Глава 1

21 августа 1936 года. Мадрид.

Тухачевский чувствовал себя уставшим и замотанным. Перелет дался ему тяжело.

Назначение в Испанию стало для Михаила Николаевича совершенно неожиданным. Утром, что само по себе было необычно, его вызвали в Кремль. Там "Хозяин" неожиданно – как обухом по голове – поставил новую задачу. Остаток дня прошел в "беготне" по наркомату – приходилось срочно сдавать дела и, одновременно, готовиться к командировке. Уже после заката он ненадолго заскочил домой. Поцеловал жену, наскоро поужинал, схватил заранее собранный чемодан и через два часа, поздней ночью, уже поднимался по трапу самолета, вылетающего на юг.

Самым печальным было то, что довести до конца работу комиссии при наркомате обороны ему не дали. Тем более, что до контрольного отчета оставался месяц. Но Хозяин рассудил иначе. У Тухачевского были тревожные предчувствия, однако он старался не переживать, сосредоточившись на работе. Ему отказали в проведении сложных двухсторонних учений. Вместо этого Сталин прямо сказал о том, что если Михаил Николаевич считает состояние РККА отвратительным и знает, как сделать, чтобы поднять ее боеспособность, то путь едет в Испанию, и на деле докажет свою правоту. Формально он улетал в Испанию военным советником, но еще в Москве стало понятно, что "доказательство правоты" будет идти в форме непосредственного руководства каким-либо воинским формированием, выделенным маршалу на месте по согласованию с президентом Испанской республики и старшим военным советником СССР в Мадриде – корпусным комиссаром Берзиным. Поэтому Тухачевский летел в Испанию без какого-либо ясного представления о том, что ему поручат и чем конкретно придется заниматься.

Так и случилось, что Михаил Николаевич Тухачевский, маршал Советского Союза, оказался в славном городе Мадриде в числе первых советских военных специалистов, идущих на помощь "братскому испанскому народу", по крайней мере социалистической его части.

Трое суток утомительных перелетов и бесконечных ожиданий в аэропортах. Москва.

Симферополь. Барселона. Мадрид. Спешно собранная эскадрилья тяжелых бомбардировщиков ТБ-3 смогла выполнить сложную боевую задачу и доставила сорок семь командиров разного уровня и специальностей, включая маршала, а также некоторое количество современного вооружения, которое начало подготавливаться еще 26 июля. Двенадцать ТБ-3 были загружены военным имуществом настолько, насколько только было возможно, при сохранении дальности перелета. Там было много всего интересного, но основную ценность составляли двадцать два крупнокалиберных пулемета ДК, сто семь ручных пулеметов ДП-27 и четыреста пистолет-пулеметов ППД-34…

С первых же минут на испанской земле маршал решил отнестись максимально ответственно к поставленной перед ним задаче. Завел журнал, в который стал вносить все более-менее значительные события. Ведь ему потом нужно будет в Москве отчитываться. Взял в оборот президента Асанью, добиваясь от него выделения добровольцев, вооружения и прочих ресурсов для начала создания хотя бы полка. Ведь смешно сказать – у Испанской республики не было даже этого. Одни милиционные иррегулярные формирования, практически лишенные управления. Да и прочих забот хватало. 24 августа, после нескольких дней препирательств, Мануэль Асанья наконец-то подписал приказ о формировании "Красного полка" регулярной армии или гвардии, как было сказано в приказе, Испанской республики. Командиром этого воинского подразделение назначался излишне активный маршал. Маршал на должности полковника…

Тухачевский не знал, как на это реагировать и, поначалу, хотел поднять скандал.

Но потом, поразмыслив несколько минут, пришел к выводу, что Сталин не простит такого заскока, поэтому Михаил Николаевич с удвоенной энергией взялся за работу.

Какой-никакой а шанс доказать партийным товарищам, что он чего-то стоит не только на словах…

Через пару недель Слуцкий докладывал Сталину:

– Президент Асанья поступил точно так, как вы его просили в своем письме.

Товарищ Тухачевский был им назначен командиром вновь создаваемого полка.

– И как наш "Бонапарт" отреагировал? – Спросил Сталин с нескрываемым любопытством.

– Говорят, что пару минут пребывал в ступоре, да лицо покраснело. А потом поблагодарил президента Испанской республики и незамедлительно приступил к делам.

– Слышали о том, чтобы он кому-то сетовал на такое назначение?

– Нет. Он вообще ни с кем это не обсуждал. Наши люди провели несколько провокаций, дабы услышать его оценки назначения, но он либо не реагировал на них, либо отвечал немногословно и одобрительно.

– В самом деле? – Неподдельно удивился Сталин.

– Да. Он говорил, что если в армии, положенной маршалу, нет и одного полка, то ему его и создавать. В ходе нескольких провокаций наши люди пытались подшучивать над этим "повышением", но он очень резко их осаживал. Даже написал рапорт о выводе трех самых активных провокаторов из состава экспедиционного корпуса РККА в Испании и замене их на более ответственных товарищей.

– Вы их заменили?

– Они сейчас в Симферополе.

– Это хорошо. – Кивнул Сталин. – Если "Бонапарт" не сорвется, то будет просто замечательно. Кстати, что с этими рейсами?

– Завтра вылетит третья партия. Мы опасаемся нападения итальянских ВВС. Из Симферополя пришла телеграмма, что во время последнего рейса их встречали несколько итальянских истребителей. Но напасть не решились.

– И как вы поступите?

– Можно попробовать проработанную в новой военной доктрине тактику плотного строя. Три эскадрильи ТБ-3 – тридцать шесть тяжелых бомбардировщиков, идущих плотным строем под прикрытием трех сотен пулеметов – это очень грозная сила.

Даже если итальянские истребители их и атакуют, то вряд ли им это сойдет с рук.

– Сколько вам нужно времени, чтобы перестроить запланированный график полетов?

– Сутки. Нужно подготовить самолеты.

– Хорошо. Проект постановления у вас с собой?

– Да.

– Давайте я завизирую. – Сказал Сталин, принимая спешно извлекаемый из папки листок. – Как продвигаются дела по подготовке морского конвоя?

 

Глава 2

26 сентября 1936 года, утро. Предместья Мадрида. Штаб "Красного полка".

На третий день после подписания приказа начали подходить первые пополнения.

Большего сброда Тухачевский не видел со времен Гражданской войны в России. Как раз во времена Польского похода, когда спешно собранных "под ружье" мужиков какие-то болваны посчитали солдатами. Впрочем, он тоже в то время думал не лучше… точнее Его Светлость Михаил Николаевич Тухачевский вообще о таких вещах не думал.

Ему Варшаву нужно было брать… "Взял". Так "взял", что до сих пор бока болят.

В этот раз, благодаря куда более трезвой составляющей сознания, доставшейся ему от Агаркова, он решился озаботиться подготовкой нового и единственного пока полка Испанской республиканской гвардии. Само собой – в пределах своих возможностей и времени.

Полк в Испании формировать оказалось не в пример сложнее, чем в Советском Союзе.

Проблем нарисовалось море…

Прежде всего, языковой барьер серьезно затруднял управление подчиненными. Из-за чего, вытряхивая пыль из бедного президента Асанья, Тухачевский уже на третий день смог организовать регулярные занятия среди испанских добровольцев по русскому языку, а среди советских командиров – по испанскому. Осваивали минимум – краткие военные разговорники, без которых было совершенно невозможно взаимодействовать с подчиненными. Кроме того, эти же самые переводчики, собранные с бору по сосенке, были прикомандированы к каждому ротному в качестве штатного "толмача". Хорошо хоть командиров от взводного и выше получилось выписать из Советского Союза, а то бы совсем плохо было.

На втором месте шел личный состав. Точнее его количество и качество. Учитывая, что времени на подготовку было крайне мало, Михаил Николаевич старался набирать из того не сильно обильного потока добровольцев, что шли в "красную гвардию", зрелых мужчин, отдавая предпочтение тем, что смогли хотя бы годик послужить в армии при короле Альфонсо XIII. Президент Асанья и корпусной комиссар Брезин смотрели на эту ситуацию с едва скрываемым раздражением, но не мешали.

Параллельно начал формироваться еще один полк "красной гвардии", но уже из числа "сознательной молодежи", куда набирали добровольцев исключительно по принципу "классово близких" и с правильной идеологической платформой. То есть, поступали тем же способом, каким решался вопрос комплектования всех специальных частей РККА на тот момент. Командование вторым полком красной гвардии принял на себя Дмитрий Аркадьевич Шмидт, которому было поручено стать оппонентом Тухачевскому в этом импровизированном соцсоревновании.

Справедливости ради стоит отметить, что второй полк Красной гвардии создавался автобронетанковым. Под командование Шмидта свели все пришедшие еще 8 сентября в Испанию советские танки Т-26, с помощью которых он должен был отстоять на поле боя правильности концепции "таранного удара", столь популярного в РККА на протяжении долгих лет. Тухачевскому же, напротив, предложили создать пехотный полк, насыщенный средствами усиления, за который он так ратовал во время проработки новой военной доктрины. То есть, выяснить, так сказать, опытным путем – где истина.

Сам Михаил Николаевич от такого поворота событий не пришел в восторг, потому как прекрасно понимал, что так дела не делаются и что танковый полк пехотой не заменить, а пехоту танками. Говорил о том, что эти воинские формирования создавались под совершенно разные задачи и должны не противостоять, а взаимно дополнять друг друга. Но, это его понимание мало изменило обстановку. Даже напротив, корпусной комиссар Берзин посчитал, что Тухачевский не уверен в своих словах, о чем и донес в Москву, рекомендуя направить его на самый горячий участок.

Инициативу Яна Карловича Берзина поддержал Егоров, сильно разочарованный в ходе "весенних реформ" тем, что его влияние на разработку военной доктрины становилось все слабее и слабее. К июлю он был уже буквально на грани паники и держался только из-за того, что Лев Захарович Мехлис наводил ужас своим присутствием, удерживая тем самым от срывов.

– Я считаю, что Тухачевский специально пытается подорвать нашу уверенность в успехе удара автобронетанковыми силами, недооценивая эффективность ударного танкового кулака, – докладывал он Ворошилову. – И если мы пойдем на поводу у его заблуждений, то сможем наломать дров, сделав РККА совершенно небоеспособной…

Впрочем, Сталин не спешил принимать решения, отписываясь Яну Карловичу о том, чтобы тот не мешал "Бонапарту" и давал ему возможность "отстоять свое мнение в бою". Таким образом, к концу сентября для маршала сложилась довольно сложная ситуация. С одной стороны, ему выделяли все потребное вооружение и снаряжение, которое только можно было найти и приспособить для оснащения его пехотного полка.

Например, четыре десятка легких грузовиков Ford-BB и с десяток легковых автомобилей Ford-B. Несколько мотоциклов. Тридцать восемь ручных пулеметов. Две дюжины станковых. Десять тяжелых пулеметов ДК с кустарными турелями и зенитными прицелами. Всю партию ППД-34, пришедшую в Испанию. Ручные гранаты. Дюжину противотанковых пушек. Батарею пехотных орудий. Много маскировочных сетей. И многое другое. При неполной тысяче бойцов, что он собрал за месяц в свой сильно облегченный полк, больше напоминающий батальон, плотность вооружения и оснащения была совершенно дикой и запредельной для любой армии в мире на тот момент. Если смотреть по пехоте, конечно. Но Тухачевскому этого было мало, поэтому он продолжал "высасывать все соки", как отмечал Ян Карлович, из него и президента Асанья, требуя то полевые телефонные аппараты, то километры телефонного кабеля, то еще какие прихоти вроде сигнальных пистолетов с ракетами или танковых радиостанций. Последние ему, впрочем, не выделили – из Советского Союза их не завезли, а у республиканцев их не было.

Однако время продолжало неумолимо бежать вперед. Минул месяц с момента подписания приказа о начале формирования полка. Совершенно ничтожное для этого дела время. Но за него Тухачевский умудрился не только провести от трех до семи учений в каждой роте и батарее отдельно, но и по паре – в составе батальона.

Кроме того, двадцать пятого сентября смог изобразить, что-то вроде общих маневров силами полка, о чем и доложил наверх, пытаясь донести до генерала Рикельме факт того, что пехотный полк все еще не готов, но работа ведется и есть определенный прогресс.

Реакция на доклад оказалась самой неожиданной: ему вынесли благодарность и приказали срочно выдвигаться на юг по шоссе на Толедо, дабы занять оборону.

Причем, что немаловажно – без указания точного места, дескать, сам разберется.

Причем попытка выяснить, что это за бардак и куда конкретно ему вести свой полк, привел его к выводу о том, что в штабе фронта понятия не имеют, как далеко смогли продвинуться по шоссе фашисты.

Делать было нечего. Не подчиниться приказу он не мог, а потому утром следующего дня выдвинул свой миниатюрный полк в его первый боевой поход. Нужно было закрывать опасное направление и так сложилось, что никто этого не мог сделать, кроме него.

Уже вечером того же дня на стол Хозяина легла докладная записка, переданная шифром из Мадрида: "Докладываю, что во исполнение вашего распоряжения 1-ый пехотный полк Красной гвардии был выдвинут в качестве авангарда на наиболее опасное направление, с которого ожидается нападение фашистских войск. Объект протестовал и требовал дать ему завершить формирование полка, но его просьбы по данному вопросу удовлетворены не были из-за возрастающей опасности прорыва фашистов по шоссе со стороны Толедо. 26 сентября согласно подписанному объектом приказу в полку числилось 804 человека личного состава. В наличии имелся исправный автотранспорт: 38 грузовых, 10 легковых автомобилей и 6 мотоциклов. На вооружение полка стоит 12 противотанковых и 4 пехотных орудия, 10 крупнокалиберных, 24 станковых и 38 ручных пулеметов, 378 пистолетов-пулеметов ППД-34, 258 винтовок образца 1891/30 и 112 пистолетов ТТ. Кроме того, он привлек в пользу хозяйствования свыше сорока подвод и большое количество специальных средств.

Корпусной комиссар Я.К. Берзин" Сталин негромко хмыкнул и написал на полях: "Тов. Слуцкому на особый контроль.

Докладывать лично".

 

Глава 3

28 сентября 1936 года, утро. Окрестности шоссе Толедо-Мадрид.

– Товарищ маршал, – к наблюдающему в бинокль Тухачевскому подошел командир разведвзвода полка и бывший кавалерист Дмитрий Лавриненко, только что приехавший на мотоцикле, – колонна может продолжать движение. Секреты мы поставили тут и тут, – указал он на своей карте, ловко извлеченной из планшетки.

– Вот тут встало отделение прикрытия.

– Фланговое охранение?

– Петров и Ильясов идут по левому флангу. Папашвили и Сидоренко – по правому флангу. Продвигаются, пользуясь рокадными грунтовыми дорогами. – Михаил Николаевич чуть заметно улыбнулся, смотря на то, как Дмитрий вел доклад. "Интересно, в этом варианте истории он тоже погибнет в танке?" – Крутилось у него в голове.

– Хорошо. – Тухачевский повернулся к начальнику штаба полка, также слушавшему доклад, и кивнул ему, мол, действуй.

Тут же зазвучали приказы, и уже через несколько минут вся колонна пришла в движение, пробуждаясь от пятнадцатиминутного отдыха. Дисциплина в полку все еще была далека от желаемой, но маршал не зря сделал ставку на мужчин в возрасте, да еще с опытом армейской службы. Они очень быстро втягивались в ритм правильной армии, все больше и больше начиная напоминать настоящих солдат. Что радовало и глаз, и душу Михаила Николаевича.

Продвижение колонны шло очень осторожно, при тщательной и непрерывной разведке.

На отдельный разведывательный взвод Лавриненко в эти последние два дня упала просто фантастическая нагрузка. Их мотоциклы носились по шоссе как угорелые, а, частенько, и не по шоссе вовсе, удаляясь по боковым дорогам и грунтовым рокадам иногда на десять, а то и пятнадцать километров.

Прошло два дня пути. На шоссе встречались только гражданские, причем в незначительном количестве, идущие или едущие в сторону Мадрида. Беженцы или сочувствующие. Ни одного отряда фашистов. Но Тухачевский не переживал, так как считал, что в этом нелегком деле "лучше перебдеть, чем недобдеть". Попадать в засаду или случайно нарваться на колонну противника очень не хотелось. И этот подход дал свой результат – после обеда ближе к завершению очередного привала, вернулся дальний разъезд, обрадовав тем, что наблюдал контрольно-пропускной пункт фашистов. От него до Толедо оставалось около пяти километров.

– Вы уверены? – Переспросил маршал.

– Вы уверены? – Переспросил маршал.

– Да. На въезде населенный пункт стоят: шлагбаум, два оборудованных пулеметных гнезда и постоянно дежурит до взвода солдат. На некотором отдалении просматривается еще какое-то количество солдат противника, преимущественно отдыхающими. Мы смогли насчитать семь десятков.

– Вас заметили?

– Нет. Никакой явной обеспокоенности на посту не было. Непосредственно за противником мы наблюдали с левой обочины, прикрываясь деревьями и кустарником.

Мотоциклы с охранением оставили метрах в двухстах позади, за ближайшим поворотом дороги.

– Значит так, – произнес Тухачевский, рассматривая карту. – Поставишь постоянный секрет для наблюдения за этим КПП. Задачу понял?

– Понял.

– Хорошо. Остальным бойцам разведвзвода заняться близлежащими грунтовыми дорогами. Я хочу получить четкое представление о том, чем они являются не на карте, а в реальности. Особое внимание уделить хорошим грунтовкам, идущим к различным мостам. Задание ясно?

– Ясно, – козырнул Лавриненко.

– Приступайте. Товарищ Бирюзов, – обратился Михаил Николаевич к начальнику своего штаба полка, – полку нужно занять оборонительную позицию вдоль шоссе. Даю вам час на рекогносцировку…

Несмотря на отведенное время, начальник штаба, да и весь штаб провозились с выбором оборонительных позиций свыше трех часов. Прежде всего, из-за Тухачевского. То ему то не нравилось, то это. То пулемет сюда нельзя ставить из-за неудобства смены позиции, то сектор обстрела неудачный из-за какого-то там небольшого холмика. Но пока "штабные крысы" чесали в затылках и черкали карандашами карты, остальные тоже не просто грели пузо на солнце. Полковая колонна рассредоточилась, передовое охранение выдвинулось на предполагаемое место дислокации и стало готовить временные позиции, а личный состав остальных рот начал споро разгружать машины и оборудовать склады боеприпасов, место для которых было выбрано в самом начале. Долго ли, коротко ли, но через почти четыре часа такого "привала", штабные, наконец то составили диспозицию, удовлетворившую придирчивого команданте, и началась настоящая работа.

Оборону Михаил Николаевич решил строить примерно в десяти километрах от обнаруженного форпоста противника. По-хорошему, его бы нужно было атаковать и уничтожить, но задач таких он не получал и рисковать, подставляя жиденький полк, едва тянущий на батальон, под вероятную контратаку противника не решился. По крайней мере, до тех пор, пока не сможет нормально занять оборону, дабы встретить гостей по всем правилам гостеприимства.

Эти самые "правила" предполагалось развернуть с обеих сторон вдоль шоссе в виде пулеметных гнезд, наблюдательных пунктов, пехотных траншей полного профиля, капониров и так далее. Прихваченная из Мадрида маскировочная сеть в этих планах учитывалась и должна была сильно помочь из-за того, что местность имела много природного кустарника и низкорослых деревьев.

Хоть на весь полк было чуть больше восьмисот человек личного состава, но покопать пришлось изрядно, благо, что Михаил Николаевич благоразумно выбил для своих подчиненных нормальный шанцевый инструмент в достатке. Кроме того, несмотря на весьма активное неудовольствие подчиненных маршал настоял на создании укрытий, в том числе и для автомобилей. Всех. А это полсотни больших окопов с въездами да маскировкой. Свыше трех суток ударной работы завершились ожидаемо – рано утром 2 октября пришел посыльный головного секрета, сообщивший о том, что у переезда остановилась колонна противника, включая несколько танков.

Веселье начиналось…

Удачно эшелонированная и замаскированная оборона позволила свободно пропустить авангард противника, не вызвав подозрения, и ударить практически одновременно перекрестным пулеметным огнем, когда колонна втянулась в подготовленную для нее ловушку, растянувшуюся на пять километров. Реально было, конечно, меньше, но авангардные и арьергардные посты оказались вынесены на километр в каждую сторону от основных сил. Не бой, а бойня… расстрел мишеней в тире. Ситуация усугубилась тем, что большая часть солдат противника после начала обстрела либо пыталась укрыться за скатом дорожной насыпи, которая полностью простреливалась, либо вообще стремилась убежать назад, вырываясь из этого огненного мешка. Но оба решения оказались неудачными. Полсотни пулеметов сделали свое дело, получив кровавую жатву. Аккомпанемент им составили два десятка орудий, подкидывающие 45-мм осколочные и 76-мм шрапнельные снаряды паникующим фашистам. Только крупнокалиберные ДК молчали из-за малого количества боеприпасов, да и особенного смысла вводить их в бой пока не было. И так справлялись.

– Товарищ Бирюзов, – обратился к начальнику своего штаба Тухачевский, рассматривая в бинокль совершенно разбитую колонну, – прикажите прекратить огонь и доложите о потерях.

– Есть доложить о потерях, – кивнул тот и ринулся к связистам, но, спустя пять минут вернулся. – Пять человек убито, двенадцать ранено, из них только один тяжело.

– Отдельной роте автоматчиков проверить место боя. Пленных сдать бойцам учебной роты. Полчаса хватит?

– Да, товарищ маршал.

– Тогда приступайте. В трофейные команды отправьте бойцов первой стрелковой роты.

Затишье было недолгим. Уже через два часа над дорогой пролетело звено из двух самолетов He-51, по всей видимости, разведывая обстановку. Однако большая часть полка продолжала "томиться" на замаскированных позициях, открывать огня не стали, а потому летчики посчитали, что на дороге копошатся остатки разбитой колонны и полетели дальше, пытаясь найти виновников разгрома.

Спустя минут пятнадцать они вернулись. Вновь пролетели над дорогой. Видимо что-то заподозрив, решили зайти на новый круг и пройти ниже. Но в этот раз Тухачевский решил, что пора – высота двести-триста метров была чрезвычайно заманчивой для стрельбы его зенитных установок. И уже через несколько секунд после команды шесть крупнокалиберных пулеметов ДК, установленных на турелях, доходчиво объяснили гостям "кто в доме хозяин". В итоге один самолет "поцеловался" с землей, а второй, пользуясь неопытностью зенитчиков, хоть и отделался несколькими попаданиями в плоскости, но ушел в сторону Толедо.

– Лавриненко!

– Я!

– Приказываю усилить секрет, доведя его до отделения. Кроме того, мне нужно знать, что там творится возле КПП. По основной дороге не лезь. Там полно отступающих. Воспользуйся объездными. Если получится – загляни дальше, но без геройства. Мне нужен разведывательный взвод, а не три десятка героических трупов.

Ты понял меня?

– Понял, товарищ маршал.

– Тогда исполняй.

– Есть, – козырнул Дмитрий и убежал.

– Товарищ Бирюзов, как у нас обстоят дела с запасными позициями?

– Для пулеметов и артиллерии подготовлены по две замаскированные позиции. Для зенитных установок – четыре комплекта замаскированных окопов.

– Прикажи перевести зенитные установки на позиции внешнего радиуса.

– Есть, – козырнул Сергей Семенович.

– Что по пленным?

– Семьдесят два человека ходячих. Триста двенадцать – средние и тяжелые. У нас мало перевязочных средств…

– Отправляйте их срочно в Мадрид и сдавайте кому угодно, хоть в местное отделение полиции высаживайте. Заодно отведем грузовики из-под удара.

– Удара?

– Да. Я думаю, что после такой теплой встречи к нам пришлют бомбардировщики, для встречного "рукопожатия". Вероятно, "Тети Ю " прилетят. Они, конечно, не новые модели, но нам от этого не легче.

– Понял. – Кивнул Бирюзов, задумавшись лишь на пару секунд.

– Прежде всего – погрузите наших раненых. Их сдайте по всех правилам. Потом тех тяжелых из пленных, у кого, на взгляд медиков, больше шансов выжить. Ходячих постройте и маршевой колонной отправить в Мадрид. Для охранения выделить бойцов учебной роты.

– Разрешите выполнять?

– Да. И ускорьте сбор трофеев…

Оценки Тухачевского оказались слишком пессимистичными. Эскадрилья самолетов Junkers Ju 52 появилась только спустя четыре часа. Шли они кучно и не спеша на высоте около километра, еле "ползя" на скорости около двухсот километров в час.

Летели они медленно и уверенно, наслаждаясь своей неторопливой солидностью.

Словно на параде. Так что маршал с огромным удовольствием отдал приказ об открытии огня по этим великолепным целям. Лучше и не придумаешь, для первичного обучения зенитных расчетов.

Спустя несколько секунд зарокотали ДК, отправляя свои 12,7-мм гостинцы в сторону незваных гостей. Трассирующих пуль у них в боекомплекте не было, так что визуального эффекта от стрельбы особенно не наблюдалось, из-за чего необстрелянные испанские летчики, имеющие всего десять-пятнадцать часов налета, поняли неладное далеко не сразу. Сначала головной бомбардировщик задымился и стал странно крениться, теряя высоту. За ним последовал второй. Огонь перенесли на третий и только теперь самолеты разрушили строй, стараясь самостоятельно выйти из зоны огня зенитных установок.

Удалось не всем. На таких больших и неповоротливых самолетах вообще сложно воевать, так что тот факт, что с поля боя смогли уковылять восемь бомбардировщиков разной степени потрепанности из двенадцати оказалось лишь заслугой низкого профессионализма зенитчиков.

 

Глава 4

5 октября 1936 года. Московская область. Село Волынское. Ближняя дача.

– Второго октября полк объекта смог нанести тяжелый урон наступающим по шоссе на Мадрид от Толедо фашистам и заставил их отступить! – доложил Слуцкий.

– У вас есть конкретные сведения о том, как проходил бой?

– Нет. Корпусной комиссар Берзин узнал о факте боя со слов генерала Рикельме, которому объект прислал вестового с просьбой завершить комплектование полка.

Товарищ Берзин передал сведения о бое незамедлительно. Сейчас выясняет обстоятельства.

– Его просьба о завершении комплектования удовлетворена?

– Нет. Товарищ Берзин считает, что проводить набор по тем критериям, на которые опирался объект опасно, так как войска в итоге получаются неустойчивыми.

– И поэтому он не направил объекту даже классово близких и идеологически правильных бойцов?

– Да, так как Тухачевский возвращал многих из них, указывая в рапортах на их неспособность воевать. Товарищ Берзин уже и не пытается.

– Хм… – сказал хозяин кабинета и задумчиво пыхнул трубкой. – А что полк Шмидта?

Он готов к боевым действиям?

– Нет. Товарищ Шмидт продолжает заниматься обучением и комплектованием. В последнем рапорте доложил, что на ходу только треть полученных танков.

– Треть?! – Удивился хозяин кабинета. – Вы же отправили ему новые. Что он там с ними делает?

– Мы уточняем. Он ссылается на низкое качество танков, плохую подготовку механиков-водителей, необходимость обучать личный состав из местных, которые не знают русского языка и многие другие факторы.

– Вы обеспечили его всем необходимым?

– Безусловно.

– Какие сроки?

– Товарищ Шмидт обещает завершить комплектование до 20 октября.

– Хорошо. Поверим товарищу Шмидту. Передайте товарищу Берзину, чтобы после 20 октября постарались задействовать полк Шмидта в обороне Мадрида. Думаю, наступление к тому времени, фашисты не прекратят. Что же до объекта, то запросите с него подробный рапорт от имени генерала Рикельме. Подробности удалось получить только через два дня.

– Второго октября, – доложил Слуцкий, – согласно рапорту объекта, его полком была отражена одна наземная атака противника и два воздушных налета.

– Рапорты проверены?

– Да. Корпусной комиссар Берзин лично был на позициях полка. Фотографии разгромленной колонны противника и сбитых самолетов приложены к рапорту. По просьбе объекта к полку прикомандирован постоянный фотограф.

– Хорошо. Продолжайте, – кивнул головой хозяин кабинета.

– Потери полка составили семнадцать человек убитыми, включая трех умерших от ран и семьдесят восемь ранеными. За сутки боев полк сбил пять самолетов: один Хе-51 и четыре Юнкерс Ю-52. Подбил девять легких танков Т-1, тридцать два грузовых автомобиля, четыре легковых, семь мотоциклов. Кроме того, было уничтожено одна тысяча десять и пленено триста восемьдесят четыре фашиста.

– Солидно, – произнес Сталин.

– Более чем, – согласился с ним Слуцкий. – Товарищ Берзин и генерал Рикельме находятся в шоке.

– Объекту выделили подкрепление?

– Нет, – слегка замялся Слуцкий.

– В Мадриде найдутся люди, пригодные, по мнению товарища Тухачевского, для войны?

– С легкой иронией спросил вождь.

– Товарищ Берзин подстраховался и накопил на момент подачи рапорта триста двенадцать добровольцев, подходящих под требования объекта. Кроме того, завтра в Мадрид прибывает новая группа младших командиров уровня взвод-рота. Человек тридцать для нужд полка можно будет выделить.

– Хорошо, тогда телеграфируйте в Мадрид о том, чтобы не тянули с этим вопросом.

У товарища Тухачевского были какие-либо просьбы?

– Конечно. Он передал товарищу Берзину целый список. Там и автотранспорт, и крупнокалиберные пулеметы, и боеприпасы, и топливо, и продовольствие, и обмундирование со снаряжением. Приличный перечень.

– Постарайтесь его удовлетворить. – Твердо произнес Сталин. – Возможно это просто удача, но я предлагаю продолжить эксперимент. Передайте товарищу Берзину, чтобы он приложил все усилия для завершения комплектования пехотного полка товарища Тухачевского.

 

Глава 5

15 октября 1936 года. Окрестности шоссе Толедо-Мадрид.

Очередной тяжелый день подходил к концу. Вот уже два часа как никто не стрелял, не бомбил и не пытался взять штурмом позиции, занятые полком. Было тихо и спокойно. Настолько, что маршал решил, воспользовавшись передышкой, сесть за заполнение боевого журнала полка.

Собираясь с мыслями, он пробежался по старым записям, восстанавливая картину и пытаясь понять, что он упустил. "02.10.36. 17:31 завершился налет бомбардировщиков. Сбили 4 Ju 52. Расстреляли по БК на каждом ДК. Осталось всего по три БК. Написал Берзину о выделении боеприпасов… Ближе к ночи закончили подсчет трофеев. Арсенал полка пополнился на 1282 винтовки Маузер, 12 ручных пулеметов MG 13, 4 станковых пулеметов MG-08 , а также 23 пистолета разных моделей. С утра собираемся заняться изучением обломков бомбардировщиков и истребителя. Надеемся снять пулеметы и боеприпасы…" Михаил Николаевич улыбнулся, вспоминал как уже в сумерках ходил по позициям, проверяя обстановку и состояние бойцов. Ободрял их. Где с помощью переводчика.

Где сам. Этот обход затянулся, так что заснуть получилось только далеко за полночь. Однако польза от такого обхода была несомненна. Успех в первом бою, отражение двух авиационных налетов и спокойная уверенность командира укрепляли боевой дух солдат, повышая их стойкость и боеспособность. Как позже выяснилось, этот прием очень помог, когда фашисты начали чередовать разведку боем с артиллерийскими и бомбовыми ударами. Иные бойцы давно убежали, если бы не их вера в командира и победу. Их победу. "08.10.36. Вечером на грузовиках прибыло пополнение из Мадрида. 391 человек: 37 советских командиров, 5 переводчиков, 349 испанских добровольцев. После переклички и знакомства с личным составом выяснилось наличие 52 рабочих полезных профессий, а также 12 водителей и 4 механика.

Список прибывшего личного состава:…

Список выбывшего и небоеспособного личного состава:…

Третий стрелковый батальон разворачивать не стал, ограничившись созданием второй учебной роты и увеличением количества взводов в уже существующих стрелковых. Из гражданских специалистов на базе автотранспортного взвода развернута автотранспортная рота и ремонтно-восстановительный взвод.

Занялись приведением в порядок подбитой 02.10.36 техники. По предварительным оценкам, есть шанс ввести в строй 3 танка PzKpfw I, 3 мотоцикла и 8 грузовых автомобилей. Артиллерийские установки (12 единиц), захваченные у фашистов, и 600 винтовок Маузер переданы корпусному комиссару Берзину в Мадрид для вооружения добровольческого ополчения".

Тухачевский задумчиво потер виски, вспоминая тот вечер, что остался в памяти своей дикой неразберихой, переходящей в поистине страшный бардак. Почти четыре сотни необученных бойцов – треть полка, который с ними хоть и оставался фактически батальоном, но смог, наконец, достигнуть отметки в тысячу человек личного состава. Что при условии продолжающегося давления со стороны фашистов, очень радовало. Но пришлось в кои-то веки начать произносить речи перед солдатами, мотивируя их на борьбу с иностранными захватчиками – немцами и итальянцами. "15.10.36. Пришло новое маршевое пополнение. 24 советских командира, 7 переводчиков и 137 испанских добровольцев, среди которых нашелся один водитель, три бывших артиллериста и семь человек с полезными гражданскими профессиями.

Привезли два танковых передатчика 71-ТК-1 и двенадцать приемников, благодаря чему получилось хоть как-то облегчить управление войсками. Первый передатчик поставили на штабном КП, второй выделили Лавриненко на разведывательный взвод вместе с двумя отремонтированными немецкими мотоциклами. Кроме того, из Мадрида пришла партия боеприпасов, в том числе и очень важных для ДК, вместе с шестью новыми крупнокалиберными пулеметами.

Начали формировать второй разведывательный взвод и второй взвод связи. Направлен запрос в Мадрид на мотоциклы или хотя бы велосипеды.

Завершили восстановление двух трофейных танков PzKpfw I. Создали из них отдельный взвод тяжелого оружия. С остальных танков был произведен частичный демонтаж запасных частей, а корпуса вкопали в землю по башню и замаскировали, превратив в неподвижные огневые точки.

С двадцати трех сбитых за время боев (с 02.10.36) самолетов было демонтировано 5 пулеметов MG-17 и 12 пулеметов MG-15 в исправном состоянии, около десяти тысяч патронов, плюс восемь невзорвавшихся авиационных бомб SC100, содержащих по предварительной оценке до 400 кг взрывчатки. Бомбы сложили в овраге, в некотором отдалении от позиций, потому что как их разобрать и обезвредить никто не знал.

Запросили из Мадрида взрыватели, огнепроводные шнуры и прочее снаряжение вместе с саперами. Корпусной комиссар Берзин обещал прислать в течение пары дней. Если все пойдет как надо, то разверну инженерно-саперное отделение при штабе полка…" Закончив писать, Тухачевский протер глаза и потянулся. Скоро должен был подойти начальник штаба и доложить о текущем состоянии личного состава, которое тоже нужно было зафиксировать в журнале. С полным указанием фамилий, имен, отчеств и вспомогательных данных вроде дат рождения, профессий и навыков. Излишне кропотливая возня, но Тухачевский считал, что она того стоила.

– Товарищ маршал, – послышался знакомый голос от входа в блиндаж. Михаил Николаевич вздрогнул, выходя из той дремы, в которую он провалился, ожидая Сергея Семеновича. – К нам гости, – чуть улыбнувшись, произнес Бирюзов.

– Кого там нелегкая принесла? – Проворчал Тухачевский.

– Генерала Рикельме со свитой, – пожал плечами Бирюзов.

– Ну что же, пойдем, поговорим с дорогими гостями, – тяжело вздохнув, произнес Тухачевский и направился к выходу из штабного блиндажа. – Наверное опять будет предлагать пойти в самоубийственную атаку. За две недели два вопиющих акта идиотизма. Толпой неуправляемых и плохо вооруженных гражданских пытаться взять более-менее окопавшихся солдат с пулеметами… – развел руками Тухачевский и тяжело вздохнул. – Иногда мне кажется, что этот наш замечательный генерал больше вредит своими приказами, чем помогает. Хорошо хоть у товарища Берзина хватает бдительности закрывать нас от его "полководческого таланта".

А в то же время в Толедо, в ставке генерала Варела шло совещание.

– И что, вы так и будете топтаться на месте? – Генерал Варела был сильно расстроен сложившейся обстановкой на направлении главного удара. Поражение первого дня боев и последующая неопределенность не давала ему покоя, заставляя нервничать все сильнее с каждым днем. Да, они отбили две самоубийственные атаки республиканцев, но их оборона все еще держалась, и неплохо держалась. Особенно по сравнению с другими участками фронта.

– Сеньор Варела, – полковник Асенсио Карлос не разделял взгляды штаба и был раздражен обстановкой не меньше своего генерала, – позвольте мне и моим танкистам взломать оборону этих бандитов?

– Сеньор Карлос, – встал грудью на защиту своего мнения начальник штаба армии. – Мы потеряли на этих бандитах двадцать три самолета! Не считая полковой колонны, оставившей там более полутора тысяч бойцов. Мы провели семь, я повторяю, семь разведок боем. Каждый раз выявляя огневые точки противника мы наводим на них артиллерию с авиацией. Но вскоре на место уничтоженных пулеметов встают новые, вместе с расчетами. Две недели постоянных бомбовых ударов и артиллерийского обстрела не позволили нам не только ослабить позиции республиканцев на этом направлении, но и даже нащупать в их порядках слабые местах. И вы заявляете, что сможете взломать эту оборону своей танковой колонной? Вы хоть представляете, сколько там у противника бойцов? Каким вооружением они располагают?

– У меня сорок новейших немецких танков и двадцать семь итальянских танкеток! – Настаивал Карлос. – Вы считаете, что при концентрированном ударе на узком фронте их может что-то остановить?

– Противотанковые пушки, – без тени иронии ответил начальник штаба.

– И сколько их у республиканцев осталось? – Усмехнулся Асенсио Карлос. – После двух недель артиллерийских обстрелов и бомбежки? Одна? Две? Кроме того, мои четыре десятка новейших, – он сделал акцент на этом слове, – танков и двадцать семь танкеток поддерживает пять бронеавтомобилей и батальон пехоты. У республиканцев не будет никаких шансов! – Полковник завелся. – Да, на войне бывают потери. Не без них. Но я вам клянусь, что моя танковая колонна сомнет врага!

 

Глава 6

25 октября 1936 года. Московская область. Село Волынское. Ближняя дача.

Слуцкий слегка волновался. Он прибыл на плановый доклад, но томился в ожидании в приемной вот уже третий час. Наконец-то на столе у Поскребышева зазвонил телефон, и секретарь Сталина пригласил Слуцкого войти. Внутри уже сидел небольшой "консилиум":

Сталин, Молотов, Каганович, Калинин, Берия, Шапошников и Егоров. Последний, правда, был несколько рассеян и выглядел подавленным, косясь исподлобья на Берию.

– Здравствуйте товарищи, – поприветствовал присутствующих начальник ИНО ГУГБ НКВД.

– Здравствуйте, товарищ Слуцкий, – вождь заметил его смущение и подбодрил. – Не стесняйтесь. Прошу, – кивнул он, указывая на папку, что держал в руках комиссар государственной безопасности.

– Товарищ Сталин, получены новые сведения из Испании о деятельности… – докладчик на пару секунд запнулся, раздумывая о том, как нужно называть маршала, и остановился на нейтральной форме, – товарища Тухачевского. Корпусной комиссар Берзин прислал подробный рапорт о боевом пути первого стрелкового полка "Красной гвардии" Испанской республики. – В комнате стояла вязкая тишина. Все внимательно слушали, не перебивая. – Согласно распоряжению о доведении комплектования полка по штатной численности восьмого и пятнадцатого октября Тухачевскому были предоставлены пополнения общей численностью пятьсот пятьдесят девять человек, благодаря чему, текущий состав полка на пятнадцатое число достиг одна тысяча пятнадцати бойцов и командиров.

– Какова запланированная численность полка? – Спросил Шапошников, воспользовавшись паузой.

– Четыре тысячи двести семнадцать человек.

– Неужели такие серьезные потери?

– Нет. Второго числа полк начал боевые действия, имея всего восемьсот четыре человека по факту. За минувшие три недели бои на этом участке не прекращались ни на день. В Мадриде сейчас находится на излечение двести семнадцать раненых бойцов и командиров полка. Сто тридцать один – погиб или умер от ран.

– Почему полк был введен в бой, будучи укомплектован всего на одну пятую своего списочного состава? – Шапошников был удивлен. Эксперимент экспериментом, но налицо явная провокация, направленная на дискредитацию позиции Тухачевского.

– Таковы требования обстоятельств. Никаких других боеспособных частей, способных остановить наступления испанских фашистов на Мадрид, у генерала Рикельме не имелось, – невозмутимо ответил Слуцкий.

– Продолжайте, товарищ Слуцкий, – подвел итог возмущению Шапошникова Сталин.

– Второго октября полк товарища Тухачевского, грамотно организовав засаду, смог разгромить колонну фашистов. После этого отбил два налета авиации. Со второго по пятнадцатого число держал оборону, контролируя шоссе. Отразил семь атак противника и двенадцать воздушных налетов. В этот период республиканские части предпринимали атаки на Толедо, но результата не добились, если не считать таковым очень серьезные потери. Строгого учета сами республиканцы не ведут, по оценке же товарища Тухачевского, они потеряли порядка тридцати процентов личного состава, то есть, свыше четырех тысяч человек, не достигнув никаких успехов.

Полк Тухачевского генерал Рикельме оба раза пытался привлечь к атаке, но благодаря своевременному вмешательству товарища Берзина, этого не произошло.

– Почему? – Заинтересованно спросил Егоров.

– Разведка Тухачевского смогла вскрыть оборону противника. Анализ обороны говорил о том, что любая лобовая атак без поддержки ее хотя бы дивизионной артиллерией, обречена на провал. Фашисты очень удачно задействовали каменные дома, превратив их фактически в доты. Эта информация была предоставлена генералу Рикельме, но он ее проигнорировал и оба раза достиг прогнозируемого Тухачевским результата при попытках лобового штурма Толедо.

Егоров скривился. Ему не понравился ответ Слуцкого, но возразить было нечем.

– В восемь часов пятнадцать минут шестнадцатого числа со стороны Толедо на позиции полка Тухачевского началось наступление танковой колонны полковника Карлоса. – Слуцкий продолжил доклад. – В ней насчитывалось сорок немецких танков Т-1, двадцать три итальянских танкетки ЧиВи-33 и пять испанских бронеавтомобилей Бильбао. До трех тысяч пехоты.

Слуцкий замялся, запамятовав конкретные числовые показатели этого боя, а потому начал энергично копаться в папке. Заминкой воспользовался Егоров.

– Тухачевский разгромлен? – С некоторым надменным сарказмом спросил маршал.

– Что? – Удивленно переспросил Слуцкий. – Нет. Атака фашистов была успешно отражена.

– Как?! – Воскликнул Егоров и тут же притих под осуждающим взглядом Берии.

– Конкретно по бою шестнадцатого октября точных сведений нет. Известно только то, что используя фланкирующие позиции и эшелонированную оборону, Тухачевский смог нанести танковой колонне полковника Карлоса серьезный урон и обратить ее в бегство, уничтожив практически всю бронетехнику.

Егоров побледнел, а Слуцкий запнулся, видя эту странную реакцию на успех советских бойцов.

– Продолжайте, товарищ Слуцкий, – привел его в чувство Сталин.

– После отражения атаки, в 10 часов 20 минут Тухачевский начал формировать подвижное соединение, в которое вошли два трофейных танка Т-1, разведывательный взвод на мотоциклах, отделение ПВО из двух легковых автомобилей, вооруженных крупнокалиберными пулеметами, а также пехота в составе стрелковой роты и роты автоматчиков, все они были посажены на грузовики. В 11 часов 10 минут подвижное соединение атаковало мост на реке Гуадаррама, который защищался всего взводом пехоты. Форсировав реку Тухачевский подошел с тыла к позициям фашистской артиллерии, которая последние две недели беспокоила своими обстрелами его полк.

Бросок был настолько внезапным, что артиллеристы не оказали практически никакого сопротивления. Таким образом, Тухачевским был захвачен дивизион пятнадцатисантиметровых орудий Круппа. Один из двух тяжелых артиллерийских дивизионов фашистов. – Особенно подчеркнул Слуцкий. – Оставив стрелковую роту оборонять захваченные тяжелые орудия и вызвав к ней по рации подкрепление, маршал, лично командующий подвижным соединение, атаковал полевой аэродром, действующий в интересах обороны Толедо. После скоротечного боя, рота автоматчиков осталась его охранять, а оба легких танка, сопровождаемые мотоциклистами и отделением ПВО, провели рейд по тыловым коммуникациям фашистов.

Обстреляли и рассеяли маршевую батальонную колонну пехоты, уничтожили пять транспортных колонн и многое другое. Шумели до вечера. Из-за чего в Толедо была посеяна сильная паника, которую смогли усилить действия артиллеристов полка, пытавшихся вести обстрел мостов через Тахо из захваченных пятнадцатисантиметровых орудий. В случае успешного разрушения мостов через Тахо с помощью тяжелой артиллерии Толедо оказывался в весьма опасном положении, так как практически полностью отрезался бы от основных линий снабжения. Поэтому вечером того же дня генерал Варела, опасаясь окружения спешно начал выводить свои войска из Толедо, отводя их маршевыми колоннами по шоссе на Торрихо. Из-за спешки много техники и тяжелого вооружения было брошено в городе. – Завершил обрисовывать картину Слуцкий.

– Тухачевский что, силами фактически усиленного батальона разбил танковый полк и вынудил отступить с занятых позиций дивизию? – На Егорова было больно смотреть.

Впрочем, все остальные присутствующие в комнате оказались под сильным впечатлением.

– Можно сказать и так. Семнадцатого октября последние части генерала Варела отступили по шоссе на Торрихо, дабы прикрыть фланг наступающей на Вальмохадо группы. Пятичасовой обстрел мостов через Тахов в Толедо привел к их разрушению.

Временный полевой аэродром, расположенный недалеко за лесом Дееса Ла Легуа, остался в руках Тухачевского, несмотря на две безуспешные попытки отбить его, предпринимаемые силами до батальона пехоты. Согласно рапорту от восемнадцатого числа оборона полка проходит по восточному берегу реки Гуадаррама в районе пересечения ее шоссе. Полк к концу операции имел восемьсот тридцать четыре человека личного состава. Тухачевский запросил Мадрид разрешение отвести полк в тыл для отдыха и доукомплектования.

– Сколько было уничтожено противника? – Спросил пораженный Шапошников.

– Корпусной комиссар Берзин докладывает, что за время боев со второе по семнадцатое октября полк товарища Тухачевского уничтожил две тысячи сто семнадцать фашистов, взяв девятьсот семь пленных. Смог подбить сорок два легких танка, семнадцать танкеток, девять бронеавтомобилей и семьдесят восемь единиц автотранспорта. Сбил двадцать три, уничтожил на аэродроме два и захватил восемнадцать самолетов. В том числе новейший немецкий пикирующий бомбардировщик Юнкерс Ю-87А-0, который перегоняли на аэродром Витория в Северной Кастилии.

Летчик унтер-офицер Герман Байер взят в плен, хоть и ранен. Захвачен дивизион пятнадцатисантиметровых орудий Круппа, двадцать семь противотанковых пушек, семь пехотных орудий. Уничтожены сорок восемь артиллерийских установок. Кроме того, на аэродроме захвачено четыре зенитные установки. Со стрелковым оружием, захваченным в ходе боев, дело обстоит тоже неплохо: сто семьдесят ручных пулеметов, сорок два станковых, сорок семь демонтированных с самолетов и техники, свыше четырех тысяч винтовок и около трехсот пистолетов. Все сведения многократно проверены и подтверждены. – Подвел черту Слуцкий, наблюдая за напряженной тишиной в зале.

– Товарищ Слуцкий, – спросил Сталин после того, как пауза затянулась, – а как дела у товарища Шмидта? Он, если мне не изменяет память, должен был после двадцатого числа получить свое боевое задание.

– Товарищ Шмидт в госпитале, а его полк отведен в тыл. Двадцать первого числа он предпринял наступление от Мадрида на город Навальпераль с целью прорвать позиции фашистов и выйти к Авиле. Начало наступление прошло вполне успешно. Фашистская пехота была испугана таким массовым применением танков, поэтому оказалась легко рассеяна, пропуская танки в город. Не задерживаясь на узких и извилистых улочках, Шмидт, не потерявший ни одной машины на начальном этапе наступления, повел их дальше, стараясь развить успех. Несогласованность действий с республиканской пехотой привела к тому, что та банально отстала от танков и на подходе к Навальпераль была встречена плотным огнем фашистов. В результате оказалась отсечена от танков и после получасовой перестрелки отброшена, понеся серьезные потери. Танки же Шмидта натолкнулись недалеко от Авилы на хорошую оборону основных сил фашистов с неустановленным количеством противотанковых орудий. В итоге, полк Шмидта был остановлен, потеряв пять машин и вынужден отступить на исходные позиции. При обратном проходе по улицам Навальпераль танки забрасывались гранатами из окон и с крыш домов. В 15 часов Шмидт вывел шесть оставшихся от полка танков к исходным позициям. Остальные оказались либо подбиты, либо заблокированы на улицах Навальпераль. Таким образом, атака танкового полка товарища Шмидта привела к очень серьезным потерям в личном составе и материальной части.

– Кто назначен командиром полка?

– Исполняет обязанности бывший командир танкового взвода Ковалев. Комсомолец.

Участвовал в том бою. Был подбит, но продолжал бой, ведя огонь из башенного орудия по противотанковым пушкам противника. Легко ранен. Самостоятельно вышел из окружения глубокой ночью. Кандидатура нового командира полка на данный момент не утверждена.

– Как скоро получится развернуть танковый полк?

– Исходя из печального опыта товарища Шмидта, можно считать, что на это потребуется никак не меньше двух месяцев. Но, есть все основания считать, что больше. Назвать реальные сроки восстановления танкового полка нельзя даже приблизительно.

– Значит, эксперимент завершился, – задумчиво произнес Сталин. – Товарищ Егоров, может быть, вы хотите что-то добавить к словам товарища Слуцкого?

– Нет, товарищ Сталин, – Егоров был подавлен и бледен.

– Но ведь вы писали мне записки, требуя, чтобы я не тратил зря жизни советских бойцов для проверки бредовых идей Тухачевского. Отчего так получилось, что товарищ Шмидт, проводящий так превозносимую вами концепцию таранного танкового удара, бездарно провалился, а товарищ Тухачевский с его бредовыми идеями, смог совершить невозможное? Что случилось? Чудо? Как вы объясните эту ситуацию?

– Я не понимаю произошедшего. Того, что рассказал нам товарищ Слуцкий, просто не может быть.

– Товарищ Слуцкий, – обратился Сталин к Слуцкому, – вот начальник Генерального Штаба РККА заявляет, что вы нас вводите в заблуждение и рассказываете сказки.

– Весь боевой путь Тухачевского задокументирован. Кроме боевого журнала, который ведет он лично, внося туда все текущие события и детали, имеются рапорты наших представителей в Испании, документы испанских союзников, фотографии позиций и уничтоженного врага, протоколы опроса раненых бойцов в госпитале и других свидетелей. Секретный немецкий самолет, наконец, который мы планируем вывезти в Советский Союз вместе с летчиком в течение недели.

Материалов очень много.

– Вот видите, товарищ Егоров, – с ледяным взглядом тихо произнес Сталин, – у товарища Слуцкого есть доказательства его слов.

– Товарищ Сталин, я всего лишь высказывал свое мнение как начальник Генерального Штаба РККА, – слегка взволнованно произнес Егоров.

– Вы считаете, что начальник Генерального Штаба РККА может просто так болтать языком, вводя в заблуждение своих партийных товарищей?

– Нет! Что вы?! – Уже не на шутку перепугался Егоров.

– Тогда постарайтесь впредь более ответственно относиться к тому, что вы говорите. Можете идти. – Егоров вылетел из комнаты как ужаленный. Со свистом.

Что вызвало усмешку на лице Шапошникова. – А вы товарищ Шапошников, отчего улыбаетесь? Вам смешно?

– Да товарищ Сталин. Смешно. Поведение товарища Егорова нелепо и… – он замялся.

– Договаривайте, товарищ Шапошников. Договаривайте. – Медленно и тихо произнес Сталин, вызывая у Бориса Михайловича легкие мурашки на спине.

– Я считаю, что товарищ Егоров зарвался и ревнует товарища Тухачевского. Успех в Испании ведь грандиозный. Благодаря ему, придется очень серьезно пересмотреть нашу военную доктрину, сделав далеко идущие выводы не только в плане подготовки и комплектования РККА, но и во многом изменить требования к технике и вооружению.

Кроме того, успех товарища Тухачевского в Испании прекрасно перекликается с его… с нашим докладом, критикующем текущее состояние РККА и работой в комиссии при наркомате, став их продолжением. Фронтовым испытанием. Да, узким и частным. Но результат уж слишком выразителен. Все это позволяет считать, что позиция Егорова, а также примыкающих к нему Якира с Уборевичем по многим вопросам оказалась ошибочной. Такое не все могут пережить с достоинством. – Товарищ Сталин немного пожевал губы и посмотрел на Абрама Ароновича.

– Товарищ Слуцкий, а чем на самом деле был вызван тот факт, что полк Тухачевского отправили в бой даже не укомплектовав на четверть?

– Корпусной комиссар Берзин пишет, что экстраординарными обстоятельствами. Полк Тухачевского отправили в бой после того, как по истечении месяца он смог провести общие маневры, задействовав весь личный состав. У Шмидта к тому времени взводы даже материальную часть не освоили и ни о чем подобном говорить не приходилось. А угроза успешного наступления на Мадрид нарастала с каждым часом.

Фактически, Тухачевский оказался спасителем столицы Испанской республики. Если бы не он, то милиционные, практически неуправляемые части республиканцев вряд ли бы остановили танковую колонну того же полковника Карлоса.

– А что в целом с обстановкой вокруг Мадрида?

– Если не считать локального успеха, достигнутого товарищем Тухачевским, то продолжается наступление фашистов. Товарищ Берзин считает, что нет никаких оснований ожидать успеха от республиканской армии, которая терпит поражения раз за разом. По его мнению в декабре-январе бои уже будут идти на улицах Мадрида.

– Плохо, очень плохо, – тихо произнес Сталин и замолчал.

– Товарищ Сталин, – нарушил тишину Шапошников. – Я предлагаю передать остатки танкового полка на усиление полка товарища Тухачевского, а также на неделю, может быть две, если позволят обстоятельства, вывести его в тыл на отдых и доукомплектование.

– Товарищ Шапошников, у него всего восемьсот человек пехотинцев. Откуда ему взять новых обученных бойцов?

– По сведениям товарища Берзина в Мадриде сейчас около двух тысяч добровольцев-интернационалистов.

– Пояснил Слуцкий. – Две трети из них имеют военную подготовку, что как раз хорошо соотносится с требованиями товарища Тухачевского. Это позволит быстро передать ему до пятисот человек относительно подготовленного пополнения и довести численность полка до полутора тысяч. С учетом остатков полка Шмидта.

Кроме того, вчера в Испанию вылетел очередной рейс полка тяжелых бомбардировщиков. Они везут молодых командиров – сто двенадцать человек. Почти все – командиры уровня отделение-взвод. Их тоже можно направить на усиление полка товарища Тухачевского. Кроме того, успех при Толедо сделал известным первый полк "Красной гвардии", поэтому, я думаю, товарищу Берзину стало легче вербовать бывших солдат королевской армии Испании. А это еще сто, может быть двести, а если повезет, то и триста бойцов в полку Тухачевского.

– Хорошо, товарищи, – произнес Сталин, окинув взглядом всех присутствующих.

Недовольных не было. – Тогда так и поступим. Товарищ Слуцкий, постарайтесь как можно скорее радировать товарищу Берзину о наших пожеланиях.?

 

Глава 7

25 октября 1936 года. Испания. Бургас. Ставка каудильо.

– Вы клятвенно меня заверяли, что шоссе на Мадрид защищает только один полк неполного состава! – Франко был в ярости. – Молчите? Молчите?! Почему тогда, я вас спрашиваю, Толедо два дня назад пал под ударами этих бандитов?

– Я…

– Что?!

– Я как раз вам принес материалы, перехваченные нашими друзьями в Берлине, – подавленно офицер, протягивая листок.

– Что там?

– Это оперативный доклад корпусного комиссара Берзина в Москву. Шоссе на Мадрид действительно защищал один полк неполного состава. – Франко дико посмотрел на человека, потом на лист бумаги. Прочел. И устало вздохнув, сел в кресло.

– Ничего не понимаю. – Покачал он головой. – Если верить донесениям из Мадрида и Берлина, то этот фактически батальон смог измотать в боях и вынудить отступить облегченную дивизию, которую мы скромно называем армией. Так не бывает. "Бог на стороне больших батальонов ".

– По всей видимости, красный маршал прибег к хитрости. Генерал Варела клянется, что в Толедо шестнадцатого числа после обеда творился натуральный бардак, который усилился после того, как в город стали залетать крупнокалиберные снаряды.

У республиканцев такого оружия не было, поэтому он пришел к выводу, что обрыв связи с дивизионом вызван его захватом. Он испугался окружения и постарался вывести хотя бы какие-то войска, чтобы сохранить для вас если не армию, то солдат.

– Бред какой-то… – Франко прошелся, недовольно сопя, по кабинету. – Что мы упустили?

– Шмидт, атакуя куда более серьезными силами, был разгромлен в ходе нескольких часов боя. А у него там было два десятка новых советских пушечных танков.

Генерал Варела опытный военачальник, но маршал, – начальник разведки сделал акцент на этом слове, – Советского Союза оказался опытнее, хитрее и талантливее.

Видимо мы это и упустили. Личность иногда играет огромную роль в исходе сражений.

– Где сейчас этот чудо-полк?

– Насколько мне известно, вчера генерал Рикельме по просьбе самого маршала подписал приказ о выводе первого пехотного полка "Красной гвардии" в резерв на доукомплектование. Вместо него на позиции по реке Гуадаррама, что к востоку от Толедо заступила бригада Листера.

– И все? – Удивился Франко.

– Пока да. Полк Тухачевского уже оставил свои позиции, но отошел недалеко, фактически отойдя во второй эшелон обороны этого направления.

– Хм…

– Но контратаковать позиции республиканцев силами войск генерала Варелы сейчас не реально, – опередил мысль каудильо начальник разведки.

– Почему?

– Потеряно практически все тяжелое вооружение. На ходу осталось всего три итальянские танкетки. Тяжелый артиллерийский дивизион и вся прочая артиллерия генерала Варелы захвачены противником, как и аэродром с двумя десятками бомбардировщиков. На текущий момент в распоряжении генерала Варела имеется только одиннадцать потрепанных батальонов, вооруженных винтовками и одиннадцатью ручными пулеметами. Любая контратака на позиции республиканцев обойдется нам очень большой кровью, даже если и будет успешной.

– Значит, вы рекомендуете закрепиться и не контратаковать? – Спросил он начальника разведки после минутного раздумья.

– Да. Нужно привести в порядок боевые порядки генерала Варелы. Произвести пополнение. Вооружить пулеметами, пушками. Если мы атакуем сейчас, то имеем все шансы оголить фланг в канун наступления на Мадрид. Тем более что в ближайшее время на этом участке республиканцы наступать не будут.

– Вы уверены?

– Да.

– Абсолютно?

– Не знаю.

– Не знаете, уверены вы или нет?

– Не знаю, что значит "абсолютно", – начальник штаба прямо смотрел в глаза Франко немигающим взглядом.

– Хорошо. На чем тогда основывается ваша уверенность?

– Перед тем как отойти в тыл, Тухачевский силами своего полка уничтожил все мосты на реке Гуадаррама, а перед этим артиллерийским налетом уничтожил мосты через реку Тахо в Толедо, из-за чего, собственно, генерал Варела и запаниковал.

Если бы Тухачевский успел взорвать мост через Гуадаррама до того, как генерал выведет войска за реку, то наша армия оказалась бы в полном окружении, вырваться из которого у нее не имелось никаких шансов. Атака танковой колонны полковника Карлоса очень хорошо продемонстрировала генералу Вареле тот факт, что оборону держать полк Тухачевского может отлично.

– Как быстро мы сможем восстановить хотя бы один мост через Гуадарраму?

– Сложно даже предположить. – Пожал плечами начальник штаба. – Возле всех разрушенных мостов поставлены наблюдатели с пулеметами, которые отгоняют наших разведчиков. Наводить переправу придется под огнем неприятеля. Не уверен, что мы это сможем сделать и что это нам нужно. Убежден, что потери армии генерала Варелы при форсировании реки Гуадаррама окажутся весьма внушительными. Кроме того, стоящий во втором эшелоне обороны полк Тухачевского может контратаковать измотанные боями с бригадой Листера войска Варелы и сбросить их в реку. Что приведет к необходимости вывода его армии в глубокий тыл на укомплектование, ибо ее практически не останется.

– Гуадаррама ведь небольшая речка. Откуда такие сложности? Раньше мы нормально форсировали и куда более сложные водные препятствия.

– По сохранившимся в полном порядке мостам, которые практически никто не охранял.

– И что вы предлагаете?

– Вывести армию Варелы, которая потеряла за октябрьские бои больше половины личного состава, в резерв фронта. Согласно рапорту генерала у него по спискам четыре тысячи семьсот сорок два человека осталось в строю. Из десяти тысяч. – Подчеркнул начальник штаба. – Нужно дать людям отдохнуть, а армии принять пополнение и вооружение. Я предлагаю ее оставить на западном берегу Гуадаррамы для прикрытия общего фланга наступления. А после приведения в порядок использовать в качестве свежего резерва, заменив ей одну из наиболее потрепанных колонн, наступающих на Мадрид.

– Удара во фланг точно не будет? – Спросил Франко после пары минут раздумья.

– Нет. Река и армия Варелы позволяют в этом не сомневаться. Ведь водная преграда является проблемой не только для нас, но и для республиканцев.

– Хорошо. Подготовьте приказ. А что со штурмом Вальмохадо? Надеюсь тут проблем не предвидеться из-за неудачи генерала Варелы?

– Если не считать потери свыше сорока самолетов в боях под Толедо и тяжелого артиллерийского дивизиона, которые мы хотели задействовать в штурме, то все остальное идет по плану.

– Как вы считаете, нам хватит сил для штурма в такой обстановке?

– Вероятно. Сил у республиканцев там не так уж и много. Однако я бы рекомендовал отложить штурм хотя бы на неделю и подвести тяжелый артиллерийский дивизион с пушками Шнейдера. Принципиально это ситуацию не изменит. Республиканцам просто неоткуда взять подкрепления в сколь либо ощутимом объеме, а нам – сильно упростит задачу.

– Неделя… неделя… – задумчиво произнес Франко. – Хорошо. Мы подождем неделю.

Неделю и не днем больше.

 

Глава 8

14 ноября 1936 года. Московская область. Село Волынское. Ближняя дача.

Из-за динамично развивающихся событий в Испании товарищ Слуцкий стал частым гостем Сталина. Раз в несколько дней, доставляя ему новую главу остросюжетного приключенческого романа о похождениях маршала в стране неугомонных почитателей фламенко. Слишком часто. Настолько, что стал потихоньку сближаться с Хозяином.

– Здравствуйте, товарищ Сталин, – в этот раз лишних гостей не было, и начальник ИНО чувствовал себя несколько свободнее.

– Здравствуйте, товарищ Слуцкий. Как я понимаю, пришли свежие новости из Мадрида?

Прояснилась ситуация с той истерикой, что прозвучала вчера в британской The Times?

– Совершенно верно. Сегодня вернулась очередная группа ТБ-3 из Испании, с которой пришел подробный отчет товарища Берзина. Ситуация оказалась очень интересной. Вы позволите? – Слуцкий достал карту с кучей пометок и кивнул на стол.

– Конечно, – заинтересованно сказал Сталин.

– Вот диспозиция войск на вечер шестого ноября. Утром следующего дня фашисты перешли в общее наступление на Мадридском фронте, пытаясь взять Вальмохадо, Навалькарнеро и Брунете. В районе Торрихо оставалась сильно потрепанная колонна генерала Варелы, прикрывающая фланг наступающей группировки фашистов. Напротив, на восточном берегу реки Гуадаррама, стояла бригада Листера. К северу от нее, в Мосехо – полк Тухачевского. Остальные силы республиканцев были сосредоточены против наступающих сил Франко.

– Почему Тухачевский не был переброшен на север? Ведь его полк является самой боеспособной частью республиканской армии.

– Такова была его инициатива. До самого последнего момента он докладывал генералу Рикельме о том, что его солдатам нужен отдых, а сам полк нужно доукомплектовать до хотя бы половины штатного состава. Как позже выяснилось, товарищ Тухачевский считал, что в руководстве обороны Мадрида есть вражеские шпионы и делиться с ними своими планами он не хотел. Поэтому, создавал видимость полной потери боеспособности его полка. Однако это не помешало ему требовать пополнений как в личном составе, так и в материальной части. В итоге у него в полку на шестое ноября числилось одна тысяча двести пять человек личного состава.

Из вооружения он ввел в штат двенадцать танков Т-1, полторы сотни грузовиков, два десятка легковых автомобилей и тридцать шесть мотоциклов. Ради этого количества автотранспорта, товарищу Берзину пришлось очень серьезно потрясти запасы Мадрида, что вызвало открытое возмущение президента. Впрочем, дальше слов он не пошел, уступив товарищу Берзину. Иными словами, товарищ Тухачевский смог моторизовать весь свой маленький полк, поставив его на колеса в полном объеме.

Из артиллерии в штате на шестое ноября была дюжина пушек ПТО и четыре полковых орудия. Это все усиливалось двенадцатью крупнокалиберными, двадцатью четырьмя станковыми и шестидесятью тремя ручными пулеметами, а также пистолетами-пулеметами, которых в штате оказалось свыше четырехсот штук.

– Он ввел в штат только танки Т-1? Почему он не использовал Т-26?

– Согласно рапорту Тухачевского, танки Т-26, переданные ему из остатков полка, были не только сильно повреждены огнем противника, но и прилично изношены, настолько, что он передал их республиканским войскам, рекомендовав вкапывать в землю и использовать в качестве огневых точек на самых опасных направлениях.

– А что, танки Т-1 не были повреждены и изношены?

– Из четырех десятков подбитых Т-1 получилось не только восстановить десяток к уже существующим двум, но и запасными частями. В этом ему очень помогли рабочие-добровольцы, прибывшие в Толедо из Мадрида. Таким образом он получил дюжину однотипных танков на ходу с приличным количеством запасных частей. К Т-26 запчастей сейчас в Испании практически нет.

– Насколько я помню, он постоянно запрашивал разнообразные средства связи. Его ими обеспечили?

– Не в полном объеме. Ему передали десять танковых приемо-передающих радиостанций 71-ТК-1, благодаря чему он, например, в каждую роту ввел по одному грузовику радиосвязи.

– Какой-то у него странный полк получается, – покачал головой Сталин. – Очень странный.

– Это еще не все странности. Добрав численность до тысячи двухсот человек, он стал направлять пополнения в бригаду Листера с которой наладил рабочее взаимодействие. И не только испанских добровольцев. Так, например, из двадцати трех командиров уровня рота-взвод, которых мы в последний раз направили товарищу Тухачевскому для усиления и ротации, он забрал себе только троих, а остальных передал Листеру, бригада которого, как и все республиканские войска, испытывала острейший недостаток командиров выше взводного уровня.

– Сколько всего было направлено наших командиров Тухачевскому для прохождения обучения?

– Двести тридцать семь. Двенадцать убито. Двадцать ранено. Двадцать семь вернулось с пометкой "не пригодны для службы в армии". Двадцать передано бригадиру Листеру.

– Получается, что в его полку…, – Сталин задумался, считая.

– Сто пятьдесят восемь командиров. У него на каждые семь человек бойцов один командир, примерно. Причем все они идут с понижением. Даже если в РККА кто-то командовал ротой, Тухачевский ставит его на взвод, а то и на отделение. Взводный, соответственно становится командиром отделения. Комбат – командиром роты. Но никаких особенных возмущений нет, потому что полком у них командует целый маршал.

Этот подход очень серьезно повысил качество управления и боеспособность полка из-за значительно большей выучки командиров старшего звена.

– Странно… А как же ротация? Он ведь сам ее предлагал.

– Ее пока нет. Тухачевский просил присылать больше командиров, чтобы он смог начать ее проводить.

– Так обеспечьте командиров для ротации. И давайте уже перейдем к тому, что он предпринял, выстроив такой необычный полк.

– Конечно, товарищ Сталин. – Кивнул Слуцкий. – В конце октября практически все резервы республиканцев, высвобожденные из-под Толедо, были потеряны в лобовых атаках на укрепленные позиции фашистов. Очень сильно пострадали коммунистическая колонна Модесто, колонна подполковника Бурильо, колонны Буэно и Улибарри, а также колонна анархистов. На начало боев их численность составила порядка тринадцати тысяч. К первым числам ноября они суммарно насчитывали едва ли пять тысяч и были отведены в тыл на укомплектование. Поэтому, когда войска генерала Франко, измотав республиканские войска в оборонительных боях, перешли в наступление, на фронте сложилась опасная обстановка. Уже к вечеру седьмого ноября сражение за Вальмохадо шло на его улочках. Аналогично обстояли дела и в Брунете с Навалькарнеро. Республиканцы сдавали позиции по всему фронту, отступая под натиском фашистских сил.

– Очень странная ситуация, – задумчиво произнес Сталин. – Резервы перед началом фашистского наступления специально погубили?

– Вероятно. В руководстве республиканских вооруженных сил творится сущий хаос, – пожал плечами Слуцкий и замолчал ожидая реакции.

– Продолжайте.

– Бригада Листера вместе с полком Тухачевского вечером седьмого ноября перешли в общее наступление. Обстреляв из полковых пушек позиции марокканской кавалерии, что защищала руины старого каменного моста, они навели временный пролет из заранее заготовленных материалов, взамен обрушенного, и стали переправляться на западный берег.

– Почему бригаду Листера не бросили в бессмысленные атаки?

– Благодаря усилиям товарищей Берзина и Тухачевского, которые смогли убедить штаб обороны Мадрида не оголять фланг. – Сказал Слуцкий и дождавшись кивка Хозяина, продолжил. – Кроме двух десятков командиров, товарищ Тухачевский передал Листеру сорок три трофейных пулемета и две противотанковые пушки, что ощутимо повысили боеспособность бригады. Согласно замыслу товарища Тухачевского, Листер перевел свою бригаду по временному мосту и закрепился в местечке Рьельвес, недалеко от укрепленного генералом Варела городка Торрихо. Полк же Тухачевского, войдя под утро за Листером на западный берег реки Гуадаррама, ушел по грунтовой дороге на юг, вдоль русла до слияния с рекой Тахо, и далее – на запад. Таким образом, моторизованный полк Тухачевского утром восьмого числа миновал Альбарреаль де Тахо, Бурухон и Эскалонилья, обходя Торрихо с юга. А к семи часам его передовые подразделения ворвались в Санта-Олалья, что стоит на шоссе Талавера де ля Рейна – Мадрид и устремились на запад по хорошему шоссе, увеличив общую скорость продвижения.

– Ну авантюрист! – воскликнул Сталин.

– Никакой авантюры в этом не было. – Пояснил Слуцкий. – Был точный расчет. Дело в том, что войска фашистов увязли в боях и быстро их высвободить не получилось бы. А малые группы, которые направляли на противодействие полку Тухачевского, не имели сил даже толком замедлить его продвижение. Это было предсказуемо, о чем товарищ Тухачевский доложил товарищу Берзину еще при начале планирования операции.

– Разве войска генерала Варела, не могли ударить Тухачевскому во фланг?

– Они восьмого числа рано утром вступили в бой с бригадой Листера, получив приказ Франко.

– Почему?

– Почему?

– Когда Франко узнал о переходе бригадой Листера реки, полк еще не начинал ее форсирование. Не доверяя руководству республиканской армии и подозревая предательство, Тухачевский, через Берзина передал генералу Рикельме пакет, в котором сообщал, что идет на помощь под Вальмохадо. Этот шаг был логичен и очевиден – положение республиканских войск на этом участке фронта было крайне тяжелым. Поэтому Франко отдал приказ генералу Вареле атаковать бригаду Листера и на ее плечах входить в Толедо. О том, что Тухачевский последовал не на север, а начал по объездным дорогам обходить фланг войск генерала Франко, никто, кроме небольшой группы посвященных не знал. Это стало совершенной неожиданностью как для каудильо, так и для Мадрида.

– Генерал Рикельме не потребовал объяснений от Берзина?

– Нет.

– Продолжайте.

– Стараясь не останавливаться ни на минуту, Тухачевский со средней скоростью около двадцати километров в час, прошел по объездным дорогам и шоссе порядка семидесяти километров, пока не вышел к мостам через Альберче. В итоге, через примерно четыре часа после начала движения полк Тухачевского с ходу взял практически не охраняемые мосты через Альберче в районе Талавера де ля Рейна и, не останавливая колонну, незамедлительно стал их минировать, используя для этого трофейные авиационные бомбы. Специалист по взрывному делу у него был только один и, в отсутствии времени, он поступил очень просто – обрушил пролеты мостов, подрывом на них легких авиационных бомб. Это, безусловно, должно упростить и ускорить ремонт, однако, на неделю минимум прервет там движение любого транспорта. Далее, Тухачевский, без остановок направил свой полк вдоль западного берега Альберче на север, попутно уничтожая все встречающиеся на его пути мосты и переправы. Вечером девятого ноября моторизованный полк Тухачевского остановился в Эскалоне на отдых и приведение техники в порядок. Десятого числа рано утром полк взорвал мосты, поджег склады с боеприпасами и топливом и, отвернув от берега реки Альберче, продолжил движение на Сан-Мартин де Вальдейглесиас, обходя северную группу войск по дуге. Смяв оборону города, состоящую из тыловой роты обеспечения, Тухачевский заправил технику, поджег склады и двинул полк дальше. В конечном итоге, этот беспримерный рейд по тылам закончился в Сан-Ильдефонсо, куда он вышел в четыре часа утра двенадцатого числа, предварительно пошумев в Сеговии, пройдя в общей сложности двести десять километров по тылам противника.

– Каковы его потери?

– Убито сорок семь, ранено и заболело сто семнадцать человек. Раненых всех вывез.

Все танки Т-1 очень сильно изношены и требуют капитального ремонта. Но доехали сами. Три грузовика и семь мотоциклов было уничтожено противником.

– Скромно для такого рискованного мероприятия. А почему у него не вышел из строя ни один танк?

– Уже второго октября он создал ремонтно-восстановительное отделение, которое в середине месяца было укомплектовано двумя десятками опытных рабочих из Мадрида под руководством трех советских военных специалистов. Кроме того, с неподлежащих восстановлению танков Т-1 были сняты многие запчасти, а восстановленные Т-1 были тщательно приведены в порядок. На марше у него возникали время от времени проблемы, но подобная подготовка очень помогла и задержки были минимальны.

– Каков конечный итог этого рейда?

– Тухачевский смог сорвать наступление фашистов на Мадрид. – С явно довольным видом произнес Слуцкий. – После того как генерал Франко узнал об уничтожение мостов на Талавера де ля Рейна, он приказал прекратить штурм и отвел войска на исходные позиции. По косвенным сведениям можно сказать, что в его штабе творился хаос, граничащий с паникой. Войска генерала Варелы тоже прекратили наступление, позволив потрепанной бригаде Листера отступить за реку Гуадарраму. Кроме уничтожения сорока семи мостов, в том числе трех стратегически важных и двух железнодорожных, товарищ Тухачевский нанес очень серьезный ущерб фашистам в материальном обеспечении, уничтожив четыреста десять единиц автотранспорта, два локомотива, сорок семь вагонов и восемнадцать складов. Оставив тем самым войска генерала Франко без тылового обеспечения. Однако он не только крушил все, что встречалось на его пути. Конфисковав пятнадцать большегрузных грузовиков, встретившихся ему по дороге, он подсадил к водителям своих бойцов и воспользовался ими в качестве удобного транспорта по вывозу захваченного армейского имущества. Хотя, специально сбором трофеев полк не занимался, суммарно он смог вывезти около семидесяти тонн военных грузов, как на борту, так и буксировкой, в основном – двенадцать полевых пушек с боезапасом и немного стрелкового вооружения: двадцать пулеметов разных моделей, до семисот винтовок и пистолетов. Все что вывезти не удавалось он уничтожал. Ситуация по тыловому обеспечению оказалась настолько напряженной, что генерал Франко одиннадцатого ноября принимает решение об отводе войск от Мадрида за реку Альберче.

– Какая все-таки это грандиозная авантюра, – покачал головой Сталин. – Не реальная.

– По линии нашей резидентуры в Германии мне стало известно, что генерал Гудериан, создатель автобронетанковых войск Третьего Рейха, очень сильно заинтересовался деятельностью Тухачевского в Испании. Он ходит просто окрыленный. Отзывается о Тухачевском положительно и кроет на чем свет стоит испанских и советских командиров, отправляющих легкие танки в лобовые атаки. Шмидта и Карлоса он иначе, как неандертальцами и не называет, считая, что их тактика осталась актуальной только для сельской глубинки, в которой о танках ничего не слышали.

– Егоров уже в курсе этой оценки Гудериана? – Еле заметно усмехнулся Сталин.

– Вероятно. Эту оценку Гудериана, которую он изложил в небольшой статье, я передал товарищу Ворошилову для ознакомления. Даже если товарищ Егоров пока и не в курсе, то скоро это будет исправлено.

– Гудериан не считает, что Тухачевский поступил авантюрно?

– Напротив, генерал Гудериан считает, что товарищ Тухачевский поступил единственно правильным способом. Он так и пишет о том в своей статье, что "с первого взгляда может показаться, что вся эта затея сущая авантюра, но если присмотреться к диспозиции на фронте, то никакого другого решения, с помощью которого можно было бы спасти Мадрид, просто нет. Тухачевский ударил по самой уязвимой точке любой армии – ее тылам, чем добился не только сохранения собственного полка в целостности, но и поставил в тупик, вынудив отступить, группировку, свыше тридцати тысяч человек, которая бы при любом другом варианте могла смять его весьма скромный штат, едва превышающий тысячу воинов".

– Воинов? – Удивленно переспросил Сталин. – Он так высоко оценил операцию Тухачевского?

– Да. Это усугубилось в свете того, что стала ясна судьба новейшего немецкого пикирующего бомбардировщика, который Тухачевский дерзко захватил на фашистском аэродроме. Скандал разразился жуткий! Гитлер вне себя от ярости, а Геринг вообще на людях не показывается. После рейда Тухачевского, Берлин вообще весь трясет от выяснения отношений.

– Что-то определенное в этом просматривается?

– Пытаются найти крайнего, который, "не пережив позора" застрелится, сняв обвинения с остальных.

– А как отреагировали остальные крупные фигуранты?

– Лондон возмущается вмешательством Советского Союза в дела независимой Испании.

Но дальше обличительной риторики не заходит. Франция и Италия поступают так же, только кричат громче. США придерживается той же позиции, что и Великобритания, только в более мягкой форме. Хотя в целом, ситуация нагнетается. Товарищ Литвинов должен был вам доложить, что на него серьезно давят, требуя подписать пакт о невмешательства в дела Испании.

– Какие меры приняты по республиканскому генералитету?

– Мы стараемся выяснить, кто является предателем… и сколько их вообще в штабе республики.

– Как Тухачевский вообще узнал о предателе?

– Неизвестно. Берзин пишет, что у него было какое-то предчувствие. Интуиция.

Проверили. Все подтвердилось.

– Товарищ Тухачевский смог вынудить фашистов отступить. Это серьезный успех. Как он отразится на общей обстановке?

– К сожалению, принципиально никак, так как кроме его полка, остальные вооруженные части республиканской армии практически небоеспособны. Личная выучка рядового состава хуже, чем неудовлетворительная. Командиров практически нет.

Военных специалистов – тоже. Дисциплина практически отсутствует. Есть легкие артиллерийские орудия, но набрать расчеты для них очень сложно – нет специалистов. Да и в Генеральном штабе, судя по всему, сидят не профессионалы.

Уничтожение своих резервов в канун наступления противника – очень характерный их поступок. Все это говорит о том, что войска Франко приведут себя в порядок, получат новую технику и специалистов из Германии, Италии и Португалии, после чего снова перейдут в наступление. И вряд ли у Тухачевского получится снова вот так легко пройтись по их тылам.?

 

Глава 9

17 ноября 1936 года. Мадрид. Кафе.

Предложение о встрече с журналистом французской газеты "Энтрансижан" Антуаном де Сент-Экзюпери оказалось полностью неожиданным для Тухачевского. А решение пойти на нее стало непростым. Слишком уже неоднозначный подтекст мог быть у нее.

Вплоть до целенаправленной провокации. Однако порывшись в своей памяти и вспомнив, что Антуан проявлял себя очень достойно, Михаил Николаевич решился на это сложное и рискованное дело, правда, при соблюдении ряда условий. Во-первых, при интервью должен будет присутствовать и советский журналист. Во-вторых, его можно будет использовать для написания статьи только после того, как Михаил Николаевич завизирует машинописный текст в четырех экземплярах, предоставленный ему после расшифровки стенограммы, и две копии остаются у него. В-третьих, текст интервью можно публиковать только полностью, без купюр и редакторской правки.

Антуан не ломался и легко пошел на эти уступки, поэтому семнадцатого ноября встреча состоялась в одном из кафе Мадрида. Так сказать – на нейтральной территории.

– Здравствуйте, месье Тухачевский, – Антуан встал из-за столика, за которым поджидал, вместе с Михаилом Кольцовым и стенографисткой, Тухачевского, и сделал несколько шагов навстречу, светясь улыбкой. Сама по себе беседа очень сильно упрощалась по причине того, что маршал владел французским языком – аукалось наследство Императорской армии, в которой редкий офицер был компетентен в военном деле, но французским языком владеть был обязан. Да и не только им.

– Здравствуйте, Антуан. Вы позволите к вам так обращаться?

– Конечно! Присаживайтесь, – махнул он рукой в сторону столика. – Признаться я не верил в то, что вы придете.

– Отчего же?

– Мои коллеги считали, что сложная политическая обстановка не позволит вам так рисковать.

– Но я пришел, – улыбнулся Тухачевский. – Так о чем вы хотели поговорить?

– После событий под Толедо и вашего нашумевшего рейда по тылам армии генерала Франко, вы стали практически героем Испанской республики. Все газеты в Испании, да и не только в ней пишут о вас и ваших подвигах. Вот и я, как журналист, захотел не выбиваться из веянья моды, – уклончиво сказал Антуан.

– Вам нужно интервью?

– Да, если можно.

– Почему нет? – Пожал плечами Тухачевский. – Я полагаю, вы заготовили вопросы? Я весь во внимании. – Антуан засуетился, доставая из портфеля толстую тетрадь и химический карандаш.

– Михаил Николаевич, ваш полк смог нанести два серьезных удара по войскам националистов, что в обороне, что в наступлении. И это в то время, как другие части республиканской армии терпят поражение за поражением. Как так получилось?

– Основная проблема республиканских армий заключается в их милиционной, территориально-ополченческой природе. Из-за чего они оказываются не армиями вовсе, а группами гражданского населения с оружием в руках. А это – несопоставимые вещи. Воинское дело – это целый пласт разнообразных специальных профессий. На что похожа милиционная армия? На столяров, которые по наитию решили массово стать сапожниками. Или на сталеваров, что взялись за виноделие.

Да, у республики нет других бойцов, и мужество людей, вставших на ее защиту безмерно, но… – Тухачевский пожал плечами. – Одного мужества недостаточно для победы. Чтобы толпа людей с оружием превратилась в армию ее нужно долго и серьезно обучать. Казалось бы, что такого сложного – взял винтовку и стреляй. Но мы с вами уже хорошо увидели, что этого оказалось совершенно недостаточно. По крайней мере, я своими глазами видел, как третьего и одиннадцатого октября две колонны республиканских войск были разбиты в пух и прах, решив наступать под Толедо по наитию, без подготовки и осознания дела. Аналогичная ситуация сложилась севернее, где в конце октября какие-то горячие головы практически уничтожили резервы обороны Мадрида в канун наступления Франко тем же самым способом. Если бы такую операцию планировали кадровые военные, то ситуация бы, безусловно, требовала разбирательства с финальным трибуналом. Ведь речь бы шла о вредительстве, а то и предательстве. Но в нашем случае это обычные поступки людей, не являющихся профессионалами в военном деле. Они банально не обучены тому, что вообще нужно делать на войне. И ладно еще солдаты. С них малый спрос.

Но чем выше должность, тем выше требования к личной подготовке.

– То есть, вы считаете, что если все пойдет так, как идет и на помощь Испанской республике не придет мировое сообщество, то ее разобьют франкисты?

– Вероятнее всего. Во-первых, ядром армии Франко стали кадровые военные, которые умеют воевать. По крайней мере, на голову лучше республиканских милиционных частей. Во-вторых, Франция и Великобритания пытаются установить фактически блокаду для Испанской республики, ограничив поставки вооружения и военного имущества для нужд республиканской армии. А учитывая куда меньший профессионализм, нежели у франкистов, милиционным колоннам нужно больше оружия.

В два-три раза. Если этих поставок не будет, то ни о какой победе республики речи идти не может. В-третьих, несмотря на подписания пакта о невмешательстве, Германия, Италия и Португалия осуществляют помощь генералу Франко. Ибо иначе, совершенно невозможно объяснить то, откуда у него взялось четыре десятка танков PzKpfw I, итальянские танкетки и многочисленные самолеты, в том числе и новейший германский пикирующий бомбардировщик.

– Но Советский Союз тоже оказывает военную помощь республиканской армии, – заявил Антуант.

– Во-первых, Советский Союз, насколько мне известно, так до сих пор не подписал пакт о невмешательстве, то есть, в рамках международного права не ограничен в этом вопросе. Во-вторых, правительство Советского Союза оказывает помощь законному правительству Испанской республики, а не мятежникам, то есть, в отличие от Берлина и Рима, не пытается с помощью Франко поставить Испанию под свой контроль. Мы лишь стремимся максимально облегчить борьбу испанского народа против фактической оккупации. В-третьих, объемы поставок Советского Союза значительно уступают в объеме тем, что осуществили Германия с Италией. Только мой полк в октябре – ноябре этого года смог подбить свыше шестидесяти единиц итало-германской бронетехники. Мы же привезли только двадцать один танк Т-26.

Согласитесь – странная пропорция между честными, законными поставками и фактически контрабандой.

– Почему Советский Союз не подписывает пакт о невмешательстве?

– Я не дипломат и не юрист, поэтому не могу судить об этом вопросе.

– Но все-таки. Каково ваше мнение?

– При том бытовом понимании дипломатии, которым я располагаю, думаю, пакт не подписывается по причине его мертворожденной природы. Его единственная задача – ограничить поставки вооружений в одну из сторон гражданского конфликта. То есть, он преследует не цели миротворчества и гуманизма, а напротив, направлен на максимальное усиление проводимой в Испании интервенции. Ведь общеизвестные факты нарушения пакта остались безнаказанными. Никто даже пальчиком не погрозил в адрес Берлина, Рима и Лиссабона. Значит, Париж и Лондон поддерживают такое соблюдения пакта и преследуют только одну цель – задушить Испанскую республику.

– Вот как… – несколько опешил Антуан. – А почему?

– Этот вопрос точно намного превышает уровень моей компетентности и информированности, – улыбнулся Тухачевский и развел руками.

– Вы в курсе, что в Испании находится Лев Троцкий? – Неожиданно перешел на весьма скользкую тему Антуан.

– Нет, – сразу посерьезнел Тухачевский. – Почему вы спрашиваете?

– Во Франции ходят слухи о том, что в Испании единым фронтом выступили непримиримые противники. Это удивительно. Как в одной лодке могут усидеть и сталинисты, и троцкисты, и анархисты… да что греха таить, в Испании собрались представители практически всех левых и правых движений мира, превратив Гражданскую войну из внутреннего дела испанцев во что-то больше.

– Вероятно, я недостаточно информирован, чтобы оценивать ситуацию.

– Хорошо. Давайте поставим вопрос иначе. – Улыбнулся Антуан. – Кем вы являетесь по убеждениям?

– Коммунистом.

– Но в нем много направлений, – вкрадчиво продолжил Антуан. – Раньше вас считали последователем Льва Троцкого. Но после событий конца прошлого года, у многих возникли сомнения.

– Да. Вы правы. Мне пришлось очень серьезно переосмыслить свою жизненную и социальную позицию. Тяжелая болезнь, покушение, ранение – все это сказалось на моем характере и мышлении. Поэтому сейчас можно с полной уверенностью сказать, что я отношусь к последователям товарища Сталина.

– Вот как? – Покачал головой француз. – А в чем принципиальное отличие старой и новой позиции?

– Понимаете, – медленно произнес Тухачевский, – троцкистское направление в коммунизме самым замечательным образом подходит к начальной стадии глобальных преобразований общества – к революционному восстанию трудящихся масс и борьбе их против угнетателей. Но потом, после победы, наступает мир. Новому обществу нужно жить дальше. Выстраивать промышленность, сельское хозяйство, научную деятельность, медицину, культуру… выстраивать обыденную жизнь, лишенную ежедневных боев на баррикадах. Но троцкизм не способен на это. Этот вектор коммунизма способен только разрушать, уничтожать и сжигать в огне пролетарского гнева все то, что формирует бытие человека. И если от него вовремя не отойти, то он самым натуральным образом выжжет то общество, что его приняло, до основания.

Помните, как в знаменитом Интернационале: "Весь мир до основанья мы разрушим…".

Выжжет, но построить не сможет. Философия троцкизма не имеет никакой созидательности в своей природе. То есть, вместо преобразования общества с целью достигнуть новых горизонтов, троцкизм – это самое общество уничтожает. До конца.

Настолько необратимо, что новый мир уже построить не получится. Некому будет строить.

– То есть, вы считаете, что троцкизм – утопия?

– Да. Безусловно. Вечная революция невозможна. Она есть переходный этап от одного общества к другому. И после того, как революция закончилась, наступает период созидания – строительство того самого нового общества. Для чего требуется консолидировать усилия всех – от крестьянина-бедняка до деклассированного аристократа, принявшего дух и идеи коммунизма. Ведь в том и заключается преимущество советского общества, что в нем силами революции постарались ликвидировать сословные ограничения и дать возможность каждому человеку реализовать себя. Посмотрите на руководство Советского Союза – оно почти полностью состоит из умных и талантливых людей простого происхождения. В Российской Империи они не имели никаких шансов. Как и большинство наших инженеров, конструкторов, ученых, врачей… Огромный, просто титанический творческий потенциал народа находился в анабиозе из-за сословных ограничений, да и не только их.

– Но разве это только заслуга Советского Союза? В той же Французской республике тоже нет сословных ограничений.

– Но нет и ориентированности на раскрытие творческого потенциала широких масс.

Например, того же бесплатного образования. Если человек беден, то каким бы гениальным он не был, шансов на успешное получение хорошего образования у него немного. – Антуан задумался. Потер лоб, после чего продолжил.

– Каким вы видите облик коммуниста-сталиниста?

– Я не идеолог и вряд ли смогу ответить на этот вопрос.

– Но вы же себя причисляете к ним.

– Предполагаю, – поправил его Тухачевский. – Но это еще не значит, что я им являюсь на самом деле. Грамотные идеологи, безусловно, смогут точнее меня разобраться с терминологией и определениями. Я лишь предполагаю, а мои предположения носят характер домыслов дилетанта.

– Но вы не могли бы поделиться ими? Хотя бы в общих чертах. – И Антуан вопросительно посмотрел на Михаила Николаевича, а тот задумался. Весь этот разговор носил очень опасный характер. И каждое слово, что он произносил, а Антуан записывал, могли всплыть в Париже, а потом и в Москве. Очень не хотелось ошибиться, но отступить сейчас было бы трусостью, которая замарает не только его самого, но и все дело Советского Союза.

– На мой взгляд, идеология сталинизма развивается на базе тщательного изучения мирового исторического наследия, вбирая в себя лучшее, что когда-либо создавалось. Например, те же отдельные элементы, знакомые со времен республиканского Рима. Поэтому я бы охарактеризовал образ коммуниста-созидателя как трудолюбивого работника, крепкого семьянина и ответственного гражданина, который не только постоянно учится и развивается, стремясь стать лучше, но и не взирает безучастно на происходящее вокруг, проявляя, если того требует обстоятельства, пролетарскую твердость в отстаивании справедливости и голоса разума.

– Крепкий семьянин? – Удивился Антуан. – А мне казалось, что коммунизм стремится к разрушению института семьи.

– Троцкизм, – поправил его Тухачевский, – а не коммунизм в целом. Есть коммунизм созидания, а есть – разрушения, со всеми вытекающими последствиями. Семья – это элементарная ячейка общества. Человек, ведь, существо социальное. А социум, как и любая другая массовая среда, имеет структуру и порядок. Это как в армии.

Элементарной ячейкой организации пехотных частей является стрелковое отделение.

Если не выстроить нормально этот низовой уровень, то из него ничего толком построить и не получится. А если убрать семью, то, как мы сможем построить хоть что-то вразумительное? Представьте себе дом, в котором вместо качественных, крепких кирпичей стены вылеплены из сырой глины. Крепким получится этот дом?

Вряд ли. Не уверен, что он вообще будет достроен, не развалившись на стадии постройки. Так и выходит, что если начинать созидать новый мир, то без института семьи не получится обойтись, ибо он фундамент любого общества – из его кирпичиков оно сложено. И чем крепче эти кирпичи будут, тем больше надежды на то, что новые стены не обвалятся от первых же порывов ветра… Через три дня в Париже вышел новый номер газеты "Энтрансижан", вызвавший просто фурор в среде социалистической общественности Европы. А спустя еще двое суток, перевод интервью с Тухачевским и реакции на него других изданий, оказались на столе Сталина…

– И как это понимать? – Спросил Хозяин у Слуцкого.

– Согласно рапорту Берзина, "Лазарь" имел три разговора с ним. Обсуждал, советовался.

– И что, Берзин одобрил это одиозное интервью?

– Да. Консультации с нами привели бы к потери времени, которого было очень мало.

Ситуацию с интервью нужно было обыгрывать быстро, на волне всеобщего внимания к успешному рейду Тухачевского по тылам франкистов. Основной задачей, которую ставили перед собой товарищи Берзин и Тухачевский, являлось расстроить оппозицию Коминтерну в среде коммунистов и социалистов всех мастей. Выбить почву из-под ног их единства и сорвать подготовку к провозглашению четвертого Интернационала, которую вел Троцкий. И они этого добились в полном объеме. По нашим сведениям все европейские столицы кипят как разозленные ульи от бурных обсуждений. Даже в Берлине оказалось заметное оживление. Кроме того, удивительным побочным эффектом стало то, что в белоэмигрантской среде стали нарастать разговоры о том, что Россия возрождается и, дескать, их руки могут пригодиться на Родине.

– Вот даже как? – Удивленно хмыкнул Сталин. – Пока только разговоры?

– Да. Все ждут реакции Москвы. Ведь одно дело – мнение маршала, а другое дело – официальная позиция Советского Союза. Тем более, что в ряде эмигрантских изданий появились статьи, чьи авторы утверждают, будто "Москва не поддержит мятежного маршала". Кое-кто даже цитирует Троцкого, разразившегося гневной речью о "ренегате, пытающемся бежать впереди паровоза, дабы выслужить прощение у тирана".

– Вот, значит, как, – усмехнулся Сталин. – Наши враги надеются разом убить двух зайцев: и удержать в повиновении свою паству, и поссорить маршала Тухачевского с Родиной. А если мы не пойдем у них на поводу и полностью поддержим инициативу товарища Тухачевского? Товарищ Берия, – обратился он ко второму присутствующему, – как вы думаете, политбюро примет такой маневр?

– Без сомнений, – практически сразу ответил Берия, – ведь любой, выступающий против автоматически оказывается троцкистом и вредителем, стремящимся уничтожить завоевания революции. Конечно, никакой радости не будет, но подчинятся.

Сталин задумался на несколько минут, задумчиво куря трубку.

– Хорошо, товарищи. Тогда попробуем разыграть эту случайную удачу. Товарищ Слуцкий, подготовьте доклад о том, кого бы мы в первую очередь хотели увидеть в Советском Союзе из эмигрантов. Причем, обратите внимание не только на наших беглецов, но и на урожденных иностранцев. Мало ли какие инженеры с коммунистическими или социалистическими взглядами изъявят желания получить советское гражданство. И давайте завтра в девять вечера соберемся снова. Обсудим конкретные меры. Вам суток на подготовку предложений хватит?

– Да, товарищ Сталин, – синхронно кивнули оба. 28 ноября 1936 года в воскресном номере газете "Правда" вышла обширная передовица Льва Захаровича Мехлиса, в которой приводилось интервью Тухачевского французскому журналисту в обширной идеологической канве. Разумеется, с подачи вождя, решившего подыграть маршалу в его стремлении расстроить антисталинскую оппозицию. Этот шаг давал ему возможность очень серьезно ударить по тем из кадров "старой гвардии" не только Льва Давидовича, но и Владимира Ильича, кто до сих пор никак не мог понять, что время революции прошло, и пора уже строить это самое Светлое будущее… своими руками, а не пламенными речами, за которыми, как правило ничего не стояло. Когда Тухачевскому третьего декабря доставили этот знаменательный номер газеты, он понял – начался новый период в развитии СССР. Да, в этой истории тоже последуют репрессии. Без них все равно не получалось обойтись. Только, во-первых, их будет проводить Лаврентий Павлович Берия – один из самых лучших в истории человечества администраторов, а не психически больной Ежов, а во-вторых, соус, под которым намечалась чистка, оказался совершенно иным…

Это был успех. Безусловный успех деятельности Тухачевского-Агаркова. Ведь своими действия в Испании он смог добиться пусть небольшой, но важной победы в Москве.

 

Глава 10

6 декабря 1936 года. Мадрид.

– Товарищ Берзин, разрешите? – Тухачевский постучался и, не дожидаясь ответа, вошел.

– Да, конечно. Входите. Что-то случилось? – Обеспокоенно взглянул на него Берзин.

– У нас проблемы, – спокойно и невозмутимо произнес маршал, протягивая письмо с несколькими строчками. Корпусной комиссар прочитал их, вытер платком мгновенно вспотевший лоб и сел на стул возле открытой форточки. Ему стало душно, короткое послание сулило очень большие неприятности. – Да, это ловушка, – продолжил Тухачевский. – Если я туда не пойду, то Троцкий обольет грязью Советский Союз в глазах Народного фронта и европейского сообщества. Если пойду – мне… нам могут это не простить. Контакт со злейшим врагом Советского Союза при большом количестве свидетелей.

– И что вы предлагаете?

– Троцкий действует по хорошо отработанной схеме, поэтому, как говаривал Бисмарк, на любой гениальный план мы должны ответить непредсказуемой глупостью, которая смешает все карты.

– Что конкретно вы имеете в виду? – Недоверчиво покосился на Тухачевского Берзин.

– Задумка Троцкого, как я понимаю, собрать полевых командиров…

– Кого? Как вы сказали?

– Ну а как еще прикажете называть всю эту… сборную солянку из сочувствующих товарищей? Не армия, не партизаны и в тоже время не бандиты… И непонятно кому реально подчиняются.

– А что, хорошее выражение. Точное.

– Так вот, задумка Троцкого заключается в том, чтобы собрать полевых командиров на своем поле и смять позицию Советского Союза самым своим сильным оружием – демагогией. Пойду я туда или нет – не имеет никакого значения. Он не простил ни моего интервью французской газете, ни реакции Москвы на него. Ведь если сейчас он не отреагирует, попытавшись вернуть инициативу, то проиграет не только битву, но и войну. А потому будет сражаться отчаянно, без оглядки на условности и рамки приличия.

– И что мы можем в этой ситуации предпринять? – За бесстрастным тоном Берзин пытался скрыть некоторое волнение.

– У вас найдется несколько испанских товарищей, готовых пойти на все ради торжества большевизма?

– Да, – ответил после некоторого раздумья корпусной комиссар, – а что вы задумали?

– Еще нам понадобится легковой автомобиль, несколько томпсонов… – Со зловещей улыбкой произнес Тухачевский. А на лице Берзина сразу стала хорошо видна напряженная работа мысли – такое обострение ситуации крайне сложно было просчитать. И реакцию всех участвующих в конфликте сил. Тот же товарищ Сталин вполне мог обидеться, что в таком важном решении обошлись без его мнения. – Встреча назначена на площади возле отеля Флорида. По всей видимости, Троцкий планирует организовать митинг, на котором попытается смешать с грязью Советский Союз, Сталина и нас с вами. Учитывая опыт предыдущих мероприятий, площадь никто перекрывать не будет. Это позволит в самый ответственный момент нашему форду, я ведь полагаю, будет он, выехать на площадь и открыть шквальный огонь по трибуне, не снижая хода движения, а потом дать по газам и скрыться.

– Но ведь если вы не пойдете, то, безусловно, обвинят нас.

– Я пойду. – Холодно улыбнулся Тухачевский. – Ради такого дела и жизнь отдать не жалко.

– Почему вы хотите вооружить основную группу Томпсонами?

– Лев Давыдович близкий родственник главы банкирского дома Морган, который его давно финансово поддерживает и наставляет. – Берзин от таких слов напрягся и слегка побледнел. – А в США последние годы томпсоны стал весьма популярным оружием у бандитов. Их там называют гангстерами. Убить Троцкого из томпсона будет очень символично. Кроме того, пуля сорок пятого калибра замечательно подходит для нашей задумки. У неё отличное останавливающее и слабое проникающее действие. В плотной толпе на трибуне очередь из томпсона гарантированно сметет ближний ряд, а у остальных будут неплохие шансы уцелеть. Наш же клиент, без сомнения, сразу полезет вперёд, чтобы продемонстрировать собравшимся свою козлиную бороду. Смущает меня лишь одно – у этого оружия малая дистанция прицельной стрельбы, к тому же, огонь придётся вести из движущегося автомобиля…

В общем, необходима подстраховка. Нужны два хороших стрелка с винтовками, которые засядут в одном из номеров гостиницы и будут стрелять из глубины помещения через приоткрытые окна, имея первоочередными целями Троцкого и мою поднятую руку. Их выстрелы вряд ли кто услышит, а в поднявшейся после стрельбы на площади суматохе, они имеют все шансы спокойно уйти. Одна лишь просьба: внешне эти люди не должны быть похожи ни на испанцев, ни на наших товарищей.

Лучше всего подошли бы блондины "нордической" внешности.

– Риск… вы понимаете, какой это риск? Если дело вскроется, то политическому престижу Советского Союза будет нанесен непоправимый ущерб. А нас с вами ждет в лучшем случае расстрел.

– Я смерти не боюсь. И готов, если надо, умереть там, на трибуне. А риск… – Усмехнулся Тухачевский. – Если мы рискнем, то можем как победить, так и проиграть. Если нет, то Троцкий ударит по нам на своем поле, имея решительное преимущество. Вы боитесь? Я готов взять на себя всю ответственность и рискнуть головой ради устранения этого умного и опасного врага.

– Мне необходимо поставить в известность Москву. – Твердо произнес Берзин. – После прецедента с интервью мне был сделан выговор за излишнюю инициативу.

– Но Москва поддержала эту инициативу. Ведь так?

– Так.

– Значит, мы поступили правильно. И даже если по возвращении меня расстреляют за своеволие или ошибки, то мне будет не обидно. Ведь я смело воевал с врагом, используя все подручные средства, а не отсиживался за директивами, боясь пискнуть без разрешения руководства. Каким же я буду коммунистом, если испугаюсь отдать свою жизнь за победу идей, в которые верю? Вы понимаете, что если на стадии согласования будет утечка, все пойдет прахом и… – Тухачевский замолчал.

Вывод был понятен. Берзин думал минут пять, молча смотря в окно и постукивая пальцами по подоконнику. Потом он повернулся и, твердо взглянув Тухачевскому в глаза, произнес:

– Будут вам американские гангстеры. Будет и подстраховка с арийскими мордами.

Только сами уж будьте любезны, не спугните цель бледным лицом.

– Не переживайте. Ненависть не даст этого сделать.

Три дня спустя, в полдень, Тухачевский, стоя на площади у гостиницы "Северная Флорида", оглядел место предстоящего спектакля и про себя усмехнулся. Ещё со времен Гражданской войны Троцкий любил устраивать как бы импровизированные митинги в подчеркнуто демократической обстановке и обращался к толпе с подножки вагона своего бронепоезда или с крыши броневика. Вот и теперь, устроители просто подогнали к краю площади большой грузовик. Гостиница и проходящая вдоль ее фасада дорога остались по правую руку от импровизированной трибуны, а впереди на добрую сотню шагов колыхалось целое море голов. В первых рядах Михаил Николаевич заметил нескольких корреспондентов с фотоаппаратами на штативах. Троцкий стоял около середины левого борта кузова в окружении верхушки POUM и местных анархистов, горделиво сверкая стеклами пенсне. Сам же Тухачевский поднялся в числе последних, и сейчас скромно стоял почти у самого заднего борта, подальше от гостиницы и дороги, где должны были проехать гангстеры. Все действующие лица в сборе, у центрального входа гостиницы уже стояло такси, и трое музыкантов уныло пытались втиснуть свои инструменты в тесный салон фордика.

Наконец Троцкий, решив, что пора начинать, поднял руку, и толпа затихла, приготовившись внимать идейному вдохновителю будущего четвертого Интернационала.

И тот не обманул ожиданий. Минут пять Лев Давыдович, разогревая публику, вдохновенно славил собравшихся на площади "бескомпромиссных борцов". Под конец приветственного спича он, как бы спохватившись, поведал, что счастлив видеть "присоединившегося к нам талантливейшего советского маршала Тухачевского". После чего повернулся лицом к Михаилу Николаевичу и со змеиной улыбкой на лице стал протискиваться к нему вдоль борта грузовика для рукопожатия. Репортеры сделали стойку и приготовились запечатлеть исторический момент. "Ах ты ж гнида", – с веселой злостью подумал Тухачевский. – "Вернее утопить хочешь? Ну, погоди, голуба! Сейчас и я тебя удивлю". Отодвинув в сторону соседа, он сделал шаг навстречу не ожидавшему этого Троцкому и, крепко пожав протянутую руку, заключил того в объятия, дружески похлопывая по спине. Со стороны эта сценка смотрелась ожившей иллюстрацией к притче о блудном сыне. Вдоволь потискав задыхающегося в его объятиях "друга и соратника" и дав собравшимся запечатлеть в памяти, а фотокорреспондентам на пленке, сей момент трогательного единения, Михаил Николаевич отпустил страдальца на волю и, пока тот ошеломленно пятился от него с приклеившейся улыбкой и злыми глазами, резко взял инициативу в свои руки.

– Товарищи! – Громко крикнул Тухачевский, за два месяца, подтянувший испанский язык до уровня, позволяющего ему сносно произносить заранее подготовленные высказывания. – Настает решительный час борьбы с угнетателями и их прихвостнями – фашистами всех мастей! И в этот решительный час мы должны отказаться от мелких разногласий и объединиться! Готовы ли вы единым фронтом выступить против ненавистного врага?

– Да! – Самозабвенно заорали зрители, хорошо разогретые предыдущим оратором. А Тухачевский продолжил, крича изо всех сил, чтобы быть услышанным хотя бы представителями прессы:

– Франкисты говорят "Да здравствует смерть"! Вот что они на самом деле несут на испанскую землю! Смерть и разрушение! Они стремятся уничтожить, разрушить свое Отечество ради идей и убеждений! И мы должны им ответить со всей твердостью, что умрем, но не отдадим Испанию на растерзание этим палачам! Только мы стоим у них на пути! Мы последняя надежда испанского народа! А потому я уверен – "Они не пройдут"! – И, высоко вскинув над головой сжатый кулак и слегка развернув корпус вправо, как бы в сторону инициатора митинга, стал выкрикивать лозунги, мешая испанские и русские слова – El pueblo unido jam?s ser? vencido! Que viva la libre Espa?a! Viva la Uni?n Sovi?tica! Да здравствует товарищ Сталин! Ура!

Закончил он своё выступление, скандируя зажигательную строку из песни Серхио Ортеги. На втором-третьем повторах к нему стали присоединяться отдельные голоса, а через полминуты эти слова подхватила почти вся толпа, и опомнившемуся Троцкому оставалось лишь молча пережидать этот взрыв энтузиазма.

– Ель Пуэбло! Унидо! Хамас сэра венсидо! – неслось над площадью. То тут, то там началась пальба по небесам из пистолетов и винтовок. Над крышами взмыли испуганные птицы. Одновременно с ними музыканты спешно вскочили в свой автомобиль, оставив на тротуаре добрую половину своих инструментов, и легковушка, весело набирая скорость, покатилось по улице в сторону трибуны. Внимательно наблюдавший за ними Тухачевский, почувствовал резкий толчок в предплечье, чуть ближе к локтю словно плеснули кипятком, и, уже опускаясь на пол кузова и пытаясь прикрыть раненую руку от валящихся на него тел, услышал долгожданный стрёкот "чикагской пишущей машинки".

В тот же день в 17 часов 10 минут в кабинет Джона Пирпонта Моргана младшего зашел взволнованный секретарь, держа в руках небольшой листок.

– Сэр, вам срочная телеграмма из Мадрида.

– Что случилось? Франко взял Мадрид?

– Нет, сэр. Сегодня в полдень на площади перед отелем Флорида в Мадриде неизвестные расстреляли трибуну руководителей Народного фронта. Площадь не была перекрыта из-за условий военного времени и обстановки, поэтому на легковой автомобиль, в котором сидело несколько человек, никто не обратил внимание.

– Что с Троцким?

– Убит. Также погибла часть руководителей POUM и анархистов. Много раненых. – Морган внимательно посмотрел на Джимми.

– Кто-нибудь из московской миссии пострадал?

– Ранен Тухачевский.

– Хорошо, Джимми, можешь идти, – Выдавил из себя Морган. Произошедшее для него было шоком. "Новый игрок вышел с размахом, громко заявив о себе", – Подумал наследный владелец гигантской финансовой Империи Морганов. – "Теперь нужно понять, кто он…".