ГЛАВА 1

По возвращении в Москву Александра ждал сюрприз — появился пропавший на какое-то время Алексей Ираклиевич Левшин. Оказалось, что он был в Санкт-Петербурге летом прошлого, 1867 года и лишь чудом избежал гибели. Так случилось, что Алексей Ираклиевич уехал из Зимнего дворца по делам в Западно-Сибирское генерал-губернаторство за несколько часов до того злосчастного нападения, известие о котором настигло его уже далеко в дороге. Понимая, что ситуация выходит из-под контроля и возможны беспорядки в духе тех, что творились в Европе в далеком 1848 году, он решил под предлогом продолжения порученного дела на какое-то время удалиться от Санкт-Петербурга. Рисковать нужно ради чего-то, а не просто так. «Героически» гибнуть от шальной пули бандита никакого желания у Левшина не было.

Узнав же о воцарении Александра Александровича, он постарался как можно скорее вернуться. Однако погода помешала. Из-за чего Левшин прибыл в Москву через пару дней после отъезда Императора в Берлин. Пришлось ждать.

— Алексей Ираклиевич, здравствуйте! Как долго я вас не видел. — Александр был искренне рад встрече. — Куда вы пропали?

— И вам доброго здоровья, Ваше Императорское Величество. — Левшин вежливо поклонился, выражая почтение. — Дела неотложные были. Ваш покойный отец придавал особое значение крестьянской реформе, а потому, даже несмотря на ее торможение, поручил мне собрать материалы по губерниям. Этим и продолжал заниматься, несмотря на печальную новость.

— Понимаю, — улыбнулся Император. — И какого рода материалы, если не секрет?

— Отчего же секрет? Ваш отец, понимая, что высшее дворянство Российской империи не желает раскрепощения крестьян, захотел выяснить то, как обстояли дела в деревне.

— Его интересовало мнение крестьян?

— Не только. Весь сельский и уездный люд, живущий непосредственно вблизи проблемы, так сказать, и сталкивающийся с ней практически ежедневно.

— И каковы выводы вашей работы?

— Выводы оказались довольно неожиданными. К сожалению, я смог собрать сведения с довольно незначительного количества губерний, но основные тенденции уже хорошо видно. Самая главная заключается в том, что крестьянам совершенно не важен юридический вопрос и некий умозрительный статус свободы. Они оказались прагматичными людьми, привыкшими выживать, а потому рассматривающими любое нововведение только с точки зрения личной выгоды. Им важнее то, что они кушают и в какую одежду одеваются, нежели формальные статусы, ранги и звания. Конечно, нашлись и многочисленные представители довольно радикальных настроений, заявляющих измышления вплоть до самых крайних. Однако их не так много. Мало того, «борцы за свободу», как правило, оказывались людьми довольно низкого социального положения в селе.

— Люмпены?

— Не всегда. Но все зажиточные крестьяне с крепкими хозяйствами оказывались рассудительны, осторожны и прагматичны, избегая, как какой-то чумы, либеральных мнений. Мало того — крайне пренебрежительно отзываясь о тех, кто их придерживается, называя бездельниками и болтунами. Что, к сожалению, было недалеко от правды.

— То есть вы считаете, что ядро деревни против отмены крепостного права?

— Никак нет, Ваше Императорское Величество, я этого не говорил.

— Тогда как вас понимать?

— Наиболее здоровая часть крестьянства против отмены крепостного права как некоего политического жеста. Им от подобной бравады ни жарко, ни холодно. Самым важным, по их мнению, считается вопрос землепользования и некоторый перечень довольно неудобных отношений с помещиками. Например, та же барщина, которую они должны отбывать как раз в то время, когда у самих урожай требуется убирать или сеять. Сделай ее в любое другое время — никто особенно возмущаться и не будет. Это один из основных поводов для конфликтов и недовольства. Ведь перед крестьянином стоит задача выжить и прокормить семью. А помещик, занимаясь сельским хозяйством, требует отработки повинности в обязательном порядке в самое неурочное для крестьянина время. Хотя помещика тоже можно понять, но проблему это не разрешит. Впрочем, их цели и интересы взаимно противоположны.

— Ясно. Что же, здравые мысли. Впрочем, кое-кто считает крестьян сплошь дураками да лентяями. Недурственно бы было им о подобном обстоятельстве узнать. Подготовьте подробный отчет с указанием наиболее важных, на ваш взгляд, статистических данных и вопиющих случаев для иллюстраций перегибов на местах. Сколько вам потребуется времени?

— Около месяца, Ваше Императорское Величество.

— Отменно. Но пишите вот с каким расчетом. После завершения своего литературного труда вы будете назначены имперским комиссаром по крестьянским делам. — Левшин удивленно поднял брови. — На данный момент накопилось большое количество фотографических и описательных материалов о природе Сибири и Дальнего Востока. Вам будет нужно изготовить наиболее красочные и эффектные альбомы и организовать массовую агитацию среди крепостных крестьян. Нужно уговорить их переселяться на восток. В случае согласия они будут отпущены на волю, но с условием проживания не менее двадцати лет восточнее Урала. Исключая, конечно, деловые поездки. Все недоимки будут списываться через Государственный банк Российской империи в виде взаимозачета, так как их помещик, скорее всего, должен казне денег. А если нет, то погашаться за счет личных средств Императора. Благо, что их пока хватает. Семьям, решившим перебраться восточнее Урала, будет предоставляться все необходимое снаряжение в долг с рассрочкой платежей, который будет частично гаситься за счет оставляемого имущества.

— Ваше Императорское Величество, но это же вызовет бурный протест дворянства!

— Именно для него и нужен ваш отчет. Вы человек известный в аристократических кругах и уважаемый, а потому, если ваша аналитическая записка станет теснейшим образом перекликаться в самых нелицеприятных моментах с материалами того же Добролюбова, то может получиться правильный резонанс. Нужно показать, что мы стремимся отменить крепостное право не из идеологических причин в угоду западному одобрению, а исходя из конкретной государственной выгоды и целесообразности. Да не одним «героическим» рывком, а потихоньку, в виде вот таких акций, которые позволяют найти некоторые компромиссные варианты. Ведь, несмотря на неудовольствие помещиков, они будут получать компенсацию в виде либо сокращения собственного долга, либо прямых выплат. Да и землю у них никто не отбирает. Кстати, когда будете готовить агитационные команды, обратите особое внимание на наиболее вопиющих должников. Убежден — их хозяйства находятся в решительном запустении и крестьяне измучены, а потому готовы на многое, лишь бы прекратить этот ужас.

— А как юридически это будет оформляться?

— Посредством манифеста, в котором будут описаны еще одни условия выхода из крепостной зависимости.

— Мне кажется, смертность среди переселенцев будет очень высока. Идти тысячи верст пешком не так просто.

— В этом году началась протяжка линии Нижний Новгород — Екатеринбург. Ее завершат ориентировочно к концу 1869 года, может быть, раньше. А к 1870 году, если все пойдет так, как нужно, железная дорога достигнет Кургана, а то и Омска. Это позволит значительную часть пути проделывать крестьянам по железным дорогам.

— Железным дорогам?! Но это же дорого!

— Алексей Ираклиевич, это если пользоваться частными дорогами, где цены заламывают немыслимые. А в нашем случае они императорские. То есть там цены весьма скромные. Особенно если везти переселенцев не в вагонах первого класса. Конечно, до обычных сараев на колесах мы скатываться не будем, оставив их для живности, а вот крытыми решениями третьего класса мы вполне можем обойтись. Вы же слышали о новых четырех осевых пассажирских вагонах дальнего следования, скомпонованных по революционной для железнодорожного сообщения концепции плацкарта? Их вместительность на наших широких линиях составляет семьдесят два пассажира, размещенных с комфортом, необходимым для дальнего путешествия. Поезд из двадцати плацкартных вагонов сможет за один раз перевезти почти семьсот двадцать человек. Несколько поездов смогут за один только год перебросить из-под Москвы к Екатеринбургу две-три сотни тысяч человек. А также их движимое имущество. И это, заметьте, — очень скромные расчеты. Два-три десятка поездов, постоянно курсирующих на линии, позволят быстро переселяться миллионам желающих. Поэтому в своих планах опирайтесь на то, что переселение в Сибирь будет идти по мере прокладки железной дороги. Тех же, кто желает переселиться на Дальний Восток, нашу Америку и тихоокеанские острова, мы будем перевозить кораблями.

— А у нас есть для этого корабли? У нас же флот после трагедии Крымской войны в запустении, что военный, что торговый. Как мы сможем осуществить перевозку десятков тысяч переселенцев?

— У Русско-Американской компании на побережье Калифорнии есть своя небольшая судоверфь. Она производит рыболовецкие суда и грузовые баркасы для нужд компании. Я думаю, что под эгидой большого переселения нам недурно было бы заложить десятка два паровых клиперов, пусть даже и не самых совершенных моделей, для регулярного сношения между Европейской частью и Тихоокеанским театром. А чтобы англичане и французы особенно не возмущались наличием у нас флота, запишем эти корабли в гражданский флот Конфедерации. В конце концов, ничто не мешает частному лицу из той державы брать подряды у представителей другого государства.

— А почему вы так не желаете создавать флот собственно российский?

— Так вроде бы все очевидно. Появись у нас флот, мы станем уязвимы для англичан или французов в ходе возможного конфликта. А так — без объявления войны Конфедерации, что довольно бессмысленное занятие, прекратить транспортное сообщение этими судами не получится. Ну же, Алексей Ираклиевич, не хмурьтесь. Мы сделаем свой флот, обязательно сделаем, но позже. Тем более что без хорошей экономики нам никогда толковые корабли не сделать в хоть сколь-либо значительном количестве. Теперь вам ход моих мыслей понятен?

— Вполне. А что корабли будут везти с Дальнего Востока? Или вы желаете их порожняком гонять?

— Ну почему порожняком? Ценные породы древесины, китайский чай, гавайские консервы из морепродуктов и прочие товары. Конечно, там сейчас есть определенные проблемы с производством, но прибытие рабочих рук и оборудования очень сильно поможет в решении этих затруднений.

— Будем надеяться.

— Ну что вы такой пасмурный, Алексей Ираклиевич?

— Слишком масштабное дело задумали, не усугубить бы ситуацию.

— Переживать тут не стоит. Это только делу может повредить. Все одно — пока мы не попробуем, нипочем не узнаем, выйдет задуманное или нет.

— Ну что же, положусь на оценку моего Императора, чутье которого пока ни разу не подводило в делах.

 

ГЛАВА 2

Поездка в Берлин очень явно показала Александру, что ставки в игре с каждым годом все выше и серьезнее.

То, как повела себя Российская империя в ходе большой Австро-прусской войны, в которой приняла участие добрая половина Европы, заставило задуматься очень многих. Да, сейчас Россия была выгодна Пруссии, позволяя ей решать общегерманские интеграционные задачи, но что будет потом? Не повернется ли новая Германская империя против России так же, как это сделала во время Крымской войны Вена, незадолго до того спасенная русскими от революции? Ведь Познаньское герцогство им пришлось скрепя сердце уступить, заплатив за участие Александра в кампании против Австрии. А это немало. Так что Император серьезно опасался того, что через десять-пятнадцать лет значительная часть Европы начнет дружить против него. И даже более того — пойдут «всем миром» на открытый конфликт, желая, «поставить на место зарвавшегося варвара», как было в недавнюю Крымскую войну.

Иными словами, без собственной промышленности, способной обеспечить Российскую империю всем необходимым спектром продукции, довольно скоро могут начаться большие проблемы. Ведь в случае обострения Александру придется прогибаться под интересы Европы, чтобы получить для нужд Отечества товары промышленного производства. А подобные прецеденты были и будут далеко не всегда в пользу России. Так что промышленность должна была появиться не вообще когда-нибудь, а в самые ближайшие сроки. То есть перед Императором острейшим образом встала задача проведения индустриализации, аналогичная той, которую пришлось решать Иосифу Виссарионовичу Сталину в тридцатые годы двадцатого века.

«Как ее проводить?» — этот вопрос мучил Александра еще в Берлине. Его желание сделать все аккуратно и не спеша, избегая ошибок и перегибов, допущенных руководителями СССР, шло коту под хвост. Да, Россия благодаря трем кампаниям очень серьезно укрепилась на мировой арене, практически реабилитировавшись после трагедии Крымской войны. Но это все было видимостью. Иллюзией. Миражом. Та убогая экономика и промышленность, которая имелась в его распоряжении, трезвила Сашу безмерно. Большая Россия с семьюдесятью миллионами населения и совершенно необъятной территорией имела объемы ВВП гораздо меньше, чем крохотная Франция с тридцатью семью миллионами жителей. Россия была рыхла, неоднородна и инертна. То есть в случае необходимости повторить подвиг Великой Отечественной войны было нереально, так как «веник был рассыпан отдельными хворостинками».

Да, в отличие от реальной России 1930-х годов, когда проводилась индустриализация, у Александра было некоторое преимущество — несколько миллиардов рублей золотом, выбитых из соседей. Очень приличная сумма, которую в ценах 2012 года можно трактовать как порядка десяти-пятнадцати триллионов рублей. То есть примерно полтора-два годовых бюджета. А учитывая, что экономика Российской империи в 1868 году была многократно слабее, то эффект от этой суммы был куда более значителен — до десяти годовых бюджетов страны, которые можно было инвестировать по очень льготным условиям в экономику, науку и образование.

Многие скажут: «А чего тут гадать? Нужно заводы строить!» — Так-то оно так, но дело не в них. Сами по себе заводы бесполезны. Ведь они нужны для производства продукции, а куда ее потом девать? Для бурного развития промышленности и массового производства нужен массовый потребитель. Без него никакую серьезную промышленность не создать. Возможно даже, не массовый потребитель, а просто — платежеспособный и нуждающийся во всем произведенном товаре. А где его взять? Это не считая других, сопутствующих задач. Например, добыча и доставка сырья — тоже не самая простая проблема. То есть заводы всего лишь кирпичик в огромной мозаике индустриализации.

В Российской империи имелась прослойка людей, способных к покупке широкого ассортимента промышленных товаров, но, она, во-первых, была незначительна, а во-вторых, в этих товарах не нуждалась. Речь идет о крупных землевладельцах, которые жили «по столицам да по заграницам» и до своего хозяйства не имели никакого интереса, отдавая его на откуп вороватым управляющим. Последние, к сожалению, были заинтересованы лишь в максимальной прибыли для личного кармана, выступая самыми вопиющими временщиками. То есть людьми, которые приходят на непродолжительное время и стремятся максимально «прихватизировать». Само собой, ни о какой модернизации и расширении основных средств, при таком подходе речи идти не может. «Сливать» на расширение основных средств те деньги, которые можно было бы вполне «освоить» и «попилить», им невыгодно. Каждый из этих молодцов сидел в своем «болотце» как можно тише, стараясь не привлекать внимания к своей особе, и «кушал» как можно больше.

Вот и получается, что нормального внутреннего рынка в Российской империи в связи с порочной экономической практикой не было. Из-за чего единственным твердым и надежным заказчиком, на которого Александр мог положиться как крупный предприниматель, являлось государство, им же и управляемое.

 

ГЛАВА 3

Лондон. Июнь 1868 года.

— Сэр, вы слышали о новом манифесте русского царя? — Эдвард Стэнли затянулся сигарой, ожидая реакции своего начальника.

— Там что-то любопытное? — скучающим голосом спросил Дизраэли.

— Он перевернул все российское правительство с ног на голову.

— В самом деле? — Дизраэли улыбнулся. — Впрочем, это его личные дела, нас они мало волнуют, тем более что наших сторонников там все равно больше нет. Как правительство ни тасуй, все одно — чудес не произойдет. Как говаривал сэр Уильям Лэм, правительство лишь помогает нации в ее устремлениях. Россия же обладает народом весьма ленивым и бездеятельным. Я допускаю, что Александр сможет создать мощную армию и даже, упаси боже, флот, но только ценой невероятных усилий и подорвав экономику государства. Да и то — ненадолго. — Сэр Эдвард потер губы руками, что вызвало легкое раздражение Дизраэли. — Не верите?

— Я боюсь Александра. Он молод, но ведет себя как весьма умудренный годами человек. И он до сих пор не совершал ошибок, по крайней мере, я о них не знаю. Даже то, что, казалось бы, является его ошибкой, через некоторое время оказывается хорошо продуманной деталью.

— Александр напоминает своего далекого предка — Петра Великого. Тот тоже хотел перевернуть Россию. Не вышло. Поменял практически всех в руководстве государства, а все одно — после него народ взялся за старое, в том числе и аристократия. Я считаю, что каким бы гениальным Александр ни был, Великобритании нужно самое большее — просто переждать время его царствования в России, избегая обострений. А потом все вернется на круги своя.

— Вы считаете, что Александр похож на Петра?

— Да, но только тем, что он совершенно уникальный человек. Такие люди редко оказываются на престоле. Впрочем, я вас перебил. В том манифесте есть что-то опасное для нас?

— Сложно сказать, сэр. Все выглядит как обычная мышиная возня.

— А в чем ее смысл?

— Я думаю, он желает, пользуясь этими перестановками, убрать с постов неугодных ему чиновников.

— Сэр, вы думаете, что такой человек, как Александр, будет ради подобной цели устраивать столь грандиозную игру? Он ведь и так может отправить их в отставку.

— Но это вызовет неудовольствие высшей аристократии.

— Боюсь, что после событий минувшего года аристократия, особенно высшая, будет глотать любые шаги Императора, просто из благодарности за то, что он не отправил ее остатки на опыты. Кстати, очень неплохое решение. Эта казнь ужасает намного сильнее, чем обычное обезглавливание или повешение. Но, боюсь, в старой доброй Англии ее ввести легально будет нельзя. Что прискорбно. — Дизраэли замолчал, обдумывая какие-то детали, связанные, видимо, с тем, как замечательно было бы отправить «на опыты» его любимых врагов и конкурентов. Впрочем, спустя минуту молчания он хмыкнул и продолжил: — Что же он сделал со своим правительством?

— Сэр, он упразднил все структуры, сведя их в одну, созданную на базе Государственного совета.

— И все? Вполне похоже на него. Он не любит беспорядок, вот и прибрался.

— Да, но есть странность. В Государственном совете три управления: специальное, общее и императорское. — Дизраэли, слушая это перечисление, откровенно скучал. — Общее — это фактически правительство. А вот дальше пошли странности. Ранее существовавшее министерство Двора теперь разрослось необъятно и стало Имперским управлением, которое сосредоточило в своих руках все личные владения Александра. — Эдвард сделал паузу, ожидая реакции.

— Продолжайте, я вас внимательно слушаю. Расширил министерство. Ничего удивительного. При его личной активности — это вполне оправданный шаг.

— Да, вполне, — согласился Стэнли. — Ах да. Одновременно с этим он ввел официально новый тип собственности в Российской империи — «императорский» и перевел в него все свои заводы, фабрики, мануфактуры и мастерские, а также те, которые находились в управлении министерства Двора.

— Хорошо, хорошо. Очень похвальное нововведение. Как я и говорил — Александр просто наводит порядок. Он уже прославился некоторой страстью к единообразию. Вы видели его корпус? Поговаривают, что форма его солдат совершенно одинакова и не отличается от полка к полку.

— Да, я слышал об этом. Из-за этого на него много офицеров, любителей старого порядка, обиделось. Так ударить по традициям!

— Ха! Традиции. Да плевал он на них! — Дизраэли откровенно улыбался. — Он делает то, что считает нужным, не обращая внимания на тех, кто против его желаний. Впрочем, мы можем попробовать на этом сыграть, хотя, конечно, я не уверен, что хоть кто-то решится пойти против него. Кстати, отчего вы пропустили специальное управление?

— Оно самое странное, на мой взгляд. Вы понимаете, сэр, в него вошло уже хорошо знакомое вам КГБ в сильно разросшемся варианте, а также целая плеяда других служб, назначение которых я не до конца понимаю.

— Почему?

— Мы не смогли достать никакой внутренней документации, а сведений в открытых источниках очень мало.

— Что же там за службы?

— Кроме нескольких разнообразных вариаций тайной полиции, туда помещена таможня, служба охраны границ, санитарно-эпидемиологическая служба, корпус лесничих, служба охраны лесных и водных ресурсов и так далее. Всего более двадцати наименований.

— А вот это уже любопытно. Санитарно-эпидемиологическая служба… — Дизраэли задумался, жуя губы. — А вы знаете, весьма любопытно. Попробуйте собрать как можно больше информации об этих организациях.

— Постараюсь, но это сложно. Эта навязчивая мания преследования заставляет Александра очень трепетно относиться к безопасности во всех ее проявлениях. Так что я практически уверен, что результаты будут не скоро и вряд ли сильно больше, нежели мы сможем почерпнуть из официальных заявлений.

— Вы уж постарайтесь.

 

ГЛАВА 4

Июль 1868 года. Поезд, идущий из Варшавы в Санкт-Петербург.

Два достопочтенных господина, с виду купеческого сословия.

— Пан Вайда, слышал, вы ездили в Москву этим летом?

— Куда катится мир… — искренне негодуя, развел руками Анджей, — я иногда думаю, что теперь каждый почтенный торговый человек в Варшаве уже завел себе по маленькому КэГэБэ.

— Нет, ну что вы говорите? — искренне удивился собеседник. — На днях я общался с уважаемым Давидом Гоцманом, так он и сообщил мне эту любопытную новость.

— Ну это другое дело, — съехидничал Анджей. — Давид у нас сам легко переплюнет это проклятое КэГэБэ.

— А что вы нервничаете? Были и были. Или вам там сделали предложение, от которого вы не смогли отказаться?

— Дорогой человек, Анджей Вайда никогда не нервничает, — с недовольным лицом сказал польский предприниматель.

— Вот и замечательно! Расскажите, как там? Говорят, Москва сильно изменилась, а дела меня не пускают уже который год даже отвлечься.

— Дикий город — дикие нравы. — Анджей скривился. — Вы знаете, там и посмотреть особенно нечего. Везде какая-то возня и суета. С покоем родной Варшавы не сравнится.

— А что, торговля там хорошо идет?

— Да куда хорошо? Я думал туда привезти партию… — Анджей несколько замялся, понимая, что начал говорить лишнее. — Партию наших, варшавских товаров, так там такие «сотрудники», что я едва ноги унес.

— Ой, пан Анджей, таки всем известно, что вы балуете с контрабандой. Какой черт вас понес ее в Москву пристраивать?

— Контрабанда?! — искренне удивился Анджей Вайда.

— Мы с Давидом общались больше пяти минут, — с искренней жалостью сказал Степан. — И я не поскупился на угощение.

— Вот зараза!

— Да будет вам. Говорят, что в Варшаве этого не знают только те, кто не спрашивает вовсе.

— Слышал я, что туда по осени много людей съедется, вот и решил пристроить свою партию граппы.

— А что не понравилось «сотрудникам»? Мне не раз говорили, что при выявлении контрабанды они просто заставляли заплатить таможенные сборы, штраф и оставляли человека в покое.

— Да там какая-то чертовщина творится. Во всей бывшей Московской губернии ввели государственную монополию на производство крепкого алкоголя. А то, что идет импортом, то должно подлежать какой-то там сертификации. Вот и оказалось, что у меня не имелось документов, потребных для объяснения происхождения моей продукции. А на слово мне не поверили.

— А что с товаром?

— Конфисковали. На меня штраф наложили. И вообще — пообещали в следующий раз голову оторвать.

— Рисковый вы человек, пан Анджей. Вы же знаете, Александр человек жесткий.

— Да какой риск? Раньше всегда нормально брали. Под крупные торжества легко уходило все, что накопилось за год, а то и более. А тут… — Пан Вайда развел руками.

— Не хочу вам указывать, но я бы на вашем месте завязал с контрабандой. Вообще.

— Отчего же?

— Думаю, вас взяли на особую заметку в этом самом КэГэБэ. Возможно, даже следят. А учитывая, что о вас знает вся Варшава, то… — Степан загадочно улыбнулся.

— Да кому нужен небольшой торговец? Ну привез партию контрабандной граппы. С кем не бывает? Это КэГэБэ больше за всякими одержимыми революционерами бегает.

— Смотрите сами. Я только выразил свои мысли.

Спустя сутки.

Варшавский вокзал Санкт-Петербурга. Анджей Вайда выходит из поезда и направляется на вокзал, намереваясь нанять повозку и поехать далее по делам.

— Вы пан Анджей Вайда? — Пан обернулся и с удивлением обнаружил у себя за спиной спокойного и подтянутого молодого человека в форме нового кроя.

— Да. Вам что-то нужно?

— Сержант Комитета государственной безопасности Аксенов, — кивнул он пану, рекомендуясь, — пройдемте с нами, мы хотим задать вам несколько вопросов.

— С вами? — удивленно переспросил пан Анджей, но тут краем глаза заметил человека в аналогичной форме где-то сбоку от себя. Он обернулся. Да, так и есть, чуть слева и сзади от него стоял еще один такой же молодой человек. Справа сзади стоял третий. Только на форме были погоны не с двумя искривленными уголками, а с двумя прямыми, да и петлицы отличались — у говорящего было два кубика, а у остальных — по два треугольника.

— Да, с нами.

— Вы можете предъявить ваше удостоверение? А то я не очень верю на слово. — Анджей тянул время, пытаясь лихорадочно соображать.

— Пожалуйста. — Сержант протянул Вайде небольшую корочку красного цвета в развернутом виде. Тот глянул на нее, но ничего рассмотреть не мог. Буквы перед глазами запрыгали. Да и вообще — он заметно нервничал.

— Я… я… — Он попятился, озираясь по сторонам, но крепкая рука легла ему на плечо, и он совершенно сник.

— Без глупостей, пан Вайда, пройдемте, — сказал сержант и сделал приглашающий жест в сторону, куда Анджей и двинулся в совершенно перепуганном и подавленном состоянии.

Спустя три дня в новой общеимперской газете «Известия» появилась заметка о том, что был задержан некий Анджей Вайда, который занимался сбытом алкоголя, опасного для жизни. В частности, указывалось, что в пригороде Варшавы у него имелась небольшая мастерская, где он изготавливал поддельные напитки из совершенно непотребного сырья.

 

ГЛАВА 5

Манифест от 1 июня 1868 года вышел достаточно буднично и был принят российской общественностью весьма спокойно. После той кровавой бани в конце 1867 года, когда практически без суда и следствия хватали и отправляли на опыты высокопоставленных заговорщиков, элита Российской империи была настроена крайне конструктивно на все, что предлагал Император. Лишь бы их здоровью непосредственно ничего не вредило. Это выглядело очень необычно. Такое совершенно уникальное единение всей аристократии в одном одухотворенном порыве патриотизма и имперской преданности. Особенно ситуация вызывала шок у тех, кто хорошо помнил времена Николая I и Александра II, когда верхушка дворянства практически управляла государством по типу того, что творила в свое время польская шляхта. А тут… все притихли, заткнули свои языки в известное место и преданно заглядывают Императору в глаза. Даже если и считают, что он не прав.

Последней каплей, сломившей сопротивление аристократии, стала показательная борьба с преступностью в Санкт-Петербурге в ноябре-декабре 1867 года. Ни один Император никогда так быстро, жестко и технично не подавлял сопротивление и волнения. Самое страшное в их памяти — «утро стрелецкой казни» — показалось им невинной забавой по сравнению с тем, как люди Александра повели себя в тогда еще столице Империи. Тихо и аккуратно перестрелять практически весь преступный мир Санкт-Петербурга за пару месяцев — это впечатляло. Иными словами, элите прозрачно намекнули, что в случае необходимости, никто не постесняется также «навести порядок» и в других местах.

Так что аристократия и крупная буржуазия поджала хвост и стала играть по правилам, предлагаемым Александром. По крайней мере, вариантов у них особенных не оставалось. Особенно при зримой вездесущести КГБ, который, казалось, стремительно развивался, охватывая контролем самые разные аспекты бизнеса и политики и не оставляя без внимания никого и ничего. Да так, что разного рода Остапам Бендерам, агентам влияния иностранных разведок и прочим вредителям начинало казаться, будто их нахождение на свободе становится явлением, сугубо временным. Да и дураки, коих, как водится, большинство среди фрондирующей публики, получали профилактическую порку, укрепляясь во мнении, что с нынешней властью лучше не шутить. Самое интересное, что столь феноменальные результаты достигались отнюдь не раздуванием штатов Комитета, а в основном грамотной работой с информацией: в газетах сообщалось практически обо всех случаях арестов и разоблачений, но материал подавался так, будто это лишь верхушка огромного айсберга. Также массовым порядком запускались слухи, что вездесущие агенты КГБ видят и фиксируют буквально все, а для их подтверждения периодически устраивались регулярные маски-шоу с мельтешением групп «людей в штатском», среди которых, впрочем, подавляющее большинство составляли курсанты, проходящие практику. Саша понимал, что такое пускание пыли будет действовать недолго, максимум два-три года, да и то потому, что еще слишком свежа память о недавней шокотерапии. Но и столь краткого ослабления активности «темного элемента» было достаточно. Через три года ряды имперских спецслужб пополнятся нынешними курсантами и на смену кажущейся силе придет реальная, позволяя спокойно и вдумчиво продолжать работу по «выведению за скобки» явных и скрытых противников реформ, да и Империи в целом.

Как несложно догадаться, сломав хребет оппозиции в прямом смысле слова, Александр получил забавную ситуацию. Понимание невозможности далее фрондировать привело к массовой жажде выслужиться перед Императором у практически миллионной армии дворянства России и большинства предпринимателей. Да и не только у них. А какие тепличные условия образовались для работы различных охранительных служб? Просто сказка! Доносы пошли полноводной рекой. Все «грязное белье» всех сколь-либо уважаемых людей выворачивались перед сотрудниками Специального управления Государственного Совета. Конечно, для многих, не привыкших к подобному положению дел, это было совершенно омерзительно, но приходилось мириться. Хотя тот же Милютин Николай Алексеевич, будучи от природы человеком довольно мягким, не раз приходил к Императору с прошением за того или иного обалдуя. Но за редчайшими исключениями уходил не солоно хлебавши.

Безусловно, случались ошибки. И Александр всячески старался их минимизировать, прислушиваясь к сподвижникам и лично перепроверяя материалы по тем людям, за кого они просили. А потом еще и письменно отвечал, описывая те злодеяния, за которые тот или иной человек был задержан. Впрочем, все нарастающих масштабов чисток это не отменяло. КГБ и полиция рыли носом везде, где только можно, вскрывая даже совершенно старые дела, вроде эпизодов воровства интендантами во время Крымской войны или хищения подрядчиками на строительстве Николаевской железной дороги. А уж как доставалось откупщикам и прочим «гениям» отечественного бизнеса — не пересказать.

Одно хорошо — каждого, пойманного и осужденного, не тихо отправляли отбывать наказание, а с помпой. Например, публиковали списки в «Известиях». А по самым вопиющим случаям еще и статьи сопроводительные давали с выдержками из показаний и комментариями специалистов. Так что, несмотря на ощутимый рост напряжения, никто особенно не роптал. Разве что некоторые особенно ярые либералы пробовали говорить о человеколюбии и гуманизме. Да еще за рубежом, в той же Франции и Великобритании, пытались критиковать «людоедское правительство». Но Александру это было в целом «до лампочки», так как дальше визгливых выкриков дело не заходило.

* * *

— Саша, все равно не понимаю, зачем все это? Столько крови! Ради чего? — Владимир чувствовал себя отвратительно и много времени проводил в санатории, поэтому Император сам время от времени его навещал.

— Ради державы. Сейчас завершается расследование хищений во время строительства Николаевской железной дороги. Ты знаешь, что наш добрый Клейнмихель чуть Россию по миру не пустил с этим строительством? Там такие откаты шли — мама не горюй.

— Откаты? — удивился брат.

— Да, откаты. Ах да, ты же не знаком с этим термином, — посетовал Александр. — Там много эпизодов. Например, вскрылось, что люди Клейнмихеля нанимали только тех подрядчиков, которые возвращали им от пятнадцати до тридцати процентов уплаченных денег. Само собой, неофициально. Аналогично дела обстояли и с материалами. Павел Петрович дал обширные показания. Вы же верите Мельникову?

— Он сам дал показания? — искренне удивился Владимир.

— Да. Я его пригласил к себе и объяснил свою острую потребность разобраться с хищениями в тех делах, дабы возмездие настигло виновных. Так он мне там чуть ли не роман в трех частях описал. И сам кое в чем повинился, но главное — сдал многих вредителей и воров.

— И его наказали?!

— Конечно. Наложили штраф в тройном объеме от принятых взяток. Он его уже оплатил и публично во всем покаялся. Убирать с должности я его не стал, ибо некого ставить взамен, но обязал подготавливать смену на совесть. Впрочем, он только рад этому оказался. Насколько я знаю, с Клейнмихелем и другими расхитителями он всегда был в сложных отношениях, но из-за их влияния был вынужден уступать, да еще и взятки принимать, дабы остаться на посту и хоть как-то продвигать любимое дело.

— Если честно, мне в это с трудом верится, — покачал головой Владимир.

— А ты думаешь, отчего у нас страна чуть не развалилась по швам в ходе Крымской войны? Мы ведь не в боях понесли поражения. В боях нас на кривой козе не обскачешь, а вот с мерзостью всякой мы частенько забываем бороться. В тылах порядка не имеем. Так вот благодаря таким вот красавцам, как Клейнмихель и его пособники, мы и проиграли. Да так проиграли, что только чудом страна от банкротства удержалась.

— Меня смущает один момент. — Владимир смутился.

— Говори открыто. Ты мой брат.

— Я слышал, что сотрудники КГБ умеют заставлять признаваться. Не в этом ли дело?

— А смысл? Зачем мне толковых людей под нож пускать? Вот возьмем того же Кокорева Василия Александровича. Расследование началось по обращениям, связанным со строительством Волго-Донской железной дороги. Так свидетели показали, что его приказчики там несколько тысяч человек голодом морили или кормили негодной пищей. Само собой, Василий Александрович свалил всю вину на приказчиков, дескать, воры, преступники. Но мы этим персонажем заинтересовались. Покопали. И выяснилось, что он еще тот «жук». Во времена водочных откупов он нарочно поставлял дешевую водку отвратительного качества, от чего отравлением умерло несколько десятков тысяч людей. И это — только подтвержденные свидетелями случаи. Зато сколотил восемь миллионов рублей. И вот таких дел за ним — масса оказалась. Какие уж тут приказчики. Они, конечно, тоже получили взыскания, но сам Василий Александрович ныне в Научно-исследовательском институте медицины пребывает. На нем там наши врачи новые лечебные препараты испытывают. А его имущество — отписано казне. Правда, не все. С него списаны довольно немалые суммы для компенсаций пострадавшим или их семьям, если они не дожили.

— Василий Александрович… А ведь я с ним не далее чем год назад общался. Он казался таким приличным человеком.

— Не все люди такие, какими кажутся. Так что, как ты видишь, всякой дряни в нашей многострадальной стране — великое множество. Зачем все это? Так немудрено понять. Вывести ее всю нет никакой возможности, но вот прижать к ногтю, заставить дрожать от одних только мыслей своих зловредных я и стараюсь. Да еще и с руководящих постов подобных людей надобно убрать. Не дело, чтобы они державой управляли.

— А если они захотят исправиться? Ведь кое-какие полезные дела Василий Александрович для России делал. Вон, в Баку нефтеперегонный завод построил. В пароходство Волжско-Каспийское вкладывался.

— Человек всю жизнь обманывал и воровал. Разве можно поверить в его раскаяние? Тем более, он уже совершил массу злодеяний, за которые должен ответить. Да, за ним числятся кое-какие полезные поступки. Но преступлений за ним так много, что нельзя его помиловать. Сравни с тем же Мельниковым. Воровать воровал, но про дела не забывал. Да и воровал — с умом. Никогда не брал много. За что он и помилован. Я ведь с него не все взятки в тройном объеме забрал. Контрразведка очень прилично нарыла его не совсем легальных и красивых поступков в обращении с доверенным имуществом. Но делу он никогда не вредил, даже напротив — ратовал за него. Местами даже из личных капиталов премии выдавал. Если бы все вернул в тройном объеме — разорился бы. Так что, я его наказал очень скромно и аккуратно.

 

ГЛАВА 6

Морган нервно курил сигару, сидя на летней веранде. Уже третью неделю не было никаких новостей из Москвы. Такое уже не раз случалось, Александр его не держал на коротком поводке, лишь направляя и инструктируя в случае крупных операций и основных моментов. Но в этот раз дела обстояли совершенно иначе. Буквально неделю назад до него дошла французская газета, в которой говорилось о том, что русский Император погиб в Северном море в результате успешного покушения — его корабль был взорван неизвестными. Из-за чего Джон себе не находил места уже неделю. Что будет с ним дальше? Ведь весь его бизнес находился в собственности погибшего Императора. Кто возьмет дела в свои руки после него? Как поступят с ним? Что будет с его жалованьем и бонусами? Такой страшной и напряженной недели Моргану еще никогда переживать не приходилось. Он потерял сон и аппетит, только курил и неустанно ходил, будучи не в состоянии успокоиться.

Поэтому курьера разведслужбы, который привез ему пакет с документами и инструкциями, он встретил как ангела-спасителя. Никогда прежде он не был так счастлив возможности узнать новости. Он мог бы воспользоваться телеграфом, запросив Москву или своих европейских агентов, но кабель в очередной раз оборвался. Уже третий кабель, проложенный по дну Атлантики, обрывался. А «Грейт Истерн», который пытался проложить второй канал, затонул. Причем, где и когда точно — никто так и не понял. Просто ушел в свой последний рейс и сгинул вместе со всей командой. Поэтому, будучи вновь отрезанным от Европы, Морган чувствовал себя совершенно отвратительно — будто его в тюрьму посадили, отгородив от всего мира.

— Дорогой мой! — Морган буквально сиял, видя этого мужчину совершенно неприметного вида. — Вы просто мой спаситель!

— Отчего же? — Курьер имперской разведки несколько недоумевал.

— Да как же так? Разве вам не понятно? Без этого чертового телеграфного кабеля нет никакой возможности что-то узнавать оперативно. Эти корабли, словно черепахи, ползают по Атлантике. Я совершенно перепутан событием, что произошло в Северном море. Что случилось с Его Императорским Величеством? Он жив?

— Получив предупреждение о готовящемся покушении он решил не испытывать судьбу и вернуться из Лондона в Москву несколько нестандартным путем. Я подробностей не знаю, но Его Императорское Величество смог выйти сухим из воды, причем в который раз.

— А как же он добирался до Москвы?

— Никто не знает, а кто знает — помалкивает. Это, знаете ли, новая мода — помалкивать и лишнее не болтать. Мне известно только то, что Его Императорское Величество появился, как чертик из табакерки, на третьи сутки в Москве.

— Но о его гибели уже написали газеты?

— Только французские газеты, — улыбнулся курьер. — Королева Виктория и премьер-министр Дизраэли были предупреждены о том, что он, опасаясь покушения, не пойдет на корабле из Лондона, а все остальные страны были в замешательстве. Люди не понимали, верить ли в эту новость или нет.

— А что французы? Откуда такая неосторожность?

— Я подробностей не знаю, но говорят, покушение на Александра было организовано по прямому распоряжению Наполеона III. Уж больно события в Лондоне его обеспокоили. — Курьер улыбнулся.

— Сделайте милость, расскажите. Я так изголодался по новостям, что буду вам безмерно благодарен.

— Да там, собственно, не о чем рассказывать. Если давать выжимку событиям, то Его Императорское Величество не только наградили орденом Подвязки, но и приняли в Великую ложу Англии.

— Масоны? — Морган был искренне удивлен. — Почему он согласился? Мне всегда казалось, что он ведет свою игру. Зачем он влез в это мутное болото?

— Я не в курсе всех причин, но Его Императорское Величество знает что делает. Мне известно, что после посвящения, кстати, сразу в мастера, королева Виктория начала довольно прозрачные заигрывания, направленные на сватовство.

— И кого в этот раз она решила выдать замуж?

— Как это ни забавно звучит, но Луизу. Тем самым она пыталась поставить его между двух принцесс, обостряя ситуацию и заставляя выбрать сторону.

— Он уже выкрутился?

— Да, не знаю, что он там кому говорил, но дальше легкого флирта дело не зашло.

— Неужели Виктория так легко отказалась от своих планов?

— Вот что не знаю, то не знаю. В общих чертах, я все рассказал, касаемо этого инцидента. Само собой, что сам знал. Может быть, вас еще что-то интересует?

— Как жаль, что вам можно так мало рассказывать, — улыбнулся Морган курьеру, оставшемуся, впрочем, невозмутимым. — Но, боюсь, все остальные вопросы не так важны. Меня только беспокоит связь. Без телеграфа я как без рук. Две недели с лишним в один конец — это очень приличный срок для сообщения. За это время очень много что может измениться. И я, честно говоря, не представляю, как разрешить эту проблему.

— К сожалению, я тоже. Вы должны понимать, что я всего лишь…

— Да понимаю, понимаю. Но вдруг слышали что? Его Императорское Величество очень внимателен к науке, мало ли что интересное там открыли.

Проводив курьера к месту отдыха и ожидания ответа, Морган отправился в комнату, дабы изучить пакет документов, предварительно его расшифровав. Впрочем, его жена — Элизабет — оказалась очень полезной помощницей, позволявшей очень серьезно ускорить расшифровку пакета и компоновку ответа.

В этот раз, помимо общих инструкций и освещения финансовой и политической ситуации в мире, в пакете имелось весьма прилично и иных документов, связанных с целым рядом новых проектов, один из которых поверг Моргана буквально в шок. Александр отписывался, что в течение месяца в Нью-Йорк прибудет рабочая группа из Москвы, которая привезет с собой оборудование для беспроводной связи. В связи с чем Император просил Моргана обеспечить всемерное содействие.

Стандартный имперский лист бумаги, покрытый аккуратными машинописными буквами «абракадабры» и расшифровкой чуть ниже, лежал перед Джоном, и он просто не знал, как на него реагировать. «Это шутка?» — такова была единственная мысль в голове Моргана. Все сказанное больше напоминало ему какой-то несмешной розыгрыш.

— Джон, что с тобой? — Елизавета была встревожена потерянным видом мужа.

— Ты знаешь, дорогая, иногда мне кажется, что я устроился на работу к дьяволу. — Морган хмыкнул и залпом опрокинул бокал с виски. — Да. Определенно в этом что-то есть. Не переживай, — он натянуто улыбнулся жене, — все будет хорошо.

* * *

Тремя неделями раньше.

Лондон. Букингемский дворец.

— Ваше Королевское Величество. — Александр вежливо поклонился королеве Виктории.

— Александр, вы выглядите взволнованным, — слегка обеспокоенно посмотрела на него королева. — Мне сказали, что у вас возникло какое-то срочное дело, не терпящее никаких отлагательств.

— Я чувствую поразительное беспокойство. Мне кажется, что кто-то хочет поссорить наши державы и готовит покушение на меня в то время, что я буду пребывать на корабле Вашего Величества.

— Вы уверены в своем предчувствии?

— Оно меня еще никогда не подводило… и, несмотря на все старания недругов, я смог пережить весьма приличное количество покушений. Сейчас же все мое тело буквально кричит о том, что там ловушка. Настолько сильно, что я едва могу заснуть. — Саша сделал небольшую паузу, взглянул прямо Виктории в глаза и продолжил: — Кое-что я все же смог проверить. Несколько дней назад на кораблях, милостиво предложенных Вашим Императорским Величеством для моего путешествия на родину, произошло несколько неприятных инцидентов.

— В самом деле? — оживилась Виктория, до того находящаяся буквально в ступоре от подобных откровений.

— На всех кораблях без исключения заболело по пять-семь человек, в том числе офицеры. Мои люди пытались их разыскать и побеседовать, мало ли, я смог бы им посодействовать в выздоровлении. Но все якобы заболевшие отказались общаться с ними, ссылаясь на плохое самочувствие, хотя никаких признаков не выказывали. Наблюдение подтвердило предположение о том, что они здоровы и по какой-то иной причине отказались идти в плавание.

— Я думаю, мы сможем быстро поменять всех офицеров и моряков, которых взяли взамен заболевших. Это очень просто разрешаемая задача. Даже не понимаю, для чего вам понадобилась я?

— Все дело в том, что я самым решительным образом не хочу лезть в эту петлю. Поэтому я прошу содействия.

— Какого рода?

— Вы любите театр? — посмотрел Александр на Викторию и улыбнулся.

В ходе последующего непродолжительного разговора было решено отправить на корабле в Санкт-Петербург помощника Императора, имеющего близкую комплекцию и переодетого в его одежду. Сам же Александр инкогнито уезжал окольными путями. Само собой, ради безопасности сведения никому о том, по какому именно маршруту Император будет выезжать, не стали озвучивать. Даже королеве, сказав ей лишь то, что Александр станет петлять, пытаясь уйти от слежки, а потому заранее маршрут еще никому не известен.

* * *

В тот же вечер. Букингемский дворец.

— Сэр, — слегка рассеянно улыбнувшись, спросила королева. — Какие у нас есть ресурсы для наблюдения?

— Кого вы хотите выследить?

— Александра. — На лице Бенджамина выступила гримаса непонимания. — На корабле пойдет подставное лицо «из опасений покушения», сам же Император будет выбираться из Великобритании инкогнито… окольными путями. Вы понимаете, чем это нам будет грозить?

— Честно говоря, не очень… Вы считаете, что никакого покушения не предвидится, а Александр просто желает с кем-то встретиться?

— Да. Мне кажется, этот затейник опять что-то задумал.

— Вы понимаете, в его положении это не так просто. — Бровь королевы поднялась, желая пояснений. — Вы провели официальный ритуал произведения в достоинство рыцаря Подвязки. То есть формально он стал вашим вассалом. Кроме того, мы приняли его в масонскую ложу, тем самым встроив в довольно развитую общеевропейскую систему. Он теперь часть ее.

— Вы же сами не так давно говорили, что он такой человек, что ему на формальные моменты плевать.

— И не отказываюсь от своих слов. Но зачем он все это сделал? Он ведь преследовал какую-то цель, согласившись на столь невыгодную для него интеграцию. Фактически мы не сможем на него давить, но в случае выступления с какой-либо проказой против нас он очень сильно может потерять в престиже. А мне кажется, «общественное лицо» для него весьма важно. Много важнее ваших с ним отношений.

— Иными словами, вы рекомендуете за ним не следить?

— Отнюдь. Просто не делать преждевременных выводов. Я не исключаю того, что на него действительно готовят покушение. Ведь он пережил их великое множество. Так сказать — профессионал в этом деле.

— Хорошо. В ваших доводах есть много разумного. Давайте так и поступим. Следите за Александром, но не предпринимайте никаких резких движений. Посмотрим, что и как он будет делать.

* * *

Спустя две недели. Москва.

— Ваше Императорское Величество, — не унимался Виктор Вильгельмович. — Зачем был нужен этот экспромт? Мы ведь серьезно перепугались.

— Мне нужно было навестить оппозицию в Ирландии, и вы это отлично знаете.

— Можно было найти другие способы. Ведь этот взрыв…

— Он был подстроен мною же. Если быть до конца честным, то я просто не стал пресекать попытки одного «французского патриота». Напротив, я ему даже помог. Ведь если бы этого взрыва не получилось, то обстоятельства могли скомпрометировать меня Ведь сейчас Ее Королевское Величество понятия не имеет, как именно я выезжал из Великобритании, и убежден, что ее это мало волнует, ибо все руководство Туманного Альбиона всерьез обеспокоено этим наглым покушением. Это такой удар по престижу! — улыбнулся Александр.

— Честно говоря, я не понимаю, зачем вообще вся эта авантюра, — покачал головой фон Валь.

— Да тут нет ничего сложного — я пытаюсь убедить руководящие круги Великобритании в том, что пока являюсь если не их союзником, то не противником точно. Я принял награду из рук королевы Виктории, став рыцарем ордена Подвязки, и формально стал ее личным вассалом. Конечно, фактически это ни на что не влияет, но этот посыл однозначно указывает на то, что я ищу поводов для сближения и диалога.

— А зачем вы вступили в масонскую ложу? Зачем вам эта возня?

— То же самое. Вся элита Великобритании состоит в этой организации, поэтому, вступая туда я формально отношу себя к ее элите. То есть маркирую себя как «своего». Конечно, все это мало о чем говорит, и вряд ли все это будут принимать всерьез, однако подобные шаги дезориентируют противника. Снижают его бдительность.

— У нас хорошая разведка и контрразведка, мы можем уже на равных играть с англичанами в этом плане. Зачем разводить подобное представление перед тем, кого мы можем легко переиграть?

— Виктор. — Александр улыбнулся. — Во всем этом деле есть несколько нюансов. Во-первых, наша внутренняя оппозиция. Вы думаете, что после событий осени-зимы 1867 года она исчезла? И люди, которые были убежденными сторонниками наших оппонентов по внутриполитической игре, изменили свое мнение, радостно приняв и меня, и предлагаемую программу модернизации государства и общества? Было бы наивно считать это таковым. Осенью 1867 года я своими жесткими, решительными действиями просто предотвратил гражданскую войну, которая бы расколола общество. Но внутренние враги и им сочувствующие у нас остались. Я не уверен, что это известно в Лондоне, но поймите меня правильно, недооценивать противника нельзя. Тем более такого. Если они начнут копать под этих слегка напуганных и выжидающих людей, ситуация в государстве очень сильно дестабилизируется.

— И как они это сделают? Организуют вооруженное восстание, как в Польше?

— Безусловно. Несколько таких восстаний, которые мы, конечно, разобьем. Но… потом они могут перейти к совершенно иной тактике. Например, помогая нашим внутренним врагам продвигаться по служебной и должностной лестнице, закидывая их в руководство государством. Вы ведь читали отчет Путятина о том, что в среде военных офицеров, формально присягнувших мне и прошедших курс переподготовки, бродит недовольство. Им не нравятся новые порядки. Хотя открыто они против них не выступают. Тот же Михаил Драгомиров. Он на всех публичных собраниях придерживается моей линии, однако на него поступал уже не один донос, дескать, за глаза и в приватных беседах Михаил Иванович поговаривает о том, что я разваливаю армию.

— Вы верите доносам? — улыбнулся фон Валь. — Насколько мне известно, у Михаила Ивановича безупречная репутация.

— Именно по этой причине он пока остается в обойме офицеров Русской Императорской армии. Я не уверен в нем. И не только в нем. У него самого ума не хватит на полноценный заговор, однако если доносы верны и Драгомиров скрытый враг моих начинаний, то он легко примкнет к заговорщикам.

— Мне кажется, вы сгущаете краски, — слегка покачал головой Виктор Вильгельмович.

— Отнюдь. Наше государство до моего воцарения было долгие столетия весьма неоднородной субстанцией, и два-три года мало что могли изменить. Вы думаете, зачем я вообще рвусь к военным победам? Думаете, я не понимаю, какие это авантюры? Но нужно закрепить в головах людей, что все эти успехи связаны со мной и моими начинаниями. Просвещать и давить. Потому как убери сейчас давление, и все снова начнет разваливаться, как груда трухи. Я ведь стремлюсь к тому, чтобы государство было единым организмом, а не набором относительно независимых формаций. А чтобы склеить несколько досок, им не только клей нужен, но и некоторое время выдержки в сжатом состоянии. Чуть раньше убери пресс, и ничего не получится. Кроме того, люди не привыкли к новым порядкам и считают их чудными. Они ведь переворачивают старые феодальные порядки с ног на голову. Даже Церковь и та притихла и ждет возрождения патриаршества. Да, дорогой Виктор Вильгельмович, церковные иерархи жаждут получить определенную свободу и финансовую самостоятельность.

— Я слышал, что священники весьма нелестно отзывались о вашем новом проекте наградной системы Российской империи.

— Вы о том заявлении этого странного бывшего архиепископа Минского и Бобруйского Михаила, в котором он назвал пятилучевую звезду нечестивым знаком, недостойным православной награды?

— Да. Правда, признаюсь, не в курсе, чем вся эта истории завершилась. Просто не следил, ибо дел было много.

— Ничем хорошим… для архиепископа, — улыбнулся Император. — Он был расстрижен из сана, после чего осужден на пожизненные исправительные работы с полной конфискацией имущества всей его семьи.

— Ого! — искренне удивился фон Валь. — Мне кажется, вы немного переусердствовали. Так серьезно наказывать за политические высказывания…

— Там дело не в политическом высказывании, а в полной некомпетентности крупного иерарха, совершенно не разбирающегося в собственно церковной символике. Но это полбеды. Своей глупостью он подрывал доверие к власти, за что по совокупности и поплатился. Мне архиепископы, слабые головой, не нужны. Ему наказание, остальным урок.

— Странно. А что, пятилучевая звезда действительно православный символ?

— Виктор, вы же член рыцарского ордена Красной звезды!

— Но я до сих пор не знал подробностей. Просто видел, как странно косились некоторые священники на мой значок.

— Пятилучевая звезда — это самый древний символ Вифлеемской звезды, той самой, которая возвестила миру о пришествии мессии. Она пятилучевой изображалась на многих средневековых храмах и позднее. А на Вифлеемской православной церкви в Иерусалиме пятиконечная звезда венчает распятие. Она — один из базовых христианских символов. И в отличие от распятия символизирует не жертву, а духовное обновление. В христианской культуре нет более позитивного символа. И никогда не было. Пятилучевая звезда покоится на личной печати древнеримского императора Константина I. Того самого, который ввел на всей Римской империи христианство как единую государственную религию. Называть такой знак «нечестивым» — уму непостижимо! И не знать такое архиепископу просто непростительно… Если, конечно, он не целенаправленно вредил.

— То есть вы считаете, что нужно повременить с явным противостоянием?

— Конечно. Мы еще слишком слабы и далеки от единства, чтобы сталкиваться в серьезной схватке с такими монстрами, как Великобритания. Конечно, мы ей сможем намять бока, но какой ценой? В войну нужно вступать тогда, когда это выгодно нам, а никак не противнику. Поэтому я не только развернул весь этот театр с покушением и наградами, но и, пользуясь удачно сложившимися обстоятельствами, лично посетил ирландских революционеров.

 

ГЛАВА 7

Стюарт Парнелл сидел на берегу прудика и думал. Последний месяц буквально перевернул его жизнь с ног на голову.

— Этот русский Император, проезжавший по совершенно неведомой причине через Ирландию, заставил его потерять покой и сон. Один разговор, всего один, а человек уже места себе не находит.

— Что вы говорите? — Офицер Ирландской освободительной армии, присутствующий со Стюартом практически повсеместно, не расслышал слов своего командира.

— Я говорю, Бран, что давно нет вестей от нашего «Большого брата».

— Возможно, сэр.

— Что значит «возможно»?

— Мы едем к старому Гаррету Кондону… — Секретарь замялся.

— И что там? Случится чудо?

— Я слышал, что он вас ждет как раз из-за нашего «Большого брата». Поговаривают, что он прислал вести и кое-что еще.

— Так что же ты молчал? — вспылил Стюарт и вскочил с земли.

Стюарт Парнелл, будучи сыном весьма влиятельного ирландского землевладельца и аристократа, мог совершенно спокойно вести сладкую жизнь в Лондоне. Однако душа жаждала большего, кипящего адреналина, действия, движения. Не будь в Америке дела настолько плохи, сбежал бы туда. Амбиции ирландца горели и не давали ему покоя. Поэтому встреча Парнелла с активистами Ирландской освободительной армии оказалась бальзамом на измученную тошнотворной жизнью сытого и богатого обывателя душу Стюарта. Так случилось, что в GAF собрались в основном простые люди, максимум торгового или ремесленного сословия. Аристократов, даже мелких, там не было вовсе, так как им не доверяли, опасаясь предательства. А тут такая удача!

Так уж сложилось, что никаких особенно демократических и республиканских тенденций в Ирландии не имелось. Большая часть народа жила мечтами о древних временах, когда Зеленым островом правили свои собственные короли, а британцы даже в гости не ходили, опасаясь грозного ирландского оружия. Эти же настроения чувствовались и в GAF. Она просто расцвела после прихода Стюарта, фактически ощутила второе дыхание.

Впрочем, Александр в Ирландии провел не только вербовку Стюарта в подпольную организацию ирландского сопротивления, но и несколько раз выступил перед революционерами, договорился о поставке новой партии оружия и о многом другом. Правда, практически все пришлось делать буквально бегом и на ходу, но подобное мало кого волновало.

— Стюарт! Друг мой! Рад тебя видеть! — Старый Гаррет двинулся навстречу входящему Парнеллу. — Уже совершенно тебя заждался.

— Что-то случилось? Мне сказали, что появилось дело, не требующее отлагательств.

— Пойдем. — Старый Гаррет, поманив Стюарта, прошел через две проходные комнаты и зашел на кухню, поднял лючок и спустился в подвал. Зажег масляную лампу. Поставил на стол небольшой сундук и открыл его. Стюарт глянул туда и замер в недоумении. Внутри лежала аккуратного вида корона, выполненная из белого серебристого металла. Если бы Гаррет и Стюарт были знакомы с искусством начала XXI века, то безошибочно опознали в этом царственном венце безусловные черты эльфийской стилистики. А так, они смогли оценить только качество сложной пространственной вязи.

— Что это?

— «Большой брат» прислал подарок. Он сказал, что достойной стране нужна достойная корона.

— Почему вы ее показываете мне? — Стюарт поднял глаза на хитрого старика.

— Потому что более некому ее среди нас надеть. Слишком простые головы. Не по рождению нам такие вещи даже мерить.

— Странно все это, — сказал Парнелл и аккуратно взял корону в руки, медленно вращая и рассматривая. Только сейчас он понял, что его смущало в ней — слишком прочная она была для серебряной поделки. — Из чего она сделана?

— Платина и алмазы. Видишь, как они бусинками между листьев расположились. — Стюарт держал корону в руках, а его глаза все больше и больше разгорались, наполняясь огнем амбиций и страстной жажды власти. — Друг мой, это еще не все. К короне наш добрый друг приложил довольно увесистое письмо, — сказал Гаррет и кивнул на весьма внушительный конверт, лежащий на полке.

Ничего особенно удивительного там не было — обычные организационные инструкции да советы, но главное — это песня… замечательная песня с партитурой, а также сценарий для ее презентации. Александр вспомнил, что в свое время ему очень понравилась переделка одной древней бретонской песенки — Ev' chistr 'ta Laou. Вспомнить мелодию, конечно, не получилось, однако, помня название, Император легко нашел людей, которые смогли ее исполнить. Понятно, что в чистом, народном исполнении эту песню использовать было нельзя, так как и слова не те, и музыка требовала эстрадной обработки… да и с постановкой исполнения требовалось повозиться. Ушло больше года серьезной работы над композицией, включая тестовые слушания теми ирландцами, которые служили при Императоре, прежде чем вышло что-то путное. И надо сказать, что очень недурственно — даже Саша смог проникнуться поразительным звучанием мелодии и слов, хотя и не понимал их, не владея ирландским языком. Ведь весь текст был написан на ирландском языке и носил характер военно-патриотической песни, повествующей о том, как «горят сердца ирландцев», живущих «под гнетом рабства и цепей».

* * *

Изучив пакет, присланный Александром, Парнелл не знал, что и думать. В его голове все смешалось в настоящий вихрь, а тело распирало от жажды действий. Образно выражаясь, ему хотелось сесть на коня и повести за собой войска в бой, каким бы он самоубийственным ни был. Он весь горел, охваченный патриотизмом и амбициями.

Прошло минут пять, прежде чем юный аристократ, завершивший чтение и отложивший бумаги, откликнулся на вежливый кашель Гаррета и посмотрел на него возбужденными, чуть влажными глазами. Там читалась такая буря эмоций, мыслей и вопросов, что сформулировать их словами казалось просто невозможно. А старик лишь улыбнулся и, не дожидаясь вопроса, ответил:

— Вас уже ждут верные друзья, — потом сделал небольшую паузу и, чуть склонив голову, завершил свою фразу: — Ваше Величество.

 

ГЛАВА 8

Спустя месяц. Лондон. Букингемский дворец.

— Ваше Королевское Величество. — Дизраэли поклонился, входя в кабинет.

— Сэр, я хотела бы объяснений. — Виктория кивнула на свежий выпуск «Таймс», пестреющий заголовками о провозглашении независимости Ирландии.

— Мне кажется, что это провокация. Я сам об этом узнал только сегодня утром. Я… — Бенджамин выглядел совершенно растерянным.

— Сэр, а вам не кажется, что последние годы некомпетентность руководителей правительства Великобритании превышает все разумные пределы? — Виктория была зла и холодна. Ее глаза буквально прожигали бедного премьер-министра. — Почему в Ирландии, славной земле английской короны, происходят такие события? — Она выдержала паузу, пока Дизраэли молчал, чуть опустив глаза. — Что там на самом деле произошло? Газеты все правильно осветили?

Спустя две недели.

— Итак, Бенджамин, я надеюсь, вы выполнили мое поручение?

— Да, Ваше Королевское Величество. Даже более того. Я смог не только выяснить детали произошедшего события, но и пригласить ряд музыкантов, чтобы нам исполнили гимн повстанцев.

— Зачем мне слушать столь отвратительные вещи?

— Вы должны это послушать.

— Вы считаете? — Виктория очень скептически посмотрела на Дизраэли.

— Да. Если вы пожелаете, конечно. Они тут, в Букингемском дворце, ожидают Вашего Величества.

— Хорошо. Но пока мы идем, я хотела бы услышать захватывающую историю о той вакханалии, что творится в Ирландии. Вы же не откажетесь развлечь свою королеву?

— Дела обстоят намного хуже, чем мы предполагали. Они не просто провели провозглашение независимости Ирландии. Нет, это было бы сущей мелочью. Эти безумцы провели древний обряд на холме Тара, что в графстве Мит.

— Какое нам дело до этих ряженых?

— Если бы просто ряженые, — вздохнул Дизраэли. — Холм Тара для большинства ирландцев является олицетворением их независимости, так как именно на этом холме с самых древних времен проводились коронации ирландских королей.

— И что за обряд они провели? Вы пытаетесь сказать, что… — Виктория подозрительно посмотрела на мнущегося Бенджамина.

— Да. Они не только провозгласили независимость Ирландии, по и провели ритуал коронации Стюарта Парнелла… Конечно, древняя традиция была соблюдена не до конца верно, но пир Тары нового ирландского короля в окружении дружины и ближайших сподвижников был совершен.

— Стюарт уже взят под стражу?

— Нет. В Ирландии сейчас англичанам находиться опасно. Очень опасно. — Бенджамин особенно подчеркнул этот момент, даже сделав легкую паузу. — Практически все города кипят от митингов и шествий. Те немногие представители британской администрации, что пережили былую травлю этими бандитами, сейчас уже мертвы. А если и нет, то им недолго осталось. Наши полки, стоящие в Ирландии, перешли на сторону восставших. Полиция либо погибла в скоротечных боях, либо присягнула этому самозванцу. Фактически можно сказать, что Ирландия сейчас нами не контролируется.

— Почему наши солдаты пошли на предательство?

— Потому что состояли преимущественно из ирландцев, шотландцев и валлийцев. Офицеры-англичане убиты своими же солдатами и унтерами.

— Скоротечные бои… — Виктория немного задумалась, — что там вообще происходило?

— Группы повстанцев совершали нападения на полицейские участки, начиная с бросков бомб и завершая дело общим штурмом. Многих офицеров и чиновников, что сохраняли верность Вашему Величеству, повстанцы посещали по ночам, оставляя под утро лишь изуродованные трупы. Насколько мне известно, они не щадили ни женщин, ни детей, ежели муж отказывался присягать Стюарту.

Виктория от таких слов совершенно посерела, заводясь.

— За какие сроки вы планируете вернуть контроль над Ирландией? Вы уже определились с тем, сколько солдат вам для этого потребуется?

— Ваше Королевское Величество… вы понимаете… — Бенджамин замялся.

— Что? Говорите!

— Шотландия и Уэльс волнуются. В ряде городов прошли митинги в поддержку независимости Ирландии. Ситуация весьма сложна и опасна. Дошло до того, что я приказал разоружить Шотландскую гвардию и держать ее в казармах. — Дизраэли снова замялся. — Восставших, безусловно, нужно раздавить, но… начни мы это сейчас — потеряем Уэльс и Шотландию.

— Что значит потеряем? — У королевы даже глаза округлились от удивления.

— Это значит, мы получим гражданскую войну с непредсказуемым исходом.

— Какая гражданская война? Бенджамин! Что может сделать кучка бандитов против регулярных английских солдат?

— По всей стране идет волна увольнений ирландцев, валлийцев и шотландцев из армии и флота с последующим отбытием в Ирландию. Мне стало известно, что американская община ирландцев начала сбор денег, оружия и добровольцев для войны с Великобританией. На носу большая европейская война, в которой столкнутся интересы многих крупных игроков. Я убежден, что, дабы избежать нашего в ней участия, Ирландии в скором времени начнут помогать. Не удивлюсь, что даже бесплатно.

— Может быть, устроим им морскую блокаду?

— Портсмутской эскадрой? — Дизраэли грустно улыбнулся. — Она вполне возможна, но, чтобы полностью закрыть Ирландию, нам придется подтянуть большие силы из колоний, оголяя их и ставя под удар. Помните ту авантюру с австрийским шлюпом? Кто ее устроил — достоверно до сих пор неизвестно, хотя, конечно, подозревают Александра. Но прецедент очень опасный. Что мешает врагам Англии, узнав об оголении колоний, отправить туда десяток подобных кораблей? Та же североамериканская диаспора ирландцев первой побежит снаряжать суда для каперства и разбоя в Индийском океане. Боюсь, что морская блокада Ирландии сейчас весьма затруднительна. Как и вообще — любые военные операции против нее. Впрочем, мы уже дошли. Прошу, Ваше Королевское Величество. — Бенджамин сделал приглашающий жест в одну из комнат, где королеву уже ждал небольшой оркестр в ирландских национальных одеждах, причем не простых, а стилистически доработанных. Можно даже сказать, что эти костюмы представляли собой высококлассные поделки по мотивам ирландского костюма, стилизованного под тематику лесных эльфов. Само собой, материалом для этих поделок стал высококачественный китайский шелк повышенной прочности и толщины, что давало довольно любопытный эффект. Королева от их вида поморщилась.

— Вы хотели мне показать это?

— Ваше Королевское Величество, эти люди играли на коронации Стюарта. Ведь так? — Он кивнул в сторону оркестра, и те в ответ закивали головами. — Как они сообщили, им пришлось больше двух недель проводить в неустанных репетициях, несмотря на то, что их набирали из лучших музыкантов Ирландии.

— И что? — Королева не скрывала своей брезгливости по отношению к присутствовавшим в комнате ирландцам. — Как они вообще тут оказались?

— Я уговорил их сыграть для Вашего Величества то, что они играли на коронации Стюарта. Пришлось даже вести переговоры лично с Парнеллом.

— Что?! — Глаза королевы выражали едва скрываемую ярость. — Надеюсь, этих… — она махнула рукой в сторону оркестра, — по выходе из Букингемского дворца вы уже распорядились взять под стражу?

— Ваше Королевское Величество, Стюарт Парнелл дал свое разрешение на их выезд под мое честное слово их безопасности и свободы. Если все пройдет как нужно, он обещал освободить полсотни различных английских чиновников, которые сейчас находятся в плену у повстанцев.

Виктория поморщилась, как от зубной боли, а Бенджамин кивнул оркестру, который начал исполнение хорошо разученной композиции, добавляя к музыке еще и слова. Конечно, не хватало нормального хора, однако у музыкантов получалось неплохо. Королева, как и Александр, слов не понимала, ибо не владела ирландским языком, однако сама композиция ее поразила своим звучанием.

— О чем эта песня?

— Она о борьбе всех кельтов за свою свободу и независимость от британской короны. Эту песню, только в народном исполнении, уже поют в Ирландии, Уэльсе и Шотландии. Кто-то постарался напечатать довольно приличное количество партитур под народные инструменты и распространить их среди широких слоев кельтского населения. — Услышав это пояснение, королева замолчала и подошла к окну. Бенджамин проследовал за ней и тихо, на самое ухо сказал: — Ваше Королевское Величество, это восстание не произошло само по себе.

Виктория посмотрела на него с легким раздражением и направилась к выходу из залы. Дизраэли, не отставал ни на шаг, поэтому, когда шаге на двадцатом, уже в коридоре, королева обратилась к нему, он был рядом и во всем надлежащем внимании:

— Кто его организовывал? Не ирландцы же.

— Я считаю, что французы. По крайней мере, я смог пресечь несколько поставок русского оружия через Францию.

— Русского оружия? Так, может быть, это Александр?

— Вряд ли. Он достаточно умен, чтобы так не подставляться.

— Тогда почему русское оружие?

— Потому что стрелковое оружие, изготавливаемое в Москве, сейчас не имеет конкурентов. Оно лучшее. Просто кто-то изо всех сил старается вооружить повстанцев. По поводу артиллерии я не смог ничего выяснить, но в плане стрелкового вооружения думаю, что тысяч на двадцать бойцов поставки уже совершены. А это немало. Уже сейчас нам требуется ввести не менее ста тысяч солдат, дабы быстро смять сопротивление ирландцев. Что будет дальше — понятия не имею, но вряд ли ситуация улучшится.

— А что аристократия?

— Вся ирландская аристократия, за редкими исключениями, перешла на сторону Стюарта.

— А вы?

— А я исключение.

— Боюсь, что, если ситуация не улучшится, вам придется оставить свой пост. — Королева холодно посмотрела на Дизраэли, который едва заметно улыбнулся:

— Назначение козла отпущения, Ваше Королевское Величество, не позволит нам решить сложившуюся проблему.

 

ГЛАВА 9

Примерно в то же время,

один из шикарных особняков Лондона.

— Господа! Спокойнее! — Старый мужчина ударил ладонью по столу, призывая к тишине присутствующих. — Господа, события, произошедшие в Ирландии, действительно потрясают, поэтому мы должны быть взвешенны в своих оценках, дабы не натворить глупостей.

— Сэр, но как тут сохранять спокойствие? У меня в Ирландии осталось больше семи тысяч акров земли! Слуги — черт бы с ними, но как быть с имуществом?

— Не горячитесь! Кто знает, может, обретение Ирландией независимости для нас даже выгодно? Кто из присутствующих знаком со Стюартом?

— Я, сэр, — подал голос седеющий бородач с военной выправкой. — Мне довелось не раз общаться с его покойным отцом, а заодно и с ним самим, правда, Стюарт тогда был еще совсем юн.

— Вы можете его охарактеризовать?

— Только в общих чертах. Он человек сильный, как духом, так и телом. Истинный патриот Ирландии и ирландского народа, что привито ему матерью.

— Вы сможете с ним связаться и обсудить наши интересы?

— Возможно. Но с ним ли нужно эти вопросы обсуждать?

— Почему? — Председательствующий старик в недоумении взглянул на бывшего офицера, но быстро спохватился: — Вы думаете, Парнелл пешка в чьей-то игре?

— Безусловно.

— У вас есть мысли о том, кто его хозяин?

— Нет. — Бывший военный покачал головой.

— Я тоже, господа, считаю, что юный Стюарт всего лишь пешка, — подал голос раскатистый бас от камина. — Именно по этой причине нужно не делать резких движений. Я видел фото с коронации — его корона впечатляет стилем. Он совершенно нехарактерный и ранее не применявшийся. Немного напоминает французскую традицию периода первой Империи, но сильно искаженную. Я навел справки, и ювелиры, с которыми я консультировался, затруднились ответить о мастерской, которая подобные вещи делает.

— Вы считаете, что кто-то пытается подставить французов?

— Возможно. Тут чья-то сложная и тонкая игра. Вы помните, когда в Санкт-Петербурге погиб уважаемый нами Клейнмихель от рук неизвестных террористов, мы все были в замешательстве. Такой мощный взрыв! Сколько там требовалось пороха? Он что, ехал на бочонках? Я поначалу думал, что его устранил Александр, но тот сам едва не погиб во время покушения, лишь чудом избежав участи своего несостоявшегося компаньона по строительству санкт-петербургского морского порта.

— Но ведь расследование тогда ничем разумным не закончилось.

— Да. Именно. Какая-то сказочная финская подпольная организация, даже активистов которой выше рядовых бойцов мы не смогли поймать и допросить. Если посмотреть на ситуацию в Ирландии, то можно найти схожие черты. Тайная организация занимается подрывной деятельностью. Грабит банки. Уничтожает излишне любопытных чиновников. Но тихо и без особой помпы, а потом происходит взрыв, только уже не натуральный, а общественный. Ведь иначе назвать провозглашение этими повстанцами Стюарта королем Ирландии нельзя.

— Вы считаете, что в мире появился новый игрок?

— Как вариант. Возможно, действительно появился новый игрок, который ведет свою партию с совершенно непонятными ориентирами. А может быть, господа, кто-то из нас решил… — Крупный мужчина поправил пенсне и загадочно оглядел присутствующих, сверкнув глазами в отблеске огней камина.

— А Александр? — вопросительно спросил небольшой, толстый мужчина со вспотевшим лбом. Он постарался как можно скорее заполнить возникшую паузу, дабы не начались внутренние разборки. — Какую роль может во всем этом играть Александр?

— Вероятнее всего, он, как и Стюарт, талантливая пешка. Очень уж они похожи. Сильные, энергичные, решительные, амбициозные… и патриоты своего Отечества, несмотря на то, что оно для них является весьма спорной родиной, Мне кажется, кто-то ставит своих людей…

— Вы излишне подозрительны, сэр.

— Давайте немного подождем и посмотрим. Если я прав, то Ирландия постарается максимально дистанцироваться от Великобритании. А мы… мы оттуда уйдем, потеряв все, что имели в тех землях.

— Пусть так, тогда мы силой наведем порядок среди этой деревенщины.

— Вооруженной до зубов деревенщины, смею отметить. Тот, кто стоит за Стюартом приложит все усилия к поставкам лучшего вооружения его войскам.

— Ничего. Английские солдаты отменно обучены и легко с ними справятся.

— Так же, как наши доблестные солдаты были смяты русскими ополченцами на подступах к Москве? Или на Варшавском вокзале Санкт-Петербурга? Думаю, сэр, Ирландию мы проиграли. Кто-то растаскивает нашу Империю на лоскуты. У меня стойкое ощущение, господа, что Ирландия — это приманка. Two birds by one stone.

— То есть вы считаете, что Ирландией нас отвлекают от чего-то более важного?

— Да. Поэтому я думаю, что с этим забытым Богом островом с нищим, ненавидящим Великобританию населением мы можем и распрощаться, дабы быть готовым удержать то, что для нас представляет настоящую ценность.

 

ГЛАВА 10

— Ваше Императорское Величество, — секретарь плавно занырнул в кабинет сквозь какую-то совершенно немыслимую щель, — позволите?

— Да, Георгий, что-то случилось?

— Прибыл неизвестный, представился Павлом Морозовым, но по-русски не говорит и вообще на русского не похож. Говорит, что вы его приглашали. Мы его, задержали пока и закрыли. Сейчас допрашиваем. Но я осмелился вам доложить.

— Павлик, значит. — Александр улыбнулся. — А ты почему решился?

— Так одет очень солидно был. Не каждый купец такую одежду носит. Да и с гостиницей не скромничал.

— Разумно. Давно пытаете?

— Никак нет. Алексей Петрович только сегодня утром за него принялся. До того он ожидал аудиенции, пока мы проверяли по станциям, как сей товарищ ехал. Оказалось, что прибыл откуда-то из Германии.

— Вели Алексей Петровичу не злобствовать, а накормить человека, умыть и ко мне везти. Я действительно его приглашал. Павлик Морозов — это псевдоним. Его держат в обычном месте?

— Так точно.

— Хорошо, тогда немедля телеграфируй по внутренней связи. Человек это уважаемый и весьма полезный для нашего Отечества. Несмотря на то, что иностранец. Как прибудут — сразу докладывайтесь.

Спустя пять часов.

— Здравствуйте! Здравствуйте дорогой Альберт! Вы уж извините моих людей, сгоряча не поверили столь наспех состряпанной легенде. Вам не сильно досталось?

— Нет, что вы, я все хорошо понимаю. Такое количество покушений сделает бдительным любого. Держали меня, конечно, грубовато, но без унижений и членовредительства. Хотя, признаюсь, перепугался я сильно.

— Да, это мои ребята умеют. Им же каждый день приходится с разнообразным контингентом иметь дело, наводя порядок в обширной Империи. Дел по горло. Людей не хватает. Вот и приходится решать вопросы в ускоренном порядке. Нужно было вам не только курьера с письмом отсылать, но и сопровождающего из службы имперской разведки, дабы мог сообщить по инстанции и обеспечить аудиенцию без столь неприятных моментов.

— Что было, то прошло. Благо, что без последствий для кошелька и здоровья.

— Хорошо, тогда к делу. Я вам безмерно благодарен за то письмо в Берлине, если бы не оно, мои бы люди не распутали покушение и ударили в грязь лицом.

— О, Ваше Императорское Величество, оставьте. По вине моих братьев моя семья должна вам много больше. Я ужасаюсь от одной мысли о том, какую кару вы можете на них обрушить.

— Давайте лучше поговорим о вас. Насколько я понимаю, вы разругались с Джеймсом и уехали в Испанию?

— Именно так. Я пытался с ним говорить и вразумить, дабы не раздувать вражду внутри нашего дома. Но он повел себя как ребенок, ставящий под удар тех, кто ему дорог и близок, только лишь из-за своего самолюбия. Слепого и глупого.

— Вы хорошо устроились в Испании? Вам нужна помощь?

— Благодарю за заботу, Ваше Императорское Величество, но я не смею даже просить вас ни о чем, кроме прощения. Впрочем, в Испании я нашел себя в качестве помощника у Франсиско Серрано-и-Домингеса, местного политического лидера.

— Я наслышан о вашем сотрудничестве. Месяц назад оно закончилось вполне успешным захватом власти. Вы заняли пост, если мне не изменяет память, министра финансов Испанского королевства.

— Да, именно так Франсиско хотел моего большего участия в управлении, но я решил ограничиться финансами, так как они в совершенном запустении и требуют большого внимания и труда. Впрочем, королева, мне кажется, даже рада нашему небольшому путчу.

— Не удивлен, — Александр улыбнулся. — Насколько мне докладывали, Изабелла совершенно не подготовлена к управлению государством, да и характером не вышла. Думаю, та форма правления, что вы ей предложили, устроит всех. Ну или многих.

— Очень надеюсь на это, но даже не представляю, как и когда это осуществится. Испания в руинах. Такое чувство, что там управляли какие-то безумные дети, тратящие на свои игрушки все, что только можно потратить. Простой народ голодает, несмотря на плодородные земли. Заводы… да их и нет, собственно. Так, жалкие мастерские, разбросанные по городам и практически не создающие конкуренции французским промышленным товарам. Да что говорить… не страна, а тихий ужас.

— Я вижу, у нас вся Европа пребывает в совершенно расстроенном состоянии.

— Особенно после ваших проказ с Ирландией? — Альберт улыбнулся.

— Моих проказ? — наигранно удивился Александр.

— Да я вас даже не спрашиваю, понимаю, что не сознаетесь, — продолжил улыбаться Альберт. — Но эта идея с короной, гимном и вооружением ирландских повстанцев себя полностью оправдала. Лондон в растерянности. Как в Шотландии, так и в Уэльсе волнения. Правительству Великобритании пришлось даже ввести военное положение в этих землях. Да и в Скотланд-Ярде творится сущий бардак — люди пытаются выгородить себя перед проверками, а потому подставляют своих коллег, используя любой повод.

— Да, кто-то действительно очень удачно придумал проказу с Ирландией, но при чем здесь я?

— Ну не вы так не вы, — также лукаво улыбнувшись, сказал Альберт. — Впрочем, я так понимаю, вы меня пригласили для какого-то конкретного дела?

— Безусловно. Я понимаю, что между вами и вашими братьями случился разлад на почве событий в Вене и Санкт-Петербурге. То, что вы лично не принимали участия в организации той ужасной бойни, мне хорошо известно. Поэтому я предлагаю возобновить наш союз, заключенный некогда в Будапеште. Вы представляете довольно важный полюс в европейской еврейской диаспоре, которой я хотел бы донести слова о том, что я не буду бездумно мстить всем подряд. Виновны только ваши братья, и я их накажу. Братья, а не вся диаспора, вы поняли, о чем я говорю?

— Вполне. Неужели мое письмо тогда в Берлине так повлияло?

— Именно оно. Если бы вы не оказали мне тогда помощь, я бы просто уничтожил всю вашу фамилию — колена до седьмого, а то и далее. А так, вы дали понять, что диалог вполне возможен.

— Вы хотите смерти Джеймсу и Лайонелу?

— Нет. Сейчас я хочу их разорения. Смерть это ничто. Мне важно, чтобы они жили и страдали. Чтобы весь остаток своей жизни сожалели о том, что сделали.

— А их дети, внуки?

— Мне жаль, но они будут наказаны тоже. Кроме разве что ушедших в другие семьи или публично отрекшихся от Джеймса с Лайонелом. Их ведь воспитывали ваши братья, прививали свои пагубные взгляды на мир. А это, в конечном счете, выльется в попытку повтора той большой крови, которую ваши братья финансировали в Санкт-Петербурге. Я не могу так рисковать.

— Хорошо, я вас понял. — Альберт задумался.

 

ГЛАВА 11

Александр возвращался из очередной рабочей поездки в Санкт-Петербург, где с весны шли работы по оборудованию полноценного морского порта, прежде всего связанные с углублением дна. К августу 1868 года над созданием полноценного фарватера трудилось уже семь землечерпалок и три десятка грузовых барж. Это не считая прочих работ. Вот и ездил, сердечный, время от времени собственными глазами посмотреть на положение дел, заодно и местных чиновников взбодрить августейшим присутствием, да промышленников, что осуществлению проекта мешали, отрезвить немного, а то и вовсе — на путь истинный наставить. А учитывая, что приезжал Император всегда внезапно и без предупреждения, то руководству «потемкинские деревни» держать было невыгодно, так что приходилось выполнять в меру своих сил и возможностей выданные поручения.

Впрочем, морские дела не остались в Санкт-Петербурге, как о том думал Александр, а прибыли в лице целой делегации в Москву и исправно ждали аудиенции. Даже более того, товарищи прямо на вокзале встречали Императора, ожидая привлечь к себе особое внимание.

— Эко вас распирает! — Александр улыбнулся, глядя на Николая Андреевича Аркаса.

— Ваше Императорское Величество, мы испросили аудиенции, но у вас все часы приема на две недели вперед заняты. А дело не терпит отлагательств, да и люди разъедутся. Вон, Александр Николаевич на днях отбывает в Санкт-Петербург, а оттуда в Александровск-на-Паране, командовать эскадрой из трех винтовых корветов и двух учебных клиперов, что вы изволили для морской учебной практики моряков приобрести.

— Хорошо. Сегодня после восемнадцати часов прошу быть в приемной, я предупрежу Георгия Павловича о вашем прибытии. Надеюсь, дело действительно стоящее, так как я ради него откажусь от тренировки. — Александр кивнул морякам и быстрым шагом прошел в легкую крытую коляску, на которой он собирался добраться до Кремля.

Вечером того же дня. Москва.

Кремль. Николаевский дворец.

— Итак, господа, я так понимаю, важные дела заставили вас прибыть ко мне и столь настойчиво требовать аудиенции. Я весь внимание.

— Ваше Императорское Величество, — поднялся со своего места Аркас, — мы подавали прошение во второе управление Государственного совета с предложением программы развития флота на ближайшие десять лет. Но прошло уже два месяца, а нас все кормят непонятными фразами. — Александр чуть приподнял бровь, выражая удивление. — А дело не может ждать и дня, так как флот наш с каждым днем все ветшает и хилеет. После потопления Черноморской эскадры флотом вообще прекратили заниматься. Доходило до того, что дядя ваш, Константин Николаевич, самолично выделял средства от своих щедрот на ремонт обветшалых судов или покрытия экстраординарных расходов. Кое-какие корабли мы смогли спустить на воду, но они все устарели морально еще при закладке, и ныне наш флот больше представляет угрозу для собственных моряков в силу обветшалости и недостатка ремонта, нежели для врага.

— Признаюсь, я не слышал о подобном прошении. Что конкретно вам отвечали?

— Все сводится к отсылке на недостаток бюджетных поступлений. И имперский министр, и его товарищи, и высокие чиновники, состоящие при них, все в один голос говорят, что бюджет сильно урезан и у них денег едва хватает на аккуратную выплату жалований.

— Да, бюджет действительно сильно урезан. В ходе расследований, что проводились в конце прошлого — начале нынешнего года, выяснилось большое количество хищений и нецелевого использования средств. Я распорядился, чтобы до выяснения сверх минимума денег не выделять. Наш бюджет не бездонная бочка, если через морское ведомство утекают деньги, то надобно эти дыры заткнуть. Людей, ответственных за преступления, наказать. Утвердить новые ставки окладов и содержания. И только после этого приступать к ведению целевого, проектного финансирования, о котором вы просите.

— Ваше Императорское Величество, — с места вновь встал Аркас, ибо остальные моряки не смели возражать Александру, — ведь разбирательства могут длиться годами! А флот уже в таком состоянии, что даже моряков скоро не на чем будет учить.

— Александр Николаевич, если я выделю некоторые деньги под целевое финансирование, вы возьмете ответственность за них на себя? Вы ведь знаете, если я узнаю, что их разворовали, то снисходительности от меня добиться будет невозможно.

— Да, безусловно! — Александр Николаевич ответил практически мгновенно — так, будто ждал такого вопроса.

— Хорошо. Вы дали слово своему Императору перед лицом товарищей, вам за него и отвечать. А теперь перейдем к делу. Что именно вы хотели от морского ведомства?

* * *

— Ваше Императорское Величество, вызывали? — В кабинет вперед адъютанта вошел Николай Иванович Путилов.

— Да, вы подготовили те документы, что я просил?

— Конечно. Хотя, честно говоря, я несколько смущен. Вы вызвали меня так поздно. Что-то случилось?

— Можно сказать и так. Тут делегация приходила. — Император улыбнулся. — Наверное, уже Георгий поделился подробностями?

— Да, сказал, что моряки выходили от вас в приподнятом настроении.

— Как думаешь, зачем приходили?

— Так это не великий секрет, они уже полгода, а то и более пытаются протолкнуть свою программу развития флота. Уже не раз с ними ругался, все никак до них донести простую мысль не могу, что нет у России сейчас денег на нормальный военный флот. — Путилов слегка замялся. — А вы им что-то пообещали?

— Да. Они представили мне подробный отчет, — Александр кивнул на картонную папку, — о текущем состоянии Российского Императорского, исключая совсем уж малые корабли, и я задумался. На 1 июня 1868 года в составе флота числилось два линейных корабля, семь фрегатов, двенадцать корветов и семь клиперов. При этом два клипера совершенно не вооружены и предназначены только для учебных целей. Само собой корабли с парусно-винтовым ходом.

— И все? — Путилов тоже несколько удивился.

— Да. Все остальные выведены в резерв или пущены на слом из-за ветхости и серьезных поломок. Причем все эти корабли практически полным составом стоят в Балтике, где от них пользы практически никакой.

— Честно говоря, я думал, что дела на флоте обстоят много лучше. Я в начале года запрашивал отчет, и кораблей было сильно больше. Потому я особенно и не придавал значения крикам моряков, думал, что это просто истерика, желание привлечь внимание к своим малозначительным проблемам.

— Признаюсь, я тоже оказался шокированным. Дело усугубляется еще тем, что корабли деревянные и уже далеко не новые, то есть в ближайшие годы они уйдут на слом.

— А нельзя ли перевести корабли нашей Русско-Американской компании в состав Российского Императорского флота? Если мне память не изменяет, там порядка двух десятков парусно-винтовых фрегатов и корветов.

— Это ситуации не изменит. Я согласен с Аркасом — нам нужно строить хоть немного, но новых судов, несмотря ни на что. Иначе моряков никак не подготовить, не говоря уже о командном составе. Ситуация поразительная. Моряки заверяли меня в том, что примут без роптания любые изменения в Табели о рангах… — Александр улыбнулся, — да и вообще любые нововведения, только бы им дали корабли. У них практически паника.

— Сколько судов вы им пообещали?

— Четыре больших морских монитора, шесть новых скоростных парусно-винтовых корветов и большой ледокол. Но на моих условиях. — Путилов внимательно слушал Александра, не перебивая. — Все указанные корабли будут строиться только на отечественных верфях и по отечественным проектам, после испытания моделей в ЦАГИ. Причем мониторы и корветы будут однотипными.

— С корветами все ясно. А зачем нам мониторы? Насколько я знаю, в современных условиях их можно только для обороны побережья использовать. Да и то — ограниченно.

— Там будут непростые мониторы. Через несколько лет России предстоит война с Османской империей. Нам нужно будет взять реванш за поражение. Эти четыре монитора должны будут стать ядром флота, который сможет не только помочь в осаде Константинополя, но и надежно заблокировать Дарданеллы.

— Константинополя?

— Именно. Официально они будут строиться для Балтики, так как никаких возможностей построить их хоть сколь-либо быстро на Черном море не представляется. Однако незадолго до начала войны выйдут в учебное плавание… как раз в Средиземное море. Именно поэтому нужно будет поработать над их мореходностью. Будет печально, если они затонут при этом переходе.

— Понятно. Откуда будет поступать финансирование?

— У нас остались еще не легализованные капиталы после Австрийской кампании. Поэтому, я думаю, разумнее всего будет организовать фонд добровольного финансирования российского флота. Через него и «отмывать» деньги. — Путилов поморщился от очередного неологизма Императора. — Думаю, вопросов это не вызовет, особенно если через газеты немного потрубить о сборе средств.

— Насколько я понимаю ситуацию, корабли вы планируете строить целиком из металла?

— Да. Поэтому прошу в кратчайшие сроки предоставить мне отчет о состоянии наших верфей в Санкт-Петербурге и прочих предприятиях, оные потребны для строительства новых кораблей. Чутье мне подсказывает, что потребуется все переоснащать. Да и рабочих еще где-то искать, так как, судя по железоделательным заводам, там рабочие только лишь по росписям, а реально же — вчерашние крестьяне, многие из которых даже по слогам читать не умеют. Может быть, на верфях дела лучше обстоят, но вряд ли намного лучше.

— Сразу скажу — рабочих брать неоткуда. Мы недавно провели ревизию Тульского, Ижевского и Сестрорецкого заводов и пришли к выводу, что привлекать квалифицированных рабочих даже для полноценного запуска хотя бы одного завода просто неоткуда. Мы все, что могли, уже выгребли для Московского оружейного и прочих, новых заводов. — Путилов хмыкнул. — Там даже на один цех не наберешь тех, кто хоть немного умеет работать. Остальные, может, и нормальные люди, но совершенно необученные. Поэтому уже развернули при заводах рабочие школы и вместо рабочих часов посменно туда гоняем работников. А прорабов и тех, кто повыше, — так и вообще при Московской Военно-инженерной академии держим в качестве слушателей. Людей нет, и взять их неоткуда, — развел руками Путилов.

— Значит, будем учить. Свяжитесь с Аркасом и немедля начинайте наводить порядок в кадровых вопросах на санкт-петербургских верфях. И главное — не давайте морякам самоуправством заниматься. Они согласились на все ради кораблей, так что наводите наши порядки без стеснения.

 

ГЛАВА 12

— Георгий, к нему можно? — Виктор фон Валь выглядел необычно. Глаза горели и слегка бегали.

— Что-то случилось? Это не может подождать? У Его Императорского Величества тренировка. Не хотелось бы ее прерывать.

— А «окно» сегодня будет?

— Минутку, — Дукмасов открыл ежедневник, — только вечером. Поздно вечером. Не уверен, что он будет рад тревоге. Его и так уже задергали.

— Георгий, уверяю вас, эта новость его обрадует и заинтересует.

— Может быть, скажете, что произошло, а Император сам решит, важна ему эта новость или нет.

* * *

— Виктор Вильгельмович, — Александр решил принять своего начальника имперской разведки, не отрываясь от запланированных процедур, так что тот составил ему компанию в бане и последующем сеансе расслабляющего массажа, — Георгий меня заинтриговал, но мне хотелось бы деталей. Где вообще находятся наши неожиданные гости?

— Мне телеграфировали из Ростова-на-Дону о их прибытии, и я сразу к вам.

— Как вовремя открылась линия, — улыбнулся Император.

— И не говорите. На самом деле Теодрос II отказывался уезжать и желал воевать с англичанами до последнего вздоха, но Иван Петрович Соколов, наш агент в Эфиопии, смог уговорить того незадолго до падения крепости Мэкдэла. Поняв безысходность ситуации, он согласился на нашу помощь.

— Только вот что нам с ним делать? Мы ведь очень сильно стеснены в транспортных операциях в том регионе.

— Император Эфиопии ушел не один, — Александр поднял удивленно бровь. — Не удивляйтесь. Он забрал с собой не только свою семью, опасаясь, что ее могут взять в заложники или убить, но и роту личной охраны.

— У него там остались сторонники?

— Да, но не меньше осталось и врагов. Прежде всего в числе местной аристократии, которой не понравилось его возвышение. — Александр улыбнулся. — Ваше Императорское Величество, что вас так обрадовало?

— Помните доклад ГРУ о том, что они сформировали отряд особого назначения?

— Да, хорошо помню. Какие-то головорезы, если я верно понял объяснение.

— Не какие-то головорезы, а особой подготовки. Мы же их набрали из числа тех, кто участвовал в знаменательной операции в Австрийской империи. Как раз те самые, что грабили банки и ликвидировали «под шумок» наиболее нежелательных элементов. Думаю, пора им высадиться в Эфиопии и объяснить политику Императора местным папуасам. Тем более что Путилов докладывал о готовности некоторых образцов экспериментального снаряжения. Снайперские винтовки, карабины с глушителем, — Император довольно хмыкнул, — как раз в полевых условиях и опробуют.

— Вас не смущает, что ребята белые, а эфиопы — черные?

— В этом нам помогут англичане. Не знаю, есть ли в Эфиопии бабочки, но убежден, что английские ботаники, без сомнения, задержатся в этой солнечной стране, направляясь на Суматру. А то, что это совпадает со странной смертью некоторых противников эфиопского Императора, то… так получилось. — Александр улыбнулся, подмигнув также улыбавшемуся Виктору. Они оба вспомнили замечательное турне шлюпа, основательно нашумевшего в Индийском океане в 1863 году.

— А снабжать мы их будем через Джибути?

— У вас есть другие варианты?

— Хорошо. Но признаюсь, мне казалось, что вы не будете так решительно вмешиваться в дела этой дикой страны. Ограничившись политическими спекуляциями.

— Ни в коем случае. Я не могу упустить возможности нанести очередной удар по англичанам. Чем больше они переживают из-за своих колоний, тем меньше будут лезть в европейские дела. Ирландия, Эфиопия… а ближе к делу и Пенджаб подключится. Кстати, вы наладили какие-нибудь контакты с племенем зулусов?

— Да. Мы с трудом установили контакт с неким Кечвайо. Но переговоры идут очень сложно. С одной стороны, нам приходится сохранять полную тайну перед лицом правительства Трансвааля и Оранжевой Республики, так как они боятся зулусов до паники. С другой стороны, стараться избегать настоящих английских агентов, которые занимаются обычной разведкой.

— О чем вы договорились?

— Да ни о чем, собственно, и не договорились. Наши агенты просто объяснили Кечвайо обстановку в мире, показали карту мира с пояснениями и предложили помощь, если она понадобится. Этот зулус очень настороженно отнесся к информации, которую мы ему сообщили, и согласился лишь на то, чтобы несколько наших агентов под видом инструкторов из Пруссии начали обучение стрельбе из винтовок его бойцов.

— Винтовки вы поставляете?

— Да. Первую поставку мы ограничили двумя сотнями стволами.

— А боеприпасы? По сколько выстрелов на ствол продали?

— Мы ему не стали это оружие продавать, заявив, что это подарок в честь доброй воли New British Mining к дружественным зулусам. Он оценил. С боеприпасами не жадничали, отсыпав по пятьсот патронов.

— А что за оружие?

— «Энфилды» и «спрингфилды», заряжаемые с дула. В общем, что было из неликвида у нас в Трансваале, то и отдали. Думаю, роту стрелков мы сможем подготовить. А дальше — как получится.

— Рота хорошо подготовленных стрелков очень серьезно укрепит власть Кечвайо.

— Да, мы тоже об этом подумали. Да и самого зулусского вождя сильно протрезвит. Мы ему сразу сказали, что это оружие несколько устаревшее, но для учебы вполне сойдет. Впрочем, он не привередничал. Для него эти двести винтовок — очень солидный аргумент в борьбе за власть.

— Хорошо. С Пенджабом пока нет связи?

— Пока нет. Молодняк оттуда уже завершил ускоренный курс обучения и готов к отправке на родину, но согласовать этот вопросу нас не получается. Что-то с курьерами происходит, уже второй пропал без вести.

— У нас есть еще несколько радиостанций. Задействуйте их. Думаю, в шесть станций вы уложитесь. Заодно и с Владикавказом, Тегераном и Кабулом получим оперативную связь. Как будут готовы операторы — высылайте экспедиции.

— Не боитесь, что в столь диких местностях туземцы случайно завладеют радиостанциями и продадут их англичанам?

— Боюсь, но вы же пошлете операторов не просто так, а под охраной? — Александр улыбнулся. — Да и потом, без нормальной связи с тем регионом нам все одно не обойтись.

— Как вам будет угодно.