18 февраля 1239 года. Москва

Георгий вошел в штабной кабинет и обвел всех хмурым взглядом. Этому очень удивились. Победа ведь! Удивились и напряглись.

— Текущая зимняя кампания завершилась, — начал князь, не вытягивая театральную паузу. — Но не закончилась война.

— Как же так? — Удивился Рихард. — Какой разгром! Разве степняки теперь сунутся под стены Москвы?

— Монголы — это не простые степняки. Последние полвека они строят свою державу, наступая от дальнего моря, до которого от здешних мест идти на восток до полугода. И все эти земли они уже завоевали. Вы представляете, сколько это? Прямо сейчас монголы ведут войну против Персии, Индийских княжеств, арабских эмиров и державы Сун. Той самой Сун, в которой выращивают шелк. А теперь, один из улусов, начал вторжение в Европу. Подмяли под себя половцев, булгар, хузар, алан и прочих. Начали завоевывать Русь. Вторглись к словенам. Захватят все здесь — двинутся дальше. В Польшу, Венгрию, Священную Римскую Империю. Мечта основателя державы монголов захватить весь мир, объединив его под своей дланью.

— Кхм… — поперхнулся Рихард. Француз тоже неприятно удивился услышанному, но промолчал.

— Хан Бату правит улусом Джучи. Улус — это провинция. Она простирается от Уральского камня на востоке до дунайских половцев на западе, от Персии на юге до нас на севере. Представляете себе масштаб провинции? Вот то‑то же. Отряд, который мы разгромили, был всего лишь отрядом.

— Но откуда у них столько воинов! — Удивился француз.

— Это особенность степного нашествия. Завоевывая какое‑нибудь племя, они используют его для захвата следующего. И так далее. Получается что‑то в духе снежного кома, когда чем дальше катишь снежный шарик, тем крупнее он становится.

— А воины? Откуда они берут воинов? — Не унимался француз.

— Основную силу монголов составляют не воины, а ополчение, словно во времена древних королевств. Когда все здоровые мужчины рода выступают в поход. Сами понимаете — бестолковые воины. Но их много, очень много. Нередко эти толпы одним своим видом одерживают победы. Не каждый готов сражаться один против десятка. Чтобы управлять этой толпой, а иначе такое воинство не назовешь, монголы среди завоеванных племен вводят суровые законы — за практически любую провинность полагается смерть. А чтобы законы исполнялись, используют круговую поруку и коллективную ответственность. Конечно, лучше это воинов не делает, да и снаряжением с вооружением достойным их не одаривает, но управляемая толпа — это сила, которую сложно игнорировать.

— Эти пятнадцать тысяч, что пришли под стены Москвы, как раз и были так собраны? — Спросил Рихард.

— Да. Их набирали из числа половцев. Перед тем как подчинить, монголы воевали с ними. Долго. Больше десяти лет. Сколько сейчас орд осталось точно, я не скажу. Но восемь — девять должно было под их руку уйти. Орда — это что‑то вроде кочевого племени. Княжества. В каждом — от двадцати до сорока тысяч человек. Всего. И мужчин, и женщин, и детей, и стариков. То есть, совокупно они способны… были способны выставить тысяч сорок пять мужчин, способных держать в руках оружие. Из них около двух с половиной тысяч — дружинники, остальные ополченцы — общинники. Согласитесь — солидно.

— Пятнадцать тысяч мы уже вырезали, — ехидно заметил особист Иван.

— Меньше. Тысяча у нас в плену. Тысячи полторы — две вырвалось. Кто‑то по льду ушел, и сколько их там побилось пока не ясно. Кто‑то в лес сбежал и сколько их там останется тоже непонятно. Остается около тридцати тысяч общинников и двух тысяч дружинников.

— Мда… — хмуро отметил Рихард. — Это ведь вдвое больше, чем было тут.

— Именно так, — кивнул Георгий. — Кроме того, в распоряжение хана Бату есть отряд тяжелой кавалерии из Хорезма. Вы, наверное, знакомы с клибанариями. Вот это они и есть. Точнее те, кому в далекие времена римляне подражали. Прикрыты броней из чешуи или вязаных пластин, как сами, так и их кони. Поэтому весьма сильны. Хотя лошади серьезно уступают дестриэ. Сколько у хана этих всадников я не знаю. Думаю, что сотен пять. Вряд ли больше.

— Ого! — Ахнул сэр Лион. — Да во всей Франции пятьсот рыцарей даже король не соберет.

— Они не рыцари. К счастью. Но все равно, все это выглядит очень опасно и серьезно. Кроме хорезмской конницы у хана Бату под рукой какие‑то войска, выставляемые аланами, хазарами, булгарами и иными союзниками. Сколько их? Понятия не имею. Булгары много не выставят, а аланы с хазарами так же малочисленны, поэтому совокупно, я думаю, можно рассчитывать еще дружинников на пятьсот и тысяч на восемь общинников.

— Пять сотен тяжелой кавалерии, две с половиной тысяч дружинников и тридцать восемь тысяч общинников, — подвел итог Иван. — Плюс мастера из Империи Сун, Хорезма и прочих довольно развитых стран, которые позволяют монголам строить осадную технику и применять иные хитрости.

— И это — только улус Джучи, — усмехнулся Георгий. — Теперь вы понимаете, что до окончания войны еще очень далеко?

— Да… — как‑то подавлено произнес Рихард, а француз же просто кивнул, задумавшись о чем‑то своем.

— Но самое страшное не это. Сейчас все эти орды преимущественно язычники разных мастей. Но этой сейчас. Потому что на них оказывает огромное влияние исламский мир, находящийся с этими язычниками в самом тесном контакте. И довольно давно. Вы понимаете, чем это грозит? Ислам каким‑то чудом находит отклик в простых кочевых сердцах. Сейчас мы имеем большие проблемы с египетскими мамлюками, испанскими маврами и малоазиатскими сельджуками. А завтра к ним присоединится это необъятное чудовище.

— И как ты собираешься поступить? — После долгой и какой‑то вязкой паузы поинтересовался Рихард. Очень уж ни германцу, ни французу эта новость не понравилась. Но оно и хорошо. Георгий планировал отчетливо обозначить свои интересы в курии и при дворах европейских монархов. Ведь тень вторжения мавров была свежа и все прекрасно понимали ужас исламской угрозы. Шла борьба цивилизаций, культур, мировоззрений, которая плавно обретала новый виток. Ну, князь хотел именно на этом внимание и акцентировать. Попытаться.

— Сражаться. Георгий Победоносец вручил мне свои дары, поставив четкую и ясную задачу — сдержать натиск монголов на христианский мир. Ибо у них есть все шансы дойти до Вены и Берлина. А то и дальше.

— Но как это возможно? Твое войско — это капля в море, по сравнению с ними!

— Монголы обладают огромным количеством войск, но они все сразу применить могут только в степи. Да и то, после предварительной подготовки. Обычно они используют намного меньшие силы, ведь кто‑то из мужчин должен обеспечивать им прокорм — пасти скот. Хотя если хан решит со мной покончить, то уже ближайшей зимой он нахлынет и опустошит все мое княжество. Город, скорее всего, я удержу, а вот крестьян мне перебьют всех. Да, они сидят ныне по укрепленным деревням. Но они слабы. Особой сложности взять нет. Было бы желание и время.

— И вы так спокойно об этом говорите? — Удивился же француз. — Это ведь конец!

— Это возможный конец. Однако я полагаю, хан Бату не станет проявлять подобное упорство. У него под боком есть более доступные цели. Черниговское, Киевское и Галицко — Волынское княжества лежат практически полностью в степи. Там можно спокойно осадить их и взять. Укрепить войско. Подготовить новых дружинников, закупив доспехи и оружие на вырученные деньги. А потом наведаться ко мне. Или еще лучше — дожать Смоленск и отрезать меня от связи с соседями. Долгая осада и камни в песок крошит. В любом случае хан, скорее всего, он не станет повторять свою ошибку. Особенно когда до него доберется Берке, и поведает много интересного. Ему не доблесть воинскую показать нужно, а земли завоевать, да под руку свою поставить, сломив предварительно волю к сопротивлению.

— Не радужно…

— У меня в любом случае нет выбора, — пожал плечами Георгий. Легенду об обете, данном Георгию Победоносцу, германец с французом слышали. И лишних вопросов не задавали.

— И все же. Что ты предпримешь? — Не унимался Рихард. — Пойми меня правильно — я должен сказать… кхм… моему Императору все как есть. Я сражался вместе с тобой и понимаю весь ужас нависшей угрозы.

— Я надеюсь на то, что мои расчеты верны и хан Бату решит продолжить завоевания, оставив меня напоследок.

— И? Неужели ты будешь сидеть в этой крепости?

— Нет, конечно, нет. — Усмехнулся Георгий. — Я собираюсь выйти в поле и бить его отряды по частям. Остальные княжества Руси довольно слабы. Скорее всего, хан не станет объединять силы в кулак больше тумена. Вероятнее всего и того меньше. А с туменом в поле я справлюсь…

Беседа продолжалась, и князь был доволен. Да, сейчас перед дипломатами он хмурился, строя из себя героя и истинного крестоносца, стоящего на страже христианской цивилизации с упорством упорного фаталиста. Но это только для них. На самом деле он прекрасно осознавал еще там, в XXI веке, в какую петлю лезет. Но все равно пошел на это, продумав свою тактику и стратегию. Просчитав ее. Почему же он радовался? Потому что смог отразить первый натиск монголов, не засветив практически ничего из явных анахронизмов. Те же пушки. А мог. Но обошлось.

Цирк? Цирк. Но очень полезный.

На самом деле Георгий не испытывал даже тени страха перед монголами. Ведь у него в подвале лежали пушки и законсервированные бочонки с порохом. Вроде бы мелочь, но он знал, что с ними делать. В случае острой нужды полуготовые заряды в сочетании с вагенбургом позволят даже отрядом в тысячу бойцов гонять монгольское войско ссаными тряпками по степи. Просто и легко. Но Георгий не спешил воспользоваться этим преимуществом из‑за опасений самому стать драконом в глазах людей. Ведь люди слабы — все новое и неизведанное кажется им чужим и опасным. Многим из них. А уж если эта новинка пахнет серой, извергает дым и громыхает…

В общем, он не спешил применять пушки. Это был его секретный козырь не только в игре против монголов, но и вообще. Он не обольщался, прекрасно понимая, что за его делами смотрят очень пристально из самых разных столиц. 'Удивишь — победишь!' — говорил Суворов. Вот Георгий и планировал выдавать порции удивления дозированно, по мере усвоения. Каждый день понемногу, из‑за чего всегда оказываясь на шаг — другой впереди. А то врагам станет скучно, если сразу им все вывалить.