Лжедмитрий. Новая заря

Ланцов Михаил

Наш современник, провалившийся в прошлое за несколько лет до Смутного времени, вынужден занять престол Русского царства – ведь после смерти Бориса Годунова место вакантно, а местные жители дружно принимают его за сына Ивана Грозного. Но мало занять трон, нужно на нем удержаться! В этом Дмитрию Ивановичу помогают преданные легионеры из созданной им армии «Нового строя» и верная жена – Марина Мнишек.

Реформы, ведущие к кардинальному преобразованию страны, наталкиваются на сильное противодействие, как внешнее, так и внутреннее. Но молодому царю не привыкать к трудностям! Штыками и картечью он проложит путь в светлое будущее для своего народа! Лжедмитрий? Да. Но это совсем другой Лжедмитрий…

 

Предыстория

Дмитрий выехал на очередные маневры исторической реконструкции без какой-либо задней мысли или дурных намерений. Кто же знал, что эта привычное дело обернется для него попаданием в самое начало XVII века? А он при этом окажется удивительно похожим на покойного Ивана свет Васильевича, прозванного за доброту и ласку Грозным…

Причудливая шутка мирозданья. Лжедмитрий? Он самый. Только совсем другой…

Вместо того чтобы подымать бунты да рваться к престолу этот вариант самозванца стремится предотвратить потрясения и смуты. Он становится на сторону Бориса Годунова, поддерживая его права на престол. Взамен тот признает его царевичем, дабы укрепить свое положение. Дескать, вон даже сын Ивана Грозного меня поддерживает…

Варясь в котле той дивной бочки с пауками, Дмитрий пытается выжить и заняться хоть чем-то полезным. После некоторых колебаний Борис поручает ему развернуть и подготовить испанскую терцию, о которой он наговорил столько всего восторженного. Да и капитаны немецких рот подтвердили. Рискованно. Но Дмитрий доказал свою верность предотвратив два бунта. Да таких, что руку протяни – и престол твой. А он не только удержался от соблазна, но и постарался укрепить положение Бориса.

Полезные дела и интриги теперь пошли рука об руку, словно лучшие подруги.

Гибнет Ксения Годунова, не пережившая внутренней клановой борьбы.

Сигизмунд подходит к Смоленску, и Дмитрий во главе своей терции выступает ему навстречу. Ведь тот подошел не просто так – при нем «царевич Василий», последний законный сын Ивана Грозного. По легенде. Поэтому, опасаясь перехода своих войск на сторону Василия, царь вынужден отправить туда именно Дмитрия.

Изначально ни царевич, ни царь не планировали, чтобы терция сражалась в полную силу с войском Речи Посполитой. Но обстоятельства складываются таким образом, что Дмитрий разбивает выставленные против него войска и, перейдя в наступление, отбрасывает поляков от Смоленска. Большие трофеи и еще большая слава! В плен взято много аристократов и командиров врага, включая беспокойную графиню Марину Мнишек и «царевича Василия», который на деле оказывается сыном «забритой» в монахини бывшей царицы от любовника.

И все бы ничего, да только в Москве бунт. Шуйские убили царя и его сына-наследника. Сами на престол метят. Патриарх попадает в подвал, отказываясь венчать разбойника. А Дмитрий устремляется к столице. Успешное разбивает войско повстанцев на подходе к Москве. Штурмует кремль. И добивается грандиозной победы!

А дальше, собранный Дмитрием Земский собор избрал его на царство. Хотя он сам не желал того, а потому юродствовал, стремясь всех разубедить в правильности такого поступка. Но сложилось так, как сложилось – 12 августа 1605 года его единогласно избрали царем – Дмитрием Ивановичем. Это победа? Успех? Отнюдь. Сесть на Московский престол – не значит на нем усидеть в условиях того страшного клубка противоречий. Борьба продолжается, банально повышая ставки…

 

Пролог

14 декабрь 1605 года, Москва

Грановитую палату едва-едва успели отремонтировать после того боя, что произошел здесь весной. Впрочем, от английского посла последствия не укрылись. Да и чего таить, если он знал куда смотреть? Наслышан.

На оживленности приемного покоя его неказистый вид никак не сказался.

Масса людей. Тихие перешептывания, словно шелест ползли по залу.

Бум!

Гулкий удар посоха заставил всех заткнуться и повернуться к входу в палату.

– Божией милостью Великий Государь… – Зычно прогудел густой, сочный голос, перечисляя весь гигантский титул Дмитрия. Он ему не нравился. Слишком в нем много бардака и бессмысленности. До раздражения. А еще глупости и обмана. Ну какое из Казанского или Астраханского ханства царство? Они едва на княжество захудало тянут… да и тянули. Но он потерпит. Пока потерпит. Реформы ведь на подходе…

Мгновение.

И небольшой оркестр начинает играть «Царский марш». То есть, не что иное, как знаменитый «Имперский марш» из франшизы «Звездные войны». Довольно странная и необычная мелодия для начала XVII века. Что в те годы было модно? Либо лирика, либо нечто сентиментальное и духовное, либо кабацкие фривольности. А тут такая вещь! Тем более, что с помощью барабанов, труб, флейт и балалаек ее получилось очень годно исполнить. Грянуть так сказать во всю мощь звездного пафоса.

Секунда. Вторая. Третья.

Англичане ошалели.

А Дмитрий начал движение, входя в зал и направляясь к своему трону.

Эту моду входить последним ему пришлось вводить одновременно с музыкальным сопровождением. Он не хотел становиться царем, но если уж вляпался в это скорбное дело, то почему бы не развлечься? Когда еще можно будет прикинуться Дарт Вейдером местного разлива?

Высокий, поджарый и неплохо подкачанный, он был облачен в черные китель и галифе, украшенные серебряными пуговицами, шнурами и шитьем. Добротно начищенные кожаные черные сапоги с толстой, крепко подбитой железом подошвой. Чтобы каждый шаг чеканился. На левом боку шпага. На правом – дага и «ковбойская» кобура под легкий пистолет с колесцовым замком. Через левое плечо перекинута облегченная и укороченная мантия кроваво-красного цвета, подбитая и отороченная соболиным мехом, да с красивым витым шнурком, удерживающим ее на теле. Аккуратная, изящная корона на чисто выбритой голове. Холодный взгляд внимательных, цепких голубых глаз. Плотно сжатые полные губы с выражением легкой брезгливости. Ухоженные сросшиеся бакенбарды в стиле «Россомаха», только из темно-рыжих, вьющихся волос…

Иными словами – Дмитрий походил своим обликом на традиционного русского царя не больше, чем слон на буратино. Однако же он мог себе позволить такое юродство и издевательство по отношению к традициям. Земский собор, избирая его, был вынужден дать наставление «реформировать и модернизировать» державу. Вот царь и начал с удобных и приятных для него вещей. Терпеть собственные волосы на губах он не желал, не гигиенично, не удобно… да и вообще – не в его вкусе. Он и баки-то оставил только из любви местных к волосам на нижней части «скворечника». Так-то он и от этого бы избавился. Волосы на голове ему вообще были не по душе, а форма черепа и лица вполне располагали к стилю Котовского.

За ним в помещение вошло четыре преторианца.

Личной безопасностью этот вариант Лжедмитрия занимался очень вдумчиво. Вот и организовал специальное подразделение войск, куда отбирал наиболее лично преданных бойцов. Вид у них был тоже довольно необычен. Кроваво-красный полукафтан и галифе с белой оторочкой и серебряными приборами. Черные сапоги. Кираса, наплечники и шлем бургиньот из стандартного комплекта тяжелых пикинеров, только черненые. Лишь на груди у каждого изображался белый единорог – символ Дмитрия. Лица скрывались кожаной полумаской с весьма суровым выражением лица в духе японских мэмпо.

Два преторианца в руках держали по мушкетону с колесцовым замком, два – по карабину. На поясе у всех легкий пистолет в такой же, как и у царя «ковбойской» кобуре. Плюс шпага и дага. Весьма внушительно, особенно по меркам Москвы. И вот такие ребята следовали за царем повсеместно, охраняя его днем и ночью. Посменно, разумеется.

Дмитрий максимально спокойно прошествовал через толпу придворных пауков и гостей столичного террариума. Он был уверен – если хоть кто-то дернется угрожающе – будет убит на месте. О чем всех и предупреждали заранее. Оставалось только придумать как уберечься от самих преторианцев в случае чего, но это могло подождать.

Степенно сел на трон. Словно кот на лоток с наполнителем.

Тем временем преторианцы заняли позиции возле него, прикрыв по всем направлениям.

Он взглянул на английских послов и поморщился.

Приглашающий жест.

И изрядно взволнованный посол Англии приближается. Ледяной взгляд голубых глаз явно недовольного царя и эти жутковатые преторианцы вызывают страх. Это местные уже немного привыкли к таким чудачествам и манерам. И даже, судя по лицам, рады производимому на иностранцев эффекту. А ему пока крайне неловко. Посол уже успел навести справки и в курсе, насколько безжалостно царь расправился с Шуйскими и их сторонниками. Это пугало и вызывало уважение. Опасный человек. Таких не любят попусту беспокоить и раздражать.

Шел пятый месяц царствования Дмитрия Ивановича и третий год жизни в этой эпохе. Такой насыщенной. Такой кровавой.

 

Часть 1

Тихая революция

 

Глава 1

2 февраля 1606 года, Москва

Дмитрий сидел за столом в своем кабинете и ковырялся в бумагах – пытаясь понять, как освоить тот подарок, что преподнесли ему англичане. Они не придумали ничего лучше, чем привести в Ивангород весь свой неликвид пиратский. Рабов, то есть, набранных с захваченных испанских, португальских и французских кораблей. А заодно ирландцев, осужденных на рабство за те или иные прегрешения. То же бродяжничество, к слову.

Дорого ли им это стало? Да не очень. В Новом Свете белые рабы худо-бедно продавались, но стоили в несколько раз дешевле черных из-за низкой выносливости. Так что на фоне выставленного англичанам долга, их подача в формате трех кораблей, груженных такими людьми, выглядела очень скромно и бедно. Тем более что действительно дельных мастеров среди них не было. Все шли либо как подмастерья, либо вообще как ученики. Кое-чему научены, да и только. Но Дмитрия это вполне устроило. На фоне общего и острого дефицита любых более-менее вменяемых «рабочих рук» – это был праздник. Конечно, ребят категории «принеси-подай» он мог найти в товарных количествах. А вот все что выше этой отметки уже являлось практически штучным товаром. Особенно в регионах.

Когда их таки доставили в Москву – на них было жалко смотреть: все стоят, кутаются на морозе в изрядно поношенную одежду «не по погоде», пытаясь хоть чуть-чуть согреться. Глаза голодные и измученные.

В тот момент он пожалел, что распорядился снять арест с имущества Московской компании и выпустить заложников. Нет, конечно, никаких монопольных прав англичане больше не имели. Однако в их непростой ситуации – и это выигрыш. Им требовались стратегически важные товары для флота, а царство Дмитрия было одним из очень немногих поставщиков. Пока, по крайней мере. Но что сделано, то сделано. Поэтому царь приказал всех пригнанных отмыть в бане, тщательно прогрев. Накормить. Тепло одеть. Разместить, поставив на довольствие. И опросить – кто что умеет.

Тут-то и пригодился Хосе с теми ребятами, что стояли с Дмитрием плечом к плечу тогда, в 1603 году на подворье Московской компании. Он их не забыл. И когда сам устроился – подтянул за собой. Нельзя забывать помощь, пусть и корыстную. Ее всегда нужно награждать и привечать… Вот эти ребята и заделались порученцами. Прошли – опросили, кто чего умеет, да ведомость составили, которую Дмитрий сейчас и изучал, пытаясь понять, что со всем этим зоопарком делать.

– Государь, – постучавшись, заглянул дежурный.

– Слушаю.

– К тебе графиня Мнишек с отцом на прием просятся вне очереди.

– С отцом? Хм. Он при оружии?

– На виду только шпага.

– Пусть сдаст. А потом приглашай.

Минута ожидания. Сдавленная ругань за дверью. Легкий стук. И вот, слегка взъерошенный дежурный пропускает Ежи Мнишека – крепкого мужчину с сердитым лицом и густой окладистой бородой, черной как воронье крыло. За ним следом вошла Марина с какой-то мягкой, блуждающей улыбкой на губах.

– Государь, – произнес и довольно глубоко поклонился граф, стараясь выразить почтение. А Дмитрий всего по одному жесту осознал – эта «сердитость» просто черты лица, а не какое-то выражение эмоций. Удобное свойство для начальника.

– Проходите, присаживайтесь.

Граф кивнул, оглянулся и расположился на самом «козырном» месте в кабинете. После занятого Дмитрия «плацдарма», разумеется. Мария недовольно поморщилась, но промолчала. Потому как обычно там садилась она. Впрочем, перечить отцу она не стала. Не при свидетелях во всяком случае.

– Полагаю, ты не просто так гоняла своего отца и на то есть веские причины? – Обратился царь к Марине.

– Ее голова, – ответил за нее Ежи. – На мой взгляд, вполне веская причина. Она рассказала мне о том, какую сделку заключила с тобой.

– И тебе не по душе мой подход?

– Конечно! Прогнал бы и все!

– Что значит прогнал? Я ей предложил возможности уйти, если она не пожелает участвовать. Что? Она про это не рассказала? Милая, ну как ты могла? Папа же нервничает.

– Ты сама согласилась рискнуть головой?! – Чуть ли не закричал граф, привставая.

Дверь распахнулась, и в нее влетело два преторианца с обнаженными клинками и пистолетами в руках. Шум – источник тревоги. Они отработали штатно. Дмитрий жестом их остановил и бойцы, поклонившись, вышли. Угрозы нет, но даже демонстрация готовности ее отразить – хорошая вещь.

– Да отец, – проводя взглядом преторианцев, ответила Марина. – Он предложил мне просто уехать домой. Без выкупа. Потому что не посмел бы за меня его взять. Еще и сопровождающих дал бы. Но я пойти на это не смогла. Уж лучше остаться без головы на плахе, чем потерять такой шанс.

– Шанс? – Криво усмехнулся граф.

– Да, шанс. Он, пожалуй, единственный из всех известных мне аристократов, которому нравлюсь я, а не ты и твое влияние. Впервые. А тот факт, что я могу стать царицей – просто приятное дополнение.

– Давайте обойдемся без эмоций, – перебил Дмитрий явно старый спор, начинающийся вновь. Тем более что он не доверял словам Марины. Совершенно очевидно, что она могла сыграть на чувствах, согласно заранее продуманному плану. – Да, Марина меня сильно привлекает. Но сейчас, я полагаю, речь пойдет о других вещах?

– Да, – произнес граф, не сводя испепеляющего взгляда с дочери. – Когда я увидел тот листок, что ты издал по случаю венчания на царство, то немало задумался. На престоле Польши и Литвы сейчас сидит Ваза. Что мало кому нравится, особенно из-за иезуитов, кружащих вокруг него. Ты знаешь – у нас сложная обстановка. Протестанты, католики, православные и все тянут в свою сторону. А он уже в Швеции отличился, да так, что прогнали.

– Сигизмунд опирается на прямую поддержку Папы. Поэтому подле него иезуиты и верные католики.

– Не все… уже не все. Поражение под Смоленском подорвало его положение. Он снова сидит без денег и пытается переговорами и пустыми обещаниями, хоть чего-то добиться.

– Мне говорили, что он едва смог сбежать.

– Так и есть. Если бы не тот француз со своими рейтарами – ты бы его в плен и взял или убил.

– Хорошо, – кивнул Дмитрий. – Ты начал говорить про листок, в котором я описал кратко свою родословную. Что тебя в ней заинтересовало настолько, что ты приехал сюда, в Москву?

– Если ты возьмешь мою дочь в жены и сделаешь царицей, то я и все мои родичи будем отстаивать твои интересы на выборах в Сейме, – максимально торжественно произнес Ежи Мнишек. Дмитрий промолчал, обдумывая, а граф продолжил. – Мы контролируем все крупные города Великой Польши и значительную часть Малой. В Литве есть кое-какие связи, но не так чтобы и большие. Поэтому победу гарантировать не могу. Впрочем, в тебе течет кровь и Рюриковичей, и Гедиминовичей, поэтому Литва к тебе может очень благосклонно отнестись…

– Ежи, – наконец произнес Дмитрий. – Почему ты считаешь, что я вообще хочу принимать корону Польши и Литвы? Не знаю, говорила тебе дочь или нет, но я и от Московской короны отбивался, как мог. Мне не интересна власть сама по себе. Она меня гнетет и удручает.

– Говорила, – кивнул граф.

– И она тебе говорила, что я считаю Речь Посполитую балаганом?

– Говорила, – в этот раз Ежи уже улыбнулся.

– Тогда почему ты предлагаешь мне то, что мне не хочется брать? Это, по меньшей мере, странно. Что выиграет твой род – понятно. Сильный станет сильнее. Но что выиграю я? Марину? Да, я желал бы ею обладать. Но не такой ценой. Кроме того, это станет ее поражением в нашем пари.

– Ты ведь тяготишься войн? Я прав?

– В какой-то мере, – кивнул Дмитрий. – Но, полагаю, что они неизбежны. Неразрешимые конфликты интересов нужно как-то решать. К чему ты клонишь? Что, дескать, приняв корону, я смогу умиротворить свои западные границы? Не думаю. Разве на границах Речи Посполитой мало врагов? Разве внутри ее не хватает бунтовщиков? Война как была, так и останется. Только приобретет другой масштаб. Да еще, ко всему прочему, мне придется воевать с польской и литовской шляхтой. Ты же понимаешь, что мне не по душе их безудержные вольности. Если их вовремя не пресечь – они растерзают всю державу. Нет. Пока я вижу, что ты предлагаешь мне взвалить на свои плечи непосильную ношу.

– Это невероятно! – Нахмурился граф. – Много ли людей вот так отказывались бы от короны Речи Посполитой?

– Дайка подумать. Хм. Генрих Валуа? – С мягкой улыбкой поинтересовался Дмитрий.

– Нашел с чем сравнивать! – Фыркнул граф. – Где Париж и где Москва?

– И все же. Меня мало интересует престол Польши и Литвы. Слишком хлопотное это дело.

– Ты так хочешь отрубить Марине голову? Отпусти ее со мной. Молчи! – Крикнул Мнишек на дочь. – Дура! Во что ты ввязалась?

– Граф, – холодно произнес Дмитрий. – Эта женщина хоть и ваша дочь, но она может стать царицей. Венчаной царицей. Я бы на вашем месте поостерегся.

– Может?! Как?! Я готов предать своего короля! И подбил на это всех, кто меня уважает! И тебе этого мало! Невероятно!

– Отец, – тихо произнесла Марина. – Ты мог бы нанять сотню толковых мастеров?

– Зачем? Каких? О чем ты?

– Посмотри на стол.

– Что? – Не понял граф.

– Посмотри.

– И что я должен там увидеть?

– Список людей. Эта подарок короля Англии Якова царю. Обычные подмастерья и ученики. Ничего серьезного. Это – не царское дело, разбираться с ними. Но Дмитрий лично занимается этим вопросом. Ты разве не заметил?

– О… хм… я…

– Корона Польши и Литвы на его челе нужна тебе, а не ему. Это я тебе и сама говорила. Приведи ему сотню действительно хороших мастеров – ремесленников и он возьмет меня в жены. Приведи три сотни – он согласится на твою поддержку в выборах. Разве я не права? – Поинтересовалась Марина у Дмитрия.

Тот вдумчиво на нее посмотрел. Его холодный взгляд голубых, спокойных глаз встретился с живыми, черными, пышущими страстью глазами этой женщины. Глаза в глаза. Она и не подумала проявлять покорность и «потупляться взором». Даже напротив – приосанилась и подпустила озорного задора в свою позу и выражение лица.

Дмитрий улыбнулся. Встал. И подошел к вскочившей Марине. Крепко прижал ее к себе, притянув за талию и спину. Вдохнул аромат ее чисто вымытых волос. И тихо шепнул:

– Ты моя погибель… я еще пожалею… Но сейчас ты права как никогда. Только число толковых ремесленников нужно увеличить вдвое. И набирать их где-нибудь в Богемии под предлогом службы потомку Пршемысловичей. Правда, с условием – я буду проверять что они умеют.

Пауза.

Марина робко улыбнулась. Эта импровизация завершилась неожиданно удачно. Она даже и не надеялась на это. А Дмитрий, выдержав небольшую паузу, не удержался и впился в ее охотно отозвавшиеся губы поцелуем. Впервые с момента их знакомства. Ему хотелось этого целую вечность!

Отец промолчал, спокойно наблюдая и никак не реагируя на происходящее.

Оторвавшись, Дмитрий понял, что жаждет немедленного продолжения. И Марина это прекрасно чувствует, судя по лукавому и многозначительному взгляду. Но ни время, ни место, ни обстоятельства не способствовали исполнению этого желания.

– И да, папа, – уже громче произнес Дмитрий, обращаясь к Еже Мнишеку. – Твоей дочери понадобится корона.

– Будет ей корона, – усмехнувшись, произнес граф, вставая… и напряженно осмысливая произошедшее. Оно довольно туго укладывалось в его голову.

Две сотни ремесленников уровня мастер. Много это или мало? На первый взгляд может показаться, что Дмитрий продешевил и поддался на гнетущее желание обладания этой самкой. Однако все познается в сравнении. Потому как в Русском царстве к 1600 году было совокупно примерно такое же количество ремесленников подобного уровня. Плюс-минус. И это – весьма оптимистичная оценка. Царь прекрасно понимал – его будущий тесть попытается хитрить. Две сотни мастеров – это много. А значит, большинство из тех, кого Мнишек привезет в Москву, возведут в ранг мастера непосредственно перед отъездом. Но это и не страшно. Цеховая организация ремесленного общества Европы в целом и Богемии в частности жестко регулировало количество мастеров – буквально по головам. Поэтому масса очень толковых ремесленников так всю жизнь и сидели в вечных подмастерьях. Ведь у мастера был свой сын, а у того – свой… А ему что? Ему это все не принципиально. Главное, чтобы ребята приехали рукастые.

 

Глава 2

13 февраля 1606 года, Москва

Патриарх Иов потер глаза, стараясь снять напряжение, и жестом указал Петру Басманову на стул подле себя. Этот каменный угол очень плохо прослушивался со стороны и прекрасно подходил для беседы вдали от любопытных ушей.

– Рассказывай, – тихим голосом произнес Иов.

– Что рассказывать?

– Что там, у царя с этим поляком за дела? Отчего он так резко надумал Марину в жены брать?

– Я мало что знаю, – пожал плечами Петр.

– И все же.

– Это только слухи, – особенно подчеркнул Басманов. – Но Ежи Мнишек, как говорят, хотел предложить царю поддержать его на выборах в Речи Посполитой. Там сейчас неспокойно и Сигизмунд может потерять корону в любой момент. Однако… от Дмитрия он вышел крайне задумчивый. Расспрашивал о всяких странных вещах – вроде безвредных совершенно, но и не нужных ему. Прежде всего, про допрос Василия и Земский собор. Судя по всему, царь отказался. Но тогда что его заставило взять в жены Марину?

– Царь тебе не рассказывал?

– Да он с того дня постоянно занят, – с усмешкой отметил Басманов. – Трудится, не покладая… рук. Даже удивительно. Баба неказистая. Дохлая. Дикая. Глаза пылают. Да что уж там – ведьма ведьмой. А все ж вона как зацепило!

– Тоже ведьму нашел! Она в церковь ходит больше некоторых!

– А…

– Услышу, что при дворе болтают, будто она ведьма, приворожившая царя – лично ему донесу. Так что, мил друг – теперь ходи и рассказывай всем о том, как истово она молится и как поражает тебя своей богобоязненностью и благочестием.

– Я?! Да… но…

– Именно ты! Может не с тебя пошло, но ты царю верный слуга. Так уж постарайся. А кто дурь будет нести – смело мне докладывай. Особливо если что замышлять дурное станут. Дмитрий и так особой добротой не отличается, а если эту полячку потравят или иначе как заморят – совсем озвереет. Мне и так непросто сдерживать его ярость.

– Ярость?

– У него в душе боль великая за все беды, что обрушились на дом его. На брата, отца, деда с бабкой и далее. Пока мне удается ее в узде держать. Да и он сам старается, опасаясь всю Русь кровью залить. Он ведь из-за этого и венец брать не желал. Боялся нас всех поубивать. А ну как это прорвется? Там ТАКОЙ зверь наружу вырвется, что лучше и не думать о том. Холодный как лед, справедливый как смерть и безжалостный как механизма. Никого не позабудет, никого не простит, никого не пощадит.

– Понял, – после долгой паузы ответил Басманов, изрядно напрягшись.

– Что хмуришься? Догадался ли, отчего взгляд его часто холоден?

– Догадался.

– Эта полячка его страсть. Любит он ее. Может эти чувства хоть как-то согреют его душу. Она мне тоже не нравится. Как и отец ее. Но раз Дмитрию глянулась, то и пусть. В конце концов не мне с ней ложе делить. А разумом она не обижена – договориться можно. Разве что дурости от венца прибавится. Но тут уж ничего не поделать.

– Но почему она? Других что ли нет?

– А почему Дмитрий?

– Что?!

– Вот то-то и оно. Бориса уже поставили. Хорошо вышло? Мню – Дмитрий наш шанс на искупление. А Марина – его надежда на любовь. Умрет она – погибнет и он. А следом и держава наша. Помнишь, что он говорил на Земском соборе? То не простые были три года голода. Всевышний предупреждал, просил прекратить свои беззакония. И послал нам его в качестве последней надежды. Мне не все нравится, что он творит и к чему стремится. Но… – патриарх многозначительно покачал головой.

– Я понял тебя, отче, – степенно кивнул Петр, вспоминая слова самого Дмитрия об Иване Васильевиче и его нежном отношении к женщинам. Ну, те, что он в Смоленске говорил, объясняя поведения отца по отношению к Анне Колтовской, «забритую» в монастырь за измену. Хотя должно на плаху отправить да на дурную голову укоротить. Получалось все так странно и необычно. Ему требовалось время на то, чтобы разобраться в своих мыслях. Поэтому он решил перевести разговор в другое русло. – Ты знаешь, что царь готовится к войне?

– Войне? Какой? Ты уверен?

– В таких делах никогда нельзя быть уверенным, особенно с нашим царем. Скрытный он больно. Но одно я вижу ясно – пехотную бригаду свою крепит. Может быть числом и не сильно, но качеством…

Патриарх заинтересовался.

А Петр Басманов поведал ему о делах царевых. Не то, чтобы тайных каких, но и не выпячиваемых. По утвержденным Дмитрием штатам пехотная бригада теперь имела в своем составе два полка линейной пехоты по три батальона при трех ротах. Каждый полк вышел существенно жиже прежнего, но так удобнее было управляться. Да и задел на будущее. Их поддерживают два дивизиона 3-фунтовых полковых «Единорогов» при совокупно тридцати шести орудиях да батарея полевых 12-фунтовых «Единорогов» в шесть «стволов». Сила! Сверх того, в качестве иных средств усиления идет батальон тяжелой пехоты, дивизион кровавых гусар и эскадрон драгун.

– Кровавые гусары? – Удивился Иов.

– Да те же крылатые, только перья в красный цвет выкрашены, да одежда вся красная. Ну, чтобы от поляков и литовцев отличать. А то в бою смешаются – не отличишь.

– А… – произнес патриарх, принимая факт объяснения.

Совокупно выходило свыше четырех с половиной тысяч строевых. Да полторы тысячи – в обозе и на хозяйстве. К полевым кухням добавились полевые кузницы и прочие ремонтно-восстановительные точки. Появилась госпитальная рота. Значительно улучшились фургоны. И прочее, прочее, прочее.

Не так чтобы сильно многочисленнее прежнего вышло, но качественно удалось усилить кардинально. Ведь Дмитрий с самого уничтожения Шуйских уделял большое внимание освоению внушительных трофеев и перевооружению бригады своей личной армии.

Например, в войска с осени 1605 года стало поступать новое оружие – ружья. Стволы для них пошли с трофейного оружия, благо, что они там выделывались из максимально мягкого железа. Чтобы не разорвало. Вот Дмитрий с мастеровыми и довел их до ума. В результате точность и дальность боя, а также живучесть резко возросли.

К стволам шли колесные затворы, производство которых по затее Дмитрия наладил еще Борис в 1604 году по методу распределенной мануфактуры и узкой специализации мастеровых. Да с приемом по лекалам и замерам. Совокупно это не только делало их стоимость в семь раз ниже обычного, но давало полную взаимозаменяемость деталей. И, как следствие, удобство полевого ремонта.

Образ ружья завершало ложе с прикладом, укрепленным медной «пяткой», от знаменитой Brown Bess, съемный игольчатый штык и плечевой ремень на антабках.

По меркам 1606 года – сказка, а не оружие! Но ведь и это еще не все. Дмитрий, ожидая весьма горячую пору, ввел для него бумажные патроны и компрессионные пули, в духе поделки Нейслера из мягкого свинца…

Впрочем, не ружьем единым.

Андрей Чохов, узнав от Дмитрия про отливку с управляемой кристаллизацией, закусил удила. Тем более, что пушечной бронзы было много после разрушения «Царь-пушки», а царю хотелось получить новые, еще более легкие «Единороги» и ручные мортиры. Притом стандартного образца. К этому делу подошли и передовые лафеты системы Грибоваля, до которых было еще века полтора, ежели тихой сапой. Не меньшей пользы несли и пехотные кирасы с приклепанным упором-уловителем для приклада. Да и вообще – всего не перечесть. Дмитрий развил прямо-такие чудовищно интенсивную деятельность вокруг своего маленького войска! Благо, что захваченная казна Сигизмунда позволяла так резвится.

– Все это очень интересно, – остановил Басманова уставший от его болтовни патриарх, – но почему ты решил, что он готовится к войне?

Иов за какие-то полчаса оказался так перегружен этими техническими деталями, что у него голова пошла кругом. Как только Петр это все запомнил? Почему Дмитрий отказался от пикинеров? Да откуда же он знает? Он не понимает и то, зачем их ввели. И так далее. Это были не его вопросы. Совсем. Единственное, что патриарх вынес – царь за очень небольшое время сделал очень многое для коренной модернизации армии и ее качественного перевооружения. Пусть и небольшой ее части. Зато уже весьма славной.

– Как почему? Так ведь на кой бес ему так спешить? У него словно пожар в одном месте. Мне иной раз кажется, что завтра прискачет гонец с вестью о начале войны…

– Хочешь мира – готовься к войне, – произнес Иов, назидательно подняв палец. – Уверен, что царь и более масштабные преобразования начал бы, будь у него денег больше. Мда. А сам-то что думаешь? Замечал может что странное?

– Он везде ходит со своими преторианцами. Завел странную привычку выезжать-въезжать через разные ворота кремля. И никто до конца не знает, через какие он пойдет. Выселил большинство бояр и прочих из кремля. Бояре ропщут. Но после судьбы Шуйских – робко и негромко. Да и перестройка жилых покоев его тоже довольно необычна. Мне кажется, словно он готовится долго и серьезно воевать за свою жизнь. Сначала на стенах кремля. Потом, отступив, в палатах. Словно какая-то темная сила собирается его уничтожить, а он жаждет отдать жизнь как можно дороже.

– Боюсь, что он недалек от истины, – грустно произнес патриарх. – Сам же говорил – бояре ропщут. Для них не секрет, что царь считает их язвой на теле царства. Они же тоже готовятся, справедливо опасаясь за свои жизни. Слышал ли? За дружины свои многие родовитые взялись. Восстанавливают. Укрепляют. Видно царь о том знает и понимает, что рано или поздно это приведет к серьезному столкновению. К войне.

– Вот! Вот оно, отче!

– Что?

– Так сходится все! И истовая реформа пехотной бригады, и подготовка кремля к осаде с выселением всех подозрительных за его пределы. Но… тогда получается, что бояре должны ударить совсем скоро.

– Или он боится, что не успеет подготовиться. Не торопи события. Я поговорю с царем. Может быть, ему в этом деле потребна наша помощь. Хотя, я не уверен, что хоть кому-то доверяет…

 

Глава 3

15 апреля 1606 года, Москва

Торжества готовили в спешке, ориентируясь на Весенний мясоед – непродолжительный период, идущий между Пасхой и Троицей. Иначе до осени тянуть, чего Дмитрий позволить себе не мог. Ведь при той страсти, с которой он подошел к Марине, осенью ее живот очевидно округлится. А значит что? Правильно. Пойдут ненужные пересуды. Оно ему надо? Нет, конечно, ничего страшного. Но все равно – болтать будут всякие глупости, что имиджу монарха на пользу не пойдет.

Первый этап проходил в Успенском соборе.

Патриарх лично провел церковный обряд заключения брака в самом обычном формате. Не затягивая. Ибо знал – это ни разу не конец церемонии. Обменялись кольцами. Возложили венцы. Испили из общей чаши. И так далее. Все что нужно – то и сделали.

После чего Дмитрий повел свою законную супругу на свежий воздух, где возле самого собора их ждал царев возок, а также эскорт из сотни кровавых гусар.

Уселись и тронулись.

Выехали из кремля. Остановились возле первого места народного гуляния.

Заранее поставленные туда люди выкрикнули здравницу царю и его молодой жене. Подвыпивший народ подхватил. Свой человек, прикидываясь пьяным дурачком, полез к царю со своей чаркой вина. И царь, выдав заранее заготовленный тост, удовлетворил просьбу «человека из народа».

Потом была следующая точка. И еще одна. И еще.

И, где-то за час, Дмитрий, изрядно захмелев, объехал все официальные площадки для угощения жителей и гостей столицы. Везде лицом поторговал. Во всех больших компаниях засветился. С доброй половины Москвы выпил, образно, разумеется. Но, гуляющие люди оценили это куда буквальнее. Ведь событие из ряда вон выходящее.

Опасно. Рискованно. Ведь в любой момент на царя могли напасть или попытаться отравить. Но Дмитрий должен был рискнуть, дабы заработать немного рейтинга, такого важного в канун грандиозных потрясений.

Не меньшим гвоздем программы стал его возок – легкая открытая повозка на эллиптических рессорах, появившаяся природным образом только в XVIII веке. Дмитрию пришлось пустить на это диво дивное больше сотни хороших шпаг, иначе не удавалось изготовить пластины рессор для должной грузоподъемности и надежности. Важно отметить – это была ПЕРВАЯ в мире повозка с металлическими рессорами. ПЕРВАЯ! Так что впечатление она произвела не только на горожан, но и на иностранцев, которых хватало. Особенно пристально ее изучали богатые гости, явно жаждущие такую же себе. Ведь как мягко шла!

Да и вообще – повозка сама по себе была довольно интересная.

Ее открытый корпус был примечателен тем, что сверкал в лучах солнца из-за лакировки, словно новый автомобиль. Никаких вычурных украшений, так характерных для эпохи барокко. Все строго, аккуратно и изящно. Немного позолоченной бронзовой фурнитуры, однотонный кроваво-красный цвет корпуса да белый единорог на дверках. Ну и откидная, складная крыша, приоткрытая на четверть, ведь рекламная акция шла в самом разгаре.

Красного цвета было невероятно много.

Тут и корпус возка, и бархат внутренней отделки, и одежда эскорта, и их волнующиеся на ветру перья. Плохо или хорошо с точки зрения стилистики – отдельный вопрос, но внимание привлекало…

Но вот все завершилось – процессия вернулась, въехав в кремль через Спасские ворота.

Предстояло совершить следующий этап – венчать Марину на царство, как полноценную царицу. Опасный поступок. Ведь жена могла пожелать избавиться от мужа после венчания. Она ведь могла править и сама. Но он пошел на этот шаг, рассчитывая, что если его убьют или он скоропостижно скончается, у его детей будет возможность хотя бы выжить…

В Успенском соборе все уже было готово.

Полчаса скучного, но нужного ритуала и Дмитрий своими руками возлагает на коленопреклоненную и миропомазанную Марину малый царский венец, сделанный специально для нее.

Она бледна.

Не то от усталости, не то от переполнявших ее чувств.

Мягко улыбнувшись, он подал ей руку, помогая встать. Она охотно приняла его помощь.

Повернулись к гостям церемонии.

И все в соборе преклонили колени. Что местные бояре, священники да купцы, что приглашенные гости. На этом, собственно и все. Дальше был пир в Грановитой палате. Прием подарков от гостей и наблюдение за тем, как благородный народ напивается в хлам.

– Ты как? – Тихо шепнул он теперь уже законной жене.

– Быстрее бы уже все кончилось… – также шепотом ответила она, продолжая удерживать дежурную улыбку.

Но посекретничать им не дали. Подошел очередной человек, желающий выразить свою радость от столь знаменательного события.

– Государь, – произнес очень вкрадчиво этот мужчина, поклоняясь, – государыня, – повторил он свой жест, но уже царице. После чего выдал целое кружево довольно бессмысленных, но красивых слов. Еще раз поклонился и подозвал сопровождающего его молодого мужчину с небольшим ларцом в руках. Открыл его и аккуратно почерпнул рукой драгоценные каменья.

– Ты подносишь очень дорогой подарок, друг мой, – внимательно смотря ему в глаза, произнес Дмитрий. – Но я тебя не знаю. Кто ты? Какой милости хочешь?

– Я прибыл сюда от евреев Речи Посполитой, – еще раз глубоко поклонился мужчина, прижимая правую руку к сердцу. – Зовут меня Шавл Юдич Валь. Ювелиры, что прислал тебе мой король, одной со мной веры. Они писали совершенно удивительные вещи. Камни, что они огранили, вышли настоящими шедеврами…

– Да, – охотно кивнул Дмитрий, – они честно и самоотверженно старались. Молодцы и умницы, каких поискать.

– Но они также писали, что многое подсказал им ты, Государь. Без тебя они бы и не знали, как сделать так, чтобы самоцветы заиграли и загорелись исками небесного света.

– Они преувеличивают мою помощь, – мягко улыбнувшись, произнес царь. – Я просто поделился с ними некоторыми своими мыслями и наблюдениями. Без их мастерства и находчивости, ничего бы не получилось.

– Приятно слышать такие лестные отзывы, – вновь глубоко поклонился известный в Речи Посполитой раввин и банкир. Не требовалось отдельно пояснять, что новые формы огранки драгоценных камней, которые Дмитрий знал по XXI веку и попросил применить в коронах, принесут еврейской диаспоре Речи Посполитой очень большие деньги. Оттого и столь дорогой подарок, с подвохом, разумеется. Мало ли царь еще что-нибудь интересное с камнями выдумает? На фоне грядущих прибылей, этот ларец выглядел очень скромно.

– Но если вы хотите, чтобы я и дальше изредка делился с вами своими наблюдениями и мыслями, то я готов позволить открыть в Москве большое подворье для изготовления драгоценных украшений. Обычные налоги, как для всех. Сверх того моя защита, на случай, если кто-то попытается дурить, да подменять христианскую любовь стремлением к погромам и поживе.

– О! – Вновь глубоко поклонился Валь. – Очень щедрое предложение! Но…

– Что захочет Государь за свою помощь и идеи? – Помог ему Дмитрий.

– Да.

– Войти в долю и получать десять процентов от прибылей. Сначала я, а потом и те, кто мне унаследует. Я прекрасно понимаю, что оказанная услуга больше ей не является. И, узнав о некоторых новых способах огранки, ваша община больше в моей подсказке не нуждается. Да, да. Не смущайся. Я действительно удивлен вашим поступком. Это очень щедро и благородно. И именно поэтому я предлагаю вам возможность получить еще немного полезных знаний, которые, как известно, дороже денег. Но уже на других условиях.

– Это справедливо, – после довольно долгого размышления, произнес Валь. – Хотя, мнится мне, защита от погромов будет не меньше стоить. Ты уверен, государь, что десяти процентов тебе хватит?

– Я не жадный, – пожал плечами Дмитрий. – Жадность, это форма глупости. Мне хотелось бы, чтобы вам было выгодно со мной сотрудничать. Чтобы вы сами держались за нашу дружбу, а не терпели ее на грани раздражения. Но разве это будет возможно, если я попрошу много? Очень сомневаюсь. А теперь ступай, полагаю, что сейчас не время и не место для подобных бесед. Подумай. Посоветуйся. И как решите говорить предметно – дай мне знать.

Шавл Юдич Валь еще раз глубоко поклонился и ушел, уступая место следующему желающему поднести царю и царице дары. Рутина торжества продолжилась…

Ювелиры, полученные Дмитрием от короля Сигизмунда в знак примирения, безусловно, писали домой. О том царь знал и не мешал им, понимая, что на эту наживку может клюнуть большая рыба. Рыба приехала. Теперь осталось дело ее правильно подсечь. Старый, опытный, матерый еврей-банкир, подрабатывающий по совместительству раввином из той эпохи, когда не только об «МММ», но и даже о фьючерсах и форвардах еще не слышали, не говоря про другие прелестные вещи. И молодой, умный, пытливый мужчина без комплексов и предрассудков из XXI века, которому требовалось много… ОЧЕНЬ много денег на его прожекты. Блюдо должно получиться очень изысканным, если не испортится в процессе приготовления.

О каких намеках подумал Валь? Сложно сказать. Наверняка он наводил справки о Дмитрии перед тем, как к нему идти. Впрочем, его внимательный, оценивающий взгляд, который он бросал на короны царя и царицы, тоже говорили о многом. Это ведь в сентябре 1605 года у Дмитрия была грубая, наспех сделанная поделка, обозначающая только общий фронт работ и силуэт. Не успевали иначе. А сейчас все было совсем по-другому. Да, пришлось изрядно распотрошить всю сокровищницу Русских царей, разобрав на запчасти многие поделки, но оно того стоило. Обе короны вышли очень эффектными, а главное – красивыми, новыми и свежими стилистически. Этакая презентация и рекламная акция в одном флаконе.

 

Глава 4

1 мая 1606 года, Москва

Дмитрий тяжело вздохнул и посмотрел на пластиковый пакет, лежащий перед ним. Было не по себе. Сильно. Аж руки слегка подрагивали.

Когда в сентябре 1603 года он понял, что каким-то образом оказался в самом начале XVII века, то первым его поступком стала борьба с компроматом. Выложил все вещи, которые могли бы вызвать вопросы, выключил все, везде извлек аккумуляторы, где они были, упаковал в полиэтилен и прикопал возле одного дерева недалеко от Смоленска. А в марте 1605 года, когда двигался к Москве со своим войском, сделал небольшую паузу и выкопал старую закладку. Так с тех пор и не трогал. Да и зачем? Уничтожить бы, да жалко.

В сущности, кроме умных часов, смартфона, power-банка, механической зарядки в комплекте со складным мини-блоком солнечных батарей, купленным специально для долгих выездов. Еще аптечка походная. Маленький светодиодный фонарик. Ну и так, мелочевка всякая: ключи, деньги, кредитные карты, документы и так далее. И еще что-то. Он уже забыл. Оставлять их просто так под тем деревом Дмитрий откровенно боялся. Мало ли кто выкопает? Беда! А уничтожить рука не поднималась.

И вот сейчас, собравшись с духом, он решил вскрыть пакет и уже решить, что с ним делать.

– Уф… – выдохнул царь и аккуратно разрезал тонкий пластик в надежде, что там все залито водой и настолько угроблено, что, можно не глядя сжечь в печи.

Но не повезло.

Он слишком ответственно подошел к вопросу.

Чисто и сухо.

Взглянул на дверь.

Эта комната его покоев отделялась от дежурного секретаря и поста преторианцев двумя покоями. Просто так не войти и не выйти. Ни одного лишнего слуги не только в царских палатах, но и на территории кремля не было. Да и вообще кремль его стараниями превратился в охраняемый режимный объект с патрулями и комендантским часом. Потревожат ли его? Вряд ли. Разве что Марина, с которой они совершенно взбаламутили весь распорядок и устав. До такой степени, что фактического разделения на мужскую и женскую часть палат уже и не было, а царица проводила много, очень много, слишком много времени с царем. Даже ночевала у него не только для близости, но и просто потому, что им так нравилось. Поначалу по инициативе Дмитрия, а потом втянулась. Ведь настоящая близость начинается отнюдь не с секса. Но сейчас ее не было. Она серьезно работала на свою репутацию и, поэтому старалась демонстрировать набожность людям. Слухи о том, что она ведьма, продолжали упорно ходить. И только активным прилюдным богомольем удавалось их сдерживать в узде. Вот и сейчас она устроила трехдневное турне для торговли лицом перед молящимися по церквям…

Царь снова осторожно вздохнул и начал раскладывать на столе гостинцы из будущего. Он бы может и рвался бы к смартфону, если бы там было что ценное. Но, к сожалению, никаких подборок книг и справочников там не имелось. Так – немного музыки, немного клипов, а все остальное лежало в облачных хранилищах. Он как-то привык к тому, что интернет есть везде…

Включил power-банк.

– Ого! – Тихо воскликнул он. Десять процентов заряда. Он-то думал, что все совсем разряжено.

Поставил аккумулятор в смартфон. Подцепил его к power-банку. Воткнул наушники-затычки, чтобы не дать громко пиликать при загрузке. Включил.

Телефон загрузился, порадовав экраном для ввода графического ключа.

Ввел. За неполные три года движения стали несколько неуверенными. Отвык.

Воткнул наушники в уши. Выбрал первую попавшуюся композицию из альбома. Запустил проигрывание и зажмурился.

Ностальгия по былому нахлынула на него с удивительной силой. Даже слезу пустил, благо никто не видел.

Кому и что он пытался доказать всем этим фрондерством? Делал бы, что хотел отец – сидел бы сейчас в каком-нибудь ресторане и наслаждался сервисом в обнимку с цивилизацией. А где он сейчас? Заболит тот же зуб и что? Или простуда? Или еще какая пакость? Да, черт побери! Тут даже туалетной бумаги нет! Ему даже гадить приходится в ночную вазу. В горшок то есть! Кошмар… тихий ужас. Попробовать было классно. День, два, три. Ну, может пару неделек, для глубины и полноты ощущений. Но так жить? Нет! Увольте. Он бы никогда сам на это не согласился. Да, он здесь царь. Но если бы ему предложили вернуться – согласился бы немедля. Разве что Марину бы захотел с собой прихватить. Очень уж она его зацепила. А так – оставил бы все без малейшего угрызения совести. Он чувствовал себя чужеродным элементом эпохи. Инородным телом. Ему тут плохо. Всем вокруг из-за него плохо. К чему все это? А главное – зачем? Чья это дурная шутка?

Эти мысли плавно перешли к родителям. К папе и маме. К бабушке. Да и вообще – ко всем своим родичам, которых он когда-либо видел.

Перебирая в памяти одного за другим, Дмитрий с удивлением отмечал диссонанс с внешностью и характером. Да, основной семейной легендой было то, что он похож на деда. Но вот беда – ни одной его фотографии не сохранилось. Вообще. А все остальные даже отдаленно не имели сходств. Ни черты лица, ни рост, ни цвет волос, ни глаза, ни голос. Он всегда был белой вороной.

Попытался вспомнить бабушку. Не на фото или с рассказов, а в жизни. И тоже – пусто. Как будто корова языком слизнула. Как будто и не было ее никогда. Или его. Странно, почему он раньше на это внимания не обращал? Очень странно.

Потер шрам.

Удивительно, но его появление для него тоже оставалось загадкой. Конечно, родители рассказывали, но… он сам не помнит. Такое потрясение и не помнил! Как же так? Да и вообще – все его раннее детство, словно в густом тумане. Отдельные размытые образы, в которых ничего толком не понять и ни одного лица не разглядеть. Да что лица – даже имена. Ничего. Какая-то странная каша.

Детские фото? Их на удивление мало. Он едва ли десяток вспомнит. Да и те такие невнятные, что не до конца ясно кто там и с кем. Не, конечно, ту же бабушку опознать вполне можно. Одна беда – того, кто сидит у нее на руках, не видно – он повернут затылком с накинутым капюшоном. И так везде. А если добавить к этому еще и странную его схожесть с Иваном Грозным, выходила совсем уж непонятная петрушка.

Дмитрий достал лист бумаги и стал фиксировать ключевые факты, явления и даты, что происходили с ним. Музыка играла, проигрывая композицию за композицией. Они не мешали. Он полностью погрузился в работу.

Часа не прошло, как он откинулся на спинку кресла с бледным видом.

Оказывалось, что он вообще ничего не мог сказать про свое детство, если отбросить рассказы взрослых. Лет до восьми. Словно его не было.

Кроме того, внешняя непохожесть на родичей шла рука об руку с их некоторой отстраненностью. Особенно второго колена и дальше. Его никогда тепло не принимали. Вежливо и очень аккуратно, но никогда не было теплоты. Ни от кого. Да и родители когда разводились, его слова и пожелания в грош не поставили. Так решили и все. Его это не касается. А мама так и вообще перестала после развода с ним общаться. Словно он для нее умер. Так, изредка, на праздники позвонит и скажет несколько ничего не значащих слов. Отец общался, но держался с каждым годом все отстраненнее, полностью погрузившись в свою новую семью и малыша. Того-то он любил. Это сразу бросалось в глаза. Дмитрию всегда казалось, что это все вздор, и он банально ревнует. Раньше. Но сейчас эта деталь обрела совсем другой смысл.

– Проклятье… – прошипел Дмитрий, потирая виски.

Обидно и больно.

Ему вдруг очень захотелось пообщаться с папой… ну или кем он там ему был. Глаза в глаза. Почему он молчал? Хотя… Что ему сказать? Разве он знал, кто он и откуда? Вряд ли. Но ведь поддержал увлечение исторической реконструкцией? Даже, казалось, как-то оживился и особым интересом посмотрел на него тогда. И денег без вопросов выделил на доспехи, лошадей и тренеров. Знал? Да. Определенно он что-то знал. Да и золотой перстень с единорогом не просто так подарил. Слишком странное совпадение. Какова вероятность того, что из всех популярных геральдических символов он выберет именно единорога, бывшим личным символом Ивана Грозного? Очень небольшая. Обычно же больше по львам да орлам промышляют…

Но что же тогда выходит?

Дмитрий достал небольшое зеркало из аптечки и внимательно осмотрел свой шрам. Ему говорили о том, что он не характерный для лески и дурно зашит. Но, подсвеченный светодиодным фонариком он отчетливо показывал довольно неплохой уровень мастерства хирурга. Уж Дима-то повидал швов со своим увлечением…

Кто же он получается? Лжедмитрий или все-таки Дмитрий? Тот самый, настоящий, отучившийся в дебрях далекого будущего?

Свой среди чужих, чужой среди своих…

Все документы он разрезал и тщательно сжег в огне свечи. Кусочек за кусочком. Эти «бумажки» компрометировали его чрезвычайно. Пластиковые карты без фотографий оставил. Никто все рано не поймет, что это такое. Разве что ножом срезал выдавленные надписи – числа и буквы. От греха подальше. Мало ли ему когда-нибудь потребуется пластик? Всякое бывает. А этого товара в здешних пенатах не найти.

Ну и дальше в том же духе.

Уничтожать или нет смартфон – был большим вопросом.

Зачем он ему? Музыку слушать? Обойдется. Но, по здравому размышлению Дмитрий решил его сохранить. И, когда вновь будет в районе своего места входа в эту эпоху – попытать счастье. Вдруг та пространственная аномалия будет все еще работать? А это значит, что он сможет хоть немного посидеть в интернете. Конечно, только если отчим не выкинул этот номер из корпоративной группы. Столько времени прошло. Удалить и забыть. Но мало ли? Проверить стоило. Даже несколько часов серфинга в интернете могли дать очень много пользы. Учебники, таблицы, справочники. Все и не перечесть. Одна только банальная Википедия чего стоит? Не говоря уже о том, что стоило бы порыться в кэшах мессенджеров и клиентов социальных сетей. Он общался в среди реконструкторов, и там могло быть что-то полезное. Да, конечно, почти все – мусор и «сиськи». О чем еще могут говорить молодые мужчины? Но вдруг что интересное найдет?

Ну и попытаться вычислить местоположение точки входа по силе сигнала. Вдруг получится вернуться назад? Не факт. Очень не факт. Но мало ли? Такой возможность пренебрегать не стоит. Не в том он положении.

Кроме того, у него на смартфоне стояла мобильная версия Excel. Казалось бы? Фигня фигней. Но только для того, кто не умел ей пользоваться. На деле этот табличный редактор был довольно мощным и гибким вычислительным средством. Какой-то острой надобности в нем сейчас не было. Однако в будущем, когда ситуация утрясется, возможно потребуется. Тут и финансы считать, и статистику, и научные вычисления делать.

 

Глава 5

12 июня 1606 года, Москва

Дмитрий откинулся на спинку кресла, потер переносицу и посмотрел на Марину, развалившуюся словно сытая кошка на диване. Ну, пародии на него. Она внимательно смотрела на него каким-то не то задумчивым, не то загадочным взглядом.

Был глубокий вечер.

За окном смеркалось.

Скоро нужно было отправляться спать. Но взгляд этой женщины был настолько провокационный, что царь напрягся.

– Что-то не так? Милая, ты так странно смотришь.

– Тебя ведь воспитывали ведьмы и колдуны… не отрицай, это лишнее. Смешно. А в народе почему-то ходят слухи, хоть уже и не так упорно, как раньше, что это я ведьма, которая тебя приворожила.

– Ты говоришь загадками, – произнес, напрягшись Дмитрий. – Тебя что-то конкретное тревожит?

– Та странная маленькая ручная мельница. У нее еще при кручении ручки загорается огонек. Ты бы не разбрасывал такие вещи. Хорошо, что на это наткнулась я. А представь, какой переполох мог бы поднять слуга? Что это? Надеюсь, не опасно? Уж не смолола ли я свою душу, крутанув ручку?

– О… – несколько озадаченно произнес Дмитрий. Он как-то не думал, что Марина будет рыться в его вещах. А она, словно прочитав его мысли, пояснила.

– Ты меня сам просил принести твои записи. И точно указал где их брать. Поверь, я сама бы не полезла в твои вещи, ибо побаиваюсь. И, как оказалось, не зря.

– Надеюсь, ты об этом своему духовнику не рассказала?

– Я похожа на дуру? – Повела она бровью.

– Нет. Но ты могла испугаться.

– Не до такой степени. Что это?

– Ручное механическое зарядное устройство – генератор, который выдает электрический ток напряжением пять вольт и силой пятьсот миллиампер. Эм. Поняла чего-нибудь?

– Нет.

– Эта штука делает крохотные, совершенно безопасные молнии и упаковывает их в специально подготовленные емкости. Тот огонек, что начал светиться, питается такими молниями. Так яснее?

– Ты серьезно? – Совершенно бесстрастно поинтересовалась супруга. Видимо она была готова уже ко всему. И то, что выдал Дмитрий – было далеко не самая жуткая версия.

– Вполне. Зачем мне тебя обманывать? Мы с тобой в одной лодке. Проиграю я – и тебя убьют. И нашего ребенка. Я пытаюсь как-то выправить положение, но, пока перспективы очень грустные. Так что ты – пожалуй единственный человек на Земле, которому я могу доверять. Пока во всяком случае.

– Хм… – хмыкнула она и задумалась.

– Ты не стесняйся, спрашивай. Раз уж наткнулась. Так будет лучше. А то напридумываешь себе страшилок. Лучше я все расскажу и поясню.

– Зачем ты эту мельницу…

– Ручной генератор.

– Зачем ты эту… этот ручной генератор притащил с собой? Какая с него польза? А риск? Хочешь патриарху объяснять откуда он у тебя взялся и зачем он?

– О – это несложно, – улыбнулся Дмитрий. – Я же был в Иерусалиме.

– Ну конечно! Иерусалим все объяснит! Меня от священников уже тошнит, но не все из них с куриным разумом. Совершенно очевидно, что пойти в Иерусалим недостаточно для обретения такой штуки. Сколько ходило и ничего не приносило.

– То, что дозволено Юпитеру, не дозволено быку, – скромно и даже как-то сиротливо пожал плечами Дмитрий.

– А ты, я погляжу, возомнил себя Юпитером?

– Ну уж не бычком совершенно точно. Хм. И сказано в Евангелие: Еще подобно Царство Небесное сокровищу, скрытому на поле, которое, найдя, человек утаил …

– Ты шутишь? – С каким-то диким выражением на лице переспросила Марина. Она, конечно, была весьма далека от искренней набожности, но и от более развитых форм восприятия мира была удалена не меньше. Поэтому с вопросами Бога она старалась обходиться довольно осторожно.

– Смотри, – сказал Дмитрий, доставая механический генератор. – Что здесь написано?

– Я… я не знаю, – честно призналась супруга, внимательно изучая устройство, но, принципиально не трогая руками.

– Это надпись на древнем халдейском языке, означает «Царь под звездой». Ты много таких знаешь? Мне на ум приходится только тот, кто родился под Вифлеемской звездой. Особенно учитывая место нахождения…

Марина нахмурилась и задумалась. А Дмитрий мягко улыбнулся и присмотрелся к ней. Он был доволен тем, что первой устройство нашла именно она. Это прекрасно подходило для того, чтобы обкатать его заготовку легенды. Царь же со всех устройств тщательно соскреб надписи, где они были, и подписал нужными значками клинописи. Благо, что это было не сложно при работе по пластику и легким металлам. Разве что поделки из нержавейки не трогал – они у него и так были выполнены по последней моде XXI века – без надписей и с минимумом значков. Тот же смартфон у него был в корпусе из матовой нержавейки с полированным логотипом изображающего надкушенное «яблоко познания». На всем же остальном корпусе не было ни одного другого значка или буковки…

Почему Дмитрий выбрал аккадский язык? Потому что это дары древних волхвов востока. Это же очевидно. На каком еще языке они должны были писать? На греческом? На латинском? Очень вряд ли. Волхвы должны пользоваться чем-то очень необычным и крайне древнем. Волхвы же, а не проезжие скоморохи.

– Так это… – нервно сглотнув, произнесла побледневшая Марина и осеклась.

– Дары волхвов, – улыбнулся Дмитрий. – А волхвы, если что, были магами. Настоящими. Ну, их еще называют колдунами, к примеру. Одна беда – после того, как смертный прикоснулся к этим дарам, они начали портится. Я же извлек их из совершенно неприметного деревянного ларца, который обнаружил у гроба Господня. Осквернил таким образом. Не знаю теперь, сколько они продержатся. Я же не сын Божий, у меня нет благодати, чтобы поддерживать их в целости и исправности.

– Боже… – тихо произнесла супруга, и от избытка чувств закрыла лицо руками.

– Ты веришь моему объяснению?

– Оно странное. Но… если тебя воспитывали волхвы… ну, то есть, маги с колдунами и ведьмами, то… почему бы и нет?

– Думаешь, патриарх поверит?

– Не знаю, – покачала она головой. – Но если это действительно дары волхвов или что-то на них похожее, то ему следовало бы поверить. Обретение их ставит Московский патриархат очень высоко, возвышая над многими. Да. Думаю, что он поверит. Или хотя бы сделает вид, что поверит. В них есть что-то чудесное?

– Чудесное? Хм. Пожалуй, – улыбнулся Дмитрий и пошарив по ящику, извлек неприметный холщовый мешочек, в котором все и лежало. Достал маленький светодиодный фонарик и включил его.

Мощный, упругий луч слегка голубоватого цвета ударил из этой миниатюрной… кхм… палочки. Марина аж вздрогнула и изрядно округлившимися глазами уставившись на это диво дивное. Луч света полз по комнате, освещая даже лучше, чем днем тот участок, на который попадал. А ведь за окном были сумерки, и царская чета сидела при свечах. Невероятная яркость освещения в холодном диапазоне белого цвета дала для Марины, привыкшей к теплым тонам света от костра или там свечки, натурально эффект сюрреализма происходящего. Практически сопричастности с чем-то божественным или, хотя бы по-настоящему магическим.

Секунд десять уделив демонстрации, Дмитрий выключил фонарик.

– Как тебе?

– Это… это… божественно!

– Серьезно? – Максимально невозмутимо переспросил супруг, борясь с подступающим смехом. Ну… нельзя было сейчас начать ржать. Вся сакральность момента потеряется. Раз уж так получилось, то отчего бы не добавить этой ненаглядной и крайне опасной стерве дополнительной мотивации держаться за него? Не каждый самец homo sapiens может взять и выложить на кушетку дары волхвов. Тут нужна определенная уникальность. Хотя сознание Дмитрия буквально билось в истерике. Взял мощный светодиодный фонарик, посветил немного, и более древняя «мартышка», попросту не получившая должного развития и образования, пала ниц. Раз. Два. Три. И культ поклонения фонарику готов.

– Да! Да! – Ее глаза просто пылали от переполнявших всю ее сущность эмоций.

– И патриарх проникнется?

– Уверенна! Дар волхва достойный сына Божьего! А остальные можно посмотреть? Покажешь? Я же не успокоюсь теперь.

– Кстати, этот жезл теми маленькими молниями и питается.

– О! Так вот зачем они!

– Да. Но не только.

Чуть помедлив он начал извлекать «остатки былой роскоши» из обычного, неприметного холщового мешочка.

Умные часы, power-банк, мини-блок солнечных батарей и смартфон.

Свою походную аптечку Дмитрий тоже не стал уничтожать. Но спрятал отдельно. Очень уж она грела душу той кучей антибиотиков, противовирусных и обезболивающих средств. Фактически она превращалась в последнюю надежду для Дмитрия, а также для его жены и будущего ребенка. Однако, как ее подать он пока не придумал. Снимать упаковки с таблеток он побаивался, опасаясь снижения срока годности, и без того не самого хорошего в сложившихся условиях. Надписи же выглядели необъяснимо. Вообще аптечка вызывала у Дмитрия острый букет противоречивых чувств. Лекарства стремительно теряли срок годности, но и использовать ее было пока слишком опасно. Да и на ком? Что он, что Марина в принципе чувствовали себя неплохо. Пить сильные обезболивающие, а у него были только сильные, ради борьбы с легкой головной болью или прочей мелочью – по меньшей мере странно. Ну и так далее. В общем – и хочется, и колется, и мама не велит, но уже завтра может оказаться слишком поздно – испортятся.

– Вот эта штука собирает солнечный свет, превращает в крохотные молнии и позволяет их накапливать. Правильное название, как ты понимаешь, тебе ничего не даст. Поэтому я ограничусь описанием смысла. Хорошо? Ну вот и замечательно. Это – емкость для молний. В ней можно их довольно много накапливать. Относительно конечно. Шаровая молния или ветка небесной – сожжет эту реликвию совершенно. Для них оно слишком мало. Вот по этим особым жилами, – показал он провода, – можно молнии переливать, например, из хранилища к световому жезлу или от генератора к хранилищу.

– А это? – Указала она на смартфон.

– Это? Хм, – тяжело вздохнул Дмитрий. – Называется эта штука фаблет и в двух словах не объяснишь, для чего она нужна. Питается, как и световой жезл молниями, но отличается особой прожорливостью.

– Ты знаешь, как им пользоваться? – Удивилась супруга.

– Ты же сама сказала, что меня воспитывали волхвы, – невозмутимо ответил царь, внимательно отслеживая реакции Марины.

Она чуть вздрогнула, видимо осознавая то, что сама говорила. Как-то, видимо, именно этот формат магов и чародеев от нее совершенно ускользал.

– Тут много всего, – сказал Дмитрий, вводя графический ключ. – Но почти все для нас бесполезно по ряду причин. Полностью раскрыть возможности этого приспособления ни ты, ни я не можем. Сейчас и здесь, по крайней мере. Впрочем, это все неважно. Но кое-что интересное в нем имеется. Например, мне удалось найти немного музыки…

С этими словами он воткнул наушники в гнездо. Сел рядом с супругой. Воткнул одну «затычку» ей в ухо, вторую себе. И включил хорошее, академическое исполнение темы из «Пиратов карибского моря» из заранее созданного плей-листа. Он предусмотрительно оставил только один такой лист, набив красивыми композициями без слов. Остальные остались в библиотеки, но не на виду. По крайней мере, человеку, не знакомому с интерфейсом и принципами управления смартфоном, их практически не найти. Дмитрий подозревал, что рано или поздно придется демонстрировать девайс, вот и подстраховался.

Марина замерла с натурально остекленевшими глазами, боясь пошелохнуться.

Композиция закончилась.

Она робко, дрожащими губами, произнесла:

– Еще… пожалуйста…

Дмитрий улыбнулся и включил не менее эпичную композицию Star Sky группы Two Steps From Hell. Потом была Phantom of the Opera от Lindsey Stirling, Nothing Else Matters от Apocalyptica и еще с десяток интересных и довольно сложных, но красивых инструментальных композиций. Она была так потрясена и впечатлена, что не желала никак останавливаться. Пришлось волевым решением прекратить вечер музыки под предлогом «низкого уровня молний», дескать, смартфон их слишком много кушает.

Он все выключил и убрал.

Они легли спать.

И Марина долго не могла заснуть, переваривая какую-то бурю впечатлений. Объяснение, будто все это – дары волхвов Иисусу ее вполне устраивало. И она, не самая набожная женщина на планете, искренне переживала о том, какое чудо сегодня произошло. Она прикоснулась к поистине уникальным реликвиям. Это не гвоздь там или наконечник копья. На них можно только смотреть и представлять себе что-то. Здесь же…

Заснула она только под утро. Слишком много было эмоций. Едва успели перегореть. Зато невероятно сладко и крепко…

 

Глава 6

3 сентября 1606 года, Москва

Минул год с момента избрания Дмитрия на престол Земским собором. Всего год. Ну, с маленьким хвостиком в две недели. А Государь уже собрал новый. С людьми, так сказать, посоветоваться, да ответственность за принятие решения на них переложить. Удобный способ. Дескать, не злобный тиран в драгоценной шапке чего-то там умыслил, а совет всех земель так постановил. Не выгодно? Так кто же заставлял за то голосовать? Сами себе злобные буратино.

Другой вопрос, что в таких собраниях мало кто и на что может влиять, разумеется, кроме того, кто их организует. Классика демократии, о которой очень точно говорил Марк Твен: «Если бы от выборов что-то зависело, то нам бы не позволили в них участвовать». Нет, конечно, можно довести до абсурда даже этот фарс и «превратить прекрасный акт альтруизма в дурацкий обмен услугами» как в той же Речи Посполитой, где любой шляхтич, вымогая еще немного денег, мог наложить вето на законопроект и затянуть обсуждение. Но Государь решил идти другим путем. Пара столетий мировой практики абсолютно управляемой, послушной, можно даже сказать ручной демократии не оставляли права на ошибку или благодушную глупость…

В этот раз собралось ровно семьсот семьдесят семь делегатов. Какая-то связь с территориями или структурными образованиями? Нет. Ничего. Строго натягивание совы на глобус. Сколько надо, столько и отмерили. Причем, несмотря на то, что все более-менее серьезные боярские и дворянские рода были представлены, абсолютное большинство голосов получалось за мелкими служилыми, купцами, ремесленниками и прочими простыми вольными людьми. Выходило довольно занятно. С одной стороны, всех родовитых уважил, а с другой – прокатил по полной программе, поставил в положение меньшинства, не способного ни на что повлиять при голосовании. Это не укрылось внимания всех участников. Те же купцы ходили с веселой злорадностью, а родовитые – угрюмые и подавленные.

И не зря.

Дмитрий прекрасно понимал – у него есть совершенно уникальный шанс кардинально изменить историю. Он и так ее уже слегка подретушировал – зуб выбил и ухо разбил. Однако все это мелочи, по сравнению с тем, какие невероятные возможности находились в его руках.

При его отце – Иване IV Васильевиче держава, традиционно именуемая Россией, сделала тот маневр, который определил ее сущность на последующие пять веков. И Дмитрий с решением рулевого был не согласен.

Нет, конечно, нет. Он не считал своего природного отца дураком или вредителем. Отнюдь. Скорее, напротив. Все, что он узнавал здесь об Иване Грозном, рекомендовало его по самой высокой планке. И ум, и упорство, и пытливость, и находчивость, и какое-то чудовищное трудолюбие. Он был, безусловно, на своем месте. Прирожденный правитель волею судьбы оказавшийся у кормила.

Беда была в другом – он опирался на те знания, которые не позволили ему принять правильное решение. А среда, в которой он вырос, не дала ему шансов своевременно осознать свою ошибку и попытаться исправить.

К середине XVI века системно-идеологическая самоизоляция продолжала набирать обороты, достигнув своего пика. Самоизоляция в любом формате – штука весьма бестолковая. В радикальном же так и вообще – крайне вредная и деструктивная. И чем дальше в лес, тем толще получались партизаны.

Само собой, Дмитрий не имел никаких личных предрассудков в отношении православия. Это было вне его парадигмы мышления. Он ненавидел все религии одинаково, не опускаясь до любимчиков. Да, православие играло ключевую роль в сложившейся системно-идеологической самоизоляции. И что с того? Вместо него могла быть любая другая религия, подаваемая в формате государственной идеологии, локализованной территориально одним, далеко не самым сильным государством. Ну или небольшой группой слабых государств. Не принципиально.

Проблема заключалась совсем в ином. Дело в том, что при любом столкновении идеологических платформ сильнее всего страдает та сторона, у которой меньше всего земель, денег, знаний, людей и так далее. Иными словами – ресурсов. И чем дольше длится борьба, тем сильнее она бьет по слабому. Не потому что плох или не прав. Отнюдь. Природа вообще таких категорий не различает. Сильнее ему достается только по одной причине – потому что он слабый. И чем сильнее начальный перекос ресурсов, тем сильнее урон, тем быстрее достигается критическая усталость.

Грустная ситуация. Ибо все равно, кто с кем сражается. Коммунисты с капиталистами или православные с католиками. Бог, при прочих равных, всегда на стороне больших батальонов, как говаривал Наполеон. Единственный выход в свое время показали англичане. Именно в той туманной стране появилось понимание, что, если джентльмен не может выиграть по правилам, джентльмен меняет правила. Отец Дмитрия этого подхода к жизни не ведал. Он честно пытался выиграть в казино по правилам сего мутного заведения. Однако в Большой партии, длинною в несколько веков, это вело Россию от поражения к поражению. Не только и не столько военным, сколько социально-политическим и экономическим.

Конечно, кто-то может сказать, что к своему расцвету Российская Империя стала территориально самым большим государством мира. Ну, после Британской Империи, на которой в те же самые годы никогда не заходило солнце. Вот только беда в том, что большая часть этих земель была непригодна или еще очень долгое время будет непригодна для эффективной хозяйственной деятельности. А львиная доля другой имеет массу специфических особенностей, продиктованных климатом и логистикой. Получилась большая, очень земля. Но толку с того вышло немного. А проблем – полный воз. От транспортных и экономических до социально-политических. И учитывая общесистемное отставание от ведущих мировых держав, это сказывалось самым пагубным образом. Выходила так, что небольшая Германия или Франция обладала экономическими и социально-политическими возможностями, куда большими, чем огромная Россия.

Дмитрий прекрасно понимал общую диспозицию и пропорции сил.

Могла ли Россия в той системно-идеологической формации, в которой она пребывала, уверенно конкурировать и решительно побеждать на мировой арене? Нет. Очень непатриотичный вывод. Но Дмитрий и не был патриотом в привычном понимании этого слова. Он не понимал, какой в этом смысл. Для него патриотизмом была любовь к Родине. А будет ли человек рад, если его возлюбленная голодная, холодная и грязная устало бредет по дороге? Возможно. Но такими вещами Дмитрий не увлекался. Плетка там, страпон, кляп и прочие игрушки как-то его не вдохновляли, как и не возбуждало истязание других. Он предпочитал видеть возлюбленную сытой, ухоженной, здоровой и если не счастливой, то уж точно довольной своей жизнью. И никаких комплексов не испытывал по поводу того, какими способами это добиваться. Надо забрать у соседа вкусную еду для своей возлюбленной? Значит надо. Надо научиться у другого соседа тому, как правильно забивать гвозди в бетон, чтобы по-человечески повесить картину в комнате любимой? Не вопрос. Главное – результат. Все остальное – пустая болтовня, детские комплексы и деструктивная рефлексия. Такой уж он был человек.

Государь не мог выиграть по правилам. Ни он, ни Россия. Поэтому Дмитрий решил последовать завету Александра Васильевича Суворова, который, как известно, прослыл большим любителем удивлять своих врагов. Все ждут, что он вломится в дверь, ну или, на худой конец, в окно. Но нет – он решительно прыгает в дымовую трубу и, весь перемазанный как черт, атакует растерявшегося и смущенного врага «в штыки». Дмитрий прекрасно понимал, что так нельзя, что так глупо и неправильно. Ведь все, что касается людей и общества, нужно претворять в жизнь постепенно, аккуратно и не спеша. Чтобы не было потрясений. Но Государь не был уверен в том, что его дело не заглохнет после его смерти. Вдруг его сын будет идиотом? Или слишком слабым? Или просто окажется заложником положения? Или этого сына вообще не родится? И так далее. Очень сложно планировать дела на столетия вперед, когда не знаешь, что будет завтра. А потрясения? Так для России это была обычная форма существования и лишние несколько лет погоды не сделают…

– Ты уверен? – Нервно покусывая губы, спросила Марина.

– Пути назад нет. Уже нет. Я приказал раздать им все напечатанные тексты.

– Я боюсь… Это все выглядит очень опасно.

– Поверь – так нужно. Мы могли бы прожить с тобой тихо и спокойно, наслаждаясь тем, что греем свои царственные задницы о трон. Жужжание мух, изобилие варенья, мирно пасущиеся глисты, душная благость церквей и тошнотворный покой, больше напоминающий смерть. Но… разве это тебе нужно? Разве такого ты хочешь мужа?

– Я люблю тебя.

– Верю. Но такого, какой я есть. И чтобы не потерять твою любовь я должен идти вперед. Идти в бой. Пусть даже это может стоить мне жизни.

– Нам жизни, – поправила его Марина, невольно дернув рукой в сторону уже изрядно округлившегося животика.

– Я понимаю, чем рискую, – произнес он, нежно прижавшись и заглянув ей в глаза. – Мы здесь чужие. Совсем. Нас выжгут дотла. Даже память всю зальют помоями и замажут дегтем перед тем, как похоронить в канаве. Я должен это сделать. Я не смогу быть твоим мужем, если стану отступать и проигрывать. Ты и сама это понимаешь. Зачем такой женщине, как ты, ничтожество?

– Даже не знаю… – покачала головой Государыня изрядно озадаченная такой постановкой вопроса.

Открытие Дмитрием даров волхвов сильно изменило ее отношению к нему. Для себя она решила очень многое, ибо не верила, что столь удивительные реликвии, восходящие ко временам Иисуса, открылись ему просто так. Конечно, она допускала, что волхвы, воспитавшие Дмитрия, могли дать ему похожие поделки. Но это мало что меняло. Этот мужчина был не от мира сего. В его голове были какие-то удивительные знания. Думал он странно, но интересно. Да и вообще… она поняла, что по-настоящему любит его. Это стало для нее открытием. В этом деле многое наслоилось одно на другое. И личные качества, и обстоятельства, и его отношения к ней. О да! Его бушующая страсть к ней и стала той наживкой, которую она заглотила. В конце концов он оказался первым видным мужчиной, нашедшим возбуждающей и привлекательной именно ее, а не положение и влияние родичей. Ведь в глазах жителей XVI–XVII веков графиня не казалась красавицей даже близко. Не тот типаж был в моде. А дамой она была амбициозной и личный успех ставила очень высоко. В том числе и в таких делах. Дальше – больше. Впрочем, она все равно не могла понять, на каком этапе перестала мыслить себя без него…

– Скажи мне, что-нибудь.

– Что сказать?

– Не знаю, – пожал плечами Дмитрий. – Подумай. Всегда найдется что-то важное для такой минуты.

– Я буду ждать тебя!

– Не то!

– Я очень люблю тебя!

– Не то!

– Я буду молиться за тебя!

– Не надо! – Произнес Дмитрий. Здесь и сейчас она сдавала очередной экзамен на профпригодность. Пройдет ли? Марина вздрогнула и отшатнулась – видимо что-то такое отразилось у царя на лице, проявив его мысли. Но этот ее испуг продлился лишь мгновение. А потом в ее глазах сверкнул какой-то бешеный, дикий азарт и она произнесла:

– Иди и надери им всем задницы! Я жду тебя с победой!

– Вот! – Довольно воскликнул Дмитрий и страстно поцеловал жену в губы. – Спасибо!

После чего развернулся и уверенным шагом пошел к арене импровизированного амфитеатра, что вновь выстроили на Соборной площади. Делегаты и гости съезда уже гудели. Пора было выступать с речью – наверное самой провокационной речью последнего тысячелетия!

 

Глава 7

3 сентября 1606 года, Москва

Людям только успели раздать какие-то «кирпичи» с дивными печатными буквами, которые даже не пытались стилизовать под рукопись… и тут вышел Государь. Все сразу закрыли книги и с должным благоговением уставились на царя…

– Свобода! Равенство! Братство! – Произнес Дмитрий свои первые слова с импровизированной трибуны, сходу эпатируя зрителей. – Вот фундамент, на котором нам должно строить нашу Империю. Нашу! Одну на всех! Одну для всех!

Он замолчал, выдерживая маленькую паузу, отслеживая реакцию людей. Едва сдержался от усмешки, ибо с трибун на него смотрели ТАКИЕ лица…

– Свобода есть право каждого делать все, что он пожелает, кроме прямо запрещенного или вредящего окружающим, и, прежде всего, делам державным. Равенство есть принцип, при котором должности и посты должно занимать сообразно способностям и навыкам, без каких-либо глупостей в духе местничества и оправданий благородным рождением. Братство же состоит в стремлении жить в согласии с окружающими и сообща строить величие нашей единой державы. Нашей Империи!

Дмитрий вновь сделал паузу.

Тишина была настолько жуткой, что казалось мухи попадали в обморок, прекратив жужжать. Про то, что большинство делегатов и гостей излишне увлеклись задержкой дыхания и речи не шло. Эти выпученные мордочки говорили все сами за себя. В этот раз Государь не удержался и едва заметно усмехнулся. Да и чего бы им такими не быть? Ведь он только что озвучил концепт, зародившийся в недрах Великой Французской Революции и проявивший себя ярче всего в период Империи Наполеона. Только что, на Соборной площади Московского кремля прозвучали идеи, которые только-только стали произрастать в умах людей, еще не оформившись в нечто явное и ясное. Просто на уровне смутных ощущений и переживаний. Они опережали время на полтора – два столетия! И особенно карикатурно выходил в данном контексте оратор – монарх. Монарх, Карл! Не он должен такие речи говорить. Совсем не он…

– Сложная задача! Великая цель! – Продолжил Дмитрий. – Для ее достижения я предлагаю вам пять новых принципов державы.

По рядам прошел шелест – люди наконец вздохнули.

– Первое! Управлять державой надлежит, считаясь с широким общественным мнением. Империя – общее дело. Второе! Не делать различий между высоким и низким происхождением. Вы все мои подданные. Третье! Судить только по делам, стремлениям, разуму и поступкам. Ибо так, и только так предписывает нам Святое писание. Четвертое! Безжалостно отказываться от всего, что мешает нам идти вперед и развивать державу. Ибо Империя важнее любых мелких и ничтожных желаний, страхов и слабостей. Пятое! Непрестанно учиться у тех, кто смог превзойти нас в чем-либо. Ибо гордыня – смертных грех. А учение есть свет, открывающий шаг за шагом нам замысел Создателя!

Он ничего нового не придумал, для себя… для позиции XXI века. Просто взял и прикрутил прекрасно сработавший принцип Императора Мэйдзи к такому же неплохо проявившему себя методу идеологической провокации Великой французской революции. Просто. Банально. Пошло. В переводе на русский язык и местные реалии, разумеется.

Окинул всех взглядом.

И, выдержав большую паузу, он поинтересовался:

– Любы ли мои словам вам?

– ДА!!! – Оглушительно взревела толпа. Бояре и родовитые пытались что-то там кричать, возражая. Но правильно подобранный контингент делегатов просто не оставил им шансов. Эти недовольные просто захлебнулись в восторженном реве.

– Хотите ли вы встать на этот путь?

– ДА!!! – Вновь заревела толпа, еще громче.

И тут включился Петр Басманов – один из немногих посвященных в готовящуюся провокацию. С вечера он зачитал речь Дмитрия перед пехотной бригадой – личной армией Государя. Взял с них клятву – молчать до условного момента… Теперь же, он вышел вперед. Извлек шпагу из ножен. Вознес ее к небу и громко крикнул, как толпа чуть-чуть поутихла:

– Да здравствует Империя! Да здравствует Император!

Мгновение.

И преторианцы, гренадеры и штурмовики, обеспечивающие безопасность Земского собора, синхронно извлекли клинки, устремляя их к небу.

Еще пара ударов сердца.

И они, вслед за Петром кричат:

– Да здравствует Империя! Да здравствует Император!

Тишина.

Басманов демонстративно вздыхает, набирая воздух в грудь и… уже не только он с охраной, но абсолютное большинство делегатов и гостей ревут:

– Да здравствует Империя! Да здравствует Император!

Дмитрий глубоко кланяется и уходит в сопровождении десятка преторианцев. Довольный, но со спокойным и торжественным лицом. Первый этап его провокации удался.

А за его спиной люди, превратившиеся в толпу, скандировали здравницы «Империи» и «Императору». Пусть. Так даже лучше. Разве один человек может пойти против толпы? Старый, хорошо проверенный способ. Все диктаторы-популисты его использовали.

Конечно, Дмитрий понимал, что ни одна из серьезных держав не примет ни его нового титула, ни его программы. Будет война. Против всех. И со своими боярами придется рубиться. И с интервентами. Именно поэтому он так одержимо модернизировал и совершенствовал свою пехотную бригаду. Ибо с ней ему придется прокладывать дорогу новому миру. Именно поэтому он так стремился повысить стойкость кремля в обороне. Ибо здесь его будет ждать его жена с ребенком.

Был ли он идеалистом, действительно верящим в восторженную романтику революции? Нет! Нет! И еще раз нет! Он просто знал, что миру нужна Земля обетованная. Чтобы волна переселенцев захлестнула Россию, страдающую от недостатка рабочих рук. От недостатка населения. Чтобы она олицетворялась в головах у людей с новым миром, открывающим перед каждым человеком возможность. Страной, дающей шанс.

– Рубикон пройден, – тихо прошептал он сам себе.

Ни бояре, ни простые люди никогда не забудут услышанных слов. И не просто услышанных, но и напечатанных. Русское царство просто не сможет больше идти тем путем, что ей предначертали обстоятельства в прошлом. Скорее ее разорвет на тысячу маленьких медвежат, чем получиться держаться прежнего курса. В реальной истории весь XVII век был полон крестьянских восстаний и войн, до основания шатающих державу. И это при том, что у этих бунтарей не было никакой внятной программы. Обычный русский бунт – бессмысленный и беспощадный, который в сущности ничего не хочет менять. Выпить, побузить, сломать чего-нибудь, сжечь, да по домам. Теперь же… с программой, целью и ориентирами, они камня на камне не оставят, если вовремя поднимающуюся волну не оседлать и не накинуть уздечку…

Риск был велик.

Именно поэтому подготовка к Земскому собору шла в строжайшей тайне. Только самые доверенные люди были привлечены к его подготовке. Узнай кто из бояр хотя бы о тексте речи – все, конец. Они бы костьми легли, чтобы сорвать собор. И ведь там основную опасность представляла не только и не столько речь, а прежде всего конституция, названная «Державным уставом» и несколько уставов специализированных, таких как монарший, уголовный, торговый и прочие. Они меняли весь старый мир царства. Например, устанавливалось единое экономическое пространство без каких-либо внутренних таможенных кордонов. Для купцов – это было тем, о чем они не могли даже мечтать. Ибо открывало перед ростом и развитием торговли просто невероятные возможности и перспективы. И прочее, прочее, прочее.

Дмитрий не был юристом.

Это сильно мешало. Но на фоне того формата крайне запутанных, неудобных и странных правовых отношений, что имели место в самом начале XVII веке, его кривые поделки выглядели откровением…

Он подошел к крыльцу, где стояла Марина.

По ней было видно – женщине страшно. Очень. Ведь за спиной ревела толпа. Но она держалась.

– Мой Император, – произнесла она, сделав книксен, когда Государь к ней подошел достаточно близко.

– Восстание зла началось… – еле слышно шепнул ей на ухо Дмитрий, приобняв.

– Что? – С легким ужасом в голосе переспросила супруга.

– Не переживай. С нами Бог. А значит – победим. Ты же знаешь, добро всего побеждает зло. То есть, тот кто побеждает – и есть добро, кем бы его до того не считали.

– Любишь ты такие выверты, – усмехнулась Марина.

– Конечно, моя Императрица, – произнес Дмитрий, подмигнул ей и, подхватив под руку, направился в палаты. На улице сейчас было довольно опасно. Отчаявшиеся бояре могли вполне совершить глупость. Требовалось время, чтобы они осознали свое положение и разбежались из столицы, дабы не попасть под горячую руку сумасшедшего реформатора…

 

Глава 8

29 ноября 1606 года, Москва

Муцио Вителлески въехал по первому снегу в Москву с изрядной задумчивостью и настороженностью…

Он едва смог уговорить Папу передать мощи Святого Дмитрия Солунского в дар Московскому престолу. Какие только байки не рассказывал! Что только не обещал, ссылаясь на прозрачные намеки! Зачем? Не ясно. Если тот с улыбкой примет мощи и скажет просто «спасибо», это же будет совершенным крахом его карьеры! Одно хорошо – остальные иерархи ордена поддержали его всемерно. Их тоже заинтересовал странный и необычно образованный аристократ. В Дмитрии было столько загадок. Он прямо-таки манил их с невероятной, чудовищной тягой. Собственно из-за того, что весь орден Иезуитов выступил единым фронтом Святой престол и уступил. Подробностей даже Папа расспрашивать не стал, но всем стало ясно – это какая-то их игра, сложная, путанная и непонятная большей части клира. И, учитывая настрой Павла V на миссионерскую деятельность, под соусом которой это все ему и преподнесли, он тяжело вздохнул и согласился.

Муцио тогда выдохнул.

Одна из самых сложных задач, за которые он когда-либо брался, удалась на славу. Павел V подписал все необходимые документы. И иезуиты устремились в аббатство, дабы как можно скорее изъять мощи. А то, мало ли? Всякое бывает. Конкуренция между орденами иной раз творила чудеса.

Отбили. Собрали караван. И выдвинулись через Священную Римскую Империю и Речь Посполитую с миссионерской миссией в дикую Московию. Однако уже у Орши Муцио сильно встревожился. Ведь там оказалось несколько купцов из Москвы, которые говорили ТАКИЕ вещи, что у итальянца волосы становились дыбом. Понятное дело, что болтать можно всякое, но…

Перешли границу и вошли в Смоленск, где пришлось простоять пару дней. Голубиной почтой им даровали право пройти к Москве. И для порядка приставили сопровождающих. Да не из государевой службы, а по линии патриархата.

Пока ехали по снегу – общались.

И чем больше этот дьяк рассказывал итальянцу, тем сильнее тот смущался. Он просто не понимал, что и зачем делает этот безумец. Но безумец ли Дмитрий? Или может быть, местный православный клир что-то недопонял?

И вот Москва.

Государь-Император не выехал его встречать. Странно, но терпимо. С одной стороны – посланник Святого престола, который на Руси не в чести. Но с другой – он везет мощи небесного покровителя Государя. Весьма почитаемые и очень древние. Некрасиво. Не каждый день такие подарки делают. Впрочем, вместо него выступил уже старенький и больной патриарх. Хоть что-то.

Усталый, измученный взгляд. Понурые плечи. Вид у Иова был такой, словно он только что вышел из каменоломен.

Несколько вежливых фраз.

И вот они двигаются дальше в тишине по улицам довольно странного города…

С подачи Дмитрия на нескольких точках в Москве ежедневно шло зачитывание уставов и их обсуждение. Так что они, как говорится, «пошли в массы» и породили целую волну бурных эмоциональных реакций. Прямо-таки болезненное, лихорадочное оживление всего и вся. Местничества больше не было. Крепостного права больше не было. Никаких форм личной зависимости больше не было. А главное – ничто теперь не мешало любому простолюдину подняться до самых высоких этажей государственной машины. Чернь ликовала! Но радовалась не только она. Мелкие дворяне и служилые, ремесленники и купцы… все те, кто раньше был отрезан от власти и возможности на решительный успех – оказались воодушевлены.

Конечно, с введением новых законов мало что изменилось по факту. Необразованный бестолковый босяк из канавы все также не мог стать канцлером. Но теперь ему этого никто не запрещал явно. Учись, трудись, старайся – и у тебя есть шанс! Бред, конечно. Вероятность такого поворота событий совершенно ничтожна. Однако не в этом суть. Главное – Дмитрий дал людям мечту и надежду. Каждому.

К исходу первой недели информация о глобальных реформах выплеснулась за пределы столицы и буквально вскипятила города. Понимая, что чиновники могут затормозить, исказить или саботировать распространение информации, Дмитрий сделал ставку на купцов. Ведь Государь-Император упразднил все внутренние таможни! Только за это они должны были его носить на руках. Так что раздал им образцы текстов, сопроводительные письма, да отправил с Богом по городам и весям.

Общесистемный конфликт интересов внутри державы стремительно нарастал.

Поначалу разбежавшиеся из Москвы бояре да родовитые дворяне вернулись в город и проявляли демонстративную лояльность. Что выглядело откровенно угрожающе.

Патриарх пытался хоть как-то спасти положение.

Беседовал. Уговаривал. Выспрашивал. Угрожал. Чего он только не делал, чтобы примирить стороны. Но все тщетно. Никто из родовитых не посмел выступить открыто. Пока. Откровенных дураков среди них не было. Все улыбались, не желая делиться планами. Дескать, они самые верные и преданные сторонники Государя. Даже Дмитрий лишь улыбался как-то загадочно и продолжал держать паузу…

И вот прибыл иезуит.

На фоне творящегося кошмара – это показалось чем добрым и светлым. Ведь он привез такой интересный дар…

– Что думаешь, Отче? – Поинтересовался Дмитрий у патриарха Иова, когда таки удостоил Муцио приема и выслушал его просьбу. – Примем ли подарок?

– Как не принять? – Удивился он. На Руси не было столь древних мощей и это позволяло бы изрядно поднять репутацию собственно Московского патриархата. Особенно в противостоянии с униатами и прочими противниками из Великого княжество Литовского.

– А как быть с просьбой? Откажем?

– Надо бы. Но отказывать будет крайне некрасиво… – он покачал головой. – Нельзя принять мощи и отказать в просьбе.

– Почему?

– Как почему? Кем мы после этого будем выглядеть?

– Теми, кто принял подарок.

– Маленький храм им можно позволить построить. Хотя пускать этих злодеев в пределы державы – опасно.

– И в чем опасность? – Продолжал прикидываться дурачком Государь.

– Так ты что, разве не понимаешь? – Неподдельно удивился Иов.

– А ты забыл наш разговор? – Хитро усмехнувшись, произнес Дмитрий, давая понять, что юродствовал. – Неужели твоя вера так слаба, что ты боишься ее проверить делом?

– Ты прав, Государь, – после довольно долгой паузы, тихо произнес патриарх. А потом достаточно громко, чтобы услышали все в Грановитой палате, добавил. – Я не возражаю, если иезуиты поставят маленький храм в Немецкой слободе, дабы католики могли справлять службу. Грешно держать их без причастия годами. Тем более, после такого подарка.

– Если патриарх не возражает, то, как я могу отказывать? – Улыбнувшись, произнес Дмитрий. – Патриарх о том напишет грамоту. Подпишет. И я заверю. От себя же хочу добавить – вам надлежит поставить хорошую, добротную каменную церковь на берегу реки Яузы да с большим органом. На триста шагов в обе стороны одеть эту реку в каменную набережную. Замостить площадь вокруг церкви на двадцать шагов. Поставить там масляные фонари и держать их в темное время зажженными. Проложить две, мощеные камнем дороги. Одну – сквозь Немецкую слободу, вторую – до Москвы-реки, да мост там каменный поставить, через Яузу, чтобы к Троицкому храму ходить по нему и ездить. Все это вам надлежит сделать на собственные деньги. Святой престол такой вариант устроит?

Муцио внимательно посмотрел на Государя и едва сдержал улыбку. Задумку Дмитрия он разгадал сходу. Так уже сложилось, что «архитектурный стиль» этой большой деревни под названием «Москва» он успел оценить. А потому сыграть на контрасте и постараться показать католичество в выгодном свете посчитал весьма разумным ходом. Да, придется заплатить, и не так чтобы мало. Но Дмитрий заранее намекал на это еще там, в Смоленске. Тем более что иного способа закрепить здесь Святой престол пока не видел. Как оно там потом обернется – не ясно. Однако это все одно – шанс. И немалый. Так что, сделав скорбное лицо, Муцио выдавил:

– Да, Государь.

Патриарх же был настолько замучен текущими делами, что даже не заметил этой игры. Мало того – ему понравилась идея Государя-Императора за счет иезуитов украсить город. Построят. Потом обязательно полезут в интриги какие. Вот и повод будет их выгнать. А крепкая каменная церковь, оную можно и патриархату забрать потом, да набережная с фонарями и дорогой мощеной останется.

Кроме того, Иов уже вдоль и поперек перечитал все законы, что сочинил Государь-Император. А потому прекрасно понимал, что Дмитрий самым очевидным образом хочет наполнить Священный синод. Да, председателем там значился патриарх. Однако председателем над кем?

Прием закончился.

Все разошлись.

– Друг мой, – устало произнес Иов, поймав Муцио уже на улице, – я хотел бы с тобой поговорить. Это очень серьезно.

– Я слушаю, – покладисто кивнул итальянец.

– Не здесь. Приходи вечером на мое подворье. Откушаем. Поговорим. Дело очень важное и серьезное.

– Оно касается прозелитизма?

– Если бы, – грустно усмехнулся Иов и, кивнув на прощание, пошел своей дорогой.

 

Глава 9

1 декабря 1606 года, Москва

Муцио был потрясен до глубины души тем, что творил этот коронованный безумец. Теперь он не сомневался – трезвый человек таких дел не закрутит. Это надо же? Взял и поднял против себя практически всю аристократию!

Удивительно как легко и просто он понял местного патриарха. И не только понял, но и нашел с ним общий язык. И вот сейчас они вошли в небольшую комнату, где на мягком диване сидел Государь-Император с супругой, недавно родившей, но уже вполне активно бегавшей за ним хвостиком. Им предстояло, выступив общим фронтом, убедить Дмитрия попытаться пойти на примирение с аристократией.

– Присаживайтесь, – мягко улыбнувшись, произнес Дмитрий.

– Государь… – начал было говорить патриарх, но Государь оборвал его жестом.

– Я не собираюсь мириться с аристократией, если ты этого хочешь.

– Но почему?

– Так нужно.

– Но ведь это ведет державу в хаос!

– Софья Палеолог ввергла державу в хаос! – Возразил Дмитрий. – А я пытаюсь вывести!

– Что?! Кто?! Но почему?

– Кто подбил моего прадеда на дурные реформы? Начал прадед – закончил отец. Как итог – катастрофа Ливонской войны. Или ты забыл, почему нам пришлось ее прекратить? Я напомню. У нас просто кончились «негры».

– Кто?! – Хором переспросили иезуит и патриарх.

– Не берите в голову. Заговорился. У моего отца просто закончились возможности верстать новых стрельцов и поместных. Люди кончились. Мы понесли поистине катастрофические потери в живой силе! Сколько конкретно – сказать сложно. Но от двухсот до двухсот пятидесяти тысяч крепких, здоровых мужчин, которые ой как пригодились бы и на пашне, и в мастерских. А сколько жен потеряло кормильцев? А сколько невест женихов? А сколько потрачено денег и прочих ценностей? Сколько изготовлено и оставлено на полях оружия, обмундирования и прочего имущества? Это поражение стало для державы настоящей катастрофой!

– Я не понимаю тебя, – покачал головой патриарх. – Как твоя прабабка оказалась виновной во всем этом?

– Она подбила прадеда на дурные реформы. Например, вместо совершенно бестолкового поместного ополчения у нас была бы кавалерия не хуже польских крылатых гусар. Все к тому шло. Или ты не знаешь, кто разбил Мамая на Куликовом поле? Княжеские и боярские дружины! По своему снаряжению, лошадям, выучке и приемам боя они вполне были на уровне крылатых гусар. А возможно и выше. Но мы похерили их всецело. И перешли к бестолковой степной кавалерии, организованной по древнему византийскому образцу, устаревшему более чем на пять веков… Да что и говорить, Карл Мартер привел на битву с арабами при Пуатье войско, организованное также. Эм. Почти тысячу лет назад…

– И только это? – Хмуря лоб, поинтересовался Иов.

– Отнюдь. Это только один из эпизодов. Поражение в Ливонской войне и последующий тяжелый кризис не стал неожиданностью. Но прямым следствием из того, какой дорогой мы шли. Все мы. И особенно бояре… ненавижу их. Они настолько прогнили и деградировали, что вызывают у меня только омерзение. Люди и так после всей этой катастрофы жили кошмарно. Сильно голодали. Так эта дрянь с них бросилась последние соки сосать, усугубляя и без того чудовищное положение дел, вгоняя державу в полное и окончательное расстройство! Ненавижу. Ненавижу! НЕНАВИЖУ!!! Твари! Безмозглые твари! Они не понимают, что любая держава стоит на плечах своих пахарей и ремесленников. И чем крепче эти плечи, тем благополучнее державы. А они в своей безумной жадности готовы были все по миру пустить!

– Государь, – вкрадчиво произнес иезуит, несколько потрясенный такими словами, – мы хотели бы помочь в твоем деле, но не понимаем замысла. Не мог бы ты нам его объяснить?

– Быть может, вы не понимаете замысла, потому что так и задумывалось?

– Но…

– Серьезно, – перебила его Марина. – Почему Дмитрий должен вам доверять?

– Но тебе он доверяет? – Лукаво поинтересовался Муцио.

– Доверяет, – усмехнулась Государыня, – но лишь потому, что если умрет он, за ним следом последую и я. Мне не выгодно его предавать. А вам?

– Я лишь пекусь о благополучии державы, – возразил Иов, разве руками.

– Веру, – охотно согласился Дмитрий. – Но что будет, если ты поймешь – наши взгляды в этом вопросе разошлись?

– Постараюсь тебя переубедить.

– А если я не поддамся уговорам?

– Я… не знаю, – как-то подавленно ответил Иов. – Наверное продолжу свои попытки.

– Не лукавь, – холодно произнес Дмитрий. – Ты предашь меня. Признайся, ведь ты считаешь, что я сошел с ума?

– Нет, что ты!

– Неужели тебе так страшно признаться? – Оскалился Государь.

– Хорошо, – примирительно произнес Муцио. – Мы не хотим знать твоих планов.

– Что? – Удивился Иов.

– Не хотим, – с нажимом произнес иезуит. – Наш интерес действительно выглядит подозрительно. И если допустить, что мы тебе враги, то делиться с нами планами – фатальная ошибка. А никаких способов узнать, на чьей мы стороне, пока не случится задуманное, невозможно. А что-то обязательно произойдет.

– Я рад, что ты это понимаешь, – довольно мягко произнес Дмитрий.

– Но то, что ты сделал… признаться, я не понимаю тебя. Зачем? Что тобой двигало? Неужели только чувство мести? Ты же установил такие жуткие законы, что я и помыслить не могу.

– Друзья, – примирительно произнес Государь, – я понимаю ваши беспокойства. Но доверьтесь мне. Чего вы боитесь? Что меня убьют? Так Земский собор выберет кого-нибудь еще. Вон Михаил Романов – прекрасный кандидат. В голове так пусто, что аж звон стоит. Нерешителен. Глуп. Что может быть лучше для монарха? Он вернет все к старине. Ну, как сможет. Шапку Мономаха-то и прочие старые наряды я уже совсем изничтожил в дело пустив. Но как-нибудь управится. И продолжит трудовой подвиг моего блаженного брата. И ты, отче, получишь то, что так страстно желаешь – тишь, да гладь, да божью благодать. Ну, на сколько-то лет.

– А ты разве этого не хочешь?

– Упасти Боже!

– Что?! Но почему?

– У народа хань, проживающего в державе Мин далеко на востоке есть проклятие: «Чтобы вам жить в эпоху перемен!» Они считают, что это самые грустные и тяжелые годы. Но я так не считаю. На мой взгляд эпоха перемен – самая замечательная пора. Королеве Англии Елизавете приписывают высказывание, которое точнее всего характеризует эту эпоху. Звучит оно так: Когда надвигается буря, каждый действует так, как велит ему его природа. Одни от ужаса теряют способность мыслить, другие бегут, а третьи – словно орлы расправляют крылья и парят в воздухе. Звучит, не правда ли? Может быть дело в природе этого народа хань?

– Ты думаешь? – Задумчиво задал вполне риторический вопрос иезуит.

– А почему нет? Ты думаешь викинги хоть чего бы достигли, если бы сидели и млели от покоя? Да чего далеко ходить? Конкистадоры! Горстка безумцев бросилась через Атлантический океан и завоевали целых два континента!

– И многие из них погибли, – назидательно заметил Мурцио.

– Все мы смертны, – безразлично пожал плечами Дмитрий. – Сколько живет простой селянин? Лет двадцать пять – тридцать? Счастлив ли он в спокойной жизни? Тяжелый труд, голод, холод, лишения, боль, унижения… вот в общем-то и вся гамма его житейских радостей. Еще есть женщины и вино. Но по любви он себе позволить жениться не может. Ведь за него все решает отец. А какая радость от жизни с женщиной, которая тебе противна? Что же до вина, то… много ли он его себе может позволить? Ведь он беден. А если там еще и честный, ответственный малый попался, то он себе этого просто не позволит. Да и как? Там же по лавкам у него голодные дети, изможденная жена и еще какие родичи… Нравится вам эта сказка?

– Такова жизнь, – грустно пожал плечами патриарх.

– Если ее не менять. Если не пытаться наше «завтра» сделать лучше, чем «вчера». Всеми силами. Конечно, с людьми трудно. У них всегда сначала штаны дырявые, а потом бриллианты мелкие. Но как по мне – это неплохо. Такими нас сотворил Создатель. Что скривились? Или вы считаете его криворуким недоучкой?

– Что?! Нет! – Хором ответили иерархи, вскинувшись.

– Хорошо, – произнес с улыбкой Дмитрий. – Ступайте. И если вы союзники мне – посидите тихо. Ах да, Муцио, чуть не забыл. В будущем я планирую перестраивать Успенский собор. Он слишком мал и неказист. Мне бы очень пригодился хороший архитектор. Дерзкий, но толковый. Ты не мог бы мне такого порекомендовать?

– Я напишу своим друзьям. Возможно они смогут кого-то присмотреть.

– Буду благодарен.

Иерархи встали и поклонившись, направились к двери где, выходя услышали едва слышный шепот Марины.

– Почему ты не хочешь им сказать про дары?

Они резко обернулись с очень напряженным видом.

Дмитрий недовольно скосился на Марину, а потом прямо и очень жестко посмотрев на иерархов, произнес:

– Потому что они еще не готовы.

– Дары? – Попытался продолжить разговор Муцио, но Государь не проронил ни слова, в упор смотря на него давящим взглядом. Впрочем, отвечать было и не нужно. Фантазия иезуита, думавшая все эти дни над причинами крайне странных поступков, сработала безупречно. – Дары волхвов? О Боже! Ну конечно!

– Ступайте, – с нажимом повторил Дмитрий.

И два ошарашенных иерарха поклонившись, вышли.

– Думаешь их проняло? – Поинтересовалась задумчиво Марина. Она ведь не случайно проговорилась, а вполне нарочно.

– Проняло. Мне даже интересно, как они теперь будут виться и что танцевать. Будет забавно, если объявят еретиком или пособником дьявола. Хотя на это они очень вряд ли пойдут, хотя бы потому, что это им не выгодно. Обоим. Муцио ладно. Без году неделя на Руси – ни влияния, ни связей здесь нет. Но Иов – он да, он станет теперь куда покладистей.

– Ты же понимаешь, что их нужно будет показать?

– Да. Понимаю. Но покажу только после войны. Если переживут. Очень надеюсь, что теперь, пусть и на время, они прекратят мне мешать из благих побуждение. В конце концов формулу «Deus vult» еще никто не отменял.

Марина посмотрела на него напряженным взглядом. Вздохнула. И, подтянув ноги на мягкий диван, прижалась словно кошка.

– Боишься? – Ласково приобняв ее спросил муж.

– Боюсь.

– За сына?

– За всех нас. Ты очень опасную игру ведешь.

– Над пропастью во ржи …

– И эти твои извечные каламбуры, – чуть ворчливо произнесла она.

– Жизнь ползет как змея в траве, пока мы водим хоровод у фонтана. Сейчас ты в дамках, но что ты запляшешь, когда из-за гор начнет дуть Трамонтана?

– Даже не старайся, – хихикнула Марина. – Я уже привыкла. Не представляю, как я раньше жила без всего это сумасшествия?

– Хм. Дай подумать. Хм. Спокойно?

– Скучно! Но главное – ты просто бездонный ларец со знаниями. Я за эти полтора года с тобой узнала намного больше, чем за всю свою предыдущую жизнь.

– Не обольщайся, – усмехнулся Государь, – я обучаю тебя потому что мне нужен разумный собеседник и вменяемый помощник. Но тебе, как я заметил, точные науки не по душе?

– Не то чтобы… – чуть пожав плечами, ответила она, – просто очень тяжелы. Но ты не думай – я не отказываюсь. Это безумно интересно!

 

Глава 10

17 декабря 1606 года, Москва

Дмитрий вошел в небольшую затененную комнату. Один подсвечник на столе с тремя тусклыми свечками. У окна, спиной к двери, стояла грустная, осунувшаяся женщина в черной монашеской одежде.

Государь подошел и аккуратно коснулся ее плеча.

– Мам…

– Зачем ты пришел? – Глухим голосом спросила она.

– Прости меня… я плохой сын… совсем плохой…

– Тебе от меня что-то нужно?

– Я хочу, чтобы у меня снова появилась мама.

– Так ты, наконец, поверил в то, что ты мой сын? – Спросила она повернувшись. Глаза ее были влажными. – Или ты до сих пор считаешь себя самозванцем?

– Я не знаю, – покачал он головой. – Я долго думал, долго пытался хоть что-то вспомнить. Все слишком странно. Там где я вырос, мне не приходили в головы мысли о моем происхождении. Меня ведь воспитывали женщина с мужчиной. Именно их я считал своими родителями. Только…

– Что? – Спросила Мария Федоровна, хлюпнув носом.

– Они всегда были ко мне так холодны и далеки. Особенно когда у них родились свои дети. Я не понимал почему. Думал, что я просто ревную их внимание и тепло. Теперь понимаю, как ошибался. Очевидно же – я был им чужим. Воспитывали, но душа ко мне не лежала. Наверное, у них просто не было выбора, когда им всучили меня. Меня окружало столько лжи, – покачал он головой.

– Тебе понравилась эта ложь?

– Сложно сказать. У меня там была любимая бабушка. По крайней мере, мне говорили, что я ее любил, а она во мне души не чаяла. Мне нравилось в это верить. Она была единственным человеком, которого я любил… со слов. А потом оказалось, что ее выдумали от и до. Этот крест, – Дмитрий вытащил свой золотой нательный крест, – я заказал в ее честь. Сейчас я ношу его в напоминание о растоптанной надежде.

– Ты хочешь, чтобы я ее тебе заменила? – Повела бровью Мария Федоровна.

– Нет, – покачал головой Дмитрий. – Я хочу, чтобы у меня вновь появилась мать. Настоящая. А не та призрачная сказка, которая меня порядком достала. Те люди… они ведь все знали, но молчали…

– Не кори их, – мягко улыбнувшись, произнесла Нагая, – они дали тебе хорошее образование и воспитание. Лучше, чем могла бы дать я. Тем более в той обстановке, что творилась вокруг…

– Понимаю. Но мне от этого не легче.

– Какие они были?

– Мам… не все знания одинаково полезны. И не все из них нужно демонстрировать. Ты думаешь, почему этот иезуит распушил хвост и привез мощи столь досточтимого святого? Я в Смоленске имел глупость сказать лишнего, продемонстрировав то, что не стоило. И вот результат. Для державы – неплохо. Для меня – опасно. Я знаю слишком много того, о чем говорить не следовало бы. И моя старая жизнь полна таких вещей. Нас могут подслушивать или ты случайно что-то расскажешь. А меня потом будут ждать последствия. Ведь все, что мы говорим, может быть использовано против нас…

Этот разговор прервал стук в дверь.

– Государь, – произнес преторианец. – Ты просил тебя предупредить, как начнется.

– Хорошо, – кивнул Дмитрий и повернулся к Марии Федоровне. – Мам, ступай к Марине. Она сейчас с сыном у себя в окружение отряда преторианцев. Здесь тебе может быть опасно.

– Пустое! Кому есть дело до старой женщины?

– Мне. Я хочу, чтобы у моего сына была любящая бабушка по-настоящему, – нахмурив брови, произнес Государь. – Ступай.

Она вздрогнула, проникнувшись моментом, и поспешно вышла, отправившись выполнять приказ сына.

Дмитрий проводил ее взглядом и направился на заранее выбранный и подготовленный замаскированный наблюдательный пункт. Операция «Проклятье золотого цветка» входила в свою завершающую стадию.

Поначалу возмутившиеся бояре и родовитые очень быстро притихли. Совсем уж дурней в этой среде было мало. Поэтому, как толпы стали бушевать, они резко прикинулись ветошью. Против такой стихии не повоюешь – затопчет. Но разве это означало, что они смирились и согласились? Отнюдь.

Самые родовитые и влиятельные, то есть, те, что могли потерять больше всех, быстро скооперировались и стали думать, как исправить ситуацию. Попытки переговоров с Государем-Императором не давали никаких результатов. Он просто не желал жить «по старине»… да и, если честно, не мог. Рубикон пройдет. Спустить все на тормозах было уже попросту невозможно…

Государь вышел на позицию, достал зрительную трубу, положил ее перед собой и стал ждать. Вид открывался просто замечательный. А главное, затененное небольшое окно не привлекало ничьего внимания.

Минута. Другая. Третья.

Вдруг ворота в башне начали открываться. Осторожно так. Тихо.

Несколько мгновений.

И уже сквозь щель начали протискиваться вооруженные люди в неплохих доспехах. Родовитые дворяне да бояре не поскупились и снарядили тех, кто пойдет с ними на приступ.

Люди втягивались.

Сотня. Вторая. Третья.

Шли компактно. Без факелов. Тихо.

Но вот все завершилось.

Последняя группа просочилась за ворота, и…

– Бар-р-р-р-а!

Вдруг раздался громовой крик многих глоток и из нескольких дверей по ходу движения заговорщиков стали вываливать преторианцы.

Б-у-у-у-м!

Необычайно гулко захлопнулись ворота.

А на крыши ближайших домов высыпали стрелки с ружьями и сходу открыли стрельбу. Без переговоров. Без пауз. Сверх того вниз полетели факелы, дабы осветить как можно лучше смертников.

Рывок мятежников вперед.

Но преторианцы выкатили с собой несколько заряженных 3-фунтовых «единорогов» и ударили ближней картечью практически в упор, охладив их пыл.

Крики! Мат! Стоны!

А с крыш полетели ручные гранаты.

Не прекращался беспорядочный треск.

Снова ударили полковые «единороги» ближней картечью.

Звук трубы.

Стрельба прекратилась.

Дым стал медленно рассеиваться, открывая картину боя.

По крику командира преторианцы двинулись вперед.

Пленные Государю в этом бою были не нужны. Поэтому его личная лейб-гвардия банально всех добивала шпагами. Живой? Мертвый? Не важно. Контрольный удар шпаги в уязвимое место все равно получишь. А то и не одно.

Дмитрий едва заметно улыбнулся и отпил из чашки ароматного кофе. Персидские торговцы поставили эти замечательные зерна по его просьбе, и он теперь себя баловал. Благо сварить нормальное капучино в тех условиях было хоть и непросто, но вполне возможно.

Дело сделано.

Допив кофе, он вышел из замаскированного наблюдательного пункта, бросив через плечо:

– Поставить постовых, остальным спать. С утра займемся опознанием и сбором трофеев.

– Слушаюсь, Государь, – вытянулся по струнке дежурный.

Он шел и думал, как все-таки удачно получилось.

Князь Мстиславский прибежал к нему в тот же день, сразу после Земского собора. Взъерошенный и озадаченный. Битый час ушел на то, чтобы объяснить ему какие перспективы у аристократов в предложенной Государем системе. И то, что, несмотря на явно не прописанные привилегии, их стало больше.

Когда понял – проникся.

Сильный становится сильнее, богатый – богаче. Это аксиома. Никто не хочется добровольно отдавать то, что «нажил непосильным трудом». Другой вопрос, что глупо при этом публично унижать широкие массы тех, кто не так удачлив в силу различных обстоятельств. Зачем богатым и влиятельным людям восстания и мятежи? Это же рушит хорошо отлаженную систему, портит им жизнь и снижает доходы.

Так что, услышав то, что ему хотелось, Мстиславский вполне охотно перешел на сторону Дмитрия. Тайно, разумеется. Да, с интригами всегда одна и та же беда. Когда столько всяких тайн, нельзя быть уверенным, кто на чьей стороне, пока игра не закончится. Государь и не доверял князю. Просто использовал, пользуясь обстоятельствами. Что он терял в случае его предательства? Срыв удачной и очень своевременной провокации. Не велика потеря. Он найдет и другой способ уязвить своего врага – это не так сложно. А что выигрывал, если Мстиславскому все удастся? О! Очень многое! Он ведь в этом случае становился жертвой злодейских промыслов, получая широкую народную поддержку. Лучше не придумаешь. Практически мученик, который за счастье народное страдает. Дальше бы стало сильно проще…

 

Часть 2

Северный лев

 

Глава 1

9 марта 1607 года, Москва

Снег еще лежал толстым одеялом, но в округе отчетливо воняло войной. Возможно, это стали оттаивать продукты жизнедеятельности животных, накопившиеся за зиму в слое снега. А возможно у Дмитрия просто пошаливали нервы, порождая ненужные аллюзии, ведь он ждал начала этой войны с особым… хм… нетерпением.

После провала декабрьского переворота личные войска Государя-Императора прошли частой гребенкой по всему городу. Все имущество заговорщиков конфисковали в казну, самих же лишили всяких прав и титулов.

С семьями заговорщиков разобрались не мене жестоко – «забрили» в монахи и отправили нести слово Божье белым медведям. То есть, всех скопом направили в заполярный город Мангазею, где поручали поставить каменный или кирпичный монастырь. В случае успеха им обещалось прощение и возвращение. Сурово. Но он мог и под нож пустить – был в своем праве. Тем более, что всем необходимым для решения поставленной задачи он их снабдил. И даже несколько священников выделил. Исключение составили только молодые и здоровые женщины, в основном молодухи да девицы. Их развели, если то требовалось, а потом выдали замуж за тех бойцов Государя-Императора, что отличились в кампании 1605 года.

Трех дней не прошло, как все было кончено и в Москве уже играли коллективную свадьбу. Все довольны. Все счастливы. Одни, что на кол не присели. Другие, что родовитыми женами обзавелись. А через две недели – на север, в Холмогоры, тронулся санный поезд с экспедицией, откуда ему силами поморов надлежало достигнуть цели.

Но не всех удалось накрыть. Хватило тех заговорщиков, которым удалось бежать. Неприятный прокол. Однако ничего с этим не поделать. На самом деле Дмитрий и не надеялся, что ему удастся с помощью всего одной провокации выявить и уничтожить всех своих политических противников. Но мечтал. Впрочем, не прекращая готовиться к войне.

Главным вопросом в этой подготовке было непонимание – кто ударит, откуда и какими силами. Ну и, само собой, в каком порядке. Почему они вообще должны атаковать вопрос не стоял. Совершенно очевидно, что сбежавшие заговорщики расскажут о выходках сумасшедшего монарха, вырезавшего своих полководцев и развалившего всю оборону. Держава в их понимании была беззащитна, и сама падала в руки страждущих.

Самым благоприятным направлением Дмитрий считал запад. С одной стороны, у него с Сигизмундом III был подписан «вечный мир» до весны 1610 года. Формальность, конечно. Но без веской причины его нарушать не станут – урон международному престижу. С другой стороны, тесть Государя – Ежи Мнишек летом 1606 года уже начал поднимать бучу по Польше. Дескать, не хотим Сигизмунда в королях… Зять там выглядел, по его мнению, намного интереснее, особенно если поставит его – заслуженного ветерана интриг фактическим наместником над Польшей. Поэтому «старина Сиги» был настолько погружен в разборки с ясновельможной аристократией, что и подумать о войне не мог. Очень удобно. Хотя бы одно направление выглядело более-менее стабильно и предсказуемо. Да и Смоленск, прикрывавший то направление, в целом был лоялен Государю.

А вот с северным направлением все было плохо.

Конечно, Новгород воспринял «уставы Дмитриевы» благоприятно. Но тут была определенная проблема – город медленно, но верно терял свое значение. Как торговый порт он уже мало подходил из-за возросшего водоизмещения кораблей. Им не с руки стало карабкаться сначала по Невским порогам, а потом по Волхову, где их тоже ждали пороги, да еще и весьма извилистое русло с блуждающими мелями. Новгород уверенно задыхался. И Дмитрий не мог ему пока ничего интересного предложить. А бояре, убежавшие туда – могли.

Все дело в том, что брат нынешнего короля Швеции Юхан III в свое время планировал присоединить Новгород с окрестными землями к своей державы. И это разом меняло статус города. Да, торговым портом ему уже не быть. Однако, пойдя под руку шведов, он превращался в самый южный торговый город их державы и ключевой узел по торговле с Русью, через который вели бы свои дела все негоцианты, заходящие в шведские же Нарву и Ивангород. Не так, чтобы это сильно лучше меняло ситуацию, но довольно ощутимо и весьма перспективно. То есть, вполне достаточно для предательства.

Южное направление выглядело не лучше.

Здесь в интересах заговорщиков могли действовать три силы.

Первая – разбойная армия Ивана Болотникова. Она так и не распалась. По доходившим слухам – он продолжал подбивать людей идти освобождать царевича Василия. Хорошо хоть себя царевичем Иваном не объявил. Но побаивался в одиночку ходить. Ждал момента. Сколько там войск? Неясно. Она была слишком иррегулярна. Отряды то подходили, то отходили. Что он мог хотеть? Стать высокопоставленным сановником при Василии, возможно даже главным воеводой. Да земли, да боярство, да прочее. А может даже и престол занять… ведь вдруг, он был все это время скрывавшимся царевичем Иваном, чудом избежавшим смерти много лет назад? Ну а что? Последние годы много былых трупов всплыло. Тут и сам Дмитрий, и Иван Кольцо, и царевич Василий. Почему бы еще одному не воскреснуть?

Вторая сила – крымские татары. Да, разгром при Молодях в 1572 году сильно по ним ударил. Но за тридцать лет они неплохо оправились. Вон – в 1591 снова в большое нашествие ходили. Что они могли хотеть? Ну, кроме желания пограбить и увести в полон побольше людей? Тут все неоднозначно. В 1572 году хан стремился занять Москву и принять титул царя. Прецедент. Особенно если царевич Василий и Иван Болотников, сделав свое дело, скоропостижно отравятся мацой. Дмитрий считал, что ханский род Гиреев вполне мог рассматривать эту цель как задачу максимум. Если же не удастся, то не беда. Отложение от Москвы Астрахани, Казани и Сибири – тоже успех. Ведь поддержка «законного царевича» не может быть бесплатной.

Третья сила – северокавказские союзники Гиреев: ногаи, черкесы и прочие. Тут все просто – они шли в кильватере политики Крымского ханства и вполне удовлетворятся долей в добыче.

Особняком стоял сюзерен Гиреев – Османская Империя, без которой вся эта заварушка просто не могла произойти. Великая Порта под такое дело не постесняется выставить помощь. Корпус артиллерии и, возможно, несколько тысяч янычар. Ведь кто-то должен будет кремль штурмовать в конце концов. Особенно если хан пообещает взять Москву и сесть там. Для Стамбула такой успех станет важнейшей геополитической победой.

Да, шведские войска были намного опаснее южной коалиции. Но на юге что-то совсем уж солидные силы сгущались. Но главное – рассматривая карту своей державы, Дмитрий вдруг осознал в какую непростую ситуацию попал. Фактически – назревал раздел ее между двумя державами. Новгород – шведам, остальное мусульманам. А еще сюда могут подключиться поляки постаравшись отжать хотя бы Смоленск. Тот сам прыгнет им в руки, если все зайдет слишком далеко. А возможно и не он один.

Главный вопрос – кто атакует первым? Север или юг? Юг или север? А может быть они нападут одновременно?

Дмитрий натурально расплавлял себе мозг этим противоречием. Ответа он не знал. И никто не знал. Слишком много факторов. Например, выступление Юга находилось в теснейшей взаимосвязи с тем, как пройдут переговоры в Стамбуле. Как быстро? К чему приведут? Какие войска выделят и как их станут перебрасывать? Не лучше была ситуация и на Севере. Когда выступит Карл IX? А черт его знает! Он же с Речью Посполитой воюет. Совершенно очевидно, что ему сначала требуется как-то договориться с племянником – Сигизмундом. Подставлять свои тылы под удар врага – глупо. И так во всем.

И единственным способом хоть немного отвлечься – стало погружения в иные дела… Личные «хобби» Государя-Императора продолжили тренд, тянущийся с лета 1605 года. Ну, исключая интриги и политические провокации. Их можно было назвать армией, столицей и производством.

Столичные дела требовали наименьшее вовлечение и практически варились в своем соку. Фактически город был отдал на откуп самому городу. Дмитрий лишь утвердил избранного горожанами градоначальника и поучаствовал в организации городовой службы, куда входили полиция, дворники и прочие. Само собой – весь этот аппарат сел на шею горожанам, что вскладчину платили им зарплату и скидывались на те или иные дела. Казалось бы, ничего особенного. Однако улицы стали круглосуточно патрулироваться и убираться. Мелочь, а приятно. И беспорядки снизились, и вонь, да еще и вид приобрел определенную опрятность. А чуть погодя Государь-Император ввел дивное правило. Теперь каждый домовладелец был обязан лично печься о чистоте перед своим домом и опрятностью своего владения, собирая мусор, помои и прочее в специальные бочки. Те же надлежало сдавать городовой службе для вывоза. За нарушение – штраф в пользу городской казны. Причем половина штрафа выплачивалась тому, кто донес на грязнулю. Аналогично стали наказывать тех, кто устраивал несанкционированные свалки или скидывал мусор в водоемы…

Значительно больше времени Дмитрий уделял личной армии. Но оно и не удивительно – от нее зависела его жизнь, жизнь любимой жены и малолетнего сына. Пехотная бригада Московского строя. Это очень длинное название. Слишком длинное. Поэтому Государь переименовал ее в легион, тем более, что численно она более чем подходила под масштаб классического древнеримского легиона.

Традиция усиленных тренировок мало изменилась с 1603 года. Турник, брусья, гимнастический конь, отжимания, приседания, бег и ходьба… много ходьбы… очень много ходьбы. Ну, то есть, маршей. Ну и полоса препятствий, как вишенка на не совсем съедобном тортике. Курс молодого бойца затянулся на несколько лет. Конечно, были и новички, которые только год наслаждались этим истязанием, но большинство уже по два-три года непрерывных тренировок выдержало.

Строевой шаг и действие в устойчивых формациях требовалось теперь не только от пехоты, но и от кавалерии. Пехота-то более-менее была готова в этом плане. Так – шлифовалось и доводилось до автоматизма. А вот коннице досталось. От кровавых гусар Дмитрий требовал двух вещей. Во-первых, умения атаковать, держа строй «стремя в стремя», а во-вторых, управляемо маневрировать, подчиняясь сигналам. Банальность? Может быть. Но вчерашним поместным дворянам и крылатым гусарам мелкой шляхты это давалось непросто. Особенно управляемые маневры. Однако Государь с них не слезал, доводя до исступления, словно дрессированных собачек в цирке.

Собственно, индивидуальные боевые навыки также продолжали оттачиваться. Из пленных, перешедших на службу к Дмитрию, он назначил инструкторов, что ежедневно заставляли бойцов упражняться со шпагой. А из Священной Римской Империи выписал нескольких мастеров двуручного меча и, разработав вместе с ними комплекс приемов, ввел практику обучения штыковому бою. Да не уровня «бей-коли», а серьезному. Благо, что Государь прекрасно знал, что искусство штыкового боя было основано на дуэльных техниках немецкого двуручного меча. Ради этого дела он даже штыки велел перековать из игольчатых в шпажные, чтобы не только колоть было можно, но и подсекать-подрезать.

Еще стрельба, метание гранат всей пехотой и гвоздь программы – штурм укреплений. О да! Помня о заветах Суворова, он построил на учебно-тренировочном полигоне пространственную ферму стены высотой в пятнадцать метров и шириной в сорок. После чего сделал так, что его легионеры стали люто ненавидеть эту кучу бревен. Каждая рота не реже раза в неделю ее штурмовала: отрабатывая подход, постановку лестниц, их фиксацию и натиск. Ну и другие приемы…

Иными словами – 1-ый легион не мог расслабиться и погрязнуть в алкоголе, мелком разбое и прочих бесчинствах. После сигнала отбой он тупо вырубался. Исключая часовых, которые бдели, мечтая поспать. Но никто не роптал. Все прекрасно понимали опасность ситуации и то, как в 1605 году они разгромили, казалось бы, непобедимые войска… Да и на что роптать? Кормили легионеров очень хорошо, обмундирование было добрым, казармы вполне уютными, а жалование солидным. Не каждый ремесленник в Москве таким похвастаться мог.

Но главным направлением деятельности Дмитрия была эрзац промышленность. Эрзац, потому что ничего внятного он пока просто не мог сделать. Ни времени, ни денег, ни людей, ни сил не хватало. А потому все, что он вытворял, было направленно лишь на усиление боеспособности его небольшой личной армии. Что, впрочем, очевидно. Не до жиру.

Направления было ровно два: металл и химия. Ничего необычного, сложного или требующего особых усилий или времени.

Поставил печь, выплавляющую «персидский уклад», то есть, неплохую тигельную сталь. Простая, крайне примитивная технология, появившаяся где-то в начале первого тысячелетия нашей эры. Минимум усилий – максимум результата, то есть, примерно по десять килограмм очень годной стали в сутки. Что позволило улучшить и расширить выпуск плоских пружин, колесных кресал и инструментов.

Чуть в стороне, пыхтела «варочная печь», в которой пудлинговали чугун в сварное железо. Тоже очень простая технология, правда, уже опережающая свое время где-то на пару веков. Просто изучение физики и химии металлов не позволяло раньше понять, как все это работает. Но у Дмитрия-то с этим проблемы не было. Так что, полтонны доброго железа в сутки ему мастеровые выкладывали. На фоне кричного передела – сказка! Мечта! Но главное, Государь теперь смог внедрить новый тип стандартного фургона в обозное хозяйство с большим количеством металлических узлов. Да и железная картечь выходила большой подмогой бюджету, на фоне крайне дорого свинцовой и хрупкой-крошащейся при выстреле чугунной.

Прочие мелочи шли попроще, но разнообразно. Так, например, Дмитрий ввел для своего легиона стандартный «кормовой комплект» из индивидуальной фляги, армейского котелка с крышкой и ложек. Все из луженой меди. Не так чтобы и замечательно. Но от всякой пакости вроде деревянных ложок, накапливающих в себе невымываемые остатки пищи, избавиться удалось совершенно. Да и по сложным вещам хватало диковинок. Тут и паяльные лампы, и керогаз, и ацетиленовые горелки, и керосиновые осветительные лампы и прочее, прочее, прочее. Разумеется, практически все такие вещи шли штучно. Тех же керосиновых ламп было изготовлено всего два десятка. А ацетиленовая горелка была вообще одна. Пока. Не успели просто слепить больше. Но даже она крайне серьезно подняла производительность труда в обработке металла – сварочный аппарат и автоген в одном флаконе, пусть и архаичные.

Химическая деятельность Дмитрия была менее разнообразна – вся она была нацелена на одно – порох. Пороха богу пороха! Много пороха! Много хорошего пороха!

Примитивная коксовальная печь для торфа. Конструкция – чуть сложнее, чем у дегтярной печи. Зато на выходе «вонючая вода», проливая которой удавалось достигать крайне быстрого созревания селитряниц. Пара недель и готово! Причем процент содержания селитры был ощутимо выше обычного. Не по пять кило с куба, а вдвое, а и втрое больше обычного. Параллельно шла выделка поташа из древесной золы. Переделка селитры в калийную. Выжигание правильного угля. И так далее. На выходе же выходил порох отменного качества трех сортов: пушечный, ружейный и пыль. Выходил он не так, чтобы идеальный, но для XVII века просто превосходный. А главное – его было довольно много! За месяц только своей селитры удавалось поднять от двадцати до тридцати килограмм. Плюс привозная.

В общем – мороки хватало, особенно в силу того, что все приходилось контролировать и направлять лично. А он знал большую часть вопросов больше со слов, чем на деле… То еще веселье выходило.

 

Глава 2

2 мая 1607 года, Москва

– Прилетел голубь из Новгорода, – хмуро произнес слуга, – город сдан шведам.

– Ну наконец-то! – Выдохнул с облегчением Дмитрий, вызвав тем у присутствующих явное удивление.

Но его можно было понять. Южное направление находилось в довольно неопределенном положении. Посол Кесаря Священной Римской Империи, прекрасно понимая выгоду своей державы от удачной войны Московии с Крымом, охотно снабжал Дмитрия информацией. Голуби только успевали доставлять оперативные сводки. В общем – время было. Пока. Султан слишком долго телился.

– Выступаем! Немедленно выступаем!

Раннее утро следующего дня.

Легион уходил на север.

Стройный. Красивый. Смертоносный.

Шесть батальонов линейной пехоты, один – тяжелой. Рота егерей. Дивизион кровавых гусар, эскадрон – рейтар. Два дивизиона полковых 3-фунтовых «Единорогов», батарея полевых 12-фунтовых «Единорогов». Вся линейная и тяжелая пехота в кирасах и шлемах, как и гусары. Прекрасный, просто блистательный обоз. Каких усилий требовалось для подбора лошадей в него! Да, с тяжелыми породами проблемы, но он смог их достать в нужном количестве в Прибалтике и Литве. Пусть и не лучших, но все же. Да и лошадей для гусар-рейтар подновил, приведя к единому стандарту.

Город провожал легион молча.

В головах большинства – легион уходил на верную смерть. Шведы – опытный и сильный противник. В ходе недавней Ливонской войны бывали и случаи, когда две тысячи шведов разгоняли шестнадцать тысяч бойцов Ивана Васильевича. А тут всего четыре с половиной тысячи строевых. Это все порождало весьма смешанные чувства. С одной стороны – им сочувствовали, с другой – восхищались. Ведь легионеры не выражали своим видом страха или сомнений. На них глянуть – так местами и рады. И оно действительно было так – тяжелые ежедневные тренировки наконец-то закончились и поход выглядел возможностью отдохнуть…

В Москве под рукой Марины оставался батальон преторианцев, рота егерей, две батареи 3-фунтовых полковых «Единорогов» и рота тяжелой пехоты при ручных мортирах и дробовиках. Они должны были держать кремль. Плюс рота городской полиции, но на них особенной надежды не было.

Государыня-Императрица Марина Георгиевна стояла молча с малышом на руках и провожала легион взглядом. Она все понимала. Но ей было страшно. Дмитрий много раз говорил, что справится. Еще больше раз проговаривал, зачем все это нужно. Что без этой очистительной войны не избавиться от тлетворного проклятья Византии и Золотой орды, которое будет губить раз за разом любые добрые и светлые начинания. Но ей все равно было страшно. Она не хотела этой войны, к которой так стремился ее супруг. Просто не хотела… глупое, иррациональное чувство, которое ее разум с трудом подавлял, загоняя в дальние каморки подсознания.

 

Глава 3

19 мая 1607 года, Валдай

Карл IX лично возглавил армию для встречи с Дмитрием. Бояре склонили к переходу под его руку и Новгорода, и всех городов, что под ним стояли. Ключевыми, конечно, были сам Новгород и Ивангород. Без них вся эта затея теряла смысл. Пришлось, правда, пойти на ряд уступок и послаблений, но взятие этих городов без боя того стоило. Однако смутные слухи, доходившие о событиях 1605 года, заставляли короля не стремиться к сражению с безумным московитом.

Вчера были замечены разъезды противника. Поэтому король решил остановиться и подготовиться к бою. Глупые недоразумения были ему совершенно не нужны. Повторить «подвиг» Густава Банера ему совсем не хотелось.

Ранним утром вновь помелькали разъезды Дмитрия.

И только сейчас, стоя за коробками своих пикинеров и мушкетеров Карл задумался о том, как удивительно быстро подошел этот странный противник. Он-то рассчитывал его встретить под Тверью…

Но поразмыслить ему не удалось – на опушке с противоположной стороны поля началось движение.

Карл достал свою зрительную трубу.

Легионеры двигались быстро и слажено. Выбегали и сразу строились. Любо-дорого посмотреть. Ну оно и понятно. Подобные итерации у них были уже в рефлексах после долгих и мучительных тренировок.

Но вот все прекратилось. Тишина.

Король поймал себя на мысли – решись он атаковать до завершения построения противника – не успел бы. От чего у него по спине пробежал холодок. Это были совсем не те войска московитов, к которым он привык. Впрочем, их было слишком мало. На глазок – вдвое меньше, чем привел Карл. Очевидно проигрышный вариант. Посему выезжать на переговоры первому было бы довольно постыдно…

Дмитрий оглядел свой ордер.

Впереди линия – шесть пехотных батальонов, выстроенных шеренгами. Самое то – принимать плотным ружейным огнем противника. В промежутках между ротами – батареи 3-фунтовых «Единорогов». Страшная сила! Его натренированные расчеты не хуже, чем легендарные канониры Густава II Адольфа, могли давать по шесть выстрелов в минуту! Унитарно-картузное заряжание – вещь! За ними резерв – тяжелый батальон и кавалерия. А самое вкусное – батарея полевых 12-фунтовых «Единорогов», разместилось за ними – на пригорке, вместе со ставкой и группой сигнальщиков. Благо, что стрелять она могла своими картечными гранатами с большими углами возвышения поверх войск.

– Переговоры? – Поинтересовался Петр Басманов, сохранивший пост командира кавалерии при Государе-Императоре.

– А что? А поговорим! – Усмехнувшись, произнес Дмитрий, а потом много громче: – Полевая батарея, картечными гранатами, по противнику, бей!

– Что? – Удивился Басманов.

Бах! Бах! Бах!

Бегло ударили шесть 12-фунтовых орудий. А чуть погодя над боевыми порядками шведской армии вспухли белые облачка. И посыпались первые раненые и убитые. Да и прочие присели, испугавшись. Конечно, точность была так себе, но таки накрыло.

Бах! Бах! Бах!

Отработала вновь батарея полевых орудий.

– Пехотная атака! – Громко крикнул Дмитрий.

Несколько мгновений ожиданий.

Барабаны озвучили вступительный проигрыш. Подключились флейты. И линия из шести линейных батальонов начала движение. Ровно. Аккуратно. Ногу в ногу. А полковые батареи покатились за ними. Благо, что легкие да на больших колесах. Особых усилий в сопровождении мерно шагающей пехоты не было.

Карл IX смотрел на поле выпученным взглядом.

ЭТО были не московские войска!

Нет! Нет! Нет!

Он и сам застал как Ливонскую войну, так и последующую. Он видел стрельцов. Многочисленное и практически неуправляемое войско, способное достигнуть успеха в полевом сражении только от статичных позиций, от обороны. Желательно за скрепленными санями или подводами. Да, их многочисленные пищали могли быть опасны. И даже очень. Но вот так наступать! Невозможно! Такого порядка в движении даже лучшие шведские войска показать не могли!

Бум! Бум! Бум!

Вновь вспухли белые облачка картечных гранат.

– Проклятье! – Процедил сквозь зубы Карл и скосился на перепуганных заговорщиков, что с остатками дружин сопровождали его. По их виду было видно – удивлены. Сильно.

Пехота же шведская дрожала и волновалась.

Эти смертоносные облачка были слишком опасны. В основном они вспухали далеко и лишь слегка задевали боевые порядки. Хоть и весьма болезненно – пяток-десяток бойцов падало. Но парочка гранат легла удачно. Даже слишком! Полчаса такого обстрела оставит от его пехоты только гору трупов! Если она, конечно, не сбежит раньше…

Карл нервно дернулся и взмахом руки отправил кирасиров в атаку. Эта жидкая линия стрелков прямо напрашивалась под удар кавалерией. Однако, когда до решительного удара оставалось шагов триста – многочисленные малые орудия обрушили на шведских кирасир град дальней картечи! Досадная неприятность. Тем более на такой дистанции. Но семи ударов сердца не прошло, как эти «единороги» вновь извергли из себя картечь. А потом ударила первая линия стрелков.

– Ого! – Восхитился, стоящий рядом с королем опытный капитан наемников из Германии. Его рота кирасир была личной охраной короля, а потому в атаке не участвовала.

Карл скосился на него, сверкнув глазами, но промолчал. Это действительно впечатляло… если бы это была не его кавалерия.

Пока король рефлексировал – отстрелялась третья линия легионеров. И вслед за этим вновь ударили эти маленькие зловредные пушки, которые Карл уже возненавидел! Впрочем, это было лишним. Кирасиры бежали! Его кирасиры бежали… Ну, то, что от них осталось.

Бум! Бум! Бум!

Вновь вспухли белые облачка над шведской пехотой, собирая кровавую жатву.

Пехота подошла на триста шагов к противнику. Дмитрий сделал отмашку, и батарея полевых орудий замолчала. Изрядно разогревшиеся стволы начали охлаждать и чистить от нагара. Но мягко, бронза все-таки, не ровен час и развальцуешь чисткой.

Пауза.

Московские легионеры застыли напротив шведских наемников.

Секунд на десять, не больше.

Именно это времени было необходимо для того, чтобы зарядить 3-фунтовые «Единороги» дальней картечью.

Бах! Бах! Бах!

Окутался весь фронт беглым залпом трех с гаком десятков орудий.

Далековато для картечи. Но она дальняя… да по пехоте.

Пауза.

Полковые орудия стали перезаряжаться.

– Атакуйте! Атакуйте! Чего вы ждете? – Крикнул Карл, достаточно громко, чтобы его услышали. – Они же расстреляют вас!

Мгновение. И шведская пехота пришла в движение. Коробки пикинеров и мушкетеров медленно пошли вперед, ощетинившись пиками. Но выйти на дистанцию действенного огня им не удалось. Линейная пехота легиона открыла огонь. Компрессионные пули давали довольно существенное преимущество в дальности, а бумажные патроны – в скорострельности.

Залп.

Залп.

Залп.

Залп…

Перемежаемые беглой стрельбой 3-фунтовых «Единорогов».

Шведская пехота замерла.

Заколебалась.

Психологически очень сложно идти по трупам своих товарищей, многие из которых еще не совсем умерли. А местами даже стонут и матерятся. Да еще под таким плотным обстрелом.

Залп.

Залп.

Залп.

Работали легионеры, словно механизмы.

Очередной удар полковых орудий.

И шведская пехота побежала. Даже у ее высокой стойкости есть технические пределы. Карл же молча развернулся и поскакал прочь – в Новгород. Битва была проиграна.

 

Глава 4

28 мая 1607 года, Новгород

Новость о разгроме Карла взбудоражила город до самых его основ. Тем более что король не стал задерживаться и, собрав остатки собственно шведского гарнизона, отправился к Нарве. Как говорят – собирать новую армию. На хозяйстве осталось только три князя: Иван Михайлович Воротынский, Андрей Васильевич Трубецкой и Андрей Васильевич Голицын. Яркие и видные представители Смутного времени. Те самые, что состояли в Семибоярщине. Впрочем, это знал только Дмитрий. Для остальных они были либо предатели, либо оппозиционеры, сражающиеся за правое дело. Тут все зависело от личных воззрений того, кто оценивал.

Вот эти трое и сели в крепости Новгорода при личных дружинах. Плюс – кое-кто из числа новгородских сторонников. Небольшие силы, прямо скажем. Отступать было некуда. Карл ясно дал понять – не удержат город – потеряют голову. А после того, что они увидели там, под Валдаем, уверенности в своих силах у них не было… Совсем… Особенно теперь, когда ушли шведы. С ними-то они может и продержались. Без них – оборона превращалась в прекрасный способ разозлить медведя перед обедом. Его обедом.

Горожане волновались.

«Шведский выбор» уже не выглядел таким интересным и перспективным. Да и угрюмое настроение князей было прекрасно видно. Люди предвкушали страшный разгром, который учинит сын Ивана Грозного. И думали, как поступить. Бежать ли из города или пойти – повиниться? Так и колебались…

Выбор помог сделать сам Дмитрий.

У него еще остались верные люди в Новгороде, которые вышли навстречу и сообщили об обстановке. Поэтому, Государь-Император выводил войска к городу не в боевом порядке, а в походном. Да с песнями. Словно не на приступ идут, а к своим владениям подходят. Но в сам Новгород входить не стали. Даже в посад. Разместились лагерем в наиболее удобном месте.

Спустя три часа прибыли переговорщики.

Три угрюмых князя и пять крупных купцов.

Подъехали. Спешились. И понурив голову, направились к тому месту, где отдыхал Дмитрий.

В силу нежелания отягощать обоз излишним хламом, там было только самое необходимое. Даже для Государя-Императора везли минимум. Личный повар с изящной посудой и резным обеденным столиком? К чертям! Вместо этого Дмитрий питался от походных кухонь, заодно снимая пробу. В какой сегодня откушает – поди, угадай. И отравить крайне сложно, и повара с интендантами в напряжении, и легионерам приятно. И так во всем. Единственным преимуществом была просторная штабная платка, да то, происходящая из должностных особенностей, а не права крови. Вот туда и вошли эти горемыки.

Спартанские условия. Минимум мебели, да и та вся складная, чтобы легче и проще перевозить.

– Ну что, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы… – начал было говорить Дмитрий и осекся. Все семеро выпучили глаза. Что и не удивительно. Ведь Дмитрий вроде и на русском говорил, а кроме междометий не сказал ни одного понятного им слова. – Явились, значит, – продолжил он, решив не завершать напрашивающуюся фразу.

– Явились, – тихо сказал Голицын, вздохнув.

– Сдаваться?

– Сдаваться.

– Это хорошо. Это правильно. Воевать со своими – тухлое дело. А ведь реши Новгород принять бой, я был бы обязан отдать его своим легионерам на три дня для разграбления и насилия. Представляете, что от него осталось бы? Одна польза – детей через девять месяцев народилось много. Вряд ли хоть одна подходящая женщина ушла бы без внимания. Но не гоже так поступать со своими… если они, конечно, свои, а не притворяются.

– Свои, свои, – охотно закивали купцы, проигнорировав хмуры лица князей. Описанные Дмитрием перспективы их совершенно не обрадовали. И ладно бы жен да дочерей всех обесчестили. Это хоть и обидно, но не смертельно. Но ведь и все, что нажито непосильным трудом разграбят. По миру пустят! А вот это уже смерти подобно!

– А вы что такие хмурые? – Усмехнулся Дмитрий, глядя на князей. – Али не рады доброму возвращению города в лоно родной державы?

– Рады, – произнес Трубецкой. – Но мнится мне, нам ты измены не простишь.

– Ты прав. Не прощу. Любое дело должно награждать: доброе – добром, злое – злом. Вы изменили и мне, и державе. Врага на землю нашу привели. Ворота убедили открыть. За такое надобно на кол сажать или на суку вешать. Как разбойников, коими вы и являетесь. Слышали ли, что я лишил вас всех титулов и имущества, конфисковав его в пользу казны?

– Слышали, – хрипло шепнул Воротынский.

– По уму вас и весь ваш род надлежало бы вырезать и бросить в овраге. Дабы стали уроком для тех, кто впредь попытается смуту в державе мутить да людей баламутить. От этой византийской скверны надобно избавляться самым решительным образом. Но я все же хочу дать вам шанс. Вам и вашим людям. Впрочем, все по порядку. Итак. Город. Он совершил предательство. За это на него накладывается вира – двести тысяч рублей серебром.

– Сколько! – Ахнули купцы.

– Пятьдесят тысяч в течение трех дней. Остальное будете завозить мне на три последующих Рождества равными долями. Вопросы?

– Но… почему так много?

– Если город не доволен, я отдам его на разграбление легионерам. Предательство требует сурового наказания. Чтобы впредь вам не хотелось вот так вот бегать. И я еще милостив. Изначально я планировал потребовать пятьсот тысяч и женщин моим легионерам на три дня, да каждому свою, да чтобы не старше двадцати лет. Но, решил смягчить свой гнев. Еще вопросы?

– Какими монетами платить?

– Все равно. Можете и не монетой, а серебряными изделиями, посудой или еще чем. Главное – серебром. И постарайтесь не сильно мухлевать. Если примесей в серебре будет больше четверти, я удвою ваш долг. А если больше трети – утрою. Вы поняли меня?

– Да.

– Если решить заплатить золотом, то это приемлемо. Я хочу возобновить чеканку золотой монеты в купеческих же интересах. Поэтому потихоньку накапливаю его для дела, и ваша помощь в этом деле будет неоценима. Настолько, что золото будет приниматься по курсу один к десяти против серебра. А если закроете долг до ближайшего Рождества, то я готов простить вам четверть. Но это все, что я могу для вас сделать.

– Благодарствуем, – поклонились купцы с серыми лицами. Расставаться с ТАКИМИ деньгами было сложно.

– Теперь князья… бывшие князья. Все ваше имущество отписано в казну. Новгород должен его выкупить за половину стоимости. Серебром или золотом. Не далее, чем через три месяца. Что землю, что здания, что иное имущество.

– Но… – попытались было возмутиться купцы.

– Вам что-то не нравится?

– Нельзя ли отложить выкуп?

– Чтобы дома да рухлядь и прочее погнило и стало совсем бросовым товаром? – Усмехнулся Дмитрий. – Можно. Но цену вы назовете сейчас. И она будет полной.

– Ох…

– Но выплата в этом случае будет отложена на три года. Само собой, всем имуществом вы сможете пользоваться уже сейчас, не дожидаясь его порчи. О том мы заключим договор. Так же укажем в том документе, что в случае задержки выплаты, вам станет начисляться долг – в одну сотую за каждый день просрочки. Кстати, по вире – все также. Одна сотая за каждый просроченный день.

– А как же нам дальше? – Жалостливо спросил Воротынский. – Ты нас в одних подштанниках на улицу выгонишь?

– Нет. Как уже сказал – я дам вам шанс. Поговорите со своими людьми. Отберите всех, кто, несмотря ни на что сохранил вам верность. Они пойдут с вами в экспедицию в Пермские земли. До своего отъезда жду вашего ответа. Всем потребным вас снабдят за казенный счет. И ружьями новыми с колесными затворами. И порохом. И свинцом. И кирасами. И одеждой. И фуражом. И инструментом. С вами я пошлю несколько рудознатцев, что англичане прислали в уплату долга. Да двух картографов, оных сам учил. Вам надлежит всю округу тех мест облазить, найти месторождения меди, золота и прочего.

– А если их там нет? – Повел бровью Воротынский.

– Они там есть, – твердо произнес Дмитрий. – Мне неизвестно только их точное местоположение.

– Но откуда…

– Не нужно задавать вопросы, на которые вам не ответят, – усмехнулся Дмитрий. – Если вы выполните мое поручение, то я дарую вам прощение. Старые титулы и владения не верну. Полагаю, это очевидно. Но награжу новыми. И дам новое интересное поручение. А вы, – Дмитрий скосился на понурых купцов, – не кручиньтесь. Как закончится война, я начну строить большую имперскую дорогу от Москвы до Новгорода с твердым покрытием. То есть, по ней можно будет проехать груженой повозкой в любую погоду. Город станет важным транспортным узлом северо-запада державы с большими складами и торгом. Дорога на Нарву. Дорога на Псков. Водный путь до Ладоги и далее в Неву, а также волока на Белое море. Кроме того, вы, не знаете, но Борис Годунов послал Василия Шуйского в Испанию не просто так. Возможно, в Новгороде поставим большие литейные мастерские по выделке пушек для Испании, да и прочие производства, связанные с выделкой парусины, канатов, досок и прочего. Но только после войны. Сейчас не до вас.

– Понимаем, – произнесли с должным почтением оживившиеся купцы.

– А теперь, раз все прояснилось, – произнес Дмитрий, доставая из тубы пергаменты, – оформим слова на бумаге. Да в двух экземплярах. Один вам, другой мне.

– Так почто не на словах? Или не веришь нашему слову?

– Слова – это слова. Не так поняли, не то услышали. Всякое бывает. Пусть даже и из добрых побуждений, а какую важную деталь забыли. С договором такого не будет. Бумага внимательна и терпелива. Что записали, то и запомнит. Ни одной буквы не пропустит. Прошу, – кивнул Дмитрий писцу, сиротливо ждавшего в сторонке.

Пока возились с оформлением бумаги, Государь-Император думал, прикидывая баланс войны. Сколько стоил каждый день войны для его шести с малым хвостиком тысяч человек с одной стороны, а с другой – сколько удалось поднять денег и прочих трофеев. Лошадей там или оружия. Пока он был в сильном плюсе. Походная казна Карла IX, взятая в обозе, была скудна. Но только ее хватило бы на год войны его легиону. Еще и с трупов сняли монеты и ценности на приличную сумму. Теперь вот вира новгородская, да выкупные платежи по имуществу конфискованному. Он был уверен – новгородцы постараются заплатить все досрочно, дабы уменьшить суммы.

Что дальше?

Сложно сказать. Его задача-минимум включала в себя освобождение Ивангорода и, возможно, взятие Нарвы. Ну и, скорее всего, еще одну полевую битву со шведами. То есть, на баланс кампании должна капнуть минимум одна вира, взысканная с города. А, скорее всего, две виры и еще одна скудная походная казна. На выпуклый глаз выходило что-то около миллиона счетных рублей. И это только деньгами и драгоценными металлами. Трофейные кони и оружие тоже денег стоят и не малого. Особенно тяжелые породы и бронзовые пушки. Шведы, как он надеялся, таки выкатят в следующую битву пушки. Они, по идее, вообще все, что найдут в Прибалтике, постараются выкатить и вывести.

О да! Выгодная война – это очень хорошо! Это просто Клондайк! Главное – не проигрывать и громить врага малыми силами. Прямо-таки манящая перспектива. На свое хозяйство положить с прибором и сосредоточиться на грабежах соседей. Пройтись огнем и мечом по Речи Посполитой. Потом заглянуть, например, на просторы Священной Римской Империи в рамках каких-нибудь союзнических обязательств. В ту же Богемию, на которую можно предъявить права. О, как от этого запылают «пятые точки» у всего клана Габсбургов! А главное – после серии побед над поляками и шведами эти претензии не будут выглядеть насмешкой или глупой шуткой. Да и союзников он легко найдет, чтобы Габсбургов пощипать. Многим они не по нутру. Правда, испанский проект в этом случае придется забыть. Но и пусть! Главное – казна окажется недурно наполненной – хоть дороги строй, хоть индустриализацию проводи.

Дмитрий усмехнулся, мотнул головой, отгоняя мечты, и сосредоточился на договоре. Мысль интересная, но не время о таком думать.

 

Глава 5

25 июня 1607 года, окрестности Ивангорода

Карл IX стянул из Прибалтики и Южной Финляндии довольно значительные по шведским меркам силы – около двадцати тысяч строевых. Это внушало! Особенно, если учесть их изрядную искушенность в военных кампаниях. Вместе с пехотой имелись и пушки. Ну и кавалерия – подтянулось около тысячи: шведские кирасиры да финские рейтары. Видимо для Карла стало делом чести разбить московитов в полевом сражении. То, как легко и непринужденно Дмитрий разгромил его в прошлый раз, задевало. Даже больше – оскорбляло шведского короля.

Войско же Дмитрия больше не стало.

Но оно и ему и не требовалось.

Построились.

Осмотрелись.

– Атакуем? – С едва заметной насмешкой в голосе, поинтересовался Басманов.

– Нет. Поговорим, – проигнорировал эту подколку Государь.

– Государь… это так на тебя не похоже…

– Не дерзи, – фыркнул Дмитрий. – Я хочу их разозлить. Вывести из себя. Чем больше эмоций, тем меньше разума. Можно атаковать сходу. И я одержу победу. Но я не хочу нести лишние потери. Мне дороги мои легионеры, – и, тронув поводья, направился вперед. А вслед за ним последовал эскорт и старшие командиры.

Карл IX не заставил себя ждать и охотно выехал вперед.

Дмитрий выглядел довольно эпатажно для эпохи. Не только одеждой, но и форматом волосяного покрова на лице. Чисто выбритый череп стал стандартной уставной стрижкой легионеров, в том числе и потому, что такую прическу предпочитал сам Государь-Император. Впрочем, эту сверкающую красоту, прикрывала слегка потертая кожаная треуголка. А вот волосяной покров на нижней части лица претерпел некоторые изменения. Роскошные бакенбарды в стиле «Росомахи» превратились в крепкую, переплетенную бороду в духе дварфа или викинга, да с массивным серебряным кольцом ближе к окончанию. Колоритно. Для завершенности образа остро не хватало доброй кубинской сигары, но где ее найти в 1607 году на просторах Восточной Европы?

Съехались.

Представители шведов сразу же уставились на Государя-Императора. Его вид эпатировал. Он и на словах не подвел в этом деле…

– Я Дмитрий, сын Ивана Государь-Император Руси и глава старшей ветви рода Рюриковичей, что выделилась из древнего дома Скьёльдунг при создании Русской марки ее главой – Хрёриком Дорестадским, Рустрингенским и Ютландским. Хотя на Руси его обычно зовут Рюриком. Сверх того, по праву крови я наследник родов Мунсё Шведских, Годвинсонов Уэссекских, Пршемысловичей Богемских, Мономахов, Комнинов и Палеологов византийских, а также Гедиминовичей литовских. А кто ты, что вторгся как вор на мои земли?

Карл IX скривился.

Разговор сразу пошел наперекосяк. Дмитрий же только что назвал его самозванцем и сравнил с вором. Хуже того, он говорил на весьма неплохом шведском языке – успел подучить, зная о том, какими будут его противники. Из-за чего многие офицеры, сопровождавшие Карла, напряглись и заволновались. Да, это всего лишь обидные слова. На первый взгляд. А если призадуматься над ними, то выходило все очень неоднозначно и крайне неприятно.

– Перед тобой Его Величество король Швеции Карл IX из дома Ваза, – наконец произнес один из офицеров, сопровождавших короля, заполняя затянувшуюся паузу. Не он должен был его представлять. И не так. Но что получилось, то получилось.

– Король Швеции? – Усмехнулся Дмитрий. – Ну, хорошо. Ваза, я позволю тебе и твоим людям уйти под знаменами. Но ты должен освободить мой Ивангород, названый в честь отца, и в качестве виры отдать Нарву.

– А ты наглец… – наконец-то Карл смог найти в себе силы хоть что-то сказать.

– Возможно. Но не я убегал с Валдая, сверкая копытами. Жаль, у меня не было времени подловить тебя так же, как твоего племянника под Смоленском. Ему явно благоволит Провидение, иначе бы ему из той ловушки не вырваться.

– А тебе? Благоволит ли оно тебе? – С раздражением, поинтересовался Карл.

– Давай проверим, – оскалился Дмитрий с озорным блеском в глазах. – Но ты не бойся. Даже если ты снова убежишь – стыда в том не будет. Это за мной наблюдает Ауд Богатая со своим отцом Инваром Широкие объятья. Это за мной наблюдает Рагнар Лодброк с сыном Бьёрном Железнобоким, а также пращурка моя – Ингегерда Шведская, приходящаяся им прямым потомком. Ведь она оказалась тем единственным человеком, что оставил после себя потомство среди всего дома Мунсё, вымершего в пределах Швеции. Здесь, на землях Ингерманландии, пошедших ей в приданное при выходе замуж за Ярослава Мудрого, это особенно ценно. Сначала их завоевал Рюрик, а сын его укрепил власть свою через брак с единственной дочерью ярла Альдейгьюборг. Потом, ненадолго потеряв, род мой все одно вернул их. Теперь же вновь старая песня. Мне здесь проигрывать будет стыдно. А тебе? Хотя какая тебе разница? Кто ты такой, чтобы этого стыдиться?

– Ты с ума сошел! – Воскликнул Карл.

– Ха-ха! Иди безродная собака и докажи в бою свое право умереть достойно!

Король Швеции покраснел и растерялся, не зная, что сказать. Он задыхался от переполнявших его эмоций. А Дмитрий, с презрением плюнув ему под ноги, развернулся и поехал в сторону своих войск.

Петр же, понимавший, что Государь-Император творит, все одно был не в себе. С одной стороны, хотелось ржать в голос. С другой – было страшно. Ведь, судя по всему, шведского короля так еще никто не оскорблял и, если шведы победят, пленных не будет.

– Государь, а кто все эти люди, которых ты называл? – Наконец поинтересовался Петр Басманов, когда они отъехали.

– Мои предки, – невозмутимо пожав плечами, ответил Дмитрий. – В былые времена они держали в своих руках практически все берега Балтийского моря и даже далее. Инвар Широкие Объятья, например, ко всему прочему контролировал еще Данию, Фризию, Исландию и восток Англии. А Гита Уэссекская так и вообще – была принцессой Англии до ее завоевания Гильомом Нормандским. А что?

– А это… ну… то, что ты говорил… ну…

– Не парься, – хохотнул Дмитрий.

– Что?! – Покосился на него Петр.

– Я сказал этой надутой лягушке только то, что ей было больнее всего услышать. А тебе скажу так – все те предки, которых я перечислил, плевать хотели на древность рода. Они шли вперед и дрались, прогрызая себе место под солнцем. И ценили только тех, кто шел с ними этой дорогой плечом к плечу. Какой у них род? Плевать! Им было важно только то, что люди могут сделать и что не могут. Они не были христианами, но уже тогда постигли фундаментальную благодетель Христа – судить о тварях Божьих только по их делам. Болтать-то можно все, что угодно. А этот… это ничтожество… да и Бог с ним. Ты же сам видел, как его скрутило. На то и был расчет.

– Ясно, – как-то странно произнес Петр, ошарашено смотря на Дмитрия. Да и, в принципе, все командиры и бойцы эскорта тоже смотрели примерно также. Сказанные им слова были для эпохи невероятны. Совсем. Хотя, в какой-то мере, они уже привыкли удивляться со своим Государем…

Как Государь-Император и рассчитывал, шведы начали общее наступление.

– Нашему королю показали фигу! Умрем все как один! Ать-два! – Прокомментировал он начало движение шведской армии.

Вся его ставка промолчала. Кто-то усмехнулся, но в целом, хмурились. Шведов было много. Слишком много. А монарх откровенно веселился, работая на публику. Уж, не с ума ли он сошел? Но нет. Государь прекрасно знал – в его ставке были наблюдатели от самых разных игроков Европы и перед ними нужно выделываться, устраивая цирк с конями.

Блистательным разгромом превосходящих сил Речи Посполитой под Смоленском в 1605 году он уже успел привлечь внимание к своей персоне. Сейчас в его ставке присутствовал один наблюдатель от австрийских Габсбургов, один от французских Валуа, один от английских Стюартов и один от датских Ольденбургов. Приличная такая делегация официальных наблюдателей, которых Государь держал компактно и позволял на все смотреть только издалека.

Конечно, имелся определенный риск утечки его армейских ноу-хау. Но, после серии бесед с этими людьми он успокоился. Чтобы многое понять по одним только внешним признакам требовалось иметь и ум отточенный, и кругозор широкий, и образование должное. Таких людей в XVI–XVII веках было совсем немного. Считай единицы. Да и первое внимание серьезных игроков не означало уважение. Их заинтересовал этот забавный зверек из дикой Московии. Хотелось о нем послушать. Вот и заслали глаза с ушами далеко не самые компетентные. Но от них и требовалось немного. Посмотреть, послушать, подтвердить факт побед или поражений и характер оных. Ну и так далее.

Можно было бы их убрать из ставки, да и из армии в целом. Но зачем? Лучше таких людей держать к себе как можно ближе, поясняя нужные моменты. А то еще навыдумывают чего ненужного. Да и контролировать слив информации проще. А то ведь уберешь этих, так постараются с другой стороны залезть. И не факт, что получится в этом случае их отследить вовремя.

Кроме того, Дмитрию было очень важно, чтобы слава о его победах стала греметь по всей Европе. Изучение им истории заставило пересмотреть многие «детские глупости» либерально-демократического толка. Да и гнет крови в самом XVII веке многому и быстро учил. Так, например, он стал убежденным сторонником силы, как главного аргумента дипломатии. К чьим словам скорее прислушаются? Звучащим от бедолаги, которого бьют все, кому не лень? Или может от того, кто гоняет ссанными тряпками армии своих соседей, невзирая на численное превосходство? Очевидно, что в первом случае все серьезные игроки будут стараться диктовать свои условия, игнорируя что-то там пищащий голос недостойного. А во втором – пытаться договариваться и вести диалог. Ибо огрести по горбу никому не захочется. Что-то в духе старой концепции, возникшей на заре США, когда демократию трактовали как договоренность между хорошо вооруженными джентльменами. Потому что если ты вооружен плохо или вообще никак, то и не джентльмен вовсе. О чем с тобой вообще можно говорить? Раб. Туземец. Иными словами тот, кому можно без зазрения совести указывать, что делать, подспудно испытывая сомнения в человеческой природе и наличии души.

Тем временем полевая батарея «Единорогов», пользуясь обстоятельствами, открыла огонь по артиллерийским позициям шведов. Те стояли открыто и представляли довольно вкусную мишень. Картечные гранаты стали мерно вспухать белыми облачками, осыпая все вокруг готовыми поражающими элементами и осколками. Но били без лишней спешки и насилия над стволами орудий. Тут ведь главное, что? Правильно. Потренироваться в полигонных условиях. Хороший угол возвышения 12-фунтовых полевых «Единорогов» позволял им кидать снаряды вдвое дальше шведов. Да, рассеивание получалось значительным. Так и что? По мнению Дмитрия, лучше больше пороху пожечь, чем легионеров. Кроме того, работа на таких дистанциях позволяла получить очень неплохой опыт самим артиллеристам. Ну и уточнить баллистические таблицы.

А идущая в атаку пехота…

Ее не трогали.

– Красиво идут, – отметил Дмитрий, наблюдая в свою зрительную трубу. Ту, которая с оптикой из XXI века, но сделанная под старину.

– Ваше Величество хорошо видит шведов? – Удивился полуофициальный представитель Габсбургов. Его «зрительное устройство» было весьма паршивого качества, притом небольшое, что в условиях той технологии производства давало малое увеличение.

Дмитрий молча протянул ему свою зрительную трубу.

– О!

Воскликнул цезарец, привлекая к себе внимание остальных иностранных наблюдателей. И зрительная труба Государя-Императора прошла по их рукам, собирая восхищенные отзывы.

Но вот шведские пехотные «коробки» дошли до отметки сто пятьдесят метров, пересекая заранее выставленные унтерами яркие цветные флажки.

Бах! Бах! Бах!

Бегло ударило тридцать шесть стволов 3-фунтовых полковых «Единорогов» дальней картечью.

И следом по первому ряду пехотных шеренг пробежал треск ружейного залпа. Калиброванные, полированные и укрепленные цементацией каналы стволов ружей вкупе с компрессионной пулей позволили не только изрядно увеличить дальность боя, но и повысить точность, а главное – снизить навеску пороха. Ведь обтюрация оказывалась много лучше прежней. Поэтому те девятьсот выстрелов, что дала первая шеренга, не только смогли уверенно достать крупные мишени шведских пехотных «коробок», но и не сильно надымили.

А дальше началось то, что очень любил Фридрих Прусский – массирование огня посредством выучки личного состава. Конечно, совсем уж выдающихся результатов показать не удалось, но по три выстрела в минуту каждый стрелок-легионер делал. Да при чередовании трех шеренг. Выходило по 9 залпов на фронт построения в минуту. Для 1607 года – что-то невероятное! Подобный уровень естественным путем достигли лишь к концу XVIII века, да и то не во всех армиях. Огонька добавляла и полковая артиллерия, все тридцать шесть стволов которой «жгли» на пределе выучки своих расчетов – по шесть унитарно-картузных выстрелов в минуту.

Совокупно – натуральный ураган! Огненный шторм, ударивший своим шквалистым порывом в противника.

Восемнадцать тысяч шведских пехотинцев двигались в плотных «коробках», не позволяющих идти быстрее медленного шага. Пикинеры, аркебузиры и мушкетеры. Этакий облегченный вариант испанской терции, подобный тому, что вывел под Смоленск сам Дмитрий. Ее минус – плотное построение и медлительность. Кавалерией не опрокинешь, да и вообще – очень крепкая штука. Но двигаться быстрее полуметра-метра в секунду она не могла.

Минута ураганного огня! Но боевые порядки шведской пехоты даже на полсотни метров не продвинулись. Да и то – первая линия посыпалась. А вторая сходу влетела в эту «россыпь» бегущую и завязла…

Шведская пехота была эшелонирована на три линии таких коробок. Поэтому, в момент открытия огня она вся оказалась в зоне уверенного поражения. Собственно для этого Дмитрий и подпускал их на сто пятьдесят метров. Дальше – хуже. Она смешалась и стала одной большой общей мишенью.

Но мы отвлеклись.

Первая линия коробок рассыпалась меньше чем за минуту. Слишком уж губительным был огонь. Частью пала, частью беспорядочно побежала, сходу врезавшись и замедлив продвижение второй и третьей линии.

Началась толчея. Прямо в зоне уверенного поражения легионеров и полковых «Единорогов».

Что может быть лучше?

Минута. Вторая. Третья.

И общая толпа шведской пехоты, совершенно растеряв остатки порядка, бросилась бежать, стремясь выйти из-под столь губительного огня.

– Петр, – произнес Дмитрий, привлекая его внимание. – Бери гусар и имитируй атаку на бегущую пехоту. Постараемся выманить шведских кирасир. Так-то они точно не полезут на рожон. Твоя задача – вывести их под огонь пехоты. Я ее сейчас выдвину за это месиво. Как стрелки кирасир осадят – сам смотри по ситуации. Можешь и контратаковать. Но по-пустому не рискуй. Понял?

– Да.

– Повтори

– Имитировать атаку на бегущую пехоту. Постараться выманить кирасир и вывести их под удар пехоты, которая выдвинется вперед. Дальше по ситуации, но по пустому не рисковать.

– Действуй.

После чего дал отмашку пехотинцам и те, закинув ружья за плечо и взявшись за шпаги, пошли вперед. Их ждала довольно грязная, но нужная работа. Требовалось добить раненых врагов. Им все равно умирать, только долго и мучительно. Никто в этих условиях оказывать медицинскую помощь пленникам не сможет. Да и с ней выживаемость была в те годы очень низкая. А значит – это выходило актом милосердия. Жестоким актом, но от того не менее нужным…

Карл, совершенно бледный от ужаса, смотрел на то, как его пехота, побросав оружие, бежала… А поле за ней оказалось сплошь завалено трупами. Это была катастрофа! Он ведь выгреб все, что было в гарнизонах Прибалтики и Южной Финляндии. По крепостям теперь сидели чисто символические команды…

Но бой продолжался, перейдя в свою следующую стадию.

Легионеры продолжали продвигаться вперед, дожимая бегущую пехоту, не позволяя ей остановиться и привести себя в порядок. Кровавые гусары и московские рейтары агрессивно маневрировали, имитируя удары, но, не ввязываясь в бой. Кирасиры и рейтары Карла занимались тем же самым.

Так обе армии и добрались до переправы. Где и произошла трагедия.

Давка и бардак на понтонном мосту из лодок усугубилась ударами полевых «Единорогов», выехавших на восемьсот метров и накидывавших картечные гранаты прямо на толпу. Да еще и линейная пехота легиона давила огнем. Дмитрий не собирался просто так отпускать шведов.

Карл выжил.

Карл смог вовремя отступить.

Карл взирал на этот страшный разгром с полностью подавленным видом.

После нескольких близких взрывов понтонная переправа нарушилась, и его солдаты стали прыгать в воду. Ведь оттуда, с левого берега Нарвы наседали легионеры, плотными залпами неся смерть. Много смерти. Они не лезли в ближний бой. О нет! Они расстреливали его людей… Просто расстреливали… И вот уже масса шведских солдат становится на колени, поднимая руки. Они сдавались в плен. Пушечный огонь прекратился, как и нескончаемый треск ружейных выстрелов. Сражение было полностью проиграно…

А там, чуть в стороне, стояло со своей свитой это сумасшедшее рыжее чудовище. После того, что произошло на Валдае, Дмитрий его пугал. А после того, что услышал и увидел сегодня – вызывал чуть ли не животный ужас. Да и окружающие командиры стали роптать. Немцы еще не сильно, а шведы уже изрядно. Слова Дмитрия о том, кто он и зачем сюда пришел, еще до начала боя вышли за пределы узкой группы сопровождающих. Сейчас же они стремительно обрастали пикантными подробностями, распространяясь среди простых солдат. То здесь, то там среди спасшихся шведов звучали имена Скьёльдунгов, Мунсё, Рагнара Лодброка, Бьерна Железнобокого, Ивара Широкие Объятья, Ингегерды и прочие. Ведь поражение было совершенно невероятным! Просто кошмарным! И люди искали ему объяснения. Мистические, разумеется, в лучших традициях эпохи. Все эти шепотки вызывали зубную боль у Карла. Но пресекать их он не мог. Только не сейчас. Не в том он был положении.

Впрочем, «по другую сторону баррикад» ситуация в этом плане была не лучше. И среди легионеров тоже пошли шепотки мистического толка. Только вот Дмитрий даже и не дергался из-за них. Зачем? Он ведь знал, что чем выше вера солдат в своего командира, тем лучше. А тут вышло как нельзя лучше – в представлении простых людей ему пришли на помощь древние могущественные предки. Осознать факт технического и организационного превосходства им было довольно сложно. Не то время. Не те люди. Но других у Государя не имелось и приходилось работать с тем, что имелось, применяя вот такие вот костыли.

 

Глава 6

27 июня 1607 года, Нарва

Ивангород сдался до начала осады. Полчаса не прошло после разгрома шведов, как принеслась делегация с заверениями самых искренних верноподданнических чувств. И клятва верности, и конфискация всего имущества предателей, и вира их вполне устроили. Ведь сражение проходило на глазах горожан…

А вот Нарва, откуда тоже видели бой, поступила иначе.

– Я не могу сдать город, – хмуро произнес комендант, лично явившийся на переговоры к Государю-Императору.

– Почему?

– Я давал клятву Карлу.

– И только?

– Для меня этого достаточно, – произнес он, играя желваками.

– Хорошо, – кивнул Дмитрий после долгого и внимательного взгляда. – Храбрость и верность. Редкие качества. Или может быть тебя тяготят раненые, которых бросили в Нарве?

– Я могу идти? – Еще сильнее подобрался комендант.

– Конечно. Ступай.

Комендант энергично развернулся, сделал два шага и остановился. Постоял несколько секунд. Обернулся к Государю-Императору и произнес:

– Я могу задать личный вопрос?

– Спрашивай.

– Мой гарнизон был усилен войсками, что участвовали в полевой битве. Они говорят о совершенно удивительных вещах. Называют имена, давно канувшие в старинные легенды…

– Ты имеешь в виду моих предков? – Повел бровью Дмитрий. – Да, дом Рюриковичей был образован главой и последним представителем дома Скьёльдунг при образовании Русской марки. И мужская линия моих предков не прерывалась больше тысячи лет. Да, Ингегерда дочь Олафа Шётконунга из дома Мунсё была супругой моего пращура – Ярослава Мудрого. Их потомки, включая меня, являются не только старшей ветвью Рюриковичей, но и младшей ветвью Мунсё. Ты это хотел услышать?

– Да, – кивнул слегка побледневший комендант. – Для меня будет честью сразиться с тобой.

– Взаимно, – вернул легкий поклон Государь-Император.

Комендант ушел, а Дмитрий задумался.

На что рассчитывал Карл, когда поступал таким нехитрым образом? Очевидно ему требовалось задержать Дмитрия на какое-то время. Все-таки Нарва обладала недурными каменными укреплениями. Средневековыми навсегда, но так и что? Их еще быстро не умели брать. Ядро обороны – крошечный замок с квадратным донжоном. Внешний периметр – каменная стена с четырьмя башня. Ничего особенного, но у Государя-Императора не наблюдались ломовые пушки, а этими коротышами ломать эти стены довольно непросто. На что и был, видимо, расчет.

Вот только Дмитрий и не собирался…

Как стало темнеть тридцать шесть полковых «Единорогов» начали мерный, беспокоящий обстрел укреплений 3-фунтовыми картечными гранатами. Их тоже изрядно имелось. Никакой внятной силы они не имели. Однако для беспокоящего обстрела подходили превосходно. Тут и нервирующие взрывы и какие-никакие готовые поражающие элементы.

Так и долбили, обрабатывая стены сначала до темноты, а потом и далее. Со ствола где-то по выстрелу раз пару минут. Не очень много. Не перегреются. А все одно – каждые три-четыре секунды что-то взрывалось.

Цель была проста – загнать гарнизон в укрытия, убрав со стен.

И вот, под утро, ближе к волчьему часу батальон тяжелой пехоты двинулся на приступ. Стены были высоковаты, но сборные штурмовые лестницы, заготовленные для штурмовых операций еще в 1606 году, вполне решали эту проблему. Их вдоль и поперек испытали во время учебных приступов той тренировочной стены. Поэтому в реальных условиях боя проблем не возникло.

Артиллеристы за пару минут до того стали оставлять затравочную трубку длинней, дабы картечные гранаты продолжали рваться, но, без угрозы для подходящих к стенам гренадеров и штурмовиков.

Тихо подошли. Слаженно, как на тренировке, подняли лестницы. И безмолвно полезли вперед.

При точности тех лет никто даже не обратил внимание на смещение взрывов. Мало ли по темноте путать что стали? Поэтому, когда вдруг полковые «Единороги» замолчали… оказалось, что одна стена уже занята штурмовиками и гренадерами Дмитрия.

Шведы попытались контратаковать.

Открыли окованные двери из башен и… получили слаженный удар из карабинов, дробовиков и ручных мортир…

– Ура! – Прокатилось по стене.

И тяжелая пехота ринулась внутрь башни, стремясь захватить воротные механизмы и пустить линейную пехоту с егерями внутрь укреплений. Дробовики и шпаги хорошо натренированных бойцов в кирасах и красных полукафтанах буквально сметали любое сопротивление. А там, где шведам удавалось хоть как-то укрепиться, на подмогу подходили ручные чугунные гранаты на дымном порохе. Невеликой сила, конечно, но в замкнутых помещениях – большая подмога!

Комендант находился в своих покоях в Нарвском замке и пытался подремать, когда взрывы стихли и над стеной раздалось громовое «Ура!»

Выглянул в окно.

Освещение стены было плохое. Но это не помешало ему увидеть массу солдат в красной форме. Они заполнили уже весь пролет куртины и активно втягивались в обе прилегающие башни. А оттуда слышались выстрелы и взрывы.

– Закрыть ворота! – Закричал он изо всех сил.

Удержать внутренний город было невозможно. Не требовалось большого ума, чтобы понять – сейчас внутрь повалит основная масса пехоты Дмитрия и просто сметет защитников. Комендант и не думал, что все произойдет так быстро. Неделя-две-три. Месяц, наконец. Стены его города были не так плохи. Он твердо знал – у Карла нет возможности спасти Нарву. И его долг – задержать Дмитрия как можно дольше. Но не вышло. Суток не прошло с начала осады, как город пал. По крайней мере, комендант не тешил себя надеждой продержаться даже до рассвета.

– Что случилось? – Обеспокоенно спросила его жена.

– Они взяли город… – сипло отметил комендант.

– О Боже!

– Иди в часовню. И дочь забери. У меня в замке всего два десятка бойцов. Все остальные возле стен. Были. Их скоро добьют и возьмутся за нас. Мне больше нечем защищаться. Я подвел своего короля. И теперь должен с честью умереть.

– Не говори глупостей! – Крикнула на него жена.

– Молчи! Женщина! Что ты понимаешь?!

– Побольше твоего! Или не слышал, какие слухи ходят по городу? Он призвал своих предков и те помогли ему. Сам же говоришь – природный король, не то, что эта Ваза!

– Помолчи! – Вновь крикнул на нее комендант, но уже не так уверенно.

– Ночная…

– Как ты смеешь оскорблять моего короля?!

– Вон твой король! Или ты совсем ослеп? А ты что творишь?! Старый дурак! Себя и меня не жалеешь, так дочь пожалей! Она же солдатам достанется! Чести лишат – полбеды. Так и убить могут! Ты о ней подумал?! А?!

– Помолчи… – потирая лоб, неуверенно произнес комендант, оседая на лавку.

– Прикажи сдаваться! Дурень ты старый! Сам же говоришь – перебьют твоих солдатиков без всякой пользы. Вон в тех башнях, – указала она рукой, – уже не спасти. А вон до тех посыльные дотянутся.

– Я не могу! Не могу! НЕ МОГУ!!!

– Почему?!

– Я… я не знаю…

– А Я ЗНАЮ!!! – Закричала его жена, переходя на какие-то невероятные децибелы. – Быстрее! Город взят! Все кончено! Иди – спасай своих людей! БЕГОМ!!!

Комендант как безвольная кукла еле поднялся на ноги и пошел понуро к двери. Обретая, в прочем, с каждым шагом твердость и удаль.

Он прекрасно понимал, почему не может, а точнее не хочет сдаваться. Тот взгляд рыжего монарха не выходил у него из головы. Оценивающий. Словно взвешивающий на весах. Как он ему снова в глаза посмотрит?

Почему он вообще должен в чем-то ровняться на мнение этого человека? Комендант не знал. Он просто почувствовал это, когда тот подтвердил слухи… Как и многие шведы он давно хотел славного короля. Такого, что отобьет у датчан южные земли Гёталанда. Да и вообще вытащит страну из этого затянувшегося кризиса. Кто-то винил продажный Ригсдаг. Кто-то дурных королей. Кто-то еще кого-то. А он? Хм. Ему просто тогда подумалось, что чем черт не шутит?

 

Глава 7

1 июля 1607 года, Ревель (Колывань)

Дмитрий вполне охотно приняв капитуляцию Нарвы, и даже распорядился не добивать раненых противников. Здесь хватало тех, кто мог о них позаботиться. Мало того, после переговоров с командирами гарнизона он принял их присягу. Вира и клятва верности от жителей города на этом фоне выглядела малозначительным, второстепенным событием.

Остро встал вопрос дальнейшего развития событий.

Программу минимум он выполнил. И даже перевыполнил. Успешный разгром полевой армии Карла IX в двух битвах создал очень выгодную стратегическую перспективу. Дело в том, что во всей Ливонии у шведов практически не осталось войск. А гарнизоны оказались настолько ослаблены, насколько это было только возможно технически. Прямо-таки зрелый плод, который сам падал в руки. Хуже того – упусти Дмитрий его сейчас, уже завтра сюда прибегут войска Речи Посполитой и без особенных проблем займут территорию. Ведь война между Карлом и Сигизмундом таки не прекратилась.

Это с одной стороны. С другой – он понимал, что на юге сгущаются тучи, а потому затягивать операцию в Ливонии было категорически нельзя. На выручку в этой непростой ситуации пришел тот самый комендант, предложивший продолжить кампанию, мобилизовав купцов…

Дмитрию эта идея очень понравилась.

Петр Басманов возглавил кавалерийский отряд из дивизиона гусар и эскадрона рейтар. Им дали в усиление батарею полковых «Единорогов», часть обоза и отправили по городам да весям. То есть, приводить к присяге жителей восточной и юго-восточной Ливонии.

Сам же, погрузившись на купеческие корабли со своими пехотинцами и артиллеристами, он отправился к Колывани. Само собой, оставив большую часть обременительного обозного хозяйства и тыловой службы в Нарве и Ивангороде. Да раненых. Да прочее. Единственной проблемой на его взгляд был шведский флот. Но все серьезные корабли были в Кальмаре и Стокгольме. А всякая мелочь, что имелось в здешних водах – не представляло угрозы для ордера купеческих судов, забитых матерыми вояками. Пока время для безнаказанного использования таких вот морских транспортов было. Когда еще в Стокгольме о них узнают? Когда отреагируют? Ведь в Кальмаре флот стерег наиболее значимую торговлю – экспорт железа от пиратов и датчан…

К самому городу на кораблях не подходили. Высаживаться под огнем противника – дурная идея, если можно поступить иначе. Высадились в заливе Муунга. А оттуда и до города рукой подать. И никакого противления десантированию с необорудованных для того кораблей оказать было невозможно…

Несколько дней назад в Ревель прибыл корабль с вестью о том, что Карл разгромлен и потерял свою армию, Ивангород сдался на милость победителю, но Нарва еще стоит. Вместе с тем передавалась просьба о помощи. Однако ее даже не успели начать собирать. Сейчас же, опознав многие корабли шведских купцов, что привезли русские войска, в городе стала набирать обороты паника. Ведь это могло означать только одно – Нарва пала!

Войска легиона вошли в посад уже через час после новости. Быстро. Слажено. Организованно. Первым высадился батальон тяжелой пехоты и форсированным маршем направился к городу. Мало ли удастся реализовать тактическое преимущество внезапности?

Вокруг Колывани был бардак и хаос. Люди просто не успевали укрыться в крепости. Давка в воротах. Крики. Мат. Драки. Крошечный гарнизон просто не мог справиться с толпой.

Поэтому Дмитрий решил наглеть – так наглеть. И его гренадеры со штурмовиками сходу бросились к воротам. Местные обыватели прыснули от них в разные стороны, освобождая проход. Но не сразу, а по мере идентификации угрозы. Получился довольно занятный эффект. Словно грейдер несется по улице, раскидывая вопящий и дергающий конечностями снег в стороны от себя.

Наглость – второе счастье!

Десяток солдат на воротах просто не смогли ничего сделать. Гренадеры их смели, словно назойливых мух. После чего продолжили наступление внутрь крепости.

Появление легионеров в крепости произвело эффект разорвавшейся бомбы! Набившиеся было внутрь пейзане-горожане, бросились наружу, подспудно вынеся немногочисленных солдат на воротах. Что и спасло им жизнь.

Хоть какое-то сопротивление русским войскам было оказано только во внутренних помещениях, да и то не везде. Пять-десять бойцов особой угрозы не представляли.

Часа с момента вступления тяжелой пехоты в город.

И шведский флаг уже оказался спущен.

А над «Длинным Германом» цитадели взвилось государственное знамя Руси.

А еще через два часа весь городской магистрат уже приносили клятву верности Государю-Императору. Вира и переход в подданство Москвы выглядело более приемлемым вариантом, чем полное разграбление города. А именно так был поставлен вопрос.

Очередной форпост Швеции в Ливонии оказался взят.

Дмитрий же почувствовал азарт. Опасно. Рискованно. Но он хотел еще!

 

Глава 8

6 июля 1607 года, недалеко от устья Западной Двины

Авантюра продолжалась.

Дмитрий решил не поднимать свой флаг на нанятых им торговых кораблях, распорядившись, чтобы они шли как обычно. А Государя, его людей и оружие со снаряжением рассматривали как пассажиров и груз. Не красиво. Но он очень надеялся на эффект неожиданности. Было бы недурно застать врасплох Ригу также, как и Ревель.

Почему Ригу? Ведь в 1581 году она присягнула королю Польши, с которым у Дмитрия был еще пока «вечный мир». Все просто. Польша и Швеция между собой воевали с 1600 года. И, после того, как в 1605 году Сигизмунд Польский был наголову разгромлен Дмитрием под Смоленском, Карл IX предпринял наступление в Ливонии и занял Ригу. Ведь Сигизмунд не только потерял неплохую армию, но и лишился походной казны. А значит ему требовалось утрясать много неприятных вопросов с Сеймом, что не могло быть быстро. Вот Карл в полигонных условиях и воспользовался удобным моментом.

Покачиваясь на волнах, флейт медленно полз вперед. А за ним еще, и еще, и еще…

Темнело.

Дмитрий с комфортом расположился недалеко от штурвала и всматривался вдаль. Просто наслаждаясь видами.

– Государь, – тронул его за плечо капитан этого «купца».

– Что-то случилось?

– Корабли, Государь. Военные. Еще толком не видно, но, думаю, шведской короны.

– Где? – Отрывисто спросил Дмитрий, выхватывая свою зрительную трубу, что на голову превосходила все местные поделки.

Так и было. Шведские.

Три «шведа» стояли на якорях недалеко от дельты Западной Двины перекрывая путь в нее. Ну, не столько перекрывая, сколько контролируя. Было совершенно очевидно – услышав выстрелы они вмешаются. Не так, чтобы это было большой проблемой. Но иметь в своем тылу вот такую заносу совсем не хотелось.

– Что делать будем, Государь? – Вкрадчиво поинтересовался купец. – Большой корабль мне кажется знакомым. Это, наверное «Ваза».

– Если мы встанем недалеко от них на якоря, это не вызовет вопросов?

– А куда еще становиться честным торговцам? – Удивился купец. – В Двину не войти. Темно. Больше и становиться некуда. Они потому здесь и встали. Вряд ли контрабандист или пират рискнет к ним приблизиться. А ну капитан отправит шлюпку для переговоров и все вскроется?

– Ясно, – кивнул Дмитрий. – Тогда там и становимся. Да ближе к берегу, в тень от них. И командиров моих вызывай, как якорями должно укрепимся.

«Шведы», как и ожидалось, никак не отреагировали на появление шведских же купцов, которые демонстративно встали под их защиту. Совершенно очевидно, что корабли вызвали их интерес. Ведь их было много, да битком народа набито, чего не утаить. Но ночь уже брала свое и гостевой визит решили отложить до утра.

А четыре часа спустя, когда уже совершенно стемнело, от «торговцев» отвалили едва различимые шлюпки, устремившиеся к шведским кораблям. Никаких огней. Никакого шума. Даже гребли осторожно, стараясь не выдать своего присутствия.

Дмитрий напряженно вглядывался в темноту. Ему безумно хотелось лично возглавить атаку. Но благоразумие с огромным трудом заставило его остаться. Слишком высок был шанс получить шальную пулю или клинок в той свалке, что предстоит на борту этих кораблей…

Капитан гренадеров Богдан, вышедший из мелких поместных дворян, волновался чрезвычайно. Да, конечно, он не умел плавать, и эта близость глубокой воды должна была сильно тревожить. Но иное занимало его думы…

Вот громадина борта приблизилась вплотную.

Легкое замешательство.

Ведь гренадеры не учились штурмовать корабли. Только крепости.

Но пяти секунд не прошло как на борт полетели кошки, и легионеры рванули вперед со всей возможной страстью и неистовством. Еще мгновение назад громадина борта оказалась не такой уж и внушительной. Привыкшие карабкаться на десяти-двадцатиметровые стены гренадеры буквально взлетели на борт корабля!

И сразу в бой!

Вахтенные попытались отразить их натиск. Но куда там! Им едва удалось поднять шум. Ведь гренадеры и штурмовики били поначалу только холодным оружием.

Первые выстрелы.

Из трюма пытается пробиться вооруженный экипаж.

Залп из ручных мортир, заряженных картечью.

И горячие головы опадают в трюм. Разумеется, вместе с телами, на которых они крепились.

Устанавливается шаткое равновесие.

Команда ждет внутри корабля. Тяжелая пехота – удерживает палубу и все открытое пространство.

Гренадерам и штурмовикам из шлюпок подают кирасы, шлемы и подсумки с ручными гранатами. Десять минут возни. Разжигание фитилей.

Бах! Бах! Бах!

Серия взрывов легких 3-фунтовых гранат, унифицированных со снарядами полковых «Единорогов». Проходы внутрь свободны. Часть защитников убита или ранена. Многие оглушены.

И тяжелая пехота бросается внутрь. Главное – добраться до порохового погреба, чтобы никто не попытался его взорвать.

Десять минут возни.

Сильно потрепанный экипаж разделен и зажат в оконечностях трюма. Им предлагают сдаться, угрожая в противном случае закидать гранатами.

Богдан лично следит, чтобы всех тщательно связали и никого не пропустили. И только после этого тяжело вздыхая, опускается на палубу. Он даже и не заметил в пылу боя, что получил легкое ранение предплечья. Видимо клинком зацепило. Мелочи. Главное – 50-пушечный линейный корабль 4-ого ранга «Ваза» захвачен.

Невдалеке радовались и что-то кричали отряды, намного шустрее взявшие свои пинасы. Капитан странно улыбнулся, вспоминая слова Государя о том, что эти корабли заложат основу военно-морскому флоту Руси. А гренадеры со штурмовиками зачнут его, став отцами. Выживет флот или нет – другой вопрос и Богдан был с ним согласен. Однако «зачинать флот» ему понравилось. Жаль, что здесь было только три корабля…

 

Глава 9

8 июля 1607 года, Рига

Попытка подойти нахрапом и высадить тяжелую пехоту прямо в порту Риги не удалась. Видимо кто-то заметил захват шведских кораблей. Донесли. Вот руководство города и приняло меры.

Подпустили поближе да обстреляли из пушек.

Хорошо хоть скорострельность у орудий еще XVI века, что стояли на укреплениях Риги, была очень низкая. Иначе – боевые корабли там бы и остались. А так, получив свою порцию ядер, смогли уйти.

Через два часа после начала обстрела 50-пушечный линейный корабль 4-ого ранга «Орел» в сопровождении 10-пушечных пинасов «Мария» и «Марина» вернулись к тому месту, где стояли до захвата. Для ремонта. Именно после срыва захвата Риги хитростью он принял решение их переименовать.

Сам же, высадившись с войском неподалеку от Риги начал продвигаться вперед, оставив при себе только два грузовых корабля – с провиантом и боеприпасами.

Рекогносцировка изрядно Государя расстроила. Город был укреплен очень неплохо по меркам 1607 года. Даже слишком. Старые крепостные стены, бывшие сами по себе весьма неплохой защитой в те годы, обрамлял контур земляных валов.

Люди из посада уже ушли.

Войска на позициях.

Причем войск удивительно много…

– Я предлагаю вам сдаться, – произнес Дмитрий, вышедшему к нему на переговоры помощнику коменданта.

– Зачем? – Удивился тот. – Наши укрепления невредимы. Гарнизон здоров. Склады полны. Мы можем держать осаду не один год. Тем более, ты привел с собой слишком мало людей.

– Ивангород, Нарва и Ревель пали.

– Неужели тебя испугались?

– Ты либо слишком дерзок, либо просто глуп, – задумчиво произнес Дмитрий. – Тебе разве не рассказывали, как я наголову разгромил в полевых сражениях численно превосходящий войска Карла?

– Применив свою поганую волшбу! Да! Я о том ведаю!

– Ты сейчас озвучиваешь свое мнение, или комендант думает так же?

– Вся Рига думает так!

– Это облегчает дело, – скривился в усмешке Дмитрий.

– Чем же?

– Меня не будет мучать совесть, – бросил переговорщику Государь и, развернув коня, поехал к своим войскам.

Дмитрий хмуро вошел в свой шатер и, усевшись на раскладной стул, задумался.

Дела складывались не самым лучшим образом.

Конечно – серия побед практически отдала в руки Дмитрия всю Ливонию. Из серьезных городов осталась только Рига. Однако каждый день и каждый час работал против него.

Тот факт, что ему удалось захватить шведские военные корабли – просто случайность. Подойди они днем или утром – те обязательно направили бы досмотровую команду. И как там кривая вывернула бы – неизвестно. Да, скорее всего, морской бой был бы выигран. Но, это была бы тяжелая победа и большие потери.

Теперь еще и Рига с ума сходит.

В принципе, Карл применил вполне разумное решение. Взял и объявил своего противника чернокнижником. Ну а что? Удобно. А Дмитрию теперь расхлебывай. Ничего сложного, в принципе, в этом не было. Однако время. Совершенно очевидно он его упускал.

Шведы, безусловно, подтянут из Стокгольма и Кальмара свои эскадры. Что превратит морской переход во что-то непреодолимое для его «купцов». Но не беда. Можно было бы и сухопутным путем идти. Однако… практически весь обоз его маршевый остался в Нарве и Ивангороде. А это плохо, очень плохо. Ведь в Стамбуле совершенно точно уже знают – Карл начал вторжение. Мало того – легион отбыл на север, то есть, южное направление совершенно свободно.

Выступили степняки или нет? Это большой вопрос. Он бы на их месте самое позднее еще месяц назад выдвинулся бы. Но, в любом случае, Дмитрию надлежало как можно скорее решать вопрос Риги и спешить назад. Он слишком увлекся, поддавшись азарту.

– Государь? – Произнес Богдан.

Дмитрий очнулся, поднял взор и увидел, что его шатер заполнен его командирами.

– Я увлекся, – сказал Император и объяснил сложившуюся диспозицию.

– И ты хочешь оставить Ригу? Отступить от нее? – Поинтересовался командир 1-ого пехотного полка легиона.

– Это неприемлемо, – хмуро ответил Дмитрий. – Но каждый час промедления может запечатать нас здесь. Пока гонец доберется до Нарвы. Пока сюда дойдет походный обоз. Пройдет месяц – полтора. А уже и так не месяц май. Я ужасно не люблю, когда гибнут мои легионеры. Но нам придется напористо штурмовать эту крепость. К счастью они дали нам повод не проявлять сострадания и не переживать о местных жителях. В какой-то мере это облегчит задачу, но не сильно. Есть возражения?

Возражений не было.

Так что уже через час начался артиллерийский обстрел укреплений – как атакуемых, так и прикрывающих. Благо, что картечных гранат пока хватало.

Спустя полчаса канонады тяжелая пехота выстроилась атакующими колоннами и пошла на решительный приступ.

Едва они подошли на сотню метров, как их услышали и заметили. Стрелки начали высовываться, дабы пальнуть. Кое-кто даже полез к батареям. Но пара близких разрывов картечных гранат охладила пыл смельчаков. Лишь только тогда, когда батареи легиона перенесли огонь на другие цели, защитники решились нормально вылезти из укрытий и встретить врагов. Правда, было уже поздно. Гренадеры и штурмовики стремительно взобрались на вал и сходу атаковали находящихся в полном беспорядке шведов.

Следом за тяжелой пехотой на земляной вал взобралась линейная пехота. Она и обеспечила прикрытие от контратаки.

Залп.

Залп.

Залп.

И отряд противника спешно отступает обратно за каменную стену.

Пока линейная пехота спешно развивала успех на земляном валу, оттесняя фланги, тяжелая пехота направилась прямиком к старым каменным стенам. Именно их сейчас обрабатывали 12-фунтовые «Единороги» своими картечными гранатами.

Гренадерам и штурмовикам тыловики поднесли сборные штурмовые лестницы…

Да, защитники стреляли. И даже уронили две лестницы. Но так и что? Остальные же удалось удержать.

Подбираясь уже к бойницам, через которые штурмовики собирались проникнуть на стену, они не лезли сразу. Нет. Сначала они закатывали туда гранату. И после взрыва рывком взлетали, немедля. Убило – не убило – дело десятое. Главное – оглушило и дезориентировало. А дальше – дело техники… и шпаги.

Участок старой каменной куртины был взят раньше, чем линейная пехота успела полностью очистить свой земляной вал. Впрочем, Дмитрий уже ввел в бой три из шести линейных батальонов. Что обеспечивало тотальный численный перевес на валу. А вместе с тем и крайне высокую плотность огня. Шведов буквально отодвигали плотным ружейным огнем, заставляя все дальше и дальше отходить. Там же, где это не получалось, легионеры шли в штыковую атаку. Рывком. И сразу после того, как противник обращался в бегство, вновь переходили на режим огневого подавления.

Комендант Риги стоял на самой высокой площадке Восьмигранной башни городской ратуши и с ужасом наблюдал за происходящим.

Колдовство? Магия? Происки чернокнижников?

Вздор!

Просто выучка и должное оснащение.

По роду службы он был довольно циничным человеком и немного понимал в военном деле. Теперь же, видя, как легко и ловко тяжелая пехота легиона взяла участок старой каменной куртины, понимал – не зря он отправил на переговоры своего заместителя. Ой не зря. Кто оскорбил монарха? Заместитель! Вредитель и прохвост! А он? Он бы никогда не посмел.

– Арестовать, – тихо произнес комендант, начальнику своей охраны, войдя в зал, где временно разместился штаб обороны.

– Кого? – Не понял он.

– Заместителя моего. И пастора Шлага.

– Что?! – Хором взвились названные персоны.

– НЕМЕДЛЕННО!!! – Закричал на начальника охраны комендант.

– Я не могу… я… это же пастор Шлаг! Его любит Рига!

– Солдаты Императора уже взяли часть вала и стены. Они расширяют занятые участки. И уже сейчас ничто не может их остановить. До заката совершенно точно Рига будет ими захвачена. Выбирай сам – выжить или сдохнуть. Или ты думаешь, что Император простит нам оскорбление? Что тебе по душе больше – петля или кол?

– БОЖЕ! – Взревел ошарашенный пастор. – Истинно колдун!

– ЗАТКНИСЬ! – Рявкнул на него комендант.

– Что?!

– Даже если это и колдовство, то твоей святости очевидно недостаточно для противостояния ему. Зато достаточно, чтобы разозлить могущественного монарха! А ты что стоишь? – Снова он обернулся к начальнику охраны. – Нам нужно будет что-то предъявлять Дмитрию. Арестовывай уже. Или нам назвать тебя главным виновником распространения дурных слухов?

– Нет… – неуверенно промямлил начальник охраны и повернулся к пастору и заместителю коменданта. – Взять! – Рявкнул он спустя минутное колебание. И его бойцы подхватили этих деятелей «под белы ручки».

– И что теперь? – Холодно спросил пастор Вайс – довольно влиятельный, но сдержанный в словах и весьма осторожный. Он, наравне со Шлагом входил в штаб обороны Риги из-за слухов о волшбе московитов.

– Нужно прекращать бой, – после небольшой паузы, произнес комендант.

– И что ты скажешь королю?

– Какому именно?

– В смысле? – Напрягся пастор Вайс.

– Мой заместитель передал слова Дмитрия. Ивангород, Нарва и Ревель им взяты. А значит, что с падением Риги, Стокгольм фактически теряет Ливонию. Казна королевства пуста. Потери Карла в боях невероятно высоки. Да и сможет ли он найти войска достойные для противостояния легиону?

– Ты не хуже меня знаешь – Стамбул дал добро на большой поход Крымского хана. Степь нельзя недооценивать. Она может сточить легион. Тем более, что Дмитрий все одно не сможет быть одновременно и здесь, и там.

– Да. Это верно. – Произнес, кивнув, комендант. – Поэтому я и спрашиваю «какому именно королю» я должен что-то говорить. Карл Ваза в Стокгольме. Он слаб. У него нет денег. Его положение очень шатким. Не удивлюсь, если он вообще потеряет корону. Когда уйдет Дмитрий – придет Сигизмунд Ваза. Может. Племянничек нашего Карла и король Польши. Он тоже уже успел потерять армию при столкновении с Дмитрием два года назад. И в его державе сейчас неспокойно. Но он может попробовать занять обескровленную Ливонию.

– Я понял тебя, – нахмурился пастор.

– Осталось понять – рискнет ли Сигизмунд покуситься на добычу Дмитрия. Он же как со степью разберется – вернется. Положение у Сигизмунда неустойчиво. Он может рискнуть на эту авантюру.

– Но…

– Что, но? Потом придет настоящий король и что Карлу, что Сигизмунду придется бежать.

– Так ты считаешь, что …

– Брось, – отмахнулся комендант, скривившись. – Об этом уже вся Ливония говорит. Да, пожалуй, и на ту сторону Балтики столь значимые новости уже дошли. Ладно. Оставайся здесь и думай, как станешь перед ним оправдываться. И не забудь придумать, как перед людьми его будешь оправдывать. Службу там какую торжественную провести или еще чего. В общем – твои заботы. А я на стены – перемирие заключать…

 

Глава 10

21 сентября 1607 года, Мадрид

Филипп III Испанский, Португальский и прочее, прочее, прочее с удобством разместился на мягком диване и, потягивая прекрасное вино, с вниманием слушал чтение книги, привезенной из далекой Москвы. «Genesis Imperia Rus» был весьма интересен.

– А этот их посол… он разве не из Шуйских? – Поинтересовался король, когда иезуит завершил чтение исторического очерка.

– Вы правы Ваше Величество, из Шуйских. Он глава того дома, что разгромлен Императором.

– Императором? Хм. Их конфликт неизбежен?

– Мой брат Мунцио, пребывающий сейчас с миссией в Москве, писал, что да, он неизбежен. Полагаю, что самым удачным для Василия вариантом развития событий станет осесть при вашем дворе постоянным посланником Руси. Или при дворе иного монарха Европы. Ибо в Москве его ждет только смерть.

– Так уж и смерть?

– Брат Муцио так считает. С другой стороны, Василий стал близок к престолу как никогда. Его отделяют от него только Дмитрий и его супруга, которая и должна возглавить Русь в случае гибели Императора. Младший брат Василия уже устраивал переворот с убийством царя, царицы и их сына-наследника с целью занятия престола. Но тогда их остановил Дмитрий, стремящийся сохранить закон и порядок на Руси. Сейчас ситуация стоит намного острее.

– Из-за войны? – Повел бровью Филипп. – Неужели Ахмед решился на еще одну войну? Ему не хватает проблем с Персией?

– Ахмед посчитал, что упускать благоприятную возможность было бы неразумно. Крымский хан Газы по прозвищу Буря отличался большой самостоятельностью. Это не нравилось никому в Стамбуле. Из-за сокрушительного разгрома Сигизмунда под Смоленском в прошлом и позапрошлом году Газы смог совершить два крайне удачных нашествия на Речь Посполитую и Молдавское княжество. Много награблено. Большой полон. И, как следствие, много денег. Положение Крымского ханства стало слишком независимым, а старший сын Газы – Тохтамыш в тех походах получил чрезмерное влияние и славу. Судя по всему, Ахмед ищет пути ослабления чрезмерно усилившегося вассала. Поэтому даже выделил ему тысячу янычар и два десятка пушек. Немного, но держать флаг вполне подходяще, да и с крепостями поддержка. Мы считаем, что Ахмед хочет растратить весь поднакопившийся жирок Крымского ханства в этой войне.

– А иные цели? Они есть?

– Разумеется. Минимально – освобождение мусульман из-под руки христианского монарха. Максимально – завоевание Москвы и возрождение Золотой Орды или чего-то в этом духе. Но, скорее всего, он ориентируется на минимальные цели.

– Успех Тохтамыша реален?

– Вполне, – после короткой паузы ответил иезуит. – Положение Дмитрия крайне непростое.

– Почему? Ты же говорил, что он добился блистательного успеха в Ливонии. Да еще и эта авантюра с пинасом, который заставил за собой гоняться весь шведский флот.

Иезуит улыбнулся.

Дмитрий не делал секретов из своих успехов. Напротив. Он делился о них самыми подробными сведениями. Да с сочными комментариями. Так что эта история с пинасом изрядно повеселила всю Европу.

Опасаясь блокировки шведским военным флотом «купцов», перевозящих его армию морем, Император решился на авантюру. Загрузив пинас «Марина» ротой гренадеров он вышел в самый натуральный каперский рейд.

Досматривая шведских купцов, он изымал наличность и всякие ценности. Курсировал в основном у шведского побережья. Участвовал в десятке стычек с военными кораблями противника, каждый раз уходя за счет применения 3-фунтовых картечных гранат. Ими он бил из ручных мортир гренадеров. Те накрывали преследователя и выбивали команду, вынуждая прекратить преследование.

Апогеем его разбойной деятельности стало дерзкое нападение на шведский линейный корабль, стоящий на рейде недалеко от Стокгольма.

Утро. Густой туман. Тот стоял без всякой опаски с огнями.

И тут как чертик из бутылки выскочил пинас, привалился к нему бортом и с него посыпались гренадеры. Дмитрий смог по огням опознать противника и приказал своему капитану совершить рисковый маневр. Десять минут боя и экипаж новенького 50-пушечного линейного корабля «Яблоко» оказался разгромлен и взят в плен. А дальше… пинас подцепил его канатом и, посадив на весла пленных шведских моряков, утащил прочь, пользуясь стоявшим густым туманом и штилем.

Об этом событии так бы ничего и не узнали, если бы несколько моряков с «Яблока» вовремя не прыгнули за борт, а потом, добравшись до порта, рассказали о нападении. А неделю спустя возле Нарвы появилась «Марина» со своим трофеем.

Нагло, дерзко, решительно. Он сумел приковать к своему небольшому кораблю внимание всего шведского военного флота. И тем самым обеспечить проход в Нарву транспортов с армией.

– Вы правы Ваше Величество, – кивнул иезуит. – Дмитрий добился поистине блистательных побед в Ливонии. Полный разгром численно превосходящей шведской армии в двух полевых битвах. Взятие без всякой осады, одним лишь натиском трех хорошо укрепленных городов. Захват абордажем двух линейный кораблей 4-ого ранга и двух пинасов. Успешный каперский рейд. Все это – блистательно… но…

– Что?

– Он слишком хорошо начал. Его теперь испугались и владетельный дом Ваза, и Ольденбурги, и Гольштейн-Готторпы. А это серьезно. Особенно после его выходки в Риге.

– Это где он велел сжечь на очистительном костре пастора-кальвиниста, что обвинил Императора в связях с нечистым? Дескать, только пособнику Сатаны могла прийти в голову такая крамольная мысль.

– Не совсем так Ваше Величество. Сначала он отстоял службу в кафедральном соборе вместе с лучшими людьми города. Ее проводили в честь провозглашения провинции Ливония со столицей в Риге и освобождения ее от всяких державных налогов на пять лет. И только потом он под одобрительные крики толпы велел сжечь бедного пастора. Костер в этом случае всего лишь потеха для черни. Но то, что Дмитрий не только завоевал, но и расположил к себе Ливонию, не упустили ни в Стокгольме, ни в Копенгагене, ни в Варшаве. Иначе как объяснить тот факт, что остатки завоеванных шведами герцогств добровольно пошли под руку Москвы после этих заявлений в Риге?

– Задвинское герцогство и Курляндия? Они все же полностью отошли ему?

– Присягнули во всяком случае. Как потом обернется – не ясно. Но сейчас – да, они стали его, войдя в провинцию Ливония.

– Так ты считаешь, что дом Ваза воссоединится в борьбе против Дмитрия?

– Это вполне вероятно. Он выглядит слишком угрожающим. И, вероятно, к Карлу и Сигизмунду могут присоединиться Кристиан и кто-то из германских владетельных сеньоров. А значит, война на севере не закончилась. Но, в то же самое время разгорается война на юге. Разве его легион сможет успеть всюду?

– Легион… – посмаковал это слово Филипп. – Расскажи мне о нем?

– Подробностей у нас мало. Брат Муцио вынужден мало интересоваться острыми моментами. Ему явно намекнули, что как только он начнет это делать – будет изгнан.

– И все же… – покачал головой Филипп. – Не поверю, чтобы вы ничего не знали о нем.

– Основу русского легиона, как и древнего римского составляет пехота, усиленная артиллерией. Как и в ситуации с древним легионом Рима пехота усилена кавалерией и вспомогательными частями: гусарами, рейтарами, гренадерами, штурмовиками и егерями. Вот собственно и все что нам известно. Пока.

– Я надеюсь, что это только «пока»? – Чуть подумав, уточнил Филипп.

– Разумеется.

– Хорошо. Ступайте.

– Мне оставить вам книгу?

– Оставить. И постарайтесь узнать, как можно больше об этой ситуации. Думаю, Москва стала играть достаточно большую роль в Венской партии.

– Это так, – кивнул иезуит, охотно соглашаясь с королем. – Муцио пишет о том, что падение Москвы или отложение от нее Астрахани с Казанью может привести к катастрофе. Османы рано или поздно подавят мятеж в Анатолии и заключат мир с персами. А Крымское ханство, значительно усилившись, сможет серьезно осложнить кампании в Венгрии и Австрии против османов. Что позволит им даже угрожать взятием Вены.

– Даже так? – Удивленно повел бровью Филипп.

– В Речи Посполитой кризис. Сигизмунд едва в состоянии усидеть на троне. Если его власть падет, то, как обернутся новые выборы – никто не знает. Сейчас есть три партии: Русская, Саксонская и Французская. При поражении Москвы – Русская партия очевидно уступает. Успех Саксонской партии нам выгоден, но ее положение сейчас слабее всех…

– Ясно, – хмуро кивнул Филипп.

Нарисованная старым советником картина была безрадостной. В Вене сидели его ближайшие родичи и союзники. Давление на нее со стороны османов был чрезмерно. Да, кое-как отбивались. Но, в целом, все было довольно непросто. Речь Посполитая и Русь обеспечивали фланг. Сдерживание степи и Тавриды имело большое значение для тылового обеспечения австрийской армии, сражающейся с османами. Сами по себе степняки военной угрозы для Вены не представляли. Но так они и не с армиями сражались, а с крестьянами и купцами…

Филипп посмотрел на книгу.

Вздохнул и с чувством выполненного долга пошел в парк. Утомительное общение с этим стариком совершенно выбило его из колеи. Масштабные, грандиозные события творились в Европе. Все кипело и бурлило. Его верный валидо – 1-ый герцог Лерма во всем разберется.

Франсиско же не спешил.

Он внимательно и очень вдумчиво прочитал подаренную королю книгу. И Деметрий его, безусловно, заинтересовал. Но ничего предпринять прямо сейчас он не мог физически. Банально не было денег. О да! Богатая, блистательная Испания, у которой последние полвека постоянно нет денег. И, с какого бока браться за этот вопрос, он просто не знал. Он казался совершенно неразрешимым.

Дело в том, что когда в 1598 году Филипп III вступил на престол, унаследовав от отца не только обширнейшую державу, раскинувшуюся по всему миру, ему «в нагрузку» достался и чудовищный государственный долг. Он превышал сто сорок миллионов дукатов! Вместе с этим, общий годовой доход всех владений испанской короны был меньше тридцати миллионов дукатов.

Впрочем, такое кошмарное положение финансов не мешало королевскому двору Испании блистать, а чиновничьему аппарату достигать головокружительных успехов в части взяток и бесхозяйственности. Что ни разу не облегчало ситуацию с финансами. Но Филиппу III не было до того никаких дел. Его интересовали исключительно придворные игрища. До маразма. Так, в известных мемуарах маршала Бассомпьера рассказан высмеивающий испанский этикет анекдот о том, что янобы Филипп III умер, угорев у камина, так как придворные не смогли вовремя отыскать единственного гранда, имевшего право двигать кресло короля…

Конечно, Франсиско не мог взять и отмахнуться от столь интересной возможности. Война с северными Нидерландами, очевидно, не имела и не могла иметь успеха. Они очень крепок держались. Давно пора заключить мир, но создавать столь пагубный прецедент герцог Лерма не желал. Мятежники же. А тут так удачно всплывает этот Деметрий. Тут и воинский успех, и прямой наследник древнего титула Barbarorum Rex Frisia… Нет, Испания не могла выиграть у Нидерландов. Но Испания и не желала проигрывать. Кроме того, война между католической партией и протестантами на севере Священной Римской Империи и в Скандинавии становилась все неизбежнее с каждым годом. А значит было бы глупо отпускать такого игрока в свободное плавание. Вдруг он соблазнится стороной протестантов? Осталось только придумать – как.

В том, что Деметрий устоит, герцог не сомневался. Но как действовать – не понимал. Слишком мало информации, да и та идет по церковной линии, весьма скованной в Москве. А значит что? Правильно. Требовалось отправить туда посольство, да посмотреть что к чему глазами опытных людей. В конце концов, интриги и переговоры были его коньком…

 

Часть 3

Южный тигр

 

Глава 1

1 октября 1607 года, Москва

Наконец-то удалось провести огромный обоз к Москве, подсчитать все и подвести итоги Ливонской кампании. Мешали хляби, так несвоевременно начавшиеся осенью, и очень большие трофеи, что приходилось тащить в столицу, применяя немало хитрости и смекалки. До Новгорода доставили корабли. А дальше приходилось большую часть пути преодолевать водой, на плотах, что буксировались лошадьми или ручными лебедками там, где не удавалось завести бечеву. На волоках фургонами перебрасывали, везущие большую часть пути только легионеров, да и то – небольшими партиями посменно.

Выкрутились. Прошли, несмотря на вывихи природы. И довольно быстро, протащив с собой очень большой обоз.

– Неплохо, – пробежав глазами по листку сводки, произнес Дмитрий.

– Неплохо?! – Удивилась Марина. – И только?

– Я ожидал больше, – пожав плечами собрал Государь. На самом деле – меньше. Но говорить об этом совсем не хотелось. Его что-то останавливало от излишнего ликования. Вроде какого-то глупого предрассудка. Дескать, пусть и умираешь с голоду, но вкушать пищу должен так, будто ты сытый и лишь оказываешь уважение повару. Человек ведь старался, некрасиво сразу отказываться.

Сухопутные трофеи, вира и каперский улов одними только серебряными монетами дал около двух миллионов рублей, в пересчете, разумеется. Плюс золотыми еще на полмиллиона. Грабить купцов было выгодно. Особенно непуганых. Ведь шведов и датчан в те годы балтийские пираты не трогали. Да и тем, кто шел в шведские порты за железом – тоже получилось пощипать. Дмитрий действовал очень нагло и дерзко как в Ливонии, так на море. Но это позволило получить больше трех годовых доходов всей страны только монетами! Причем – эта сумма получилась ПОСЛЕ выплаты удвоенного жалования, набавок за участие в кампании и больших премий. Дмитрий не забыл ни строевых, ни тыловых. Ведь крепкий, толковый тыл – фундамент боя.

Не меньшим был улов и в цветных металлах, до которых Государь был особенно жаден. Ведь они все – строго импорт. А тут одного только серебра сто двадцать тонн да золота – полторы. Четыреста тонн свинца, двести тонн бронзы, восемьсот тонн меди, триста пятьдесят олова. Колоссально! Просто колоссально! Большей частью, конечно, лом, принятый в качестве платы, взятый в трофеи или конфискованный. Но все одно – это было целое сокровище!

Откуда столько?

Конечно, Дмитрий освободил провинцию Ливония от державных налогов на пять лет, но вира-то никуда не делал. И конфискации имущества политических противников – тоже, которое предлагалось выкупить городам за полцены. Отказаться, как несложно догадаться, они не могли. Таким шагом Император не только вымогал себе еще немного средств, но и ссорил горожан со своими врагами, чтобы тем было сложнее договориться. А сверху на все это ложились военные трофеи полевых битв и штурмов, содержимое походных и гарнизонных казенных сундуков да каперский «улов». Ведь, как гласит древняя мудрость – даже у самого плохого человека можно найти что-то хорошее, главное тщательнее обыскивать.

Не меньше радовал Государя и «урожай» оружия. Одних только аркебуз да мушкетов фитильных получилось «найти» свыше десяти тысяч. А еще клинков разных, пистолетов, пик, шлемов с кирасами и прочего, прочего, прочего. Ну и порох. Его получилось набрать очень много. Тут и полевые трофеи, и грабеж крепостных арсеналов, и обнесение кораблей…

А сверху, вишенкой на этом крайне аппетитном торте, располагались шесть сотен лошадей тяжелых пород. О! Это было просто песней, позволяя перевести все обозное хозяйство легиона на качественно новый уровень.

Но на этом праздник и заканчивался.

Новости с юга шли очень пасмурные.

Султан Ахмед не только благословил, но и поддержал поход на Русь своего буйного вассала – крымского хана Тохтамыша Герая, сына удачливого Газы II Герая. А то уж расстарался, так расстарался, рассчитывая навалиться на изможденную северной войной страну…

– Кто выйдет в поход?

– Крымский хан и все его личные вассалы выходят совершенно точно, – произнесла Марина, трудившаяся во время Ливонской кампании блюстителем престола и получавшая все оперативные донесения. Она же их и обобщала. – Армия Болотникова – тоже. Возможно Большая Ногайская орда…

– Орда?! Но они же наши вассалы! – Удивился Дмитрий.

– Они ногаи. До нас дошла информация о факте переговоров. И никаких политических скандалов не было. А значит… – произнесла и замерла в многозначительной паузе Марина.

– Кто-то еще?

– Казань и Астрахань. С Казанью все непросто. Там слишком много противоречий. А вот Астрахань, судя по всему, принудят поучаствовать. Уральские казаки тоже могут принять участие, вдохновленные словами Болотникова о будущей Руси, в которой все будет по справедливости.

– Выяснилось же, что Василий самозванец. На что надеется Болотников?

– Он заявляет своим разбойникам, что Василий не самозванец и что его насильно постригли в монахи. А потому этот постриг не имеет силы. И он де их истинный царь.

– И ему верят? Хотя… что я говорю? Кстати, как там Василий?

– Я приказала перевести его в Москву. Так спокойнее.

– И?

– Несмотря на суровое послушание, он вполне неплохо себя чувствует. Я разговаривала с ним несколько раз. Сам он поведение Болотникова осуждает, называя безумцем и самозванцем, ибо знать его не знает, хотя тот представляется его воеводой. Василий считает, что Болотников сам стремится к власти. Возможно, даже объявит себя чудом спасшимся царевичем Иваном.

– Каким-таким Иваном?

– Это тем, прах которого в Архангельском соборе лежит. Их же уже не опознать. А по возрасту они должны быть схожими. Он его если и моложе, то не сильно. Пятьдесят три или сорок два? Учитывая, что жизнь Болотникова била сильнее, он выглядит старше своих лет.

– Странно… Почему так считает Василий?

– Это не он считает. Он просто заинтересовался озвученными мной слухами. До Москвы доходят настроения в армии Болотникова. Там эта версия имеет немалую популярность.

– Да уж, – покачал головой Дмитрий. – Все чудесатей и чудесатей.

– Я перевела Василия на обычное послушание, вместо того строгого, на который ты его посадил.

– Зачем?

– Его мать просила. Да и он раскаялся.

– А если серьезно?

– Ты же сам говорил, что его смерть станет поводом для появления самозванца. Зачем нам это? Этот – вот он. Вполне спокойный. Чем дольше он проживет, тем лучше.

– Хорошо, – кивнул после долгой паузы Государь. – Ладно. Возвращаемся к нашим баранам. Сколько их там набежит? Выяснить удалось?

– Этого никто не знает, – грустно произнес Мстиславский. – Степь она такая. Даже когда придут – толком не поймешь. Мешанина сплошная. Только трупы потом по головам считать.

– А Ахмед чем-то конкретным поддержал этот поход? Или ограничился добрыми словами?

– Он выделил полсотни пушек и пара тысяч янычар, – произнесла Марина. – Это не точно и со слов посла австрийских Габсбургов.

– Отлично! Просто отлично! – Раздраженно воскликнул Дмитрий, вскочил и начал вышагивать по комнате. – А Персия, случаем, ради такого дела перемирия с османами заключить не хочет? Ну, чтобы поучаствовать на этом празднике жизни.

– Отец писал…

– Что? – Напрягся Государь.

– У него сложно с деньгами, но в прошлом и позапрошлом году татары ходили в большие набеги на Малую Польшу. Много недовольных. Ему удалось верстать под твою руку четыре хоругви гусар. С недели на неделю должны прибыть. Денег им дал только на дорогу, обещая, что ты их поставишь на довольствие.

– Неплохо, – чуть подумав, произнес Дмитрий. – Поставлю. Хотя, боюсь, там будут самые бедные. А значит без доброго доспеха и оружия.

– Так и есть. Но у тебя большие трофеи. Приведешь их под свою руку. Примешь клятву. Да снарядишь из взятого на шпагу. Порядка промеж них мало, но все одно – это гусары. Лишними они не будут.

– Не будут. Сколько их там? Жидкие хоругви?

– Сотен пять совокупно.

– Хм. Нормально. Кто-нибудь начал собирать поместное ополчение? Справиться одним легионом будет очень сложно. Врага может быть от пятидесяти до ста и более тысяч. Не предугадаешь.

– Я начал, – тихо произнес Мстиславский.

– И что?

– Плохо все. Кто-то явно воду мутить. Сейчас мы можем насчитывать на тысячу, максимум две. Да больше все из бедных. У большинства же проблемы внезапные появились. Кто брата поехал хоронить, кто свата, кто еще кого. В неизвестном направление. Со стрельцами чуть лучше. От десяти тысяч по реестру в Москве сейчас стоит тысяч семь. Я уже послал за Тверскими да Владимирскими и прочими. Но и их будет немного. Тысячи три-четыре. Вероятно, оттуда еще несколько сотен поместных подойдет.

– Когда сбор?

– По середине будущего месяца. Как хляби застынут.

– Немецкие роты?

– Эти здесь. Жалование им платят исправно. Так и они в ус не дуют. Четыре роты по две сотни бойцов. На каждую по полторы сотни пикинеров и полсотни стрелков.

– Резервные артиллерийские команды?

– Две готовы. Под них две батареи 3-фунтовых «Единорогов» справили, пока ты в походе был. Учатся помаленьку. Картечью уже добро бьют, но гранат пока боятся.

– Гранат, кстати, – заметила Марина, – наделали изрядное количество. Что простых, что картечных.

– На оба калибра?

– На оба, – кивнула она. – Андрей говорит – скорее «Единороги» развалятся, прежде чем удастся их все пожечь.

– Кстати, про развалятся… – произнес Дмитрий и, потер виски быстрым шагом вернулся в кресло за столом.

Ситуация вырисовывалась, в принципе, терпимая. Да, степняков очень много. Но и воины они плохие. Отбиться можно. Осталось понять, когда и как они пойдут. И готовиться, как следует готовиться, не тратя ни минуты попусту…

 

Глава 2

29 ноября 1607 года, Москва

Новости о продвижение противника, присылаемые голубиной почтой, отмечали на большой эрзац карте, нарисованной мелом на стене. С помощью флажков трех видов: татары, османы и казаки. Где кого заметили, там такой флажок и ставили. И чем ближе подходил враг, тем ярче становилась картинка: войска идут двумя колоннами.

Западная колонна держала путь на Серпухов, восточная – на Коломну. Где конкретно находились османы – не понять. Они засветились только единожды, да и то – в районе Воронежа. А вот то, что в восточной колонне было много казаков – очевидно.

– Думаю, – произнес Мстиславский, – Герай с Болотниковым что-то не поделили. Вот и идут разными армиями.

– А чего тогда с Болотниковым идут не только казаки? Вон сколько татар мелькает.

– Так не все татары готовы Гераю служить. Не всех он устраивает. Да и Большая орда ногаев, судя по всему, не захотела под Гераеву руку становится.

– А османы, значит, вот тут идут, с крымчаками… – постучал пальцем Император по зоне движения западной колонны.

– Значит там, – согласился Мстиславский. – Вряд ли они пошли бы под руку разбойника…

Поколебавшись еще немного, решили выступать противнику навстречу. Двумя корпусами. Дмитрий должен был повести свой легион под Серпухов, где встретить Герая с османами. А Мстиславский – остальное войско под Коломну, так как армия Болотникова выглядела менее грозной и опасной.

Дмитрия довольно сильно волновал сам факт разделения войск. Но он позволил себя уговорить Андрею Голицыну, Ивану Романову, Федору Шереметьеву и прочим. Да и Мстиславский не возражал. Все хором говорили, что, дескать, татары не будут сильно упорствовать. А потому, столкнувшись с заслонами, постоят, да и уйдут. А стрельцы в обороне сильны. Скрепят сани, засядут за них, и просто так уже не возьмешь. Зато предместья Москвы удастся сохранить. Да и вообще – несмотря на удручающие новости, они не рассчитывали увидеть под столицей совокупно больше сорока тысяч. Дескать, разгром при Молодях подорвал силы Крымского ханства.

Почему нет? Если все советники в один голос это говорили, то можно и послушать. Тем более что против степи сам Дмитрий никогда не воевал. Мало того, так и вопросом интересовался этим только в общих чертах. Тем более что в историографии XX–XXI веков действительно встречались мнения, что битва при Молодях подорвала силы крымчаков.

Однако эти благостные заверения не остановили Дмитрия в стремлении всецело усилить войско Мстиславского.

Девять тысяч стрельцов, две тысячи поместного ополчения и пять сотен крылатых гусаров из бедноты. Они изрядно пощипали обширные трофеи Императора. Но государь не жадничал. Каждый стрелец, помещик и гусар получил свою кирасу и шлем. А стрельцы еще и новые, добрые аркебузы вместо пищалей, большей частью времен «царя гороха», ну, то есть, отца Дмитрия – Ивана Грозного. Полвека в таком деле – срок. Особенно сейчас, когда кроме банального износа не самых качественных изделий еще и прогресс изрядный накладывался. Также Мстиславскому достались две учебные батареи с дюжиной стандартных бронзовых 3-фунтовых «Единорогов» и шесть сотен наемной немецкой пехоты.

Сила? Сила. Да еще какая! Особенно если сани скрепят, а стрельцы в шлемах и кирасах займут оборону за ними. Да при поддержке учебных батарей, обученных, впрочем, только картечью бить. Гранат они пока боятся. Кавалерия и «немцы» же в этом случае выступала просто приятным дополнением.

Легион также преобразился за эти две месяца.

Но тут нужно сделать важное отступление и пояснить, что откуда взялось.

В самом начале февраля 1606 года Дмитрий согласился взять в жены графиню Марину Мнишек в случае, если ее отец в приданое пригонит в Москву пару сотен мастеровых. Разного толка. А еще за две сотни таких молодцов, он соглашался на выставление своей кандидатуры на выборы короля Речи Посполитой, коли они таки состоятся.

Ежи Мнишек, рассчитывающий в случае победы Дмитрия стать фактическим наместником Великой, а возможно еще и Малой Польши, расстарался на славу. И уже к осени 1606 года в Москву прибыло четыре сотни мастеров из Польши, Богемии, Силезии и Саксонии. Настоящих мастеров среди них было очень мало. Да оно и не удивительно. Откуда их столько взять? Однако ругаться с тестем Дмитрий не стал. Даже эти «кадры» были большой пользой и выгодой для державы.

Незадолго до того, в конце 1605 года, в Ивангород англичане пригнали три флейта, забитых пиратским неликвидом – отказниками-ремесленниками, за которых никто не хотел платить выкуп. Им путь был только один – на рынок рабов. Но и там за них много не выручишь – низкий уровень мастерства. Однако Дмитрия они вполне устроили. На фоне острой нехватки любых хоть сколь либо квалифицированных рук – они стали манной небесной.

Таким образом, к октябрю 1606 года в Москве внезапно появилось около тысячи разной степени «рукастости» ремесленников наиболее ходовых направлений. Огромный ресурс! Превышающий в несколько раз совокупно все то, что имелось на Руси до того. И Дмитрий постарался реализовать эту возможность с размахом, запустив потихоньку несколько важных производственных направлений.

Кое-что удалось запустить достаточно быстро. Например, пудлингование чугуна или тигельную выплавку стали. А что-то потребовало больше времени и усилий. Так, например, лишь к лету 1607 году удалось полностью переоборудовать Московский монетный двор, реорганизовав технологию и номенклатуру производимых монет.

Плавили металл в тиглях, дабы получить заготовку с нужной пробы. Разливали по стандартным заготовкам. Передавали в прокатный цех, где рабочие, крутя педали, прокатывали эти небольшие заготовки в полосы. Дальше кривошипные механические прессы с ножным приводом вырубали из лент круглые заготовки. Следующие кривошипные прессы – чеканили. А под финиш – монеты прокатывали на гуртовальной машинке.

И вуаля! Монета нового типа, вместо старых проволочных чешуек, готова.

Ясная, четкая чеканка, приятный вид да гурт с насечкой, защищающий от обрезания и истирания изображения. А главное, несмотря на кажущуюся сложность, стоимость и трудоемкость получения монеты ощутимо уменьшилась. Да и требования к индивидуальному мастерству тоже упало, не говоря уже о высоком уровне повторяемости качества.

Все станки, примененные на обновленном Монетном дворе, были чрезвычайно просты и примитивны. Ремесленники сами их и изготовили с нуля по одним лишь пространным описаниям Дмитрия. Впрочем, он вообще редко где стоял над душой, позволяя людям работать самостоятельно. Направлял, подсказывал, корректировал, давал грамотно сформулированные задания, но не более. Иначе и нельзя. Он один – задач много.

Такие же малые производства были развернуты по многим другим направлениям. Мелованная, гладкая, плотная писчая бумага с листами стандартных размеров. Листовое прозрачное оконное стекло, катаное на валах. Небольшие зеркала на основе этого листового стекла. Сапоги с крепкой подошвой и твердой номенклатурой размеров. Парусина большой ширины полотна, выделываемая на механическом станке. Стандартные фургоны. Крепежные метизы: гвозди да скобы из железа. Топоры, пилы, косы, вилы, лопаты, кирки и ломы различные. Литые чугунки да печные колосники. Доски пиленые, калиброванные, а вместе с ними и брус, и рейки. И так далее. Пусть и в небольших объемах, но очень многое стало производиться в «дикой Московии», да качеством не хуже, чем в Западной Европе. А местами и лучше, ведь внутренний рынок Руси был крайне слабым, Императору же требовались деньги. Не одним же грабежом соседей жить. Налоги и пошлины Дмитрий кардинально ослабил, чтобы страна вздохнула и поскорее вышла из тяжелого экономического кризиса. Убрал внутренние таможни, что опять-таки снизило поступление денег… ударив не только по казне, но и по местной аристократии, живущей с этих поборов. Вот и приходилось искать пути и варианты. Чем не выход?

Разумеется, на фоне всего этого разнообразия Дмитрий не мог забыть войско.

К осени 1607 года действовало уже две пудлинговые печи, которые выдавали почти тонну хорошего железа в сутки. Что позволило наладить какой-никакой, а прокат железного листа с приводом чугунных валов от упряжки лошадей на вороте. Само по себе – прорыв для начала XVII века. Но Дмитрий пошел дальше и, введя стандартные размеры для предельно простых кирас и шлемов, реализовал холодную штамповку заготовок. Медленно и непросто с помощью винтовых прессов и чугунных пуансонов. Брак достигал шестидесяти процентов из-за разрывов и прочих дефектов. Однако это все равно было прорывом, кардинально ускорив, упростив и удешевив изготовление стандартных доспехов.

В нагрузку к штамповке шла цементация в ящиках с порошком березового угля и закалка. Так что, кирасы и шлемы получались не только дешевыми, но и вполне приличного качества.

Вот в них-то легионеры и переоделись. Все. Даже рейтары и егеря.

Это навело немалый порядок в снаряжение и вооружение легионеров. Как такового улучшения боевых характеристик это не принесло. Но избавило от «трофейной зависимости» в плане защитного снаряжения. И излишней пестроты снаряжения.

Артиллерия тоже обновилась.

Андрей Чохов всю весну и лето экспериментировал с предложенной Дмитрием «бутылочной» формой «Единорогов», отлитых по методу управляемой кристаллизации. Делал опытные отливки. Стрелял. Проверял. Переделывал. Отливал заново. Иными словами – был полностью поглощен исследовательским проектом. Как следствие – к осени он уже смог более-менее подобрать геометрию новых орудий. Масса – та же. А вот живучесть радикально выше из-за более грамотного распределения толщин и предельной минимизации паразитных элементов, то есть, украшений.

Вот Дмитрий и заказал ему отлить заново стволы всех 3- и 12-фунтовых «Единорогов» легиона по готовым формам. Уж больно много они стреляли в летнюю кампанию. Мало ли что произойдет? Очень не хотелось бы получить разрыв ствола в разгар.

С фургонов сняли колеса, заменив кованными железными полозьями.

Поход не предстоял долгий, поэтому общий объем перевозимого имущества существенно уменьшилось. Убрали штурмовые принадлежности. Увеличили общее количество фургонов. Поставили орудия и зарядные двуколки на полозья. Ну и так далее, и тому подобное…

 

Глава 3

15 декабря 1607 года, окрестности Серпухова

Быстро добравшись до Серпухова, Дмитрий встал лагерем в наиболее удобном месте недалеко от его стен. Все-таки город небольшой и набивать в него четыре с гаком тысячи строевых да еще с тыловыми службами – не лучшая идея. И местным жителям на голову сядут, ибо подходящих жилых площадей просто не было. И в случае необходимости быстро не выступят, учинив давку и столпотворение. Поэтому лучше так – в поле.

Стояние длилось вот уже неделю.

Появились татары. Рейтары выступили на рекогносцировку всей сотней и в спонтанной стычке перебили большую часть замеченного отряда. Остальные энергично отступили куда-то. Только копыта сверкали.

И все, как отрезало.

Странно.

Очень странно.

Однако 15 декабря тыловой разъезд, обеспечивающий дальний периметр, заметил довольно крупный отряд всадников. Сблизились. Оказалось крылатые гусары во главе с раненым Мстиславским.

– Что случилось? – Всполошился командир разъезда.

– Нас разбили, – хмуро произнес князь. – Нужно доложить Государю. Веди.

Меньше чем через час добрались до лагеря.

Лошадям отсыпали овса, передав на обиход. Гусарам выдали горячей еды и травяного отвара. А Мстиславского пригласили к Дмитрию в шатер, чтобы он покушал уже там, докладывая.

Старому князю было сложно сдерживаться и есть без излишней спешки. Все-таки двое суток без еды. Поэтому Дмитрий позволил ему немного насытиться. После чего потребовал рассказа. И чем больше тот говорил, тем сильнее Император хмурился, ибо дела принимали какой-то кошмарный оборот. Сюрреалистичный.

К Коломне подошло объединенное войско, ведомое ханом Тохтамышем Гераем. Под его рукой было войско донских, волжских и уральских казаков, большая и малая орда, астраханские татары, а также черкесы и прочие союзные владетели северного Кавказа. Ну и, само собой, османский отряд поддержки в пять тысяч янычар и семьдесят различных орудий. Суммарно не понять. Но намного больше ожидаемых сорока-пятидесяти тысяч. Тьма тьмущая. То есть, неопределенно до хрена.

Так вот. Когда это огромное войско стало подходить к окскому льду, Романов, Голицын и Шереметьев подняли большую часть поместного войска и увели. Да ни куда-нибудь. А в стан к Гераю, где уже имелись поместные. Многие из тех, кого Мстиславский так и не смог поверстать по той или иной причине.

Как это выяснилось? Просто. Мстиславского чуть позже попытались уговорить сдаться на милость нового Великого Государя, царя и хана Тохтамыша Газы Герая.

Князь отказался.

Нет, не потому, что такой верный. Отнюдь. Дмитрий прекрасно понимал мотивацию Мстиславского. Ему просто под рукой Герая ничего не светило. Не убьют – уже неплохо. А так – да. Чем дальше продвигалась реализация реформ, тем сильнее дворяне были против них. Ведь теперь было недостаточно происхождения, чтобы возвышаться и продвигаться. Поначалу-то многие помещики восприняли этот подход с особым энтузиазмом. Но ровно до того момента, как им на пятки стали наступать конкуренты из других сословий. Военные успехи да, какое-никакое, а промышленное развитие их мало волновали. Своя рубашка была ближе к телу. А на горизонте замаячили перспективы ее потери. Причем не иллюзорные. Вот и оказалось, что тех помещиков, кому «попирание старины» пришлось не по душе, вышло на удивление много.

– Что было дальше?

– Ничего хорошего, – грустно буркнул князь. – Османы подкатили свои пушки и начали методичный обстрел саней, за которыми укрылись стрельцы. При «Единорогах» была только картечь, а эти били ядрами. Не дотянешься. В семь десятков стволов они разворотили все за час-полтора. Стрельцы побежали. А татары лавой бросились за ними. Рубить.

– А поместные?

– Впереди неслись, – скривился Мстиславский. – Выслужиться явно хотели перед новым господином.

– А тебе как удалось уйти?

– Как стрельцы побежали, так и стал гусар уводить. Мы же с ними в тылу стояли. Стрельцов уже было не спасти.

– А немцы?

– Они тоже стояли в тылу. В них ядром только пару раз попали. Я им приказал отступать к Москве, но как там вышло – не знаю. Видел только, что немцы бегом бросились к ближайшему лесу. За ними часть стрельцов устремилось. Может и ушли.

– Ясно, – сухо ответил Дмитрий, обдумывая текущий расклад.

– Злишься Государь? – Осторожно поинтересовался князь.

– На тебя?

– Да.

– Нет.

– А на кого?

– На себя. Ваше единодушие было странным. Они ладно – знали все. А ты? Или тоже знал?

– Не знал.

– Тогда чего поддержал их?

– Так здраво звучало. Чего не поддержать?

– Да уж. Столько людей глупо положили.

– Что делать будешь? К Москве отходить?

– Зачем? – Удивился Дмитрий и прищурился, взглянув на Мстиславского.

– Как зачем?

– Мы пойдем другим путем, – усмехнулся Император. После чего повернулся к дежурному. – Приказ по лагерю. Сворачиваемся. Спешно. Подготовка к марш-броску.

– Есть, – козырнул дежурный и вылетел на улицу.

– Повоюем, – как-то особенно кровожадно улыбнувшись, произнес тому в спину Государь.

На самом деле он не был ни разу уверен в успехе кампании. Слишком уж много людей оказалось у противника. По паническим настроениям Мстиславского и его гусар – все сто тысяч. Да еще и семьдесят пушек, которые, наверняка увеличились за счет трофейных 3-фунтовых «Единорогов». Очевидно же – шли брать Москву. И возьмут, если Дмитрий ничего не предпримет.

Сколько у него было людей?

Шесть батальонов линейной пехоты. Рота гренадеров. Рота штурмовиков. Рота егерей. Дивизион кровавых гусар. Эскадрон рейтар. Два дивизиона полковой артиллерии. Батарея полевой артиллерии. Ну и теперь еще и неполные пять сотен крылатых гусар. То есть, примерно четыре тысячи пехоты, тысяча кавалерии и сорок два орудия. Прилично. Но капля в море по сравнению с войском, что привел Герай. Да, у Дмитрия пехота была прекрасно обучена, опережая в плане тактики и техники своих противников на голову, но десятикратное, а то и двадцатикратное превосходство в живой силе и двукратное в артиллерии – это очень и очень опасно.

Хотя, конечно, не фатально.

Вон, при Роркс-Дрифт англичане встретились с зулусами без всяких пушек, не говоря уже о пулеметах. Сколько их там было? Полторы сотни. А противника? Около четырех тысяч. И ничего. Победили.

– Государь, – напряженно произнес Петр Басманов.

– Что? – Произнес Дмитрий, сфокусировав взгляд на нем. – Боишься?

– Боюсь, – после нескольких колебаний, сказал тот.

– Мы все боимся, – поддержал его Мстиславский. – Сила совершенно невиданная. Как ее побить?

– Взять оглоблю – да по хребту.

– Чего, прости?

– Петя, тебе не кажется, что ты повторяешься?

– Но…

– Там, под Смоленском ты тоже говорил, что врагов слишком много и нужно отступать. Или забыл уже?

– Такое не забудешь.

– Правильно. А тут что? Снова их много?

– Но их действительно много…

– Сейчас зима. А значит это не так плохо. Вот если бы дело было летом…

– Государь, о чем ты говоришь?

– Зима – значит холодно. То есть, тела тухнуть не станут. И можно будет спокойно, вдумчиво снять с них все ценное, а потом подготовить к погребению, не боясь преждевременного разложения и болезней всяких, с ней связанных. Одна беда – лошадей много побьем. Куда их девать? Мяса же прорва. Шкуры опять же…

– Дмитрий Иванович! – Несколько нервно воскликнул Мстиславский. – Их не десять тысяч!

– Так и я не один. Или ты думаешь, что я с ума сошел? Да настолько, что пытаюсь покончить жизнь самоубийством в бою?

– Нет, но…

– Что «но»? Я знаю, что делаю и прекрасно оцениваю свои силы. Поэтому мы сейчас снимаемся и идем навстречу Гераю. Уверен, он идет по твоему следу. Иначе не стал бы отпускать. Ему нужно разбить меня, после чего идти на Москву. Или думаешь, он рискнет оставить меня в своем тылу?

– Государь, ты уверен? – Тихим, робким голосом спросил Петр Басманов.

– Конечно, уверен! Сражение будет долгим, но ничего сверхъестественного от нас не потребуется. Просто чуть сложнее, чем обычно. Или ты забыл, как мы взяли Нарву, Ревель и Ригу? Или про тот большой корабль на рейде не помнишь?

Все ушли из палатки, а Дмитрий, сидя в раскладном кресле задумался.

Ситуация, что произошла под Коломной, не являлась чем-то удивительным и была вполне ожидаемой. Государь ждал где и когда прорвет. Вот. Дождался.

Почему вообще так получилось, что именно помещики его предали? Многие не отозвались на сбор, а те, что согласились встать под его знамена – перешли на сторону противника. Из-за чего?

По его мнению, секрет крылся в старом камне преткновений – «греческих реформах», которые начали последовательно проводить еще при Иване III. Начав разворачивать институт помещиков, Великий князь выделял им землю в кормление. Но сама по себе она ничего не родит. Ну, кроме бурьяна. Для внятного кормления на ней должны сидеть люди, которые бы ее обрабатывали. И вот беда – земля разбежаться не может, а крестьяне – вполне. От чего разбегаться? Так от избыточно рьяного помещика, что дерет с них три шкуры. Тех тоже можно было понять. Иван III требовал от них не только самим являться на коне, при доспехе и оружии, но и с собой приводить ведомых. Этакое миниатюрное рыцарское копье. Одна беда, денег, как в том анекдоте, хватало только на водку. Просто потому, что и земли выделяли мало, и рабочих рук остро не доставало. Вот помещики и драли с крестьян три шкуры, а те, как несложно догадаться, пытались свалить подальше от такого благодетеля. Понятно, что дело государственное. Но им бы чего поесть. Да и жен с детьми накормить.

Некрасивая коллизия, вызванная вредительскими реформами, привела к изрядному бардаку. Из-за чего уже через два десятилетия после начала внедрения института помещиков, пришлось фиксировать регламентацию – когда и на каких условиях крестьяне могут уйти от помещика. Что было отражено в судебнике Ивана III в 1497 году. Сущая дикость для более ранних времен! Там-то, конечно, еще со времен Русской правды существовали ранние формы крепостной зависимости – закупы, холопы и прочие. Но массового характера закабаления не было и крестьянское большинство было лично свободным. А тут такая «радость».

Иными словами, социальная прослойка поместного ополчения – помещиков была изначально создана на материальной базе крепостничества. И дальше было только хуже. Последующие монархи, стремясь укрепить свое положение среди помещиков, не только подтверждали, но и расширяли их полномочия в этом плане. Апогей был достигнут, правда, только к правлению Екатерины II. Однако и в горд реформы – в 1606-ом на Руси была далеко не малина в этом плане…

Помещики поначалу поддержали реформу, проведенную Дмитрием на Земском соборе. Ну а что? Подали то ее правильно. Они были твердо уверены, что эти нововведения отстаивают, прежде всего их интересы и именно им облегчают путь на верх. Отмена крепостного права и любых форм личной зависимости на фоне куда более крупномасштабных изменений попросту потерялась. Одна беда – помещикам нужно было как-то вести хозяйства на местах. Вот – год помыкались и очень сильно разочаровались. Ведь получалось, что Дмитрий выбил у них из-под ног кормовую базу. Как они дальше дела вести будут?

А тут Герай нарисовался. Конечно, он был басурманином. Но и что с того? Главное – бояре божились, что Тохтамыш вернет все, как было в старине. Ну, разумеется, по той, которая удобна им, а не той, что была на самом деле. Возвращение крепостного права и внутренних таможен очень сильно должно было укрепить дворян и бояр. Так почему нет? В конце концов, Герай шел не просто грабить, а завоевывать.

Вот нарыв и прорвало.

С одной стороны – плохо.

С другой стороны – Дмитрий был доволен. Предатели очень ярко проявили себя и развязали ему руки в вопросах их зачистки. Кто теперь выступит в защиту? Пожалуй, даже Патриарх не рискнет…

 

Глава 4

17 декабря 1607 года, река Лопасня

Утро.

Небольшая речка с пологими берегами и крепким льдом. Казалось бы – бери да форсируй. Однако леса мешали нормально подойти во многих местах. Оставляя всего несколько удобных мест. И вот у самого подходящего, прямо в поле и встал легион. А на той стороне накапливались силы противника. Первые отряды сходу проскочили по льду и, попав под картечь, поспешно отступили и больше не лезли…

Оборонительные порядки легиона опирались на полевые укрепления, возведенные из фургонов. В отличие от классического вагенбурга Дмитрий выстроил целую систему из люнетов и флешей. Не грунтовых. Временных. Фургоны скреплялись. Частично разбирались так, чтобы, встав в полный рост, можно было бить из ружей поверх бортов. А просвет между землей и фургоном, а также внешний периметр был обложен снегом. Его легионеры пол дня собирали, благо, что подошли к реке к обеду 16 декабря. Выложили знатно, и облили водой в ночь. Ядра такие поделки не выдержат, конечно, а вот штурмующей пехоте проблем создадут.

Почему так? Почему не редут?

Из-за необходимости реализовать преимущество в стрелковом оружие и артиллерии. Если собрать эрзац редут из повозок, то пушки на него не выкатишь. Только с ружей бить. А в выбранном Дмитрием варианте три недурственно разнесенных пояса «уголков» обеспечивали очень приличную площадь фронта и целые аллеи для работы артиллерии картечью. Впрочем, ударам гранатами это тоже не мешало.

В центе укреплений была устроена небольшая наблюдательная площадка из тех же самых снежных шаров. Не самая надежная вещь. Но метров на пять она позволяла взобраться и озирать оттуда все окрестности.

Последним же фортификационным элементов обороны стали испанские рогатки, выставленные в проходах. Конструкция простейшая. В разобранном виде – очень компактно едет в фургоне. В собранном – неприятное препятствие для кавалерии и пехоты. Да и собирается очень быстро, как и легко переносится по полю парой бойцов. Очень удобно.

В центре укрепления разместились гусары и резерв из батальона тяжелой пехоты и батальона линейной. Причем кавалеристы спешились, чтобы лучше контролировать своих лошадей, ибо обстановка грозила быть довольно напряженной. Там же разместились и тыловые части.

Остальные линейные батальоны и егеря заняли стрелковые позиции вдоль куртины эрзац укреплений.

Шесть 12-фунтовых «Единорогов» были собраны в батарею, приготовившуюся вести контрбатарейную борьбу. Император помнил о том, что Герай удачно применил османскую артиллерию для разгрома полевых укреплений стрельцов. Поэтому решил сосредоточить на них огонь своей полевой батареи, благо, что била она заметно дальше. Да, не так уж и точно, однако картечные гранаты должны были этот вопрос в какой-то мере решить. Как и значительно более высокая скорострельность. 3-фунтовые «Единороги» оказались распределены батареями и полубатареями по всему фронту обороны более-менее равномерно.

Рейтары же курсировали в разъездах, осуществляя рекогносцировку и оперативную разведку.

Но Герай не спешил.

Его войско стягивалось и стягивалось.

Выкатили орудия – все семь десятков своих, да обе батареи 3-фунтовых «Единорогов». Пока для демонстрации.

Татары крымские и астраханские, ногаи, черкесы, казаки донские, волжские и уральские, османы, мятежные помещики и прочие. Здесь были все. Странно что с Днепра казаки не подтянулись. Не успели, наверное, или заняты чем. Да и казанских татар не видно. По стягам, во всяком случае.

Понять численность этого войска было очень сложно, ибо оно постоянно находилось в движении. Наверное, какой-то порядок там, безусловно, был. Но Дмитрию казалось, что оно просто кишело природным, первозданным хаосом…

Но вот какое-то осмысленное действие.

Вперед выехал десяток всадников, направившись к укреплениям.

Император взглянул на них в зрительную трубу и криво усмехнулся. Знакомые все лица – это были его бояре или те, кто был им незадолго до его восшествия на престол. Исключая тех, что уехали в геологоразведку в Пермь, после падения их проекта по присоединению Новгорода к Швеции. А тут ехали все самые родовитые и влиятельные. Пожалуй, не хватало только Мстиславского и старшего Шуйского. Но первый стоял рядом с Дмитрием и морщился, а второй все еще не вернулся из испанского посольства.

Подъехали метров на тридцать.

И давай голосить, что, дескать, Великий государь, царь и хан Тохтамыш Газы Герай предлагает доблестным и прославленным воинам перейти под его руку. Всем гарантировались поместья. А тем, у кого было – удвоение оных. Учитывая тот факт, что в легионе абсолютное большинство имело низкое происхождение – очень щедрое предложение. Мало того – легко реализуемое. Ну и дальше в том духе. О том, как щедр новый царь Руси к верным людям. О том, как велика и могущественна его армия…

Однако никто из бойцов даже ухом не повел.

– Шугануть? – Поинтересовался Петр, когда бояре уже слегка охрипли.

– Только не убивайте, – чуть подумав, произнес Император. – Пусть и мрази, но переговорщики. Пусть егерь один выстрел даст. В землю перед ними.

– А может положим? Где их потом искать? Все одно за учиненное ими предательство положена смерть.

Дмитрий скосился на Петра. Потом на наблюдателей при его войске. Собственно, он взял с собой только австрийца, испанца и француза. Остальные остались в Москве или были при войске Мстиславского. После чего медленно с достоинством сошел с снежной горки и, сев на коня, поехал к передовому люнету.

Бояре явно нервничали. Но без ответа уходить не хотели. Они прекрасно знали – перед ними серьезные бойцы и было бы неплохо избежать битвы. Потери войска Герая их не интересовала, в отличие от возможности сохранить прекрасно обученный и закаленный в боях легион.

– Пятая рота второго линейного батальона, капитан Прохор Иванов сын, – козырнул командир части, занявший этот люнет.

Император кивнул и повернулся к переговорщикам.

– ВЫ! – Громко закричал Дмитрий. – ПРИСЯГНУЛИ МНЕ НА ВЕРНОСТЬ! ИМЕНЕМ ВСЕВЫШНЕГО! И ВЫ НАРУШИЛИ КЛЯТВУ! ПОВИННЫЕ СМЕРТИ!

Пауза.

– РОТА ГОТОВСЬ! – И вся рота пришла в движения.

– ЧТО?! – Хором воскликнули переговорщики, завертевшись на своем четвероногом транспорте. Они ведь были всего в тридцати метрах от нее. Тут даже на конях никуда не сбежишь.

– ЦЕЛЬСЯ! – И все рядовые вскинули свои ружья, наведя их на переговорщиков. – ПО КЛЯТВОПРЕСТУПНИКАМ И ИЗМЕННИКАМ – БЕЙ!

Залп!

Полторы сотни ружей с тридцати шагов по десятку целей – непреодолимая сила. Рухнули все. И люди, и лошади.

– Благодарю за службу. – Намного тише сказал Император, обращаясь к роте. И, развернув коня, направился к снежной горке, что возвышалась в центре полевого укрепления.

Тохтамыш Газы Герай наблюдавший всю эту сценку в зрительную трубу криво усмехнулся. Отдал трубу слуге, что стоял рядом. И приказал артиллеристам приступать к обстрелу. Не получилось, так не получилось. Бояр только жаль. Они пользовались большим авторитетом среди помещиков. Без них будет сложнее ими управлять.

Бах! Бах! Бах!

Слитно ударила полубатарея полевых 12-фунтовых «Единорогов», осуществляя пристрелку. Ливонская кампания очень сильно подняла их навык в работе картечной гранатой. Серьезно уточнились баллистические таблицы. Да и привычнее что ли это дело стало.

Спустя несколько секунд вспухли белые облачка.

Бах! Бах! Бах!

Следом ударила вторая полубатарея с корректировкой дистанционной трубки.

Накрытие.

Слабое, с сильным рассеиванием ядер, но накрытие.

А среди османских артиллеристов смятение. Они как-то не привыкли к такому обхождению. Ведь откуда-то сверху сыплются пули и ранят – убивают. Картечные гранаты для них были в новинку. Да с такой дистанции! Они-то точно не добьют до полевых укреплений.

Дальше так и продолжили работать – по очереди полузалпами с корректировкой. Тут и сильно не вспотеешь, и стволы не перегреешь.

Османы же продолжали упорно пытаться выйти на огневые позиции. Все-таки обстрел был не очень серьезный. Так – беспокойно свистели пули. Изредка кто-то падал. Слишком уж неточно ложились картечные гранаты.

Выбрались. Заняли позиции. Начали стрелять.

Никакой организованной стрельбы не получилось. У каждой пушки – свой вполне независимый командир. Корректировать ее огонь на предельной дистанции было практически невозможно. Ведь остальные семь десятков орудий тоже пытались сделать что-то подобное. Даже понять – куда ты попал – не представлялось реальным. Большая часть ядер уходила в землю с недолетом. Изредка шли попадания. Но без особого успеха.

А полевые «Единороги» не прекращали своей работы, накидывая картечные гранаты.

Понимая, что они не справляются из-за слишком большого рассеивания, Дмитрий приказал выдвинуть чуть вперед шесть полубатарей 3-фунтовых «Единорогов», которые давали еще большее рассеивание, но докидывали гранаты на интересующую дистанцию.

И вот, через полчаса артиллерийской дуэли, к шести 12-фунтовым орудий подключилось восемнадцать 3-фунтовых. Их «пуки» терялись на фоне куда больших гранат полевых орудий. Но дело пошло. Унитарно-картузное заряжание позволило кратковременно развить просто дикую скорострельность. Шесть выстрелов в минуту на ствол! Дмитрий решил компенсировать неточность и слабость, объемом. Пять минут. Пятьсот сорок малых гранат ушли в сторону артиллерийских позиций противника, затопив там все сплошной чередой взрывов.

Полковые «Единороги» укатили назад. Остывать. А полевые перешли на обычные гранаты. Личный состав артиллеристов очень сильно пострадал от этого шквального налета. Много легло. Остальные сбежали, побросав свои пушки. И теперь надлежало их привести в негодность.

Герай поморщился.

Снова провал.

Чуть подумав, он послал разведку вдоль реки – искать удобные места для переправы. А сам поехал беседовать с поместными дворянами, что перешли под его руку. Нужно было понять, что ожидать от этого укрепления. Оно выглядело странным и непривычным. Может то от незнания, а может и хитрость какая. Да и посмотреть на настроения этих перебежчиков следовало.

Прошло три часа.

Ничего не добившись от помещиков, которые тоже видели подобное укрепление впервые, Герай решает провести разведку боем. Пока его люди ищут удобные проходы для проведения войск в тыл легиона.

И вот, выстроившись неровной толпой, вперед двинулись казаки.

Двести шагов до передового люнета.

Залп роты линейных стрелков. С двухсот шагов компрессионными пулями да по толпе.

Бах! Бах! Бах!

Ударили дальней картечью полковые «Единороги».

Новый залп передовой роты.

Бах! Бах! Бах!

Вновь сработали 3-фунтовые орудия.

Сдвоенный залп двух рот, прикрывающих передовой люнет.

Бах! Бах! Бах!

Залп!

Залп! Залп!

Бах! Бах! Бах!

И казаки дрогнули. Они даже на сто метров сблизиться не смогли. А уже чуть ли не захлебывались в крови. Сами ни в сабли, ни в пищали атаковать не могли. Из пищалей на такую дистанцию не стреляли. Далеко. Не попадешь ни в кого. Тем более вон – у них только головы торчат. А сабли… иди – дойди.

– Ура! – Грянул батальон тяжелой пехоты, выступая для контратаки… и ускорения отступления противника. До рукопашной не дошло. Не догнали, остановившись возле реки.

Герай наблюдал это хмурый как грозовая туча. Винить казаков он не мог. Вон – сколько их осталось на снегу. Они своими жизнями заплатили за то, чтобы он оценил огневую мощь легиона. И она ему очень не понравилась. Совсем. Так же, как и это нагромождение повозок. Вроде и проходов много, но, судя по всему, пройти там очень непросто.

Смеркалось.

Вернулись разведывательные отряды.

Первый день сражения подошел к концу.

 

Глава 5

18 декабря 1607 года, река Лопасня

Утро для Дмитрия началось с обхода лагеря.

За ночь тыловые службы должны были убрать за его пределы все «продукты жизнедеятельности», наведя чистоту и порядок. Да и проинспектировать как его бойцов кормят следовало. Император ведь питался из общих ротных котлов наравне со своими легионерами, поддерживая в тонусе интендантов и поваров. Они банально не знали, к какой роте присоседится монарх во время каждого приема пищи. Никакой системы в том не было. Точнее была, но известная лишь Дмитрию.

Проснулись.

Умылись.

Поели.

Привели себя в порядок.

Проверили оружие и, где нужно, почистили.

Проверили наличие и состояние боеприпасов.

А где-то через час и войско Тохтамыша пришло в движение.

– Обходят? – Поинтересовался командир батальона тяжелой пехоты, наблюдая за движением вражеской орды, уходящей большими массами кавалерии в обе стороны вдоль реки.

– Обходят, – согласился с ним Император.

Но это его не беспокоило, в отличие от османской артиллерии.

Ночью обстрела из 12-фунтовых «Единорогов» не велось, поэтому османы смогли привести в порядок десятка три пушек. Остальные либо были испорчены вчерашним обстрелом, либо под них тупо не имелось личного состава. Очень уж сурово вчера османских артиллеристов приложило.

Вот эти пушки и вывели на новые позиции – намного ближе, чем вчера. Да разместив не компактно, а раскидав довольно далеко друг от друга. Видимо, с целью минимизировать действие гранат как обычных, так и картечных.

– Раздели своих, – произнес Дмитрий командиру полевой батареи, – как вчера. Одна тройка пушек пусть бьет с левого краю, а вторая – с правого. Чтобы не мешали друг другу. Задача – разогнать прислугу как можно скорее. Сами орудия – черт с ними. Главное – чтобы они молчали. Все ясно?

– Так точно! – Козырнул командир полевой батареи.

– Повтори… – задал Император стандартный уставной вопрос.

Уже через десять минут 12-фунтовые «Единороги» заговорили. Они не стали дожидаться «первого слова» от османов, что копошились вокруг своих пушек. Да и зачем?

Бах! Бах! Бах!

Ударили орудия и спустя несколько секунд вспухли белые облачка взрывов.

Прошло три залпа полевых орудий, прежде чем османы стали отвечать. И опять в разнобой, как и вчера. Мешая друг другу пристреливаться и прицеливаться. Таблиц-то стрельбы у них не было. Поэтому все на глазок. Из-за чего результативность огня сильно страдала. Хотя вреда причиняла много больше вчерашнего. Все-таки расстояние сильно уменьшилось и, как следствие, выросла точность. То здесь, то там ядра попадали в полевые укрепления, пробивая их насквозь и поражая расположенную за ними живую силу.

Дмитрий наблюдал за этим и радовался, что османы не гранатами стреляют. Не жаловали их в те годы в полевой артиллерии, как, впрочем, и в корабельной. Да даже в осадной – и то, применяли неохотно, предпочитая работать ядрами из ломовых пушек.

Вот так и перестреливались в молчаливом ожидании.

Прошло два часа.

Османские батареи замолчали… по исчерпанию личного состава. Они не учли, что не только у них вырастет точность, но и у полевых орудий.

Тишина.

Дмитрий осмотрел свои укрепления. Три десятка убитых, сотня раненых, совокупно – и строевых, и тыловых. Два полевых и шесть полковых орудий разбито. Есть повреждения в люнетах и флешах, но незначительные. Вон – тыловики бросились их исправлять, заваливая хламом по типу баррикады. Час – и все поправят. Только намерзший лед не восстановить. Одно ядро даже попало в центральную смотровую площадку, где стоял Дмитрий. Но практически не повредила ее – ударило по касательной.

Терпимо.

Осмотр османских орудий в зрительную трубу показал множество трупов. Как артиллеристов в характерной одежде, так и помощников, в том числе и из казаков, знакомых с пушками. Занятно было то, что к ним никто не подходил. Вообще. Видимо боялись возобновления огня. Поэтому раненные старались сами отползти подальше. Если могли.

– Государь, – произнес Петр, привлекая внимание.

– Что?

– Обошли, – сказал он, указывая на многочисленную легкую кавалерию противника.

– Ну, что я могу сказать – Бог в помощь штурмовать полевые укрепления легкой кавалерией.

– Тебя они совсем не заботят? – Удивился Петр.

– Нет. Потому как они нужны для отвлечения внимания. Посмотри туда, – махнул рукой Дмитрий в сторону основного войска Герая.

А там было что посмотреть.

Янычары и казаки готовились к атаке. А за их спинами собирались спешенные татары, ногаи и черкесы. Никакого порядка – чистая стихия. Разве что янычары организовали внятный строй. Но все равно – выглядело угрожающе. Очень угрожающе.

– Усилить фронтальные полковые батареи, – приказал Дмитрий командиру артиллерии легиона. – Восполни штат и усиль, доведя полубатареи до четырех стволов. Снимай с тыла и флангов. Там справятся.

– Есть, – козырнул офицер, повторил приказ и «ускакал» его выполнять.

– Штурмовиков раздели пополам и поставь их тут и тут, – указал Император командиру тяжелой пехоты. – Что бы могли в случае необходимости контратаковать. Гренадеров раздели на четыре равные части и отправь в усиление вот этим трем флешам и передовому люнету. И да – пусть с собой захватят гранат побольше. Им их все равно руками кидать, так что ручные мортиры будут без особой надобности, могут в расположении оставить. Главное – гранат как можно больше унести. Понял?..

И так далее.

Серия распоряжений спокойным голосом и невозмутимым видом. Чтобы, не дай Кхалиси, не началась паника. Хотя у самого Дмитрия по спине маршировали мурашки. Ему как-то было не по себе от того, насколько многочисленное войско идет на него. Но самообладания хватало. А вот у наблюдателей от Габсбургов и Бурбонов – нет. Стояли бледные как полотно. Они бы сбежали. Точно сбежали. Если бы за лагерем не кружила многочисленная татарская кавалерия.

Наконец ударили барабаны, и вся эта масса пришла в движение.

– Понеслось говно по трубам, – тихо буркнул себе под нос Дмитрий, вызвав, впрочем, удивленные взгляды всех окружающих. Даже иностранные наблюдатели и те уже неплохо говорили по-русски, поэтому услышать его смогли, а понять – нет.

– Государь? – Произнес Петр, озвучивая немой вопрос окружающих.

– Что? К бою!

Ничего не поняв и посчитав это очередной странной присказкой Императора, все отмахнулись от нее и приготовились к сражению. А оно явно выходило не простым.

Бах! Бах!

Ударили полевые «Единороги», отправляя свои 12-фунтовые картечные гранаты в толпу.

Бах! Бах! Бах!

Следом за ними ударили задравшие стволы 3-фунтовых полковых «Единорогов».

А легкая степная кавалерия, стремясь отвлечь на себя внимание, пошла на сближение.

Залп.

Залп.

Залп.

Заработали роты поверх фланговых флешей и люнетов.

Бах! Бах!

Ударили дальней картечью ослабленные полубатареи полковых «Единорогов», что располагались в тылу и на флангах. Но хватило.

Залп.

Залп.

Залп.

Продолжали методично бить стрелки линейной пехоты компрессионными пулями из своих ружей с колесными затворами.

А фронтальные «стволы» пока еще работали картечными гранатами, что вспухали белыми облачками над густой массой пехоты, идущей на приступ полевых укреплений.

Даже у закаленных в боях ветеранов-легионеров было на лице четко отпечатан страх. Да практически ужас. Но они держались. Оборачивались на Дмитрия и держались. Тот-то стоял с едва заметной улыбкой и с явным интересом наблюдал за тем, как продвигается пехота противника. Легкая кавалерия же его совсем не интересовала. И то, что с флангов и тыла постоянно доносились выстрелы он, казалось, даже не замечал.

Но вот, наконец, ударили первые залпы ружей рот, стоящих с фронта.

А следом за ними 3-фунтовые «Единороги» перешли на дальнюю картечь.

Залп! Залп! Залп!

Бах! Бах! Бах!

Пехота продолжает накатывать, неся огромные потери. Но в этой беспорядочной лаве простым бойцам того не разобрать. А вот представитель султана, командующий артиллерией и янычарами, прикомандированными Гераю, все видел и все замечал. Он восседал на своем коне и внимательно всматривался в поле боя с помощью зрительной трубы. И хмурился. Как все замечательно начиналось… Там, под Коломной. Гяуры вели себя так, как и надлежало неверным. Сначала часть перешла под руку правоверного правителя, а остальные были рассеяны благословенным огнем его пушек. Сейчас же он не только потерял всех артиллеристов и большую часть орудий, но и на его глазах совершенно растерзали практически всех янычар, не дав тем даже дойти до рукопашной. Странные укрепления. Кто так ставит вагенбург?! Дикари! Однако, именно это построение и позволило им массировать огонь орудий и ружей. Вон какой плотный огонь!

Османский паша, побывавший не в одном сражении и успевший отличиться в последней войне с Габсбургами, был очень недоволен увиденным. Он знал – внутри укреплений – горстка воинов, по сравнению с той монументальной лавой, что накатывается на них. И радовало его только одно – их задавят. Их должны задавить.

Вон, пехота прошла дальше вчерашнего продвижения казаков. Вот она уже охватывает с двух сторон передовой люнет. Названия паша не знал, но смысла это не меняло. И вдруг начались взрывы. Много взрывов! Такой чувство, что у воинов Аллаха, что первыми прорвались к укреплениям московитов, сама земля под ногами стала взрываться. То, что в дело включились гренадеры, руками начавшие метать гранаты в великом множестве, он отсюда не заметил. Слишком плохие оптические свойства зрительной трубы.

Вот ударили полевые 12-фунтовые «Единороги» дальней картечью с малой дистанции, прорубая натурально просеки среди врагов. Вот их поддержали полковые 3-фунтовые орудия. А потом артиллеристы просто отступили, оставив свои орудия.

Вместо них выдвинулись штурмовики с дробовиками.

Впрочем, этого ни паша, ни хан не видели. Дым от выстрелов и мешанина людей на укреплениях не способствовали удобству наблюдения.

Включились гренадеры с трех других позиций, натурально затопив накатывающую пехоту взрывами ручных гранат. Из-за чего она отшатнулась и стала расходиться стихийными колоннами, обходящими укрепления. Артиллеристы вернулись к «Единорогам» и частыми ударами картечью, подрубили основания этих колонн. Бить вдоль густой толпы дальней картечью с малой дистанции было одно удовольствие. Маленькие чугунные ядра пробивали по пять-шесть человек, прежде чем теряли энергию. Время от времени заряжали ближней картечью – когда масса противника становилась разреженной. А потом снова дальней. Да по самой гуще людской.

Передовой люнет все же захлестнула волна пехоты противника.

Завязалась рукопашная схватка. Янычар к тому времени уже выбили, поэтому линейная пехота столкнулась «в штыки» с казаками да степняками. Точнее у легионеров был штык, которым они ловко орудовали, удерживая плотный строй. А вот наседающие махали сабельками, мешая друг другу. Не зря Дмитрий решил опираться на развитую немецкую школу дуэльного фехтования двуручным мечом. Именно она, богатая на колющие удары, прекрасно подошла для создания школы штыкового боя. И вот сейчас легионеры демонстрировали прекрасный уровень навыка.

– Ура! – Закричали штурмовики, ударившие контратакой по запирающему передовой люнет противнику.

Залп из дробовиков с малой дистанции. И, крепкие, хорошо накачанные и тренированные мужчины в латных кирасах и шлемах врубились в рыхлую толпу противника. В одной руке дага, в другой – тяжелая боевая шпага, коей можно и колоть, и рубить.

Отбросили.

И линейная пехота люнета незамедлительно вернулась на позиции, откуда открыла огонь из своих ружей. Утроенные запасы готовых выстрелов в бумажных патронах были запасены заранее.

Но вот атака захлебнулась.

Очень сложно идти вперед пробираясь по телам своих товарищей, а также их фрагментам, что сплошным ковром покрывали предполье укреплений. И не все из них были мертвы – многие шевелились и матерились. Этакое кошмарное месиво.

Легкая кавалерия тоже изрядно пострадала.

Будучи изначально более удобной целью в силу габаритов силуэта, она ловила куда большее количество попаданий. И потому изрядно поредела. Имитации атак давались ей очень дорого. Легионеры выжимали в среднем по три выстрела в минуту, да били прицельно по толпе на триста метров.

– Андрей, – произнес Дмитрий командиру линейного батальона, что стоял в резерве. – Выводи своих людей через тот проход. Чтобы по месиву не идти. Строй в линию. И атакуй. Видишь, как неуверенно отступают. Пытаются огрызаться. Вот и дашь им пинка под зад. Возьми с собой музыкантов. Пусть под барабаны и флейты идут.

Командир быстро повторил приказ и вполне довольный тем, что его батальону тоже удастся участвовать в бою, бросился его исполнять.

– А вы, – произнес Император, обращаясь к командиру кавалерии легиона, – выходите через вот этот проход. И бейте натиском с другого фланга. Пики не берите. Зачем добро изводить? В кончары их берите.

– Есть, – также обрадовался Басманов.

Атака линейной пехоты и гусар радикально ускорила отступление противника. Легкая кавалерия попыталась контратаковать. Но ее подготовка была слишком явной и долгой. Дмитрий успел сконцентрировать на ней десять полковых «Единорогов» и все четыре полевые, которые сообща ударили туда картечными гранатами. Чем и сорвали контратаку. Почему? Потому что степная кавалерия очень плохо управлялась, особенно после довольно напряженной «карусели» в которой полегло немало командиров, ведущих своих людей «впереди на белом коне». Вот и пришлось накапливаться и хоть как-то организовываться.

Дойдя до реки Лопасни гусары с пехотинцами остановились.

Еще пара ружейных залпов.

И тишина.

Звенящая. Прямо-таки давящая на уши.

Легион потрепан. Ощутимые потери. Но он выстоял и сохранил боеспособность. Дмитрий велит играть Имперский гимн, и бойцы охотно начали его петь, радуясь, крича и потрясая оружием. Они верили в своего Императора. И он не подвел их.

Второй день сражения завершился.

 

Глава 6

19 декабря 1607 года, река Лопасня

После отражения натиска на укрепленный полевой лагерь войско Герая пребывало в полном разладе и упадке духа. Изрядно поредевшие отряды легкой кавалерии вернулись на левый берег реки.

Османский корпус усиления был уничтожен. Пушки – вон стоят. Только обслуга кончилась. А янычары всем скопом легли на правом берегу. Отступить-то им не дали наседающие сзади войска. Вот и перебило их пулями да картечью.

Остальным тоже досталось.

Серьезно.

На закате османский паша проехал по лагерю и сделал неутешительные выводы. Войско было совершенно деморализовано и расстроено. Русские помещики, перешедшие поначалу на сторону хана, активно роптали. Они активно участвовали в отвлекающих маневрах кавалерии и прекрасно видели ту мясорубку, что там была. Казаки так и вообще открыто высказывались о том, что Бог на стороне Дмитрия и пора бы и честь знать. Но их можно было понять – у них каждый второй погиб. Ногаи, черкесы, татары и прочие просто хмурились. Совершенно очевидно они не ожидали ТАКОГО отпора. А ведь впереди их ждала Москва, которая совершенно точно готовилась к обороне. Как ее брать-то? Особенно без пушек и крепкой пехоты.

Утром же произошло то, чего больше всего опасался османский генерал.

Дмитрий вывел свои батальоны в поле.

Второй батальон, вынесший на своих плечах всю тяжесть мясорубки, остался в лагере на хозяйстве. Там каждый второй был ранен. Пусть легко, но все же. Остальные же пять батальонов – с первыми лучами солнца выступили из лагеря и в полной тишине направились к реке.

Раненые за ночь перемерли, да и вообще вчерашняя кровавая каша знатно подмерзла и уже не выглядела настолько отвратительно. Поэтому преодоление заваленного трупами предполья проблем не создало.

А вслед за линейными батальонами выдвинулась также и тяжелая пехота с кавалерией. Дмитрий решил провести решительную атаку на деморализованного противника, поэтому задействовал все доступные ему силы.

Собственно, в сонном лагере их заметили только тогда, когда, войска перешли на ту сторону реки, пехота выстроилась по нормам линейной тактики в шеренги, и начала свое наступление. Да под барабаны с флейтами играя Московский пехотный марш.

Прекрасная выучка с дисциплиной и тщательно вытоптанный снег позволили им идти словно по плацу. Ровные шеренги линий. Строгое равнение. И молчаливая невозмутимость. Легион надвигался без криков и песен. Только ритмичная музыка марша, задающая темп движения.

Сразу за пехотой ехал на коне Император со своим штабом, знаменной группой и наблюдателями. За ними батальон тяжелой пехоты и кавалерия. Артиллерию оставили в лагере. И полковые и полевые «Единороги» выкатили за пределы позиций и поставили в линию для удобства управления. В случае опасности, они должны были поддержать отступление легиона картечными гранатами.

В лагере хана и его союзников началась паника.

Тохтамыш Газы Герай неистовствовал, пытаясь организовать оборону. Ведь никому даже в голову не пришло, что этот безумец попытается атаковать настолько превосходящие числом войска.

А османский паша, минуты три понаблюдал за тем, как красиво шли легионеры, развернул своего коня и, прихватив свиту покинул ставку крымского хана. Исход этой атаки был ему ясен. А дальше? Его это не интересовало. Кампания была проиграна, о чем ему и требовалось доложить в Стамбул. Да желательно с самыми точными подробностями.

Хан заметил его отъезд, но препятствовать не стал. Да и тот, в конце концов, был представителем сюзерена и, если всплывет такой поступок – жизнь хана не будет стоить ничего. Однако, не только Тохтамыш заметил отбытие паши. Каким-то удивительным образом это не скрылось от глаз всего войска, став тем самым триггером, что запустил наиболее негативный сценарий. Все еще огромная армия Герая побежала. Кто куда.

Русские помещики постарались «свинтить» в родные пенаты, обдумывая то, как они станут вымаливать прощение у Дмитрия. Расстрел бояр видели все. Но и о судьбе новгородцев, сдавшихся на милость Императора, тоже слышали. Поехать камешки ковырять куда-нибудь под Пермь – не самая худшая судьба. Во всяком случае, она намного лучше смерти.

Часть войска Герая попыталась уйти на юг. Через Оку.

Основная же масса двинулась по проторенной дороге обратно на Коломну.

Конечно, какие-то очаги сопротивления имели место. То здесь, то там войска Герая пытались организовать отпор. Но линейная пехота неизменно плотным ружейным огнем попросту выкашивала всех, кто отказывался бежать.

Крымский хан, претендовавший на московский престол, бросил свою артиллерию. Она была ему уже не нужна. Не увезти. Да и не воспользоваться. С артиллеристами – полный швах. Кончились. Частично был брошен обоз. Взяли только самое ценное и нужно – боеприпасы, еду и походную казну.

Но и то неплохо.

– Победа! – Радостно воскликнул Петр, когда легион, наконец, остановился. И вместе с ним так же весело закричали и остальные. Даже наблюдатели и те, выражали восхищение произошедшим. У них в голове просто не укладывалось, как можно было ТАК победить.

– В сражении, но не в войне, – остудил их Дмитрий. – Нам нужно как можно скорее привести в порядок фургоны и начать преследование.

– А трофеи?

– Ими займется второй батальон. Там много раненых. Они не выдержат темп. Оставим его здесь. Пусть соберут все. Да ждут нас. И да, нужно что-то делать с конями. Пошлите в Серпухов людей. Я хочу попробовать мясо заготовить да засолить впрок. И шкуры, если получится, снять…

На этом, собственно, тяжелое трехдневное сражение на Лопасне и закончилось полной и безоговорочной победой русского легиона.

 

Глава 7

23 декабря 1607 года, окрестности Коломны

Обратив в бегство армию Герая, Дмитрий крепко сел ей на хвост, организовав преследование. И тут выяснилась забавная вещь. Огромное и неповоротливое степное войско едва ползло. Настолько, что Императору приходилось искусственно и существенно сокращать суточные марши своих легионеров. Они рвались в бой. Но спешить было преждевременно. Государь жаждал поймать войско на переправе.

Но вот вдали замаячила Коломна.

Рейтары, тесно опекавшие хвост вражеского войска все эти дни, донесли – Герай решился переходить на правый берег Оки. То есть, уходит.

Тут-то Дмитрий и начал действовать.

Конные упряжки лихо выкатили все имеющиеся «Единороги» на дистанцию удара. Изготовились к бою. И открыли огонь на пределе своей скорострельности. Обычными гранатами. Они били по льду, по которому переправлялись войска противника. Огромный разброс и почти полная потеря энергии на такой дистанции играли Дмитрию только на руку.

Переправу охватили взрывы.

Гранаты не пробивали лед. Но взрывы, во-первых, выгнали со льда людей, а во-вторых, начали его ломать и дробить.

Спустя пару минут уже пошли первые «бульки», то есть, уходы гранат под воду.

А артиллерия Дмитрия все стреляла и стреляла. На стволы накинули грубую тряпицу и поливали ее уксусом для охлаждения.

Но вот тишина.

Переправа сорвана.

На правом берегу Оки стояла часть войска, не решаясь уйти. Кавалерия, в основном. На левом – весь обоз и пехота, что плелась в хвосте колонны. В том числе и вынужденная пехота – всадники, потерявшие коней из-за проблем с фуражом и выпасом. Или еще по какой причине. Они бы, может и полезли на лед ниже и выше по течению реки. Только берега там были крутые больно и неудобные очень. А главное – с той стороны толком и не выбраться.

Дмитрий приказал пехоте строится линиями.

Наступление шло очень вяло. Линейная пехота держала дистанцию. Расстреливая лишь тех, кто пытался отойти от скученной массой на берегу реки.

И тут вновь заговорили уже остывшие пушки.

Они стреляли картечными гранатами по превосходной цели. Большой, плотной толпе людей. Поначалу Император хотел применить обычные гранаты, но ломать повозки обоза показалось им лишним.

В этот раз работали уже куда как умеренно. Словно на полигоне.

Пара минут такой стрельбы и толпа противника подается вперед. Но плотные залпы линейной пехоты еще более губительны чем картечь.

Залп.

Залп.

Залп.

В дело вступают гренадеры, кидающие в противника ручные гранаты. И после первых взрывов он резко подается назад. К реке. А линейная пехота, повинуясь приказу Императора, начинает медленно наступать. Выходя в зону уверенного поражения – делает залп-другой. Потом снова оттесняет.

И вот уже первые люди, обезумевшие от страха, стали бросаться в ледяную воду Оки. Ведь только там не стреляли. А за ними другие. И дальше. Спустя пару минут этот исход принял массовый характер. На что надеялись люди – не ясно. Но, охваченные ужасом и паникой редко отличаются здравомыслием. Брать пленных Император и не собирался. Кого и зачем? Большая часть этих людей была потомственными разбойниками. Требовать с них выкуп? Можно. Только чуть погодя они снова придут, пытаясь вернуть свое. Пленить и привлекать к работам каким? Можно. Но не их. Это же бандиты с весьма экзотической системой взглядов на жизнь. Их замучишься стеречь и заставлять. Дорого, опасно и бесполезно.

 

Глава 8

15 января 1608 года, окрестности Тулы

Понимая, что от Коломны Герай как-то должен попытаться вернуться к себе в Крым, Дмитрий решил прикинуть его маршрут, поставив себя на его место.

Обоза нет. Войско устало и изнурено. Куда он станет отступать от Коломны?

Самым очевидным вариантом для Дмитрия стал путь, по которому войско еще не шло. А значит там можно поживиться фуражом, едой и прочим. И если, и не в городах, то в селах точно.

Поэтому Император, располагая прекрасным обозом и вполне сытыми-отдохнувшими бойцами с лошадьми, сделал стремительный марш-бросок до Серпухова, а оттуда на Тулу, где и стал ждать противника в покое. Только рейтары по округе разъезжали в поисках врага. По его прикидкам он должен был появиться именно тут.

Армия Тохтамыша шла очень медленно. Еле ползла.

Люди и лошади голодали. Сухая подснежная трава под Тулой не тоже самое, что степной бурьян по пояс, прикрытый снегом. Все едва ползли. Грабежи сел мало чего давали. Потому как люди еще во время движения Герая на север начали разбегаться по укрепленным городам. Так что теперь войска крымского хана и его союзников ждали только пустые хаты. Хорошо хоть солому с крыши не утащили – и то польза. Изголодавшиеся лошади охотно ее съедали.

И вот, когда медленно бредущая орда замученных степняков вышла из-за очередного холма, перед ними раскинулось войско Императора. То самое, что разбило их на Лопасне да под Коломной.

Герай, прекрасно понимая отчаянную безвыходность своего положения, выехал вперед для переговоров. Но Дмитрий не пожелал с ним общаться.

Наверное, это имело бы смысл. Гипотетически. Однако Тохтамыш был политическим трупом. Даже если он доберется до Крыма – ему конец. Султан гарантированно назначит ханом кого-то другого. А этого отправит под нож за провал дела. И это – в лучшем случае. О чем можно было разговаривать с живым мертвецом? Сейчас он мог обещать все что угодно. Мертвым ведь стыдиться нечего.

Постояв, и так никого и не дождавшись, Тохтамыш Газы Герай вернулся к своему войску. Люди не смотрели ему в глаза. Замерзшие. Изголодавшие. Обессиленные. Многие еще и простуженные, а то и обмороженные. Они все понимали – это конец.

Сдаваться в плен? А кто их примет? Вон, под Коломной тупо перестреляли и в ледяную воду загнали. Император ясно дал понять – пленные его не интересуют.

Отступать? Бежать? Куда? Вокруг снега да леса. Крестьяне же по укреплениям уже попрятались. А они голодны и силы их на исходе. День-два, может три. И все. Конец. Да чего говорить? Вон – от самой Коломны за ними тянется след из трупов, павших от голода и холода.

Они все были на грани.

Бах! Бах! Бах!

Ударили 12-фунтовые «Единороги». Картечными гранатами, которые взорвались прямо над головами этой армии. Десятка два человек упало.

Бах! Бах! Бах!

Вновь ударили орудия.

И тут орда медленно пошла вперед. Люди поняли, что им конец. Поэтому решили погибнуть с честью. В бою.

Одна беда – они были слишком измождены для этого. И бой превратился в банальный расстрел. Единицы добирались до боевых построений легиона. Но дел натворить не успевали. Их услужливо добивали штыками или шпагами.

Через час все было кончено.

Дмитрию было очень не по себе смотреть в эти пустые, погасшие глаза воинов, идущих на него. Они… были словно зомби. А получив свою пулю падали с улыбками на лице. Не все. Но таких хватало.

Да, Император сделал то, что требовалось. Однако… уходя в лучший мир они сумели испортить удовольствие от грандиозной победы. Дмитрий мог не преследовать противника. Но где гарантия, что тот не встал бы лагерем и за неделю не привел бы себя в порядок и способность дойти до дома? А у Дмитрия вполне конкретная задача – использовать шанс, точнее большую ошибку противника, который переоценил свой потенциал, вывел почти все мужское население в нашествие, оставив их семьи в степных стойбищах в зиму без шансов на выживание. Не самая приятная и красивая стезя войны, но нужная. Излишнее благодушие всегда заканчивается кровью твоих людей. Так что уж лучше чужую проливать, чем свою.

 

Глава 9

16 января 1608 года, окрестности Тулы

Под Тулой пришлось задержаться.

Требовалось собрать трофеи. По крайней мере, такие вещи как оружие, доспехи и ценности. А потом договориться с горожанами о погребение. Точно также, как и под Коломной.

Дмитрий же засел в своем шатре, где осмыслял кампанию. Она удалась на славу!

Да, потери. По сравнению с кампанией в Ливонии она были очень существенны. Разбиты первые орудия. Но по своему масштабу победа была сравнима со знаменитой победой у Роркс-Дрифт. То же соотношение сил сторон и тоже победа. Только, в отличие от англичан, Император смог довести начатое до конца и не только разгромил, но и уничтожил войско противника.

Кто был собран под рукой Тохтамыша Газы Герая?

Сорок тысяч выставило само Крымское ханство. Тридцать – обе Ногайские орды. Донские, волжские и уральские казаки – двадцать две тысячи. Астрахань – пять тысяч. Северокавказские союзники – шесть тысяч. Плюс османы – пять тысяч янычар да семьдесят одну пушку. С помещиками, перешедшими на сторону Герая набегало сто пятнадцать тысяч одних только строевых. Да еще кто-то был в тылу.

Здесь – в треугольнике Серпухов – Коломна – Тула степь получила чудовищный по силе удар, совершенно опустошивший ее. Иди и бери голыми руками. Однако Дмитрий не мог. Просто физически не мог все бросить и пойти что-то там завоевывать на юге.

Нет, конечно, ничто не мешало ему взять и пойти туда прямо сейчас. Кто остановит? Пороха истрачено изрядно. Но в Московском арсенале он был, как и все потребное для ружейных и орудийных выстрелов. Люди устали. Так можно идти не спеша. Конечно, там, в Крыму были укрепления. Однако их практически никто не защищал. Штурм и разграбление выглядело чрезвычайно легким делом. Одна беда – как оттуда вывозить все ценное имущество? Речного флота же не было. А в фургоны влезет только самое ценное.

В общем – рано. Слишком рано. Хоть и соблазнительно чрезвычайно.

– Государь, – произнес дежурный, заглядывая в палатку. – Разъезд заметил казаков.

– Что? – Неподдельно удивился Дмитрий.

– Идут со стороны Орла.

– Вот как? Боевая тревога по легиону! Приготовиться к бою!

– Есть приготовиться к бою! – Козырнул дежурный и выскочил из палатки.

Три часа спустя.

Легион был полностью выстроен и приготовлен к сражению. Линейные батальоны развернуты в линии. Полковые батареи встали в разрывах. Полевая – за боевыми порядками, рядом с батальоном тяжелой пехоты и кавалерией – резервом. Егеря же заняли свои позиции в полусотни метров перед легионом россыпью.

Казаки, впрочем, атаковать не спешили.

Чуть помедлив, от них отделилась группа в три десятка всадников.

Дмитрий, чуть подумав, решил-таки поговорить. Очень уж странным было появление их в этих краях. Неужели опоздали на общий сбор?

Съехались.

Император сразу узнал Ивана Кольцо. Его сложно было не узнать.

– А где крымчаки? – Вместо приветствия, произнес тот.

– Да вон лежат, последние, – небрежно махнул Дмитрий куда-то за спину. – А вы, стало быть, не успели?

– Не успели, – кивнул Иван. – К тебе шли на помощь.

– Серьезно? – Не поверил Дмитрий.

– Спроси о том любого. От того и рядились так долго. Не все хотели идти в этот поход. Многим ты не люб. Но Герая, сидящем на Москве, видеть совсем не хотим.

– И знали, какие силы выступят?

– Откуда? Только примерно.

– По моим подсчетам – свыше ста тысяч пришло. Только при оружии. Да семьдесят одна пушка калибром от восьми до двадцати четырех фунтов.

– Сто тысяч! – Ахнули все присутствующие.

– Свыше ста тысяч. Здесь вот под Тулой добили оставшиеся двадцать три тысяч. Они от Коломны без обоза шли. Голодные, замерзшие, едва на ногах стояли. Как и их кони. Не битва, а добивание из жалости. Можете пойти посмотреть. Самое тяжелое сражение было под Серпуховом. Там на реке Лопасня три дня дрались. Тысяч пятьдесят сложили супостатов. Потом под Коломной бой. Скорее избиение. Отбили обоз и пехоту в ледяную воду Оки загнали. Я могу ошибаться, конечно. Под Тулой я велел по головам посчитать. Под Коломной и Серпуховом оценивал на глазок. Как вернусь туда – так и выясню точно. Там трофейные команды трудятся.

Тишина.

Казаки медленно переваривали услышанное.

Наконец, один из них не выдержал:

– А не брешешь?

– Так пойдем и посмотрим, – усмехнулся Дмитрий этой фамильярности. – Вот там за холмом и была битва вчера. Тела так и лежат. Куда их по морозу хоронить-то? Так что, поглядим? – Поинтересовался Император. Ему нравилась эта игра. Он ни на йоту не верил, что казаки пришли за него сражаться. Но как выкручиваются, как выкручиваются!

– А поглядим, – чуть помедлив, произнес Иван Кольцо.

Выехали.

Казаки побледнели. Потом позеленели. Ведь снегопада со вчерашнего дня не было. А потому окоченевшие тела были навалены в совершенно неприкрытом виде. И кровь… все вокруг залито кровью.

– Не всем хватило мужества умереть в бою, – нарушил тишину Император. – Вон, видите, дорожка из трупов стелется? Это я гусар и рейтар в преследование отправил. Добивать. Чтобы никто не ушел. Их изможденные клячи далеко и не убежали.

– Господи Иисусе… – наконец выдал Иван Кольцо, нервно перекрестившись. Он первый вышел из ступора при виде этого зрелища. Ведь если эти тут лежат, то отчего бы и остальным не пасть? – А Тохтамыш ушел?

– Нет. Тут же лежит.

– Не видел бы своими глазами – не поверил, – произнес рядом один из атаманов. – А твоих много полегло?

– Прилично. Двести семь человек убито, восемьсот три – ранено. Да еще и орудий немного разбили. Придется переливать.

– Сколько?

– А ты не услышал?

– Это за этот бой?

– Это за всю кампанию. И поверь – это много. Шведов летом в Ливонии я разбил с меньшими потерями. Хотя, конечно, в потери нужно записать и армию Мстиславского, которую Герай разбил прежде чем на мой легион вышел. Там было девять тысяч стрельцов, пятьсот гусар, шестьсот немцев наемных, да две тысячи поместных. Но помещиков можно не считать – на сторону врага перешли. Даже стрельцы и те стояли, а они перешли. Мрази.

– А чего их разбили?

– Так не легион же, – пожал плечами Дмитрий.

Все промолчали.

– Вы, я надеюсь, понимаете, что веры вашим словам не много, – произнес Дмитрий после затянувшейся паузы. – На помощь мне шли. Не смешно же.

– Дмитрий Иванович, – попытался было сказать Иван Кольцо, но Император его остановил, подняв руку.

– Но я не хочу с вами сражаться. И так крови пролито много. Поэтому я хочу предложить вам сделку. Крым, как несложно догадаться, стоит без войска и практически без мужчин. Все полегли здесь. Оружия там тоже немного. Только старики, дети, да одинокие женщины, жаждущие крепкого мужского… внимания. А также рабы и много добра, награбленного с честных христиан. Полагаю, что будет справедливо, если вы пойдете туда и возьмете все, что вам глянется. От меня только одна просьба – рабов освободите да помогите до земель своих добраться. Я же, в благодарность, готов буду купить у вас честно награбленное имущество. Трофеев, оставшихся после Ливонской кампании и разгрома Герая у меня очень много. А вы, как я вижу, снаряжены погано. Оружие, доспехи, порох, свинец. Все что угодно. Да и деньги у меня водятся. Как вам мое предложение?

– А брать будешь только рухлядь да ценности?

– Хочешь пригнать коней и людей? – Повел бровью Дмитрий и заметив кивок Ивана, продолжил. – Легкие породы коней меня не интересуют. Клячи. С ними каши не сваришь. Так что, только породистых, крепких коней. Чтобы от тридцати пудов живого веса. Что до людей, то меня интересуют только ремесленники и молодые красивые девушки. И не щерьтесь так. Мне чем-то своих легионеров нужно награждать. Почему не красивыми женщинами? Окрещу да в жены отдам. Пускай радуются. И да – ремесленников если что, тащите с семьями. А если так станется, что девицы симпатичные из ремесленных семей, то не разлучать…

 

Глава 10

29 января 1608 года, окрестности Серпухова

Наконец-то все закончилось.

Окончательно.

От Коломны подошло две сотни немецких пехотинцев наемных да семьсот стрельцов с ними. Это все, что осталось от войска Мстиславского. Исключая гусар, отошедших вовремя. А вместе с ними и изрядно проинспектированный обоз армии Герая, что он там бросил. Плюс трофеи. Под Серпуховом тоже завершили все работы, оставив погребение на местных жителей, которым в уплату должна была пойти одежда с обувью. Весьма, кстати, немаленькая плата по тем временам. Да, некоторые тряпки в крови или еще каком содержимом, но и что с того? Отстирается.

Огромные трофеи радовали глаз.

Одних только «карамультуков» всевозможных свыше сорока тысяч! Правда, включая, вернувшиеся шведские трофеи. А еще пушек, клинков, боеприпасов, ценностей и драгоценных металлов с камнями. Монеты, опять же, из казны. Правда, османские больше да персидские. Но не суть.

Дмитрий уже собирался выступать на Москву, чтобы с триумфом вернуться, как оттуда прискакал замученный огнивец – боец из личной охраны Патриарха.

– Что случилось? – Встревожился Император, слегка побледнев. Последний раз, когда к нему прибыл такой вот посланник на Москве был государственный переворот с вырезанием царской семьи.

– Василий Шуйский из испанского посольства вернулся, – нервно ответил он. – До Москвы доходили страшные и противоречивые вести. Сотни две стрельцов добралось. Они рассказывали о страшной, бесчисленной орде из степи и полном разгроме армии Мстиславского. От тебя Государь, вестей не было. Недели две назад через Москву проскакали перепуганные помещики.

– И что?

– Шуйский решил брать власть в свои руки. Он заявил, что ты со своим легионом сгинул. Слова Марины о великих победах твоих назвал враньем и сказками умалишенной бабы. И теперь пытается венчаться на царство.

– И что Патриарх?

– Он в плену у Шуйского. Я сам едва смог прорваться. Нас десятка три было. Только с боем ушел.

– Как Марина?

– В кремле обложена. Преторианцы ее защищают и словам Шуйского не верят. Но на стороне того вся Москва. Люди перепуганы. Этот разбойник жуткие сказки сказывает. Видаков подложных выставляет.

– Песья кровь… – процедил стоявший рядом ротмистр крылатых гусар. Он участвовал во всех сражениях этой кампании. – На Москву! Государь, на Москву!

– Вы приносили мне клятву только на время кампании против татар и их союзников.

– Не обижай нас, Государь, – хмуро произнес другой ротмистр. А следом за ним закивали и остальные командиры. И поляки, и немцы, и стрельцы. Про командиров легиона и речи не шло. Эти были готовы того Шуйского зубами разорвать за его поступок. С одной стороны, конечно, правильный. Если Герая таки разгромил легион, то какая защита у Москвы? Никакой. Вот ее и нужно организовывать любой ценой. А с другой – законной Государыней-Императрицей в случае смерти Дмитрия была Марина. И только она. Шуйский в данном случае выступал как обычный изменник и предатель. Если бы он под ее началом той обороной занялся. Но нет. На трон сразу карабкаться стал самолично.

– Выступаем! – Подытожил Император, сверкнув глазами.

 

Часть 4

Дарт Вейдер

 

Глава 1

10 января 1608 года, Москва

Испанское посольство вернулось.

Да не на голландских кораблях, а на испанских. Филипп III, а точнее фактический руководитель Испании 1-й герцог Лерма – Франсиско Гомес де Сандоваль-и-Рохас выделил три галеона для возвращения Василия Шуйского с людьми. Ну и, заодно, засылке своих людей. Чтобы посмотреть, что там и к чему.

Удалось это с трудом.

Ведь Василий уже отбыл. Одно хорошо – любопытный он был больно. А деньги еще оставались, вот и решил заглянуть во Францию по пути да Англию. Там-то его испанцы и настигли, убедив возвращаться вместе. Дескать, король надумал встречное посольство слать для укрепления отношений и он, Шуйский, очень им нужен для представления во дворе…

Прибыв в Ивангород, Шуйский самым подробным образом расспросил обо всех слухах и новостях. Об успехе Ливонской кампании он уже слышал. Тут же слухи стали куда ярче и детальнее.

Дорога до Москвы была не очень долгой. На санях да по снегу шли хорошо.

А пока ехали – думал.

Василий Шуйский был откровенно шокирован произошедшими событиями и просто не понимал, как себя в них позиционировать.

На одной чаше весов лежало завоевании Ливонии и мир с Речью Посполитой, немало укрепленный через брак с Мариной Мнишек – дочери одного из самых влиятельных магнатов. Ну и мелочь всякая приятная, вроде диковинок и производств, которые, впрочем, Василий мимо ушей пропустил. Не царское то дело.

На другой чаше располагалось фактически полное вырезание всей старшей ветви Шуйских и разгрома ряда других боярских домов. Да с конфискацией. Его имущество, правда, не трогали. Но это дела не меняло. Братьев-то всех извели. Кроме того, Дмитрий провел какие-то совершенно безумные реформы. Да такие, что у Василия волосы дыбом встали. Такой кошмар ему в ужасном сне привидеться не мог…

И вот Москва.

Она сильно изменилась.

По улицам постоянно двигаются патрули городской полиции, следящие за порядком. Город стал сильно чище. Мусор и помои оперативно вывозился. Ямы и лужи присыпались да подравнивались. Конечно, далеко не Мадрид. Но улучшения стали заметны невооруженным взглядом.

Кремль тоже заметно преобразился. В частности, царские палаты, превратившиеся в подобие крепости. Удобные бойницы для стрелков перекрывали весь периметр и подступы к палатам. Ну, по крайней мере, так показалось Василию.

И это было вполне осмысленно.

Государственный переворот в 1605 году против Бориса Годунова и в 1606 году против него самого, заставлял Дмитрия держаться в тонусе. Почему они происходили? Деньги и власть. Все как обычно…

Что такое Смута?

Большие, но крайне неудачные военные реформы, начатые Иваном III и завершенные Иваном IV, привели к критическому разорению, фактически банкротству державы в ходе затяжной Ливонской войны. Попытка выйти из тяжелого финансового кризиса после войны, без устранения его причин, привели к усугублению проблем. И, как следствие, породили системный кризис политической власти. Как это не банально звучит, но проблемы с деньгами всегда влекут за собой нарушения функционирования общественных и государственных институтов. А тут уже полвека держава стояла на зыбкой почве разорившегося и впавшего в совершенное ничтожество крестьянства. Да и до того, полвека не процветала. Казне дай, помещику дай, священнику дай. Всем дай. А что крестьянину останется? Ему ведь семью с детьми кормить. А ведь именно на крестьянах и стоит держава. В эпоху до промышленной революции – они ее становой хребет. Да и потом – пусть не так сильно, но тоже очень важны.

На самом деле Дмитрию были не интересны проблемы других людей. Однако, волею судьбы, он оказался монархом. И ему банально хотелось выжить. А значит, требовалось как-то разрешить сложившуюся ситуацию. Причем быстро.

В сущности, у него было только два пути.

Самый простой вариант предполагал сделать так же, как в свое время поступили Романовы. То есть, начать всемерно поддерживать имущественные права поместного дворянства на землю и людей. Что позволило бы опереться на них, дабы силой оружия удерживать в повиновении всех остальных. Вариант? Вариант. Причем вполне рабочий.

Одна беда. Этот подход не только не позволял выбраться из экономического кризиса, устранив первоисточник Смуты, но и усугублял его, порождая Крестьянские войны и постоянные бунты бедноты. Собственно, именно это и наблюдалось на Руси весь XVII, XVIII и XIX века. Конечно, какое ему дело бед простых людей? Он-то монарх. Сыт, пьян и нос в табаке. Можно было отмахнуться и не париться. Но Дмитрию все это было не по душе. Чистоплюй-с. Не говоря уже о банальном здравом смысле. Крепостное право, как и рабство для Императора было каким-то абсурдом. Бредом. Глупой попыткой самоутвердиться за счет унижения других людей. Потому как экономические резоны от подневольного труда были ничтожны.

Иными словами – этот путь был не для него.

Дмитрий решил устранить саму причину Смуты – чудовищную нищету широких масс, порождающую кризис власти. Для чего собирался опереться на крестьянство и нарождающуюся буржуазию в лице ремесленников да купцов. Для этого, правда, пришлось начать выкорчевывать институт помещиков, бояр и прочие атавизмы, не отвечающие общей идее. То есть, рубить на корню крепостное право и устранять внутренние таможни.

Зачем?

Чтобы выбить экономическую базу из-под ног у помещиков и бояр. Ослабить их. Поставить в раскорячку. И, когда они будут готовы, конвертировать в более подходящие категории подданных… или уничтожить физически. Из-за отмены крепостного права в лоб уже в 1607 году начались чудеса и удивительные вещи. Крестьяне, конечно, не покинули землю помещика, но стали в массе своей шантажировать их и резко сократили подати, демонстративно отправив разведчиков на поиски мест для переезда. Благо, что пустующих земель хватало. И эти угрозы не было иллюзией. Остаться на безлюдном наделе-феоде для поместных стало вполне реальной перспективой в самом ближайшем будущем. Сейчас же – просто резко уменьшились доходы. Ликвидация же внутренних таможен ударила еще сильнее, но по мошне уже родовитых дворян и бояр, что кормились с них. Ведь у тех беда была комплексной – и крестьяне стали шантажом заниматься, и купцы к козе в трещину слали. Не жизнь – сказка.

Получилась очень непростая ситуация.

Больше пятнадцати тысяч поместных дворян и полсотни бояр были оставлены практически без внятного содержания. По крайней мере, в самой ближайшей перспективе. Нет, конечно, формальности были соблюдены. Землю Дмитрий конфисковал только у открытых предателей. Но что им делать с землей без людей, ежели те разбегутся? Насильно их туда загонять нельзя. А добром? Да и не умеют они добром и не могут. Слишком мало людей, и слишком большие сборы требовались помещикам для доброго несения своей службы. Про таможенные поборы внутри страны и речи больше не шло – Император приравнял их к разбою.

Кто умнее и гибче, оценив смену конъюнктуры, стал встраиваться в новую систему государства, создаваемую Императором. В тот же легион постарались попасть, например. А остальные очень сильно напряглись и истово возжелали «вернуть все в зад».

Оттого и две тысячи помещиков под Коломной на сторону Герая перешли. Оттого и Василий Шуйский увидел царские палаты, не только перестроенные в маленькую крепость, но и защищенную преторианцами – личной гвардией Императора. Он туда отбирал тех, кого вытащил с самого дна. Тех, кто был всем ему обязан. А потом хорошо кормил, поил и тренировал. В этой, весьма сложной социально-политической и экономической борьбе, умереть от апоплексического удара табакеркой было бы глупо.

Следующим шоком Василия Шуйского стало то, что блюстителем престола в отсутствие Императора была… баба. «Польская шлюха и ведьма», как он ее за глаза окрестил.

Государыня-Императрица Марина Георгиевна честно старалась оказать Шуйскому должное уважение. Приняла с почестями. Но разве можно было уважить человека, что тебя искренне ненавидел и презирал? Вот с испанским послом она легко нашла общий язык. Многое обговорили. Ведь Марина была в курсе испанских планов Дмитрия, а потому уверенно рассуждала и вела беседу. А Василий едва сдерживал свое разочарование и раздражение, что не смогло укрыться от ее взора. Прямые вопросы были неуместны, но она догадывалась. Не такой он желал застать Москву и Русь. Совсем не такой. Он вернулся в сломанный мир, полный самых страшных и отвратительных кошмаров и ужасов…

 

Глава 2

14 января 1608 года, Москва

Новость о разгроме войска Мстиславского под Коломной дошла до Москвы с изрядным опозданием и еще большим искажением. Кое-как добравшиеся до столицы стрельцы поделились своими наблюдениями, обильно сдобренными приукрашенными этюдами, комментариями и откровенными фантазиями. К тому моменту Дмитрий уже успел разгромить Герая под Серпуховом и Коломной, ожидая под Тулой остатки его армии. Но в Москве о том не ведали. До них дошли сведения только о том, что Мстиславский разгромлен, а бесчисленная армия степи надвигается на столицу.

Уныние и ужас охватил жителей.

– Ты понимаешь, что это конец? – Хмуро поинтересовался Василий у Патриарха с порога, завалившись к нему… в гости.

– Не понимаю. О чем ты?

– Крымский хан займет Москву и…

– Нет.

– Что нет?

– Он не займет ее.

– Почему? – Удивился Василий.

– А почему он ее должен занять? – Повел бровью Патриарх.

– Так Мстиславский разбит! Наголову!

– И что? – Продолжал недоумевать Иов.

– Как что? Ты издеваешься что ли?

– До нас разве дошли новости о разгроме легиона?

– Там меньше пяти тысяч строевых! О чем ты говоришь?! Разве он выстоит против такой силищи?!

– Под Ивангородом он выстоял против огромного войска шведов. Один к пяти, а то и к шести. А швед – он не крымчак. Покрепче будет.

– Ты так веришь в Дмитрия? – Искренне удивился Шуйский.

– Я верю себе и тому, что еще не выжил из ума. Ты разговаривал с этими стрельцами?

– Да.

– Понял, как, а главное, сколько они шли до Москвы?

– Так седмицу, не больше. До Коломны-то не далеко.

– Все так. Недалеко. Так вот беда – шли они не маршем, а как могли. Обоз-то Герай взял. А им пришлось как-то пропитание искать. Кого не начну расспрашивать – все больше по деревням окрестным, да селам блуждали, медленно пробираясь к Москве. Три-четыре седмицы – вот минимум то время, что они шли.

– Допустим. И что с того?

– А то, что Герая под Москвой до сих пор нет. И где он – мы не знаем.

– Как и где Император.

– Верно, – кивнул Патриарх. – Возможно, он сейчас его уже разбил или вьется, изматывая боями. Нам того не ведомо. Известно только то, что каким-то образом он удерживает Герая от продвижения на Москву. А значит, жив – здоров и легион его цел. Ну, насколько это возможно. Во время Ливонской кампании он тоже никому и ничего не говорил до самого его завершения. Мы здесь узнали о том, что он побил шведов на Валдае, когда он уже Ригу взял и безобразничал в Балтийском море.

– Так ты хочешь Москву без защиты оставить? – Прищурился Василий. – Если его разобьют, куда Герай придет? Сюда. Кто ему отпор будет давать?

– Куда придет? Так в Москву.

– Вот о том я речь и веду.

– Не о том ты говоришь и не с тем, – холодно произнес Патриарх. – Ступай к Государыне-Императрице да предложи возглавить оборону города. Она баба толковая. Не откажет.

– Она – баба.

– Баба, помазанная на Императорский престол. Она законный соправитель Дмитрия. Ей и решать.

Василий Шуйский раздраженно посмотрел на Иова и, ничего не говоря, вышел.

 

Глава 3

18 января 1608 года, Москва

Василий Шуйский, уйдя от Патриарха, начал истово работать с электоратом.

Соус был один – подготовка к защите Москвы. К Марине он так и не зашел, демонстративно ее игнорируя. Однако про Дмитрия отзывался в самом лучшем ключе. Дескать, пока Император из последних сил сдерживает татар, мы здесь прохлаждаемся. Он выигрывает нам время, чтобы подготовиться и защитить город. А мы? Ну и так далее.

Таким образом, он выступал, позиционируя себя как сторонника и сподвижника Дмитрия, завязывая на себя тех, кто тяготел к Императору, но не хотел подчиняться женщине. Марина не вмешивалась. Да и что она скажет? Он ведь про нее ни слова дурного на людях не говорил. Просто игнорировал, будто бы ее и нет. Ей оставалось только нервничать, готовиться к какой-нибудь каверзе и пытаться связаться с мужем.

Голубиная почта практически не работала.

Зная о том, что в городах Руси практикуется связь голубями, Герай привез из степи с собой много хищных птиц. Поэтому, сообщения из городов могли уходить только первые полдня – день. Потом связь прерывалась практически полностью. Разгром его войска привел к тому, что под Серпуховом, а потом и под Коломной на свободу попало много хищных птиц. Как итог – голубиную почту полностью парализовало, нанеся огромный урон птичьему поголовью. Поэтому Императрица сидела в неведении и утешалась только словами Патриарха, указывающего на слабость позиций Шуйского.

Широкой массе горожан же это было малоинтересно.

Они знали только одно – от Дмитрия ни слуху, ни духу, и где-то под Москвой бродит огромная армия степняков. А потому начинают сплачиваться вокруг весьма харизматичного лидера – Василия Ивановича Шуйского. Его палаты стали стихийным клубом по интересам.

Сюда приходят помещики, стрельцы и прочие. Обсуждают обстановку, делятся страхами и треволнениями. Кремль и Императрица автоматически оказались в естественной изоляции. Шуйский специально старался нивелировать их значение. Императрица же попросту не может ничего предпринять, ведь формально он не только не вредит, но и, наоборот, о благе ее печется. Тем более, что уже через пару дней он обрел такую популярность, что приказ его арестовать его стал практически невозможным к исполнению. Возможно, Марина бы и решилась на это, если бы твердо знала, что с ее супругом и его армией все в порядке. Однако, она того не ведала. А потому боялась, что татары действительно ворвутся в Москву. За себя… и за сына.

Однако разговоры в «клубе Шуйского» очень быстро приобрели весьма опасные настроения.

Помещики жаловались на свою нелегкую судьбу. Дескать – денег нет ни на что. Чуть ли не на подножный корм перешли. И то ли еще будет! Они просто в ум взять не могли, чем они перед Государем провинились и за что он их так унижает. Честно же службу несли.

Стрельцы же, которых Дмитрий напрямую пока не прессовал, тоже стенали. Ведь он стал устраивать им регулярные смотры и, если что не так – делал либо предупреждение, либо разжаловал из стрельцов. За дело. Неприятно, но все понимали, что не самодурство. Их волновал другой вопрос – почему он новых стрельцов не верстает? Ведь если так пойдет, то лет за пять-десять от стрельцов останутся одни воспоминания.

И так далее. И тому подобное.

Люди ворчали и недовольно перемывали косточки делам недавним да многим уже нелюбимому Земскому собору. Ведь установил такие неудобные правила. А Василий Шуйский с умным видом кивал, да поддакивал, местами соболезновал, истории всякие из славного прошлого рассказывал, да и вообще всячески располагал людей к себе. Дескать – он их понимает и согласен. Но что он может? Сам вон как пострадал. Эх-эх. Судьба его тяжкая!

 

Глава 4

23 января 1608 года, Москва

Марина ковырялась в документах текучки, когда в ее кабинет вбежал слуга.

– Государыня, – там к тебе люди пришли.

– Люди? – Удивилась она.

– Так помещики, стрельцы да бояре. Тебя хотят увидеть.

– Командир преторианцев уже знает?

– Да, Государыня, – ответил за слугу один из офицеров преторианцев, заглянувший следом. – Все на позициях. Оружие заряжено. Я и мои люди будем сопровождать вас.

– Хорошо, – кивнула Марина, вставая и принимая от служанки шубу.

Медленное продвижение по переходам царских палат.

Несколько постов охраны с подтянутыми дежурными.

И вот дверь на невысокий балкон для публичных бесед. Он позволял смотреть поверх толпы, но не был слишком высок, дабы не сильно напрягать голос.

Преторианцы открыли дверь. Пара вышла вперед. И Марина с легким трепетом последовала за ними.

«Шуйский. Конечно Шуйский» – пронеслось у нее в голове, когда она взглянула на «людей», что пришли к ней.

Впрочем, князь стоял с постным лицом.

– Василий Иванович, – произнесла Императрица. – Что привело тебя ко мне?

– Грустные новости, Государыня.

– От Серпухова пришли видаки. Нет больше супруга твоего. Пал в бою. Мстиславский остатками легиона командует, сдерживая натиск Крымского хана и его союзников.

Марина побледнела, заиграла желваками и стиснула парапет балкона с такой силой, что пальцы едва не свело.

Пауза затягивалась.

Наконец, собравшись с мыслями, и поборов эмоции она поинтересовалась:

– А что за видаки? Легионеры?

– Нет, Государыня. Стрельцы. Те, что от Коломны к легиону отступили.

– Стрельцы? – Неподдельно удивилась Марина. – И что же, стрельцы с легионом вместе воевали?

– Так и есть, – кивнул Шуйский.

– А покажи мне тех видаков. С тобой ли они пришли?

– Как есть со мной. Эй! – Окрикнул кого-то в толпе Шуйский, и, не медля, вперед вышло несколько угрюмых личностей.

– Они?

– Они.

– И долго ли вы воевали с легионом? – Обратилась к ним Государыня.

– Так седмицу с гаком.

Марина еще больше удивилась. А потом начала задавать вопросы разные. И чем больше те говорили, тем яснее становилось – легион они видели издалека и понятия не имеют о том, как и чем он живет.

– Ясно, – подвела итог Марина. – И что же ты хочешь, князь? Просто печальную весть и сам принести мог. Зачем людей привел?

– Герай под Москвой. Скоро дожмет легион и на нас пойдет. Оборону крепить нужно.

– Так этим и занимаешься, как мне сказывают.

– Нам нужен царь, а не ребенок! – Воскликнул кто-то из толпы.

– Да! Да! Да! – Хором отозвались остальные в разные голоса.

– О каком ребенке вы речь ведете? – Повела бровью Марина.

– Так о наследнике Дмитрия, о сыне его Иване, – ответил Василий. – Время лютое. Ребенку власть не удержать. Да и как ему править? Совсем несмышлен же.

– А тебе не ведомо, что в случае смерти мужа моего – я законная Государыня?

– Людей-то не смеши, – усмехнулся Шуйский. – Муж твой умер. Так что тебе надлежит отойти от мирских дел и принять постриг, как и положено бабе.

– И кого же ты хочешь вместо меня поставить? – Холодно поинтересовалась Марина. – Уж не себя ли?

– Я – законный Рюрикович. И то, что я с тобой говорю – только лишь дань уважения Дмитрию. Так-то о чем беседы вести? Баба есть баба. Да еще ведьма, как сказывают. Радуйся, что уважение проявляем.

Марина внимательно, пристально посмотрела в глаза Василию Шуйскому, а потом, криво улыбнувшись, произнесла:

– Илья Семенович, арестуйте этого изменника.

– Есть, арестовать изменника, – козырнул командир преторианцев.

По цепочке пробежала серия команд. И десяток бойцов выступило из палат с клинками наголо, направившись к Шуйскому. А преторианцы, стоявшие на балконе, выступили вперед и заслонили собой Императрицу. А то – мало ли?

– Ты что творишь?! Тварь! – Заорал он.

– Тебя бы убить на месте следовало, – фыркнула она, – но как муж вернется – сам решит. Не хочу лишать его этого удовольствия.

- Какой муж?! Его убили!!! Убили!!!

– Ты выставил подложных видаков, не ведающих о легионе ничего. Я специально по быту их расспрашивала. Не могли они семь дней воевать вместе и не знать привычных в легионе вещей, которых не скрывают. На что ты надеешься? Ты думаешь, что приняв корону, станешь неприкосновенным для Дмитрия? Он же тебя растерзает!

– Дура! – Выкрикнул Шуйский, прячась за людей и пятясь в глубину толпы. – Легион свой в боях с Гераем сточит или положит весь. А кроме тех псов кто за ним пойдет? Бояре, помещики да стрельцы? Ха! Ха! Ха! Нет! Они его уже на суку висящим грезят! Если выживет – все равно долго не протянет! Или ты думаешь, что быдло нечесаное его отстоит? Или купчишки вшивые? Да что они могут?!

– Убить, – тихо, но холодно и твердо произнесла Марина.

Командир преторианцев кивнул, подтверждая приказ. И по толпе незамедлительно начали стрелять из штуцеров, метя в Шуйского. Но безуспешно. Тому везло. Гибли люди, прикрывавшие его. А сам он ловко выходил из зоны поражения, избегая, казалось бы, неминуемой смерти.

Из дверей царских палат выбежали еще преторианцы со штуцерами. Ударили залпом. Многие из тех, что стояли во фронт – упали. Однако большая толпа была. Сразу не перебьешь. Да и тупо стоять, ожидая заклания эти люди не стали. Развернулись и припустили к воротам. Их, конечно, постарались закрыть. Однако не вышло. Сметя постовых, они прорвались наружу, унося живого и вполне здорового Шуйского.

 

Глава 5

25 января 1608 года, Москва

Москва встала на дыбы.

Старый интриган заявил, что «эта ведьма совсем с ума сошла»! И народ его поддержал. Москвичам Марина не нравилась. Тут и внешность, и слухи, которые продолжали бродить с 1605 года. Дескать, приворожила. Ибо в понимании простых обывателей эта полячка не была привлекательна от слова совсем. Ведьма – ведьмой. Да, набожная. Но все равно ведьма. Иначе как на нее вообще Император посмотрел? А уж про любовь и речи не шло. Народ недоумевал и в основном склонялся к очевидному для них варианту – любовный приворот, говоря, что польская ведьма околдовала их Императора и никак иначе. Хотя все больше шепотом о том болтая. Все-таки венчанная Императрица.

Сейчас же, после правильной подачи события, что произошло в кремле, народ уже перестал чего-либо бояться и откровенно называл ее ведьмой, дорвавшейся до власти. Шуйский же не говорил толпе то, что кричал Императрице. Отнюдь. Он знал, кому и что говорить. Там-то он откровенно провоцировал. А здесь – вызывал сочувствие и сострадание. Дескать, проклятая ведьма едва живота не лишила… за дело чуть не погиб!

На один из таких стихийных митингов и пришел Патриарх.

– Люди! – Кричит он. – Что вы творите?! Этот изменник же грозил Императора нашего лютой смерти предать, коли войну переживет!

– Навет! Наглый навет! – Орал куда более горластый Шуйский.

А его люди устремились к Патриарху. Василий не Иван, у него не забалуешь.

Крики. Возня. Драка.

Люди князя, обнажив клинки, врубились в охрану Иова, не давая той ни единого шанса. Они просто не были готовы к такому повороту событий.

– Скачи под Серпухов, – произнес Иов огнивцу, стоящему подле. – Разыщи Императора. Расскажи все без утайки. Скачи. И вы скачите. Помогите ему. Вперед! Вперед!

Они попытались прорваться.

Скоротечный бой.

Выстрелы.

Из толпы выскочило только пятеро. За ними погоня. Из города вылетело уже только трое. А там дальше и того меньше. Впрочем, один до Серпухова добрался. Но Патриарх этого не знал. Его скрутили и посадили в подвал.

Разгоряченная же кровью толпа двинулась на кремль – требовать суда над ведьмой, что волшбой своей против Государя и шведов, и крымчаков настроила. Что людей русских сгубить пытается, сил не жалея. Что кровь младенцев пьет… и так далее. Мистический бред лился сплошным потоком. Василий Шуйский не стеснялся и слов не выбирал. Главное, чтобы звучало гадко. Местами даже проскакивали речи о том, что и холода великие, что не далее четырех лет как закончились – она наслала. Ибо отрадно для ее черного сердца – мерзости делать честному православному люду.

 

Глава 6

26 января 1608 года, Москва

Первая попытка стихийного штурма кремля была отбита преторианцами играючи. Они просто закидали толпу гранатами. Не высовываясь. Благо в кремле их хватало.

Человеческое море отхлынуло.

Однако уже на следующий день начался новый штурм.

Навязали лестниц, а потом стрельцы с помещиками ринулись на приступ сразу с нескольких сторон.

И снова море разрывов у основания стены. Нападающие наседали со стороны реки Неглинной, ставя лестницы прямо на лед. Однако множественные взрывы пусть и слабых, но гранат, поставили крест на этой затее. А вот со стороны Красной площади, где стены были выше всего, и командир преторианцев не ожидал натиска, он удался. Сотни полторы человек смогли взобраться на стену.

Пришлось срочно перебрасывать с другого участка преторианцев в усиление. И меткими залпами штуцеров стрелять в спину наседавшим на немногочисленную охрану этого пролета куртины…

Марина хмурая как туча вышагивала по комнате.

– Государыня, – начал было говорить командир преторианцев, но она прервала его.

– Ведьма… колдунья… Ты тоже так думаешь?

– Никак нет.

– Почему?

– Я хорошо тебя знаю, Государыня. И Императора нашего. Какое уж колдовство? Вы любите друг друга. Такое иногда случается. Почему? Кто же знает. Многие говорят, что ты некрасива. Но Государь иного мнения. Может это и ведовство. Но он счастлив с тобой. А значит, ничего плохого в том нет. Да и набожна ты. Как набожная женщина колдовством заниматься станет? Вздор же.

– Ясно, – произнесла Марина и, хотела было еще что-то сказать, как за стеной что-то громыхнуло.

Бабах!

И почти сразу какая-то страшная сила сотрясла всю крепостную стену.

– Что там происходит? – Повела бровью, с трудом борясь с испугом Императрица.

– Сейчас узнаю, – ответил командир преторианцев и кабанчиком вылетел из комнаты. А спустя пятнадцать минут вернулся мрачнее тучи.

– Что?

– Они утащили со стрельбища пробный восьмидюймовый морской «Единорог». Его Андрей Чохов отлил для опытных стрельб по желанию Императора. Вот из него и стреляют. Хорошо – ядер мало и заряжается долго, да и ловких артиллеристов среди них нет. Те, что у Чохова служат – все по деревням разбежались. Но стенам конец. Я глянул в место попадания. Долго не выдержат.

– Не взорвется как «Царь-Пушка»?

– Мне того не ведомо. Андрей с нее едва десятка два выстрелов сделал…

 

Глава 7

31 января 1608 года, Москва

Раннее утро последнего месяца января выдалось особенно морозным. До треска. Впрочем, разгоряченная толпа, казалось, этого не замечала.

Восьмидюймовый морской «Единорог» за пять дней обстрела смог обеспечить все условия для нового штурма. Управились бы и раньше. Но ядер не было. Запас с полигона расстреляли в первый же день. Потом двое суток ждали, пока найдут мастеров и те что-то предпримут. Ведь Чохов, узнав о поступке Шуйского, разбил опытную форму для ядер и ударился в бега. Затаился где-то наверняка. Но, пойди – найди. Как, впрочем, и почти все его работники. Вот и выкручивались, как могли.

Но справились.

Проломили стену. Расширили проход. Повредили прилегающие башни и здания за стеной.

И вот. Утром. Приняв по «наркомовской» чарке крепленого меда, стрельцы и поместные пошли на приступ. И если стрельцов было – раз-два и обчелся, то поместных хватало с избытком. Причем, что примечательно, тех помещиков, что ушли из войска Герая, привлечь на сторону Шуйского не удалось. Они прекрасно видели, что такое легион и не тешили себя иллюзиями на тему того, чем все это закончится…

– Ура! – Заорали мятежники, надвигаясь толпой.

– Бей! – Закричал командир преторианцев.

И его полторы сотни дают слитный залп из штуцеров. Он не мог вывести в линию всех. Еще несколько десятков бойцов остаются в царских палатах. Нельзя Государыню без защиты оставлять.

Залп.

Залп.

И толпа их захлестывает.

Завязывается рукопашный бой.

Кирасы и шлемы, кинжалы и тяжелые боевые шпаги. Преторианцы и снаряжены хорошо, и обучены прекрасно, и натренированны. Но врагов очень много. Слишком много, чтобы удерживать их даже в узостях.

Медленно пятясь и с огромным трудом удерживая строй, преторианцы стараются не допустить полного окружения. Метают несколько гранат. Но это сложно. Слишком плотный «партер». Не отвлечешься.

Выходят к царским палатам.

Из бойниц мятежников «приветствуют» преторианцы. Они уже зарядили по пять штуцеров, следуя приказу Императрицы. А потом обрушивают в тридцать пять человек на мятежников натуральный град пуль. Чем и спасают своих товарищей – те теперь могут отойти в палаты. С боем, но могут. Их больше не оттесняют в сторону ворот.

Небольшое затишье.

Накопление мятежников.

И новый рывок.

Они пытаются взять штурмом царские палаты. Но около сотни переживших этот бой преторианцев встречают их метким и частым огнем из штуцеров… и гранатами. О да! Их полетела целая куча, вмиг охладив пыл нападающих.

Новое затишье. Уже куда более долгое. Часа три оно длилось, если не больше. Марина уже было расслабилась, подумала, что отступили. Но…

Бабах!

Ударил восьмидюймовый морской «Единорог», выкаченный на прямую наводку. Тяжелое ядро массой в двадцать семь с гаком килограмм смачно вошло в стену царских палат, обрушив ее частично. Но второго выстрела сделать не удалось – преторианцы ударили штуцерами, выбивая личный состав.

Восемь раз мятежники пытались пробиться к «Единорогу». Но каждый раз их встречали точным и слаженным огнем штуцеров, засыпав все подступы к тяжелому орудию трупами.

А потом, понимая, что по темноте его могут утащить, преторианцы предприняли вылазку.

Рывок.

И десяток бойцов спешно засовывают в жерло орудия мешочки с порохом. Один. Второй. Третий. Четвертый. И далее. Прибивают. Теперь пыж. И три ядра, поднятых тут же.

Их заметили мятежники.

Они уже бегут в контратаку.

Преторианцы чуть отворачивают «Единорог» в сторону от царских палат и, воткнув фитиль в запальное отверстие, поджигают его. После чего бегут, спасаясь от комплекса стремительно надвигающихся проблем. И неизвестно, какая из них убийственней.

Мятежников встречает крепкий залп штуцеров, не пуская к «Единорогу». Они пытаются пробиться, чтобы потушить фитиль. Но в царских палатах большой запас оружия. На каждого преторианца по пять «стволов». А тут – уменьшенный состав. И все, что можно – заряжено. Так что, огонь получается очень плотный.

Бабабабах!

Наконец взрывается орудие, получившее семикратный заряд пороха и тройной – ядер. Стенки просто не выдерживают.

Царские палаты слегка повреждаются ударной волной и осколками. Но больше всего достается мятежникам. Их просто сдувает…

Василий Шуйский потряс головой от звона в ушах. Он взирает на все это со стороны. Ему хватает ума не лезть вперед «на белом коне». Поэтому пока и выжил. В сущности ему плевать и на «эту польскую шлюху», как он ее уже открыто называет, и на царские палаты, и на преторианцев. Он хочет одного – получить доступ в Успенский собор для венчания. Но вот беда – не подойдешь. Стреляют. И точно стреляют. А людей у него больше не становится.

 

Глава 8

1 февраля 1608 года, Москва

В московском кремле продолжалась вялотекущая перестрелка между преторианцами и мятежниками. Люди Шуйского искали подходы. Проверяли направления ударов. Но всюду их встречали штуцеры. Даже ночью. Оказалось, что кроме ацетиленовой горелки для работы с металлом Дмитрий смог соорудить с мастерами еще и карбидные фонари. Достаточно яркие, чтобы подсвечивать подступы к палатам лучами света.

Вся Москва была охвачена происходящими событиями. Татары? Какие татары? О них уже никто не думал. Тут ТАКОЕ творилось! И не только в кремле.

Понимая, что Патриарх Иов венчать его на царство не станет, Василий Шуйский озаботился сбором архиерейского собора. Заранее. После первого же приема в кремле разослал приглашения. Не все отозвались. Не все захотели. Не все успели. Но на безрыбье и чебурек за колбасу сойдет.

Законным получился собор? Не законным? Какая разница? Главное – созвали.

Так что, к обеду 1 февраля 1608 года на Руси образовалось сразу два Патриарха: Иов и Игнатий.

Низложить Иова архиерейский собор не решился, положившись на Шуйского, что запер его и держал на голодном пайке. Авось помрет в скором времени и проблема разрешится. Официальная версия такого поступка – слабое здоровье Иова. Дескать, он более не в состоянии исполнять свои обязанности. А Патриарх нужен.

Игнатий был греком, родившийся на Кипре. Византиец до мозга костей. Получил епископство на Кипре. После его завоевания османами – бежал в Рим, оттуда на Афон, где ему опять выделили маленькое епископство. На Русь прибыл в 1595 году в составе миссии Константинопольского патриархата для возведения в сан Иова – первого Патриарха Москвы и Великого Российского царствия. Да так и остался. Принимал участие в венчании на царствие Бориса Годунова. В 1602 году получил назначение митрополитом Рязанским и Муромским, однако, Москвы так и не покинул – понравилось вариться в переплетении интриг.

Почему Игнатий был крайне удобен для Шуйского в сложившейся ситуации? Очень просто. Дмитрий в своей публичной риторике обвинил во всех бедах Руси – «греческих советников», что смущали умы многих правителей. Сначала, пока существовала Византия, «греческие советники» действовали в интересах Константинополя, которому была не нужна сильная Русь. Потом, когда Византия пала – в интересах своего нового господина – османского султана, которому тот же Афон добровольно присягнул за несколько лет до падения Константинополя в 1453 году. Османам ведь тоже была не нужна сильная Русь, вот через своих людей и проводили диверсии. И Игнатию, как и многим представителям православного духовенства, такой подход Императора был не по душе. Особенно в связи с тем, что Дмитрий выступал публично с обвинениями и печатал их в книгах. Да так складно и грамотно, что и не оправдаешься. Даже возразить по существу не получалось.

Ситуацию усугубляло еще и то, что обычным людям всегда нужен простой и понятный враг, чтобы не глядя списывать на него все свои беды и провалы. Вневременная классика: «Кошка бросила котят? Это Путин виноват». Так почему бы им не оказаться грекам? Высокие-то материи их практически не волновали. Из-за чего на Руси к грекам вообще, и к православному духовенству в частности, стало расти недоверие.

Таким образом, Игнатий оказывался естественным союзником Василия Шуйского, политической программой которого было стремление «вернуть все в зад». Ведь только в союзе с ним можно будет предать Дмитрия анафеме и постараться изъять все богомерзкие книги, напечатанные им. А потом сжечь!

Однако избрание нового Патриарха не удалось должным образом отметить. Часа не прошло, как в город вошли махновцы. Ну, то есть, отряд поместных дворян под руководством Карпа Никанорова сына по прозвищу Махно. Он был из бедных родов поместных, но весьма одарен от природы и популярен, вот его на общем сборе и выбрали командиром. Непростая же ситуация, не до местничества.

Отступая от Серпухова, помещики, перешедшие под Коломной или ранее на сторону Герая, не все рассеивались – убегая по домам. Какое-то стихийное ядро осталось – примерно в тысячу сабель. Вот оно-то и подошло к Москве, не решаясь зайти. Свою ошибку в выборе стороны они уже осознали. И ясно понимали – судьба их ждет не завидная. А тут еще мятеж в Москве, о чем они узнали от эмиссаров Шуйского. Да, побили тех нагайками, прогнав. Но этого было безмерно мало для реабилитации. Поэтому на общем сходе решили – идти в бой и попытаться помочь Государыне-Императрице, надеясь, что это смягчит сердце Императора. Жена ведь, да с ребенком малым. Должен простить измену.

Сказано – сделано.

Выбрав себе предводителя и меньших командиров, эта толпа безродных помещиков навязала на рукава красные тряпицы и вступила в Москву. Вступая в бой. Почему безродных? Потому что всего одно – два поколения, редко больше в этом положении пребывали. Многие дома были верстаны Иваном Грозным в ходе Ливонской войны для восполнения пресекшихся родов помещичьих.

Этот шаг стал настоящим сюрпризом для Шуйского, заставив его временно ослабить натиск на «кремлевских сидельцев».

Сколько у него было сил?

После ухода Дмитрия и Мстиславского в поход в первых числах декабря в городе еще оставалось около трех тысяч стрельцов. Не все из них поддались на уговоры Шуйского. Однако примерно половина – его поддержала. И приняла на себя всю тяжесть урона во время первого штурма кремлевских укреплений. К 1 февраля же Василий располагал всего пятью сотнями стрельцов.

С помещиками ситуация была много лучше. Одним из основных способов уклонения от похода было опоздание. Вот они и опаздывали. Дмитрий с Мстиславский за порог, а они в гости. Здравствуйте, значит. Службу прибыли нести. Разместились и на кошт казенный встали. Все как полагается. То, что их не дождались – не их вина. Они пришли, они служат. Таким образом, к началу мятежа в Москве уже имелось около пяти тысяч помещиков, которые в полном составе перешли на сторону «законного Рюриковича», то есть, Шуйского. После серии боевых столкновений и потерь их число уменьшилось до четырех тысяч.

И вот против этих четырех с половиной тысяч и выступили махновцы своей неполной тысячей. Их преимущество было во внезапности и концентрации. Кроме того, многие люди Шуйского откровенно напились, пользуясь обстоятельствами и его щедростью. Так что, удар оказался неожиданно сильным и успешным. Они практически пробились к кремлю!

Но силенок оказалось маловато.

Шуйский взял руководство обороны в свои руки и очень быстро загнал их на стихийные баррикады, сооруженные махновцами из повозок и саней поперек улиц. Оттуда они били с трофейных пищалей и отмахивались копьями, отражая натиски. Их попытались образумить и уговорить, но что новоявленный Патриарх, что Василий, едва живыми ушли. Эти ребята пытались честно отработать прощение. Не уговоришь.

«Праздник жизни» продолжался, наполняясь новыми красками, оттенками и нотками.

 

Глава 9

2 февраля 1608 года, Москва

События, связанные с вступлением в игру махновцев сильно насторожили Василия Шуйского. Да, когда его эмиссары пытались их склонить на свою сторону, те «порадовали» их известиями о разгроме армии Герая при Серпухове. Но тогда ни князь, ни его эмиссары не придали значения их словам.

Почему?

Все просто. Великая победа! Однако Император не поспешил сообщить о ней. Почему он так поступил? Ведь простого гонца в Москву послать – уже довольно. Неужели целенаправленно провоцировал панику и мятеж? Но ведь тут его любимая жена и сын. Было бы странно ими рисковать.

Сейчас же, когда махновцы решились вступить на стороне Императрицы, Шуйский не на шутку напрягся. Зачем им так поступать? Выслуживаются? Может быть. Скорее всего…

Однако из-за их поступка с его войском начались проблемы – поняв, что Император возможно жив и, вероятно, сохранил легион или, хотя бы его большую часть, все мятежники очень серьезно напряглись. И захотели куда-нибудь испариться. Боевой дух? Какой боевой дух? Он исчез как мираж. Если Дмитрий разбил огромное войско Герая, то, что они против него? Пойти и сдаться? А простит? Вообще-то они пытались убить его жену и наследника, разворотили стену кремля и кусок царских палат. Ну и вообще – сделали достаточно, чтобы присесть на кол без лишних разговоров. В лучшем случае. Но умирать они не хотели. Поэтому озлобились и сплотились вокруг Шуйского. Кто-то, конечно, сбежал, стремясь забиться в дальний угол и отсидеться. Большинство же не тешили себя иллюзиями. ТАКИЕ вещи не прощаются.

А что дальше?

Мечты растаяли как дым. И единственным шансом для мятежников стал уход из Москвы… и далее из Руси. Совсем. Куда? Да хоть к Сигизмунду. Тот после разгрома под Смоленском и потери Ливонии отчаянно нуждался в верных воинах. А что может быть лучшей гарантией верности, чем безысходность?

Другой вопрос, что уходить без денег – плохая идея. Можно не дойти. Мятежникам срочно потребовались деньги. Много денег! На Монетном дворе наличности было немного, и всю ее уже конфисковали. Разграбили, то есть. А вот в царских палатах лежало много чего хорошего.

Вот если бы их вскрыть!

Но сил брать их штурмом у мятежников не было. Преторианцы оборону держали крепко. Мало их осталось, конечно, но встречали врагов удивительно метким и частым огнем. А потом и гранатами. Не пробиться.

Поэтому Шуйский решил повторить прием, что в 1605 году применил сам Дмитрий. Только с большим размахом. Вечер повозились, готовясь. А потом начали из-за укрытий, с помощью пращей, закидывать царские палаты дымящимися гнилушками. С самого раннего утра 2 февраля. Еще в сумерках, чтобы преторианцы не мешали этому делу из-за плохой видимости.

Дымовая завеса?

Отнюдь. Шуйский просто хотел, чтобы они все там задохнулись. Насмерть ли или до потери сознания – плевать. А потом, когда все будет кончено, его люди просто растащат гнилушки в стороны, и он сможет спокойно забрать золотые и серебряные монеты, так нужные ему для удачного бегства.

 

Глава 10

2 февраля 1608 года, Москва

Дмитрий еще на подходе к столице увидел отчетливый столб дыма, поднимавшийся со стороны кремля. А потому, плюнув на все, ускорил колонну.

Впереди был авангард из сотни рейтар. Сразу за ней знаменная группа с самим Императором и сопровождающими. Далее восемь сотен гусар и крылатых, и кровавых. А далее повозки, загруженные гренадерами, штурмовиками и егерями. Все налегке. У каждой повозки по запасной лошади тяжелой породы для поддержания тема. Из-за чего пришлось оставить линейные части и огромный обоз с некомплектом лошадей, породивший крайне низкую скорость их продвижения.

Влетев в пределы Земляного города, горнист подал сигнал, и рейтары расступились, пропуская вперед гусар. А те, пришпорив коней, понеслись вперед, снося все и всех на своем пути. Да не по одной дороге, а по трем параллельным. Отдельные выстрелы не изменили ничего. Гусары словно взболтанное шампанское вышибли пробку патрули помещиков из улицы-бутылки, частично втоптав в землю.

Ту-ту-ту! Ту-ту-ту!

Гудели трубачи, обозначая атаку.

Силы, блокировавшие кремль, побежали. Нет, не так. Вскочили и понеслись, сверкая пятками, только лишь поняв, КТО вернулся. Они не успели. Совсем чуть-чуть не успели. Но это уже было не важно.

Бой? Какой бой?

Поместное войско, стоявшее у стен кремля, словно ветром сдуло. Гусары даже порубить никого толком не успели. Тупо не догнали.

А тем временем по улицам Москвы уже марш-броском бежали гренадеры, штурмовики и егеря. Они бодро высыпали из фургонов до въезда в город и «выжали тапку в пол». Так было проще и быстрее. И, пока гусары с рейтарами наводили конституционный порядок, круша и убивая все подряд, они успели подойти и сходу вломиться в проход, образованный обваленным участком стены.

Выстрелы и крики Василия Шуйского не смутили. Драка-то с махновцами не утихала. Да и занят он был. Увлечен без меры. Человек сто бойцов энергично растаскивали в разные стороны дымящиеся головешки. От царских палат больше не стреляли. А он стоял и предвкушал…

– Легионеры! – Внезапно и как-то удивительно пронзительно крикнул кто-то.

– Император! – Тут же поддержал его крик другой голос, опознав характерный черный доспех с позолотой.

Шуйский развернулся.

Увидел перекошенное от ярости лицо Дмитрия. И все. Финиш. Пуля, выпущенная из пистолета, разнесла ему голову, словно спелую тыкву.

– Убить всех! – Прорычал Дмитрий.

Командир егерей выкрикнул команду. Стрелки выскочили вперед. Вскинули штуцера. И по свистку дали залп, положивший большую часть сотни. Убили бы всех, если бы в некоторых тушках по две-три пули не застряли. Погрешности прицеливания. Обычное дело.

Еще свисток.

И в бой вступает тяжелая пехота, дающая залп из карабинов.

Двадцать секунд и все было кончено. Противник даже сопротивления оказать не успел.

А Дмитрий, возглавляя колонну гренадеров, уже ворвался в царские палаты.

Они знали, как штурмовать здания. Они знали, как открывать закрытые двери. В том числе удачными выстрелами из дробовиков.

Задымленность помещения мешала не сильно. Да, удушливо. Уже немного все проветрилось.

И вот – Императорские покои.

Дверь приоткрыта.

Дмитрий входит и замирает.

– Пройтись по палатам. Вынести всех. – Спустя мгновение говорит он.

Гренадеры пытаются пройти вперед, чтобы вынести тела, но Император их останавливает.

– Я сам.

Приказ ясен.

Все быстро рассосались по помещениям, оставив Государя наедине с телами своих близких.

Дмитрий сделал несколько шагов и остановился возле стола. На нем маленькое тельце, накрытое платком. Его сын. Он поднимает ткань и касается совершенно окоченевшего тела. В помещение холодно. Окна все настежь.

Проглотив ком, подошедший к горлу, Дмитрий закрывает сына платком, и идет дальше.

Мама. Она сидит в кресле качалке, сделанном специально для нее, тоже прикрытая платком.

Приподнял ткань.

Встретился с пустым, стеклянным взглядом мертвого человека.

Аккуратно опустил ткань.

А где Марина?

Он прошел в следующую комнату и увидел ее, лежащую на полу в неловкой позе. Видимо упала, потеряв сознание. Она явно держалась дольше всех. Молодой, здоровый организм против малыша и старухи.

Дмитрий замер.

Его грудную клетку сдавила жуткая боль, а на глазах проступили слезы.

Все что он любил, умерло.

Он как подкошенный рухнул на колени рядом с телом женщины и осторожно коснулся ее руки.

Теплая.

Умерла совсем недавно?

Он перевернул ее на спину и пощупал пульс на шее.

Нитевидный. Очень слабый. На грани миража ощущений. Но он был!

Схватив Марину на руки, Дмитрий какими-то дикими скачками бросился на свежий воздух. Вид тот еще. Глаза безумные! Лицо в слезах! А на руках мертвая жена с изрядно посиневшей кожей лица. Ну как мертвая? Для все окружающих. Ибо живые так не выглядят.

Люди, что там уже собрались, отпрянули, боясь приблизиться. Кто-то начал креститься и бубнить молитвы. Состояние Императора не предвещало ничего хорошего. Ну вообще ни разу.

Гусары уже подтащили к месту событий освобожденного им Патриарха Иова, который от «ласкового» обращения едва ноги волочил. Иезуит Муцио прискакал сам – сразу же, как услышал трубу, так и бросился к кремлю, дабы засвидетельствовать свою верность и преданность. Ну и других много было. Купцы там, к примеру.

И вот, на их глазах Император бережно кладет на несколько сваленных шуб труп своей жены. А потом начинается «откалывать» натуральное шоу.

Мощные легкие Дмитрия выдыхая Марине в рот воздух, ее чуть ли не раздували. А потом движением руки, надавливающей ей на грудную клетку, он обеспечивал выдох. И снова – вдох – выдох. Император подумал, что главное сейчас это провентилировать легкие, очистив их от угарного газа. Пусть туда больше нормального воздуха. Ну, он просто ничего другого не умел, да и не знал, как иначе откачивать человека в такой ситуации. Не медик же. Его знания в этой области знаний ограничивались отрывочными сведениями из сериалов в духе доктора Хауса.

Для окружающих все это действо было совершенно непонятно. Они не знали ничего ни про искусственное дыхание, ни про реанимацию. А про массаж сердца и подумать не могли. Даже смерть нередко толком диагностировать не могли.

Впрочем, кроме крайне необычного занятия, считай издевательства над трупом, их удивлял и даже пугал поток слов, который генерировал потерявший самоконтроль Император. В промежутках между попытками «надуть шарик».

Дмитрия несло. Сознание и подсознание из-за сильнейшего нервного потрясения переплелись, породив удивительно причудливые конструкции.

Патриарх Иов смотрел на Императора с искренней жалостью в глазах. Он прекрасно знал, КАК Дмитрий любил Марину. И все это… это было большой трагедией не только для него, но и для державы, потому что предсказать поведение Государя теперь – крайне сложная задача. Да и крови явно будет много. Очень много.

Смотрел и недоумевал от того, что тот лопочет. Не все слова он понимал. Но оно и понятно. Однако кое-что он осознавал, приходя в исступление и опасаясь – не тронулся ли умом Дмитрий. Ну скажите на милость, кто в здравом уме будет угрожать Всевышнему насадить его афедроном на корень какого-то дерева Иггдрасиль, если тот немедленно не явит свою милость? И что это за дерево такое? И почему Император призывает бешенство на голову вшей, проживающих в промежности какого-то непонятного сына одноглазого Дурина? Или кто такой Нер’зула, которому Дмитрий обещает напихать полный рот козявок?

Он встретился взглядом с командиром гренадеров.

Кивнул в сторону монарха. Дескать, надо помочь человеку.

И в этот момент раздался нервный хрипящий вздох, который, казалось услышали все. Замерев. А спустя пару мгновений Марина разразилась тяжелым, нехорошим таким дерущим кашлем. Да таким, что из глаз слезы брызнули.

Прокашлялась.

И тяжело задышала с хрипящими и свистящими призвуками.

Слегка приоткрыла глаза и мутным взором повела по сторонам. Закрыла. Снова открыла. Прищурилась, фокусируясь на силуэте перед собой.

– Ты тоже умер? – Едва слышно спросила она.

– Я тоже жив, – улыбнулся Дмитрий, сияя и сгреб ее в охапку.

Она снова зашлась нехорошим кашлем.

И тут Император вспомнил, что где-то слышал, что при отравлении угарным газом могут быть проблемы с легкими. Например, тяжелое воспаление легких. Да и валялась она в холодной комнате на полу непонятно сколько времени.

«Да! Аптечка!» – вспыхнуло у него в голове.

Конечно, там все лекарства на грани срока годности или его проскочили. Но лучше все же попробовать скормить ей какой-нибудь антибиотик, чем смотреть на ее медленное угасание от этой болезни. В XVII веке воспаление легких это почти гарантированная смерть. Особенно в таком контексте.

Он вскочил, удерживая Марину на руках.

И замер.

Люди, что его окружали, стояли на коленях, истово крестились и смотрели на него ТАКИМИ шарами, ну, то есть, глазами, что не передать. Казалось, они вот-вот лопнут от расширения. Секундное замешательство. И тут он осознал, что только что произошло. Все ведь посчитали Марину мертвой. Такой вид. Не дышит. Труп трупом. А он взял… и воскресил ее. Для пусть и шапочно, но верующих людей – еще то потрясение.

Очень неловкая ситуация.

Но разбираться он будет потом. Сейчас же главное – закрепить успех и удержать на этом свете Марину.

О! КАК выполняли его поручения!

Люди порхали на какой-то удивительной тяге!

Как быстро все находилось и делалось!

А Иов, несмотря на свое плохое самочувствие, под ручку с Муцио, практически не отходили от Дмитрия ни на шаг. Молча и благоговейно смотря на него.

Даже когда он нервно потрошил свою аптечку, раскидывая таблетки и капсулы с лекарствами, они их не замечали. Совсем. Вообще.

К счастью, кое-какие антибиотики удалось найти. И вот, укутанная Марина, попив горячего чая с медом и приняв лекарства пригрелась на мягкой постели. А Дмитрий – рядом. Прижал ее к себе… и боялся отпустить. Вдруг снова что случится?

– А можно послушать ту музыку? – Тихо спросила она.

– Какую? – Не сразу, сообразил Император.

– Ну… ту… – сказала она, силясь вспомнить названия.

Государь чуть-чуть потупил. Вспомнил, о чем речь. Сбегал во все еще воняющие дымом палаты и, достав из тайника «Дары волхвов» вернулся. Иов и Муцио не желали никак покидать августейшую чету. Ну и для вида молились.

Он снова подсел к ней. Достал смартфон. Включил его. Воткнул наушники. Глянул на немного оттаявших и пришедших в себя иерархов. Вытащил наушники. И, выкрутив громкость на максимум, включил музыку. Композицию Start Sky, которая так понравилась Марине. Иерархов нужно было дожимать, раз уж такое дело…

 

Эпилог

21 сентября 1608 года, Эскориал

Зал был полон людей. Из далекой дикой Московии вернулся посол, а значит, была возможность узнать какие-то необычные новости. Филипп III, его супруга Маргарита Австрийская и фактический правитель Испании 1-ый герцог Лерма Франсиско Гомес де Сандоваль-и-Рохас заняли самые «козырные» места. Остальные разместили в этой галерее как смогли.

Несколько красочных вступительных фраз и посол перешел к самым интересным частям доклада.

– А вы уверены, что там было именно стотысячное войско? – Скептически поинтересовался Франсиско.

– Я тоже сильно усомнился в этом. Поэтому послал своих людей все проверить. Они застали у Серпухова, Коломны и Тулы рытье котлованов для братской могилы и ряды обнаженных, промороженных тел. Их стерегли от диких животных, но закопать не успели – очень холодно, земля крепка, словно камень в такие холода.

– И там было сто тысяч трупов? – Удивился Филипп.

– Нет, Ваше Величество. Мои люди, следуя строгим указаниям, посчитали покойных по головам. Получилось восемьдесят две тысячи пятьсот тридцать один человек. Еще сколько-то тысяч, по свидетельству очевидцев, ушло под лед у Коломны. При таких потерях, совершенно очевидно, что армия, пришедшая с крымских ханом, насчитывала более ста тысяч человек.

– Поразительно! – Воскликнул король.

– Именно так, Ваше Величество. Особенно учитывая то, то у Императора было всего пять тысяч солдат. Из которых восемьсот гусар и сто рейтар, практически не участвовавших в битве. Всю тяжесть сражений вынесли на себе четыре тысячи пехотинцев и артиллеристы.

– Двадцать пять к одному! – Ахнул герцог Лерма.

– Да, – сказал посол и учтиво поклонился. – После победы Император направил в Крым запорожских казаков. Полуостров некому было защищать. Поэтому их набег должен быть невероятно губительным. Оправиться от такого удара Крымскому ханству будет очень сложно. Если вообще получится. Союзники ханства на северном Кавказе оказались в аналогичном положении. Там сейчас начался передел власти – их потрошат соседи. А значит, они не смогут оказать Стамбулу помощь в войне с Персией.

– Славная победа! – Восторженно произнесла королева. – Император не собирается выступать против османов?

– Пока нет, Ваше Величество, – произнес посол. – Не сейчас. Пока он сражался с Гераем, у него в тылу вспыхнуло восстание, поднятое Василием Шуйским.

– Серьезно?! – Воскликнул Филипп. – Но почему?! Он выглядел вполне разумным.

– Имело место досадное недоразумение. Император по какой-то причине не послал в столицу весть о своей славной победе. Вот все и подумали, что он либо погиб, либо скоро будет убит превосходящими силами. Василий вступил в конфликт с супругой Императора. Она была законной Государыней, но он считал иначе, опираясь на более древнее право. Да и время было сложное. Державе требовалась крепкая мужская рука. Они повздорили. А дальше уже никто не пожелал отступить. Василий поднял против Императрицы войска, собранные им для обороны столицы. Попытался взять укрепленный Императорский дворец. Но не удалось. Преторианцы – личная гвардия Императора сумели удержать этот рубеж обороны и уничтожить его артиллерию. После чего он устроил изрядное задымление и стал травить защитников дворца дымом.

– О Боже! – Воскликнула королева. Она хорошо знала Василия и не ожидала от него такого поступка.

– В дыму погибли мать Императора, его сын и жена. Однако жену он воскресил…

Долгая вязкая пауза.

Все в зале медленно-медленно переваривали услышанное.

– Что? – Наконец переспросил герцог Лерма.

– Воскресил. На глазах толпы и церковных иерархов. Там присутствовал Патриарх Москвы и всея Руси и Отец Муцио – высокопоставленный представитель ордена иезуитов. От него, кстати, у меня с собой и письменное свидетельство о происшедшем, дабы никто не усомнился.

– А ты там был? – Спросила Маргарита Австрийская.

– Конечно. Все произошло на моих глазах.

– И… как это было?

– Странно… – чуть подумав, ответил посол. – Император выскочил из дворца сам не свой с ее бездыханным телом на руках. Положил на землю и начал делать что-то непонятное. Вдыхал ей в рот воздух. Как-то странно давил на грудь. Нам всем показалось – он с ума сошел от горя.

– А молитвы? Молитвы Господу он возносил? – Уточнил король.

– Молитвы? – Задумчиво переспросил посол. – Да, наверное, ЭТО можно назвать молитвой. Он не просил Бога явить милость. Он угрожал ему расправой, если тот этого не сделает.

– Что?! – По залу прокатилась волна удивления.

– Отец Муцио говорит, что Господь, видя столь тяжелое горе, решил сжалиться над ним, явив свое человеколюбие и милосердии. И, в тот самый момент, когда Патриарх уже начал предпринимать какие-то действия, чтобы прекратить это безумие, Марина ожила. Хрипло вздохнула и зашлась кашлем. Говорят, она потом болела. Не каждый день же умираешь. Но уже спустя пару месяцев выглядела вполне здоровой и свежей.

– Это какая-то страна чудес, – покачал головой Филипп.

– Дальше творились дела не менее значимые, – продолжил посол. – Там ведь часть иерархов Русской православной церкви поддержали Шуйского, избрав воровским способом нового Патриарха. Незаконного, разумеется. Вот Император и созвал Поместный собор, на котором произошло масса странных вещей… – произнес посол, начиная удивительное повествование.

Для начала Поместный Собор признал незаконным избрания Игнатия, лишив его не только патриаршего сана, но и вообще – духовного. А вместе с ним и всех иерархов, что голосовали за него на том Воровском архиерейском соборе. То есть, вывели из-под юрисдикции церковного суда, позволяя Императору их достойно наказать. А сверх того еще и анафеме предали. На всякий случай.

Не медля, в тот же день, всех осужденных на смерть по «делу Шуйского» раздели и погребли заживо в общей братской могиле. Вместе с князем. Вышло в духе княгини Ольги, что погребла живьем послов древлян за убийство мужа. Жуткая смерть, но вполне ожидаемая. Мало того, на время ее проведения Поместный Собор был прерван. Чтобы посмотрели да подумали над своим поведением.

Одновременно с этим были зачитаны приговоры всем осужденным, как пойманным, так и сбежавшим. Именно тот день ввел в уголовную практику Империи Русь такое явление, как экстерминатус, под которым подразумевалось поражение во всех правах и конфискация в пользу короны всего имущества с вырезанием рода. Именно такому удару был подвергнуты, например, дома Романовых и Шуйских. Да и вообще – конфискаций в пользу короны было много. За дело, разумеется. Например, из пятнадцати тысяч семей поместных дворян свои владения сохранило только одна тысяча семьсот двенадцать. А бояр, так и вообще из трех десятков осталось всего четверо…

На следующий день продолжили заседание иерархов.

И сразу же, по настоянию Патриарха Иова, Собор освидетельствовал воскрешение, признав его чудом. А потом, без раскачки перешел к программе церковных реформ, выдвинутых Дмитрием.

Ключевым пунктом преобразований стало осуждение иосифлян как ересь и утверждение «не стяжательства» новой церковной доктриной. В ее осуществление ¾ церковных владений отходило короне без каких-либо компенсаций. Ибо они «отвлекали клир от борьбы за спасение душ». Самых разных владений, как земельных, так и прочих. Например, в ходе борьбы со стяжательством, казне передавалось огромное количество книг, древних свитков, монет, украшений и драгоценной посуды. По самым скромным оценкам только изделий из драгоценных металлов там получалось на сумму свыше пятнадцати миллионов рублей. Новых рублей. Очень непросто дался церковным иерархам этот шаг. Многие всей душой были «против», но перечить не посмели. Только не после воскрешения, жуткой казни вчерашних иерархов и удивительных военных походов.

На фоне этого фундаментального и переломного момента в судьбе Русской православной церкви принятие ею Новоюлианского календаря с установкой летоисчисления от Рождества Христова было сущей мелочью. Как и утверждение Нового года в день Рождества. То есть, Поместный собор постановил 25 декабря 7117 года от сотворения Мира по Византийскому счету считать 1 января 1609 года от Рождества Христова, а Рождество с тех пор праздновать с 31 декабря на 1 января.