Эпилог
1915 год, 19 августа. Петроград
Сбежавшего Николая Николаевича нашли и довольно быстро. Он всплыл сам — во Франции. Вместе с приличной частью других беглецов. Эти деятели начали мутить воду. Обвинения назвали наветом и репрессиями против самых прогрессивных и деятельных патриотов России. Притесняющих их! Настоящих авторов славных побед русского оружия. Обозвали Императора тираном, душащим все светлое, доброе и вечное в отсталой России. И умерли… быстро…
Николай II свет Александрович обратился к президенту Франции с просьбой выдать изменников, работавших на германскую разведку. Раймон Пуанкаре догадался прочитать эту ноту «между строк» и сделал то, что требовалось. При задержании беглецы «оказали сопротивление» и погибли. К вилле, где они временно поселились, подъехало несколько бронеавтомобилей и открыло огонь из пулеметов. «Ответный», как было указано в рапорте…
Разумеется, Государь ответил раздраженной нотой. Дескать, как можно? Там ведь находилось четверо Великих князей! И генералы! И прочие подданные Российской Империи. Но… это было только для приличия. Потому что Николай Александрович вздохнул с облегчением. Сурово карать ближайших родственников было для него тяжелым бременем. А тут вроде бы все само собой разрешилось. На радостях он даже несколько орденов Святой Анны разных степени «выписал», отметив столь важную работу президента Франции, руководства полиции и прочих причастных. Само собой, записав их на другие заслуги.
Почему французы пошли на такой шаг? Все-таки расстрел без суда и следствия уважаемых людей. Могли ведь и не понять. Прикинуться дурочками. Но нет. Все поняли и даже не стали возрождать.
Ничего необычного в этом не было. Их генералы, освобожденные Меншиковым из плена, подтвердили и факт взятия Генерального штаба, и наличие документов, вскрывающих предательство. У французов же не только задница горела, но все что ни на есть дымилось от германского наступления. Поэтому они оказали эту услугу своему союзнику с превеликим удовольствием. Даже с радостью. И начали «клянчить» списки германской агентуры по Франции. Ведь много проще объяснить провалы предательством, чем ошибками командования и прочего рода форматами некомпетентности. Чем они и занялись.
Кроме гибели «бегунов» в июле 1915 года Российскую Империю потрясла серия арестов немалого числа высокопоставленных «персонажей». И уже на второй недели августа их скоропостижно расстреляли в Петропавловской крепости.
Суд был. Как ему не быть? Да только какие прения сторон? Какая защита? Господам присяжным заседателям просто зачитывались выдержки из захваченных у германской разведки документов. И они сами едва ли не лезли морды бить «этим предателям и изменникам». Накалялось порой до такой степени, что конвою требовалось арестованных защищать от самосуда, угрожая применить оружие. Государь поступил достаточно разумно, последовав совету, данному ему Максимом одной из телеграмм, и постарался «усадить» в кресло присяжных людей, как можно более уважаемых в обществе, но пострадавших от этой войны. Чтобы у кого-то сына убили, у кого-то брата и так далее.
Почему Николай II пошел на столь жесткие меры? Потому что оказался потрясен до глубины души глубиной и масштабом заговора, выявленного и активно используемого германской разведкой. Эти сведения легли на благодатную почву слов Максима, произнесенных в мае, и вызвали в Государе едва сдерживаемый приступ паники. Очень уж испугался за жизнь своих близких и любимых людей. Поэтому он не стал смягчать суровые приговоры. Из-за чего на второй неделе августа 1915 года и расстреляли семьдесят девять из числа виновных, от пятого класса по табеле о рангах и выше. Остальные же пятьсот сорок семь преступников были повешены. Не «37-ой», конечно. Но костяк гнилого нутра «февралистов» удалось выбить и дискредитировать.
Кроме расстрелов и повешений применяли и другие формы наказаний. От лишения званий с наградами до каторги и конфискации имущества. Причем под удар попадали не только собственно виновники, но и их близкие люди, нередко вовлеченные «в дело» намного больше. Так, например, генерал Сухомлинов был расстрелян с конфискацией, а его вторая супруга — повешена. Внезапно оказалось, что она много лет сотрудничала с разведывательным управлением Генерального штаба Германии и использовала свое влияние на мужа в интересах Берлина.
Разогнавшись, обратили внимание и к Русско-Японской войне. Начали пересмотр ряда дел. Завели новые. Начали самые вдумчивые расследования. Прошли аресты. Но не так масштабно, конечно, и без столь сочной, массовой огласки.
Реакция России на эту «августовскую расправу» была оглушительной. Конечно, нашлись и те мерзопакостные натуры, что попытались обвинить Императора в кровожадности. Но им не удалось создать волны народного возмущения. Более того — местами за столь гнилые слова общественность выдавала злодеям тумаков. Иногда даже ногами.
Главный бонус ситуации проистекал из того, что Николай II ударил не по нижним чинам, а по верхам. Простых людей эти кары не коснулись. Ниже седьмого класса никто и не пострадал из служилого сословия. Под всеобщие овации полетели головы бывших и действующих министров, да генералов. Но больше всего людей поразила казнь четырех Великих князей. Да, формально это назвали «недоразумением». Но люди не дураки. Все отлично поняли. И, хитро улыбаясь, соглашались с этими благообразными утверждениями.
Публика неистовствовала! В кои-то веки на мироедов и высокородных мерзавцев нашлась управа! Наконец-то поблекшая и потускневшая сказка о добром царе-защитнике и злых боярах вновь обрела былые краски!
Заговорили и о супруге его — об Императрице. Вспомнив, что именно она стояла за внедрением переливания крови, спасшего столько солдат! Немка? Злодейка заносчивая? Да наветы все! Вон сколько падали вокруг Государя вилось, они и злословили! Мерзавцы! А Цесаревич? Малой еще, но туда же! Сам вызвался добровольцем на испытания новой методы лекарской! И далее в том же духе.
Рейтинги популярности Императора и его семьи, особенно на фоне значительных успехов в войне, выросли просто как на дрожжах. А заодно и у Максима Меншикова. Особенно у него. Аукнулись анекдоты в духе баек о Чаке Норрисе, которые он распускал про самого себя. Их оценили, сопоставили с его похождениями в тылу врага и возвели народной молвой в ранг этакого супергероя. Настоящая опора «царю-батюшке!» И врагов ссаными тряпками гоняет, и державу от всякого рода мерзавцев защищает.
Припомнили и его благожелательное общение с простыми людьми. И музыку. И изобретения. И… Пиллау… О Пиллау! Всем участникам того злосчастного заседания Георгиевской думы, пришлось подать в отставку под давлением общественного мнения. Дело оказалось усугублено еще и тем, что двое из них были расстреляны по обвинению в измене. Стыд и позор! А ведь был еще и генерал Рузский, присвоивший себе чужие успехи и получивший три «Георгия» всего за один квартал! Тем «думцам» тоже пришлось подавать в отставку…
В общем Россию знатно встряхнуло. Может быть не очень сильно, но в каждом, даже самом отдаленном уголке державы прокатилось громкое эхо. И вот теперь лейб-гвардии ротмистр Максим Иванович Меншиков, после всех этих потрясений, въехал в Петроград.
Торжественная встреча на вокзале. Проезд по городу на автомобилях под овации жителей. И праздничный обед в Георгиевском зале Зимнего дворца, куда были приглашены все ходячие из личного состава эскадрона. Даже агитационная группа, честно дравшаяся в Штеттине с оружием в руках.
А потом, после вкусного и сытного приема пищи посылались награды на нижние чины. Меншиков не стеснялся — выписывал для подчиненных максимум. Чай его же люди, а не прохожие.
Кроме всякого рода медалей, как Отечественных, так и иностранных, наградных часов, портсигаров и прочего, а также по-настоящему больших премий всех отпустили отдыхать. Никто не ушел обделенным или недостаточно осыпанным наградами. Всех и каждого отправили на ускоренные учебные курсы. Рядовых и ефрейторов — в унтер-офицерские школы, унтер-офицеров — в офицерские.
Люди были счастливы. Искренне. Их глаза просто светились.
А Маяковский? О! Этот человек, еще совсем недавно рвавшийся на поля сражений и восхвалявший в стихах людей, которых «коснулся Святой Георгий», был просто на седьмом небе. По просьбе Меншикова, Император распорядился пересмотреть прошение Владимира и зачислить его в армию рядовым. О чем того и уведомили. А потом еще и солдатский крест Святого Георгия IV степени повесили, произвели в ефрейторы и направили на курсы унтер-офицеров. О большем Маяковский и мечтать не мог…
Особенно было отмечено также то, что на всех унтер-офицеров сделано представление к ордену Святого Георгия. И подано начальству. Но будет придержано на время прохождения обучения на ускоренных офицерских курсах. И в дело будет пущено только после получения награждаемым лицом аттестата прапорщика. Не совсем по традиции. Но дело сделано великое, значимое. И Максим смог договориться с ответственными людьми и тестем.
Отдельным бонусом все шли наградные пистолеты Parabellum P-08 с гравировкой: «Тому-то за участие в Берлинском рейде 1915 года» и нововведенное серебряное оружие «за храбрость», выдаваемой как признак ордена Святого Георгия.
Награждали не только ходячих. Увечных и тяжело раненных ротмистр с Императором навестили загодя — в Царскосельском селе. Вне официальной программы.
Не забыли и погибших. Максим написал в каждую семью большое письмо, в котором рассказал о подвиге их погибшего родича. Приложил к этой бумажке награды, к которым покойный был удостоен, причитающуюся премию наличностью, наградное оружие с индивидуальной гравировкой от себя и участливую просьбу — писать, не стеснятся, ежели будут какие беды да напасти. Дескать, постарается помочь.
Никто в Российской Империи никогда за всю ее историю не проявлял такого внимания к простому солдату. Максим знал это. И не стеснялся набирать очки популярности подобными шагами. Понимая — пойдет слух и общественность узнает. Обязательно узнает. Да и как не узнать?
Вот сидит на завалинке простой сельский трудяга. Устало перекуривает от дел праведных. И тут ему подъезжает бричка с почтальоном, да вручает посылку. Конечно, внутри печальная новость о гибели сына. Но как обставлена? С каким уважением? Само собой, читать он не может сам. Поэтому зовет знакомого односельчанина или сына младшего, что у местного попа грамоте за мзду малую учится. И выпадает в осадок. Особенно когда видит увесистую пачку денег, награды и наградное оружие, подписанное на его покойного сына.
Шок и трепет! Ведь даже самый последний рядовой получал по тысяче рублей в качестве премии. Для селянина, всю жизнь пахавшего впроголодь и более двадцати-тридцати рублей за раз не видевшего — это чудо. Манна небесная! Настоящий золотой дождь, просыпавшийся на них нежданно-негаданно.
Через полчаса вся деревня будет у него, смакуя и обсуждая письмо. А через неделю — редкий человек в уезде не будет знать подробностей письма. Даже лавочники, даже местные дворяне и прочие. Дальше больше — эффект начнет аккумулироваться. Тем более, что лейб-гвардии ротмистр в письме прямо говорил — писать и обращаться за помощью, случись какая беда.
Родичам выживших Меншиков тоже написал. Поблагодарил за сына там, брата или мужа. Рассказал, какой он у них замечательный. И также попросил не стеснятся, коли какая беда стрясется. Доброе слово и собаке приятно. А тут солдаты и офицеры. Его солдаты и офицеры. А там — их семьи. Упустить такой шанс для укрепления своих позиций он не мог…
Однако же главным виновником торжества, конечно же, был сам Максим Иванович. Так что вечером того же дня, в том же Георгиевском зале Зимнего дворца был дан торжественный прием в его честь. Ну и его обер-офицеров. Благо, что их оказалось немного.
О прием! Здесь собрались самые значимые и влиятельные люди России и многие иностранные гости. Прискакали даже лично министры иностранных дел Франции и Великобритании! И аристократия прибыла в количестве. Присутствовал и король, к тому моменту полностью оккупированной Бельгии — Альберт I, и Наполеон Виктор Бонапарт, известный как Наполеон V — претендент на престол Франции от бонапартистов. А вместе с ним и его брат — Луи Наполеон, бывший по совместительству генерал-лейтенантом Русской Императорской армии и имевший вполне реальные боевые награды, включая знаменитую «клюкву», даруемую только за настоящий бой. Он добровольцем участвовал в Китайском походе 1900 года и Русско-Японской войне. Более того — сам Николай II очень тепло относился к Луи, поддерживая с ним приятельские отношения…
Два часа. Два чертовых часа занимала процедура чествования Меншикова. Мерно. Развернуто и со вкусом. Тем более, что Император еще до завершения рейда запустил в производство реформу наградной системы, предложенной Максимом еще в марте. Вот теперь он и отдувался…
Потом банкет. Бал. И, наконец, новоиспеченный лейб-гвардии полковник и Великий князь Померанский смог отправиться к супруге …
Он зашел к ней в комнату. Свет был приглушен. Горела лишь небольшая лампадка в углу. Немного уставшая и измученная молодая женщина дремала в кресле, но звуки шагов ее разбудили. Она открыла глаза, присмотрелась и расплылась в улыбке. Искренней, широкой, радостной. Встала. Подскочила и была крепко-крепко им обнята.
— Пойдем… — шепнула она.
И повела к детской колыбельки. Как и положено Великой княгине она выкармливала ребенка не сама, чтобы не потерять форму. Но близость к детям была для нее очень важна. Именно детям. Потому что в колыбельки мерно посапывала двойня — мальчик и мальчик, как говаривал Анатолий Новосельцев. Два абсолютно здоровых мальчика! Во всяком случае «подарка» от бабушки у них не было — это проверили в первую очередь.
Он знал о них заранее. Супруга писала… Но и подумать не мог бы о том, что его от вида собственных детей охватят ТАКИЕ чувства! Он подхватил Таню и закружил. Вроде как вальсируя. Но стараясь негромко топать. А она держалась, чтобы не рассмеяться и не разбудить сыновей.
От двери раздался дипломатичный кашель. Супруги замерли и скосились туда. Там стояла Вдовствующая Императрица Мария Федоровна и с улыбкой смотрела на них.
— Максим и ты Танечка, ступайте со мной. — Сказала и отвернувшись, неспешно пошла куда-то.
Немного удивившись, чета Меншиковых последовала за этой уважаемой бабулькой, оставив детей под присмотром сиделки. Прошли по Зимнему дворцу и зашли в просторную комнату, где к тому моменту собрались все Романовы. Полный семейный совет. За исключением четырех погибших во Франции «беглецов» и семи «персонажей», отправленных в дальний монастырь для лечения от духовной хвори.
— Что же стоите? — Спросил Император, видя, что Максим опешил. — Проходите. Садитесь. — Сказал он и кивнул на небольшой изящный диванчик, оставленный свободным видимо специально для них.
— Раз все в сборе, можно начинать, — произнесла Мария Федоровна.
Максим на нее скосился и промолчал. Было странно, что за ними зашла именно она. Почему так? Может быть она решала — стоит ли привлекать их к делу? Кто знает… кто знает… Но присутствуя на семейном совете Романовых Меншиков чувствовал себя не в своей тарелке. Он ведь по сути был здесь чужим. Да, формально, по бумагам, числился бастардом одной из дам этого рода. Но даже в этом случае — непонятно, какого лешего его притащили на внутреннее семейное мероприятие?
Начали обсуждать какие-то текущие семейные дела. Малозначительные. А потом вдруг перешли к вопросу предстоящий кампании. Впечатленные военными успехами, Император и его окружение решили идти на Царь-град.
— А что вы молчите Максим Иванович? — Наконец, произнес Николай II. — Что вы думаете по поводу предстоящего дела?
— Взятие Константинополя? Задача не сложная. На все про все нужно полгода подготовки, пехотный корпус да крепкая поддержка с моря. Но разве эту задачу мы должны ставить сейчас?
— Объяснитесь.
— Мы можем взять Константинополь. Это реально. Во всяком случае я бы за это дело при определенных условиях взялся. Но это не отвечает геополитическим интересам России. Пока не отвечает. Лондон и Париж будут резко против. Великобритания даже пропустила в Мраморное море «Гебен», чтобы усилить османскую оборону. Это говорит о многом.
— Пропустила?
— Конечно. Или вы думаете, что англичане не могли его перехватить, если бы имели такое желание? Нет. «Гебен» в Черном море отвечает геополитическим интересам Великобритании. И воевать — воюют, и нас от проливов ограждают. Нетрудно догадаться, что если мы возьмем проливы, то расстроим всю коалицию. Мы потеряем и без того слабое единство и Центральные державы смогут победить. Сейчас — не время. До тех пор, пока над нами словно дамоклов меч нависают Австро-Венгрия и Германия — соваться в проливы смерти подобно. Ни одна из сильных Европейских держав этого не желает. Каждая по-своему. Но не суть. Главное заключается в том, что взять мы можем, а удержать не сможем.
Наступила тишина. Весь семейный совет Романовых внимательно смотрел на этого тщательно выбритого парня. И думал. Каждый о своем.
— И что вы предлагаете? — После долгой паузы спросил Император.
— Нам не нужно пугать союзников. Во всяком случае — не сейчас. Повторю. Пока над нами нависают Австро-Венгрия и Германия — мы не сможем взять и удержать проливы. Никогда. В интересах России, чтобы эти державы по итогам войны раскололись на не очень мелкие, но достаточно слабые государства. Королевства Бавария, Ганновер, Саксония, Австрия, Венгрия, Богемия и так далее. И уже после этого, улучив момент, окончательно решить османский вопрос.
— И все? — С улыбкой спросила Мария Федоровна.
— Нет. Решив вопрос с османами нужно будет возвращаться к японскому вопросу. Нам нужен выход на рынки Китая… и не нужна сильная Япония.
— Но ради чего тогда России воевать в этой войне? — Поинтересовался Сандро. — Какова цель?
— Как ради чего? О! Это не сложно. Например, за воссоединение со старыми славянскими землями. Остров Рюген со старинной Арконой еще не освобожден. Позен, Померания, Силезия еще не вернулись в лоно России. Да, их обыватели говорят на немецком языке и считают себя немцами. Но память о старине до сих пор жива и хорошо видна даже в названиях местных. Пруссия — это балты. Но бросьте в меня камень, если Пруссия не созвучна с Русью и Россией.
— Вы серьезно? — Удивился Император, просто ошарашенный от такого полета мысли своего зятя.
— России нужна осмысленная цель в этой войне, которая не отпугнет ни Англию, ни Францию. Во всяком случае так сильно, как проливы. Ведь в случае победы мы должны будем что-то взять. Почему не эти земли? Разве нам помешают германские верфи в Данциге и Штеттине? Особенно в свете того, что японский вопрос рано или поздно нам придется решать. И нам потребуются корабли. По-настоящему хорошие корабли. Построенные по принципу — есть деньги на четыре, строй два, но таких, чтобы — Ах! Потому что мы слишком бедны, чтобы покупать дешевые вещи. Это англичане могут лепить многочисленные дешевки и давить массой. Как там говорится? У короля много! Для нас это верное самоубийство.
— Хм… — задумчиво произнес Николай, почесав затылок. Его мозг кипел. А пар, если бы мог, шел из ушей.
— Тем более, что мы можем вспомнить и о других землях. Например, о Гольштейн-Готторских владениях.
— Но Павел I уступил их королю Дании! — Воскликнула Мария Федоровна.
— Король Дании их не удержал. И сейчас эти земли по праву силы принадлежат Германии. И, я думаю, будет справедливо, если потомок того самого короля Дании, — кивнул Максим в сторону Императора, — вернет контроль над ними. А заодно захватит Кильский канал — важнейший стратегический объект на Балтике.
— Даже не знаю… — как-то неуверенно произнес Николай, покачал головой.
— По одной из версий, Рюрик родился в Хедебю — городе, на севере того самого Гольштейн-Готторпского княжества. Чем не дополнительный смысл? Ведь возвращение этой земли можно обставить как обретение места, где родилась сама Русь.
— Это по какой версии? — Вскинулся Сандро.
— По которой Рюрик был из самого древнего датского рода конунгов, ведущего свое происхождение от самого Одина. Хрерик Ютландский. Могучий викинг и владетель всей Фризии и юга Ютландии. Создатель Русской марки, объединивший под своей рукой восточных славян, балтов и чухонцев. Дети которого крепили и ширили Русь. Освободили от Хазарского ига. Защитили от половцев. Освободили от монголов. И Романовы, как наследники и кровные родичи славного дома, продолжают его великие дела. А потому возвращение старинной вотчины всей Руси — Хедебю есть дело в духовном плане не менее важное, чем вызволение из плена Константинополя. Ибо Хедебю — мать, а Константинополь — учитель. Кого важнее освободить из плена? Думаю, ответ очевиден. Легенда? Легенда. Как по мне, так вполне себе неплохая. Она прекрасно подходит под сложившуюся ситуацию.
— А Чехия? — С немалым любопытством спросил Сандро.
— Как получится. Если выйдет — принять в личную унию. А нет, так в чем беда? Разве у России недостает Великих князей для занятия престола Богемского королевства?
— Разведка докладывает, что немцы и австрийцы окапываются основательно. — После долгой, ОЧЕНЬ долгой паузы в гнетущей тишине произнес Николай Александрович. — Я говорил с генералом Третьяковым. Так он убежден, что будь у той дивизии под Старгардом хотя бы полк в резерве, и не столь сильное истощение, то он бы сточил весь свой корпус. Прорвался бы. Возможно. Но если и вышел бы к Штеттину, то имея не больше двух-трех полков от всего корпуса. Совокупно. А там были слабые укрепления. Ровным счетом никакие по сравнению с тем, что возводятся сейчас. Или вы думаете, что мы занялись османским вопросом просто так?
— Ничего удивительного в этом нет. — Пожав плечами, произнес полковник. — Война перешла в позиционную стадию. Это вполне ожидаемо.
— Ожидаемо? — Вскинул брови Государь. — Допустим. Но у нас нет возможностей для создания мощной и многочисленной артиллерии для взлома таких укреплений. Да и авиация, как показал налет под Старгардом, не всесильна.
— Мне нужна бригада, полный карт-бланш и три, может быть четыре квартала на подготовку. И я взломаю эту оборону. Не проблема. Бригаду лучше замаскировать под усиленный полк. А вот карт-бланш должен быть полный. Нужно будет некоторых специфических специалистов подключать. Да и с нестандартной техникой придется повозиться. Из них самыми сложными и трудными в добыче будут дирижабли. Оптимально — несколько цепеллинов. Да. Как-то так.
— Вы уверенны?
— Разве то, что я уже сделал в Германии не находится за гранью ожиданий? Да. Я уверен. И да, я слышал немцы вплотную занялись разработкой отравляющих газов. Нам нужно подготовиться. Делать противогазы… если мы не хотим, чтобы они нас травили как насекомых при санитарной обработке сада.
— Боже! — Воскликнул Император и покачал головой, схватившись за нее руками.
— Ваше Императорское Величество, — вкрадчиво произнес Меншиков. — Вы спросили мое мнение. Я его сказал. Это всего лишь совет. Не принимайте все это так близко к сердцу. Ну отравят, значит отравят. Потом что-нибудь придумаем.
— Максим Иванович, — с задумчивым лицом спросила Мария Федоровна. — Вы не шутите? Ваши слова звучат не реалистично. Вы так легко все говорите…. Но, — она остановила Меншикова, который хотел открыть было рот, чтобы ответить. — Я прекрасно знаю, ЧТО вы сделали в Германии. Это выглядело не менее волшебным. Вы не шутите? Вы действительно можете придумать способ, как легко взломать германскую оборону силой одной бригады?
— Взломать? Конечно. Это возможно. Но! Для этого нужно время на подготовку, определенные возможности и ресурсы. Доступ к тем или иным заводам с возможностью размещать заказы под нужды бригады. Привлечения разнообразных специалистов. Возможность слать ГАУ и прочие инстанции в далекие дали. Любые изменения в форме одежды, снаряжения и штатного расписания вверенного соединения. Ну и так далее. В противном случае… я думаю… нужно будет года два на подготовку потратить.
— Максим Иванович, — после новой паузы спросила Мария Федоровна. — Вы убеждены, что нам не стоит брать проливы?
— Сейчас — да.
— Но ведь вы предлагаете взять добрую четверть, если не треть Германии. Вы думаете в Париже и Лондоне таким нашим желаниям обрадуются?
— Разумеется, нет. Но прямо сейчас — это не приведет к раздору. Сейчас Парижу и Лондону нужно остановить Берлин. И наша риторика будет воспринята спокойно. Ведь мы можем все подать под соусом приличия. Нам людям тоже что-то нужно говорить. Чем не повод? Если мы не станем делать отчаянных попыток взять проливы сейчас — их бдительность немного утихнет. Ибо проливы — это выход России в Средиземное море — на ключевую коммуникацию и Франции, и Англии. Выйдя туда, мы сможем крепко держать их за горло. Это опасно. Это очень опасно. А здесь… все не так очевидно.
— Почему же?
— Потому что Пруссия — сельскохозяйственная провинция. Позен — в основном, тоже. Их нам отдадут без всякого торга. Это выгодно Англии. Ведь Англия, наравне с нами и США является главным экспортером продуктов питания. Отсутствие же у Германии своей «кормовой базы» — мощный рычаг, позволяющий держать их под контролем. За остальные провинции нужно будет поторговаться. Но не думаю, что это неразрешимая задача. Особенно после наших побед и страшного истощения Франции. Главное в этом деле — занять интересующие нас провинции. И уже оттуда вести переговоры. Там. В проливах. Они возбудятся сразу. Здесь — мы можем успеть урвать свое, если будем достаточно жесткими, решительными и быстрыми…