. И если сам Дмитрий для нее непререкаемый авторитет, то кто им его сын? Так, мальчик.

– Может быть, может быть, – покачал головой Владислав. – Начнем, что ли? Или пообщаемся с безумцем?

– О чем с ним можно говорить? – удивился Сигизмунд. – Впрочем, почему бы и нет? Интересно на него посмотреть.

Однако к переговорщикам никто не выехал.

Дмитрию было лень выдумывать какие-то обидные слова. Он просто проигнорировал это невнятное мельтешение перед позициями его легионов. Что само по себе раскалило что Сигизмунда, что Владислава буквально докрасна. Еще никто и никогда их так не унижал. Они подъехали достаточно близко, чтобы видеть, как этот напыщенный пингвин пьет свой кофе и что-то весьма приватно обсуждает с какой-то девицей, тиская ее за мягкие места. Сотрудница СИБ прекрасно сыграла отведенную ей роль, предварительно переодевшись.

– Скотина… – сквозь зубы процедил Владислав, разворачивая коня.

Но Императору именно эта реакция своих противников и была нужна. Он старался начинать каждый бой с удара по душевному равновесию своих визави. Ведь, как известно, чем больше человеком овладевают эмоции, тем хуже он прислушивается к голосу разума. А потому склонен совершать иной раз даже совершенно чудовищные ошибки, отдаваясь в заботливые лапки своей звериной натуры.

Ждать и ломаться Сигизмунд и Владислав не стали.

Зазвучали приказы.

Ударили барабаны.

И первые относительно ровные коробки феодальных рот пехоты двинулись на штурм редутов.

– А ты знаешь, – произнес Император, – неплохо идут. Хорошо даже. В кучу не сбиваются. Более-менее строй держат. Только крылья заносит. А? Что думаешь?

– Да, Ваше Императорское Величество, – учтиво согласился с ним легат Григория, прибывший вместе с братьями-рыцарями Тевтонского ордена. Торги за Ирину и ее детей с момента объявления этого «лота» так и не прекратились, обрастая все новыми деталями и мишурой. А также подробностями. В частности, письмом дочери, написанным ее рукой с массой подробностей, которые могла знать только она.

Все поле перед редутами было размечено небольшими колышками с цветными флажками – отметками дистанции. Никто из противников так и не удосужился обратить внимание на эти странности. А зря. Потому что именно по ним в этот самый момент наводился сводный дивизион нарезных «Единорогов», расположенных в укрепленном лагере. Ну а что? Били они далеко, навесом и довольно точно. Так что – в самый раз. Тем более что прорваться туда и взять его штурмом прежде захвата редутов не представлялось возможным.

Бах!

Тихо ухнул один «Единорог», окутавшись сизым пороховым дымом.

Бух!

Спустя несколько секунд жахнул взрыв, подняв натуральный фонтан земли в клубах густого дыма.

Бойцы первой линии ротных коробок замерли. Но всего лишь на пару секунд. После чего продолжили движение, старательно держа строй. Ну, насколько они могли это делать.

И вот, когда роты неровным фронтом пересекли воронку, весь дивизион «Единорогов» ударил практически слившимся в один затяжной выстрел залпом.

Раз!

И прямо в порядках этих рот поднялись те самые земляные фонтаны, клубящиеся сизым дымом. Далеко не все попали в цель. Где-то недолет, где-то перелет, где-то рассеивание по горизонтали. Да и осколков чугунный снаряд, начиненный дымным порохом, давал немного. Но вот там, где «гостинцы» вошли в нежное тело плотных построений легкой пехоты, результат оказался плачевный. Пятидюймовые снаряды укладывали до половины полной роты, а кое-где и больше. Остальная же ее часть приходила в полную моральную негодность.

Однако наступление продолжалось.

Перезарядка нарезных «Единорогов» слишком усложнилась, по сравнению с гладкоствольными прототипами, вот и били редко. Всего четыре залпа удалось дать, до тех пор пока пехота противника не вошла в зону поражения дальней, тяжелой картечи легких гладкоствольных «Саламандр».

Бах! Бах! Бах!

Застучали выстрелы с редутов. Тридцать два легких орудия обрушили на вражескую пехоту буквально шквал крупных картечин размером со сливу. Такие «подарки» при попадании нередко пробивали насквозь двух-трех бойцов, неплохо вгрызаясь в боевые порядки.

Вместе с «Саламандрами» первые залпы прозвучали и от стрелков, впервые в мире применивших ручное огнестрельное оружие вполне современного типа. Да, гладкие стволы и кремневый батарейный замок. Но компрессионная пуля даже в этом случае позволяла уверенно «накидывать люлей» на двести, а то и триста метров по плотным порядкам пехоты.

Стрелки били не очень часто, выдавая по паре выстрелов в минуту. Что не умаляло их эффективности – ведь одновременно во фронт работала почти тысяча таких «карамультуков». Оформляя бледным видом бешеную скорострельность «Саламандр», которые благодаря унитарному картузному заряжанию «жгли» по шесть выстрелов каждую минуту.

Вновь отработали «Единороги», подняв фонтаны земли, вперемешку с человеческими телами.

Бух! Бух! Бух!

Ахнули взрывы. И пехота врага побежала, не выдержав столь губительных потерь и психологического надрыва. В пороховом дыму, сносимом с русских редутов легким ветерком в сторону поля.

Сигизмунд с Владиславом напряженно, плотно сжав губы, наблюдали за своими людьми, беспорядочно отступавшими к лагерю.

– И что будем делать? – наконец не выдержал король Польши и Литвы. – Сам видишь – в лоб не взять, с боков и тыла не подойти – вон какие буераки. Боюсь, что в новую атаку людей не скоро получится отправить. Хорошо хоть сам не атакует.

– Куда ему, – фыркнул Сигизмунд.

– Если бы сейчас в спину бегущим ударили вон те всадники, что стоят за укреплениями, я не знаю, чем бы это все могло закончиться.

– Он не любит, когда его людей убивают. А раз так – не рискнет полезть в такую суровую мясорубку. Наша же кавалерия цела и стоит в полном порядке. Да и часть пехоты готова встретить даже его хваленых кирасиров. Там будет все очень непросто.

– Может быть, – пожал плечами Владислав. – А может, и нет. Но не суть. Главное, что нам дальше делать-то? Отступать, как раньше и задумывали?

– Почему отступать? – удивился Сигизмунд.

– Как почему? Ясно же, что мы не можем взять натиском эти валы.

– Есть у меня одна задумка… – произнес Император Священной Римской Империи и расплылся в улыбке. Очень уж заманчиво выглядел разгром армии Дмитрия в самом начале кампании.

Весь оставшийся день прошел очень тихо.

Через полчаса после отступления противника в поле перед редутами вышли отряды тыловых частей. Они провели окончательную зачистку пространства. То есть добивали раненых, проводили сбор трофеев, подсчет и погребение убитых. Для чего, как оказалось, и вырыты рвы по обоим флангам от лагеря. Этакое комплексное решение – и препятствие, и большая братская могила, куда трупы вывозили на повозках. Ну, чтобы быстрее и проще.

– Не понимаю, – произнес, вздохнув, легат 2-го московского легиона. – И чего они весь день делали? Могли бы предпринять новую атаку. Хотя бы в обход с фланга. Те же рвы не являются непреодолимым препятствием. Это и ежу понятно, если взглянуть. Удар с двух флангов по направлению к лагерю вполне мог вынудить нас контратаковать, выйдя из редутов. Ну и ударить в этот момент в лоб. Людей у них хватает.

– Чего ты горячишься? – повел бровью командир смоленского легиона. – У них люди, скорее всего, просто отказываются идти в бой. Может, утром мы их и не увидим. Отступят.

– Ага, – усмехнулся легат 1-го московского легиона. – Отойдут, выманивая нас из редутов.

– Давайте подождем утра, – подвел черту Дмитрий. – Мы ведь ничего не потеряем от этого? А гадать – плохое занятие. Если и второй день будет затишье – отправим бойцов СИБ за «языком». Может быть, нас окружают, отрезая от Смоленска, и нам пора этих решительно атаковать, стремясь если не уничтожить, так рассеять. А потом обращать свой взор на вторую армию. По последним сведениям, она шла на Киев, но чем черт не шутит?

С этой позицией все в целом согласились.

Однако выспаться им никто не дал.

Сигизмунд в полной мере оценил кошмарную губительность артиллерийского огня и решил прибегнуть к одному-единственному, на его взгляд, варианту. Атаке ночью. Ведь ночью из пушек не прицелишься. Да и стрелки не эффективны, ибо не видно, куда стрелять.

Да, никакого управления и порядка. Но у него оставалось больше двадцати восьми тысяч строевых. Беспорядочной толпой навалятся и сомнут. Какие бы чудесные ни были латы, но у него просто в голове не укладывалось, что можно устоять перед давлением такого численного превосходства.

– Пошли! – тихо произнес Император Священной Римской Империи, до рези в глазах вглядываясь в огни там, на другой стороне поля. Да, в темноте пушки не навести. Но… но… но…

Феодальные роты, оставив все стрелковое вооружение, выступили только с тем, что подходило для «собачьей свалки». Довольно многочисленные лучники так и вообще шли с ножами или дубинками. Выступили все.

Войско коалиции аккуратно приближалось к редутам, храня максимальную тишину. Командиры весь день делали внушение, объясняя, что, разбудив раньше времени врага, можно спровоцировать обстрел из орудий. Поэтому люди старались. На что способна артиллерия, все прекрасно видели.

Но часовые на редутах не спали.

Как ни темна была ночь, но разглядеть за пару сотен метров огромную толпу людей удалось без проблем.

Меньше минуты потребовалось, чтобы все редуты ожили, приходя в движение.

Бах! Бах! Бах!

Бегло ударили «Саламандры» тяжелой картечью «в ту степь».

– Ааааа!

Взревела толпа, поняв, что ее приближение вскрылось, и бегом бросилась к редутам. С ходу стремясь преодолеть гласис, ров и бруствер. Но не тут-то было. Над бруствером показались латники с алебардами. А пробелы между ними занимали стрелки, побросавшие свои ружья и схватившие большие щиты и мечи.

Грохот. Лязг металла. Удары. Удары. Удары. Мат. И вопли, сплошной стеной вставшие над редутами.

Бух! Бух! Бух!

Большой серией взрывов возвестили ручные гранаты о вступлении в бой гренадеров. На четыре редута их было почти три сотни. Так что гранаты полетели густо. ОЧЕНЬ густо…

– Ваше Императорское… – начал было причитать один из телохранителей.

– Не мешай! – рявкнул Дмитрий, прерывая этот бессмысленный речитатив. Его конь храпел, предвкушая бой. И он был просто обязан возглавить удар.

– Но…

– Кирасиры! – как можно громче прокричал Дмитрий, привлекая внимание обоих когорт. – Бьете по проходам между редутами! В первый и третий. Эквиты! Идете следом. На полсотни шагов. Не увязать! Их нужно опрокинуть! Пошли!

– Ура-а-а-а-а! – затянули командиры когорт, незамедлительно подхваченные остальными всадниками.

И кавалерия пошла.

Тем временем пехота коалиции уже не только вошла в проходы между редутами, но и обогнула их. Драка шла не только по гребню бруствера, но и в узком защищенном проходе. Там бойцы строго по инструкции выкатили фургон санитарного хозяйства, завалив его на борт. И отмахивались алебардами через него. Вполне успешно. Но врагов было много, слишком много. Не помогали даже гранаты гренадеров. В этой темноте противник просто не мог испугаться – осознать, какое великое множество его уже нарубили и повзрывали.

– Ура-а-а-а-а!

С каким-то безумным ревом почти четыре сотни кирасиров ударили в густые, но рыхлые ряды легкой пехоты, совершенно это не ожидающей. Ее всецело поглощал штурм редутов. Поэтому тяжелые кони, каждый в тонну весом, закованные в латный доспех не хуже всадника, ударили страшно.

Удар!

Звонкий хруст ломающихся костей. Чавкающие хлопки разрывающейся плоти. Крики. Нет, какой-то утробный вой, в который слились боевой клич кирасиров и полные ужаса и боли вопли пехотинцев.

– Ура-а-а-а-а!

Продолжали реветь кирасиры, застревая в этой человеческой каше. Пока еще живые, уже мертвые и еще только умирающие – все здесь смешалось. Все было обрызгано кровью и прочим содержимым человеческих тел. Да так, что в отблесках огней, доносящихся с редутов, люди казались какими-то демонами. Вот у одного пехотинца обрывок чьих-то сизых кишок свисал с плеча, а он, не замечая этого, пытался клинком прорубить стальную пластину на крупе кирасирского коня. Взмах спаты. Удар. И дико таращась глазами, голова, вместе с куском груди и рукой, падает в кровавое крошево под ногами. Крик обрывается на полувзреве из-за рассеченных легких.

Первый шок от удара кирасир вроде бы преодолен.

Многочисленная пехота противника пытается зажать их. Стащить с коней. Затоптать.

Но тут с не менее ужасающим ревом в только что замкнувшееся море людей врубаются эквиты. Их сильно больше – почти четыре сотни на каждый конный полк плюс неполные две сотни на каждый легион. Полторы тысячи с гаком! Лошади жиже, да и без доспехов почти. Но сами в латах и… их реально много. МНОГО!

Таранный удар сминает и отбрасывает тела несчастных пехотинцев.

Лошади хрипят, безумно таращась на эту кровавую вакханалию.

А всадники рубят, рубят, рубят.

Легкая пехота, практически лишенная доспехов, едва способна держаться под такими ударами.

Бух! Бух! Бух!

Вновь прорвались над ревом драки взрывы ручных гранат.

Бах! Бах! Бах!

Отработали «Саламандры», которые кое-как удалось ввести в бой, расчистив вокруг них пространство от врагов. И тяжелая, крупная картечь чудовищным пинком раскидала наседающих пехотинцев перед орудиями.

Бах! Бах! Бах!

Ударили нарезные «Единороги», поднимая фонтаны земли, дыма и фрагментов человеческих тел. Командир сводного дивизиона на свой страх и риск решился ударить вслепую по дистанциям перед самыми редутами. Ведь у него была составлена карточка стрельбы, и в принципе Дмитрий его готовил даже к таким задачам.

Это и стало переломным моментом боя. Включение в бой этих «малышек» наблюдалось всеми. Ни с чем иным спутать подобное было просто невозможно.

И народ побежал.

Безумно. Самозабвенно. Словно Остап Бендер в Новых Васюках, спасаясь от шахматистов.

Турум! Турум!

Затрубили горны кавалеристов, собирая под знамена изрядно рассеянных всадников.

Минут пятнадцать прошло, прежде чем всадники, сохранившие под собой коней, смогли собраться под рукой своих командиров. Отвратительная видимость и натуральная кровавая каша под ногами не способствовали.

Вновь заиграли горнисты.

И кавалеристы пошли в атаку.

Кирасиры, на острие. Эквиты – расходящимися крыльями. Шли достаточно редко. Благо, что бегущую толпу пехоты не нужно было опрокидывать. Ее нужно было рубить, рубить, рубить, РУБИТЬ!

Кавалеристы ушли в атаку, а пехота выходила под барабанный бой из редутов и строились. Дмитрий не хотел терять полученный успех. Случайный. Ночная атака могла легко закончиться полным разгромом четырех легионов. Но… не вышло. У врагов, разумеется. Он же, одержав уверенную победу в ночном бою, собирался отбить обоз и смять оставшиеся очаги сопротивления. Люди были уставшими. Что есть, то есть. Но медлить было нельзя…

Утро вступило в свои законные права, окруженное напряженной деятельностью. Большая часть строевых легионеров уже спала. Тыловые службы деловито разгребали завалы трупов. А Дмитрий, сидя на небольшом раскладном стуле прямо на гребне второго редута, наблюдал за работами и ждал.

Но вот, когда солнце уже выглянуло из-за крон деревьев, окончательно войдя в свою силу, прозвучал рожок и сигнальщик начал отмахивать флажками. Сигизмунд ушел. Его конь убит, как и большинство телохранителей и сопровождающих, но он ушел.

– Жаль, – тихо сам себе произнес Дмитрий. – Было бы очень удобно.

– Что, Ваше Императорское Величество? – оживился стоящий чуть поодаль слуга, не расслышавший слова бормотания.

– Я говорю, пора спать, – благожелательным тоном ответил Дима и направился к своей палатке. Сражение закончилось, все занимались своим делом, и его бдение было совершенно ни к чему.

Лишь к концу второго дня завершился сбор трофеев, сортировка и погребение трупов, да и вообще – общее подведение итогов. За два боя и последующее преследование удалось уничтожить свыше восемнадцати тысяч строевых, да еще без малого две тысячи тыловых. Остальные, в основной своей массе, побросав оружие, рассеялись по округе. Почему побросав? Так бежать было легче. Кто сознательнее и умнее, наверняка пробирался к ближайшему опорному складу Владислава. Там могут накормить и дать приют. Но к этому стремились далеко не все.

Объединенной армии в тридцать пять тысяч строевых больше не существовало.

Среди легионеров самые тяжелые потери понесли как ни странно кирасиры. Самые защищенные, однако же. Слишком уж сильно завязли они в массах пехоты, потеряв разгон. От трехсот восьмидесяти четырех кирасиров двух когорт осталось чуть больше полутора сотен. Причем только девять было без коней. Потерять лошадку в той давке означало почти верную смерть. Затаптывали. Эквитам повезло намного больше. У них безлошадных было почти сотня. В самую давку они не лезли. Но все равно, из полутора тысяч больше трехсот человек убило или ранило. Пехота потерь почти не понесла. Едва сотню убитых и раненых на две тысячи бойцов иначе и не назовешь. Да и артиллеристы тоже удивительно хорошо выглядели.

Утром же четвертого дня отдых завершился с приходом семи городовых центурий из Смоленска. Им торжественно передали экспроприированный обоз и боевые трофеи, а сами двинулись дальше. Ведь война только начиналась.

 

Глава 2

5 июня 1386 года, Окрестности Валдая

Узнав о входе кораблей противника в Неву, Императрица лично повела тверской легион и отряд Тевтонского ордена на поддержку Новгорода. Формально Новгородские земли не входили в состав Империи, находясь с ней в личной унии. Но все равно – помочь им требовалось по целой массе причин. Хотя, если честно, Анна не считала подобное необходимым. Новгород был достаточно крепким орешком для десанта противника. Сами бы прекрасно справились. Но муж сказал так – значит, так. Дмитрий считал этот поступок значимым для сближения Москвы и Новгорода.

– Что это? – всполошилась Анна, услышав явную стрельбу.

– Там должна быть передовая застава, – напрягся легат.

– Легион к бою, – хрипло выдавила из себя Императрица.

И завертелось.

Не прошло и пары минут, как из-за перелеска вылетели всадники передовой заставы, преследуемые отрядом новгородского конного ополчения. Заметив развернутый к бою легион, те резко осадили коней и, развернувшись, ретировались. Спешно.

– Что там случилось? – раздраженно поинтересовалась Анна.

– Новгород перешел на сторону Сигизмунда и выступил вместе с ними в поход на Москву.

– Как далеко их войско?

– Совсем близко. Скоро атакуют. Они знают, что нас немного.

– Проклятье… – процедила Анна.

Легион спешно готовился к бою, строясь. И не зря. Минут через пятнадцать из-за перелеска стали выступать первые отряды противника. Известие о незначительности сил имперцев сильно воодушевило как новгородцев, так и их союзников. Они рвались в бой и жаждали достигнуть военного успеха до того, как эта жалкая горстка воинов Империи спрячется в одной из своих крепостей.

Противник раскачиваться не стал и сразу отправил пехоту в наступление.

«Единороги» развернуть не успели, поэтому наступающие порядки врага встретили только несколько картечных залпов «Саламандр» и выстрелы ружей легионеров. А потом стрелки были вынуждены отойти на вторую линию, предоставив контактным бойцам рубиться.

Легионеры были хороши.

Многолетняя тренировка и откорм в сочетании с дисциплиной и латами давали о себе знать. Они легко и непринужденно сдерживали натиск легкой пехоты, отмахиваясь алебардами.

Но врага было слишком много. И он продолжал подходить, с ходу вступая в бой. Более чем десятикратное численное преимущество все-таки штука существенная.

Вот «крылья», нависающие над боевым порядком легиона, стали заходить с флангов, охватывая легион. И стрелки оказались вынуждены хвататься за свои клинки, вступая в рукопашный бой. Тоже упакованные в латные доспехи, они стоили очень дорого и еще больше могли. Но их тоже было мало…

Вот охват с флангов перерос в заход с тыла, потихоньку нарастая все подходящими подкреплениями…

Ситуация становилась критической.

Прекрасно вооруженные, снаряженные легионеры просто не могли убивать врагов так быстро в ближнем бою, чтобы переломить ситуацию. Артиллерию уже использовать не получалось. Да и гренадеры шли с орудиями далеко в хвосте колонны – на земле союзника как-никак. Зачем лишние сложности? Так что – не постреляешь.

– Мужчины! – громко крикнула Анна, оборачиваясь к братьям-рыцарям Тевтонского ордена. Их было немного – чуть больше сотни. Зато все в полноценных латных доспехах Имперских кирасир и верхом на дестриэ, также прикрытых доспехами. Дмитрий не обманул и снарядил их по высшему разряду. Они должны были качественно усилить объединенное войско России и Новгорода в борьбе с войсками коалиции. – Кто не трус – за мной! Подарим Господу победу!

Разумеется, Императрица произнесла свою краткую речь на латинском языке, который был прекрасно известен всем братьям-рыцарям. Поэтому, когда она отвернулась от них и направила своего коня на копошащуюся массу врагов, как муравьи облепивших легион, остатки Тевтонского ордена последовали за ней.

Если уж женщина идет в атаку, то им уклониться от нее – позор.

Разгон и удар!

Прямо в живую массу.

Хруст ломающихся костей.

Чавкающие звуки сминаемой и разрываемой плоти.

Крики. Крики. Крики.

Удар по настоящему тяжелой латной кавалерии страшен, особенно во фланг. Каждая «лошадка» массой под тонну. Разогнавшись, она легко опрокинет до десяти человеческих шеренг в обороне. Сбоку еще больше. Кроме того, их всех тренируют сражаться. Бить копытами. Кусать. Сбивать с ног. И топтать! Топтать! Топтать!

Но врага все равно слишком много.

Ударив и смяв левый фланг, отряд тяжелой кавалерии завяз в ближнем бою, потеряв львиную долю эффективности.

С тыла же, организовав вспомогательные части, подходил Александр – старший сын и наследник Дмитрия. Он тоже участвовал в этом походе вместе с мамой. Ведь ничто не предвещало беды. Вся эта северная кампания должна была стать очень спокойной и предсказуемой.

Вспомогательные части, конечно, не готовились для ближнего боя. Это были саперы и артиллеристы, а также прочие. Однако какую-никакую, а подготовку они получали в этой области. Поэтому, достав из обоза большие ростовые щиты с золотыми орлами на красном фоне, они выстроились и ударили. Как могли.

Колющие удары клинков в сочетании с огромными щитами и латными доспехами работали безупречно.

И раз-з-з-з!

Продвинулись вспомогательные центурии вперед, оттеснив щитами врага.

И раз-з-з-з!

Вновь они повторили свой прием. После чего сделав аккуратный выпад клинком, пронзая слишком тесно прижавшуюся тушку противника.

И раз-з-з-з!

И раз-з-з-з!

Им сильно помогали спешившиеся эквиты. Они не решились атаковать плотные порядки пехоты на своих довольно умеренного веса лошадях, лишенных доспехов. А вот в пешем бою их латы и навыки рукопашников сильно помогли.

Сначала враг зашатался, когда ударом тяжелой кавалерии разомкнули кольцо окружения. Начал оттягиваться. Потеряв настрой и решительность.

Потом – при ударе вспомогательных частей.

И, наконец, Александру удалось ввести в бой гренадеров.

Бам! Бам! Бам!

Многоголосым хором отозвались разрывы ручных гранат в тылу боевого порядка фронтальной линии.

И тут враг не выдержал.

Сначала центр. Ведь именно там применили гранаты.

Люди начали отступать, стремясь разорвать дистанцию с этими залитыми их кровью с головы до ног легионерами.

А потом и фланги стали пятиться.

Еще. Еще. Еще.

Тяжелая кавалерия, наконец, вырвалась из вязкого болота людей и пошла на новый заход для удара. Чтобы окончательно обрушить фланг противника.

И тут войска противника побежали окончательно…

– Мы сделали это! – возбужденно прокричал Александр, подбегая к маме. Но она была бледна и как-то напряжена. – Мам?

– Мы сделали это… – тихо произнесла она, вяло улыбнулась и, пошатнувшись в седле, стала заваливаться на бок.

– Мама! – крикнул Александр и бросился к ней.

Императрицу поймали, предотвратив падение. И ахнули.

Плащ скрывал арбалетный болт, который вошел в сочленение доспехов. Судя по всему – где-то в начале атаки. Потому что крови Анна потеряла очень много. Пульс едва прощупывался, да и была она крайне бледной. По сути, Императрица держалась только на морально волевых качествах. Сейчас же, когда стало ясно, что победа одержана, она расслабилась, потеряла сознание и, не приходя в себя, умерла спустя пару минут…

– Ваше Императорское высочество, – обратился к Александру легат.

– Что? – зарычал в ответ наследник. Так, что легат отшатнулся.

– Очень много раненых врагов…

– Убить! Убить! Убить! Всех их убить! Немедля! – закричал он, сверкая глазами и демонстрируя явную неадекватность.

– Есть, – козырнул легат и спешно отошел в сторонку, косясь на то, как совершенно выведенный из равновесия Александр убито сидит возле трупа матери. Впрочем, ослушаться приказа он не решился. Поэтому уставшие легионеры пошли добивать раненых врагов. Они и сами бы, скорее всего, умерли. Но так шансов не оставалось ни у кого…

Объединенное войско Новгородской республики, Ганзы, «Готландских жлобов» и аристократов нижних земель Священной Римской Империи отходили. Пять сотен кавалерии оставались целыми. А вот пехота понесла просто ужасающие потери. Проведя перекличку спустя трое суток, недосчитались примерно семи тысяч человек. Ранены? Убиты? Дезертировали? Не суть. Их больше не было. А значит, весьма внушительная армия, более чем в пятнадцать тысяч, сдулась вдвое.

Мало того – настроения среди личного состава были очень нехорошие. Не бунт, конечно. Но ни о каком наступлении более помышлять не получалось. И даже напротив – армия спешно отходила к Новгороду. Сомнений в том, что их преследуют и нужно будет давать второй бой, не было ни у кого. Одного они не знали – о смерти Анны и реакции на это событие ее сына, который души в матери не чаял. Его словно с цепи спустили. Только вбитая отцом наука сдерживала наследника от желания попытаться догнать врага любой ценой. Хотелось. Очень хотелось. Но Александр стискивал зубы, предвкушая, ЧТО он сделает с Новгородом, когда до него доберется…

 

Глава 3

8 июня 1386 года, Запорожье

Архип Савельич, командир Запорожского гарнизона, с настороженностью наблюдал за тем, как по правому берегу Днепра приближается армия. Его городок, целиком размещенный на острове Хортица, был невелик. Но представлял очень большое значение из-за того, что подпирал с юга пороги и имел наведенные деревянные переправы на оба берега реки. То есть фактически являлся важным транспортным узлом. Конечно, обводной канал еще не успели окончательно выкопать. Слишком уж велик объем работ для тех лет. Но даже и без него все выглядело весьма привлекательно. В отличие от того же Киева, удержание этого небольшого городка давало очень много выгод.

Укрепить весь остров Дмитрий не успевал. Слишком мало времени и средств у него было. Нет, с деньгами проблем не имелось. Отнюдь. Рук рабочих не хватало, а в особенности квалифицированных. Поэтому он подошел к укреплению Запорожья несколько нестандартно. В частности, он не строил стен и валов, прикрывая периметр. Вместо этого он понатыкал две дюжины крошечных восьмиугольных фортов диаметром в двадцать метров. Набирали их из пиленого бруса, собранного заподлицо, да на железных нагелях, плотно стягивая скобами. Вооружали их легкими орудиями «Саламандрами», арбалетами и гранатами гренадеров. Оказалось дешево и сердито. А главное – взять такие башенки-переростки было очень непросто. Даже десяток бойцов мог сделать очень многое. Кроме того, все такие укрепления друг друга прикрывали, находясь на дистанции боя тяжелой картечи. Да подвалы имелись, где хранился запас продовольствия с небольшим колодцем. Так что гарнизон даже в полной изоляции мог высидеть очень долго.

Противник, подойдя к городу, постарался прорваться наскоком – прямо по мосту. Но не вышло. Слаженный залп «Саламандр» из фортов, прикрывающих переправу, словно доской по лицу, вразумил кавалеристов. Они замешкались. И их приголубил второй залп, нарубивший еще больше фарша из конины и человечины.

Не удалось так не удалось.

И командующий четвертым корпусом коалиции выдвинул на берег требушеты. Точнее, подводы и людей, которые их стали собирать из деталей.

Но и тут подступившую армию ждал облом. Оказалось, что в центральном укреплении расположились батарея нарезных «Единорогов» и воздушный шар для наблюдения и корректировки. Так что после первых же взрывов мастеровые, должные собрать требушеты, разбежались. И «Единороги» спокойно и беспрепятственно смогли уничтожить весь осадный обоз. А потом еще залп накинули прямо в массу войск, стоявших на, казалось бы, безопасном удалении.

В общем – осада вышла занятная.

Скорее даже не осада, а стояние. Грустное такое и безрезультатное. Особенно учитывая тот факт, что правый берег в тех краях довольно крут. Да и с деревьями серьезные трудности. Поэтому даже плотов наделать для высадки в обход моста было невозможно.

Несколько вылазок подошедший корпус, конечно, еще совершил. Тут и три забега по мосту. И четыре заплыва с сабельками наголо. Даже попытку ночного штурма предпринимали. Но все это не принесло никакого положительного результата. Незначительные потери. Однако в тоску они вгоняли знатно. Тем более что в городе жизнь шла своим чередом, и это с правого берега Днепра было видно невооруженным глазом.

 

Глава 4

9 июля 1386 года, окрестности Хаджи-Тархан [73]

Мамай хмуро наблюдал за войском Тимура. Давать бой очень не хотелось. Но отступать дальше без сражения означало потерять репутацию. Почему? Потому что за спиной у него стояла столица его султаната…

Тимур выстроил свои войска совершенно стандартным манером. Вышедшая вперед легкая пехота с большими щитами заняла фиксированную позицию. За ней пешие лучники. Это фундамент – опора ордера. Кавалерия степного типа и небольшая группа персидских всадников в хороших доспехах находились в тылу построения. Они должны были работать от пехоты. Ударили – отошли за нее. И так далее. Для борьбы с кочевыми народностями, окружавшими владения Тимура, очень практичный вариант. Его впоследствии позаимствуют османы, творчески переосмыслив и скрестив с тактикой гуситов. Что, вкупе с массовым применением огнестрельного оружия, принесет им много побед в XV–XVII веках. Однако здесь и сейчас хромому завоевателю Средней Азии хватало и тех наработок, которыми он обладал.

Войско Половецкого султана состояло из дружины Мамая классического степного типа да кочевого ополчения – всего, что удалось стянуть. Он, собственно, и тянул-то потому, что стягивал войска с простора своих весьма просторных владений. Как мог. Ибо народ не сильно горел желанием воевать с Тимуром. Очень уж у того репутация была дурная. А значит что? Правильно. Шли не спеша с постоянными задержками по любому поводу. Лишь бы не успеть.

Мамай решил применить привычную для него тактику.

Кавалеристы-дружинники выдвинулись на сближение с пехотой противника. Их задачей было войти в боевое соприкосновение и, барражируя на удалении в тридцать-сорок метров от строя, осыпать стрелами врага.

Подошли. Завели карусель.

Но большие щиты легкой пехоты Тимура надежно защищали от стрел. А пешие лучники часто и густо отвечали залпами с довольно закономерным итогом. Не прошло и четверти часа с начала атаки, как дружина вынужденно отступила. С довольно значительными потерями. Все-таки конным лучникам сложно тягаться с пешими коллегами.

Как только дружина Мамая стала отходить, Тимур выдвинул из-за пехотных порядков кавалерию и ударил ей в спину. Точнее, обозначил удар, потому что до драки не дошло. Зашевелилось довольно массивное степное ополчение. Индивидуально слабое, но весьма многочисленное, а потому опасное.

Пришлось отходить.

Разумеется, отступление кавалерии Тимура увлекало кочевое ополчение Мамая под удар пеших лучников. На то и был расчет.

Жжжух.

Улетели залпы стрел по практически беззащитным ополченцам.

Те смешались и отступили, впитав в процессе еще четыре залпа.

Мамаю потребовалось около получаса, чтобы навести относительный порядок в кочевом ополчении. Тимур же ждал. Время работало на него. Да и проводить наступление пехотой опасался. Ведь она фактически являлась необученным ополчением, набранным в городах Средней Азии. А значит, держать строй могла только стоя на месте. Двинется вперед – и все – пойдет разрывами. Смешается в кучу. Это могло закончиться печально.

Восстановив порядок в своих войсках, половецкий султан решился на натуральную авантюру в представлении кочевых народов. На таранный удар. В степи его не любили категорически. Но тут он подходил более чем. Жиденькая цепочка легкой пехоты с большими щитами и короткими копьями прикрывала пеших лучников. Опрокинуть их можно было с наскока довольно просто. Даже на тех, не самых могучих лошадях, что имелись у воинов Мамая…

Кое-как выстроившись в две шеренги, дружина степи двинулась вперед, разгоняясь с нарастающей интенсивностью. А за ней устремилось и ополчение.

Разгон.

Удар.

И пехотинцы Тимура разлетелись в стороны, словно кегли, пропуская врага к лучникам.

Одна беда – пики обломились. И скорость потеряна.

Тимур же выдвинул вперед свою гвардию – всадников персидского типа. Лошади линейных пород, но доспехи прикрывают и воина, и его коня. Этакие потомки древних катафрактов. Вот они и атаковали при поддержке союзных Тимуру степных дружин. Те хоть и уступали ядру Мамаева войска в снаряжении, но их было больше.

Это и определило исход сражения.

Замешкавшаяся и завязшая дружина Мамая была опрокинута персидской гвардией Тимура. И побежала. Уже окончательно. А вслед за ней дрогнуло и ополчение, не сильно рвавшееся в бой…

Как Мамай вырвался из этой мясорубки – одному шайтану известно. Потому что он находился на острие атаки, ведя за собой людей в непривычном для них деле. Так что, когда ударили персидские всадники, султан оказался зажат между «молотом» и «наковальней». Потерял коня. Получил несколько ранений. Но выжил и вырвался, несмотря ни на что.

Два тяжелых поражения в течение семи лет и потеря столицы больно ударили по статусу султана. Однако дружина осталась ему верной. Ведь именно он вытащил их из грязи и ничтожества. А вот кочевые рода отворачивались один за другим. Нет, они не гнали его, оказывая гостеприимство. Но главой Белой Орды уже не признавали. Да-да, именно Белой Орды. После разгрома под Астраханью вновь о ней заговорили.

Тимур же хоть и понес существенные потери, но вполне сохранил боеспособность и ждал в Астрахани подхода войск своего союзника – хана Синей Орды Тохтамыша. Тот совсем ослаб в междоусобной борьбе. И самостоятельной силы уже практически не представлял. Однако в текущей ситуации пригодился бы и он. Почему Тимур сидел и ждал? Потому как для него было совершенно очевидно – Мамай отправится к своему благодетелю – Дмитрию. А значит что? Правильно. Нужно было ждать реакции этого человека. Как там сложились его столкновения с войсками объединенной коалиции Центральной Европы? Неизвестно. Какими войсками он располагает и что из них может выделить для поддержки Мамая? Тоже совершенно неопределенно.

Он бы, может быть, и двинулся на Москву или хотя бы на Рязань вот так, наугад. Но вдруг Дмитрий не разбит, а, напротив, смог одержать решающую победу и сохранить свое войско? Ведь могло быть такое? Могло. Поэтому Тимур не решался на подобный риск. Это отсюда, из Астрахани, он мог легко и просто отступить на юг, зная, что так далеко в текущей обстановке Дмитрий за ним не пойдет. А бежать через степь от Рязани или Москвы – идея дурная. Как и встречаться с основными силами противника лоб в лоб… По его субъективному мнению, разумеется. Тот же Тохтамыш, по слухам, рвался в бой. Но оно и понятно – его риски были несравнимо меньше.

 

Глава 5

12 августа 1386 года, Вильнюс

Король Польши и Литвы Владислав не успевал…

Отступив и с трудом собрав остатки своей армии, он отправился в Вильнюс. Кошмарный разгром совершенно деморализовал его людей. Поэтому король хотел забрать казну и отступить во Львов. Хорошая крепость и далеко от границы с этим опасным соседом. Но он не успевал…

Вчера пришло известие о появлении русских всадников севернее города. А значит, пути на юг и запад тоже отрезаны. Ему бы прорываться, только как? Бросить верных людей и огромный обоз с ценным имуществом? Ведь если у пана-атамана нет золотого запаса, от него вчерашние преданные бойцы разбегаются в разные стороны. А ведь поражение под Оршей не только стало сильным ударом по его державе, но и поставило под вопрос права Владислава на правление Литвой. Ведь Ольгерд назначил его преемником вопреки праву наследования. Грядет большая междоусобица, в которой нужно быть при воинах и деньгах, если хочешь выжить. А тут еще этот чертов Дмитрий со своими войсками.

Владислав с раздражением лягнул своего коня шпорами и направился к городской стене.

«Что же делать? Что же делать?» – пульсировало в его голове, сводя с ума.

– Ваше Величество, – покорно склонил голову старый служака. Уже седой. Еще с отцом прошел через многие кампании. В глазах грусть и понимание.

Владислав поджал губы, чуть поморщился и, соскочив с коня, направился на стену. Где и замер.

– Почему не донесли? – тихо спросил король.

– Так вы сами ехали, – пожал плечами старший над этим участком. – Мы думали, что уже кто-то передал.

– Думали они… – фыркнул Владислав и вновь обратил свой взор туда, где молча и спокойно двигались войска Российской Империи.

Оправившись от непростой победы и подтянув из Смоленска модернизированный осадный парк, Дмитрий подошел к столице Литовского королевства. Как тогда, во время прошлой войны, еще с Ольгердом. Только в этот раз договариваться и мириться он не собирался.

Его жена погибла. Новость об этом до него донесли вестовым. И Дмитрий был ОЧЕНЬ зол. Он заигрался, прикидываясь всемогущим. И вот они – первые цветочки. Но себя винить не хотелось. Это было неприятно. Поэтому, персонифицировав свою гнетущую холодную ярость, Император решил мстить тем врагам, кто под руку попадется. Пока не остынет.

Самым удивительным было, что только после смерти Анны он осознал, КАК ее полюбил. Особого тепла и нежности между ними никогда не было. Но эта женщина стала для него настолько близка и важна, что и слов подобрать не получилось бы для объяснения… Словно большой кусок тела от него отрезали. Дышать стало тяжелее. Самодовольство ушло. Даже задор как-то поутих.

Бам! Бам! Бам!

Мерно заработали нарезные «Единороги», всаживая в деревянные укрепления города свои чугунные фугасы ударной инициации. Примитивный инерционный взрыватель прост… был бы капсюль.

Бух! Бух! Бух!

Поднимались взрывы, разбрасывая обломки бревен и землю. Вильнюс еще не успел обрасти хорошими каменными стенами. Поэтому довольствовался общеупотребимыми в регионе древесно-земляными фортификациями.

Бам! Бам! Бам!

Вновь ударили «Единороги», посылая свои смертоносные подарки.

А Дмитрий стоял и смотрел с отрешенным взглядом на творящуюся фантасмагорию. Выстрелы ложились довольно точно. Но случались и перелеты. Вот один такой красиво вошел в окошко небольшого деревянного домика. И спустя мгновение, застеснявшись, тот снял с себя часть крыши. Негоже с покрытой головой перед Императором стоять…

Полчаса обстрела привели к тому, что участок стены и кусок поселений за ним разбило в щепки. Этакая площадь, изрытая воронками, где вперемешку с землей лежали бревна, какие-то бытовые предметы и куски людей.

– Государь, – козырнул подбежавший командир сводного артиллерийского дивизиона. – Боекомплект расстрелян. Прикажешь восполнить из обоза и продолжить?

– «Василиски» и «Кракены» готовы?

– Только-только поставили.

– Все зарядить гранатами. Навести вон туда и ждать приказа, – указал Дмитрий на единственный подходящий участок для построения войск.

И надо сказать, не прогадал.

Навстречу все так же молча выступившим легионерам высыпали воины Владислава, укрывшись большими осадными щитами. Конечно, их всех сильно деморализовала огневая мощь пушек. Раз – и кусок города перемололо в крошево. Тут любой бы струхнул, особенно в те времена. Однако понимание факта окружения и настроя противника сильно сказалось на решимости продать свою жизнь как можно дороже. Они были бы и рады сдаться или отступить. Но не надеялись. Известие о смерти Анны до Вильнюса уже долетело, а потому они не питали иллюзий.

И вот, когда два легиона в наступательном ордере подошли на пять сотен метров, Дмитрий вяло махнул рукой артиллеристам…

Вступать в ближний бой? Зачем? Слабоумие и отвага – не его конек.

Поэтому спустя буквально пару секунд в боевых порядках противника поднялись могучие фонтаны земли и густого дыма. А виновниками их стали два снаряда калибром пятнадцать сантиметров и два – в двадцать пять. Ударные гранаты попали, конечно, не очень точно, но при таком калибре это не принципиально.

Ну и, разумеется, вслед за своими коллегами дали слитный залп «Единороги», все двадцать четыре штуки. Один залп. Больше просто не успели поднести снарядов. Но и этого хватило.

Прозвучала труба. Замахал флажками сигнальщик.

И два легиона мерно двинулись вперед.

Конечно, все силы противника такой артиллерийский налет не уничтожил. Отнюдь. Но контузил и вывел из строя всех тех, кто пережил взрывы снарядов. Оказывать серьезного сопротивления эти воины не могли. Поэтому легионеры расстреливали их из ружей, словно в тире. В упор. А потом так же не спеша продвигались дальше, на ходу добивая своими клинками тех, кто ползал, не имея сил подняться с земли.

Все молча.

Там, где еще пару минут назад стоял многоголосый стон, оставались только умиротворенные трупы.

Никто в городе никакого сопротивления не оказывал. Владислав погиб в бою вместе с остатками верных войск. Горожане забились по углам и молились о спасении, нагородив себе в воображении совершенно чудовищных страшилок и пасторальных, умиротворяющих видов Преисподней. А обоз ценного имущества, столь тщательно собираемый королем Литвы и Польши с города, всецело перешел в руки Дмитрия.

Император же, войдя в город, двигался словно робот. Его два холодных, сверкающих небесной синевой глаза бездушно смотрели на людей. Но ровно до того момента, как не скользнули взглядом по худенькой чумазой девочке. Лет девяти, не больше. Она не плакала, как большинство детей в округе. И была чем-то неуловимо похожа на Анну. Не внешностью, нет. Император этого понять не мог. А главное – она не боялась. Даже напротив, взирала с каким-то сожалением и легкими нотками осуждения во взгляде. Что-то в духе: «Ай-ай-ай, что же ты творишь!» Может быть, конечно, и не так. Может быть, Дмитрию все это почудилось. Но это помогло. Его отпустило. Словно автоматический предохранитель в голове вновь включился, запуская сознание в обычном режиме.

Император как-то неловко улыбнулся. Слез с коня. И присев на колено, поинтересовался:

– Кто ты?

– Девочка.

– У девочки есть имя?

– Арья.

– Арья? – удивленно вскинул брови Дмитрий. – А как оно звучит полностью?

– Арья.

– Ваше Императорское Величество, – робко вмешался стоявший рядом дородный и неплохо одетый мужчина. – Она не местная. Дочь рабыни, которую привезли откуда-то издалека. Это мать ей имя дала.

– А где ее родители?

– Умерли.

– Их убил я?

– Нет, – произнес и еще сильнее склонился мужчина. – Лихоманка прибрала. Брат мой выкупил ту рабыню, да в жены взял. Вот и осталась сиротка у меня на воспитании.

– Почему так плохо одета? – с легким раздражением спросил Дмитрий. – Если дочь рабыни, то никакого ухода не должно? Или рабы по-твоему не люди?

– Нет, что вы, – замахал руками перепуганный мужчина, падая на колени и одновременно умудряясь медленно отползать.

– Тогда почему ты не оказываешь должного ухода племяннице? Молчишь? – произнес Император. Потом медленно извлек клинок и, поддев им подбородок, заставил его поднять глаза. – Или ты мне сейчас говоришь правду, или я тебя убью. Говори.

– Си… сирота. Она сирота. А у меня и у самого пятеро детей.

– Почему сам одет так хорошо?

– Так на последние оделся, чтобы дела вести, нужно уважение оказывать. А какое уважение без должного вида?

– Он врет, – тихо произнесла Арья.

– Что?! Да как ты… – ахнул от возмущения мужчина, но резко заткнулся, потому что клинок пропорол кожу и пустил ему кровь, вызвав непроизвольное испражнение и бурное потоотделение.

– Он постоянно говорит, что я нищенка и дочь рабыни, живущая на этом свете лишь его милостью. Что у меня за душой ничего нет. А сам забрал лавку папы, присвоив ее себе. И товары. Все. Все. Все.

Император плавным движением насадил мужчину на клинок, не сводя взгляда с девочки. У той не дрогнула ни одна мышца на лице. Ее дядя бился в агонии, а она с каким-то торжеством смотрела на это.

«М-м-м… Садистка… – мысленно отметил Дмитрий, – наш человек».

– Пойдешь ко мне воспитанницей? – спросил он у девочки, которая, наконец, перевела взгляд с покойника на Императора.

– А что делать нужно?

– О! – улыбнулся Дмитрий. – Мы договоримся. Если, конечно, ты станешь мне верно служить.

 

Глава 6

2 сентября 1386 года, Новгород

Наследник Дмитрия – Александр подошел к Новгороду в еще более мрачном настроении, чем отец к Вильнюсу. Ведь у того мать умерла не на глазах. Да и история вышла предельно грязная, от чего он заводился еще сильнее.

Как вообще так получилось, что под Валдаем легион попал в такую переделку?

Новгородский посадник, следуя инструкциям Дмитрия, собрал войско и выдвинул его навстречу силам вторжения. Во главе с самыми уважаемыми и родовитыми боярами. Мало того – они даже дошли и встретились с армией противника. А вот дальше все пошло не по плану.

Бояре выехали вперед – пообщаться. К ним подъехали лидеры войск, представляющие Ганзу – стародавнего контрагента. И вместо того чтобы сойтись лоб в лоб, они банально договорились. Бояр, не имевших никакого желания воевать со своими торговыми партнерами, убедить было несложно. Немного послаблений и все – дело сделано. Ведь князь Новгорода для этого чудного города никогда не был авторитетом, если не сидел в пределах стен с войсками. А наказания за попытку предательства в прошлую войну не последовало. Вот бояре и распустились. Обнаглели.

Что было дальше – представить несложно: выдвижение союзников навстречу легиону и неудачная засада. Ее результат долго был не ясен. Да, провалилась. Но смогла ли остановить легион или нет? Это бояре узнали, только добравшись до Новгорода, как и то, что они убили Анну. И это вогнало их в уныние. Ведь никто не знал, что вместе с легионом будут идти жена и старший сын Императора. Это оказалось неожиданностью.

Что теперь делать?

Северная армия совершенно очевидно сорвала свою кампанию. И потрепанный легион, подпираемый поредевшим отрядом Тевтонского ордена, уверенно приближался к Новгороду. Ничего хорошего это не предвещало. И воины, узнав о том, что произошло, стали разбегаться во все стороны. И не только малыми группками да поодиночке. Например, отряд Готланда уехал целиком сразу, как только стало известно о приближении легиона. От них едва треть осталась из-за страшных потерь там, под Валдаем. Именно по ним ударила тяжелая кавалерия… Остались только наемники Ганзы, войска из Нижней Германии и личные дружины новгородских бояр. Суммарно – едва за три тысячи. Да, легион был потрепан. Но все равно, против него они не имели никаких шансов. Железная дисциплина, стальные латы, ружья, ручные гранаты и пушки компенсировали это незначительное численное превосходство с лихвой…

Бах! Бах! Бах!

Дали беглый залп четыре нарезных «Единорога», разнеся в дым угловую башню древесно-земляных фортификаций старого торгового города. Город только-только начал строительство новых каменных укреплений, и большая часть старых все еще была весьма архаичной.

Бах! Бах! Бах!

Вновь отработали орудия, после корректировки наведения, разнося вдребезги очередную цель.

А объединенное войско спешно отступало из города. Кто куда, но основные силы, конечно, на Ладогу, где стоял флот Ганзы. Ни у кого не было ни малейшего желания вступать в бой.

Не прошло и пять залпов, как старший сын Дмитрия поднял руку, прекращая обстрел, потому как из города пешком вышел архиепископ. Прямо там, где участок стены с башней уже обратился в руины.

– Чего тебе, Отче? – холодно поинтересовался Александр, не слезая с коня, когда архиепископ дошел до него и согнулся в глубоком поклоне.

– Они ушли. Не ломай город.

– Кто они? – скривился наследник Дмитрия. – Предатели, которых поддержали новгородцы?

– Они ни с кем совета не держали и Вече не созывали.

– И не созовут более… – поджав губы и прищурившись, произнес Александр.

– Не бери грех на душу, не убивай невинных горожан. Все понимаю. Убей меня, но не трогай их.

– Неравнозначный обмен, – с усмешкой отметил наследник. – Предательство отца. Убийство матери. Вероломное нападение на легионеров и наших союзников. За это кто-то должен серьезно ответить. Неужели ты думаешь, что я так прощу вас за такой дешевый откуп? Да и тебе великая честь. Мучеником на старости лет станешь. Тебе ведь немного осталось. И меня, дурачка, вокруг пальца обведешь. Так, что ли? – произнес Александр и с раздражением посмотрел на архиепископа. Долгое общение с отцом не прошло даром. Мыслить он тоже стал совсем необычно для местных жителей.

– Чего ты хочешь? – поиграв желваками, поинтересовался архиепископ.

– Новгород. Весь Новгород. Я смирю свой гнев только в том случае, если вы все принесете клятву верности Империи, сдадите всех причастных с потрохами и отдадите миром Вечевой колокол.

– Так как же так? Как же мы без него?

– Как Смоленск или Киев, Владимир Великий или Нижний Новгород. Под властью законного монарха в составе Российской Империи. И бояр у вас тоже не будет. Ибо гнилые они без меры.

– Мы можем подумать?

– До утра. Утром я вновь начну обстрел. И грабежей не будет. Потому что я применю сразу зажигательные снаряды. Чтобы одно большое пепелище осталось на месте города. Чтобы огонь очистил землю от тлетворного влияния предательства.

– Что будет с родичами предателей, если мы примем твои условия?

– Я их казню. Быстро. Без мучений.

– А с их имуществом?

– Заберу в казну.

На том и разошлись.

У Александра действительно имелись зажигательные снаряды. Прихватили их для боя по кораблям. Вдруг там окажутся крупные нефы? Вот, чтобы много пороха не жечь – вогнать один в борт и забыть про это водоплавающее средство. Правда, мало их было. Производство фосфора пока не удавалось толком наладить даже в лаборатории. Зажигательных снарядов было хоть и немного, но на то, чтобы выжечь дотла город, подходяще. А там, где не хватит жара, добавят пушки обычными гранатами. Того добра хватало.

На рассвете следующего дня вместе с архиепископом высыпала куча люду. Все пешком. Шапки сняты. Крест несут.

В общем – присягнули. А куда им деваться? Все, кто мог, из города и так уже сбежали. Даже родичи ночью налегке удрали. Ведь жить впроголодь намного лучше, чем сытно кормить червей собственным телом. А этим податься было некуда. Бедняки, ремесленники, мелкие купцы и прочая разночинная братия.

Две недели войско отдыхало в городе, ожидая каверзы. Но ничего не происходило. Хотя должно бы. А потом пришла финальная новость – флот противника снялся с якорей и покинул Ладогу. С ними уходило едва за тысячу человек. Городок, конечно, напоследок ограбили до нитки. Да, но и леший с ним. Главное – ушли. И кампания 1386 года на севере в целом завершилась.

 

Глава 7

2 декабря 1386 года, Охтинский мыс

Несмотря на занятие Новгорода войсками Российской Империи, война в тех краях не закончилась. Да, германский флот и остатки их войск отступили, очистив от своего присутствия регион. Однако местным боярам, обвиняемым в предательстве, куда деваться? «Заграница нам поможет» не сработало. Пока ты на коне – ты нужен, а когда в опале – никто даже руки не протянет.

Разбежавшись по своим удаленным усадьбам, вчерашние новгородские бояре начали заниматься откровенным разбоем. И Александр был вынужден на него реагировать, сжигая одну усадьбу за другой. Конечно, никакой организованной оппозиции не было. Бояре просто не имели физической возможности поддерживать между собой связь, так как все города и ключевые, узловые для логистики участки заняли войска Империи. Ведь Александр сразу после Валдайской битвы отправил в коронные земли приказ о поднятии части городовых центурий. Вот они и подошли весьма своевременно.

Разрозненные и лишенные своих привычных источников дохода бояре отчаянно агонизировали без какого-либо шанса на успех. Даже съехать по старинному обычаю было некуда – новость о взятии Вильнюса и гибели Владислава довольно быстро разошлась по округе. А значит, и в Литве их ждут только боль и унижение. Ситуация усугублялась еще и тем, что весьма бедные на сельскохозяйственный урожай земли бывшей Новгородской республики банально не позволяли этим отрядам прокормиться. Им требовался доступ к торговой инфраструктуре и продовольственному импорту. Но его не было. И им приходилось раз за разом подставляться, совершая набеги. Почему подставляться? Потому что сидели бы тихо – никто и не пошел к ним. А потом и грехи замолить удалось бы. А так Александр им ничего не спускал и не забывал, вырезая рода под корень со всеми, кто оказывал им поддержку. Грубо, сурово. Но простить смерть матери из-за вероломного предательства он пока не мог.

Ситуация усугублялась еще и тем, что наследник получил от отца весьма увесистое письмо с обширными инструкциями на тему того, что нужно делать. И там, кроме детального описания методов борьбы с партизанами, шли распоряжения о возведении различных объектов. В частности – мощной крепости в устье Невы.

Не сильно напрягаясь с выбором места, Дмитрий решил поставить данную фортификацию на проверенном временем месте – Охтинском мысе. Ближайший к Невской губе незатопляемый участок. Крепость получила название Санта Анна на латинский манер в честь погибшей Императрицы, происходившей из знатного венецианского рода. Удобное расположение и нарезные «Единороги» позволяли надежно запирать Неву от случайных гостей. И строили ее сразу на века. Землебитная технология с кирпичной облицовкой. Правильная геометрия для фланкирующего прикрытия куртины. Крепкие башни-форты. А главное – удобная площадка для большой артиллерийской батареи, способной надежно запечатать проход по Неве. Ну и прикрыть порт, расположенный чуть выше по течению Невы.

Впрочем, главная сложность для Александра была не организация строительных работ на довольно удаленном острове. Отнюдь. Самым непростым оказалась необходимость правильно осудить тех, кого захватывали в боярских усадьбах. Кого из них отправлять под нож секвестора, а кого на строительные работы. Ведь кроме крепости следовало возвести три обводных канала: на Волхове, на Неве и на Ладоге. Причем в довольно сжатые сроки. И тут важно не промахнуться. Сохранять жизнь непримиримому врагу было так же неразумно, как и казнить случайного участника…

 

Глава 8

12 декабря 1386 года, Львов

Дмитрий внимательно рассматривал раскинувшийся перед ним город – Львов – новую столицу Польского королевства. Таковым он стал недавно, сразу после полного разорения русскими войсками Кракова в кампании 1371 года. Император тогда камня на камне там не оставил. Да и вообще – ударил по польским землям с особенным рвением рука об руку с Мамаем. Львов остался одним из немногих городов, сохранившимся в целостности…

Приятные воспоминания о былом.

Да и в эту кампанию стратегическая картина складывалась для России неплохо.

После победы под Оршей Дмитрий с основным корпусом из четырех легионов и частей усиления отошел на северо-запад, к Вильнюсу. Довольно сильную крепость Смоленска оставался прикрывать легион, подпертый городовыми центуриями гражданского ополчения. Что совершенно исключало возможность войскам коалиции пройти восточнее. Поэтому Сигизмунд, не пытаясь предпринять повторное наступление, отошел на юг – к Киеву, который к тому времени безуспешно осаждал второй корпус сил вторжения. Безуспешно потому, что дюжина нарезных «Единорогов» срывала на корню любые осадные мероприятия. Так что вся осада сводилась к стоянию неподалеку. А Днепр, полностью контролируемый русской флотилией парусно-гребных стругов с «Саламандрами», обеспечивал снабжение города продовольствием и боеприпасами. Так что Киев даже морить голодом полноценно не удавалось. С Запорожьем ситуация была аналогичная. По левому берегу Днепра уже был отрыт пусть и жиденький, но обводной канал, позволяющий обходить пороги. Что, в свою очередь, обеспечивало надежные поставки продовольствия в Запорожье. Да и вообще, несмотря на все усилия коалиции, судоходство по Днепру не прерывалось, оставаясь довольно насыщенным и безопасным…

Но вернемся к Киеву.

Именно там Сигизмунда настигли печальные новости с севера. Корпус, вторгшийся в Новгородские земли, уничтожен. Новгород, добровольно перешедший на сторону коалиции, пал, а его бояр усердно режут, искореняя предательство. Вильнюс, в котором оказался запертым Владислав с остатками верных войск, тоже пал. Сам король Польши и Литвы погиб. Казна Литвы захвачена русскими. А сам город принес присягу на верность Императору. И теперь Дмитрий продвигается на юго-запад – к Львову.

Мрачные новости.

Особенно если к ним присовокупить проигранное генеральное сражение и полный провал осады как Киева, так и Запорожья. Днепр стал непроходимой границей для сил вторжения. Вся кампания фактически потерпела сокрушительное фиаско. И это было ясно не только самому Императору Священной Римской Империи, но и многим его офицерам.

Не прошло и трех часов с прихода вестового, как оба корпуса стали сниматься с лагеря. Наступление Дмитрия на Львов грозило обрезать снабжение Киевской группировки. Этого допустить было нельзя. Да и лоб в лоб встретиться с легионами Императора России эти хоть и многочисленные, но весьма деморализованные силы не готовы. Поэтому у Сигизмунда оставался только один путь – отступить быстрее и не позволить его обрезать, окружить и заставить армию страдать от нехватки продовольствия. Тем более что легионы двигались отягощенные осадным парком.

Сказано – сделано.

Одна беда – росло дезертирство из-за очень напряженного продвижения. Люди просто не выдерживали. Сигизмунду на это было плевать. Он всячески поспешал, стараясь как можно скорее выйти из-под удара. Но не успел. К западу от Львова передовые части его армии встретили отдельный конный полк Российской Империи. Они не знали, что тот действовал отдельно, повторяя прием, совершенный под Вильнюсом. Поэтому Сигизмунд загнал остатки своих войск во Львов. Крепкая каменная крепость давала хоть какую-то иллюзию защиты, да и дезертирство в какой-то мере прекращало. Очень сложно было убегать, перелезая через высокие стены.

А вот русские войска не спешили, изрядно нервируя.

Сначала отдельный конный полк организовал регулярные разъезды вокруг крепости, удерживая ее в напряжении. Потом, через неделю, появилась пехота легионов, принявшаяся строить укрепленные лагеря и осадные позиции.

Казалось бы – зачем? Ведь могущество нарезных «Кракенов» и «Василисков» прекрасно было подтверждено под Вильнюсом. Они могли чуть ли не с походного ордера развернуться и в считаные часы превратить все эти укрепления в щебенку. Так-то оно так. Только снарядов к ним было мало. Их просто в Смоленске не было в достатке – не успели подвезти. А «Единороги» поиздержались во время сражения под Оршей и осады Вильнюса. Конечно, обоз из Москвы с боеприпасами уже шел, но когда он еще доберется?

Посему Император решил поступить хитрее.

Во Львове сидел не только Сигизмунд, но и Ядвига – королева Польши и Литвы, а также ряд значимой богемской, польской, литовской и германской аристократии. А вместе с ними войска, в обнимку с горожанами. Кроме того, Львов был важным логистическим узлом, обеспечивающим действие сил вторжения. То есть серьезные запасы продовольствия там имелись. Из-за чего Дмитрий начал демонстрацию подготовки к длительной, основательной осаде.

Из города все эти приготовления выглядели просто и однозначно – Дмитрию был нужен Львов. И желательно целый. Что автоматически настраивало простых обывателей против воинов и аристократии. Конечно, они ничего сделать не могли против уставших, злых и, что важно, вооруженных людей. Но фундамент нервозной обстановки в городе был заложен крепкий.

На третий день после подхода пехоты работы в целом завершились. Четыре легиона сели в индивидуальные укрепленные лагеря, запирающие город с основных направлений. А кавалерия, действующая из второй линии укрепленных лагерей, перекрывала своими разъездами все пространство между легионами.

Иными словами – к обороне подготовились. Пора было переходить к более энергичному заигрыванию с обреченными. Вот Дмитрий и распорядился сделать два демонстративных выстрела из «Кракенов».

Тяжелые чугунные снаряды диаметром в двадцать пять сантиметров не только громко ухнули, но и оставили после себя огромные воронки. Прямо перед воротами. Не требовалось великого воображения, чтобы представить – что будет с городом, начни они залетать туда.

Расчет Императора оправдался полностью.

Не прошло и четверти часа, как из ворот, ближайших к лагерю-ставке, выехала делегация переговорщиков. Не понять такого толстого намека они не смогли, как и проигнорировать.

– Ваше Императорское Величество, – учтиво произнес брат покойного Владислава, кивнув.

– Казимир? Я удивлен. Почему не вышел Сигизмунд? Неужели он способен только убивать безоружных братьев?

– Он неважно себя чувствует, – с едва заметной усмешкой отметил Казимир. – Ваше Императорское Величество, мы все прекрасно понимаем, что находимся в непростом положении. Это оружие… оно чудовищно.

– И вы все, как я понимаю, не хотите, чтобы я им обстреливал Львов?

– Безусловно. Нам бы хотелось узнать условия, на которых ты примешь сдачу Львова. Ты ведь этого хочешь, не так ли?

– Не совсем. Сигизмунд должен предстать перед судом за убийство брата – законного Императора Священной Римской Империи. А мой внук, Карл, занять свое место на престоле Богемии.

– Карл? Он жив?

– Да, как и Ирина с Маргаритой.

– Это… это неожиданно. Хотя ходили разные слухи.

– Понимаю. Далее. Ядвига должна принять постриг и удалиться в монастырь, уступив престол Польши законной наследнице – Елене.

– Но Ядвигу выбрала польская шляхта.

– Шляхта нарушила закон о престолонаследии. Я благородно позволяю ей исправить допущенную ошибку. В противном случае мне придется применить силу.

– Кхм… – поперхнулся Казимир, оглянулся, поглядывая на кирасир и легионеров. – Хорошо, я сообщу им. Что-то еще?

– Литовское королевство в полном составе должно отойти к Российской Империи.

– Что?! – ахнул брат и наследник Владислава Ольгердовича.

– Литва – моя. И любой, кто попытается это оспорить – умрет. Это ясно?

– Более чем… Мы можем подумать? – хмуро поинтересовался Казимир.

– Сколько вам нужно времени?

– Дня три.

– Хорошо. Утром четвертого дня я начну обстрел города.

– Мы, скорее всего, не сможем договориться по всем вопросам. Сигизмунд ни за что не пойдет на суд. Это ведь гарантированная позорная смерть на эшафоте.

– Это ваши проблемы. Сигизмунд, как ты сказал, плохо себя чувствует. Если он не доживет до суда, то я пойду вам навстречу и посчитаю этот пункт выполненным. Да и вообще – с трупами я не воюю.

– Я все понял, – кивнул Казимир и, поклонившись, вернулся в крепость. А вместе с ним и воины сопровождения, прекрасно слышавшие разговор и понимавшие его.

Мог ли Император выполнить свою угрозу?

Нет, конечно. У него имелось всего по десятку снарядов на каждый осадный ствол и по три десятка – на «Единороги». Но разве об этом кто-то знал в городе? Отнюдь.

Поэтому что? Правильно. Они будут исходить из того, что утром четвертого дня на Львов начнут падать вот такие вот двадцатипятисантиметровые подарки. Кому такая перспектива понравится? Разумеется, никому. Ситуация усугублялась еще и тем, что вместе с Казимиром были его воины. А значит, через несколько часов весь Львов будет знать требования Императора. Со всеми, как говорится, вытекающими.

Таким образом, Дмитрий обеспечивал смычку раздраженного населения с теми самыми вооруженными людьми. Конечно, не все взбунтуются. Кто-то сохранит верность монарху. Однако их количество будет довольно незначительно. Мало кому охота будет умирать за потерпевшего поражение неудачника с репутацией братоубийцы и узурпатора. О положении Ядвиги так и вообще речи никакой не шло. Как и о Литовском королевстве, которое и так уже заняли войска Российской Империи.

Несмотря на это, бурление «густых субстанций» в столице Польши продлилось на удивление долго.

Лично преданные Сигизмунду войска заперлись в палатах и крепко держали оборону. Они настолько знатно забаррикадировались, что взбунтовавшимся пришлось дымом выкуривать их из укреплений. Только перестарались слегка… ну или нарочно. Гнилушки – страшная сила. Несколько часов выкуривания. А потом топорами быстро взломали баррикады и достали свежих покойничков еще тепленькими.

Кампания на западе закончилась. Насколько это было возможно в той ситуации. Сложность заключалась только в том, что непонятно с кем заключать договора. Ядвига ведь тоже задохнулась в том дыму. А Сигизмунда бы, конечно, лучше было взять живым. Чтобы все по уму и по порядку оформить. Но что сделано, то сделано.

Оставался, правда, третий корпус, осаждавший Запорожье. Но, со слов Казимира, туда еще при отступлении от Киева послали гонцов. Так что скорее всего осада снята, а войска медленно отходят на Балканы.

 

Глава 9

10 мая 1387 года, Хаджи-Тархан

После поражения под Хаджи-Тарханом события в степи развернулись вполне предсказуемо, как для Тимура, так и для Дмитрия. От Мамая отвернулись все его сторонники, и он оказался вынужден бежать в Москву. Больше просто некуда.

Зачем? Чтобы получить поддержку и вернуть престол. Ведь он был нужен Дмитрию и прекрасно это осознавал. Поэтому очень обрадовался желанию Императора созвать Курултай султаната, ожидая своего повторного утверждения через этот важный для тюркских народов общественный институт. Степь уважала Дмитрия и не могла ему отказать в призыве. Тем более что он был носителем золотой пайцзы, выданной ему еще ханом единой Золотой Орды. Таких людей было немного и с ними считались. Мало кто в степи радовался падению ее значения и могущества. Многие испытывали ностальгию по былым дням.

Несмотря на ожидания Мамая, Дмитрий вынес на повестку Курултая два довольно острых вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?». Тот даже растерялся от такого поворота.

Крайнего нашли быстро. Им оказался Мамай, весьма непопулярный последнее время в степи. Два серьезных поражения и потеря столицы лишили его уважения у грубоватой и простой аристократии султаната. Ведь тот, кто побеждает, за тем и Бог. Обвинили. Осудили. И казнили. Быстро. Оказывается, у Дмитрия для этого все было готово. Получаса не прошло, как голова Мамая упала в корзину секвестора. А следом отправились и преданные ему войска – их к тому времени уже подпоили и скрутили без лишнего шума. Не очень красиво, но мстители Императору были не нужны, как и эксцессы.

Вообще-то изначально казнить Мамая не предполагалось, ведь его дочь не так давно была выдана замуж за младшего сына Дмитрия. Планировалось просто отстранить его от власти и поселить где-нибудь с почетом. Но вот беда – девушка умерла родами. Все-таки уровень развития медицины, несмотря на все усилия Императора, был еще совершенно ничтожный. Поэтому Константин Дмитриевич, удрученный потерей и своей супруги, и своего первенца, нисколько не возражал обезглавливанию бывшего тестя.

А дальше, не давая участникам Курултая отойти от зрелища казни, Дмитрий выставил свою кандидатуру на престол султаната. Прямо там, на площади у секвестора. Ну а что? Воинская удача при нем. Деньги есть. Земли есть. Войска есть. Даже золотая пайцзы имеется. Всем кандидатам кандидат.

Оспаривать самовыдвижение никто не решился, как и голосовать «против».

С одной стороны – страшно. Тут и дураку было понятно, что Император все это подстроил. А отправиться вслед за Мамаем никому не хотелось. С другой стороны – а почему, собственно, нет? За последние два десятилетия экономические и политические связи между Москвой и степью Белой Орды так окрепли, что никто уже и не мыслил жить порознь. Империи требовались мясо, кожи и шерсть. Степнякам – промышленные товары и защита. Да-да, именно защита. Потому что справиться с войсками Тимура они сами не могли.

Так что теперь, в разгар весны 1387 года, Дмитрий спускался к столице Половецкого султаната на кораблях Волжского флота. Новым подданным требовалось доказать свою дееспособность и право на управление степью.

Волжский флот… Звучит-то как? И выглядело не хуже.

Для достижения гегемонии в бассейне Волги и Каспийского моря Дмитрий начал еще в 1385 году строительство парусно-гребных кораблей. Получились довольно интересные небольшие шхуны с развитым парусным вооружением и банками тяжелых весел, на каждом из которых садилось по три-четыре человека. Действовать на совсем уж мелководье они полноценно не могли из-за осадки. Но ходить по относительно крупным рекам были в состоянии. Причем быстро. А еще они несли пушки. Что, совокупно с возможностью уверенно действовать в Каспийском море, было бесценно. Да и тренировка изрядная.

Бух! Бабах!

Жахнул выстрел «Единорога», изумив всех гостей и жителей Хаджи-Тархана. Особенно после внушительного взрыва, поднявшего массу грунта в воздух и осыпав в округе. Но весьма аккуратно – чтобы ничего не повредить. Рано было пускать кровь.

Тимур вздрогнул и, чуть помедлив, вскочил, бросившись к окну. Оттуда открывался прекрасный вид на Волгу. Легкие шхуны шли в кильватере, прибирая паруса и выставив весла. Семь штук. Не так, чтобы много, но они несли артиллерию и множество латников – легионеров…

Казалось бы – как целый флот мог пройти по реке незаметно? Однако ничего странного в этом не было. Степное протогосударство, существовавшее в те годы на просторах Дикого поля, просто не обладало необходимыми ресурсами для осуществления подходящей системы оповещения. Чем активно пользовались ушкуйники XIV–XV веков, неоднократно и совершенно безнаказанно грабившие города татар по Волге и Каме. С другой стороны – даже если кто что и заметил, то с какой стати ему бежать к вторгшемуся на их территорию врагу – Тимуру – с докладом? Поэтому подход кораблей для воинственного хромца оказался полной неожиданностью.

Конечно, его войска заняли этот город в дельте Волги после разгрома Мамая. И были под рукой. Одна беда – полностью дезорганизованные и расслабленные. Требовалось время, и немалое, чтобы привести их в порядок и организовать оборону. А его не было. Переговоры напрашивались сами собой, будучи больше в интересах Тимура, чем Дмитрия. Поэтому не прошло и получаса, как на портовом песке за пределами городских стен встретились хромой завоеватель Средней Азии и Император России. Дмитрия с тыла прикрывали пушки и ружья легионеров. Тимура – многочисленные стрелки из лука, довольно бесполезные против лат, но все-таки – хоть какое-то успокоение.

– Доброго утра, уважаемый, – по-арабски произнес Дима. Он на нем говорил очень неплохо после променада на Ближний Восток.

– И тебе добра, – сказал Тимур в ответ, внимательно вглядываясь в своего противника. Северные латы завораживали, как и удивительная крепость воинов пехотного полка первого Московского легиона. Хорошее питание и постоянная физическая нагрузка на протяжении многих лет давали о себе знать.

– Мамай мертв, – продолжил Император уже на половецком языке, прекрасно понимаемом Тимуром. Ведь будучи барласом, он от рождения разговаривал на близком языке. Еще владел монгольским и персидским, в отличие от арабского языка, с которым хромец был знаком поверхностно.

– Этого следовало ожидать.

– Я казнил его.

– Казнил? – удивился Тимур.

– Курултай Половецкого султаната низложил Мамая и избрал меня новым султаном.

– Что?! – совсем уж округлил глаза хромоногий завоеватель.

– И теперь в моих руках Божьей милостью Российская Империя, что простирается от Балтийского моря на севере до Русского на юге и от Вислы на западе до Волги на востоке.

– Хм… – выразительно промолчал Тимур, все еще никак не отойдя от неожиданности. Да и пространство, которое Дмитрий смог взять под свою руку, выглядело впечатляюще.

– А теперь скажи – почему ты занял мой город? Разве мы не торгуем для общей пользы друг друга? Разве я покой на Волге не обеспечиваю тебе?

– Я… я воевал против Мамая.

– Теперь его нет. Ты хочешь продолжать войну?

– Тебя выбрал Курултай?

– Да.

– Неожиданно… – покачал Тимур головой. – Но нет. Я не хочу с тобой воевать.

– Сколько тебе нужно времени, чтобы увести своих людей из моего города? Спокойно и без лишней спешки.

– Завтра к утру они покинут город.

– Хорошо. Но если завтра к утру твои воины все еще останутся в этом городе, я буду считать, что ты напал на меня. И буду вынужден атаковать.

– Я понял тебя, – хмуро кивнул Тимур.

– Надеюсь, этот неприятный инцидент не отразится на нашей торговле?

– Не отразится, – поджав губы, произнес хромой завоеватель Средней Азии. Ему было неприятно вот так мирно отходить из занятого им по праву города. Но, столкнувшись с войсками Императора вживую, а не понаслышке, он потерял всякую надежду на победу. Даже здесь и сейчас, видя перед собой довольно небольшое воинство, Тимур прекрасно осознавал, что едва ли сможет его уничтожить, навалившись всеми силами. Пять сотен латников при ружьях и пушках. Это было непреодолимое препятствие на пути к победе. Ведь о могуществе артиллерии ему советники все уши прожужжали. Да и о ружьях с латами щебетали только восторженные тирады. Когда-нибудь, может быть, он сможет разгромить этого наглого и удачливого северного варвара. Но не сейчас.

 

Глава 10

2 июля 1387 года, Москва

Наконец-то дом.

Эти годы совершенно его измотали.

Он побеждал. Словно бы кто-то проклял его на успех. И уже действительно смог собрать огромные земли по меркам тех лет. Очень немногие государства в истории когда-либо достигали таких размеров. Его Империя простиралась от Балтики на севере до Русского моря и Каспия на юге, от Вислы на западе до Волги на востоке. Старший сын и наследник принял титул короля Польши, которая, после его восхождения на Императорский престол, присоединится к России. Внук занял трон Богемии при регентстве своей матери Ирины – дочери Дмитрия. Другой сын, только уже бастард, появившийся на свет от его связи с дочерью из рода Висконти, должен наследовать в Царстве Иерусалимском, занимавшем весь Передний Левант и Кипр.

А ведь все начиналось в далеком 1359 году в маленьком княжестве на берегу Москвы-реки. Неполные три десятилетия – и такой успех! Любой бы человек радовался, да чего уж там – порхал, окрыленный подобной удачей. Любой, но не Дмитрий.

Анна умерла.

Первая боль, самая сильная и острая, прошла. Но вместо нее пришла тоска. Черная, тяжелая, гнетущая. И что с ней делать, Император не знал. Ничего не хотелось. Ничто не радовало. Время от времени удавалось окунуться с головой в дела. Только это и спасало. На непродолжительное время…

Дмитрий медленно прошел по огромному монолиту могучей Имперской башни – его главной резиденции. Шутка ли? Сто пятьдесят метров без учета шпилей. Для XIV века – невероятно высоко. Даже Александрийский маяк, еще не разрушенный землетрясением, задирался всего на сто сорок метров. Тут же чрезвычайную высоту сооружения усиливали Боровицкий холм со специальным массивом фундамента Акрополя. В итоге – башня просто нависала над округой и натурально восхищала, вызывая ассоциации с небожителем.

Гранитная кладка, мраморная облицовка, как внешняя, так и внутренняя. Этажи-этажи-этажи…

Император не пожалел сил для оснащения своей резиденции по последнему слову техники. Сбалансированные противовесами лифты, висящие на стальных тросах, приводились в движение паровыми машинами. Паровое отопление, позволявшее поддерживать тепло и уют в башне в любую погоду. Подача горячей и холодной воды на все этажи через ступенчатую систему насосов и опорных резервуаров. Туалет с водяным смывом, да на каждом этаже. Общая система канализации позволяла откачивать насосом получавшуюся жижу прямо из резервуара в подвале. И многое другое. Даже принудительную систему вентиляции этажей сделали. Иными словами – резиденция Императора была наиболее высокотехнологичной постройкой в мире в те годы.

Поднявшись по цепочке лифтов, Дмитрий оказался на просторном и воздушном верхнем этаже. Это было очень удивительно – в те годы на самый верх отправляли наиболее бедных. Самые богатые и влиятельные предпочитали селиться на первом этаже. Однако Дмитрий считал, что «главнюк» должен был по утрам видеть из окна всю округу. Поэтому не только забрался на самую верхотуру, но и озаботился установкой многочисленных и поистине огромных окон – трехслойных стеклопакетов, деревянных, но какая разница? Главное – помещение постоянно было залито светом и открывало потрясающий вид на все вокруг.

Выше августейших покоев располагался только шпиль с государственным флагом, крупный узел связи гелиографа, стационарные наблюдательные пункты и ангар с привязным аэростатом. То есть только небольшое количество технических помещений.

Все старые постройки, в которых они с Анной раньше ютились, уже канули в Лету. Перестройка Москвы была крайне интенсивной. Сейчас ее было и не узнать. Могучие стены крепости. Плотная «питерская» застройка трех-, четырехэтажных кирпичных домиков с арками и внутренними дворами. Относительно просторные мощеные дороги с тротуарами. Водонапорные башни. Пожарные каланчи. Да и пригород тоже разросся и изменился до неузнаваемости. Огромный гостиный двор, стадион, ипподром, система фортов и прочее, прочее, прочее. Картину завершало обширное водохранилище, охватывающее Москву с востока и юга… От прошлого практически ничего не осталось. Поэтому эти покои – последнее, что было у Дмитрия для воспоминаний об Анне. И он зависал там днями напролет.

– Пап, – тихо произнес, тронув Императора за плечо, старший сын – Александр. Он уже вернулся из провинции Словения для доклада о текущем положении дел и обсуждения ряда важных вопросов.

– Что-то важное? – глухо отозвался Дмитрий, буквально медитируя перед фотографией своей покойной супруги. Он был очень рад, что сделал их множество, даже несмотря на ее протесты. Анна побаивалась фотоаппаратов.

– Мы тут подумали, что маме нужно поставить памятник…

– Что? – как-то оживился Император.

Александр же едва заметно улыбнулся. Он прекрасно понимал – эта хандра его родителя до добра не доведет. Нужно как-то вытаскивать его с того света, куда он так целенаправленно вгоняет себя тоской, стремясь уйти вслед за мамой. Конечно, ему хотелось занять место отца и стать Императором. Но Александру хватало благоразумия понять – пока не время. Да и Дмитрий, уделивший развитию собственных детей столько времени, был для них всех непререкаемым авторитетом. Причем без заоблачной дистанции. Своего рода вожак стаи. Их общей стаи, в которой не было различий между мужчинами и женщинами – всех учили вгрызаться в реальность во славу и благополучие августейшей фамилии и Империи. И все эти волчата, выросшие с «во-о-о-т такими» зубами и острым умом, нуждались в нем, признавая превосходство отнюдь не по праву рождения. Иначе бы никто и не полез вытаскивать из смертельно опасной черной тоски.

– Мы с братом и сестрой хотим заказать у хорошего скульптора памятник маме. Из мрамора или бронзы. Как ты на это смотришь?

– Я? Хм. А это идея, – впервые за долгие месяцы улыбнулся Дмитрий.

А дальше закрутилось.

Сын натолкнул Императора на мысль о том, как сделать так, чтобы Анна никуда не уходила. Так, чтобы она оставалась живее всех живых.

После завоевания Новгорода и начала строительства города-крепости Санта-Анна Нева должна была превратиться в одну из наиболее важных речных магистралей Российской Империи. Ведь, при должном усилии, из нее можно было проложить судоходный путь в Белое, Русское, Азовское и Каспийское моря. Да, придется потрудиться, но Дима помнил – это не только нужно, но и вполне реально. Особенно если рассматривать этот «судоходный перекресток» как стройку века и так же к ней подходить. А значит что? Правильно. Устье Невы приобретет важнейшее международное торговое и политическое значение. «Все флаги будут в гости к нам», – как говаривал Петр Великий. Вот Дмитрий и решил поставить свою «статую свободы» в тех краях.

Задумка была проста и изящна… в какой-то мере.

Прежде всего – мощный, массивный гранитный двухъярусный постамент на острове, где Петр Великий заложил Петропавловскую крепость. Первый уровень постамента должен быть выполнен в виде «звезды Лакшми». Прочное гранитное основание высотой десять метров и изрядной площади должно было спасать статую от подтопления. Второй уровень – тоже гранитный, но уже ступенчатый. Он был нужен не только для возвышения статуи, но и как балласт, в котором фиксировались бы опоры каркаса. Этакий противовес-балансир.

Дело непростое. Но наличие буквально под боком гранитных каменоломен должно было облегчить решение этой задачи.

Сама же статуя представляла собой совершенное уникальное для эпохи решение. Могучий каркас из железных балок, которые после обработки должно было соединить гигантскими болтами в единое целое. Этакую хорду статуи со всего двумя точками крепления к основанию. На нее, в свою очередь, навешивался вспомогательный пространственный каркас из железных балок сильно жиже. А потому он казался поистине воздушным, по сравнению с натуральной корягой хорды. А потом, поверх, уже крепилась оболочка, отчеканенная из тонких листов меди по деревянным формам.

Сложность заключалась в том, что ни Дмитрий, ни его люди все нормально рассчитать не могли. Поэтому было решено поступать так, как в свое время сделал Гюстав Эйфель – то есть взять многократный запас прочности. Чтобы точно не развалилось.

Иными словами, Дмитрий в целом повторял инженерное решение «статуи Свободы» в Нью-Йорке. Только с большим размахом и иным внешним видом. Ведь его женщина восседала на могучем коне породы дестриэ. Закованное в латы животное встало на дыбы, норовя ударить копытом. А Анна, привстав в стременах, указывала обнаженным клинком в небо – салютовала. Шлема не было. А ее красивое и строгое лицо должно было внимательно взирать на всех, кто соберется проплыть по Неве.

Завершало же картину ночное освещение. Император планировал для этих целей задействовать мощные ацетиленовые прожекторы, расположенные по периметру первого яруса постамента. В будущем, конечно, нужно будет поставить электрическое освещение. Но пока придется обходиться тем, что есть.

Строить такую махину нужно было долго и мучительно. По самым скромным подсчетам, вес ее гранитного основания должен превысить сто тысяч тонн, масса железного каркаса – двести пятьдесят, а медной облицовки – пятьдесят. Дорого, долго и очень непросто. Однако небольшой архитектурный кружок, образовавшийся в Москве за последние годы, подхватил идею с необычайным воодушевлением. Ведь ничего неразрешимого в ней не было. Все можно было сделать. А какой их ждал результат?! Новое чудо света!

Дмитрий же, развернув всю эту возню вокруг строительства грандиозной статуи покойной супруге, ожил. У него вновь появился смысл жизни. Поставят этот монумент его дети или нет – Бог весть. А он должен жить и добывать средства для этого дела. Без ущерба для развития экономики своего детища – державы, разумеется. Ведь только ее успех мог гарантировать вековое благополучие статуи. Пока сильна Россия – никто не посмеет покуситься на нее.

А значит что?

Правильно. Пора было готовиться к заграничному походу. Требовалось на какое-то время искоренить всякое желание выступать с оружием против Российской Империи. Забыть как страшный сон подобные помыслы. Даже не надеясь на то, что водная преграда и большое расстояние спасут от тяжелой поступи заглянувших в гости легионеров возрожденного Рима. Третьего Рима!