Предисловие

Дорогой читатель!

Перед тобой книга, повествующая о приключениях наших современников, оказавших в далеком прошлом — в XIII веке, куда они отправились осознанно и добровольно.

Зачем? Это непростой вопрос.

Россия и ее судьба волнует большинство наших соотечественников. И героев сего повествования эта тенденция не обошла стороной. Они, как и многие другие, неоднократно мечтали о величии Отечества. Но их силы были слишком незначительны для того, чтобы попытаться спасти положение, которое зашло слишком далеко. Россия находилась в геополитической ловушке, выхода из которой они не видели. И это их угнетало. Ведь любому человеку, как говаривал один древнегреческий мыслитель, для полного счастья надобно иметь славное Отечество.

Но иногда так случается, что если чего‑то очень хочешь, по — настоящему, серьезно, истово, это происходит. Они хотели сыграть решающую роль в победе нашей цивилизации. И Провидение дало им шанс.

В чем он заключался?

У них появилась возможность организовать и отправить в прошлое экспедицию. В один конец. Чтобы уже на месте постараться поставить нарождающуюся Россию на нужные рельсы и направить сразу в нужном направлении.

Кто‑то скажет, что это все бесполезно, потому что все проблемы Отечества проистекают из климата и культурных особенностей. Да, возможно это так. Но наши герои думают иначе. Они считают, что Россия оказалась безнадежно отставшей из‑за того, что не сумела вовремя проводить актуальные модернизации социально — политических и экономических институтов. В результате, к XXI веку мы так и остались на уровне испанской энкомьенды времен XVI‑XVIII века….

Глупо? Бессмысленно? Невозможно? Кто знает. Но они, по крайней мере, хотели попытаться.

 

Пролог

1 января 2021 год. Подмосковье

Георгий сидел в микроавтобусе и задумчиво посматривал на часы. Несколько часов назад наступил Новый год, который пришлось встретить в дороге. Но дело не терпело отлагательств. Они собирались уходить. А перед уходом требовалось вернуть последний долг — долг крови.

Последние два часа они тихо сидели в сером, невзрачном микроавтобусе, стоящем за небольшим холмиком, что отделял их от объекта. И ждали. А над дачей, которую предстояло штурмовать, кружила парочка БПЛА, совершенно микроскопического вида.

— Готово, — хрипло произнес Валентин. Его горло после нескольких часов молчания, слегка пересохло.

— Выходим, — бросил Георгий и первым начал движение, надевая противогаз.

За ним устремилась вся остальная группа, кроме Валентина, остававшегося 'на хозяйстве' и контролируя все окружающее пространство с помощью самых современных средств разведки.

Выбравшись из микроавтобуса, группа разделилась.

Илья, прихватив 'Винторез ', направился к присмотренному им дубу. Там имелась очень удобная крепкая ветка, сидя на которой можно было прекрасно просматривать практически весь объект, контролируя его через оптический прицел винтовки.

А Георгий, Андрей и Вячеслав спокойным шагом выдвинулись в сторону высокого кирпичного забора роскошной дачи, что стояла в стороне от дорог и построек, прямо в бору. Ее владелец очень не любил лишний шум, суету и посторонних людей. Поэтому постарался максимально избавиться от них, выкупил приличный кусок леса и сделал в центре этого участка укрепленную берлогу, к которой вела только узкая дорога….

В обычных условиях такая наглость нарушителей не могла бы пройти безнаказанно. Ведь периметр объекта охраняло два десятка вооруженных до зубов бойцов, а дорога и основные подходы контролировались датчиками и видеокамерами. Но не в этом случае. Так как скрытно установленные генераторы усыпляющего газа уже несколько часов делали свое черное дело. Ни цвета, ни запаха. Просто медленно, но уверенно, 'свежий лесной воздух', что приносил ветерок, 'срубал' одного за другим этих крепких, здоровых парней. Камеры‑то они, конечно, продолжали работать. Только толку с них? Ведь когда бойцы пошли на штурм периметр уже никто не контролировал. Калитку форсировали легко и просто — с помощью обычной фомки. Хлипкий засов легко 'подался на уговоры'.

А дальше началась кровавая рутина — зачистка.

Мерно вздрагивали крошечные, казавшиеся совершенно игрушечными пистолеты ПСС. Однако пули работали надежно, особенно по обездвиженным целям. Сторожевые собаки, охрана, гости владельца 'дачи', девочки по вызову. Приходилось работать чисто. Случайные эксцессы Георгию были не нужны: что внезапно проснувшийся боец охраны, что пошедшая по малой нужде девица легкого поведения. Он старался не оставлять противнику ни единого шанса.

Выстрел. Выстрел. Выстрел. Работать старались ювелирно — целясь в нижнюю часть затылка, мгновенно обрывая жизнь.

Всего полчаса спустя дача погрузилась в практически полную тишину, которая сменила еще недавно бурлящую какофонию многоголосого храпа. Теперь только владелец, надсадно надрываясь, старался заставить стены вибрировать. Осталось последнее дело.

И Георгий, усмехнувшись, взяв со стола ведро из‑под шампанского, пошел на кухню. Набрал там из‑под крана самой горячей воды, так, чтобы терпеть нельзя было. И ухнул ее прямо на лицо храпуну. Такая водичка пробуждала намного сильнее, чем ледяная, особенно если попадает на открытые участки тела. Не гуманно, совсем не гуманно. Но кого это волновало?

Как и ожидалось, храп сменился отборным матом. Однако к чести Старика нужно сказать — сориентировался он очень быстро.

— Вы заказывали в 1996 году убийство семьи Князевых? — Вкрадчиво поинтересовался Георгий.

— Я заплачу больше, — хмуро произнес этот широко известный в узких кругах человек. Выступать и качать права он даже не попытался. Очень уж характерно свидетельствовали о намерении этих людей в масках лужи крови рядом с телами его гостей.

— И сколько вы готовы нам заплатить?

— Назови номер счета и сумму. Я переведу втрое больше.

— За кого ты нас держишь? — Фыркнул Георгий и начал медленно поднимать пистолет.

— Стой! — Вскинулся Старик. — Я все понял. Наличкой. Можно? — Поинтересовался он, кивнул на большую и совершенно безвкусную картину на стене. После чего, максимально избегая резких движений, приблизился к ней, аккуратно снял и стал возиться с сейфом, что эта мазня укрывала.

Вот так вот все было просто и банально. Впрочем, никакого смысла мудрить ему особенно и не требовалось. Ну кто в здравом уме полезет его обворовывать? Да еще на объекте с кучей вооруженной охраны и электронных средств. Сейф подался без труда. И на небольшом журнальном столике очень быстро выросла горка наличных 'американских рублей' и всяких безделушек — драгоценностей, преимущественно из золота.

— И это все? — С нескрываемым разочарованием спросил Георгий.

— Нет, что вы! — Замахал руками Старик, сразу сообразив, что предложил слишком мало. Поэтому, последующие полчаса он вскрывал заначку за заначкой, выкладывая пачки денег одну за другой. На что он надеялся? Сложно сказать. Наверное, как и большинство людей, пытался зацепиться хотя бы за одну крошечную соломинку надежды. Умом понимал, что все равно убьют, но надеялся на свою удачу. В конце концов, она его редко подводила. — Все, — произнес он. — Больше здесь ничего нет.

— Этого мало, — невзрачным голосом отметил Георгий.

— Сколько же тебе заплатили?! — Искренне удивился Старик. Ведь на журнальном столике было аккуратно выложено два миллиона долларов США с небольшим привеском.

— У тебя столько нет, — усмехнулся младший Князев. — Я их сын.

После чего, дождавшись, пока до Старика дойдет смысл слов, а лицо перекосит гримаса ужаса, с особым наслаждением всадил ему между глаз пулю. А потом, чуть погодя, вторую. Хотелось всадить всю обойму, но он сдержался. Не к чему давать дополнительные зацепки тем, кто постарается найти обидчика. Все получили по две пули. И этому столько же требовалось выдать.

Дело сделано. Последний долг отдан.

Говорят, что месть не дает успокоения. Ложь! Наглая ложь! По крайней мере, так подумал Князев. Ибо он в этот момент почувствовал облегчение. Словно целый небоскреб спал с его плеч, до этого давивший нестерпимым чувством вины и осуждения все эти годы. Душа отца нашла упокоение. Он его простил… или Георгий сам себя простил.

Не каждому по душе такое начало.

Чтобы его понять, нам нужно отмотать время лет на тридцать назад. Туда, в начало девяностых, когда Гоша разругался в хлам с отцом. После чего ушел в армию.

Ну, поругался и поругался. С кем не бывает. Однако, когда наш герой дозрел до того, чтобы поехать и примириться с отцом, того убили. Вместе с матерью. И вот, ветеран первой Чеченской кампании в одночасье стал круглым сиротой. С огромным камнем вины на душе. Ведь он не успел попросить прощения.

А дальше пошло — поехало.

Чувство вины заставило Георгия уволиться из армии, в которой он пытался сделать карьеру, и заняться делом отца. Поначалу получалось плохо. Но, продав старый бизнес из опасений нового покушения, он перешел в сектор биржевых игр, где у него все стало складываться — прорезался талант. Дела пошли в гору, как и благосостояние. Жизнь стала обретать краски и приятные запахи. А старая боль — потихоньку уходить.

Жить бы ему и не горевать, да о боли прошлого забывать, однако, летом 2004 года произошло то, что вновь едва не поставило Князева на колени. Что же случилось? Очередная грязная история, из‑за которой он вновь лишился всех своих близких. Георгий оказался в ступоре.

Конечно, денег скопилось изрядно, так как последние пару лет он 'прозябал' на посту председателя правления небольшого банка. Но в нем угасла страсть, вкус, азарт, проснувшийся было в далеком 1996 году. Поэтому Жора засел на старой даче родителей и стал мерно хандрить, заливая свою боль коньяком.

В один из таких дней, уставший от весьма однообразного действия, он направился на чердак, где отец хранил старый хлам. Очень уж хотелось найти что‑нибудь из детства. Поностальгировать. Как ни странно, но буквально сразу Георгий наткнулся на небольшой продолговатый сундук с потайным замком. Тот самый, что манил его в детстве, но как отец, так и дед помалкивали о содержимом, еще больше подогревая любопытство.

Но сейчас‑то чего рядиться? Князев сходил за инструментом и довольно грубо вскрыл 'ларчик' банально выломав замок. Не в том он был виде, чтобы миндальничать со старыми страстями. Глянул внутрь и не на шутку удивился. Сверху, переложенная кожей и тканью в масле лежала кольчуга весьма архаичного вида с короткими рукавами. Рядом — шлем с полумаской, безумно напоминавший 'оголовье' викингов. А также масса иных пожитков, словно в этот сундучок напихали имущества какого‑то древнего воина. Разве что сохранность поражала.

Продолжая копаться, Георгий обнаружил на дне деревянный пенал с кольцом 'белого металла', украшенным странным и совершенно незнакомым, но радующим глаз символом. А рядом, перетянутые ленточкой, находились блокнот и целая пачка пожелтевших листов.

Изучив их, наш герой узнал, что случилось с его далеким двоюродным прадедом, что погиб от странной болезни еще до революции. Оказалось, что если надеть перстень и войти в одну аномальную зону, то на выходе из нее окажешься в далеком прошлом. А тело твое обретет молодость и свежесть, избавившись от всех недугов и недостатков. Вернуться тоже можно. Только вот и возраст, и немощи возвращаются вдвойне к тем, что были сняты.

Согласитесь, бред же.

И Георгий посчитал точно так же. Однако дальше его двоюродный прадед подробно описывал свои приключения в прошлом, куда он ходил трижды, ибо начал еще юнцом, едва окончившим гимназию. Хотел и четвертый раз идти, но не успел — парализовало ноги. Только и успел, что перед смертью записать все да брату рассказать. Зачем он возвращался? Научный интерес, он оказался страстным исследователем, пытавшимся найти объяснение обнаруженному им эффекту.

Впрочем, несмотря на все эти высокие материи, неинтересные прагматичному Георгию, в своем послании прадед высказал интересную мысль. По его мнению, кольцо позволяло направиться в прошлое целой экспедицией. Научной, разумеется. Об ином он и не помышлял, в отличие от далекого потомка.

Эти три шага в прошлое были использованы его предком весьма продуктивно с научно — исследовательской точки зрения. Он умудрился обобщить и проверить многие аспекты эксплуатации 'гаджета'. В том числе и весьма неравномерно распределенные временные окна вхождения, а также участки прошлого, в которые они вели. Ближайшее находилось в конце марта 2021 года и вело оно в 1235 год.

Сказка ведь. Типичная сказка.

Однако прадед поверил брату и очень серьезно отнесся к его словам. Как и дед, считавший это кольцо — последним шансом на случай каких‑либо непредвиденных проблем. Коллапса. Этаким тайным убежищем, которым воспользоваться могли, но не решались. Впрочем, все это лирика. К записям двоюродного деда прилагалась весьма подробная карта, на которой были нанесены метки 'кладов', которые он оставил во время путешествия в прошлом. Сам ведь был еще тот скептик. Хотелось все самому проверить.

'Удивительно'. — Подумал Георгий. 'Как эти предельно прагматичные и в какой‑то мере циничные люди могли поверить в подобную сказку? Особенно дед. А ведь именно его рукой были сделаны многие отметки на карте'.

Впрочем, к чему гадать? Георгия был как раз свободен. Вот и отправился к ближайшему кладу, предварительно проспавшись. И какого же было его удивление, когда обнаружил весточку из прошлого точно там, где и ожидалось… на бумаге.

Может быть это розыгрыш? Впрочем, вполне компетентная экспертиза смогла подтвердить — клад подлинный. Мало того — из указанной в послании эпохи.

Шок был колоссальный!

Он неделю отойти не мог. Однако именно это удивление и привело Георгия в чувство, вдохнув в него новое дыхание и цель жизни. Двоюродный прадед сам того не желая подсказал Георгию Максимовичу идею, от которой тот пришел в восторг. Ведь можно было отправиться в прошлое не бабочек коллекционировать и фольклор собирать. Нет! Можно и нужно было туда отправляться с благородной миссией спасения Отечества. И эта миссия открывала такие перспективы, что у Князева дух захватывало.

Собственно, с этого самого момента он и стал готовиться к экспедиции в прошлое. А заодно и собирать команду.

Шаг за шагом, год за годом.

Всего удалось вовлечь в дело еще шестерых человек: Валентина, Андрея, Вячеслава, Петра, Ивана и Семена. Люди очень разные с удивительными и непохожими судьбами. Но все они также загорелись этой идеей. Благо, что кладов хватало и с убеждением проблем не имелось.

Готовились они основательно. Языки, технологии, воинское дело, верховая езда и так далее. Да, сказывался уже не такой молодой возраст. Однако благосостояние Георгия позволило превратить этот хобби в фактическую работу. Поэтому дело пошло вперед очень решительно и уверенно, ведь кроме отменного материально — технического обеспечения имелась прекрасная мотивация.

И вот — незадолго до отправления в прошлое, Георгий нанес визит своему старому врагу, который о нем, пожалуй, и не знал. Уходить с камнем вины на шее он не хотел.

Но дело сделано. Пора и в путь.

Осталось только превратить полученную у Старика наличность во что‑то более полезное на просторах XIII века. В этом непростом деле очень сильно помогло то, как именно враг Георгия был ликвидирован. Он хоть и имел чрезвычайные связи на самом верху, но оперативники не маги и прыгнуть выше головы не могут. Им ведь нужны улики и отработка версий. В этой связи логично предположить, что древний как… мамонта конфликт с родителями Георгия окажется явно не наиболее актуальной версией. Ведь он до того никакого особенной активности не проявлял по отношению к своему обидчику. Так, поначалу навел справки и успокоился, дескать, поняв, что тот ему не по зубам. Это, не говоря о том, что до этой версии, скорее всего, вообще не доберутся. Хотя бы потому, что все причастные непосредственно к исполнению, давно отправились в страну вечной охоты. Опасных свидетелей Старик не любил, избавляясь от них с известной регулярностью. По крайней мере, Князев, осторожно прощупывая окружение Старика, обнаружил при нем только двух человек, оставшихся с тех далеких времен. Остальные бесследно пропали. А эти двое находились вместе со своим боссом на даче. Доверенных людей он держал под боком.

Кроме того, Георгий с товарищами действовал очень осторожно и постарался не оставить там ни одной явной улики. А все, что хоть как‑то могло пролить свет на произошедшее событие, было нещадно уничтожено. Как и вся дача, от которой к моменту прибытия пожарных, осталось только дымящееся пепелище. Даже время было выбрано такое, чтобы свести количество случайных свидетелей к возможному минимуму. Вскрытые сейфы, тихая, аккуратная зачистка. Что было в этих сейфах, не знал никто, кроме Старика. Рубли, доллары, документы? Черт его знает! Но имитация обычного ограбления вышла недурной.

В обычной ситуации выходил практически 'висяк', то есть, дело, невозможное к раскрытию. Однако, учитывая личность покойного, Георгий не сомневался — копать будут основательно. А потому, какой‑то шанс выйти на него имелся. Впрочем, времени имелось достаточно. Поэтому соратники занялись неспешной конвертацией наличности. Прежде всего, в драгоценные металлы. Подспудно была оплачена заказанная еще полгода назад большая партия искусственных корундов: небольших рубинов и сапфиров. В 'грязном', то есть, лишенном огранке виде, они стоили сущие копейки — всего по несколько долларов за карат. Здесь. А там, в XIII веке — напротив, целое состояние. Ну и так далее — объектов перспективных инвестиций хватало. Одна только корица чего стоила.

А там, в небольшом домике под Новороссийском, стоящем прямо на берегу моря, его ждали остальные члены экспедиции. Они потихоньку готовились, присматривали за территорией и кораблем, подготовленным для перехода.

Эти участники предстоящего дела довольно сильно отличались от тех шестерых соратников, что Георгий набрал и готовил много лет подряд. Прежде всего — они не верили ему, считая сумасшедшим миллионером. Но оказывали помощь и консультации, видя щедрость вознаграждений. Пенсии у них были скромные, едва — едва хватало, а дело хоть и дурное, но интересное. Так отчего же не поучаствовать? Мало кто откажется в такой ситуации. Кроме, разве что, совсем уж закостенелого скептика. И даже более того, во многих из них это буквально вдохнуло второе дыхание — они снова оказались нужны. Для одиноких стариков это дорогого стоит.

И вот, завершив все приготовления, двадцать седьмого марта 2021 года, на рассвете, вся компания погрузилась на корабль и отправилась в путешествие. Самое удивительное путешествие в их жизни!

 

Часть первая. Наглец

Глава 1

31 марта 1235 года. Тамань

Переход в прошлое произошел совершенно не так, как его ожидали.

Раз и все на корабле стали оседать, теряя сознание. Даже небольшая стая ротвейлеров, что везли с собой, и те попадали на палубу без чувств. Хорошо хоть за борт никто не свалился. Георгий продержался дольше всех — секунды четыре. Очнувшись, он уставился в чистое небо. Такое голубое и бездонное. Прямо Андреем Болконским себя почувствовал. Только живым и вполне здоровым.

'Здоровым? Кстати…' — подумал он и медленно поднял руки. Пригляделся и внутри у него все перехватило: кожа была молодой, да и старых шрамов не имелось.

— Получилось! — Заорал Георгий во всю глотку и вскочил на ноги. Легко так и стремительно.

— Чего ты орешь? — Хмуро пробурчал Валя.

Георгий повернулся на голос и увидел своего старого соратника, да чего уж там, друга, который потряхивал головой, опираясь на борт корабля. Но не это главное. Вся прелесть была в том, что Валентин был молод и здоров. Пропала даже его лысина, покрывшись густыми каштановыми волосами.

— Ну, как я тебе? — Поинтересовался Георгий и постарался изобразить из себя какую‑нибудь древнегреческую статую.

Но покривляться не вышло. То здесь, то там стали приходили в себя люди и собаки. Не прошло и минуты, как весь корабль наполнился гомоном, перемежаемым стонами и странными звуками. Казалось, что даже собаки с удивлением осматривают друг друга, обнюхивают и облизывают.

А как обрадовались старики? Не пересказать. Никто умирать‑то не очень и горел желанием. А тут такой подарок! Ну и пусть что для этого пришлось отправиться в глухую древность. Плевать! Молодость того стоит. А что до мира, то… 'Мы наш, мы новый мир построим', — как заметил один из юных дедов. И был абсолютно прав. Георгий за тем и шел.

Но расслабляться было нельзя. Поэтому, дав немного порадоваться, командир построил своих людей и после небольшой вступительной речи заставил их заняться делом. Будет еще время эмоциями поделиться. Да и чего тянуть? Ночевать лучше в порту, до которого еще требовалось добраться. Поэтому, переодевшись в подходящую эпохе одежду, экипаж 'Арго' направился в сторону Тамани. Или как ее сейчас называли? Не спеша. Заодно и погонять обновленных людей, а то раньше со старичками было особенно и не разогнаться. Умелых бойцов на борту имелся жуткий некомплект. Так что, было крайне желательно, чтобы эти статисты хоть издали и в спокойной обстановке походили на дружинников. А то ведь можно в конец умаяться отбиваться от каждой фелюги, с которой и моток гнилой веревки — хороший навар….

Тамань встретила их совершенно спокойно.

Корабль и корабль. Мало ли их тут плавает. Ну, несколько необычный, да со странными парусами. Эка невидаль? Разве что опытные моряки с непраздным интересом поглядывали на новичков, прибившихся к их компании. Пять рыбаков, три галеры да ушкуй или что‑то вроде этого.

Но вот на причале, к которому они привалили, их уже встречали — трое босоногих мужчин и вроде как слуга. Портовый слуга? Может быть. Относительно терпимая одежда, какая‑то обувь жуткого вида, любопытный, чуть испуганный взгляд, свиток пергамента в руке.

— Доброго дня, — вкрадчиво произнес слуга на вульгарном наречии среднегреческого языка, именуемый смешным словом ромайка. — Рад приветствовать вас в нашем замечательном городе.

— Таматарха? — Не возвращая приветствия, поинтересовался Георгий.

— Да, — чуть помедлив, кивнул собеседник. Он уже отвык от того, что этот город так называют. — Вы хотите торговать? Нужно будет заплатить пошлину и оплатить стоянку вашего корабля.

— Я хочу покупать, — продолжил Георгий на чистом, аристократическом наречии среднегреческого языка, который именовали кафаревуса или кратко называли койне.

Слуга его понял, но едва заметно поморщился. Он не любил иметь дело с аристократами, тем более такими — принципиально заносящимися. Впрочем, он не знал, что Георгий при всем желании на ромайке ответить не мог, ибо не знал ее. Тем более что от региона к региону она варьировалась. Но это никого не волновало. Все подумали, что он настолько нос задрал, что для него это чуть ли не язык собак. Хотя может оно и к лучшему. Аристократы в те годы очень любили демонстративно дистанцироваться от простого народа. Юродство в духе Льва Толстого было не в чести.

— Тогда только оплатить стоянку.

— Сколько?

— По денарию в день и прошу вас назвать свое имя.

Георгий кивнул Вячеславу и тот, достав две серебряные монетки, кинул их портовому слуге, который поймал их с удивительной ловкостью.

— Меня интересуют воины, ожидающие выкупа. Особенно брошенные.

— Да простит меня ваша милость, но вы не назвали своего имени.

— Георгий Максимович Комнин, — уставившись взглядом прямо в переносицу, произнес Князев. Кхм. Комнин. Уже Комнин. Нужно было привыкать.

От этого словосочетания слуга вздрогнул так, будто его кто‑то ужалил. Сделал несколько шагов назад и окинул гостей уже совсем другим взглядом. В нем читалась смесь страха и некая подозрительность.

Георгий не производил впечатления состоятельного и высокопоставленного человека. На первый взгляд. Ведь его одежда не украшена золотым или серебряным шитьем и прочими признаками благосостояния и положения. Она была проста и довольно скромна, что и уловил глаз аборигена с первого прохода. Однако, приглядевшись, портовый слуга заметил поразительное качество тканей и швов, отчего в его глазах мелькнуло удивление. Зачем кому‑то понадобилось шить из прекрасных тканей простую одежду? Да и сапоги были под стать — он никогда ничего подобного не встречал. Даже близко.

Еще интереснее выглядели доспехи. Конечно, у Георгия и его соратников были прекрасные латы. Но для простых прогулок в относительно безопасных местах, они решили использовать кольчуги. Вроде бы что такого? Кольчуга и кольчуга. Почитай вся Европа в них бегает. Только вот надетые на гостях 'железки' разительно отличались от всего, что имелось в мире на тот момент. Они были не только распашные, подшитые стеганой тканью и со стоячим воротником, но и плетены из мелких плоских колец. Кольца шли настолько плотным полотном, что слуга, первоначально вообще принял их за дешевые украшения, пусть и странные. С панцирным плетением здесь еще не были знакомы, особенно такого качества.

В оружии слуга не разбирался, но непривычные эфесы клинков, торчавшие у поясов гостей, вызывали удивление. Как и не менее чудная рукоятка чего‑то большого, выглядывающая из‑за спины громилы, что стоял подле Георгия. Двуручные мечи еще не вошли в моду. Особенно их поздние, хорошо развитые версии, породившие целую школу совершенно уникального фехтования.

Секунд двадцать слуга переваривал всю эту информацию, на глазах бледнея. А потом низко и максимально учтиво поклонился. Ведь если слова Георгия верны, а об этом говорило все в его облике, то он представитель самого могущественного рода в регионе. Хорошо, одного из самых могущественных, ибо они держали три совсем немаленьких государства на Балканах и в Малой Азии.

— Вторая монета за то, что проводишь нас. Я хочу посмотреть на воинов, что ждут выкупа. Тех из них, кто потерял надежду.

— Да господин, — снова глубоко поклонился портовый слуга и стал откровенно стелиться, максимально услужливо указывая путь. Ну и, подспудно, делясь сплетнями и последними новостями.

А босоногие мужчины, что сопровождали портового слугу, спешно убежали куда‑то. Наверно, доносить руководству о столь важном госте. Георгию, конечно, не понравилось. Ведь город находился в венецианской орбите интересов. Но что он мог сделать? Устроить погоню?

Прогулка была довольно непродолжительной, можно сказать, компактной, как и сам город.

Торг, как ему и подобает, располагался вне стен укреплений. Туда они и отправились, продвигаясь между рядами, безумно напоминавшими восточный базар. Разве что весов нигде не было видно, порождая раздолье для всякого честного жульничества. Но они не стали задерживаться здесь, направившись сразу к той части рынка, где в загонах, как скот, находились рабы. Именно там своей судьбы дожидались отказники — воины, выкуп за которых никто не хотел давать. По разным причинам. Или их наниматель, а то и сюзерен, погиб, или был беден, или того хуже — жаден. Кое‑кто был вообще явно совсем издалека, а потому, с высокой вероятностью, даже не мог передать весточку своим.

Они сидели с совершенно потухшими глазами вдоль небольшой стенки общего барака, в котором, вероятно и жили. В колодках, так как их побаивались. И старались игнорировать весь окружающий мир. Старались. Потому что приближение четырех крепких мужчин, идущих к загону с уверенным видом, пропустить они не могли. Все высоки по местным меркам и очень крепки, подтянуты. А в их необычных кафтанах опытный взгляд воинов безошибочно определял доспехи, непривычные, но все же. Этакий прогулочный вариант.

Георгий подошел к загону и потребовал у стоящего подле ворот охранника:

— Открыть!

Присутствие стоявшего на полусогнутых ногах рядом с нашим героем портового слуги вкупе с уверенным и довольно грозным видом четверки, сделало свое дело. Охранник чуть помедлил, а потом услужливо открыл ворота, пропуская гостей внутрь. Из‑под дальнего навеса к ним уже бежал управляющий… или торговец. Сложно сказать. Однако разговор не получился — от крепости к ним спешило полтора десятка бойцов. В кольчугах, со щитами.

— Стоять! — Рявкнул на ромайке их предводитель, и без того стоявшему Комнину со спутниками.

— Кто такой? — С некоторым интересом поинтересовался Георгий на койне, вновь невольно подчеркивая свой статус. Вид подошедших воинов его не впечатлил. Какие‑то оборванцы в весьма посредственных кольчугах, сделанных явно без особенного искусства и мастерства, едва ли не из сырого железа. Все остальное снаряжение было под стать.

Кроме того, за спиной у Георгия и его людей была превосходная техника фехтования, основанная на тысячелетней практике. А эти вояки? Да чему их вообще могли здесь научить? Школы только — только проклевывались и были доступны исключительно элите. Очень состоятельной элите. Поэтому Комнин не сомневался в своем превосходстве.

— Кто ты такой!? — Ответил вопросом на вопрос командир отряда.

— Ты мне нравишься, — усмехнулся Георгий. — Тебя я убью последним.

С этими словами он извлек свой клинок и отсалютовал им противникам. Все, и прибежавшие бойцы, и 'отказники' скрестили свои взгляды на необычном оружии. Пользуясь этим спутники нашего героя также, не торопясь, достали свои 'железки'. У одного бойца в руках оказался мощный цвайхендер, до этого просто висевший на перевязи за спиной. Остальные двое, как и Георгий, выхватили тяжелые боевые шпаги с развитым эфесом, которые казались чем‑то, совершенно выпадающим из контекста эпохи. Не викинг со смартфоном, но все же.

Возможно читатель, воспитанный на советских фильмах про мушкетеров и гардемаринов удивится. Зачем шпаги? Ведь противники с мечами! Но тут нужно пояснить. Дело в том, что в этих фильмах использовались современные спортивные рапиры, не имевшие к боевому оружию никакого отношения.

На самом деле боевые шпаги появились в период расцвета латных доспехов и изначально являлись весьма мощным, серьезным оружием. В сущности, они представляли клинки от мечей, на которые приделали развитый эфес. Он разительно увеличивал защиту кисти и открывал массу новых возможностей в фехтовании.

Еще большим заблуждением будет считать, что шпаги были исключительно одноручные. Ничего подобного. Как и мечи, развитием которых они являлись, шпаги были и полутора, и двуручные. Например, хорошо известные широкой публике рейтары использовали в своей боевой практике полутораручные шпаги.

К чему это отступление? К тому, что, когда Георгий извлек свой клинок, он отнюдь не выглядел хлипким и слабым. Напротив, мощный клинок произвел впечатление. Не меньше, чем эфес. Так в те годы не делали. На фоне этих шпаг даже двуручный меч Вячеслава не давал такого эффекта и несколько терялся.

Командир противников дернулся вперед, первым отойдя от шока, но его атака закончилась очень быстро. Легко парировав клинок нападающего, Георгий пробил его правое предплечье колющим ударом. Кольчуга пропустила острие так, словно ее и не было. Свободно. Завершая атаку, Комнин сделал полушаг назад, извлекая свой клинок и разрывая дистанцию.

— Не боец, — кивнул он своему визави. — Посиди пока в сторонке. Сейчас мы убьем твоих людей, а потом поговорим с тобой. Откуда ты такой дурной взялся.

— В атаку! — Рявкнул, морщащийся от боли командир, отскакивая за спины своих бойцов. Да, он не мог продолжать бой после этого удара незнакомца, буквально рассекшего ему часть мускулов правой руки. Но их было лишь четверо…

Отряд Комнина отреагировал очень быстро, перестроившись в ордер. Оно им было легко и привычно. После стольких‑то тысяч повторений…. Вячеслав со своим двуручным мечом стал основой построения. Георгий, Андрей и Петр с тяжелыми боевыми шпагами, обеспечивали некое подобие фронта. Они, конечно, и сами были чрезвычайно опасны, но выступали, все же, с позиции сил поддержки. То есть, тех бойцов, которые обеспечивают всесокрушающее действие воина с двуручным мечом.

Не прошло и пары минут, как от полутора десятков нападающих осталось всего три бойца. Да и те откровенно боялись приблизиться к гостям. Даже несмотря на то, что те откровенно улыбались и подбадривали своих противников. Никаких унижений или провокаций, как это обычно бывает. Нет, напротив. Казалось, что они просто развлекались. Может быть, так бы и было, если бы на земле вокруг не лежали, постанывая те, кто еще недавно считался вполне здоровыми воинами местного гарнизона.

В общем, продолжения боя не получилось. Тем более что от крепости подошел еще один отряд. Человек в тридцать. Причем их командир был верховой.

— Что здесь происходит? — Хмуро спросил всадник на довольно корявом койне, выдававшем потуги на высшее общество. Довольно спокойно спросил. Драться с людьми, что вчетвером положили без потерь полтора десятка, ему не хотелось. Совсем. Тем более что, несмотря на весьма решительный успех, убить они пока никого не убили. Покалечили, ранили, выбили. Но не более того.

— Это твои люди? — Поинтересовался Георгий, выступивший вперед.

— Да.

— Они напали на нас.

— Кто вы?

— Георгий Максимович Комнин.

— Серьезно? — С легким скепсисом, переспросил всадник.

Тут нужно пояснить ситуацию. Дело в том, что фамилия Комнинов являлась высшей аристократией византийской традиции, почитаемой и местными. А отчество, в те годы являлось характерным признаком славянской традиции, впрочем, тоже аристократической. Обычно фамилию и отчество не сочетали из‑за некоторой аляповатости. Конечно, не мастер спорта майор Чингачгук, но все равно — било по ушам аборигенов это изрядно.

Если же идти дальше и пытаться осмыслить слова Георгия, то получалось, что, указав отчество, он явно намекал на наличие чтимых им славянских аристократических корнях. Но это еще полбеды. Дело в том, что Комнинов осталось не так много. Буквально наперечет. И Максимов среди них не было, как и Георгиев.

Таким образом, наш герой, просто представившись, породил для местных изрядную головоломку. Она усугублялась еще и тем, что поведение и навыки Георгия выдавали в нем явного аристократа, притом довольно высокородного. Особняком стояло только снаряжение, которое было дорогим… но странным. Этакое легкое юродство. Но кто без закидонов?

— Хотите оспорить? — Оживившись, поинтересовался Георгий, отсалютовав шпагой. Да так, что всадник слегка вздрогнул.

— Нет. Я верю вашим словам. — Нейтрально произнес командир гарнизона. Драться ему совсем не хотелось. Да и вообще, он посчитал, что нужно просто сообщить вышестоящей инстанции, чтобы не ломать себе голову вопросами, выходящими за рамки его компетенции. Желания становиться разменной монетой в разборках высшей аристократии у командира гарнизона не имелось.

— Я рад это слышать. Кольчуги, шлема, щиты и клинки ваших людей теперь мои.

— Конечно, — охотно согласился всадник и кивнул кому‑то в отряде. Те сразу же, хоть и осторожно, подступились к раненым и стали осторожно снимать с них трофейное снаряжение. Законы тех лет были просты и незамысловаты.

После такой демонстрации, разговор с 'отказниками' и торговцем прошел очень быстро, просто и конструктивно.

Четыре самых стойких, здоровых и несломленных бойца были приняты в отряд сразу. Впрочем, остальных Георгий тоже не бросил — он выкупил всех. Фактически, 'купил' и самого купца, который обязался в указанные сроки доставить людей в Москву. Заодно прикупив ремесленников из иных рабов, пройдясь по рынкам Тавриды. Правда, сначала торговец бестолково суетился, а в его глазах стояла такая неизбывная тоска.

— Что, купец, боишься иметь со мной дело?

— Да, господин, — преувеличенно смиренно ответил тот — После вашего ухода у меня могут быть большие неприятности. Меня могут посадить в тюрьму, а как тогда я сумею выполнить ваш заказ?

— Иными словами, тебе необходимо доказательство того, что продать этих воинов — Георгий кивнул на первую четверку, — я тебя заставил, а об остальных как бы и речи не было? Хорошо будет тебе свидетельство… Комнин резко ударил торговца по лицу, заставив того отшатнуться, а потом громко прорычал:

— Ты что, продажная твоя душа, юлить вздумал?! Этих воинов я у тебя забираю и будь доволен, что заплатил за них! — После чего тихо добавил. — Всё, о чем я говорил ранее, остается в силе. И я буду рад видеть тебя с товаром в назначенное время в оговоренном месте. Запомни купец — плачу я щедро и никогда ничего не забываю.

После чего, забрав людей, удалился.

Анализируя этот день позже, наш герой приходил к выводу, что в целом, все прошло нормально. Могло бы и хуже. Напрягал только конфликт с местными властями. Они повели себя неадекватно. Но почему они так поступили? Открытого конфликта между Комнинами и Венецией, что контролировала этот город, не было. Или был? Странно. Очень странно. По крайней мере, в дальнейшем он решил ходить по городам в компании большего количества воинов. Ведь чем крупнее отряд, тем больше веса у твоих слов. А значит меньше открытых конфликтов.

 

Глава 2

10 апреля 1235 года. Залив Каламиты

Подготавливая экспедицию в прошлое, Георгий с товарищами уделили очень большое внимание легенде. Ее постарались сделать так, чтобы она как можно меньше вызывала вопросов у аборигенов. То есть, была с одной стороны, весьма необычная, а с другой — вполне возможная. Именно по этой причине он профинансировал не только очень серьезное, фундаментальное исследование той эпохи, но и реконструкцию внешности представителей наиболее подходящих родов. Чем одарил мировую историю тремя десятками 'мордашек' правителей регионов, известных до того только по символичному изображению в каких‑то хрониках или монетах.

Комнины им были выбраны, прежде всего, потому, что внешность Георгия имела много характерных черт, присущих этой династии в те годы. 'Усы, лапы и хвост — вот мои документы!' Кричал кот Матроскин в мультфильме 'Простоквашино'. И был недалек от истины. Если все в роду с орлиным 'клювом', мощной челюстью и глубоко посаженными глазами, то курносый рязанский паренек будет среди них смотреться очень странно. Чужеродно.

Конечно, говорить о полной схожести Георгия с представителями рода Комнин в XXI веке было чрезвычайно сложно. Ведь максимум, что получилось установить, это цвет волос ряда представителей, рост и условную внешность, восстановленную по черепам. Сами понимаете — очень туманно. Поэтому, понимая, что может попасть впросак, решили придумывать ветвистую родословную, которая могла бы многое объяснить.

Легенда звучала так.

Когда в 1185 году Андроник I Комнин бежал из Константинополя со своей молодой женой Агнессой Французской, та уже была беременна. Понимая, что самому спастись уже не удастся Император обеспечить выживание своего рода. Поэтому, пишет акт о признании ребенка, что носит под сердцем Агнесса, своим наследником. После чего сам выходит навстречу врагам, выигрывая ее время на бегство.

Зачем он так поступил? Все просто. Обоих его сыновей уже убили, судьба внуков была ему не известно. И предсказать то, как поступят с его супругой, особенно если узнают, что она беременна, он не мог.

Этот шаг самопожертвования позволил Агнессе добраться до Тавриды и родить там их сына — Льва. Впрочем, опасаясь мести новых 'сидельцев' Константинополя — Ангелов, Агнесса старалась сохранить это в тайне. Однако уже в 1204 году Лев не усидел и во главе своей ватаги участвовал в разгроме крестоносцами своих врагов, проявив там удивительное рвение, мужество и самоотверженность. За что и был произведен в рыцари, ведь его происхождение для Балдуина I Фландрского не было тайной.

После падения Ангелов Лев ушел в Святую землю, дабы воевать за Гроб Господень. Получается по — разному. Однако именно там он встретил свою будущую супругу и мать Георгия — Ирину.

Ее судьба не менее ярка и интересна. Она оказалась дочерью последнего (притом незаконного) сына Владимира Ярославича из Галицких Ростиславичей, династия которых считалась пресекшейся еще в 1199 году. Так вот, Владимир Владимирович, попав в венгерский плен, не растерялся и соблазнил самую младшую дочь местного короля — Илону. С которой они были вынуждены бежать от пришедшего в ярость отца. Все зашло настолько далеко, что ее имя взбешенным родителем было вычеркнуто отовсюду и предано забвению. Но в фамильном архиве Георгия 'сохранилась' их переписка.

Таким образом, выходило, что по прямой мужской линии, легенда выводила происхождение Георгия от самого деятельного и одиозного Императора из рода Комнин. Женские же лини давали многочисленные узы иного родства. Во — первых, это венгерские Арпады самой, что ни на есть, монаршей ветки. Во — вторых, Рюриковичи из Галицких земель. В — третьих, это Капетинги — династия французских монархов. В — четвертых, это вновь Рюриковичи, но уже через брак младшей дочери Ярослава Мудрого Анны с королем Франции Генрихом I Французским. Ну и так далее. Таким образом Георгий оказывался совершенно типичным представителем высшей европейской аристократии. Родословная оказалась настолько впечатляющей, что не каждый монарх тех лет мог похвастаться чем‑то аналогичным.

Конечно, слова словами, но и 'аусвайс' нужно иметь. Поэтому в XXI веке для подтверждения этой легенды были сделаны подделки высочайшего класса. Письма, акты, патенты и так далее. Целая пачка документов, которая, конечно, оставляло поле для толкований, но небольшое. И эти бумаги… хм… пергаменты были такого качества, что отличить их в XIII веке от оригиналов не имелось никакой возможности. Да и в XXI веке подобное являлось весьма нетривиальной задачей, требующей изрядное количество денег, времени и желания.

Впрочем, готовя легенду, наш герой, сам того не планируя, смог обмануть сам себя. Тело Андроника было утеряно во время бунта, так что восстановить облик по черепу не имелось возможности. Поэтому играли с изрядной степенью допущений. И только лишь попав в XIII век выяснилось, что Георгий лицом вышел практически брат — близнец своего деда из легенды — Андроника I Комнина. Из‑за чего в Феодосии произошел небольшой инцидент.

Выходя из церкви, куда был вынужден идти в честь воскресного дня, Георгий на буквально на ступенях столкнулся с местным юродивым. И явно неслучайно. Ведь после того столкновения в Таматархе каждый следующий город принимал их вполне нормально. И даже более того, с почестями. Не иначе как по голубиной почте весточку послали.

На ступенях к нему подошел юродивый старик и заглянул в глаза. Совершенно обычно для местных действо. Он постоянно устраивал подобные провокации, иной раз доводя людей до приступов ярости или истерик. Однако сейчас вместо выдачи какой‑нибудь едкой реплики, его лицо перекосила гримаса ужаса, а он сам, что‑то нечленораздельное, бросился бежать от Георгия. Само собой, споткнувшись и упав на землю. Впрочем, это его не остановило. С совершенно безумным видом он продолжил отползать, шепча охранительные молитвы.

Наш герой же, удивленный реакцией юродивого решил последовать за ним.

Не прошло и пары минут, как старик обернулся и увидев подле себя Георгия, спокойно наблюдавшего за его поведением, резко повернулся, съежился и, выставив перед собой клюку, заорал:

— Нет! Нет! Не подходи! Ты умер! Ты же умер! Господи! Прости меня грешного! Как я был глуп и юн! Прости!

Но Георгий никак не реагировал. Просто рассматривал 'диковинку' с мягкой улыбкой и заинтересованным взглядом.

— Не узнаешь меня? О да! Меня теперь не узнать. Но ты, Багрянородный! Ты не изменился. Словно в тот день, когда заговорщики набросились на тебя…. Прости меня! Прости!

— Что ты несешь? — Осуждающе покачав головой, поинтересовался Георгий.

— Андроник! Я уже больше тридцати лет пытаюсь искупить свою вину! Но я не думал, что ты придешь за мной сам!

— Андроник? — Нарочито выгнул бровь наш герой. — Я его внук. Георгий, от сына, рожденного Агнессой после смерти деда. Что же до прощения, то это не в моих силах. Ты предавал не меня. Бог простит. К нему и взывай.

После чего развернулся и, кивнув своим спутникам, направился к кораблю. А юродивый старик завыл, дико и страшно. Иной раз казалось, что люди так не могут. Намного позже, Георгий узнал, что он уморил себя голодом и умер, не прекращая молиться.

Очень неприятный эпизод, сильно напрягший Комнина. Ему сразу показалось, что это есть продолжение конфликта в Таматархе. Его проверяли, подведя человека, способного опознать по внешности. Странно, что юродивого. Но, вероятно, излишняя резвость Георгия, затрудняла доставку более подходящих свидетелей.

Впрочем, последствия не замедлили себя ждать.

На входе в залив, ведущий в Каламиты, известные ныне как Инкерман, корабль Георгия ждали две галеры.

— К бою! — Раздалось над 'Арго' незамедлительно после обнаружения 'гребных сюрпризов'.

И двадцать два молодых старика, вкупе с двадцатью восьмью дружинниками схватились за арбалеты и стали заниматься места согласно боевым расписаниям. Всего полсотни человек. Из которых половина едва узнала с какой стороны за оружие браться, а вторая не успела еще толком оправиться от долгого плена. Ну и семерка Георгия с ним во главе.

Сколько воинов их должно было встретить в этих галерах? Один бес их знает. И две — три сотни не предел. Поэтому соратники решили одеть латы, а остальных заставили облачится в бригантины. Столкновение могло быть очень жарким.

И вот суета подготовки завершилась и пошли медленные минуты ожидания.

Галеры стремительно приближались, уверено обрезая курс с одной стороны и отрезая от берега, с другой.

— Эй! — Наконец заорали на ромайке с галеры, когда это позволило расстояние. — Сдавайтесь!

— Идите к чертям! — Ответил Георгий, крикнув в рупор.

— Нам нужен только Георгий! — Вновь, после минутного замешательства прокричали с галеры.

— Остальных они просто продадут, — довольно громко произнес Комнин. Так, чтобы все на корабле его услышали. Выкупленные дружинники от этой новости аж заскрежетали зубами. После пережитого позора и унижений они скорее бы умерли, чем сдались.

— Я жду! — Спустя минуту раздался голос с совсем уже приблизившейся галеры. До первой оставалось метров тридцать и уже очень хорошо было видно бойцов, что изготовились брать 'Арго' на абордаж.

— Готовься! — Рыкнул Георгий. И его люди по команде вскинули взведенные арбалеты.

— Бей! — Спустя пару секунд скомандовал Комнин. И пятьдесят шесть болтов смертельным порывом унеслось в сторону накатывающей галеры.

Что тут началось!

Ведь мощные, трехсоткилограммовые дуги, на такой смешной дистанции позволяли насквозь пробивать хлипкие щиты. Из‑за чего сорок три противника разом вышли из боя, погибнув или получив нешуточное ранение.

Такое развитие событий вызвало некоторое замешательство на галере.

Впрочем, уже через десять секунд с 'Арго' ударил второй арбалетный залп, который причинил сопоставимо 'добра' и нанес никак не меньше 'пользы'. То есть, меньше чем за пятнадцать секунд отряд бойцов первый галеры был выбит более чем на половину.

Оправились и пришли в себя враги довольно быстро.

Схватились за луки и попытались стрелять, но куда там. Прекрасные латные доспехи соратников нашего героя и впечатляющие бригантины остальных, практически не давали противнику шанса. А вот с 'Арго' чуть погодя вновь ударил арбалетный залп. Уже практически с пятнадцати метров. Считай, что в упор.

После него галера попыталась отвернуть, однако не удалось. Ибо последующие два залпа буквально выкосили оставшихся воинов и гребцов правого борта. Шесть залпов. Свыше трехсот всесокрушающих болтов. И полный разгром на галере, потерявшей ход и управление.

Второй корабль, трезво оценивший ситуацию, вовремя оценил обстановку и успел отвернуть, подставив корму. Даже стрелять никто не стал, ибо без толку. Ноги бы унести. А вот люди Георгия одарили отходящего супостата залпами.

Раз. Два. Три.

И вторая галера стала сваливаться в сторону, из‑за проблем на банках, где побило совершенно беззащитных гребцов.

Четыре. Пять. Шесть.

И галера совершенно потеряла ход, развернувшись бортом к 'Арго'.

Отпускать их Георгий не собирался.

Поэтому, довернув штурвал на врага, 'Арго' направился знакомиться с теми, кто еще пытался как‑то сопротивляться. Вон, щиты выставляли. Пытались какой‑никакой, а строй организовать. Прямо на палубе.

Но все безрезультатно.

Щиты из тонкой, легкой древесины не были предназначены для противостояния столь мощным арбалетам. Да еще на такой смехотворной дистанции.

Оставшееся дело завершила новая дружина Георгия, подтянув борт галеры 'кошками' и врубившись в жалкие остатки былого воинства.

Спустя час все было кончено.

Обе галеры были скреплены и шли на буксире за 'Арго' в сторону Каламит. С честно награбленным и пленными.

Кто и зачем на Георгия напал? Венецианцы. Руководство Таврических колоний постаралось воспользоваться ситуацией, чтобы выторговать у рода Комнин какие‑либо преференции в обмен на освобождение их родича. Ведь на корабле, по их сведениям, было порядка полусотни человек. Вот и посчитали, что две галеры с тремя сотнями воинов, вполне справятся с захватом. Но не вышли.

Разгром оказался чудовищным.

Тяжелые арбалетные болты наносили такие повреждения телам, что шансов у большинства раненных просто не оставалось. Так что, из трех сотен воинов, до следующего утра дожило только двадцать три человека. Включая их командира — Винченцо, получившего арбалетный болт в левое предплечье. Прямо сквозь щит.

Их Георгий просто выгнал на берег в Каламите. Причем в рабство не продавал, хотя мог. Заработав тем самым дополнительные бонусы в глазах новой дружины. Кроме того, он прекрасно знал, что никуда они не денутся — местные просто не дадут. Ведь Георгий им не оставил ни денег, ни оружия… а их статус врагов княжества никто не отменял. Ну, может быть не врагов, но просто так их никто не отпустит.

А вот дальше наш герой поступил несколько необычно. Для начала он освободил всех гребцов, которые были рабами. Ведь в те годы в Венеции на веслах сидели только рабы. После чего, не давая им опомниться от привалившего счастья, предложил присягнуть на верность и стать его слугами. Как несложно догадаться — людей отказавшихся от столь щедрого предложения не было. Ведь на берегу их ждало с очень высокой вероятностью продолжение тяжелой и грустной судьбы. То есть, рабства. Даже несмотря на то, что Георгий их освободил, совершенно ничто не мешало местным опять их обратить к самой низкой социальной ступеньки.

Кем были эти гребцы? Да какая разница? Главное, что они теперь были группой поддержки Георгия, от которой была бы чрезвычайная польза там, на месте в Москве.

С галерами же, напротив, пришлось расстаться. Очень уж плохо они подходили для дальнейшего путешествия. Ведь их грузоподъемность оставляла желать лучшего, а скорость хода в нашем случае мало радовала. Тем более что гребцов едва — едва на одну хватало. Поэтому Георгий продал властям княжества обе галеры, а на вырученные деньги, приобрел две совершенно стандартные славянские ладьи. Оные сразу же принялся загружать полезными товарами. Прежде всего 'долгоиграющим' продовольствием. Теми же сухофруктами: изюмом, курагой и прочим. И власти княжества охотно шли ему навстречу. Ведь с Венецией здесь были практически на ножах. А тут такой подарок. Георгий в глазах жителей Каламиты оказался настоящим героем!

С одной стороны, это было очень неплохо. Такой успех увеличил авторитет Георгия в глазах своих людей. Да и слава о нем, как об удачливом военном вожде пошла. Что тоже замечательно. Больше страха — меньше ненужных проблем.

С другой стороны, теперь Георгий был абсолютно уверен в том, что местное духовенство обязательно напишет в Никею. Да с подробностями. И не только в Никею, но и в Трапезунд. И очень многие заинтересованные персоны в пределах квартала, максимум полугода, окажутся в курсе произошедших событий. Вроде бы неплохо. Но кто его знает, как отреагируют те же родственники, знакомиться с которыми он пока не собирался.

Поэтому, не дожидаясь развития событий, Георгий уже утром третьего дня отбыл дальше — в сторону Днепра. Разминувшись буквально на пару часов с князем Феодоро, прилетевшим со своей дружиной знакомиться с неожиданным гостем. 'Арго' к тому времени уже совершенно скрылся за горизонтом.

Ужасно хотелось включить двигатели и вжать 'тапку в пол', тем более, что впереди ждало второе серьезное испытание — Днепровские пороги. Но являясь флагманом эскадры, Георгий просто не имел права сильно отрываться от своих весьма медлительных мателотов. Да, всех слуг он переодел в доспехи и выдал арбалеты. Но это мало что решало в данной ситуации.

 

Глава 3

2 мая 1235 года. Киев

Несмотря на все опасения, путешествие по Днепру было очень спокойным и безмятежным, разумеется, исключая прохождение порогов, доставивших определенные сложности. Их преодолевали в рабочем порядке, чуть ли не по плану.

Лишь один раз Георгию пришлось понервничать.

При прохождение самого сложного порога неучтенная струя бокового течения навалила 'Арго' кормовой третью правого борта на подводный камень. Если бы корабль пытался преодолеть порог своим ходом, то тут бы плавание и закончилось. Течение тут же бы развернуло корабль поперек потока и опрокинуло. А так, метод заводных якорей с последующей подтяжкой судна лебедкой, не дал случиться трагедии. И 'Арго' отделался легким испугом. Лишь слегка повредилась часть декоративной деревянной обшивки, укрывающей стальные борта от излишне любопытных глаз.

Всего на прохождение Днепровских порогов Георгий затратил около недели. Взыскал плату за провод через пороги со счастливых купцов, и направился дальше к Киеву. Спокойно и безмятежно. А для экипажа 'Арго' продолжился тот пикник, что имел место до порогов. Разумеется, в сравнение с недавними авралами.

Двигатели 'Арго' работали в наиболее экономичном режиме, помогая гребцам и ветру тащить неуклюжую тушу корабля против течения. Часть команды стояла на вахте. Остальные же отдыхали, то есть, занимались боевой и политической подготовкой. Изучали материальную часть своего нового вооружения и снаряжения. Учились быстро взводить и прицеливаться из арбалетов. Тренировались распределять цели между десятками. И многое другое. А во время привалов, после организации нормального, человеческого лагеря, личный состав практиковался в стрельбе. Инструкторы из числа соратников Георгия, хотели добиться того, чтобы эти неофиты хотя бы двумя болтами из трех попадали в ростовую фигуру с пятидесяти метров.

В общем, все были при деле, пока эскадра Георгия, спокойно продвигалась в сторону Киева. Почему спокойно? Все очень просто. 'Арго' казался огромным по местным меркам кораблем. И, хоть и напоминал самим гостя из будущего большую баржу, но в глазах всех встречных выглядел скорее могучим богатырским конем, чем тягловой скотиной. Тяжеловесные угловатые обводы с высокими бортами в два человеческих роста на ограниченном пространстве реки подавляли, вызывая желание держаться подальше от этого чудища. Эффект усиливала и 'обрубленная' корма, из‑за которой корабль становился еще более мощным и монументальным, теряя всякие намеки на изящество и стремительность. Впрочем, этот эффект в какой‑то мере компенсировался двумя крупными шлюпками, висящими вдоль бортов на шлюпбалках. Каждая размером с легкий ушкуй. Совершенно очевидно, что они предназначались для погони за слишком шустрой добычей. А странное парусное вооружение и флаги выдавали в этом массивном корабле пришельца из дальних краев.

На Руси ничего подобного строили. Впрочем, в странах, с которыми она активно контактировала, тоже. Что лишь усиливало ощущение неведомой опасности, исходившей от этой водоплавающей конструкции. Воины же в одинаковых тяжелых доспехах и сюрко, не могущие быть никем, кроме дружинников очень богатого князя, только усугубляли это оценку. Поэтому разбойники не только не нападали, но старались даже на глаза этому кораблю не попадаться.

Получалось строго как в мире животных. Чем ужаснее и опаснее твой вид, тем меньше проблем тебе доставляют окружающие. Всем хочется жить и желательно с целой 'тушкой'. А уж как от 'Арго' шарахались встречные купцы — не передать. Они ведь без сомнений считали, что их собираются грабить. Особенно в виду того, что за гигантом следовала изрядная вереница вполне привычного вида судов, намекая на обильную добычу. Но это только встречные. А прибившиеся к каравану Георгия купцы — попутчики имели прямо противоположное мнение об этом гиганте. Никогда еще в их жизни они так спокойно и легко не шли по Днепру. Не торговый переход, а прогулка в парке.

В отличие от относительно тихого и спокойного движения по Днепру, город встретил их не только не ласкового, но и довольно агрессивно.

Дело в том, что в Южной Руси шла затяжная междоусобная грызня за передел сфер влияния. И в этот самый момент, Черниговский князь Михаил Всеволодович стоял со своей дружиной и вспомогательным отрядом половцев под стенами Киева. Он там осаждал Владимира Рюриковича, ожидавшего подхода Даниила Галицкого.

В общем — обычное дело. Весь юг Руси уже несколько десятилетий сотрясали военные столкновения. Сущность войны была проста. С одной стороны, каждое княжество стремилось сохранить самостоятельность и независимость. С другой — ни одна из этих многочисленных областей не могла обособиться, будучи вплетенной в непрерывный круговорот князей. В те годы умершему правителю, согласно архаичному лествичному праву, наследовал не сын, а старший в роду. И им мог быть кто угодно — дядя, брат и так далее. Само собой, все эти наследники не сидели у престола, ожидая кончины, а правили в местах похуже. Поэтому, при освобождения одного вакантного престола в движение приходили изрядные массивы князей, желавшие улучшения своего положения. Как несложно догадаться, такой подход к делу приводил к тому, что на Руси был перманентный бардак, граничащий с хаосом. Разумеется, это устраивало не все. И регулярно находились князья, пытавшиеся навести порядок, само собой, улучшив свое положение. Кто‑то успешно, кто‑то нет. Однако в те годы только Даниил Галицкий был ближе всего к попытке создать феодальное королевство. Ведь кроме личного домена в Галицко — Волынских землях он, фактически, вобрал в орбиту своего влияния Киевское княжество, которое имело все перспективы стать его вассальным владением.

Все эти нюансы политических игр Георгий знал. Поэтому еще на подходе обговорил, как поступать со всеми своими людьми. Даже с новоиспеченными слугами, готовыми драться и умереть за предоставленный им шанс спасения. Кроме того, каждый человек его команды был облачен в доспехи, прикрытые просторными одеждами с геральдической символикой. И надо сказать, что очень удачно. Так как с тридцати метров невооруженным взглядом понять, чем именно они защищены было невозможно. Да, что‑то серьезное. Но что? Впрочем, сто двадцать семь человек в серьезных доспехах, пусть и неразличимых, штука очень весомая.

Михаилу Всеволодовичу о том донесли. И он напрягся не на шутку. Подход крупного отряда неизвестного игрока мог спутать все карты. Поэтому Черниговский князь спешил и собрал у причалов всю дружину — две с половиной сотни, изготовив ее к бою с гостями. Тут ведь, у самой воды верхом бесполезно гарцевать. А вот щиты и мечи очень помогут. В случае чего.

Он бы и половцев привлек, если бы не Владимир Рюрикович, что сидел в Киеве. Да, ему нужно было время, тем более что никуда он прорываться не стал бы. Но все одно — риск имелся. Кроме того, половцы сами отказались. Их явно тяготили незваные гости не меньше Михаила Всеволодовича.

— Эй! На берегу! — Крикнул Георгий в рупор. — Чего столпились?

— Ты кто такой?! — В ответ поинтересовался Михаил Всеволодович. Он не привык, что с ним разговаривают в таком тоне, а потому даже немного растерялся.

— Георгий Максимович… — произнес наш герой и разразился полным, подробным представлением с упоминанием многих и многих своих предков. Для Средних Веков — вполне себе реальная традиция.

Зачем он так поступил? Чтобы спровоцировать Михаила Всеволодовича. Ведь его полное представление, ежели он пожелает ответить, будет выглядеть совершенно бледно. Словно бедный родственник перед высокородным монархом. То есть, Георгий провоцировал Черниговского князя на прямое оскорбление — это единственное, что мог сделать тот, дабы сохранить лицо. Ну и порождало прекрасный повод для драки.

Для чего нашему герою было нужно идти сходу на обострение с Черниговским князем? Причин ровно две.

Во — первых, дальнейший путь 'Арго' лежал через волок в землях весьма беспокойного Михаила Всеволодовича. И если он хочет спокойно их пройти, то самого возмутителя спокойствия требовалось успокаивать. Совершенно несложно догадаться, что тяжелый арбалетный болт действовал в этом плане намного лучше целого курса галоперидола. А главное — быстро.

Во — вторых, изучив политическую ситуацию на Руси, Георгий еще там, в XXI веке откровенно тяготел к союзу с Даниилом Галицким, который не только Киев держал фактически под своей рукой, но и дружил со Смоленскими князьями. А значит, оказав ему услугу, можно вполне рассчитывать на дружбу и спокойные отношения со стороны западного направления. Особенно если Михаил Всеволодович будет разгромлен и Черниговское княжество, пусть и на время, попадет в орбиту влияния Даниила Галицкого. Как потом, после нашествия монголов выйдет, сложно предположить. Но даже эти несколько лет дружбы дорогого стоят.

Как Георгий и планировал, с берега на него обрушился бурный поток оскорблений и угроз. Феодальная этика довольно предсказуема.

— Трусливый лжец! — Задорно крикнул Георгий, после того, как Михаил Всеволодович выдохся. — Пусть Бог рассудит нас! К бою!

После чего кивнул своим людям и, спустя пару секунд, в стоявшую в тридцати метрах от причала толпу дружинников, ударил залп арбалетных болтов. Учитывая то, что дистанция была ничтожна, эффект превзошел все ожидания.

Дружинники попытались прикрыться щитами и организованно отойти. Но куда там! Хотя, к чести сказать, дрогнули они только после третьего залпа, когда бросив щиты, побежали. Но на такой смешной дистанции тяжелым болтам мощных арбалетов, с натяжением в три сотни килограмм, было все равно — в лоб или спину бить. Пять залпов завершились практически полным разгромом Черниговской дружины — на земле осталось лежать сто семьдесят девять человек. Кто‑то уже умер, кто‑то умирал. Тяжелораненых в эти годы ждала печальная судьба — тратить на них ценные медикаменты Георгий не пожелал, а от методов лечения местных эскулапов не каждый здоровый выживал, не то, что раненый.

Мгновенно оценив ситуацию, Владимир Рюрикович открыл ворота и сходу атаковал вспомогательный отряд половцев. Те, впрочем, с ума сходить не стали, и, не принимая боя, поспешно отступили — да так, что копыта засверкали. После чего Киевскому князю оставалось только отловить остатки черниговской дружины. Она была совершенно деморализована разгромом и особенного сопротивления не оказывала. Тем более что сам Михаил Всеволодович был убит первым же залпом.

А вот дальше началось интересное.

События, которые происходили у причалов, не были секретом для Владимира Рюриковича — он все видел со стен крепости. Поэтому князь решил не искушать судьбу и пошел знакомиться с неожиданными союзниками спешенным. То, чем заканчиваются их обиды, очень впечатлило Владимира Рюриковича. И чем ближе он подходил к деловито 'припаркованным' кораблям, тем сильнее удивлялся. Всему. Начиная с того, на чем гости приплыли, заканчивая их снаряжением. Ведь Георгий и его шесть соратников были в эффектных позднеготических латах, а остальные сто двадцать человек — в полноценных комплектах бригантин. Само собой, все это великолепие железа прикрывали геральдические одежды, которые стоили весьма изрядно. С таким‑то шитьем. Иными словами все выдавало в гостях очень немалое благосостояние и высокий статус.

— Приветствую тебя на Киевской земле, — произнес, чуть — чуть поклонившись, Владимир Рюрикович. — Если бы не ты, туго нам пришлось бы.

— Георгий Максимович, — едва заметно кивнул в ответ наш герой, представляясь.

— Владимир Рюрикович, — вполне охотно ответил киевский князь. Он прекрасно видел всю разыгранную сценку у причалов, и даже частично слышал. Поначалу он грешным делом подумал, о том, что гость слишком увлекся по неопытности. Теперь же прекрасно понял — провоцировал специально. Оставалось понять зачем. Для этого он и пригласил Георгия погостить, дабы познакомиться с Даниилом Романовичем. Ну и вообще — такой необычный путник вызывал острое любопытство. Как и его доспехи.

Ждать пришлось недолго. Союзник Владимира успел подойти к полудню следующего дня. И вот с ним как раз возникло очень нехорошее напряжение.

Все дело в том, что Георгий, по легенде, происходил по женской линии от дочери Владимира Владимировича, который, в свою очередь, был сыном Владимира Ярославича — Галицкого князя. Последнего из Ростиславичей. Конечно, права Георгия на Галич были весьма призрачны, но они были. А учитывая силу дружины и бунтарский настрой бояр в этом славном городе, напрягся Даниил не на шутку. Он ведь как раз успел к отпеванию и похоронам 'иллюстрации успеха' опасного гостя.

— Я понимаю, твои опасения, — аккуратно произнес Георгий. — Но мне не нужен Галич.

— Это ты сейчас так говоришь. Завтра ситуация изменится и ты охотно примешь предложение моих бояр. И вообще — зачем ты сюда пришел? Неужели в Святой земле тебе не нашлось места? С такой‑то родовитостью.

— Святая земли скоро падет. Всевышний решил наказать христиан за их бесконечные распри. Даже возле Гроба его сына они не обретут единства и благочиния.

— Откуда ты это знаешь?

— Когда я молился возле гроба своего отца, то был удостоен видения. Казалось, что перед моими глазами за ту ночь пролетела целая вечность. Среди прочего мне показали, какое будущее уготовано христианам в Святой земле. Меньше чем через десять лет Иерусалим вновь падет под ударами неверных. И останется в их руках до тех пор, пока христиане не обретут единство.

— А ты, получается, решил не дожидаться кары небесной? — С едва заметной усмешкой поинтересовался Даниил.

— На меня сражений с мусульманами вполне хватит, — пожал плечами Георгий. — Несмотря на скорую потерю Иерусалима, христиане останутся в Святой земле, по меньшей мере, еще на полвека. Гроб Господень будет отдаляться постепенно. Медленно, мучительно медленно.

— Хм… — задумчиво хмыкнул Даниил. — Тогда что привело тебя в наши края?

— Мне было сказано идти сюда и становиться несокрушимой крепостью на реке Москве, что впадает в Оку. Ибо грядет буря, в которой я должен буду стать той скалой, что разобьет всесокрушающую волну.

— Буря? — Напрягся Владимир. — Какая буря?

— Вы ведь помните тех, кто разбил вас и ваших союзников на Калке, — обратился Георгий как к Даниилу Романовичу, так и к Владимиру Рюриковичу. Одним из немногих князей, что ушли с той бойни.

— Такое не забудешь, — грустно хмыкнул Даниил Галицкий.

— Они возвращаются.

— Что?! — Ахнул Владимир Рюрикович.

— То была всего лишь проба сил. Теперь же они идут завоевывать Русь и прочие земли христиан. Впрочем, не только их. Мусульманам тоже достанется. Но это не важно. Главное — они идут сюда, и немногие князья переживут их приход. Не говоря уже о простом люде.

— Ты говоришь страшные слова, — нахмурился Даниил. — Я не хочу в них верить.

— Твоя воля, — пожал плечами Георгий. — Отправь своих людей под Торчерск, поспрашивай смердов да холопов местных.

— И что же мне у них спросить?

— Ждала ли там засадная дружина половцев. Владимир Рюрикович видел, я специально спровоцировал бой с Михаилом Всеволодовичем. Его задумка была весьма лукава и умна. Он, зная о том, что ты придешь на помощь своему союзнику, взял под Киев лишь небольшой, вспомогательный отряд половцев. И ждал тебя. По приходу постарался бы отступить, увлекая в погоню твоих людей. А там, недалеко от города, их должны были встретить свежие силы половцев. Да не просто так, а ударить из засады.

— Откуда ты это знаешь?

— Видение. Я многое в ту ночь увидел. И то, как ты, спасся бегством, но был предан своими боярами и согнан с Галича. И как ты, Владимир Рюрикович, оказался вынужден выкупаться из плена Черниговского. Это я к чему? Мои слова проверить не сложно. Хотя и не все. Однако уже до конца этого года монголы дожмут половцев, живущих по Волге и Дону. Черные клобуки наверняка доносили о том, что они сражаются с наседающим на них с юга и востока врагом.

— Да, верно, — кивнул Владимир Рюрикович, — доносили. Даже просьбы о помощи передавали. Но куда бы я пошел? Да я тебе говорил. Помнишь?

— Если это все правда, то твоя дружина ничто не решит, — с пасмурным видом произнес Даниил. — Моголы это страшная сила.

— Их сила в числе и стенобитных машинах. Именно по этой причине мне сказано идти на Москву реку и ставить там неприступную крепость. Почему там — я не знаю. Сказано идти в те края, туда и иду. Оттого и нет мне дело до Галича.

— А помог ты нам зачем? Мог ведь мимо пройти.

— Земли по той реке лежат вплотную к Смоленскому и Черниговскому княжествам. Князья Смоленские делами внутренними занимаются, да с тобой Даниил дружат. А Михаил Всеволодович беспокойным был. Все славу стяжать мечтал. Мне такой сосед не надобен.

— Союз, значит, ищешь. Не надеешься только на свою дружину? — Усмехнулся Даниил.

— Взять город и отбить Юрия Всеволодовича я смогу. В этом у меня нет никаких сомнений. Но как построить крепость без торговли? Я понимаю твои опасения насчет Галича. Поэтому предлагаю, подписать нам союзный договор. В нем я признаю твои права на Галич, а ты мои на Москву.

— Что же… — подумав, произнес Даниил. — Это неплохое решение. Жаль что митрополита нет в Киеве. А то бы он еще и освятил наши слова.

— Зачем слова? Пергамент. Составим в лучших ромейских традициях. В трех одинаковых списках. Один тебе, второй мне, а третий митрополиту оставим. На хранение. Дабы любой спор, если возникнет, легко разрешать было. Пергамент он крепче помнит, чем иной человек.

— Не принято так… впрочем, почему нет? — Пожал плечами Даниил Романович.

 

Глава 4

5 июня 1235 года. Окрестности Брянска

Вопреки ожиданиям Георгия, Даниил не поверил на слово и отправил на юг разведчиков. Но дожидаться их возвращения не стали, так как сложилась обстановка, благоприятная для установления контроля над Черниговом. Чем и Даниил, и Владимир постарались воспользоваться. Ведь их объединенная дружина составила шестьсот сорок дружинников или, как в эти годы говорили, княжих мужей. А учитывая полный разгром основных сил Михаила Всеволодовича, им ничто не могло помешать установлению нового порядка в Черниговском княжестве. Если, конечно, никто извне не вмешается.

Понимая, что успех нужно закреплять, Георгий охотно согласился составить компанию своим новым союзникам. Тем более что путь в Чернигов и далее в Новгород — Северский лежал по Десне. Иными словами — ему не требовалось отклоняться от маршрута.

Зачем он был им нужен?

Сто двадцать семь бойцов в тяжелых доспехах — это огромная сила! Особенно для Руси тех лет. Редкий князь имел при себе больше двух — трех десятков подобных тяжеловесов. Не говоря уже о том, что даже бывшие гребцы у него были 'прикинуты' намного основательнее великокняжеского снаряжения. Во — первых, в распашные кольчуги панцирного плетения. Во — вторых, в бригантины. В — третьих, в очень неплохие шлемы с забралом. В — четвертых, в хорошие комплекты шинно — бригантных 'рук' и 'ног'. Ну и так далее. А ведь еще имелись мощные арбалеты со стальными дугами. Иными словами — такой мощный кулак тяжелой пехоты увеличивал боевую мощь объединенной группировки союзников чрезвычайно.

Чернигов сдался без боя, потому что Андрей Всеволодович — брат покойного князя, вместе с ближними людьми банально сбежал. А боярам да простым людям без разницы, кто у них князь. Особенно если это спрашивают множество хорошо вооруженных лиц злобной наружности.

А вот под Новгородом — Северским их ждал сюрприз — оказалось, что Мстислав Глебович, князь Новгород — Северский, ушел на соединение с Юрием Всеволодовичем.

Ставки поднимались.

Посовещавшись, решили идти дальше и постараться склонить ситуацию к своей выгоде. И Владимиру, и Даниилу, и особенно Георгию попадание Черниговского княжества или хотя бы Новгород — Северского в орбиту влияния Юрия Всеволодовича было совершенно не нужно.

Главная сложность продвижения заключалась в том, что отряд имел не только караван судов, но и конную группу, что вынуждена была держаться берега. Так и волочились — в час по чайной ложке. Поэтому, совершенно не удивились тому, что недалеко от Брянска столкнулись со своими противниками, возглавляемыми Великим князем Владимирским.

Хорошо, что издалека заметили и успели изготовиться к бою.

Георгий командуя отрядом в сто двадцать шесть 'кованных' пехотинцев с арбалетами, занял позицию на небольшом холме, прикрывая лагерь. А Даниил и Владимир разместились у его подножия. Их силы были временно собраны в единый полк, числом в шесть с половиной сотен тяжелых кавалеристов. К огромному сожалению нашего героя, не латной, и даже не по — человечески не защищенной, потому что большая их часть была 'прикинута' в разнообразные кольчуги. Ровно также, как и их коллеги из Западной Европы тех лет. Лишь несколько десяток, поверх кольчуг имела ламеллярный панцирь.

На противоположной стороне небольшого поля собрались аналогичные силы кавалеристов. Практически братья — близнецы.

Парадокс ситуации заключался в том, что пехоту Георгия всерьез воспринимали только союзники, а противники, не зная о ее возможностях, чуть ли не игнорировали. Тем более, что с тех нескольких сотен метров, на которых первоначально расположились войска, доспехов воинов Георгия было не разобрать. Пехота и пехота.

В глазах Юрия Всеволодовича — совершенно патовая ситуация. Да и Даниилу Романовичу настолько тяжелое столкновение было не по душе. Так что, решили поговорить. Тем более что у Великого князя Владимирского была склонность решать проблемы миром. Как‑никак, за четырнадцать лет провел четырнадцать военных кампаний, только три из которых завершились сражениями.

Встреча происходила в формате три на три в центре поля между войсками. Для ведения переговоров Георгию пришлось воспользоваться конем. Одним из того табуна, что ему достался в результате разгрома Михаила Всеволодовича.

Надо ли говорить, что все три князя — противника просто выпали в осадок, когда разглядели КАКИЕ доспехи надеты на том… 'просто пехотинце'. Еще сильнее стала их эмоциональная реакция, когда он представился. Впрочем, они отошли довольно быстро, активно начав торговаться и не менее увлеченно ругаться.

— Чернигов мой! — Продолжал настаивать Андрей Всеволодович. — Он мой по праву наследования!

— Твой брат доставил нам слишком много беспокойства, — пожал плечами Даниил Романович. — Я веду затяжную войну с литовцами. Как можно оставлять Чернигов без присмотра? Мне надоело разрываться и метаться.

— И ты ради этого хочешь лишить Андрея стола? — Удивленно повел бровью Юрий Всеволодович.

— Да. Он активно помогал своему брату. И продолжит чинить мне и Владимиру беспокойство. Дай только срок.

— Я даю свое слово, что Андрей не пойдет ни на Киев, ни на Галич. А если решится, то я сам накажу его. Мое слово тебя устроит?

— Георгий хочет сесть в Москве. Отдай ему ее миром. И договоримся.

— … — Юрий Всеволодович поперхнулся от такого заявления.

— Если ты еще не знаешь, то именно он разбил Михаила Всеволодовича, силы которого вдвое превосходили его дружину.

— Ты? — Удивленно воскликнул Великий князь, глядя на нашего героя. — Но как?

— Новомодное оружие латинян — самострелы, — пожав плечами, произнес Георгий. — Плюс хорошие доспехи. В обороне мой отряд может и тысячу остановить. Но такая бойня ни к чему.

— Тысячу? — Скептически переспросил Юрий Всеволодович.

— За полсотни ударов сердца они буквально смели дружину Михаила Всеволодовича, — подтвердил слова Георгия Владимир Рюрикович. — На моих глазах. После чего я выступил из города и отбросил половцев, да остатки дружины взял в плен. Семь десятков.

— Без выкупа отдашь? — Поинтересовался Андрей Всеволодович.

— Георгий мне сильно помог. Если согласитесь передать ему Москву в княжение — отдам. За добро добром платят.

Наступила затяжная пауза. Юрия Всеволодович и Георгий встретились взглядами, и началась та самая игра 'в гляделки'. Только без особенного прессинга. Великого князя Владимирского очень заинтересовал этот странный родич, пусть и дальний. Очень дальний. Хотя кровь ромейских императоров — высокая честь для любого Рюриковича. Но особенно его заинтересовали доспехи и оружие. Ведь если это правда, и он так легко разбил дружину Черниговского княжества то, что он мог сделать с его воинством?

Добрую минуту, а то и две размышлял Юрий Всеволодович, вперившись взглядом в абсолютно невозмутимого Георгия. Казалось, что тому вообще не интересно, как закончатся эти переговоры. Ну, оно и понятно, если у него такая сила, то, в крайнем случае, сам все возьмет. Осталось понять, зачем ему Москва….

— У меня есть дочь, юная совсем, — наконец начал Юрий Всеволодович. — Если согласишься обручиться с ней и поклянешься взять в жены, дам Москву с окрестными землями.

— Юная? А сколько ей лет? — Георгий знал, о ком идет речь, равно как и о том, что она еще ребенок. Впрочем, знать о том, Юрию Всеволодовичу было без надобности.

— Моей Феодоре скоро шесть лет от рождения станется.

— То есть, ей сейчас пять лет? — Демонстративно повел бровью Георгий.

— Годы летят быстро, — пожал плечами Юрий Всеволодович. — Оглянуться не успеешь, как она войдет в подходящие для супружества лета.

— И с кем она будет жить все эти годы?

— При матери. Куда же такую кроху отпускать?

— Хорошо, — после несколько затянувшегося раздумья произнес Георгий. Он знал, что эта девочка не переживет нашествие. А значит и голову ломать незачем, нужна ли ему такая жена или нет. Но цену набить стоило.

— Значит на том и порешили? — Подытожил беседу Даниил Галицкий. — Чернигов возвращается Андрею Всеволодовичу, который обещает земли Киевские да Галицкие не беспокоить. Ежели же такое произойдет, ты Юрий Всеволодович, сам его наказать выйдешь. А Москва отходит Георгию Максимовичу, обещающему взять в жены твою дочь при достижении ею подходящего возраста. В честь чего они обручатся. Все ли верно?

— Владимир Рюрикович передает без выкупа дружинников плененных Андрею Всеволодовичу, — спокойно поправил его Великий князь Владимирский.

— Конечно, — кивнул князь Киевский.

— Вот теперь все, — кивнул Юрий Всеволодович и обвел глазами остальных князей. Все согласно кивали.

Драки не получилось. Впрочем, Георгий по этому поводу не сильно и переживал. Успеется еще. Придут монголы — на всех хватит.

Хотя покладистость Юрия Всеволодовича его немного смутила. Испугался? Возможно. Но просто так, без боя, отдать часть своей земли? Георгия даже стало немного распирать от попытки понять — что этот уже не молодой по местным меркам лис задумал. Очень уж интересно он смотрел на своего будущего зятя. Какую‑то сложную комбинацию затеял или просто оценивал, как возможного союзника? Черт его знает. Георгий не мог его просчитать. Он для него был слишком непривычный деятельно 'науки и искусства', как и большинство местных. Иной мир, иные ориентиры.

Пировали прямо в поле. Причем так перепились, что если бы кто пожелал — легко их перебил. Разве что Георгий сподобился выставить охранение и блюсти порядок. А потом всей гурьбой поехали на север — в Москву, куда спешным гонцом Юрий Всеволодович вызывал дочь. Дабы Георгий при всем честном народе да свидетелях с ней обручился.

 

Глава 5

27 июня 1235 года. Москва

Весь этот переход совершенно измотал Георгия и его людей. Конечно, масса технических ухищрений и тщательная предварительная подготовка очень сильно помогали. Но все равно, их слегка подкашивало от усталости, вызванной больше нахождением в постоянном напряжении, чем утомлением.

Несмотря на это наглый город встретил их еще на подходе проливным дождем с градом. И только лишь они успели пришвартоваться к причалам, как это бедствие по закону подлости прекратилось. Да так, будто обрезало. А из‑за туч стали пробиваться лучи теплого солнышка.

— aivas lyö ulta yläpuolellamme… — фыркнул Вячеслав — большой любитель разнообразной скандинавской музыкальной традиции тяжелого и сверхтяжелого направления. И встряхнулся как мокрый сенбернар, закидывая длинные волосы за спину.

— And nothing else ma ers, — усмехнувшись, ответил ему Георгий под удивленными взглядами окружающими. Мало кто понял, о чем были эти реплики. Знатоков английского и финского языка среди набранных в XIII веке людей не имелось. Разве что соратники знали о застарелых увлечениях своих коллег. Ну и кое‑кто из 'юных стариков' догадался, услышав что‑то знакомое.

Тем временем, из‑за ближайшего перелеска показалась огромная по местным меркам конная колонна — без малого полторы тысячи дружинников! Да с 'группой поддержки' — немалым обозом и целым табуном лошадей. Ведь Георгий не стал ни продавать, ни дарить свои трофеи, снятые с черниговской дружины. Вместо этого он нанял погонщиков и тащил их за собой от самого Киева. Конечно, лошади были не чета настоящим рыцарским коням, но в эти годы любая лошадь — великая польза, ибо основной двигатель.

Разумеется, такое количество гостей привело к тому, что местный люд все побросал и высыпал посмотреть на пришельцев. В том числе и спешно прибывшая из Владимира великокняжеская семья с небольшим количеством дружинников. А главное с юной Феодорой, которую трясло от бурных переживаний, из‑за чего она впилась в руку матери с какой‑то совершенно безумной силой. Но та не роптала. Она все понимала. Поведение разных отрядов отличалось разительно, что сразу бросалось в глаза.

Дружины князей повели себя довольно беспечно. Руководство с ближними людьми отделилось от основной массы и направилось к встречающим. Остальные же стали разбивать лагерь без всякого порядка, не смешиваясь, впрочем, друг с другом. Не прошло и четверти часа, как их стоянка больше напоминала стойбище тюленей: крики животных, возгласы людей и сонное бурление ожившего хаоса.

А вот у причалов дела обстояли совершенно иначе.

За эти несколько месяцев Георгий изрядно выдрессировал своих людей, прививая им порядок и дисциплину. Дождавшись прибытие обоза, Георгий совместно с комендантом лагеря — соратником Иваном — занялись организацией отхожего места, руководством установки палаток (практически по линейке), развертыванием полевой кухни, а также организацией охранения. И только после того, как дела пошли, Георгий, в сопровождении тридцати дружинников направился на встречу с местными.

Его ждут? Подождут, не развалятся. Ибо кто его знает, до чего договорились князья? А он прекрасно видел, как они шушукались. Может и оборону держать придется.

Но ни Даниил Романович, ни Юрий Всеволодович не огорчились от такой неспешности своего дальнего родича. Тем более, что народ продолжал собираться и ему тоже было нужно время. Великий князь Владимирский распорядился собирать Вече сразу по их прибытию.

Когда Георгий подошел, Юрий Всеволодович не стал медлить и начал выступление. Представил своего будущего зятя, назвав его новым князем всего города и округи. Правда, народ принял эту новость без энтузиазма, мягко говоря. Уж больно странно выглядел новый князь и опасно. Плюс слухи, которые распространяли гонцы о каком‑то византийце, что побил людей черниговских без числа. Ну и так далее. Впрочем, никто открыто недовольства не выражал. Почему? Потому что в Средние века была самая что ни на есть настоящая демократия — все отвечали за свои слова. Сказал, что не то — добро пожаловать на ветку, повисеть на веревке. В лучшем случае. А то и на кол посадят, расстараются.

Спасать положение вышел Георгий, понимая, что такое начало — плохой задел на будущее.

— Вижу, не рады, — громко крикнул он хорошо поставленным голосом. — Ну это мы исправим, — продолжил он, пройдясь предельно жестким взглядом по толпе. Таким, что еще чуть — чуть и физически почувствовать можно. Люди не выдерживали, вздрагивали и опускали глаза. Добившись своего, после несколько затянувшейся паузы, Комнин продолжил, сделав резкий переход. — В честь моего обручения с дочерью Юрия Всеволодовича дарую вам освобождение от всех податей да сборов в княжью казну на три года!

И тишина.

Люди переваривали.

Очень уж не соотносились слова нового князя с первым впечатлением. А потом, спустя секунд двадцать, видя ступор людей вперед шагнул Вячеслав и громко крикнул:

— Слава князю Георгию Максимовичу!

— Слава! — Робко поддержали первые ряды, не верящие своему счастью.

— Слава! — Натурально взревела толпа, чуть — чуть раскачавшись. До них медленно, но верно доходили слова их нового князя. Суровый? Порядок любит? Плевать на всех хотел? Да и леший с ним! Главное — он знает, чем угодить людям.

В общем, познакомились. И Георгий отправил сильно ободренную публику делами заниматься, ибо все, что им хотели сказать, уже произнесли. Нечего им тут толпиться.

— Лихо, — покачал головой пораженный Юрий Всеволодович, когда люди разошлись. — Не ожидал. Как же ты с княжества кормиться станешь, если подати на три года простил?

— Есть способы, — невозмутимо ответил Георгий.

— Моя Феодора. — Произнес после паузы Юрий Всеволодович и кивнул на дочь.

— Георгий, — кивнул довольно галантно девочке наш герой и постарался улыбнуться, максимально светлой улыбкой. — В честь нашего обручения, — продолжил он, — прими от меня скромный подарок.

Типовая коробочка для украшений из XXI века выглядела совершенно необычно и чужеродно в XIII веке. А потому, сама по себе привлекла внимание.

Девочка осторожно взяла в руки протянутый подарок и растерялась, не зная, что делать дальше. Да и остальные затихли. Положение вновь спас Георгий. Он присел на корточки и, не забирая подарка из рук будущей жены, открыл его. Ахнули все, кто был рядом. Ведь внутри лежало серебряное ожерелье с искусственными изумрудами, изготовленное в XXI веке. Георгий заранее готовился и сделал заначку из нескольких подобных подарков.

Подумаешь — серебро с искусственными изумрудами…. Ну что такого в нем? Однако нужно отметить, что в XIII веке еще не умели гранить драгоценные камни, а уровень развития ювелирного мастерства был совершенно ничтожен, по сравнению с нашими днями. Особенно на Руси, где ремесло сильно отставало от ведущих мировых центров тех лет. Той же Византии или арабского мира. Поэтому подарок в глазах аборигенов выглядел поистине Императорским.

Реакцию девочки несложно было предугадать.

Отбросив страхи, она взвизгнула и бросилась Георгию на шею. Обниматься.

А Юрий Всеволодович, стоявший рядом, в этот момент вспомнил разговор, что произошел там, на волоке к Жиздре.

Тогда, в очередной раз задумавшись, он пришел к выводу, что Георгий от кого‑то спасается. Иначе его бегство из Святой земли совершенно не поддавалось никакому объяснению. Разве что Божьему провидению. Но ни он, ни его ближнее окружение не походило на божьих людей. Скорее, напротив.

— Кому же ты перешел дорожку? — Тихо произнес он вслух, пристально смотря на то, как ловко и легко люди Георгия под его деятельным руководством с помощью механизмов тягают огромный корабль. Чудных механизмов. Он такие никогда не встречал. А уж ладьи, что тащили в кильватере 'Арго' и подавно не представляли никакой сложности. Будто перышки. Притом, что он не раз видел, как местные моряки надрывались….

— Ты думаешь? — Удивленно спросил Даниил Романович, внезапно оказавшийся рядом и тоже наблюдавший за волоком.

— Это единственное, что мне приходит на ум. А тебе разве нет?

— Не знаю, — покачал он головой. — Странный… странный человек. Я знавал выходцев из его краев. Они другие. Совсем другие. Он вообще ни на кого не похож. И ладно бы он — его ближние люди, те, что ходят в бесподобных… латах, да, так он ту броню называет. Под стать ему. Значит где‑то такие живут. Вот только где?

— Зачем же тогда поддержал его в притязаниях на Москву?

— Не поверишь — испугался. Он хоть и молод, но крови не боится. Да и беседами решать вопросы не любит. Мои люди поспрашивали его воинов на привалах. Те отвечали неохотно, но кое‑что узнать удалось. Георгий Максимович только за минувшие три месяца трижды сражался, оставив после себя около пяти сотен трупов. И в четвертый раз бы охотно поучаствовал. Он, в отличие от тебя, битв не избегает. Если надо — атакует и бьет, причем наверняка. Даже князя убил и не поморщился.

— Хороший подарок… — покачал головой, скривившись Юрий Всеволодович.

— А лучше бы было, если бы он с боем Москву взял?

— Тоже верно, — нехотя кивнул Великий князь Владимирский. — Главное, чтобы он сам войну не учинил.

— Я верю ему. Конечно, он не похож на божьего человека, но эта странная безжалостность и целеустремленность иной раз видна и в духовных людях. Пусть и не столь нарочито. Мне кажется, что в Святой земле с ним что‑то произошло.

— Все‑таки в Святой земле?

— Пока ни разу не солгал, — пожал плечами Даниил Романович. — Говорит, что пришел из Святой земли? Пусть так и будет.

— Не верю я ему… — покачал головой Юрий Всеволодович. — И побаиваюсь. А ну как на меня войной пойдет? — Повторил он свой вопрос.

— Тогда я выступлю в твою поддержку. Вместе мы всю Русь против него настроим. Нам и без него усобиц хватает.

— И что мы ждем? — Хитро улыбнулся Юрий Всеволодович.

— Война против него будет очень тяжела. Многие ее не переживут. Он мне показывал сухой греческий огонь… это… с этим лучше не сталкиваться. Если есть возможность избежать этой бойни — так поступить и нужно. Тем более, что он просит очень немного. Хочет сидеть в Москве? Пусть сидит и строит свою крепость. Сам знаешь, что это долго и дорого. Да и у тебя не убудет от такого соседства, ведь теперь он станет твоим зятем — а это дорогого стоит. С его поддержкой ты сможешь раз и навсегда разрешить старую распрю с мордвой да их соседями. Лучше него замирять буянов могут только ангелы Господни, что низвергают пламя с небес.

— Да уж…

— Кроме того, я опасаюсь монголов…

— Брось, — махнул рукой Юрий Всеволодович. — Они же степняки. Что они нам сделают? Даже если приведут всю орду для набега — за стенами переждем. Впервой что ли?

— Монголы не половцы…

— Зря ты переживаешь. Я мыслю, Георгий Максимович специально страху нагнал для интриги своей. Как бы он еще Москву получил?

— Пришел бы, вырезал твоих людей и занял.

— Кхм… — поперхнулся Юрий Всеволодович.

— Будь с ним осторожен. Я не шучу. Одно о нем можно сказать — кровь пускать он умеет изрядно.

— Хорошо… — нехотя кивнул Великий князь Владимирский.

С тех пор прошло больше недели, а слова эти раз за разом прокручивались у Юрия Всеволодовича в голове. Укрепляясь и обрастая дополнениями и уточнениями. Ведь он наблюдал, пристально и очень внимательно за этим странным родичем, не зная, что делать. А потому просто тянул время….

 

Глава 6

29 июня 1235 года. Никея

Иоанн III Дука Ватац с совершенно хмурым видом вышагивал вдоль окон, а рядом, на дорогих резных креслах сидели его советники. Небольшой же декоративный стол был совершенно завален скрученными листами пергаментов — донесениями и отчетами.

— Плохо… очень плохо, — наконец выдал сильно взволнованный Император. — Насколько можно верить этим сведениям из Тавриды?

— Его опознали, — аккуратно произнес патриарх. — Он вылитый Андроник. Да и характером подобен.

— И куда же он делся? Появился из ниоткуда и ушел в никуда….

— После битвы при Каламите, по слухам, он направился на Днепр за пороги. И под Киевом даже кого‑то разбил. Куда он отправился дальше — неизвестно. Новости из тех краев до нас доходят очень редко, искаженно и с большим опозданием. Иоанн тяжело вздохнул и обернувшись к окну, задумался.

Появление еще одного Комнина, причем такого резвого и резкого совсем не радовало. Тем более, если он, действительно пошел по стопам известного возмутителя спокойствия — Андроника. Проблем такой 'персонаж' мог принести изрядно. Пока радовали только две вещи. Во — первых, он смог поссориться с Венецией и вырезать немало их людей. Во — вторых, ушел куда‑то на Русь, то есть, в какие‑то… кхм… очень дальние края. Но на этом позитив заканчивался.

Куда он ушел, а главное, зачем, никто ему сказать не мог. Еще гаже были известия об участии отца этого 'кадра' во взятии Константинополя латинянами. Ведь в рыцари просто так не производят. А значит бился он там от души. Да и Святая Земля — фактически вотчина Святого Престола, став местом рождения и взросления Георгия, безусловно, оставила какой‑то след. Возможно и в виде связей.

Хуже всего было еще и то, что Балдуин II сеньор де Куртене и де Монтаржи, маркграф Намюра, подрабатывающий на полставки Императором Латинской Империи, как пить дать, Георгием заинтересуется. Одного сражения при Каламитах достаточно для того, чтобы зауважать этого юношу. Не каждый может победить, вступив в бой с отрядом венецианцев в шесть раз превосходящих числом. Причем так быстро и блистательно. Такие командиры всегда были в особом почете и уважении. И черт с ним с Балдуином. Но ведь и Папа римский Григорий IX интерес проявит. Не говоря уже о том, что венецианцы могут и не обидеться, особенно если разберутся в той истории. Дож так уж точно не придет в восторг от инициативы наместника, причем с таким треском провалившейся.

Иоанн закрыл глаза и потер пальцами виски.

— Очень плохо, очень… — снова повторил он.

Чем лично ему это грозило?

Комнины в принципе не являлись его союзниками. Ведь предки Иоанна служили при дворе Ангелов — их врагов. Мало того, вся легитимность его власти держалась на том, что он женился на дочери Феодора Ласкариса. А тот, в свою очередь, получил власть через брак с дочерью последнего Ангела. В общем, седьмая вода на киселе. Но даже этот кисель — насквозь враждебен Комнинам, из‑за чего с ними никак не удается договориться. И это — несмотря на общих врагов: что мусульман, что латинян.

Но это Комнины вообще. А этот Георгий, сын Льва выглядел воплощением всех страхов и ужасов Никеи, так как явно тяготел к латинской партии.

— Он хоть православный? — После очередной паузы поинтересовался Иоанн.

— В Феодосии он посещал православный храм, — уклончиво ответил патриарх, осознававший всю сложность ситуации не хуже Императора.

— Хорошо… — кивнул Иоанн. — Не будем спешить. Для начала постарайтесь выйти на него. Я слышал у вас какие‑то трудности с назначением нового митрополита в Киев. Не затягивайте. И отправьте с ним большую делегацию.

— Вы думаете, он осядет на Руси? — Осторожно поинтересовался патриарх.

— Этого никто не знает. Но сюрпризы нам не нужны. Кто знает, что он задумал. Пусть митрополит все разузнает и выяснит.

 

Глава 7

10 августа 1235 года. Москва

Гости разъехались — проблемы остались. Тем более что сожрали они очень немало. Настолько, что небольшой город, каковым и была Москва в то время, оказался перед лицом если не голода, то нехватки продовольствия. Ведь кормить и поить гостей надлежало хозяину, то есть Георгию, и никого не интересовало, что у свежеиспеченного князя еще не имелось собственных закромов. Вот и пришлось ему все необходимое закупать у горожан, да не задешево, коль спрос заметно превысил предложение, а время оказалось дороже денег. Ведь не скажешь голодным гостям, что, мол, обедать будем завтра, когда я провизию достану. Не поймут. Точнее поймут, но совершенно не так, как нужно: 'Какой же ты князь, если у тебя нет золотого запаса?' Вот и пришлось Георгию тряхнуть мошной.

Готовясь к путешествию в прошлое, князь еще в XXI веке задумался над вопросом — чем он будет оплачивать свои расходы на месте. По крайней мере, первое время. Ведь на Руси был период безденежья, когда в качестве денег ходили скудные объемы кусочков драгоценных металлов, очень редкие монеты, а хоть какую‑то торговлю обеспечивал практически исключительно бартер. Как поступать в такой ситуации? Георгий рассудил так. Раз у него собственное государство, то и монета должна быть своя. Ну а что? Князь он или не князь?

Поэтому, когда наш герой выкладывал перед каждым купцом сколько‑то новеньких серебряных монет, изготовленных в XXI веке, желание тех сотрудничать росло в безумной прогрессии. И важен был не только факт того, что им заплатят по — человечески, а не мешками 'мягкой меди', то есть, навоза, как это бывало обычно. Кроме того, играло немалую роль и качество монет. А оно было просто изумительное. Глубокая, четкая, рельефная чеканка. Бортики, защищающие монету от истирания. Гурты с защитой от подрезания да подпиливания. Да еще и картинки сделаны не как курица лапой, то есть, в традиции XIII века, а очень красиво и изящно. Одним словом, произведение искусства, от созерцания которого, глазки у торгового люда начинались светиться особым магнетизмом.

Добивал их князь договорами, записывая их на пергаменте перьевой ручкой со стальным пером. Пергамент был дорог и не использовался для таких задач, хватало рукопожатия при свидетелях. Ну, или, в крайнем случае, обрывка бересты. Но у Георгия 'писчего материала премиум класса' имелось изрядное количество, поэтому он не экономил на формировании имиджа. А купцы тому не противились, ведь не они оплачивали пергамент. Хочет 'грек' так потешиться? Так кто же против того? Так что 'ускакали' они на своих ладьях да стругах, едва касаясь воды. Не каждый день такие предложения делают.

— Как думаешь, — тихо произнес князь, смотря вслед последнему стругу, — скоро ли во Владимире о монетах узнают?

— Это имеет какое‑то значение? — Поинтересовался штатный особист проекта — Иван Семенович.

— Доверяй, но проверяй.

— В каком смысле?

— Ему нужны наглядные доказательства того, что я опасен и смогу постоять за себя. А тот факт, что я щедро расплачиваюсь прекрасными монетами, есть признак их наличия у меня. Чем не повод?

— Думаешь, сам придет?

— Вряд ли. Он хитрый и довольно гибкий человек. Скорее всего кого‑нибудь пригласит, слив информацию о монетах.

— Половцы?

— Их сейчас завоевывают. Им не до нас. Самим бы выжить. А вот литвины могут заинтересоваться. Кто у них сейчас князем?

— Объединенный князь Великого княжества Литовского только в следующем году появится. Если летописцы не напутали ничего, а они могли. Как‑никак художественные произведения писали. Считай что мемуары по мотивам других мемуаров. Этакая письменная форма базарных слухов.

— Но Миндовг уже есть. Этот беспокойный господин вполне может проявить заинтересованность.

— Тогда раньше следующего лета и не жди, — чуть подумав, произнес Иван. — Купцы ведь твои куда отправились? Правильно, в Рязань преимущественно, за продовольствием. Вот туда монеты и уйдут. Полагаю, что раньше конца этого года или начала следующего Юрий не узнает про наличие у нас монет. Скорее всего, заглянет к нам по весне, ужаснется и начнет выяснять, какого хрена мы еще не протянули ножки.

— Значит, литовцев нам ждать по следующей осени? Вряд ли они до сбора урожая появятся.

— Да, где‑то так, — кивнул Иван. — Если, конечно, Юрий вообще решится, в чем я не уверен.

— Но рисковать мы не станем. Не те ставки. И да, с тобой Семен говорил?

— Огородник‑то наш? Да, подходил. Только я так и не понял, что он хочет.

— Возьмите человек десять из наших юных стариков. Тех, что морально крепче. И пройдитесь по княжеству. Оно небольшое. По моим прикидкам четверть нашего Московского региона.

— Что нужно сделать?

— Главная твоя задача — провести авиасъемку с помощью БПЛА.

— Ты уверен, что это нужно? Топлива и запчастей не так много. Может прибережем?

— Можно и приберечь. Но тогда тебе корректировать карты вручную. Сколько тебе потребуется времени? Год? Два? Три? А карты нужны. Без точных карт, что мы можем?

— Понял, — хмуро кивнул Иван.

— Не ворчи. Понимаю, что рискуете сильно. Поэтому берите револьверы, по паре на человека, и гранаты. В довесок к классным доспехам, клинкам и арбалетам. Отобьетесь. Тем более верховыми пойдете в сюрко при знамени. Мало кто осмелится напасть.

— Все‑таки дюжина бойцов, это не полторы сотни. Сам понимаешь.

— Понимаю. Но я не уверен, что аборигенам следует показывать 'беспилотники'. Ты уверен, что они все поймут правильно?

— На реке поняли.

— Но так там и не 'беспилотники' были. Эхолот с ноутбуком, на котором и появлялась чудная картинка. Это несколько не тот уровень футуристического шока. Никаких ведь летающих предметов.

— Однако легенду о древнем наследии Атлантиды проглотили только в путь. Дай мне хотя бы десяток. Пусть из числа бывших гребцов. Риск уже не так страшен будет. Дюжину и разбойники могут перебить в случае чего.

— Ты гарантируешь, что они потом к ближайшему попу каяться не побегут? — Поиграв желваками, поинтересовался Георгий.

— Обещаю, — выдержав паузу произнес Иван.

— Хорошо, тогда бери от десятка до двух. Можешь даже с сокращением доли 'стариков'.

— Ну вот и ладно. Ну вот и хорошо. — Сразу повеселел Иван. — Что еще нужно сделать, кроме аэросъемки?

— Осмотреть каждую деревушку и провести перепись населения.

— Перепись? — Переспросил, едва не поперхнувшийся Иван.

— Не переживай. Деревень у нас полтора десятка и народа там не великое множество. Вместе с городом, 'на выпуклый глаз' меньше десяти тысяч человек должно получиться. Да и особенных подробностей не нужно. По большому счету, только число, пол, возраст и дееспособность. Мало ли, инвалид? Но это в целом.

— А если укрывать людей будут?

— Расскажи об отмене налогов на три года, да поведай о том, что я собираюсь делать запасы на случай голодной зимы. Вот и хочу узнать, сколько может быть едоков. Не уверен, что поможет. Но все‑таки. Надеюсь, народ тут еще не настолько искушен хитростями руководства. И да, очень важно, приглядись к старостам, что за люди, чем живут, чего хотят, какие слабости. Ну и так, если заметишь кого интересно, тоже примечай. Мало ли там Ломоносов доисторический какой бегает.

— Это все?

— Если приметишь какое место для строительства укрепленного поселения, тоже отмечай. А так, вроде как все.

— Ясно. А огородник мне зачем?

— Места для выращивания редиски с картошкой будет присматривать, — улыбнулся Георгий. — По весне ведь нам этим чудным делом придется заняться. И да — постарайся не затягивать. После деревень тебе нужно будет город весь протряхнуть. Надеюсь, ты не против роли княжеского участкового? По числу населения как раз должны на типичный московский участок походить.

— Давай не будем забегать вперед. Кто его знает, как местные поведут себя?

— Да как они могут повести? Люди они везде люди. Голодные, дикие, необразованные. Но люди же. Тем более, что рьяного рвения к вере у люда я пока не замечал. Им бы пожрать чего. Тут не до высоких материй.

— Всякое бывает.

— Так я не спорю. Бывает. Но я в чудеса не верю. А вот в тебя верю — ты матерый специалист. Справишься.

— Ха. Посмотрим.

— Ладно… ступай. А то меня Валя заждался. Уже всю голову взбаламутил своими идеями. Чего он только не предлагал. Карта высот то здесь… хм… слегка другая, нежели в наши дни.

— Да я заметил. Совсем знакомых мест не узнаю.

— Вот — вот. И холмы круче, и низины резче. У него уже восемь проектов наметилось по новой крепости.

— Если интересно мое мнение, то да, Кремль у реки и против монголов это не лучший выбор. Но у нас мощные арбалеты. Мы им просто не дадим воспользоваться вихревыми катапультами. Так что нет смысла мудрить. Стройте так же, как поступали московские князья.

— Я учту твое мнение, — улыбнувшись, произнес Георгий. — Посмотрим, что предложит архитектор. Не переживай. В любом случае, еще не раз обсудим. Может быть там действительно стоящее будет.

 

Глава 8

13 августа 1235 года. Московское княжество

Крохотное новообразованное Московское княжество раскинулось вдоль своей главной магистрали — Москвы — реки. Конечно, с ответвлениями, но не сильно. Поэтому в путешествие по селам округи отряд под руководством Ивана Семеновича отправился на двух больших шлюпках, которые нес на себе 'Арго'. Фактически гичках. Кораблю они больше ни к чему, а вот отряду очень пригодились. Крепкие, легкие, надежные плавательные средства, способные идти не только на веслах, но и под парусом. Причем довольно быстро.

Вот на этих 'лодочках', каждая размером с добрый ушкуй, Иван и отправился к ближайшей деревне.

Русская деревня.

Во скольких песнях и стихах она воспета? Если их послушать, то она оказывается просто мечтой, вынырнувшей из пучины прошлого, которое в свою очередь, отличалось справедливостью, честностью и прочими добродетелями. Там все было не так, как сейчас. Еда была натуральной, инфекция — ручной, а дизентерия — лечебной. Не говоря уже о том, что бабы рожали в поле исключительно здоровых детей, без всех этих новомодных штучек, от которых один вред…. Ну или как‑то так. Ценители апокрифической, прямо‑таки сказочной древности, всегда смогут развить и дополнить эти мысли.

Однако на деле все оказалось не так радужно…. Но давайте по порядку.

Еще подходя к берегу, Иван отметил, что несколько рыбаков, бросив все, побежали куда‑то к домикам. Две гички, полные вооруженных людей, оптимизма аборигенам явно не добавляли. Но оно и понятно — времена лихие. Большинство людей живет по принципу: 'выдали пистолет, и крутись, как хочешь', а крестьянам приходилось постоянно помнить о том, что 'белые придут — грабят, красные придут — тоже грабят'. Понимая это, спешить и сразу идти за пейзанами гости не стали. Ведь испугаться могут, и ищи их потом по окрестным лесам да оврагам и в стогах сена.

Иван со своими людьми степенно 'припарковался', вытащив обе гички на берег. Осмотрелись. И малыми силами двинулись в сторону построек. Большая же часть отряда демонстративно осталась у лодок. Мало того — специально на виду.

Подобный подход оправдал себя. Навстречу Ивану вышел мужчина в летах. По местным меркам, конечно. Так‑то ему лет сорок от силы было. Осторожный взгляд, обросший, умеренно опрятный, в изрядно поношенных лаптях. Остальной же народ аккуратно выглядывал из самых необычных мест, явно готовясь дать деру в случае опасности. По крайней мере, то здесь, то там торчали их любопытные мордашки.

— И вам доброго дня, путники, — произнес мужчина и вежливо поклонился. — Я Лукаша, староста нашей скромной деревни.

— И вам доброго дня, — едва заметно кивнул Иван, возвращая приветствие. — Я сотник нового князя Московского Георгия Максимовича. Слышал ли о таком?

— Как не слышать? Слышал. О нем вся округа только и говорит. Весть об освобождении от податей как птица все окрестные земли облетела.

— Это хорошо, — кивнул Иван. — По поручению князя я объезжаю его владения и осматриваю их. Кто кем живет? У кого какие беды. Так что, пойдем, расскажешь.

— Чудно как‑то. Никогда раньше князя не заботили наши беды, — удивленно произнес староста, услужливо показывая дорогу к своей хижине.

— Новый князь из Святой земли прибыл, где воевал вместе с отцом за Гроб Господень. Там его и озарило просветлением духовным. Так что, рассказывай, не таись. Может, сможем помочь чем.

Лука от таких слов сильно призадумался. Что ждать от странного желания князя? Как поступать? Впрочем, спорить и пререкаться он не стал. Какой в том смысл? Тем более что никакой явной угрозы от гостей не исходило. Поговорить‑то язык не отвалиться.

А Иван шел вглубь населенного пункта и грустнел на глазах.

Какой была среднерусская деревня тех лет? Добрые срубы, дородные бабы в расшитых рубашках да крепкие мужики, что под стать богатырям? Отнюдь. Этой сказки, к сожалению, не было. Экономика и доступные технологии диктовали свои условия жизни.

Так, например, во всей деревне был только один сруб — дом старосты, да и тот — скромный и неказистый. Остальные жители ютились в мазанках — домах со стенами из переплетенных веток, покрытых толстым слоем глины. Деревья, конечно, были рядом. А вот подходящего инструмента для их обработки остро не хватало. Поэтому срубы являлись признаком зажиточности. Ими не брезговали даже князья. Крыши были крыты сплошь соломой. Дранки нет. О глиняной черепице никто и не заикается. Окна прикрыты ставнями и лишены стекол или хотя бы их аналогов. Внутри — земляной пол и примитивные топчаны, набранные не из досок, а из жердей, прикрытых соломой. Мечтаете погреться на старой доброй русской печке? Мечтайте дальше. Ибо нет ее. Вообще. И в планах не значится. А народ топит по — черному, из‑за чего изнутри все стены закопченные от сажи.

Сами люди под стать своим домам. Худые, изможденные. Ивану там, в XX и XXI веке всегда нравились стройные женщины. Но одно дело стройная, спортивного вида девица. И совсем иное 'бухенвальдский крепыш', смотрящий на тебя тревожным взором. Какая уж тут эрекция? Жалость и только. Ну и сразу мысли о том, чем бы ее покормить. Конечно, все было не настолько радикально, как в лагерях смерти, но очень близко к тому.

Одежда никоим образом не выбивалась из общего фона. Серая, грубая ткань, местами подранная и сильно изношенная. У единиц она была относительно новая. Обувь? Практически все рассекали босиком. Лето же.

Иван впервые с момента попадания в XIII век оказался так близко к простому люду. Как‑то так получилось, что Георгий пер словно танк, нигде толком не задерживаясь. А если и останавливался, то удерживая своих людей компактно в полной боевой готовности. Мало ли что? Но тут… взглянув поближе на простой и суровый быт крестьян этих лет, Иван лишь желваками играл. Заводить старую песню о том, что довели и разворовали? Так нет же. Жили они так испокон веков. Бедно и трудно. Редкий год без голода был. Как там говорили? Если рожь не уродилась, это не беда. Беда — если лебеда не выросла. И кого ругать? Кого винить? Нет в этом деле ни правых, ни виноватых. Есть лишь проблема, одна большая, сплошная и всеобъемлющая проблема, которую предстояло решать.

Иван повернулся к Семену, что шел рядом с таким же пасмурным лицом, но тот лишь покачал головой и тихо сказал:

— Ничего не говори. Не надо.

Тот был из крестьянской семьи и степень его переживаний при виде того ужасного запустения, в котором жили люди, зашкаливала. Он и учиться пошел из‑за того, чтобы помочь избавить людей от голода и скудости питания. Насмотрелся в детстве, а еще более того — наслушался. Первая половина XX века принесла нашей многострадальной Родине много сложных испытаний, отзвуки которых звучали даже в начале XXI века.

Гости пришли к дому старосты и, разместившись без особенного удобства, стали беседовать. А мальчишки побежали по округе собирать людей. Ведь на дворе было лето, и шли активные полевые работы. Однако уже через три часа возле дома старосты собралась практически вся деревня.

Зачем он их собрал?

Во — первых, пересчитать и оценить трудовой ресурс.

Во — вторых, обрадовать тем, что князь Георгий Максимович устанавливает закупочные цены, по которым они могут сдать ему практически всю свою продукцию. А также целый список даров природы, что они могут в свободное время добывать, подрабатывая. Что это давало крестьянам? Очень многое. Тут стоит уточнить, что несмотря на глухую древность, купцы уже вовсю практиковали спекуляции, да не простые, а с чудовищной вилкой цен. Из‑за чего крестьяне получали за свою продукцию натурально гроши, а горожане вынуждены были покупать продовольствие за изрядные деньги. А оно князю было не нужно, накопление капиталов — это хорошо, но не так и не на своих людях.

Что давала обещанная скупка продуктов сельского хозяйства по стабильной цене в любом количестве? Прежде всего, социальную защиту наименее обеспеченных слоев населения его княжества. Ведь купцы теперь не могут давать цену меньше, чем установил князь. А это немало.

Казалось бы, люди постоянно голодали или жили впроголодь. Как они могут что‑то продавать на сторону? А вот так. Натуральное хозяйство оно не так уж и замкнуто, как принято считать. Да, оно крайне непродуктивно из‑за чего товаров порождает очень много. Отчего современные исследователи иногда полагают, что они и не торговали вовсе. Еще как торговали. Хотя бы потому, что людям была нужна соль — весьма недешевый товар в те времена. Кроме соли, сильно превышавшей стоимость продовольствия, крестьянам требовались и металлические изделия — жуткий дефицит и дороговизна, но все равно — без них никуда. Поэтому, хочешь — не хочешь, а приходилось торговать, отрывая от себя часть продовольствия. И нередко изрядную часть.

Поговорили очень конструктивно. Люди остались очень довольными, так как, хоть и не сразу, но поняли о чем речь. И просветлели. Кроме того, Иван аккуратно забросил удочки, сообщив, что после сбора урожая в Москве будет наем рабочих, не только мужчин, но и женщин.

На том встреча и завершилась. Крестьяне угостили, чем смогли княжих людей, что столь радостные новости им принесли. А поутру, позавтракав, отряд пошел дальше. Ему предстояло еще много объектов осмотреть и навестить.

 

Глава 9

21 ноября 1235 года. Киев

Новый митрополит, прибыв в Киев, сразу развернул довольно бурную деятельность. Вроде как входя в курс дел, и беря их под свой контроль. Однако все или почти все, так или иначе, сводилось к летнему инциденту. Даже местного князя он весьма основательно расспросил об этом странном греке — Георгии. Впрочем, Владимир Рюрикович не удивлялся. Чего‑то подобного он и сам ожидал — уж кто‑кто, а патриарх точно такое событие пропустить не мог.

— Георгий Максимович, — вкрадчиво произнес митрополит Иосиф, завершив чтение своего экземпляра договора между Даниилом Романовичем и юным Комнином, — какой он?

— Опасный, — чуть подумав, ответил Владимир Рюрикович. — Очень опасный. Бывало и не раз, что чью‑то дружину разбивают, побив несколько десятков. Но чтобы буквально вырезать без малого две сотни? Такое только монголы на Калке учиняли. Но и им требовалось больше времени. А тут — раз и все.

— Да, я слышал, — кивнул митрополит. — Эти странные арбалеты…

— Не только, — горько усмехнулся Владимир Рюрикович. — У него есть и другое оружие, которое он старается не использовать. Сухой греческий огонь. Ужасная вещь. А еще превосходные доспехи. И откуда он их только добыл? Я специально расспрашивал знающих людей — никто ничего сказать не смог. Они совершенно ни на что не похожи.

— Но это люди и оружие… — покачал головой митрополит, — а человек он какой?

— Я и говорю — опасный. Он не боится применять оружие и делает это очень неплохо. Мне было интересно, насколько он хорош на мечах. Покружились мы несколько раз, упражняясь. Это что‑то невероятное. Я для него словно неопытный юнец, а ведь с самого детства с мечом рос. Как такое возможно? Не понимаю. Не раз пробовал сойтись с другими князьями. Кто‑то был лучше, кто‑то хуже. Но не настолько!

— Серьезно? — Искренне удивился митрополит. Ведь мастерство в контактном бое в те времена было в основном, прямо пропорционально социальному положению. Герцог мог уделить больше времени для таких упражнений, обучаясь у лучших мастеров. А потому, при прочих равных, серьезно превосходил простых рыцарей. А те, в свою очередь, обходили как стоячих всевозможных простолюдинов, лишь частично сравниваясь с опытными, прожженными вояками, не вылезавшими многие годы из сражений. Высочайший уровень владения мечом в юном возрасте был маркером крайне высокого происхождения, и говорил о том, что юноша рос при дворе очень обеспеченного покровителя. Такого, который мог позволить себе нанять самых лучших мастеров меча, для обучения мальчика.

— Именно так, — кивнул Владимир Рюрикович. — А вы еще спрашиваете, верю ли я ему? — Хохотнул князь. — Да я из него вытягивал рассказы о прошлом чуть ли не щипцами. До сих пор не могу понять, то ли он стыдится чего, то ли еще чего. А как он играет в шатрандж?

— Шатрандж?

— Да. А еще изъясняется, читает и пишет на греческом, латинском, славянском и арабском языках. Знаком с логикой и риторикой. Кроме того, он весьма искушенный в Священном писании, свободно цитируя оттуда целые стихи в подтверждение своих слов.

— Интересно… очень интересно… — задумчиво произнес Иосиф, пытаясь лихорадочно понять, откуда этот чудный юноша появился. На дороге люди с таким уровнем образования в их годы не росли. Их генерировали либо монастыри, либо самые уважаемые и влиятельные семейства.

— Возможно, тебе будет интересно, — продолжил Владимир Рюрикович, — но нанимая здесь, в Киеве, купцов, он тратил вот такие деньги. — С этими словами он вытряхнул на стол золотые монеты из небольшого мешочка. Митрополит осторожно взял ближайшую монетку и осмотрел ее.

— Солид Андроника Комнина, — тихо проговорил Иосиф.

— Именно. Этим монетам, по меньшей мере, пять десятилетий. Но выглядят они так, словно их вчера отчеканили. А это значит, что либо Георгий их подделывал, либо у него был какой‑то запас от деда. Подделывать старые монеты ему нет резона. Тем более, не портя металл. Значит — это наследство, доставшееся от деда.

— И много он таких монет потратил?

— Изрядно. Хотя сев в Москве, начал чеканить новые монеты очень хорошего качества. Быстро. Практически сразу. Вот, — произнес князь, высыпав на стол монетки из еще одного мешочка, — этим недавно расплачивался один из купцов, что прибыл из Москвы. Он божился, что эти монеты дал ему Георгий Максимович.

— Ты позволишь их забрать? — Повел бровью митрополит.

— В качестве церковного пожертвования за год? — Улыбнулся князь, прекрасно понимая, что Иосиф собирается их отправить патриарху, вместе со своим отчетом.

— Да, — нехотя согласился служитель церкви. Но дело, порученное патриархом, было намного важнее.

— Забирай. И не забудь упомянуть, что я верный слуга церкви, — подмигнул он собеседнику.

— Церковь помнит добро, — солидно кивнул митрополит. А потом, после небольшой паузы, продолжил расспрос. — Почему ты ему помог? Вы ведь могли вместе с Юрием Всеволодович попытаться взять Георгия в плен, перебив его дружину. Разве не хотелось?

— Хотелось. Еще как хотелось. Но я не враг себе. Прекрасно представляю, какой кровью достанется победа.

— И только?

— Отчего же? То, что Георгий Максимович сел в Москве мне очень на руку. Слова Юрия Всеволодовича — это просто слова. Выступит он в защиту Киева или нет — никто не знает. А вот наличие под боком Черниговских князей этого странного и во многом непонятного князя сильно предостережет их от попыток захватить Киев. Гибель Михаила Всеволодовича там помнить будут еще долго. Усиление Чернигова Георгию Максимовичу не выгодно. А я? Пока он сидит на своем болоте и строит крепость — я спокоен за свою судьбу. Да и Даниил Романович, тоже. Георгий Максимович разом поставил крест на распрях в наших краях. Никому не хочется идти вслед за Михаилом Всеволодовичем и его дружиной.

— Он только вам с Даниилом Романовичем полезен?

— Он всем полезен, — пожал плечами Владимир Рюрикович. — Хотя звучит это очень странно. Кто он и откуда — никому не интересно. От распрей устали все. Но как их прекратить мы не знали. А Георгий Максимович знал. Он просто убил того, кто беспокоил всю округу. И все. Умер человек, и беды более не стало.

 

Глава 10

19 января 1236 года. Москва

Для любого нашего современника, выросшего в мегаполисах с их энергичным, уверенным ритмом жизни те далекие времена показались бы совершенно унылыми. Сонными. Ведь никто никуда не спешил по меркам жителя XXI века. Этакие размеренные пасторальные коровы, что млеют в тенечке, укрывшись там от палящих лучей солнца.

Идиллия? Может быть. Но только не для Георгия и его людей. Для них такая жизнь была совершенно невыносимой, из‑за чего вокруг них все бурлило и кипело. По — настоящему. Даже по меркам наших дней.

Что Георгий Максимович творил? Злодействовал с размахом!

Вся концепция его действий выстраивалась вокруг строительства новой крепости. Ну и всемерного повышения боеспособности своего княжества. Пришел, увидел и отжал? Осталось сохранить.

После бурных дебатов было принято решение — ставить новую крепость не в стороне от города, а вокруг старой. Почему? Да кто его знает? Что‑то иррациональное. Для гостей из будущего эта небольшая крепость на слиянии Москвы — реки и Неглинной являлась чем‑то сакральным, непознаваемым. Сердцем, душей, надеждой на будущее. А уж какой она там будет — дело десятое. Главное, чтобы она стояла. Все остальное — неважно.

В пользу этого решения говорило еще и то, что старый владелец города обеспечил знатную полосу отчуждения между стенами укрепления и Подолом. Опасался пожаров. Вот на этой полосе, буквально по линеечке, Валентин и стал разбивать новую крепость. Вплотную к старым стенам, разумеется, которые после планировали разобрать.

Самым приятным было то, что это начинание нового князя нашло самый теплый отклик в сердцах аборигенов. Все прекрасно понимали, что в случае нападения — она их последняя надежда на спасение от смерти или того хуже — рабства.

Но сердце сердцем, а желудок желудком. Просто так никто работать бы не стал, даже всецело поддерживая и одобряя идею. И вот тут начала приносить плоды игра Георгия на опережение. Он ведь не зря так щедро расплачивался с купцами, мотивируя их на великие дела и здоровую инициативу. Поэтому, до конца навигации они пригнали в Москву двадцать стругов зерна из Рязанского княжества. Да по весне обещали подогнать не меньше из‑под Киева и Галича. Кроме того, удалось закупить сена, овец, сала и соли в изрядном количестве.

Что это позволило Георгию сделать?

В те далекие времена большинство простых работ оплачивалось едой. То есть, нанимая человека на работу, его обязывались кормить. Как правило, этого считалось достаточным. Оплачивали отдельно только квалифицированный труд. Да и то — весьма скромно по нашим меркам. Обычный ремесленник на грамм серебра мог работать неделю.

Георгий же предложил очень щедрую по тем временам схему найма. Он не только сытно кормил трижды в сутки кашей на сале с мясом своих работников, но и выплачивал даже самым простым рабочим деньги — по медной монете в неделю. Поэтому к первому января, на него уже трудился каждый второй мужчина дееспособного возраста, что проживал на территории Московского княжества. То есть, тысяча двести семнадцать человек, которые были организованы в семьдесят девять бригад. Сверх того, Георгий сколотил еще две женские и три подростковые бригады.

Да — да, детский труд постыден. Но не тогда, когда это позволяет накормить людей, не приучая их к халяве. Ну и дела имелись для них. Например, все подходы к княжеству теперь находились под круглосуточным неустанным контролем. Деятельность мальчишек развернули, опираясь на советский опыт организации пограничной службы. В рамках местных возможностей, конечно. Благо, среди 'молодых стариков', парочка как раз там и служили. Именно эта служба и смогла оповестить Георгия о прибытия митрополита. Само собой, не попадаясь ему на глаза. Тихо и аккуратно…

Иосиф, подъезжая к маленькому городу, смотрел и не мог поверить своим глазам. Нигде он не видел столько жизни и активности. Особенно на Руси, где города были довольно тихие и сонные даже по меркам тех лет. Но Москва, казалось, могла дать фору даже горячим городам юга. Несмотря на зиму, повсюду суетились люди. В небо уходили многочисленные столбы дымов. Раздавались перекликающиеся серии удивительно сильных и частых ударов молота. Так, словно кто‑то загнал в кузницу древних гигантов. Что‑то жужжало, что‑то гудело, что‑то тарахтело. Да и вообще — весь город и его окрестности полнились звуками и каким‑то шевелением.

— Ваше Высокопреосвященство, — хмуро произнес один из воинов, сопровождавших митрополита от самой Никеи. — Нас встречают, — кивнул он в сторону группы всадников, приближавшихся от города.

Иосиф взглянул на туда, и сердце его сжалось от нехорошего предчувствия. И не только сердце.

Дело в том, что затяжная борьба с крестоносцами за контроль над Константинополем и сотрудничество в Святой Земле, вынуждали православное духовенство Никейской Империи сталкиваться с ними постоянно. И не только сталкиваться, но и активно общаться, выступая переводчиками и дипломатами. Поэтому традиции, привычные для этих западных варваров, Иосиф знал очень хорошо. И вот эти всадники на крупных лошадях, в доспехах, прикрытых сюрко с одинаковыми геральдическими фигурами, были ему до боли знакомы. Кроме латинян так не делал никто.

Встревожился не только он, но и все его спутники, пониявшие эту деталь.

— Он долго жил в Святой земле, — успокоил их митрополит.

— Да, Ваше Высокопреосвященство, — кивнул начальник его охраны, и крепче сжал копье, не предпринимая, впрочем, активных действий. А это было непросто. Пятнадцать всадников шли очень плотно и в любой момент могли, развернувшись в строй фронта, ударить. Конечно, лошадки у них были не рыцарские, а местные. Но ситуации это не меняло.

Однако, шагов за тридцать встречающие перешли на шаг, обозначая мирные намерения. Щекотать нервы можно и нужно до определенных пределов. Все‑таки не враги прибыли. А в десяти шагах так и вообще остановились, удерживая небольшую, но все‑таки дистанцию.

И только сейчас митрополит смог обратить внимание на то, в каких именно доспехах были встречающие. Конечно, сюрко укрывало большую часть корпуса, но даже то, что выступало из него — внушало уважение. Ни он, ни его спутники не были знакомы с латными доспехами вообще, и с высокой поздней готикой в частности. Для первой половины XIII века такие поделки казались чудом нерукотворным. Ибо металлургия еще не достигла нужного уровня, как и мастерство кузнецов. И это пугало не меньше следования латинской традиции в геральдике.

— Перед тобой митрополит Киевский и всея Руси! — Наконец, совладав с собой, произнес командир охраны. На древнерусском языке, но с сильным греческим акцентом.

— Мы рады приветствовать вас на земле Георгий Максимовича, — ответил, после небольшой паузы, предводитель отряда всадников… на чистейшем койне, который в Византии практиковали только высшие аристократы и интеллектуальная элита. — Князь ждет вас. Следуйте за нами. — После чего развернулись и не спеша поехали обратно, к городу. А делегация митрополита покладисто последовала за ними. Конечно, митрополиту чем дальше, тем больше хотелось избежать этого знакомства, но он взял в себя в руки.

Делегация Иосифа втянулась в крепость, и сани остановились подле княжеского терема, на ступенях которого стоял Георгий Максимович. Его митрополит узнал не только по одежде. Лицо. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — перед тобой Комнин. А старый монах, видевший самого Андроника незадолго до смерти, так и вообще начал мелко дрожать.

Однако, несмотря на все опасения, Георгий принял митрополита очень хорошо. Ничего не обещал, но и не угрожал, оказывая должное сану уважение. Так что, через две недели, когда Иосиф направился дальше — во Владимир, намереваясь завершить объезд вверенных ему земель, патриарху ушло увесистое послание на пачке пергамента… подаренной ему князем. Отчет, вместе с целым сундучком всевозможных безделушек, включая золотые монеты Андроника, должны были после завершения половодья отправить на юг по Днепру. В Каламиты, где их должны были ожидать несколько боевых кораблей, принадлежащих православному духовенству Никейской Империи.

'… О князе же могу сказать, что нигде кроме как в Святой Земле он родиться и вырасти, не мог. Только в тех краях причудливо переплетаются наши традиции с привычками латинян и магометан.

Лицом он вылитый Комнин. Манеры и образование говорят о том, что рос он при очень высоком дворе. Возможно и Императорском. Уровень образования таков, что я чувствую себя полнейшим неучем, рядом с ним. Георгий прекрасно разбирается в Священном писании, зная не только наши тексты и латинские ереси, но и древние, совсем уже забытые заблуждения. Знаком с исламом и какими‑то странными восточными видами язычества. Он называет их зороастризмом, буддизмом, индуизмом и конфуцианством. Читает, пишет и изъясняется на семи языках! Разбирается в математике, геометрии, логике и иных науках, кои практикуют или арабы, или вообще в далекой Индии. Прекрасно играет в шатрандж, из тридцати партий, что мы с ним сыграли, я проиграл все!

О его навыках как воина — местные жители вообще легенды начали складывать. По крайней мере, те, что его видели в бою. И сталкиваться не желают. Полностью подтвердились его военные успехи в Тавриде. Они дополнились еще разгромом дружины одного из местных варварских князей. Ее он вырезал практически полностью.

Оружие и броня у него действительно выдающиеся. Все его люди очень хорошо снаряжены и вооружены. Есть небольшой отряд очень сильной тяжелой кавалерии. Много лучше рыцарского ополчения латинян. Мощные арбалеты. Очень мощные. Шагов с пятидесяти пробивают доспехи из железной чешуи. И стреляют довольно часто.

Но это все малозначительные детали.

Главное в том, что по его словам в Святой земле ему было видение, открывшее многое. В том числе и место тайника с Дарами Георгия Победоносца и кое — какими вещами, добытыми в древности из Атлантиды. Все дары умещаются в ковчеге из непонятного материала. В его распоряжение полное воинское облачение Георгия Победоносца: шлем, кираса, поножи, щит, копье и меч! Они, как и все Дары, выглядят нерукотворными! Просто божественными! По словам Георгия, для оружия и доспехов применялись небесное железо и древний металл — титан. Он очень легкий и прочный.

Кроме того, в ковчеге находились тексты — наследие Георгия Победоносца: его личное Евангелие и еще одиннадцать иных текстов. Все они также выглядят нерукотворными. Материал, на котором их написали, я опознать не смог. Это ни папирус, ни пергамент, ни бумага. Все покрыто изящными, аккуратными буквами. Одна к одной, без помарок и ошибок, даже самых малых. А промежутки заполнены безумно красивыми миниатюрами и узорами. Под стать им и полотна, которые украшены совершенно удивительными картинками. Самой замечательной является картина, как ее назвал Георгий, изображающая момент рождения Иисуса нашего Христа. Нарисовано так хорошо, что я просто не представляю, как так можно сделать. Иной раз взглянешь на них, и кажется, будто живые, просто замершие на мгновение. Одно могу сказать — ничего, даже близкого я не встречал в своей жизни.

Я в полной растерянности. Это ведь настоящее чудо!

Кроме того, он знал, зачем я приехал и просил передать пожелания доброго здоровья вам и Императору. Мало того, для написания сего письма, подарил пергамент высшего качества, который у него имелся в избытке. Также он пообещал разрешить скопировать тексты Даров, ибо, по его словам, они достояние всех христиан.

Зачем он сюда пришел я не знаю. Сам он сказал, что ведом самим Георгием Победоносцем, открывшим перед ним свой тайник в Святой земле и давший задание. Ему надлежит выстроить в этих диких краях неприступную твердыню для хранения даров этого святого человека…'

Во Владимире Иосиф гостил очень немного. Сразу, при первой же возможности, отправившись в обратный путь. Очень уж хотелось ему снова взглянуть на Дары Святого Георгия и пообщаться с этим удивительным человеком. Да и Москва ему понравилась. Кругом порядок и все при деле.

Патриарх же, когда получил это послание и изучил, предложенные к нему артефакты, устало откинулся на спинку кресла, и задумался. Крепко так, основательно. Как вести себя дальше. Тем более что Венеция и Рим отправили к этому человеку свою делегацию. Явно что‑то разузнали и заинтересовались. Ведь в колониях Венеции их видели и отметили латинские геральдические традиции.

— Может быть, пора пообщаться с его родственниками? — Поинтересовался тихий и неприметный сотрудник тайной разведки церкви, что ждал в покоях патриарха его дальнейших распоряжений.

— Может быть… — хмуро произнес патриарх и потер переносицу.

 

Часть вторая. Князь

Глава 1

2 сентября 1236 года. Москва

Миндовг стоял на небольшом холме и рассматривал Москву с какими‑то смешанными чувствами. О, как сладки были увещевания Юрия Всеволодовича! Чего только там не было по его рассказам. Но еще тогда это странное поведение смутило великого князя литовцев. Почему же, если там столько всего вкусного, он сам не идет его захватывать? В чем подвох?

Сейчас же, стоя недалеко от этого маленького города, он медленно начинал осознавать всю неловкость ситуации.

Во — первых, его ждали. Простых людей ни в Подоле, ни рядом с ним не наблюдалось, как и скота. Мало того, проходы между домами подола были заставлены телегами, скорее всего скрепленными. То есть, ударить конницей и смять засевших там стрелков, не выходило вообще.

Во — вторых, несмотря на все заверения Юрия Всеволодовича, крепость не выглядела маленькой и слабой. Скорее наоборот. В отличие от большинства русских крепостей, известных Миндовгу, она имела очень прямые линии стен и множество высоких башен, выступавших перед куртиной. Аккуратно на удалении полета стрелы. Так что, штурмовать эти укрепления казалось сущим безумием.

В — третьих, войска. Они не выглядели слабыми и малочисленными. Да, безусловно, армия в полторы тысячи человек, что привел с собой Великий князь литовский, превосходила войска Георгия Максимовича. Но не сильно. В том же Подоле, у баррикад, наблюдалось около четырех сотен стрелков. А возле ворот строился отряд из сотни тяжелых кавалеристов. Причем на стенах крепости еще оставались люди. И все бы ничего. Но даже отсюда, невооруженным глазом было видно — они все в доспехах. Вообще все. Причем кавалеристы в чем‑то тяжелом. В то время как его люди большей частью вообще ничем не были прикрыты. Да, он смог исполчить немало охочих людей, но вооружить их по — человечески у него не имелось возможности.

В — четвертых, все бойцы противника были в сюрко с одинаковыми геральдическими фигурами. Слово воины католических орденов, с которыми ему приходилось уже не раз иметь дело.

Очень неудобная ситуация.

Но Миндовг не зря получил свое имя, данное ему по языческому обряду за свершения, а не просто так, как принято у 'людей книги'. Оценив всю пагубность ситуации, он решил пообщаться с местным князем. Раз уж пришел. Посему, в сопровождение небольшого отряда из ближних дружинников, он шагом поехал к крепости. Спешить и провоцировать лучников не хотелось совершенно. Да скорострельность самострелов и не очень высока, но ему от этого легче не станет.

Видя намерение пообщаться, ему навстречу выдвинулась группа из двух десятков всадников. И чем сильнее они сближались, тем больше Миндовг убеждался в правильности своего решения. По сравнению с этими, закованными в латные доспехи, людьми, он в своей кольчуге выглядел бедным родственником.

— Великий князь литовский, Миндовг, — представился гость, едва заметно обозначив поклон, когда между отрядами осталось метров пять.

— Князь Георгий Максимович Комнин, — ответил приветствием хозяин. Аккуратно и без лишнего пафоса. Миндовг мог бы и скромнее представиться. А то, Великий князь, понимаешь ли. Вот Георгий и вернул ему шпильку, указав принадлежность к очень влиятельному роду. Такому, по сравнению с которым, Миндовг выглядел если не дворняжкой, то близко к тому. Так что, с точки зрения средневековой этики, получалось так, что еще не известно, кто из них более весом и значим. Шило на мыло примерно.

Миндовг это оценил и улыбнулся. Ему нравились такие игры. Но Георгий не дал ему продолжить ритуальное пустословие.

— Вас Юрий Всеволодович прислал?

— Прислал? — Удивился Миндовг.

— Или обманом заманил.

— Почему ты так считаешь?

— Я занял его земли. Он на меня в обиде. Но после разгрома мною Михаила Всеволодовича не горит желанием сам сгонять меня с Москвы. Ты — самый лучший кандидат для выполнения грязной работы.

— Ты говоришь обидные вещи, — попытался напустить на себя оскорбленную невинность Миндовг.

— Юрий Всеволодович в суточном переходе от этих мест. На волоке, что ведет в Клязьму. Он ждет исхода боя, чтобы атаковать победителя. И убить одним ударом двух зайцев.

— Это точно? — Нахмурился Миндовг.

— Можешь отправить к волоку своих людей и проверить мои слова. А можешь поверить на слово. Ведь о твоем подходе я узнал заранее.

— И как же?

— Мои люди меня любят и с оказией передают как дурные, так и хорошие новости.

— И что ты предлагаешь? — Невозмутимо поинтересовался Миндовг.

— Юрий Всеволодович вывел всю свою дружину, да еще призвал всех своих вассалов. Кое — каких наемников привлек. Сейчас у него без малого восемь сотен воинов. Преимущественно конных. Я в крепости устою. Ты в поле — не устоишь. Но и он потеряет людей слишком много. Ослабнет. Ему это не нужно.

— Ты предлагаешь мне атаковать дружину Великого князя? — Удивленно выгнул бровь Миндовг. — Зачем? Он ведь идет мне на помощь. — Начал блефовать литовец.

— Тогда подожди его подхода, и вместе попытайте счастье. Я готов вас встретить. — После чего Георгий развернул коня и направился обратно к своим войскам. Причем довольно быстро въехав в зону поражения стрелков ополчения от греха подальше. А то еще атакуют в спину.

Чуть помедлив, Миндовг последовал примеру своего визави. Требовалось взвесить полученную от него информацию. Если Юрий Всеволодович стоит в дне пути от Москвы, значит, он чего‑то ждет. Чего? Очень уж реалистично прозвучали слова Георгия Максимовича. Тем более что к его приходу он был действительно готов. Их набег не выглядел внезапным. А может быть, он просто тянет время? Но зачем?

Сам же Московский князь вернулся на первоначальную позицию и медленным, тяжелым взглядом окинул поле. Битвы было не избежать. Как и в каком формате — дело десятое. Не такие люди эти литовцы, чтобы просто так уходить. Да и наличие будущего тестя под боком — очень многогранный фактор.

Воинство Георгия за минувший год на Московском престоле значительно окрепло. В сущности он сформировал четыре разных воинских подразделения.

Первое подразделение представляло собой конную роту кирасир, как он ее назвал. Под нее пошли все пятьдесят доставленные новгородцами из Фризии настоящих рыцарских коней. Каждый в тонну весом! Натуральное чудовище! На них посадили самых боеспособных дружинников, упаковав как их самих, так и лошадей в очень серьезные латные доспехи, выполненные в стиле высокой поздней готики. Ну и, само собой, снабдив всадников ясельными седлами с глубокой посадкой да копейными крюками на кирасах. В результате мощь их копейного удара стала уступать только могуществу натиска. Обычного дружинника в кольчуге, прикрытого легким деревянным щитом, удар копьям такого кирасира, пробивал насквозь. В глазах местных, эта рота выглядела натуральными железными чудовищами.

Второе воинское подразделение было представлено второй ротой кирасир, которую Георгий посадил на трофейных коней черниговских дружинников. Еще полсотни относительно тяжелых всадников. Только на этот раз в бригантинах поверх кольчуг. Да и лошадки имели очень скромное прикрытие, больше защищающее от стрел, чем от серьезных ударов. Получилась этакая заготовка для дублирования первой роты кирасир… по мере поступления лошадей и изготовления доспехов.

Третий отряд — пехотная рота стрелков — арбалетчиков. Прекрасные доспехи, мощные арбалеты, муштра и железная дисциплина. В общем — все то, чего в том мире не было нигде, по крайней мере, в комплексе. Но их было всего сто человек, поэтому они оставались прикрывать саму крепость. Оставаясь своего рода резервом. Холодным оружием они владели еще довольно плохо, однако, прекрасные по местным меркам доспехи и дисциплина, давали им очень приличные шансы в столкновении с местными отрядами.

Четвертый отряд — рота ополчения. Раз в месяц Георгий проводил двухдневные учебно — тренировочные сборы среди работавшего на него персонала. Не всех, а только тех, кто подходил характером и здоровьем. Четыреста человек. Можно было бы и больше, но количество диктовалось трофейными кольчугами. Ничему особенному их научить не могли, да и не хотели. Просто элементарная муштра для наведения дисциплины и освоение простых как два пальца длинных луков. Стрелять прицельно от них никто не требовал. Просто по команде выдержать направление и возвышение по руке командира и дать залп, растянув луки до предела. И так — по несколько раз в минуту. Конечно, в некотором очень скором будущем, Георгий планировал их перевооружить на арбалеты, но пока приходилось обходиться тем, что есть. Так как его идея с цельнодеревянными арбалетами провалилась. Да, сделать их можно было быстро и просто. Но толку с того? С таких 'девайсов' только на уток охотится… или лягушек. Слишком уж слабая дуга. Поэтому пришлось временно заимствовать опыт знаменитых английских лучников. Дешево, быстро и сердито. Особенно не вспоминать куда более поздние сказки об их эпичной точности. Даже если она была, тактика применения таких лучников строилась на формировании плотности огня по площадям. А там точность без надобности. Поэтому любой крестьянин подойдет.

Итого получалось изрядно. Сто всадников, сто арбалетчиков, четыре сотни лучников. И все тяжелые, и все в изрядных доспехах для своей роли. Шесть сотен! Такой уровень не каждый великий князь может себе позволить. Численно. Однако в глазах литовцев, прибывших 'на стрелку' верхов, у московитов была только сотня кавалеристов, против их полутора тысяч. Пусть и легких, но в пятнадцать раз больше! Пехоту же в те дни никто даже за людей не считал. Ну, разве что Миндовг напрягся, понимая, насколько непроста ситуация. Остальные же его люди и в ус не дули. Фигня вопрос! Растопчем!

И вот, после целого часа бурных дебатов с маханием руками и самых сочных базарных эпитетов литовцы зашевелились, готовясь атаковать.

Понимая, что штурмовать крепость, не подавив лучников в Подоле, безумие, Миндовг все‑таки заставил сотню бойцов спешиться и, прикрываясь щитами, попытаться растащить телеги. То есть, дать ход для кавалерии. Плотный обстрел этих камикадзе прибалтийского разлива, конечно, дал определенный эффект. Но большие кавалерийские щиты сильно облегчили участь наступавшей пехоты, несмотря на плотный обстрел. Только двадцать три человека оказалось выбито из общего массива.

Но лезть в рукопашную свалку вчерашним крестьянам не стоило. Поэтому, расстреляв колчан стрел, все четыре сотни лучников по команде Георгия отступили в глубину построений. Сигнальщик с флажками и горнист очень сильно помогали в этом деле, как и муштра, прививавшая людям какую — никакую дисциплину.

Телеги одного из проходов расцепили и растащили. После чего легкая кавалерия литовцев устремилась в глубину Подола, планируя порубить и потоптать лучников. Тем более, после такого весьма неказистого дебюта. Однако лучники вновь начали очень густо бить по площади. И вот тут случилось то, к чему литовцы были не готовы. Никогда прежде они не встречались разом с таким количеством пеших лучников. И, как следствие, такой плотностью обстрела из луков. Степняки даже близко ничего обеспечить не могли из‑за высокой рассеянности построения. А тут…

Конечно, у всадников были щиты. Но то у людей. Лошади же не были совершенно ничем прикрыты. Поэтому стрелы разили их без жалости. Не смертельно, но очень болезненно, доводя буквально до безумия. Меньше чем за минуту, вся улица превратилась в завал из бьющихся в агонии лошадей и людей. Совершенно непроходимую баррикаду, на которой осталось почти две сотни всадников.

Остальные же отступили.

Тем временем отряд спешенных литовцев не зевал и стал растаскивать телеги в других проходах. Видимо Миндовг изначально понял, что дело может оказаться хуже, чем мыслят его соратники. Поэтому сразу куда более дальновидный приказ.

Откатившись, литовская кавалерия буквально через десять минут уже привела себя в порядок и вновь атаковала Подол. Только уже сразу по пяти проходам — улицам, стремясь как можно быстрее добраться до лучников по широким сельским дорогам Подола и стоптать, вбить копытами в плотно утоптанную землю.

Лучники же, повинуясь приказу князя, взобрались по приставным лестницам на крыши домов, где заранее были размещены запасы стрел. Лестницы же не отбросили, а втянули за собой. Это стало достаточно неожиданным шагом для литовской кавалерии. А удивить, значит победить, как говаривал Александр Васильевич Суворов.

Обстрел, конечно, оказался намного менее плотный, чем в прошлый раз, но и этого хватило. Тем более что били с пяти — двадцати метров. В упор.

Тем временем, оценив момент, Георгий начал выводить обе роты кирасиров для удара. Рядом с Подолом еще оставался резерв Миндовга в виде трехсот дружинников совершенно типичного для эпохи вида. Да какое‑то количество легкой кавалерии из‑под лучного обстрела вырвется. Но дело нужно было заканчивать как можно более решительным ударом.

Впрочем, атака тяжелой кавалерии не потребовалась. Миндовг прекрасно оценил свои перспективы и поспешно 'навострил лыжи' подальше от города. Причем сразу забирая на холм, дабы не дать латникам Георгия атаковать и своих людей.

Битва закончилась.

Наступила тишина.

Лишь лучники, спустившись с крыш, деловито добивали раненых. Те, кто смог бы выжить, убежал вместе со всеми. Оставались только бойцы с тяжелыми ранениями. А у них перспективы были ровно две: либо умереть сразу и быстро, либо умирать долго и мучительно. Иной раз мучения могли длиться и неделю. Все прекрасно понимали перспективы и никого совесть не мучала. Даже ее отголоски.

Прошел еще час.

Миндовг в одиночку приблизился к Подолу, восстановившему целостность периметра. То есть, лучники стащили и скрепили телеги, защищаясь от внезапной кавалерийской атаки.

Георгий выехал навстречу. Переговоры предстояли короткие, с глазу на глаз. Поэтому он тоже никого не брал.

Встретились.

Минуту помолчали. После чего Миндовг тихо произнес:

— Ты знаешь, я не мог поступить иначе.

— Знаю, — покладисто кивнул Георгий. — Всех неугодных упокоил?

— Всех, — ответил на автомате и усмехнулся Миндовг, не ожидая подобной оценки со стороны своего противника. Он‑то имел в виду совсем иное. Дескать, вынудили, не смог пойти против коллектива. Не поняли бы. А тут оказалось, что поняли его прекрасно. Причем без слов.

— Обращайся, — усмехнулся московский князь. — Всегда помогу.

— Я хотел бы похоронить своих людей.

— Боюсь, что у тебя нет времени.

— Юрий Всеволодович? — Повел Миндовг бровью.

— Он самый. Мои люди передали, что он уже движется к Москве. Что именно он задумал, не знаю. Но ты ослаб, а у него полная дружина. Я бы не стал рисковать на твоем месте.

— Разумно, — улыбнувшись, произнес великий князь. — Удачи тебе.

После чего развернулся и поехал к своим людям.

'Были сборы недолги…' и уже через четверть часа отряд литовцев скрылся за ближайшим перелеском. Дожидаться воинства полного исполчения Великого князя Владимирского они не желали.

 

Глава 2

3 сентября 1236 года. Москва

Утро следующего дня принесло ожидаемое известие — к Москве подошел полк Юрия Всеволодовича.

Тут нужно пояснить важную деталь. Понятие полка на Руси в те годы отличалось от современных взглядов. Прежде всего, тем, что он был исключительно конным. Пешим полк быть не мог. Почему? Потому что пеших полевых войск на Руси в те годы не существовало. Конечно, какая — никакая пехота имелась. Какой она была?

Во — первых, это наемники, которые ходили вместе с купцами на корабликах. Но это уже скорее вариант морской пехоты, потому что строго полевых битв они избегали, особенно против конных противников. Хотя поучаствовать в грабежах или иных важных торговых операциях вполне могли.

Во — вторых, это ополчения. Только вот незадача — они все были городскими. Причем из числа довольно состоятельных горожан, которые, наравне с наемниками могла составлять гарнизоны городов, как регулярные, так и экстренные, собираемые при подходе врага. В полевых битвах городские ополчения, как правило, не участвовали, так как составлялись из неопытных в ратном деле людей и пользу несли малую. Кое‑что, конечно, они могли выставить в случае острой нужды. Но опять‑таки, это были всадники из числа наиболее состоятельных горожан.

Из чего же комплектовали полк?

Прежде всего, из дружинников самого князя, а также его союзников, вассалов и дворян или, как в те годы говорили, поместных дворян, получавших за воинскую службу землю в прокорм. Учитывая очень умеренный уровень экономического развития региона и низкую плотность населения, для снаряжения даже одного всадника в кольчугу при копье, мече и щите требовалось изрядная территория. Это обстоятельство усугублялось слабеньким развитием ремесел, повышая дефицитность, и, как следствие, стоимость воинского снаряжения. Поэтому полк был всегда довольно немногочисленным. Великий князь в среднем мог поднять до семи сотен всадников. Плюс временные усиления из наемников, само собой, конных, вроде тех же Черных клобуков. Тысяча — полторы — это практически предел для любого великого князя, при том, что личная дружина составляла до трехсот — четырехсот бойцов.

Как вы понимаете — невеликое воинство. Впрочем, в те годы даже появление где‑то даже двух — трех сотен всадников в доспехах решало многие вопросы. Ибо они были силой, с которой все вокруг вынуждены считаться.

Юрий Всеволодович спешил со всем рвением к Москве, желая успеть к десерту. Ведь после столкновения двух сильных противников всегда остается тот, кто победил. И силы победителя чрезвычайно истощены. Лучших условий для переговоров, а то и военной операции, не придумать. Однако то, что увидел Великий князь, полностью выбило его из колеи и сбило настрой. Мягко говоря.

Москва была готова, как и день назад. Все проходы в Подол были перекрыты скрепленными телегами. А войска располагались на своих позициях. Лучники ополчения — за импровизированными баррикадами в Подоле. Тяжелая кавалерия — у ворот. Арбалетчики — на стенах крепости.

Лишь в стороне, примерно в километре от городской стены, на левом берегу Яузы копошились крестьяне, возводя погребальный костер для погибших литвинов. Георгий решил развивать отношение с этим хитроумным правителем и давал ему второй аванс, погребая его воинов по обычаям их земли и веры. Рано или поздно весть о том дойдет до Вильно и, безусловно, окажется высоко оцененной. Сильный противник, относящийся с почтением к поверженным врагам — всегда достоин уважения.

Юрий Всеволодович думал долго, минут пятнадцать, не меньше. Диспозиция уж больно ему не нравилась, подбивая отказаться от агрессивных намерений. Слишком много стрелков оказалось у Георгия. Да еще на таких неудобных позициях. Но нашему герою надоело ждать и, решив поговорить, он выдвинувшись навстречу. Великий князь Владимирский также поехал навстречу. Само собой, в одиночку. Ибо те слова, которые сейчас возможно прозвучат, могут оказаться не для всех ушей.

— Я рад тебя видеть, — фальшиво улыбнувшись, произнес Георгий Максимович, когда они достаточно сблизились с Великим князем Владимирским. Причем улыбка была настолько ненастоящей, что не пересказать, больше напоминая оскал или усмешку. — Но, к счастью, твоя помощь оказалась не нужна. Я разбил литвинов, что шли в твои земли, самостоятельно. Вон их готовят к погребению.

Юрий Всеволодович вновь завис. Он прекрасно понял, что Георгий в курсе — кто натравил этих гостей на Москву. Но зачем же он так начинает разговор?

— Чего ты хочешь? — Хмуро поинтересовался Великий князь.

— Просто поблагодарить за помощь. Ты позволил мне получить немало коней и мяса, да и какое — никакое оружие с доспехами. Полагаю, что литвины в ближайшие несколько лет никого беспокоить не будут. Просто не смогут. По крайней мере, как раньше.

— Не понимаю я тебя… — покачал головой Юрий Всеволодович.

— А чего тут не понятного? — Усмехнулся Георгий. — Ты дал мне повод разорвать наш союз, коли на то у меня возникнет желание.

— Ты так уверен в своих силах? — Хмуро поинтересовался Великий князь.

— Во время боя с литвинами я потерял всего несколько человек. Да и то — лишь раненных ополченцев. До вступления в бой конницы и арбалетчиков дело даже не дошло.

— Впечатляет… — вполне серьезно кивнул Юрий Всеволодович, оценив успех сражения. Сам он очень не любил битвы именно из‑за потерь, которые всегда приходилось возмещать из собственного кармана. Далеко не такого бездонного, как хотелось бы.

— А между тем, имея столько же людей, как было у Миндовга, столицу любого княжество можно взять штурмом за три — пять дней.

— Мою столицу взять непросто.

— Намного проще, чем ты думаешь. Легкие деревянные стены, которыми она защищена, позволяют уберечься только от простого приступа. Но хватит и одного порока или иной осадной машины, чтобы довольно быстро их разбить.

— А у кого есть такие мастера? — Еще более хмуро спросил Великий князь. — Дело‑то непростое.

— У меня, например. Да и я сам в них разбираюсь изрядно. Не только в пороках, но и в древних механизмах времен Аристотеля и Пифагора. Слышал о таких?

Вместо ответа Юрий Всеволодович плотно сжал губы и потер лоб. Дела складывались плохо, такие прозрачные намеки не понять было очень сложно. Можно было бы подумать, что Московский князь блефует, но пока его во лжи никто уличить не мог.

— Но мне нет нужды расширять свои владения, — продолжил Георгий после небольшой паузы. — Небольшое княжество легче оборонять, особенно, имея хороших дозорных и быстрых гонцов. А доходы…. Как я уже говорил — есть средства. Например, уже следующей весной я смогу начать продавать на сторону добротные кольчуги. И не только их. Впрочем, все это мелочи.

— Мелочи? — Удивился Юрий Всеволодович.

— Главное заключается в том, что осадные машины могу строить не только я.

— Ты прекрасно знаешь, что если найдется такой безумец, остальные князья сплотятся против него.

— Ты ошибаешься. Вы привыкли жить как барсуки в норах, подозрительно косясь на соседей. Собрать вас вместе практически невозможно. Впрочем, это все не важно. Я говорил не про нас.

— Тогда кто?

— Скажи, ты давно слышал новости из Булгарии?

— Доходили слухи, что на них напали какие‑то кочевники.

— Не просто напали, а завоевали. Булгары теперь подданные нового хана. Помнишь, в том году я говорил о монголах? Это они. И у них достаточно умельцев из далекой Империи Сун, чтобы ставить осадные машины быстро и ладно. Если мои сведения верны, то в будущем году они начнут завоевание Руси, начав с Рязанского княжества. Впрочем, это долгий разговор. Не желаешь ли продолжить его за столом? Пригласить всех, — Георгий махнул рукой в сторону воинства Великого князя, — не могу. Но сотню сопровождения приму с почетом. Остальным поставят столы здесь…

 

Глава 3

5 сентября 1236 года. Москва

Юрий Всеволодович стоял у окна и задумчиво наблюдал за утренними упражнениями, которые выполнялись на импровизированном плацу внутри крепости. Со слов окружения Георгия — эта сценка их радовала каждый день. В дождь, в снег… неважно.

А мир, который еще вчера был простым и понятным, рушился, осыпаясь градом осколков. Прошел всего лишь год с того момента, как этот странный грек занял Москву. Какой‑то жалкий год! Но Великий князь уже не узнавал свое старое владение. Изменения, произошедшие за этот скромный промежуток времени, просто поражали, хотя далеко не все были видны сразу.

Многое было высокородному аборигену не понятно, чуждо, странно, а то и откровенно чудно, дескать, баловство. Однако кое‑что он смог оценить. Прежде всего — это купцы. Когда он вошел в Московский детинец, оказалось, что он буквально забит купцами и их охранением. Из Новгорода, Киева, Смоленска, Рязани и так далее. Были даже венецианцы, греки и прочие. То есть, к немалому войску Георгия, в случае попытки взять детинец, могли легко присоединиться больше пяти сотен неплохо вооруженных бойцов купеческого охранения. Очень не кисло. Но откуда они здесь взялись в таком количестве? Юрий Всеволодович не понимал, как, впрочем, и многие правители округи.

Дело в том, что Георгий Максимович, еще осенью 1235 года установил крайне благоприятные условия для торговли на своей территории.

Во — первых, он убрал всякие таможенные сборы, как на границах княжества, так и внутри. Ввози — вывози что хочешь. Что для XIII века было очень и очень необычно. Как правило, каждый правитель, пусть даже самый мелкий и никчемный, старался содрать с купцов хоть что‑нибудь за провоз, проезд, прополз и так далее. Георгий же решил поступать по схеме free‑to‑play, которая позволяла при внешней бесплатности зарабатывать куда больше, чем при прямых продажах, то есть, поборах. А главное — все оставались довольными.

Во — вторых, Георгий устанавливал новую систему налогообложения, продуманную еще в XXI веке. Заодно вводя и новый судебник, который стал буквально с конца 1235 года тиражироваться банальным переписыванием. Благо, что копий требовалось немного. Георгий Максимович устанавливал единственный налог на территории княжества для торговых операций. Один процент от суммы сделки. Сущая мелочь, которая для XIII века воспринималась как настоящая революция. Само собой, в сочетании с поистине драконовскими мерами для неплательщиков.

Все правители, до которых доходили новости о странном решение Московском князе, только руками разводили. Мало того — называли Георгия блаженным, в лучшем случае, просто не понимая, зачем он так поступает. Даже купцы недоумевали, но не роптали и не пытались ничего оспаривать — им это было выгодно. Тем более что наш герой не интересовался ни у кого из них, где и как они заработали свои деньги, если те не были замечены в преступлениях против князя и его людей.

Зачем так поступил Георгий Максимович?

Все очень просто.

Москва в первой трети XIII века была, по сути, маленьким, неприметным городком, стоящим на торговом пути регионального значения. Основные торговые потоки шли в стороне от Боровицкого холма. И Георгия это положение совершенно не устраивало. Но он‑то знал, что если гора не идет к Магомеду, то он просто предложил ей недостаточно выгодные условия.

Новости о его потугах еще в конце 1235 года достигли многих ушей, вместе с осенней миграцией купцов. А уже весной в Москву потянулись первые любопытствующие. К осени же этот поток стал стремительно нарастать, так как вернулись первые ходоки, подтверждая информацию.

Зачем Георгию были нужны купцы в товарных количествах в Москве? На то была масса причин.

Во — первых, это приводило к стремительной территориальной концентрации капиталов. В свою очередь это позволяло превратить столицу маленького княжества в центре Руси в финансовый центр. Ну и, в качестве приятного бонуса, открывало возможности для создания банка, биржи и прочих более совершенных и интересных финансовых инструментов. А там и до акционерных обществ путь недальний.

Во — вторых, это информация. Купцы везде ходят, все видят. Если с ними дружить при такой концентрации Москва фактически превратится в сухопутную Венецию, по степени информированности.

В — третьих, это бурное развитие инфраструктуры. Привлеченные благоприятными условиями, купцы, безусловно, решат закрепиться в Москве. Начнут ставить свои подворья, лавки, а то и целые усадьбы. То есть, станут вкладывать в развитие города деньги. Много денег. Ну и, как несложно догадаться, подобные потуги состоятельных персон не останутся без внимания простых людей, сформировав мощный иммиграционный поток.

В — четвертых, все это открывало перед Георгием огромные торговые возможности в области сбыта собственных товаров и покупки иностранных. Пусть не сиюминутно, но все‑таки. Особенно если удастся закрепить за Москвой статус постоянно действующей ярмарки. Круглый год. С большим количеством товаров.

Ну и так далее.

Само собой, ничего подобного Георгий Максимович Великому князю Владимирскому не рассказывал. Но тому и своего ума хватило, заметить и оценить переливы происходящих событий. Не все, конечно. Впрочем, ему хватило. Сам ведь он никогда ничем подобным не занимался, ограничиваясь обычными интригами: с родичами да боярами. Ну и военными походами. А тут такое… неизведанное… непонятное.

Из‑за чего он чувствовал себя не в своей тарелке.

 

Глава 4

21 ноября 1236 года. Рим

— Так вы говорите, он настоящий Комнин? — Несколько отрешенно переспросил Григорий IX.

— В этом можно быть абсолютно уверенным, — вкрадчивым голосом произнес епископ, вернувшийся из поездки в Москву под предлогом изучения Даров Георгия Победоносца. — Внешность подходящая.

— Очень интересно… очень… А что Трапезунд?

— По слухам нервничают. Сильно нервничают. Ведь формально Георгий — брат отца Императора и имеет определенные права на престол.

— Призрачные.

— Георгий своим характером пошел в деда.

— И что с того?

— Его дед был человеком, редкой предприимчивости и находчивости. По степени наглости и напора Георгий, пожалуй, даже своего предка переплюнул.

— Вы смогли узнать, зачем он забрался в эту глушь?

— Нет. Это необъяснимо.

— А соглашаться с его объяснениями…

— Да, вы правы, но Дары Георгия Победоносца выглядят чрезвычайно натуральными.

— Серьезно?! — Удивился Григорий.

— Более чем. Ничего подобного я никогда не видел и даже не представляю, как это возможно сделать. Я специально брал с собой толковых ремесленников. Они только разводят руками.

— И откуда такие доспехи взялись? Неужели Всевышний сам вручил их Георгию?

— Нет. По легенде, которая описана в одной из древних книг, некто, хм… понятно кто, искушал Георгия Победоносца, явив ему клад с этими доспехами из рук мастеров допотопной Атлантиды. Но святой оттолкнул дар с нечестивыми изображениями и стал молиться Господу о ниспослании победы в трудной битве. Когда же он завершил молитву и осенил себя крестным знамением, на доспехи сошел нестерпимый свет, смывший все языческие изображения и оставивший на поверхности металла изображения креста, как бы, проступающее из глубины.

— Кхм… — поперхнулся Папа Римский. — Что?!

— Именно так в книге, что находилась в ковчеге, и написано. Изображение креста, действительно, кажется нерукотворным, его невозможно нащупать прикосновением руки. Там все выглядит нерукотворным. И доспехи, и оружие, и книги.

— Это не может быть искушением?

— Ничего порочащего христианство заметить не удалось. Кроме того, это во многом объясняет воинскую удачу Георгия. Святой явно ему благоволит, ибо Комнин выполняет какое‑то тайное поручение.

— Вы говорите невероятные вещи, — покачал головой Григорий, — близкие к ересям.

— Я просто пересказываю то, что узнал, — произнес и смиренно поклонился епископ. — Увы, человеческие глаза так несовершенны, но… Может быть, дальнейшие действия Георгия прольют свет на то, что было явлено нам: искушение или откровение?

— Может быть, может быть…. А что патриарх?

— С одной стороны, Никея заинтересована в дружбе и сотрудничестве с этим новым, непонятным Комнином. С другой стороны Георгий не проявляет особого духовного рвения. Как он сам говорит, Всевышнему нужна только одна молитва — делом. Все остальное удел болтунов. А патриарх ему ничего не может предложить, дабы склонить на свою сторону.

— Но ведь он же православный.

— Верно. Но церковь посещает неохотно, явно тяготясь.

— Фридрих?

— О да…. Они во многом похожи характерами. В какие‑то моменты мне даже казалось, что передо мной стоит отпрыск этого деятельного Гогеншатуфена. Боюсь, что если они смогут найти общий язык….

— Пока это ни к чему не приведет, — оборвал его Папа Римский. — Георгий еще слишком слаб, чтобы хоть как‑то влиять на политику.

— Вы правы, — тактично отметил епископ. — Но это пока. За минувший год он чрезвычайно укрепился. При мне была битва с литвинами. Для всех тех краев они являются проблемой. Он же разбил их армию, не потеряв ни одного воина. Полторы тысячи человек не смогли ничего ему сделать. Хотя имели численное преимущество. При этом он не вводил в бой свои основные войска.

— Он наращивает армию? Зачем?

— Да. Не знаю. Кроме того, он самым стремительным образом укрепляет крепость, пока деревянную. Однако уже идут работы по расчетам кирпичной.

— Кирпичная? Хм… — Загадочно улыбнулся Папа Римский.

— Да. Ради нее он тратит немало усилий по организации выделки красного глиняного кирпича в изрядном количестве. Сейчас он идет на сооружение донжона. Очень мощного и внушительного. Когда я уезжал тот был далек от завершения, но уже производил впечатление. Георгий не жадничает. Он строит чрезвычайно могущественную твердыню.

— А зачем?

— Сам он твердит о том, что для защиты от каких‑то степняков. Это вполне возможно, тем более что его слова подтвердились относительно половцев и булгар. Но лично я думаю, что он играет партию с большим количеством ходов. Даже его деревянная крепость, строительство которой он уже практически закончил, разительно отличатся от всего, что возводят в округе. Признаться, наши мастера, побывавшие вместе со мной в Москве, также не смогли ничего аналогичного припомнить. Но оценили крайне высоко. Не очень высокие, но чрезвычайно прочные стены, способные, пожалуй, выдержать даже непродолжительный обстрел из требушетов. И каждые сто метров их пересекают мощные, большие, сильно выступающие вперед башни. Для деревянных крепостей подобное не характерно, особенно в тех краях.

— Хорошо, хорошо, — перебил его Папа Римский. — Зачем все это? Вы поняли?

— Нет, но я предполагаю. Если вы желаете…

— Я желаю. Говорите.

— Мне кажется, что Георгий собирается переждать нашествие за стенами своей крепости. А после разорения соседей степняками, захватить их. Тем самым значительно расширив свое государство. Всю Русь, конечно, он не объединит, но…

— Так, вы считаете, что он хочет объединить Русь?

— Да, — с почтением кивнул епископ. — От вас ничего не скрыть.

— И представители Никеи считают также?

— Мне сложно сказать, но, полагаю, что мои нехитрые выводы повторить им под силу. Тем более что Киевский митрополит благоволит Георгию. Для патриарха объединение Руси выгодно. Это должно значительно его усилить.

— Так вот оно что…. Ну да, ну да. Очень на то похоже.

— Именно так, — согласился епископ. — Прекрасное воспитание. Наглость. Деньги. Все, кто общался с Георгием, говорит о том, что его вырастили при Императорском дворе. То есть, к этому делу приложил свою руку либо Фридрих, либо сам Феодор. Возможно, даже втайне от своего зятя.

— Фридрих? — Усмехнулся Папа. — Зачем ему усиливать схизматиков?

— Чтобы ослабить нас. Тем более что Георгий может претендовать и на Французский трон. Если, конечно, у него достаточно сильная армия или тот, кто ей обладает. Фридриху он выгоден. При условии, что он сможет развернуться в этих глухих краях и показать себя.

— Возможно…

— В пользу воспитания при дворе Фридриха говорят и традиции, которые он с собой принес на Русь. В Святой земле больше в ходу французские традиции, Георгий же, больше склонен к тем, что имеют место в Священной Римской Империи.

— Кроме того, в Святой Земле его не знают… — добавил Григорий тихо.

— Не знают? — Удивился епископ.

— Никто даже не слышал. Впрочем, он мог там называться иным именем. Грамоты у него достоверные. — Папа Римский тяжело вздохнул, потер переносицу и задумчиво посмотрел в окно. — Ступайте.

Ситуация была однозначно интересной и многогранной.

На первый взгляд вопрос касался какого‑то мелкого феодала на краю света. Но это только на первый взгляд. Ситуация и после захвата крестоносцами Константинополя оставалась неоднозначной, а укрепление позиций Святого Престола оказалось не столь значительным, как того хотелось бы. А Георгий уже показал свою хватку, характер и удачу. Беспокойный человек. Григорий был абсолютно убежден в том, что тот не станет сидеть тихо в уголке. Напротив.

Ужасно хотелось на него взглянуть самому. Но, видно, не судьба.

Другой вопрос, что такое прохладное отношение к делам церкви, явно унаследованное от воспитания при дворе Фридриха, открывало интересные перспективы для Святого Престола. Он прагматик? Тем лучше.

Григорий теперь был полностью убежден — Георгий пришел в те края создавать свою державу. Кто бы, что ни говорил. Все выглядело слишком очевидно. Тем более этот обручение с дочерью Великого князя Владимирского. Взяв ее в жены он, без сомнения, силой оружия заставит признать свои права на этот престол. Чего стоит воинство Черниговского князя он уже продемонстрировал. Так что, подомнет он его очень быстро. Да и Рязань вряд ли устоит. По прикидкам Георгия потребуется всего несколько лет для захвата трех самых крупных княжеств на востоке Руси. Что, в свою очередь, создавало подавляющий центр силы в тех краях, который, рано или поздно подомнет по себя всех мелких и хилых соседей.

Оставалось только понять — кто сможет взять под руку самого Георгия. Рим или Никея? По мнению Папы, шансы были равны, потому как этот Комнин одинаково негативно относился к обоим центрам духовной силы. Но участие его отца, Максима, в штурме Константинополя вместе с крестоносцами, давала определенные шансы. Как и воспитание Георгия при, пусть и вздорном, но католическом дворе.

 

Глава 5

30 декабря 1236 года. Москва

Георгий подошел к двери, ведущей в штабной кабинет и на секунду замер.

Часовой подобрался.

Часовой… до прибытия в это время экспедиции, никто в здешних краях ни о чем подобном и не слышал. А сейчас в Московском Кремле или как его местные называли — детинце, нормально, по — взрослому налажена патрульно — постовая служба. Круглосуточно. И не только здесь. Все более — менее важные объекты оказались прикрыты постами, патрулями и секретами.

Князь ободряюще кивнул бойцу и, решительно раскрыв дверь, вошел энергичным шагом в маленький тамбур перед кабинетом, выделенным под штаб. Чтобы не подслушивали.

Штаб был, разумеется, далек от эталонов. Однако тут был и большая, хорошо детализованная карта княжества с окрестными землями, с украшением из разнообразных тактических значков. И небольшая картотека. И архив. И прочее, прочее, прочее. Ядром всей этой прелести, конечно, являлся ноутбук, позволявший прекрасно систематизировать и анализировать информацию. Их Георгий с экспедицией притащил изрядное количество, плюс запчасти для ремонта. Само собой, одинаковых моделей, которые он брал из одной партии. Казалось бы, компьютер. Что в нем такого? Однако современный человек даже не задумывается, насколько этот обыденный, в общем‑то, прибор упрощает и ускоряет ему жизнь.

Но сейчас ноутбука на виду не было, как и любых иных анахроничных приспособлений. Потому что князь созвал Большой совет. Уже второй, Большой совет, на который привлекали местных. Все‑таки, за минувшие полтора года в Москве волей — неволей удалось обрасти связями с 'территориальными активистами'. Теми же старостами да выборными.

— Доброго дня всем, — произнес Георгий, быстрыми шагами проходя к своему месту. — Не будем раскачиваться. Валентин. Начнем с крепости. Она пока что имеет ключевое значение.

— Работы по реконструкции крепости идут с опережением графика. Очень сильно помогает настрой москвичей. Особенно после разгрома литвинов, который поднял тебя в их глазах до небес.

— Давай уже конкретику.

— Все основные башни завершены. Первый ярус грунтом почти заполнен. Пролеты куртины также достроены. По крайней мере, их несущая часть. Решение об использовании бруса, вместо цельного бревна, очень сильно ускорило и упростило работы.

— И радикально снизило выпуск пиломатериалов на продажу, — хмуро отметил Сергей, один из молодых стариков, отвечавших за работу пилорамы. — Мы едва — едва покрываем минимальные потребности заказчиков.

— Пока крепость нам важнее, — отметил Георгий.

— Так вот, — продолжил Валентин. — Использование крупного бруса значительно повысило прочность куртины из‑за большей степени подгонки всей конструкции. Она меньше играет. Плюс, появилась возможность активно применять крепежные нагели, затрудняющие смещения бревен. Лучше бы, конечно, стягивать болтами. Но где их столько взять? Да и стена не на столетия ставится, а на одно, максимум два десятилетия. Как там пойдут дела с кирпичной крепостью пока не ясно.

— Но скобы ты у меня, все‑таки брал изрядно, — усмехнулся Вячеслав, отвечавший за металлургию, коксохимию и прочие подобные вопросы.

— Что есть, то есть. Чтобы уменьшить игру, как внешнего тына куртины, так и башен, пришлось их серьезно утягивать скобами. Они затрудняют соскакивание бревен с нагелей и решительно повышают общую жесткость конструкции. Полагаю, что пороки такое сооружение бить будут долго и мучительно. Но особенно полагаться на подобные стены не стоит. Древесина все‑таки. Конструкция очень легкая, да и расшатывается только в путь.

— Когда будут завершены в целом работы по первичной крепости?

— Летом. В течение месяца завершим коробки боевых площадок на куртинах. Ну и так, по мелочи разные работы. Потом останутся только работы по донжону и надвратной башне. Если, конечно, Вячеслав, выполнит заказ на кованную подъемную решетку вовремя, — скосился архитектор на своего коллегу, сидящего бок о бок с ним.

— Не переживай, — усмехнулся металлург. — Сделаем.

— Я надеюсь, — скептически хмыкнул Валентин.

— Как это понимать? — Удивленно уточнил Георгий, заметив странное недопонимание между своими соратниками.

— Он считает, — начал Вячеслав, — что я должен все бросить и начать заниматься его решеткой. Я внес ее в план работ, который согласовал со временем монтажа. Куда спешить?

— А с первого раза удастся? — Повел бровью Георгий.

— А чего там не удаваться‑то? — Усмехнулся Вячеслав. — Мы же решили клепаную решетку делать. Она делается буквально на коленке. Если где что треснет — оперативно заменим. Хотя, что там может треснуть? Мы же максимально низкоуглеродистую пудлинговую сталь станем использовать. Почти железо. Толстые, основательные балки. Такие от ударов только гнуться будут да плющиться.

— Точно успеете? — Спокойно переспросил Георгий, немного прищурив взгляд.

— Точно. Обещаю. Я понимаю переживания Вали и важность решетки, но план есть план. Ты же сам говорил, что спонтанное его изменение ни к чему хорошему не приведет. А решетку, если мы ее сейчас сделаем, ставить банально некуда. Надвратная башня еще не готов к ее монтажу.

— Хорошо, — кивнул Георгий, скосившись на Валентина. И тот, хоть и вздохнул, но продолжил…

Совет шел в течение практически всего дня, прерываясь на обед, за которым молчали и думали. И если сам Георгий был в целом в курсе происходящих событий, то остальным участникам требовалось хоть изредка выныривать из своих омутов. Иначе роль и место своего порядка в строю просто не реально осознать. Хуже всего приходилось местным, которые никак не могли к темпам и режиму. Для них пришельцы с ума посходили, ужав в одни сутки то, на что обычно потребовалось бы пару недель. Но и они потихоньку привыкали. Втягивались.

 

Глава 6

3 января 1237 года. Москва

— На нас напали! — Взревел нечеловеческим голосом вбежавший в кремль гонец.

— Кто? — Поинтересовался Иван, появившийся, словно из‑под земли.

— Степняки! — Тяжело дыша, ответил гонец, который ко всему прочему был пусть легко, но ранен. После чего, главный местный особист опросил парня в деталях. Где, сколько, когда, кого и как. Ну и отпустил в крохотный Госпиталь, развернутый на территории Кремля. И подлечат, и под надзором.

— Ты знаешь его? — Тихо спросил Георгий.

— Да. Он с киевским купцом приходил. Один из его доверенных лиц.

— Пайцзы уже искали?

— В госпитале осмотрят, чтобы внимание не привлекать. Но я бы все равно поостерегся, даже если все нормально. Вполне может быть ловушкой, в которой купцы всего лишь приманка.

— Или ловушка, или проверка, — согласно кивнул Георгий. — Уже темнеет. Готовь беспилотник. Отреагировать нужно, но я не хочу рисковать. Хотя нет — готовь два. Пусть один сделает несколько кругов по расходящейся спирали, а другой осмотрит место боя.

— Понял, — хмуро произнес Иван и отправился исполнять. Ему не нравилась особая любовь Георгия к беспилотникам, но сейчас ситуация выглядела опасной, поэтому спорить он не стал. Хоть и хотелось.

Ситуация усугубилась уже через четверть часа, так как из госпиталя принесли деревянную пайцзу, найденную у раненого гонца. Откуда у него взялся этот кусочек дерева тот объяснить не смог. Поначалу. А потом стал упорно твердить, что нашел. Особенно, когда Иван при нем сначала озвучил, а потом перевел надпись на дощечке, едва не доведя гонца до обморока.

Через два часа после заката вернулся беспилотник, принеся безрадостные вести — засада. Поэтому, особист вновь отправился к задержанному провокатору и, сделав небольшой укол, привезенного из будущего препарата, решил побеседовать. Очень уж непростая ситуация складывалась….

— Что там? — Поинтересовался Георгий у Ивана, найдя его после завершения подготовки обоих кавалерийских отрядов к немедленному выступлению.

— Этот клоун знает очень мало. Его наняли, опираясь на желание заполучить имущество купца, которое пообещали отдать ему в случае успеха предприятия.

— Все как обычно, — покачал головой князь.

— Именно. Если свести вместе данные, полученные беспилотником и излияние души провокатора, то получается следующая картина. Полсотни бойцов конвоируют самым малым ходом захваченный караван киевского купца. Они — приманка. Много лошадей побило, так что они еле тащатся. Эти кадры людей впрягли и откровенно издеваются. Ведь караван был взят не наскоком, а через снотворное зелье, что этот сучок народу в еду подмешал. Кроме того, такой способ движения — способ затереть признак присутствия большого отряда. Пять конных сотен идут недалеко перед ними. Шум битвы услышат.

— Что собой представляют эти сотни?

— Типичные степные воины. Все верховые. Используют низкорослых лошадок — доходяг, которые даже разогнаться по — человечески не могут. Самые типичные одичалые породы, близкие родичи лошадей Пржевальского. Но как сорняк иное расти и не может, ибо сами же степняки селекцией не занимаются, культивировали только дары матушки — природы. По вооружению все примерно на уровне ополченцев. Стеганые халаты, шапки да копья. У части бойцов заметил мечи и сабли.

— Из Рязани? — Повел бровью Георгий. — По нашим расчетам они должны в следующем году напасть.

— Да, все так. Именно поэтому я считаю, что мы должны выступить. Против нашей латной сотни — эти степняки не противники. Просто сомнем. Степняки — не арабская легкая конница. От удара тяжелой кавалерии ей не уйти.

— А не посечем ли лошадок?

— По весне новгородцы обещали две сотни доставить из Фландрии. Бородами клялись. Они как раз по осени ушли за товаром.

— Это будет славно. Хотя собой надежды нет. Сам понимаешь — лошадки не простые. Во всей Европе наберется едва ли несколько тысяч рыцарей. Подобных лошадок массово не разводят, ибо некому их продавать.

— Так напиши своим родственникам! В конце концов, король Франции — не последний человек на Западе. Ты ведь не просишь подарить тебе коней, а хочешь купить. Если предложишь ему небольшой процент за содействие, то я уверен, он не откажется. Ведь ты не чужой, а родич. Плюс — французская казна традиционно пустая. А Тибо IV король Наварры и граф Шампани? А Гуго I граф де Сен — Поль, де Блуа и де Шатодён? Эти три парня могут очень много на просторах Франции, Аквитании и севера, как Италии, так и Испании.

— Ладно, — недовольно произнес Георгий. — Попробую.

— Не хочешь?

— Не хочу. Или ты думаешь, Святой Престол, Патриарх и все хоть сколь‑либо заинтересованные личности не роют носом? Им ведь всем безумно интересно узнать, кто я и откуда. Поэтому эти ребята максимально тщательно проверяют мою легенду. Насколько это, конечно, возможно.

— Именно по этой причине ты должен обратиться к своим родичам. Тут так принято. Установить связи, начав переписываться, договариваться. В наши замечательные времена монархи могут мотаться по всему свету и поддерживать активные международные связи. Посмотри на того же Фридриха II Гогенштауфена. Еще тот ходок по дальним странам. Он из той же Италии практически не вылезает, хотя должен сидеть в коренных землях Священной Римской Империи.

— И что я им напишу? Продайте лошадок? Ведь в эти годы так не принято.

— Ну что за вздор? Бери пример все с того же Фридриха. Ты же читал все его послания.

— Воззвать христианских правителей против нового нашествия, которого не знал цивилизованный мир со времен Аттилы? Ну, или просто помочь устоять, подогнав лошадок?

— Вот видишь — можешь же когда хочешь, — усмехнулся Иван. — Где‑то в этом духе и писать. Я уверен, что они окажут содействие.

— Ладно. Попробуем. Но сам понимаешь — пока письма дойдут, пока их рассмотрят. Лошади прибудут едва ли через два — три года.

— Ну и нормально.

— Может быть, может быть….

Разговоры разговорами, но уже через час конный отряд под предводительством Георгия ступил на лед Москвы — реки, начав преследование. Латная конная сотня была все так же разделена на два отряда. Первый — как и при битве с Миндовгом восседал на могучих лошадях породы дестриэ, каждый весом в тонну. Особое рыцарское седло с глубокой ясельной посадкой. И поздние готические латы, как на самом всаднике, так и на коне. Что превращало их в поистине несокрушимую силу для тех лет. Второй же отряд в целом повторял первую полусотню, только сидел на значительно менее мощных лошадях. Самых тяжелых, что удалось найти у местных жителей, но даже они едва дотягивали до семисот килограмм. Это, все же, позволило‑таки их упаковать в аналогичные доспехи, но ударной мощи поубавило. Хотя, конечно, для кочевников с их лошадками, массой в триста — четыреста килограмм и эти ребята выглядели танками.

На рассвете следующего дня

Степной отряд еще спал, мерно храпев, когда вдруг над рекой раздался мощный, раскатистый звук боевого рога. Георгию совсем не хотелось врубаться в спящий обоз. А вот спровоцировать его охранение на бегство или хоть какое‑то действие — очень даже.

Получилось.

Спросонья вид выстроившейся для атаки рыцарской сотни впечатлял. Тем более что Георгий не жадничал и старательно украшал своих бойцов. Время было такое. Произвести впечатление на противника требовалось не меньше, чем его разбить. Поэтому, к превосходным готическим доспехам прибавлялись крылья знаменитых крылатых гусар Польши, в поздней их версии. А также плюмажи на шлемах, эффектные сюрко с гербом Георгия и маленькие флажки на концах длиннющих копий, таких, что употреблялись только теми самыми крылатыми гусарами. Да и огромное знамя, развевающееся на ветру, тоже внушало уважение.

А потом, под звуки горна, игравшего сигнал 'Атака' из далекого будущего, латная волна стала надвигаться на обоз. Как несложно предположить, полсотни степняков, развлекавшихся последние два дня издевательством над пленными, прекрасно оценили свои шансы на противостояние ТАКОМУ противнику. Посему они бросились в сторону леса, росшего по обоим берегам реки. Свою задачу они выполнили и привлекли внимание основного ударного отряда. А умирать просто так очень не хотелось. Все эти 'кадры' были половцами и прекрасно понимали, что их ждет при лобовом ударе русской дружины, которая в те годы все еще сохраняла общую европейскую традицию таранных ударов кавалерии.

Эта атака пришлась в пустоту. Но Георгий не переживал. Он прекрасно знал, что с минуты на минуту из‑за поворота реки должны показаться основные силы противника.

— Кто за старшего?! — Зычно рявкнул князь, обращаясь к испуганным пленникам.

— Я. — Тихо произнес забитый мужчина, с заплывшим глазом и буквально иссиня — красным лицом, что стало одной сплошной гематомой.

— Купец?

— Купца убили. Я начальник его охраны.

— Отлично, — кивнул ему Георгий. — Стягивайте обозы в круг. И становитесь за них. А то эти мерзопакостные скоты еще посекут. И быстрее! Времени нет. Скоро атакуют.

После чего князь вернулся к своим непосредственным обязанностям командира и стал приводить в порядок смешавшийся при атаке отряд. И вовремя. Не прошло и пяти минут с первых звуков горна, как из‑за поворота вынырнули пять сотен степной кавалерии. И дальше все стало развиваться очень быстро.

Вот горнист заиграл сигнал 'Тревога', ускорив и без того сноровистое построение кавалеристов в линию. Георгий решил, что достаточно будет и одной, так как в противном случае получится слишком узкий фронт.

Вот следуя команде князя, сотня пошла вперед. Стремя в стремя. За минувшее лето их выдрессировали. Тем более под копытами лошадей был ровный лед, и никаких маневров совершать не требовалось.

Вот повинуясь команде Георгия, горнист заиграл 'Атаку' и кони перешли на рысь, разгоняясь и превращаясь в живое воплощение тарана.

Вот, замолчали звуки горна, и вся линия перешла на галоп и опустила копья, уперев их предварительно в крюки на кирасах. До противника осталось метров двадцать. И видимо степнякам только в этот момент пришло осознание, что именно на них надвигается. Ибо их лица перекосило ужасом.

А потом последовал УДАР!

Мощный и всесокрушающий. Словно кувалда кузнеца попала в детородный орган зазевавшегося неудачника.

Глубина построения кочевников была значительно выше, нежели у латников Георгия. Но оно было очень разреженным. Поэтому тяжелая кавалерия прошла сквозь него, как нож через раскаленное масло. Слегка замедлившись.

Первый ряд погиб полностью. Копья жалкие человеческие тела, лишенные внятных доспехов, пробили насквозь, буквально нанизав, как кусочки шашлыка. Из‑за чего, прежде чем сломаться, смогли достать и противников второй линии. Хоть и не всех.

Остальных же буквально раскидало, словно кегли мячом от боулинга. Устояли на ногах буквально единицы лошадей. Еще меньше в них оказалось всадников.

А Георгий, отдав приказ горнисту, уже останавливал и разворачивал свою линию для новой атаки. Бойцы выхватывали массивные палаши, отбросив обломки копий, и строились для новой, но не атаки, а бойни. Потому что шок от сшибки оказался чудовищный. Не то, что люди — лошади никак не могли подняться на ноги. У некоторых животных эти ноги оказались, так и вообще, переломаны, из‑за чего те буквально бились в панике на земле, издавая какие‑то жуткие звуки. И, само собой, молотя здоровыми ногами по воздуху. Но медленно приходившие в себя бойцы противника старались их добить в первую очередь. Очень уж опасным было такое выражение страха.

Впрочем, привести себя в порядок Георгий им не дал, врубившись в еще более разреженные боевые порядки противника и атакуя их белым оружием да копытами. Ведь ценность дестриэ, идущих на острие атаки, была еще и в том, что тех обучали биться вместе со своим хозяином. А удар копытом мощной, дрессированной лошадки весом в тонну — это не оплеуха девочки, страдающей анорексией.

После второго удара поле битвы представляло собой жуткую картину. Словно по отряду вражеской легкой кавалерии потопталось стадо носорогов. Кровавое месиво, в котором, практически не оставалось раненых. А если таковые и имелись, шансов выжить у них не было никаких, ибо с такими повреждениями не живут.

Безусловно, всех смять не удалось. Ведь кое‑кто из задних рядов успел прыснуть в сторону, уходя из‑под удара латной тяжелой кавалерии. Да и фланги, где стояли бойцы второй полусотни на более легких лошадях, тоже не выступили так же славно, как центр. Однако эти счастливые люди, нахлестывая лошадей почем зря, стремились как можно скорее скрыться, убежать, испариться.

— Андрей! — Рявкнул Георгий, подзывая командира этой сотни кавалеристов. — Доложить о потерях.

— Есть!

А сам князь направился в сторону обоза, охранение которого тоже не бездельничало. Напротив. Ослушавшись прямого приказа князя они, похватав свое же оружие, отнятое у них несколькими днями раньше, бросились на своих обидчиков. И изрядно так их порубили. Лишь непосредственное вмешательство Георгия позволило сохранить жизнь десятку несчастных.

Несмотря на успешную атаку, потери у Московского князя, все‑таки, были. Причем, что самое неприятное, среди лошадей. Три дестриэ оказались ранеными. И никто не мог сказать — как все на них заживет. Люди же в целом отделались легким испугом — мелкие ссадины и ушибы не в счет. Поздние готические латы показали себя бесподобно. При первой сшибке удержали копья противника, а при второй — надежно прикрыли ноги от сабель степняков.

Но лошадей было жалко. Очень жалко. Ибо этих копытных мастодонтов взять было неоткуда в ближайшее время. Разве что новгородцы выполнят свое обещание и привезут еще одну полусотню… через полгода.

После полевого допроса, девять из десяти так и повесили на суках вдоль реки. Они ничего не знали. Причем суки выбрали достаточно гибкие, настолько, что повешенным пришлось стоять на носочках, дабы дышать. Из‑за чего казнь превратилась в многочасовую пытку с гарантированным летальным исходом. Не гуманно, но после того, как они вели себя с пленными, это еще очень мягкий вариант реакции.

Десятый же остался для более тесного общения с особистом всея княжества. Георгию хотелось узнать — откуда эти кадры вообще взялись и что хотели. Ведь Рязань еще стояла, а этот отряд всего лишь прощупывал Москву. Изучал ее реакцию. Приценивался так сказать. Ведь монголы вели себя довольно гибко и не только воевали, но и вполне себе охотно договаривались с теми, с кем считали нужным и возможным.

 

Глава 7

24 марта 1237 года. Константинополь

— Я не хочу иметь с ним никаких дел! — Раздраженно рыкнул Император Латинской Империи Балдуин II де Куртене, который только день как освободился от навязчивой опеки регента — Иоанна не Бриенна.

— Но, Ваше Императорское Величество, — продолжал настаивать, посланник Папы Римского, — по нашим сведениям у него под руками собрано до сотни тяжелых всадников в прекрасных доспехах и несколько сотен арбалетчиков.

— И он все бросит, придя ко мне на помощь? — Усмехнулся Балдуин. — Не смешите меня. Он себе на уме.

— Дайте ему хороший лен.

— А что останется? И так уже Императорские владения едва выходят за пределы Константинополя. Вы хотите, чтобы под мою руку встал еще один неуправляемый барон?

— Но…

— Нет!

— Как вы не понимаете, — не унимался легат, — Святому Престолу очень важно склонить этого юного феодала на свою сторону. Ведь иначе он окажется на стороне ереси схизматиков.

— Если Святой Престол окажет мне военную помощь, я подумаю над его просьбой.

— Но…

— Вы кормите меня одним обещаниями, — тихо прошипел Балдуин. — А сейчас пытаетесь заставить пригреть на своей груди гадюку. Или вы думаете, что я не расспрашивал об этом деятельном юноше? Он опасен. Живое воплощение яда. Идет к своей цели невзирая ни на что. Поверьте — это не тот подданный, который мне нужен.

— Но тот, который нужен Святому Престолу, — холодно произнес представитель Папы Римского. — Потому что, если его не получим мы, он станет клинком в руках Патриарха. И тогда он выступит против вас, Ваше Императорское величество.

— Я подумаю над вашей просьбой… — после паузы произнес Балдуин, едва сдерживая ярость. — А теперь удалитесь.

— Как вам будет угодно, — вежливо улыбнувшись и поклонившись, произнес представитель Святого Престола. После чего чинно покинул зал приемов. Он знал — Император не посмеет причинить ему вреда. Особенно сейчас, когда положение этого человека становиться все более безнадежным. С каждым днем, каждым месяцем, каждым годом.

Конечно, Святому Престолу очень не хотелось терять контроль над Константинополем, но ситуация складывалась очень сложная. Фридрих II Гогенцолерн, Император Священной Римской Империи хозяйничал в Италии, умаляя власть Папы Римского. Не до жиру, быть бы живу. Поэтому все силы и ресурсы Рим тратил на оборону. Все остальное, как обычно, чужими руками. Тем более что обещания, это всего лишь обещания, тем более столь пространные и лишенные хоть какой‑то конкретики.

— Скотина… — тихо прошептал Балдуин, когда представить Папы удалился. Он все понимал, но ничего не мог сделать. Его сил не хватало толком ни на что. А рыхлое феодальное образование Латинской Империи оказалось не готово выдерживать постоянный прессинг со стороны куда более методичных греков. Поэтому он сдавал свои позиции. Шаг за шагом.

Конечно, ему очень хотелось вернуть старое величие Империи. И для этого ему требовались войска. Но управляемые и верные войска. Этот же авантюрист вызывал лишь опасения. Такой поможет… так поможет, что не успеешь моргнуть, как корона уже окажется в его руках. Балдуин подобный типаж знал очень хорошо. Считай, что все его бароны были такими. Помощнички…

 

Глава 8

2 апреля 1237 года. Москва

— Рассказывай, — устало кивнул Георгий вошедшему Ивану. — Что там произошло?

— Легенда оказалась правдой.

— Конкретнее.

— Помнишь, в наши дни говорили о том, что монголы на Руси использовали в качестве осведомителей не только купцов, но и священников?

— Да.

— Это оказалось правдой. Причем, как выяснилось, купцов они использовали бессистемно. По случаю. Как этого горемыку, что сидит у нас в камере. А вот священники работали на них организованно. На уровне митрополита и его подопечных.

— Тогда почему монголы их убивали?

— Все очень непросто, — произнес, потерев затылок Иван. — Мы достоверно ничего не знаем о судьбе тех священников. У многих из них нет могилок. Погибли ли они или нет — одному Бубль Гуму известно. Что храмы оказались разоренные — то да. То точно. Что города взяли, да народ без числа порезали — тоже сомнений нет. А вот куда сами делись — вопрос открытый.

— А что наши батюшки? Я слышал, трое из них в госпитале лежат.

— Лежат, — кивнул Иван. — И, честно говоря, я не знаю, что с ними делать. Пришлось снова применять препарат да беседовать по душам.

— Они в деле?

— Все до последнего. Связные — ряд мелких купцов. Они уже слили монголам все по нашим укреплениям. К счастью, это малополезная информация. Да и в фортификации эти светочи духовного прозрения не сильно разбираются. Но однозначно — враги. Такие и ворота откроют.

— Полагаешь?

— Во Владимире весьма неплохой детинец. Ладно, сам город взять не проблема. Там со стороны реки отвратительные укрепления. Но детинец может пару недель держаться только в путь. Тем более что монголы штурмовать ничего толком не умеют. По крайней мере, используя местный материал. Что местных, что половцы к таким делам непривычны. Это тебе не китайцы или персы с индусами.

— Ясно… плохо, очень плохо. Что предлагаешь?

— По — хорошему нужно вскрывать сеть. Священники ведь не одни работали. Наверняка прикормленные исполнители имеются. Ну и резать их потихоньку, выставляя как несчастные случаи. Это не проблема. Судя по всему, время у нас есть. Беда в ином. Ведь вместо наших, местных злодеев придут другие. Как я понял — у монголов сговор на самом высоком уровне. Ребята церковникам что‑то очень вкусное пообещали. Сам знаешь, православие в наших краях, делает пока только первые, робкие шаги. Если хан дал свое слово и гарантировал им поддержку, то эти святоши мать родную ему в жертву принесут.

— А просто выставить за порог всех священников не получится… — задумчиво произнес Георгий.

— Да. Именно так. Твое положение довольно шатко. Нам пока выгодно дружить с Патриархом.

— Если все так, как ты говоришь, то Патриарху мы не нужны. Он продал нас.

— Не Патриарх, а митрополит.

— Ты полагаешь, что митрополит пошел бы на ТАКОЙ шаг без консультаций? Кроме того, не забывай, Патриарх работает на Ласкарисов, которые враги Комнинов. По хорошему, моя смерть выгодна, что Патриарху, что его нанимателю. До Рюриковичей им вообще нет дела. Смазка на клинках политики. Варвары из далеких северных стран, захвативших других варваров. Сам же знаешь, как ромейцы относятся к нам.

— Ты полагаешь, все, что происходит, идет с одобрения из Никеи?

— Да. Теперь я полностью уверен в том, что Патриарх решил таким образом укрепить свое влияние в регионе. Все эти бесконечные распри местных князей и архаика права должно быть его достала до печеночных колик. И не только его, но и вообще всю верхушку Вселенского патриархата. Или ты думаешь, за кошельки верующих борется только Святой Престол? Ха! Три раза. Они из‑за денег и передрались век назад.

— Что‑то ты разошелся.

— Вжился в образ, — хмыкнул Георгий. — Не забывай о Трапезунде. Я ведь им тоже нужен как собаке пятая нога. Я дядя нынешнего правителя. Ну, формально. И имею очень нехилые права на престол этого чудного государства. Другой вопрос, что оно мне даром не нужно. Но кого это волнует? Патриарх, хоть и работает непосредственно на Никейского Императора, но, безусловно, проконсультировался со всеми заинтересованными сторонами. Комнинам я тоже не нужен. Живой, по крайней мере.

— Слушай, но ведь получается, что нам священников нужно тупо валить. Всех.

— Нужно. Но кого вместо них поставишь? Католиков? Мусульман? Куда не плюнь, везде клин. Другой вопрос, что такого гадости я от православных священников не ожидал. Они ведь нас сдали.

— А чему ты удивляешься? — Усмехнулся Иван. — В феврале 1917 года они одни из первых отказались от Императора. Кинув и предав того, кто был гарантом их благополучия и стабильности. Если бы не их выходка, все могло бы пойти иначе.

— Хорошо, — после долгой паузы произнес Георгий. — Выявляй сеть и выжигай ее к чертям. В преддверье большой войны нам патологические предатели не нужны. А я подумаю, как поступить. И да — постарайся не подставиться. Мы должны быть белыми и пушистыми.

— Вряд ли получится.

— Постарайся.

— Давайте лучше людей проинформируем? Расскажем, что священники сдали их с потрохами?

— Рано еще. Нужно, чтобы монголы устроили бойню, а в головах людей возник традиционный вопрос: 'Что делать, кто виноват?' Вот тогда и вывалим свое обвинение с развернутым доказательством. Ты, кстати, не забудь оставить тех, кто будет на площади каяться как Ахедажакова: 'Ой, простите нас…' Ну и так далее по списку. Людям нужно шоу. И мы его должны дать. Сам понимаешь.

— Понимаю. Сделаем. Перед подходом монголов я ключевых кадров задержу тихо. Дескать, пропали. А пока пусть ходят — помогают выявлять активистов. Но парочку священников придется убрать. Я же их уже расколол. Могут спугнуть.

— Хорошо. Действуй.

 

Глава 9

8 мая 1237 года. Неаполь

Фридрих II Гогенштауфен — Император Священной Римской Империи, объединивший под своим влиянием земли от Балтийского моря до Сицилии. Ну и, разумеется, владения на Ближнем Востоке, ведь он был регентом при малолетнем сыне — короле Иерусалимском. Правитель периода расцвета его державы. Гроза и ужас Римской курии. Самый славный среди феодалов Европы и самый уважаемый, даже несмотря на то, что врагов у него хватало. Но без врагов на таких вершинах сложно. Скорее даже нереально.

И вот в этот самый момент он, самый влиятельный монарх Европы восседал на небольшом резном кресле, словно на эпичном троне, и смотрел на агентов, выстроившихся перед ним. Эта история, вызвавшая возню, как в Святом Престоле, так и Патриархате очень его заинтересовала. Тем более что деятельность борзого юнца аукалась даже здесь, в Италии. Ибо удар, нанесенный им по Венеции, оказался на удивление болезненным, что как нельзя лучше посодействовало сговорчивости этой республики.

— Итак, я вас слушаю, — кивнул он после слегка затянувшейся паузы.

— Ваше Императорское величество, — начал первый агент. — В Святом Престоле считают, что этот юноша ваш воспитанник.

— Вот как? — Заинтересовался Фридрих.

— Так же звучат слова о внебрачном сыне, но их курия отметает, так как лицом он слишком похож на мужчин дома Комнин. Поговаривают, что было одно недоразумение на Тавриде, когда его перепутали с давно почившим дедом.

— Очень интересно. И что же дает повод курии считать этого юношу моим сыном?

— Характер, напор, удача, — поклонившись, ответил второй агент. — За последние два года он провел несколько сражений и в каждом из них одержал убедительную победу. Каждый раз битва была либо с равным противником, либо превосходящим числом. По последним слухам, минувшей зимой, он, ведя за собой только сотню ратников, смог в открытом бою смять пять сотен степняков. При том, не потеряв ни одного своего воина. Да еще и освободить из плена караванщиков, на которых посмели напасть на его земле.

— Вокруг него много искусных советников, — вновь продолжил первый агент. — Придя в дикие восточные земли, он захватил себе небольшое княжество и стал его благоустраивать. Опираясь на своих советников, он изменил законы. Это привлекло на земли его княжество купцов со всей округи. И ремесленников. Он основал госпиталь, университет, в котором учат всяким наукам. Открыл несколько школ.

— Но ведь он Комнин, — произнес Фридрих, указав пальцем на третьего агента, что собирал сведения в Никейской Империи. — Так ведь?

— Без сомнений. В Никее и Трапезунде начались беспокойства по этому поводу. И они обострились после того, как стало известно — его отец участвовал в штурме Константинополя крестоносцами, став рыцарем из рук Болдуина I Фландрского. Его род не простил предательство Ангелов.

— А он сам?

— О нем очень мало что известно. Родился в Святой земле. Участвовал в Крестовом походе, который проводили вы, Ваше Императорское величество. Еще совсем юнцом. Вместе с отцом, который прихватил его с собой.

— Что‑то я его не помню.

— Его никто не помнит.

— Самозванец?

— Это неизвестно. Но у него есть пергаменты, с которыми он позволил ознакомиться представителям Святого престола. Они уверены в подлинности этих документов. Как и в его словах. Все‑таки Святые земли очень беспокойное место. Там не все на виду. Особенно простой рыцарь, которым представлялся его отец.

— Хм…. Возможно. А почему он ушел оттуда? Зачем ему вообще понадобилось уходить на север в эти варварские земли?

— На него снизошло откровение от Георгия Победоносца, который открыл перед ним свои доспехи и дал какое‑то задание. Эти доспехи, поистине нерукотворные, он увез с собой на север. Нерукотворность доспехов подтвердили как в курии, так и в патриархате. Представители обеих сторон были у него и изучали эти чудные дары.

— Я слышал о них, но думал, что это очередная уловка.

— О нет! И Папа, и Патриарх желали бы получить эти доспехи. Но Георгий показал удивительную воинскую удачу. Поэтому силой отнять их не получиться. По крайней мере, так считают.

— Возможно, именно с этим связано то, что к Патриарху ездили представители могущественной Империи востока. Монголы. Они имели длительные переговоры и расстались вполне довольные собой.

— То есть, с этим юношей Патриарху договориться не удалось?

— Георгий не особенно привечает священников. Он им не доверяет. Да и религиозного рвения особого не проявляет. В Москве, где сейчас стоит, не трогают даже язычников. У него ко всем только одно требование — выполнять его законы. О спасении их душ он даже не пытается заботиться.

— И иудеев не гоняет? — Удивленно выгнул бровь Фридрих.

— Нет, Ваше Императорское величество. Это еще одна причина, из‑за которой его считают вашим воспитанником… или внебрачным сыном.

— Очень интересный юноша, — весьма серьезно произнес Император. — Вам известно, чем он сейчас занимается?

— Планирует какую‑то войну. Скорее всего, с теми самыми монголами. По крайней мере, нам стало известно, что он пытается купить дестриэ в изрядном количестве. Несколько сотен. Нанятые им купцы выгребли все, что смогли во Фландрии. Так же, стало известно, что он написал весьма изысканное и куртуазное письма своему троюродному брату — Людовику с просьбой посодействовать.

— И как отреагировал Людовик?

— Он не спешит предпринимать какие‑либо шаги. Пытается разузнать, кто это такой.

— Георгий просит их в подарок?

— Отнюдь. Он хочет лошадей купить и предлагает неплохую цену.

Доклад агентов продолжался еще довольно долго. Но одно для себя Фридрих уже решил — нужно установить контакт с этим деятельным юношей. Толку от сего дела вряд ли будет много. Но ему банально было любопытно.

 

Глава 10

3 января 1238. Москва

Георгий стоял у окна и смотрел за тем, как шел мерный дождик. Да — да. Именно дождик. Климатический оптимум делал погоду весьма плаксивой зимой.

— Как вы вообще прошли по льду? — После затянувшейся паузы интересуется князь у своих разведчиков.

— Сами не знаем. Мы под конец вообще шли по берегу.

— Значит битва, все‑таки была. И Юрий Всеволодович выставил свои войска в поддержку Рязани….

— Истинно так. Подле Коломны на битву вышло около трехсот рязанских конных ратников и пять сотен владимирских. Большая сила. Но степь оказалась сильнее.

— И многочисленнее?

— Да, — охотно кивнул егерь. — Я столько никогда не видел. Рязанские да владимирские ратники выстроились в три линии и с пробежки ударили копьями. Но завязли, опрокинув несколько первых рядов. А дальше уже была бойня. Степняки облепили ратников со всех сторон. Так что кольчуга и щит уже не спасали.

— Ясно, — кивнул князь. — Что‑то подобное я и предполагал. Вас видели?

— Да, — неохотно кивнул егерь. — Степняки заметили наш отряд, но атаковать не стали. Даже напротив — красовались. Когда мы уже хотели отходить они прислали переговорщиков, поняв, чьи мы, и похвалялись успехами. Трясли отрубленными голова рязанцев да владимирцев, вознося хвалу своему хану.

— Половцы?

— Да, но их вели иные степняки.

— И по Москве — реке они не пройдут?

— Никак нет, княже. Не пройдут. Капель же. Сейчас даже по берегу пройти сложно — потекло все. Размякло.

— Ладно, ступай, — кивнул Георгий, командиру отряда. А когда тот удалился, обратился к Ивану: — Что думаешь?

— Никаких неожиданностей.

— Если бы не оттепель, к нам бы могли прийти.

— Но так мы вполне готовы.

— Разве можно быть готовым к войне? Я уверен, что наверняка где‑то что‑то окажется недоработанным или упущенным.

— В целом. Хотя, конечно, оттепель нам на руку. Это значит, что монголы вернутся в Рязанское княжество и устроят там локальный Ад.

— Хм, — усмехнулся Георгий. — Кому война, а кому и мать родная?

— Да, мы, вероятнее всего не ошиблись, набрав долгов в Рязани и иных городах княжества. По всей видимости, весной нам их окажется просто некому отдавать. А если кто и переживет эту бойню, то не беда. Потери в рамках погрешностей.

— Участие в битве под Коломной войск Юрия Всеволодовича говорит о том, что нам нужно будет активно набирать долгов во Владимире по осени в зиму.

— Или кому‑то занимать у нас, — усмехнулся Иван.

— Чур, тебя, — отмахнулся Георгий.

— А ты думаешь, они не нападут?

— Мое оптимистичное нутро говорит о том, что там, где можно договариваться, они стараются договариваться. Но моя трезвая голова подсказывает, что нас оставят напоследок. Очень уж мы красиво выступили прошлой зимой. Я бы на их месте так и поступил. Летом прислал послов, предложив встать под руку хана. Мы, скорее всего, откажемся. Они начнут торговаться. В любом случае, постараются затянуть переговоры. По осени укатят. А войска зимой по льду двинутся на Владимир. Дескать, с нами, раз есть контакт и идут переговоры, решили торговаться. Когда наша помощь окажется уже бесполезной для Юрия Всеволодовича, они подойдут к стенам Москвы. Скорее всего, через Клязьму и Яузу.

— Вот и я так думаю.

— А значит что? — Усмехнулся Георгий.

— Значит, будем торговаться, и готовиться дальше.

— Именно так, — согласился князь. — Беда лишь в том, что мы в целом уперлись в локальный потолок. Дальше нам требуется производить качественный переход. По крайней мере, в крепости. Да и в плане вооруженных сил мы достигли разумного предела для столь малонаселенного княжества….

Конечно, князь немного лукавил.

Например, его кирасиры не были развернуты до полного состава батальона, который он планировал. Ни количественно, ни качественно. И если с латами и дрессурой личного состава все было решаемо, то с конями ситуация складывалась не очень хорошо.

Дестриэ. Огромная, могучая лошадь, массой в тонну, жеребцы которой после тщательной подготовки превращались в натуральные танки. Но их было нужно много. На три сотни строевых предполагаемого батальона требовался табун в шесть или более того сотен голов. А тут, благодаря новгородцам, дерущим за свои услуги безумные деньги, едва сотню удалось приобрести. Не потому, что не захотели продавать больше. Нет. Просто не смогли купить. Все‑таки Крестовые походы и постоянные войны хоть и простимулировали военное коневодство Западной Европы, но не до такой степени, чтобы иметь в свободном обороте достаточное количество таких лошадок. Особенно без посредничества местной власти, которая должна была и о себе подумать.

В общем, Георгию пока приходилось обходиться неполными двумя сотнями кирасир, из которых только первая рота в девять десятков бойцов восседала на дестриэ. И самым печальным было то, что только в Западной Европе имелась культура по настоящему тяжелой кавалерии с соответствующими породами лошадей. В отличие от тех же катафрактов и клибанариев, что относились скорее к верхнему диапазону средней кавалерии, чем по — настоящему тяжелой, ибо не использовали столь мощные породы лошадей. Поэтому князю приходилось крутиться, дабы правдами и неправдами добывать себе этих стратегически важных 'коняшек'.

Во всем же остальном княжество действительно уперлось. До первичного разгрома монголов и формирования репутации переходить на следующий уровень было нельзя. Точнее можно, но при этом резко возрастала вероятность оказаться застигнутым со спущенными штанами. Или понести неоправданные потери, что не сильно лучше. Ведь Георгию требовалось ставить домну, коксохимический комплекс, целый завод по выделке кирпича, элеваторы и так далее. Все это в крепости не спрячешь.

Так что ждал Георгий вторжение монголов с нетерпением. Как своеобразный экзамен на профпригодность. Сдаст? Можно будет перейти на следующий уровень. Не сдаст? Умрет. Как и все люди, что ему доверились, ну или большинство из них.

 

Часть третья. Война

Глава 1

20 января 1239 года. Москва

Отряд егерей на разгоряченных лошадях застал князя в кузнице, где шло обсуждение очередного витка организационных вопросов.

— Идут? — Осведомился Георгий, едва командир егерей подошел вплотную.

— Да.

— Следуй за мной, — бросил князь и направился в Кремль.

Выслушивать доклад разведчика при посторонних ушах было моветоном. Да, все свои, но разве это объясняет подобную глупость?

— Рассказывай. — Произнес Георгий, когда он в компании с командиром егерей вошел в переговорную комнату, особым образом изолированную от лишних ушей. Ради чего пришлось постараться, учинив весьма нехилую по местным меркам звукоизоляцию. Общаться, впрочем, они решили не наедине. В комнате переговоров уже собралось все руководство княжества.

— Владимир пал и сейчас монголы идут вверх по Клязьме.

— Значит к нам, — констатировал Георгий. — Сколько их?

— Около пятнадцати тысяч. Точнее сосчитать очень сложно.

— Обоз с награбленным добром идет с ними?

— Да.

— Каковы их цели?

— Хотят по льду до Оки добраться. Если получиться — города по пути разорить. Но без особенного рвения.

— Языка брали?

— Иначе не узнали бы.

— Как они Москву оценивают?

— Как одно из мест, где можно покормиться за счет наших запасов.

— Значит, за противника не считают?

— Нет, князь. Их пятнадцать тысяч. Чего им пугаться или сомневаться? Особенно после таких удач.

— Хорошо, — довольно кивнул Георгий, под удивленным взглядом егеря. — Сколько им дней идти?

— Десять — двенадцать, не больше. С такой огромной добычей да полоном резвым зайчиком не поскачешь. Слишком обременяет.

— Теперь поведай нам друг, каково их воинство.

— Самая сильная часть — злая тысяча. Это бывшие дружинники половецких орд. Они на хороших конях, в кольчугах, шлемах, о щите, сабле, копье и луке. Самая большая часть — тьма бездомная. Восседают на обычных степных лошадях. Одеты в стеганые халаты и меховые шапки. Доспехов не имеют. Из оружия практически исключительно легкие копья да щиты. Некоторые из них длинными мечами, явно взятые боем. Иначе откуда у этих оборванцев они могли взяться?

— А особого рода людей не замечал? Может одежда чудная или держаться особняком.

— Видели, — охотно кивнул егерь. — Они монголам машины сооружали из бревен, дабы стены города рушить. Их сотни полторы — две.

— А всадников на сильных лошадях да в дорогих доспехах примечали?

— Нет, — усердно помотал головой егерь.

Так и беседовали. Сначала Георгий, а потом и Иван самым тщательным образом расспрашивали, вытягивая перекрестными и наводящими вопросами сведения о противнике. И егерь рассказал. Даже то, чему поначалу внимания не предал.

После же, отправив разведчиков отдыхать, наш герой запустил давно продуманный процесс перевода княжества на осадное положение.

В Лесные форты понеслись курьеры с известием, дабы селяне укрылись за стенами и готовились к неприятностям. Мелкие деревянные остроги, конечно, от лихих наскоков защитят, но не более того. Впрочем, для крестьян и это радость. Причем великая. Особенно учитывая наличия в каждом таком форте арсенала и небольшого ополчения из взрослых мужчин с луками. Сила не бог весть какая, но полсотни стрелков на каждый форт набиралось. Что становилось дополнительным и весьма неприятным фактором для любого лиходея.

Промышленные объекты да имущество пригорода стало ударно свозиться в загодя построенные амбары да склады крепости. За стену же потекли и сами жители. Прежде всего, старики, женщины и дети. Остальные, не привлеченные к воинскому делу даже в ополчение, принялись претворять в жизнь систему оперативных укреплений Подола да лед портить на Москве — реке и Яузе.

С укреплениями все было очень просто. Георгий задумал применить тактику, основанную на сдаче позиций с боем. Само собой — боем дистанционным. Для чего в Подоле за несколько дней возвели серию контуров баррикад из повозок, а также удобные позиции для залповой стрельбы из луков.

А вот со льдом задумка была довольно необычна и интересна. Монголы шли на юг. Особенно вязнуть в долгой осаде им было не с руки. Им, но не Георгию, который планировал поставить их раком. Поэтому все пути отступления на юг тщательно повреждались. Сверлились многочисленные лунки, в которые вмораживали деревянные обрезки. Долбился лед, выбирая обширные проруби… от берега до берега. Когда они еще замерзнут. Ставились поля низких, приземистых 'испанских козлов' — древних прототипов противотанковых ежей, только из дерева, концы которого вмораживались в ледяной покров.

Получалась этакая гипертрофированная сказочная русская дорога, по которой не то, что враг — свой не пройдет.

Но самым важным моментом спешного 'взведения' боевого механизма всея княжество, стал большой воинский смотр, куда были стянуты все вооруженные силы Георгия и его союзников.

Красотой и гордостью Москвы стал блистательный батальон кирасир, развернутых, пока что, всего лишь в две полные роты по сотне строевых. Нормальных, полноценных роты, с полным комплектом латных доспехов, оружия и… дестриэ. Коней, правда, имелось совокупно около двух с половиной сотен, но Георгий не спешил задействовать всех. Мало ли? Поэтому учебная, третья рота, восседала на значительно более компактных лошадях, килограмм по семьсот. В остальном же, ничто не умаляло могущества, красоты и эффектности этого воинского подразделения. Все блестит и развевается, наводя кураж на окружающих. Что не замедлили оценить послы, прибывшие летом от 'воспитателя' князя — Фридриха II Гогенштауфена и 'троюродного брата' — Людовика IX.

Рядом с ними стоял батальон легионеров — триста строевых. Именно так Георгий наименовал своих пеших дружинников. Распашная кольчуга, коринфский барбют, упрощенный латный комплект пехотного типа — вид получался довольно внушительный, хотя рыцари делегации не очень понимали, зачем так заботиться о пехоте. Для них она была смазкой для мечей: в мыслях и практике, разумеется. Для Георгия же — важной частью вооруженных сил. Ведь легионеры вооружались тяжелой боевой шпагой, маленьким стальным кулачным щитом и мощным арбалетом. Уже новой моделью, производство которой освоили здесь, в XIII веке. Сблокированный с цевьем рычаг взведения, позволявший применять в комплексе становую тягу с блоком для взвода мощных дуг. К слову сказать, обратно развернутых дуг, дабы увеличить ход тетивы и уменьшить габариты оружия. Примитивные блоки типа полиспаста. Стальные тросики из тонюсенькой стальной проволоки, для протяжки которой применялись валки, привезенные из будущего. Ну и так далее. Конечно, не мушкет, но игрушка очень серьезная, способна развивать скорострельность до шести выстрелов в минуту, благо, что реальная нагрузка на легионера при взведении, довольно скромная.

Рядом со стальной пехотой стоял большой батальон городского ополчения… нового типа, укомплектованный за счет казны князя. Пятьсот строевых, разбитых на пять рот. Каждый ополченец был снаряжен распашной кольчугой, шлемом 'лобстером', коротким тесаком и длинным английским луком. Ради этих целей Георгий не пожалел денег и времени, закупив прекрасной тисовой древесины. Конечно, такой лук был расходным материалом, а ополченцы за те четыре недели в год, отводимые на тренировки, вряд ли куда‑то научились попадать. Но это и не требовалось. Офицеры натаскивали своих подчиненных на работу беглыми залпами по площадям. Из‑за чего пришлось искусственно ограничить силу натяжения лука и обеспечить ополченцев лучными кольцами, облегчавшими стрельбу. Не сильно, не далеко, но очень много и густо. Вполне себе решение для обороны, для которой этих ребят Георгий и держал. При нормативной скорострельности восемь выстрелов в минуту, этот батальон мог создавать плотность обстрела до четырех тысяч стрел каждые шестьдесят секунд. Очень солидно.

Ополченцев подпирали артиллеристы — сто семнадцать человек в распашных кольчугах да 'лобстерах' с тесаками на поясах. Именно они должны были управляться тем парком из трех требюше, стоявших в крепости для прикрытия основных направлений. Ничего особенно в тех поделках не было… для XXI века. Но вот для XIII они являли миру поистине удивительные машинки. Подвижный противовес, беличьи колеса для облегчения взведения, поворотная платформа, дающая возможность кругового боя и довольно точного наведения. Ну и, само собой, прекрасная механика. Эти машинки не обладали выдающейся мощностью, но свои небольшие ядра метали довольно часто, весьма метко и на изрядную дистанцию. В том числе и глиняные снаряды с горючей жидкостью — прекрасный сюрприз для любого врага. Этих же людей, кстати, Георгий натренировал работать с фальконетами, которые можно было оперативно развернуть на башнях в случае острой необходимости. Но пока светить порох князь не хотел. Не то место и не то время. Особенно в перспективе предстоящего конфликта с Патриархом. Лишние поводы для нападок давать своим врагам Георгию не хотелось.

Таким образом, непосредственно в распоряжение князя находилось три сотни кирасир, три сотни легионеров, пять сотен — ополченцев и чуть больше сотни артиллеристов.

Но и это еще не все!

На лед перед Кремлем вышли отряды купеческой охраны, попавшие в оперативное подчинение Георгия. Торговый люд не питал иллюзий, прекрасно осознавая, какое будущее их ждет в случае взятие Москвы. Поэтому, рядом с войсками княжества стояло триста сорок разнообразных головорезов. Ну и крошечный отряд дипломатических миссий, выказавший желание, будь то необходимость, поддержать князя в бою. Два рыцаря и семь вооруженных слуг. Невелика сила, но все верховые и в полном кольчужном доспехе — хаубеке, для усиления которого Георгий Максимович подарил им по комплекту облегченных лат легионеров.

На том и закончили смотр.

Больше полутора тысяч бойцов! Изрядная сила. Особенно столь толково 'упакованных'. Оставалось надеяться, что все не зря. Что Георгий, в своей игре по построению нового будущего для своего Отечества, не обхитрил самого себя. Ведь ему предлагали взять пару 'Шилок' с колонной 'камазов' обеспечения, да устроить знатный нагоняй в степи. Но он не решился, встав на куда более сложный путь институциональных реформ.

 

Глава 2

2 февраля 1239 года. Москва

Прибытие врага оказалось намного менее зрелищным, чем ожидал князь.

Сначала появились небольшие конные отряды, осторожно 'прокатившиеся' по округе. И лишь спустя пару часов показались основные силы — этакий табор, медленно бредущий по льду Яузы с диким, просто чудовищным табуном мелких, убогих лошадок.

Но особенно тянуть кота за всякие места противник не стал — еще не завершилось накапливание, а к князю уже отправилась небольшая делегация. Обогнув Подол, они прошли вдоль кромки сухого рва и вышли к воротам.

— Кто вы? Что вам нужно? — Поинтересовался Георгий, разместившись верхом на могучем жеребце дестриэ в открытых воротах надвратной башни. Он не рисковал — этот десяток был под прицелом легионеров, готовых меньше чем за пару секунд перебить их. Да и ворота закрывались достаточно быстро — как сами первичные створки, так и подъемная решетка.

— Я Берке… — начал представляться мужчина, возглавлявший делегацию, зарядив развесистое и довольно пафосное титулование.

— Рад приветствовать тебя, — кивнул Георгий, но не дал ему ответить и перешел к собственному титулованию. Получилось даже более весомо, чем у принца Берке. Ведь князь, не стесняясь, вывалил на бедного чингизида полный титул Императора Андроника с крошечной приставкой 'наследник' в начале. Ну и так далее. Так что, гость оказался впечатлен. — Что привело тебя в мой дом?

— Мой отец предлагает тебе встать под его руку.

— Мне лестно его предложение, но я не могу его принять.

— Почему?

— Войска твоего отца убили моего зятя и мою невесту, даже не предложив их выкупить. Разве можно служить тому, кому ты должен долг крови?

— Я понял твои слова, — нахмурившись, произнес Берке. — Зачем ты разрушил лед на реке?

— Этой войны нельзя избежать, — пожал плечами Георгий. — А значит, как говорили древние атланты: Anan por‑ghal.

— Что? — Удивленно переспросил Берке, который беседовал с князем на вполне обычном языке тех лет — арабском, который оба они прекрасно знали. А тут такая странная фраза. На нее, кстати, обратили внимание и остальные свидетели переговоров. Включая дипломатов, прекрасно понимавших разговор, ибо арабский, наравне с латынью, был ключевым языком дипломатии на западе Евразии и в северной Африке.

— Несколько тысяч лет назад далеко на западе жил народ, намного превосходящий нас всех силой и умом. Дикие племена называли их атлантами, сами же они именовали 'протоссы', что означало 'перворожденные'. Изречение 'Anan por‑ghal' означает, что настало времени битвы. Я остановил ваше продвижение и приглашаю к бою, раз уж вы его жаждете. Решим наши разногласия здесь и сейчас. 'Dum adu'nala '… Все подвластно смерти, — после небольшой паузы, добавил князь, переводя незнакомое высказывание.

Всю эту речь Георгий заранее отрепетировал и говорил очень спокойно, уверенно. Пафос, граничащий со вздором. Но легенду, связанную с Атлантидой, которую он время от времени использовал для объяснения тех или иных артефактов из будущего, нужно было развивать и укреплять.

Берке несколько секунд помедлил, а потом коротко кивнув, развернулся и направился к своим. Он чувствовал себя совсем не так, как должен был чувствовать старший офицер победоносной армии. Ему было очень не по себе. Да чего уж там — он откровенно испугался этого странного мужчину, что беседовал с ним только что. Их остановили, чтобы дать бой? Но ведь в Москве не было достаточно воинов для столь опрометчивого шага! Безумие! А безумцев боялись во все времена.

— Он подчинится? — Дежурно поинтересовался Субэдэй.

— Нет.

— Ожидаемо, — произнес он и вежливо кивнул он принцу.

После чего немного постоял и посмотрел куда‑то в пустоту. Верно, думал.

— Начинайте ставить пороки… — бросил Субэдэй одному из своих темников, а сам направился к уже поставленной для него юрте. Он устал и хотел отдохнуть.

Спустя три часа, когда основные силы монголов накопились, Субэдэй решил занять Подол. Решительным штурмом, разумеется. Потому что скрепленные повозки, что перекрывали проходы пригорода, он за укрепления не посчитал. Однако рисковать не стал. Отчего штурм начался сразу изрядным количеством войск.

Георгий же выстроил систему обороны Подола таким образом, что с флангов у них были полноценные баррикады, только для вида прикрытые скрепленными повозками. Так что, фланговые удары были обречены, особенно под таким лютым обстрелом. Обойти с тыла также не получалось, ибо там всех желающих встречали звонкие арбалетные болты, пробивавшие всадников на той дистанции буквально насквозь. Поэтому, сунувшись туда, монгольские отряды резко сдали назад.

А вот во фронт наступление пошло вполне себе ходко. Да, под градом стрел. Но монгольская армия не сталкивалась с непреодолимыми трудностями — шаг за шагом прижимали батальон ополчения все ближе к Кремлю. Субэдэй только морщился, понимая, что лучники уходят, но ничего не предпринимал, разменивая совершенно никчемных общинников — половцев на Подол. Ведь там, по его мнению, должны быть запасы продовольствия. Он еще не знал, что по приказу Георгия оттуда вынесли все, не оставив еды даже мышам….

Тем временем бой продолжался.

Со стороны северо — востока ломились кочевники, частью спешенные, частью конные. Они пытались снять сцепки телег. А ополченцы просто били из луков, стремительно опустошали колчан за колчаном. 'В ту степь'. Без какой‑либо точности засыпая врага стрелами. После отходили на новую позицию, где их ждали новые, полные колчаны и повторяли свой нехитрый прием заново. Конечно, в них тоже постреливали. Бывшие дружинники половецких ханов кружили возле Подола и били из своих луков, но панцирное плетение кольчуг надежно держало стрелы на тех дистанциях. А спешиваться и вести залповый обстрел позиций третьего батальона они даже не пытались. Для них это находилось за гранью понимания. Пеший бой для степного воина — если не позор, то близкая к этому ситуация. Из‑за чего ополченцы практически не страдали от ответного обстрела со стороны монгольской армии. Не говоря уже о том, что у вчерашних дружинников было немного стрел — всего по два колчана на брата, то есть, только то, что было у них с собой. В то время как ополченцы за время своего отступления расстреляли в десять раз больше. Ведь на каждой новой оборонительной позиции их ждали новые боеприпасы, которые им даже на своем горбу таскать не требовалось.

— Ну, вот и все, — констатировал Георгий, когда ворота, наконец, закрылись, отсекая последние отряды ополченцев от робко преследовавших их степняков. — Сколько у нас потерь? Трех убило?

— Три убито, семь ранено. Всех вынесли.

— Хорошо. А ты еще сомневался, зачем я ополченцев в кольчуги одеваю.

— Забей, — хмуро буркнул Иван. — Я уже давно согласился. Не знал, что мелкое плетение плоских колец такое интересное. Сам знаешь — скепсис.

— Ну да. Сам так думал… когда‑то. Ладно, первый акт Марлезонского балета отыграли вполне славно. Можно и отдохнуть.

— Второй придется танцевать так быстро, что ты просто не успеешь опомниться, — усмехнулся Иван.

— Хм. Может быть. Сколько, интересно, посекли врагов?

— Хочешь, чтобы егеря ночью сосчитали?

— Нет, — покачал головой князь. — Незачем так рисковать. Это не так уж и важно. Сейчас холодно, тела быстро не испортятся. Вряд ли до окончания осады они будут кого‑то хоронить.

— Я тоже так думаю, — кивнул Иван и с улыбкой добавил. — Ты лица наших гостей видел?

— Их заинтересовали монголы?

— Атланты. Особенно, когда ты выдал эти фразы и объяснения. Полагаю, что они прекрасно владеют арабским и вдумчиво слушали ваш разговор.

— На то и был расчет, — усмехнулся Георгий.

— Ты представляешь, КАКОЙ переполох может начать в Европе?

— Вряд ли что‑то серьезное произойдет. Посланник Фридриха — его сын, внебрачный. Ты не знал?

— Откуда?

— Справку по монархам читать иногда бывает полезно, — подмигнул Георгий. — Фридрих мужчина любвеобильный. У него детей как блох на Барбоске. Так вот. Посланник Фридриха будет помалкивать, как и его отец. Им вряд ли захочется, чтобы достояние атлантов стало общедоступно. А вот сами заинтересуются.

— А француз?

— Он поделится с Людовиком, который вряд ли сделает иной вывод. А также со Святым Престолом, который, несмотря на всю эту напускную духовность, весьма практичный. Они и так тут возле Даров Георгия Победоносца вертятся, словно лиса возле сыра…

— А после получения этой информации прибегут целой стаей? Словно коты к блюдцу с валерьянкой?

— Боюсь, что все будет намного хуже. Мы же собрались наказывать православных священников, что содействовали монголам. Сложить два плюс два они в состоянии даже во сне.

— Ты не отказался от христианства, но покарал православных священников? Ничего страшного. Придут другие. Патриарх легко откажется от этих неудачников и даже принесет свои извинения.

— О нет, — усмехнулся Георгий. — Патриарх, пожалуй, вообще это никак комментировать не станет. Ибо мат и проклятья слишком сильно испортят ему и без того пошатнувшийся имидж.

— Почему?

— Потому что, новость о том, что врагам открывали двери православные священники, разлетится по Руси за несколько месяцев. И, в самом позитивном варианте развития событий, их просто изгонят. Хотя лично я считаю, что такого снисхождения они не дождутся. Скорее всего, их банально перебьют. Ведь одно дело открыть ворота врагу, который войдет, заменит руководство и все будет по — старому. И совсем другое дело, когда эти 'доброжелатели' методично подводили под лютую смерть всех жителей городов. Или под рабство, что еще хуже. Поверь — им не жить. Ни о каком хоть сколь либо влиятельном православии после этого прецедента даже и речи не будет. Сначала отпадет вся Русь. Тут без шансов, Владимира и Рязани наши ребята им не простят. Потом посыплются Балканы, лишив Патриарха союзников. У него в руках останется только Малая Азия, да и то — не вся. Крошеный осколок былого величия. Впрочем, без шансов его удержать. Под боком сильные мусульмане, а Константинополь и Святую Землю контролируют католики. Теоретически, Патриархат мог бы удержаться, совместив покаяние за отступников с рядом активных шагов. Но католики не станут бездействовать. Патриарху просто не дадут шанса. Да и мы находимся в весьма плохо освоенном регионе, тут позиции православия в частности, да и христианства в целом очень слабы. А свободных ресурсов у Патриархата нет. Он и так на ладан дышит. Через раз.

— Кхм…. Но зачем НАМ это?

— Не нравится идея?

— Честно говоря, не очень. Я хоть и атеист, но я православный атеист.

— Как и все мы. Поверь — это решение далось мне не просто. Но, во — первых, православным священникам я не доверяю. Вообще. Как, впрочем, и любым другим священникам. Во — вторых, не думаю, что мы что‑нибудь выиграем, оставшись на стороне Никеи. На дворе XIII век. Мы — никто и звать нас никак. Не мы с тобой конкретно, а Русь. Дикие варварские земли где‑то на окраине Европы, в глазах большинства наших соседей.

— И поэтому ты хочешь перейти в католичество? — Усмехнулся Иван.

— У нас есть три пути. Первый — сохранить православие. То есть, оставить эту пятую колонну внутри государства. Как показала практика, обособляй их или нет, разницы никакой. Они предадут нас при первой возможности, достаточно посулить им что‑нибудь вкусное и ценное. Им нет доверия.

— Это я понимаю, — неохотно кивнул Иван. — Хотя внутри меня и кипит раздражение. Грубо говоря: 'пусть оно и говно, но мое, родное'.

— Ясное дело, — усмехнулся Георгий. — Иного и не ждал. Второй путь — создание новой религии. Поправь меня, если я ошибаюсь, но мы не потянем это дело. Ни ты, ни я, да и никто из нашей команды.

— Да уж… святоши из нас неважные.

— Вот — вот, — кивнул князь. — Остается только третий путь — принять иную религию на своих условиях. То есть, привлечь к этому делу уже готовых специалистов. Сам понимаешь — не лучший вариант, но, к сожалению, построить светское государство сейчас не получится. Не поймут. По религиям выбор у нас не велик, ведь опираться мы можем только на мировые религии, причем, территориально близкие. Везти с другого конца планеты тех же китайцев для продвижения конфуцианства, не очень разумная идея. Собственно варианта у нас два: либо католицизм, либо суннизм. Лично я как‑то к исламу не расположен. К любому. Да и для государства эта идея неудачная из‑за идеологической специфики. По большому счету, мне там нравится только идея многоженства. Но ради этой малости связываться с ними чревато. Думаю, ты со мной согласишься. Любой католик нам с тобой намного ближе мусульман.

— Мда. Выбор? — Хохотнув, поинтересовался Иван. — И ты называешь ЭТО выбором?

— Человек слаб, — невозмутимо пожал плечами Георгий. — Чем меньше вариантов, тем проще ему выбирать.

— Ха! Выбор из одного пункта — это даже не смешно.

— Осталось только придумать, — продолжил князь, — как сделать так, чтобы не сменить шило на мыло. Именно поэтому я и хочу с Фридрихом дружбу дружить. Этот царствующий тираннозавр пугает Рим не меньше, чем нашествие мамлюков на долину Тибра. Я не знаю, как поступить правильно. И ты не знаешь. Да и никто не знает. Но идти старым путем, проглотив ТАКУЮ выходку со сторону Патриарха, дурная затея. Хотя, если честно, я надеялся, что конкретно нас они не станут подставлять. Да и вообще, появление Даров Георгия Победоносца должно что‑то изменить…

— Наивный чукотский князь? — Ехидно осведомился особист.

— Видимо где‑то так. Мда.

— Раньше думать нужно было. Там…

— Там мы все думали о другом. Экономика, война, 'строительство социализма'. Или ты помнишь, чтобы кто‑то из нас хотя бы поднимал этот вопрос? Мы все были абсолютно уверены в том, что вся эта история с предательством — навет. И нас тут едва ли не на руках станут люди Патриарха носить.

— Они и станут, — ехидно улыбнулся Иван. — Если монголы нас убьют, я уверен — нас объявят святыми защитниками Даров Георгия Победоносца и, возможно, 'обретут' мощи, которые потом станут таскать по разным церквям, объявляя чудотворными или еще какими. Ну, или как‑то в этом духе поступят.

— Обойдутся.

— Нашим говорить будешь? — После слегка затянувшейся паузы нахмурившись, поинтересовался Иван.

— Нет. Сам знаешь, они такие же православные атеисты, как и мы с тобой. Могут все испортить.

— Ну да, — кивнул он, — тоже верно. Но я постараюсь их подготовить к этому шагу. В меру сил. Да и самого себя убедить тоже нужно.

— Я убедил довольно быстро.

— И как же?

— Просто стал рассматривать религию и идеологию как инструмент. Прагматично. Словно ты не баран, но пастух. Немного покорежит, а потом отпустит.

 

Глава 3

5 февраля 1239 года. Москва

Разобрав часть домов Подола, монголы довольно быстро соорудили примитивные метательные машины — вихревые катапульты.

Ну как быстро? Первый день, противник откровенно наглел и пытался работать открыто. За что и поплатился, потому что легионеры устроили тир. Благо, что дистанция позволяла бить наверняка, ведь довольно примитивные метательные машины монголов, которые так замечательно показали себя под Рязанью и Владимиром, а также под другими городами Северо — Востока, били недалеко. Вот и разместились подразделения китайских инженеров буквально в пятидесяти метрах. На этой дистанции лук был уже вполне безопасен для людей, укрытых даже нормальными стегаными доспехами. А вот мощные арбалеты…

Понятное дело, что инженерам сначала позволили все необходимое принести на позиции, накопиться там привлеченным рабочим из числа степных общинников. И только потом плотным, жестким обстрелом пресечь эту наглость. Поэтому на следующий день работы удалось продолжить только после сооружения внушительного размера осадных щитов. Не Бог весть что, но прикрывало от болтов неплохо.

И вот, утром пятого февраля, вихревые катапульты заработали. Что они представляли собой? Простейшая конструкция. Опора, жестко закрепленная на земле. На ней, на оси вращается ассиметричный рычаг. К короткому плечу крепились веревки — за них, при выстреле, дергали люди. Сразу толпой, человек в тридцать — сорок. На длинном же плече закреплялась праща с метательным снарядом. Било это чудо инженерной мысли метров на семьдесят обычно, не дальше. И, при увеличении массы снаряда, резко проседала в дальности. Но для весьма простых укреплений Северо — Востока Руси ее вполне хватало. Слишком хлипки были стены, ведь они и не должны были противостоять осадным машинам, которые в регионе практически не применяли.

Позволив немного порезвиться своим противникам и продемонстрировав крепость стен, Георгий, через час после начала обстрела дал отмашку своей артиллерии. Всего три требюше. Но зато какие! А главное — калиброванные снаряды. Задачи ломать стены не имелось, поэтому князь, не сильно напрягаясь, изготовил их из глины с последующим обжигом. Простенько и со вкусом, при том, что масса и геометрия выходила практически как у братьев близнецов, а при ударе обо что‑либо прочное, они лопались, осыпая все вокруг осколками битого кирпича.

Первые же залпы показали преимущество метательных машин московского гарнизона. Особенно на таких смешных дистанциях. Беличьи колеса позволяли довольно быстро перезаряжать орудия. Поворотная платформа и регулятор крюка давали широчайший маневр огнем. За какую‑то минуту орудие можно было развернуть на сто восемьдесят градусов, перенастроив полярно дальность. А стандартные керамические шары эти машинки метали на двести метров. Но не это главное.

Пристрелявшись, московские артиллеристы перешли на снаряды, заполненные горючей смесью. И если первые близкие накрытия осыпали артиллеристов противника просто битым кирпичом, то теперь, полностью эквивалентные в массе и геометрии 'шарики', устраивали в точках попадания маленький филиал ада. Обычная густая смесь на основе нефти в керамической банке, да предварительно зажженный фитиль. Ничего сложного и необычного. Практически классический греческий огонь, который был хорошо известен в те годы. Но эффект получился потрясающий!

Весь последующий час шла дуэль.

Московские требюше били хоть и довольно часто, находясь за пределами поражения орудий противника, но их было мало. Слишком мало. А их выстрел каждые пять минут сильно уступал весьма скорострельным порокам. Поэтому, стенам досталось. Впрочем, серьезных повреждений не было. Максимум — местами были снесены боевые галереи. Да в одной башне крыша обзавелась дыркой.

Такая низкая эффективность обстрела крепости была продиктована произвольными снарядами, которые сильно плавали по размеру и массе. Ну и рассеиванием, которое обеспечивалось хлипкой платформой, сильно вибрирующей при выстреле. Поэтому каждый раз камень просто летел 'в ту сторону'. Само собой, никакой координации управлением артиллерии у монголов по моде тех лет не имелось. Командир каждой установки работал в своем темпе, ритме и вообще жил отдельной жизнью. А вот московские требюше были организованы в батарею и работали залпами, быстро пристреливаясь по стандартной морской практике более поздних лет. Ведь механизмы горизонтального и вертикального наведения имели удобную и понятную маркировку, что позволяло стрелкам пользоваться как баллистическими таблицами, так и другими благами цивилизации. Например, тем же корректировщиком, сидевшим на ближайшей к башне цели. Оттуда, с помощью флажных сигналов он освещал результаты выстрелов. Так что самим артиллеристам врага даже видеть было не обязательно.

Такой подход очень сильно впечатлил дипломатов. А потом и его результат. Три десятка пороков оказалось уничтожено всего за полтора часа перестрелки! Один к десяти! Фантастика! А потом еще и по боевым порядкам ударили, зажигательными снарядами, сильно перепугав врага, который оказался не готов к этому.

— Удивительный день! — Со знанием дела отметил представитель Фридриха.

— Скучный, — не согласился с ним Георгий.

— Отчего же?! Такой невероятный поединок! Такой напряженный!

— Это была игра, — хмыкнув, отметил князь. — Вы же понимаете, что мы могли просто не позволить им построить осадные машины. Но это было бы слишком просто. Поэтому я приказал позволить им потратить кучу сил и ресурсов на возведение осадных машин. И даже немного подзадорил, велев пострелять из арбалетов. А потом, когда они расслабились и уверовали в успех — просто разогнал, словно мышей веником. Все это довольно скучно.

— Вот как? — Несколько опешив, произнес бастард Фридриха.

Француз же просто внимательно слушал этот разговор и мотал на ус. Он оказался более догадливым, сразу сопоставив дальность метания снарядов московскими метательными машинами и монгольскими. Для него все оказалось на виду.

На этой бодрящей ноте второй акт осады завершился. Князь был убежден в том, что Субэдэй не станет совершать одну и ту же ошибку дважды, а потому готовился к чему‑нибудь новенькому.

 

Глава 4

8 февраля 1239 года. Москва

Шаблон порвался — стандартный способ взятия деревянных крепостей на Руси, прекрасно зарекомендовавший себя ранее, дал сбой.

Субэдэй отлично видел, что вполне обычные деревянные стены не разваливаются от попаданий. Они даже 'играть' бревнами не желают, цепко держась одно за другое. То есть, пытаться что‑то придумать с пороками оказалось бесполезно. Даже не считая того, что им противостоят более совершенные и точные машины внутри стен. По отдельности эти два фактора вполне себе преодолевались, но вот вместе….

По этой причине, Субэдэй решил применить старый как мир способ — штурм. Да, этот город смог принести немало потерь, но пока у него все еще имелось абсолютное численное преимущество. По крайней мере, он так считал, ибо сведения из Москвы не поступали уже более чем полгода. Но, вряд ли за это время князь смог что‑то кардинально изменить.

— Светает, — тихо произнес Георгий, стоя у окна.

А монголы уже гудели.

С воздушного шара передавали — началось какое‑то сильное движение. От леса тащат бревна и лестницы.

О да! Воздушный шар. Сделан был на месте из подручных материалов. Обычная льняная ткань. Примитивный клапан, позволяющий регулировать высоту, спуская воздух. Ну и спиртовая горелка. Держалась такая конструкция в воздухе недолго и поднималась невысоко. Однако впечатление произвел безумное. Шок и трепет!

Первый полет новой конструкции был произведен в октябре 1238 года, поэтому монголы оставались в неведении даже о самом факте его существования. А вот дипломаты накатались изрядно. Всего каких‑то сто метров высоты, а удовольствия полные штаны! Да и обзор потрясающий. Тем более что Георгий, не таясь, передал обоим дипломатам чертежи и описание своей поделки. Стратегической тайны он в ней не видел, ибо украсть описание конструкции было очень просто. Достаточно со стороны понаблюдать. Людовик IX и курия могли и не оценить, а вот Фридрих однозначно пришел бы в восторг. Такие вещи он любил и ценил, равно как и науку в целом.

Но главное, когда перед монголами в воздух поднялся воздушный шар, зависнув над Москвой, они реально опешили. Чудо! Субэлэя выручили китайцы, углядевшие вариацию традиционных для Китая бумажных фонарей, запускаемых в небо. Не всегда и только состоятельными людьми, но инженеры их видели и посчитали шар — большим фонарем.

Однако сейчас на это чудо, висевшее в небе над Москвой, почти никто не смотрел. С одной стороны привыкли. А с другой — начинался штурм. И весь город готовился его отражать. Кто на стенах, кто в тылу. Работы хватало всем. В один только Госпиталь временно мобилизовали три сотни человек! Или та же санитарная команда, самым тщательным образом следившая за чистотой. Ведь любая вспышка болезни — это конец! Финиш! Всех, вообще всех, кроме совсем старых и малых да убогих поднял Георгий и приставил к делу. Что удивляло дипломатов не меньше шара. Так ведь не бывает. Но политинформация, рассказывающая о судьбе городов Рязани, очень сильно помогла простимулировать жителей. Все, кто боялся, уже покинули город. Остались только те, кто поверил князю, а потому старались, делая все, что было в их силах.

К единственным воротам города направилась вереница людей с большими бревнами — таранами. Их прикрывали бойцы с ручными щитами, но получалось так себе. Поэтому, открытый обстрел из арбалетов по несущим тараны мужчинам снимал обильную жатву. Особенно вблизи, где легкие и слабые ручные щиты пробивались болтами насквозь.

А практически по всему фронту к городским стенам стремительно приближалась волна спешенных степняков. Кое‑как сделанные лестницы наперевес. И острое желание добраться до теплых, нежных тушек защитников города. Впрочем, это только на первый взгляд выглядело внушительно. Чуть — чуть приглядевшись, можно было понять — для всей этой толпы штурм дело новое. По крайней мере, такой. Да, стены у Москвы были невысокие. Однако перед ними находился покрытый ледяной коркой сухой ров. Ну и сами лестницы не впечатлили, не говоря уже об их количестве. Слишком мало.

Со всех башен на пределе скорострельности работали легионеры своими арбалетами, стараясь выбить командиров и инициативных. А к пролетам куртины подошли роты ополченцев, что выстроившись, стали бить навесом за стену.

Залп.

Залп.

Залп.

А их командир тем временем стоит на стене и корректирует их выстрелы.

А за спиной стоят маленькие двуколки, откуда можно хватать заранее расфасованные по колчанам стрелы.

Поднятые над головой щиты, конечно, прикрывали монгольскую армию от натурального града стрел, но не все тело. Ведь с башен, вдоль куртин били арбалетчики. От кого закрываться? Сверху летят стрелы, а с обоих боков летят болты!

Но вот к воротам прорвалась первая группа с большим бревном — тараном.

Удар!

Удар!

И жуткий, душераздирающий рев!

Это с башни на них сбросили аналог ручных гранат — небольшие тонкостенные керамические горшочки с горючей смесью и предварительно подожженным фитилем. Этакие коктейли Молотова местного разлива. Само собой, продолжать попытки выбить ворота, стоя в пламени, оказалось затруднительно. Поэтому новых ударов тараном не последовало.

В какой‑то мере такой шаг был опасен. Ведь могла вспыхнуть и сама башня, сделанная из дерева. Но весь внешний контур стен Георгий всю зиму готовил к боевым действиям, защищая толстой наледью. Огонь не выказывал никаких опасений. Он лизал обледенелые деревянные бревна, но только шипел и парил.

Штурм закончился, банально захлебнувшись из‑за несоразмерно высоких потерь.

Самым неприятным для монголов стало то, что сухой ров был покрыт толстой наледью не только со стороны стен, но и на внешнем склоне. Из‑за чего выбираться из этой канавки оказалось непросто. А стрел и болтов у защитников хватало, что сильно повышало нервозность пытавшихся отступить войск.

— Четверть миллиона стрел… — тихо произнес Георгий, вслед за офицером, доложившим расход ополченцев, и выдохнул. — Твою мать. — Оно и не удивительно. Он слегка неподрасчитал расход боеприпасов, а ребята жгли на совесть. Вот за две операции и спустили треть всего наличного боезапаса. Радовало только то, что для монголов этот сюрприз тоже оказался неожиданностью. И весьма такой неприятной. Вон — все поле было усеяно трупами, утыканными стрелами, словно ежик иголками.

 

Глава 5

15 февраля 1239 года. Москва

— Никак не могу понять, — тихо произнес Георгий, скорее себе под нос, чем для окружающих, во время очередной планерки штаба. — Почему монголы пошли на приступ? Они ведь не располагают подходящими бойцами? Где‑нибудь на просторах Империи Сун — да, никаких вопросов. Там масса войск, понимающих, что нужно делать. А тут? Смешно если бы не было так обидно. Среди той толпы вояк — сплошным потоком идут вчерашние половцы. Даже булгары и те ушли на Волгу. Им туда ближе и проще.

Размышлял он тихо, но все притихли. Задумались.

Надо отметить, что на эти советы стали заглядывать и рыцари — дипломаты, так как, они втянулись и стали воспринимать эту войну как свою. В какой‑то мере. Ведь в их глазах христианский правитель отражает натиск какой‑то дикой языческой орды. Да, подданные Георгия в их понимании были еретиками. Но они прекрасно понимали, что язычники не станут разбираться — who is who. Просто убьют всех. Ибо наслышаны были об их художествах, не обольщаясь особенно. Поэтому, в этой тишине и прозвучал вопрос Рихарда:

— А почему половцы не должны штурмовать?

— Дети степи, — пожал плечами Георгий. — Они вообще большую часть жизни проводят в степи и чувствуют себя в городах очень некомфортно. Полагаю, что если их потренировать — то вполне смогут. Другой вопрос, что вряд ли их кто‑то тренировал — времени на то не было и места. А им самим такое без надобности. Они таким не интересуются.

— Как же они тогда города Рязани да Владимира брали?

— Мастера из далекой Империи Сун, что служат монголам, ставили пороки. Те ломали стены на большом участке. А дети степи в этот пролом врывались всей толпой и задавливали числом. Большинство из них — вчерашние общинники. Все что они умеют хорошо — это верхом ездить, да скот пасти. Воины из них никакие. Да и воинского имущества нет. Одно копье со щитом, сделанным на скорую руку.

— А копья откуда?

— Загонной охотой балуются, — ответил вместо князя Иван. — Там без копья ничего не сделаешь. Но вы вблизи потом посмотрите — не копья, а слезы. Много всякого мусора и обломков. Хороших наконечников нужно поискать, но встречаются.

— Если они рушили иные стены, то почему же ваша стена выстояла? — Удивился Рихард. — Ведь она тоже деревянная.

— Верно, деревянная. — Кивнул Валентин. — Только устроена иначе. Здесь никто так не строит. У нас ведь за тыном стоит опорный сруб, забитый землей. Такое просто так не сковырнешь. Кроме того, мы используем нагели и скобы, дабы жестко скреплять и фиксировать бревна. Как на кораблях. Из‑за чего при попадании камней бревна не играют, не прыгают. В той же Рязани да Владимире стены осыпались. Бревна целые, а стена рассыпалась из‑за того, что деревяшки просто так лежат, придавленные своим весом. Их после обстрела вполне можно собрать обратно, восстановить стену. Но кто же даст?

— Я полагаю, — подал голос француз после слегка затянувшейся паузы, — язычники снова на приступ пойдут.

— Я тоже так думаю, — хмуро кивнул Георгий. — Все мы слышали стук топоров. Там что‑то страшнее лестниц будет. Долго уж возятся. Но кто их надоумил?

— Тот, кто привык к таким войнам, — философски ответил Рихард. — У них есть мастера из Империи Сун. Если там воюют, практикуя приступы и осады — вполне возможно, что они подсказали.

— Может быть… может быть… — покивал князь.

— А до того не применяли, — продолжил Рихард, — ибо надобности не было.

— Я плохо знаю о том, как шли бою на юге. В Хорезме, в Персии, в Индии. Возможно и так. Но мне кажется… Договорить князю не дали, потому что в дверь постучались. Князь кивнул Ивану, как сидящему ближе всего к входу. Тот подорвался и открыл ее. Там стоял дежурный.

— Что случилось?

— С шара передали тревогу.

Весь оперативный штаб спокойно и организованно покинул помещение, направившись выяснять причину внезапного беспокойства. Вряд ли наблюдатель стал бы волновать из‑за какой‑то мелочи.

Монголы приступили к новому штурму.

Наверное, за столько дней они вполне могли провести в обход, по берегу, обоз и уйти на юг. Но дерзкая крепость открыто бросила вызов. Слишком нагло. Субэдэй не мог просто так все бросить и уйти. Сначала взыграли эмоции. Ведь Берке все рассказал. Какой‑то малый вождь повел себя не так, как должно. А потом, после первого неудачного штурма, он вдруг осознал, что просто не может уйти. Слишком много было странностей в поведение князя. Почему? Из‑за чего ему так себя вести? Он ведь не самоубийца. А значит что? Правильно. Значит, он что‑то задумал.

Подняв все, что удалось узнать у советников, он сильно напрягся. Оказалось, что Георгий находился в весьма теплых отношениях с князем Киевским и Галицко — Волынским. И если первый мало что стоил, то второй — серьезная сила. Может быть, он ждет их? Или, может быть, они уже подошли и ждут, чтобы соединиться с Георгием? Или еще что…. Вариантов оказывалось очень много.

Бросить осаду просто так он не мог. И оставить много войск тоже. Ведь в том случае князь начнет его преследовать. Да, угроза невеликая. Но что скажет Великий хан, узнав, что два тумена бежали от нескольких сотен? А злые языки всегда найдутся. Он в этом не сомневался. Если же его опасения окажутся верны и Георгий сможет объединиться со своими союзниками, то, равно или поздно придется сразиться. Сколько их придет? Кто знает. Но князь совершенно точно знал об огромном обозе с 'уловом'. А значит что? Верно. Он мог своими предположениями поделиться с другими князьями. На такой бочонок меда легко слетится вся оставшаяся Русь. Новгородцев, допустим, свяжет сам хан. А Смоленск, Чернигов, Киев, Полоцк и Галич? Это тысячи две дружинников. Вместе с войсками самого Георгия — сила. И не малая. А у него — мясо. Не устоят.

Вот примерно такие мысли в голове Субэдэя и крутились.

Раз за разом. Круг за кругом. Изматывая и досаждая. Он потерял сон и аппетит. Почернел лицом. Но никаких иных идей, кроме как взять городок любой ценой, он не мог придумать. Даже союзники и советники с ним соглашались. Очень странно повел себя Георгий.

Впрочем, просто стоять под стенами города он тоже не мог. Скоро ледоход. Не успеет уйти до него в степь — все, конец. С таким табором в лесах по весенней распутице смерть.

Именно по этому, потратив несколько дней на подготовку, Субэдэй решил пойти на новый приступ. Но не с утра. Нет. Он уже отметил, что руководит крепостью человек, прекрасно понимающий, чем грозит проспать утренний штурм. А вот вечером, ближе к сумеркам, никто не ожидает атаки. Так не принято. И он так поступит. Хоть какая‑то неожиданность будет на его стороне.

Учтя опыт прошлого штурма, войска приближались к крепости, укрывшись за могучими осадными щитами. Грубо сделанными, весьма убогими. Но мало кого интересовал аспект изящества и красоты. Главное, чтобы стрелу да болт держали. Причем по бокам тоже имелись щитки — гостинцы с башен были очень болезненны. Весила такая конструкция изрядно. Передвигалась очень медленно. Но да ничего. Главное, что войска подойдут к стенам без чудовищных потерь и полной деморализации.

Тараны тоже стали другими. Китайские инженеры задействовали телеги из контуров защиты Подола, соорудив на их основе этакие кибитки с раскидистой крышей. А под ней — таран на подвесе и люди, приводящие в движение всю 'телегу'. И таких имелось пять штук.

Так и двинулись, поспешая, насколько это получалось. Потому как что щиты, что таранные повозки тащить оказалось весьма непросто — тяжелые.

Застучавшие было перезвоны из стрел и болтов быстро успокоился. Осажденные поняли бесполезность этой затеи. Даже болты, хоть и били знатно, но все одно застревали в толстой древесине.

Разве что батарея требюше работала, сосредоточившись на обстреле колонны таранных повозок. Но то не стационарный объект — попасть не так просто. Хотя потери пошли — осколки кирпича нет — нет, да и цепляли кого из бойцов противника за ногу, выбивая из дела.

Субэдэй был доволен.

Неужели удалось? Его войскам главное ворваться. А дальше дело техники. Столь подавляющее численное превосходство — это сила! Тем более что половецких дружинников он пока еще не отправлял на штурм. Берег. Вряд ли там, внутри крепости, будет все просто. Да и вообще — появись неожиданный враг, именно эта тысяча может спасти положение от полного и позорного разгрома.

Но вот до крепостной стены осталось шагов тридцать — сорок для первой линии осадных щитов. Их ожидал весьма непростой спуск в сухой ров. Разумеется, в таком деле без ошибок не обойдется. Строй сломался, щиты толком не прикрывали. Но обороняющиеся почему‑то не стреляли. Хотя полководец сам видел несколько удобных моментов. Прозевали? Раньше не зевали.

Субэдэй напрягся. И это состояние очень хорошо поняли вполне улыбающиеся командиры, окружающие его.

— Что? — Настороженно спросил Берке, смотря на то, как лицо прославленного полководца покрывается складками морщин и сереет буквально на глазах.

— Он что‑то задумал… — после долгой паузы снизошел до объяснений старик.

И в этот самый момент из бойниц крепости скопом полетели импровизированные коктейли Молотова. Волна за волной. Не прошло и минуты, как во рву перед стеной разлилось натуральное море огня. А люди, попавшие в этот кошмар, взревели нечеловеческими голосами.

Сухой ров был отрыт таким образом, что внутренний скат был умеренно крутым — градусов тридцать. Не много. Однако лестницу поставить уже непросто. Да и сама стена от дна рва удалена изрядно. Поэтому ревущее пламя хоть и стояло сразу перед деревянной стеной, но не угрожало ей никак. Ведь горючая жидкость прогорит намного быстрее, чем задымятся бревна. Хотя войска противника это не сильно радовало.

Эта ситуация вызвала у идущих следом рядов ступор. Не каждый день же перед тобой внезапно поднимается бушующее пламя. И идти в него никому не хотелось. Совсем.

В тот момент, когда наступление встало, Георгий дал отмашку, и по щитам ударили лучники с арбалетчиками. Безрезультатно, конечно. Но на психику это надавило неслабо. Щиты попятились. Людям хватило ума не выскакивать дуриком из укрытий. Таких героев, по всей видимости, еще при первом штурме поубивало.

А потом, батарея требюше, стала работать залпами по таблицам, метая зажигательные снаряды. Мимо. Разумеется мимо. Попасть в такой щит, тем более двигающийся, можно было только случайно. Но мгновенно вспыхивающая жидкость расплескивалась весьма устрашающе. Кое — где попадая на людей и щиты.

Тут они и побежали. Страшно стало. А тут, до выхода из зоны действия хотя бы арбалетов — еще ползти и ползти. Многим может достаться.

С таранами ситуация оказалась еще проще — им просто под ноги кинули несколько коктейлей. Раз — и все. Встали таранные повозки. Куда идти дальше? В стену огня?

Субэдэй стоял с бледным лицом и с плотно сжатыми губами.

Его штурм был отбит. Второй раз отбит. Причем легко. Играющи.

А советники снова твердили какую‑то восторженную чушь. Ну и рассказывали о каком‑то там греческом огне и его возможностях. Что, дескать, на юге в морях с его помощью корабли жгут. Очень полезная информация. Так бы и вырезал их, да нельзя. Полезны очень. Война ведь еще не заканчивалась. Впереди столько боев…

— Что мы будем делать? — Хрипло поинтересовался Берке.

— Спать, — невозмутимо ответил Субэдэй. — Скоро ночь.

Ему очень хотелось спустить свою злобу на ком‑то, но… он не мог себе это позволить. Столько неудач. Как какой‑то мелкий городишко смог создать СТОЛЬКО проблем? Он повернулся к одному из своих советников.

— Сколько в городе войск?

— Мы точно не знаем… — попытался уйти от прямого ответа тот.

— Сколько? — С нажимом произнес полководец.

— От одной до полутора тысяч. Все в хороших доспехах. Даже общинники, которых князь снаряжает за свой счет. Это те, что с луками были.

'Плохо, очень плохо' — отметил про себя Субэдэй, в очередной раз прослушав эту информацию. Ничего нового. Ничего конкретного. Одно хорошо, у него еще достаточно людей, чтобы защитника города не перешли в контратаку. Но уже завтра нужно озаботиться какими‑нибудь укреплениями. Похоже на то, что они зарвались, дернув тигра за усы. А ведь он слышал тот рассказ двухлетней давности о страшном разгроме.

 

Глава 6

16 февраля 1239 года. Москва

Раннее утро. Скорее даже еще ночь.

— Удалось? — Устало спросил князь у Ивана, что стремительным шагом вошел в помещение штаба.

— Да.

— Обгорелые остовы таранов уже убрали?

— Нет. Мы не стали привлекать внимание. Но осмотрели их. Там нет никакой сложности. Нам потребуется буквально несколько минут, чтобы их оттащить в сторону. Там все готово.

— И куда вы хотите их деть?

— Столкнуть в ров.

— Хорошо. А так в целом — как дорога?

— Вполне прилична. Трупов, правда, много. Но лошадям пройти будет не проблема.

— Что с монголами?

— Спят. Егеря подошли совсем близко. Много пьяных. Они всю ночь насиловали женщин из полона и пили.

— Поплыли?

— Похоже на то. Сами монголы, наверное, вполне держат себя в руках. Но основная масса войска мобилизованные данники. И они раздавлены. Они же вчерашние половцы. Для них такие ужасы за пределами возможностей. Вот резать беззащитных горожан еще нормально, да грабить. А так сражаться и гибнуть им не по душе.

— Ну что, господа, — обратился Георгий к посланникам Людовика и Фридриха, — не желаете размяться?

— Всегда пожалуйста, — с радостной видом известного дебошира ля Гира заявил Рихард, вставая. — Когда выступаем?

— С первыми лучами солнца.

— Вы хотите атаковать лагерь? — Внимательно смотря на князя, поинтересовался француз.

— Именно так. Нужно развивать успех. Кроме того, у меня есть одна небольшая заготовка, которая должна сильно напугать наших противников.

— Заготовка? — Заинтересованно переспросил француз.

— Иван, посылай голубей….

Субэдэй проснулся рано, даже слишком рано. По сути, он даже и не спал толком. Так — ворочался, дремал, думал….

И тут раздался протяжный звук боевого рога.

— Что?! — Вскочил он как ошпаренный, ринулся из юрта и замер на пороге.

Ворота крепости были раскрыты нараспашку и оттуда мерно выступали всадники — те самые кирасиры. Переливисто играл горн. Развевалось знамя.

— Георгий… — тихо произнес Субэдэй, увидев того самого человека, что беседовал тогда с Берке. Да и его доспехи сложно было с чем‑то спутать. Очень уж искусны. А там, где‑то в лесу, с верховья реки, отзывались очень похожие переливы.

Монгол побледнел.

Он все сразу понял и начал действовать. Так, как подсказывал богатейший опыт и воистину звериное чутье старого полководца. Поэтому вместо того, чтобы попытаться поднять все еще вяло копошащихся общинников, Субэдэй вскочил на коня и бросился к той самой тысяче бывших дружинников. В столь безнадежной ситуации ему оставалось спасать только ее и, прихватив внука Потрясателя Вселенной, отходить. Этот бой проигран. По крайней мере, так он для себя решил. Но чтобы выиграть войну требовались воины. Кроме того, требовалось уберечь собственную честь, сохранив жизнь Берке. Только эти две задачи пульсировали у него в голове. А этот полон, эта рухлядь с грабежей, это золото с серебром, да и эти общинники, по сути, в одночасье оказались грязью под ногами. Для него.

Подняв тысячу Субэдэй осмотрелся.

Все триста тяжелых кавалеристов уже выдвинулись из ворот и завершали построение под непрекращающиеся звуки горна. А за ними следовали легионеры, как их называл сам Георгий. Тяжелые пехотинцы в прекрасных доспехах с мощными арбалетами. Эти тоже шли под большим, развевающимся флагом, но вместо напевов горна использовали барабанный бой.

Значит, предчувствие не обмануло — это не вылазка. Значит — противник уверен в победе. А с верховья реки ему действительно идет помощь. Тысяча? Две тысячи дружинников? Субэдэй не знал и не хотел гадать. Так или иначе, он оказывался между молотом и наковальней. Что ему совсем не нравилось. Поэтому старый полководец послал часть наиболее боеспособной тысячи — всех, кто уже был в седле, к юрте Берке с 'покорнейшей просьбой' немедленно пробиваться по реке на юг от осажденного города, ставшего ловушкой. Сам же он намеревался уйти последним, собрав всех, кто успеет присоединиться к его сотням.

Вот на какие‑то мгновения звуки горна затихли. Но уже спустя несколько ударов сердца вновь заиграла эта медная 'дуделка', только уже совсем иную мелодию. 'Атаку'. Субэдэй вздрогнул. После того, что произошло на льду под Москвой два года назад, для монголов не была секретом сила удара такого рода всадников. Особенно если они ударят с разгона в сонную толпу.

'Но что творит этот мальчишка!' — Берке с сотней своей охраны и двумя сотнями дружинников бросился навстречу русским, проигнорировав прямой приказ. Да — да. Это был именно приказ, несмотря на 'покорнейшую' форму послания. Теперь спасти его могло лишь чудо. И Субэдэй решил совершить это чудо — бросил свои шесть, всего шесть боеготовых сотен наперерез накатывающим латным чудовищам. Остановить их и не надеялся. Историю столкновения двухлетней давности он помнил очень отчетливо. Нет. Он хотел лишь притормозить немного русских и дать возможность Берке выскочить из западни.

'Скорее! Скорее! Главное суметь заступить им дорогу!' — пульсировала мысль в его голове. И он, нахлестывая коня, рвался вперед. Ему под стать старались остальные.

Увы, они опоздали на какие‑то секунды. Стальной клин втоптал в снег обе сотни дружинников посланных на защиту Берке. Даже не замедлившись. Они просто отбросили обломанные копья, на которых были насажены, словно жуки на соломинках, дергающие лапками пока еще живые люди. И врезались в отряд принца. В какой‑то мере тем повезло. Чудовищный по силе таранный удар копьями им удалось избежать. Поэтому охрану просто снесли, посшибав с ног вместе с конями, словно кегли в боулинге.

Сам Субэдэй вместе с остатком дружины едва успел отвернуть и увернулся от неминуемой смерти. Разгона кирасирам все еще хватало для достойной силы удара. Он попытался обойти русских латников с тыла, но там уже надвигались легионеры, отрезая от вяло копошащихся на земле охранников принца непреодолимым стальным строем. Старому полководцу оставалось лишь уходить самому и уводить оставшиеся войска.

К трем оставшимся сотням на глазах присоединялись наиболее сообразительные общинники. Получилось еще где‑то триста — четыреста всадников. А за спиной бестолковый гомон, доносившийся из лагеря, сменился шумом битвы. Точнее бойни.

В атаку пошли все. Даже ополченцы с купеческим охранением и артиллеристами. Порывались даже простые горожане, но князь запретил. И тех полутора тысяч, что вышло, вполне хватало.

Чуть погодя прошедший сквозь лагерь батальон кирасир, завершил разворот и, разогнавшись, с громовым кличем 'Ура! ' вновь врубился в многострадальный лагерь. Их охотно поддержали и пехотинцы, как собственно московские, так и купеческие. Получилось очень неплохо, потому что в лагере противника большая часть людей и без того откровенно паниковала. И этот клич ситуацию только усугубил, облегчая избиение.

Что творилось в лагере потом, лучше не описывать.

Регулярная политинформация среди бойцов и жителей, в которой повествовалось о том, какие бесчинства творили монголы, сделало свое дело. Никакой жалости и сострадания. Без пощады и сожаления. Врагов просто резали. И пусть, что все эти воины — вчерашние половцы — общинники. Георгию было без разницы. Потому как они служили врагам.

То здесь, то там возникали островки обороны. Но ненадолго. Легионеры хоть и махали клинками, но арбалеты у них были за плечами.

Раз — взвод выстроился.

Два — взвел свое оружие.

Три — дал залп практически в упор по небольшой кучке оборонявшихся.

Да и все. Оставалось тех, кто не умер сразу просто добить, чтобы не мучились. Чай не звери.

Через полчаса после атаки остался только один очаг сопротивления — возглавляемая Берке тысяча засела в импровизированном вагенбурге, прикрываясь полоном. Легионеры аккуратно их прощупывали, выбивая то одного, то другого. Шансов у тех не было, потому что большинство из людей Берке были обычными общинниками. Измученными, утомленными, подавленными и деморализованными. Но они прикрывались полоном, обещая начать его резать.

— Сдавайтесь! — Зычно крикнул Георгий, подъехав совсем близко к остаткам монголам.

— Зачем? — Усмехнулся Берке. — Ты нас так и так убьешь. Мы хотим продать свои жизни дороже. Все рассудить смерть? Так ты сказал?

— Так, — охотно согласился князь, припоминая разговор у ворот. — Сдавайтесь и я дам вам шанс!

— Чтобы служить тебе?

— Тогда вы предадите своего хана. Зачем мне предатели? — Усмехнулся Георгий. — Нет. Ты возьмешь десяток воинов и отправишься к хану. И вернешься с полоном, который мы обменяем на пленных. Всех на всех.

— Что помешает тебе нас убить?

— Мое слово, — спокойно сказал Георгий, твердо смотря в глаза чингизиду.

Берке немного поколебался, но все же не выдержал, уступил и сдался. По крайней мере, это был шанс. Хоть какой‑то.

— Ты сдержишь данное им слово? — Удивился Рихард, когда все было закончено.

— Конечно. Выручить христиан из рук язычников благое дело. Тем более, когда для этого ничего не нужно делать, — мягко улыбнувшись, ответил князь.

— А ты не думаешь, что хан бросит своих людей? Они ведь для него данники.

— Вполне возможно.

— И что тогда? Отпустишь?

— Я плотину большую задумал строить, дабы облегчить хождение от Москвы на север. Вот пусть и помашут лопатками. Работа не хитрая. Бери больше, кидай дальше.

— А потом?

— Посмотрим, — пожал плечами Георгий. — Может быть, они Христа примут. Тяжелый труд и истинная вера смогут сделать из любого язычника верного подданного. Да и они все слышали. Призывать их предать своего господина я не считаю нужным. Зачем мне предатели и клятвопреступники? Но если сюзерен их предаст, то их клятва потеряет силу. Они такое не простят. Ведь получится, что хан бросил их умирать. А они за него сражались. По — настоящему сражались. И держались до последнего, защищая принца. Кто‑кто, а они, хоть и вчерашние общинники, но достойны уважения. А тут места дикие. Рабочих рук постоянно не хватает. Эти хоть и кривые, да лишними не станут. Нет пользы в их убийстве. По крайней мере, в такой ситуации.

— Хм… — задумчиво произнес Рихард. — Возможно, ты и прав.

 

Глава 7

17 февраля 1239 года. Москва — река

Несмотря на полный разгром монгольского корпуса под Москвой, Георгий не прекратил военную операцию. Как прекрасно отметили наблюдатели — несколько сотен всадников в доспехах смогла уйти. Поэтому, вечером того же дня по следам беглецов выдвинулась рота легионеров.

Всего одна рота. Князь посчитал, что ее должно хватить.

Но ведь ушла неполная тысяча! Да еще не общинников, а дружинников. Разве сотни бойцов с арбалетами достаточно?

Ловушка, которую штаб Московского княжества продумывал и планировал пару лет, со смачным хрустом захлопнулась. Конечно, Георгий планировал, что под его стены придут не два потрепанных тумена, а один. Но принципиально это ничего не меняло. Кроме расходов на боеприпасы. Само собой, попытка бегства степняков была ожидаема и к ней готовились.

Как?

Очень просто. Дело в том, что узнав о падении Владимира, Георгий приказал начать возводить заграждения на южных подступах к Москве. Полынье и козлы — мелочи. Главное — хаотичное поле лунок, с вмороженными в них палками. Получилось знатно. Причем палки совали в лунки не всякие, а со скошенным комлем. Так что, падать на них было очень неприятно.

Кавалерия чисто теоретически могла пройти по этому полю чудес, только медленным шагом, да под уздцы. Но и в таком случае имелся нехилый шанс случайных травм. Очень уж густо все это было понатыкано. Больше месяца люди старались!

Конечно, никакой особенной надобности в преследовании не имелось. Поубивались там степняки — туда им дорога. Но уходили ведь дружинники в доспехах. А природный хомяк не позволял относиться столь расточительно к таким недешевым трофеям. Кольчуги, сабли, луки…. Да и люди не поймут.

Вот сотня арбалетчиков на санях и отправилась следом. Проконтролировать. Заодно и князю доложить, сколько конкретно степняков на этом чудном поле пало, переломавшись. Именно по этой причине легионеры не спешили. Зачем им сталкиваться с основными силами врага? Им трофеи нужно собрать. Тихо, спокойно и аккуратно. Ну, может быть, изредка постреливая из арбалетов да добивая раненых клинками. Рутина.

На самом деле князю ужасно хотелось отправиться в погоню и убить или захватить в плен Субэдэя, который, как оказалось, сбежал. Как‑никак — легенда. Но это мальчишество он в себе задушил. Хоть и с трудом. Ибо он был нужен в Москве, которую все еще трясло от напряжения. Люди никак не могли отойти от осознания того, что все кончилось. Они устояли. Мало того — победили! ОНИ ПОБЕДИЛИ!

 

Глава 8

18 февраля 1239 года. Москва

Георгий вошел в штабной кабинет и обвел всех хмурым взглядом. Этому очень удивились. Победа ведь! Удивились и напряглись.

— Текущая зимняя кампания завершилась, — начал князь, не вытягивая театральную паузу. — Но не закончилась война.

— Как же так? — Удивился Рихард. — Какой разгром! Разве степняки теперь сунутся под стены Москвы?

— Монголы — это не простые степняки. Последние полвека они строят свою державу, наступая от дальнего моря, до которого от здешних мест идти на восток до полугода. И все эти земли они уже завоевали. Вы представляете, сколько это? Прямо сейчас монголы ведут войну против Персии, Индийских княжеств, арабских эмиров и державы Сун. Той самой Сун, в которой выращивают шелк. А теперь, один из улусов, начал вторжение в Европу. Подмяли под себя половцев, булгар, хузар, алан и прочих. Начали завоевывать Русь. Вторглись к словенам. Захватят все здесь — двинутся дальше. В Польшу, Венгрию, Священную Римскую Империю. Мечта основателя державы монголов захватить весь мир, объединив его под своей дланью.

— Кхм… — поперхнулся Рихард. Француз тоже неприятно удивился услышанному, но промолчал.

— Хан Бату правит улусом Джучи. Улус — это провинция. Она простирается от Уральского камня на востоке до дунайских половцев на западе, от Персии на юге до нас на севере. Представляете себе масштаб провинции? Вот то‑то же. Отряд, который мы разгромили, был всего лишь отрядом.

— Но откуда у них столько воинов! — Удивился француз.

— Это особенность степного нашествия. Завоевывая какое‑нибудь племя, они используют его для захвата следующего. И так далее. Получается что‑то в духе снежного кома, когда чем дальше катишь снежный шарик, тем крупнее он становится.

— А воины? Откуда они берут воинов? — Не унимался француз.

— Основную силу монголов составляют не воины, а ополчение, словно во времена древних королевств. Когда все здоровые мужчины рода выступают в поход. Сами понимаете — бестолковые воины. Но их много, очень много. Нередко эти толпы одним своим видом одерживают победы. Не каждый готов сражаться один против десятка. Чтобы управлять этой толпой, а иначе такое воинство не назовешь, монголы среди завоеванных племен вводят суровые законы — за практически любую провинность полагается смерть. А чтобы законы исполнялись, используют круговую поруку и коллективную ответственность. Конечно, лучше это воинов не делает, да и снаряжением с вооружением достойным их не одаривает, но управляемая толпа — это сила, которую сложно игнорировать.

— Эти пятнадцать тысяч, что пришли под стены Москвы, как раз и были так собраны? — Спросил Рихард.

— Да. Их набирали из числа половцев. Перед тем как подчинить, монголы воевали с ними. Долго. Больше десяти лет. Сколько сейчас орд осталось точно, я не скажу. Но восемь — девять должно было под их руку уйти. Орда — это что‑то вроде кочевого племени. Княжества. В каждом — от двадцати до сорока тысяч человек. Всего. И мужчин, и женщин, и детей, и стариков. То есть, совокупно они способны… были способны выставить тысяч сорок пять мужчин, способных держать в руках оружие. Из них около двух с половиной тысяч — дружинники, остальные ополченцы — общинники. Согласитесь — солидно.

— Пятнадцать тысяч мы уже вырезали, — ехидно заметил особист Иван.

— Меньше. Тысяча у нас в плену. Тысячи полторы — две вырвалось. Кто‑то по льду ушел, и сколько их там побилось пока не ясно. Кто‑то в лес сбежал и сколько их там останется тоже непонятно. Остается около тридцати тысяч общинников и двух тысяч дружинников.

— Мда… — хмуро отметил Рихард. — Это ведь вдвое больше, чем было тут.

— Именно так, — кивнул Георгий. — Кроме того, в распоряжение хана Бату есть отряд тяжелой кавалерии из Хорезма. Вы, наверное, знакомы с клибанариями. Вот это они и есть. Точнее те, кому в далекие времена римляне подражали. Прикрыты броней из чешуи или вязаных пластин, как сами, так и их кони. Поэтому весьма сильны. Хотя лошади серьезно уступают дестриэ. Сколько у хана этих всадников я не знаю. Думаю, что сотен пять. Вряд ли больше.

— Ого! — Ахнул сэр Лион. — Да во всей Франции пятьсот рыцарей даже король не соберет.

— Они не рыцари. К счастью. Но все равно, все это выглядит очень опасно и серьезно. Кроме хорезмской конницы у хана Бату под рукой какие‑то войска, выставляемые аланами, хазарами, булгарами и иными союзниками. Сколько их? Понятия не имею. Булгары много не выставят, а аланы с хазарами так же малочисленны, поэтому совокупно, я думаю, можно рассчитывать еще дружинников на пятьсот и тысяч на восемь общинников.

— Пять сотен тяжелой кавалерии, две с половиной тысяч дружинников и тридцать восемь тысяч общинников, — подвел итог Иван. — Плюс мастера из Империи Сун, Хорезма и прочих довольно развитых стран, которые позволяют монголам строить осадную технику и применять иные хитрости.

— И это — только улус Джучи, — усмехнулся Георгий. — Теперь вы понимаете, что до окончания войны еще очень далеко?

— Да… — как‑то подавлено произнес Рихард, а француз же просто кивнул, задумавшись о чем‑то своем.

— Но самое страшное не это. Сейчас все эти орды преимущественно язычники разных мастей. Но этой сейчас. Потому что на них оказывает огромное влияние исламский мир, находящийся с этими язычниками в самом тесном контакте. И довольно давно. Вы понимаете, чем это грозит? Ислам каким‑то чудом находит отклик в простых кочевых сердцах. Сейчас мы имеем большие проблемы с египетскими мамлюками, испанскими маврами и малоазиатскими сельджуками. А завтра к ним присоединится это необъятное чудовище.

— И как ты собираешься поступить? — После долгой и какой‑то вязкой паузы поинтересовался Рихард. Очень уж ни германцу, ни французу эта новость не понравилась. Но оно и хорошо. Георгий планировал отчетливо обозначить свои интересы в курии и при дворах европейских монархов. Ведь тень вторжения мавров была свежа и все прекрасно понимали ужас исламской угрозы. Шла борьба цивилизаций, культур, мировоззрений, которая плавно обретала новый виток. Ну, князь хотел именно на этом внимание и акцентировать. Попытаться.

— Сражаться. Георгий Победоносец вручил мне свои дары, поставив четкую и ясную задачу — сдержать натиск монголов на христианский мир. Ибо у них есть все шансы дойти до Вены и Берлина. А то и дальше.

— Но как это возможно? Твое войско — это капля в море, по сравнению с ними!

— Монголы обладают огромным количеством войск, но они все сразу применить могут только в степи. Да и то, после предварительной подготовки. Обычно они используют намного меньшие силы, ведь кто‑то из мужчин должен обеспечивать им прокорм — пасти скот. Хотя если хан решит со мной покончить, то уже ближайшей зимой он нахлынет и опустошит все мое княжество. Город, скорее всего, я удержу, а вот крестьян мне перебьют всех. Да, они сидят ныне по укрепленным деревням. Но они слабы. Особой сложности взять нет. Было бы желание и время.

— И вы так спокойно об этом говорите? — Удивился же француз. — Это ведь конец!

— Это возможный конец. Однако я полагаю, хан Бату не станет проявлять подобное упорство. У него под боком есть более доступные цели. Черниговское, Киевское и Галицко — Волынское княжества лежат практически полностью в степи. Там можно спокойно осадить их и взять. Укрепить войско. Подготовить новых дружинников, закупив доспехи и оружие на вырученные деньги. А потом наведаться ко мне. Или еще лучше — дожать Смоленск и отрезать меня от связи с соседями. Долгая осада и камни в песок крошит. В любом случае хан, скорее всего, он не станет повторять свою ошибку. Особенно когда до него доберется Берке, и поведает много интересного. Ему не доблесть воинскую показать нужно, а земли завоевать, да под руку свою поставить, сломив предварительно волю к сопротивлению.

— Не радужно…

— У меня в любом случае нет выбора, — пожал плечами Георгий. Легенду об обете, данном Георгию Победоносцу, германец с французом слышали. И лишних вопросов не задавали.

— И все же. Что ты предпримешь? — Не унимался Рихард. — Пойми меня правильно — я должен сказать… кхм… моему Императору все как есть. Я сражался вместе с тобой и понимаю весь ужас нависшей угрозы.

— Я надеюсь на то, что мои расчеты верны и хан Бату решит продолжить завоевания, оставив меня напоследок.

— И? Неужели ты будешь сидеть в этой крепости?

— Нет, конечно, нет. — Усмехнулся Георгий. — Я собираюсь выйти в поле и бить его отряды по частям. Остальные княжества Руси довольно слабы. Скорее всего, хан не станет объединять силы в кулак больше тумена. Вероятнее всего и того меньше. А с туменом в поле я справлюсь…

Беседа продолжалась, и князь был доволен. Да, сейчас перед дипломатами он хмурился, строя из себя героя и истинного крестоносца, стоящего на страже христианской цивилизации с упорством упорного фаталиста. Но это только для них. На самом деле он прекрасно осознавал еще там, в XXI веке, в какую петлю лезет. Но все равно пошел на это, продумав свою тактику и стратегию. Просчитав ее. Почему же он радовался? Потому что смог отразить первый натиск монголов, не засветив практически ничего из явных анахронизмов. Те же пушки. А мог. Но обошлось.

Цирк? Цирк. Но очень полезный.

На самом деле Георгий не испытывал даже тени страха перед монголами. Ведь у него в подвале лежали пушки и законсервированные бочонки с порохом. Вроде бы мелочь, но он знал, что с ними делать. В случае острой нужды полуготовые заряды в сочетании с вагенбургом позволят даже отрядом в тысячу бойцов гонять монгольское войско ссаными тряпками по степи. Просто и легко. Но Георгий не спешил воспользоваться этим преимуществом из‑за опасений самому стать драконом в глазах людей. Ведь люди слабы — все новое и неизведанное кажется им чужим и опасным. Многим из них. А уж если эта новинка пахнет серой, извергает дым и громыхает…

В общем, он не спешил применять пушки. Это был его секретный козырь не только в игре против монголов, но и вообще. Он не обольщался, прекрасно понимая, что за его делами смотрят очень пристально из самых разных столиц. 'Удивишь — победишь!' — говорил Суворов. Вот Георгий и планировал выдавать порции удивления дозированно, по мере усвоения. Каждый день понемногу, из‑за чего всегда оказываясь на шаг — другой впереди. А то врагам станет скучно, если сразу им все вывалить.

 

Глава 9

28 марта 1239 года. Москва

Георгий сидел на небольшом кресле, размещенном на холме, и задумчиво смотрел на людей, что собрались вокруг. Вся Москва с окрестностями и гостями. Он был в растерянности. Одно дело понимать — да, враги. А другое дело действовать… с настолько далеко идущими последствиями, что не пересказать.

Рядом с ним, в кандалах стояли обвиняемые. Один епископ, шесть священников и два десятка людей пониже положением. Люди безмолвствовали, удивленно взирая на происходящее. Церковников узнали. И это сильно напрягало, смущало, пугало. Как так? Почему священнослужители оказались в таком положении? Тем более от руки человека, ведомого самим Георгием Победоносцем!

Иван тронул плечо князя и тот, едва заметно вздрогнув, кивнул.

Выступление началось.

Сначала выступил один из самых уважаемых купцов города. Его все знали. Он напомнил о тех ужасах, что учинили монголы, как в Рязанском княжестве, так и во Владимирском.

Потом слово взял особист и вывалил на людей обвинение. Развернуто, четко, ясно. Иван указывал на каждого конкретного человека и зачитывал список его прегрешений: от шпионажа в пользу противника до откровенных диверсий.

В частности, епископ Владимира оказался обвинен в том, что поспособствовал падению детинца через открытие штурмовой калитке. Той самой, что использовалась для вылазок. Важным момент оказалось еще и то, что ситуация с удивительно быстрым падением детинца прояснилась ясна только после допроса военнопленных. По их словам епископ со своими подручными нейтрализовал уставшую и изможденную охрану у калитки и открыл ее, впуская предупрежденных монголов.

Аналогичная ситуация произошла с рядом каменных храмов, которые могли бы стоять несколько дней, а то и недель в тяжелой осаде. Но не вышло.

По мере того, как Иван перебирал обвиняемых и зачитывал их дела, толпа заводилась. Под финиш так и вообще — гудела. Отдай церковников прямо сейчас — растерзали бы голыми руками.

Тут нужно пояснить важный момент.

К началу XIII века христианство на Руси находилось буквально на птичьих правах.

Своих ресурсов у церкви практически не было. На каждое княжество десяток — другой человек. Иногда больше. Никаких обширных владений нет. А редкие монастыри не обросли еще могучими стенами и тучными землями.

Какие‑то позиции у православия имелись только в городах, где жила совершенно ничтожная доля населения. Причем опирались церковники, прежде всего, на князей и их дружину, а также на наиболее влиятельных бояр. Простой люд их не чтил сам по себе, уважая только как служителей Бога, которому молится их князь с дружиной. Тем была выгодна религия, насаждающая среди подданных смирение и послушание. А потому, в случае чего, могли и оружием поддержать 'доброе слово'. Оттого в открытое противостояние с церковью люди, как правило, не шли. Хотя исподтишка вредили, как могли.

По селам же положение христиан было еще хуже. Ведь ведуны да знахари из вчерашних служителей Велеса, Макоши и прочих вполне себе присутствовали и чувствовали себя замечательно. Люди им доверяли. Столько столетий бок о бок. А церковников мало, да и не нужны они никому из простого люда. Кроме того, христианская вера была непонятной. Чужой. Людям очень сложно было принять постулаты идеологии, сформировавшейся в классическом рабовладельческом обществе. Большинство этих идей казались им чем‑то противоестественным, враждебным.

Конечно, в те годы была обычной практика открытия ворот. Но то своему князю в рамках политической борьбы. Новый князь ведь не вырезал города после этого. Самое страшное, что можно было ждать от вот так вот вторгшихся войск: разграбят, порезвятся с женщинами, да уйдут. Людей массово резать было как‑то непринято. Да и глупо. А кого потом грабить? Трупы хлеба не растят.

Поэтому в глазах людей эти церковники перешли грань. Причем решительно и далеко.

Поговорили.

Пошумели.

Настало время Георгия — князя Московского.

— Кто‑нибудь хочет что‑то сказать в защиту обвиняемых? — Произнес он и обвел всех присутствующих тяжелым взглядом. Но никто не подал за них голоса. — А вы, — обратился князь к совершенно подавленным людям. — Что вы хотите сказать в свою защиту?

— Ничего, — практически сразу ответил епископ Владимира хриплым голосом.

— Вы хотите стать мучениками? — Повел бровью князь.

— Да.

— Похвально. Надеюсь, вы предательство учинили не только ради этого?

— Мы никого не предавали!

— А как быть с семьей Юрия Всеволодовича? Они разве не были преданы вами? А ведь вы служили ему.

— Мы служим Господу нашему, а не князю.

— Вы не могли служить Господу, — с нажимом бросил Георгий. — Ибо Христос жертвовал своим здоровьем и жизнью ради других. Сам. Старался облегчить им жизнь. Помочь. А вы устроили кровавое жертвоприношение. Да такое, что даже самые кровожадные Боги прошлого не просили подобных зверств. Вы принесли в жертву тех, кто жил с вами бок о бок многие годы. Без разбора — христианин то или язычник. Вы принесли в жертву тех, кто защищал вас и кормил все это время. Вы — не христиане. Вы — слуги Сатаны и будете сожжены на кострах! — Георгий махнул рукой в сторону заранее подготовленных кострищ с высокими столбами по центру. — Если, конечно, вновь назначенный епископ благословит очищающий огонь для вас.

После чего кивнул Ивану, тот удалым молодцам, и осужденных тут же подхватили легионеры и потащили обратно к месту заключения. Как оказалось, церковники на деле не все были готовы к мученической смерти. Когда их проводили мимо персональных костров, многие сомлели и повисли на руках конвоя, чертя ногами борозды в дорожной грязи.

 

Глава 10

15 апреля 1239 года. Москва

Суд свершился. Народ взбаламучен.

Но что это принесло Георгию? Чего он добивался?

Прежде всего, нужно упомянуть тот момент, что князь Московский выдвигал обвинения строго конкретным исполнителям. И строил их так, что формально как митрополит, так и Патриарх оставались в стороне и вроде бы даже не при делах. Да, любой желающий мог сделать далеко идущие выводы, но в обвинениях князя ничего подобного не прозвучало.

Зачем так поступил наш герой?

Чтобы дать Патриарху свободу маневра и возможность при желании выйти сухим из воды. Сжигать мосты — дело неблагодарное.

В сущности, нашему герою было нужно, что православные греки сцепились с католическими латинянами. А его не трогали ни те, ни другие. Ну, хоть какое‑то время. Ведь было совершенно ясно, что аппарат Святого Престола постарается воспользоваться ситуацией и ударит по Патриарху так, что перья полетят в разные стороны. Однако для Георгия иного выхода не было. Он был врагом Императора Никейской Империи и, как следствие, Патриарха, который, по сути, служил тому. А тяжелая борьба на идеологическом фронте — не то, к чему он стремился.

Кроме того, князь сделал еще два важных 'пасса руками' на политическом поле.

Во — первых, он знал, что сэр Лион — французский посланник, действовал в интересах Рима. Ведь троюродный брат Георгия — Людовик IX находился под очень тесной опекой курии. Поэтому осуждение еретиков, пусть и по вполне светским обвинениям, рыцарь, лично участвовавший в Альбигойском крестовом походе, оценил очень высоко. И не скрывал того. Для сэра Лиона этот шаг стал маркером расположения к Святому Престолу. Так что, он убыл в Рим, ну, то есть, в Париж, в отличном расположении духа.

Во — вторых, имелся граф Тиета, бывший по совместительству бастардом Фридриха II. Он, в отличие от своего визави из Рима, увидел в выдвинутом Георгием обвинении примат светской власти над церковью. То есть, Рихард отбыл к отцу с твердой уверенностью в том, что московский князь может стать их верным союзником.

Идя дальше и подстраховываясь, Георгий написал целую кучу писем, всем более — менее влиятельным людям, вовлеченным в этот процесс. На всякий случай. Чтобы у них были не только слухи, но и официальная позиция Москвы. Само собой, в этих письмах князь не выкатывал не то, что бочку, даже баллон в сторону Патриарха. Напротив, сетуя на продажность и ничтожность отдельных исполнителей и не веря в то, что кто‑то наверху знал о той проблеме.

А в качестве десерта наш герой отпустил принца Берке, который все это время был подле Георгия. Он видел и суд, и многие иные дела. Они много общался. Играли в шатрандж. Парень он оказался толковый, хоть и враг. Вот Жора впечатление и производил, понимая, мало ли как там повернется судьба?

Да и отпустил князь Берке не с десятком воинов, как обещал, а с полной сотней. Дружинников, конечно, там насчитывалось едва ли полтора десятка. Ну и что? Князь всем выделил по кольчуге, шлему, сабле, копью, щиту и луку, а также прочего необходимого имущества. Берке не должен выглядеть как бедный родственник, но идти по степи как подобает принцу. Да и шальным головам меньше соблазнов. Сотня не десяток, особенно в полной сбруе.

Что он творил?

Просто участвовал в нормальной политической игре. Да, грязная. Да, отвратительная. Но, а что поделать? Святые политикой не занимаются. Задачи, которые он поставил перед собой, были весьма немалыми. А время утекало, словно вода. Требовалось спешить. Рваться. И совершать некрасивые поступки.

 

Часть четвертая. Заря

Глава 1

5 мая 1239 года. Владимир

Город вынырнул из‑за излучины реки и… все замерли.

И Георгий и все его люди знали, что идут в сожженный город, но все равно не ожидали увидеть пепелище ТАКОЙ площади. Казалось, что тут был не город, а огромный костер.

Тем удивительнее было увидеть на этом пожарище людей.

Георгий медленно тронул повод, и отряд двинулся дальше. Без спешки. Без суеты. Однако люди все равно испугались и постарались отойти ближе к лесу. Но не все. Навстречу князю вышло несколько человек, таких же грязных и оборванных, как и остальные. Впрочем, даже невооруженным взглядом можно было увидеть — когда‑то и одежда была неплохой. По местным меркам.

— Кто вы? — Вполне вежливо поинтересовался князь, когда отряд подъехал совсем близко.

— Жители этого славного города, — с горькой усмешкой произнес мужчина с окладистой бородой. А потом добавил: — Я Петр. Посадник.

— А я князь Московский Георгий Максимович.

— Уж не тот ли Георгий Максимович, что из‑за моря пришел?

— Тот, — согласился князь. — Я разбил монголов под Москвой, — небрежно, словно так и надо, произнес наш герой, а вся делегация ахнула и выпучила глаза. — Освободил полон. Как вы уцелели?

— Монголы со стороны реки шли. С севера их почитай, что и не было. Так — разъезды малые. Вот как стены рухнули, кто смекнул — на север и бросился. И дальше — в лес. Не все добежали. Остальные с голода да холода померли. Мы все что осталось.

— Печальна твоя история. Но да не одни вы. Все княжество почитай разгромили. А в прошлом году Рязанское княжество подчистую вымели. Тут‑то еще ничего. Леса. Есть где укрыться. А там степь сплошная, да редкие перелески. Мои люди минувшим летом туда ходили. Людей не найти вовсе. Вместо городов и деревень пепелища да кости.

Произнес эти слова князь, но на них никто ничего не ответил. Только желваками играли, да глазами сверкали. Что тут ответишь?

— Видел, что было с детинцем? — Продолжил расспрос князь. — Мне говорили, что взяли его очень быстро.

— Верно. Быстро. — Кивнул Петр. — Только не понятно как. На стены не лезли. Ворота не выбивали. Пороков не ставили. Раз и все. Никто и глазом не успел моргнуть.

— Предательство.

— Что?! — Напрягся посадник.

— Через предателя монголы вошли в детинец. Епископ им калитку открыл, ту, что для вылазок должно использовать. Я дознание учинил. У меня ведь монголы в плену остались и наших людей высвободил.

— И что же с тем епископом? Убег или монголы прибили?

— Да куда он денется? — Усмехнулся князь. — У меня в холодной сидит. Ждем, что ответит митрополит и думаем, как его наказать, чтобы иным неповадно было. Судя по тому, что мне рассказывали, шанс устоять у детинца был. Притом немалый. Да и храмы ставили как крепости каменные. Им не день и не два нужно на взятие.

— Но и без того город пожгли.

— Пожгли. Все об укреплениях Владимира монголы знали заранее и, не гадая, ударили в самое слабое место. Но то не суть. Много вас уцелело?

— Сотни три. Детишек да стариков совсем нет. Померли. Выжили только самые крепкие да здоровые.

— А тут что делаете?

— Идти нам некуда. Земли окрест все в пепле. Голодаем. Люто голодаем. Так что князь, ты уж не взыщи, а угостить тебя нечем.

— Не беда. Собирай людей. Говорить буду.

— Под свою руку берешь?

— Нет. То не по праву будет, — развел руками князь. — Привез вам еды да кое — чего из инструмента.

— Еды? — Переспросил, сглотнув и поменявшись в лице посадник.

— Да. Должно помочь. Посеять — не знаю, успеете ли. Но какое‑то время прокормитесь. Собирай. Времени у меня немного.

Не прошло и четверти часа, как жителей города нестройной, испуганной толпой стояли перед Георгием. Измученные, изнуренные, посеревшие. Наш герой выступил. Кратко обрисовав разгром монголов под Москвой. Посочувствовал их горю. И заявил, что передаст посаднику запасы еды и инструменты: топоры, лопаты, ножи и прочее, дабы они смогли продержаться и выжить. Ну и, само собой, пригласил всех покушать — полевые кухни, стоявшие на стругах, все уже приготовили.

Потом продолжили общение — долгое, основательное, у костра. Посадник вывалил все, что знал, видел и слышал. А нередко подзывая и иных. Люди‑то прыснули от города в разные стороны, потому много всего смогли заметить.

Заночевали вместе.

Наутро, вновь накормив погорельцев кашей, князь начал прощаться. Пора было идти в обратный путь. Тем более что в этих краях он уже отметился. Весть о его поступке по всему княжеству разлетится. Да и повод хороший — выяснял судьбу своей невесты.

Запасов он оставил людям не очень много. На несколько месяцев. Вот тут посадник и поинтересовался:

— А коли к тебе придем, возьмешь под свою руку?

— А ты, посадник, что на чужбину торопишься? — ответил вопросом на вопрос Георгий Максимович.

— Так не выжить нам тут. За подарок, княже, спасибо огромное. Если бы ты не пришел — протянули б недолго. Уже и так траву жрали да от голода пухли. Но есть и другая напасть — не оборониться нам ныне. Землянки выкопать успеем. Да и только. Придет зимой малая ватага нехристей, и все. А ведь разбойный люд и летом заглянуть может. Теперь все знаю, что княжество разбито да пограблено. Как стервятники налетят, последнее забрать.

— А что, князь Владимирский вас не оборонит?

— Может и оборонит, — пожал плечами посадник. — Если явится. Да и с каких харчей ему кормится? Нам самим до будущей весны не хватит, опять траву жрать придется. А в округе все в округе в пепле лежит. Никто не сеет.

— Хорошо. — Кивнул после слегка затянувшейся паузы князь. — Если совсем тяжко станет — приходите. К делу пристрою.

На том и расстались.

Не очень хотелось Георгию сманивать последних жителей с опустевших владимирских земель. Ему еще с новым князем как‑то договариваться. А Ярослав Всеволодович был еще тем жуком, но и бросать их без надежды было не правильно.

Впрочем, обдумать ситуацию сразу ему не дали. Только они отъехали от города, укрыв пепелище от невозмутимых затылков, Иван не выдержал, начав давно вынашиваемый разговор.

— Не понимаю я тебя, — аккуратно произнес он.

— Ты о чем? — Повел бровью князь.

— Все эти игры с религией.

— Ты предлагаешь извиниться перед этими милыми душелюбами, выплатить им компенсацию и вернуть в храмы?

— Я не об этом хочу сказать. Зачем ты вообще превратил в публичное шоу эту историю со священниками? Допросили бы тихо. Аккуратно прирезали. И закопали за кольцевой. В лесу, то есть. Ну, ты понял. А что ты устроил?

— Скажи мне друг, а ты вообще представляешь, с кем мы столкнулись?

— Ну, так поясни, — нахмурился особист.

Георгий улыбнулся и порадовал Ивана весьма продолжительной лекцией. Он ее уже давно продумал и хорошо упорядочил у себя в голове. Поэтому сейчас не его собеседника выливался поток сухих фактов и обобщений. Князь шел последовательно, пройдясь от самой древней истории восточной церкви и ее поведения в ходе завоевания христианских земель Халифатом. А заканчивал событиями Северной войны и Революции. Обвинение выходило невероятно убойное. Однако особист, выслушав своего командира, покачал головой и заявил:

— Ты понимаешь, что это все очень нехорошо попахивает?

— Это там, в XXI веке так было. Здесь же, в XIII веке без столетий пропаганды, формировавшей образ врага, мы можем поступать по уму и трезво оценить своих врагов и союзников. Нам ненужно оглядываться на многочисленные костыли.

— Мы — можем. Но ты забываешь о том, что читать‑то о нас будут там, в XXI веке. Да еще в ситуации, когда в рамках многострадального светского государства с огромным трудом утвердилась государственная религия… хм… 'византийского обряда'. Плохо это или хорошо — не мне судить. Но эта религия пусть и временно, но поддерживает правительство.

— Кхм… — поперхнулся Георгий.

— Поэтому, пусть ты хоть 100500 раз прав, и для построения Славного Отечества нам действительно нужно решительно отказаться от православия, мы этого сделать не сможем. Ты понимаешь меня?

— Понимаю, — после долгой паузы произнес князь, тяжело вздохнув и с тоской посмотрев куда‑то вверх, в глаза читателей и критиков. — Ну, нельзя так нельзя. Будем исходить из доступных возможностей.

 

Глава 2

2 июня 1239 года. Рим

Григорий IX восседал на своем табурете с особой важностью. Ну, может и не на табуретке, но стульчик был небольшим. А рядом с почтением стоял тот самый французский рыцарь, что ездил в Москву. Само собой, прием был не персональным. Рядом вольготно разместились стоя несколько кардиналов и преданных слуг.

— Что он за человек? — Начал расспросы Папа.

— Я бы не хотел быть его врагом.

— Это не ответ, — отметил стоявший рядом кардинал.

— Очень хорошо образован. Рядом с ним я чувствовал себя деревенщиной. У него тонкий, изворотливый и абсолютно безжалостный ум. Но слово свое держит, хотя давать его не любит. Хорошей драки не боится, но предпочитает договариваться. В бою все хорошо продумывает. Даже, казалось бы, безумные выходки на проверку оказываются взвешенными, а нередко — так и вообще, задуманными заранее. Многие вопросы и ситуации видит совсем иначе.

— Вы его так расхваливаете… — покачал головой один из кардиналов. — Почему?

— Я говорю о нем очень скромно. Сюда о нем доходит очень мало сведений. И многие искажены пересказами. Но там — я видел его дела. Видел, как полторы тысячи воинов смяли пятнадцать тысяч. Практически без потерь.

— Это разве не красивые слова?

— Нет. Я бы хотел, чтобы так оно и было. Но нет. Все было на моих глазах. Мои люди тоже все видели и подтвердят. Бастард Фридриха — тоже там был и все видел. Я говорю о Рихарде.

— Может быть, это происки врага человеческого? — Повел бровью другой кардинал.

— Может быть. Но при мне он не сделал ничего, что могло бы навести на дурные мысли. Все его дела там, на том дальнем форпосте, были подчинены одному — подготовиться и встретить монголов. Разбить их. По его словам — такую задачу поставил ему Георгий Победоносец.

— Георгий Победоносец… — недовольно повторил кардинал. — С чего такая честь еретику?

— Я не знаю. Но у меня не было повода усомниться в его словах. А Дары… они такие необычные, чудесные, невероятные. Кроме того, я заметил одну необычную вещь. В его армии мало слуг. Очень мало. Кирасиры, так он называет своих всадников, помогают облачаться в доспехи друг другу. Да и вообще их поведение сильно напоминает братьев — рыцарей из какого‑либо ордена. Хотя совершенно точно известно — все они мирские. Пехота у Георгия такая же. Строгость, дисциплина, порядок. Никогда бы не подумал, что где‑то так бывает. Сам же он говорит, что лишь скромный последователь древних традиций Рима.

— Рима? — Удивился Григорий IX.

— Древней Империи. Он даже пехотинцев назвал легионерами, подражая воинам прошлого.

— Вот как? — Оживился третий кардинал. — Он подражает древней Империи. Но мы слышали, что в Никее ему не рады. Как и в Трапезунде.

— Он ими тоже не восхищается, называя гнилой Империей. Презирает. Хотя открыто так не говорит.

— Откуда же вы это узнали?

— Через грех. Подслушал его разговор с одним из сподвижников. Он готовится к любым каверзам от Императора, считая, что живым он ему не нужен. Как и родственникам в Трапезунде.

— Это точно, — усмехнулся третий кардинал.

— Что вы принесли с собой? — Поинтересовался Папа.

— Он знал, что я… хм… служу вам. Хотя я ни словом, ни делом…

— Оставьте… — махнул рукой Григорий. — О том догадаться было несложно. Тем более такому человеку, как Георгий. Если, конечно, ваши слова о нем верны. Что там?

— Материалы дела о предательстве православных священников, — начал рыцарь, а у всех присутствующих брови синхронно взлетели вверх.

— Что? — Ахнули кардиналы.

— Опасаясь интриг против него со стороны Никеи, он очень внимательно следил за всеми, кто мог бы в этом принять участие. И наткнулся на постыдную вещь — ряд православных священников сотрудничали с монголами. Тайно. Он их сразу не стал хватать, выявляя всех пособников, участников и характер сотрудничества. А незадолго до подхода вражеских войск тихо арестовал. Без лишнего шума.

— А жители не удивились тому, что исчезли священники?

— Нет. Все знали, что идут монголы. Георгий этого не скрывал. Не раз выступал перед людьми и рассказывал о злодействах язычников. С князем остались только те, кто верил в него. Остальные ушли. Люди подумали, что священники тоже сбежали. После разгрома врагов, князь учинил очень тщательное дознание, применяя необычную методу. Он в кратчайшие сроки узнал все о том, как проходил штурм Владимира и ряда других городов. Тут‑то и всплыли вновь священники. Оказалось, что они не только против него действовали, но и в целом пособничали язычникам.

— О Господи! — Ахнул первый кардинал.

— Мое потрясение было не меньше, — кивнул рыцарь. — Все расследование отражено вот в этих материалах. Я участвовал во многих опросах, как наблюдатель и могу подтвердить их подлинность.

— А это что? — Указал папа на небольшой деревянный пенал.

— Письмо лично вам от Георгия.

Папа кивнул, дескать, открывай. Всякое может быть. Рыцарь продемонстрировал, что печати не сломаны и вскрыл их. Сдвинул крышку пенала и едва поймал выскочивший свиток. А вот небольшой шелковый мешочек, который находился внутри скрученной в трубку пачки пергаментов, не удержал. И тот упал на мраморный пол.

— Простите… — начал оправдывать он, но Папа, подняв руку, остановил рыцаря.

— Что это?

— Я не знаю.

— Так посмотри.

Охотно последовав приказу, рыцарь поднял мешочек, развязал завязки и… выложил на ладонь огромный рубин прекрасной огранки. В помещении повисла вязкая тишина. Казалось, что все даже дышать перестали, потому что, во — первых, никто из присутствующих никогда не видел такого большого рубина. А, во — вторых, тот был огранен совершенно бесподобно. А ведь в XIII веке драгоценные камни могли максимум шлифовать, получая огранку в духе обкатанной гальки. Георгий в свое время отвалил за этот искусственный камешек несколько десятков тысяч долларов — очень солидно! Обычно не природные рубины стоили сущие гроши. По одному — пять долларов за карат. Впрочем, тут был спецзаказ, поэтому пришлось раскошелиться.

Григорий IX нашелся первым. Он протянул руку и рыцарь, на негнущихся ногах подошел к нему, передавая послание и сувенир. Камень незамедлительно нырнул в мешочек, а рыцаря отправили в гостиницу. Отдыхать и ждать дальнейших распоряжений. Ну и слуг выпроводили.

После его ухода кардиналы выразительно посмотрели на Папу и Григорий IX, тяжело вздохнув, передал письмо одному из них. Пускай читает. Случайных людей в помещении не было. Только самые преданные. Иных он и не приглашал для обсуждения этого дела.

'…

Начну с приятного.

Камень, который, я надеюсь, все‑таки был в пенале — это дар Каспара, мага, пришедшего с дарами к Иисусу нашему Христу. Камень называется 'Сердце Феникса'. По преданию — его изготовили древние атланты, умевшие создавать драгоценные камни удивительной чистоты и красоты. Я не уверен, что это так. Но камень действительно поразительный. В нем нет ни единой трещины или вкрапления. Он словно кровавая слеза, застывшая в лучах утреннего солнца.

Прислал я его тебе потому, что стою на самой границе христианской цивилизации, осаждаемый толпами язычников. И нет у меня уверенности, что удастся сохранить реликвии и выполнить обет. И если я паду — 'Сердце Феникса' окажется в руках язычников. Мне даже страшно подумать, кто его и как применит. Посему я передаю его Святому Престолу. В дар. Ибо если падет Рим под ударами язычников — падет весь христианский мир.

Но не о том, я хотел сказать.

С прискорбием я узнал о наличии расхождений между матерью церковью и виднейшим из христианских государей, Императором Фридрихом. Бывает так, что увлекаясь сиюминутными желаниям, он не прислушивается к увещеваниям духовных наставников.

Церковь не должна самоустраняться от наставления каждого христианина. Даже если это Император, дабы тени клеветы и навета не следовали за ним следом. А то в последнее время развелось много вздорных болтунов, что клевещут, говоря о том, что Император возлег с кузиной своей молодой супруги прямо во время свадебных торжеств. И она от того родила. Такое совершенно немыслимо! Одно только подозрение порочит доброе имя христианского монарха. Да и как Бланшефер жить с такой молвой?

Поэтому я прошу вас помочь ему, но мягко. Как отец сыну. А то в недобрый час сляжете от излишних переживаний и отдадите Богу душу. Не думаю, что честные христиане возрадуются от смерти Великого Понтифика. Я слышал, далеко на востоке используют способ 'Ветка сакуры'. Сакурой они называют обычную вишню. Смысл этого приема в том, что ветка, отягощенная снегом, прогибается, сбрасывая свой груз на землю. И это позволяет ей выпрямиться. Примите непростую натуру Фридриха, сбросьте снег на землю. Это позволит Святому Престолу уделить больше времени и сил подрастающему поколению, оказав помощь в воспитании достойного наследника….

Дело в том, что монголы идут не только на Русь. В настоящее время они сражаются с княжествами Индии и Персией, а также Империей Сун. Сколько времени продлится это противостояние — я не знаю. Но полагаю — лет пятнадцать — двадцать. После чего, высвободив армии, они двинутся в Аравию и создадут прекрасные условия для расширения христианских владений в Святой Земле. Если, конечно, мы будем готовы и ударим, пользуясь ослаблением вождей ислама. Потому я и пекусь о наследнике уже немолодого Фридриха…

Вот, пожалуй, и все, что я хотел сказать.

Полагаю, что наш благородный друг уже рассказал о происшествии со священниками. Не хочу вас обнадеживать. Тут идет война. Тяжелая. Страшная. Здесь язычники вырезают целые города. А потому любая ошибка может стать последней. Эти люди предали светскую власть, поддержав вторжение язычников. Не знаю, на что они надеялись и чего хотели. Но в дальнейшем доверять священникам я боюсь. Так что я сознательно иду на грех и не хочу принимать никаких священников вовсе, даже для переговоров. По крайней мере, пока не закончится эта война. Мы с братьями лучше вознесем молитву делом и мечом. Понимаю, что звучит кощунственно, но я не знаю, как поступить иначе. Мне монголов бить надо, а не по тылам тайных врагов отлавливать.

Всего вам доброго.

С уважение,

Георгий Максимович Комнин'

Кардинал опустил последний листок и глянул на Папу. Тот задумчиво смотрел на свечу через огромный рубин.

— Я желаю, чтобы наш посланник рассказал все, что он знает про Георгия, Москву и монголов. — После небольшой паузы произнес Григорий IX. — И да, само собой, передайте материалы следствия нашим лучшим юристам. Если все так, как пишет наш странный друг, то мы не можем упускать столь удачное стечение обстоятельств.

— А вам не кажется, что он просто пытается нашими руками придержать Патриарха? — Повел бровью кардинал.

— Скорее всего, так и есть, — охотно кивнул Папа. — Но разве это плохо? Таким шансом грех не воспользоваться. Тем более что Балдуин де Куртене нам постоянно жалуется, будто бы дела его плохи.

— Жалкая лягушка, — фыркнул второй кардинал.

— Но он нам нужен. И удар по патриархату может ослабить позиции Императора. Не сильно. Но кто его знает, как там жизнь сложится? Может быть, спустя несколько лет кирасиры Георгия смогут опрокинуть Иоанна.

— Георгий же явно сказал — принимать католичество не хочет, — развел руками третий кардинал. — Почему он должен будет вступиться за наши интересы?

— Где он так сказал? — Улыбнулся Папа. — Он только отметил, что не доверяет нам и боится, что мы поступим так же, как и Патриарх. Поэтому не примет наших священников у себя. До окончания войны. Вы разве не заметили эту оговорку?

— А потом? Примет. Поговорит. И пошлет домой.

— С Патриархом он не в ладах. Тот явно продемонстрировал свои интересы, в которых нет будущего у этого князя… да и, пожалуй, всех его людей. При таком подходе Георгию с ним сложно будет поладить. Да и кровь деда, тоже просто так забыта не будет. Я уверен, что именно по этой причине он передает нам столь ценные сведения. Мы нужные ему в этой войне. Чтобы просто выжить. Но нам и самим все это выгодно. В остальном же, на мой взгляд, князь открыто приглашает нас к торгу. А главное — не просит никакой помощи, хоть и говорит, что дела у него идут тяжело. Пошлем ему немного войск, — пожал плечами Григорий. — Сами. В знак доброй воли. Даже если никто из рыцарей не согласится отправиться так далеко, мы сможем отправить наемников из Генуи, Милана и прочих городов севера. Он сделал нам поистине царский подарок. И мы не обеднеем, поддержав его в той войне, победа в которой, кстати, выгодна и нам.

— Если он там погибнет, то все концы в воду, — пожал плечами первый кардинал. — А главное — никаких лишних трат.

— Возможно. Но вы можете поручиться, что у него нет иных реликвий? — Повел бровью Папа. — После 'Сердца Феникса' я сильно сомневаюсь, что он нам показал все, что мог. Впрочем, даже защита такого чуда как Дары Георгия Победоносца — сама по себе разумная цель. Много ли столь удивительных реликвий есть у христиан?

— Но он не просит помощи. Может быть, она ему и не нужна.

— Вот и узнаем. Жаль, конечно, что большого войска отправить не получится. Было бы неплохо пригласить Георгия в Рим и побеседовать с ним. Да и столь ценные Дары намного лучше смотрелись бы здесь, нежели в таких опасных далях. Впрочем, если сам Георгий Победоносец ему их вручил, очень не факт, что нам удастся их забрать.

 

Глава 3

6 августа 1239 года. Москва

Несмотря на неспешное приближение совершенно не скрывающейся колонны всадников, Георгий поднял по тревоге весь гарнизон Москвы. Исключая только ополчение. Угрозы никакой, но продемонстрировать готовность ее отразить важно. В эти годы словам доверия немного.

Впрочем, незнакомый отряд вел себя очень мирно.

А спустя совсем небольшой промежуток времени оказались вполне гостеприимно приняты. Благо, что он был небольшой и, в случае чего, мог быть выбит очень быстро. Прибыл Ярослав Всеволодович — новый Великий князь Владимирский. Причем в свой стольный град он не отправился, зная, что там пепелище. Решил остановиться ненадолго в Москве. Именно поэтому он приехал с малой дружиной. Всего три десятка человек. Остальных воинов князь оставил своему сыну, что сидел в Новгороде.

— Я полагаю, ты с делом прибыл? — Поинтересовался Георгий Максимович, когда завершились ритуальные процедуры. Включая прием пищи и размещение лошадей со слугами и немногочисленным имуществом.

— Да. В Киеве был собор князей… — произнес он и внимательно посмотрел Георгию в глаза, ожидая реакции.

— Меня не пригласили, потому что я чужой?

— Да. Но собирались по твоему вопросу.

— И ты пришел мне рассказать ваше решение?

— Верно, — важно кивнул Ярослав Всеволодович. — Хм. Я вижу, ты не сильно‑то переживаешь?

— Может быть, перейдем к делу?

— Хорошо. Мы все ознакомились с твоим мнением по священникам и монголам. Ты смог нас удивить.

— Неужели ты не знал, что эти ушлые ребята что‑то задумывают?

— Их не устраивало то положение, которое они занимали, — произнес, пожав плечами Ярослав Всеволодович. — Они должны были что‑то подобное выкинуть. Но я не ждал от них такого. Да и никто не ждал. Мы не знали что думать. Священники в растерянности и мямлят что‑то невнятное. Купцы на торгу бушуют, толпу заводят. Чтобы не получилось чего нехорошего мы священников пока под стражу взяли. А то нескольких не досчитались — хоронить пришлось.

— Не сговариваясь? — Удивился Георгий.

— Нет. У нас и выбора‑то особенного не было. Не резать же их? Хотя Вече требовало дознания и Божьего суда. Во Владимире несколько новгородских купцов сгинуло минувшей зимой. Родичи их и товарищи в ярости.

— И что вы решили?

— Незадолго до съезда пропал митрополит, — продолжил князь. — В народе говорят, что сбежал, значит, вину за собой почуял.

— Может и так, — кивнул Георгий. — Только толпа к задушевным договорам не расположена. С ней особенно не потолкуешь. Может и испугался просто. Смалодушничал.

На самом деле князь лукавил, хоть и держался невозмутимо. Он‑то прекрасно знал, куда сбежал митрополит, и под каким кустом прикопан. Ввязываясь в это противостояние, Георгий решил бить наверняка. Сбежавший митрополит вызовет подозрения? Вызовет. Вот пусть он и сбежит. А княжьи люди ему помогут. В конце концов, у Ивана уже неплохой десяток бойцов образовался, натасканный по лучшим образцам далекого будущего.

— Может и так, — согласился Ярослав Всеволодович. — Но не то главное. Мы решили выступать против степи. Всем вместе. Сам видишь — на Руси не спокойно. Никогда такого не было, чтобы княжества целиком вырезали. Под корень. Мои люди были во Владимирских землях. Это что‑то невообразимое. Да и купцы много чего страшного говорят.

— За этим пришел?

— За этим, — твердо произнес Великий князь. — Сам знаешь, собрать дружины — полдела. Их в бой вести нужно. Мы все преклоняемся перед твоим воинским успехом. И тем, как ты повел себя. Мог же всю дружину брата моего перебить, но решил миром. Это хорошо. Правильно.

— Ты… вы хотите, чтобы я возглавил объединенную армию Руси?

— И словенов. Новгород с Псковом тоже выступят. Купцы в ярости. Степь нужно осаживать.

— Это… это неожиданно, — ошарашенно произнес Георгий, который не предполагал подобного развития событий. Он вообще готовился совсем к другой войне, ожидая, что хан Бату попытается напасть на Киев или Чернигов, а он сам ударит по кочевью или иному ливеру. То есть, станет разрушать врагу тылы. А тут такое.

— Если бы не твоя зимняя удача, мы бы никогда не договорились. Да и не захотели. — Усмехнулся Ярослав Всеволодович чему‑то своему. — Поведешь войско?

— Велико ли оно будет? Монголов изрядно. Малыми силами открыто с ними нет смысла сражаться.

— Не могу сказать точно. Но на два десятка сотен можно будет смело рассчитывать. Дружинников.

— Две тысячи… — произнес Георгий и задумался, уставившись в окно. Этого было безумно мало. Но это было две тысячи дружинников. Весьма недурная линейная кавалерия этих лет. Не рыцари и не катафракты, но все же неплохо. В сочетание с его тремя сотнями кирасир — сила. Проломят любую оборону. Только этого мало. Ибо враг мог выставить в десять раз больше. И пусть основная масса противника будет представлена общинниками, но в десять раз — это довод. Особенно без огнестрельного оружия. — Есть определенная сложность. Где мы хана будем искать?

— У тебя есть полон. Передай ему оскорбительное послание с ними. — Пожал плечами Ярослав Всеволодович.

— А ты сам бы пришел, если тебя так пригласили?

— Я — не он. Тем более что ты пошлешь вызов через простых общинников. Если он сразу не вырежет всех — очень быстро вся степь будет знать, что ты вызвал его на бой.

— Возможно… — произнес Георгий и медленно кивнул. — Хорошо. Я поведу объединенное войско. Сбор здесь. В первый день апреля.

— Я услышал тебя, — торжественно произнес Ярослав Всеволодович.

А уже на следующий день он отбыл обратно в сторону Киева. Так и не заезжая в свои земли. Да и что он там мог сделать? Ни запасов продовольствия, ни денег на его покупку у него не было. Кто выживет, тот выживет. Жизнь сурова. Он и так делает все, что может, дабы покарать обидчиков и отомстить.

 

Глава 4

8 августа 1239 года. Москва

С утра князь освободил всех пленников, наставив их нести в кочевья сведения о том, что вызывает хана на бой. Ну а группе пленных дружинников вручил письмо, в котором в изящных формах предлагал встретиться и в открытом бою выяснить, кто в берлоге самый волосатый. А то ему, князю Московскому, нет времени ловить прохвоста Бату по степям. Ну и в том духе. Также он указывал место и время для встречи, дабы трусливый хан не спрятался от русского воинства на соседнем поле.

В общем, получилось хорошо. Жаль только посланников. Не сносить им головы, ибо Бату придет в бешенство от такого вызова. Но так даже лучше. Пусть лучше сам хан своим людям головы рубит — меньше 'на стрелку' выставит. Впрочем, о формате содержимого письма он пленникам не рассказывал от греха подальше. А то еще недонесут. 'Потеряют' по дороге, спасаясь от стаи свирепых тушканчиков. Для них они несли изысканный текст официального послания. Тем более что, выступая перед ними, князь ни разу никак не оскорбил Бату, демонстрируя одно лишь уважение к великому человеку.

А потом Георгий сел у окошка и натурально завис. Потому что проблемы над ним нависали просто чудовищные. Конечно, он мог и отказаться, продолжая следовать первоначально выбранной тактике. Но когда еще такой случай представиться? Нет, отпускать ситуацию было нельзя ни в коем случае.

Но и побеждать как — непонятно.

Пушки? Очень не хотелось бы. Ведь на носу религиозные баталии. И аромат серы вокруг святого воина, хранителя христианского мира, будет очень не в тему. Но если не пушки, то что? Оставалось меньше года до решающей битвы с главным ужасом Евразии — монгольской Империей. Хорошо, с осколком этого ужаса — одним из улусов.

— Эх… — тяжело вздохнув, произнес Георгий. — Сейчас бы эльфов Темнолесья. Армию Трандуила. А если не его, то хотя бы знаменитый батальон 'Белые колготки' из Хельмовой Пади.

— А это мысль! — Воскликнул Вячеслав.

— Накуриться и устроить психическую атаку голышом, выкрикивая что‑нибудь обидное на эльфийском языке?

— У гномов колоритнее выходит, — усмехнулся металлург. — Но я не о том. Ты меня на мысль одну навел. Хм. Вань, какими силами по последним сведениям располагает Бату?

— После всех уточнений, если ничего не измениться… — начал Иван.

— Короче, — оборвал его Георгий. — Каковы обобщения?

— На текущий момент под его рукой на постоянной основе пятьсот катафрактов и от четырех до пяти тысяч дружинников. Точнее не сказать. Ситуация в Кубанских степях очень неопределенная, как и в западной части Великой Степи. Кроме того, Бату может поднять двадцать пять тысяч общинников. Правда в этом случае он выгребет все кочевья до самого дна, оставив там только женщин, детей, инвалидов и стариков.

— Это совокупно?

— Да. Насколько мне удалось узнать. Агентуру там вербовать сложно — очень непростой и неустойчивый регион. Кроме того, ситуация постоянно меняется. Степь находиться в движении и сталкивается не только с нами, но и другими регионами.

— На какие подкрепления он может рассчитывать?

— Теоретически, только на какие‑то усиления из Хорезма. Но монголы воюют с Персией. И там не Русь. Там все очень серьезно. Поэтому Великий хан, скорее всего ничего ему не даст. Тем более что и имеющихся у хана Бату войск вполне достаточно, чтобы разбить любого противника в регионе. Я убежден — в ставке Великого хана именно так и думают. Слишком уж несопоставимы численности войск.

— Что ты хотел сказать? — Обратился Георгий к Вячеславу. — Что за идея?

— Основные силы монголов — легкая кавалерия степного ополчения. Ударные части — линейная кавалерия в легких доспехах и катафракты. Ты и сам прекрасно знаешь, как их остановить. Когда ты сказал про эльфов, я сразу вспомнил тот момент в битве пяти воинств, где эльфы красиво приняли на щиты и копья кавалерию гномов.

— Не так уж и красиво, — пожал плечами князь.

— Главное, — невозмутимо продолжил Вячеслав, — подготовить ополчение с копьями и щитами. Мы поставим их в качестве заслона от удара основных сил монголов — легкой и линейной кавалерии. А уже из‑за их спин будет бить по площадям. Навесом.

— У нас нет времени для подготовки внятной пехоты такого типа. До сентября включительно людей нельзя отнимать от работ. Да и зимой все не так просто.

— За месяц методичной муштры их можно будет научить ставить и держать строй. Ну и парочке маневров и перестроений. Само собой, не в глубоких порядках, а так — в две кривые нитки.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

— Хм…. Тогда это мысль.

— К сожалению, это плохая мысль, — покачал головой Иван.

— Почему?

— На текущий момент в Московском княжестве зарегистрировано тринадцать с половиной тысяч человек. Именно на такую численность мы опираемся, рассчитывая продовольствие на складах стратегического резерва. Сколько людей на самом деле — сложно сказать, но, скорее всего, примерно столько и есть.

— Ах вот ты о чем… — грустно произнес князь.

— Регулярные вооруженные силы составляют по спискам — девятьсот пятнадцать человек. Ополчение совокупно, как городское, так и сельское — одна тысяча пятьдесят. И это при том, что взрослых мужчин, способных держать оружие в руках у нас чуть больше трех с половиной тысяч. Мы уже выгребли практически всех. Каждый второй мужчина в княжестве — или твой солдат, или твой ополченец.

— Да, довод веский, — хмуро кивнул Георгий. — А женщины, они все при деле?

— Женщины? — Удивился особист.

— Наша вера не запрещает сделать из них лучников, — пожал плечами князь. — А ситуация у нас подобная ЦАХАЛ — кругом враги, а людей наперечет.

— Сотни три, я думаю, мы сможем набрать, — после довольно долгой паузы произнес особист, который, наверное, знал каждого жителя княжества в лицо.

— Хорошо. Тогда давай их привлекать к делу. Не тяни.

— Это не изменит расклада. Тем более что сельское ополчение мы с собой в бой не поведем. Посевная. Крестьяне не поймут.

— Поймут, — с нажимом произнес Георгий. — Постарайся им донести, что если они попытаются отлынивать, то может не хватить именно их там, на поле боя. Нас разобьют. А потом монголы придут и вырежут всех. Вообще всех. Как они уже сделали в Рязанской области. И никакой урожай не нужен будет. Трупам есть не нужно. Если же кто переживает по поводу голода, то передай мое слово — князь поможет. Запасы продовольствия у нас трехлетние. Выдержим один год как‑нибудь без посадок. Заодно земля отдохнет немного. Да и женщины есть — как‑нибудь справятся, если очень приспичит. Пусть и не в том объеме, но это лучше, чем ничего.

— Хорошо, — кивнул Иван с совершенно серьезным взглядом.

— Да и вообще — нам нужно провести тотальную мобилизацию и выставить в поле всех, кто сможет там стоять. Это не борьба за власть. Это — борьба за жизнь. За выживание. Монголы нам не простят успешного сопротивления. Я уверен — они приложат все усилия, чтобы извести под ноль каждого жителя моего княжества, дабы остальным неповадно было. Донеси это до людей. А потом предоставь мне списки мужчин и женщин, готовых взять в руки оружие весной будущего года.

— Ты серьезно?

— Тем позорнее будет для монголов поражение, если их побьют бабы, — усмехнулся князь. — Но если без шуток, то да. Более чем серьезно. Нам будут нужны и отряды заграждения копьеносцев со щитами, и лучники, и вспомогательные части. Армия — это ведь не только солдаты, но и тылы. Плюс хоть какие‑то силы линейной или легкой кавалерии для разведки на марше. Мне нужны все. Ты знаешь, что им сказать. Нерушимой стеной, обороной стальной и так далее. Только под время ассоциации подбери. И да — не забудь объявить войну Священной. С нами Бог и ЦК КПСС. Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами. Если надо — приглашай ко мне, я с дежурного броневичка им все растолкую.

— Я понял тебя, — с едва заметной усмешкой произнес Иван, мысленно уже находившийся где‑то далеко.

— Слав. Что у нас по доспехам?

— В арсеналы города и лесных фортов передано две тысячи триста десять комплектов из распашной кольчуги на подстежке и шлема 'лобстера'. В сутки, благодаря хорошо продуманной конвейерной схеме линия выдает по одной кольчуге. Если дадите человек десять в усиления — через месяц доведем до двух кольчуг в сутки. Шлемы — не проблема вообще. 'Лобстеры' мы можем изготавливаться по десятку в сутки. Они просты и технологичны. Но сейчас эта линия закрыта за ненадобностью — люди подключены на линии выработки топоров, лопат и кос. А кольчуги идут на накопительные склады для продаж. Там уже десятков пять собралось.

— Неплохо, — кивнул князь. Идея разделять линии на универсальные доспехи, пусть не очень хорошо защищающие, но простые в изготовлении и не требующие подгонки под бойцов оказалась правильной. Такой запас карман никогда не тянет. — А что по специальным доспехам?

— Так себе. За оставшееся время сможем упаковать или пять сотен кирасир, или восемь — легионеров. Но это предел. И да — без учета лошадей. Сейчас эти линии остановлены за ненадобностью — все регулярные войска снаряжены. Люди подключены к линиям экспортных товаров.

— Хм. Что ты там говорил про идею усиления универсальных комплектов? Помниться у нас тогда времени не было обсудить.

— А… ты об этом, — после довольно долгой паузы произнес Вячеслав. — У нас есть узкий листовой прокат. Сырья под него пока в достатке. Нам ничто не мешает начать изготавливать классические доспехи эталонных римских легионеров — лорики сегментаты. Ну, или как они там, в Риме на самом деле в древности назывались.

— Ты серьезно?

— Вполне. Усилий минимум. Десяток человек при должном инструменте и наличии шаблонов с раскройками будет выдавать по пять таких доспехов в сутки. Технологичность этой конструкции невероятная! Это, конечно, не латы, но штука неплохая. От всего рубяще — колющего в ближнем бою защищает корпус вполне на уровне. Удар копья кавалериста может и не выдержит — тут как повезет.

— Хорошо, — согласился князь, — начинай их производство. Всех, кого ты перебросил со шлемов и лат задействуй. Десяток перебрось на кольчуги. Возобнови выделку 'лобстеров'. Ну и, начинай лорики клепать. При тотальной мобилизации они очень пригодятся. Тем более что их можно будет надевать поверх кольчуг, значительно усиливая защиту.

— Я понял, — кивнул Вячеслав.

— И продумай изготовление больших щитов для пехоты. Минимум веса — максимум прочности. И крепление — чтобы кисть левой руки могла помогать держать копье. По форме смотри сам. Мне плевать. Хоть эльфийские щиты копируй. Если не слишком сложно технологически будет….

Так и сидели.

Болтали, считали, прикидывали.

А потом, начав утрясать сроки и объемы, плавно перешли к обсуждению чисто промышленных и экономических задач. Георгий ведь не сидел без дел все эти годы, а очень активно занимался укреплением материально — технического обеспечения и тылов.

Развернутые им усилия прикладывались к четырем направлениям, которые были названы комбинатами и вручены в ведение соратникам — промышленникам. Так на свет появились первые в истории сельскохозяйственный, строительный, металлургический и механический комбинаты. Конечно, на современных для XXI века тезок они мало походили, но суть улавливали верно.

Выращивание картофеля и подсолнечника. Коневодство. Изготовление красного кирпича и глиняной черепицы. Выпуск обрезных досок, бруса и шпона. Производство саржевой ткани на механических станках и нормальный сапог из дубленой кожи. А также масса металлургических направлений, дающих как сельскохозяйственный да бытовой инструмент, так прочие — те же метизы, оружие и доспехи.

Везде где только можно вводился конвейерный способ, основанный на глубоком разделении труда на элементарные операции, не требующие особенной квалификации. А также механизация, которую проводили буквально на коленке, но со знанием дела. Что радикально облегчало труд и повышало его качество. А еще двигатели. О да! Десять двигателей работали не покладая поршней и одним своим присутствием двигали княжество вперед семимильными шагами. Впрочем, кроме двигателей внутреннего сгорания, активно вводились в эксплуатацию водяные колеса и ветряки, которых к концу лета 1239 года уже насчитывалось двадцать семь штук. Также активно применялась живая тяга — кони и волы. Энерговооруженность маленького княжества была невероятной по тем временам, значительно превосходя все, что имелось на территории остальной Руси и Новгорода с Псковом. Совокупно.

Конечно, для XXI века производительность труда находилась в рамках обычных мастерских разной степени кустарности. Однако по меркам XIII века — это было массовое производства. Прежде всего, за счет организации труда, энерговооруженности и технологических решений. Вот что такое десять кубометров обрезных досок? Фигня. Мелочь. Для наших дней. А там — невероятно высокий уровень производительности труда. И так обстояли дела практически во всем, чего касался Георгий и его люди. Но оно и не удивительно — готовились‑то они не один год. Поэтому здесь, в XIII веке они разворачивали тщательно выверенные и продуманные заготовки.

Но местные всех нюансов не знали, воспринимая все, что происходит — натуральным чудом и Божественным благословением. Причем не на словах, а на деле. Тем более что князь смог сделать главное — гарантировал защиту не только от врага, но и от голода. Да, по схеме: труд в обмен на продовольствие. Но это все равно было лучше, чем голодать. Поначалу, конечно, не поверили. Но первой же зимой, после честного соблюдения своих же условий, народ сильно переоценил свои взгляды на 'пришлого грека'. Собственно, так доверие и зарабатывается — делами, ответственностью и верностью слову.

А ведь еще был и госпиталь, в котором лечили. По — настоящему, а не по схеме — скушай заячий помет, он ядреный, он проймет. Андрей Иванович развернулся уже очень неплохо. Да, успевать везде не мог, но за эти несколько лет спас, по меньшей мере, пятьсот человек, совершенно безнадежных в те годы. Ничего особенно сложного… просто в XIII веке с медициной было полный абзац, даже в элементарных вещах. Плюс пропаганда гигиены. Ну и курсы при госпитале для врачей и акушеров. Пока это все еще не сильно сказывалось. Так, легкое косметическое улучшение, от которого было просто намного теплее на душе у жителей. Но это пока.

Победа над голодом, верность слову и доброе лечение — именно эти фактора заставили людей втягиваться в ту игру, которую тот вел. И дела в этом плане пошли так хорошо, что к концу лета 1239 оказалось — на его предприятиях работает около двух тысяч человек. То есть, треть взрослого населения княжества. И это — не считая армии, с ней‑то каждый второй взрослый и дееспособный мужчина или женщина, так или иначе, но справляли Георгию службу….

— А ты не думал, почему князья выбрали тебя на роль лидера? — Задумчиво поинтересовался Иван, когда все разошлись после совещания. — Странно все это.

— Кинуть хотят, — пожав плечами, отметил Георгий. — Или ты думаешь, они вот так взяли и воспылали любовью ко мне?

— Да нет. Вряд ли.

— Вот и я о том же. Бояться. Сильно бояться. К счастью не только меня, но и монголов. Я полагаю, что князья хотят мной воспользоваться, а потом, когда угроза минует, прибить. Вряд ли в открытом бою. Это было бы глупо и не красиво. Даже расточительно. На праздновании победы, когда все перепитыми окажутся, расслабившиеся — самое то нас резать. Ну, я бы так сделал на их месте.

— Но зачем? Ты ведь их защитник.

— Шутишь? — Искренне улыбнулся Георгий. — Я их проблема. Они закрыли священников и духовников под стражей не из‑за стремления наказать, а дабы спасти от расправы народной. Ведь я им не оставил выбора. Люди в ярости. А я — герой. Открыто против меня пойти они не могут — люди не поймут. Да — они князья, но ведь в каждом городе Вече. Жить в стане врагов — так себе идея. Ну и мои боевые возможности впечатляют. Нет, это все слишком рискованно. А вот стравить со страшным врагом и добить победителя — это правильный выбор.

— Но ведь народ все равно будет недоволен!

— Нет человека — нет проблемы. Побузят и утихнут. Да и не уверен я, что они сами с ножами кинутся. Не ясновидец. Подстроят какую‑нибудь диверсию. Или вообще — обвинят в смертном грехе. Постфактум. Там и время, и варианты будут.

— Тогда зачем ты согласился?

— А ты думаешь, у меня был выбор? — Повел бровью Георгий. — У народной любви есть свои правила. Сейчас, как сказывают купцы, меня иной раз и Защитником земли Русской кличут. Да и вообще — каких только небылиц не ходит. Как же я откажусь их защищать, да обидчика карать? Тем более что князья сами, добровольно под мою руку пошил. Срамота! После такого поступка потом никакой воды отмыться не хватит.

— Хорошо, убьют тебя. Но ведь останемся мы…

— Ваня, ты до сих пор не понимаешь местной психологии. Для них всех — князь я. А вы — слуги. Убьют меня — вас можно на кривой кобыле объехать. А не захотите на них работать, так и прирезать. Статуса нет.

— План у тебя есть? — После долгой паузы, хмуро поинтересовался Иван.

— Пока думаю. До разгрома монголов — опасаться нам нечего. Проблемы будут после… ну или там же, на поле.

— Ты думаешь, все князья участвуют?

— Вряд ли. Но Ярославичи — безусловно. Я уверен, это идея Ярослава Всеволодовича. Да и, если честно, я думаю, он был не только в курсе сговора священников с монголами, но и в какой‑то мере во всем этом участвовал. Брат звал его на помощь, но он даже гонца в ответ не послал.

— Не демонизируй.

— Как скажешь. Просто бди. С Ярославичами все непросто. Парни они умные, хитрые и беспринципные. Александр, который в будущем станет Невским, так еще и командир нормальный. Может быть не такой удачливый и толковый как Даниил Галицкий, но все‑таки.

— А сам Даниил не участвует?

— Откуда я знаю? Но вообще — это не в его характере и интересах. Скорее всего, он одобрил идею, что выдвинули Ярославичи. Дело‑то хорошее. Да и с монголами он знаком не понаслышке. Ему таких гостей не нужно.

— Ты ему тоже не выгоден.

— Чем же? На его земли не претендую. Гарантирую одним фактом своего существования предельное миролюбие Черниговского княжества. Но да ладно. Поживем — посмотрим.

 

Глава 5

10 января 1240 года. Москва

Георгий стоял на верхней площадке своего донжона и с ощущением изрядного удовлетворения подставлял себя всем ветрам. А махина кирпичного цвета, стоя на Боровицком холме, самым наглым образом нависала над округой, доминируя. Все вокруг — как на ладони.

В свое время Георгий поставил Валентину задачу очень пространно. Что‑то в духе: хочу примерно также, только с блекджеком и розовыми пуговицами. И Валя его понял — засучил рукава и дал волю своей фантазии с мастерством, дабы выполнить Венсенский замок на совершенно ином архитектурном уровне. Внешне — брат — близнец, только из красного кирпича, исключая окна. А вот внутри — отличаются как небо и земля.

Огромный, массивный, в три этажа подвал с прекрасной гидроизоляцией, вентиляцией, грузовым лифтом и резервным колодцем, способным обеспечивать водой пару сотен человек. Значительное заглубление и разумные высоты потолков дали больше этажей и, как следствие, рабочих площадей. Воздушное отопление с чугунными нагревательными элементами. Вертикальные вентиляционные шахты с мощной естественной тягой. Теплоизоляция, в том числе за счет использования кирпича с полостями. Дифференцированная толщина стены. Большой зал для приемов, занимающий весь первый этаж. А главное — хорошо продуманная система обороны. За счет грамотной планировки даже пробиться в башню донжона было нетривиальной задачей.

Хотя, конечно, к началу 1240 года работы завершились только над башней. Пояс стен, образующих внутренний двор только был обозначен. Все банально — не хватало кирпича. Пока не хватало. По оценкам Валентина — летом 1242 года можно было полностью завершить работы, сформировав поистине неприступное родовое гнездо. Для осадных средств XIII‑XIV веков, разумеется. А нижний пояс так и вообще — даже гладкоствольные пушки неплохо должен выдержать.

Но мы отвлеклись.

Зачем Георгий забрался на смотровую площадку своего донжона? Правильно — посмотреть. А на что? На то, как к городу приближается отряд старого приятеля Рихарда, с которым князь если не сдружился, то был где‑то близко к этому. Бастард Фридриха II умудрился расположить к себе, в отличие от насквозь подозрительного француза. Да, любезный троюродный брат — Людовик, посодействовал минувшим летом и позволил новгородцам изрядно увеличить московский табун дестриэ, включая кобыл для дальнейшего разведения. А также нанять специалистов по дрессировке боевых коней. Но все равно — холод, подозрительность и отчужденность никуда не делась.

А вот Рихард вел войско и сам совал голову в пекло. Это не могло не радовать, и не располагать к себе. Ведь, как известно, друг познается в биде. То есть, беде. Другой вопрос — какое войско. Где он эту… это… этих бравых ребят нашел только?

В общем, чтобы не наломать дров, Георгий тепло поприветствовал гостей, разместил их в свежих казармах Подола, а потом пригласил Рихарда на беседу. Очень уж было интересно — что же такое он привел. А также от кого и зачем.

Как оказалось, эти люди не его. Он лишь командир, поставленный своим отцом по просьбе Папы Римского, который, по всей видимости, решил и рыбку скушать и на Мальвине прокатится. Ну, так подумалось Георгию, пока он выслушивал весьма увлекательную историю происхождения этого… этих войск.

Если очень сильно упрощать, то Григорий с одной стороны оказал князю прямую военную поддержку, что не так уж и мало, а с другой — решал свои проблемы.

В чем заключалась эта военная поддержка?

В те далеки дни в Италии нередко скапливался разномастный сброд, стремящийся попасть в Святую Землю и испытать там свое счастье. Самыми лучшими и благородными его представителями были так называемые младшие сыновья. То есть, те дети простых рыцарей, которым в наследство полагался только конь да доспехи с оружием и благословение папы. Как несложно догадаться, эти кадры пополняли дружины разных баронов да графов. Если могли пристроиться. Но особенного будущего там у них не было. Просто относительно тихая жизнь с периодическими военными кампаниями и пожизненно низким статусом чуть ли не вооруженного слуги. Поэтому немалая часть таких 'сынов' рвалась в Святую Земли. С одной стороны — романтика, с другой стороны — шанс подняться. Ведь о сытных грабежах в тех краях ходили легенды.

Но Папе не были нужны у Гроба Господня эти 'герои'. Мир в Святой Земле находился в хрупком равновесии. И не в пользу христиан. А потому создавать весьма сложные и трудноразрешимые проблемы в тех краях из‑за кучки жадных чудиков он не желал. Вот и сплавил их на новый фронт — в Москву.

Им под стать были и остальные представители данной лихой компании. Разве что благородным происхождением они похвастаться не могли. Но клинки в руках все держать умели. К чести Григория нужно отметить, что он хоть и сплавил откровенный сброд, но парни прошли неплохую школу выживания на войне, выдержав по одной, а то и по две — три кампании. Совсем уж пейзан он не отправлял. Понимал, куда они идут.

Первый шок прошел довольно быстро, как и желание прикопать все пополнение в ближайшей канаве. Все‑таки, они все бойцы, пусть и в запущенном состоянии. А четыре сотни вояк на дороге не валяются. Тем более, перед предстоящей дракой.

Короче говоря, помозговав немного, посоветовавшись с соратниками, Георгий решил устроить новичкам курс молодого бойца, предварительно понизив планку самооценки. Это они думали, что герои. На деле же были пушечным мясом, лишенным, к тому же, хоть сколь‑либо внятного снаряжения. Не то что на фоне кирасир с легионерами, а даже на фоне Рихарда и его оруженосцев.

Сказано — сделано.

Вначале провели закрытый развод, на котором Георгий выступил в роли Нагиева из фильма 'Самый лучший фильм'.

— Вы все говно! — Ревел он, указывая на очередной изъян в снаряжении и внешнем виде. Само собой, оскорблял итальянское пополнение князь на русском языке, которого те не понимали. Ну, чтобы дворянскую честь не задеть.

Эмоциональный посыл понимали — и довольно. Можно даже сказать — выше крыши.

А потом вывел нестройной толпой на учебное поле, где легионеры с кирасирами показали им, как нужно двигаться и перестраиваться. Люди, пересекшие половину Европы и втоптанные в грязь здесь, на ее окраинах, оказались потрясены до глубины души. И слаженностью действий, и доспехами.

Развивая захваченный плацдарм, Георгий вывел на поле две женские роты. Лучников, которых дрессировали уже третий месяц. Дамы держали построение, вполне слажено маневрировали и прекрасно управлялись офицером. Залп, залп, залп. И каждый раз они накрывали заранее размещенные мишени.

А потом девиц провели мимо неровного строя пополнения.

Если бы у парней были кирасы — они бы себе отбили челюсти, роняя на грудь.

— Бабы! — Ахнули они нестройным хором.

А тут и Георгий со своей язвительностью. Дескать — ваша выучка даже хуже, чем у дам. На ребят было тяжело смотреть. Подавлены, раздавлены и разбиты. Они шли за удачей, за лучшей долей, а их тут так натыкали носом, что они не знали, куда глаза деть.

Но князь знал, что делать. Его прессинг продолжался, но уже в другом русле. Разбив, он протянул руку. Аллегорически. И обнадежил. Дескать, так и быть, сделаем из вас настоящих воинов. Так что, уже на следующий день все бойцы пополнения начали серьезные тренировки. С остервенением. Парням было обидно и стыдно. Они видели ориентир. Цель. И рвали к ней со всем напором своего молодого тела.

— Как думаешь, — тихо спросил Георгий Ивана, наблюдая за честной выкладкой новичков на плацу, — есть кто?

— Вон тот, и тот, — указал особист.

— Почему? Кто‑то донес?

— Нет. Взгляд. Это еще во время первого разноса было видно. Поначалу они, как и все, сильно удивились твоим поведением. Так подкрепление не встречают. А потом, когда до них дошло то, что ты хочешь сделать, стали так по — доброму улыбаться. Одними глазами. Да и возрастом они старше прочих.

— Какие мысли?

— Просто наблюдатели. Матерые. Вон тот, я думаю, несколько лет прожил в Святой Земле. А тот — где‑то на севере.

— Они работают сообща?

— Наверняка. Даже если их инструктировали отдельно, друг друга им времени вычислить вполне хватило бы. Наверняка скооперировались бы. Одно дело делают.

— От Папы?

— Да.

— А от Фридриха?

— Думаю, что Рихард. Он считай официальный дипломат — разведчик. Да и Фридрих не Папа. Ему тонкая игра не нравиться. Он не любит продолжительных партий. Сам же знаешь — большой ребенок, который начинает биться в истерике, если ему чего‑то не дают. А юный отпрыск весьма любознателен, да и у вас отношения вполне дружеские установились. Вполне разумная схема. Зачем придумывать что‑то еще?

— Ну да, ну да. А что по письму?

— Папа заинтригован и заинтересован. Больше ничего сказать не смогу. Мало информации. Да и вообще, мы с собой очень мало материалов по Святому Престолу взяли. Не планировали с ним сотрудничать. Надеялись на адекватность патриархата. А разведывательной сети в тех краях у нас нет.

— Мда. Грустно. Ну да ладно. По Батыю что‑нибудь выяснил?

— Только в общих чертах. Он решил нам немного подыграть, так как знает — много русских князей также хотят выступить в поход. Все кочевья, с которых удалось снять информацию, готовятся по весне идти на общий сбор, чтобы воевать с Русью. Да и про твой вызов знают. Слышали. Насмехаются. Дескать, куда ты лезешь против такого великого хана.

— А Берке?

— Сбежал. В Хорезм — это официальная версия. На деле никто не знает, куда он делся. Я даже допускаю, что письмо писали под диктовку Бату. Не исключено, что Берке больше нет в этом мире.

— Зачем Бату так поступать? В чем выгода?

— Не знаю. Это просто предположение. В тех краях никто толком ничего не знает. Оперативной информацией почти никто не владеет. И вполне спокойно живет.

— Тем лучше. По князьям что‑нибудь прояснилось?

— Нет. Все князья ведут себя в пределах ожиданий. Явной подготовки заговора мне выявить не удалось. Хотя кое — какие встречи Ярослав Всеволодович проводил. Но ничего сверхъестественного. Впрочем, вычислить вряд ли удастся без провокаций. Наши агитаторы по торговым площадкам, на всякий случай стараются выбить почву из‑под ног у будущего предательства. Хотя надежды на это мало.

— Зато если переживем и устоим — взлетим до небес.

— Крылья бы не опалить….

 

Глава 6

7 апреля 1240 года. Москва

И вот наступил час 'X'. Ну, он наступил седмицу назад, однако, людям требовалось отдохнуть после перехода к Москве. И только сейчас, седьмого апреля, Георгий построил на поле возле Москвы объединенное войско. Общий смотр перед выступлением.

Московское княжество выставило две тысячи двести строевых, сведенных в четыре батальона.

Кирасирский батальон был гвоздем программы. Все‑таки, хочешь — не хочешь, а полностью закованный в латы мужчина на огромном коне, также укрытом честным железом, выглядит впечатляюще. Четыре роты по сто человек. Чудовищная сила!

Батальон легионеров, стоявший рядом, тоже впечатлял. Тяжелая, латная пехота, доведенная до четырех сотен — князь подкинул старым бойцам итальянцев. Кроме того, для предстоящей битвы Георгий довооружил их классическими германскими алебардами. Да, основным их оружием все еще оставался арбалет, висевший на ремне за спиной. Но при таком подавляющем превосходстве противника в кавалерии, ребятам нужно было дать что‑то подходящее и для ближнего боя. Не тяжелыми же шпагами им отмахиваться, в самом деле?

Чуть менее эффектно выглядел батальон щитовой пехоты. Отряд ополчения из числа беженцев, смешанный с выходцами из Италии. Четыре роты по сто человек. На каждом строевом комплект — распашная кольчуга, лорика и шлем 'лобстер'. На поясе тесак, а в руках — щит и пика. Большой щит, внушительный. Даже очень. Вячеслав решил: гулять — так гулять и повторил чисто визуально щиты эльфов Темнолесья. Ну, насколько смог. Прилепив, подспудно, на центральную часть герб князя, через трафарет. Конечно, все бойцы и без того носили геральдические накидки — сюрко, но лишним такой шаг не был.

Вторым отрядом ополчения оказались лучники. Большой батальон — десять рот по сто строевых. Пять — мужских, пять — женских. Их снаряжение не претерпело особых изменений. Распашная кольчуга, шлем 'лобстер', тесак да большой, длинный английский лук из тиса, завезенного заранее и в изрядном количестве.

В общем, вид у армии Георгия был более чем грозный. Что в свою очередь вызвало буквально зубную боль у Ярослава Всеволодовича. Слишком много войск оказалось у его противника. Неожиданно много. 'Покет фэйс' держать совершенно не получалось, он это понимал и нервничал еще сильнее.

Кроме того, незадолго до описываемых событий произошел маленький, но очень приятный сюрприз. Подошел небольшой отряд из Венгрии с посланием от их короля Бела IV.

Дядя очень тепло желал двоюродному племяннику удачи в бою и посылал небольшое подкрепление. Сто семьдесят три легких венгерских кавалериста. Не так много, но достаточно для обеспечения охранения на марше и разведки. От этой своевременной помощи Георгий испытывал смешанные чувства. С одной стороны — сильную благодарность. Ведь он сам совсем забегался и забыл о своей задумке подготовить хотя бы сотню легкой кавалерии. Очень своевременный подарок. С другой стороны — сильное раздражение. Ведь получается, что дядя знал какие силы есть у князя и чем ему помочь. А главное — когда. Венгерский отряд пришел незадолго до общего сбора. Конечно, возможно подобный эпизод всего лишь совпадение. Но мало ли?

Усиливало подозрения еще и то, что дядя писал о восстановлении в родословной Венгерской королевской династии его ветки, включая маму и бабушку. К чему ему все это? Зачем Венгрии было нужно это родство? Какая‑то интрига, отголоски которой до него даже не доходят.

Войско русских князей и городов, собранное Даниилом Галицким и Ярославом Всеволодовичем тоже внушало уважение. Две тысячи сто семнадцать дружинников и триста десять конных наемников.

Таким образом, общая численность объединенного войска составила четыре тысячи восемьсот строевых. По меркам Руси XIII века — что‑то запредельное.

Однако, несмотря на внешнюю идиллию, сразу начались проблемы.

Оказалось, что князья очень своеобразно понимают признание верховной власти за Георгием. Поэтому, московский князь собрался и выдвинулся вдоль по Москве — реке на юг. К некогда славному городу Коломне. Крепость была неплохо защищена тремя сотнями лучников — ополченцев. Да и практически все 'молодые старики' с соратниками оставались, зная, где находится огнестрельное оружие и как им пользоваться. На всякий случай. Но обошлось. На третий день дружины князей нагнали московскую армию. Слегка поредев, правда из‑за психанувших и ушедших домой. Этак на пятьсот 'копий'. Однако остальных смог в какой‑то мере подчинить Даниил Галицкий.

Георгию же вся эта возня была не интересна. Для него такой союзник был скорее проблемой, чем помощью. Особенно в свете известных подозрений. Ибо, несмотря на чудовищное численное преимущество монгол, он твердо верил в победу своими силами.

 

Глава 7

16 апреля 1240 года. Окрестности Коломны

Бесконечный балаган сводного полка князей продолжался и днем и ночью. Они, казалось, не могли поделить даже отхожее место, выясняя кому по праву справлять нужду под этой елочкой. По праву местничества, то есть, древности и родовитости. Вот и драли глотку, время от времени хватаясь за оружие.

В то время как Георгий поддерживал в своих войсках железную дисциплину и порядок. Конечно, случались неприятности. Но то были бытовые неприятности, в противовес вздорным играм этих взрослых подростков.

Купцы, согласившиеся обеспечить этот поход с реки своими кораблями, смотрели на все это и лишь головой качали. Они много раз видели походы князей, но никогда не придавали значения подобному поведению, считая его нормальным. Теперь же, сравнив, оценили по достоинству. Все‑таки очень сильно отличались эти две половинки армии. А вместе с купцами смотрели венгры, папские наблюдатели и Рихард. Смотрели и мотали на ус, делая далеко идущие выводы.

В остальном же поход шел довольно скучно, рутинно. И продолжался бы так, если бы именно в этот день не произошел первый боевой контакт с монголами.

Все произошло очень быстро.

Передовой венгерский разъезд заметил приближение противника и бросился под защиту колонны.

Из‑за постоянного бардака князья с дружинниками плелись в хвосте колонны, растянувшись на пару километров. Поэтому пришлось выдвигать вперед кирасир, совершенно не предназначенных для этой цели.

Выскочив из‑за гребня, монгольская сотня начала резко тормозить и разворачиваться. Ну, насколько это было можно. С одной стороны они вскрыли вражескую армию, и было бы неплохо ее сосчитать да оценить. Но с другой — им прямо в лоб разгонялись тяжелые кавалеристы, да еще идущие стремя в стремя. Страшно. Очень страшно. Да, те атаковали в горку. Но в сложившейся ситуации это мало что решало.

С безумными криками развернувшись, они бросились обратно. Но степные лошадки слабы и довольно медлительны. Поэтому перевалившие через гребень холма кирасиры смогли их догнать у основания холма. И смять. Не всех, к сожалению. Так как перепуганные всадники противника буквально прыснули в разные стороны. Какое‑то количество смогло уйти. А преследовать не стали, чтобы не отдаляться от колонны. Мало ли — их выманивают под удар.

Этот эпизод показал во всей красе обстановку в армии. И, если и поднял боевой дух от первой победой, то не Георгию. Тот с грустью и тоской смотрел на этих воинов. А в его душе назревало ощущение беды. Ну не может такая безалаберность на войне закончиться чем‑то хорошим.

 

Глава 8

1 мая 1240 года. Окрестности Рязани

Чем дальше армия продвигалась, тем сильнее раздражали князя союзники, буквально связывавшие его по рукам и ногам. Сам бы он двигался вдвое быстрее. Иной раз ему хотелось просто плюнуть и уйти вперед. Но он не решался, опасаясь какой‑нибудь выходки со стороны своих же 'друзей'.

Так что, получив сведения о приближении армии монголов, он выдохнул с облегчением. Наконец‑то развязка. Терпеть весь этот цирк — не было никакой мочи. И не только у него. Разве что Рихард спокойно воспринимал происходящее. Среди феодалов Запада такие выверты, как оказалось, обычное дело.

Надеяться только на венгерские разъезды князь не стал. Поэтому организовал фланговое охранение из полусотни легионеров, передвигавшихся в километре от основной колонны. Ехали легионеры с комфортом, на повозках с тентами, натянутыми для защиты от солнца и дождя, и нескромных взглядов — на двух средних повозках находились беспилотные летательные аппараты. Их запускали по ночам, вдали от основного лагеря, так как охранение и на ночлег становилось отдельно. Само собой — такое важное дело князь смог доверить только Ивану. Да, он рисковал, причем многим. Но еще опаснее было оказаться внезапно с монголами лицом к лицу. У тех скорость развертывания боевых порядков была значительно выше хотя бы потому, что правильным строем они не пользовались.

Это все привело к тому, что монголов 'беспилотники' засекли дней за пять до столкновения. Как оказалось, хан Бату шел не навстречу, а догонял объединенную армию, отрезая ей путь назад. Заодно старался подгадать так, чтобы войска встретились ближе к обеду, вероятно рассчитывая застать своего противника на марше, чтобы облегчить себе жизнь.

Но не получилось.

Князь остановил свою армию на ночевку рядом с присмотренным им местом битвы. А утром, просто переправил через холм и стал готовить к сражению, поджидая монголов.

Большой заливной луг, плавно переходящий в песчаный пляж с умеренными зарослями. Георгий выстроил войска южнее, сместившись на пару километров на юг от холма и встал, развернувшись навстречу противнику. По правую руку от князя пролегла Ока, по левую — старица. Причем старица слегка заболочена. Можно было бы, наверное, и обойти стороной, но зачем? Ширина луга от полутора до двух километров, да и протяженность значительная. Объединенное войско не могло перекрыть позицию сплошным фронтом и оставляло изрядное место для маневров и фланговых ударов. Не самое лучше место. Но лучшее из всех окрестных, как показал БПЛА.

Короче говоря, когда первые сотни монголов начали переваливать через дальние хребты холмов, их уже ждала выстроенная армия. Даже шляхетский балаган князей удалось худо — бедно, но запихнуть на позицию.

По центру фронта встали все четыре роты щитовой пехоты. Сплошной стеной, протяженностью в четыреста метров. Перед ними — линия 'испанских козлов', называемых в просторечье рогатками. Эти нехитрые сооружения быстро собрали из заготовок прямо на месте. В трехметровых бревнах основы коническими нагелями фиксировали заранее изготовленные колья. Сборка каждой такой 'рогатки' требовала трех человек, одной киянки, примерно пяти минут и некоторого количества мата, для смазки.

За щитовой пехотой стояли роты лучников, построившись колоннами — по пять бойцов в ширину с такими промежутками, чтобы полностью занять прикрываемое первой линией пространство.

Следом, на удалении шагов в пятьдесят, располагались аккуратные квадраты легионеров. Десять на десять. Их Георгий вывел в резерв для прикрытия прорыва или глубокого охвата. Там же располагался отряд легкой венгерской кавалерии. На этом этапе боя она была не нужна. Обозные и прочие, стянули немногочисленные телеги в круг, и засели за ними сразу позади боевых позиций.

На правом фланге разместился батальон кирасир. Всего четыреста всадников, но за ними была уже ТАКАЯ репутация, что и эта умеренная численность выглядела внушительно. Князь их поставил там из‑за того, что, даже несмотря на близость реки, грунт был тверже. А для красавцев, которые с всадником и 'полной выкладкой' весили порядка двенадцати центнеров — это являлось немаловажным фактором.

На левом же фланге Георгий поставил сводные силы князей. Около тысячи восьмисот человек. Сильный дисбаланс налицо, но Георгий был счастлив и тому, что смог таки хоть как‑то разместить в боевых порядках эту практически неуправляемую толпу. Сами‑то дружинники вполне себе нормальные, адекватные люди. Да и князья, в целом тоже. По одному. А вот как вместе соберутся, то все. Тушите свет. Даже сейчас, в виду врага на левом фланге шло постоянное движение и определенная нездоровая активность.

Монголы же все переваливали и переваливали через холм, втягиваясь на поле. Некоторое замешательство прошло. Бату решил дать бой. Диспозиция и общая обстановка его устраивала.

— Бог мой! — Не выдержал Рихард. — Сколько же их?

— Как мы и ожидали — около тридцати тысяч, — невозмутимо пожав плечами, произнес Георгий. На самом деле он знал численность противника с точностью почти до человека за счет БПЛА и компьютерной обработки, но зачем смущать человека? В те времена такая осведомленность вызывала сильные подозрения, потому что нередко даже сам командир не ведал, сколько у него под командованием людей. Только в общих чертах.

— И ты так спокойно об этом говоришь? — Удивился германец.

— Я знал, на что иду. Не переживай. Мы выиграем.

Но вот все закончилось.

Через холм перевалил последний десяток и на весьма обширном поле, фактически части степи, встали друг перед другом две армии. В этот момент Георгий с ехидством отметил, что у монголов тоже нет железного порядка. Вся армия Бату словно клубилась от бесконечного движения всадников. И это в какой‑то мере обнадеживало. И было понятно. Суровые, драконовские законы монголов могли удерживать в узде многие народы и вести их в бой. Но только крупными мазками. Вчерашних пастухов просто так дисциплинированными солдатами не сделаешь. Да никто и не хотел.

Со стороны противника вперед выехало несколько всадников.

Георгий немного подумал и неохотно двинулся им навстречу с десятком кирасир сопровождения.

— Говорили, что ты уехал в Хорезм, — усмехнувшись, произнес князь, когда они поравнялись с Берке и его небольшой свитой.

— Злые языки на меня наговаривают, — пожал плечами тот.

— Твой хан привел всех своих людей?

— Тебе мало? — Повел бровью Берке с некоторым удивлением.

— Я рассчитывал на большее. Не уважает меня хан, если приходит со столь малым войском.

— Ха! Наглец. Хан предлагает тебе покориться. Ему нравятся смелые и удачливые командиры.

— Ты же помнишь — у меня долг крови.

— Ты искупил его, убив многие тысячи наших воинов. Там, под Москвой.

— Это все, что ты хотел мне сказать?

— Хан дарует тебе прощение и службу. Это очень ценный подарок. Редкий воин его заслуживал. Но ты все равно будешь драться?

— Anan por‑ghal, — произнес князь, твердо смотря в глаза Берке.

— Ты так уверен в победе? — Удивился тот. — Ты же умрешь!

— Dum adu'nala.

— Я… я был рад знакомству с тобой, — после затянувшейся паузы произнес брат хана Бату и, кивнув Георгию на прощание, направился обратно. А князь к себе.

Хан тянуть не стал и властным махом руки отправил в атаку полный тумен общинников — десять тысяч легких кавалеристов. Степное ополчение. Стеганый халат, легкое копье и щит. Ничего серьезного, но их много! Бату прекрасно понимал, что такое пехота с копьями наперевес. Слышал от своих китайских советников. Но даже они скептически оценивали устойчивость столь жидкого строя. Поэтому хан не сомневался — тумен сомнет центр и завязнет в рукопашной схватке. Заодно и кавалеристов противника вынудит выступить.

Это была жертва, но вполне осознанная, да и, по большому счету несерьезная — общинников он всегда считал лишь расходным материалом.

Волна всадников на приземистых, мохнатых лошадках накатывала медленно, но неумолимо. И бойцы щитовых рот изрядно мандражировали. Мягко говоря. Но стояли, чувствуя у себя за спиной стрелков, а впереди — очень неприятные для кавалерии заграждения. Рогатки были довольно невысокие, то есть, при желании их можно было перепрыгнуть на лошади. Но не на каждой и не всегда. Остальные же имели все шансы продолжить бег с выпущенными наружу кишками. На что и был расчет — чтобы попытались, захотели сходу форсировать преграду, выглядевшую со стороны довольно скромно.

Князь же смотрел на эту степную лаву, неумолимо накатывающую на его позиции, и ждал. Кавалерия обоих флангов была ощутимо смещена назад. Поэтому он не спешил — время и место для разгона у него было.

И вот, после преодоления противником отметки в шестьдесят метров лучные роты дали первый залп.

'Бам!' — И тысяча стрел поднялась в воздух.

Не прошло и шести секунд, как раздался новый залп, поднявший следующую тысячу стрел.

Лучники и лучницы дальше работали с точность метронома, поднимая в небо по залпу каждые шесть секунд, смешивая боевые порядки и фактически стопоря наметившийся разбег.

Минута.

Десять тысяч стрел ушло по противнику. Много мимо. Много — просто мелкие ранения. Но деморализация полная. В этот момент монголы вышли к 'испанским козлам' первой линии. И попытались их преодолеть. То тут, то там бедные лошадки насаживались на колья, нарушая целостность заграждения. Но кому‑то удавалось перепрыгнуть через рогатки. Им везло несильно, ведь дальше их ждали острые пики пехоты.

Тем временем у заграждения продолжалось столпотворение, в которое сплошным дождем летели стрелы, стремительно накручивая счетчик потерь и провоцируя противника на отступление.

Вторая минута истекла.

Двадцать тысяч стрел ушло.

И каждая пятая — шестая находила свою цель. Что‑то отражалось щитом, что‑то не пробивало стеганый халат, кому‑то доставалось несколько 'гостинцев'. Но — стрелы делали свое кровавое дело.

Бам!

Выдали лучные роты по двадцать пятой стреле, опустошив первый колчан.

Послышались команды.

И отработанными движениями стрелки, отстегивали опустошенный колчан, меняя его на второй.

В этот промежуток времени монголы попытались вновь ломануться вперед, прорываясь сквозь нарушенное единство рогаток. И даже где‑то вышли группами по двадцать — тридцать человек к щитовой пехоте.

Но не успели.

Бам!

Раздался новый залп лучников, и новая тысяча стрел устремилась к тумену.

Это стало последней каплей их стойкости. Они побежали.

Просто развернули коней и, нахлестывая их, постарались отойти подальше от этого непрерывного града стрел.

Стрелки замолчали, и стали спешно заменять колчаны. Пополняя боезапас из двуколок, стоявших позади позиций.

И тут случилось первое происшествие.

Для отражения продавливания фланга Георгий произвел имитацию атаки кирасир, от которых общинники прыснули в разные стороны. Но не стал углубляться, а остановился практически вровень с рогатками. Так — обозначил удар. А вот левый фланг на полном серьезе рванул вперед. Всей кучей.

Сложно сказать, о чем они думали в тот момент. Скорее всего, вдохновились удачным дебютом и решили завершить разгром. Однако атаковали они на полном серьезе. Хотя Георгий перед боем все с князьями проговорил. Но разве его кто послушал? Конечно, было видно, что часть князей пытается остановить увлекшуюся массу. Но безрезультатно.

По большому счету ничего страшного в этой атаке не было бы. Ну, будь у хана всего один тумен. Скорее напротив. Но ведь он был не один….

В общем, выйдя вперед метров на шестьсот сводные войска князей 'с удивлением' столкнулись с ударным кулаком монголов. Бату предусмотрительно занял позицию на холме и оттуда видел все поле как на ладони. Поэтому смог своевременно отдать нужный приказ.

Вот и вышло, что пятьсот катафрактов, подпираемые четырьмя тысячами дружинников ударили лоб в лоб неполным двум тысячам сводного княжеского полка. С разгону. Конечно, каждый русский дружинник был крепче и сильнее степняка в ближнем бою. Но тех оказалось гораздо больше — в два с лишним раза, плюс катафракты, идущие на острие атаки.

— Проклятье! — Прорычал Георгий и повел свои войска в маневр. Требовалось срочно уходить в тыл, дабы оттуда можно были прикрывать оба фланга. По ситуации.

А сигнальщик тем временем отмахивал флажками сигнал, выводящий артиллеристов на позиции. Прохлаждаться в крепости князь им не дал. Навесил на каждого большой подсумок и превратил в аналог гренадера. Только вместо гранат были 'коктейли Молотова', в глиняных сосудах. Ну и по факелу в каждой руке. И вот эти бойцы, все полторы сотни, занимали позиции за щитовой пехотой.

Конечно, может показаться, что Москва осталась совсем без прикрытия. Но это не так. Там был изрядное количество слуг, которым по случаю выдали арбалеты. А также некоторые соратники и молодые старики, в распоряжение которых были неприкосновенные запасы огнестрельного оружия. Да, людей немного, но обломить они смогут любого, запершись за стенами.

Встречный бой кавалеристов на удивление оказался долгим. Рубились добрые двадцать минут. И это, несмотря на то, что катафракты, идущие в первой линии, чуть ли не молотом ударили по порядкам дружинников, выбив порядка семисот человек сходу.

Георгий же продолжал энергично готовиться, используя каждую минуту. 'Генеральский рог' постоянно издавал протяжный вой, а сигнальщик беспрестанно махал флажками, отдавая приказы по войскам. Щитовая пехота активно перестраивалась, обеспечивая прикрытие левого фланга. Выдвигались две роты легионеров для их поддержки. Лучники складывали к своим ногам запасные колчаны, понимая, что времени на пополнение из двуколок может не быть.

Но вот все закончилось.

Остатки княжеских дружин дрогнули и побежали. Кто куда. Но монголы даже не пытались их преследовать. Они, сохранив большую часть своего кулака, продолжили вектор атаки, чтобы зайти во фланг пехоте справа. То есть, через бывшие позиции князей.

Тем временем Бату, оценив удобство ситуации, ввел в бой все свои войска. На левый фланг пошел второй полнокровный тумен. А по центру хан бросил уже побитый первый и обрубок третьего, собранного с бору по сосенке. Конечно, зайти с тылу монголом не удавалось, но полнокровные фланговые удары они могли провести.

Роты щитовой пехоты продолжали перестраиваться.

Выступили на позиции вторые две роты легионеров.

Вот, ударный кулак монголов вошел в зону поражения лучников, и те ответили натуральным ливнем из стрел. Да, три с половиной тысячи линейной кавалерии, да при броне, это сила. Но стрелы все равно находили своих 'любимчиков'. Кроме того лошади оказались прикрыты броней только у катафрактов.

Вот, развернувшиеся две сотни легионеров дали беглый залп из арбалетов, суровым взмахом кисти выкосив значительную часть первой линии. Да и кое — кого за ней. Вот — второй, слившийся с первым. Ведь били те слева на право.

Поэтому, к моменту, как отстрелялся самый правый легионер, все началось заново. Такой подход в какой‑то мере решал проблему двойных и тройных попаданий. Да и создавал весьма неприятную постоянную плотность огня.

Это привело к тому, что передние ряды, падая, стали затруднять продвижение бойцов, следующих за ними. Началась свалка. Ну, может быть не свалка, но темп ударный кулак потерял. В отличие от легионеров и лучников.

Не прошло и минуты, как все катафракты оказались на земле, как и изрядная часть дружинников. Среди остальных же нарастала паника. Стрелы стрелами. Они были опасны, но ничего удивительного в себе не несли. А вот мощные арбалеты с системой блоков, изрядно разгонявшие короткие, жесткие болты — пугали. Легкие щиты со столь небольшого расстояния пробивались ими навылет. Кольчуга не защищала совсем. Чешуя катафрактов, по всей видимости, тоже.

Тир. Страшный, жуткий тир. В котором в качестве мишеней выступали люди.

Четыре тысячи ударного кулака монголов таяли буквально на глазах. И Рихард, бывший подле князя, смотрел на происходящее, как на чудо. Ему никогда бы в голову не пришло, что столь решительный натиск кавалеристов что‑то способно остановить. Он даже побледнел, увидев атаку и оценив очень невысоко шансы на ее отражение. Лишь непробиваемое спокойствие Георгий остановило его от необдуманных поступков. И не зря.

Князь окинул поле боя взглядом и хохотнул.

— Что? — Удивился Рихард, не понимавший причину смеха.

— Бату ввел в бой все свои силы. При нем остались лишь телохранители да советники. И телохранителей очень немного.

— А чего ему бояться? — Повел бровью германец.

— Тодор! — Позвал Георгий командира венгерского отряда.

— Ваша Светлость, — с почтением склонил голову тот, приблизившись.

— Видишь ставку хана?

— Да.

— Я сейчас поведу в атаку кирасир, дабы добить вот этих, — Георгий небрежно махнул рукой в сторону дружинников противника, — и ударить во фланг вон тем, — указал он на общинников. — Ты садись мне на хвост. Вроде как поддерживаешь атаку. А как появится возможность — рви со всех сил к ставке и круши там все. Сам видишь — жалкая кучка бойцов ее окружает. Они в доспехах и наверняка очень искушенные. Но вас полторы сотни! Лук, аркан, сабля, копье. Применяй все, что потребуется. Пленные мне не нужны. Справишься?

— Справлюсь, — криво усмехнувшись, кивнул Тодор и, сорвавшись с места, поскакал к своему отряду. Ему понравилась идея князь.

— Кирасиры! — Взревел Георгий секунду спустя. — Мочи козлов! Ура!

— Ура! — Вслед за князем взревели луженые глотки четырехсот мужчин. И стальной монстр стал медленно набирать скорость.

Заиграли горн и рог, извещая о начале атаки.

Легионеры расступились, давая путь своей тяжелой кавалерии.

Георгий повел своих всадников не в лоб. Зачем идти через поле побитых лошадей? Нет. Он пошел по дуге, стараясь 'обрезать корму' отряду противника. Тем более что тот пятился.

Разгон. Удар! Мощный, чавкающий, брызгающий кровью.

Копья с нанизанными дружинниками противника летят в сторону. Кирасиры же, выхватывают тяжелые палаши, и продолжаю давить врага. Палаши не копья, но они специально предназначены для тяжелых рубящих ударов. Да еще с утяжелением на конце клинка. В общем — не подарок. Особенно по кольчугам. Поэтому Георгий прошел через деморализованных и спешно отступающих дружинников противника как нож сквозь масло.

В то же время Бату улыбался.

Страшная битва подходила к концу. Он был уверен — эти проклятые рогатки не спасут пехоту противника от удара во фланг. А жалкие пятьсот всадников, часть из которых — легкие, не угроза для десяти тысяч общинников. Какими бы они чудесными ни были. Тем более что его брат, Берке, отправился вдоль старицы собирать остатки дружин и должен скоро выставить какое — никакое, а подкрепление.

Хан уже пожалел, что ввязался в эту драку. Очень уж сильным оказался враг. Неожиданно и неприятно. Собери он меньше людей — разбили бы его. В хлам разбили бы. Но горечь от чудовищных потерь смягчало чувство победы, ее предвкушение. Ведь известно, чем она тяжелее — тем слаще.

И тут случилось странное.

Когда до тонкой цепочки щитовой пехоты оставалось всего пара десятков шагов из‑за их спин полетели какие‑то горшки. И, разбиваясь, заливали всю округу чем‑то горящим.

— Греческий огонь, — поклонившись, произнес китаец. — Мы с ним сталкивались у стен Москвы. Лошади через него не пойдут.

— Что? — Обескураженно переспросил хан, натурально зависнув. 'Как такое может быть? Как это не пройдут? Как же это так? Неужели пехота устоит перед ТАКИМ напором? Нет! Не может быть!'

Впрочем, такое зависание длилось недолго. Не прошло и минуты, как он от неожиданных выстрелов из лука совсем рядом. Это его телохранители стреляли.

Почему?

Потому что на ставку хана летели сто семьдесят три венгерских кавалериста. Те самые, кто, по мнению хана, должны были поддержать атаку кирасир.

И вот тут проявился один очень неприятный момент. Все телохранители Бату были багатурами. Прекрасные доспехи, мощные луки. Очень мощные. И они могли из них стрелять. Редко, на праздниках, отправляя легкие стрелы в заоблачные дали. А сейчас ситуация была несколько иная.

Главная беда заключалась в том, что чем сильнее сила натяжения лука традиционных конструкций, тем быстрее наступает усталость, даже у натуральных богатырей. Кроме того, изрядно падает точность, прогрессируя в этом печальном деле от выстрела к выстрелу с ужасающей скоростью. Да и вообще — часто бить из него с ростом силы натяжения становиться крайне сложно. Именно поэтому в XX и XXI века сложился Олимпийский тип лука с очень умеренной силой натяжения. В древности же это проявлялось в том, что боевые луки не делали слишком мощными, вполне довольствуясь довольно скромными показателями. Отдельные экземпляры с чудовищными показателями, конечно, встречались. И именно такие были у багатуров — телохранителей, которые любили похвастаться своей силой и мастерством. Тем более, что воевать им особенно и не требовалось, больше прессовать да производить впечатление.

Только венгры, которые летели на них, не за впечатлениями шли. Да, багатуры могли выстрелить из своих луков, и не раз. И даже попасть. Но нормального темпа стрельбы обеспечить не смогли. Поэтому, несмотря на весьма плотный порядок приближающего противника, смогли подбить лишь десяток. Да и то — ранив лошадь.

Хан Бату смотрел на стремительно приближающегося врага и бледнел. В эти моменты ему казалось, что это стая молодых волков, что весело клацали зубами в предвкушении вкусного и сочного лакомства.

'Что же делать?' — пронеслось у него в голове. — 'Бежать?'

Но выйти из ступора и хоть что‑то предпринять он не успел.

Чуть больше полутора сотен венгров, вылетев галопом к ставке хана, разошлись волнами буквально в десяти шагах от шатра. И без малейшего стеснения совести ударили из луков по всем, внутри этого импровизированного фокуса. Хану досталась первая стрела. Прямо в лицо.

Тем временем Георгий, вывел своих людей вдоль берега старицы на позицию и, развернувшись, ударил во фланг, 'обрезая корму' наступающим общинникам. Никакого особенного сопротивления не было. Разреженные порядки 'хвоста' были вычищены подчистую, а звуки драки сильно смешали и без того деморализованное войско.

Остановившись на песчаном пляже, князь начал спешно перестраивать своих кирасир для нового удара. И именно в этот момент замер, прислушиваясь.

Вячеслав, на которого Георгий оставил командование пехотой, решил немного похулиганить. Он взял легионеров, которые исчерпали свой запас болтов, построил в колонну с алебардами наперевес. И, задавая ритм шага слегка переделанной кричалкой футбольных фанатов, повел их прямо в гущу легкой кавалерии.

Легионеры врубились в дезорганизованное легкое конное степное ополчение. Какие‑то командиры пытались восстановить там порядок, но безуспешно. Поэтому легионеры, махая алебардами, вошли в это трепыхающееся, взволнованное тело, словно… Кхм. В общем, ударили знатно. Особого урона не нанесли, но деморализовали окончательно — общинники бросились бежать.

Одно хорошо — командиры лучников сообразили немного сместить векторы обстрела.

В этот момент, слева от князя грянул боевой рев несколько сотен глоток. Георгий обернулся и увидел, что купцы, сопровождающие войско по реке, решили поучаствовать, присоединяясь к финалу битвы. Поэтому их струги подошли к правому берегу, уткнулись носом в песок, и исторгли из себя почти пять сотен бравых головорезов. Их вступление в бой добавило прыти уходящим общинникам, которые сразу же устроили давку.

Дальше в дело включились все. Благо, что безлошадных общинников на поле хватало.

Спустя полчаса все было кончено. Лишь стоны раненых разносились над лугом.

— Слав! — Крикнул Георгий, подойдя на своем жеребце к отряду легионеров.

— Я! — Молодцевато козырнул соратник — металлург и большой почитатель скандинавской тяжелой музыки.

— Ты за старшего. Подчищайте тут все. Пленные не нужны. Добивайте. Хороните наших и выдвигайтесь следом.

— А ты куда?

— Нельзя дать им увести обоз!

— Я тоже хочу пограбить! — Обиженно произнес Вячеслав.

— Дележ добычи будет в Москве. Все. Действуй — злодействуй!

После чего Георгий, прихватив всех кирасир, венгров и кое‑как собранных легко раненным Даниилом Романовичем дружинников, направился на северо — восток. Благо, что след от монгольского войска можно было из космоса увидеть при желании.

В часе конного перехода обнаружилась целая орда. Ну, ее тыловая часть. Ханская орда с изрядными богатствами, накопленными при завоевании половцев, булгар, Рязани и части Владимирского княжества. Разве Георгий мог позволить им уплыть по травяному морю в далекие дали?

Нет, и еще раз нет!

Берке видел, как почти тысяча всадников влетела в расположение ханского обоза. Он ушел вовремя, собрав несколько сотен дружинников. Но атаковать не решился. Да, момент подходящий, но он прекрасно понимал — любой кирасир в ближнем бою стоит десятерых дружинников. Пусть те хоть какие мастера сабельного боя. Все это совершенно бесполезно против честного железа настоящих лат. Он видел их в бою под Москвой. Он видел их сегодня. Жутко хотелось напасть и присвоить себе эти богатства. Но здравомыслие взяло верх. Он удержался. Война была проиграна. Ему предстояло подумать о своем будущем. Оставаться в этой степи было нельзя, как и с этими дружинниками. Монголы здесь больше не имели сил. Нужно было уходить и как можно скорее. 'Этот странный князь говорил о Хорезме? Хорошее место' — подумал Берке, отпуская дружинников по домам и поблагодарив за службу.

Через два дня к совершенно разгромленному кочевью подошел отряд московской пехоты с обозом.

Победа далась объединенному войску недешево. Практически вдвое уменьшилась его численность.

Тысяча триста дружинников, тридцать два щитоносца, сорок восемь лучников, семь легионеров, двенадцать венгров и девять кирасиров. Причем большая часть убитых пришлась на финальную стадию сражения. Когда московская пехота ринулась добивать общинников в поле. Да и кирасиры в основном пострадали при разгроме кочевья.

Но все это мелочи по сравнению с тем, что заговор, по всей видимости, провалился. Ярослав Всеволодович погиб, вместе со своими сыновьями. Даниил Галицкий вообще чудом выжил — видимо природное, прямо‑таки звериное чутье заставило его в последний момент отвернуть от лобового удара с катафрактом и отходить. Да и то — досталось копьем на излете в спину. Только ламелярная кираса и спасла.

Князей полегло великое множество. Они ведь носили самую лучшую броню, а потому неслись на врага в первых рядах. Ну и встретились с катафрактами со всеми, как говорится, вытекающими последствиями.

Степняков же побили вообще чудовищно. Учитывая совокупный урон восемнадцать тысяч 'голов' во время зимней кампании прошлого года, эти потери должны были выкопать ТАКУЮ демографическую яму в степи, что не пересказать. Из сорока пяти тысяч взрослых мужчин, способных держать в руках оружие, за эти две кампании степь не досчиталась двадцать десять тысяч. Каждый второй был убит! Да еще и дружины разбиты в пыль.

— Фаталити, — усмехнулся Вячеслав, завершая доклад о потерях и их сводку.

— Что? — Удивленно переспросил Георгий.

— Тебе остается только произвести фаталити, добивая степь.

— Я, пожалуй, воздержусь. — После довольно долгой паузы, ответил князь. — У меня на нее иные планы.

— Как знаешь, — пожал плечами Слава. — Я бы добил.

— Чтобы на их место пришли другие? — Усмехнулся князь. — Нет. Мы будем учиться у Бисмарка, а не у его генералов. Он знал, как нужно побеждать.

Победа.

Почему Георгий смог ее добиться, а местные князья — нет. Что им помешало? Ведь столько всяких легенд и сказок существует, возводящих монголов чуть ли в ранг небесного воинства. И все‑то у них было. И все‑то они могли. Да и числом оказались бесчисленны. Если таких людей послушать, так получалась не бедная Азиатская степь с суровыми условиями жизни, а какие‑то врата Ада, исторгающие из себя древних демонов целыми легионами.

Но давайте обо всем по порядку.

Успех Георгия базировался на четырех столпах, которые и обеспечивали ему радикальное качественное превосходство. Какими они были?

Первым столпом оказалась дисциплина. Да, да. Именно она. Жуткая вещь, которая одним лишь упоминанием доводит до анальных спазмов любых борцов за свободу. Но Георгий знал — она и только она позволит держать войска в должной боеготовности и управлять ими в бою. И именно дисциплина — та грань, которая отделяет на войне воина от варвара.

В вооруженных силах, что Руси, что Словении тех лет этой пакостной штуки не было вовсе. Как, впрочем, и в любых других средневековых армиях. Монгольская армия, конечно, отличалась определенными зачатками дисциплины, но по сравнению с той же кавалерией Веллингтона выглядела безусловными дикарями, ибо строя не знала, а маневрировать на поле боя могла лишь минимально и весьма ограничено.

Вторым столпом военного успеха Георгия стало управление. Очень долго управление войсками заканчивалось на фазе отдаче первого приказа. Приказал вступить в бой и забыл. Все. Связь с отрядом была фактически утеряна. Что‑то могли сделать курьеры, носившиеся с пакетами и донесениями между частями. Но на оперативное управлением боя это совсем не походило, да и не всюду им удавалось прорваться. А в сражениях нередко победа от поражения отделяется секундами.

Именно по этой причине большинство полководцев долгое время предпочитали избегать по возможности генеральных сражений, довольствуясь частыми стычками малых сил. Ибо маленькое стадо можно и окриком направить, а с большим табуном — хрен управишься. Никакой глотки не хватит, покрывать шум битвы, размахнувшейся на пару километров. Подобное обстоятельство превращало каждое генеральное сражение в натуральную рулетку. А в сочетании с низкой дисциплиной — так и вообще — тушите свет. Не бой получался, а столкновение стада со стадом с абсолютно непредсказуемым результатом.

Георгий решил этот вопрос довольно простым способом, пользуясь наработками далекого будущего. Грубо говоря, он ввел генеральский рог с громким и необычным звуком. Дунул в него сигнальщик и все командиры отрядов в радиусе двух — трех километров повернулись в его сторону, поняв, что командующий требует их внимания. После чего сигнальщику оставалось только отбить информационный пакет, орудуя флажками на корабельный манер. Вначале код подразделения, потом задачу. Не также быстро, как словами, но — это работало. В результате чего, на поле боя Георгий мог отдать любой роте приказ в произвольный момент времени и его бы услышали и поняли. А это — немаловажно.

Как несложно догадаться, ни одна армия мира в те годы ничего такого не использовала. Да что и говорить, если настоящим прорывом стали курьеры в Новое время, мотавшиеся по полю боя.

Третьим столпом успеха являлось знание противника, его вооружения, привычек и тактики. Князь формировал свои вооруженные силы для решения конкретных боевых задач со вполне определенными оппонентами. А не вообще. Сферические кони в вакууме — это прекрасные скакуны, но абсолютно бесполезны. Причем, что немаловажно, он опирался не на сказки 'про белого бычка', а на взвешенные, реалистичные и адекватные оценки.

Четвертым же столпом стало технологическое превосходство. Доспехи и оружие. Довольно банально, да? Однако в реальной истории одного этого фактора бывало достаточно для победы. А уж в сочетании с иными — и подавно. Первый два столпа давали князю армию — инструмент, на несколько порядков превосходящий любого конкурент. Вторые два — позволяли выстраивать тактические заготовки, для эффективного противодействия возможному противнику.

Так, например, Георгию было известно, что у монголов есть их хваленые конные лучники, бьющие, если верить легендам, белки в глаз с трехсот шагов. Но он был человеком трезвомыслящим и адекватным, поэтому прекрасно понимал, что это просто легенда. Не эльфов же, в конце концов, набирали Чингизиды? Кем были эти самые лучники на самом деле? Правильно — дружинниками степных вождей, укомплектованных и подготовленных не как профильные лучники, а как универсальные солдаты степи. Они передвигались на вполне приличной лошадке, разительно отличавшейся от обычной степной породы, хоть и остававшейся все равно довольно легкой. Тяжелые породы в степи приживались плохо из‑за острой потребности в фураже. На подножном корму им тяжко, поэтому и не применялись из‑за отсутствия подходящей кормовой базы. Из доспехов каждый такой боец имел простую кольчугу, открытый шлем — шишак да легкий круглый щит. Комплекс вооружения универсально — стандартный: легкое копье, сабля и лук.

Именно такими бойцами были дружинники печенегов, хазар, половцев и иных других воинов степи. Это средневзвешенный, стандартный комплект, который, впрочем, был доступен только воинам, а не всем подряд. Тот же композитный лук стоил целое состояние и являлся неподъемным шиком для простых общинников.

Какова была тактика подобных воинов? Они были довольно универсальны — могли и ходить в копейную атаку, и рубиться в ближнем бою саблями, и стрелять из лука. Но остановимся на луке. Как они его применяли в бою? Конный лучник только в сказках бьет точно и издалека. На деле, что индейцы с Дикого Запада, что монголы Дикой Степи работали через схему барражирования. Она заключалась в прохождение конного отряда перед боевыми порядками противника на удалении в двадцать — тридцать метров. Стрельба осуществлялась на проходе. Насколько точной она была — сложно сказать. Наверняка существовали отдельные мастера, способные на такой дистанции, да еще верхом бить белке в глаз. Но основная масса дружинников вероятнее всего не являлась Олимпийскими чемпионами, а потому довольствовалась изрядно меньшими возможностями. И стреляла просто по строю. Как несложно догадаться никакого массирования такой обстрел не подразумевал, являясь формой беспокойства и провокации.

Георгий знал, что монголы в принципе могут применить своих дружинников в качестве конных лучников. И готовя одну из тактических заготовок, сделал ставку на тактику противодействия по схеме английских лучников в сочетании с технологическим преимуществом.

В чем заключался идея?

Английский лучник — это эрзац — боец, практически ополченец, вооруженный максимально простым и дешевым длинным луком. Фактически — оструганной деревяшкой с веревкой. От него не требовалось ни натягивать какие‑то чрезвычайно могучие луки, ни попадать куда‑то. Нет. Все это сказки и вздор. Главная фишка английского лучника заключалась в ведение обстрела залпами с чрезвычайно высокой плотностью. То есть, массирование 'огня'. При таком подходе целиться в противника не требовалось. Возвышение задавал командир. А потому в залпе могли участвовать как первые ряды, так и десятые.

Метод залповой стрельбы по площадям с эшелонированием активных порядков, позволял применять известную аксиому Федор Федоровича Ушакова: в едином месте, в единое время быть сильнее превосходящего противника. Это позволяло в случае необходимости спокойно выдавать двадцатикратное локальное превосходство, буквально перемалывая конных лучников на проходе.

Но это только организационный момент.

В чем же заключалось технологическое преимущество? Георгий ограничился защитным снаряжением. Ведь он выдавал своим бойцам кольчуги с панцирным плетением, которое, за счет мелких плоских колец весьма недурно держало обстрел из лука. Да, пробивалось, но совсем вблизи и довольно плохо. Очень уж плотное полотно плетения получалось. А монголы рассекали в обычных кольчугах, плохо защищавших от стрел. Ведь панцирное плетение еще не появилось и не вошло в обиход. Князь в этом плане был своего рода новатор.

И так далее.

Практически каждый шаг и прием Георгия имел массу весьма ветвистых обоснований. Он активно применял приемы и идеи, которые даже близко не поселялись в головах местных жителей. Ведь при нормальном ходе истории до них еще не дошли, не созрели. Из‑за чего князь добивался радикально качественного превосходства над любым противником. Ведь знания веков — это поистине Божественное оружие. И он это прекрасно понимал.

 

Глава 9

9 августа 1240 года. Москва

Обратно армия добиралась довольно долго и отнюдь не из‑за несносного поведения князей. О нет. Те, кому повезло пережить эту битву, вели себя очень покладисто. Да и вообще выглядели подавленными, словно картофельное пюре. Все понимали — они оплошали. Серьезно. Подвели остальных. И только благодаря московским войскам им удалось выжить. Судьбу пленных князей после поражения на Калке знали все отлично.

Настоящая причина медлительности — трофеи. Их требовалось переварить. Очень уж знатно кочевье Батыя оказалось им забито, а освоить не дали. Тут было все, от рабынь и коней до драгоценных камней и дорогих специй из Индии и Китая, а также таких непривычных для Руси XIII века вещей как чай и кофе. Встречались также немногочисленные китайские манускрипты. Ну и, само собой, огромное количество доспехов и оружия.

Рабы князя не сильно волновали — он их всех торжественно отпустил, заявив, что честному христианину не пристало иметь рабов, ибо то гордыня и грех. Отпустил‑то, он их отпустил, да только они никуда не ушли, попросившись под его руку. Куда им было идти? У большинства семьи на их глазах и вырезали, а дома пожгли.

Они попросились, и князь взял. А чего ему? Рабочих рук все равно не хватало.

Потом по этой же схеме поступили со старыми обитателями кочевья, что к рабам не относились. Только предварительно прогнав через фильтр. Некоторых пришлось тихо зарезать за юртами от греха подальше. Но большая часть народа вполне нормально влилась в тесный коллектив подданных Московского князя.

С лошадьми, баранами, коровами, верблюдами и прочим счастьем кочевых племен тоже более — менее разобрались и довольно быстро, благо, что их было не так много. Все‑таки не кочевье пастухов, а ханское.

Проблемы представляло неживое имущество, с которым пришлось повозиться. Рассортировать, описать и упаковать. Да поглядывая, чтобы по углам не растащили. На все про все недели две ушло. Включая доспехи и оружие, собранное на поле боя. К слову сказать, в общий банк трофеев князь отнес и снаряжение павших русских князей да дружинников. Очень уж по — глупому они слились. И никто, что примечательно, даже не пикнул против такого решения.

А потом двинулись в путь.

Москва встретила их с помпой. Ведь гонца давно послали. Оркестр, цветы, искренняя радость. И новости о том, что за весну этого года под руку Георгия прибилось еще полторы тысячи беженцев с разоренных монголами Рязанского и Владимирского княжеств.

Оркестр, предупрежденный заранее, заиграл Гимн защитников Москвы, а дружинники князя и московские ополченцы, разучившие за время марша слова, грянули нестройным хором. Само собой, вариант, подогнанный под местные реалии. Получилось неплохо. Для XIII века, в котором таких традиций еще не было и веселых, бодрых, энергичных военных песен не было даже в проекте.

В атаку стальными рядами

Мы поступью твердой идем.

Родная столица за нами,

Рубеж нам назначен вождем!

Мы не дрогнем в бою

За столицу свою,

Нам родная Москва дорога.

Нерушимой стеной,

Обороной стальной

Разгромим, уничтожим врага.

Нерушимой стеной,

Обороной стальной

Разгромим, уничтожим врага.

На марше равняются роты,

Гудит под ногами земля,

За нами родные просторы

И крепкие стены Кремля!

Мы не дрогнем в бою

За столицу свою,

Нам родная Москва дорога.

Нерушимой стеной,

Обороной стальной

Разгромим, уничтожим врага.

Нерушимой стеной,

Обороной стальной

Разгромим, уничтожим врага.

Ну и так далее.

Грянули. Все прониклись.

А Георгий, не откладывая в долгий ящик, решил сходу, при большом стечении народа устроить награждения отличившихся бойцов и командиров. Своих разумеется. Иные князья пусть сами потом выкручиваются. Тем более что наградные списки были уже составлены, кресты да звезды, изготовлены еще до выхода в поход.

Все 'висюльки' были номерными, сопровождались удостоверениями и давали право на пожизненную пенсию. И не самые плохие такие пенсии. Например, два бойца, награжденные звездами 'Героя', могли всю последующую жизнь бездельничать, сытно кушая, хорошо одеваясь и содержа семью. А их имена, как и имена иных всех иных награжденных, вносились в гроссбухи на память потомкам. Да не просто так, а с описанием достижения, за которое отличившегося отмечали высокой наградой.

Примечательно было еще и то, что одним из новых героев княжества оказался тот самый итальянец из пары, присланной Папой присматривать да вынюхивать все. Его напарник погиб, а этот умудрился проявить буквально чудеса храбрости. Конечно, хватало и других кандидатов на эту звезду, но Георгий из политических соображений вручил ее итальянцу.

Не обошел князь и венгров, командир которых, раненный во время атаки на ставку хана Бату, получил из его рук крест 'Мужества' за номером 1. Пусть покрасуется перед своим королем по возвращению.

А потом был Большой Совет.

Совет начался не сразу, а лишь спустя месяц — девятого августа. Гонцы соответствующие были еще там, у захваченного кочевья отправлены по всем княжествам Руси, что не присутствовали в том походе. Кто‑то отказался сразу, кто‑то откололся под Москвой, а кто‑то и погиб. Пока ждали — праздновали. Умеренно.

На Большой Совет явились все. Уважили. Кто‑то из любопытства, кто‑то из страха.

Ругались долго. Спорили. Ведь пользуясь, случаем, Георгий вынес на высокий княжеский суд материалы по предательству священников и заговору Ярославичей. Получилась бомба!

Криминалистика в те годы не существовала как категория, даже как идея. А уж методы дознания были примитивные и весьма убоги. Поэтому выложенный князьям хорошо упорядоченный и структурированный пакет доказательств и улик стал всесокрушающей силой. Ребята загрустили и приуныли. Ради интереса вызывали задержанного епископа Владимира, пары раз. Но быстро потеряли к тому интерес. Все и так было понятно, развеяв последние призрачные надежды на ошибку или заблуждение.

'Картина маслом' получилась очень мрачная.

Православную церковь в целом, Георгий не трогал, локализовав проблему на сговоре священников Владимира и Рязани с Ярославом Всеволодовичем в рамках обычной борьбы за власть. Сговор получался чрезвычайно коварным, однако, ожидаемым. Всплыли кое — какие материалы и по причастности митрополита, но косвенные. Впрочем, исчезновение того выступала скорее отягчающим обстоятельством, чем оправданием.

План был прост как две копейки.

Монголы устраивали акцию устрашения, вырезая всех высокопоставленных свидетелей. После чего Ярослав Всеволодович занимал престол Великого княжества Владимирского. Возможно даже, если повезет, поставит под свой контроль и Рязань. А священники — серьезно укрепляли свои позиции. В том числе и материально, в виде получения новых земель.

О том, что монголы проявят себя НАСТОЛЬКО кровожадными ни священники, ни князь, скорее всего не знали.

Ну и так далее.

Грязного белья Георгий нарыл изрядное количество. Отчего князья посерели лицом и ходили все эти дни хмурые и злые. Но сдержанные. Ибо на себя злились. Ведь их всех попользовали и обвели вокруг пальца. Многие из них верили своим духовникам, считая произошедшую во Владимире и Рязани трагедию недоразумением. Согласитесь, очень обидное открытие.

Конечно, Георгий утрировал. Но аккуратно. Чуть — чуть корректируя тут. Чуть — чуть оттеняя там. Подавая для контраста исторические или библейские байки здесь. Получалось сурово. Неготовые к такой обработки князья просто поплыли под ударами грамотной подачи информации, причем быстро.

А потом, когда разобрались с обвинениями, стали делить наследство и трофеи.

Георгий не жадничал.

Все владетельные князья, прибывшие на Большой Собор, получили в подарок комплект латных доспехов кирасир. Благо, что их было немного, а потому кузнецы справились легко. Это радикально повысило их желание сотрудничать и уступать.

Расстелили карту.

Первым административным решением совета стало утверждение нового Великого княжества — Московского. Ибо статус и могущество Георгия поднялось чрезвычайно.

Вторым — передача ему под руку земель Владимирских и Рязанских. Совокупно. За исключением, пожалуй, Муромского княжества, которое оставалось независимым. Само собой, статус 'великого' с Владимирского княжество снимался, ибо та лесная пустыня, что осталась после монголов даже на княжество то особенно не тянуло, не то, что на великое. Тем более, никому не понравилась идея, передачи в руки Георгия сразу двух титулов 'великого князя'.

Третьим — оформили ряд торговых операций, в результате которых к Великому княжеству Московскому отошли Можайск, Волок Ламский и некоторые земли на востоке Черниговского княжества.

А дальше — по мелочи, хотя торгу получилось изрядно. Ведь по общему согласию — вклад Георгия в победу оказался чуть ли не абсолютный. Князья практически не претендовали на трофеи. Однако и снаряжение как катафрактов, так и более чем четырех тысяч дружинников Гоше девать было особенно и некуда. Ему‑то без надобности. Беда усугублялась еще и в том, что у князей платить за все эти необычайно ценные вещи, было не чем.

Пришлось предлагать новую форму оплаты — международные договора. Письменно. В частности — торговый, дорожный и оборонительный трактаты. Ничего особенного, но они вводил массу очень интересных правил, радикально облегчающих и торговлю, и путешествия, и миграцию на Руси.

Конечно, это всего лишь бумажка, делегирующая намерения, не более того. Но отдавать просто так ненужные доспехи нельзя. Да и сидеть на них как собака на сене не хотелось. Кроме того, введение практики международных договоров — хорошая штука. Особенно сейчас, когда их постараются не нарушать, опасаясь законного гнева гаранта в лице нового Великого князя.

 

Глава 10

1 ноября 1240 года. Москва

Великий князь Московский Георгий Максимович Комнин, бывший 'в девичестве' Князевым, сидел на возвышении и смотрел на людей. Собралось их изрядно.

А рядом, глашатай зачитывал текст, в шутку называемый соратниками 'Гошиной Правды'. На самом деле там был обычная кодифицированная Конституция. Глашатай читал не спеша, тщательно проговаривая слова. Люди стояли и слушали, пытаясь осознать, но верно до конца не могли. Но оно и не удивительно. Конституция, тем более кодифицированная, являлась в XIII веке чем‑то настолько невероятным, что и сказать трудно. Особенно на Руси, которая в те годы пользовалась весьма архаичными правовыми традициями даже по меркам тех лет. И на то было много причин.

Он бы, может быть еще и потерпел. Но решительное расширение территории требовало перехода управления на новый административный уровень. И выбор у него был невелик — либо создавать на просторах своего Великого княжества полноценный, зрелый феодализм, либо пытаться прыгать через голову и вводить правовое общество. Ну, в хорошем смысле этого слова.

Поэтому Георгий начал с Конституции. Она ведь фундамент любого внятного правового поля. Даже если и складывается из разрозненных норм по схеме англо — саксонского прецедентного права. Но прецедентное право лично ему не нравилось — слишком много хаоса и казуистики она создает. А законы должны быть максимально просты и понятны людям, минимально оставляя пространства для хитроумной трактовки. По его мнению. Ведь они должны регулировать, а не путать.

Свободу, равенство и братство его Конституция, конечно, не провозглашала. Но по меркам XIII века была натуральным прорывом. Например, она прямо запрещала любую форму рабства и личной зависимости. И на то были свои резоны. Князю были нужны люди. Поэтому он создавал место, где любой раб становился свободным. По праву. Конечно, за пределами Московского княжества с бывшим рабом могли и разобраться по свойски, но это только помогало таким людям связывать свое будущее с государством — спасителем.

И таких закладок Георгий сделал очень много.

Но сильно не разгонялся, оставив окончательную формулировку для утверждения Земским Собором, который решил собрать следующей зимой. Этакий вариант привычного собрания — Вече, оформленного через систему представительной демократии.

Когда князь величаво отбыл в свой донжон, толпа оказалась загружена предельно. Обдумывая столь необычную и неожиданную информацию. Ну как неожиданную? После августовских трактатов, поднявших рейтинг Георгия в глазах купцов всея Руси и Словении до небес, сильно удивительным такой ход не был. Мало кто думал, что этот беспокойный грек прекратит сотрясать основы. Но все равно — он смог выбить из колеи.

А в донжоне Георгия ждало посольство из чудной страны — Булгарии, правда, не с Балкан, а с Волги.

Надо сказать, что Волжская Булгария пережила нашествие монголов одним лишь чудом. Ибо в ходе ее завоевания хан Бату смог не только сжечь дотла и вырезать все ее города, но и убить четыре пятых всего населения. То есть, прошелся по ней примерно так же, как и по Рязани. А все почему? Потому что сопротивлялась.

— Кто вы? — Поинтересовался князь, после формального приветствия.

— Али, сын Алтынбека, хана Булгар аль — Джадид, — поклонился совсем молодой мужчина, практически подросток.

— О! — Искренне удивился Георгий. — Я думал, что Бату убил всех.

— Я смог бежать, и все эти годы скрывался в лесах у добрых людей.

— Хан Бату пал. Его армия разбита. Теперь ты можешь вернуться домой.

— И я вернулся. Меня признали и теперь я новый хан. Но… — парень замялся, не зная, как подойти к этому вопросу. А умудренные возрастом мужи, пришедшие с ним, помалкивали, дабы не бить по авторитету юноши.

— Ты боишься, что монголы вернутся? — Поинтересовался после затянувшейся паузы Георгий.

— Да. Они убили так много, что от ханства практически ничего не осталось. Кругом пепел да кости. Оставшихся воинов, что могли сражаться, побил ты в сражении под Рязанским пепелищем. Домой вернулось всего полторы сотни человек, из которых только семеро что‑то стоят. Остальные — простые люди. Пастухи, гончары и прочее.

— Понимаю, — серьезно сказал Георгий. — Полагаю, что ты пришел не просто рассказать о своем горе? Рязанское княжество опустошено точно так же, как и твои владения. Во Владимирском — не сильно лучше. Монголы убили многих. И, надо признать, что часть этого опустошения на руках твоих людей.

— Я… — начал было юноша, и завис, подбирая слова.

— Но я не держу зла ни на тебя, ни на твой народ. Вам пришлось выбирать — или умереть, или выполнять их приказы. Ты пришел просить защиты?

— Да, — поджав губы, произнес юноша. Ему было это непросто говорить. Гордость.

— Это очень непростой вопрос. Я прекрасно понимаю, что твои люди совершенно беззащитны даже перед ушкуйниками, которые следующим же летом постараются вас пощипать. Но я — христианин. А ты — мусульманин. Как и твои люди.

— Мы слышали, — осторожно произнес один из советников юноши, — что Великий князь взял под свою защиту три половецкие орды.

— Еще не взял. Я им предложил условия — они пока думают.

— И что это за условия?

— Они все принимают христианство. Поголовно. После чего я принимаю их вассальную присягу и беру под свою защиту. Для вас ситуация усугубляется еще и тем, что клятва данная мусульманином иноверцу не имеет силы. Поэтому, до тех пор, пока вы не примете христианство я просто не смогу ее у вас принять. Даже зная, что вы честные и благородные люди.

— Мы можем подумать?

— Конечно. Я вас не тороплю.

На том и расстались.

Князь понимал, что деваться ни половцам, ни булгарам некуда. Да и время поджимало. Через два — три года восстановятся дружины Киева и Чернигова, которые не станут вести переговоры, а просто силой оружия сомнут обескровленные орды. А булгар без страшилки в виде двуглавого грифона Москвы на знаменах, те же ушкуйники станут щипать уже ближайшим летом. После битвы при Рязанском пепелище Георгия боялись и уважали. Даже разбойники. Опасаясь связываться с его людьми. Поэтому Великий князь сильно не переживал, зная, что никуда они не денутся. Придут и согласятся на все его условия.

В тоже время. Никея

Патриарх грустно смотрел на письмо, пришедшее к нему из Москвы, и не решался его открыть. Очевидно, что там было послание от этого беспокойного Комнина, что свел в могилу его предшественника. Однако время тянуть Патриарху надоело довольно быстро. Он вскрыл запечатанный пакет и приступил к чтению.

'Здравствуй мой милый враг!

Ты ведь, я надеюсь, понимаешь, что пока ты служишь наследникам этих предателей, Ангелов, никакого мира между нами быть не может.

Но я пишу тебе не по этому поводу.

Не так давно имел место очень неприятный инцидент, спровоцированный одним чрезвычайно хитроумным князем и твоими людьми. Полагаю, что ты уже о том наслышан, даже сверх меры. И я хочу предложить его разрешение, ибо подвешенная ситуация, как я понимаю, не устраивает нас обоих.

Если совершено преступление — за него нужно кого‑то наказать. Поэтому, я предлагаю тебе использовать своего предшественника в качестве козла отпущения. То есть, публично покаяться, посыпая голову пеплом. И учинить расследование с публичными судами, на которых, под шумок, осудить тех… кого нужно осудить. Это будет правильно и позволит серьезно снизить давление Святого Престола.

Я, разумеется, тебя поддержу. Но не просто так.

Во — первых, мне нужно, чтобы ты прислал своих людей для публичного церковного суда над оступившимися священниками. Он будет проходить в Москве. Куда осужденных и надлежит свести. Как ты понимаешь, они должны быть осуждены и примерно наказаны.

Во — вторых, я более не могу доверять тебе или кому‑либо из твоих людей. Поэтому я, Великий князь Московский, хочу выделения земель Руси в отдельную автокефальную церковь со своим Патриархом. Патриархом, которого назначать будет наш совет князей, а не вы в Никее.

Понимаю, что прошу многого. Но на то есть свои обстоятельства. У меня нет ни времени, ни желания торговаться. Или ты, мой милый враг, принимаешь мои все условия, или я уступлю Риму, склоняясь к принятию католичества вместе со своими людьми. Последствия этого шага, я полагаю, объяснять тебе не нужно.

Я полагаю, что ты уже слышал, что я подарил Папе один из даров волхвов, который они поднесли Иисусу Христу — рубин 'Сердце Феникса'. Уверен, ты, и все твое окружение, очень сильно по этому поводу переживаете. Но не все так плохо. В случае полюбовного разрешения нашего конфликта я подарю тебе дар второго волхва — изумруд 'Звезда Востока', оставив себе третий — сапфир 'Аркенстон'.

Надеюсь, что вы оправдаете мое доверие и ожидание.

Вам всего доброго, хорошего настроения и здоровья'.

Патриарх откинулся на спинку кресла и, отбросив письмо на стол, выдавил из себя:

— Вот наглец!

Впрочем, никаких поспешных действий он решил не предпринимать. Ситуацию требовалось обдумать и взвесить. Потому что принятие католичества этим злодеем могло поставить православие в откровенно безвыходную ситуацию. Да и заполучить один из даров волхвов очень хотелось. Это должно было сильно поднять пошатнувшуюся репутацию патриархата.

— Главное не спешить… — тихо произнес Патриарх, принявшись заново перечитывать послание. Подозревая, что за этим рукописным святотатством может оказаться двойное или тройное дно.

Однако первый и важный шаг в создании РПЦ был сделан. Оставалось дать Патриарху все это переварить и должным образом его подзадорить, спровоцировав на действия.

 

Эпилог

1 июля 1241 года. Москва

— У нас проблемы, — с порога заявил Иван.

— Что опять? — Повел бровью Георгий. В его представление после монголов все остальное — мелочь и полнейшая фигня, а не проблемы.

— Я не шучу. Помнишь, я получал сведения от нашей агентуры в Константинополе, что к нам направляется большое посольство из Франции?

— Да. Ты выяснил его цели и состав?

— Если бы. Так по мелочи. Но сейчас это не главное. Только что я получил письмо голубиной почтой от моего агента в Киеве. Он, следуя моему приказу, прибился к посольству. Так вот — от самой Десны их сопровождают кочевники.

— Вот те раз… — покачал головой Георгий с ухмылкой. — И откуда они в степи взялись?

— Печенеги.

— Что?!

— Выдавленные половцами к Дунаю они, после их ослабления стали снова хулиганить. Сдерживать‑то их некому.

— Хорошо, но нам‑то что с того? Не дойдут — нам же лучше. Мы с Папой условились, что я не приму его священников до окончания войны. Война окончилась. Чем еще может быть это большое посольство 'из Франции'? Да там, наверное, целый полк священнослужителей идет! Вот и выходит, что если печенеги их побьют, мы в плюсе окажемся. Как говорится, и вдоволь, и без греха.

— Что ты можешь сказать о своей троюродной сестре, Изабелле?

— Очень набожная девица, — пожал плечами Георгий. — Вроде была сдвинута на теме францисканцев и невинности, из‑за чего послала наследника Фридриха II в далекие паломничества непечатными буквами.

— Так возрадуйся же! — Торжественно произнес Иван.

— Ты чего?

— Я не знаю, что там Папа и Людовик ей говорили, но она в том посольстве и едет. Причем с приданым.

— ЧЕГО?!

— Невеста к тебе едет. Твоя троюродная сестра — Изабелла, которая, по совместительству еще и сестра короля Франции Людовика IX. Папа сделал ход кочергой по яйцам. Он решил тебя женить на верной католичке, причем довольно миловидной, как мне докладывают. С тем посольство и идет. Да, там есть священники, но весьма ограниченный контингент.

— Какой он, однако… прыткий, — покачал головой Георгий. — Меня только спросить забыли.

— Ну, куда ты торопишься? Спросят еще.

— Вот так и спросят? При невесте? — Саркастический отметил Великий князь. — Они что, скандала не бояться? Ведь Папа мне не сюзерен, а ему не бедный вассал из провинции. Могу и отказаться. Они разве этого не понимают?

— Подожди, не кипятись. Там не в лоб все, конечно. Официально, все чинно и благородно: Изабелла едет, чтобы попросить тебя об открытии миссии францисканцев в Москве. Но, только я зуб даю — в нужную минуту у посла за пазухой и папская булла найдется, и благословение от короля, а в обозе и приданое отыщется. Кроме того — тебе двадцать пять по местному паспорту. То, что ты холост в таком возрасте, не твоя заслуга, а недоработка компетентных органов. Надеюсь, ты это понимаешь? Я вообще удивлен, что они только сейчас спохватились.

— Слушай, чего‑то мне не по себе от такой новости.

— Не хочешь жениться?

— Ну… она же фанатичка.

— Напомни мне мой друг, когда какая‑либо женщина была без тараканов? У всех они свои. Одна транжирит деньги с истовым безумием. Другая — ездит по мозгам. А эта будет молиться и каяться. Не самый плохой вариант.

— А ну как дети дурачками пойдут? По наследству. Ведь фанатиками не от великого ума становятся.

— Воспитание мой друг, воспитание. Девица, насколько я знаю, вполне здоровая. Только вот под колпаком с рождения. Так что ей по ушам катались целой автоколонной. Не думаю, что там будет что‑то плохое. Кроме того, вы так увлеченно переписываетесь с Людовиком. Этот шаг — нормальное решение для дальнейшего продвижения на мировой арене. Нам нужно много товаров из теплых стран. Дружить с Францией — неплохо. Особенно если нам удастся закрепиться какими‑нибудь анклавами в Черном и Балтийском морях.

— Ну… — растерялся Георгий. — Ты предлагаешь мне выезжать ей навстречу?

— А разве есть выбор? — Удивился Иван. — Если печенеги захватят ее в плен — твоя репутация окажется подмочена. Ведь они смогут забрать ТВОЮ женщину у тебя из‑под носа. Пусть она тебе даром не нужна. Но даже в этом случае — Изабелла — ТВОЯ сестра, пусть и троюродная. А ведь если Людовик быстро не найдет денег они могут психануть и начать шалить с ней.

— Проклятье… — хмуро, очень хмуро и как‑то вязко произнес Георгий, сквозь зубы, сдерживая уже накатывающую ярость. После убийства родителей, угроза его родственникам воспринималась им крайне болезненно.

— Сотня кирасир я уже поднял по тревоге. Гусары и мобильный обоз тоже.

— Понял, — кивнул Великий князь и решительными шагами направился к двери из кабинета, в котором работал, изучая донесения.

— Ты уверен, что мы поступаем правильно? — Тихо поинтересовался Вячеслав, когда Георгий, во главе колонны уже вышел из ворот Кремля.

— Да. Или ты забыл, какие психологические травмы ему оставила та су… сударыня? Он ведь теперь даже мыслей о браке не допускает. Так, переспал и забыл. А нам, для имиджа державы нужен не только брутальный самец в доспехах, пугающий всех врагов в округе зычным рыком. Эту стадию мы уже прошли. Сам понимаешь, ему нужна официальная супруга. Уже и слухи нехорошие ползут.

— Так приехала бы, и поженились, — пожал плечами Вячеслав.

— Ты в этом уверен? Лично я — ни разу. Гоша у нас абсолютно бездуховная скотина, как и мы с тобой. Ему святоша даром не нужна. Есть у меня подозрение, что он бы с ней мило поворковал, да и отправил домой. Или, максимум, позволит организовать монастырь францисканцев в наших краях. Ездить по ушам и он умеет. А там, я уверен, и у самой девицы не сильно‑то и большое желание замуж выскакивать.

— Ну, возможно… — покачал головой Слава. — Поэтому ты потоптался ему по старым мозолям?

— Да. Добился переключения тумблера 'МОЕ'. Угроза ее жизни его всколыхнула. Он уже настолько вжился в роль, что воспринимает Людовика как брата, а Андроника как деда. На эмоциональном уровне. Он заставил себя в это поверить. И это правильно. Так вот, я подтолкнул его к осознанию того, что там убивают не только ЕГО невесту, но ЕГО троюродную сестру. Пока доберется — накрутит себя. Ну и для Изабеллы рыцарь на белом жеребце, спасающий ее жизнь — тоже немалый довод. Сам знаешь, как на девчушек производит впечатление вид кирасира. А Гоша там будет чуть ли молнии из глаз метать.

— Хм… ну ладно. А то и правда, как‑то странно все выглядит. Очень уж девиц чурается. Сунул — вынул и бежать, кхм, пинок под зад то есть. Нездоровая фигня.

— Вот и я о том.

— А девицу‑то не прибьют?

— Печенегам известно, кто она. Поэтому — всех вокруг, может и вырежут, а ее пальцем не тронут. Дорогая птичка.

— Рисковые ребята. Слава у Георгия дай Боже!

— А им что? Они на Дунае сидят. Далеко. Да и соскочить куда есть. А если выгорит — навар изрядный….

Семь дней спустя. К северо — востоку от Козельска

Изабелла поправила повязку лежащему без сознания рыцарю и, тяжело вздохнув, села на подножку возка. Дикие кочевники наседали третий день. А люди, сопровождающие ее, гибли. Уже пало три рыцаря, двенадцать оруженосцев и тридцать слуг. И это не считая прочих участников посольства. Половина францисканцев также упокоилась с миром. Часть лежала раненной. А конца края не видно. Главная проблема — лошади. Их кочевники убили сразу. Из‑за чего продвигаться вперед стало невозможно. А, загнивающие трупы на жаре вынуждали в скором времени покинуть убежище, что обеспечивали возки да подводы.

И что делать дальше она не понимала.

Тупик.

Апатия.

Если бы она не была настолько набожной — наложила бы на себя руки. А так — придется идти в плен, ибо никто из окружения не посмеет ее убить. Кочевники, видимо все понимали, поэтому ждали, не спешили.

— Смотрите! — Вдруг раздался хриплый голос кучера Жака.

Изабелла привстала и взглянула туда, куда указывал рукой слуга. А там из‑за перелеска стали вываливать кавалеристы в легких латах.

— Кто это? — Обратилась принцесса к командиру небольшого отряда своего будущего жениха, что присоединился к ним в Киеве. В сущности, только благодаря этим пятерым бойцам и их чудесным арбалетам, они все еще держались. Печенеги несколько раз пытались выкуривать их из‑за скрепленных повозок, но тщетно. Только новые трупы оставались вокруг. Их трупы. И да — скрепить повозки тоже предложил этот человек, очень своевременно.

— Гусары, — с посветлевшим лицом произнес тот. — Венгерские всадники на службе Великого князя.

— Чему вы радуетесь? — Удивился сэр Лион. — Их всего пять десятков, а степняков, как их там?

— Печенегов?

— Да, печенегов. Их три сотни с гаком. Они разобьют гусар.

— Гусар — вероятно. Но посмотрите, сколько их — пять десятков. Вся их рота. Так они ходят только с Великим князем. А значит Георгий Максимович тоже здесь. И привел кирасир, он их очень ценит.

В подтверждении его слов горнист гусар задрал голову и заиграл какую‑то мелодию. А из‑за перелеска, откуда недавно выскочили эти всадники, ответил другой горн. И печенеги, вроде как навострившие коней перебить гостей, осадили свой порыв. С одним отрядом они справиться могли, но с двумя — вопрос. Ведь неясно, как там идет.

А гусары, плавно войдя в пространство между повозками и печенегами, остановились, развернувшись к врагу.

Гусары у Георгия вышли просто загляденье. Породистые белоснежные лошади линейных весов, длинноногие, поджарые, скоростные. Красивое седло свободной посадки, дабы всякие джигитовки и прочие финты можно было делать при необходимости. Сам же всадник представлял собой совершенно немыслимую смесь эпох. Брюки и сапоги — от русских Александрийских гусар образца 1812 года. Доломан был стеганный и несколько измененного покроя, с меньшим количеством украшательств. Поверх него надевались латы — образца поздних крылатых гусар, но из тонкой стали. Из‑за чего довольно легкие. Латы дополнялись шлемом 'лобстером'.

У каждого бойца имелся небольшой прямоугольный щит — тарч с гербом Георгия, довольно длинное копье и легкий палаш с сильно развитым эфесом как у знаменитого итальянского меча 'скьявона', который, впрочем, в XIII веке еще не появился. Ну и, само собой, к седлу был приторочен саадак — комплект из классного композитного лука со стрелами в плоских чехлах на османский манер.

Выходило что‑то вроде образца универсальной линейной кавалерии, которую Георгий пока только обкатывал. Но, в будущем что‑то подобное было ему нужно для обеспечения разведки, патрулирования и охранения на марше. Так что, судьба ее была практически предрешена.

Изабелла так засмотрелась на непривычно красивых всадников, что вздрогнула от радостного крика сэра Лиона.

— Кирасиры!

Она обернула и ахнула.

Из‑за перелеска на рысях вышла знаменная группа. А вслед за ней колонна по четыре самых грозных тяжелых кавалеристов планеты тех лет. Латные доспехи для них делались из нержавеющей стали, поэтому они натурально сверкали в лучах солнца своими полированными формами. Синие сюрко с белым двуглавыми грифонами. Невероятно длинные копья, устремленные в небо. И крылья. Крылья! Они трепетали крупными белыми перьями и производили незабываемое впечатление. А образ завершали кони — отборные дестриэ, укрытые в превосходные латные доспехи.

В этот самый момент гусары выхватили свои легкие палаши и стали готовиться поддержать атаку кирасир. А там, у перелеска уже надрывно играл горн, разворачивая походную колонну для атаки. Стремя в стремя.

Но не потребовалось. Степняки уже отступали со всей возможной скоростью. Они поняли, КТО к ним пожаловал на огонек, узнав его доспех, выделявшийся на фоне остальных. По степи о Георгии ходили очень нехорошие легенды — одна страшнее другой. И печенегам их не захотелось проверять.

Завершив обозначение атаки, кирасиры перестроились обратно в походную колонну под звуки горна, и уже шагом направились к посольству. Ликующему и радостному. Ведь еще полчаса назад они были уверены — пришла их смерть. А гусары, повинуясь какому‑то непонятному звуку рожка и взмахам мужчины с флажками в руках, устремились обеспечивать охранение и дозор.

Когда Георгий к ней подъехал, Изабелла стояла и широко раскрытыми глазами смотрела на это чудо — латные поздние высокие готические доспехи. А по ее щеке медленно текла слеза, оставляя заметный след на немытом несколько дней лице. Перенервничала.

Великий князь подъехал, кинул поводья подбежавшему слуге и довольно лихо соскочил на землю. Поднял забрало и, заглянул ей в глаза, поинтересовался:

— С вами все нормально?

— Да… — неуверенно, произнесла Изабелла.

— Вы ранены? Больны?

— Нет. — Потупившись, ответила принцесса.

— Я вижу у вас много раненных. Сейчас сюда подойдет обоз. Там есть два врача и лекарства. Распорядитесь подготовить их к осмотру. Мы постараемся им помочь.

— Святые отцы уже сделали, что могли, — ответила, вздохнув, Изабелла. — Теперь все в руках Господа Бога нашего. Нам остается только молиться за них.

— Лучшая молитва — дело, — возразил Георгий. После чего кивнул и направился внутрь импровизированного полевого укрепления, начав сходу там распоряжаться, как у себя в курятнике. Требовалось срочно предпринимать меры, потому что раненых там была настоящая масса, а уровень санитарии из‑за побитых лошадей и умерших, выглядел ужасающим. Что усугублялось теплым летним солнышком, безжалостно жарившим не очень свежие трупы.

Изабелла смотрела на то, как на глазах оживает их закисший лагерь и думала, крепко думала. Георгий не был похож на ее смиренного и духовно богатого царственного брата, с тонкой душевной организацией. Тот всегда был сильно отрешен от мирского и мало уделял жизни внимания. Но и на Фридриха и его наследников — тоже. Они, настоящие рыцари, не боящиеся ни крови, ни смерти, ни грязи, были слишком высокого о себе мнения. И вот так вот, входить в самую гущу скверы и даже где‑то помогая простым слугам вытаскивать раненых, не стали бы. Наверное, поэтому Изабелла и не смогла согласиться на брак с Конрадом — наследником Фридриха.

Когда же прибыл мобильный обоз, ситуация еще сильнее изменилась. У Георгия оказались очень толковые лекари. Лучше братьев — францисканцев, которые с особым почтением отнеслись к ним. Не сразу, а когда увидели результат — раненые в основной массе резко пошли на поправку. После чего, за этим лекарями бегал натуральный хвост в рясах, чуть ли не в рот им заглядывавший.

Но главное было не это. Вечером из Москвы подошли подводы с легионерами. Кто‑то как будто почувствовал, что они потребуются. Или знал о том. А также еще сотня кирасир. Поэтому уже утром Великий князь ушел вслед за печенегами. Спускать это нападение он не собирался.

— Я хочу идти с ним, — твердо и с вызовом заявила Изабелла своим рыцарям. — Или вы простите этим степнякам то, что они учудили?

— У нас нет боевых коней. — Хмуро отметил сэр Лион. — Их побило стрелами.

— Изыщите способ! — Топнула ножкой Изабелла и, развернувшись, удалилась в сторону. Ну, насколько это было возможно.

Принцессу жутко распирало от желания поучаствовать во всем этом деле. Очень уж заинтриговал ее Георгий своим нехарактерным для всех ей знакомых дворян поведением. Да и вообще. Всю жизнь сидеть в благостном покое — скучно, а простая придворная жизнь была ей омерзительна. А теперь, оказавшись на краю цивилизованного мира, вдохнув жуткий, сладковатый запах смерти и взглянув ей в глаза, она как будто ожила.

— Вы верхом ездить умеете? — Поинтересовался после некоторого раздумья Иоанн, сподвижник и советник Великого князя, приведший второй отряд с обозом для эвакуации.

— Нет, — подавлено произнесла Изабелла.

— Андрей, — крикнул Иван одного из стоящего невдалеке офицера. — Взвод Волка ко мне. И принеси сюда базовый комплект.

— Вы поможете мне? — С надеждой спросила Изабелла.

— Да. Но это очень опасное мероприятие. Вы должны дать слово — во всем слушаться этого человека, — указал он на легионера, подошедшего к ним. — И вам потребуется надеть вот эти доспехи. В степи иногда летают стрелы. Мы же не хотим, чтобы они причинили вам вред.

— Не хотим, — покладисто произнесла Изабелла.

— Выберите себе свиту. Но не больше пяти человек. Им так же выдадут доспехи. И поспешите. Времени у нас не так много….

Печенеги не ушли далеко. Да, в общем‑то, и не старались. Просто вышли из‑под удара и встали лагерем. Раз уж ограбить посольство не удалось, то у них выпал шанс недурно порезвиться на этом торговом пути. Не самом оживленном, конечно. Но все знали о разгроме Степи. Поэтому купцы в здешних краях были довольно беззаботны.

Но они немного ошиблись в своих расчетах. Купцы — да, может быть. Но не Великий князь, считавший, отныне, эти торговые пути своими и не желавший видеть здесь двуногих шакалов. Они просто еще не успели осознать, что времена переменились. Очень сильно.

 

Примечания

- — (1) Высказывание древнегреческого литератора Симонида Кесарийскийского.

- — (2) Дестриэ — сверхтяжелые породы лошадей, кони которых специально дрессировались для боя. Масса тела от 800 до 1100 кг. Отличались колоссальной выносливостью и силой, однако, из‑за большой массы тела прыгать не могли. На быстрых аллюрах уступали в скорости и дальности рывка более легким лошадям. Однако медленными аллюрами, да еще на большие дистанции легко обходили своих более слабых и менее выносливых конкурентов. Особенно под всадником. Тяжелая кавалерия на дестриэ да еще в латах (включая прикрытие лошади) было века до XV практически уникальным по своему могуществу силой для полевых битв. Георгий свою тяжелую латную кавалерию назвал кирасирами.

- — (3) О гусарах можно почитать в приложении.

- — (4) В середине XIII века остатки печенегов компактно проживали между Днестром и Дунаем.

- — (5) БПЛА — беспилотный летательный аппарат.

- — (6) ВВС 'Винторез' 6П29 — бесшумная снайперская винтовка для подразделений специального назначения. Максимальная эффективная дальность — 400 м, в головную мишень — 100 м. Патрон 9х39 СП-5/СП-6. Сменный магазин на 10 или 20 патронов.

- — (7) ПСС 6П28 — самозарядный пистолет, обеспечивающий бесшумную и беспламенную стрельбу на дальность до 50 метров. Патрон 7,62х41.5 СП-4. Сменный магазин на 6 патронов.

- — (8) Крупные суммы наличности в наши дни есть фундамент, на котором стоит практически вся организованная преступность. Ведь безналичные переводы можно довольно легко и просто отследить. А чемодан с купюрами штука довольно обезличенная, подходящая для оплаты любых, даже самых гадких услуг.

- — (9) Ротвейлер входит в топ-10 самых умных собак. Известные проблемы с этой породой связаны с хозяевами в наших пенатах, которые не знают, как их воспитывать, содержать и дрессировать.

- — (10) Среднегреческий или византийский язык — форма греческого языка, бытовавшая с 330 по 1453 года нашей эры.

- — (11) Таматарха — одно из старых названий Тамань. Так ее называли византийцы во второй половине XII века до перехода в сферу влияния Венеции. Впрочем, в греческих осколках Византийской Империи ее и далее продолжали так называть.

- — (12) Кафаревуса — с греческого переводиться буквально как очищенный, чистый.

- — (13) Койне — с греческого переводиться буквально как общий.

- — (14) Каламиты — старое название Инкермана.

- — (15) Беременность Агнессы Французской вполне вероятна. Хотя достоверно никто не знает что с ней случилось после захвата Андроника I. Возможно, все что угодно — от бегства до смерти. Официально считается, что она удалилась в Крым и провела там остаток своих дней.

- — (16) Владимир Ярославич (1151–1199). Сын Ярослава Владимировича Осмомысла Галицкого и Ольги, дочери Юрия Долгорукова. Был последним представителем первой Галицкой династии. Его незаконнорожденный сын Владимир пропал в венгерском плену. Официально. Георгий использовал эту зацепку, чтобы вывести из него свой род.

- — (17) Илона, дочь венгерского короля Бела III. Вымышленный персонаж, существование которого, было гипотетически возможно, так как после Иштвана у Беллы и Анны Антиохийской была дочь, умершая в младенчестве. Что с ней на самом деле произошло — никому не известно.

- — (18) Георгий приходился троюродным братом правящему Францией Людовику IX.

- — (19) Впрочем, обе ветки Рюриковичей велись от Ярослава Мудрого.

- — (20) Описание арбалетов смотри в приложении.

- — (21) Комнины в те годы правили Трапезундской Империей.

- — (22) Описание корабля можно посмотреть в приложении.

- — (23) aivas lyö ulta yläpuolellamme — (финский язык) 'Небо льет огонь прямо на нас', фраза из песни 'Taivas Lyö ulta' группы eräsbetoni.

- — (24) And nothing else ma ers — (английский язык) 'А остальное неважно', фраза из песни 'Nothing Else Ma ers' группы Metallica.

- — (25) Местные боевые кони весили около 550–600 кг, в то время как тяжелые рыцарские кони тех лет находились в диапазоне 900–1000 кг, а то и больше. Ближе всего к тем породам современные английские шайры. По более поздней классификации легкая кавалерия комплектовалась лошадьми до 500 кг, линейная — 500–600 кг, тяжелая — свыше 600 кг.

- — (26) В знакомой Юрию Всеволодовичу реальности ближайшими кочевниками были половцы. У них орда (около 40 тысяч человек жителей) была такой же формой государственного образования, что и у славян княжество.

- — (27) Иоанн III Дука Ватац (1192–1254) — Император Никейской Империи. Императором стал в 1221 году.

- — (28) Подробнее о монетах смотри в приложении.

- — (29) Георгий еще в XXI веке заготовил тонкой беленой кожи, нарезанной кусками формата A5 — 148 × 210, решив соблюсти классную идею, заложенную в ISO 216. Ее смысл в том, что если, в нужном стандарте сложить вдоль и разрезать, полученные половинки будут иметь то же соотношение сторон.

- — (30) Миндовг — (1195–1263), впервые упоминается как князь в 1219 году. По легенде с 1236 года является князем объединенного литовского княжества.

- — (31) Вихревые катапульты — научное название примитивных средневековых метательных машин, известных на Руси под названием 'Порок', а в Европе — 'Петрелла'. Конструктивно очень просты. Возводиться опора, на которой закрепляют рычаг. К короткому плечу рычага крепят канаты, за которые дергают люди в момент выстрела. На длинном плече рычага размещают снаряд. Простая и весьма неприхотливая конструкция, которую возводили на месте из подручных материалов. Но ее боевые возможности были очень скромными, как по дальности, так и по силе удара. Позже в Европе ее сменили намного более совершенные и мощные метательные машины — требюше.

- — (32) Площадь Московского княжества на момент образования составила около 3500 квадратных километров.

- — (33) Гичка — легкая быстроходная парусно — гребная шлюпка с острым носом и транцевой кормой. Конкретно эти гички были длиной 12 метров, шириной 2 метра, осадка полная около 0,6 метров. Мачта была одна, она несла гафель, стаксель и топсель.

- — (34) Шатрандж — ранняя форма игры в шахматы.

- — (35) 20 стругов зерна в тех условиях это примерно 800–1000 тонн зерна.

- — (36) На Руси в те годы не было медных монет. Однако и с другими монетами тоже была беда. Подробнее об этом можно почитать в приложении.

- — (37) Георгий уже успели серьезно реконструировать старую деревянную крепость Москвы. Подробнее можно почитать в приложении.

- — (38) Миндовг производная форма от словосочетания в литовском языке, означающее 'Много мыслящий'.

- — (39) 'Люди книги' — последователи христианства, ислама и иудаизма. Эти религии являются ветвями одного направления и во многом сильно пересекаются, перекликаются.

- — (40) Империя Сун — государство на территории современного Китая, существовавшее с 960 по 1279 год. Было завоевано монголами в ходе затяжной войны. Эта война очень скоро превратилась в Гражданскую войну между Южным и Северным осколками Империи Сун. За Северным осколком, государством Цзинь, стояли монголы и их сторонники. За южным Сун — сторонники старых порядков и правящей династии. Война между монголами и Империей Сун продлилась без малого век.

- — (41) Григорий IX — 178–ой Папа Римский, правивший с 1227 по 1240 год. Конфликтовал с Императором Римской Империи Фридрихов II Гогенштауфеном. Стремился укрепить влияние Святого престола. Передал инквизицию ордену Доминиканцев.

- — (42) Речь о Федоре I Ласкарисе — 1–ом Императоре Никейской Империи в период с 1204 по 1222 годы. Основал династию Ласкарисов, провозгласил наследование Римской Империи. Начал войну с Латинской Империей за возвращение Константинополя.

- — (43) Валентин решил использовать опыт русских острогов из XVIII‑XIX веков. Внешний контур куртины — вертикально установленные бревна. Так называемый тын. Сразу за ним располагался стена сруб, пересыпанный грунтом. Над ними располагалась крытая боевая площадка. Ключевым отличием от поздних острогов являлись очень массивные, сильно выступающие перед куртиной башни, позволяющие надежно вести продольный обстрел.

- — (44) Пайцза — верительная бирка, металлическая или деревянная пластина с надписью, выдававшаяся китайскими, чжурчжэньскими, монгольскими правителями разным лицам как символ делегирования власти, наделения особыми полномочиями. Носилась при помощи шнура или цепи на шее либо на поясе.

- — (45) Тибо IV Шампанский (1201–1253) — граф Шампани и Бри с 1201 года, король Наварры под именем Теобальдо I Великий с 1234 года, посмертный сын графа Тибо III Шампанского и инфанты доны Бланки Наваррской, сестры короля Наварры Санчо VII Сильного. Подробнее о генеалогии Георгия можно почитать в приложении.

- — (46) Гуго (Юг) I де Шатильон (после 1196–1248) — сеньор де Шатильон — сюр — Марн, де Труаси, де Креси — ан — Бри и д'Анкр с 1219, граф де Сен — Поль с 1226, граф Блуа и Шатодёна (по праву жены) 1231–1241, второй сын Гоше III де Шатильон, сеньора де Шатильон — сюр — Марн, и Елизаветы, графини де Сен — Поль. Подробнее о генеалогии Георгия можно почитать в приложении.

- — (47) Лошадей породы дестриэ закупали через новгородских купцов во Фландрии.

- — (48) Копье Георгий сделал клееным из традиционного копейного материала — ясеня. Хоть длина копья и составляла 6 метров, но оно оказалось относительно легким, так как от середины до наконечника было полым. Рука прикрывалась классической гардой — раструбом. Кроме того, имелось приспособление для фиксации его за крюк на доспехах, для повышения силы удара. Ну и, само собой, две петли: для плеча и ноги, дабы на марше было удобно. Кроме того, плечевая петля облегчала орудовать длиннющим копьем в бою, перенося часть нагрузки с руки на плечо и корпус.

- — (49) Завершив формирование тяжелого ядра вооруженных сил, Георгий занялся созданием легких сил для разведки, охранения и патрулирования. Он назвал их егерями, сформировав первый десяток легких кавалеристов на выписанных с запада хороших, ходких верховых конях. На местные породы князь не надеялся, зная о слабости селекционной работы в окрестных пенатах.

- — (50) Шлем типа 'лобстер' появился в Европе в XVI веке. Был очень популярен и технологичен, давая прекрасную защиту и позволяя массу вариаций сборки. Под ситуацию. Например, практически все поздние 'крылатые гусары' и рейтары носили именно такие шлемы.

- — (51) Anan por‑ghal — высказывание протоссов, переводиться как: 'Настало время битвы'.

- — (52) Dum adu'nala — высказывание протоссов, переводиться как: 'Все подвластно смерти'.

- — (53) Колчан в среднем вмещал 20–30 стрел. Георгий ввел для ополченцев стандартный плоский колчан на 25 стрел в духе более позднего — турецкого. Таким образом, для прикрытия отступления 500 стрелков — ополченцев планировалось расстрелять по 500 стрел каждому. То есть, совокупно 250 тысяч стрел залпами. В то время как тысяча бывших дружинников выдала всего 60 тысяч, причем разрозненными выстрелами по пехоте в доспехах.

- — (54) Рихард, граф Тиета (1224–1249). К 1239 году ему было всего 15 лет, однако, в те годы рано взрослели.

- — (55) Имеется в виду образ ля Гира из фильма 'Жанна д'Арк' с Милой Йовович в главной роли.

- — (56) От кого на Руси переняли боевой клич 'Ура!' сложно сказать. У тюрков было созвучное слово (означало 'бей'), но не было клича. В Европе же имелся подобный клич, связанный с этимологией 'торопись', 'спеши', 'продвигайся'. Причем он был распространен от Германии до Франции, от Италии до Англии. Очень маловероятно, что это произошло под влиянием тюрок. Но Георгия это все не интересовало — он просто использовал приятно звучащий клич.

- — (57) В XIII века Псков и Новгород называли себя словенами, а княжеские земли юга — Русью.

- — (58) Альбигойский крестовый поход — внутренний крестовый поход в Западной Европе, проходивший в 1209–1229 годы. Боевые действия шли на юге Франции в регионе Окситания. Завершился полным успехом католичества, которое подавляла ересь, вышедшую из‑под контроля.

- — (59) В западной традиции волхвы назывались магами. Каспар — это один из волхвов, что пришел к новорожденному Иисусу Христу с дарами.

- — (60) В 1225 году Фридрих II взял себе в жены Иоланту Иерусалимскую. Однако прямо вовремя свадебных торжеств он овладел ее кузиной — Маргаритой Идой де Рейнель. Маргарита понесла от него и родила девочку Бланшефлер. Это был совершенно типичный поступок Фридриха.

- — (61) Тут идет отсылка к зрелищным моментам фильмов 'Хоббит: Битва пяти воинств' и 'Властелин колец: Две башни'. Последний фильм — в формате перевода 'Гоблина'.

- — (62) Катафракт, он же катафрактарий, он же клибанарий — тяжелый кавалерист, уходящий корнями в Античную Персию, где и появился изначально. Сохранялся в Средние века в Византии и Персии. Этот вид кавалерии был лучше организован, но уступал рыцарской в лобовом ударе из‑за ощутимо меньшей массы лошадей. Но русскую дружину превосходили значительно, прежде всего из‑за серьезного доспеха, прикрывающего не только всадника, но и коня.

- — (63) Опасаясь голода из‑за военных конфликтов, Георгий на территории кремля поставил несколько многоуровневых складов, на которых накопил за счет купцов, запасы продовольствия.

- — (64) Все деревни Московского княжества к указанному времени были превращены в укрепленные поселения, выстроенные в удобных для обороны местах.

- — (65) Лорика сегментата — крупносегментный ламинарный доспех, закрывавший корпус и плечи. Самый известный в популярной литературе и кино доспех римских легионеров. Доспех поставлен на вооружение Рима в 20 году до нашей эры. Доспех снят с вооружения в IV веке нашей эры, в связи с упадком воинской культуры и экономики Римской Империи. Его место заменили кольчуга и чешуя. Лорика сегментата — современное название доспеха, древнее — не сохранилось.

- — (66) Грузовой лифт был оснащен приводом от ручной лебедки. Поэтому поднимался медленно, но надежно. Кроме того, он позволял поднимать из подвала и опускать обратно значительные грузы силами всего пары человек за весьма ограниченное время.

- — (67) Просто 'лорикой' в обиходе стали называть лорику сегментату, потому как иных лорик на вооружение Московского княжества не поступало. То есть, лорики линтеа, серта, сквамата, плюмата и хамата не использовались.

- — (68) Anan por‑ghal — высказывание протоссов, переводиться как: 'Настало время битвы'.

- — (69) Dum adu'nala — высказывание протоссов, переводиться как: 'Все подвластно смерти'.

- — (70) Багатур — слово из языков алтайской языковой семьи; почётный титул у монгольских и тюркских народов, присоединяемый к личному имени (например, Субэдэй — багатур, Есугэй — багатур). Означает 'герой', 'доблестный воин'. Слово использовалось и как личное имя. Известно в различных формах: бахадур, багадур, батур, батыр, батор. Было заимствовано русским языком, став хорошо известным богатырем.

- — (71) Словены — самоназвание народов Новгородской и Псковской вечевых республик.

- — (72) Слова 'орден' в наградах Георгий принципиально избегал, ибо в те годы оно имело совсем иное значение. Звезды были разные. Например, звезда 'Героя' была пятиконечная и символизировала 'Вифлеемскую звезду', как символ высшего достижения, о чем в удостоверении и пишется.

- — (73) Официальный титул Георгия теперь звучал — Великий князь Московский, князь Владимирский и Рязанский, так же прочая, прочая, прочая. Ну или просто — Великий князь Московский.

- — (74) Волжская Булгария приняла ислам еще в X веке.

- — (75) Изабелла (1223–1270) — дочь короля Франции Людовика VIII и Бланки Кастильской.

- — (76) Имеет в виду, что эти лошади относятся по весу к линейной кавалерии, которую иначе называю средней. Масса лошади 500–600 кг.

- — (77) Латы крылатых гусар включали в себя сегментную кирасу, слабо развитые наплечники и наручи. При весе стали 2–3 мм весили 13–15 кг. Комплект лат этих гусар весил около 5 кг. Тяжелые удары (таранный удар копьем, удар чеканом, тяжелый арбалетный болт и прочее) он не держал, но в свалке ближнего боя и от стрел защищал отменно.

- — (78) Источником нержавеющей стали стал корпус 'Арго', в котором ее оказалось несколько десятков тонн.

Начало выкладки 01.05.2016. Последнее обновление 12.08.2016.