Глава 1

Лодки с викингами отходили вверх по течению. И Ярослав провожал их взглядом, как и, наверное, все рядом. Наконец, зайдя за границу всякого приличия, он обернулся.

Наверное, он был бы счастлив, если бы все вокруг исчезли, а он увидел своего ворчливого и вечно всем недовольного Егора Петровича. И автомобиль. И мусор, обычный мусор XXI века. Пластиковые бутылки, металлизированные фантики от конфет и так далее. Хоть что-то, что говорило бы о том, что все это дурной розыгрыш. Но нет. Трупы лежали так, где и упали. Кровь, выпущенные кишки, отрубленные конечности, кое-где даже брызги мозгов. Раненые очень натуралистично стонут, истекая кровью. А живые молчат. И смотрят на Ярослава каким-то странным взглядом, полным смешанных чувств. Здесь было все – от восторга до ужаса.

Тишина продолжалась. Молчание. Напряжение. Даже конь, удерживаемый за узду тем же, кому его вручил парень, и тот старался не шевелиться, проникнувшийся моментом.

И тут особенно громко и пронзительно застонал кто-то раненый, то ли желая привлечь к себе внимание, то ли не выдержав боли. Очень удобный повод. И Ярослав им воспользовался:

– Вы ждете, пока раненые истекут кровью? – произнес он.

– А?! – хрипло переспросил ближайший к нему мужчина в кольчуге.

– Чего стоим? Раненым кто помощь оказывать будет?!

Ну и начал командовать. Страх заставлял быть наглым и дерзким. Он безумно боялся, что эти люди почувствуют слабину и начнут задавать неудобные вопросы. Начнут качать права. Или иным образом бузу раздувать. Но нет. Обошлось. Парень оказался достаточно дерзким, чтобы ему подчинялись беспрекословно, и в должной степени осторожным, дабы не отдавать невыполнимые приказы. В результате авторитет стал накапливаться, словно снежный ком, катящийся по склону. Мелкие распоряжения в первые минуты легко переросли в более сложные задачи, которые поначалу никто бы не стал решать.

Магни – их военный вождь – погиб. А вместе с ним лег и его друг – местный знахарь. Другого в этом поселении не было. Вот Ярослав и выступил не только как организатор, но и как лекарь.

Да, эта работа была не в профиле Ярослава. Он ведь совсем не медик. Но характер увлечений вынуждал иметь маломальские навыки в этом вопросе и уметь оказывать первую помощь даже там, где нет медикаментов. Все-таки походы бывают разными. А он в парочке неадаптированных участвовал. И там были раненые, в том числе тяжело. Да и наслушался он фанатов именно лекарского дела, фантазирующих насчет альтернативной истории. О том, что, дескать, можно было использовать в старину…

Очистка ран импровизированным пинцетом из двух палочек, благо, что орудовать ими он умел. Промывка прокипяченной подсоленной водой. Перевязка чистой, также обработанной кипятком тканью. В общем – ничего такого, что бы требовало каких-то особенных знаний и умений. Главное не быть квашней и действовать уверенно. Пусть неправильно, но уверенно, так как робость и топтание на месте очень заразительны.

В этих хлопотах и прошел остаток дня. Никто его не отвлекал. Никто не беспокоил. Ибо дело важное. Дело нужное. И видя, что Ярослав орудовал вроде как со знанием дела, не решались ему перечить. Тем более что они сами в том совсем не разбирались, судя по всему.

Но вот начало смеркаться. Раненые кончились. А Ярослав, утомившись, пошел к реке отмываться, приводя себя в порядок. В городок не шел. Чего ему там делать? Его туда не приглашали.

Он уже стал прикидывать, как ловчее переночевать, да утром спокойно податься куда подальше. Однако у местных на него были свои планы.

– Ярослав Васильевич, – произнес мужской голос из-за спины. Парень обернулся и увидел трех стариков.

– Чего вам? – нахмурился наш герой, ибо их пришествие ничего хорошего не сулило. Вон – чуть поодаль целая толпа людей собралась. И бывшие воины, и их жены, и дети. Все собрались. Все смотрят. Издали. Как на прокаженного.

– Ты заночуешь в Гнезде?

– Гнезде? – удивился парень, подумав, что они издеваются. – Я что, птица в гнезде ночевать?

– Так град наш зовется, – улыбнулся один из переговорщиков. Да и остальные посветлели лицами, явно сдерживаясь. – Али не знаешь?

– Теперь знаю. Гнездо… Гнездо… – проговорил Ярослав, думая, – славянский говор. А это, стало быть, Днепр? Верховья его. Так? Ну, Днепр, Данаприс, Борисфен. А здесь где-то, должно быть, приток, идущий в Двину, а оттуда либо сразу в море, либо на Ильмень и через Волхов в Неву и далее в то же море. Как его? Остзи?

– Да, – довольно кивнули все трое. И поправили Ярослава в произношении гидронимов. – Так что, заночуешь в Гнезде? – вновь спросили они, да с таким видом, словно это было каким-то испытанием.

– Коли пустите на ночлег, можно и заночевать.

– Отчего не пустить? Пустим. У Магни теперь свободно. Станешь у него. Там и для коня место найдется.

– У Магни? То ведь вождь ваш. В его доме смерть и горе. Хорошего мало в такие дни встречать гостей. Не рады мне там будут.

– Рады. О том не заботься.

– Любава, иди сюда, – крикнул другой старик, призывая девушку, прокопченную, как и все вокруг. Та быстро подбежала, сжавшись в комок и затравленно глянув на парня. – Это его дочь. У него более никого не осталось. Только она. Любава тебя проводит.

Ярослав лишь сверкнул глазами на стариков. Двойное, а то и тройное дно в этом предложении их сквозило настолько отчетливо, что аж зудело от желания их расспросить. Сказывалось, что парень совсем не знает местной конъюнктуры и обычаев.

Получив согласие парня заночевать в жилище покойного Магни, старики удалились. А девушка осталась топтаться поодаль, дожидаясь, пока Ярослав соберется и наконец последует за ней. Да и потом пошла чуть вперед, держа дистанцию и явно опасаясь приближаться. Люди же, что продолжали глазеть, провожали ее с явным сочувствием в глазах. Что только добавляло Ярославу уверенности в подвохе у предстоящей ночевки.

Но вот пришли.

Любава толкнула створку ворот и скользнула за них внутрь усадьбы. Местные звали ее двор. Но Ярослав привык более поздний термин употреблять и про себя именовал этот тип домовладения именно так. Что он представлял собой?

Одноэтажный дом – сруб-пятистенок архаичного типа, то есть небольшой прямоугольный домик с утепленными сенями. Низенький. Двускатная крыша, крытая соломой. Основная жилая площадь где-то три на четыре. Пола не было – лишь утоптанный грунт. Потолка тоже не было, как и окон. Вместо них – духовые и вентиляционные оконца совсем небольшого размера.

Обстановка, вполне типичная для раннего Средневековья. Небольшой очаг в центре, сложенный из камней без глиняной обмазки. Им грелись, на нем и готовили. Дымовой трубы не имелось даже в проекте, так что все внутри было изрядно закопченным.

Стола не было. А вот топчан имелся. Один. Достаточно широкий. И сундук, длинный в должной мере, чтобы можно было на нем спать. Скорее даже не сундук, а короб с крышкой. По местным меркам – дорогое удовольствие. Очень. Признак изрядной зажиточности. У сельских жителей такой и не сыщешь. Явно Магни жил неплохо по местным меркам. Что и понятно – военный вождь.

Что еще? Какие-то корзины. Несколько шкур, накинутых на сундук, и топчан. Глиняная масляная лампа, коптящая маленьким огоньком. Освещение она давала очень слабое. Его едва хватало, чтобы кое-как видеть вокруг. Читать захочешь – так глаза все на лавке и оставишь. Вывалятся от натуги буковки разглядеть.

Рядом с домиком стояли навес и какая-то эрзац-постройка, напоминающая сарай. Вроде как для живности, но Ярослав туда своего коня бы не поставил. Скорее для коз или чего-то такого. Запущен, загажен, но воняло свежо. Живность там стояла совсем недавно, ибо несло оттуда ее навозом нещадно. Довольно свежим. Куда она делась – загадка. Но в любом случае заводить коня в эту гору дерьма он не хотел, опасаясь проблем. Слишком уж все было запущено.

– Любава, – произнес парень, когда она закрыла ворота и обреченно села на какое-то бревнышко рядом с ним. – А где твой отец? Разве не в доме его должны обмывать?

– Родичи забрали.

– А ты не родич ему?

– Негоже дочери отца обмывать, ежели другие есть. Чай, не мать. Ту да, – добавила она с какой-то непонятной интонацией.

– Ты ела сегодня?

– Что? – спросила она, подняв голову. Миленькая, хоть и чумазая. Возраста неопределенно юного. Тут было сложно сказать, сколько кому лет. Во всяком случае, похожих на нее годами Ярослав видел и с пузом, и с малышом на руках. То есть по местным меркам вполне взрослая.

– Спрашиваю, ты ела сегодня? Я так замаялся, что еще и росинки не перехватил.

– Ах! Да! Я сейчас! – подорвалась Любава и поспешила в дом. – Ступай за мной.

На очаге было какое-то варево. Пахло оно… съедобно. До одуряюще вкусного даже на голодный желудок – как до Луны пешком. Но и не отвратительно. Вид имело непонятный и далекий от аппетитного. Жижа класса хрючево диетическое, жиденькое. Любава протянула ему деревянную ложку и предложила откушать. Сама тоже присоединилась. Но черпая мало, больше жижки, а не гущи, да строго соблюдая очередность. Один раз он – один она.

К вареву был хлеб. Мечта диетолога-фантаста. Мука очень грубого помола. Никаких вкусовых добавок. Любава сказала – поутру испекли. Но он был уже едва съедобен по меркам Ярослава, впрочем, он и из печи едва пришелся бы ему по вкусу. Но есть очень хотелось, и он не привередничал. Тем более что девица ела ту же бурду и вполне с аппетитом.

Для Ярослава же все было слишком… диетично и экологично. Специй нет, разве что соль, да и той умеренно – на грани. Зерно, какое, понять парень не смог – сильно разварилось. Кусочки мяса – явно что-то, взятое охотой, – ибо жесткое и пованивает характерно. Хлеб же только усугублял общее впечатление. В общем – мерзость. Потому-то он про диетологов и вспомнил. Этой дрянью обжираться просто нереально. Какое уж тут чревоугодие? Тут не обосраться бы от такого угощения.

Очень быстро наступило пресыщение. Потом почти сразу – желание отодвинуться подальше от этой пакости. Впрочем, вида Ярослав не подал, заметив, что Любава ест с трудом, сдерживая желание черпать глубже и чаще. Явно голодная. Настолько, что даже это варево ей приходится по душе. Хотя, возможно, она просто ничего другого в своей жизни и не видела.

Поели.

Легли спать.

Ярослав разместился на топчане, а девушке указал на сундук. Она, конечно, симпатичная, если отмыть. Но ему и так проблем хватало. Уходить из города с боем на почве каких-то сексуальных скандалов – плохая идея. Хотя, судя по нервному виду девицы, она предполагала совсем другой сценарий. Но перечить или навязываться не стала. Даже вздохнула с облегчением, укладываясь на шкуру, лежащую поверх сундука. Где и заснула. Быстро. Предварительно затушив огонь в масляной лампе.

Наш герой долго не мог заснуть. Все прислушивался. Думал – когда же за ним придут, или яд, добавленный в еду, начнет действовать, или… В общем – вариантов массу передумал. С таким нервическим настроем и заснул.

Спал, как следствие, тревожно. Дом-то изнутри не запирался. А ворота – особой помехой не были. Невысокий забор можно было перемахнуть в два счета. Время от времени просыпался. Поглядывал в сторону сундука. На месте ли Любава. А то – мало ли чего местные могли удумать?

О том, что попал в глухое Средневековье, он уж убедился окончательно. Город – Гнездово, именуемый здесь Гнездом. Архаичный Смоленск, лежащий в дюжине километров от того, что стоял в XXI веке. Судя по жителям и обстановке – «призвания варягов» еще не произошло. Что формировало верхний порог временны2х рамок. Нижний получался из оценки воинского снаряжения и характера дружин. Эпоха Венделя явно закончилась, и вовсю шпарили славные деньки викингов. То есть на дворе был либо конец VIII, либо первая половина IX века.

Вот. Он оказался посреди бескрайних варварских земель. А Руси как державы пока еще не образовалось. Возможно, даже в проекте…

Утро началось утром. Как бы это странно ни звучало.

Несильно хлопнула дверь, и Ярослав резко вскочил, просыпаясь. Огляделся. Любавы не было на сундуке. Очаг же уже потихоньку чадил, разгораясь.

Оказаться прокопченным он не хотел, поэтому быстро начал собираться. Да, по сути, он и не раздевался. Скинул доспехи – да и все. Вот их он теперь спешно и напяливал.

За этим действом Любава его и застала. Глянула удивленно. Но ничего не сказала. Лишь повела плечом и прошла к очагу с небольшой охапкой дров. Точнее, относительно толстых кое-как наломанных веток.

Помаявшись немного во дворе, Ярослав занялся уходом за конем. Хоть какое-то дело. Тем более что общение с конем парня успокаивало. Пару лет назад он купил его, с тех пор и привязался. Чистокровный фриз удивительного черного цвета. Отчиму он обошелся в очень немаленькую сумму, настолько, что покупка едва не сорвалась. Но почему-то мать встала на сторону парня. Обычно ругала, а тут сама вступилась.

Теплые отношения с животинкой у Ярослава возникли сразу и были взаимными. Настолько, что тот уже через месяц стал отзываться на Буцефала, вместо Блэк, как его кликали раньше. Очень уж «копытное» пришлось по душе парню, вот и имя ему выбрал самое эффектное и пафосное из всех, что знал. Тем более что тот Буцефал, что был у Александра Македонского, тоже был крупный и черной масти.

Но все проходит.

Завершив обихаживать коня, он покушал с Любавой и отправился вместе с ней на ритуал погребения. Верхом не садился. Он и так был высоким, на крупном коне же выглядел гигантом.

По меркам XXI века ничего особенного в нем не было. Рост выше среднего, но не высокий. Хорошая прокачка тела, но не гипертрофированная. Здесь же это все обрело совсем другие оценки. Ведь все познается в сравнении. Близкого к себе роста он за эти дни встретил только одного человека – Хьярварда. Но и тот был все-таки несколько ниже. И мускулатурой уступал. Что вполне понятно – одного мяса в рационе явно недостаточно для грамотного развития. Тут тренировки толковые нужны, витаминные комплексы, разумный отдых и так далее. Всего этого обитатели старины были лишены. Особенно в раннее Средневековье. Здесь даже верховные правители могли голодать время от времени. Сытость же для большинства была благом удивительным и достижимым лишь очень нечасто…

Ярослав ожидал от погребения большего. Но, видимо, переоценил возможности местного населения. Шоу они устраивать не умели. Да чего там один жрец сделает? А для масштаба им явно не хватало средств. Просто сожгли и похоронили то, что осталось. Дров-то много набрать не успели, так что останков вышло изрядно.

Кое-какой скарб в могилы положили по языческой вере. Да. Но своим. И из трофеев. Самое бросовое. Пришлых же северян просто свалили в канаву и присыпали землей. На них и дров меньше потратили, и уважения никакого. Даже Хьярварда, которого никак не выделили из остальных. Им даже одежду перед сожжением не оставили. Все обобрали. Все. До последней ниточки. Причем специально. В наказание.

Магни же сожгли на отдельном костре и закопали в той самой лодке, что нападавшие оставили для Хьярварда. Некрасиво? А что поделать. Никто ничего не обещал. Разве что Ярослав. Но кто он местным? Да и обещания его прозвучали крайне обтекаемо. Ведь там, куда он махнул рукой, лежал и Хьярвард, и Магни. Так что…

– Ярослав, – сказал, подошедший к нему вчерашний старик. – Мы хотели бы поговорить с тобой.

– Мы? Кто мы? Я вижу только тебя.

– Прошу, пойдем за мной.

Парень пожал плечами и пошел. Вряд ли на него прямо сейчас набросятся и станут резать или вязать. Хотели бы заманить в ловушку – так лебезили бы, сбивая бдительность. Любава, кстати, пошла за ними.

Собрались за городом на обихоженной полянке.

Все старшие мужчины были уже там, пока бабы да молодежь возились с погребением сожженных останков. Одеты богато. Насколько это вообще применительно к ситуации. Те, кто имел, надел кольчугу. Как-никак – дорогое удовольствие, да и выглядит «бохато» на фоне остальной шушеры.

– Ярослав Васильевич, – обратился к нему незнакомый мужчина в годах, но все еще довольно крепкий и здоровый, на вид, во всяком случае. – Откуда ты? Далеко ли ты путь держишь?

– Не знаю, – покачал головой Ярослав, придерживаясь придуманной им легенды.

– Не хочешь нам сказывать?

– Сказал бы. Отчего не сказать? Но я не понимаю даже, как тут оказался. Все как в тумане. Въехал в лес в одном месте, выехал в другом… да так далеко, что и не вернуться теперь назад.

Люди зароптали, заговорив о помощи богов. Мужчина же поднял руку, прерывая этот гомон. И продолжил.

– Так куда ты теперь?

– Мню – нужно идти вперед и искать себе новое место под солнцем.

– Так, может, тут останешься? Поживешь.

– Чужой я вам, – покачал головой Ярослав.

– Оттого и девчонкой потешиться побрезговал?

– Я же говорю – чужой я вам. Ваших обычаев не знаю.

– Да какие тут обычаи? – Хохотнул кто-то из толпы под смешки остальных. – Задирай подол да…

– Тихо! – рявкнул переговорщик. – Ярослав Васильевич, коли в этом дело, то не кручинься. Бери дочь Магни и все его подворье. Ты славный воин в доброй броне и с крепким оружием. Нам любо такого военного вождя иметь.

– И что я должен буду делать?

– В бой нас водить.

– И все?

– И все. Вождь ведь военный. К бою нас поднимать станешь да вести, обороняя земли наши. Дело почетное. От каждого из нас уважение.

Ярослав задумался. Здесь еще не произошло разложения родоплеменной традиции и знать во главе с военной аристократией не выделилась в должной степени. Поэтому вождь только лишь в бой ведет, командуя в походе. Над мирной жизнью он не властен. Не лучший выбор.

Можно, конечно, уйти. Не вопрос. Но куда? Идти в Византию? Но там либо прозябать, либо ко двору стараться прибиться. Ибо концентрация ресурсов маленькая и вдали от двора не лучше, чем в варварских землях. Если не хуже. А при дворце такой клубок ядовитых змей, что проще сразу повеситься.

В другие земли тоже идти – вопрос. Его нигде не ждут, ибо своих хватает. А всюду либо варварство, либо какой-то бедлам религиозного толка. Разве что в Халифате более-менее спокойно. Но с исламом у Ярослава всегда было туго и сложно. Да и немного он знает о тех краях в эту эпоху. Да и уйти – тот еще квест. Обидятся ведь. А значит, что? Правильно. Могут попытаться ограбить, ибо на нем надето целое состояние.

Остаться? Тоже вариант. Не лучше и не хуже остальных. Но вставать на путь «из-варяг-в-греки» в качестве военного вождя – удовольствие ниже среднего. Тем более не в рамках единой державы, пусть и насквозь варварской, а вот так, считай – с голым задом на ежа. Как воевать-то с этим сбродом против викингов? То одной Кхалиси известно. Но у нее были драконы. А тут? Самоубийственное занятие.

Какой вариант ни выбери – ничего хорошего в нем нет. Но тут – ему хоть что-то, а предлагают. Удачно он зашел. Как же повернется ситуация в других краях – неизвестно. Если его вообще отпустят. Вон как внимательно смотрят. Оценивающе. Наверняка кто-то со спины уже подошел с дубинкой, дабы огреть и вырубить, чтобы без крови, которая может дорогую одежду испортить.

Видя эту нерешительность, местные восприняли ее иначе. И стали «повышать ставки». К усадьбе Магни добавили все имущество, которое спешно оттуда выносили вчера. Потом легкое воинское снаряжение Магни и украшения его. Потом прибавили все, что было на Хьярварде и тех воинах, что парень стрелами побил. Законная ведь добыча. Ну и часть трофеев из общего котла накинули как вождю, выигравшему битву.

Ярослав согласился. Скрепя сердце и испытывая ужасающую неловкость. Еще вчера – обычный мажор, прожигающий свою жизнь на эффектную и крайне увлекательную забаву. А теперь – военный предводитель какого-то дикого, древнего поселения, находящегося под угрозой нападений викингов. Более того – ему еще и какую-то бабу подпихнули, чтобы крепче привязать.

Вляпался. Влип. Вступил.

Но дело могло обойтись и того хуже. Ограбили бы и убили. С них сталось бы. Времена мрачные, дремучие, раннесредневековые.

 

Глава 2

Казалось бы – вот она – сказка. Попал в прошлое, которым грезил. Стал военным вождем. Обзавелся жильем, каким-то барахлом и даже женщиной. О чем еще мечтать? Прекрасный старт! Однако все было не так однозначно и просто.

Для начала «играть в прошлое» – это весело и интересно, а жить там совсем не сахар. Хотя бы потому, что нет ни лекарств, ни нормальной еды вдоволь, ни банальной туалетной бумаги. Женщина… ну да, неплохо, хотя статус их отношений так и остался висеть в воздухе. Про обычаи этих диких времен почти ничего не было известно. Черт его знает, как все это повернется и чем закончится. А вот с обретенным статусом было все однозначно плохо. Если не на первый взгляд, если подумать.

Кем являлся военный вождь во времена родоплеменного строя? Если очень упрощенно, то военным специалистом на службе у коллектива. Этакий наемный военспец. Свой ли, приглашенный ли – никакой разницы. Главное то, что вне проведения военных операций он власти никакой не имел. Даже сбор ополчения и то – не его прерогатива. Да, он мог предложить его собрать, но решение все равно принимал совет общины. Этакий архаичный первобытный родоплеменной сенат.

Какие люди могли обрести статус военного вождя? Прежде всего богатые. Потому что он должен был иметь подобающее воинское снаряжение. И никого не волновало, каким путем он его получал. В поединке ли взял «на меч», награбил или заработал. Плевать. Главное, чтобы оно было. Ибо военный вождь – это уважаемый человек и абы в чем выходить в бой он не может.

Во вторую очередь претендент должен обладать громким, зычным голосом, как можно большими габаритами и впечатляющими боевыми навыками. Ибо ему вменялось командовать в условиях боя, а потому орать он должен был так, чтобы даже глухие услышали. В совокупности с габаритами и боевыми навыками выходил этакий главный бабуин человеческой стати. Крупный, сильный и громогласный. А если вспоминать о его положении, то можно было провести некие аналогии с древнеримским консулом, измельчавшим до уровня центуриона. Ибо и войска он водил небольшие – редко превышавшие две классические центурии, и управление в бою носило аналогичный характер.

Существовали, конечно, так называемые большие вожди, ведущие иной раз очень значительные армии. Но их власть была еще более зыбкой, ибо сами вожди, собиравшиеся по велению своих общин воедино, выбирали, кому командовать походом. Сами. Разово. И в любой момент могли сместить, если те увлеклись, или удача отвернулась от них, или еще чего. Из-за чего варварские армии, собираемые по такому принципу, отличались удивительной нестабильностью и крайне слабой управляемостью.

Военному вождю не возбранялось иметь свою дружину. Если, конечно, ему это позволяли средства. Это ведь его личная дружина, а не общественная и комплектовать-содержать ее должен был он сам без участия общины. А потому выходило такое войско, как правило, очень компактным – от пары бойцов до двух, максимум трех десятков.

Откуда брались средства на эти дружины? Как получится. Могли с грабежей собираться и походов. Могли и с торговли. Могли землю пахать, селедку ловить или ремеслом заниматься. Или как-то это сочетать. Что, кстати, порождало массу легенд, в которых древние князья землю пашут или занимаются каким-то нетипичным для воина трудом.

Дружина вождя – проблема вождя. Общинам эти трудности были, как правило, до малины. Но ровно до того момента, как становилось уже поздно. То есть дружины по той или иной причине оказывались непреодолимо сильными. Что образовывало примитивные государства – так называемые «варварские королевства». Родоплеменной строй в них никуда не девался, как и старые, догосударственные правовые нормы. Только военный вождь за счет «силовиков» получал возможность хоть как-то концентрировать в своих руках ресурсы и власть. Да, ограниченно. Да, скромно. Но все же. Что, в свою очередь, открывало дорогу для первых, самых примитивных государственных институтов. В дальнейшем у таких примитивных формаций было много путей, но начало – единое и неизбежное, что в Древнем Египте доисторических времен, что на бывших землях Римской империи времен Великого переселения народов, что по Днепру в этот беспокойный IX век…

И вот Ярослав стал военным вождем городка Гнездо. Сильного и значимого родоплеменного центра в регионе. Здесь община была представлена не обычными «бомжами» с палками-копалками, а уважаемыми людьми, ремесленниками преимущественно. Таким палец в рот не клади – по локоть откусят. И власть просто так не отдадут.

Да, им был нужен сильный военный вождь. Но у Ярослава за спиной не было поддержки ни собственной дружины, ни значимой части популяции. Очень удобно. Не свадебный генерал, конечно. Но что-то близкое. Ибо реальная власть парня, несмотря на должность, при сложившемся раскладе была ничтожной. Сейчас, во всяком случае.

Ситуация усугублялась еще и тем, что ему удалось мало-мальски локализовать временной период. Сюда же купцы каждый год ходили, бывавшие в Константинополе. Василевс Феофил умер, а его сын Михаил – который год правил под регентством матери. То есть на дворе были 850-е годы. А значит, что? Правильно. Гнездо стоит на пути грядущей в самом скором времени экспансии викингов. А он – Ярослав – оказался военным вождем этого поселения, да еще в предельно непростом положении… Сказка… Мечта просто…

Вот с такими мрачными мыслями и вернулся парень во двор усадьбы. А там уже «шел пожар во время наводнения». Какие-то незнакомые люди суетились и что-то куда-то тащили. Но не наружу, а внутрь, что радовало. Все подряд заносили: от шкур, отрезов ткани и каких-то корзин со всякой всячиной до банальных дров и сена. Да, да. Их, как оказалось, эти ушлые родичи тоже вынести не постеснялись. То-то ему с вечера показалось, что здесь пустовато – словно Мамай прошелся…

– Любава, посмотри, все ли вернули из того, чем владел твой отец.

Девушка кивнула и рьяно бросилась выполнять это распоряжение. А вот те самые родичи, что также присутствовали во дворе, такому повороту не сильно обрадовались. И, как выяснилось, неспроста. Слишком многое они «забыли» вернуть. Случайно, разумеется.

Старейшины, наблюдавшие за этим, помалкивали. Слово сказано. Ряд заключен. Да и самоуправство родичей – репутации им не добавляет. Удобный повод их потом поприжать. Тем более что собачился с ними не Ярослав, а его женщина – их кровный родич, которого они, наглецы, ограбили. Хороший шаг. Красивый.

– Не любо тебе быть нашим вождем? – тихо спросил один из старейшин у нашего героя, когда никого рядом не было.

– Я дал слово, – с раздражением заметил парень.

– Но неохотно.

– Это что-то меняет? – повел бровью Ярослав. Старейшина усмехнулся, чуть кивнул, принимая ответ, и отошел к своим.

Часа полтора спустя бардак закончился. И все ушли, оставив на дворе только Любаву с Ярославом да кучу барахла. Девчонка суетилась – рассовывала все по старым местам. Парень же смотрел на все это равнодушно. Он думал о другом. Ему ведь теперь здесь жить. Какое-то время, во всяком случае. Коптиться в этом жутком жилище и кормить плантации насекомых. Да и сексом вот с этой чумазой особой заниматься. Мда. Сексом…

Для раннего Средневековья она была довольно высокой, хотя заметно ниже его. Узкое лицо с хорошо очерченным подбородком. Выступающий прямой нос с небольшой горбинкой. Аккуратные губы – не нитки, но и не пухлые пельмешки. Естественные. Приятные. Голубые глаза. Прямые волосы, достаточно густые, цвета грязной соломы. Скорее всего, если их отмыть от грязи и копоти, окажутся весьма светлыми… отмыть… Не красавица, но и не уродка. Просто обычная девчонка приятной наружности.

– Любава, – окликнул он ее.

– Ась?

– Я помыться хочу. Как в ваших краях это принято?

– Помыться? Тю. Да ты чистый. Чего тебе мыться-то?

– И тебе следовало бы. Нам ложе делить, а блохи да грязь нам в компанию не надобны. Там, откуда я родом, приговаривают, что ежели забавляться в грязи, то Бог может от ребенка отвернуться, приняв за зверя дикого.

– Так воды надо… – как-то растерянно произнесла она и скосилась на два тяжеленных деревянных ведра. Даже на вид слишком тяжелых для нее.

– Найдешь, кто ее натаскает? Этого хватит в оплату? – сказал он, достав маленькую бронзовую византийскую монетку – фолис, литье которой начали после долгого перерыва при Василевсе Феофиле.

Любава взяла монетку. Осмотрела ее со всех сторон. Кивнула и быстро удалилась за ворота. Четверти часа не прошло, как смутно знакомые парни заявились и занялись делом. Основательно. От души. Наполняя все, что Любава укажет. А потом еще и кланялись, благодаря за плату.

Несмотря на общую благоприятность момента, этот шаг оказался очередным проколом Ярослава. Дело в том, что медные и бронзовые монеты в те годы если и использовались, то исключительно локально, никак не участвуя в международной торговле. То есть, оплатив работу этим фолисом, наш герой как бы признался и расписался в том, что прибыл из Византии. Откуда же эта монета могла еще взяться? За тридесять земель ее вряд ли бы целенаправленно повезли. Ценность не та. А значит, что? Правильно. Осталась от повседневных расчетов.

Конечно, эта монета могла перепасть и в наследство после ограбления какого-то бедолаги. Но тут вступали в действие другие факторы. Например, его снаряжение. Ту сборную солянку, что он на себя надел, было очень легко собрать в Константинополе, куда стекались разные товары со всех сторон света. А внешность? По семейной легенде он вроде как происходил из терских казаков по отцу, чем объяснялись чернявость, кучерявость, прямой «греческий» нос и вытянутое суховатое лицо с карими глазами. Так что Ярослав заметно выделялся на фоне местных не только ростом и проработанностью мускулатуры, но и фактурой.

Народ здесь встречался разный. Но, в основном, принадлежал к двум антропологическим группам. Во-первых, коренастые, широколицые и черноволосые представители местного населения. Во-вторых, светловолосые, узколицые и относительно высокие славяне со скандинавами, уже век-полтора как ведущие экспансию в регион. И смешение этих популяций пока только-только начиналось. Имелись и другие, но мало. Кучерявых же не наблюдалось вовсе.

Таким образом, копилка проколов Ярослава полнилась и раздувалась час от часа. Как в целом, так и в деталях. К примеру, его снаряжение выглядело слишком богатым для настолько бедно украшенного. А одежда? Шелк да лен с шерстью. И какой выделки да покраски! Сами по себе – ценности великой, в то время как золотого да серебряного шитья нет. Непорядок. Да и как он сам себя прозвал поначалу? В понимании местных – принижая и кривляясь, дурачась. Словно шутку сказал. Да только с такими вещами не каждый рискнет шутить. Даже в такой глуши. А как Ярослав реагировал, когда ему предлагали «барахлишко»? По местным меркам – целое состояние отсыпали, он же смотрел безразлично, чуть ли не кривясь. Явно в нужде не жил и не привык к ней, оттого ценности в этом барахле и не видел. По оценке местных. Теперь еще и монетка добавилась. Сама по себе – она ничего не доказывала. Но все шло к одному, собираясь, словно снежный ком. Люди шушукались. Болтали. Обсуждали. Примечали детали. Дескать, названия явно иначе говорит. Да и к бабе отношение странное. Иной бы не постеснялся и Любаву в первую ночь пригрел. А этот нет – брезгует.

Почему брезгует? Так поначалу еще голову ломали. Спорили. Кто о чем болтал. А как Ярослав воды велел натаскать, дабы отмыть девицу перед потехой, так все и сошлось. Не привык-де к таким. Видать, избалован кралями такими, что перед ними и дочь вождя – замарашка…

Утро в этот раз оказалось намного приятнее. Теплое тело девицы под боком. Никакой копоти от очага, который с утра некому было протопить. Ибо та злодейка тихо сопела, прижавшись. Но все поменялось с ее пробуждения. Парень как чувствовал, что нужно держать свои гениталии при себе… Оказалось, что ей, как женщине военного вождя, полагается выглядеть достойно. То есть украшения надобны для статуса.

– Чего?! – ошалел Ярослав от такого расклада.

Молодая женщина без малейшего стеснения перечислила список статусных вещей. Тут и височные кольца, и простые – на пальцы, и браслеты…

– А меха норковые тебе не надо? – попытался пошутить он.

– Соболиные, – поправила она с совершенно серьезным выражением лица. – Но потом.

Не шутила… Как оказалось – совсем не шутила. Отец у нее был простым военным вождем. Самым что ни на есть затрапезным. Так с него и требовалось меньше. А Ярослав вон какой. Одни доспехи чего стоят. Вот и ей негоже ходить как клуше.

– У тебя ведь монеты есть. Я видела – есть. Серебро и даже золото. Пока ты спал – посмотрела, – пояснила она невысказанный вопрос. – Но ничего не брала. Чего смотришь? Любопытно же. Такой кошель набитый! Словно у купца. Воины обычно не монетой, а разным товаром платят. Чего на меч возьмет, тем и платит. А тут… ух… прямо дух захватывает…

– И ты хочешь, чтобы я потратил их на украшения тебе?

– Да. Тут скоро ладьи пойдут с торговым людом. Наверняка что-то из награбленного можно будет купить. От монет они никогда не отказываются.

Ярослав лишь покачал головой и пообещал подумать. Дикость. Сущая дикость. На первый взгляд. Да и не жена она ему. Просто девка, которую отдали. Не то в долг, не то в аренду, не то как еще. Даже ритуала никакого не провели. Хотя нужен ли этот самый ритуал, он не знал. Почему? Потому что брать в жены эту женщину он не хотел. Совсем. Да, симпатичная и вполне пригожая. С биологической точки зрения – никаких проблем. Но совершенно не развита. Нет. Не дура. Просто практически ничего не знает и понимания – с гулькин фиг. С бабами у колодца – отлично поболтает, а с ним – не о чем. Они были как люди с разных планет. Не факт, конечно, что удастся найти лучше в эти времена, но от мысли, что с этой женщиной ему придется всю жизнь прожить, радостно ему не становилось. Секс-то оно да. Можно. Но секс – не повод для знакомства и уж тем более для брака. Особенно такой – чуть ли не из-под палки. Причем, судя по всему, взаимно. Страсти никакой, тяги особой или нежности тоже. Так – на одних гормонах да физиологии и выехали, благо, что молодые. Как там дальше будет – поди угадай.

Но это – с одной стороны и на первый взгляд. Если подумать, то оказывается, что она права. Жена ли, наложница, содержанка или просто временная девка для согрева постели. Не важно. Она была его женщиной. А потому должна была выглядеть соответствующе. Ибо встречают в эти времена по одежке. То есть по внешности. И блюсти ее требовалось очень тщательно. И не только у себя…

Дело было совсем не в бабе и ее украшениях. Отнюдь. А в так называемых ассоциированных людях, к которым относились даже рабы. Чем выше твой статус, тем лучше должен был выглядеть не только ты, но и все, кто тебе служит. Чище, красивее, ухоженней, богаче. Даже если это непрактично и нецелесообразно с точки зрения функционала. Внешний вид и его «бохатство» – твоя визитная карточка, паспорт, водительские права, декларация о доходах и прочее, прочее, прочее. А все, что касалось женщины, с которой ты спишь, так и вообще – возводилось в степень. Ибо если ты о ней не можешь позаботиться, то и статус будешь иметь соответствующий в глазах окружающих. Хоть сам весь в золото оденься с головы до ног. Глянули на слуг там или на женщину – и сразу все уяснили: уважаемый мужчина перед ними или клоун ряженый.

Ярослав это прекрасно знал и понимал. Но сам был из другого мира… другой эпохи, в которой многое выглядело совсем иначе. А потому подобные вещи так в глаза не бросались. Любава же выросла здесь. Так что эти прописные истины были для нее очевидны и естественны. Потому и стала требовать своего, дабы не ударить в грязь лицом и мужчину своего спасти от унижения. Хоть он ей и не люб, а все же жить нужно вместе как-то. А возможно, и детей растить со всеми, как говорится, вытекающими…

Какие у него были пригодные к продаже ценности? Движимые, разумеется.

Прежде всего – конь. Породистый чистокровный фриз был хорош и дорог даже в XXI веке. В эти же времена, даже в землях франков, стоил целое состояние. Здесь же, в верхнем течении Днепра, так и вообще – маленькое копытное сокровище. Но продавать его было нельзя. Ибо другого такого не найти. И выгоду с этого коня можно было получать лишь опосредованно – допуская местных кобылок до спаривания. За плату.

Дальше шло «железо», с которым дела обстояли поинтереснее. Собственно, то, что приехало на нем из будущего, стоило баснословных денег из-за материалов. И ничего аналогичного тут не найти. Поэтому и было неприкасаемым в плане продажи. А вот доли трофеев и наследство – выглядели любопытно.

Что ему перепало? Три самые обычные раннесредневековые кольчуги с подолом до середины бедра и рукавами как у футболки. Из них одна с дыркой от копья. К ним шло два шлема. Один простой железный колпак, второй – такой же, только с наносником. Плюс девять плоских круглых дощатых щитов разной степени целостности, ценных скорее своими коваными умбонами, нежели сами по себе. Два самых обычных меча довольно поганой выделки без каких-либо намеков на украшение. Десять копий, пять боевых топоров и пятнадцать саксов. По сути – дрянь дрянью. Но по местным меркам все это стоило целое состояние. За сотню коров взяли бы со счастливой улыбкой на лице. Если же поторговаться, то и за полторы сотни можно было бы отдать. Хорошо? Очень. Отлично прямо!

Еще у него набралось девять серебряных колец и две гривны – витые шейные обручи, тоже серебряные. Последние считали статусным украшением. Поэтому одна гривна досталась Ярославу от Магни, а вторая от Хьярварда. Вроде неплохо. И кое-чего стоят.

Были у нашего героя и свои украшения из будущего. «Новоделы под старину», которые, разумеется, никуда продавать было нежелательно. Разве что совсем приспичит. Так как уровень работы там был не чета тем куцым поделкам, что перепали ему от местных. Пара перстней была сделана «под Персию», остальное выглядело словно из сокровищницы Константинополя. Чай, не «бомжа» Ярослав реконструировал, а удачливого воина-наемника из так называемой варяжской гвардии. Самый «упакованный» контингент тех лет, которому теоретически было доступно все лучшее буквально со всего мира.

Имелись и монеты. Правда, больше новоделы, изготовленные в XXI веке для пущего антуража. Местных почти не досталось, ибо дефицитом они были в эти годы в этих местах. Совокупно с трофеями и наследством выходило двадцать семь бронзовых, сорок три серебряные монеты и семнадцать золотых монет.

К счастью, Ярослав собирал у себя в кошельке «новоделы» не строго на эпоху, а необычные. Например, золотые динары 695 года Абд аль-Малика переходного типа, то есть уже исламские, но еще не куфические – с нормальным изображением. Или серебряные денье Карла Великого. Так что по счастливому стечению обстоятельств никаких «лишних» монет не имелось. А та сборная солянка, что наблюдалась у него в кошельке, говорила только об одном – он много путешествовал, объехав почти весь известный местным мир. Разве что в Китай да Индию не заглядывал.

В общем и в целом выходило все очень неплохо. Продав кое-что из лишнего «железа» да присовокупив серебро с золотом, можно было и Любаву нормально одеть, и других дел наворотить. Одна беда. Жаба. Ярославу безумно не хотелось все это тратить на какие-то побрякушки для едва знакомой женщины…

Посему он продолжил возиться дальше, обдумывая – что еще можно было продать. Но толку было ноль. Ровно до того момента, как он не полез разбирать походные сумки со всяким барахлом вроде «аварийного комплекта» с зубной щеткой и прочими мелочами. И тут он завис… развернув тряпицу с четырьмя картофелинами. Сырыми. Они так и валялись в сумке с последнего выезда, когда он хотел их запечь в углях.

– Что это? – спросила Любава и, не дожидаясь ответа, взяла одну из картофелин и откусила. Как яблоко. От души. Благо, что они были отмыты и не выглядели грязными. А потом тут же выплюнула. – Фу! Какая гадость! Зачем тебе это?

Как в этот момент Ярослав ее не ударил – никому не известно. Ибо желал он только одного – пробить этой дуре в челюсть так, чтобы она собралась мешком с костями у забора. Живым ли, мертвым ли – не важно. Судя по всему, это отчетливо отразилось у него на лице. Так что Любава отскочила от него как ошпаренная и затараторила:

– Эй! Ты чего? Что я сделала-то? – Ну и дальше в том же духе.

Ярослав же сжимал-разжимал кулаки и пытался выровнять дыхание. Пока, наконец, не смог просипеть:

– Дура! Эти плоды могут спасти всех вокруг от голода!

– Так они же мерзкие на вкус!

– Сырые! А их надо или варить, или печь, или еще как готовить! Их было всего четыре. Неизвестно, как они пережили путешествие. Взойдут ли. А ты взяла и испортила один. Макака неразумная!

– Макака? Что это?

– Маленький волосатый человечек, живущий как белка – на деревьях.

Любава поджала губы, но промолчала. Хотя было видно – ее это задело.

– Иди – свари. Прямо в кожуре. Просто в воде. Без соли. Готовность проверяй ножиком. Как закипит вода – так и тыкай несильно, аккуратно. Нож должен без усилий втыкаться. Поняла?

– Поняла, – хмуро кивнула она.

– Иди. И больше ничего так не хватай. Я и сам пока не знаю, что в вашей глуши пригодится. И тем более в рот не тащи что попало. Чай, не псина бездомная. Уразумела?

– Уразумела, – прошипела она с вызовом.

Обидные слова они и по заслугам не сильно приятны. Тут же Любава не понимала злобы парня. Считай, на ровном месте взвился. Как эта мерзость может быть спасением от голода, она не понимала и не верила в столь громкие слова. Но распоряжение Ярослава все же выполнила неукоснительно. Папа у нее был скор на расправу. Вспыльчив. Так что ту грань, по которой она прошла, лишь чудом избежав побоев, почувствовала отчетливо.

Наш герой поначалу спохватился, что отдал на варку почти целую картошку. Но потом все же не стал отменять приказа. Любава должна была осознать и поддержать парня в этом деле. А то еще из вредности по мелочи гадить станет. Лучше перестраховаться. Поэтому эта надкусанная картошка была сварена и скормлена Любаве к ее пущему удивлению. Понравилась. И весьма. После чего Ярослав привлек девицу к посадке оставшихся трех в отдельные большие корзины, заполненные черноземом. Да с пояснением, вдохновившим ее невероятно. Так что теперь он мог быть спокоен – Любава проследит за этими посадками как за величайшей ценностью. И «случайно» никому не скормит…

Ярослав же продолжал инспекцию своего имущества. Только теперь смотрел на вещи с другой стороны и напряженно думал не о том, что можно было толкнуть на торге прямо вот так, с ходу. Он размышлял о том, как он сможет заработать. Вообще. В целом. Знаний-то всяких полезных у него вагон и маленькая тележка. И не только знаний.

Та же картошка – настоящий дар небес! А мешочек с овсом для коня стоил никак не меньше. Как и прочие его припасы «варева» в походе. Тут пригоршня сушеного цельного гороха, там чуток ячменя… здесь немного пшеницы и так далее. Местами вперемежку. А на дне сумок, во всяком мусоре, удалось найти даже два десятка зерен кукурузы и семь необжаренных семечек подсолнечника, валявшихся в сумке с прошлого лета.

Ничего сверхъестественного в том не было. Эти две походные сумки, что он перевозил на коне, только с виду были похожи на исторические аналоги. В целом же – являлись эрзац-барахолкой для оперативных нужд. И сил-времени их разобрать толком, как правило, просто не имелось. Кинул-достал чего. Прицепил к коню – закинул в машину. Да и все. Вот и накопилось там всякое.

Никаких необычных сортов всякой этой «растительности» там не было. Он старался покупать самые «древние» сорта, дабы пища получалась как можно более аутентичной. А ведь любой, самый затрапезный сорт той же пшеницы или гороха имеет за плечами огромный селекционный путь. И даже без привязки к семенным станциям превосходил по урожайности местные сорта IX века самым коренным образом. В разы. Да и по стойкости к болезням с вредителями обходил как лежачих. Не говоря уже о том, что той же кукурузы в этих краях просто не было, как и подсолнечника.

Огромная удача! Просто чудо, если подумать. Но имелось два больших минуса.

Первый – это время. Чтобы получить заметную выгоду от этих, безусловно, божественных даров, требовалось много лет. И сил. И людей. Быстрой отдачи не получить.

Второй минус – это агротехника. Ярослав знал о ней только понаслышке. Да, много. Но сам никогда в своей жизни и грядки не вскопал. Так что имел все шансы угробить этот шанс на корню.

Посему Ярослав, завершив инспекцию, не успокоился. И сел перебирать в голове свои знания о том, как можно было бы в здешние времена «поднять бабла». Желательно много, быстро и без необходимости грабить всю округу. Слишком это рисковое занятие. А жизнь у него одна, тушка нежная, и вообще – не для того он себя холил и лелеял все эти годы, чтобы на очередном гоп-стопе его какая-нибудь шальная стрела настигла…

 

Глава 3

Радость Ярослава от осознания собственной важности как носителя поистине невероятных, просто божественных знаний омрачилась быстрее некуда. После разговора с Любавой…

Ему хватило ума не бежать по всей округе со своими дурными предложениями. Нет. Он просто вечером, после секса, решил кое-что узнать по раскладам в этом поселении. И оказалось, что он на фиг никому не был нужен. Через что вождем и стал. Чужой он для всех. А значит, за его спиной не стоял тот или иной род, способный изменить равновесие. Многих умных слов Любава не знала, но суть и на пальцах сумела передать.

С посевными работами складывалось еще хуже. Прямо как в той книжке XIX века, в которой Энгельгардт описывает нравы и философию крестьян. Они жили на грани откровенного голода и хронического недоедания, поэтому панически боялись всего нового. Почему? Потому что любая ошибка могла стоить им жизни.

А сверху ложилась еще одна беда, о которой тот исследователь не знал. Дело в том, что хронический недостаток еды приводит к ограниченному развитию организма. Питательные вещества идут прежде всего туда, где они важнее всего для поддержания жизни в текущий момент. Поэтому тот же мозг «финансировался» по остаточному принципу и вырастал слаборазвитым. Хуже того – даже то, что получалось, не проходило «проковку» должным развитием через хотя бы минимальное обучение. То есть здоровый и полноценный от рождения человек вырастал по lite-программе.

К чему это приводило? К беде. Доходило до того, что в XV–XVIII веках в большинстве европейских стран появились теории о том, что дворяне и крестьяне – это разные народы. Очень уж сильно они отличались. Селяне выглядели мелкими, дохлыми, слабыми и умственно ограниченными даже на фоне едва образованного дворянства. Да не разово, а системно, всей популяцией, из поколения в поколение. Тут хочешь не хочешь – задумаешься о всяких пакостях. В IX же веке только отдельные счастливчики выделялись на фоне основной массы «богатырей» и «прогрессоров».

Так вот.

Ярослав быстро воспарил в своих мечтах и так же шустро шлепнулся на землю, когда понял – его никто не будет слушать и поддерживать. Одних слов недостаточно. Даже клятв и обещаний. Особенно в тех вопросах, которые касаются обработки земли. То есть если он хочет чего-то добиться, то должен это делать сам.

«Сам так сам», – подумал наш герой и начал расспрашивать жену о родственниках. И сразу же вылезла беда. Старейшины специально постарались сделать так, чтобы столкнуть их лбами с Ярославом.

Дело было так.

Магни был свеем с Упсалы. Погулял в дружине какого-то местного вождя. Потом поссорился с ним. Вызвал на поединок. Победил. А потом оказался вынужден скрываться от родственников того. Так в Гнездо и попал после нескольких лет скитаний.

А мать Любавы – Бажена – оказалась из местных – дочерью местного кузнеца Мала. Того самого, который и забрал тело зятя на обмывание и подготовку к погребению. А вместе с тем – массу имущества себе прихватил. Вполне по обычаю, кстати. Потому как опеку над внучкой принял, кормить-защищать пообещался да приданым обеспечить. А тут такая подстава. Более того – третья кольчуга, что перепала Ярославу, изначально по жребию ему должна была пойти.

Любава несколько морозилась Ярослава, так как не знала – о чем с ним говорить. И он не знал. Да и раньше, видно, ей не хватало собеседников. А тут им такой замечательный повод попался. Так что прорвало Любаву, как реку по весне, – болтала без умолку, рассказывая о своих родичах. И о тех, что в городе, и о тех, что за его пределами. От обилия этой, на первый взгляд никак не связанной информации и когорты близких имен вперемежку с прозвищами у нашего героя голова поплыла почти сразу. Но он продолжал слушать и пытаться задавать вопросы, попутно осознавая – почему совет старейшин решил поссорить его с родичами Любавы.

Ведь, во‑первых, ее за него не замуж отдали, а считай, в наложницы. Во-вторых, имуществом обидели родичей. В-третьих, ничего ему не объяснили. Так что, не прояви он должного любопытства – мог бы и влететь в серьезные разборки с непредсказуемыми последствиями. Убить – вряд ли убили бы, но эти «обиженные родичи» затрудняли бы его жизнь всецело. В первые годы, во всяком случае.

Но Ярослав сообразил. И послушал. И подумал. А потом решил поступить единственным, на его взгляд, верным способом. Встал и пошел в гости к деду Любавы. С подарками, само собой, которые тащил нанятый дальний родич девчонки. Она с ним и его братьями парой дней раньше на таскание воды сговорилась за бронзовую монету. Дружны не дружны – но общались и жили неподалеку. Так что подрядить парня на помощь оказалось нетрудно.

Встретили нашего героя очень неприветливо.

Кузнец Мал олицетворял характерное для эпохи чувство юмора. И представлял собой «малыша» едва ли не размером с Ярослава. Тот ведь по местным меркам был огромным – и ростом, и весом. Кузнец же хоть и уступал ему заметно, но среди местных был весьма представителен.

Вышел такой. Брови пучком. Губы сжаты. Глаза злые. А за ним сын и трое племянников. Пожиже. Да. Но тоже довольно сильные физически, по местным меркам. Видно, сказывалась особенность трудовой деятельности и относительно неплохое питание. Ибо кузнец всегда и всем нужен, а особенно металл, который был в страшном дефиците.

– Зачем пришел? – хмурым голосом спросил Мал.

– Ты храбро бился в битве. По жребию тебе досталась кольчуга. Но старейшины рассудили иначе. Я считаю – это несправедливо. Раз меня признали военным вождем, то мне судить – кто что получит, а не старейшинам.

И кивнул парню.

Тот споро подбежал и расстелил перед кузнецом кольчугу. На земле. Но не ту, что Малу выпало в долю, а доставшуюся Ярославу от Магни. Тот ведь умер от удара копьем в горло и кольчугу целую имел. А та, что Мал должен был получить, имела прореху в боку.

– Это не та кольчуга, – уже намного теплее произнес кузнец, ощутимо оттаяв.

– Не та. Но ты взял опеку над Любавой. Не бросил в беде. Тебя же, считай, ограбили. Потому и кольчугу лучшую даю. И сверху три золотых.

Произнес Ярослав и, достав из кошелька три византийских солида, протянул их Малу. Шагнув вперед, но недостаточно для передачи. То есть вынуждая того самому пойти навстречу. От трех золотых не отказываются. Каждый ведь в дюжину серебряных дирхемов идет. То есть – целое состояние!

И кузнец шагнул вперед. И протянул руку. И принял монеты.

После чего Ярослав попрощался и покинул усадьбу кузнеца. Сразу вступать в переговоры было не нужно. Люди здесь не быстрые. Соображают медленно. Вот пусть и переварит Мал с родичами поступок парня. Тот ведь к нему пришел и подарил огромную ценность. И ничего взамен не попросил ни словом, ни жестом. Вроде как справедливость восстанавливал. Но справедливость – штука субъективная. У каждого своя. И то, что хорошо было совету старейшин, совсем не годилось кузнецу.

Сам же Ярослав отправился прогуляться по городку. Он хотел понять – какой он. А главное – где и что в нем добыть можно было. Того же овса для своего Буцефала…

 

Глава 4

Рынка как такового не было. Вообще. Никак. У каждого, кто чем-то торговал или что-то изготавливал, была своя небольшая усадьба. Там он жил. Там же были и его склады с лавкой.

Поэтому паренек, что сопровождал Ярослава к кузнецу, охотно вызвался его проводить да все показать. Он ведь тоже родич Любавы. И он тоже был сильно недоволен тем, как поступили старейшины. А потому ему понравился поступок нового вождя. Вот и пошел ему навстречу – показывая, кто есть кто в этом городище. Весьма небольшом, к слову. Десятка три усадеб на самых козырных позициях. Остальное землянки и полуземлянки разного толка, стоящие ближе к лесу. В те края и ходить не стоит – беднота и голытьба. А по усадьбам сидели уважаемые люди – все при деле. Кто кузнец, кто плотник, кто рыбак, державший три небольшие лодочки. И так далее.

Никакой крепостной стены не было. Да и усадьбы в городке стояли не компактно – видимо для защиты от пожаров. Такие просто так стеной не обнесешь. Да и землянки за крепостной стеной – странное дело. Даже деревянной. Даже валом земляным.

Впрочем, отсутствие крепостной стены Ярослава не удивляло. Он знал, что общественные укрепления – дети государств, пусть даже самых примитивных и архаичных. То есть требуют концентрации власти и ресурсов для своего появления. Единственным типом укреплений были те самые усадьбы. Частокол с примитивными воротами да несколько строений внутри. Обычно одно жилое и одно-два хозяйственного толка. Стояли усадьбы как отдельно, так и скученно, образуя городища вроде Гнездово или Ладоги, именуемой пока еще Альдейгьей. Иногда встречались уникальные усадьбы вроде Любошанской крепости, с достаточно массивными земляными укреплениями, облицованными природным камнем. Но это исключение из правил, причем очень редкое. Гнездово, кстати, было вторым по площади поселением в регионе и занимало целых двадцать гектаров. Ладога была немногим побольше. А тот же Киев представлял собой крохотное поселение в два с половиной гектара в окружении несколько удаленных еще более мелких селений. И тоже, кстати, не имел крепостной стены…

Как таковые купцы в этом городе не селились. Незачем. Ибо опорный и перевалочный пункт на торговом пути. Зато были те, кто требовался для обеспечения их в пути всем необходимым. И многие ремесленники по возможности подрабатывали торговыми посредниками либо позволяли разного рода дельцам держать у себя товары.

Ярослав торговать не торговал. Он ходил да знакомился. Само собой – с умным видом. Тут поболтает, там расспросит. Вроде как из уважения, но на деле ему отчаянно не хватало объективных сведений о хозяйственном и финансовом положении городка.

Ну и кое-что покупать приходилось. Ибо жрать ту жуткую похлебку, что варила Любава, он больше не мог. Да и вообще… разного всякого требовалось немало. Магни, как обитатель здешних мест, был весьма непритязателен. Ярослав же хотел устроиться если и не с комфортом, то хотя бы не настолько жутко, как сейчас.

Потратиться пришлось изрядно. Тут серебряный – там два. А здесь золотой разменял, чтобы ходовых серебряных монет не сильно убавлялось. Кое-какие кольца из доли пришлось отдать. И даже одну витую шейную гривну. Но, вернувшись к вечеру домой, он был в целом удовлетворен. Со всеми важными людьми поболтал. Всех уважил. Каждого постарался понять – что за человек, чем живет, к чему стремится. Ну и сам представился. Не так – в толпе, а в камерной обстановке.

Но главное – он стал рабовладельцем. Да. Вот так просто. Раз – и все. Он перекупил у одного дельца двух молодых парней и девушку, отданных ему в оплату долга перед общиной. Они мариновались на подсобных работах, ожидая торговца, готового их выкупить да продать где.

Никакой мысли о том, чтобы их покупать, у Ярослава и не было. Как-то в голове его работорговля не укладывалась. Да, знал. Да, понимал. Но все это было для него чем-то беспредельно далеким. Он даже эти слова о судьбе этой троицы не воспринял серьезно. Но тут родич Любавы возьми и шепни Ярославу, что он знает этих ребят и что они приходятся «седьмой водой на киселе» наложнице военного вождя.

«Значит, дальние родичи… в рабство… за долги общины», – пронеслось в голове нашего героя. И он резко изменил свое отношение к их судьбе. В конце концов – самому в навозе копаться и кучу другой работы делать ему совсем не хотелось. Себя нужно беречь. А тут и повод замечательный. Рабство – полбеды. Девчонка точно пойдет к кому-нибудь в гарем или наложницы – вполне пригожая. Хотя совсем не факт. Парней же вряд ли ждут сексуальные утехи. Скорее много тяжелого труда, изрядно побоев и мало еды. Года два в рабстве протянут – уже удача.

А тут – хоть и рабство, но вроде как у своих. На «полшишечки», так сказать. И от дома недалеко. Да и выкупить всегда могут братья с сестрами или кто еще из родни близкой. В общем – альтернатива куда как более благостная.

Добрались, значит, до усадьбы. Расположились. Поужинали. Заночевали. А утром гости пришли. Дед Любавы. С ответным визитом, так сказать.

– Выкупил, смотрю, – кивнул Мал на рабов.

– Выкупил. Повезут их или к ромеям, или к персам. А судьба там у рабов горькая. Гребцами на торговые лодки посадят, где под палящим солнцем и кнутами надсмотрщиков за год сгорят или за два. Могут в рудники загнать. Или дальше продать. Например, в Абиссинию. Люд черной кожи языка не разумеют, гнетущая изнуряющая жара. Иной раз такая сильная, что с непокрытой головой под солнцем можно умереть. Для нашего люда – там смерть. Даже если для утех возьмут всех трех – все одно долго не протянут. А бывают места и похуже. Хватает и таких, где людей в жертву приносят, для чего рабов и покупают частенько. Да получше – чтобы здоровее и красивее.

– А тебе какое дело? – прищурившись, спросил Мал. – Убьют и убьют.

– Мне все равно нужны рабочие руки. А они какие-никакие да родственники Любавы. Рабство не мед. Но тут почти дома, среди своих. А значит, и им в том польза, и мне. Когда же обе стороны к вящей пользе сходятся – дело идет много лучше, чем супротив воли доброй.

– И то верно, – кивнул кузнец.

Еще немного поговорили на отрешенные темы. А потом Мал спросил:

– Ты ведь неспроста мириться ко мне пришел. Задумал что?

– Почему сразу задумал? – спросил, улыбнувшись, Ярослав. – Впрочем, разве желание дела вести должно мешать устремлению к восстановлению справедливости?

– Рассказывай, – вернув улыбку, произнес кузнец, усаживаясь поудобнее.

– Посмотри, из чего он сделан, – произнес парень и протянул Малу свой сакс. Меч-то у него было дамасской выделки, травленый, с красивыми узорами. А сакс – просто сталь. Взял его кузнец. Покрутил в руках. Проверил на упругость. Постучал по дереву, слушая звон. И удивленно уставился на Ярослава:

– Неужто уклад? – удивился кузнец. В те годы – удивительно редкий и дорогой материал, особенно высокого качества. И пускать его на боевой нож – странно. Обычно уклад шел на лучшие мечи с самой богатой отделкой.

– Так и есть, уклад. Правильно, это железо звать сталь, но о том мало кто знает. Делают его у магометан в землях Саманидов. И больше нигде. Хотя поговаривают, что в землях Индии тоже, но то неясно – просто болтают или так и есть.

– Дивно, – покивал Мал, принимая бесполезные для него сведения.

– Делают его просто. Хотя секрет хранят очень трепетно.

– Просто? – оживился кузнец. – А ты, значит, знаешь?

– При мне делали и не раз. Я все запомнил. Но смогу ли повторить с первого раза – не знаю. Потому я хочу твоей поддержки… и крицы с углем. Ты ведь не сам их жжешь?

– Не сам, – согласился Мал. – А много ли тебе надо?

– Три большие корзины крицы с добрых мест да по десять корзин угля на каждую.

– Березового угля?

– Того, что в горн идет. Можно и дубового, но не думаю, что его много можно быстро добыть.

– Много просишь, – задумчиво произнес кузнец. – А молот какой надо? Наковальню али еще что?

– Я не ковать собрался. Секрет не скажу. Но если поможешь – тебе продам этот уклад. Али откажешься?

– Мню я, сказки ты сказываешь. Потому дать просто так ни крицы доброй, ни угля тебе не могу.

– Дирхам? – произнес Ярослав, доставая из кошелька серебряную монету.

– Два.

– Это ведь сильно дороже. За то, что я прошу, и один дирхам – много.

– Может, и дороже, да кто еще тебе в том поможет? К Кенту пойдешь – он за один возьмется. Но сделает лишь по будущей весне.

– А ты?

– Дней через десять у тебя будет первая треть. Еще через десять – остальное.

– Родичи помогают? Заготавливают крицу с углем и тебе подвозят по надобности?

– Так, – кивнул Мал.

– Хорошо. Два дирхама за три большие корзины доброй крицы и тридцать – хорошего угля. Одну – вперед, одну – после поставки.

– Годится, – кивнул кузнец, вставая и протягивая руку, чтобы скрепить рукопожатием сделку.

И, судя по довольному лицу – обманул он Ярослава крепко. Ну и пусть. В эти времена очень высоко ценился материал – а вот труд – нет. Поэтому даже один брусок стали килограмма в полтора из всего этого вороха окупит не только все затраты, но вчерашнюю прогулку «по магазинам» в изрядной степени перекроет. За добрый уклад, из которого можно славный меч сделать, удачные вожди викингов могут по весу серебра дать. Не факт, правда, но могут. А вот полвеса – вполне наверняка.

Также удалось сговориться с Малом о ремонте обоих кольчуг. Дело непростое. Проволоки требовало, которые в здешние времена не так-то и просто тянуть. Однако кузнец взялся. Потребовав в уплату один из мечей. Поторговались. Сошлись на боевом топоре. Тоже дорого за добрый сшив нескольких железных колечек. Но эта наглая, ухмыляющаяся морда чувствовала себя уверенно. Да и как иначе? Считай, монополист, хотя такого слова он и не знал…

 

Глава 5

– Опять ты гадишь где попало?! – воскликнул Ярослав, заметив, что Любава опять игнорирует спешно возведенный туалет класса сортир . Не так, чтобы она именно что гадила где попало, но утрирование в таком деле было нелишним.

– Отстань! – раздраженно воскликнула она.

– Кошка бездомная и та следит за тем, где оправляется! А ты?

– А что я?

– Опять гадишь, где приспичит! Иди в сортир!

– Ох… – застонала Любава, раздраженная этой опекой и трудновыговариваемым словом .

Так уже сложилось, что туалета класса сортир в здешних местах не было, как и ничего аналогичного. Малая скученность не требовала таких вещей. Да и общий низкий уровень развития общественных институтов догосударственного уровня накладывал свой отпечаток. Люди «не парились», наслаждаясь «единением с природой». А когда так поступать было нельзя – гадили во всякого рода кадушки, которые потом выплескивали где ни попадя.

И это еще неплохо. Ярослав как-то читал статью, описывающую быт первобытных людей на своих стоянках по данным археологии. Так там вообще ад был. Стоянка быстро превращалась в помойку от всякого мусора и испражнений. Копролиты и уролиты находили ровным слоем по всей стоянке. Даже в кострищах имелись. А далекие предки, быстро все загадив , шли дальше, к следующему стойбищу, ожидая, когда это проветрится.

Так что на фоне тех дикарей местные обитатели были еще неплохи. Рабов удалось заставить делать то, что нужно, сразу. Ярослав с ними прилюдно ряд заключил. Дескать, они три года старательно трудятся и во всем его слушаются без саботажа и прочих глупостей, а он их по истечении срока отпускает. То есть делает снова свободными, что позволяет им вернуться в родной род. Так что сказано: «гадить в лоток», значит, туда они и стали ходить. Им не сложно, а Ярославу приятно. А вот Любава брыкалась. Чай, не рабыня и слово свое имеет.

– И готовься. Как вода нагреется – мыться станем. Еще раз сбежишь – в доме спать не дам. Будешь тут – под стеной мыкаться. Вонючка!

– Да чего вонючка-та? – обиженно надулась Любава.

– И грязнуля! Вон – погадишь. Лопушком кое-как вытрешься. А потом ластишься, обосранной жопкой трешься, будто вытереться хочешь. – Любава от таких слов покраснела, словно помидор. Хоть он и говорил вроде как не на людях. Да за забором все было прекрасно слышно и любопытных ушей хватало. А эти препирания у них шли постоянно.

То руки помой перед едой или готовкой. То по нужде в будку сортирную бегай. Сплошная напасть. Отцы и деды жили иначе! А тут, понимаешь, выискался злодей. Все норовит перекроить, не по-людски сделать. Как с таким можно мириться? Перед сном так и вообще – парень заставлял ее умываться, полоскать рот и отмывать все интимные места, а то и целиком мыться, если признавал слишком грязной. Каждый день! И это были проблема. Рабы-то смирились. Но Любава была на грани открытого бунта. Точнее, она пыталась, но парень каждый раз ее умудрялся загнать в краску и заставить чувствовать стыд.

Ярослав, конечно, был в курсе, что там, в XX–XXI веках, существовали легенды о крайне чистоплотных обитателях дохристианского мира. Дескать – мылись, плескались и все такое, не скованные догмами. А потом пришли злодеи и довели людей. Но это было СОВСЕМ не так.

Бани, к примеру, у славян местных были, хоть и назывались иначе. Да. Но не такие, к каким привык обитатель XX–XXI века. Они представляли собой обычную маленькую землянку, которую натапливали по-черному, разогревая крошечным очагом из камней. Туда ходили как придется, больше зимой или в межсезонье, чем летом, но все равно – нечасто. Да и толку с таких походов было чуть в плане мытья. Там скорее дополнительной копотью покрывались да прогревали кости, к чему скорее всего и стремились. Да и камней, на которые можно плеснуть, дабы поддать пара, тоже не было. С очагом они так не поступали. Да и нужды в том не имели. В общем – по мнению Ярослава – выходили они оттуда еще более грязными, чем заходили. И «ароматными». Но прогреться, да – получалось.

В речки и озера, кстати, тоже не сильно рвались поплескаться. Да и вообще – не имели для собственно мытья никакого скарба и приспособлений. Что немало удивило Ярослава. Однако почти сразу он вспомнил – аборигены Амазонки хоть и жили на берегу реки, но в воду лезть тоже не спешили. Всякой фигней обмазывались да бегали по джунглям. Какие-то дикари Африки, пусть даже и живущие возле воды, тем же грешили в основном. Да и прочие первобытные обитатели всех регионов, где они сохранились к началу их исследования, поступали так же. И не важно, откуда они – от Крайнего Севера до тропиков Южной Америки и Австралии. Везде одно и то же. Кроме того, антропологи, как Ярослав слышал, о том же говорили. Даже ранние хомо тем же страдали. Почему? Черт его знает. Но факт был и сейчас парень в этом воочию убедился.

В унисон с этой концепцией звучало еще и то, что древнеримская цивилизация выработала признаки внешних маркеров, позволяющих сразу отличать варвара от цивилизованного человека. А именно бритье лица и чистоплотность: мытье тела и борьба с дурными запахами. В Средние века, даже в ранние, это тоже проявлялось, но крайне факультативно и только там и среди тех, кто претендовал на римское наследие. Например, в Византии или в королевстве франков. Но и в тех краях подобными вещами баловались только богатые и влиятельные люди. Широкие же массы уже совсем слились с окрестными дикарями и полностью перемешались в плане культурных маркеров. Да и потом, много позже, в эпоху Ренессанса и Новое время, мытье в Европе рассматривалось как удовольствие, а не маркер цивилизованности. Но тут уже и церковь постаралась…

Все это было замечательно и увлекательно. И Ярослав немало обрадовался тому, что в его голове все сложилось в единую и непротиворечивую картину. Но жить в окружении вони он не хотел. Поэтому начал свою борьбу.

На следующий день после покупки рабов нанял работников и за несколько часов соорудил сортир. Купил большую кадушку и большой котел. Заставлял рабов ежедневно натаскивать воды с реки и греть ее. А потом мыться. Себя-то он отдраивал от души. С золой из кострища и самодельной мочалкой из лыка. Любаву из-под палки, но тоже отмывал с той же, если не большей, тщательностью. Рабам же оставалось по минимуму. Главное – чтобы не смердело. Ну и животом не мучились. Здесь лекарств нет. От дизентерии можно и ласты склеить. Причем быстро…

И вот за очередным пререканием с Любавой их и застал Мал. Постучался в ворота, и Ярослав их открыл, впуская гостя. Тот глянул на внучку с красным, как помидор, лицом. Усмехнулся. Но встревать не стал. Она была женщиной Ярослава – не убивает, не избивает – значит, его дело. Хотя никто в Гнезде не понимал страсти парня к мытью. Считая это капризами избалованного византийского аристократа.

– С чем пожаловал? – поинтересовался наш герой после формальной ритуальной части приветствия.

– Я обещал, что через десять дней будет третья часть от договоренного? Вот. Принимай, – сказал он. Что-то крикнул за забор, и какие-то мужички стали заносить большие корзины с древесным углем, а в конце еще одну, но уже с крицей. Тяжелая. Вчетвером еле тащили.

– Вижу, что ты – человек слова, – торжественно произнес Ярослав, специально играя на люди. – Я рад, что с тобой сговорился о заказе.

Мал кивнул и, в весьма благодушном ключе немного поболтав ни о чем, удалился. Сразу-то уходить было не принято. Невежливо считалось. Как и к делам переходить с порога. Вот ритуальный треп и разводили. Вроде как приметы плохие. Парня это несколько бесило, но одно дело – пытаться приучить к чистоте свое окружение и совсем другое – поменять ментальность всей округе.

Как Мал ушел, Ярослав начал изучать проданный ему товар. Крица была откровенно поганой, на его взгляд. Видно, делали ее в совсем уж архаичных маленьких сыродутных печках. Тут недели две кузнец с парой подмастерьев, отчаянно долбя молотками, толком и не рафинируют, получив лишь самое поганое железо, из которого мало-мало что-то выделывать можно. А такое, чтобы на оружие или доспехи – так это и месяца может быть мало. Слишком много шлаков, слишком низкая производительность труда.

Но другой крицы, судя по всему, в здешних краях не делали. И придется работать с тем, что есть, ибо другого не достать. Во всяком случае, в ближайшие годы.

А значит, что? Правильно. Нужно подождать, пока Девятко и Неждан закончат выделывать необходимый объем эрзац-кирпичей. И приступить к опытам. Они их в деревянной оправке из глиняной смеси лепили да сушили пока под наспех сооруженным навесом. Нормальной печи для обжига не было и не предвиделось в ближайшее время. Так что кирпичи должны были выйти очень убогие. Но всяко лучше, чем их полное отсутствие? Тем более что в оригинальных персидских да индийских печах применялись и куда более поганые материалы. То есть сойдет и такая погань. А дальше? А дальше как получится. Ситуация может повернуться по-разному. От крайне благоприятной и всеобщего одобрения до быстрой и мучительной смерти под пытками, дабы он все свои секреты рассказал «уважаемым людям». Планы строить в столь нестабильной обстановке можно было лишь на очень непродолжительный период. Да и то – не столько планы, сколько сценарии возможных действий…

 

Глава 6

Прошла еще неделя.

Ярослава потихоньку накрывало осознание того, КУДА он попал. Слишком быстрый переход и стрессовая ситуация не позволили сразу все нормально осознать. А тут накатило. И он закусил удила.

Да чего удила? В момент панического удара он мог задницей перекусить ломик. Хорошо хоть, такие эмоциональные состояния у него проходят не по буйному сценарию. Так и лежал, ночью, рядом с мерно сопящей Любавой, и чуть подрагивал от накрывшего все его тело напряжения.

Ему хотелось кричать, выть, материться в припадке отчаяния. Но обошлось. Просто утром он оказался невыспавшийся и очень мрачный. Словно с того света вернулся. И деятельный. До ужаса деятельный. Он-то был плодом быстрого XXI века, который был сопоставим с IX как реактивный самолет рядом с верховым пони. Мерные, спокойные, размеренные дни местной пасторали взорвались от метаний этого «ужаленного паровозика».

«Зима близко!» – пульсировало в его голове. – «Кругом враги!» – орали бегущие следом панические вопли.

И он пахал! И остальным продыху не давал. Кормил сытно. За чистотой следил. И не давал продыху. Ибо каждое «завтра» может быть последним. Он ведь даже год пока выяснить не смог. Что-то в районе 858 года. Плюс-минус года два-три. Не суть. Главное – времени до проблем с Рюриком и Олегом оставалось очень немного…

Никогда прежде Ярослав не занимался металлургией, даже такой примитивной. Много видел и смотрел, как делают другие. Читал. Обсуждал. Но сам – никогда не пробовал. Да и инструментов у него не имелось подходящих. Все-таки XXI век, даже несмотря на все подражания и приближения, был слишком продвинут.

Однако ему удалось получить первый результат. И не сказать чтобы плохой. Восемь подходов. В труху ушел весь уголь и чуть-чуть крицы. Но у него получилось. Получилось!

– Что это? – нервно сглотнув, спросил Мал, когда доставил оставшуюся порцию заказанного ему угля и крицы.

– Сталь. Или уклад. Посмотри, – сказал Ярослав и протянул деду Любавы брусочек металла. На килограмм двести – килограмм триста весом.

Ничего сложного он не делал – обычную и предельно архаичную персидскую тигельную печь.

Из кирпича, пусть даже и поганого, складывается небольшая куполовидная печь. Ее особенность – отверстие для наддува воздуха сбоку – снизу. Ну и «выхлопное» отверстие не сверху, а тоже сбоку, хоть и повыше. Впрочем, все равно оно перекрывалось «коленом» перегородки, затрудняя естественное течение газов. Такая печь могла работать только при ручном наддуве воздуха мехами. Пусть даже самыми обычными. Но за счет конструкции температура внутри очень неслабо разогревалась. Достаточно для того, чтобы достаточно уверенно и легко плавить сталь.

Такие печи известны с I века нашей эры. Появились на севере Индии, потом распространились в Хорезме и отчасти Персии. Однако Европа до самого Ренессанса их не знала, как и многие окрестные земли. А Ярослав знал. И у него даже получилось, хоть и не с первой попытки.

Мал дрожащими руками взял брусок в руки и погладил его. А потом посмотрел на нашего героя если не как на Бога, то на пророка точно. Ибо в рационально-мистических головах обитателей тех лет имело место чудо. Самое, что ни на есть. Что-то в духе обращения воды в воду.

– Тебе первому предлагаю. За сколько возьмешь?

– У меня столько нет, – покачал головой кузнец. – Если без обмана. А обман скоро выяснится. Как купцы пойдут, так и понятно станет.

Ярослав чуть завис. Он как-то забыл тот факт, что в эти времена труд стоил «копейки», а вот материал – солидно.

– Знаешь, как с укладом работать? Ковал его раньше?

– Нет, – нервно покачал головой Мал, продолжая поглаживать брусок металла.

– Сильно греть нельзя, сильно бить нельзя. А то трещинами пойдет. С ним нужно нежно работать и осторожно. Уразумел?

– Уразумел, – энергично замотал головой кузнец, прижав кусок металла к груди, словно любимое дите.

– Поступим так, – меж тем продолжил Ярослав. – Ты ставишь мне еще пять корзин доброй крицы и по десять – угля. А также сделаешь кое-какие штучки. Как тебе цена?

– Что мне делать нужно будет?

– Три лопаты деревянные оковать, два топора плотницких сделать, один ухват и одну задвижку. Как последние выглядят – я пока не скажу. Там все просто и хорошего железа не требуется.

– Топоры у меня уже имеются. Али ты хочешь, чтобы я особые сделал?

– Если есть, так и лучше.

– Добро, – расплылся в улыбке Мал. Цена была очень выгодная. ОЧЕНЬ. Родичи из племени и так по уговору ему уголь с крицей поставляют столько, сколько надобно за то, что он их товарами приторговывает. Они ему товары подвозят как придется, а он их купцам заезжим предлагает. То есть ему ничего не стоили эти затраты. Скажет – привезут. Все остальное – да, стоило денег. Но ничто по сравнению со сталью. Та была страшным дефицитом и стоила очень солидно. На полвеса золотом или больше. И то, что Ярослав ему этот брусок давал так задешево, было само по себе подарком. Очень дорогим подарком, который компенсировал все его потери от становления парня военным вождем.

– А лопаты нужно оковать, – продолжил меж тем наш герой.

– Да зачем? Они и так добре копают, а коли портятся, так у нас много рукастых новые сделать.

– По-хорошему их вообще целиком из металла надо делать. Из стали. Но пока ее мало. Да и долго это.

– Лопаты?! Из уклада?! Где же то видано-то?! – ошалело переспросил Мал.

Еще немного поболтали, и он удалился. А днем позже снова встретились, но уже в кузнице.

– Покажешь свое хозяйство?

– А зачем тебе? – насторожился Мал.

– Может, что подскажу. В персидских да индийских кузнях много полезного видел.

– Тебе с того какая польза? То у меня пойдут дела лучше, не у тебя.

– Я делаю сталь. Ты из нее полезное что куешь. Потом продаем. Чем больше ты куешь, тем больше мне выгоды и пользы.

– А выручку как делить станем?

– Треть тебе, мне две.

– Пополам!

– Я же не торговаться пришел. Я знаю, сколько что стоит. Треть – это только потому, что ты дед Любавы. Кенту предложу четверть, если ты откажешься. И уверен – он с руками оторвет. Ибо и четверть – много. Так что – помалкивай о том, какую выгоду берешь.

– Чего помалкивать-то? – насупился он. Не понравилось, что игру сломали и не только от торгов отказались, но и вообще… не так он представлял себе этот разговор.

– Я смогу делать стали достаточно и тебе, и ему. Если хочешь треть – то говори всем про четверть. Иначе я и тебе только четверть предложу. Ты – хоть как-то мне свой. А он – нет. Тебе и выгоды должно быть больше. Но и его смущать незачем, а то бузу разводить станет. А оно нам не нужно. Понял?

– Понял, – произнес Мал, чуть подумав. – Но только и ты ему не продавай, ежели мне в ней нужда будет.

– По рукам, – улыбнулся Ярослав, протянув «лапу».

– По рукам, – ответил с улыбкой кузнец и пожал протянутую руку. Крепко. Хотел слишком сильно сжать, но парень сообразил и правильно взялся за «клешню» кузнеца. Так что «сюрприз» не вышел. Точнее, все получилось, только наоборот. Не ожидал Мал такого подвоха.

– А сверх того, что ты и Кент сможете перековать, – я купцам продавать стану.

– Добро, – кивнул Мал.

На том и сговорились. Потом пошли в кузницу, где Ярослав долго давал ненужные советы. Ведь Мал что хотел? Чтобы один-два секрета поведал, а в остальном нахваливал. Дескать, какая хорошая кузница. Но вышло иначе. Наш герой не смог сдержать брезгливости на лице. Пусть и справился позже, но от глаз кузнеца это не укрылось. И дальше понеслось-поехало. Но Мал уже не слушал. И, как следствие, ничего из сказанного не сделал, посчитав, что парень не сведущ в кузнечных делах и просто красуется. Так-то оно так и было. Не сведущ. Да вот советы он дельные давал. Но не там, не тому и не в тех условиях.

За следующие два дня Ярослав смог загрузить кузнечной работой и Мала, и Кента. Тигельную сталь ковать всяко сложнее, чем обычное железо, что выходит при рафинации. И бить сильно нельзя, и перегревать опасно. Иными словами, с брусочком в килограмм-полтора каждый из них должен был провозиться порядка месяца в непрерывной ковке. Посему, вручив четыре брусочка Кенту и пять Малу и загрузив их работой на ближайшие полгода, Ярослав перешел к заготовке на продажу.

С Кентом тоже ничего не вышло. После провала у Мала Ярослав хотел попытать счастья со скандинавом. Но тот тоже очень болезненно отреагировал на любые изменения в своей кузнице. Хотя и выслушал из-за предложенного ему клада.

Это было плохо. Очень плохо.

Люди не хотели идти вперед. Как там было в известном фильме? Ярослав хотел предложить им новое счастье, а они старым дорожили. Сталь – да, взяли. Кто же от нее откажется? Но в остальном… это был тупик. Непробиваемая стена не то что непонимания, нет, нежелания понимать. Более того – ни Мал, ни Кент даже не спросили про секрет стали.

– А зачем им? – удивилась Любава.

– Как зачем? Самим делать.

– Так это ты слово заветное знаешь. С Богами разговариваешь. Да и не каждого они так далеко от дома забрасывают. Нет. Ты можешь делать уклад. Они – нет. Даже если ты расскажешь – ничего не выйдет.

На это объяснение Ярослав лишь головой покачал. Но хоть этот вопрос встал на место. Можно ли переломить это предубеждение, он не знал. Но в любом случае не за год и не за два. А значит, что? Правильно. Мысли о том, чтобы быстро и оборотисто развернуться, уперлись в бутылочное горлышко местных реалий. Хотя, с другой стороны, и секреты технологии выведывать не станут. Сейчас по крайней мере. Ведь считают даром богов. Очень удобно. Потом-то это создаст чрезвычайные затруднения. Но это будет потом. Сейчас же ему тупо нужно выжить, не скатившись в совершенное ничтожество…

 

Глава 7

Ярослав сел на лавочку возле стены и постарался собраться с мыслями. Только что закончил гореть уголь в печи. Так что требовалось подождать, пока она остынет немного, и извлекать уже новую порцию стали. Маленькую. Но не суть. Главное, что в здешние времена даже килограмм стали стоил очень много.

Кузнецы, с которыми он оговорил сотрудничество, не спешили бросать старые дела и сосредоточиваться на стали. Как и расширяться. Взяли немного в работу, и все. Радостны. Счастливы. Да только скоро сезон – купцы пойдут по реке. А предложить им нечего. Из-за чего Ярослав что Мала, что Кента иначе как баранами и не величал про себя. И думал – как ему выкрутиться из этого тупика…

И тут в ворота постучали. Энергично так. Даже слишком энергично. Гости ведут себя скромнее.

Ярослав жестом остановил Девятко, побежавшего было отворять, и сбегал в дом. Доспехи надевать было некогда. Поэтому он накинул только стеганый халат – поддоспешник. Поверх опоясался мечом. Прихватил щит с копьем. Вышел на улицу. Сел. И только после этого кивнул Девятко открывать. Но осторожно.

Как в воду глядел. Раб только отпер ворота, так едва успел отскочить – кто-то с той стороны створку сильно толкнул. Словно специально, стараясь сбить с ног человека за ней.

В проеме оказалось четверо. С копьями да топорами. И ухмылялись они очень нехорошо. А вокруг тишина. Ни одна скотина не предупредила. Ни одна тварь шума не подняла.

Наш герой подхватил копье со щитом и изготовился к бою. Но четверка не спешила. Она чувствовала свое превосходство, поэтому втягивалась спокойно, уверенно, не спеша. Из-за чего Ярослав решился атаковать. Ведь этого не ожидают от него.

Шаг. Еще один. Еще. И выпад копьем. Не глубокий. И не в грудь, как это ожидал противник, а под ноги. И рывок на себя. Так, чтобы лезвие довольно широкого наконечника подрезало ногу супостату под коленом.

– А-а-а! – вскрикнул парень, заваливаясь на бок.

Краем глаза Ярослав заметил удар и успел прикрыться щитом. Вражеское копье ударило в умбон и соскользнуло вверх, уходя с траектории. Чему очень способствовал профиль щита. Он ведь был не плоский, а выпуклый.

Шаг назад. Новый выпад. Уже с другой стороны. Удачно принятый на щит. Но в этот раз Ярослав смог ответить, совершив встречный выпад снизу. И достал. Прямо в живот. Лезвие копья не пробило насквозь тело супостата, но сумело вспороть ему пузо, выпуская кишки наружу.

Яростный вопль. И Ярослав резко ушел в сторону. Скорее интуитивно, чем осмысленно. Так что топор, брошенный тем, с подрезанным коленом, просвистел хоть и рядом, но нашего героя даже не задел.

В этот момент двое боеспособных атаковали. Выпад копьем в лицо, чтобы Ярослав укрылся щитом. Второй же попытался пробить его топором с бока. Но не вышло. Парень совместил прикрытие щитом с подшагом, отходя назад и в сторону, дабы разорвать дистанцию.

Еще выпад. Снова прикрытие и подшаг. Позволяющие увернуться от натиска супостата с топором.

Еще выпад. И удача. Ярослав, адаптировавшись к тактике, которой его загоняли в угол, прикрываясь щитом, совершил выпад. Вслепую. Чуть вбок. По вектору ожидаемого натиска. И судя по тому, что копье во что-то воткнулось, а потом это что-то заорало, у него все получилось.

Небольшая пауза.

Нападающий с топором корчился на земле, визжа и зажимаю рану внизу живота. А последний боеспособный супостат, тот, что был с копьем, медленно пятился. И в его глазах плескался ужас. Хотя минуты не прошло с того момента, как он с самодовольной ухмылкой ворвался во двор…

Ярослав сделал шаг вперед и нанес удар тому, что бился в корчах на земле. Он все равно был не жилец. Проникающие раны в живот тут не вылечили бы. Просто умер бы не сразу, а в мучениях, через несколько дней.

Еще шаг. Еще. И новый удар, добивающий второго, раненного в живот. И доброе дело сделал, и за спиной врагов не оставлял. А то, мало ли что он там сделает? Нож кинет или за ногу укусит. Всякое случиться может. А на Ярославе не было никаких доспехов. Так что так рисковать было глупо, как и проявлять неоправданный гуманизм.

Последний оставшийся на ногах противник от этих поступков окончательно побледнел. Что его останавливало от бегства – не ясно. Он хоть и пятился, но держался. А тот, с подрезанной ногой, медленно отползал к воротам, оставляя за собой кровавый след. Может, друга прикрывал, давая ему спастись? Хотя зачем? С такой травмой он уже не воин, да и вообще – мало кому нужен будет: или с голоду сдохнет, или повиснет обузой на шее родных.

– Глупо, – покачал головой Ярослав. – Мог бы еще жить. А теперь попадешь в ад.

– В ад?! Что это?

– У бога, которому я служу, есть особое место для провинившихся людей. Там их ожидают пытки на веки вечные. Каждому свои. Что больше всего боишься, чего меньше всего хочешь – то и обретешь. Ибо страхи твои выдадут тебя. И умереть не сможешь, ибо уже мертв. И к боли привыкнуть не получится, ибо боль душевная. Мой бог знает толк в наказаниях.

– Нет! – истерично воскликнул этот парень и метнул копье в Ярослава. Тот легко увернулся от него приставным шагом. И метнул свое в куда более благоприятных условиях. Ведь супостат развернулся спиной и попытался бежать. То есть ничего не видел и не контролировал ситуации. Как следствие – сделал три шага и упал, потому что копье пробило его грудную клетку насквозь.

– Нет… нет… нет… – запричитал подрезанный, что уползал со двора, увидев, что Ярослав достал меч из ножен и пошел к нему. – Нет! Нет! Не… – оборвался его возглас на полуслове после характерного чуть чавкающего звука удара.

Бой закончился.

Военный вождь Гнезда стал богаче на три копья и два топора. Плюс кое-какую еще мелочь. Но его это не обрадовало, и даже напротив, разозлило. Ведь получалось, что какие-то неизвестные люди средь бела дня пришли его убивать. И ни одна собака ничего не сказала.

Он вышел со двора на выгон и огляделся. Чуть в стороне стояло десятка полтора вооруженных мужчин… включая Мала и Кента. Какое совпадение!

– Благодарю, – с издевкой в голосе произнес Ярослав, посчитав, будто они старались соблюсти приличия и прибить его убийц сразу после завершения дела. – Бандитов было всего четверо. Они уже мертвы. И ваша помощь не нужна.

После чего с презрением сплюнул и вернулся к себе на усадьбу. Настроение было хуже некуда. Любава маленьким озлобленным волчонком сидела на пороге дома. Она может быть бином Ньютона и не взяла бы, но все прекрасно поняла. И свою судьбу тоже поняла. Чего тут хитрого? Много раз перед глазами подобное творилось. Мужчин бы убили сразу, а ее перед тем еще и изнасиловали бы коллективно.

Но на этом история не закончилась. Четверти часа не прошло, как прибежали Мал и Кент. Без оружия. И начали уверять, что это злодеи из радимичей. Они тут частенько бывают – приплывают на своей лодке по делам торговым и прочим. Вот никто и не обратил внимания. Они всегда при оружии, но никогда ни на кого не нападали. Дорожили отношением местных.

Мал жил недалеко и услышал шум у ворот Ярослава. Вот сразу и выскочил посмотреть. Кент был у него в гостях. Вот все, кто был под рукой, и вывалили на помощь военному вождю. Только не успели. Все слишком быстро произошло.

Остается только понять, почему они оказались с копьями и щитами… Но Ярослав этот вопрос не задавал. И так все было понятно. А этот лепет оправданий не внушал ни малейшего доверия.

В общем – не получилось помириться. Формально вроде как и не поругались. Но ситуация выглядела насквозь подозрительной. Настолько, что положение этих кадров в Гнезде могло сильно покачнуться. Ведь в совете старейшин не только их голоса звучат. И, судя по тому, как легко совет продавил передачу доли Мала Ярославу, он там играл отнюдь не «первую скрипку».

А через пять дней пришли гости с племени. Уважаемые люди. Старший сын военного вождя всего племенного союза, окруженный десятком воинов и кое-каких других спутников. Среди последних присутствовал уже немолодой, но все еще очень опасный даже на вид мужчина, который, судя по шрамам, прошел через много битв. На плечах накидка из шкуры матерого волка, богато шитая рубаха, гривна серебряная на шее да меч на поясе. По виду – типичный военный вождь, разве что не в кольчуге, а в шкуре.

С ним рядом стояла женщина – удивительно рослая и крепкая для этих мест. Хотя Ярославу все же уступала и заметно. Она была тоже довольно богато одетая по местным меркам. Шкуры за плечами у нее не было. Ее заменял крашеный плащ из очень хорошей местной материи с дорогой фибулой. Ну и пояс был непрост. То есть тоже – очень непростая дама.

– Доброго здоровья, хозяин, – поздоровался сын вождя от порога.

Ярослав смерил их хмурым взглядом и ответил:

– И тебе здоровья, коль не шутишь.

Вид у него был грозный. После того нападения он стал бдеть. И в случае подозрения на угрозу спешно снаряжался, держа оружие и доспехи под рукой. Благо, что кольчугу и «безрукавку» византийской чешуи недолго надевать. Об этих гостях он узнал заранее, вот и снарядился.

Как узнал? Да очень просто. Подобрал из местных парней тех, что побойчее и шустрее. Ну и предложил им сделку. Они раз в день, в полдень, приходят и рассказывают все интересное, что видели. А он их сытно кормит. Ну и, в случае опасности или появления каких-то вооруженных людей, они должны были бросить все и бежать к нему – сообщать.

И родителям подмога, ибо прокормить было не так-то и просто своих чад. И вот такой подарок в виде сытного кормления, пусть и раз в день – вещь добрая и весьма недешевая. И Ярославу польза великая – он за буквально пару дней узнал о Гнезде больше, чем за все предыдущее время. И какой-никакой, а акт примирения. Так что никто тому не мешал.

– Я решил проведать родственницу, – меж тем продолжил сын вождя, кивнув на Любаву. – Она мне четвертое колено по отцу.

– Поэтому взял с собой мужей при оружии? – прищурился Ярослав. – Представь и друзей своих друзей.

– На пороге? За ворота не пустишь?

– Я должен знать, кто входит в мой дом. Любава, ты знаешь этого человека?

– Да, – тихо произнесла та. – Чеслав правду говорит. Родич он мне. Дальний. А это Ратмир – волхв Перуна да Преслава волхвица Мокоши. Я их знаю. Они иногда у отца моего гостили.

– Северный лес дремлет в холмах, в радуге звезд еловые блики, мудрый друид с печалью в глазах духам внимает грядущие крики…

– Что? – оживилась и напряглась Преслава. Ярослав ведь произнес это вступление из песни «Баллада о друиде» на современном для XXI века русском языке. Для местных он был отдаленно понятен, примерно как болгарский для типичного обитателя Санкт-Ленинграда. Стихотворная же форма сразу заставила их подумать о каком-то заклинании или молитве. То есть вызывала сильные подозрения.

– Входите, если не задумали ничего дурного.

Преслава чуть покачнулась, раздумывая, а потом решительно переступила порог. За ней вошел Ратмир. Дальше потянулись все остальные. Такая толпа гостей в столь небольшом подворье создала известную тесноту и опасность. Ярослав бы с такой массой уже просто не справился. Но что ему оставалось? Только импровизировать и надеяться, что они пришли убивать его не сразу.

– Пройдем в дом? – спросил Ратмир. – Поговорить нужно.

– Пройдем, – кивнул Ярослав.

И они отправились в тот прокопченный домишко с масляной лампой освещения. Втроем. Он, Ратмир и Преслава. Любава же и остальные остались во дворе. Хотя Ярослав поначалу думал, что сын вождя и наложница последуют за ними.

Вопрос, с которым они пожаловали, оказался довольно неожиданным. Слова о проклятии нападающих вечным адом были услышаны соседями. Вот и пришли волхвы просить его снять. Слишком суровым такое наказание было по местным меркам. Так даже с лютыми врагами не поступали.

– Мой бог суров, – пожал плечами Ярослав. – Он и своих-то не щадит, ежели оступятся, про чужих и речи нет.

– Значит, не снимешь проклятье? – нахмурился Ратмир.

– Это ведь не радимичи были? – ответил вопросом на вопрос Ярослав.

– По отцу радимичи, – после небольшой паузы заметила Преслава. – А по матери – кривичи. Она была ОЧЕНЬ уважаемой у нас женщиной, – сказала она, чуть скосившись на волхва Перуна. – Вот ватажку Драгомира за своего и держали.

– А Мал кто этому Драгомиру? Родич?

– Мы все кривичи друг другу хоть и дальние да родичи, – тихо произнес Ратмир.

– Малу он был почти никто, – дополнила ответ коллеги Преслава. – Девятое колено родства. Драгомир постоянно похвалялся, что-де скоро станет настоящим вождем. Но никто его в походы не брал. А иного пути добыть доброе оружие у него не было. Вот и решился он на пакость. Думал, видно, что вчетвером с одним справятся.

– Потому и не брали в поход, что не понимал, чем воин от вооруженного мужика отличается. И не хотел понимать, – хмуро произнес Ратмир. – Ты хоть и служишь распятому богу, но многие видели, как Хьярварда победил. С одного удара. А он воин знатный был. Опытный. Да и эту ватажку раскидал, даже не вспотев.

– Они даже не пытались победить, – покачал головой Ярослав.

– Сними проклятье.

– Сними, – поддержала его Преслава. – Просим. Они хоть и дураки, но такого посмертия и самому последнему мерзавцу не пожелаешь.

– Все имеет цену, – произнес Ярослав, со слишком явным интересом посмотрев на собеседницу. И даже мазнув по ее фигуре.

– И какую же цену ты просишь? – фыркнула, поинтересовалась Преслава. – Меня в наложницы? Любава не по душе?

– Скучно с ней. Девка хорошая, да ничему не обучена. Поговорить не о чем. Да и в остальном… – он махнул рукой.

– Мне говорили, что вы часто ругаетесь.

– Да ну. Разве это ругань? Она ведь словно дите. Ничего толком ответить не может. Если так подумать, то эта ругань – единственное, что нас сближает. В остальном же все пусто…

– Твоя цена – я?

– Нет. Не люблю в таком деле неволить. Ибо радости от того не будет ни тебе, ни мне. Моя цена будет другой. Мне нужны рабочие руки, чтобы переделать эту усадьбу по моему разумению. Вы, верно, уже знаете, я ведаю, как уклад делать. Что Мал, что Кент моими советами пренебрегли. Они не желают научиться делать больше и лучше. Но это их выбор. Нет так нет. Значит, я могу по нашему уговору продавать уклад другим. Я положу вам пять вот таких кусков уклада, – произнес Ярослав и, порывшись в коробе, достал образец чуть больше килограмма. – А вы выделите мне людей с потребным инструментом, дабы я смог до конца лета дом нормальный поставить да усадьбу подновить. И прокорм к ним за ваш счет.

– Семь кусков, – заметил Ратмир. – Большое дело ты намечаешь. Десятком человек тут не ограничишься. Придется два десятка крепких здоровых мужчин тебе ставить. Да с топорами. От работ их отвлекать да кормить все лето. А потом и их семьи кормить осень, зиму и весну. Пяти кусков мало.

– А есть у тебя новики, готовые на службу ко мне поступить? Вроде Драгомира?

– И скольких ты хочешь взять?

– Четверых, может, пятерых или даже семерых. Главное, чтобы все были друг другу дальней родней.

– Можно найти, – кивнул Ратмир. – Дружину решил собирать?

– Да, – кивнул Ярослав. – Тогда каков будет уговор? Вы ставите мне два десятка мужиков с топорами, дабы до конца лета они мне дом поставили такой, какой я укажу, да усадьбу подновили по моему указу. Кормите их вы сами. Сверх того, отдаете в дружину от четырех до семи охочих новиков. Да таких, чтобы не родичи близкие. И ставите овса три цебра да два цебра полбы. За это я кладу вам десять кусков уклада. А ежели выделите семерых женщин на лето-осень для помощи по хозяйству – так и одиннадцать кусков дам.

– Молодух? – деловито поинтересовался Ратмир.

– Здоровых и полных сил. Можно и молодух. Чтобы ежели что по осени дружинников оженить. Но тогда зерна нужно будет больше.

– Клади двенадцать кусков, и мы поставим четыре цебра овса и три полбы. Плюс рыбу раз в седмицу станем привозить все лето и осень. По пуду за раз. Мы ее все одно в Гнездо возим. Вот часть тебе отдавать станем.

– Добро, – произнес Ярослав, весьма воодушевленный таким раскладом.

Ударили по рукам. И пошли к месту упокоения ватажки Драгомира. Их просто прикопали, не сжигая. Ярослав, прихватив топор и лыко, деловито соорудил четыре креста. Ножом вырезал на них типичные христианские символы кириллицей и вбил в ряд возле неглубокой братской могилы. После чего размашисто перекрестился, извлек меч, вонзил его в землю и, припав на одно колено, начал громко декламировать «Отче наш» на греческом:

– Патер имон, о ен тис уранис, агиастито то онома су, эльтато и василиа су, геннетито то телима су ос ен уран оке эпи гис…

С выражением. Хорошо. Человеком Ярослав был глубоко неверующим, как и большинство прогрессивных людей XXI века. Но увлечение реконструкцией раннего Средневековья вынудило его не только на неплохом уровне выучить латынь и византийский язык , но и кое-какие ритуальные тексты для пущего антуража.

Закончил. Встал. Перекрестился. Выдернул меч. Вытер его и убрал в ножны. А потом повернулся к ждущим волхвам и произнес:

– Мой бог велик. Его можно лишь просить о милости. Предоставит он ее или нет – не мне решать. Я прочел по ним отходную молитву над благословенным оружием. Я поставил на их могилах метки Христовы. Теперь даже если их снести, это уже ничего не изменит. Ибо души их были помечены как христианские и отделены от гниющих тел. Если Драгомир с друзьями примет предложенное, то спасется. Ведь нагрешить после принятия Христа они просто не успели. Проступки же, совершенные до принятия моего бога, остаются в прошлом, ибо это есть новое рождение. Значит, им не место в аду.

– Благодарю, – очень веско и с выражением произнес Ратмир, которому эти ребята были не безразличны. Особенно Драгомир. Преслава же лишь кивнула, словно из вежливости, будто ей все это было неинтересно.

Пошли обратно. Но, когда вернулись в усадьбу, там уже не было сына вождя. И его воинов не было. Хотя его ли? Может, просто по приказу жреца Перуна выставили охочих. Не суть. Главное и то, что Любавы тоже не было.

– Куда ушла Любава?

– С Чеславом ушла, – ответил Девятко. – Собрала свои вещи и ушла.

– Какие вещи?

– Украшения, что ты ей подарил, – произнесла Преслава, – взяла да одежду. О ней не беспокойся. Выдадим ее замуж и приданое дадим. Добро все будет.

– А чего так-то? Чего не попрощавшись?

– Зачем прощаться? – удивилась Преслава. – Чужие вы. Да и не жена она тебе, не рабыня. Никаким рядом с тобой не связана и вольная уйти в любой момент…

Несмотря на то, что делегация в целом удалилась, Ратмир и Преслава не поспешили покинуть усадьбу Ярослава. Решили погостить. В доме всех не уложить. Слишком маленький. Там разве что зимой или по ненастью набиваться можно. Поэтому в доме лег спать только Ярослав на правах хозяина. Остальные разместились на улице под плетеными навесами.

Он ведь и будку сортира поставил плетеную из веток не то ивы, не то ракиты. Быстро и просто. Вот и невысокие навесы соорудил для отдыха. Тоже плетеные, досок-то нет на настил. Да покрытые сверху примитивной циновкой из листьев осоки. Рабыня легко с ними управилась. Так что теперь навесы и от палящего солнца укрывали, и от дождя. Там-то и разместились широкие лавки, на которые и накинули шкуры для сна.

Ярослав засыпал плохо. Его сильно злило то, что его женщиной вот так по-свойски распорядились. Да и очень хотелось проверить – не ограбили ли его. Но пока он был вынужден сдерживаться и не выражать гостям слишком явного недоверия. В конце концов договор их был ему выгоден и очень полезен.

Не спалось, как оказалось, не только ему. Как только с улицы стал доноситься раскатистый мужской храп, дверь скрипнула, впуская гостью. Преслава подошла к Ярославу и молча скинула с себя одежду.

– К чему это? Я же говорю – неволить не хочу.

– Никогда не была с ромейцем… – едва слышно произнесла она и, наклонившись, очень умело и страстно его поцеловала. Ярослав ответил со знанием дела, благо она была далеко не первой женщиной в его жизни. А дальше завертелось. И, что самое интересное, помылась она или нет, было ему в те минуты совершенно без разницы.

Была ли это любовь с первого взгляда? Конечно, нет. Ярослав не верил в такие глупости. Страсть – да. Очень уж яркой оказалась Преслава. Слишком женственной. И не такой до смущения юной, как Любава. Перед ним впервые за минувшие дни в этой древности оказалась здоровая, полная жизни и страсти, уверенная в себе женщина. И он не мог перед ней устоять. Да и не хотел в общем-то.

 

Глава 8

Лето потихоньку набирало силу. Попадание в прошлое произошло где-то в середине мая, когда лес уже стоял весь зеленый с головы до ног. Сейчас же побежал июнь.

Единственное, что напоминало парню о благодатном сезоне, – корзины с картофелинами и прочими посадками разных культур из походных сумок конской упряжи. На проверку оказалось слишком много дробленых или как-то иначе поврежденных зерен в тех горстях крупы. Семечки подсолнечника так и вообще были частично раздавленные, частично лущенные и в целом выглядели очень ненадежно. Таких не берут в космонавты. Не долетят живыми. Но кое-что взошло. Из-за чего получилось десятка два больших корзин с черноземом, в которых потихоньку росли надежды на сытое будущее…

Люди с племени уже пришли и активно занялись работами, в которые их вовлек Ярослав. То есть наш герой смог добиться главного – окружить себя кластером так или иначе заинтересованных людей. Как в дальнем радиусе, так ближнем. Не идеально, но всяко лучше, чем было.

Кто прибыл? Ратмир сдержал слово и выставил семерку охочих из молодежи лет по пятнадцать-шестнадцать. То есть каждый по здешним меркам был взрослым мужчиной, ежели судить по годам. Но еще не состоялся как воин. Эти ребята жаждали воинской славы, но не имели своего вооружения, да и обучены были никак. Типичные «германцы» времен Тацита. Яростные, полные решительности и напора, но бестолковые от слова совсем. Весьма и весьма специфический материал. В естественных условиях он сам «трансмутировал» в относительно адекватных воинов, посредством отсева смертью тех, кто не желал адаптироваться. Здесь же Ярославу предстояло это как-то провернуть своими силами.

Кроме этой семерки, прибыли два десятка мужиков с топорами, лопатами и мотыгами. Топоры, разумеется, не боевые, а хозяйственные, но были из железа, хренового, но железа. А вот лопаты с мотыгами оказались деревянные, впрочем, других в этих краях и не использовали. Из чего Ярослав сделал вывод – племя не стало жадничать. Видимо, уклад Ярослава ему был очень нужен. Не только и столько сейчас, сколько в перспективе. Ведь его можно было как пустить на отличное оружие, так и продать, обменяв на копья и топоры пусть много хуже качеством, но много. Ну или как еще распорядиться. Товар был ценным, значимым. Его охотно можно было реализовать и франкам, и данам, и византийцам. Почти золото или серебро в своей исторической ликвидности. Почти, потому что далеко не всем оно было нужно. Его ценила больше военная прослойка, готовая грабить и убивать без всякого удержу, лишь обрести меч из персидского уклада.

Так вот. Эти двадцать семь мужчин постоянно находились в постоянной близости от Ярослава. Так или иначе. То есть повторить прием с ватажкой Драгомира было теперь нереально. Тут нужно было настоящую дружину натравливать. А это – рискованно. Так что и Мал, и Кент сидели тихо и не отсвечивали.

Женщины тоже прибыли в числе семи юниц годов тринадцати-четырнадцати. По местным годам – невесты на выданье. Ярослав же посматривал на них с сомнением. Как рабочая сила они годились слабо, ибо молодые доходяги. Как женщины – не привлекали, так как он видел в них слишком быстро повзрослевших детей. Но и отказаться не мог. Тем более что в лес за ягодами-грибами и прочими травами ходить усилий много не требовалось, да и детей им не ему делать придется и не сейчас.

Сверх того, к этой массовке добавлялось четыре женщины и три мужика, что занимались кормовой частью сделки. Все-таки прокормить всю эту толпу при тех условиях – задача непростая. Тут и дрова добывать, и воду таскать, и продовольствие на лодке вывези, и многое другое…

Получалась целая орава в сорок одну голову. Дополнительно Ярослав нанял в самом Гнезде из числа местной бедноты семь охочих парней в помощь своим рабам, что ударно «лепили куличики», то есть изготавливали кирпичи. Не за плату. Нет. Просто за корм. Эти ребята хорошо, если раз в день скудно чего жевали. А тут – двухразовое питание прямо по расписанию. Да не просто какая похлебка жиденькая, а довольно наваристая и даже с кусочками мяса или рыбы.

Еще большим весом в оперативной защите оказалась Преслава, которая так пока и жила на подворье Ярослава. Ее статус парню был непонятен. Вроде как сама по себе. Вроде как не его женщина и нужды тратиться на нее нет. Но и суток не проходило, чтобы они не занимались сексом. То есть их отношения явно выходили за границы обычного гостеприимства.

– Ты не переживай, в жены набиваться не станет, – заметил Ратмир наутро после первой ночи с ней.

– А чего так?

– Проклятье Марены на ней. Мало от кого может понести, а если такое и случается, то сбрасывает. Через то волхвой Мокоши и стала. Да только не под силу оказалось это проклятье преодолеть.

– Марена… – медленно произнес Ярослав, вспоминая, что о ней ничего толком не известно, как и о большинстве старых славянских богов. Какие-то редкие отрывочные свидетельства. Как правило, невнятные или настолько короткие, что никаких выводов по ним сделать было нельзя. В голове у Ярослава всплыли воспоминания о том, что уже в Средние века пытались провести некую нормализацию пантеонов. Так, например, Марену, известную также как Маржана или Мара, верифицировали в славянский вариант Цереры-Деметры. А Мокошь – как Венеру-Афродиту. Понятно, что слишком все натянуто. Но хоть что-то… – Интересно. Ты говоришь, что сбрасывает и редко зачатие случается? И давно ты ее знаешь?

– С рождения. Сестра она мне третьего колена. Как крови стали приходить, в жены ее и отдали. Тогда-то эта беда и выяснилась. Поговаривают, что мать ее прокляли. Она тоже не могла долго родить. Сбрасывала. Тут же совсем беда.

Ярослав только покивал. А сам припомнил стенания своего хорошего приятеля. У того с женой такая же штука творилась. А всему виной был отрицательный резус-фактор. Обойти можно было, но они хотели, чтобы все получилось естественным образом, чему немало мешала природа. У нашего героя резус-фактор был положительный, так что он немного помрачнел. Преслава ему нравилась. Не то чтобы она была очень красивой. Нет. Просто симпатичной и ладной, без каких-либо явных недостатков. В XXI веке-то, понятно, с косметологией и макияжем, да и прочим, она могла стать звездой. Здесь же… Преслава была просто хороша. Внешне. Но вот шарма и энергетики в ней оказалось столько, что хотелось утонуть без всякой оглядки. И, признаться, он не знал, как поступит, предложи она ему жениться. Даже вот так – бездетно.

Усугубляло ситуацию еще и то, что Преслава приняла условия игры Ярослава по чистоте. Сели. Проговорили все. Она долго и вдумчиво его выпытывала, чего, да как и почему. Парень старался донести как можно проще и доходчивее. Но было ясно – поняла она очень немного, лишь основные мысли. Но согласилась и уже сама следила за чистотой и своей, и окружающих. Тех же баб с племени, рвущихся что-то готовить с грязными лапами, могла и палкой огреть без всякого смущения. Да и прочих перед приемом пищи заставляла руки мыть. И ее слушались. Жрица Мокоши – это серьезно. Проклянет – детей не будет. И хорошо, если так, а то и вообще – «почернеет и отвалится». Во всяком случае, в народных поверьях так и было.

Очень полезное приобретение. Не капризная обуза в лице Любавы, а самостоятельная дама, позволяющая решать немало проблем. Ярослав ведь везде не поспевал.

И вот – как только вся каша заварилась – появились первые гости. Торговцы, идущие с самого Константинополя. На взгляд Ярослава – самые обыкновенные викинги на моноксилах – достаточно небольших плоскодонных судах. На них викинги проходили весь путь от Ладоги до Днепровских порогов и далее – до столицы Византии. Там вели торг и возвращались.

По морю, разумеется, каботажным плаванием шли, ибо эти суденышки обычно были забиты настолько плотно всяким товаром и людьми, что ни вздохнуть, ни… хм… Ну, в общем, ни еды приготовить, ни поспать, ничего. Зато на таких небольших корабликах было удобно и легко преодолевать волоки и пороги. Вот такие моноксилы и подошли к Гнезду в весьма немалом числе.

Обычный, самый типичный драккар вмещал порядка тридцати человек. Ну, сорок максимум. Тут же на берег вывалило около двух сотен крепких парней, явно представляющих единый «вокально-инструментальный ансамбль». То есть в Ладоге их скорее всего ждало шесть-семь драккаров, может, и больше, если по пути потрепало. Очень представительный «творческий коллектив». Явно какой-то ярл шел. И не из малых.

Ярослава предупредили о них заранее. Поэтому он смог полностью облачиться. И даже пообщаться со старейшинами. Скорее всего пришли друзья, но случаи всякие бывают.

Вняли. Поняли. Ибо действительно бывало. Так что высадку купцов встречало ополчение Гнезда.

Ярослав лично обошел каждого. Всех осмотрел. Кое-кого переставил, дабы откровенно слабых мест не было. Попутно давая советы и непрестанно проговаривая:

– Без команды не атаковать! Без команды не рушить строй! Строй – наша жизнь! Развалите свой строй – умрете!

Удалось поставить сто семьдесят два ополченца, включая рабочих от кривичей. Те-то пусть и не с боевыми, но топорами. Ну и семеро дружинников. Липовых, безусловно. Ибо на них наш герой без слез взглянуть пока не мог. Но все же. Для массовки и они годились.

Преслава, к его удивлению, тоже взяла копье и щит. И держала их вполне уверенно. Хотя тело ее и не покрывали шрамы, в чем он уже успел убедиться в самых мельчайших подробностях. Татуировок да – хватало, но не шрамов от ранений. Значит, кто-то учил, но в боях если и бывала, то нечасто, либо отличалась удивительным воинским везением.

Сто семьдесят два ополченца против порядка двухсот викингов. Не самый благоприятный расклад. А если честно, то откровенно поганый. Тем более что эти бравые ребята отреагировали на ополчение вполне естественно – похватали оружие и встали в «стену щитов».

Медленно сблизились. Очень медленно.

Ярослав не хотел разрушать строй и без того ничему не обученных людей, поэтому стоял на месте. Более того – постарался подпереть себя с флангов парой усадеб. Чтобы численное преимущество викингов не сразу сказалось.

А вот викинги пошли вперед. Строевой подготовки они не знали, как и всякие варвары. Поэтому строй их то рассыпался, то вновь собирался усилиями их вождя.

Дистанция – полсотни шагов. Хорошее расстояние для рывка.

Вождь пришлой дружины вышел вперед. Пешком. Коня ведь на моноксилу не посадишь. Доспехи на нем были богатые. Золоченый шлем «сова» с насечкой на «бровях». Богатый пояс с золотыми бляшками. Такая же золотая плетеная гривна на шее. Кольчуга, короткая, правда, типичная для раннего Средневековья «футболка», а не как у Ярослава – новомодная с подолом до колен и длинными рукавами. Сверху ее прикрывал доспех византийского образца. Почти такая же «жилетка», как и у Ярослава, только не из чешуи, а ламеллярная. Да и одежда под стать. Из-под кольчуги видны подолы и рукава халата, сшитого из чего-то дорогого и явно церковного. Как бы даже не из престольных покровов. То есть одет он был вполне по моде тех лет. Ведь что викинги, что другие дикие разбойники очень любили забирать красиво расшитые церковные тряпки и шить из них себе «бохатые» одеяния. Этим и печенеги баловались, и половцы, и монголы… и так далее, и тому подобное. В их глазах это выглядело красиво и богато. А значит, что? Правильно. Говорило о том, что перед тобой уважаемый человек. И чем «бохаче», тем больше уважения.

Ярослав перед ним выглядел не так представительно. Да, опытный взгляд легко распознавал доспехи и воинское снаряжение существенно лучшего качества. Но украшений ему не хватало.

– Ты кто такой? – рявкнул по-старосвейски этот ярл. – Где Магни?

– Магни убил Хьярвард месяц назад, – ответил по-стародатски Ярослав. Он учил только этот язык из скандинавских наречий. Но он настолько незначительно отличался от старосвейского, что этим различием можно было пренебречь. Все друг друга прекрасно понимали.

– Ты – не Хьярвард.

– Боги рассудили, что я лучше.

– Убил его в поединке?

– Да. А кто ты такой? Зачем пришел?

– Как тебя зовут? – не отвечая на вопрос Ярослава, в требовательном тоне заявил этот ярл.

– Первым представляется гость.

– ЧТО?!

– Уймись или дерись!

Наступила неловкая пауза.

– Ты здесь чужой. Торгрим был побратимом Магни. Он должен занять его место.

– Кому должен?

Ярл промолчал, скрипнув зубами.

– Магни пал в бою. Я убил Хьярварда в поединке и вождь по праву перед лицом богов. Если Торгрим хочет занять место Магни, то пусть выходит и бросает мне вызов.

– Это справедливо, – кивнул ярл и отступил к войску, откуда почти сразу вышел Торгрим. Одет он был победнее ярла. Но тоже поверх кольчуги имел ламеллярную «жилетку». Довольно крепкий и высокий. Своими габаритами он уступал только ярлу… и нашему герою.

Ярослав спрыгнул с коня. Драться верхом было можно. И это позволило бы легко победить. Но это было бы несправедливо, ибо неравные позиции. А значит, его победу не признали бы викинги, чтящие такие поединки очень высоко.

Торгрим начал себя накручивать. Кричать. Бить древком копья о щит. И вообще распаляться.

Ярослав же медленно двинулся по кругу, держа свой щит свободно на опущенной руке, равно как и копье. Он не кричал. Не совершал никаких лишних движений.

Наш герой ловил момент. Он отслеживал каждое движение Торгрима. Он казался совершенно расслабленным и даже беспечным. Однако внезапно для всех резко рванул вперед и с прыжка нанес мощный удар копьем в щит супостата. Так, чтобы вложить не только мышечную силу, но и энергию разогнанного тела.

Торгрим успел нормально сгруппироваться и принять удар. Щит не провернулся. А копье ударило своим наконечником почти в умбон. Почти. Однако этого хватило, чтобы плоский дощатый щит лопнул.

Кто-то славит такие щиты. Их ведь можно сделать легко, быстро и много. Не то что клееные трехслойные. Тут прямо «оружие победы» выходило, ведь и дешево, и защиту давало достойную тем, кто ставал в строй. Но вот беда – опыт эксплуатации таких щитов в XX–XXI веках полностью локализован поединками и бугуртами, где запрещено использование нормальных копий. Слишком они смертоносны. Да и топоры практически не практикуются, особенно тяжелые вроде бродексов. Вот и выходит искажение оценки. Мечами щитов не ломают. А в эпоху викингов основным оружием было как раз копье да топор. Мечи – скорее признак статуса, ибо слишком дорог. Вот и шли в те годы щиты как расходный материал. На поединок по уговору могли по три штуки брать, а иной раз и по пять, ибо на удивление поганые. То есть полностью соответствовали своей цене…

Удар Ярослава не только лишил Торгрима щита, но и изрядно отсушил ему руку. Очень уж сильный получился. Битва могла бы на этом и закончиться, но копье, пробив щит, угодило в ламеллярную жилетку. Сильно ослабленный выпад уже не смог совладать с этой преградой. Так – чуть помял, и все.

Торгрим отскочил назад, стараясь удержать равновесие. И вновь что-то заорал, перехватив копье двумя руками. Ярослав же его не слушал. Эти крики для него были шумом ветра. Он был слишком опытен, чтобы отвлекаться на такие примитивные глупости.

Викинг атаковал. Мощно. Страстно. Напористо. Но неудачно. Выпад с разбегу у него не вышел. Видно, первый раз делал, впечатленный выходкой Ярослава. Тот-то на манекене копейные удары отрабатывал долго и упорно. Они не были импровизацией. А здесь…

Приставным шагом уйдя с траектории удара, наш герой резким разворотом ударил наотмашь древком копья по груди Торгрима. Вышибая дух и, разумеется, копье. Которое у того вылетело из рук куда-то в сторону.

Набрасываться и добивать он не спешил. Это было бы неправильно для «божьего суда». Можно, да. Но такую победу могли и не принять. Поэтому он молча стоял и смотрел, пока Торгрим отдышится, поднимется с земли и достанет свой топор.

– А-а-а! – вновь заорал супостат.

И снова в ответ тишина. Ярослав не выражал своим видом ни малейшего волнения или ярости. Спокоен. Уверен в себе. Плавные, экономные движения. Все-таки столько поединков за спиной, пусть и спортивных. Опыт – просто колоссальный и совершенно недостижимый в эти годы.

Чуть помедлив, Ярослав отбросил копье со щитом. Победа должна быть на равных. Победа должна исключать случайность. Чтобы ни у кого не закралось никаких сомнений.

Торгрим оценил жест. Ударив кулаком в грудь, он кивнул.

Ярослав извлек меч. Неравная позиция. Без щита меч много опаснее топора, особенно в умелых руках. Но топором он драться совсем не умел.

Торгрим, чуть помедлив, тоже достал меч, убрав топор за пояс. Он принял посыл своего противника. Ведь битва на мечах более благородна, чем на топорах.

Сошлись.

И тут сказалось то, что фехтование на мечах в эти славные времена находилось в самом что ни на есть зародыше.

Каролинги, типичные для этой эпохи, были прямыми потомками спат. То есть длинных кавалерийских мечей, заимствованных и творчески переработанных римлянами у германцев. Они, конечно, поменялись за минувшие несколько веков, но не сильно, оставаясь в своей сути мечами для рубящих ударов на проходе. Фехтовать ими в пешем бою было совершенно несподручно.

Да, из-за щита еще куда ни шло. Можно было работать. Там даже целая техника сформировалась, весьма эффективная в силу отсутствия у подавляющего большинства воинов не то что шлемов, но и хоть каких-либо доспехов, исключая щит. Но вот так – в чистом поле каролинг был воину как собаке пятая нога. В арсенале этого меча практически не было колющих ударов, да и с рубящими – все обстояло довольно специфично. Для всадника – хороший клинок, для пешего – спорный. Но моду на клинки задавали не викинги. Моду задавали куда более развитые земли старого Рима, где и производилось основное количество такого оружия под свои нужды. В тех же знаменитых мастерских на Рейне. Вот викинги и пользовались тем, что есть, находясь в кильватере моды. Да и чего им выдумывать? Все равно мечами они почти никогда не сражались, все больше копьями да топорами.

Ярослав же взял себе не классический каролинг, а его переходный вариант – тип X по типологии Окшотта. Да не простой с закругленным острием, а нетипичный – с выраженным сужением, подходящим для колющих ударов. Клинок был длинным, практически предельных размеров. Да и рукоять несколько увеличена, заканчивалась опять-таки нетипичным и редким дисковидным яблоком.

Для IX века, в котором оказался Ярослав, этот меч был чужеродным артефактом, а вот для X, который парень реконструировал, влезал. Его главным преимуществом перед каролингом была не только возможность фехтовать, но и наносить более мощные рубящие удары за счет возможности полуторным хватом. Благо «яблоко» это теперь позволяло. Вот Ярослав этим и воспользовался. Накрыл левой рукой яблоко и принял стойку из классической европейской школы – бык. Стойка эта была незнакома Торгриму от слова совсем. Он просто не понимал, чего от нее ожидать. Что и неудивительно – ее просто еще не придумали.

Взревев как обычно, Торгрим ринулся вперед. Нанес мощный, но очень неуклюжий удар мечом. Слишком размашистый. Ярослав легко парировал его коротким движением. А своевременный подшаг позволил избежать столкновения и пропустить Торгрима мимо. Тот проскочил шага на три за спину Ярослава. Остановился. И вновь взревел и попытался атаковать. Но также безуспешно. Слишком размашистый рубящий удар выходил довольно бестолковым. Сокрушительный, конечно, если попадет. Но так мечом не работают. Это не топор.

В этот раз Ярослав не только легко парировал эту атаку коротким, жестким движением, вновь пропуская Торгрима мимо себя, но и придал тому ускорения, легонько шлепнув мечом по попе. Плашмя. Не больно, но очень обидно.

Это, видимо, вывело викинга из равновесия, и он, вновь взревев, попер на Ярослава, аки пьяный бык. Не разбегаясь, а шагом. Чтобы не проскочить. Взмах. Удар. Взмах. Удар. Взмах… Но наш герой умудрялся довольно легко парировать эту ярость, спуская удары и выматывая супостата.

Вновь что-то выкрикнув, Торгрим попытался ударить Ярослава ногой. Но тот отпрыгнул и тут же контратаковал. Ему надоела эта игра. Поэтому его клинок, легко парировав взмах Торгрима, скользнул вперед и рассек ему плечевую мышцу на правой руке.

Снаружи. Не смертельно. Но драться Торгрим теперь мог только левой рукой.

Тот попытался было выхватить топор, чтобы помахать левой. Но быстрый выпад ранил Торгриму и эту руку. Жив. Относительно здоров. Однако драться больше не мог вовсе.

– Боги свое слово сказали, – произнес Ярослав. Это были его первые слова с момента начала поединка. – Ты проиграл. Твоя жизнь мне не нужна. Как и смерть. Как руки заживут – сможешь вновь ходить в походы.

Но Торгрим думал иначе. Он взревел и кинулся на Ярослава, выдергивая левой рукой сакс. Левая-то была травмирована намного меньше.

Этого наш герой не ожидал, поэтому отреагировал не столь изящно, как раньше. Больше на эмоциях. Подшаг. Парирующее движение, которым он отсек левую кисть Торгрима. Ярослав хотел выбить сакс, но викинг слишком медленно оперировал раненой рукой. Вот наш герой и не рассчитал.

Тот остановился и что-то зарычал, прижимая обрубок к себе. Он был больше не жилец. Теоретически могли перетянуть рану, и Торгрим выжил бы. Но не в текущей ситуации. Ярослав как-то упустил из вида, что в эти годы подобные «божьи суды» велись не до первой крови, а до смерти. Поэтому, не желая мучить своего противника и продлевать его страдания, сделал резкий и жесткий выпад клинком ему под челюсть. Снизу вверх. Раз. И сразу выдернул назад, давая крови свободную дорогу.

Торгрим чуть дернулся и завалился назад, уже мертвым. А Ярослав вышел к войску викингов и громко, по-стародатски спросил их:

– Кто еще хочет бросить мне вызов?

Ответом была тишина. Бой был слишком показательным.

Трижды спрашивал военный вождь Гнезда. И трижды никто не ответил. Никто не решился. После чего он вернулся к трупу супостата и стал собирать свои вещи. Да и меч требовалось вытереть, очистив от крови.

– Ты хорошо дерешься, – донесся до Ярослава голос ярла. – Почему я раньше не видел тебя в этих краях?

– Потому что я пришел только месяц назад. И ты – не представился.

– Бьёрн, – с усмешкой в голосе произнес собеседник, снимая шлем.

– Ярослав, – встречно представился парень, также снимая шлем.

Немая сцена.

– Ярослав? Ты же ромеец!

– Это мешает мне называться Ярослав?

– Ну… странно… но дело твое.

– Так и есть. Мое. Мне нравится это имя.

– И оно вполне тебе подходит. Ты сильный воин. Что ты забыл в этой глуши? Ступай в Константинополь. Там такой воин, как ты, легко достигнет больших высот.

– В это змеиное гнездо? Нет уж. Я лучше тут. Что ни говори, а честное железо лучше интриг и яда в вине.

– Что есть, то есть, – усмехнулся Бьёрн.

– Магни был тебе знаком. Стало быть – Гнездо тебе не враг. Отчего людей вперед не выслал, не предупредил?

– Так меня и так все знают.

– А если бы Хьярвард город захватил? Он бы тоже тебя миром встретил?

– Может быть, – произнес Бьёрн довольно неуверенным тоном.

– Вот и я о том же. Беспокойно становится на этом пути. Часто боем расходились по Днепру?

– Четыре раза. Дважды хазары и дважды наши…

– А далеко идешь?

– В Бирку.

– Да, путь еще не близкий. Самый опасный участок впереди. Зря только Торгрим погиб. Могли же по-хорошему поговорить. Он хороший воин.

– Все так. Могли. Мы. Но не он. Магни за него дочь свою хотел сосватать. Обещались на обратном пути жениться. Торгрим метил в военные вожди Гнезда. Его здесь знали. Прижился бы…

Еще немного поболтали. Больше о политике и торговле. Прямо перед строем. Отчего все окончательно улеглось. Что викинги, что жители Гнезда успокоились. А потом и вообще убрали оружие и разошлись. Жизнь вновь потекла своим чередом. Для всех, кроме Торгрима, которого стали готовить к погребению.

 

Глава 9

Наутро после прибытия торгового каравана Бьёрн пожаловал в гости. Не усидел. Да и не мог усидеть. И не толпой. Нет. Он, пара его парней, и все. Чтобы не вызывать излишнюю напряженность.

– Доброго утра, – вполне доброжелательно улыбнулся он Ярославу.

Вокруг уже кипела работа. Да и нашего героя он застал не за праздностью, а за тренировкой. Он опробовал комплекс, что соорудили дружинникам: брусья, турник, бревно и канат. В будущем этот комплекс должны были дополнить другими атлетическими снарядами, в том числе силовыми, но пока удалось наспех устроить только эти.

Ярослав остановился, услышав этот голос, и спрыгнул с турника. Он предполагал, что гости придут, но хотел их встретить не так, а по обычаям здешних мест – разодетым попугаем. Однако не усидел без дела…

– И тебе доброе.

– Поразительно, – покачал головой Бьёрн, разглядывая неплохо прокачанное тело Ярослава. Оно еще не успело обрасти жирком после последней сушки и поэтому выглядело внушительно. – Обычно ромейцы слабы и никчемны. Ты удивил меня.

– В былые годы ромейцы очень ценили атлетику и пытались добиться телесного совершенства. Даже игры проводили, в коих соревновались лучшие. Олимпийские. Может, слышал?

– Ромейские жрецы их обычно ругали.

– Неудивительно. После принятия Христа ромейцы пришли в ничтожество. Тела их ослабли, а души погрязли во лжи.

– Ты, я вижу, и сам носишь крест? – кивнул Бьёрн на небольшой золотой крестик, висевший на груди Ярослава. Он был сделан под Византию. Один из немногих подарков мамы. Цепочку он уже сам заказывал, позже. Тоже золотую в едином с крестиком эстетическом ключе.

– Я был посвящен Христу по рождению. Никто никогда не спрашивал – хочу ли, желаю ли. Но раз посвятили – обратной дороги нет. Этот бог очень домовит. Раз формулу веры произнес и все – в Вальхаллу дороги больше нет. Про полноценное крещение так и подавно, даже и обсуждать нечего.

Бьёрн нахмурился. У него хватало знакомых, что по три, пять и более раз принимали Христа, вымогая у священников деньги за это. А потом продолжали куролесить по-старому. Раньше он думал, что ничего такого в этом нет. Эти же слова заставили его усомниться в своих убеждениях. Ведь это что же получалось? Что они сами себя законопачивали в ад? Под лукавые взгляды священников. И надо было такому случиться, чтобы в этот самый момент в воротах появился один такой клерик .

– Это еще кто? – с легким раздражением спросил Ярослав. Вот только этой радости ему еще тут не хватало.

– Это? – удивленно «взлетели» брови Бьёрна. Он обернулся. И с усмешкой произнес: – Безумец один. Идет с нами в Бирку. Когда мы дрались – стоял на коленях и молился своему богу, даровать смирение врагам нашим. После того как мы их поубивали, пытался нас убедить, что именно его молитва нам и помогла.

– Как тебя зовут, безумец? – поинтересовался Ярослав на койне – высоком византийском наречии.

– Кому как не тебе знать, что я не безумен! – патетично вскрикнул священник на койне, что говорило о его достаточно высоком статусе. – Я видел твой бой! Только божественная благодать могла помочь тебе справиться со столь грозным противником! А ты богохульствуешь! Не боишься, что Бог отвернется от тебя в новом бою? Покайся! Грешник!

– И что, спасают земли франков истовые молитвы от норманнов? Или, может быть, Британия лежит в покое, оберегаемая словами молитвы? Нет. А значит, что? Правильно. Пуста молитва, если нет ей подкрепления верным мечом и острым копьем. Истину глаголю – добрым словом и крепким топором ты добьешься много большего, чем попусту молотя языком!

Священник смутился. Не ожидал он такой реакции.

– Отчего ты славишь поганые игры в честь кумиров Олимпийских?

– Отчего ты в грязи и небрит? Отчего ты так завшивел, что к тебе подойти нельзя? Или забыл, что Всевышний тело это тебе подарил вместе с первым вздохом? Или ты, убогий, возомнил себя выше Создателя в своей безумной гордыне?

– Что?! НЕТ!

– Так почему за подарком его не следишь? Почему держишь его в грязи и небрежении? Ты что, брезгуешь ЕГО даром? Так не кара ли небесная обрушилась на христиан, презревших ЕГО? Магометане, норманны и болезни многие? Не за гордыню безумную ли карает ОН? Не образумиться ли зовет?

– Нет… нет… нет… – попятился священник, забормотав что-то в оправдание.

– Да! И ты червь, погрязший в гордыне и богохульстве, меня обвиняешь в грехах?! Да как ты смеешь?! – рявкнул Ярослав, пусть и не сильно, но распалившись. А священник вытаращил на него глаза, истово перекрестился и пробормотал.

– Господи Иисусе! Боже правый!

И сгинул, как и подобает вполне себе порядочной нечисти. А точнее, удалился задницей вперед куда-то за ворота.

– Что с ним? – спросил Бьёрн на старосвейском. Он, видно, не понимал койне, изрядно отличавшийся от ромайки – языка византийского, языка плебса. Только отдельные слова выхватывал.

– Он меня поучать вздумал, – ответил Ярослав, – а я всего лишь напомнил ему изначальную христианскую истину о соринке. Не слышали? Там речь шла о жреце, что в чужом глазу соломинку осуждал, а в своем не замечал целого бревна.

– Ха! Так прям и бревна?

– Это кенниг . Суть – недостаток.

– Понимаю, – кивнул Бьёрн, улыбаясь. – Ты, я вижу, и сам мог бы за него недурно помолиться во время боя?

– Я предпочитаю молиться оружием. Такие молитвы бог почему-то слышит лучше и охотнее дарует успех.

Бьёрн и его товарищи расплылись в улыбках, явно согласные с такой формулировкой. Сами так жили. Еще немного поболтали про чудодейственную силу молитвы, если кадило заменить кистенем. И перешли к более насущным делам.

Оказывается, Бьёрн уже пообщался и с Малом, и с Кентом. И его человек – Гримли – уже успел опробовать уклад. Он был неплохим кузнецом и специально пошел с Бьёрном в поход, чтобы проводить оценку металлических изделий. И, по его словам, уклад, что изготавливал Ярослав, был одним из лучших.

Что и неудивительно. Из самого Ярослава металлург был так себе, мягко говоря. Но он много раз и видел, как выплавляют отличную тигельную сталь по старинным технологиям, и слышал развернутые лекции с детальными объяснениями. Так что смог сотворить просто чудо.

Главным свойством пусть и примитивной, но тигельной стали перед металлом, полученным кузнечной рафинацией, было отсутствие шлака в ее составе. Что было огромным достижением для тех лет. Ведь вкрапления шлака резко ослабляли прочность изделия: как меча, так и чешуи или шлема.

Однако Ярослав не стал действовать по программе минимум. Он добавлял в самодельный одноразовый тигель хорошо промытого мелкого речного песка из такого расчета. Что приводило к легированию уклада кремнием и повышению его прочности и закаливаемости без снижения пластичности.

Хотел и еще чего добавить. Но не было под рукой подходящих минералов. Да и то, что он варил довольно неплохую кремниевую сталь, уже дорогого стоило. В тех условиях ценнее были только отдельные сорта индийской стали, которую изготавливали из руды с природным легированием. Но где ее взять? Тут и с простой-то персидской беда – остро не хватает всем, особенно в удаленных регионах. Так что Гримли был в восторге от поделок Ярослава. И, как следствие, Бьёрн.

Ярл сразу прикинул свои выгоды от поставок уклада в Бирку. А то и на Рейн. Туда ведь тоже его возят. Из Византии. По чуть-чуть. И спрос на него немаленький. Каждый уважающий себя аристократ или вождь желал себе меч из уклада. А если повезет, то еще чего – шлем там или даже кольчугу. И ради них готов был грабить многих… очень многих. Но, увы, даже мечи делались на заказ и ожидались годами. Уклада на всех не хватало…

Бьёрн, как и любой настоящий викинг, мыслил сразу в трех плоскостях: военной, хозяйственной и торговой. То есть старался где мог торговать, где грабить, где ремеслом каким-нибудь заниматься или даже землю пахать. То есть цель была одна – «поднять бабла любыми способами, много и желательно быстро». Если нельзя так, то вот так или даже вот эдак. Поэтому ярлы нередко имели очень неплохую коммерческую хватку.

– Так что про Мала больше и не думай. Если с тобой какая беда случится – ему не простят.

– У меня появилась наседка?

– Добрый и заботливый дядюшка, – усмехнулся Бьёрн. – А вообще зря ты его обидел. И так сильно.

– Обидел? – удивился Ярослав.

– А кто про его кузницу всякое непотребное говорил?

– А что там еще скажешь? Я предложил ему делать больше и лучше. А он надулся и слушать меня не пожелал.

– Больше и лучше? Это как? У Мала хорошая кузница. Я многие повидал. Ему есть чем гордиться.

– Лучше ромейских? – усмехнулся Ярослав. Бьёрн же уклончиво пожал плечами. – И танских?

– Танских?

– Далеко на востоке, за Персией и Индией, лежат земли державы Тан, страны, отделенной от нас множеством гор и пустынь. Только по морю туда и иди. Если от Александрии идти, то через Нил по волоке в Красное море. Оттуда в Индийский океан. Обогнуть Индию и далее на восток вдоль обильно населенных и довольно воинственных берегов.

– Я слышал об этой земле, – кивнул Бьёрн. – Оттуда везут хороший шелк.

– Там много чего хорошего есть. Это очень богатая страна, в которой множество городов, не уступающих Константинополю. В тех краях сильные и многочисленные армии, но их раздирают распри и постоянные восстания. Такие страшные, что беды франков – ничто по сравнению с теми напастями. Очень лакомый кусочек. Но слишком уж далеко.

– А через Египет идти туда обязательно?

– Так сильно короче. Но даже если в обход Африки двинуться – толку чуть. Все одно Индия окажется ближе. А там специи по бросовым ценам и много чего другого. Даже грабить никого не надо. Набирай мехов да льна и вези. И то, и другое в жарких странах ценится высоко. Лен за прохладу, мех за украшение. Но своего у них нет или очень мало. Впрочем, даже такое предприятие – редкое безумие. Самоубийство.

Ярослав замолчал и только сейчас заметил безумный блеск в глазах собеседников. Что-то он увлекся в своих откровениях.

– Вокруг Африки? – хриплым голосом спросил Бьёрн.

– Да. Минуете Испанию и от Гибралтара на юг до мыса Доброй Надежды, что у плоской горы. А от него уже на север забирать нужно по восточному берегу Африки. Так дойдете до Абиссинии и магометанских земель. А от них на восток, вдоль побережья Персии. Но это очень непростой путь. Там хватает всяких опасных племен и протяженных пустынь. Есть даже людоеды. Про болезни страшные, жаркие места, про нехватку воды, про крупных мух, что откладывают свои личинки прямо в живых людей, и прочую мерзость помнить нужно. Южные болота – самые опасные места на свете.

– И как долго идти вокруг Африки?

– Если на добрых драккарах да при попутном ветре, то месяца в два можно управиться. От Гибралтара до магометанских земель. И еще месяц до Индии. Но в тех водах морских разбойников много. Одному кораблю пройти непросто. Нужно группой идти. И лучше не на драккарах, а на как можно больших кноррах. Чтобы и волну лучше держали, и запасов больше везти. В том пути будет хватать мест, где ни воды, ни еды не найти…

Следующие часа три Ярослав чертил прутиком в пыли карту мира и рассказывал, рассказывал, рассказывал… Большей частью всякие ужастики, конечно. Но Бьёрн с товарищами узнали и про обе Америки, и про Африку, и про Австралию, и про Тихий океан, и даже кое-что про Северный морской путь. Причем рассказы Ярослава не имели никаких деталей вроде морских чудовищ, пьяных русалок с топорами и прочих фантастических подробностей. Нет. Он просто выдавал им самые обыкновенные знания о географии и кое-какие, самые яркие, сложности эпохи Великих географических открытий. Про народы, которые живут там-то и там-то. И всячески старался показать, насколько эти знания бесполезны и почему такие дальние путешествия невозможны. Даже драккары покритиковал немного, указав на отсутствие косого парусного вооружения, высокого борта и герметичной палубы, защищающей от заливания волной. А Бьёрн, Гримли и Даг слушали, впитывая каждую детальку.

Ярослав снова допустил ошибку. Серьезную, если не фатальную. Поначалу он хотел покрасоваться. Дескать, смотрите, что я знаю. Но как-то сразу не подумал, что эти знания могут иметь стратегическое значение и что его, после их получения, должны прирезать. Чтобы другим не разболтал. Сразу не сообразил, а как начал языком молоть, так и осознал, насколько он залетел и вляпался. Вот и старался перегрузить информацией Бьёрна с товарищами, да еще в настолько небрежном виде, будто бы это все и так знают.

Обошлось. Этот ярл хоть и чрезвычайно заинтересовался информацией о дальних странах, но не более. Потому что сам переключился на торговлю и дальше они уже обсуждали приобретение имеющихся запасов уклада. За товары, что вез сам на север, – ткани, хорошие вина, серебро и прочее.

А потом они ударили по рукам, и он ушел к вящей радости Ярослава. Тот-то думал, что его прямо сейчас и попробуют зарезать. Но ночью ярл тоже не напал. И утром. И весь следующий день. И на второй день. На третий же удалился, отправившись дальше, стремясь добраться до Ладоги, а потом и моря.

Наш герой же дня не усидел после их ухода. И попытался впервые собрать совет старейшин. Как ни странно – это получилось. И услышали, и пришли. А вот дальше все пошло наперекосяк.

Общим посылом выступления Ярослава была беззащитность Гнезда перед атаками крупных отрядов. Да и отдельные мерзавцы легко могут проникнуть на территорию с целью грабежа и убийства. С этим никто не спорил, что есть, то есть.

Наш герой предложил устранить этот недостаток рядом мер. А именно строительством общей крепостной стены, созданием арсенала и началом постоянных тренировок ополчения. Ничего необычного. Однако…

Стена – вещь очень хорошая. И с этим никто не спорил. Но кто и как ее будет строить? А главное – за чей счет? Ярослав предложил вариант, при котором население Гнезда разобьется на семь бригад, выходящих на строительные работы по очереди. Кормление такой бригады за счет остальных.

Реально? Вполне. Однако оказалось, что совершенно непонятно, как делиться. Бедняки были не в состоянии кормить строительные бригады, а состоятельные горожане не желали выполнять эту работу. Ну и так далее. Вся идея потонула в склоках. Местами даже драках, ибо часть старейшин умудрилась друг друга за бороды потаскать.

С арсеналом все затухло еще быстрее. Что хотел Ярослав? Создать для начала общественный запас щитов и копий, который бы позволял ставить в строй всех мужчин, готовых держать оружие. И даже женщин, коли такие найдутся. Но за чей счет их создавать? Скидываться? Опять получалась фигня. Бедные могли скидываться лишь блохами, а состоятельные не стремились раскошеливаться на кого-то кроме себя, любимого.

Тренировки же ополчения натолкнулись на старинную традицию, согласно которой военный вождь не должен командовать вооруженными людьми. Пусть даже и с целью тренировки. Дескать, это навлечет беды.

Так или иначе – день был потрачен впустую. Совет старейшин проявил самые лучшие и яркие свойства демократического сообщества – неорганизованность и неспособность принимать решения. Все они согласились с тем, что имеет место беда. Но оказались не готовы к действиям по ее устранению. По вполне объективным причинам.

Уставший и раздраженный, Ярослав вернулся в свою усадьбу. А там его ждал изрядно доставший уже священник. Да-да, этот гад не уехал с Бьёрном. Он остался в Гнезде и вился вокруг нашего героя. То с одной стороны к нему подойдет, то с другой. Расспрашивал горожан о вожде через скандинавов, язык которых он знал. И разговоры постоянные старался заводить с самим парнем. Да хитрые и с подтекстом, про детство старался расспрашивать, про семью и так далее. Что раздражало еще сильнее. Настолько, что пару раз Ярослав в приступе ярости его чуть не прибил. Но обошлось. Тому хватило ума вовремя сбежать. Сначала со двора, а при первом удобном случае – так и вообще. Но не на север, в Бирку, а на юг. Этот клерик отбыл обратно в Константинополь, хотя шел с вроде как миссионерской миссией на север. С чего бы это? Ярославу подобный шаг чрезвычайно не нравился. Ведь очевидно – о нем побежал докладывать. Кому? Что? Зачем? Отчего этот пенек так возбудился? Ересь услышал? Да кому какое дело? По Днепровским лесам до сих пор ариане бегали, а в самой Византии своих еретиков хватало самого разного вида…

Наш герой все чаще искал умиротворение у Преславы. Секс – да. Но не только. Им хватало тем для разговоров. Да, с образованием полный провал. Однако природный, пусть и не отточенный, ум и любопытство вкупе с хозяйской жилкой давали неплохой результат. Ну и послушать она любила всякое. Любопытна же, словно ребенок.

Ярослав тянулся к ней и пугался этого своего устремления. Она была жрицей… ну… волхвой. И она явно была при нем неспроста. Мог ли он на самом деле ей доверять? Какие цели она преследует? В чем вообще идея? И не вредит ли он себе, сожительствуя с такой особой. Людей, готовых его просветить, остро не хватало. А те, что имелись, вряд ли выдавали что-то, кроме выгодного им однобокого мнения…

 

Глава 10

Ну вот и выпал первый снег. Он пока еще таял, едва коснувшись земли. Но это ничего не меняло. Первое дыхание зимы наполняло легким морозом окрестные земли.

Заканчивался 859 год от Рождества Христова. Никто в здешние времена так не считал, предпочитая другие календари, но сути это не меняло. Год удалось совершенно надежно выяснить, общаясь с купцами. Этот одно скажет. Тот другое. Кое-кто и сам год назовет, но не тот. Пришлось немало повозиться, сводя все эти данные воедино, дабы получить точную дату – не только год, но и даже день. По сути, никакой практической ценности эти сведения не несли, однако Ярославу были очень нужны и важны. Очень уж хотелось ему конкретизировать эпоху, в которую он так задорно вляпался…

Старейшины городища Гнездо так и не смогли договориться по ключевым вопросам обороны. Посему ни общих укреплений, ни арсенала, ни тренировок ополчения внедрить в практику не удалось. Как Ярослав ни старался. Прямо лебедь, рак и щука в эталонном варианте. Никто костьми не ложился. Нет. В какой-то мере согласными были все. Даже нашлись ярые сторонники тренировок. Но все одно – договориться промеж собой они не могли, отчего воз никуда не двигался. И это было плохо.

Но Ярославу удалось подготовиться к зиме. А вот это уже получилось очень хорошо. Просто отлично!

Прежде всего была выстроена новая усадьба. Временная, разумеется, так как из сырого леса. Но выбора особенно и не было. Ибо либо жить в крошечной, прокопченной халупе, либо так. Год-другой простоит, а там и что серьезнее можно будет соорудить.

Что, собственно, отстроил Ярослав? Максимум из того, на что хватило его ресурсов и фантазии. Опираясь на уже существующую усадьбу, он, чуть отступая от ее внешнего периметра, возвел новые стены. Но уже не прямоугольной конфигурации, а треугольной. Благо, что усадьбы в городище не стояли очень уж плотно и такая выходка была вполне возможна.

Основой всей его новой крепости стал довольно массивный деревянный донжон восьмигранного сечения. Удалось даже вырыть небольшой котлован под него и, облицевав стены глиной, а потом и дренаж к реке, дабы избежать затоплений и излишней сырости. И только после этого уложить на дно котлована фундамент из наваленных камней, поверх которого и лег первый венец этого восьмигранного сруба.

Первый этаж был почти полностью утоплен в землю и не имел никакого доступа с улицы. На второй вело широкое крыльцо и узкая, крепкая дверь. Отсюда открывался путь как вниз, так и вверх – на третий этаж. С последнего же по приставной лестнице можно было подняться на чердак с крошечными духовыми окошками для вентиляции и наблюдения. Крыша с крутыми скатами была укрыта довольно уродливой крупной глиняной черепицей, а в качестве утепления весь пол чердака был застелен плотно вязанными пучками сушеной травы. Ароматной. Чтобы дух стоял приятный. Окна были. Как им не быть? Крошечные. Узкие. С деревянными ставнями. Чтобы тепло не убегало.

Внутри эта удивительная для здешних мест конструкция скрывала еще одну новинку – нормальную кирпичную печь. Ничего такого – просто обычная дровяная печь с плитой, дымоход от которой был организован в центральную батарею. Не современную, отнюдь. Просто дымоход, выложенный из кирпича горизонтальной змейкой. Получалась такая широкая, плоская колонна. Вот она-то и размещалась по геометрическому центру донжона, окруженная опорными столбами, дающими жесткость перекрытию. Неказистая, из поганых кирпичей, вся замазанная глиной, но эта печь давала невероятный бонус к комфорту, по сравнению с топкой по-черному. Тут и без дыма, и весьма тепло, и высокое КПД обогрева, и даже готовить стало много удобнее и проще, ведь появилась плита. Да, кое-как выкованная Малом из самого поганого железа. Но плита. А еще трубная задвижка, печная заслонка, колосники и кочерга с печным совочком. Кузнец долго плевался, что его заставляют делать такую фигню, но отказаться не смог, слишком высокой оказалась цена. Да и отношения с Ярославом как-то нужно было налаживать, раз уж поссориться толком ему не дали.

К этому донжону прилегали стены, выложенные из бревен по схеме обычных прямоугольных срубов. Длинных и узких. Тут разместились складские помещения, конюшня, скотный двор, сортир и прочее. И даже, о чудо, нормальная баня! Крошечная, за раз вмещающая всего пяток человек, но нормальная, человеческая баня с каменкой и лавками для распаривания веником. Железный бак, правда, для разогрева воды сделать не удалось. Но не беда. По сравнению с тем кошмаром, что был, – уже прорыв. А главное – появилась возможность относительно нормально мыться даже зимой.

По оставшимся двум углам усадьбы встали еще башни, едва возвышавшиеся над стенами. Тоже восьмигранного сечения, но из бревен вчетверо короче тех, что шли на донжон. Они делились на два яруса. На смотровую и боевую площадку поднимались со двора по лестнице. В нижний же ярус можно было попасть только с верхнего. Получался своего рода защищенный склад или тюрьма, если потребуется.

Крыши, кстати, и у срубов-стен, и малых башен также покрыли крупной, грубой глиняной черепицей. А с внутреннего радиуса, с опорой на дополнительные столбы-опоры, сделали «прогулочную» площадку. Да так, что стоящий на ней в полный рост человек был виден лишь от груди и выше, в остальном прикрываясь крутыми скатами крыш.

Ворота также сделали другими. Более мощными и оборудовали так называемой штурмовой калиткой со смотровым окошком. Сил и средств на нормальную надвратную башню не хватило, да она и не требовалась пока. Тем более что все пространство перед воротами не только просматривалось с малых башен, но простреливалось оттуда из лука. Дистанции-то были очень небольшие.

Старую усадьбу после завершения основных работ с новой разобрали и пустили на дрова. Разом себе обеспечив их запас. А образовавшийся внутренний двор засыпали всяким каменным хламом: речной галькой, битым кирпичом и прочим. Потом пересыпали песочком и долго утрамбовывали деревянными колотушками, поливая известковой водичкой для полного счастья.

По местным меркам вышло просто шикарно. Хотя все равно очень тесно. Жилым-то был лишь донжон. Вот в нем и ютились Ярослав, Преслава, семь дружинников с подружками, два раба и рабыня. Получалась натуральная общага.

В какой-то мере эта теснота облегчалась за счет определенного графика, при котором в получившейся усадьбе постоянно кто-то бодрствовал. Например, два дружинника постоянно находились на стенах и бдели. Исключая, пожалуй, периоды общих, коллективных тренировок, когда их место занимали наблюдатели из иных домочадцев. Все равно получалось пока еще очень неудобно и скученно, но в старой усадьбе столько людей было и не разместить на постоянной основе…

А в то же самое время где-то в Константинополе шла беседа. Юный Василевс Михаил III из Аморейского дома выслушивал безрадостные новости докладчика. В окружении своих самых доверенных людей, таких как дядя Варда, бывший в эти годы фактическим правителем Византии.

– Этого не может быть! – крикнул разозлившийся Василевс.

– Я поначалу думал, что обознался, но он невероятно похож на вашего отца… и Кассию.

– Кассию?! – дернулся как от хлесткого удара Михаил.

– Да. Когда Ярослав покоен, он многим с ней схож. Такая же улыбка, глаза, движения губ и столь же необычно наклоняет голову, слушая. Словно птица. Приходя в ярость, становится настолько подобен вашему отцу, что поначалу мне даже дурно стало. Подумал, будто бы он из могилы восстал.

– Дядя, – обратился Василевс к Варде, – ты схватил эту женщину? Допросил?

– Она исчезла.

– ЧТО?!

– Этот человек, – кивнул Варда на клерика, – слишком долго ждал аудиенции. И в томлении том сам отправился к Кассии, которую знал. Да ее все образованные люди знают. Вот ей он и рассказал про Ярослава, выпытывая, не рожала ли она от твоего отца детей.

– И что она сказала? – чуть смягчился Михаил.

– А что она могла сказать? Все отрицала. Но сбежала в великой спешке, и, где она сейчас, нам неведомо. Я велел обыскать ее покои в монастыре, и удалось найти письма. Много писем. Очень деятельная натура. С кем она только не переписывалась, на богословские и философские темы прежде всего.

– Ближе к делу!

– Среди этих писем были и те, что писал ваш отец… Судя по тому, что там написано, он с Кассией был близок. Даже слишком близок, чем могло бы показаться. Расспрос же с пристрастием монашек подтвердил – Кассия рожала. Мальчика. Но его сразу после родов куда-то унесли, объявив мертвым. И ваш отец о том знал, очень нежно и изысканно утешая Кассию.

– Кассия… Кассия… Кассия… – пробормотал раздраженно Михаил.

Эта женщина родилась в 805 году в Константинополе в богатой и знатной семье. Ее отец занимал высокое положение при дворе. А юная Кассия его усилиями получила очень хорошее светское образование. Для тех лет. Кроме того, Кассия была очень красивой и участвовала в 821 году на смотре самых красивых девушек Империи для выбора невесты Феофилом. И поначалу он даже выбрал ее, но, немного поболтав, убоялся ее учености и самостоятельности.

Она, конечно, расстроилась, но не долго унывала. Основала в Константинополе монастырь, в котором приняла постриг и активно занималась разного рода духовными делами. Сочиняла церковные гимны и каноны, вела активную переписку богословского и философского толка с современниками и вообще – жила полной жизнью. Ибо только так, по сути, она могла реализоваться как образованная, самостоятельная и очень деятельная женщина в те годы, в сложившейся ситуации.

С Феофилом она была не только в переписке, но и регулярно встречалась, общалась. Но никто не придавал этому значения до сего момента. Как и излишней привязанности Кассии к Феофилу…

– Ее родичей опросил?

– Это ничего не дало. А арестовывать их нет основания. Сын ли это ее или она просто убоялась расправы – пока не ясно.

– Так выясни это! ВЫЯСНИ! Проклятье! – крикнул Василевс и очень раздраженным покинул зал, чтобы утопить свою злость в вине и безудержных чувственных удовольствиях.

Варда же едва заметно скривился и поджал губы. Племянник был алкоголиком, развратником и весьма неумным человеком, которого сестренка специально не обучала ничему и не воспитывала, дабы править при этом примитивном животном. За что и поплатилась. Но теперь этим ее заделом пользовался он сам. И ему очень не понравилось, что где-то там, на севере, среди варваров объявился братик Михаила. Пусть не родной, но единокровный. И, судя по тому, что клерик рассказал, эта мерзавка Кассия воспитала его вполне в своем духе. Чего стоит одна его шутка с именем? О, не все ее поняли. Но он – да, он едва сдержался, чтобы зашипеть. Едкий ум мерзавки проявлялся очень явно. Как бы не она сама это удумала. Хуже того, парень получил еще и силу характера Феофила, что вкупе порождало просто гремучую смесь. Смертельно опасную и для него самого, и для этого уродца племянничка. И с этим нужно было что-то делать.

Оставалось понять – почему этот Ярослав оказался в столь странном месте. И почему Ярослав? Это ведь не истинное его имя. В чем идея? В чем задумка? Не просто же так Кассия решила пошутить…

Варда был одним из самых выдающихся государственных деятелей Византии. Не только этой эпохи, но и вообще. При нем произошел один из коротких, но очень блистательных всплесков ее расцвета. Была открыта, например, Мангавская школа, ставшая первым вузом Европы и всего мира. Причем поначалу она не была богословской. Отнюдь. Да и первым ее ректором был Лев Математик – один из самых выдающихся механиков и математиков тех лет.

Падение же Варды было связано с его успехом. С племянником, который метался в поиске новых плотских удовольствий и развлечений. Через что и встретился с будущим Василием I Македонянином. Тот был обычным селянином из нищей семьи, сделавшим головокружительную карьеру для своих лет, поступив на службу в Императорские конюшни. Но он был красив. Что и привлекло внимание развращенного до крайности Василевса. А дальше? А что дальше? Любовник стал ближе и понятнее монарху, чем занудный и слишком скучный дядя. Но до этих событий еще было время…