В середине 1217 года стала давать о себе знать программа модернизации религии, что еще три года назад была разработана и теперь активно внедрялась. Как и ожидалось, на местах ее встречали весьма неоднозначно, и народ разделился на три лагеря. Первый, до 10-12% от всей численности, состоял из активных, деловых людей, которые хотели лучшей доли, и потому нашли обновленное христианство очень толковым решением, которое снимало массу тормозов и ограничений. А потому стали активно бороться за продвижение этого нововведения в широкие массы. Этот лейтмотив подхватил третий отдел спецслужб Боспора и на его базе сформировал пиар-образ, в котором христианин представлялся как энергичный и деятельный человек, элита нового общества, которая ведет людей к хорошей жизни и процветанию. Ему противопоставлялся образ жадного, жирного и совершенно необразованного старообрядца (как их стали теперь называть), что видел в слабом разумении и удаленности от знаний залог всеобщего благополучия и душевного покоя. Во второй лагерь пошли те, кто был слаб духом и панически боялся ответственности и активности, а потому тяготились к старой версии религии, когда все было в руках провидения, а они являлись рабами неразумными. К счастью, кроме дурости и демагогии от них вреда было не сильно много. Их было не более 8-10% сознательных участников от общего числа населения. Третий лагерь представлял собой всю остальную часть населения, которому было просто до лампочки то, какая на дворе религия. Дело в том, что они интересовались в первую очередь только конкретными, прикладными и прагматичными вещами, а не глупостями умозрительного характера. Поэтому в общей своей массе они старались держаться вдали от всех дрязг и мало участвовали в разгоревшейся баталии. Потихоньку такое расслоение стало приводить к локальным вооруженным конфликтам. По предварительным данным, за последние три года в боевых столкновениях на территории Европы погибло около двухсот пятидесяти тысяч человек. Особенно активно боевые действия шли в Ломбардии, где народ сплотился под руководством торгового люда и организованно выступил против императора Священной Римской Империи. В итоге фактически гражданской войны в октябе 1216 года была провозглашена независимость Ломбардской лиги, которая представляла собой крупное военно-политическое объединение ряда городов со столицей в Милане. Конечно, это был не единственный прецедент подобного рода, который буквально разваливал по швам старый феодальный уклад жизни, но такого масштаба пока еще никто не достигал. Бурно стала развиваться промышленность и экономика в целом. Уже к первому января 1217 года в Европе насчитывалось пятнадцать мануфактур, из которых семь были металлургические, при этом стоит помнить о том, что еще три года назад их не было даже в планах. Причем, это только одна из деталей. С каждым днем деятельность князя приобретала все более насыщенный и необратимый эффект, который можно сравнить с так называемым "эффектом бабочки", когда какие-то изменения где-то на небольшом локальном участке приводят к необратимым цепным реакциям и преобразованиям системы в глобальном масштабе. Фактически началась новая эпоха, которая не имела прямых аналогов в той истории, с которой был знаком Эрик. Единственная аналогия, приходившая ему на ум, вертелась вокруг своеобразно искаженной концепции стимпанка, в которой развитой феодализм смешивался с бурно развивающейся механикой прикладного, практического характера.

Но вернемся к делам насущным. Практическое внедрение модернизированной религии в жизнь европейцев требовала создания нового развитого центра по типу Ватикана. После длительных консультаций с заинтересованными сторонами князь все же продавил свой интерес, а потому строить новый центр решили в Тавриде, на горном плато, что лежало на высоте около 1000 метров над уровнем море к востоку от реки, что ныне зовется Су-Ат. Подготовительные работы начали уже в четырнадцатом году. Первым делом на месте новой могучей стройплощадки стали разворачивать инфраструктуру – жилые помещения для строителей, дорогу до ближайшего берега, технологический причал, склады и прочее. Параллельно взялись за проектирование архитектурного ансамбля, который составит ядро нового религиозного центра Европы. Стилистически за основу был взят классический стиль древнеримских и древнегреческих построек, то есть комплекс должен был разительно отличаться от всех культовых сооружений Европы, построенных за последнюю тысячу лет и производить солидное впечатление. В шестнадцатом из различных стран Европы стали подвозить различные строительные материалы в качестве помощи в этом нелегком деле, особенно ценным был итальянский и греческий мрамор для облицовки построек. К середине февраля 1217 года было в целом закончено строительство собора Архангела Михаила и резиденции патриарха. Сооружения получились очень строгие и величественные, с аккуратными линиями силуэтов и минимумом мелких деталей и украшений. В общем – новое слово в европейской архитектуре, которой, без сомнения, через лет десять-пятнадцать начнут подражать соседи. Итак – на территории Тавриды появилось первое культовое сооружение, в связи с этим Феодор I так растрогался (ведь он до последнего ожидал подвоха, зная об отношение германца к религии), что лично прибыл из Константинополя и официально обратился к Эрику с просьбой принять титул царя. Начались переговоры, точнее торги, ведь принять титул такого уровня, значит взять на себя определенные обязательства перед религией, которая тебя в это достоинство возводит. Но завертевшаяся авантюра с императорским престолом заморозила переговоры, а потому патриарх был вынужден ожидать разрешения военного конфликта в том узле противоречий, что проявились в борьбе за контроль над черноморскими проливами. Сразу после возведения Бенно на престол в качестве князя Боспорского, Феодор, не желая новых неожиданностей, достаточно быстро дал себя убедить Эрику принять его условия. Тем более, что они были не так уж и плохи. Да, он не получает возможности распространить религиозный налог на владения будущего царя, но зато его род будет обязан этой вере, и не в одиночестве. Ведь наиболее важным пунктом переговоров было возведение в аналогичное монаршее достоинство союзника князя – графа Тулузской марки Раймунда IV. Это привело к тому, что в августе того же года переговоры продолжились уже в трехстороннем порядке, а 7 октября, в соборе Архангела Михаила, состоялась коронация Эрика и Морриган, которую проводился лично патриарх Феодор. Великий князь и княгиня Боспорского княжества производились в царское достоинство под именами Эрика I и Морриган. Причем гостей, ввиду удаленности от населенных пунктов, было очень мало. Так что вот так, тихо и скромно, практически в рабочем порядке произошло это весьма знаменательное событие. Начались торжества, на которые Эрик планировал потратить около миллиона аргентов, то есть около 1,76 тонны серебра из кубышки. Весьма солидно, но и дела такие не часто происходят. Через неделю торжеств Раймунд вместе с патриархом отбыли в Тулузу, где должны были осуществить аналогичную церемонию и возвести на Окситанский престол как царя Раймунда I. Да, вы не ослышались, именно царь, так как королевских марок новая церковь более не утверждала. Отъезд высоких гостей не помешал продолжить торжества в Боспоре, ради которых Эрик организовал праздничные дни, в которые производства остановились, а все жители пили и ели за счет казны.

– Как тебе день? – Эрик, раздевшись до пояса, умывался, после очередного дня торжеств, а Морриган, в обнаженном виде лежала на постели и с довольной улыбкой нежилась на приятной шелковой простыне.

– Было интересно, особенно эта странная игра, что ты затеял. – Она повернулась на бок, соблазнительно поведя бедром, и посмотрела на него. – Сколько еще будут продолжаться торжества? Ты не боишься того, что народ так привыкнет к ликерам, и потом никакими виселицами их от него не отучишь? Мало ли у нас в… эээ… царстве пьяниц. О них нужна забота. Если они сами не могут остановиться, то мы, как честные монархи должны им помочь в этом деле.

– Ты права. – Князь закончил свой вечерний туалет и, обернувшись к ней, окончательно разделся и улегся рядом. – Завтра же объявлю последний день. Тем более, что тот миллион аргентов, что я планировал потратить на эту пьянку, уже подходят к концу. Ну да не об этом нужно в постели разговаривать. – Сказал Эрик и с хитрым, но ласковым взглядом повернулся к жене.

Утро 21 октября оказалось трагичным – встав по малой нужде, незадолго до восхода солнца, царь обнаружил, что Морриган не дышит, а на простыне рядом с ее ртом было несколько капель крови.

Сказать, что Эрик был в ярости – значит, ничего не сказать. Нет, у него не было истерики с громкими криками и маханием руками, но его взгляд, жгучий, полный ледяной, еле сдерживаемой злобы и жажды разрушения, даже мельком брошенный на слуг вызывал у тех острые приступы диареи. Глава больницы – Ли Гу прибыл весьма быстро, и ситуация прояснилась – в графине с десертным вином, что принесли вечером вместе с фруктами, был какой-то яд, сильный, но замедленного действия. Собственно очевидно, что хотели отравить Эрика, но он в отличие от Морриган к вину не притрагивался, так что у отравителей вышла накладка. Дальше закрутился сущий ад. На горизонте только пробивались первые лучи солнца, а в комнате царя шел во всю инструктаж всего руководства отдела контрразведки, а также начальника государственной милиции. Ребята, видимо так испугались за столь существенный промах, что сработали на славу – к вечеру того же дня были задержаны все люди, которые не то, что прикасались к кувшину, но даже знали о его существовании. В течение следующей недели перед глазами Эрика предстала очень милая картина – в сердце его державы имел место довольно обширный заговор, нити которого уходили в Никейскую империю. По итогам расследования сорок шесть человек было приговорено к смерти, еще двести, как неблагонадежных выдворили из столицы на работы в Перекопе. Дабы больше никому в голову не приходили подобные выходки, царь решил казнить заговорщиков с особым цинизмом. Первым шагом казни стало выкалывание глаз и рассечение языка. Потом им всем вливали сильное слабительное, которое основательно прочищало им кишечник, и, грубой ниткой, надежно зашивали анус. В таком виде этих заговорщиков сажали на коленях в колодки у городских ворот, вдоль дороги, идущей на Феодосию. На колодках каждого было крупно написано его имя и за что его казнят. Раз в сутки их кормили и поили, правда, не очень обильно. Первые несколько дней были относительно спокойными, а вот на четвертый некоторые персонажи стали подвывать от болевых ощущений. На десятый день умер последний, наиболее стойкий. Самым неприятным было то, что среди заговорщиков был сподвижник Эрика, что помогал поднимать сельское хозяйство – грек Филимон. В общем, назревали большие разборки в государстве. Главное в этом деле в разнос не пойти, так как совершенно точно, тот, кто хотел его отравить, параллельно мутил воду и в его землях, то есть многие ее персонажи нуждаются в профилактическом курсе лечения анально-генитальными средствами народной медицины. Каторги у него не было, беломор-канал копать негде, поэтому единственная творческая мысль, которая его посетила на стыке здравого смысл и жажды крови, заключалась в обширных земляных работах в районе Сиваша. То есть, в качестве наказания за содействие врагам товарищи будут направляться на срывание совершенно лишних песчаных кос, углубление дна и общее укрепление оборонительной линии Перекопа. Так что, новый, 1218 год Боспорское царство встретило, так сказать, в тонусе, а земляными работами в Сиваше занималось уже полторы тысячи человек.

В первые месяцы царствования все в землях Боспора ходило ходуном, что являлось не самым лучшим предзнаменованием. Более-менее улеглось только после того, как в конце февраля 1218 года пришло письмо с просьбой о помощи от его старого союзника – неудачливого правителя Болгарии Борила Асеня, который сидел запертым в своей столице войсками брата Ивана, претендовавшего на царский трон. В принципе, Эрику были до фиолетовой малины разборки между Асенями, но ситуация складывалась очень удачно для того, чтобы одним ходом прервать царствующую династию и отправить Болгарию в большую и бесперспективную междоусобную войну в борьбе за престол между не очень влиятельными претендентами. Поэтому в середине марта царь погрузил на арендованные корабли торговой компании Деметры оба батальона, прихватил с собой десяток пушек с припасом и высадился неподалеку от Варны. После долгой и разорительной гражданской войны, в которой страна пребывала вот уже около года, город принял его достаточно благосклонно и встретил открытыми воротами да припасами для войска. Мало того, выделили даже подводы за символическую плату для обозного хозяйства. От Варны царь повел свое войско к Преславлю, что находился на полпути до болгарской столицы Тырново. Шли не спеша, давая возможность Ивану оценить ситуацию и выдвинуться навстречу. В поле у Преславля, который, как и Варна, принял Эрика очень дружелюбно, царь решил готовиться к решающему сражению. Заняв удобную позицию в излучине реки Голяма-Камчии, что протекала к северу от города, войска стали ее укреплять. Администрация города, видя такое дело, прислала в помощь бригаду из двухсот рабочих с лопатами и тачками, а также снабжала войска свежим продовольствием. Так Эрик простоял до 29 марта, когда пришло известие из Тырново о том, что Иван Асеня взял город, убил своего брата и, узнав о вторжение германца, идет к нему навстречу в предвкушении великой победы, на которую вполне резонно рассчитывал. С новым царем Болгарии шли дружины Галицкого и Волынского княжеств, числом в семь с половиной сотен воинов, причем не абы какие, а в латных доспехах. Так же с ним шел конный отряд венгров, числом в пять сотен, при кольчугах, шлемах, луках и саблях. Это не считая собственного войска, ядро которого составляла его дружина в четыреста пятьдесят два воина, укомплектованная латными доспехами, и наемный отряд арбалетчиков при доспехах, числом в неполные восемьсот человек. Еще около двух тысяч составляли вооруженные слуги, которые были снаряжены акетонами, простыми шлемами, щитами и копьями. То есть всего в распоряжение Ивана было практически пятьдесят семь сотен человек, из которых две с лишним тысячи были не дилетантами своего дела. Получалось примерно поровну. Но тут всплыл наш старый, добрый друг и тезка Асеня – Иоанн Ватац. Он прибыл по распоряжению императора и вел армию числом около пяти тысяч человек. Никейская империя выставила пять сотен катафрактов, тысячу двести легких всадников и две тысячи триста легких пехотинцев – лучников, на помощь Ивану. Иконийский султанат – четыреста сипахов и шестьсот легких кавалеристов, что были вооружены только копьями и щитами. Действующий султан Иконии Арслан III посчитал для себя оскорбительным быть вдали от столь увлекательного дела, как разгром Эрика. Старые враги, что очень характерно, всегда напоминают о себе вовремя. Таким образом, после соединения у города Авли, что юго-западней Преславля, Иван Асеня уже располагал армией в девять с половиной тысяч человек, в числе которой было две тысячи тяжелых кавалеристов и три с половиной тысячи разного рода стрелков. В общем – внушительно. Эрик же располагал двумя неполными батальонами и неполной артиллерийской ротой при десяти пушках, то есть суммарно имел в наличии около трех тысяч человек, а это в три раза меньше, при том, что у врага было далеко не ополчение. В общем и в целом его решение отрывать систему полевых укреплений оказалось весьма прозорливым, ибо битва предстояла непростая.

Царь Боспора выстроил целую систему полевых укреплений. Заняв территорию, ограниченную с флангов и тыла рекой Эрик разместил на внешнем периметре, протяженностью порядка тысячи шагов, три фронтальных редута по двести шагов в длину, пятьдесят в глубину и высотой вала в два человеческих роста. Получилось солидно, тем более, что в каждом располагалось по две укомплектованные площадки для пушек и три полные роты. На удалении ста шагов был отрыт еще один редут, только практически квадратный, со стороной в двести шагов. Он предназначался для обоза, резервной роты и размещения ставки, также, тут располагались оставшиеся четыре пушки. Само собой редуты окружал небольшой ров, глубиной в полкорпуса человека. 5 апреля 1218 года в поле перед редутами появился первый разъезд армии Ивана, а еще через два дня подошла и она вся. Запирать и пробовать брать царя измором они решили ненужным делом, так как тот своим поведением демонстрировал страх перед превосходящим войском благословенного Ивана Асеня, что божественным проведением привел огромную армию для разгрома этого нечестивца. И вот, с первыми лучами солнца 8 апреля войска болгарина стали строиться, а священники истошно причитать о благословлении их на ратный подвиг. Смешным было то, что мусульмане из Иконийского султаната совершенно не смущались православным благословлением, видно сочли, что лишним оно точно не будет. Через два часа такой свистопляски начался первый акт этого действа. План Эрика был прост как вареное яйцо – арбалетным и артиллерийским огнем отбить атаки противника, и вынудить его отступить. А дальше как получится. Планировать особенно при таком раскладе было сложно. Первыми пошли ополченцы из Бессарабии, которые должны были прикрыть подход на дистанцию обстрела лучников. Их задача была проста – максимально расстроить и измотать войско Эрика перед решающей атакой достаточно солидной тяжелой кавалерии. Царь не ожидал большой битвы, а потому на каждую пушку было по тридцать выстрелов картечью и по сто – ядрами. Так что медленно поползшую к редутам пехоту стали обстреливать ядрами сразу все десять пушек. Для того чтобы огонь был достаточно точным, все поле разметили небольшими красными камнями, которые отчетливо просматривались в мелкой и редкой траве, а также пристреляли, на что ушло около сотни ядер. Бить стали с отметки в тысячу двести шагов. Эффект получился, но не сказать чтобы сильно шокирующий. Дело в том, что с тринадцатого года пушки стали появляться в разных концах Средиземноморья, как христианского, так и исламского, поэтому их хоть и пугались, но реагировали относительно спокойно. Да и повреждений они ядрами наносили не сильно много. Пехота шла медленно, дабы не сломать строй, поэтому, пока она подобралась к редутам на 70 шагов и вражеские лучники смогли начать массированный обстрел, пушки смогли сделать по десятку выстрелов, суммарно убив или ранив сотни полторы человек. Эрик приказал на картечь пока не переходить, дескать нет ее, и ждать появления кавалерии, поэтому с дистанции в сто шагов заработали арбалеты, которые легко поражали на излете, незащищенные тела лучников и зазевавшихся ополченцев. Само собой много выстрелов уходило в пустоту, но эффективность стрелкового огня была превосходной. В общем, через два часа после начала боя войска противника стали медленно отступать, уходя с дистанции арбалетного обстрела. Через полчаса такого попятного движения Иван решил атаковать всеми силами – в направление западного прохода между бастионами двинулась тяжелая кавалерия, в направление восточного – легкая, подкрепленная венгерскими конными лучниками, а пехота, усиленная арбалетчиками возобновила общую фронтальную стрелковую баталию. Вот тут картечь и пригодилась – в момент прохождения тяжелой кавалерии сквозь порядки пехоты она замедлилась и поймала шесть выстрелов с дистанции от 50 до 300 метров этими прелестными металлическими брызгами. Получилось красиво – началась паника, так как огромное количество раненных лошадей стали сходить с ума. В течение последующих пяти минут редуты сделали еще по два картечных залпа, которые практически уничтожили всю колонну тяжелой кавалерии, а заодно и кучу пехотинцев в некоторой зоне от них. Ворвавшуюся в восточный проход легкую кавалерию встретили картечные залпы пушек четвертого редута и беглый арбалетный обстрел резервной роты. Особенно приятным эффектом стало то, что картечь сильно смешивала кавалерийские порядки, сбивая напор и скорость хода. В общем, через двадцать минут после начала общего штурма войска Ивана Асеня обратились в бегство, а он сам, будучи раненным в той атаке, что предприняла тяжелая кавалерия, с небольшой горсткой людей, бросив обоз рванул в Тырново, дабы запереться в крепости и добиваться переговоров. Видя безысходность ситуации, Ватац, с группой из семи десятков кавалеристов, среди которых просматривалось около двадцати катафрактов, покинул поле боя, намереваясь максимально быстро пересечь проливы. Он, будучи человеком, менее безрассудным, нежели Асеня, сам в бой не кинулся, а потому на нем не было ни царапинки. Зато выводы сделал очень правильные, так как являлся весьма умным человеком, и по достоинству оценил тактическое решение Эрика, жаль что постфактум. Остатки же армии в полном расстройстве отступали в лагерь, много людей было ранено, поэтому создавалось весьма феерическое впечатление от копошащегося поля. Самым жутким местами стали западный проход и площадка перед четвертым редутом – вся земля была залита кровью, забросана ошметками мяса, кожи и одежды, а густо, очень густо, в собственной крови, испражнениях и кишках лежали тела раненных или убитых людей вперемешку с лошадьми. Еще живые пытались барахтаться, пытаясь выбраться из этого месива, но аккуратные выстрелы из арбалетов прерывали жизни наиболее ретивых. Спустя двадцать минут после того, как враг обратился в бегство, Эрик оставил на редутах четыре роты, а сам, во главе остальных, шести рот, верхом отправился преследовать и добивать противника.

Вечером подвели итог битвы – сорок два человека убито, семьсот тридцать девять – ранено. Грандиозные потери – из строя выбыла практически третья часть и без того не сильно многочисленного войска. Обстрел такой массой стрелков был очень плотным, к счастью луки традиционно показались себя совершенно бесполезными против доспехов, а потому вместо множества убитых было много раненных. Очень помогли доспехи, если бы царь экономил на них, то те три тысячи стрелков, что подошли к редутам просто бы смели его войска с лица земли. Сам Эрик был то же ранен – в ногу, поэтому передвигаться мог только верхом или на носилках – стрела попала ему в тыльную часть бедра, которая не защищалась латами. Ночью царю было тяжело, у него случился жар. Утром немного отпустило, да и стоны по всей округе стали тише, так как по распоряжению Георга бойцы достаточно быстро перебили на поле всех раненных противников, дабы облегчить их участь и свой сон. К обеду прибыла процессия от лагеря, что разбивал для себя Иван Асеня. Там сосредоточилось около тысячи человек, до половины из которых являлись раненными, с предложение сдачи на милость победителя. Эрику было на них глубоко плевать, так как его самочувствие было далеко не самым приятным, то есть, он держался только усилием воли, но здравый смысл заставил обсудить это предложение и принять их полную и безоговорочную капитуляцию. В общем, пока суть да дело, простояла армия германца на этом пятачке еще дней десять, ровно столько, чтобы Эрик, пусть и с зеленой мордочкой да на носилках лежа, но смог взять бразды правления в свои руки. В это время Георг вполне адекватно проявил себя – смог организовать сбор трофеев, погребение погибших, лечение раненых бойцов, как своих, так и пленных и наладить патрули окрестности. В ходе прочесывания десятикилометрового радиуса от лагеря, количество пленных увеличилось до полутора тысяч, и это при том, что часть из них умерла от ранений. Так вот, 19 апреля 1218 года, после победы при Преславле, Эрик с сильно потрепанной армией выдвинулся в сторону Тырново, дабы довести начатое до конца. Наш добрый друг Иван, также как и боспорский царь из-за раны был не сильно деятелен в это время. Однако собрать около трех сотен из разбитой армии он смог, равно как и запереть ворота. Эрик потребовал от горожан сдать узурпатора и выплатить контрибуцию за его укрывательство и дал им на обсуждение этого вопроса пять дней, по истечению которых город подвергнется осаде и разорению, а жители будут убиты в таком числе, в каком это будет только возможно. После этого, отдав распоряжению Георгу по некоторым вопросам осады, он уединился в своей палатке, дабы поправить здоровье в объятьях здорового сна. На пятый день, видя, что город не намерен идти на уступки, царь распорядился дать залп ядрами по воротам, дабы разнести их и щепки и напомнить жителям о том, что у них остался последний день. Как ни странно это реально помогло, и в городе началось восстание черни, а потому уже через пару часов Эрик наблюдал перед собой не только Ивана Асеня со связанными руками, но и представителей городской аристократии, которые выступали за продолжение войны. В общем, развешав этих товарищей на суках и забрав довольно скромную контрибуцию в объеме двадцати тысяч марок серебром, царь не спеша отправился в сторону Варны и далее, на кораблях домой, в Боспор. Первый акт этой большой кампании за Болгарию он выиграл, хоть и с трудом.