Глава 1 5 апреля 1942 года. Москва. Наркомат Иностранных дел

— Здравствуйте, — Молотов был как всегда предельно спокоен и выдержан.

— Рад вас видеть, Вячеслав Михайлович, — постарался быть предельно вежливым Луис Кинтания дель Вае. — Мне сказали, что дело не терпит отлагательств, не поясните, чем была вызвана такая спешка?

— Вот, — протянул небольшую папку, послу, — эти фотографии нам доставили вчера вечером.

— Откуда? — Чуть хмуря лоб, спросил Луис Кинтания. — Признаться, я не очень понимаю, что должны мне сказать эти виды совершенного разгрома.

— Как вы, вероятно, знаете, у Советского Союза последние несколько лет выстраиваются взаимовыгодные отношения с Японской Империей. Например, тот же торговый оборот за минувший год увеличился в семь раз. Кроме всего прочего, между Москвой и Токио заключено несколько договоренностей по обмену стратегически важной информацией. Так вот — эти фотографии сделаны японскими репортерами на атлантическом побережье Панамы.

— Это доказательства их жестокости? — Недоуменно спросил Луис Кинтания. — Но зачем в таком случае вы их показываете мне?

— Вы неверно меня поняли. Эти фотографии свидетельствуют о результатах ковровых бомбардировок, которые проводят ВВС США против населенных пунктов в Панаме. То есть, весь этот лунный ландшафт — плод стремления правительства Соединенных Штатов вырезать непокорное население Панамы, которое очень благожелательно приняло японские войска. Вот, — Молотов передал вторую папку, — здесь эти же населенные пункты незадолго до бомбардировки.

— Странно… — покачал головой Луис Кинтания. — Мне показалось или вы даете мне понять, что вы знали о том, что эти населенные пункты будут уничтожены?

— Наша разведка смогла выяснить только факт переброски тяжелых авиадивизий ВВС США на аэродромы, откуда они могли работать по Панаме. Мы допускали шанс нанесения бомбовых ударов по населенным пунктам с целью уничтожения населения, но не думали, что янки пойдут на это. Кроме того, эвакуировать все население японцы не только не успевали, но и не могли, тем более, что подобное мероприятие могло породить излишнюю панику. Однако подстраховаться таким образом посчитали нелишним.

— Ясно, — кивнул посол. — И что вы хотите от Мексики? Все это, конечно, ужасно и не красит нашего соседа, однако…

— Вы правы, — кивнул Молотов, — не красит. Поэтому мы были бы благодарны правительству Мексики, если оно постарается осветить события и предать их огласке. Кроме того, Советский Союз заинтересован в том, чтобы государства Центральной Америке не только осудили геноцид жителей Панамы, но и препятствовали дальнейшему развитию данного богопротивного дела. Мало кого красит кровь невинных людей.

— Чисто по-человечески я вас понимаю, — вкрадчиво произнес посол, — но мое правительство будет исходить из чисто прагматичных побуждений. Где Советский Союз, и где США? Что мы получим с подобного демарша кроме проблем?

— Вас устроит поддержка Советским Союзом создания Центрально Американских штатов? — Как можно более спокойно и невозмутимо спросил Молотов.

— Что?! — Луис Кинтания аж поперхнулся. — Но ведь японцы вторглись в Панаму! Как в таких условиях можно говорить о создании Штатов?

— То, что японцы больше ничего захватывать в Центральной Америке не будут мы можем гарантировать. Им бы и это удержать. Однако по этому каналу мы можем обеспечить военные поставки и поддержку нового союза.

— Иными словами, вы поддерживаете это вторжение? — Повел бровью посол.

— Что у Советского Союза, что у Российской Империи накопилось очень много вопросов к Соединенным Штатам Америки. Очень серьезных вопросов. Например, текущая война между нами и Рейхом один из них. Они, конечно, там не одни постарались, но одного финансирования людоедского проекта НСДАП в наших глазах вполне уважительная причина. А ведь там очень много прегрешений и без взращивания этого чудовища. На руках элиты США кровь десятков миллионов людей и большие проблемы, созданные для большинства государств на планете.

— Извините, — перебил его посол, — но, я все это знаю.

— Тогда вы должны понимать, что конфликт между Советским Союзом и Соединенными Штатами неизбежен. Пока, — Молотов особенно подчеркнул это слово, — мы не можем выступить открыто. Ведь у нас серьезная война с немцами. Да и еще сохраняются надежды на мирное разрешение вопроса, но если все так пойдет дальше, то ничего иного нам не останется.

— И вы хотите, чтобы мы сейчас начали войну вместо вас?

— Нет. Вы не справитесь. Мы просим от вас только дипломатической поддержки. Мы понимаем, что между Вашингтоном и Мехико установлены крепкие и надежные дружественные отношение, но, полагаю, шанс возрождения ЦША вас должно устроить.

— Этот проект не все считают здравым, — покачал головой посол, — некоторые так и вообще назовут его мертворожденным. Что вы можете гарантировать?

— Незамедлительное признание государство и установку экономических и политических отношений. А если потребуется, то и заключить оборонительный союз. — Луис Кинтания хмыкнул. — Понимаю, сейчас я не могу ждать от вас какого-либо ответа, поэтому я предлагаю вам посетить Мехико и передать не только эти фотографии, но и наш разговор. Обычными дипломатическими каналами пользоваться мы не советуем, так как подозреваем их контроль со стороны Вашингтона.

— Почему вы так считаете?

— Меня попросили вас только предупредить. Никаких точных сведений у нас нет, однако, мы не ошиблись в вопросах контроля японских каналов связи. Поэтому, очень желательны именно личная передача и пояснение.

— Хорошо, — кивнул озадаченный Луис Кинтания.

— Заодно, если вас не затруднит, передайте наше пожелание расширения экономических связей и более тесного сотрудничества.

 

Глава 2 23 апреля 1942 года. Недалеко от Луцка. Грунтовая дорога

Гюнтер возвращался на фронт после долгого лечения в тылу так толком и не повоевав — на вторую неделю войны нарвался на засаду и получил три пулевых ранения. Поначалу даже врачи не верили, что он выживет, но обошлось. Выкарабкался. И вот теперь он покачивался на ухабах разбитой грунтовой дороги, глотая пыль под завывания двигателя 'блица'.

— Проклятье! — Наконец не выдержал Гюнтер, приложившись лбом на одном из ухабов в лобовое стекло. — Долго нам еще?

— Часа три, если все нормально, — произнес не менее утомленный Франц. — Но я бы на вашем месте не спешил.

— Что, совсем горячо? — Чуть дернув щекой уточнил гауптман.

— Да не то, чтобы горячо, но неприятно. На передовой совершенное разложение, герр гауптман. И поверьте старому солдату, ничем хорошим это не закончится.

— Вроде бы наступаем, — пожал плечами гауптман, слегка покосившись на ефрейтора. — С чего бы?

— Вы о нем из сводок только знаете?

— В основном да, — неуверенно кивнул Гюнтер.

— Ох, и удивитесь, — грустно улыбнулся Франц. — Не война, а цирк. Солдаты совершенно не хотят воевать. Они и раньше не сильно рвались, а уж после того, как по линии Красного креста наши пленные стали домой письма писать, так и подавно.

— Странно, — слегка смутился Гюнтер, — и как же они тогда наступают?

— Вежливо и изящно, — хохотнул Франц. — Иногда только диву даешься. Да и русские себя как-то странно ведут. Если есть возможность не убивать, то стараются избегать этого. В некоторых перестрелках обе стороны полдня палят друг в друга, а толку ноль. Ну, если судить по потерям. Я же раненых и больных вожу в госпиталь. Так их больше от небоевых причин страдает. Черт знает что!

— Так ведь радоваться надо, — улыбнулся Гюнтер, — потерь мало.

— Верно, — кивнул Франц, — мало. Только ведь и на месте топчемся. Беседовал на днях с артиллеристами, говорят совсем загоняли. Чуть что — сразу отступают и их вызывают. Они там воют уже.

— А чего же тогда на месте стоим? — Удивился гауптман.

— Так то и стоим, что пальба идет странная. То ли русские соображают быстро, то ли наши медленно шевелятся, но как правило они успевают отступить с засвеченных позиций после вызова артиллеристов по радио. Как чувствуют. А потом обратно возвращаются.

— Да ну, — протянул Гюнтер, — байки все это. Давно бы проверили, проложив телефонную линию до артиллерии.

— Пробовали. Диверсанты режут и минируют.

— Так их еще не вывели? — Испугался гауптман.

— Да вы не переживайте, — усмехнулся Франц, — сейчас они нас не трогают. Только провода режут. Это в первые месяцы злобствовали, а теперь почему-то прекратили.

— Что это за звук? — Насторожился Гюнтер. — Вроде на самолет похоже, только не знакомо. — И как будто в подтверждения его слов из-за леса на бреющем выскочили две пары каких-то странных двухмоторных самолетов, сходу открывшие огонь по автоколонне. Впрочем, что ефрейтор, что гауптман не стали долго думать и сиганули в кюветы, дабы не попасть под раздачу.

Сложно сказать, сколько прошло времени, прежде чем Гюнтер услышал удаляющийся рев моторов и поднял голову. На дороге стояла полная разруха. Не осталось ни одной целой машины. Причем почти все получили по несколько попаданий в капот, в то время как тенты остались практически не задеты.

— Вот так всегда, — убивался Фриц, возясь возле развороченного несколькими попаданиями малокалиберной пушки двигателя. — Это уже седьмая.

— И что, по двигателям бьют?

— Ну а куда же? В итоге груз и бросить не бросишь, и как тащить не ясно. Одни проблемы… — сокрушенно покачал головой Франц.

— А как же Люфтваффе?

— Его мало кто видит. По слухам, его еще к началу апреля проредили так, что не скоро оправится.

— Странно… — покачал головой Гюнтер, наблюдая за тем, как пара солдат во главе с фельдфебелем осматривает автоколонну. — А ведь могли нас всех тут положить, если бы покрутились, да причесали. Кюветы-то неглубокие. Простреливаются легко. А судя по калибру установленных на этих самолетах игрушек, им даже бруствер траншеи не помеха.

— Вот то-то и оно, — кивнул Франц. — Не война, а балаган какой-то.

В тоже время в Вашингтоне

— Очень интересно, — Рузвельт отложил листок с докладом в сторону. — Что сами думаете?

— Полагаю, что Москва пытается нам намекнуть…

— Мне это я и так ясно! Болван! — Чуть разозлился Рузвельт. — Какие последствия? Ведь мы не единственные читатели этого доклада.

— Никто в Центральной Америке на это не пойдет, — уверенно произнес мистер Уоллес. — Мы ведь рядом, а кто их поддержит?

— Вообще, мистер Уоллес, мы сейчас находимся в состоянии войны и пока что терпим поражение за поражением. Вчера пришло подтверждение головотяпства наших летчиков. Кто их вообще догадался отправить туда при такой хреновой видимости? В итоге можно констатировать — первых к Атлантике шлюзов больше нет. А заодно и разворочен весь берег рядом с ними.

— Это не так страшно, мистер президент, — вкрадчиво произнес мистер Уоллес. — В конце концов, теперь мы будем уверены в том, что неожиданных гостей на Восточном побережье нам ждать не стоит.

— А японцам на западном, — зло толкнул в сторону начальника разведки листок телеграммы. — Читайте. Эти проклятые макаки все-таки начали беспокоить наше западное побережье. И авиация не спасает. Они топят и угоняют наш гражданский флот, действуя подводными лодками и эсминцами. Кроме того, стало известно, что на Аляске также высадился японский десант. Небольшой, но все-таки. Так что, мистер Уоллес, меня не волнует, как, но вы должны точно выяснить, что русские будут делать, а что нет. Вы меня поняли?

— Да, сэр, — кивнул начальник разведки с весьма кислым лицом.

 

Глава 3 28 апреля 1942 года. Москва. Ставка

— Какие из этого вы сделали выводы? — Тихо произнес Сталин.

— По всей видимости наступление саботируется. — Несколько неуверенно отметил Василевский. — Мы полагаем, что у немцев появились очень серьезные внутренние проблемы. Практически бунт.

— У нас тоже есть аналогичные подозрения, — подтвердил Слуцкий. — Активность СС и СД последние дни очень высоки. Генералитет совершенно задергали допросами. Кое-кто под арестом. Но это приводит только к ухудшению ситуации. Особенно в среде офицеров и унтеров. Конечно, встречаются карьеристы, которые стараются воспользоваться сложившимся положением, но у них что-то получается только в тылу, да и то, не всегда и не у всех. На фронте таких при первой возможности свои же стреляют.

— Но это на фронте. А в тылу? — Спросил Тухачевский.

— Очень сложные взаимоотношения. Они становиться практически изгоями, которым никто старается не только не помогать, но и не общаться без особенной нужды. Не все это выдерживают. А уж если всплывает какое-нибудь нарушение или проступок, никто покрывать подобное не станет.

— Вы полагаете, что подобная ситуация следствие наших подарков?

— Да, товарищ Сталин. — Кивнул Слуцкий, вместо Берии. — Мы отслеживаем активность группы Гальдера. Их деятельность стала особенно бурной после того, как к ним присоединился Шпеер.

— И что, контрразведка ничего не делает? Неужели их еще не вскрыли?

— По нашим сведениям, руководитель Гестапо Мюллер, известный своей независимостью, почувствовал куда ветер дует и прикладывает все усилия к тому, чтобы работа его ведомства не вредила группе Гальдера.

— Мюллер? — Удивился Сталин. — Очень странно.

— Ничего странного, товарищ Сталин, — начал Слуцкий. — Его только в тридцать девятом году смогли буквально силком вступить в партию. Очень честолюбив. Профессионал экстра-класса. Держится предельно независимо. Политических предпочтений не имеет. В поддержке товарищей по партии замечен не был. Грубо говоря — его нынешнее положение продиктовано исключительно его личными качествами и навыками, так как в противном случае, его бы никто в руководстве Рейха не терпел.

— Да, — кивнул Берия. — Я читал характеристики на него. Одна другой краше. С такими только в лагеря отправлять. Но терпят.

— Очень интересно, — задумался Тухачевский. — Вы пробовали устанавливать с ним контакт?

— Нет. Это пока преждевременно.

— Почему?

— Мы хотим, чтобы он открыто проявил лояльность группе Гальдера, а не пытался балансировать как циркач на канате. Мюллер должен однозначно выбрать сторону, потому что никто не знает, что и зачем он делает. Очевидно только одно — он сам по себе, Рейх — сам по себе.

— Но ведь нам с ним не по пути, — отметил Василевский. — Насколько я понимаю замысел, группа, поднявшая восстание станет нашими союзниками. И как мы сможем работать с Мюллером после всего того, что он сделал?

— Он профессионал. — Тихо произнес Тухачевский. — Наверное самый лучший специалист в своем роде во всей Европе, если не в мире.

— И что?

— Мы будем разбрасываться такими специалистами? Особенно, имеющего огромный опыт работы по Западной Европе?

— Но сможем ли мы ему доверять? — Спросил Сталин, лукаво улыбаясь одними глазами.

— Он профессионал, который высоко ценит свою жизнь. — Улыбнулся Тухачевский. — У нас уже сейчас, как я полагаю, достаточно материалов для высшей меры, как в Великобритании, так и в США. Причем сугубо по их гражданам. Куда ему бежать? Пример Канариса с одной стороны, компромат с другой. Это кнут. А пряник — возможность роста и положение. Не забывайте — Мюллер очень амбициозен и абсолютно идеологически не окрашен. Ему что левые, что правые — без разницы. Да, личность не самая приятная, но как специалист он будет полезен.

— С таким подходом нам большую часть руководства Рейха нужно перетягивать к себе, — скривился Василевский. — Ведь никто не будет скрывать того факта, что они профессионалы высокого уровня.

— А вы хотите пустить их под нож? — Мило улыбнулся Тухачевский. — Экий вы кровожадный.

— Но ведь ….

— Вы понимаете, чем это грозит? — Перебил Василевского Михаил Николаевич. — Мы побеждаем государство, а потом вырезаем всю его элиту. Как к нам будут относиться элиты иных стран? Ну прямо просто тянуть ручки, стремясь лобызать нас в десны. Но вот если после победы мы прибьем только самых непримиримых, а с другими сможем договориться, то они увидят шанс. Даже мышь, загнанная в угол, становится опасной. Нам нужно меньше размахивать револьвером, мы же, в конце концов, не бандиты с большой дороги.

— Это война! — Вскликнул Василевский. — Тут убивают.

— Это политика! — Осадил его Тухачевский. — Если вы хотите не просто помахать сабелькой, да пострелять, а воспользоваться плодами победы, то нужно думать не только о войне, но и о том, какой мир будет после нее. Или вы считаете, что на одной чистой силе мы сможем склонить в свою сторону Европу, а потом еще и удержать?

— Я согласен с товарищем Тухачевским, — после минутной тишины произнес Сталин. — Нам нельзя загонять профессионалов в угол, даже если они раньше сражались против нас. Им нужно давать шанс…

 

Глава 4 3 мая 1942 года. Германия. Ставка Гитлера

— Почему вы топчетесь на месте! — Гитлер был в ярости. Он кипел. Казалось, что еще немного и его разорвет на тысячи маленьких чертей, разбрызгивая его бурлящие эмоции на окружающих.

— Мой фюрер, — пытался оправдаться Кейтель, — в тылах полный разлад. Солдаты потеряли веру в победу и не желают сражаться с русскими.

— Да, мой фюрер, — кивнул начальник Имперской службы безопасности Гейдрих. — Мы завели какое-то дикое количество дел на офицеров и генералов. Несколько тысяч задержанных.

— Как вы это можете объяснить? — Уже спокойнее произнес Гитлер.

— Армия не желает воевать, — пожал плечами начальник РСХА. — Причин мы пока не выяснили. Отрабатываем несколько версий. Наиболее вероятной, на мой взгляд, является стихийный бунт в Вермахте. Глухое недовольство, что зрело с начала тридцатых, стало обретать новую форму. Отстранение от дел Гальдера и последующая чистка дали полностью противоположный результат, нежели мы ожидали.

— Вот как? — Раздраженно и снова закипая, спросил Гитлер. — У них есть лидеры?

— Как таковых лидеров нет.

— А что же Гальдер? Разве это не он мутит воду? — С плохо скрываемой злостью произнес Кейтель, почувствовав возможность столкнуть на своего старого конкурента вину за провал.

— У нас нет таких сведений. Да, Гальдер встречается с другими генералами, но за ним никаких подрывных высказываний не замечено. Кроме того, он, насколько мне известно, принял участие в подготовке нескольких успешных операций. На общем фоне, конечно.

— С кем он встречается? — Надрывно спросил Гитлер.

— Скорее дружит, — поправил его Гейдрих. — Гудериан, Дениц, Шпеер. Эта четверка нередко проводит вместе небольшие посиделки. Из наблюдения за ними можно сделать только один вывод — у них теплые дружеские отношения.

— Вы уверены?

— Полностью. — Кивнул Гейдрих. — Гальдер, Гудериан и Дениц подружились еще во времена Чехословацкой кампании, а Шпеер к ним присоединился совсем недавно. Но влился отлично.

— Какие меры мы можем принять? — Сменил тему Кейтель, которому совсем не понравились ответы Гейдриха.

— В отношении повышения боеспособности Вермахта?

— Именно, — отметил Гитлер. — Если заговора нет, то нужно предпринимать меры к тому, чтобы его и не возникло. Друзья они или заговорщики — сейчас не имеет никакого значения. Не время сейчас для того, чтобы пытаться свести счеты со старыми врагами, — подчеркнуто строго произнес фюрер, смотря прямо в глаза Кейтелю.

— Полагаю, что попытки давления на офицеров и, особенно, на генералитет нужно прекратить, потому что это дает обратный результат, — начал Гейдрих, с усмешкой посматривая на Кейтеля. — Наметившийся раскол связан с тем, что между партией и Вермахтом пролегла трещина противостояния. Давно. И с каждым годом она продолжала расти и укрепляться. Единственной причиной, из-за которой Вермахт не встал на дыбы и не уничтожил нас, была верность офицеров старым прусские военным традициям. Не принято в этой среде предавать и поднимать бунты как бы плохо им ни было.

— И вы предлагаете их не наказывать за провалы?

— Я предлагаю более серьезно эти провалы разбирать. Смотреть, прежде всего, на тех, кто писал доносы и зачем. Что уж скрывать — далеко не все офицеры и генералы Вермахта близки идеям партии, что порождает определенные проблемы и пересуды. Особенно после того, как наши тезисы о неполноценных русских рухнули под ударами их боевых успехов. Кроме того, не стоит забывать тот факт, что мы сами признали СССР наследником Российской Империи, чья аристократия, от монархов до простых дворян, была связана с нашей тесными узами родства. В глазах немцев не могут унтерменши бить сверхлюдей, которые в прошлом не считали зазорным с ними родниться. Да и вообще, все эти тезисы пропаганды в широких слоях Вермахта кажутся совершенно надуманными. Кроме того, начали всплывать мысли, посеянные в нашем обществе сразу после восемнадцатого года. Люди не хотят выкладываться полностью. Они не понимают ради чего. Мало того, в войсках пораженческие настроения.

— Которые нужно пресекать! — Резко произнес Кейтель.

— Что вызовет только их рост, — отрезал Гейдрих. — У нас очень сложная обстановка.

— О чем еще думают солдаты?

— Есть много сплетен. Самой массовой является та, в которой говорится о том, что вы начали войну против наших друзей и союзников из ревности за уведенную у вас женщину.

— Что?! — У Гитлера, первый раз слышавшего эту версию, от удивления глаза стали похожи на блюдца.

— Ольгу Книппер. Солдаты полагают, что у вас с ней был роман, и ее уход к русскому маршалу вы просто не смогли пережить.

— Бред какой-то, — покачал головой Кейтель, старавшийся делать вид не менее ошарашенный, нежели фюрер, несмотря на то, что он давно знал эту историю.

— Однако в войсках она популярна. — Отметил Гейдрих. — Офицеры ее развили в трактовку легенды о Троянской войне, только замечая, что Елену украл Одиссей, который теперь на стороне Трои. И без его хитрости и ума взять Трою у нас не получится.

— Но ведь Тухачевский не Одиссей! — Воскликнул Гитлер. — Это пустышка!

— Солдаты и офицеры так не считают. Особенно те, что с ним сталкивались как в общении, так и в деле. У нас есть некоторое количество офицеров из бывшей армии Чехословакии, которые служили под фактическим руководством Тухачевского. Их оценки таковы, что маршала пора канонизировать и начинать строить в честь него храм.

— Чем дальше, тем хуже… — покачал головой Гитлер. — С Йозефа нужно шкуру снимать за такие промахи.

— Мой фюрер, но разве он виноват в том, что мы стали заложниками косной и ретроградной солдатни, которая себе понавыдумывала всяких глупостей?

— Это его работа — помогать им придумывать такие глупости, которые будут лучше всего сочетаться с интересами Рейха, — холодно отметил Гитлер. — Впрочем, мы отвлеклись. Что еще мы можем сделать?

 

Глава 5 11 мая 1942 года. Где-то на просторах Восточного фронта

Гюнтер лежал и грустно смотрел в слегка отсыревший потолок блиндажа. Не так он себе представлял возвращение. Он-то, дурак, думал, что предстоит серьезная драка, где каждый солдат будет на счету, а тут такое…

— Чего ты киснешь? — С усмешкой спросил Карл, чертов неунывающий гад, который доводил его буквально до нервного тика. Вот и сейчас не хотелось ему ничего говорить. Но тот не отступал. Чуть наклонив голову и прищурившись, он продолжил. — Послушай, давай поговорим начистоту?

— Зачем? — Глухо спросил Гюнтер.

— Ты ведь на грани. Я же вижу. Или ты думаешь, что я такой неунывающий от хорошей жизни? Думаешь, мне на все плевать? Да это единственное, что у меня осталось, чтобы не сойти с ума. — Гюнтер посмотрел на него слегка удивленным взглядом.

— Ты серьезно?

— Да куда уж серьезно…. Скажи, что с тобой случилось? У тебя что-то в тылу произошло?

— Нет, — слегка рассеяно ответил Гюнтер. — Понимаешь, я ехал на войну, а тут что-то невообразимое. Особенно тот налет. Я его до сих пор забыть не могу.

— Почему же? Налет как налет, — пожал плечами Карл. — Как мне рассказали, ничего необычного не было.

— Вы просто к ним привыкли, — усмехнулся Гюнтер. — А у меня было ощущение, что с нами играли. Да, семь убитых и двенадцать раненых. Но их могло быть и больше. Много больше. И еще та странная пара в стороне. Такое чувство, что на нас тренировали молодняк.

— Так и было, — кивнул Карл. — Они уже давно стараются поменьше убивать. Это вы еще на 'зеленых' пилотов нарвались, толком не наловчившихся точно стрелять. Обычно потерь еще меньше. На этих истребителях-бомбардировщиках обычно пилоты с очень неплохой подготовкой. У всех от трехсот и более часов. Это у них обычный учебный вылет.

— А та пара в стороне?

— Охрана и, полагаю, наставники. Они практически никогда не вмешиваются. По крайней мере, никогда об этом не слышал. Кроме того, при мне они всегда были на обычных истребителях. Да и вообще — обычно так и бывает.

— На нас учили пилотов…. Ты понимаешь весь абсурд этой ситуации?

— Куда лучше тебя, — усмехнулся Карл. — Ты еще в наступлении не участвовал. Понимаешь, у нас тут установилось нечто вроде нейтралитета. Мы стараемся стрелять куда-нибудь мимо, русские поступают также. Это цирк. Шапито. Есть даже несколько нейтральных точек пересечения.

— Что?! — Глаза Гюнтера округлились от эмоций. — Это как? — Спросил он, чуть остыв.

— Понятия не имеют. Не по чину мне. Но только после начала этих встреч потери у нас пошли на убыль. Да и у русских, полагаю, тоже. Никому не хочется просто так умирать.

— А как же налет? — На автомате спросил Гюнтер, чувствуя, что потихоньку сходит с ума.

— Сам же сказал — хотели бы вырезать — справились бы. Их целями были ваши грузовики, а не вы.

— Неужели вы не пробовали хоть как-то отбиваться?

— Пробовали. Только никакого толка. Поначалу ставили на грузовиках легкие зенитки, которые, как ты понимаешь, довольно легко замечали издали. Поэтому выбивали их в первую очередь, пока те еще не успели развернуться. В общем, все закончилось очень быстро. Особенно после того, как мы отметили закономерность между сбитыми самолетами и полностью вырезанными автоколоннами. В общем, решили не доводить до греха.

— Слушай, а ты так уверенно говорил про эти точки пересечения… — начал было Гюнтер, но осекся, встретившись с очень хмурым взглядом Карла.

— Зря я про это сказал, — покачал тот головой.

— Какие они? Я ведь с ними не сталкивался, да и вообще ни разу не видел.

— Да чего там говорить? — Усмехнулся Карл. — Обычные люди. А вот то, что не хотят с нами воевать — факт. Им этот весь балаган в тягость, так же, как и нам.

— Тогда почему мы продолжаем это цирковое представление?

— А ты думаешь, подобные вопросы решаем мы с тобой? Полагаю, что фюрер считает иначе и мечтает вырезать Союз до последнего человека. Ты же сам видел его идиотские приказы и наставления. Слава Богу, что их никто не рвется выполнять. А те, кто рвется, долго не живут. Что так смотришь? Шальная пуля — она баба избирательная.

— Вот слушаю тебя и не понимаю, с кем говорю… — со злостью произнес Гюнтер.

— Ничего, через пару месяцев сам все поймешь, — усмехнулся Карл. — Если доживешь…

 

Глава 6 27 мая 1942 года. Лондон. Резиденция Черчилля

— Итак, джентльмены, — начал собрание грузный премьер-министр, — по нашим сведениям, наступление Вермахта провалилось. Ни одной задачи, поставленной перед войсками, они не смогли выполнить.

— Пока оно еще продолжается, — поправили его.

— Формально, — кивнул он. — На самом деле сил даже для развития успеха после прорыва фронта у немцев нет, не говоря о том, что они ни разу не смогли полностью прорвать глубоко эшелонированную русскую оборону.

— Это и не наступление, а балаган, — зло прошипел суровый мужчина в форме пехотного генерала.

— Верно, — кивнул Уинстон. — Лорд Иден считает, что в Вермахте практически готов бунт против Гитлера.

— А в Москве это знают?

— Конечно, — кивнул лорд Иден. — Полагаю, что не только знают, но и руководят.

— Тогда почему они не начинают наступление? — Воскликнул генерал. — Ситуация-то более чем подходящая.

— Мы сами не очень понимаем этой игры.

— Может быть, они готовят государственный переворот?

— Возможно, но точно это не известно. Слишком все неопределенно и не логично.

— А разве оппозиция Гитлеру не точит на него зубы?

— Конечно, точит. Но одно дело — мечтать, а другое — реализовать. По нашим агентурным сведениям, никаких оппозиционных лидеров не выделилось. Есть несколько подозрительных групп, но все слишком неопределенно.

— А что группа Гальдера? Вы ее сбрасываете со счетов?

— С ней все сложно. Дело в том, что она слишком неоднородна, включая кроме военных и других людей самых разных областей деятельности. А для государственного переворота в текущих обстоятельствах нужны вооруженные люди. То есть, сугубо военные. Кроме того, в числе лидеров этой группы как минимум два человека, которые ничем, никогда и никак не демонстрировали своей нелояльности Гитлеру. Это Гудериан и Шпеер. Верные псы. По нашим сведениям Гейдрих даже и не подозревает эту чудовищную семейку.

— Да уж… — тихо произнес генерал, качая головой. — Это ведь действительно катастрофа. А откуда сведения о подготовке бунта? Может быть это дезинформация?

— Прямых доказательств у нас нет, однако, проанализировав материалы о разложении армии Рейха мы пришли к выводу, что эта ситуация очень непроста и не так очевидна, как хотелось бы. Вариант подготовки бунта наиболее вероятный ход развития событий.

— Вы думаете о том же, о чем и я? — Хитро подмигнув, спросил премьер-министр у генерала.

— О чем вы думаете, я не знаю. Но я полагаю, выводы о том, что русские прикладывают все усилия к тому, чтобы сохранить личный состав Вермахта, вполне очевидны. Значит, хотят им воспользоваться. В противном случае, они бы воевали по-другому. Совсем по-другому.

— И помешать проведению переворота мы сможем только тогда, когда узнаем лидеров?

— Именно, — кинул лорд Иден. — У нас уже готово все, чтобы опередить заговорщиков и не дать им свергнуть Гитлера. Но мы пока не знаем, кто они.

— Плохо, сэр. Отвратительно. — Покачал головой Черчилль. — Если мы прозеваем этот переворот, то одному Богу известно, как дальше пойдут события. Ладно. — Обреченно махнул он рукой, а потом вдруг прищурился и спросил тихо и вкрадчиво. — Что у вас есть по проекту 'Башня'?

— Все засланные разведгруппы или взяты, или уничтожены. Две так и вообще пропали без вести — мы не знаем, что с ними произошло. Кроме того, потеряно больше половины весьма невеликой агентуры, которая осталась после предыдущей чистки. В итоге я фактически прекратил разработку 'Башни' напрямую.

— Получается, что у нас остался только германский канал… — чуть пожевав губы, произнес Черчилль.

— Именно. Но там все тоже не густо.

— Вы выяснили, что там все-таки скрывают русские?

— Это так и осталось покрыто тайной. Однако наши немецкие друзья смогли выйти на ряд секретных заводов и научно-исследовательских центров в Союзе. В частности, они смогли выявить ряд новейших разработок русских.

— Что-то серьезное? — Обеспокоенно просил генерал.

— Если это не дезинформация, то у них уже готов новый танк, который даже на фоне их Т-39 выглядит очень солидно. Никаких фантасмагорий там не открылось, но все же рывок вперед в области технологий очень серьезный. Боюсь, что мы по многим направлениям безбожно отстали.

— И флот?

— Тут мало что известно. Из достоверных успехов мы знаем только о торпедных катерах на воздушной подушке, которые испортили немцам много крови. Насколько мне известно, русские ведут работы над океанскими подводными лодками большого и сверхбольшого водоизмещения. Подводных крейсерах. Кроме того, по немецкому каналу проходили материалы о малых скоростных судах на подводных крыльях. Полсотни узлов крейсерской скорости — это очень серьезно. Я не уверен, что мы сможем им что-то противопоставить.

— Сколько? — Тихо переспросил Черчилль.

— Пятьдесят. Причем, насколько я знаю, это еще скромные оценки. Правда, у них небольшой радиус, но согласитесь — это не проблема в масштабах Северного моря и Балтики.

— Час от часу не легче, — покачал головой премьер-министр. — Вы пробовали прощупать материалы по своим каналам?

— Да, — кивнул лорд Иден. — Пока все глухо. Русские с нами все хуже и хуже общаются.

— Полагаете, они все знают?

— По слухам именно они и захватили адмирала в Парагвае.

— Что?! — Привстал Черчилль. — И вы молчали?!

— Это только слухи, — пожал плечами лорд Иден. — Никаких доказательств нет. Даже косвенных. Адмирал пропал с концами. Его похитители нигде не всплывали. Официальная версия моих аналитиков очень проста — похитители выдоили личные счета адмирала и прикопали его где-нибудь тихо, чтобы никто к ним не имел никаких претензий.

— А откуда сведения о том, что адмирал у русских?

— Косвенная информация, — пожал плечами лорд Иден, всем своим видом говоря о нежелании называть свои источники.

— Дыма без огня не бывает, — скривившись, произнес Черчилль. — Разработки — это, безусловно, очень важное дело, но потеря Рейха в ходе предстоящего бунта и адмирал, всплывший после долгого плавания в Москве — намного опаснее. Грубо говоря, это переломный момент во всей войне. Потому что объединение русских с немцами породит такую силу, которую никто не сможет сломить и Канарис, по всей видимости, ключ к этой проблеме.

— Канарис — это слухи… — попытался возразить лорд Иден.

— Поверьте моей интуиции — это не слухи. Теперь, когда вы сказали о том, где он, скорее всего, всплыл, все стало на свои места в том странном нападении. Это были не бандиты, а русские диверсанты. Именно поэтому так чисто было сработано и столь странно все проводилось. Теперь у меня только один вопрос — откуда они узнали о том, что адмирал будет укрываться в Парагвае?

— А что, есть варианты? — Улыбнулся лорд Иден. — На нашей многострадальной планете не так много мест, где можно относительно спокойно укрыться от вездесущих разведок. Полагаю, что отследить его прибытие было несложно через денежные переводы. Богачи по глухим дырам не селятся просто так. Мы его упустили только потому, что даже не собирались искать, ведь пожар убедил всех нас в его смерти.

— Почему же он не убедил русских?

— Полагаю, что они давно знали о том, что Канарис работает на нас, и старались просчитывать его ходы. Судя по тому, как быстро они его вычислили, версию о побеге в сложной ситуации они предполагали наиболее вероятной.

— А вы, значит, не думали, что он сбежит?

— Мы думали, что он попытается спасаться бегством в наших землях. Но он оказался умнее. Впрочем, как вы видите, русские смогли обойти и его.

— В общем так, господа, — подвел итог Черчилль. — Ситуация очень серьезная. Я сегодня же пойду к королю, от вас же прошу начать неофициальные переговоры с бошами о заключении перемирия. Тянуть больше нельзя. Теперь у нас каждый день на счету.

 

Глава 7 2 июня 1942 года. Москва

Война, большая и страшная, унесшая гигантское количество жизней. Но она шла где-то там, далеко… В столице СССР об этой трагической неприятности мало что говорило. Размеренная, упорядоченная жизнь. Да, несколько более нервозная, чем обычно, но это уже и не так важно. Даже общественный транспорт ходил со строгим соблюдением расписаний и режимов. На этом специально настаивал маршал. Ибо как бы тяжело не было стране, никто об этом не должен был знать. Ставились спектакли, снималось кино, работали кафетерии, закусочные, рюмочные и прочее. В магазинах достаточно свободно продавались продукты питания и прочие товары народного потребления. Чуть менее обильно, нежели до войны, но все же. Аналогично обстояли дела и в других крупных городах Союза. Безусловно, это требовало очень серьезного напряжения сил, но было нужно. Крайне нужно. Потому как по таким крупным объектам постоянно шныряли вражеские шпионы и информаторы. Их было не так много, но они имелись. И от этих 'кадров' шли ручейки информации в Вашингтон, Лондон, Берлин, Рим и прочие столицы мира. Никто, никто не должен был даже предположить, что Советский Союз сражается с немцами, напрягая все свои силы. Да, это было действительно не так, ибо война складывалась куда более умеренной, нежели помнил маршал по своей прошлой жизни. Однако этим стервятникам даже намека нельзя было давать. Даже подозрения.

Ради чего в августе намечался весьма масштабный автопробег от Ленинграда до Владивостока. А на январь-февраль — грандиозные спортивные мероприятия — Всесоюзная Зимняя Спартакиада. Кроме того, заканчивалась верстка и подготовка к кинопрокату монументальной ленты 'Спартак', которую сразу дублировали с русского на десять наиболее популярных языков мира. В сущности — готовилась первая в истории полноценная мировая премьера с кучей куда более поздних атрибутов.

Советский Союз рвался от напряжения на части, стараясь обеспечить не только военный успех, благо, что его фундамент опирался не только на экономику, серьезную разведывательно-диверсионную работу, науку, армию, но и на мирную жизнь. Причем, приводились задумки в исполнение с упрямством и напором тяжелого бульдозера. И практически везде торчали уши беспокойного маршала, перемалывающего своим личным участием очень многие бюрократические проблемы и недоразумения….

Тухачевский стоял на мосту через Москву-реку и любовался открывающимися видами Кремля. В те недолгие часы, в которые он мог немного отдохнуть, вместо сна Михаил Николаевич наслаждался вот такими прогулками под ручку со своей Ольгой. Ему было безумно больно и стыдно перед ней, что из-за дел не может уделять ей достаточно внимания. Вот и пытался исправиться. Чуть ли не шатался от усталости, но любимую женщину выгуливал, даря ей минуты радости и тепла.

Хотя, конечно, все это было очень странно. Ведь изначально союз заключался по строгому расчету с обеих сторон. Да, не без симпатии, но…. А потом, как-то так получилось, что симпатия стала быстро и плавно перерастать во что-то большее. Неожиданно и удивительно, но, Ольга и Михаил оказались, словно созданы друг для друга. А потом, когда родился вполне здоровый, даже несмотря на весьма неюный возраст родителей, ребенок… всем стало окончательно ясно, что более крепкой и гармоничной 'ячейки общества' не найти….

— Завтра Вася приезжает. Звонил.

— Отпуск?

— Да. После ранения. — Покачала головой Ольга. — Два сквозных в ногу.

— Надолго?

— На квартал, а там как видно будет.

— Он у нас остановится?

— Не знаю пока. Ты чего? — Вдруг испугалась Ольга, видя, как Михаил начал морщиться и расстегивать воротник. — Миш, ты чего?

— Сердце… — с трудом выдавил Тухачевский, уже опираясь о парапет Большого Каменного моста…Хорошо, что сотрудник НКВД, ведущий штатное наружное наблюдение своевременно заметил неладное и успел вызвать машину. Впрочем, даже это не сильно помогло Ольге пережить этот день, доставивший ей немало седых волос. Слишком уж она прикипела к мужу.

Вечер того же дня

Ольга с заплаканным, отрешенным лицом сидела на лавочке в коридоре госпиталя. В отделение реанимации ее не пускали и ничего не сообщали, а потому она просто ждала, боясь услышать что-то ужасное. Мимо кто-то постоянно ходил. Что-то говорили. Но все это было где-то там. За гранью. Как будто не с ней.

— Ольга, — раздался рядом знакомый голос. Совсем рядом. Словно кто-то говорил ей чуть ли не в ухо. — Ольга! — Еще настойчивее позвали ее.

— А? — Ответила она, будто выйдя из какого-то транса. Обернулась и встретилась глазами со знакомыми умными и внимательными глазами, укрытыми за бессменным пенсне.

— Вы как себя чувствуете? — Вкрадчиво спросил Лаврентий Павлович.

— Не знаю, — все еще отрешенно ответила Ольга. — Как он?

— Врачи обнадеживают. Если бы вовремя не доставили, мог умереть, а так, жить будет. Инфаркт. Общее переутомление. Ничего не поделаешь. Война. Даже в тылу люди не щадя себя трудятся.

— Мне можно к нему? — Со слезами на глазах, спросила Ольга.

— Сегодня — нет. Он еще под наркозом. Завтра после обеда за вами заедет машина. Я поговорю о том, чтобы вас на время освободили от обязанностей…

Спустя два часа

— Инфаркт? — Недовольно переспросил Сталин.

— Так точно. — Кивнул Берия. — Подробности диагноза пока уточняются, но уже сейчас можно точно говорить о естественных причинах. Врачи ссылаются на общее переутомление. Он ведь спит по несколько часов в сутки.

— Сейчас всем тяжело, — холодно произнес Сталин. — Как быстро он сможет встать в строй?

— Не меньше месяца. По крайней мере, Лукомский и Чернов сказали, что ровно столько и продлиться строгий постельный режим. А дальше нужно будет смотреть по ситуации.

— Не было печали… — покачал головой Хозяин.

— Если все пойдет по плану, то его присутствие не так уж и нужно, — потер лоб Берия. — Он потому и упал с инфарктом, что работал на износ и успел все подготовить. Генеральный штаб и командующие фронтами должны сами справиться. А ко второй стадии он должен подтянуться.

— Будем надеяться… — тяжело вздохнул Иосиф Виссарионович, потирая виски. Ему и самому нужно хорошенько выспаться, чтобы вот так же не упасть… ведь он не имел права даже умереть до победы.

 

Глава 8 9 июня 1942 года. Берлин

Гальдер который час сидел возле камина и задумчиво курил. Два дня назад началось контрнаступление русских. Вроде как 'неожиданное', хотя оно давно напрашивалось. Да и контрнаступлением это назвать можно было только с огромным трудом, так как никакого решительного натиска со стороны Вермахта не получилось даже условно. Не наступление, а какое-то недоразумение. Не так он представлял себе войну… не так. Да, впрочем, оно и к лучшему, наверное. По крайней мере, меньше немцев погибнет в этой бессмысленной затее.

Хотя Гитлер, по слухам, заходился в истерике, ибо совершенно не понимал, почему его доблестные арийские войска не желают побеждать и так легко откатываются под ударами русских. А главное — его чудовищно раздражали сдачи в плен иногда целыми батальонами. Что и говорить о тыловых службах, которые даже не пытались оказывать сопротивление прорвавшимся механизированным колоннам противника и его парашютистам….

— Вы позволите? — В дверях стоял Дениц.

— Да, проходите, — вежливо кивнул Гальдер. — Как там дела? — Он махнул головой в сторону улицы.

— Да сложно сказать, — неопределенно пожал плечами гросс-адмирал. — Сведений очень мало. Русские сбросили ночной десант на тыловые объекты и перерезали многие мосты и узлы связи. Попытки восстановить управление войсками пока проваливаются.

— Неужели так много десантников?

— Их действительно, немало. Но важно еще то, как они вооружены. Компактные самозарядные винтовки под уменьшенный винтовочный патрон. Пулеметы, в том числе тяжелые. Минометы. Ручные реактивные гранатометы. В общем — очень необычно. Разве что пушек с танками нет, хотя я слышал о том, что у десантников все-таки присутствует артиллерия, правда, безоткатная. Но ее, к счастью, не так много. Но это еще полбеды. Пользуясь полным господством в воздухе, русские в минувшую ночь подвозили им боеприпасы и продовольствие легкими самолетами и винтокрылыми машинами вроде наших 'колибри', только более тяжелых и мощных. Так что, десантники не жалеют патронов и штурмовым отрядам приходится очень непросто. И ведь чуть ли не голой пехотой приходится атаковать, ведь ни авиацию, ни тяжелую артиллерию мы задействовать толком не можем, а танки все на передовой.

— С самолетами и танками понятно, в чем проблема, — кивнул Гальдер. — А с пушками, что ни так?

— Две причины. Во-первых, они полностью вовлечены в отражение наступления русских и каждый ствол на счету. Во-вторых, нам нужно именно захватить эти объекты, а не уничтожать.

— А направить отступающие части на штурм нельзя?

— Они захватили эти объекты в ста — ста пятидесяти километрах от линии фронта. Наши войска просто не успели еще откатить так далеко. Тем более что после начала прорыва механизированных колонн им не до отступления — большая часть ведет затяжные бои в неполном окружении, не имея возможности покинуть позиции.

— Сколько еще дней все это продлится?

— Я не в курсе таких подробностей, — пожал плечами Дениц. — Все-таки военно-морские дела мало с сухопутными операциями пересекаются.

— Понимаю, — кивнул Гальдер с задумчивым видом. — Но сами-то как думаете? Удержим удар?

— Вряд ли. Сами знаете, какие настроения в Вермахте. Боеспособность очень низкая. Люфтваффе очень сильно потрепаны, их считай, что и нет. Панцерваффе кое-что могут, но без крепкой пехоты они ничего не решат.

— Вас задействовали в отражение наступления русских?

— К счастью, лишь частично. Все Балтийское побережье нужно прикрыть от десантов противника. После Финской войны Кейтель очень опасается таких маневров. Впрочем, основной удар наносится по центральному направлению, стараясь охватить группу армий 'Центр'. По крайней мере, мне так показалось. А фланговые группировки наших войск просто блокируются и, по возможности, отрезаются. Грубо говоря, Тухачевский планирует повторить Польскую кампанию, навязывая нам быстрый, маневренный бой.

— К которому мы сейчас не готовы… — хмыкнул Гальдер.

— Именно. По крайней мере, становится понятно, зачем их авиация так долго мучила наши грузовики. Согласно заявлению Кейтеля в войсках насчитывается едва ли десять процентов исправного автопарка. А это все. Тупик. Коллапс. Без грузовиков наша армия считай, что парализована перед лицом механизированных колон.

— Что говорит Гудериан?

— Ничего, — фыркнул Дениц. — Он даже на совещание не прибыл, оправдавшись тем, что важнее в войсках. Но его рапорт нас сильно расстроил. Оказалось, что наступающая русская пехота очень серьезно укомплектована противотанковыми средствами самого разного плана. Тут и ручные противотанковые гранатометы, и тяжелые крупнокалиберные винтовки с оптическими прицелами, и новые пушки, в том числе и самоходные. В общем — натуральный ад. Они попытались произвести пару контрударов по входящей в прорывы пехоте, дабы отрезать прорвавшиеся части, но сами очень серьезно получили 'гостинцев'. Еле ноги унесли. Каждый пехотный взвод русских идет минимум с парой гранатометчиков. И даже лобовая броня наших 'пятерок' не защищает от этих игрушек.

— Это конец… — тяжело вздохнув, произнес Гальдер.

— Кейтель так не считает. Он решил стягивать все войска с западных земель к Берлину, готовясь к контрудару, полагая, что русские все-таки смогут захлопнуть котел и его потребуется вскрывать.

— Какие настроения у ваших моряков? — Внимательно посмотрел ему в глаза Гальдер после полуминутной паузы.

— Вы полагаете, что они должны начать стремительно меняться? — Подозрительно прищурился Дениц.

— Да. Скоро нам придется всем проявить себя.

Дениц неопределенно хмыкнул и, пройдя по комнате, встал у окна.

— Вы уже не хотите во всем этом участвовать? — Настороженно уточнил Гальдер.

— Отчего же? Чем скорее закончится этот ужас, тем лучше. Но…

— Что?

— Полагаю, что нам придется не сладко.

— Вы так боитесь русских?

— Нет. Что вы. Последние годы их поведение очень сильно изменилось в лучшую сторону. Меня пугают англичане. Успешное продвижение русских и полный разгром Люфтваффе приведет к тому, что англичане постараются приложить все усилия к тому, чтобы 'иванам' досталось как можно меньше всего полезного. Высадку десанта они вряд ли успеют провести. А вот могучие авиаудары по заводам, портам, а то и жилым кварталам, вполне начнутся. Причем, массированные. После Панамы я готов всего ожидать. Если уж США на это пошли, то у англичан точно не заржавеет.

— Очень может быть… — задумчиво кивнул Гальдер.

— Я уже разговаривал с Герингом. — Спокойным голосом произнес Дениц. — Он явно не в себе. Он блеял что-то о 'чудо-оружии'. Рассказывал о том, какими могущественными будут новые реактивные истребители, которых, дескать, построили уже пару сотен…. Это все просто смешно! Сумасшествие, просто…

— Их сказка рушится…

— Но нам от этого не легче. И я, признаться, не знаю, как мы сможем выкрутиться в этой ситуации.

— Именно поэтому нам нужно как можно скорее готовиться и ждать подходящего момента, — сухо отметил Гальдер.

— Да, да. Конечно. Но успеем ли?

— У нас просто нет выбора. Это Гитлер смертник, а мы в ответе за немцев. За их жизнь и будущее.

— Вы думаете, англичане прекратят бомбардировки после нашего успеха?

— Им придется, — усмехнулся Гальдер. — Если, конечно, они не захотят продолжить войну в новой конфигурации.

— О… боюсь, что они решатся. Союз России и Германии для них неприемлем.

— В сложившихся обстоятельствах, это их личные проблемы. По крайней мере, пока США заняты так неудачно протекающей войной с Японией, англичане находятся в крайне затруднительном положении.

— Да… — неспешно произнес Дениц. — Страшная мясорубка в Панаме и отражение десантов в Калифорнии — стоили янки очень большой крови. Причем в Панаме все еще продолжают драться.

— А на Аляске японцы все-таки закрепились. Хотя, насколько я знаю, снабжение им обеспечивают русские.

— Мда…. Союзнички…

 

Глава 9 17 июня 1942 года. Лондон

Раздраженный донельзя Черчилль шел по коридору, попыхивая сигарой. Переговоры, зашедшие уже так далеко, вдруг совершенно неожиданно прервались. Официальное признание Москвы в том, что именно она захватила вполне себе живым и здоровым Канариса с опубликованием целого ряда крайне опасных документов. Контрнаступление, которое уже сейчас, спустя полторы недели после начала грозило превратиться в катастрофу для Рейха и…. И да. Этот чертов инцидент. Проклятые ирландские террористы. Как же удивительно не вовремя они оказались в нужном месте, в нужное время. Ведь Рейх уже выслал целую делегацию, с которой очень многое получилось утрясти. И вот теперь ее нет. И что самое поганое, нет времени на то, чтобы начать все заново.

— Сэр, — кивнул офицер, стоящий у двери в кабинет. 'Чертова предосторожность!' — подумал Черчилль, вспоминая серию терактов, унесших жизни ряда важных государственных деятелей Великобритании. Так не вовремя… Конечно, у них остались заместители, но пока еще они войдут в курс дела, разберутся, что к чему…

Дверь распахнулась, и грузный премьер-министр вошел в зал. Экстренное совещание. Очередное. Последние дни все подобные совещание были экстренными.

— Джентльмены, — обратился премьер-министр к ожидающим его людям, прямо на ходу. — У нас проблемы. И вы об этом знаете не хуже меня. Времени нет. Только что мне стало известно, что эти проклятые ирландские террористы опять отличились. Впрочем, вы и сами, вероятно, уже слышали. Так что, я весь во внимании. У кого какие предложения?

— Русские войска успешно замкнули большой котел в районе Люблина. Штурмовые отряды уже вошли в Варшаву. Идут бои в городе. — Отметил министр обороны Великобритании. — В котле все еще остается свыше полумиллиона солдат и офицеров, но у них наметился острый дефицит боеприпасов и продовольствия. Нарушена связь.

— Как ведут себя фланги?

— Увязли в боях. Там ведь тоже имитировали охват, а нехватка транспорта серьезно затруднила маневрирование. В общем — фланги стоят враскорячку и потихоньку расползаются. Если все пойдет так, как идет, то через пару недель, может быть месяц, группировки будут локализованы в Словакии и Восточной Пруссии. Это опасно для русских, но только теоретически. Как нам известно, группы армия 'Север' и 'Юг' хоть и не понесли больших потерь в личном составе, но имущества потеряли изрядно. Прежде всего, автотранспорта и тяжелого вооружения. Аналогично обстоят дела с успевшими отступить частями группы армий 'Центр', которые хоть и оттянулись за Варшаву, но представляют собой фактически — легкую пехоту, причем, дезорганизованную.

— Шансы на прорыв котла у них есть?

— Не думаю, — покачал головой министр обороны.

— Каковы сроки ликвидации котла? — Прищурившись, спросил Черчилль.

— От пары недель до месяца. Но я бы них не рассчитывал. У бошей там колоссальные проблемы с продовольствием, так как незадолго до начала контрнаступления диверсанты устроили натуральный коллапс на железнодорожных узлах. Было повреждено или уничтожено свыше трех четвертей от всего парка локомотивов. Из-за чего войска группы армии 'Центр' уже две недели как сидят на собственных довольно скромных запасах. Причем ситуация, насколько мне известно, осложняется с каждым днем из-за бомбовых ударов по складам.

— Как, на ваш взгляд, будут развиваться события?

— Принудив войска в котле к капитуляции, основная ударная группировка обойдет Варшаву, в которой, по всей видимости, будут продолжаться бои еще довольно долго, и двинется на Берлин. Да, к этому времени Рейх сможет поставить весьма многочисленный заслон западнее Познани. Полагаю, что до миллиона 'штыков'. Но практически полностью он будет состоять из легкой пехоты, которая вряд ли сможет остановить натиск механизированных колонн. Кое-что из трофейной артиллерии, прежде всего устаревшей, немцы поднимут со складов. Что-то произведут заводы. Но все равно — у них будет острейший дефицит пушек и гаубиц всех видов. Ну и с авиацией беда. Даже не беда, а катастрофа. Весенняя попытка переломить ход боев в воздухе совершенно обескровила Люфтваффе. Грубо говоря — его на текущий момент нет. Юнцы с минимальным налетом, едва умеющие поднимать в воздух и сажать машины вкупе с острым дефицитом авиапарка делают свое дело. Слишком уж сильно качественное преимущество у советской техники. Да с выучкой у иванов все нормально.

— Как скоро капитулируют немцы?

— Гитлер будет стоять до конца, — заметил вместо министра обороны, глава Foreign-office. — Полагаю, что даже если им придется сдать Берлин, что раньше чем через пару месяцев не реально, то они будут отступать до самой Нормандии. Само собой — с боями. До окончательного финала у нас есть от четырех до шести месяцев. Все зависит от того, насколько удачно пойдут дела у русских. Особенно теперь, когда их 'создатель победы' лежит в госпитале с инфарктом.

— Тухачевский? Естественные причины?

— Да. Слухи ходят очень разнообразные. Но скорее всего он просто переутомился. По крайней мере, Берия лично курирует его лечение и требует ежедневных докладов врачей.

— Надолго эта болезнь?

— Надо полагать, что на пару месяцев минимум. И это может сыграть нам на руку. Ведь, если верить немецкой разведке с этим самым Тухачевским что-то совсем не так. Вполне возможно, что его каким-то образом… изменили.

— Вы верите в эту чушь? — Раздраженно фыркнул Черчилль.

— При всем уважении, это не чушь, сэр, — согласился с министром обороны лорд Иден. — Мы проверили выкладки немецких коллег и…. Полагаю, что русские действительно владеют какими-то секретными ресурсами. Иначе объяснить достаточно резкое и немотивированное изменение их внутренней и внешней политики не получается. Кроме того, мы скрупулезно изучили жизненный путь Тухачевского и более чем уверены в том, что его либо подменили, либо серьезно… эм… модернизировали. Он изменился самым радикальным образом.

— И что с того? Ну, изменился? С кем не бывает?

— Мы очень зря недооценивали его роль в событиях, происходящих в Советском Союзе последние несколько лет. — Лорд Иден хмыкнул. — Уже шестой год он прикладывает колоссальные усилия к тому, чтобы изменить ситуацию в своей стране в лучшую сторону. Вы ведь не в курсе, что он являлся одним из главных инициаторов проведения съезда ВКП(б) в тридцать седьмом году именно в том формате, в котором он и прошел.

— Бред, — покачал головой премьер-министр. — Вы хоть отдаете себе отчет в том, что говорите? Какой к черту съезд? Какое отношение имел к нему маршал?

— О! Очень большое. Он был одним из ключевых игроков внутреннего политического процесса в Союзе. Приложил руку к огромному количеству новшеств и преобразований. Просто человек-оркестр какой-то. Хотя, конечно, держался в тени и старался сделать все, только бы никто не заметил его участие. Некоторые факты мы едва ли не чудом узнали. Например, его причастность к ряду изобретений.

— Вы в своем уме?! — Раздраженно прервал его Черчилль. — Какие еще изобретения? У него нет никакого образования и опыта в этом деле. Это чистой воды дезинформация!

— Отнюдь. Потеряв возможность работать с НКВД изнутри, — невозмутимо продолжил лорд Иден, — мы стали собирать сведения из относительно открытых источников. В частности, втерлись в доверие к ряду высокопоставленных конструкторов и инженеров.

— И НКВД это допустило?

— Женщины… они всегда были слабым местом мужчин. — Усмехнулся лорд Иден. — Так вот, эти любовницы, поддерживая ненавязчивые отношения с объектами изучения, тщательно фиксировали косвенные сведения. Кто к кому как относится, где ревнует, о чем мечтает и так далее. Одной из оценок, которые проходили единой нитью сквозь подобные взгляды, оказалось то, что инженеры и конструкторы, поработавшие с Тухачевским, очень высоко его ценят как технического эксперта. Причем не в одной области, а практически во всех. Даже на флоте немного отметился. Грубо говоря — если упростить ситуацию, то маршал причастен в той или иной степени к большинству решений по технике и системам вооружения. И везде проходил совсем не как статист.

— Вам не кажется, что нас просто водят за нос? — Снова усомнился в его словах Черчилль. — Это ведь не может быть просто потому, что не может!

— А вам не кажется, что пора бы уже и проснуться? — Не менее зло ответил лорд Иден. — И мы, и немцы сходимся на одном факте — Тухачевский в текущих раскладах Кремля краеугольная фигура. Причем, стал он таким после странной болезни. Изменился характер, манера вести себя, привычки. Появилось огромное количество знаний, которых ранее не имелось. У нас есть показания Гудериана, который был с ним знаком до изменений. С его слов — он стал совершенно другим человеком, хотя всю свою прошлую жизнь помнит очень хорошо. Он специально уточнил несколько вопросов, которые вряд ли кто-то мог знать, кроме них. Уж больно личность не походила на его старого знакомого.

— Мне не хочется вам верить, сэр, — раздраженно произнес Черчилль.

— Но придется, — усмехнулся лорд Иден. — Факты говорят о том, что русские нашли что-то в этой проклятой Сибири. И это что-то изменило Тухачевского. Да и вообще. С тридцать шестого года в стране стали накапливаться критические изменения. Слишком неожиданные и немотивированные.

— Вы уверены? — Буркнул премьер-министр.

— Если для вас это что-то значит, то я могу поклясться на Библии.

— Ладно… допустим. И что нам с этим делать?

— Во-первых, нам нужно решить проблему Тухачевского самым радикальным образом. Это позволит нам выиграть время, которое сейчас на вес золота. Причем, чем скорее мы сможем разобраться с этим затруднением, тем лучше. Во-вторых, необходимо приложить все усилия к тому, чтобы русские смогли получить как можно меньше целых заводов и фабрик в Германии. В идеале — всю промышленность Рейха нужно пустить под снос. Но мы, разумеется, не успеем это сделать. Поэтому, удары нужно будет нанести по наиболее важным объектам.

— Что это нам даст?

— Время. В этом случае русские застрянут в Германии на года полтора — два. Минимум. Ведь для них наступление тоже не обойдется бесплатно. Да и порядок в Рейхе нужно навести будет. Что позволит, в свою очередь США разогреться и полноценно вступить в войну. Без их помощи — мы не устоим. Поэтому, особенно важно уничтожить авиастроительные и судостроительные объекты. Это самый важный приоритет.

— Но это ведь ни к чему не приведет толком?

— Приведет, — уверенно произнес лорд Иден. — Я провел предварительные консультации с триумвиратом, и они готовы с нами сотрудничать. Испания, Италия и Окситания с нашей помощью займутся созданием мощных рубежей обороны и армии. Аналогичные дела мы планируем провести на Балканах. Русские с немцами должны будут завязнуть в этом болоте, которое станет сохранять угрожающий нейтралитет, нависая над их тылами. А это время. Снова время, играющее за нас. Увы, первой скрипкой в этой партии все-таки придется выступать Вашингтону, но иначе, русские подомнут всю Евразию и…

— Мы вас поняли, — сэр, — недовольно оборвал его Черчилль. — Ваша истерика нас всех впечатлила. Однако по существу мы так ничего и не услышали. Что сказали в Вашингтоне?

— Что они крайне обеспокоены сложившейся обстановкой и готовы помощь. Тяжелую авиадивизию они уже подготавливают к перелету к нам. После завершения военной операции в Панаме, к ней добавится еще три.

— А по другим видам вооружения?

— Нам они пока не нужны сэр, — отметил вместо лорда Идена министр обороны. — Единственное, что мы можем реально за столь короткое время — это начать бомбить заводы и верфи. Серьезно. Не считаясь с бомбами и мирными жителями.

— Но ведь немцы могут захотеть сдаться? — Спросил лорд Иден.

— Могут. Но у нас нет возможности защищать их землю, поэтому сообщите в Берлин, что мы готовы приютить всех желающих, — усмехнулся Черчилль.

— Но…

— В колониях у нас много земли, но знать об этом немцам совсем не обязательно. Впрочем, вряд ли они сильно из-за этого станут переживать. В конце концов, надел земли в английской колонии лучше сапога большевизма на горле.

— Хорошо, — кивнул премьер-министр, — тогда незамедлительно приступайте к подготовке авиационных ударов по Рейху. Надеюсь, это не займет много времени? Отлично. Я рад, что вы оказались так предусмотрительны.

 

Глава 10 24 июня 1942 года. Нью-Йорк. Один из шикарных особняков Манхэттена

— Господа, — начал собрание хозяин кабинета. — Как вам всем известно, события в Европе развиваются несколько не так, как мы планировали…

— Несколько?! Вы издеваетесь?

— Да, несколько. — С напором произнес Морган. — Да, Германия стала расходиться по швам раньше срока, однако, все идет по плану и сейчас англичане пытаются втянуть в войну оставшуюся часть Европы, которую, благодаря титаническим усилиями Союза не удалось подключить немцам. И хоть Берлин падет довольно скоро, но Большая война продолжается.

— И не только в Европе, — усмехнулся худощавый военный.

— Да, кстати, что там с Панамой?

— Все идет по плану. Бомбардировщики раскатывают в тонкий блин все более-менее крупные опорные точки и населенные пункты, а корпус морской пехоты уверенно штурмует практически стертые с лица земли позиции японцев. Полагаю, что через месяц мы сбросим их в Тихий океан.

— Оставив после себя пустыню… — с плохо скрываемым раздражением заметил упитанный мужчина с рыбьими глазами.

— А что вы хотели?

— Получить хотя бы Панамский канал с целости и сохранности. Вы же от шлюзов камня на камня не оставили.

— Какого черта вы выступаете? — Удивился худощавый военный. — Ведь именно вы себе отхватили заказы на новые шлюзы еще до того, как они встретились с первой нашей бомбой. Чем вы недовольны? Тем более что сами божились нам, что в состоянии очень быстро все восстановить.

— Но это все равно — лишние растраты, — недовольно фыркнул толстяк.

— Главные растраты сейчас — это время. Чем скорее мы выбьем японцев из Панамы и восстановим работу канала — тем лучше. Или мы зря там бросили на алтарь панамской кампании корпус морской пехоты? Лучшие наши силы, к слову. А ведь японцы сопротивляются поистине ожесточенно. Там бойня. Ад. Натуральный. Уже сейчас треть корпуса потеряна. К моменту, когда мы сможем сбросить японцев в море, от наших морских пехотинцев останутся жалкие крохи. И это если к японцам не подойдут подкрепления. На что мы очень надеемся. Ибо бомбардировщики — это прекрасно, но без пехоты мы ничего не сможем захватить и удержать на земле.

— По вашим словам получается, что даже если мы сбросим японцев, сил удерживать Панаму у нас уже не будет?

— Наземных — можно сказать и так. Но после освобождения Панамы мы разместим там самые лучшие части авиации, которая не допустит повторную высадку морского десанта в хоть сколь-либо значительном количестве. А с отдельными взводами и ротами, я полагаю, справятся даже те жалкие остатки морской пехоты и свежие части армии. Очень надеюсь на то, что к этому моменты мы сможем подготовить и перебросить хотя бы пару дивизий обычной пехоты.

— Мы постараемся выделить дивизию уже через две недели, — кивнул молчаливый мужчина в углу. — Она не очень хороша, но, полагаю это лучше, чем ничего.

— Отлично! — Кивнул хозяин кабинета. — Какие сроки для завершения операции в Панаме?

— Не меньше месяца. Ориентировочно — два. — Чуть подумав, ответил худощавый военный. — Можно и ускориться, но в этом случае нам потребуется отдаваемая лайми тяжелая авиадивизия. Да и потери сильно возрастут.

— Кстати, насчет лайми, — усмехнулся полный мужчина с рыбьими глазами. — Как я понимаю, в сложившейся обстановке, нам нельзя оставаться в стороне. Тем более что формальных поводов более чем достаточно.

— Вы уверены в том, что нам следует ввязываться в эту кашу? — С явно сквозящим скепсисом заметил военный. — Война в Европе проходит совсем не по тому сценарию, который нам был нужен. Да, потерь немало, но до кровавой бойни еще очень далеко. Причем, у меня такое ощущение, что кто-то в Москве умудрился скоординировать свои действия с некими амбициозными мальчиками в Берлине. Если верить тем сведениям, которые поступают с фронтов, то русские уже давно бы превратили в кровавый фарш большую часть Рейха, однако они ведут себя крайне сдержанно и аккуратно. Не война какая-то, а натуральный фарс. Больше напоминает хирургическую операцию, нежели полноценную борьбу. Русские могли устроить немцам второй Верден, причем не один. Но… они воздержались от излишнего кровопролития. А немцы и рады. Во что они превратились? Размазня? Однако в Польше и Франции они сражались совсем иначе. Твердо, стойко, умело. Поэтому я убежден, что тут имеет дело серьезная подрывная работа Москвы с долгоиграющими последствиями.

— То есть, вы считаете, что Кремль не только понял свою роль в затеваемом нами спектакле, но и смог ее творчески переосмыслить? — Спросил хозяин кабинета.

— Именно. Мы давно уже наблюдали за ходом событий и даже высказывали определенные тревоги и подозрения. Однако Москва шла туда, куда нам нужно, а потому мы не дергались. Даже более того — оказывали ей поддержку в этом благом деле. И формально — руководство Союза выполнило возложенную на них миссию… только по-своему. Как джинн. Как хитрый византиец.

— Какой ваш прогноз?

— Отвратительный, сэр, — покачал головой худощавый военный. — Мы связаны по рукам и ногам этими чертовыми макаками, которые набрались наглости до такой степени, что откровенно терроризируют и грабят наше западное побережье. Не без помощи Москвы, хочу заметить. У нас заблокирован на год, а то и на полтора Панамский канал. Серьезно потрепан флот. Настолько серьезно, что полноценно противостоять японцам на море мы не сможем, даже если соберем все свои силы в кулак. И еще два-три года, а то и четыре, подобная ситуация будет сохраняться. То есть, грубо говоря, нас отрезали минимум на этот срок от всех наших Тихоокеанских источников сырья и рынков сбыта. Например, Чили и Перу уже, я хочу на этот обратить особое внимание, уже практически все свои сырьевые рейсы направляют к японским островам и во Владивосток.

— Владивосток? — Удивился толстый мужчина с рыбьими глазами.

— Именно. По данным разведки он сейчас работает на пределе своих пропускных возможностей и активно реконструируется. Идет углубление дна, строительство новых причалов, расширение и расчистка фарватера. Начались работы по возведению дамбы в проливе Невельского, которая должна по расчетам сделать этот порт незамерзающим. Уже третий месяц в проливе активно работают драги. Да и на берегу под стать активность — прямо от материкового основания будущей дамбы начали тянуть железную дорогу в сторону Хабаровска.

— Дамба и Владивосток — это замечательно. Но ведь это все временные явления. Через несколько лет, достигнув превосходство во флоте, мы вернемся в Тихий океан и накажем этого желтолицего хулигана. Заодно и русских осадим, слегка заигравшихся в самостоятельность, — пожал плечами хозяин кабинета.

— Вы полагаете? — Усмехнулся военный. — А я вот думаю, что через три-четыре года, для нас этот вопрос станет не таким актуальным. Сколько нужно русским для окончательного разгрома Рейха? Полгода. Ну ладно. Год. Хотя в эти прогнозы мало кто верит. А что будет дальше? Москва благодушно отшлепает по попе своих обидчиков и вернется в свои границы? Вы в это верите?

— Раньше всегда было именно так, — пожал плечами Морган. — Даже разгромив Наполеона, они сами ушли. Полагаю, что русские вряд ли пойдут на открытую аннексию каких-то земель. Разве что каких-то малозначительных кусочков, которые погоды не сделают. Последние годы показали, что они приняли наши правила игры с общественным мнением и дорожат им.

— В самом деле? — Усмехнулся военный. — Вы можете поручиться за то, что русские в той или иной форме не загребут под себя Рейх со всеми его придатками? Ведь когда на одной чаше весов лежит некое абстрактное общественное мнение, от которого тебе не жарко, ни холодно, а на второй — самая могучая промышленность Европы, жизненно важная для выживания в предстоящей борьбе, то выбор очевиден.

— Так безапелляционно я бы не стал заявлять…

— А я бы стал. — С нажимом произнес худощавый военный. — Вспомните поведение Москвы в испанской и чешской кампании. Забыли уже? Они вытрясли с них все, что смогли. Высокие цели? Красивые лозунги? На словах. А на деле расчетливость и феноменальная практичность. Каждый, вроде бы проигрыш, стоил нашим игрокам очень больших расходов в ресурсах, бойцах и времени, а Союз выигрывал квалифицированных специалистов, ресурсы, время, деньги и прочее. И вы думаете, что теперь, получив в свои лапы такой вкусный кусок, Москва его бросит просто потому, что общественное мнение что-то там будет тявкать?

— За общественным мнением стоим мы. В том числе и мы. Да и весь остальной мир вряд ли обрадуется такому положению дел.

— А кто вам сказал, что Кремль пойдет на открытую аннексию? — Усмехнулся военный. — Они уже доказали, что вполне способны выдумывать неплохие и весьма сложные комбинации.

— Хорошо, — прервал этот ненужный спор хозяин кабинета. — Допустим, русские подмяли под себя Рейх, Чехию и Северную Францию. Что дальше?

— А дальше все плохо. У Рейха очень серьезные судостроительные мощности и авторитетная школа судостроения, которые в свое время заставили переволноваться лайми. Если их поддержать из России, Северной Франции и Чехии, то русские смогут развернуть куда более быструю и масштабную судостроительную программу, нежели вели немцы. А ведь и германские морские игры оказались далеки от скромности. И вот теперь представьте, в какой опасной ситуации мы окажемся через три-четыре года. С одной стороны Япония с ее весьма мощным флотом, с которым даже один на один не так-то просто бодаться. С другой стороны новые посудины это славяно-германского монстра, который сможет ударить по нам с другого фронта.

— Вы забыли про лайми, — перебил его Морган.

— Нет, не забыл. Я полагаю, что через три-четыре года от них мало что останется.

— Что?!

— Если вы забыли, сэр, то я напомню — русские смогли дважды очень успешно применить воздушно-десантные операции, позволявшие им довольно быстро разгромить что финнов, что немцев. Да еще Панамская десантная операция, которая, безусловно, разрабатывалась с активным участием Москвы.

— Сэр, — прервал его хозяин кабинета. — Переходите к конкретным предложениям. Сложность ситуации мы все уже вполне осознали.

— Конечно, — кивнул худощавый военный. — Нам необходимо незамедлительно объявить войну Рейху. Перебросить на Туманный Альбион не одну тяжелую авиадивизию, а все три. Ибо на Панаме мы сможем обойтись и без них. Особенно если через пару недель туда перебросят свежую пехотную дивизию. Да, придется потоптаться подольше. Но это не критично. Кроме того, нам нужно заключить пакеты союзных соглашений с Великобританией, Испанией, Окситанией и Италией. Как минимум. Хотя я думаю, о Венгрии, Румынии, Югославии, Болгарии и Турции нам тоже забывать не стоит. И не только подписать бумажки, но и начать им активно помогать, открыв широкие кредитные линии.

— Идея неплохая, — кивнул грузный мужчина с рыбьими глазами. — Нам нужно как можно сильнее и быстрее разогревать промышленные мощности.

— Именно, — кивнул худощавый военный. — И чем дольше эти европейские державы смогут простоять перед давлением Союза, тем лучше. Для нас — каждый день, выигранный у них — золото. Слишком опасной становиться ситуация. Полагаю, что мало кто из присутствующих желает видеть корабль США, поставленный врагами в два огня. А это, безусловно, произойдет, если мы не подольем масла в Общеевропейский пожар.