ГЛАВА 1

Александр Егорович Тимашев взволнованно шел по коридору Большого Гатчинского дворца, прижимая к себе толстую папку. Первое заседание Государственного совета в новом статусе вызывало тревогу, тем более что Его Императорское Величество, Александр III разительно отличался от своего отца как манерами, так и репутацией. Настолько сильно, что про него даже шутки и анекдоты старались не отпускать. Конечно, за такие мелочи никого не наказывали, по крайней мере, Александр Егорович о подобном не слышал, но чиновники высокого ранга считали столь фривольные высказывания совершенно излишними.

Тимашев вошел в кабинет, где уже практически все собрались. Быстро прошел к своему месту и сразу же зарылся в бумаги, освежая в памяти материалы своего доклада. Так деловито, что со стороны и не скажешь, что он когда-то занимался чем-то другим. Александр Егорович отвлекся лишь единожды, бросив недолгий взгляд на Путятина, сидевшего как будто в тени с легкой блуждающей улыбкой на лице. Глава контрразведки наблюдал за ними так, будто он сытый кот, а перед ним возятся мышки. «Не нравится мне этот взгляд… что-то он задумал… или не он», — пронеслось в голове у Тимашева, но развить свою паранойю он не успел, так как прибыл виновник торжества, то есть Александр.

Его Императорское Величество влетел в кабинет столь стремительным шагом, что не все чиновники даже успели встать в приветствии.

Тимашев еле заметно вздохнул. Приход Александра к власти переменил очень многое. Раньше, при прошлом Императоре, так никто ходить и не мыслил, почитая за «невместное» поведение. А сейчас, появись ты в коридорах, шагая «по-старому», тебя иначе, как «парализованным бакланом», и не назовут. За глаза, конечно. «И откуда люди набрались таких вульгарных мыслей?» — думал Тимашев. К его печали, походка стала не единственной неприятной особенностью «новой метлы». Большая часть государственного бюрократического аппарата бросилась перенимать привычки Императора, без оглядки и разума. Стараясь угодить или отметиться перед августейшим ликом. Смешно сказать — атлетикой и целым перечнем других полезных для здоровья вещей стали «увлекаться» даже самые отпетые лежебоки. «Раньше они с дивана-то вставали с трудом, а теперь вон — в залах занимаются, спуская по три пота». Это поведение безмерно удивляло Александра Егоровича, уж больно диковинным и непривычным оно казалось. Ведь раньше Император ежели чем и увлекался, то это было его личным делом. По большому счету всем было плевать на этот вопрос. «А теперь…» — Тимашев вновь вздохнул, наблюдая за тем, как одно появление Императора навело порядок и придало жизненного «огонька» всем присутствующим, Даже ему.

Впрочем, Александр не очень радовался подобному поведению чиновников. Можно даже сказать, что он раздражался. Тем не менее, по возможности, старался не мешать народу «сходить с ума», заявляя, что «это сумасшествие хотя бы полезно для здоровья». По крайней мере, в вопросах здорового образа жизни и таких увлечений, как верховая езда, стрельба, фехтование и прочее.

Многое переменилось за недолгое время правления нового, тринадцатого Императора. Уже теперь, спустя всего лишь квартал, к удивлению окружающих, выяснилось, что для явления трусости и глупости перед лицом Хозяина требовалось быть очень смелым человеком. Он не любил ни тех, ни других. Органически не переваривал. Поэтому Александр Егорович готовился к каждой встрече как к решающей битве, почитая ее столь важной, будто в ней решается исход не только его жизни, но и будущее всего человечества. Только такой подход и помогал. Ему каждый раз было страшно. До дрожи, которую он едва сдерживал. Особенно в те моменты, когда его взгляд сталкивался с глазами Императора. Но некая возбужденность и взвинченность вкупе с правильным настроем позволяли не пасовать перед лицом столь грозного и опасного человека. Видит бог, Тимашев не желал становиться министром внутренних дел, но не сумел ответить отказом на прямое предложение. Отказать Ему осмеливались лишь немногие, особенно после той жуткой, кровавой осени… страшной осени.

— Итак, товарищи, с вашего позволения я начну наше заседание. Первое в этом году. Думаю, вы все в курсе текущих перестановок, поэтому предлагаю сразу перейти к делу. Александр Егорович, начинайте. Вы, если мне не изменяет память, подготовили отчет о текущем состоянии Санкт-Петербурга?

— Совершенно верно, Ваше Императорское Величество. Мне развернуто доложить или ограничиться общим выводом?

— Давайте начнем с выводов, а если коллег что-нибудь заинтересует, думаю, они зададут уточняющие вопросы.

— Хорошо. Итог ревизии ужасен. В ходе летней попытки государственного переворота и последующих беспорядков уничтожены или сильно повреждены практически все здания, так или иначе используемые для отправления государственной службы. Разгромлены даже музеи. Исключения были, но их немного. Например, здание Адмиралтейства.

— Адмиралтейство совершенно не повреждено? — Александр удивился. — Я, проезжая мимо, видел местами выбитые окна.

— Да, Ваше Императорское Величество, окна действительно были выбиты мятежниками, но в незначительном количестве. Внутрь же не ворвалось ни одного бандита. Личный состав служащих Адмиралтейства и ряд моряков, в том числе отставных, стояли насмерть. Я сам не видел, так как в те дни меня не было в Санкт-Петербурге, но поговаривают, будто все подступы к Адмиралтейству были завалены трупами.

— Алексей Петрович, — обратился Александр к Путятину, — вы что-нибудь слышали о боях у Адмиралтейства?

— Да, Ваше Императорское Величество, Александр Егорович верно говорит. Капитан второго ранга Артемьев смог собрать отставников и организовать оборону. С июля по октябрь Адмиралтейство не подчинялось никому, отражая все атаки разнообразных банд. Конфисковав из разгромленных казарм гвардейских частей легкие полевые орудия, они отстреливались картечью. На подступах к Адмиралтейству действительно погибло очень много разного лихого люда. Ходят слухи, что англичане планировали штурм этого здания, но, к сожалению, подтвердить подобные сведения очень сложно.

— А этот капитан выжил?

— Да, Ваше Императорское Величество.

— Пригласите его ко мне, хочу с ним побеседовать и лично поблагодарить за добрую службу Отечеству. Также составьте списки всех отличившихся гражданских, отставных и служилых. И вообще, Алексей Петрович, подготовьте мне подробный отчет по подобным инцидентам. Я хочу отметить всех, кто проявил мужество и твердость духа в то непростое время.

— Будет исполнено, Ваше Императорское Величество.

— Александр Егорович, продолжайте.

И Тимашев продолжил. Пройдясь по всем ключевым зданиям, которые использовались для правительственных и августейших нужд, оказалось, что почти все подлежат сносу. «В строю», кроме Гатчинского комплекса и Литовского замка, оказались только Адмиралтейство, Петропавловская крепость и Кронштадт. Да еще несколько местных отделений полиции. Все остальное было разгромлено и сожжено. Так, например, на месте Зимнего дворца и Петергофа лежали обугленные руины, которые лишь местами красовались фрагментами устоявших в пожаре стен.

— Итак, Александр Егорович, давайте подведем итог этому вопросу. Как вы думаете, сколько потребуется времени и денег для восстановления наиболее важных правительственных зданий?

— Я думаю, Ваше Императорское Величество, что потребуется не менее трех лет и от пятисот миллионов рублей серебром.

— Прилично. Ускорить это как-нибудь можно?

— Не думаю, я и так озвучил очень оптимистичный прогноз. Боюсь, что в три года строители вряд ли уложатся и им потребуется четыре, а то и все пять лет. Город такого удара никогда не переживал.

— Хорошо. — Александр выдержал паузу, обводя глазами всех присутствующих. — Предлагаю вам обсудить перенос столицы из Санкт-Петербурга в Москву.

«Как перенос?», «Почему?» — сразу начали доноситься с реплики из разных концов кабинета.

— Ваше Императорское Величество, — аккуратно спросил Тимашев, когда члены Государственного совета успокоились, — а зачем нам переносить столицу в Москву?

Тезисы прозвучали разные, как за перенос, так и против него. После жаркой дискуссии черту подвел голос Императора, заявившего, что стратегическая уязвимость столицы недопустима. По крайней мере, события 1867 года ясно и четко показывали всю ущербность прибрежного расположения столь важных городов. Мало того, ссылаясь на осаду Севастополя 1854–1855 годов, Александр описал всем присутствующим несколько довольно простых схем десантных операций в обход пушек Кронштадта. На этом этапе контраргументы и закончились.

Не все оказались довольны итогом беседы, но объективных причин воспротивиться переносу столицы из Санкт-Петербурга в Москву через сорок минут диспута просто не осталось.

— Хорошо, товарищи. С этим вопросом мы закончили, Павел Георгиевич, подготовьте все необходимые бумаги мне на подпись. — Дукмасов кивнул и сделал пометку у себя в блокноте. — Итак, переходим к следующему вопросу — Земский собор. Павел Дмитриевич, вы готовы?

— Конечно, Ваше Императорское Величество. — Киселев слегка поклонился и начал свое выступление.

Оказалось, что проект Земского собора Саша обсуждал с Павлом Дмитриевичем уже давно и по этой причине он был прекрасно проработан. Поэтому до всех присутствующих быстро и легко дошла главная мысль, высказанная Киселевым между строк — Александр планировал использовать этот собор для каких-то своих целей. И каких именно — никто сказать точно не мог. В то время как Император лишь улыбался и отшучивался формальной фразой, будто бы он желает посоветоваться. Поэтому, зная о намерении созвать Земский собор заранее, все участники Государственного совета приняли для себя решение просто подождать и посмотреть, что будет. Впрягаться в очередную авантюру Александра никто не хотел, опасаясь попасть под раздачу.

— И, Павел Дмитриевич, по первой же воде отправляйте малую эскадру из трех судов в Тихий океан. Я хочу видеть по представителю от каждого уезда не только из Европейской России, но и вообще со всех ее земель. Особенно обратите внимание на княжество Окинава, Гавайское королевство и Намибию.

— Позвольте уточнить, а кого брать в Намибии? Там же только наши солдаты и туземцы.

— А что, говорящих по-русски туземцев нет? Возможно, мне изменяет память, но мне докладывали, что Боткин организовал при форте Солнечный школу. Виктор Вильгельмович? — Александр вопросительно поднял правую бровь и посмотрел на главу своей разведки.

— Ваше Императорское Величество, совершенно точно, организовал. При ней учатся жены личного состава экспедиционного корпуса, набранные среди местного населения, и дети вождей всех племен, которые кочуют по русской Намибии.

— Дети? Какого они возраста?

— Есть и подростки, есть и вполне взрослые.

— Отменно. Передайте Сергею Петровичу, чтобы переговорил с их родителями и направил делегацию в Москву на Земский собор. Никакой колонии в традиционном понимании этого слова в Намибии не будет. Это теперь наша земля и наши подданные. Да, негры. Да, находящиеся на уровне развития каменного века. Но их нужно потихоньку подтягивать в единую семью Российской империи. Отпишитесь об этом особенно. Кстати, напомните мне, чем закончилась эпопея с присвоением Боткину ордена Святого Владимира? — Александр обвел всех присутствующих глазами, но встретил лишь растерянность. — Значит, так Алексей Петрович, вы лично отвечаете за этот вопрос. Даю вам неделю на то, чтобы разобраться в истории этого награждения. Хм… там, если мне не изменяет память, также фигурировали иные поощрения для членов его экспедиции. Как я понимаю, они произведены не были. Поэтому мне нужен подробный доклад о том, по каким причинам это произошло. С именами, Алексей Петрович, и степенью вины. Вам ясна задача?

— Да, Ваше Императорское Величество. — Путятин даже встал и вытянулся по струнке, видя, что Александра очень сильно разозлило столь нерадивое отношение к доверенному делу.

— Хорошо. Кстати по поводу Земского собора, с прусских и австрийских земель, Финляндии, Кавказа и всех казачьих войск тоже надобно собрать представителей. Павел Дмитриевич, подготовьте мне на утверждение всю необходимую документацию. Нужно уже начинать. Страна у нас большая, можем не успеть из каких-нибудь глухих мест делегатов пригласить. И вот еще что, Павел Дмитриевич, непременно свяжитесь с Алексеем Васильевичем Оболенским и обсудите с ним хозяйственно-бытовые вопросы. А потом, как определитесь с залом и размещением делегации, сразу ко мне на доклад.

— Хорошо, Ваше Императорское Величество.

— Так, — задумался Александр. — Осталось определиться с датой. Предлагаю первое ноября 1868 года. Кто-нибудь возражает? — Он обвел взглядом присутствующих и подытожил: — Значит, на этом числе и остановимся. И переходим к следующему вопросу — коронация. Я надеюсь, все присутствующие в курсе того, что Петр Шувалов, убегая из России, прихватил с собой императорские регалии. Прошу высказывать по этому вопросу свои соображения. Что делать будем?

— Ваше Императорское Величество, может быть, стоит воспользоваться шапкой Мономаха? Заявив, что это более древняя традиция, и подчеркнуть тем самым преемственность от Рюриковичей? — подал голос Дмитрий Милютин.

— Дмитрий Алексеевич, но ведь шапка Мономаха — это не императорская, а царская регалия! — возразил Тимашев. — Не даст ли это повода нашим противникам говорить, что Его Императорское Величество отказался от короны Императора, возвращаясь к старым царским традициям?

— Верно, Александр Егорович, нам нельзя давать такие поводы. Империя должна двигаться только вперед.

— Ваше Императорское Величество, — взял слово фон Валь, — а может, нам попробовать найти Шувалова? Думаю, мы сможем убедить его нам все вернуть.

— Для начала нам нужно его найти. Я убежден, что Великобритания причастна к его исчезновению. Или, может быть, вы знаете, где его искать?

— Не знаю, но догадываюсь. Убежден, в Европе его нет. По косвенным данным, которые мы собрали, он смог уехать с довольно значительной суммой денег. Зная характер Петра Андреевича, он вряд ли засел в какой-нибудь глуши. За пределами Европы мест, где можно жить на широкую ногу, немного. И затеряться в тех местах весьма затруднительно. Я предлагаю направить несколько экспедиций.

— Вы можете обозначить сроки?

— Со сроками сложно. Боюсь, что раньше чем через год, у нас никаких результатов не будет.

— Ясно. — Александр задумался и спустя минуту прервал гробовую тишину кабинета: — Безусловно, отправляйте экспедиции. Снабдите их всем необходимым. А мы поступим следующим образом — я доверю Овчинникову изготовление новых регалий. Это займет время…

Беседовали еще достаточно долго. Лишь под самый конец, когда все участники безмерно устали, дискуссия добралась до весьма любопытных и, казалось бы, малозначительных вещей, как именование и состав Императорской фамилии. В частности, Александр заявил, что считает необходимым вообще упразднить категорию фамилии для императорской династии, оставив именование представителей только по имени-отчеству. А в династических книгах вернуться к древней традиции указания наиболее влиятельных марок, которые и будут заменять собственно фамилию. Таких прецедентов в истории было очень много. Например, Карл Смелый Бургундский или Михаил Ярославич Тверской и так далее. Поэтому никто в Государственном совете особенно возражать не стал. Да и какой смысл перечить Императору в таких бессмысленных деталях? Пусть тешится себе на здоровье. Хоть кактусом пусть называется, лишь бы быстрее конец этого затянувшегося совещания.

Увидев, что совет уже окончательно «спекся» и потерял боевой дух, Александр решил продолжить тему реформирования Императорской фамилии и вынес на обсуждение изменение ее состава. В частности, предложил оставить в ней только императора, императрицу, вдовствующую императрицу, братьев и сестер императора да его детей. Всех остальных же выводить просто в отдельный светлейший княжеский род Романовых. Этим шагом Александр разом вычеркивал из списка Императорской фамилии всех детей Константина и Михаила Николаевичей, а также будущих детей своего болеющего брата Владимира Александровича.

Зачем это было сделано? Дело в том, что на содержание Великих князей Империя тратила весьма значительные деньги, а толку с них не было практически никакого. Мало того, они еще умудрялись подрывать экономику, пользуясь своим высоким положением в ходе широко распространенных финансовых авантюр.

Сохранялся, правда, и обратный механизм. То есть возведение того или иного светлейшего князя Романова в состав августейшей фамилии, в случае если право наследования переходило к нему. Правда, по большому счету и этого делать не стоило, но Саша решил бросить небольшую «косточку» весьма погрустневшему Константину Николаевичу. Дядя был решительно недоволен последним пунктом, обсуждавшимся на Государственном совете, но держался, так как понимал, что Александр в своем праве. Да и вообще, после того как он ввязался в ту авантюру с Шуваловым, Константин Николаевич никак не мог поверить, что избежал наказания. Теперь же, слушая племянника, обретал вместе со злостью некое упокоение, восприняв столь неприятный для себя шаг карой за былые проступки.

Впрочем, даже несмотря на осознание своей вины, Константин Николаевич смотрел обиженно и выглядел надутым. Хотя, конечно, не перечил, ибо отлично понимал, что получил этот удар за дело.

 

ГЛАВА 2

Когда участники заседания Государственного совета наконец разошлись, Великий князь подошел к Императору, все еще просматривающему какие-то бумаги, и посмотрел на него. Ему хотелось что-то сказать, но слова никак не подбирались. Саша мельком взглянул на дядю, вежливо кивнул секретарю на бумаги, встал и приглашающим жестом указал Константину Николаевичу на балкон. И они вышли молча, прикрыв за собой двери.

На улице был легкий мороз, но что Константину, что Александру он казался всего лишь свежестью после душного зала со спекшимся от долгого заседания воздухом.

Великий князь оперся о поручень балкона и молча стал наблюдать за тем, как внизу, во дворе идет суета слуг, подготавливающих экипажи к отъезду. Саша также подошел к балюстраде, глянул туда, ухмыльнулся, повернулся и, опершись на него поясницей, начал разговор:

— Дядя, вы, как я вижу, обижены.

— Что вы, нет, совсем нет, скорее удивлен. Мне казалось, что вы меня простили. Все так неожиданно, — слегка пожал плечами Великий князь.

— Дело не в прощении и не в обиде. Дело в нас с вами, в нашей крови. — Константин Николаевич недоумевающе посмотрел на племянника. — Как бы это лучше объяснить? Хм.

— Вы боитесь того, что я ваши слова кому-то передам? Можете говорить открыто, мне уже ничего не остается, как всецело отдать себя служению Отечеству, дабы обеспечить своих детей и внуков достойной жизнью. — Константин Николаевич усмехнулся. — Иного вы мне и не оставили.

— Но ведь они и сейчас не бедствуют, — слегка настороженно спросил Саша.

— Вот именно, сейчас. Не знаю, что вы задумали, но я вас боюсь. Знаете, иногда мне кажется, будто вы ненавидите всю нашу фамилию.

— Об этом я и хотел поговорить. Вы правы, я очень негативно отношусь к Романовым, и на то есть причины. — Константин встал вполоборота и со всем вниманием приготовился слушать племянника. — Вы ведь уже понимаете, что тогда на мое десятилетие произошло нечто необычное. Что-то, из-за чего я разительно изменился и стремительно повзрослел.

— Да, об этом говорят многие, но в большинстве случаев это только досужие разговоры и сплетни. А что там на самом деле произошло?

— Долго рассказывать, и непросто это все для понимания. В упрощенной форме можете считать некой формой Божьего благословления.

— То есть сплетни не так уж и сильно лгут?

— Дело в том, что тогда я получил некоторые знания, в форме озарения. Именно они мне и позволили сделать все то, что я уже сделал. Или вы думаете, я гений? — Александр улыбнулся. — Я хочу вам объяснить причину моей нелюбви к Романовым. Да и не только к ним, а к любым старым дворянским родам. Ключевое слово — близкородственные браки. Желание удержать влияние внутри семьи привело к тому, что большая часть «голубых кровей» Европы брала в жены своих двоюродных и троюродных сестер. В итоге мы получили массовое вырождение и большое количество самых гадких болезней. Например, вы знаете, что у британской королевы Виктории половина девочек разносят заразу гемофилии? — Константин Николаевич слегка удивился. — А родственный ей Ганноверский дом обладает огромным букетом наследственных заболеваний, например, таких, которые приводят к слепоте и помутнению рассудка. Из-за близкородственных связей, дорогой дядя, произошло вырождение рода Романовых. Многие из нас стали либо глупы, либо больны, либо в букете объединяя и то, и то. Вспомните, кто последний из числа Романовых занимался хотя бы инженерным делом? Правильно — Петр Великий. Даже его внук Петр II через брак с загнившим домом Брауншвейга оказался дурачком. Или взять моего старшего брата Николая — человек с умом выше среднего, но обладал таким слабым здоровьем, что одному Богу известно, как он дожил до совершеннолетнего возраста. Я — божьим провидением исключение из правил. Нужно лечить наш род. Срочно вливая в него наиболее здоровую кровь. Привлекая в постель не родовитых дам, а здоровых, а еще лучше и здоровых, и обладающих какими бы то ни было талантами. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Смутно, — печально и задумчиво ответил Константин Николаевич.

— Вы когда-нибудь сталкивались с коневодством?

— Немного про него слышал.

— Так вот, там очень хорошо показано то, как стоит отбирать и формировать породу. У людей ведь все так же, как у лошадей. Если больная женщина родит от больного мужчины, то вероятность появления здорового ребенка совершенно ничтожна. Посмотрите на владетельные дома Европы. Просто какое-то скопление больных и слабоумных, которых изредка разбавляют люди совершенно средних качеств. Это, конечно, звучит дико, но Романовы сгнили. Сгнила сама их кровь. И если самым решительным образом не взяться за восстановление породы, то уже спустя пару поколений эти дурачки на престоле просто не смогут ничего предпринять и либо станут марионетками в чьих-то руках, либо погибнут, увлекая за собой все государство в пропасть гражданской войны.

— Вы и меня считаете неумным человеком?

— Вас? Нет. Вы обычный человек с обычными способностями, который получил неплохое образование и воспитание. Думаете, почему вас опасался мой папа Вы умнее, и его этот факт невероятно бесил. При всем моем уважении и любви, папа у меня был дурачком. И дед, и прадед. Да, дядя, да. И я бы был дурачком, если бы не то потрясение. Нужно это дело править, и немедленно. Именно по этой причине я решил оградить империю от выродившейся династии с желанием создать новую породу. И вам советую о детях своих позаботиться, чтобы сочетались браком они не столько с родовитыми, сколько со здоровыми. И за будущее их не переживайте. Я знаю все о том, что вы творили в июне-сентябре. Каждый ваш шаг. Но я не собираюсь мстить. В конце концов, родственников у меня осталось очень мало, пусть даже и болезненных. Я пристрою ваших детей к какому-нибудь доходному делу и буду терпелив к их умственным способностям и верности. В пределах разумного, конечно. Так что не переживайте.

Константин Николаевич несколько подозрительно посмотрел на племянника.

— А вы уверены в том, что говорите, про кровь?

— Абсолютно. Впрочем, вы можете все это проверить. По крайней мере, перед вами есть примеры массы европейских дворян высшего света, которые далее кузины или кузена редко брали супругов последние несколько веков. И сравните их с живым умом людей из народа, тех же купцов, которые такими вещами редко баловались.

— А крестьяне?

— Там другая беда — питание. Регулярное недоедание очень негативно сказывается и на здоровье, и на уме. Голод не рождает мудрецов. Вы же в курсе, что сытый голодному не товарищ. Посмотрите на то, что творят взбунтовавшиеся крестьяне в поместьях. В нашей многострадальной стране много проблем. И мы с вами, уважаемый дядя, не самые серьезные.

 

ГЛАВА 3

Тем временем в Лондоне.

— Ваше Королевское Величество, — Бенджамин Дизраэли был сама учтивость, — мы очень вас просим встретиться с Его Императорским Величеством и попросить его быть мягче с заключенными в Литовский замок аристократами.

— Зачем? Ваш предшественник уже совершил грандиозную ошибку, которая стоила жизни моей дочери и моему внуку. Вы хотите ее усугубить?

— Ваше Королевское Величество…

— Бенджамин, — перебила его королева, — Великобритания переживает далеко не лучшие времена. И я не хочу ссориться с Александром. Мне нужно продолжить добрую традицию присяги российских правителей моей фамилии и предложить ему вступить в орден Подвязки. Три Императора подряд! Три! Вы хотите, чтобы мои отношения с Александром так испортились, что он откажется от моего предложения?

— Нет, конечно же, нет, Ваше Королевское Величество. Но разве Александра удержит в рамках приличия присяга?

— Что вы хотите этим сказать? — Королева высокомерно подняла бровь.

— Я хочу сказать, — вкрадчиво начал Бенджамин, — что Его Императорское Величество не следует букве договоренностей, но придерживается лишь собственных интересов. Он очень сильно отличается от своего отца и деда. Этот мальчик ведет себя так, словно он викинг, пират, варвар. Для него слово «честь» совершенно лишено смысла. Простые досужие разговоры ни о чем.

— Я смотрю, вы невысокого мнения о моем зяте, — снисходительно улыбнувшись, сказала Виктория. — Я помню, как он с ротой солдат бросился в бунтующий город спасать брата. Не похоже на поступок бесчестного пирата.

— Что вы, Ваше Королевское Величество, напротив, я о нем самого высокого мнения. В моих глазах этот человек невероятно опасен. Столь лестных формулировок я еще никому и никогда не давал. Решительный военный успех и ряд очень интересных шагов в политическом плане обеспечили ему поддержку не только в армии, но и в широких кругах населения. Александр знал, и мне это достоверно известно, что нами готовится восстание. Знал и без сожаления разменял семью на трон.

— Вы уверены в своих словах? — Виктория грозно вздернула брови.

— Более чем. Мой предшественник очень боялся того, что поставки оружия вызовут удар на опережение со стороны тогда еще цесаревича. Но все обошлось.

— Но почему вы уверены в том, что он все знал?

— Незадолго до конца режима Шувалова тот прислал моему предшественнику очень интересную телеграмму. Ему удалось получить кое-какие сведения от прусской миссии через своих шпионов. Оказывается, еще до прусского ультиматума летом минувшего года Александр сообщал Бисмарку о своих переживаниях относительно восстания. Какого именно восстания — не указывалось. Но все говорит о том, что он имел в виду именно подготавливаемый нами государственный переворот.

— А почему не венгерского?

— Потому что в Венгрии восстание он организовывал сам, и, как вы уже знаете, у него получилось очень неплохо. Венгры наотрез отказались от австрийского подданства и выставили сто пятьдесят тысяч солдат и офицеров, вполне неплохо вооруженных и организованных.

— Это же целая армия! Откуда же они ее взяли? Мне докладывали только о каких-то венгерских повстанцах, вооруженных чуть ли не дрекольем.

— Это как раз тот самый ландвер, который повелел собирать еще покойный Франц-Иосиф в венгерских землях. Правда, еще до распоряжения Австрийского Императора там подсуетился цесаревич. Поставки оружия, организационная работа и прочее. Он раскрыл себя с очень неприятной для нас стороны. Я убежден в том, что Александр все знал, так как сам примерно в то же время занимался чем-то подобным.

— Тогда он получается просто чудовищем! — Виктория отвернулась и стала нервно тереть кисть левой руки.

— Отнюдь. Вы же знаете, что в широких кругах европейской молодежи до сих пор очень популярен культ Наполеона. Студенты и молодые офицеры нередко бредят его лаврами.

— Знаю, и что с того?

— С недавнего времени именно эти студенты и молодые офицеры стали обсуждать не столько почившего Наполеона Бонапарта, сколько Александра. Его любят. Его ненавидят. Но в нем нет ни одной косточки, какую бы ему не промыла эта восторженная молодежь. Во всех европейских армиях в офицерских собраниях с необычайным интересом изучают его наступление на датские оборонительные позиции. По той самой скупой заметке Мольтке и Роона, которую они опубликовали в ряде газет. Я не уверен, что все сказанное там — правда, но это уже неважно. Стали всплывать разговоры о его успехах во время Американской кампании, когда он малыми силами решил исход не только гражданской войны, но и предотвратил высадку французского десанта в Мексике. Вы даже не представляете, какой он вызывает ажиотаж в умах и сердцах молодых людей, не говоря уже о девушках. В их глазах он не чудовище. Отнюдь. И он, я думаю, это знает. И не только знает, но и способствует усилению своей популярности.

— Если все так, — Виктория сморщилась как от зубной боли, — то он не послушает меня.

— Думаю, что он ждет нашего предложения, в противном случае аристократов бы уже давно перевели из Литовского замка, отправив на опыты, или вообще — тихо казнили без лишней огласки.

— Зачем ему все это?

— Боюсь, что он хочет с нами поторговаться. И не факт, что только за этих людей. Он ищет повода для начала переговоров, но самому сделать первый шаг в текущих условиях будет невместно. Александр же формально обиженная сторона, которая должна всячески от нас нос воротить.

— Кстати, а для чего вам эти русские дворяне?

— Мои предшественники потратили многие десятилетия для того, чтобы сформировать в аристократических кругах Санкт-Петербурга сильную проанглийскую партию, через которую мы продавливали интересующие нас решения. Как вы понимаете, подготавливая государственный переворот, мы задействовали практически всех, кто мог нас поддержать. К сожалению, я вынужден признать, что у Александра очень хорошая агентура. Не знаю, лучше нашей или нет, но она очень сильна. В итоге, за октябрь-ноябрь минувшего года практически вся проанглийская партия оказалась в подвалах Литовского замка, причем осужденная на смерть с поражением в дворянском достоинстве всего рода. Если мы не вытащим хотя бы часть, то можно будет констатировать полный провал агентурной работы в Российской империи. Конечно, у нас кое-что осталось, но этих людей очень мало и они боятся. А новых сторонников вербовать сложно уже сейчас, так как внутренняя политическая игра сильно изменилась. В России теперь не только немодно быть англофилом, но и опасно. Не говоря уже о том, что с англофильскими взглядами карьеру при Императоре стало вообще невозможно сделать. Мы должны попытаться сохранить хоть какую-то часть нашего влияния в аристократических кругах Российской империи. Освобожденные дворяне будут нам обязаны всем.

— Я не уверена, что их влияние будет хоть сколь-либо серьезным. Александр же все сказанное вами понимает, если ждет нашего предложения. Зачем ему приближать наших людей?

— Это будет политическим компромиссом. Он же хочет получить довольно внушительные земли, отторгнутые от разгромленной Австрийской империи. Мы поддержим его благие желания воссоединить славянские народы в одном государстве. Ему есть что получить взамен их жизней, возможно даже, с сохранением некоторых постов при дворе.

— Кстати, вы не в курсе, куда делся Шувалов?

— В курсе. Мы выдали ему новые документы на имя некоего Джорджа Эдвардса, уроженца Ливерпуля и подданного вашего величества.

— Он действительно выкрал Алмазную комнату?

— Именно так. К сожалению, где она спрятана, он нам не сообщает, но предоставил часть драгоценностей для королевской сокровищницы. Само собой, неброских, но достаточно интересных.

— Императорские регалии у него?

— Да, но он отказывается их нам передавать. Мы пробовали подкупать его людей, но они тоже молчат. Видимо, понимают, что вся эта шайка погибнет в случае получения нами наиболее ценных экспонатов этой коллекции.

— Может, сдать его Александру?

— Думаю, это преждевременно. Прежде нам нужно выдоить из него как можно больше драгоценностей Он, видите ли, карточный игрок. На это развлечение нужны деньги. И мы потихоньку за треть, а то и за четверть цены выкупаем у него экспонаты Алмазной комнаты.

— Куда вы его поселили? Надеюсь, за пределами Англии?

— Конечно. Сейчас он живет в Кейптауне.

— Что?! — удивилась королева. — А если узнает Александр?

— Как? У него, конечно, есть колония в Намибии, но она относительно изолированно живет от своих южных соседей. Пока нам известно только о том, что Александр наладил прекрасную агентурную работу в России, да и то далеко не везде. Вряд ли он успел оплести своей паутиной весь мир. К тому же, насколько я знаю, Сергей Петрович Боткин выстраивает теплые отношения только с местными дикарями. Его представители лишь изредка посещают с теми или иными коммерческими вопросами Кейптаун или его окрестности.

— И каковы же их коммерческие интересы?

— Они несущественны. Например, курируют строительство легких рыболовных шхун для обеспечения себя рыбой. Побережье Намибии ею очень богато.

— Легкие шхуны? Надеюсь, не с паровыми машинами?

— К сожалению, с ними. Плаванье у берегов Намибии на обычных парусных шхунах крайне опасно из-за ветров и волн. Первые три шхуны нам пришлось переоборудовать из обычных. Остальные строили по новому проекту изначально как паровые.

— Не нравится мне все это. — Виктория задумчиво посмотрела в окно. — Как много их поставлено Боткину? Какую угрозу они могут представлять в случае их вооружения?

— Мы думали об этом, Ваше Королевское Величество. Всего в распоряжении Боткина три переделанные и две оригинальные парусно-винтовые шхуны. Еще три строятся в настоящее время. Как видите — негусто. Вооружить их чем-нибудь внушительным крайне затруднительно, так как конструкция корабля просто будет разрушена отдачей серьезных орудий. Они если и представляют угрозу для нашего торгового флота, то только в качестве призовых судов. Но брать на абордаж в современных условиях стало затруднительно и маловероятно. Особенно клипера. Да и база у них одна, причем плохо укрепленная. Думаю, они никакой серьезной опасности для нашего судоходства не представляют. Платят русские хорошо, поэтому смысла отказывать им — нет никакого. В конце концов, те же самые шхуны они легко смогут построить где угодно. Это же не броненосцы.

— Вы правы, но меня что-то смущает. Впрочем, понадеемся на ваше благоразумие, сэр Бенджамин. И да, потрудитесь известить Александра о моем желании поговорить с ним.

 

ГЛАВА 4

19 января 1868 года поезд Императора Российской империи Александра III Александровича вошел на Николаевский вокзал Москвы. Само собой, КГБ ВКМ все предварительно проверила, сформировав так называемый коридор, который в диапазоне трех часов ограничил движение до и после императорского состава. Это было необходимо для того, чтобы дать определенную свободу графику движения на случай непредвиденных задержек и оперативно проверять пути непосредственно перед прохождением поезда. Например, все мосты в момент их переезда контролировались маленькими летучими отрядами, вооруженными винтовками, револьверами и механическими пулеметами. И это только одна из деталей. Меры по обеспечению безопасности были предприняты совершенно беспрецедентные для тех лет. И они дали свой результат…

На перроне Александр отозвал в сторонку Николая Платоновича Зарубаева, начальника третьего отделения.

— Я слышал стрельбу. Доложитесь о происшествиях.

— Ваше Императорское Величество, из серьезных неприятностей мы смогли предотвратить подрыв двух мостов, двух обычных фугасов и обстрел императорского состава из винтовок с последующей атакой белым оружием. Злоумышленники атаковали поезд охраны, из-за чего попали под губительный пулеметный огонь. Отступающих злоумышленников преследует летучий отряд с тачанками. Личный состав понес потери: трое убито, двенадцать ранено. Задержано тридцать пять человек. Уничтожено семьдесят девять.

— Хорошо. Уже выяснили детали?

— Мы работаем над этим. Дайте нам хотя бы еще двое суток.

— Среди нападающих уже кто-то опознан?

— Да, среди задержанных установлены личности семи человек, у погибших — трех. Один — ротмистр Кавалергардского полка, двое — дети киевских юристов, остальные — студенты.

— Хорошо. Продолжайте работать. По возможности сохраняя товарный вид задержанных «кадров». Ротмистр жив?

— Никак нет. Он возглавлял группу, обстрелявшую поезд из леса, и в числе первых бросился на пулеметы с саблей наголо.

— Киевские юристы… я правильно вас понял? — Александр подмигнул Зарубаеву.

— Совершенно верно.

— Они крещеные?

— Никак нет.

— Ясно. Постарайтесь не распространяться об этой информации. Мне не очень хотелось бы увидеть грабежи и погромы в Киеве. Но с родителями их пообщайтесь. Кстати, эти два «орла» живы?

— Они в полном порядке. Эти ухари шли взрывать мост, дабы задержать подход подкрепления, однако десяток револьверов засадного отряда их так смутил, что они тихо сложили оружие. Видимо, поняли, что никто шутить не собирается.

— Хорошо. Посмотрим, что скажут их родители. Пригласите их для беседы в Москву и запросите у Путятина справку о финансовых возможностях, имуществе, связях и прочем этих киевских… юристов.

— Будет исполнено.

— Хорошо. О, мы уже привлекли к себе внимание. Надеюсь, в Москве меня не ждут заминированные мосты?

— Мы все проверили по ходу следования. Выставили посты и наблюдателей. Никаких происшествий быть не должно.

Александр признательно кивнул Николаю Платоновичу и пригласил его проследовать вместе с ним к делегации встречающих, что жалась бедными родственниками в сторонке.

 

ГЛАВА 5

Париж. 21 января 1868 года.

Особняк Джеймса Ротшильда — главы дома Ротшильдов.

— Альберт, мы рады тебя видеть. — Джеймс довольно улыбнулся и встал навстречу брату, входящему в зал.

— Я вас тоже всех очень рад видеть. — Альберт прошелся рукопожатиями по родственникам и устало упал в кресло. После чего, выдержав небольшую паузу, продолжил: — Я только что прибыл из Вены, и у меня очень плохие новости. Ротшильдов в Вене больше нет и, вероятно, в ближайшее время не будет. Какое-то имущество я смог вывезти, но это едва ли десятая часть всего, чем владела наша семья в тех землях.

— Почему? Что случилось? — Джеймс и остальные встревоженно переглянулись.

— Этот все Людвиг. В ходе подавления коммуны он смог выйти на большое количество знающих людей и получить в свое распоряжение некоторые письма. В итоге, ему стало известно о том, что восстание подготовили именно Ротшильды. Он это открыто и заявил…

— О боже! — практически хором воскликнули все присутствующие.

— Именно так. Все дома, что имели отношение к Ротшильдам, разграблены и разгромлены. Да и не только они. Десятки тысяч евреев уже погибли в огне этой волны погромов, и что будет дальше — я не знаю. Мне кажется, ей нет конца и края.

— Вот оно, слово Александра, — Джеймс попытался подвести черту и перевести разговор в новую, более актуальную плоскость, — а ведь он обещал нам Вену. Вместо этого мы получили…

— Дурак! — Альберт вскочил с кресла со взбешенным взглядом. — Если бы он меня вовремя не предупредил о Людвиге, то я не только бы не вывез наше золото и облигации, но и сам погиб там с женой и детьми. И это несмотря на то, что Александр знал о готовящемся восстании в Санкт-Петербурге. Он знал, кто платит за весь этот банкет. Что ему мешало меня заблокировать в городе, а потом убить и ограбить? Ничего! Дурак ты, Джеймс! Я… не знаю, что теперь со всеми нами будет. Я говорил, что не надо злить этого медведя? Говорил? — В комнате наступила щемящая тишина, которую прервал Лайонель, глава английской ветви дома.

— Думаю, Альберт прав. — Все повернули голову к нему. — На днях мне стала известна совершенно секретная деталь по восстанию в Санкт-Петербурге. Не буду вдаваться в подробности, скажу только то, что еще до вступления России в войну Александр знал очень многое о наших приготовлениях. Знал, но все равно пошел на этот риск. — Лайонель недоуменно развел руками. — Зачем?

— Слышал бы вас наш дедушка! — Альберт рывком встал, взялся руками за голову и упал обратно в кресло, сосредоточив взгляд на огне в камине.

— Альберт, что ты в самом деле? Ты ведешь себя так, будто мы проиграли все.

— А разве нет? — Альберт хмуро посмотрел исподлобья.

— Объяснись, пожалуйста. Мы тебя не понимаем.

— Незадолго до завершения всех своих дел я получил письмо от своего агента в Санкт-Петербурге. Практически всех людей, причастных к организации государственного переворота, задержали. О судьбе многих ничего не известно, они просто исчезли без какого-либо следа. Ходят упорные слухи, что их допросили и без особого шума казнили. Подтвердить это или опровергнуть никто не может. А официальные власти в лице Александра просто списывают все на разгулявшийся бандитизм. Впрочем, лидеров восстания они арестовали вполне официально и держат сейчас в Литовском замке. К чему я это говорил? Так вот. Я вам говорил не лезть в эту свару? Говорил. Я чувствовал, что там что-то не так. А теперь я совершенно убежден, что Александр специально провоцировал государственный переворот.

— Погоди-ка, — Джеймс задумчиво тер затылок, — получается, что он заранее шел на гибель своего отца и многих своих родственников?

— Да. Я думаю, что он пошел на это осознанно. В итоге вместо ослабления вы его усилили. Отец умер, и Александр, имея лично преданную армию, огромные собственные финансы и доверенных людей, вступает на престол. Вся столичная оппозиция либо гибнет, либо оказывается у него на крючке. Любое фрондирование воспринимается в широких кругах чем-то вроде государственной измены или очень близко к ней. Он одним шагом убирает совершенно непреодолимые препятствия на пути к своей власти, практически неограниченной власти. Теперь их нет. А он при этом еще и «жертва», которую в России многие жалеют. Он обманул вас, как наивных детей.

— Но родственники… — Лайонель был совершенно потерян.

— Какие родственники?! О чем вы говорите?! О боже! Я вам говорил о том, какой характер у Александра? Я вас просил не дразнить медведя? Вы понимаете, что теперь мы с ним не договоримся? Он поднял с Австрийской империи не меньше полумиллиарда фунтов стерлингов. Разделался нашими руками с оппозицией внутри России. Получил императорскую корону. И взял остатки своей семьи в такой кулак, что они будут улыбаться и поддакивать любой его прихоти. Даже Наполеон на пике своего могущества не обладал во Франции такой полнотой власти. И мы теперь его враги и, вполне вероятно, козлы отпущения, на которых удобно повесить вину официально. Всю вину. Чем вы думали? Покойный дедушка никогда не влезал в политику, занимаясь только финансами. Куда вы полезли? Зачем?

— Альберт, не все потеряно. Александр в России, мы в Европе. Ему будет сложно нас достать. Тем более что Наполеон III и английская Палата лордов практически в наших руках. По крайней мере, мы имеем на Францию и Великобританию огромное влияние.

— Вы так ничего и не поняли. — Альберт покачал головой. — Александр зверь. Умный, хитрый и безмерно жестокий зверь. Мы все еще живы только потому, что он что-то задумал с нашим участием. Особенно вы, дорогой Лайонель. А вы, Джеймс, я думаю, должны лучше меня понимать, что если Александр предложит вашему карманному императору поделить имущество некоего банкира, не будем указывать на него пальцем, то Луи Наполеон даже и раздумывать не станет. Опыт ордена тамплиеров вас ничему не научил?

— Что вы предлагаете? — Джеймс был бледен и взволнованно вышагивал по залу.

— Я не знаю, что нам делать в сложившейся ситуации. Пока я предлагаю ждать и вести себя максимально спокойно и дружелюбно. Пусть перегорит его злоба. В конце концов, Александр человек очень благоразумный.

— Альберт, вы же сами говорили только что, будто с ним теперь не договориться.

— Сейчас — безусловно. Жену с ребенком не каждый день теряешь. Я думаю, нужно подождать. Помочь ему в ходе заключения предстоящего мирного договора. Не явно, но существенно и чтобы он это заметил. И ждать момента, который позволит нам возобновить сотрудничество. Впрочем, все это только мысли вслух. Что на самом деле крутится в голове этого варвара — мне неизвестно. Кстати, Лайонель, особая просьба, будьте осторожны и наймите себе хорошую охрану. Как бы он не пожелал вас выкрасть. Да и не только вас. Я думаю, всем нам нужно быть начеку.

— Выкрасть? Неужели вы считаете это самым опасным?

— Да. Я считаю это самым опасным из того, от чего мы можем хоть как-то защититься. Если он захочет нас убить — эта охрана нам не поможет.

 

ГЛАВА 6

В первых числах февраля 1868 года относительно успокоились волнения и беспорядки, вызванные попыткой государственного переворота.

Одной из ключевых причин резкого спада активности оказалось задержание некоего Джона Рассела — бывшего министра иностранных дел Великобритании. Он солгал в своем письме Шувалову, заявляя, что покидает пределы России, в надежде на то, что оно станет известно Александру. На самом деле Джон принял самое что ни на есть активное участие в борьбе стихийно организованного подполья, пытаясь создать хоть какие-то серьезные силы для противодействия новому Императору. Ради чего был готов на все. Дошло до того, что, отчаявшись, он пошел ва-банк и лично руководил тем грандиозным покушением на Александра в январе этого года, во время его переезда из Санкт-Петербурга в Москву.

Впрочем, задержать его получилось случайно. Лишившись большей части своих информаторов в Санкт-Петербурге, Джон был выдавлен в провинцию, где его приютил родственник одного из его ближайших подручных, погибших в ходе осенних чисток. По воле случая это поместье находилось недалеко от полотна Николаевской железной дороги, так что диверсия на оной напрашивалась сама. Да и не знал Рассел, что нельзя «хулиганить» рядом с конспиративной квартирой, дабы ее не «палить».

В Великобританию ему возвращаться было нельзя без какой-либо существенной победы — в противном случае его просто сделают одним из козлов отпущения. Ведь при столь серьезном провале всегда летят головы. Поэтому, когда один из немногих оставшихся осведомителей сообщил, что Александр собирается переезжать в Москву, Джон увидел в этом свой последний шанс. Надежду на реабилитацию. Ресурсов оставалось мало, как и исполнителей, поэтому он решил сделать ставку на один решительный удар.

Но ничего не получилось. Акция провалилась еще на стадии подготовки. Сначала следы непонятной суеты около путей на коротком перегоне были обнаружены бригадой путевых обходчиков, которые сообщили о странностях «куда следует». Потом рутинная проверка связей заговорщиков выявила родство хозяина имения с одним из активных участников мятежа. Последующая мягкая разведка обнаружила подозрительно большое число постояльцев у провинциального помещика. Что осталось тайной для Джона и его людей.

Когда же пришло время действовать, то отряды, посланные для взрыва мостов и пути, попали в засады, разоружившие их без единого выстрела, а основной состав банды напоролся на кинжальный пулеметный огонь из поезда-приманки. Из-за чего это бандформирование было частично истреблено, частично рассеяно буквально за несколько минут.

Ситуация развивалась совершенно по другому сценарию, нежели предполагал Джон. Оказались перерезаны даже пути отхода из злополучного имения. Поэтому скрыться тогда удалось лишь самому Расселу с небольшой группой лично преданной охраны, да и то случайно.

Впрочем, подобный вариант событий рассматривался сотрудниками КГБ как вероятный, поэтому по следам уходящих бандитов вышел небольшой летучий отряд казаков, усиленный тачанкой. Благодаря чему погоня завершилась довольно быстро — на небольшом хуторе в двадцати километрах от поместья, где отряд Джона Рассела окружили и вынудили сдаться.

Все это создало очень интересный прецедент. Никогда прежде руководитель Foreign Office, пусть даже и бывший, не оказывался в руках Императора Российской империи, да еще с такими обвинениями. Хотя, конечно, ни по каким официальным каналам его задержание не афишировалось. Просто схватили и отправили в подвальчик — диктовать «мемуары».

Джон понимал, что это конец, и даже пытался несколько раз совершить самоубийство. Но люди Путятина были уже достаточно опытны, а потому каждый раз у «товарища» ничего не получалось, что приводило его в полное душевное смятение. А как добрались до Москвы, то он вообще скис и потерял боевой запал. Ведь пытаться совершить самоубийство в смирительной рубашке, да еще со сломанными ногами, — не самое простое дело.

* * *

Захват Джона Рассела в плен поставил жирную точку в многочисленных попытках дестабилизировать обстановку в государстве самыми примитивными способами. Оставшиеся изолированные группы оказались без единого центра управления и просто прекратили свою деятельность, ожидая распоряжений. За этим занятием их и заставали доблестные сотрудники КГБ с револьверами наголо. Джон их сдавал легко и непринужденно, понимая, что отпираться нет никакого смысла. Уже нет. Он потерял все и проиграл эту партию, которая, по всей видимости, стала для него последней. А так как умирать в мучениях он не хотел, то его желание общаться со следователями было просто поразительно. Особенно Рассела страшила участь подопытной мышки, вызывая у него буквально приступы паники. Поэтому с Джоном получилось легко договориться — он не попадает «на опыты», но ровно до того момента, пока честно и откровенно сотрудничает.

 

ГЛАВА 7

17 февраля 1868 года. Москва. Кремль.

Большой Николаевский дворец.

Александр вошел в зал и посмотрел на практически синхронно вставших учеников, выдавших скороговоркой приветствие. Небольшая аудитория закрытой школы была достаточно пестра этнически и сословно. Впрочем, несмотря на феерическое разнообразие, делающее честь любому из Интернационалов, всех их объединяло несколько важных особенностей. В высшую школу управления набирали людей по трем базовым критериям. Во-первых, это высокие или исключительные умственные способности, сопряженные со складом ума типа «дженералист». То есть не только поразительно сообразительные ребята, но и способные оценивать ситуацию с самых разных ракурсов, в том числе и в контексте более сложных и масштабных явлений. Во-вторых, у каждого из парней должна быть безупречная репутация. Даже тень намека на какие-то недобросовестные поступки, совершенные в прошлом, перечеркивали шанс кандидата на успешный отбор в школу. В-третьих, преданность Российской империи. Александр отбирал в эту школу только искренних патриотов, которые радели о благе Отечества, «не щадя живота своего». Таких было немного, но встречались. Они во все времена встречались, но редко попадали в руководство. Ведь в классической бюрократической системе без ряда определенных личных качеств пройти наверх подобным людям просто невозможно. А эти ребята относились к категории «не украсть и не покараулить». А такое при «освоении» бюджетов и получении взяток с откатами совершенно не приветствуется. Поэтому они и застревали на уровне слесарей, механиков, станционных смотрителей и так далее, лишь изредка волею судьбы оказываясь на вершине той или иной социально-политической волны. Как, например, Суворов или Ушаков. В военном деле да в тяжелое время просто появлялось больше шансов для действительно толковых ребят оказаться у руля, да и то ненадолго. И Императору это не нравилось, поэтому он использовал личные рычаги воздействия для формирования элементов новой, адекватной государственной элиты.

Саша не спеша осматривал класс, заглядывая каждому в глаза, будто пытаясь увидеть, что там у него в душе. И никто не отворачивал взора. Все спокойно держали это непростое испытание. После Санкт-Петербурга общаться с такими крепкими духом людьми было очень непривычно, но приятно. Больше полугода прошло с момента последнего занятия. Все эти дни ребята трудились сами, благо, что им было что делать. В отличие от тех же ремесленных школ, эти кадры готовили очень тщательно. Причем учебный процесс был насыщен практическими занятиями на заводах и прочих объектах, где этот уникальный контингент проходил недельные или двухнедельные практики в самых разных областях. Но даже там им помимо работы и персональных письменных аналитических работ приходилось учиться.

Роль Александра в этом несколько необычном учебном плане была проста. Он время от времени читал перед классом лекции по различным вопросам политики, экономики, управления и маркетинга. Он делился с ними всем, что знал и понимал, как из своей прошлой жизни, так и из полученного опыта уже в этом мире.

— Присаживайтесь. — Александр кивнул аудитории. — Сегодня мы поговорим о деньгах. Кто знает, что такое деньги?

— Универсальный товар для обмена, — выкрикнули из зала.

— Верно. А откуда они берутся? И почему именно в таком количестве? Андрей, что ты думаешь по этому поводу? — Александр указал на задумчивого белокурого парня с холодными серыми глазами.

— Ваше Императорское Величество, мне кажется в вашем вопросе подвох, только непонятно какой.

— Верно. Подвох есть. Но ты все же ответь, что сам думаешь по заданному вопросу.

— Деньги — это универсальный товар для обмена. Как правило, они выражаются через редкие и дорогие вещи, например золотые монеты. В настоящее время деньгами также считают долговые расписки разного толка, например кредитные билеты или ассигнации.

— Понятно. Кто хочет еще что-нибудь добавить? — Александр оглядел всех присутствующих взглядом, но ученики молчали. — Хорошо. На текущий момент существует три основных вида денег: товарные, обеспеченные и символические. Товарные деньги — это любой товар, который используют для обмена. Например, золотая монета или шкурка лисицы. Это самая древняя форма денег и самая простая. Слабой стороной подобной денежной системы, выраженной, например, через золотые и серебряные монеты, является то, что она громоздка. Как следствие эта система сильно затрудняет заключение больших сделок, ибо они требуют весьма внушительных объемов товара, принятого как платежное средство.

— А где сейчас такие деньги используют?

— Где угодно. При бартерных сделках крестьян и купцов. Аборигенами в дикой местности. Осужденными в тюрьмах и так далее. Ведь, несмотря на все свои негативные особенности, именно эта форма денег наиболее естественна и устойчива. Первым шагом на пути ее совершенствования стало введение так называемых обеспеченных денег. По большому счету, компактные и легкие боны в этом случае выступили в роли обычных свидетельств на тот или иной объем золота и серебра, который хранился в банках. Что это дало?

— Облегчило проблему крупных платежей?

— Правильно. Но не только платежей, но и транспортировку. Знаете, во времена Екатерины II зачастую для взимания податей приходилось снаряжать целые экспедиции. На руках у населения были преимущественно медные деньги, что приводило к печальной вещи — уже пятьсот рублей требовали отдельной подводы. Думаю, вы понимаете, что купец, выезжающий в другой город для заключения крупной сделки, намного охотнее воспользуется небольшой пачкой бумажек, нежели караваном, груженным монетами.

— Тогда почему сейчас бумажные деньги обмениваются не один к одному, а по плавающему курсу?

— Есть такое понятие, как резервирование. При полном резервировании на один рубль в некой материальной ценности приходится один рубль в бумажном эквиваленте. Но шло время. Развивались промышленность и торговля. И все бы ничего, но запрещенный во всех мировых религиях ссудный процент укреплял свои позиции, повышая социальную и политическую значимость тех, кто его использовал. Так на свет появились современные коммерческие банки и биржи, созданные первоначально с весьма благородной целью.

— Ваше Императорской Величество, почему вы отделяете те старые биржи от тех, что действуют сейчас?

— Потому что изначально биржа предназначалось для удобства оптовой покупки и продажи товара. Хочу особенно заметить — реального товара, например, гусей, зерна, железа, угля и так далее. Фактически — оптовая ярмарка. Сейчас же биржи утратили первоначальный замысел и используются исключительно для спекуляции. Три года назад в порт Гамбурга пришло два корабля с селитрой из Чили. И что вы думаете? Прежде чем эта селитра попала в руки промышленного предприятия, она прошлась по многим спекулятивным циклам, увеличившись в цене в несколько раз. Вы думаете это нормально? Петя добывал селитру и получил свою долю. Коля доставлял селитру на другой конец земного шара и также получил свою долю. А что сделали спекулянты? Просто поболтали, подписали несколько бумажек и получили прибыль, значительно превышающую реальную стоимость товара в несколько раз. — Александр выдержал небольшую паузу. — А ведь так торгуют не только реальными товарами. Спекулятивный рынок обширен и многогранен, впрочем, никакого отношения к миру реальных вещей он не имеет. Именно он и поставил перед банкирами непростую задачу — получения нужного объема денег на обеспечение всех этих махинаций. А если к обычным биржевым спекуляциям добавить кредиты, то мы получим потребность в денежной массе, многократно превосходящей реальное количество материальных товаров.

— А в чем проблема?

— Их две. Первая заключается в том, что если денежная масса в обороте сколь-либо заметно превышает объем материальных ценностей и услуг, то начинаются инфляционные процессы, приводящие к обесцениванию денег и росту цен. Как правило, это ведет к дестабилизации рынка и ухудшению уровня жизни у широких слоев наименее обеспеченного населения. То есть бьет по фундаменту общества. А как вы понимаете, какой бы изящной ни была крыша, без надежного, крепкого фундамента дому не устоять. То есть вслед за сколь-либо ощутимой инфляцией идут социально-политические потрясения и прочие сопутствующие «прелести». Вторая проблема еще банальнее. Дело в том, что золота и серебра не так много. Поэтому, угнаться за снежным комом фиктивного «роста экономики» этим накоплениям невозможно. Для решения этой проблемы в 1694 году учреждается Банк Англии с уникальным прецедентом — правительство ему разрешает резервировать не полный объем выпущенных банкнот, а половину. Ведь ситуация, при которой все участники финансовых операций возжелают обменять свои боны на реальные материальные блага, практически исключена. Это стало первым шагом. На текущий момент стандартом является резервирование из расчета один к восьми, а местами и один к десяти. То есть на один реальный рубль, обеспеченный чем-то, приходится от семи до девяти фальшивых рублей, покупательная способность которых держится только на доверии.

— Но если они фальшивые…

— Да, Валерий, именно так. Данная махинация ничем не отличается от обычной работы фальшивомонетчиков, за тем исключением, что ведется с согласия правительства и по оговоренным правилам. Системе спекуляций и ссудного процента нужна денежная масса, растущая по экспоненте, и нет иного способа удовлетворить эту потребность.

— Но ведь когда-нибудь это махинация вскроется и все рухнет!

— Конечно. Но эти «мудрые» финансисты не задумываются о том, что будет потом. Они живут сегодняшним днем и берут от жизни все. Это прожорливые паразиты на теле общества, которые думают только об удовлетворении своих сиюминутных желаний, даже если ради них может ввергнуться в пучину хаоса все сущее. Впрочем, мы отвлеклись. У обеспеченных денег есть одна очень интересная разновидность — кредитная. То есть в качестве материальной ценности выступает обещание что-то там вернуть когда-нибудь. Думаю, вы все знакомы с ассигнациями, кредитными билетами, чеками, векселями, долговыми расписками и прочим. В целом — обыденная практика. Однако тут есть нюанс. Материальная ценность в данном случае является не реальной, а гипотетической. То есть, беря деньги в долг на постройку дома, например оформив кредит, заемщик обязуется их вернуть, указав в качестве залоговой материальной ценности еще не построенный дом. Конечно, такое сейчас практикуется редко, но сам факт прецедента говорит о многом. Материальной ценности еще нет, но под нее уже создана денежная единица. Как вы понимаете, обеспеченная честным словом и добрыми глазами. — Александр выдержал паузу, ожидая реплику из зала.

— Как-то все очень странно получается…

— Правильно, Андрей, именно что странно. Если соединить вместе идею неполного резервирования и выразить в качестве первичной материальной ценности долговые обязательства, то мы можем получить деньги буквально из воздуха. Само собой, они не будут обеспечены ровным счетом ничем. Просто бумажки. А их покупательная способность будет держаться на поддержке правительства, с одной стороны, и доверии к банку — с другой. Своего рода воздушный замок.

— Тогда почему он не падает?

— Из-за того, что такой системы денег еще не существует. Но я убежден в том, что все движется именно к ней. На каком-то этапе развития спекулятивных и кредитных институтов окажется, что экспонента потребной денежной массы пересечет черту здравого смысла. То есть банкиры и правительства встанут перед выбором — либо крах всей финансовой системы с непредсказуемыми деструктивными последствиями, либо ее поддержание, пусть даже через усугубление проблемы. Исходя из всего вышесказанного, кто-нибудь сможет рассказать, как работает третий тип денег? — Александр оглядел зал и остановил свой взор на коренастом парне с черными вьющимися волосами, которого Император привлек на свою службу в ходе поездки на Кубань и Терек в 1866 году. — Макар, попробуй.

— Судя из названия, можно сказать, что эти деньги не обеспечены ничем. Но тогда непонятно, почему они вообще деньги, а не фантики.

— Потому что правительство законодательно устанавливает эти фантики в качестве законного платежного средства и принимает их для уплаты налогов. То есть гарантом покупательной способности выступает правительство. На данный момент таких денег нет нигде, это их гипотетическое состояние. Как вы понимаете, главным недостатком подобной схемы является то, что курс национальной валюты очень сильно прыгает, так как привязан к различным событиям. Например, поставил Император непопулярного министра, и курс уверенно пополз вниз. Чистой воды рыночная механика и широчайшее поле для спекуляций и махинаций. Даже большее, чем в случае с неполным обеспечением денег на основе долговых обязательств.

— А для чего вы нам это рассказывали? — Михаил смотрел прищуренным, внимательным и очень цепким взглядом. Его серовато-зеленые глаза буквально пытались заглянуть за спину Императору. — Вы ведь никогда ничего просто так нам не говорите.

Прав был этот несколько дерзкий парень двадцати трех лет. Так что Император улыбнулся и поведал слушателям Высшей школы управления то, какие преобразования он намеревается сотворить с отечественной финансовой системой.

Основной смысл подобных откровений заключался в том, чтобы обкатать концепцию в довольно разумной среде. Своего рода альфа-тест. Тем более что товарищи не стеснялись задавать вопросы, в том числе и неудобные для Александра. Конечно, эти ребята не были профессиональными экономистами, но тем было лучше, так как здравый смысл и трезвое, критическое мышление позволяло вылизать концепцию намного лучше, чем при применении «старых коней». Мало этого, Александр надеялся на помощь со стороны учеников еще и потому, что они могли обсуждать столь щекотливый вопрос без персональной финансовой заинтересованности.

Как несложно понять из вышеописанных эпизодов, Император не одобрял концепции частичного резервирования, фиктивных и долговых денег. По очень простой причине. С одной стороны, они были обычной махинацией, запущенной в особо крупном масштабе, с другой — имели очень слабую связь с миром реальных вещей, а то и вовсе иллюзорную. Подобное обстоятельство, на взгляд Александра, порождало многочисленные спекуляции и довольно вредные процессы в экономике и обществе. В особенности инфляцию, о которой стоит поговорить отдельно.

В той экономической теории, которую Саша изучал в своей прошлой жизни, ясно и четко говорилось, что удержание инфляции в рамках коридора до десяти процентов позволяет стимулировать развитие экономики. Смысл подобного заявления базировался на том, что увеличение денежной массы приводило к удешевлению кредитов и, как следствие, росту товарного производства, которое уравновешивало возросшее количество денег. Довольно четкая и ясная концепция. Однако работала она только в головах теоретиков. На практике оказывалось, что рыночная экономика всегда вела к довольно свободному и более гибкому поведению капиталов. Вот, например, получил Вася лишние сто рублей, куда он пойдет? Вкладывать их в строительство железной дороги, чтобы получить незначительную прибыль когда-нибудь лет через двадцать? Вряд ли. Ему нужны деньги в куда более короткой перспективе. Он свободен в своем выборе. А свободный капитал — это дикая, безудержная стихия, которая стремится к прибыли любой ценой, и как можно быстрее. Поэтому Вася будет искать «конторки», где в минимальный срок предлагают максимальную прибыль. Например, торговля или спекуляция. А то и вообще подастся во все тяжкие азартных игр, тотализаторов и лотерей.

— Таким образом, это приводит к тому, что растет не товарное производство, а рынок ряда не самых актуальных услуг и спекуляций. О чем это говорит?

— О том, что на самом деле рынок не расширился.

— Правильно. Почему он не расширился?

— Потому что достиг предела возможностей потребления. Просто больше некому покупать.

— Необязательно, но, как правило, именно так и бывает. Человек, сколько его ни кредитуй, за раз быка съесть не может. Конечно, в плане промышленных товаров дела обстоят несколько гибче, но в целом у любого человека есть предел потребления, выше которого начинается либо сор деньгами, который доступен немногим, либо аномальные крайности. Как вы понимаете, ни то ни другое ничем хорошим закончиться не может ни для человека, ни для общества.

— А если кредитовать население, которое не обладает деньгами, но потребности в товарах имеет?

— Ничего хорошего из этого не выйдет. Получится ситуация, при которой при кратковременном улучшении условий жизни мы получим последующий откат. То есть люди, затянув пояса, будут в той или иной мере ущемлять себя в важных повседневных вещах, для того чтобы выплатить кредит. Хорошее питание и отдых, на мой взгляд, для человека важнее какой-либо безделушки с весьма условной ценностью. Да, конечно, можно бесконечно развивать кредитную линию и за счет высокой инфляции обеспечивать реальность ее выплаты. Но это ведь не реальная покупательная способность, а ее иллюзия, мыльный пузырь. А если по какой-либо причине система кредитования рухнула, то что дальше? Как поддерживать стабильность этой финансовой системы?

— А это возможно? Она же… хм…

— Верно. Она просто обязана рухнуть. Система стабильной выдачи кредитов разрушилась. К чему это приведет в ближайшей перспективе?

— К сокращению сотрудников предприятий, товары которых покупали в кредит.

— Верно. Но ведь эти люди тоже брали кредиты, но теперь не могут их отдавать, ибо без работы. Что у нас получается дальше?

— Цепная реакция какая-то, — задумчиво сказал Макар. — Бабка за дедку, дедка за репку.

— Именно так. Если не предпринять срочных мер, направленных на покрытие недееспособности кредитных организаций, это вызовет цепную реакцию и совершенное обрушение всей экономической модели общества. А это такие «стихийные бедствия», что редкое государство их сможет пережить. Поэтому государства будут держаться за банки, как за спасательные круги, пытаясь выжать из них максимум. Впрочем, глобально это ситуацию не изменит, а только усугубит и отложит, так как в каждый последующий кризис будет требовать вкладывать все больше и больше ресурсов в стабилизацию кредитной системы.

— А разве они будут часто происходить?

— Кто знает. Критические сбои кредитных систем могут происходить относительно внезапно, развиваясь в рамках какого-либо социально-экономического потрясения за какие-то несколько месяцев. Допустим, руководство государства отлично понимало, что проблемы могут быть, и сформировало какой-нибудь резервный фонд, накопив там приличную сумму. Произошел сбой кредитной системы, например, из-за жадности и безалаберности руководителей частных банков и легко «сожрал» все накопления. В этот раз все обошлось. Однако… — Александр улыбнулся и вопросительно посмотрел на учеников.

— Однако денег больше нет, а сбой кредитной системы может случиться в любой момент?

— Именно. Причем взять деньги будет неоткуда. Может повезти, а может и не повезти. И во втором случае мы получаем банкротство, причем не частной организации, а всей финансовой системы государства. Крах всей экономики.

Безусловно, решить проблему кредитных авантюр и биржевых спекуляций можно было достаточно просто с помощью национализации соответствующих структур и вменяемого, прозрачного и однозначного законодательства. Но без изменения природы денег, которые в 1868 году уже стремительно начинали приобретать характер долговых, окончательно закрепить достижения «в реальном мире» было невозможно.

После бурного обсуждения весь класс пришел к выводу, что достойной формой денег является либо материальная их форма, либо обеспеченная, причем полностью и материальными ценностями. Однако что у первого варианта, что у второго имелся очень серьезный недостаток — решительное ограничение на максимальный объем денежной массы. Например, в 1913 году (по воспоминаниям Александра из прошлой жизни) золотой запас Российской империи составлял примерно 1,3 тысячи тонн золота, что позволяло ей иметь не более 1,7 млрд. рублей. Однако реально требуемый объем денежной массы (как наличной, так и безналичной) был значительно выше.

Это совершенно реальная ситуация, которая привела в итоге к тому, что народ повсеместно использовал бартер и различные виды долговых расписок. Что не есть хорошо. Недостаток денежной массы в равной степени пагубен для экономики, как и ее избыток.

Но тут на помощь Александру пришла идея, которую он заметил в Северной Америке. Дело в том, что в 1860-е годы никакой устойчивой денежной системы в этой местности не имелось. Например, в САСШ очень многие банки вполне могли выпускать собственные деньги в самых разных банкнотах и монетах. Определенная пестрота приводила к довольно развитой традиции обмена. Подобная беда имела место в разных странах мира, но именно в Филадельфии Александр впервые столкнулся с ней так близко.

Придя в очередной раз на какой-то торжественный прием в честь его персоны, он, как обычно, уединился с «дельцами» в стороне и увлеченно «перетирал» разнообразные вопросы, связанные с бизнесом. В тот раз разговор зашел об обмене валюты. Александра никогда особенно не интересовал этот вопрос. Да и что тут могло быть сложного и хитрого? Процент от сделки и тупой, механический пересчет? В сущности, ровно так и было — все предельно просто и очевидно. Однако характер мышления одного мелкого банкира его очень заинтересовал. Смысл идеи сводился к тому, что для упрощения учета весьма пестрого спектра денег Анхель де Тормазо использовал простой и очевидный синтетический стандарт. То есть брал в качестве эталона некие бону и монету, связывал их пропорцией и выражал через них все остальные бумажные и металлические деньги. Просто и очевидно. Вероятно, так поступал не один практик-финансист, но ничего подобного в концепции обеспеченных денег не было.

Обдумав и развив мысль, Александр решил, что проблема ограниченности денежной массы при обеспеченных деньгах просто отсутствует. Но только в том случае, если шагнуть за рамки устоявшейся традиции. Таким образом, ученикам была преподнесена концепция синтетического стандарта, в которой единица национальной валюты привязывалась к единице золота, а та, в свою очередь, через динамические курсы имела связь с другими материальными ценностями. В связи с чем открывалась возможность при сохранении весьма стабильного золотого стандарта обеспечить практически любые денежные массы, привлекая в помощь «презренному металлу» серебро, платину, алмазы, рубины, изумруды и прочее.

Важное добавление в эту концепцию сделал вышеупомянутый Макар, предложивший ввести ограничение на минимальную сумму денег, которую можно обменять на золото или его эквивалент. Причем банк оставлял за собой право обменять наличность так, как посчитает удобным. Хочет — выдаст серебром, хочет — алмазами. Не говоря уже о том, что вывоз из государства материальных ценностей, проходящих через список резервных эквивалентов, облагался весьма приличной пошлиной. Что делало миграцию драгоценных металлов и камней из России достаточно затруднительной. Да и вообще, обмен становился не самым разумным решением, так как двадцатью тысячами рублей минимальной ставки обладал не каждый. Что вкупе с антиинфляционными процессами в экономике и публично заявленному обеспечению давало все шансы для доверия населения бумажным деньгам. Просто не имело никакого смысла переводить купюры в слитки. По крайней мере, так думал Александр и его ученики.

— Однако понять, что нужно делать, — это полбеды. Перед нами, дорогие друзья, стоит куда более сложная задача — разработать план реализации данной схемы на практике и осуществить его. Да, да, вы не ослышались — нам с вами, так как вам пора осваиваться в делах, ибо нет лучше учителя, чем практика. Я даю вам месяц на то, чтобы подготовить проект претворения в жизнь озвученной схемы. И прошу вас, будьте внимательны к такому факту, как острейшее нежелание существующей финансовой элиты уступать. Они будут драться до конца, не стесняясь средств и не жалея денег. Со всеми вытекающими последствиями и особенностями борьбы.