25 июля 1621 года, Стамбул

Раннее утро.

Только-только рассвело. Но жителей Стамбула безжалостно разбудили начавшейся артиллерийской канонадой.

Бам! Бам! Бам!

Бух! Бух! Бабах!

Работали тяжелые шестидюймовые нарезные «Единороги» обоих легионов.

Их задача была проста – вскрыть баррикады и организовать проходы в завалах для штурмовых колонн. Вот они и долбили своими ударными гранатами по выявленным целям.

В воздух поднялся воздушный шар.

Сам шар из толстого шелка с отверстием внизу, куда нагнетался горячий воздух от керосиновой горелки. Сверху клапан для сброса горячего воздуха. Снизу легкая плетеная корзина на свободном подвесе. Он поднимался всего с одним наблюдателем, удерживаясь тонким канатом, дабы не улететь куда-то волею ветра. Но и этого было достаточно, чтобы оперативно отслеживать диспозицию. И, пусть и криво, пусть с задержкой, но корректировать огонь шестидюймовых «Единорогов» при их работе по скрытым целям.

Практически вместе с началом обстрела к городу выдвинулись две роты штурмовиков, два батальона линейной пехоты и две роты гренадеров.

Не доходя пары сотен метров до городской черты, гренадеры развернули свои ручные мортиры и начали беглый обстрел стрелковых гнезд, оборудованных на крышах. Чугунные мины падали под большим углом. Почти что сверху. Из-за чего часто проламывали глиняную черепицу, взрываясь уже где-то внутри здания. Но это никак не спасало положение защитников.

По наступающим штурмовикам открыли беспорядочный огонь со стороны зданий.

Но усиленные нагрудники и шлемы из хорошо закаленной стали надежно держали мягкие свинцовые пули. А потом в дело пошли дробовики. Да накоротке. Где осыпью картечи приласкав, где прикладом. А местами добавляя шпагой или гранатой. Последних они не жалели совершенно. У каждого через плечо висел подсумок с ручными гранатами. Новыми гранатами, которыми император смог вооружить только штурмовиков. Остальные пока старыми пользовались, фитильными.

Чугунный цилиндрический литой корпус с тонкими стенками. Он собирался из двух половинок, что скручивались на резьбовом соединении, смоченном предварительно жидкой смолой. Полая деревянная ручка. Предельно простой терочный запал на основе фосфора. Этакий упрощенный вариант Stielhandgranate M24, адаптированный под более примитивные технологические возможности Дмитрия. Правда, пороховой заряд, помещаемый в корпус, относительно неплохо изолировался тонкой бумажкой, которую после приклеивания промасливали. Да и запал тоже благодаря хитроумной опечатке довольно долго держался в годном сухом состоянии. Одна беда – муторное и достаточно дорогое производство. Особенно скручивающихся чугунных корпусов и фосфора, без которого все это теряло смысл.

Зато как дело шло?

Открутил крышку деревянной ручки, от которой тянулась бечевка к керамическому шарику в запале. Резко дернул. Услышал шипение. Кинул. Услышал взрыв. Там ведь кроме фосфора был и инициирующий заряд, позволяющий надежно прожечь промасленные бумажки изоляторов. Осечки были, но нечасто и больше по вине операторов. Ведь дергать требовалось достаточно резко и энергично…

Штурмовики работали совсем нетипично для эпохи. Подавляли огонь из окон с помощью дробовиков. Закидывали в помещение одну-две гранаты. И врывались внутрь, добивая всех клинками и прикладами. Продвигались дальше. Если было подозрение, что в помещении за углом кто-то был, то сначала туда заходила граната и только потом – боец.

Легионеры же линейной пехоты продвигались маленькими отрядами – повзводно – и частым огнем из штуцеров подавляли замеченные ими точки сопротивления. Поддерживали штурмовиков. Формировали узлы обороны, стрелковым огнем контролируя те или иные участки территории. Связывали противников боем, ожидая, когда подтянется хотя бы один расчет гренадеров и накроет врага своими оперенными гранатами. В особых случаях они вызывали расчеты полковой артиллерии с их четырехдюймовыми ударными гранатами. Ведь не везде удавалось нормально пробиться к противнику «с неба». У ручных мортир гренадеров, то есть фактически минометов, хватало мертвых зон. Да и иной раз требовалось выйти на прямую наводку, предварительно подавив встречный огонь, и ударить в лоб чем-нибудь тяжелым…

Иван выглянул в выщербленное окно и резко отпрянул обратно. Следом же, не сильно задерживаясь, залетело несколько пуль, растерзавших тряпичную занавеску.

– Янычары, – выдохнул он, доставая из подсумка гранату. Простой полый чугунный шарик, забитый порохом. Гранаты штурмовиков обычным легионерам пока не давали. Мало их было.

Один из бойцов у другого окна тоже выглянул, резко уйдя обратно.

Прожужжала пара пуль, выбив каменную крошку и пыль побелки с противоположной от окна стены.

Тот парень прикурил фитилек своей гранаты и аккуратно метнул ее куда-то за окно.

Раздались какие-то крики.

Взрыв.

И бойцы отделения, пользуясь замешательством, высунулись со своими штуцерами, отработав прицельными выстрелами по наблюдаемым целям. Тем самым, что отвлеклись на гранату.

Все быстро перезарядились. Приготовились. Раз – и полетел новый чугунный шарик.

Новые крики.

Взрыв.

И еще один не слитный, но очень опасный залп, выкосивший янычар из числа тех, кто либо слишком храбрый, либо слишком глупый. Минуты не прошло, а отделение намолотило уже с десяток «фрагов» и немного остудило горячее рвение янычар. Их к этому дому едва чуть ли не две сотни рвалось.

Полетела новая граната.

Потом еще, еще, еще и еще.

Натиск на домик остановился. Янычары перешли к отступлению.

А бойцы отделения затеяли открытую перестрелку, аккуратно выглядывая из окон дома что с первого этажа, что со второго. По очереди, по мере перезарядки. Так что эффект был такой, будто из окон бьет кто-то из чего-то самозарядного. Высунулся. Выстрелил. Отошел в сторону на перезарядку. Второй высунулся. Выстрелил. Третий. Четвертый…

В это же самое время метрах в двухстах штурмовики пытались взять укрепленный дом, который перед этим обстреляли гренадеры. Но безуспешно. Кончились ручные гранаты. А подошедшее с противоположной стороны дома подкрепление усилило защитников. Пришлось отходить, унося раненых под прикрытием штуцеров линейной пехоты легионеров. А потом выкатывать полковой «Единорог» и несколькими снарядами взламывать позиции врага. И снова атаковать, выбивая защитников из слегка покореженного дома. Пропускать вперед легионеров, чтобы те заняли позиции у окон и вступали в перестрелки с врагом, пытающимся контратаковать.

И так далее.

А иной раз и отходить без боя, понимая, что контратака янычар угрожала занятию вон того домика, а значит, и отрезать легионеров в котле.

Время от времени командир батальона забирался на крышу и пускал небольшую цветную ракету в сторону какой-либо цели. Так он указывал корректировщику на воздушном шаре сложный участок и вызывал туда огонь шестидюймовых нарезных «Единорогов». Командиры старались попусту не рисковать. Резервов-то у них особенных и не было…

Битва за Стамбул кипела.

Дмитрий же не спешил.

Дважды за день он провел аккуратную ротацию войск в зоне боевого соприкосновения. Сначала во время обеда, отведя утреннюю смену войск в тыл на отдых и корм, заменив их свежими и «покушанными». А потом вечером, выдвинув на передовую поспавших днем и поужинавших бойцов. Да с удвоенным запасом патронов и утроенным – гранат. Мало ли что? Разве что штурмовиков подменять было некем. Но им он тоже давал отдых, заменяя легионерами линейной пехоты, временно приостанавливая собственно наступление, переходя к обороне.

Император понимал – город брать нужно. Но он не собирался превращать штурм города во что-то героическое. Скорее напротив, он желал, чтобы штурм превратился в спокойную и методичную работу. Люди не должны были рваться и действовать на грани своих возможностей. Это было совершенно лишним. А потому Дмитрий стремился, чтобы в соприкосновении с врагом всегда были свежие, сытые войска с полным боезапасом. Ротация, поднос боеприпасов и воды, вынос раненых, артиллерийская поддержка трех уровней могущества и доступности и так далее, и тому подобное. Легионы Руси сильно изменились со времен Копенгагена.

Наступила ночь.

Кёсем-султан стояла у окна и смотрела в сторону зоны боев. Оттуда доносились выстрелы и взрывы. Не так интенсивно, как днем. Но все равно. Тревога, охватившая ее сутки назад, становилась сильнее. Дмитрий ввязался в бой и… судя по донесениям, уверенно теснит войска султана. Янычары были поддержаны довольно многочисленным ополчением. Но толку это не принесло, увеличив только количество трупов. Сколько же было убито у императора, она не знала. Ей до жути хотелось понять, насколько самоубийственна для Дмитрия эта атака. Это бы многое объяснило. Но никаких возможностей прояснить этот вопрос не было. Только слухи. Один дурнее другого. Если им верить, то пора уносить ноги. Однако она доверяла командирам. Обычно они не подводили султана. Тем более настолько массово и коллективно. Никто из них не верил в то, что сил императора хватит для захвата города штурмом. И все они твердили о том, что легионеров там поубивало видимо-невидимо. Очень хотелось взглянуть, хотя бы одним глазком. Но она не решалась, здраво рассудив, что убить ее там могут слишком легко, просто даже и не поняв, кто она такая.

Что ей оставалось?

Только ждать… ждать, когда у Дмитрия закончатся легионеры. Сколько это? День? Два? Непонятно. А до того держаться, наблюдая, как этот рыжий головорез уверенно расширяет свою зону контроля…