– Монсеньор, – за спиной послышался голос секретаря. – Эскадра в четыре вымпела отдала якорь на внешнем рейде. Согласно депеше, доставленной курьером, мы ожидаем прибытия адмирала в течение получаса. Прикажете готовить тронный зал?

Вопрос был странный, так как всех своих соратников князь всегда принимал в кабинете. Раз секретарь упомянул о тронном зале, то, вероятно, Антонио захватил с собой какое-то посольство, которому нужно будет пускать пыль в глаза.

– С ним кто-то прибыл? Кто? Зачем?

– Адмирал просил ничего вам не говорить, он хочет сделать сюрприз.

– Готовьте тронный зал. Где сейчас княгиня?

– Одевается к приёму.

Ну и конспираторы. Нужно было не лениться и сходить к начальнику третьего или второго отдела, эти два проходимца уже точно были в курсе происходящего. Ужасно не хватало телефона, желательно мобильного.

Надев свой парадный камзол, Эрик нервно вышагивал по тронному залу, он очень не любил сюрпризы, а потому нервничал. Время тянулось медленно. По всей видимости, прошло больше часа, прежде чем его секретарь Энцо постучался в дверь и начал церемонию приёма. В процессе этого увлекательного действа в зал ввалилось человек сорок, среди них был Антонио, капитаны трёх других кораблей и делегация каких-то индейцев, включая совсем молоденькую девушку, ещё почти девочку, державшуюся с особым достоинством. За ними, чуть поодаль, шли прочие офицеры кораблей и некоторое количество моряков, которые несли подарки.

Предыстория происходящих событий была такова. После прибытия летом прошлого года эскадры в Новоград все нефы пошли на слом, так как еле держалась на плаву. Из их остатков построили десять больших рыболовных лодок с парусной оснасткой и стали разворачивать промысел, для решения вполне тривиальных продовольственных проблем. Как-никак за ближайшие несколько месяцев численность колонии превысила отметку в две тысячи человек, и все они, естественно, хотели есть. А учитывая тот факт, что экипажи нефов практически полностью изъявили желание остаться, то постоянная численность жителей достигла полутора тысяч человек.

15 августа прошлого года к северо-западу от острова Туманный (в будущем этот остров стал называться островом Святого Андроса) рыбаками была найдена дрейфующая лодка с пятью аборигенами, которые были без сознания. Там были три мужчины, женщина и девушка лет пятнадцати. Рыбаки доставили их в крепость, где их стали приводить в чувство, заодно ища среди местного племени локоно (как они себя называли), тех, кто понимал речь этих неожиданных гостей.

Их история напоминала почти классический остросюжетный детектив: эти трое мужчин были воинами из личной гвардии одного из самых влиятельных родов из города Коба, что лежал на полуострове Юкатан и относился к цивилизации майя. Женщина – кормилица и служанка. Девушка, Ит-цель – последняя из живых в том роду, которому служили воины. Остальные, по всей видимости, погибли в процессе внутригородской интриги. Этим индейцам по чистой случайности удалось пробиться к берегу и, захватив лодку, бежать. Но они не были моряками и в попытке уйти от преследователей так увлеклись, что заблудились в открытом море. Но фортуна не оставила их и в этот раз, приведя к месту дрейфа этой утлой лодочки с потерявшими сознание людьми моряков Антонио.

Спустя три дня после обнаружения полуживой команды в районе к юго-западу от острова Туманный на рыбачий подряд было совершено нападение индейцев, одетых так же, как и спутники девушки. Рыбаки смогли уйти без потерь, а навстречу туземной эскадре выступили девять нависов, которые достаточно легко потопили восемь больших лодок агрессивных аборигенов орудийным огнём. Всё ещё слабая, после перенесенного испытания, девушка была взята на корабль для опознания отторгнувших её родичей, так как итальянцу было важно понять взаимосвязь событий. Поэтому решительный разгром, который учинили эти необычные корабли, она смогла лицезреть собственными глазами. Мало того, эффект от пушечного огня Ит-цель так впечатлил, что она стала уламывать Антонио о помощи ей в мести за гибель родных. Тот, впрочем, имея довольно чёткие инструкции от Эрика, отнекивался как мог. Но она не отступала, а потому итальянец решил вернуться вместе с девушкой в столицу, чтобы сам государь принял решение по этому щекотливому вопросу.

После приёма Эрик с адмиралом переместились в княжеский кабинет для обсуждения этого необычного посольства.

– Антонио, ты так смотрел на эту экзотическую дикарку, что у меня возникли мысли о твоем желании её удочерить.

– О да! Точно! Удочерение! А я, бедный, думал, как назвать то действо, что я производил с ней всю дорогу из Нового Света в разных позах, – сказал Антонио и заржал. – Не исключу, что моя потенциальная дочурка уже беременна от меня.

– Какой ты шустрый, однако! – Эрик улыбнулся. – И каковы твои дальнейшие действия?

– Я очень красивый и обаятельный мужчина, она – красивая дама… – Антонио задумался. – Видимо, пора оседать и становиться главой семейства. Не каждый день встретишь женщину, от которой тебя искрит. Знаешь, мне кажется, что она будет отличной женой. Да и для наших интересов в этой странной стране иметь на своей стороне родню из благородного дома этой крошки будет неплохо.

– Разумно. Она, правда, по её словам, вся погибла, но формальное право вполне любопытно. А как она сама на это смотрит? Не боишься, что отравит?

– Она от меня без ума, особенно после того, как я разбил этих смешных аборигенов артиллерийским огнём эскадры. Мелковата она для меня по возрасту, но ничего, буду для неё отцом и мужем в одном лице.

– Ладно, думаю, губернатору Нового Света она станет хорошей спутницей.

– Губернатору?

– Я тебе ещё не сказал, что это твоя новая должность? – Князь улыбнулся. – Короче, крести свою туземку и венчайся. Как ты хочешь её назвать?

– Элизабет.

– Отлично. А я выступлю крестным отцом, ты же не против этого? Ну и отлично. А теперь за дело. Как понимаю, ты привёз с собой какие-то карты и разведданные?

Антонио, кивнув, извлёк пакет с набросками карт и заметки, которые он сделал за время путешествия… Спать адмирал ушёл глубоко за полночь, оставив увлёкшегося Эрика заниматься разбором и обдумыванием всех этих обрывочных сведений.

К сожалению, интересы большого военно-политического предприятия в городе Коба внезапно стали не столь важны, как поначалу казалось, так как вокруг княжества завертелись нешуточные страсти. Конечно, подготовка к экспедиции продолжалась, но уже менее интенсивно. Дело вот в чём. 10 марта 1216 года поступило известие, что Генрих I Фландрский, император Латинской империи, умер. Как выяснило третье управление, он был отравлен по приказу Пьера де Куртенэ, своего ближайшего сподвижника. Ситуация была интригующей, а потому Эрик решил не терять времени даром и включиться в игру. Завязались переговоры. Князь требовал от Пьера признания прав сына на трон и добровольной публичной клятвы верности, тот не желал этого делать, ссылаясь на то, что Бенно не сын Балдуина. Конечно, никто достоверно не знал, врёт ли Пьер или нет, но какой-то резон в этом был. Особенно в свете того, что Бенно действительно не походил внешне ни на свою мать, ни на отца. Иными словами, де Куртенэ решил спекулировать слухами в надежде, что это сыграет против молодого конкурента. В общем, началась дипломатическая игра, которой не было видно конца и края.

Всё серьёзно обострилось и перешло в фазу действий лишь тогда, когда 3 июня 1216 года в Софийском соборе де Куртенэ предпринял попытку принять официально императорский титул. Патриарх Феодор I, зная интересы Эрика, не одобрил желания француза. Поэтому тот попытался воспользоваться подкупом епископа и полуофициальным ритуалом. Однако патриарх объявил процедуру миропомазания на престол недействительной, а Эрик уже 19 июня высадился при двух полных батальонах на Черноморском побережье недалеко от Константинополя и двинулся с войсками на город. У Пьера в наличии было всего четыре десятка рыцарей, и, по сути, сам он мало что смог бы предпринять.

Но ему на помощь пришёл один из ключевых персонажей Никейской империи – Иоанн Ватац, правда, тайно. Подставляться под удар известного на всю Европу своими победами германца он не испытывал никакого желания. В связи с этим, когда прояснилась суть конфликта между Пьером и Эриком, Иоанн стал максимально быстро нанимать войска из всех желающих по никейским, эпирским и болгарским землям, естественно от имени де Куртенэ. Получилось собрать не очень много людей, однако достаточно, чтобы можно было попробовать рискнуть в бою. Именно эта неожиданность привела к тому, что 23 июня 1216 года в восьми километрах к северу от Константинополя в поле сошлись две армии. Француз при помощи грека смог выставить сто пятьдесят рыцарей, четыре тысячи пеших бойцов очень широкого спектра оснащения и подготовки и отряд генуэзской пехоты в пятьсот человек. Последним он лично пообещал заоблачные торговые льготы в обмен на военную поддержку.

Бой прошёл красиво, практически как учебный. Прекрасно обученные войска князя, чётко держа порядок, не только уверенно встретили атаку и легко отбили её, но и, успешно перейдя в контрнаступление, обратили войско противника в паническое бегство. На поле боя осталось лежать около двух тысяч трупов (раненых добивали), большинство из которых погибло от арбалетных болтов. Вот что значит много лет гонять бойцов – боспорская схема военной подготовки прошла испытание на пять с плюсом! Любо-дорого было смотреть на то, как действовали бойцы. Даже потери были скорее формальными – двадцать семь человек ранеными и ни одного погибшего.

Пьеру де Куртенэ удалось, к сожалению, скрыться. В связи с этим 25 июня армия боспорского князя подошла к стенам Константинополя, встала лагерем и пригласила переговорщиков. Князь желал, чтобы город признал Бенно своим господином и выдал заговорщиков, которые убили законного правителя империи. Брать штурмом или осадой город совершенно не хотелось, поэтому пришлось задействовать свою старую заначку – подворье и хорошее отношение жителей к нему лично, так как он многих спас от бойни и голода в 1204 году. Поэтому уже на второй день в городе начались беспорядки – восстала чернь. А к концу третьего дня ворота Святого Романа открылись и к Эрику вышла пышная делегация, которую возглавлял лично Феодор I. Они вели Пьера и его жену Иоланду со связанными руками, как выяснилось на последующем публичном суде на одной из площадей города, она и подбила своего мужа на это преступление. Толпа была в ярости и требовала смерти предателей, князь не стал идти против их желания, поэтому, вызвав охочих людей из народа, стал лично руководить возведением виселицы. Пьер и его жена умерли непростой смертью. Их раздели донага и подвесили так, что они задыхались довольно долго, отплясывая в воздухе ногами, которыми, если встать на носки, они доставали до помоста. Они «танцевали» около сорока минут. Разумный получился ход – и врагов задавили, и толпа счастлива, ведь со времён римских амфитеатров ничего не изменилось и все так же получают удовольствие от лицезрения публичной смерти людей. А тут ещё казнь была такой долгой и зрелищной.

Однако на этом проблемы не закончились. Иоанн оказался весьма и весьма дальновидным врагом, который смог подбить Феодора Дуку, правителя Эпирского деспотата, пограбить западные пределы империи в период безвластия. Поэтому уже 3 июля Эрик был вынужден выдвинуться навстречу войскам ещё недавнего союзника. Первая «беседа» произошла 7 июля под Адрианополем, где тот весьма быстро понял всю тяжесть своего положения и поспешно отступил, бросив обоз, дабы замедлить германца. Дальше какое-то время шли манёвры с целью избежать битвы, в ходе которых князю удалось снять дань с городов Платамония, Лариса и Никополис. Возле последнего и произошла вторая встреча. В этот раз обошлось без битвы, так как Феодор отлично осознавал безвыходность ситуации, а потому достаточно легко согласился на условия Эрика. То есть обязывался в течение года выплатить Бенно компенсацию за разорение земель в объёме 50 тысяч венских марок серебром, а также признать его законным правителем Константинопольской марки.

В конце переговоров Эрик предложил Дуке сделку, ибо его очень интересовала личность, что так подпортила ему дела в этом регионе. Деспот Эпира им быть не мог, иной у него склад характера, да и знал он, с кем связывается, ещё свежи были воспоминания о Риме. Поэтому ни за что сам бы не выступил против князя, тем более ради такой мелочи, как разорение пограничных селений. Эрик переговорил с ним откровенно и предложил не разоружать его армию в обмен на информацию о том, кто его подбил на это рискованное предприятие. Так князь узнал о личном враге – Иоанне Ватаце. Это была, без сомнений, приятная новость, так как о тайных врагах лучше знать, чем догадываться.

Военная заварушка лета 1216 года подошла к концу, претендентов на императорский трон больше не наблюдалось, поэтому оказалось самое время начинать процедуру коронации Бенно в императоры Латинской империи. Но не тут-то было. Сорванец публично заявил, что он сын Эрика, а потому не может стать императором вперёд своего отца. По городу пошли пересуды, и нужно было что-то делать, дабы не выпустить ситуацию из-под контроля. Спас положение патриарх Феодор, который предложил преобразовать империю в княжество и не венчать Бенно на царство, и посадить на княжение. После чего тот сможет принести вассальную присягу Эрику и тем самым соблюсти свой сыновний долг. Да и империя таковой к тому времени была уж больно комичная – ни земли, ни войска. На этом и сошлись. 17 августа Бенно в Софийском соборе получил княжеское достоинство, став Бенно I. После чего он публично принёс вассальную клятву Эрику и объявил большие народные гулянья. Правда, последние пришлось оплачивать из казны Боспора, дабы не подрывать и без того шаткие экономические возможности нового княжества.

Само собой, никаких особых льгот там ни у кого более не было, так как начался серьёзный передел власти и вообще разборки. Только до конца августа были убиты больше тысячи человек из числа византийского дворянства и итальянских купцов, что помогали в своё время Пьеру. Остальные внутренние враги, видя такое дело, сами весьма спешно бежали с территории княжества, бросая имущество, любовниц и накопления. Второй и третий отделы спецслужб Боспора поработали на славу. Вот так необычно и достаточно неожиданно в руки к князю попал контроль над черноморскими проливами, непрямой, конечно, но это уже было не столь важно.

31 августа 1216 великий князь Эрик I Боспорский смог, наконец, вернуться к делам своего княжества. В частности, к подготовке третьей экспедиции на запад. Самым приятным и радостным сюрпризом в связи с этим стал выстроенный большой навис, который был готов ещё в июле, и на верфи только ждали возвращения князя, чтобы в торжественной обстановке спустить его на воду. 12 октября вышли в Чёрное море для ходовых испытаний. После тех лоханок класса бочка с парусом, что использовали европейские купцы, этот корабль производил очень приятное впечатление и разительно от них отличался. Длиной по ватерлинии он был 56 метров, шириной 8, при этом нормальная осадка при полной загрузке должна была достигать четырёх с половиной метров. Немаленький корабль. Парусная оснастка на трёх больших двухъярусных мачтах и бушприте была преимущественно из косых и трапециевидных парусов на реях и врастяжку. Ходовые испытания показали, что при полной полезной нагрузке в тысячу тонн и ветре силой около шести баллов новое судно смогло развить скорость порядка 11 узлов. Для корабля такой грузоподъемности и водоизмещения в начале XIII века это был поразительный результат.

Но имелось и два минуса. Во-первых, по сравнению с нависом очень сильно возросла численность экипажа, здесь он составлял двести сорок два человека, причём вместе с численностью поднялись требования к его качеству и выучке. Во-вторых, цена. Для того времени он выходил для бюджета примерно как линкор в начале XX века. Когда Деметра, проникшись новым корабликом, узнала, сколько и чего в него вложили, ей стало дурно, так как на эти же средства можно было изготовить порядка двух десятков новых больших нефов, способных возить по тысяче тонн каждый.

Оно и понятно, но проект стоил того – корабль был сделан из железного дерева с применением латунного крепежа – болтов, скоб, гвоздей и прочего и после двадцати плановых лет эксплуатации потребовал бы капитального ремонта в сухом доке в виде замены обшивки, переборок, рангоута и такелажа, после чего смог бы вернуться в эксплуатацию ещё на пятнадцать-двадцать лет. Изначально Эрик предлагал вообще делать набор из стальных или латунных профилей, но получалось уж больно долго, дорого и сложно. Конечно, в новом судне не удалось реализовать массу тех идей, которые подкидывал князь во время работы проектировочной комиссии, но корабль получился знатный.

«Нептун», как назвали новый корабль, получил особенное реестровое обозначение – клипер модели 1, вместо рабочего – большой навис, дабы не было путаницы. После спуска «Нептуна» на воду сразу же был заложен его систершип – «Посейдон». Увы, только один, так как больше столичная верфь вытянуть не могла, а постройка нависов параллельно была невозможна. Сложность, как и четыре года назад, упиралась в количество и качество строительных материалов – качественная древесина, латунные болты, скобы и прочее. Все эти вещи производить быстро, много и качественно пока не получалось.

В общем, 1 марта 1217 года из Боспора вышла эскадра третьей экспедиции, флагманом в которой шёл «Нептун» в сопровождении десяти нависов.

Сразу после отправки эскадры князь принялся за реорганизацию всей морской промышленности, так как после отбытия Антонио в Новый Свет в качестве губернатора дела во флоте и на верфи были пущены на самотёк. 5 апреля 1217 года утверждается Боспорское адмиралтейство, как отдельный секретариат в составе правительства. В его ведение передаётся столичная верфь, рабочая группа, что занималась разработкой нависа и клипера, а также управление военным флотом. Одновременно с этим секретариат вооружённых сил преобразуется в секретариат по армии и артиллерии.

Во главе нового морского ведомства ставится деятельный мужичок из новгородских славян, что в 1212 году прибыл в уплату за доспехи, – Добровит. До того он активно работал на верфи и проявил себя как отличный организатор производственного процесса. Выбор оказался удачным. Заступив на пост, новгородец сразу взял быка за рога. Во-первых, он с помощью Морриган организовал научно-исследовательский центр морских дел. Центр был сразу и очень плотно загружен работой по целому ряду вопросов, таких как изучение гидродинамики, системы водонепроницаемых перегородок, разработка более совершенного парусного оснащения и прочее. Отдельно встал вопрос о капитальной модернизации нефа с целью создания основного торгово-транспортного судна. Клиперы при всех их достоинствах на такую роль пока не подходили из-за высокой цены и сложности постройки. Во-вторых, стал решать проблемы, связанные со строительными материалами для флота, в первую очередь за счёт организации собственных производств разного профиля. В-третьих, воспользовавшись помощью Боспорской академии, занялся созданием при адмиралтействе мореходного училища, в котором должны были проходить обучение все матросы и младшие корабельные чины. Подобные дела проходили, конечно, очень сумбурно, но, как говорил в своё время хорошо известный сын турецкого верноподданного Остап Бендер, «лёд тронулся, господа присяжные заседатели», то есть дела пошли в гору, причём правильно и быстро.

Одно из первых важных стратегических заданий, которое стало разрабатывать адмиралтейство, заключалось в исследовании маршрутов кораблей и выяснении наиболее перспективных мест для создания опорных баз флота, так как протяжённые транспортные коммуникации без опорных баз очень затруднительны. Для этих целей с эскадрой до Канарских островов шёл навис «Аура», который 7 мая вернулся с материалами, собранными Антонио в процессе прохождения Средиземного моря.

Наиболее перспективными местами были обозначены непосредственно Канарские острова, в частности северная часть большого круглого острова в центре архипелага, который в будущем стал называться Гранд-Канария. Там был небольшой полуостров с узким перешейком, на котором можно было соорудить мощную крепость с удобным портом. Один из основных плюсов данной местности заключался в том, что земля не принадлежала никому из европейских или исламских домов, а потому ее будет легко захватить. Да и местные жители на этом острове ведут себя вполне дружелюбно. Для захвата этого плацдарма началась подготовка кампании с активным привлечением кораблей торговой компании Деметры, что имела в своём распоряжение уже около двухсот нефов разного водоизмещения и совершенно доминировала в морской торговле Восточного Средиземноморья. Причём военные силы были минимальны – не более роты, так как в условиях дружественного окружения туземцев можно было отстраивать крепость и с меньшими тратами на вооружение.

Следующим перспективным местом был древний город Сеута на южной стороне Гибралтарского пролива, что находился под властью Кордовского халифата. Город интересен, но захватить и удержать его сложно. К сожалению, перспектива военного столкновения со столь серьёзным противником, да ещё так далеко, совершенно не радовала, поэтому данный плацдарм пришлось отложить до лучших времён.

Третьим местом выступил остров Мальта, что находился в юрисдикции Королевства Апулии и Сицилии, которым управлял император Священной Римской империи Фридрих II под именем Федерико I. Сам остров был выделен в отдельное, достаточно автономное и весьма бедное графство. В общем, тоже сложная задача, хотя способов её решения было заметно больше, чем в вопросах с Сеутой, так как завязавшиеся в июне переговоры с Фридрихом оказались перспективными. Эрик предлагал императору покупку острова за сто тысяч золотых ауров, что равнялось примерно восьми тысячам марок серебром по венскому стандарту. Для такого небольшого острова сумма получалась колоссальной. Поэтому, учитывая, что император остро нуждался в средствах, уже к августу было получен акт за подписью Федерико I о том, что он продаёт в наследное владение Эрику, князю Боспорскому, титул графа Мальтийского вместе с леном. Естественно, речи о вассальной зависимости графства от Сицилии даже не шло.

Последним пунктом стал город Пирей, который полностью был подчинён торговой компании Деметры и находился за пределами юрисдикции Ахейского герцогства, представляя собой фактически автономный торговый полис. За те тринадцать лет, что прошли с разорительной войны, торговая компания вложила в город много средств и сильно укрепила его как очень важную опорную базу в Средиземном море. Но тут особенных проблем не было вообще и требовалось только обговорить детали с гречанкой.

– Василь, а Василь, ты слышал, батюшку-то нашего в кандалах увели!

– Да ты что, Марья! Откуда мне? Как отработаю, так к тебе сразу. А что стряслось?

– Так утром наш батюшка проповедь вёл о том, что епископы по княжьему приказу непотребство с верой творят. А к обеду пришли какие-то люди и в кандалы его заковали.

– И поделом. Дурак твой батюшка, супротив самого князя речи молвить. Князь он во! – Не находя нужных слов, Василь потряс внушительных размеров кулаком. – Как князь Эрик сказал, так оно и будет. А твоему попу ещё повезло, могли сразу голову оторвать, без лишних разговоров. Ты не плачь, не плачь, может, он ещё вернётся живым и почти здоровым. Внушение ему проведут по печени, уму-разуму научат и отпустят до дома, ежели в бочку не полезет и не начнёт божественные откровения являть не к месту или ещё какой бред нести.

– Ой! Да что ты такое говоришь! Как можно про Божьего человека такое говорить?!

– Заткнись, дурёха! Будешь много болтать, и тебя в кандалы закуют! А то и прибьют в назидание. У нас на верфи на прошлой неделе один доболтался… Повесили.

– Ой! – Женщина в страхе прикрыла руками рот. – Как повесили? А что ты мне не рассказал?

– Как-как… За шею. А не рассказал, потому что язык у меня – не помело. И чтобы я больше от тебя супротив князя ни писка не слышал! Прибьют тебя, а где я ещё такую сочную бабу найду?

Василь оскалился, прижал к себе Марью и смачно поцеловал её в губы.

В середине 1217 года стала давать плоды программа модернизации религии, что была разработана три года назад и теперь активно внедрялась. Как и ожидалось, на местах её встречали весьма неоднозначно, и народ разделился на три лагеря. Первый, до 10–12 процентов от всей численности населения, состоял из активных деловых людей, которые хотели лучшей доли и потому нашли обновлённое христианство очень толковым решением, которое снимало массу тормозов и ограничений. А потому стали активно бороться за продвижение этого нововведения в широкие массы. Этот лейтмотив подхватил третий отдел спецслужб Боспора, и на его базе сформировал пиар-образ, в котором христианин представлялся как энергичный и деятельный человек, элита нового общества, которая ведёт людей к хорошей жизни и процветанию. Ему противопоставлялся образ жадного, жирного и совершенно необразованного старообрядца (как их стали теперь называть), что видел в слабом разумении и удалённости от знаний залог всеобщего благополучия и душевного покоя.

Во второй лагерь вошли те, кто был слаб духом и панически боялся личной ответственности и активности, а потому склонялся к старой версии религии, когда всё было в руках Провидения, а они изображали неразумных агнцев. К счастью, кроме дурости и демагогии от них вреда было не сильно много. Их было не более 8-10 процентов сознательных участников от общего числа населения.

Третий лагерь представлял собой всю остальную часть населения, которому было просто до лампочки то, какая на дворе религия. Они интересовались только конкретными прикладными и прагматичными вещами, а не глупостями умозрительного характера. Поэтому в общей своей массе старались держаться вдали от всех конфликтов и мало участвовали в разгоревшейся баталии.

Постепенно такое расслоение стало приводить к локальным вооружённым конфликтам. По предварительным данным, за последние три года в боевых столкновениях на религиозной почве на территории Европы погибло около четверти миллиона человек. Особенно активно боевые действия шли в Ломбардии, где народ сплотился под руководством торгового люда и организованно выступил против императора Священной Римской империи. В итоге фактически гражданской войны в октябре 1216 года была провозглашена независимость Ломбардской лиги, которая представляла собой крупное военно-политическое объединение ряда городов со столицей в Милане. И это был не единственный момент подобного рода, который буквально по швам разваливал старый феодальный уклад жизни.

Бурно стала развиваться промышленность и экономика в регионе в целом. Уже к 1 января 1217 года в Европе насчитывалось пятнадцать мануфактур, из которых семь были металлургические. Причём стоит помнить, что ещё три года назад их не было даже в планах. С каждым днём деятельность князя получала всё более насыщенный и необратимый эффект, который можно сравнить с так называемым «эффектом бабочки», когда какие-то изменения где-то на небольшом локальном участке приводят к необратимым цепным реакциям и преобразованиям системы в глобальном масштабе. Фактически началась новая эпоха. Ибо ничего подобного Эрик в своей памяти найти не мог, так как текущий политический, экономический и технологический расклад не имел никаких пересечений с вехами той истории, которую он в своё время изучал.

Практическое внедрение модернизированной религии в жизнь европейцев требовало создания нового развитого центра по типу Ватикана. После длительных консультаций с заинтересованными сторонами князь всё же продавил свой интерес, а потому строить новый центр решили в Тавриде, на горном плато, что лежало на высоте около 1000 метров над уровнем моря к востоку от реки, что в будущем назвали Су-Ат. Подготовительные работы начали в четырнадцатом году. На месте новой могучей стройплощадки стали разворачивать инфраструктуру – жилые помещения для строителей, дорогу до ближайшего берега, технологический причал, склады и прочее. Параллельно взялись за проектирование архитектурного ансамбля, который должен составить ядро нового религиозного центра Европы. За основу был взят классический стиль древнеримских и древнегреческих построек.

В шестнадцатом году из стран Европы стали подвозить различные строительные материалы в качестве помощи в этом нелёгком деле, особенно ценным был итальянский и греческий мрамор для облицовки. К середине февраля 1217 года было в целом закончено строительство собора Архангела Михаила и резиденции патриарха.

Сооружения получились очень строгие и величественные, с аккуратными линиями силуэтов и минимумом мелких деталей. В общем, новое слово в европейской архитектуре, которому через лет десять-пятнадцать начнут подражать соседи.

Итак, на территории Тавриды появилось первое культовое сооружение, в связи с этим Феодор I так растрогался (ведь он до последнего ожидал подвоха, зная об отношении германца к религии), что лично прибыл из Константинополя и официально обратился к Эрику с просьбой принять титул царя. Начались переговоры, точнее, торги, ведь принять титул такого уровня – значит взять на себя определённые обязательства перед религией, которая тебя в это достоинство возводит. Но завертевшаяся авантюра с императорским престолом заморозила переговоры, а потому патриарх был вынужден ожидать разрешения военного конфликта в том узле противоречий, что проявились в борьбе за контроль над черноморскими проливами. Сразу после возведения Бенно на престол в качестве князя Боспорского Феодор, не желая новых неожиданностей, достаточно быстро дал себя убедить Эрику принять его условия. Тем более что они были не так уж и плохи.

При этом наиболее важным пунктом переговоров было возведение в аналогичное монаршее достоинство союзника князя – графа Тулузской марки Раймунда IV. Это привело к тому, что в августе того же года переговоры продолжились уже в трёхстороннем порядке, а 7 октября в соборе Архангела Михаила состоялась коронация Эрика и Морриган, которую проводил лично патриарх Феодор. Великий князь и княгиня Боспорского княжества производились в царское достоинство под именами Эрик I и Морриган I. Гостей, ввиду удалённости собора от населённых пунктов, было очень мало. Поэтому церемония прошла тихо и скромно, практически в рабочем порядке.

Начались торжества, на которые Эрик планировал потратить около миллиона аргентов, то есть порядка 1,76 тонны серебра. Весьма солидно, но и дела такие не часто происходят. Через неделю торжеств Раймунд вместе с патриархом отбыли в Тулузу, где должны были осуществить аналогичную церемонию и возвести его на окситанский престол как царя Раймунда I. Да, именно царя, так как королевских марок новая церковь более не утверждала. Отъезд высоких гостей не помешал продолжить торжества в Боспоре, ради которых Эрик учредил праздничные дни, в которые производства остановились, а все жители пили и ели за счёт казны.

– Как тебе день? – Эрик, раздевшись до пояса, умывался после очередного дня торжеств, а Морриган в обнажённом виде лежала на постели и с довольной улыбкой нежилась на приятной шёлковой простыне.

– Было интересно, особенно эта странная игра, что ты затеял. – Она повернулась на бок, соблазнительно поведя бедром, и посмотрела на него. – Сколько ещё будут продолжаться торжества? Ты не боишься, что народ так привыкнет к ликёрам, что потом никакими виселицами их от него не отучишь? Мало ли у нас в… э-э-э… царстве пьяниц? О них нужна забота. Если они сами не могут остановиться, то мы, как честные монархи, должны им помочь в этом деле.

– Ты права. – Князь закончил свой вечерний туалет и, обернувшись к жене, окончательно разделся и улёгся рядом. – Завтра же объявлю последний день. Тем более что тот миллион аргентов, что я планировал потратить на эту пьянку, уже подходит к концу. Ну да не об этом нужно в постели разговаривать, – хитро произнёс Эрик и стал приставать к жене.

Утро 21 октября оказалось трагичным. Встав по малой нужде, незадолго до восхода солнца, царь обнаружил, что Морриган не дышит, а на простыне рядом с её ртом было несколько капель крови.

Сказать, что Эрик был в ярости, значит ничего не сказать. Нет, у него не было истерики с громкими криками и маханием руками, но его взгляд, жгучий, полный ледяной, еле сдерживаемой злобы и жажды разрушения, даже мельком брошенный на слуг, вызывал у тех острые приступы диареи. Глава больницы Ли Гу прибыл весьма быстро, и ситуация прояснилась: в графине с десертным вином, что принесли вечером вместе с фруктами, был какой-то яд, сильный, но медленного действия. Очевидно, хотели отравить Эрика, но он, в отличие от Морриган, к вину не притрагивался, так что у отравителей вышла накладка.

Дальше закрутился сущий ад. На горизонте только пробивались первые лучи солнца, а в комнате царя шёл вовсю инструктаж всего руководства отдела контрразведки, а также начальника государственной милиции. Сотрудники отделов, видимо, так испугались за столь существенный промах, что сработали на славу – к вечеру того же дня были задержаны все, кто не то что прикасались к кувшину, а даже только знал о его существовании.

В течение следующей недели перед Эриком предстала очень милая картина: в сердце его державы имел место довольно обширный заговор, нити которого уходили в Никейскую империю. По итогам расследования сорок шесть человек было приговорено к смерти, ещё двести как неблагонадёжных выдворили из столицы на работы в Перекопе. Дабы больше никому в голову не приходили подобные выходки, царь решил казнить заговорщиков особо изощрённо. Первым шагом казни стало выкалывание глаз и рассечение языка. Потом всем заговорщикам грубой ниткой надёжно зашивали анус и вливали сильное слабительное. В таком виде их сажали на коленях в колодки у городских ворот, вдоль дороги, идущей на Феодосию. На колодках каждого было крупно написано его имя и за что его казнят. Самым неприятным было то, что среди заговорщиков был сподвижник Эрика, который помогал поднимать сельское хозяйство, грек Филимон.

В общем, назревали большие разборки в государстве. Главное в этом деле вразнос не пойти, так как совершенно точно тот, кто хотел его отравить, параллельно мутил воду и в его землях, то есть многие персонажи нуждаются в профилактическом курсе лечения анально-генитальными средствами народной медицины. Каторги у Эрика не было, Беломорканал копать негде, поэтому единственная творческая мысль, которая его посетила на стыке здравого смысл и жажды крови, заключалась в обширных земляных работах в районе Сиваша. То есть в качестве наказания за содействие врагам преступники будут направляться на срывание совершенно лишних песчаных кос, углубление дна и общее укрепление оборонительной линии Перекопа. Так что новый, 1218 год Боспорское царство встретило, так сказать, в тонусе, а земляными работами на Сиваше занималось уже полторы тысячи человек.

В первые месяцы царствования всё в землях Боспора ходило ходуном, что являлось не самым лучшим предзнаменованием. Более-менее страсти улеглись только после того, как в конце февраля 1218 года пришло письмо с просьбой о помощи от старого союзника – неудачливого правителя Болгарии Борила Асеня, который сидел запертым в своей столице войсками брата Ивана, претендовавшего на царский трон. В принципе Эрику были до лампочки разборки между Асенями, но ситуация складывалась очень удачно для того, чтобы одним ходом прервать царствующую династию и отправить Болгарию в большую и бесперспективную междоусобную войну за престол между не очень влиятельными претендентами.

Поэтому в середине марта царь погрузил на арендованные корабли торговой компании Деметры оба батальона, прихватил с собой десяток пушек с запасом боекомплекта и высадился неподалеку от Варны. После долгой и разорительной гражданской войны, в которой страна пребывала вот уже около года, город принял его достаточно благосклонно и встретил открытыми воротами да съестными припасами для войска. Мало того, выделили даже подводы за символическую плату для обозного хозяйства. От Варны царь повёл своё войско к Преславлю, что находился на полпути до болгарской столицы Тырново. Шли не спеша, давая возможность Ивану оценить ситуацию и выдвинуться навстречу.

В поле у Преславля, который, как и Варна, принял Эрика очень дружелюбно, царь решил готовиться к решающему сражению. Заняв удобную позицию в излучине реки Голяма Камчия, что протекала к северу от города, войска стали её укреплять. Администрация города, видя такое дело, прислала в помощь бригаду из двухсот рабочих с лопатами и тачками, а также снабдила войска свежим продовольствием. Так Эрик простоял до 29 марта, когда пришло известие из Тырнова, что Иван Асени взял город, убил своего брата и, узнав о вторжении германца, идёт к нему навстречу в предвкушении великой победы. С новым царём Болгарии шли дружины Галицкого и Волынского княжеств числом в семь с половиной сотен воинов, причём не абы какие, а в латных доспехах боспорского производства. Также с ним шёл конный отряд венгров в пять сотен бойцов, при кольчугах, шлемах, луках и саблях. Это не считая собственного войска, ядро которого составляла дружина царя в 452 воина, в латных доспехах, и наёмный отряд арбалетчиков при доспехах, числом в неполные 800 человек. Ещё около двух тысяч составляли вооруженные слуги, которые были снаряжены акетонами, простыми шлемами, щитами и копьями. То есть всего в распоряжении Ивана было практически пятьдесят семь сотен человек. Получалось примерно поровну.

Всё бы ничего, но тут всплыл наш старый добрый друг и тёзка Асеня – Иоанн Ватац. Он прибыл по распоряжению императора и вёл армию числом около пяти тысяч человек. Никейская империя выставила пять сотен катафрактов, 1200 лёгких всадников и 2300 лёгких пехотинцев – лучников на помощь Ивану. Иконийский султанат – 400 сипахов и 600 лёгких кавалеристов, что были вооружены только копьями и щитами. Действующий султан Иконии Арслан III посчитал для себя оскорбительным быть вдали от столь увлекательного дела, как разгром Эрика. Старые враги, что характерно, всегда напоминают о себе вовремя. Таким образом, после соединения у города Авли, что юго-западней Преславля, армия Ивана Асеня насчитывала девять с половиной тысяч человек, в числе которых было две тысячи тяжёлых кавалеристов и три с половиной тысячи разного рода стрелков. Внушительно. Эрик же располагал двумя батальонами и неполной артиллерийской ротой при десяти пушках, то есть суммарно имел в наличии около 3700 человек. Битва предстояла непростая.

Царь Боспора выстроил целую систему полевых укреплений. Заняв территорию, ограниченную с флангов и тыла рекой, Эрик разместил на внешнем периметре, протяженностью порядка тысячи шагов, три фронтальных редута по двести шагов в длину, пятьдесят в глубину и высотой вала в два человеческих роста. Получилось солидно, тем более что в каждом располагалось по две укомплектованные площадки для пушек и три полные роты. На удалении ста шагов был сооружён еще один редут, только практически квадратный, со стороной в двести шагов. Он предназначался для обоза, резервной роты и размещения ставки, также в нём располагались оставшиеся четыре пушки. Редуты окружал небольшой ров, глубиной в полкорпуса человека.

5 апреля 1218 года в поле перед редутами появился первый разъезд армии Ивана, а ещё через два дня подошла и она вся. Запирать и пробовать брать царя измором они посчитали ненужным делом, так как тот своим поведением демонстрировал страх перед превосходящим войском благословенного Ивана Асеня, что Божественным провидением привёл огромную армию для разгрома этого нечестивца. И вот с первыми лучами солнца 8 апреля войска болгарина стали строиться, а священники-старообрядцы причитать о благословении их на ратный подвиг. Смешным было то, что мусульмане из Иконийского султаната совершенно не смущались православным благословением, видно, сочли, что лишним оно точно не будет.

Через два часа начался первый акт военного действа. План Эрика был прост, как вареное яйцо: арбалетным и артиллерийским огнём отбить атаки противника и вынудить его отступить. А дальше – как получится. Планировать особенно при таком раскладе было сложно. Первыми пошли ополченцы из Бессарабии, которые должны были прикрыть подход на дистанцию обстрела лучников.

Царь не ожидал большой битвы, а потому на каждую пушку было по тридцать выстрелов картечью и по сто – ядрами. Так что медленно поползшую к редутам пехоту стали обстреливать ядрами сразу все десять пушек. Для того чтобы огонь был достаточно точным, всё поле заранее разметили небольшими камнями, покрашенными в красный цвет, которые отчётливо просматривались в мелкой и редкой траве. Бить стали с отметки в тысячу двести шагов. Эффект получился, но не сказать чтобы сильно шокирующий. Дело в том, что с тринадцатого года пушки стали появляться в разных концах Средиземноморья, как христианского, так и исламского, поэтому враги их хоть и пугались, но реагировали относительно спокойно. Да и повреждения ядрами наносились незначительные.

Пехота шла медленно, дабы не сломать строй, поэтому, пока она подобралась к редутам на 70 шагов и вражеские лучники смогли начать массированный обстрел, пушки сделали по десятку выстрелов, суммарно убив или ранив сотни полторы человек. Эрик приказал на картечь пока не переходить, ждать появления кавалерии. Поэтому с дистанции в сто шагов заработали арбалеты, которые легко поражали незащищенные тела лучников и зазевавшихся ополченцев. Много выстрелов уходило в пустоту, но эффективность стрелкового обстрела была превосходной.

Через час после начала боя войска противника стали медленно отступать, уходя с дистанции арбалетного обстрела. Видя такое попятное движение, Иван решил атаковать всеми силами. В направлении западного прохода между бастионами двинулась тяжёлая кавалерия. В направлении восточного прохода – лёгкие всадники, подкреплённые венгерскими конными лучниками. Пехота же, усиленная арбалетчиками, возобновила общую фронтальную стрелковую баталию.

Вот теперь картечь и пригодилась – в момент прохождения тяжёлой кавалерии сквозь порядки пехоты она замедлилась и поймала шесть выстрелов с дистанции от 50 до 300 метров этими прелестными металлическими брызгами. Получилось красиво. Началась паника, так как огромное количество раненых лошадей стало сходить с ума. В течение последующих пяти минут редуты сделали ещё по два картечных залпа, которые практически уничтожили всю колонну тяжёлой кавалерии, а заодно и кучу пехотинцев в некотором отдалении от них. Ворвавшуюся в восточный проход лёгкую кавалерию встретили картечные залпы пушек четвёртого редута и беглый арбалетный обстрел резервной роты. Особенно приятным эффектом стало то, что картечь сильно смешивала кавалерийские порядки, сбивая напор и скорость хода.

Через двадцать минут после начала общего штурма войска Ивана Асеня обратились в бегство, а он сам, раненный в той атаке, что предприняла тяжёлая кавалерия, с небольшой горсткой людей, бросив обоз, рванул в Тырново, дабы запереться в крепости.

Видя безысходность ситуации, Ватац с группой из семи десятков кавалеристов, среди которых просматривалось около двадцати катафрактов, покинул поле боя, намереваясь максимально быстро пересечь проливы. Он, будучи человеком умным и менее безрассудным, нежели Асеня, сам в бой не кинулся, а потому на нём не было ни царапинки. Зато выводы сделал правильные и по достоинству оценил тактическое решение Эрика.

Остатки же армии в полном расстройстве отступали в лагерь, много людей было ранено, и создавалось весьма специфическое впечатление от копошащегося поля. Самыми жуткими местами стали западный проход и площадка перед четвертым редутом – вся земля была залита кровью, забросана кусками тел, кожи и одежды. Там, в собственной крови, испражнениях и кишках лежали тела раненых или убитых людей вперемешку с лошадьми. Ещё живые барахтались, пытаясь выбраться из этого месива, но аккуратные выстрелы из арбалетов прерывали их жизнь.

Вечером подвели итог битвы – 42 человека убито, 739 ранено. Грандиозные потери – из строя выбыла практически третья часть и без того немногочисленного войска. Обстрел такой массой стрелков был очень плотным, к счастью, луки традиционно показали себя совершенно бесполезными против доспехов, а потому вместо множества убитых было много легкораненых. Если бы царь экономил на доспехах, то те три тысячи лучников, что подошли к редутам, разгромили бы его войска в пух и прах.

Эрик тоже был ранен, в ногу – стрела попала ему в тыльную часть бедра, которая не защищалась латами. Ночью у царя случился жар. Утром немного отпустило, да и стоны по всей округе стали тише, так как по распоряжению Георга бойцы достаточно быстро перебили на поле всех раненых противников, дабы облегчить их участь и свой сон.

Простояла армия германца на этом пятачке ещё дней десять, ровно столько, чтобы Эрик пусть и с зелёной мордой и лёжа на носилках, но смог взять бразды правления в свои руки. В это время Георг вполне адекватно проявил себя – смог организовать сбор трофеев, погребение погибших, лечение раненых бойцов как своих, так и пленных и наладить патрулирование окрестностей. В ходе прочёсывания десятикилометрового радиуса от лагеря количество пленных увеличилось до полутора тысяч, и это при том, что часть из них умерла от ранений.

19 апреля 1218 года Эрик с сильно потрёпанной армией выдвинулся в сторону Тырнова, дабы довести начатое до конца. Иван, так же как и боспорский царь, из-за раны был не сильно деятелен в это время. Однако собрать около трёх сотен из разбитой армии смог, равно как и запереть ворота.

Эрик потребовал от горожан сдать узурпатора и выплатить контрибуцию за его укрывательство и дал им на обсуждение этого вопроса пять дней, по истечении которых город подвергнется осаде и разорению, а жители будут убиты.

На пятый день, видя, что город не намерен идти на уступки, царь распорядился дать залп ядрами по воротам, дабы разнести их в щепки и напомнить жителям о том, что у них остался последний день. Как ни странно, это реально помогло, и в городе началось восстание черни, а потому уже через пару часов Эрик наблюдал перед собой не только Ивана Асеня со связанными руками, но и представителей городской аристократии, которые выступали за продолжение войны. Развешав этих воинов на суках и забрав довольно скромную контрибуцию в объёме двадцати тысяч марок серебром, царь не спеша отправился в сторону Варны и далее на кораблях домой, в Боспор. Первый акт этой большой кампании за Болгарию он выиграл, хоть и с трудом.

По возвращении домой Эрик был обрадован главой столичной больницы, что теперь весь остаток жизни будет прихрамывать. Ему ещё повезло, что рана не загнила, видимо, сказалось, что её хорошо промыли спиртом и поддерживали в чистоте. Увы, но ближайшую пару месяцев ему суждено было провести в обнимку с костылями. Это совершенно не радовало, но давало возможность заняться целым ворохом накопившихся проблем системного характера. Особенно критичными стали вопросы реорганизации государства в связи с переходом в статус царства.

Это только кажется смешной фикцией, однако в реальности за комичными ритуалами с возложением царского венца на голову человека следовали очень многие изменения социального и общественного плана. К тому же рана привела Эрика к осознанию собственной хрупкости, и ему жгуче захотелось выстроить государство таким образом, чтобы оно не развалилось после его смерти, а простояло как можно дольше.

Итак, государство. Оно традиционно начинается с решения проблемы о земельном устройстве. Эрик не был сторонником частной собственности в вопросах землевладения, так как резонно полагал, что большинство людей просто не способны разумно распоряжаться своими наделами, с одной стороны, а с другой – у них традиционно нет необходимых ресурсов. То есть занятие мелким частным фермерством стратегически невыгодно как для самих фермеров, ибо они будут проигрывать по эффективности земельной эксплуатации крупным производственным объединениям, так и для государства, ибо они будут давать урожай хуже, чем те же самые крупные предприятия.

Ключевая проблема, которая традиционно возникает у мелкого частника, – это острый недостаток оборотного капитала. У крупного земельного собственника традиционно возникает другая болячка: стремясь получить максимальную выгоду, он начинает заниматься всевозможными махинациями с целью минимизировать свои затраты на получение дохода. Например, сдавать землю в аренду менее оборотистым предпринимателям.

В общем, что так, что эдак, но государству толку от недобросовестных собственников немного. Скорее даже больше вреда, чем пользы, так как эффективность использования земли получалась очень невысокой. Поэтому Эрик вполне резонно считал, что частная собственность на землю вредна и опасна. И тому была масса примеров из реалий его прошлой жизни.

Так вот, всю территорию государства было решено объявить собственностью суверена, которым выступал лично царь. В то время как всем желающим земля могла быть сдана в аренду под конкретное дело, то есть, с одной стороны, устранялась прослойка крупных посредников, с другой – создавалось формальное юридическое основание для традиционного земельного налога. Само собой, если условия контракта не соблюдались, то надел отзывался, а арендатора гнали взашей. Этим шагом вводился механизм постоянного тонизирования населения, которое теперь в персональном порядке должно было быть заинтересовано в ведении эффективного хозяйства и не расслабляться. Тем более что малых сельскохозяйственных объектов на территории царства не планировалось.

Далее серьёзным вопросом стало налогообложение. Первым шёл уже упомянутый земельный налог в качестве самой обычной арендной платы в пользу владельца, оным выступало государство. Налог устанавливался весьма умеренный и выступал как сетка тарифов, то есть ощутимо варьировался в зависимости от целевого использования нового земельного участка от 12 до 1200 аргентов за акр в год. Изменение условий целевого использования без изменения договора аренды считалось нарушением правил эксплуатации и являлось основанием отзыва арендованных земель. Жёсткая схема, но иного закладывать в основание было нельзя.

Вторым налогом стал так называемый доходный сбор. Он представлял собой, так же как и земельный сбор, тарифную сетку с прогрессивным увеличением процента. Так, человек, получавший жалованье в 12 аргентов, платил с него 1 аргент, а получавший 1200 – уже 380. Ставки колебались от 8 до 40 процентов и высчитывались исходя из установленных порогов в расчётный период, которым считался месяц.

Под действие доходного сбора не попадали торговцы за пределами царства, поэтому третьим налогом стал торговый сбор, который не был прогрессивным и устанавливался в размере 3/12 всей полученной прибыли вне пределов государства.

Четвёртым налогом стал транзитный сбор, который взимался с любого товара, который провозился сквозь земли царства и устанавливался в объеме 5 процентов от стоимости провозимого товара. Для определения стоимости товара, идущего транзитом, формировалась торговая плата, которая и занималась оценкой. В палате работали представители всех торговцев царства, имевших капитал более 10 тысяч аргентов. Иными словами, представители царя. И собственно, всё. Получались четыре налога, которые не только были строго зафиксированы, но и явно считались, что минимизировало махинации.

Следующим этапом общей модернизации стало изменение государственного управления. При изменении структуры традиционно менялись названия. Эрик поначалу хотел всё обозвать привычными для него министерствами и не напрягаться, но уж больно комично это выглядело бы в глазах подданных, которые в большинстве своём неплохо знали латынь. Дело в том, что «министр» на латыни – это слуга. Вот ведь курьёз, видимо, эти самые персонажи из времён студенческих похождений царя были о сём прискорбном факте не проинформированы, а потому и вели себя неподобающе. И секретариаты были заменены комитетами. Ради такого дела Эрик даже выделил второе и третье управления спецслужб (контрразведка и разведка) в комитет государственной безопасности, уж больно мистически притягательным для него было это название.

Комитеты были собраны в три структурные группы – секторы, каждым из которых руководил государственный советник, в то время как комитетами управляли государственные секретари. В ведение Промышленного сектора попали комитеты финансов, торговли, промышленности и сельского хозяйства. В Силовом секторе сосредоточились все структуры, связанные с оружием и порядком, – комитеты армии, флота, внутренних дел и государственной безопасности. И наконец, в Общественный сектор вошли все остальные комитеты – науки и образования, иностранных дел, здравоохранения и спорта, а также транспорта и связи.

Касательно последнего ведомства следует особенно уточнить тот факт, что оно занималось управлением всеми дорогами, мостами и почтовыми отношениями между различными объектами внутри государства. Для этих целей даже была учреждена государственная компания «Почта», в задачу которой входила организация инфраструктуры для надёжных почтовых пересылок как внутри царского домена, так и с вассальными регионами, а в будущем предполагалось и со всеми близлежащими странами. Основными видами пересылаемой корреспонденции должны стать частные и деловые письма, да посылки небольшого объёма, за транспортировку которых взималась плата, а за утерю выплачивалась компенсация. Помимо прочего в ведение этого комитета входила задача в течение трех-пяти лет развернуть систему оперативного почтового сообщения между отдалёнными регионами посредством голубиной почты. В частности, Эрика особенно интересовала надёжная линия связи с Перекопом, таманскими крепостями, Арксом и Константинополем.

Что же касается комитета здравоохранения и спорта, то в нём заключался небольшой подвох, так сказать, социальная ловушка, призванная увеличить авторитет государства среди соседей. На момент его создания как такового спорта ещё не было, однако у царя уже витала мысль попробовать провести что-то вроде Олимпийских игр и привлечь к участию в них представителей соседних стран. Правда, эта идея была для далёкого будущего, ибо ни политической почвы для этого не было, ни необходимой инфраструктуры. Но задел неплохой.

После всех преобразований аппарат правительства увеличился до трёхсот восемнадцати человек. Целая толпа! Но что делать, здоровая бюрократия необходима для организованного и упорядоченного управления чем-либо.

Следующим шагом Эрика стало введение аналога петровской Табели о рангах с целью упорядочить чины и чинопроизводство в государстве. В отличие от традиционных таблиц подобного рода царь решил обойтись без дворцовых титулов, сохранив лишь гражданские и военные. Последние, правда, разделил на две части – армейские и флотские. Всего в этом перечне чинов было 14 классов. Особенностью чинопроизводства стал очень любопытный ритуал – экзамен, который надобно было держать офицеру или чиновнику, чтобы получить производство в более солидный класс. В рамках экзамена претендент должен был продемонстрировать уровень своей квалификации и показать способности к работе по нужному профилю, то есть экзамен делился на теоретическую и практическую часть. Самым приятным моментом стало то, что начиная с производства в 9-й класс, характер экзамена менялся – теперь он должен был проходить публично, то есть не только при стандартной комиссии, но и при скоплении зрителей из числа разных чинов числом не менее ста человек. Такой подход максимально затруднял дачу взяток и фальсификацию итогов экзамена. Производства в чины по выслуге лет не было предусмотрено и не планировалось, дабы максимально исключить случайных людей в высоких чинах.

Подобный подход к организации аппарата чиновников и военных был напрямую связан с тем, в какую систему Эрик преобразовывал дворянство. В любом государстве есть те или иные способы отличия выдающихся людей, называется их совокупность системой чести. По идее такой подход позволяет выделять в некое привилегированное сословие лучших людей общества, что есть один из элементов меритократии. Но это только в теории. На практике же это редко удавалось. Ключевой проблемой был эффект застоя, когда можно было закрепиться на каком-либо социальном участке и бездельничать. Например, получить дворянский титул и не сильно шевелиться в вопросах собственного развития, наняв управляющего и живя с дохода от состояния, которое сколотили твои предки. Это пагубная традиция. Для её ликвидации необходимо было создать эффект текучести в подобной прослойке общества.

Собственно, базовым институтом в решении этого вопроса и выступало дворянство, которое становилось социальной группой от признания особых заслуг перед государством, а также определённой квалификации. Выделялось два типа дворянства – наследное и личное.

Первое было только у тех, кто достиг определённых успехов и смог получить производство в соответствующий чин, то есть дослужиться не менее чем до 9-го класса по Табели о рангах. При этом статус наследного по наследству не передавался и был возможен к получению только за личные заслуги. Личное же дворянство давалось супруге либо супругу и всем детям наследного дворянина. Сувереном дворянского достоинства, как и в вопросах земли, выступал лично царь.

Для упорядочивания иерархии в царстве устанавливалось четыре класса чести – князь, граф, барон и рыцарь. Сами названия были бы пустышками, если бы за ними стояли только слова, поэтому была введена система поощрения за каждый титул, состоявшая из трёх прав: феода, превосходства и содержания.

Право феода заключалось в том, что человек, производясь в дворяне, получал вместе с титулом небольшой надел земли в личное и безвозмездное пользование. После смерти наследного дворянина эта земля переходила к его наследнику, но только при условии, что тот имеет дворянское достоинство. В противном случае феод со всем недвижимым имуществом отходил своему настоящему собственнику – царю. Этот надел земли нельзя было сдавать в аренду или продавать, то есть он годился только для личного использования. Также феод мог отойти суверену в случае, если реципиент чести был разжалован из дворян за недостойное поведение. Размер земли определялся титулом – рыцарь получал 30 гектаров, барон – 90, граф – 270, князь – 810. В общем-то не так уж и много. Однако если разумно использовать эти наделы, то только с рыцарского надела можно было получать 6-10 тысяч аргентов чистого дохода в год исключительно на сельском хозяйстве. Причём это был не предел, и суммы, которыми могли располагать дворяне, при должном подходе к делу выходили весьма солидными.

Право превосходства позволяло дворянину при прочих равных условиях иметь преимущество при приёме на государственную службу.

Право содержания обеспечивало наследному дворянину достойную старость, так как он получал по выходе в увольнение немалую государственную пенсию. Так, рыцарь ежегодно получал 240 аргентов, барон – 720, граф – 2160, князь – 6480. Солидные выплаты, они даже рыцарю позволяли прожить в старости, например, запустив хозяйство и сидя на печи, правда очень скромно.

Естественно, за серьёзные проступки провинившихся понижали в чине, а то и могли вовсе уволить с лишением дворянского достоинства или казнить. Подобный подход к формированию дворянства должен был привести к тому, что в этот социальный класс динамически отбирались наиболее деятельные и толковые представители общества, а весь балласт в два-три поколения отбраковывался. А то и быстрее. При этом сдерживающим фактором широкого обращения в дворянское достоинство были конкретные финансовые выплаты, которые шли непосредственно из бюджета. То есть наплодить сотни тысяч дворян не получалось чисто физически.

Вторым институтом чести выступила система наградных знаков, которые, в отличие от дворянства, давались за конкретное разовое действие или поступок. Например, изобретение или поведение в конкретном бою. Награды делились на три категории – звёзды, кресты и медали.

В высшую категорию входила первоначально только одна награда – Звезда Героя, которая должна была вручаться за исключительные, то есть героические поступки. Звёзды вообще не имели никаких степеней, а награждение ими устанавливалось как исключительная мера оценки выдающегося поступка на пользу государства.

Второй категорией знаков стали кресты. Крест Виктории давался за выдающиеся личные заслуги в боевой обстановке и был высшей воинской наградой. Само собой, просто храбрость не могла стать чем-то выдающимся, ведь на войне главное – победить, поэтому этими крестами награждали именно за выдающийся вклад в победу, то есть хладнокровных и техничных бойцов, которые не теряют голову ни в каких обстоятельствах. Мало кто об этом задумывается, но храбрость и трусость – это эмоции, которые охватывают человека в момент опасности. А находиться под влиянием эмоций на войне крайне плохо. То есть, иными словами, Эрику был нужен не героизм, а профессионализм. Крест Мужества давался также за выдающиеся личные заслуги перед государством, совершённые с риском для жизни в любом деле, связанном с небоевой обстановкой. Например, за борьбу с преступностью или крайне успешную дипломатическую миссию в агрессивно настроенной стране. Третий и последний крест Славы являлся высшей социальной наградой. Его вручали опять же за выдающиеся личные успехи в производственной, научной, управленческой или общественной деятельности. Например, за изобретение или успешное руководство государственным производственным объектом, показавшим поразительную эффективность. Все кресты были трёх степеней превосходства и вручались строго по очереди. Например, если человек совершил второй поступок, достойный награждения конкретным крестом, то ему вручали крест второй степени, при третьем поступке – первой. При получении всех трёх степеней гражданин считался полным кавалером. Ни один человек в государстве не мог быть награждён одной и той же наградой и категорией повторно.

К третьему классу наградных знаков относились медали, которые, как и звёзды, не имели степеней и ограничений на количество награждений. Медаль «За Отвагу» давалась за личную храбрость, проявленную в бою. «За Мужество» – то же самое, только с риском для жизни в небоевой обстановке. «За Усердие» – за успех в производственной, научной, государственной или общественной сфере. По сути медали выступали облегчёнными версиями крестов.

Собственно, как и в вопросах дворянских титулов, за каждым из знаков стояла небольшая, но приятная привилегия. Ею, в частности, была пенсия после увольнения с государственной службы. За каждую награду первой категории платили 720 аргентов в год. За третью степень наград второй категории – 60 аргентов, за вторую – 120, за полного кавалера – 240. За каждую медаль – по 20 аргентов. Собственно, как и с дворянскими титулами, подобное отношение к наградам ограничивало спекуляцию ими, так как за каждую приходилось бы платить из государственного бюджета. Главной особенностью этой системы чести являлось то, что суверен сам себе вручать никаких наград не мог, а значит, все награды, на которые он мог рассчитывать, были возможны только до восшествия на престол.

За те два месяца, что Эрик оправлялся от раны, было очень много чего сделано. И реорганизована армия, и введены единый стандарт доспеха для строевых частей и единый стандарт гражданской одежды для чиновников и военных чинов, находящихся не при исполнении служебных обязанностей, и прочее, прочее, прочее. Вообще, время получилось очень насыщенным.

Сдавшихся при Преславле бойцов определили в новые воинские части, распределяя таким образом, чтобы нигде не получалось их особого скопления. С учётом погибших, раненых и уволенных по увечью армия Эрика на 1 августа 1218 года насчитывала 4163 человека. Что не сильно больше численности до начала болгарской кампании. Ядром её выступил пехотный полк, имевший 2381 человека штатного личного состава и 16 артиллерийских орудий. Помимо этого были сформированы два отдельных пехотных батальона по 476 человека, отдельный кавалерийский батальон и три отдельные инженерные роты. В результате царю пришлось отойти от поголовного оснащения армии лошадьми, ибо затраты на продовольственное снабжение получались уж больно солидны.

– Ваше величество, вы не заняты? – Георг мялся в десяти шагах от Эрика, сидевшего на скамейке в парке и задумчиво смотрящего в сторону горизонта.

– Георг! Давно тебя не видел. Проходи, садись. С чем пришёл?

– Я… эм… э-э-э…

– Да не мнись, говори сразу по делу.

– У меня к вам два дела, и оба касаются развития армии.

– Хорошо, я весь внимание.

– Был я на неделе в Феоруме, смотрел на поделки Валентино, те, которые вы ружьями называете. Хорошее оружие. Отчего же вы ими бойцов не вооружаете?

– Они ещё не готовы. Итальянец тебе показывал те, что с нарезами, или те, что с гладким стволом?

– С гладким стволом. А что за нарезы?

– Так ты самую вкусную его поделку ещё не видел. У нас параллельно два проекта разрабатываются. Второй, как раз тот, который ты не видел, позволяет с той же скорострельностью бить на дистанцию вдвое дальше и втрое точнее. Более-менее подготовленный боец сможет попадать в противника с восьмисот шагов. Я смотрю, ты удивлен?

– Да! Конечно! Это же волшебный результат! Наша армия станет просто непобедимой!

– Георгий, не нужно таких эмоций. Наша армия и так непобедима. Причём дело не в оружии, а в вас – воинах этой армии. В том, как вы обучены и как сражаетесь. Хорошее оружие и доспехи лишь помогают вам в вашем превосходстве.

– Но когда мы получим таких прекрасных помощников?

– Всему своё время. Сейчас мы сможем делать не больше шестидесяти в год, а этого явно не хватит. Валентино отрабатывает технологию, и у него целый спектр проблем. Когда он их решит – я не в курсе.

– Ваше величество, возможно, я ошибаюсь, но у Валентино на складе лежало по меньшей мере четыре гросса ружей с гладкими стволами, то есть ими уже можно укомплектовать один батальон.

– Сколько?! – Эрик привстал с возмущённым и удивлённым видом. – Почему эта собака молчит?! Ну, он у меня попляшет! Ненавижу сюрпризы! А ты молодец, правильно мыслишь. Пока не распространяйся, а займись подготовкой списка наиболее метких бойцов для формирования особого гвардейского батальона, который вооружим лучшим оружием. Это всё?

– Нет, ваше величество, есть ещё один вопрос.

– Слушаю.

– Он касается артиллерии. Я тут набросал чертёжи нового орудия, чтобы облегчить его, и лафетов для него – для кораблей, крепостей и полевых сражений. Ведь в битве под Преславлем пушки себя прекрасно проявили, но артиллеристы испытывали массу неудобств из-за неприспособленности лафетов. Мы же их с кораблей сняли.

Георг протянул царю небольшую папочку, которую тот открыл, не спеша изучил эскизы и задумчиво произнёс:

– Ты показывал уже эти эскизы Валентино?

– Да. Мы даже изготовили и отстреляли пробный образец. Скорострельность составила два выстрела в минуту!

– Отменно. Что с ними полагаешь делать?

– Полковую роту думаю перевооружить.

– И всё?

– Нет, но армия у нас и без того огромная и очень затратная. Не знаю даже, возможно ли реализовать мою задумку.

– Её никогда не получится реализовать, если не попробовать. Что ты там надумал?

– Развернуть артиллерийскую роту в полку до батальона, уж больно хорошо себя в бою пушки показали. А 64 пушки против 16 – это несравненно лучше.

– Идея благая, но как ты их снабжать будешь? И так уже суточный полковой корм в девять фургонов еле укладывается. И что, постоянно таскать эти пушки с собой? Не думал о том, как подобный подход снизит и без того невысокую подвижность армии?

– Не думал. – Георг поник головой.

– Ты не расстраивайся. Идею твою реализуем, но несколько иначе. С Нового года потихоньку, по мере формирования кадров, начнём комплектовать отдельные артиллерийские роты, оные и будем давать в усиление полку, но лишь в нужное время и в нужном месте. Мало того, ты упустил важный вопрос – крепости. В Перекопе и к востоку от Тамани у нас есть оборонительная линия из ряда каменных фортификаций. Там мы расположили снятые с вооружения обычных войск метательные машины. Верно?

– Так точно. Правда, в Перекопе всего две остались, да и то на ладан дышат.

– Отменно. Поэтому третьим твоим делом станет формирование ещё трёх артиллерийских рот для размещения их гарнизонами и укрепления нашей линии обороны. Тебе всё ясно?

– Да.

– Тогда можешь идти. Я так понимаю, с тобой прибыл Валентино?

– Э-э…

– Зови его уже, чего он у терраски топчется.

Посидели, поболтали. Выяснилось: у главы металлургической фабрики действительно несколько наладились дела с ружьями, и теперь он мог их выпускать по пять десятков в месяц. Весьма негусто, но на вооружение пары батальонов с полноценным учебным освоением вполне хватит. Живучесть стволов оказалась вполне на уровне – около полутора тысяч выстрелов до выхода на отметку 50 процентов попаданий по ростовой фигуре с трёхсот шагов. Это был замечательный результат, который отчасти достигался за счёт применения своего рода ноу-хау – Валентино самостоятельно додумался до идеи оперённой пули в гладкоствольном огнестрельном оружии. Поигрались, покрутились. В итоге стоимость выстрела возросла на треть, зато точность получилась поразительной. Новую пулю отливали из свинца с небольшой примесью сурьмы, а оперение – из латуни, после чего хвостовик запрессовывали в тело пули. Долго, дорого, сложно, зато результат получался хорошим. До конца 1218 года Валентино обещал поставить в арсенал порядка 600 ружей для вооружения батальона и формирования учебной материальной части и 50 тысяч патронов. Фабрика смогла наладить выпуск не более десяти тысяч патронов в месяц. И это с пятью параллельными линиями! Дорогим получается новое оружие, но оно всё же получается.

Далее перешли к обсуждению артиллерии. Оказывается, новый проект пушки был совместным творчеством целого коллектива, хотя все ключевые идеи принадлежали действительно Георгу. Смысл основной задумки заключался в том, чтобы бронзовую трубу запирать стальным клином, что свободно опускался в вертикальной плоскости, расположенной в казённой части оружия. Сам ход клина обеспечивался обычным изогнутым рычагом с двумя защелками-фиксаторами в крайних положениях. Всё примитивно до ужаса. Однако это был фактически прототип артиллерийского клинового затвора! Поразительная вещь! Причём Георг объяснил свою идею тем, что уж больно неудобно на корабле или на позиции в редуте с дула заряжать, вот он и думал о том, как сделать какое-нибудь простое приспособление, дабы решить эту задачу. Додумался. Показал эскизы Валентино. Тот заинтересовался, покорпели, сделали малую копию. Обстреляли. Нашли значительный недостаток – при выстреле сильно газы прорываются в щель между стволом и клином. Стали думать, как устранить. Короче, эксперименты разные они проводят уже с полгода. И вот неделю назад закончили сбор своей последней полномасштабной модели, которая показала дальность стрельбы полторы тысячи шагов 84-миллиметровым ядром из чугуна весом в 2,1 килограмма, выдавая при этом по два выстрела в минуту при команде Георга и Валентино.

Далее попробовали приспособить к ней оперённые снаряды, дабы увеличить точность боя, но, так как те получались тяжелей круглых чуть ли не в два раза, дальность резко снизилась. Увеличили заряд. Появилась новая проблема – сильная отдача. Получается, заряд с казны прост и работает, а с оперёнными снарядами придётся обождать, непонятно, что с ними делать и как приспосабливать. Ну и лафет. Опыт битвы при Преславле хорошо показал необходимость не просто чурбака, на котором крепится пушка, а хорошо продуманного основания для наведения орудия и его удобной транспортировки. Лафет пока получался каким-то совершенно убогим, так что нужно было над этим вопросом работать дальше.

Обрадовали они царя. Тот аж просветлел и активно включился в обсуждение. Так до глубокого вечера и просидели, пока их дождь не прогнал из парка. Много что обсуждали, не только касаемо артиллерийского или ружейного дела. Валентино сообщил, что химик Азэр, что в 1211 году был выкуплен из рабства на Мосульском базаре, предложил использовать в качестве примеси в сталь белую медь. Это редкий и дорогой металл с очень хорошей стойкостью к морской воде. Совместные эксперименты дали положительный результат – у Валентино пластинка стали, в которую добавили три сотых доли этой самой белой меди, уже второй месяц лежит в ванночке с морской водой. Как ни странно, она практически не заржавела. В общем, продуктивно поговорили.

В октябре 1218 года пришли депеши из Болгарии. После скоропостижного падения Асеней государство раскололось на три десятка мелких уделов, которые стали воевать друг с другом. Мало того, вернувшийся из своего неудачного авантюрного похода в Малую Азию венгерский король Андраш II, деспот Эпира Феодор Дука, галицкий и волынский князья, царь Фессалийский и хорошо известный Иоанн Ватац активно принимают в этом участие.

Примечательно то, что правая рука никейского императора сделал очень правильные выводы об использовании артиллерии после сокрушительного поражения под Преславлем и за столь небольшой срок смог раздобыть четыре пушки. При этом чисто визуально орудия получились весьма схожими с боспорскими. В битве при Тернополе в августе этого года именно картечные залпы помогли Ватацу одержать победу над превосходящими силами ряда валашских феодалов. В общем, виток научно-технического прогресса потихоньку закручивался.

2 ноября того же года в Боспор прибыла делегация из прибрежного города Варна. Они умоляли принять их в подданство и защитить от разорительной войны всех против всех.

К этому времени войска уже были переформированы, пополнены и укомплектованы. Сам царь неплохо отдохнул и оправился от раны, то есть сам мог ходить, хотя и прихрамывая. Действительно, пора вмешиваться. Жаль только, новыми орудиями не получится войска вооружить.

Двадцать первого числа того же месяца Эрик с полком высадился рядом с городом Варна. Владения Варны находились в ужасном состоянии – поля вытоптаны, много деревень сожжено, на дорогах валяются трупы, по лесам бегают разбойники. К счастью, до конца года десант никто не беспокоил, поэтому силами полка царь активно стал наводить порядок в новых владениях. Лишь в январе сунулся отряд венгров в тысячу воинов, но в бой с выступившим против него полком ввязываться не стал и поспешно отступил.

В феврале 1219 года Эрик получил депешу из Константинополя. Там дела были не сильно позитивны. Бенно имел большие проблемы с финансами и армией, которой практически не было, за исключением боспорской роты старого образца, выданной ему в усиление ещё в семнадцатом году. На коммуникациях княжества хозяйничали войска Никейской империи. И, срочно выписав из Боспора для обороны Варны два отдельных батальона, включая отдельный кавалерийский, Эрик 5 марта погрузился на корабли и отбыл к сыну на помощь.

В пути пришло известие, что осаждать город идёт соединенная армия Эпира и Никеи под командованием хорошо известного грека Ватаца. Дабы избежать разорения и без того запущенных предместий, Эрик выступил навстречу грекам и встретил их возле Силиври. Подобное обстоятельство оказалось для них полнейшим сюрпризом, мало того, среди союзников началась распря, вылившаяся в несогласованные действия. Чем царь и воспользовался. Битва оказалась весьма своеобразной, ибо при немалой численности армии противника она практически полностью состояла из ополчения. Ведь ей собирались обкладывать большой город, а не сражаться с профессионалами.

Времени на возведение полевых укреплений не было, но инициатива сохранялась за царём, так как активное использование разведки позволило обнаружить противника раньше, нежели он оказался в курсе дела. Полк был построен побатальонно в четыре атакующие колонны, имеющие во фронт всего двадцать человек, и, не теряя времени, выступил против походных построений греческой армии. Артиллерию пришлось оставить в общем резерве вместе с пятым сводным батальоном из частей усиления, так как пушки всё ещё размещались на примитивных чурбаках в духе корабельных лафетов.

Задачей первой и второй колонны было быстро выйти на сто пятьдесят шагов до противника, перестроиться в двойную линию стрелков и, отведя в тыл по роте для оперативного резерва, двинуться на противника, осыпая его арбалетными болтами. Для этих целей бойцы батальона получили учетверённый боезапас, то есть по 120 болтов на человека.

В задачу третьей и четвертой колонны входила лобовая атака с целью врубиться в позиции противника и вызвать панику. При этом позиции резерва располагались весьма удачно и хорошо прикрывали войска на случай возможной неудачи и отступления. Батальоны в бой сам Эрик не повёл, доверил дело молодым офицерам. Даже управление боем оставил за Георгом. Как и предполагалось, внезапная атака сразу расстроила порядки греков. Они не только жутко смешались, но и полностью потеряли управление.

Особенно стоит отметить тот факт, что Дука и Ватац не смогли оперативно договориться, а потому через час после начала заварушки единственное, что им оставалось, – это продолжить пререкания в процессе бегства. Грандиозное ополчение – около восемнадцати тысяч человек – являло собой типичный образ убогого отношения к войне: бойцы в простой одежде из грубой конопляной ткани с вооружением класса дубинка обыкновенная. Да что там говорить! Обычное стадо крестьян, которое предназначалось для обкладывания и грабежа Константинополя.

Атака прошла удачно, всего двадцать семь человек ранено, и то легко – через недельку окажутся снова в строю. А вот ополченцев побило знатно. Первый и второй батальоны смогли расстрелять половину увеличенного боезапаса, то есть в этих бедных крестьян было отправлено около 42 тысяч болтов. В результате убитыми и ранеными было завалено целое поле. Их, собственно, даже считать не стали, просто прошлись – добили, собрали трофеи и принялись хоронить. Два дня провозились.

Дальше Эрик двинул свой полк вдоль побережья к Херкли, но их догнал гонец от Бенно. Оказывается, осада столицы Византийского княжества была хорошо спланированной операцией, и царь своей расторопностью ей сильно помешал. Бенно оказался запертым с ротой в Атире, что к востоку от Константинополя, Арсланом III, располагавшим трёхтысячным корпусом разного рода кавалеристов.

Лобовая атака на кавалерийские порядки была абсолютно бесперспективна. Поэтому, остановившись в десяти километрах от позиций противника, вне прямой видимости, Эрик стал спешно возводить замаскированные позиции для стрелков и пушек, а к Бенно отправил разведчиков, дабы передать депешу о том, чтобы тот прорывался с боем и уходил по направлению к городу Медеи.

Ловушка удалась на славу. 23 марта 1218 года по лесной дороге, которую заняли на протяжении километрового фронта, пронеслось три с половины сотни сильно потрёпанных всадников из роты Бенно. Сам князь был ранен, но в седле держался. Их остановили и быстро ввели в курс дела. В задачу отряда князя входило замыкать ловушку и стараться не выпускать никого. Буквально спустя полчаса за ними проследовал лёгкий арьергардный отряд кавалерии в триста всадников. Их перестреляли за пару залпов. Ещё через час послышался тяжёлый топот, и на дорогу въехала кавалерия турок. Дав ей втянуться на две трети, царь отдал приказ, и… через несколько минут их не стало. Быстро и аккуратно. Как в красочном фильме о супергероях. Собрав трофеи и добив раненых, Эрик, усиленный большой ротой (почти батальоном) Бенно, выдвинулся к городу Атиру, где атаковал осадный лагерь. Там, как и предполагалось, было только конное ополчение без доспехов, вооружённое одними лишь копьями. В общем, сброд. Поручив жителям города похоронить людей на дороге и в лагере, царь решил возвращаться в Константинополь, так как появились проблемы с продовольствием. Да и разобраться с обстановкой нужно.

7 апреля пришла информация по линии разведки – для укрепления дружеских отношений между Никейской империей и Венгерским королевством Феодор I Ласкарис направляет свою дочь, тринадцатилетнюю Марию, в качестве невесты для наследника Андраша II, принца Белы. Эрик не мог упустить такой возможности «удружить» своим любимым соседям, а потому во главе оперативного отряда в виде трёх батальонов верхом на лошадях тайно двинулся на перехват процессии.

Девятого числа того же месяца обоз с принцессой был настигнут у города Апри. После короткого боя его охрана была легко перебита, а Мария вместе с приданым оказалась захвачена в качестве трофея. Этот шаг позволил начать переговоры с Феодором I Ласкарисом и к июлю подписать официальную грамоту о мире и дружбе между Боспорским царством и Никейской империей. При этом примечательно, что принцесса оставалась у Эрика в качестве долгосрочного заложника.

Самым интересным событием в процессе этого действа стало личное знакомство Эрика и Ватаца, который выступал официальным представителем империи на переговорах. К счастью, царь смог себя сдержать, ибо желание прибить грека было очень сильно, поэтому, чтобы нечаянно не сорваться, ему пришлось минимизировать общение. На какое-то время буйного соседа получилось успокоить, но время расслабляться не наступило – нужно было срочно выезжать в Варну, которую осадил Андраш II с семитысячным корпусом. Видимо, он очень расстроился из-за недавних событий.

– Бенно! Что с тобой? – Эрик удивленно смотрел на поцарапанную шею и отчётливые следы укуса на левом ухе сына.

– Отец, зачем нам эта мелкая дрянь? Уже и поухаживать за ней нельзя.

– О! Так ты к Марии решил поприставать?

– Да. – Бенно потупил взор. – Кто же знал, что она такая дикая?

– Как я понимаю, судя по твоему настроению и ранам, успеха ты не добился?

– Да, эта дрянь набросилась на меня с таким неистовством, будто хотела разорвать. Мне пришлось ретироваться. Тем более что она смогла врезать мне по промежности ногой. До сих пор всё болит. Ух! – Он потряс кулаком в сторону пустого коридора. – Отец, отдайте мне её! Я хочу отомстить за обиду.

– Какая же тут обида? Не понравился гречанке. Какая мелочь. Ты не переживай – раны только украшают мужчину. И не вздумай их стесняться. Хотя… Не забудь заглянуть к лекарю, пусть он тебе покусы и царапины промоет. Кто знает, чем больна эта девочка.

– А почему ты не хочешь её просто заточить в какой-нибудь монастырь или поселить в темнице?

– Она нужна нам для доброй связи с Ласкарисами. Мало того, не исключено, что её всё же придётся уступить кому-либо из мужчин моего рода и сделать его официальной женой.

– Это ужасно!

– Не переживай, я пока ещё не решил, кому этот чертёнок достанется в качестве испытания.

Для упрощения снабжения лагерь Андраша II располагался прямо на берегу моря, к югу от Варны. Поэтому Эрик спланировал операцию следующим образом. Весь военный флот, который был на базах Боспора, все 12 нависов с общим бортовым залпом в 60 орудий должны были ночью 25 апреля под прикрытием темноты подойти к берегу и обстрелять лагерь из пушек. На рассвете же, сразу после прекращения артподготовки, царь повёл на расстроенный лагерь свой полк, который высадил заранее в некотором удалении.

Получилось как по нотам. За два часа по неукреплённому лагерю было выпущено около двух с половиной тысяч ядер, из-за чего получилось множество раненых и убитых и огромное количество жутко испуганных людей. Поэтому, когда атакующие колонны вломились на территорию лагеря, там уже практически не было никакого сопротивления.

Итогом битвы стало три раненых бойца у царя, так как кто-то всё же пытался сражаться, и пленение самого венгерского короля и пяти сотен его наёмников из Швабии, которые сложили оружие лишь по приказу своего командира. Остальная часть семитысячного корпуса либо разбежалась, либо погибла, так как раненых добивали.

Проблема Венгрии на какое-то время решилась. Причём опять-таки через женщину – Андраш предложил выдать за Бенно свою дочь Елизавету, которая, правда, ранее была обещана наследнику ландграфа Тюрингии. Но это было ещё поправимо. Царь не стал сильно сопротивляться столь конструктивному желанию венгерского короля, а потому 9 ноября того же года обменял пленённых представителей его двора на его двенадцатилетнюю дочь, которая прибыла сразу с приданым. На том и успокоились. Тем более что Андраш был серьёзно устрашён военной мощью Боспора и более не желал испытывать на себе все прелести артподготовки.

Помимо дипломатических дел остаток девятнадцатого года прошёл под знаком малых военных предприятий, в результате которых получилось разбить множество мелких феодалов, что привело к появлению в начале 1220 года трёх новых вассальных Боспорскому царству княжеств – Валашского, Болгарского и Македонского. Первое, со столицей в Тарговисте, представляло собой ненадёжное автономное государство, со своими традициями и подчинением царству лишь в вопросах внешней политики. Второе, со столицей в Тырнове, являло пример полноценного вассалитета, так как вставший во главе княжества его старый знакомый барон Харальд фон Ланэк начал наводить в своём уделе порядки, аналогичные тем, к которым привык в Боспоре за много лет службы. Третье вассальное государство – Македонское княжество со столицей в Софии являло собой нечто среднее между Валахией и Болгарией, там сел править средний брат Деметры.

Земли по побережью Эгейского моря вплоть до королевства Фессалоники отошли Византийскому княжеству, которое ожидала нешуточная пертурбация, так как слишком уязвимым оно оказалось. Часть земель бывшего Болгарского царства не вошла ни в одно из княжеств, а потому чудесным образом оказалась в составе суверенного домена, то есть в личных наследных землях Боспора. Правда, стоит сказать, что кое-какие земли всё же были утеряны, в частности Белград и Нис оказались захвачены сербскими войсками. Но воевать с Сербией не было ни желания, ни возможности, ибо армия оказалась к тому времени сильно измотана. Поэтому Эрик в марте 1220 года подписал грамоту о вечном мире с сербским королем Стефаном II Неманичем и обменялся с ним постоянными дипломатическими представителями при дворе.