ГЛАВА 1

Александр заметно нервничал. Открывать первый за столько лет Земский собор он робел. Ведь вопросы были на него вынесены нешуточные. Например, утверждение его в титуле Императора. «Вдруг что пойдет не так?» Очень не хотелось применять репрессивные меры к участникам и в подвалах объяснять им «политику партии и правительства». Безусловно, была проведена огромная работа по сбору и подготовке делегатов, но все одно мандраж не оставлял Сашу до самого начала.

Вот он вошел в специально построенный зал для публичных собраний. Его возводили уже третий год, начав сразу после созыва Уложенной комиссии, но завершить не успели. Остались самые сложные — высотные работы, прежде все отделочные, а с ними творилась сущая беда. Поэтому часть здания была все еще окружена строительными лесами, по которым, впрочем, уже не ползали рабочие. Достройку отложили на весну.

Император аккуратно выглянул из-за кулисы, внимательно рассматривая гостей и радуясь тому, что сцена в этом месте была не освещена, а потому он может оставаться незаметным в своем любопытстве. Земский собор оказался огромным по меркам того времени — семьсот восемь делегатов от земли и двести десять от организаций. Это не считая трехсот двадцати пяти почетных гостей. Даже самые отдаленные регионы по настоянию Императора прислали своих представителей. Колоритнее всего выглядели делегаты от Намибии, Кавказа и Окинавы с Гавайями. Впрочем, гости из той же Персии, Афганистана, Японии, Кореи и иных экзотических соседей выглядели не менее красочно. Причем смешно было то, что японская делегация была разделена на две непримиримые части, ярко отражающие кипящую на этих островах гражданскую войну. Настолько непримиримые, что, дабы они не подрались прямо на собрании, их сажали в разные концы огромного зала, снабжая отдельными переводчиками.

Надо сказать, что антураж помещения был весьма необычен для эпохи. Да что и говорить — сцену сооружали под личным контролем Императора по его же эскизам, в которых он попытался взять лучшее из того, что видел в роликах торжественных съездов. Сцена сложной формы с сильно выраженной трибуной, украшенной весьма солидным гербом Империи. Огромная рельефная карта мира на стене, на которой территория России была выделена алым цветом. По краям карты на некотором отдалении висели огромные флаги в виде нового имперского триколора. Собственно, эти гигантские полотна геральдической ткани красно-бело-черного цвета и доходили до боковых стен, оформляя и выделяя сцену, выхватывая ее из малахитового оформления зала, подчеркнутого линиями и артефактами из позолоченной бронзы. Но главную фишку оформления составляло сложное освещение, использующее направленные прожекторы с лампами накаливания и цветными стеклянными фильтрами. Из-за чего получилось создать весьма неплохую визуальную картину, в которой шла тонкая игра полутеней с ярко освещенными участками.

Даже наблюдатель от британской короны выразил свое удивление эффектностью оформления зала, банально отвесив челюсть и с трудом ее подобрав. А уж про делегатов с Окинавы или из горных аулов Кавказа и речи не шло. Единственное, чего, на взгляд Императора, не хватало залу — это нормальной вентиляции и хороших колонок с микрофоном. Но звукоусиление он решил приберечь для коронации, хотя имел все необходимое для реализации его на Соборе.

Наконец все собрались и расселись. Нужно было начинать. Однако Александр медлил, внимательно вглядываясь в лица присутствующих людей и пытаясь понять их настроение. Впрочем, его промедление со стороны было практически незаметно, ибо те три секунды разлились в долгие минуты лишь в его голове. Окинув взглядом зал, Император поднял взор наверх, к осветителям, они махали руками, демонстрируя готовность начинать. И Саша вышел. Время снова растянулось, мгновения потянулись невыносимо долго. Он как будто не шел, а медленно, сонно двигался, еле двигая телом. Вот повернулись первые зрители, заметив появление новой фигуры. Вот началась волна встающих людей, желающих поприветствовать Императора.

Александр зашел на трибуну и секунд пять стоял перед приветственно гудящим залом, после чего поднял руку, усаживая всех на свои места.

Наконец наступила тишина, и более тысячи человек устремили взор на Императора в ожидании речи. Но прошло секунд двадцать, прежде чем он начал свое выступление:

— Товарищи! Я рад вас приветствовать на этом знаменательном собрании. — Александр говорил медленно, тщательно выговаривая каждое слово и внимательно следя за реакцией зала. Особенно Император не затягивал, ограничившись лишь небольшим вступительным словом примерно на десять минут. Так что очень быстро он смог заняться наблюдением за сценарием очередного «демократического процесса», заранее спланированного и подготовленного. Впрочем, о существовании чего-то другого он никогда и не слышал.

* * *

— Ваше Императорское Величество, — попытался отвлечь от наблюдения за залом Сашу Дукмасов, — позвольте вас спросить?

— Да, конечно, спрашивайте, — ответил Александр, продолжая рассматривать то, как делегаты реагируют на слова докладчиков о сельском хозяйстве.

— Как вы себя чувствуете? Такой поразительный театр! Никогда не думал, что зрители будут так увлеченно играть свои роли, даже не ведая того.

— Хорошо чувствую. Демократ из меня не очень хороший, поэтому я серьезно сомневался, что получится эту комбинацию провернуть. Прям кукловод какой-то. А сейчас смотрю — все получается. Оттого и настроение на высоте, да самочувствие отменное.

— Но ведь это же не демократия!

— Это как раз настоящая демократия. — Александр лукаво улыбнулся уголками рта. — Не понимаете?

— Никак нет.

— Демократия в чистом утопическом виде — это тогда, когда важные решения принимает бестолковое и несведущее большинство, а не сознательное меньшинство. Красивые лозунги, громкие заявления, эффектные жесты. — Александр усмехнулся. — Обычный популизм. Едва ли один из сотни хотя бы слышал о том, какие проблемы приходится решать руководителю, не говоря уже о том, как и в каких условиях. Дураков всегда было, есть и будет больше, нежели умниц, а потому пусти все на самотек, и неразумные «товарищи» со своими бредовыми идеями окажутся у власти. К чему это приведет? Исключительно к трагедии. Очень хороший пример тому шляхта, что сама довела свою страну до краха и несмываемого позора. Поэтому если без демократии не обойтись, то к ней нужно относиться как к лошади. То есть чтобы она уже поехала вперед, ее нужно пришпорить и показать, кто тут хозяин. А то и помимо шпор еще нагайкой по крупу приласкать.

— Но ведь в том же САСШ…

— В САСШ никогда демократии и не было! — перебил Дукмасова Александр. — Одна сплошная иллюзия. Спектакль. В реальности там управляют крупные банкиры и промышленники. Точно так, как и в Великобритании. Да и вообще везде, где пытаются говорить о свободах, правах и прочих высокоморальных вещах. Вы Гете не увлекались?

— Нет, не приходилось.

— А зря. Он очень весело посмеялся над порывами построить «справедливое общество», поясняя это пренебрежение фразой: «Нет рабства безнадежней, чем рабство тех рабов, себя кто полагает свободным от оков». Не верь обещаниям популистов — они либо тебя обманывают, либо манипулируют, что, в общем-то, одно и то же.

— Если все так плохо с этой навязчивой идеей, то зачем вы с ней связались?

— Не стоит путать демократию как цель и как инструмент. Наша Империя так долго была глуха к своим подданным, что они потеряли в нее веру. Я же, используя определенные общественные инструменты, предлагаю людям почувствовать свою полезность и нужность для общего дела. Позволяю им прикоснуться к телу Империи, а не только шаркать ножками в сенях. Или вы серьезно думаете, что я позволю людям, которые с трудом вообще представляют себе природу государства, решать какие-либо серьезные вопросы? Или того хуже, предоставлю вожжи управления державой в руки каким-то сумасшедшим идеалистам, что ради навязчивой идеи готовы будут разрушить все, что с ней не очень вяжется? Вы действительно хотите увидеть реки крови и общественный хаос?

— Конечно, нет, Ваше Императорское Величество, мне было просто любопытно. — Георгий потупил взгляд, выражая раскаяние за свою неразумность.

— Это похвально. Может, у вас есть еще какие наболевшие вопросы, которые вы стеснялись задать? Времени у нас много. Спрашивайте, я постараюсь ответить. Если, конечно, они в рамках моей компетенции.

— Я читал материалы по итогам Берлинского конгресса, но так и не понял, как получалось так, что обсуждали присоединение Саксонии к Пруссии, а в итоге попросту разделили земли Германского союза между шестью государствами.

— Тут все просто. Россия забрала у Пруссии провинцию Пользен, что компенсировало присоединение к ней Саксонии. Однако желание герцога Брауншвейга войти своими землями в состав Прусского королевства смешало все карты. Ведь включение герцогства создавало коридор между основными владениями королевства и западным анклавом. Этот шаг герцога привел к большому торгу за влияние в регионе. Который, собственно, и затянул конгресс. Франция стремилась компенсировать серьезное усиление Пруссии. После долгих споров решили пойти по тому пути, который уже помог сгладить противоречия во время Венского конгресса, упразднившего большое количество малых независимых государств на просторах бывшей Священной Римской империи.

— А разве эти все герцоги и графы дали свое согласие?

— А разве их кто-то спрашивал? — улыбнулся Александр. — Уж поверьте — их голос нужен только для того, чтобы шум в Ландтаге создавать. Никакой реальной силы они не представляют, поэтому оказались вынуждены смириться с тем, что постановил конгресс. Вы видели новые карты?

— Нет, знаю только, что к России отошли Пользен, Галиция, Буковина, Закарпатская Русь, Борнхольм и все колонии Дании, исключая Фарерские острова и Исландию с Гренландией. По остальным странам я слышал слишком противоречивые мнения.

— Королевство Алемания помимо Баварии включило в себя Вюртемберг, Баден, Пфальц, Дармштадт и некоторую мелочевку. Правящая династия представлена Виттельсбахами, а точнее, Людвигом II, ставшим теперь Людвигом I. Вюртенбергский же дом в лице бывшего короля Карла I объявлен наследником.

— Как любопытно. Во главе Алемании поставили сумасшедшего романтика, который никак не решится жениться, а ему в наследники приставили мужчину… хм… — Георгий смутился.

— Мужчину нетрадиционной ориентации, — завершил мысль собеседника Александр. — Там все не так просто. Людвиг пьет и страдает дурью по той причине, что эта… герцогиня умудрилась на третий день после помолвки начать встречаться с одним коммерсантом. Эдгарду Ханфштенглю уже доходчиво объяснили, что, если он еще хоть раз появится в радиусе пушечного выстрела около герцогини, ему сделают ампутацию всех ненужных конечностей. Да и с самой Софией Шарлоттой я разговаривал, объясняя последствия столь фривольного поведения. Прелестная особа решила не испытывать судьбу и клятвенно меня заверила, что более не будет давать волю своим чувствам.

— А как вы ее смогли убедить?

— Показал Эдгарда. Мои люди же с ним немного поиграли.

— Поиграли? — удивился Дукмасов.

— Да. Впрочем, я не знаю, как это еще назвать. На левой руке мы ему пальцы по фалангам удаляли кусачками. А ее заставляли смотреть. Когда дошли до третьей фаланги, София Шарлотта бросилась в слезах умолять меня оставить его в покое и клялась, что никогда больше не будет изменять Людвигу.

— А она не жаловалась?

— Кому? Мы ведь и Людвигу внушение сделали. Вы, Георгий, будете удивлены теми методами кулуарного ведения дел, что шли в Берлине. Бисмарк, Дизраэли и Наполеон III полностью меня поддержали в этой моей инициативе. Они изначально знали, что я буду делать, и одобрили.

— Значит, Людвиг в скором времени сочетается браком с Софией?

— Да. Официально объявлено, что они обвенчаются в мае, дабы сделать процессию наиболее красивой. София ведь после внушения так перепугалась, что души в Людвиге не чает. Извинялась, плакала, снова извинялась. Он растроган настолько, что уже стихи в ее честь сочиняет. Так что этот Карл… с ненормальным отношением к девочкам, нужен только для подстраховки.

— Очень любопытно. Никогда бы не подумал, что за простым делом такие страсти творились.

— Да какие страсти? Нормальная дипломатическая работа. Или, как вы думаете, можно иначе убедить слабую по части мышления девицу выполнить то, что ей нужно сделать? А то, понимаешь ли, любовь какую-то развела. Одна беда, она как меня видит, так бледнеет. Но ничего. Я ей портрет свой на Рождество пошлю, «с наилучшими пожеланиями от искреннего почитателя ее с Людвигом союза», чтобы как взглянет на фотографию, так и мужа любить сильнее начинала. Она ведь, несмотря на всю скудость ума, намек поняла очень ясно. Тем более что мы этому Эдгарду откусывали фаланги в ее непосредственной близости, а потому брызги крови и на нее попадали, что приводило герцогиню в исступление и ужас. Каждый раз приходилось ватку с нашатырным спиртом к носу подносить.

— Вот слушаю вас и понимаю, не хочу я быть дипломатом. Ведь я по наивности своей думал, что настоящая его работа заключается в ведении переговоров, а не по подвалам людей пытать.

— Это тоже своего рода ведение переговоров. Я их провел немало и вполне успешно.

— Безусловно. Кстати, а зачем России создание этой Алемании? Ведь она, как я понимаю, после инцидента с Софией будет занимать антироссийскую позицию.

— Все просто. Если бы я хотел действительно объединения Германии, то старался не допустить укрупнения других игроков, дабы Пруссия не имела даже коалиционного противовеса. Но, как вы понимаете, никакой Великой Германской империи я не желаю, ибо она обернется против России. Поэтому я создаю внутри Германии полюсы власти, неравноценные Берлину, но достаточно влиятельные, чтобы не допустить объединение Северогерманского союза любыми быстрыми способами. А сложные и долгие комбинации мы уж сумеем отследить и своевременно вмешаться.

— А Бисмарк этого не понимает?

— Кто его знает? Поживем — увидим, — улыбнулся Александр и, видя, что Георгий более у него ничего не спрашивает, вернулся к своему наблюдению за залом. Удобная позиция в сильно затемненной точке над сценой позволяла, оставаясь незамеченным, изучать психологическую картину зала и отмечать реакции на высказывания. Зачем все это было нужно Императору? Затем, что ему еще предстояло не одно выступление, которое надобно было подготовить и подать в правильном психологическом ключе.

 

ГЛАВА 2

Второй день Земского собора.

Вечер. Москва. Одна из гостиниц.

Наблюдатели от Швеции обсуждают собор.

— Господа, вы уже видели новую карту административного деления Российской империи? — несколько раздраженно спросил слегка заплывший жиром мужчина средних лет по-шведски у собеседников.

— Что вас так возбудило?

— Финляндия! Ее больше нет! Вы не заметили разве?

— Почему нет? Куда же она делась? — все так же невозмутимо спросил бас, сидящий возле окна и наблюдающий пробегающие внизу экипажи, что из-за газовых фонарей интересно играли тенями.

— Густав! Вы разве не видели карту?

— Видел, но никаких дикостей там не обнаружил. Я что-то упустил?

— Он предлагает упразднить автономию Великого княжества Финляндского, да не только автономию, а и вообще все княжество, разделив его на три части.

— Если вы внимательно смотрели на карту, Александр предлагает упразднить автономию не только Финляндии, — ответил все тот же невозмутимый бас.

— Именно! И вас это не удивляет? Ведь он пригласил нас на этот Земский собор, зная о том, что в Стокгольме ломаются копья в спорах относительно его брака с Луизой!

— Да что вы так переживаете? — Густав улыбнулся. — Александр честно нам дает понять, что ничего бесплатно не будет. Да и потом, не вижу никакой проблемы в озвученных вами деталях. Император пытается навести порядок в обширной Империи, а иными способами этого сделать невозможно. Единые правила игры — это важная вещь.

— Но Швеция…

— Швеция? Я коммерсант, а не политик. Меня интересует прибыль, и стабильная, хочу заметить, прибыль. А крепкая центральная власть и отсутствие сепаратизма — это фундамент нормального ведения дел. Вы ведь видели и другие документы? Ведь так? И обратили внимание на то, что он предлагает унифицировать налоги, сделать проще и прозрачней финансовые операции и взаимоотношения между коммерсантами и чиновниками.

— Как вы так можете говорить?! Вы же швед!

— Да, я швед, но здравый смысл мне не застилает ни национальность, ни громкие выкрики популистов. Я швед, который блюдет свои интересы, а не надрывается ради каких-то иллюзий. Швеция сейчас — это какой-то ужас. Одна из беднейших стран Европы. Мы себе даже нормальных винтовок на мизерную армию закупить не можем, не то что изготавливать самостоятельно. Народ голодает, а потому не может покупать наши товары и ставит нас с вами в весьма неудобное положение.

— Так в России сейчас не лучше.

— Не везде, хотя ключевое слово «сейчас». Собираясь в Москву, я долго собирал материалы о русском Императоре, и я готов держать пари, что лет через десять-пятнадцать вы не узнаете Россию. Да даже сейчас. Выгляньте в окно. Давайте, не стесняйтесь. Что вы видите?

— Что вы хотите, чтобы я увидел?

— Вот это, — сказал Густав и, подойдя к столу, извлек из папки несколько дагерротипов. — Вот такая Москва была десять лет назад. А вот такая, — он махнул рукой в сторону улицы, — она сейчас. За десять лет Александр стал не только одним из самых богатых людей мира практически с нуля, но и смог хорошо распорядиться этими капиталами. Вы верите в то, что вы сможете лучше? Я — не верю. — Густав замолчал, пожевал губы и, когда пауза слишком затянулась, продолжил: — Не мне принимать решение о слиянии России и Швеции в единое государство. Но если меня спросят, то я, несмотря на национальность, проголосую «за». Мне это выгодно. — После чего он вернулся на свой стул у окна и вернулся к своей забаве — рассматриванию проезжающих экипажей.

— Чертовщина какая-то. — Карл снял пенсне и потер переносицу. — Неужели один я пекусь о благополучии Швеции?

— Скорее о ее независимости. Не забывайте, Карл, что мы здесь только для того, чтобы помочь Швеции определиться в том, какую форму зависимости она выберет. Мы в любом случае теряем независимость. Так что все эти возгласы совершенно ни к чему.

— Боюсь, господа, что риксдаг нас не поймет, — развел руками Карл.

— А это имеет значение? Все равно принимают решение совершенно другие люди.

 

ГЛАВА 3

Конец октября 1868 года. Лондон.

— Итак, господа, я собрал вас всех, чтобы обсудить полученный вчера отчет нашего наблюдателя в Москве.

— Земский собор уже закончился?

— Александр проводит собор весьма последовательно, решая вопрос за вопросом и закрепляя их резолюциями.

— Тогда не томите, сэр. Что он в этот раз учудил?

— Весь этот собор — одна сплошная неприятность для нас. Начнем с административной реформы, которую совет утвердил, а Император подписал. То есть она уже данность. Согласно его причуде, в России упраздняются всякие автономии как категория. Никаких царств польских или там княжеств финляндских. Даже король Гавайев и тот поддержал эту идею и согласился. Думаю, ему предложили что-то взамен за кулисами, но факт остается фактом — он выступил с довольно эмоциональной речью, в которой делился тяготами своего народа.

— Нам можно на этом хорошо сыграть.

— Безусловно. Но я не уверен в том, что у нас получится добиться чего-то серьезного.

— Неужели эта реформа не породит большого количества обиженных подданных, что пожелают взять реванш? Ведь подобным шагом Александр ущемляет в правах довольно значительное количество людей.

— Александр ущемляет? — улыбнулся седовласый мужчина с надорванным, хриплым голосом. — Этот мальчик все правильно сделал. Все дела оказались обставлены таким образом, что это не он предложил, а Земский собор, то есть сама Россия его об этом попросила. И я убежден в том, что именно в этом ключе будут писать газеты. Да и не только они. Как вы сыграете на чувстве недовольных подданных? Будете пытаться их убедить в том, что они послали не того делегата? А как же быть со всей остальной страной? Все непросто, очень непросто. Особенно в аспекте дворянства. Те, кто мог бы возразить Александру, не пережили прошлой зимы, а остальные… Они теперь просто в рот ему заглядывают. Сыграть, безусловно, нужно, но каких-либо надежд на это направление возлагать не стоит.

— А Польша?

— А что Польша? Александр разделил это государство между тремя генерал-губернаторствами, упразднив даже формальное единство. Тем более что делегаты все еще находятся под впечатлением от событий осени прошлого года. Император знатный спектакль сумел разыграть.

— Да мне казалось, все это только блеф. Неужели поляки действительно сломались?

— Не то чтобы сломались. Вы понимаете, шаг с отлучением от Церкви был поразительным по своей дальновидности. Поляки ведь до последней крайности держались за католичество, которое от них отвернулось. Александр совершил очень низкий поступок, но он добился своего. Сразу, как он уехал, в Польше начались разброд и шатания. Фактически — тихая гражданская война, которую Император всемерно поддерживал.

— Почему мы не вмешались?

— Потому что это было бессмысленно. Мы не смогли бы направить раздражение поляков против России, ибо внутреннее недовольство их оказалось поразительным. Они увлеченно искали виновных за позор в своих рядах. Даже Александр туда не лез особенно, фактически ограничившись поставками старого оружия и боеприпасов. Разумеется, втридорога.

— Большая резня получилась?

— Сложно сказать. Наша разведка в Польше сейчас весьма слаба, поэтому мы может только предполагать. Я предполагаю, что за минувший год в огне этой тихой войны сгорело больше миллиона человек. В том числе и практически все католические священники, в лице которых простой народ увидел пособников дьявола. Доходило до того, что их сжигали на кострах, предварительно обвинив в колдовстве. А то и просто без обвинения.

— Если в Польше шел такой разгул, то куда смотрел Император?

— Никуда. Он же официально отказался от короны Царства Польского, заявив, что ему стыдно ее принимать на себя, поэтому все это время Польша юридически была независима. Само собой, русские за ней присматривали, но не вмешивались особенно во внутренние дела. Как вы понимаете, после того ада, что устроили поляки сами себе, они довольно радостно встретят покой и порядок. Любой. Простых людей уже все достало. Им не нужна независимость. А большинство тех, что ратовали за нее, уже погибли. Вы в курсе, что почти все студенты, что учились на 1867 год в польских институтах, в настоящее время мертвы? При этом новых никто не набирает, так как из-за беспорядков их пришлось закрыть. Но больше всего досталось евреям. Погромы идут уже несколько месяцев кряду. Преимущественно с целью ограбления, но частенько убивают и просто так, чтобы дать выход злости и раздражению. Не лучше дела обстоят и с немецким населением, которое стремительно покидает территорию, выезжая преимущественно в Россию.

— Почему не в Пруссию? — удивился молодой человек, который довольно тихо сидел в уголке.

— Потому что Александр предлагает очень выгодные условия переезда. Причем в Сибирь. Да, да, господа. Туда раньше ссылали неугодных, а теперь едут сами. И ладно что едут, так вполне довольны жизнью. Вы даже не представляете того, как я удивился этой новости.

— Действительно. Какой интересный спектакль получился. А что там за условия?

— Он предлагает весьма приличный надел в долгосрочную аренду с возможностью последующего выкупа в рассрочку и налоговое послабление под обещание прожить на предлагаемом месте не менее десяти лет. При этом к наделам идет весьма приличный набор всевозможного полезного добра, например, вполне неплохие инструменты.

— И насколько велики наделы?

— Они зависят от губернии. Но много контрактов на сорок-пятьдесят акров на человека.

— Сколько?!

— Да, я тоже поразился, когда первый раз услышал. Теперь вы понимаете, почему немцы чуть ли не бегом побежали в Сибирь?

— Сколько же у них там земли? Мне говорили, что Сибирь — это вечный снег да густые леса. Как там жить?

— Я пришлю вам фотокарточки. Александр сделал проспект, иллюстрирующий природу Сибири. Очень хорошо проделанная работа — большое количество фотографий, описывающих прекрасную природу, хороший климат и счастливых жителей. Конечно, Сибирь для европейцев еще та страшилка, но после этого буклета даже я захотел туда поехать, просто из любопытства. Впрочем, на эти фото клюнули не только польские немцы. Говорят, что по центральным губерниям пошел подъем и властям приходится сдерживать порыв широких масс. Ведь у большинства из этих крестьян сейчас в пользовании около трех акров земли на человека.

— То есть вы считаете, что Император стимулирует активное освоение Сибири?

— Да, именно это я и хочу сказать. Сибири и Дальнего Востока. Вы все читали мой отчет о положении дел в Тихом океане?

— Если это правда, мы должны немедленно Россию осадить! — Человек средних лет, с военной выправкой и холодными голубыми глазами впервые за весь разговор подал голос.

— Всему свое время. Мы не можем ввязываться в войну с Россией, по крайней мере сейчас. У нас просто нет нормальной армии, способной осуществить вторжение, а играть в кошки-мышки на морских коммуникациях бесполезно. Ядро этой дикой страны на материке и колонии мало что для нее значат. А вот в ответ они нам смогут серьезно навредить каперством.

— Его же запретили!

— И вы думаете, Александр будет обращать внимание на какие-то там бумажки? Понадобится топить наши корабли — он пойдет на все, чтобы их потопить. Война с Россией сейчас станет войной на истощение. Даже если мы ее выиграем, думаю, на нас будет жалко смотреть, так как Великобритания будет на грани банкротства. Тем более, у нас есть неразрешенная проблема — кельты и Индия.

— А что там неразрешенного? Выслать кельтов в эту богом проклятую Ирландию и забыть о них. Сами с голоду передохнут.

— Погодите, господа, черт с ними, с этими кельтами. Сэр, вы говорили о проблемах в Индии. Там-то что приключилось?

— Позавчера я получил письмо от моего агента в Бомбее. О том, что англичанам находиться в Пенджабе смертельно опасно, вам известно. И мои люди смогли выяснить, почему. Ведь индусов, готовых вытащить свою семью из беспросветной нищеты, вполне достаточно для массовой засылки шпионов. Так вот. Фактически Пенджаб уже независимое государство. И, что самое важное, там действует несколько европейцев, к которым местное руководство прислушивается.

— Прояснилось, что это за агенты?

— Нет. Их всех называют местными именами.

— Одежда?

— Французская военная форма без знаков отличия.

— Ого! Неужели?

— Даже более того, они все ходят в повседневной форме французского Генерального штаба, мои люди особенно заострили внимание на деталях. Можно сказать совершенно точно, что одежда у них французская, но слегка заношенная и со срезанными знаками отличия. Единственная вещь, которая меня смущает, это серебряный перстень с пентаграммой, который они носят.

— Масоны?

— Да, один из символов этих обществ. Возможно, какая-то нерегулярная ложа, которую мы не контролируем.

— Они готовят восстание?

— Какое восстание? Сэр, Пенджаб Великобританией не контролируется. Судя по всему, они проводят обучение армии. Вы же все знаете, что грядет война между Пруссией, Италией и Францией. И мы имеем вполне определенные цели в этой авантюре.

— Четыреста кораблей! — воскликнул старый военный.

— Именно так. Французский флот силен как никогда, и мы хотим его уничтожить. Да и вообще, это государство представляет для нас серьезную угрозу. Поэтому мы планировали поддерживать ее противников.

— Вы считаете, что французы на полном серьезе решили устроить нам в Индии полноценное восстание?

— Одного не понимаю, почему французские офицеры не сменили форму на что-то нейтральное? Ведь имена то поменяли.

— Господа, нам достоверно неизвестно, кто на самом деле эти люди. Может, это русские?

— А в чем смысл подобной операции для Александра? Он закрепился в Афганистане и Персии, сделав их буфером между нашими владениями. Зачем ему лезть дальше? Тем более что разгром Франции ему будет на руку. Сейчас, кроме Наполеона III, вообще никому не выгодна победа лягушатников. Он умудрился поругаться практически со всей Европой. Думаю, господа, нам нужно смотреть, кому выгодно восстание в Индии.

— И что это даст Франции?

— Это практически выведет нас из игры так как нам придется осуществлять серьезные военные поставки, завозить войска и вообще — мирные коммуникации станут важнейшим залогом успеха подавления туземцев. Ввяжись мы хотя бы косвенно в эту войну, французы смогут заблокировать нам морские перевозки и пустить на дно большое количество кораблей. По большому счету, потерпев поражение в войне с Пруссией и Италией, Франция совершенно реально может добиться потери нами Индии Если раджи под руководством французских офицеров начнут с нами войну, а Париж перережет морское сообщение, то шансы у них есть очень неплохие. Очень похоже на то, что Франция готовится пойти ко дну, захватив с собой нас. Мы, конечно, не утонем, но корабль Великобритании уже не сможет довольно долгое время диктовать Европе свои условия игры.

— Тогда это объясняет наличие формы на офицерах.

— Каким образом?

— Наполеон III нам дает понять, чтобы мы не лезли в эту войну. Он с нами играет.

— Как-то не похоже на него.

— На него — действительно не похоже, а вот на Ротшильдов — вполне. После неудачи государственного переворота в Российской империи они так окопались во Франции, что практически сделали ее своим государством.

— Именно поэтому Лайонеля сегодня с нами нет?

— Безусловно. Я специально вас собрал, когда он отбыл во Францию по делам. Боюсь, что эта семья решила играть свою игру, спасая свое положение и влияние. Вспомните, кто больше всех выступал за эту совершенно дикую авантюру в России? И кто от нее выиграл? Мы с вами, господа, только понесли потери. И мне кажется, что кто-то нас снова загоняет в ловушку. Вы не находите, что мы совершили уже слишком много ошибок?

 

ГЛАВА 4

— Ваше Императорское Величество. — Дукмасов аккуратно постучался в кабинет.

— Да, Георгий, что-то случилось?

— Там пришла делегация японского Императора, просят аудиенции.

— Как любопытно. Они сказали, что им нужно?

— Нет. Говорят, что они уполномочены вести переговоры только с вами.

— Эко они важные. Запиши в общий список посетителей. Когда их очередь подойдет?

— В пятницу, там как раз вечером «окно» имеется.

— Хорошо. Вот в него и помещай этих «уполномоченных», а заодно передай, чтобы Виктор Вильгельмович, Алексей Петрович, Николай Алексеевич и Павел Дмитриевич завтра вечером зашли ко мне. Все вместе. И пусть захватят с собой материалы по Дальнему Востоку. — Георгий кивнул головой, начал выходить, но тут Александр его остановил: — Кстати, в делегации японцев есть переводчик? Вы как общаетесь?

— Делегацию возглавляет некий Хиробуми Ито. Довольно молодой для такой должности человек, однако он свободно говорит на английском языке, так как учился несколько лет в Великобритании.

Вечером следующего дня.

— Да, Георгий, можешь забрать эту папку. — Наступила легкая пауза. — Что-то еще?

— В приемной вас ожидают Виктор Вильгельмович, Алексей Петрович…

— Давно? — перебил его Император.

— Более часа уже.

— А чего же не звали?

— Так… Вы же с документами работали. Неудобно прерывать.

— Хорошо, но на будущее все равно предупреждай, — Александр кивнул, — зови. И чаю распорядись принести. Думаю, нам сидеть здесь придется довольно долго.

— Товарищи, давайте начнем по порядку. Вас, наверное, уже проинформировали о том, что делегация от Императора Японии просит аудиенции. Поэтому я хочу узнать, как наши дела обстоят в тихоокеанском регионе. Начнем с военной силы. Чем мы располагаем там по факту?

— На данный момент мы развернули на Дальнем Востоке полноценный четырехтысячный кадровый полк при ста сорока семи пулеметах и восемнадцати полевых пушках. Помимо этого сформировано девять стрелковых и две пулеметные роты, шесть полевых и восемь береговых батарей. Кроме того, из числа исключительно казаков мы создали десять кавалерийских эскадронов, усиленных пулеметными тачанками. Таким образом, в подчинении российской администрации в указанном регионе без малого одиннадцать тысяч солдат и офицеров при пятидесяти четырех полевых и сорока восьми береговых пушках, а также трехстах восемнадцати пулеметах. Это не считая нескольких строительных, медицинских, хозяйственных и связных частей.

— Впечатляющая сила. Я так понимаю, ее развернули за счет местных ресурсов?

— Да. Даже вооружение пришлось изыскивать из местных источников. На данный момент из необходимого по штату оружия только револьверы и пулеметы в должном объеме. Но запасов нет никаких, особенно по боеприпасам. Винтовки там преимущественно «шарпсы», выполненные по специальному заказу. Пушки — двенадцати- и двадцатифунтовые «армстронги». Первые числятся полевыми, вторые — береговыми.

— «Армстронги»? Как вы их получили в таком количестве?

— О! Там все очень любопытно, — улыбнулся фон Валь. — W.G. Armstrong Company в прошлом году свернула производство большинства нарезных орудий, заряжаемых с казны. В Лондоне посчитали их слишком опасными из-за частых разрывов казенника, но я решил проверить, так как вы их в 1861-м вполне успешно применяли. Оказывается, разрывы случались только у орудий впечатляющих калибров, все остальные же вполне надежны, но британские военные решили попросту не рисковать. Поэтому я связался с Морганом, и он поспешно заключил контракт на выкуп всего потребного оборудования для нужд армии КША практически по цене металлолома. Заводик поставили в Новом Орлеане. Англичане, правда, продали далеко не все в нормальном состоянии, но оборудование для производства двенадцати- и двадцатифунтовых пушек было вполне рабочим. Конечно, стальная граната весом двенадцать и двадцать английских фунтов с зарядом дымного пороха не бог весть что, но для стрельбы по лоханкам контрабандистов и разгона всяких мелких банд вполне подходит.

— А армия КША получает вообще эти орудия или это только прикрытие?

— Конечно. И не только их. По лицензии Шарпса мы наладили в том же Новом Орлеане производство его винтовок и карабинов калибром 44 и 36 британских дюймов. Благо, что с боеприпасом под них особых проблем нет — там бумажная либо льняная гильза. В общем, правительство КША нам очень благодарно за эти два завода, которые позволили им неплохо вооружить армию, — снова улыбнулся фон Валь. — Весьма признательное прикрытие получилось.

— А снаряды для пушек тоже из Нового Орлеана возите?

— Поначалу да, возили. А вот уже полгода как в Калифорнии работает маленький заводик. Там работы практически нет — после начала полномасштабного восстания индейцев все Западное побережье полностью отрезано от своих метрополий. Так что наша верфь и завод боеприпасов очень сильно помогают местному немногочисленному населению выживать. Правда, убогим получился заводик. Запасы мы кое-какие делаем, но очень незначительные — практически все снаряды уходят на учебные и боевые стрельбы. Особенно у корабельных команд.

— Если мне не изменяет память, двадцатифунтовая пушка Армстронга имеет калибр чуть больше пяти имперских дюймов? Хватает для кораблей?

— Нашим фрегатам и шлюпам приходится сталкиваться в этом регионе с довольно небольшими кораблями нарушителей. Как правило, это либо шхуна, либо джонка. Редко что-то серьезнее. А двадцатифунтовая стальная граната, пробившая борт и взорвавшаяся внутри — огромная неприятность для всех малых кораблей. Зачастую хватает одного попадания, чтобы нарушитель спустил паруса и лег в дрейф. Впрочем, иногда приходится и топить. Особенно это касается китайских и японских пиратов. После трех-четырех попаданий их лоханки уверенно идут ко дну. Думаю, более мощные орудия нам пока просто ни к чему — достойных целей нет. Да и конструкции деревянных фрегатов и шлюпов слишком слабы для мощных пушек.

— Кстати, по кораблям, что у нас есть? — Александр вопросительно взглянул на Милютина.

— Восемь фрегатов и пятнадцать шлюпов, половина из которых построена по нашему заказу в Филадельфии. Транспортный и промысловый флот мы сами потихоньку на калифорнийской верфи делаем.

— А что в Новоархангельске, верфь более не работает?

— Там сейчас ремонтная база. Нам пришлось отказаться от производства на ней кораблей из-за неблагоприятного климата.

— Ну что же, неплохо. Я так понимаю, все эти силы размазаны по всем нашим владениям в Тихом океане?

— К сожалению. — Киселев недовольно покачал головой. — Но полк стоит недалеко от границы с Китаем на случай обострения, постоянно проводя тренировки и учения. Солдаты, конечно, недовольны, но их боеспособность продолжает расти. У нас было несколько стычек с крупными бандами, приходящими из Маньчжурии, — смяли их, как скорлупу.

— Интересно, а кто эти банды к нам направил?

— Кто угодно. Руководство Китая не отличается трезвостью мышления, оно и не такие глупости совершает.

— Значит, будем наращивать наши силы. Павел Дмитриевич, сделайте отметку о том, что в течение двух лет нам требуется на Дальнем Востоке развернуть еще не менее одного полноценного полка, желательно даже усиленного. Виктор Вильгельмович, — обратился Александр к начальнику Имперской разведки, — мы сможем сделать еще один заводик по производству снарядов к пушкам Армстронга где-нибудь в наших приморских владениях Азии? Например, в Хабаровске?

— Вполне. Но нужно время. Людей там остро не хватает, поэтому придется все завозить. В обозначенные вами два года, я думаю, мы управимся. С пушками, сразу скажу, будут огромные проблемы, так как они требуют большого количества качественной стали, которую придется возить из КША. Нет смысла. Проще доставлять готовые орудия, тем более что завод в Новом Орлеане наш.

— С винтовками, я понимаю, вы тоже не будете рекомендовать перевод производства?

— Конечно. Ведь это временное решение.

— Пароходная магистраль по реке Амур в целом оснащена причалами, однако буйный характер реки затрудняет использование крупных пароходов на всей желаемой протяженности. Так что мы используем малые, дабы от самого устья вверх по течению возить товары.

— Есть предложения о том, как улучшить ситуацию?

— Это очень сложно в настоящее время. По предварительным сведениям, требуется создание трех довольно крупных плотин, дабы снизить сезонные колебания уровня воды, а также отрыть искусственный фарватер. Причем желательно его укрепить нормально, хотя бы каменным навалом. Река очень неспокойная, поэтому легко может размыть или занести.

— Понятно. Это нам пока не по зубам. Что дальше?

— От последней станции речной пароходной линии мы смогли проложить более-менее нормальный тракт до озера Байкал. Константин Владимирович Чевкин выехал на место, дабы взять на себя работы по созданию Амуро-Байкальской железной дороги.

— Хм. А откуда рельсы вы будете брать?

— У нас там было несколько железоделательных заводов, — вмешался Малышев, — которые достались казне после разорения. Я начал на них процедуру модернизации. Пришлось рабочих сводить в одно предприятие, ибо оборудования на все я изыскать не смог. Да и людей не так много. Вот он и будет делать рельсы.

— Вы там запланировали развернуть инфраструктуру под обуховскую печь?

— Конечно. Это стандарт. Мы сейчас все доставшиеся в казну заводы так переоборудуем. Если, конечно, для них есть достаточно ресурсов для работы. Я вам позже предоставлю список по заводам, которые пришлось закрыть — нет достатка руды или угля. Деревья, по вашему настоянию, решили не переводить.

— Много их?

— Прилично. Но одно хорошо — рабочих высвободили для других дел. Они, конечно, не великой квалификации, но готовы и рады на вас работать. Ведь в нищете жили и погибали. А мы от вашего имени сделали им компенсационные выплаты и предложили работать на нормальных условиях.

— А на нормальных условиях, вы предложили работать, только тем, кого сняли со старых заводов? — немного пошутил Александр.

— Нет. Согласно вашему распоряжению, на всех заводах, попавших под руку третьего управления Государственного совет а, вводятся новые порядки. Санитарно-гигиенические нормы, фиксированный трудовой день, имперские ставки заработной платы и многое другое. Правда, пришлось увольнять некоторых безответственных личностей, которые не смогли взять себя в руки и пустились в запой на радостях.

— Пусть несколько месяцев посидят, подумают о своей глупости, а потом все одно порекомендуйте к ним приглядеться. Если что — бери вновь, но на удвоенный испытательный срок.

— Слушаюсь, — кивнул Милютин. — Так вот. На том заводе, что нам от демидовских прожектов разорившимся достался, мы и собираемся изготавливать рельсы имперского стандарта. Дорого, конечно, но я считаю, что раз начали насаждать единообразие, так и продолжать надобно.

— Хорошо. Какие сроки?

— Затрудняюсь ответить, так как ни людей, ни оборудования там особенно нет.

— С кораблями у нас пока все нормально. Объемы перевозок не очень большие, поэтому производимых деревянных судов в Калифорнии нам хватает. На текущий момент есть семнадцать грузовых пароходов и сорок три парусных транспорта.

— Кстати, если восточнее Калифорнии бегают злые индейцы с оружием, то как пушки и винтовки приходят на Тихий океан? Огибают морем Южную Америку?

— Никак нет. Наши корабли вообще там плавают редко. В Никарагуа есть одноименное озеро с рекой Сан-Хуан, которая впадает в Атлантику. По рекомендации Бернадаки мы организовали в устье реки небольшой порт, куда свозят необходимые нам товары. Далее, на малых плоскодонных пароходах, поднимаем их до озера, а там фургонами всего десять имперских верст до Тихого океана. Получается сильно быстрее и ощутимо дешевле, чем огибать Южную Америку.

— А как местное руководство? Я слышал, что там неспокойно.

— Четыре роты стрелков и две полевые батареи, что мы там постоянно держим, решают все вопросы. Кроме того, с местной аристократией все легко удалось уладить. По крайней мере те, кто не желал нашего присутствия, уже не желает ничего и покоится на некоторой глубине — либо под землей, либо под водой.

— Вы что, оккупировали Никарагуа?!

— Нет, конечно, просто взяли под свой контроль. Причем не только Никарагуа, но и небольшой участок Коста-Рики, прилегающий к реке Сан-Хуан. Впрочем, ничего особенного нам делать не пришлось, — пожал плечами Виктор Вильгельмович. — После того как мы выкупили у преемников Вандербильта их бизнес в Никарагуа, нам только и оставалось, что немного довести до ума детище этого довольно талантливого человека. Он сам там весьма потрудился, особенно на ниве устранения противников и конкурентов. Впрочем, нам они продали свой бизнес без проблем. Из-за восстания индейцев объем товаров на запад резко упал. Настолько, что стало невыгодно держать сотрудников в Никарагуа.

— Безумный рынок, — улыбнулся Александр. — Чуть сиюминутная выгода пропадает, так и важные дела сразу идут на слом. Классика жанра. Да уж. А зачем вам столько войск в тех краях, если Вандербильт уже там закрепился?

— В Никарагуа и прилегающих карликовых государствах идут волнения. Вот мы и помогаем излишне взволнованным остыть. Сейчас, по рекомендации Бернадаки, мы начали строительство железной дороги от городка Гранада, на берегу озера Никарагуа, до Тихоокеанского побережья. Она будет длинней, чем просека для фургонов, но позволит серьезно увеличить объем провозимого товара. Рельсы вывозим через Санкт-Петербург, благо, что их нужно немного. Идут изыскания по строительству полноценного судоходного канала, но, пока не возьмем Никарагуа в свои руки, нет никакого смысла его начинать строить.

— А почему меня не проинформировали о подобных событиях? — Александр с недовольной миной посмотрел на четыре смущенных лица.

— Так ничего особенного в этом деле нет. Даже изыскания мы не закончили. О чем докладывать?

— Держите меня в курсе этого дела. Пошли дальше.

— С транспортом все. Остальные вещи — малозначительные детали.

— Русско-Американская компания еще у кого-нибудь бизнес выкупала?

— По мелочи — очень много сделок на Западном побережье. А крупная сделка только одна — РАК перекупила через спекуляцию акциями компанию Гудзонова залива и заморозила переговоры с правительством Канады о продаже ее владений. Сделка на самом деле серьезная, Канада предлагает триста тысяч фунтов стерлингов за совершенно пустые территории. Очень солидные деньги. Но мы решили не спешить и все разведать.

— Во сколько вам обошелся контрольный пакет акций?

— Двадцать пять тысяч фунтов стерлингов. Бернадаки вообще-то и рекомендовал скупать акции только после того, как узнал о предстоящей сделке. Удачно продать стремительно разоряющуюся компанию — неплохое решение.

— Думаю, тут нужно вести переговоры на другом уровне. Если что — к западу от владений компании Гудзонова залива имеются внушительные залежи золота. — Лица всех присутствующих вытянулись. — И не спрашивайте, откуда я знаю, — сразу предостерег их Александр. — Поэтому, я думаю, мы сможем попробовать обменяться с Великобританией этими землями. В общем, жду от вас, товарищи, как можно скорее подробнейшего отчета обо всех обстоятельствах этой сделки с картами и прочим. Все, что вам известно об этом вопросе, я хочу прочесть. Будем развивать идею горячо любимого грека. — Александр загадочно улыбнулся. — Получить в свои руки Клондайк — будет огромным успехом.

— Краткая ситуация по Японии следующая. Гражданская война идет уже второй год, и никакого просвета не видно. Несколько хорошо подготовленных провокаций привели к тому, что в порты этих островов иностранные «торговцы» стараются не заходить. Да и торговать там, если честно, особенно нет смысла — японцам нечем платить за товары. У них сейчас голод и разруха. Разве что соотечественников в рабство продавать могут.

— Как соблюдается договор 1863 года?

— Соблюдается. Особенно после восьми карательных операций, которые мы совместили с обучением корабельных команд стрельбе из орудий.

— Вы сказали о продаже соотечественников в рабство… Это шутка или они действительно пробуют это осуществлять?

— Япония страна очень странная и безмерно жестокая, в том числе и к своим собственным жителям. Гражданская война, которую мы подогреваем, поистине ужасающа. Мои люди не раз видели полностью и с особой жестокостью вырезанные деревни и небольшие города. Вот Голицын и предложил выкупать молодых здоровых японок.

— Вы что, бордель для солдат решили сделать? — немного обалдел Александр, по крайней мере, он не раз слышал о подобных схемах в своей прошлой жизни.

— Первоначально хотели. Но посовещавшись, мы решили поступать так же, как Боткин. Поэтому, выкупая тех девушек, что внешне приятны и здоровьем хороши, мы их отправляем в несколько специальных школ, где учим русскому языку, закону Божьему и основам нашей культуры. У нас ведь на Дальнем Востоке сильный недостаток особ женского пола. Так что официальное разрешение брать этих девушек в жены дало свой эффект.

— Всех разбирают?

— В драку, — улыбнулся Виктор Вильгельмович. — Многие солдаты и моряки без женской ласки уже несколько лет, а кое-кто вообще ее не знал, поэтому голова не вполне нормальна. Кипит от молодой крови.

— А что девушки? Они разве не сопротивляются такому поведению?

— Понимаете, дело в том, что их всех берут только как призы. В японских условиях это означает, что все их родственники скорее всего уже погибли, а они избежали смерти только благодаря нашему вмешательству. Поэтому тут смешивается благодарность за спасение от смерти и некая совершенно дикая покорность судьбе. Как правило, они довольно легко идут навстречу порывам молодых солдатиков и морячков.

— Насилия много?

— Бывает, но мы пресекаем. Мы ведь девушек всех крестим и не допускаем особо интимных уединений до свадьбы, благо что живут они по интернатам. Поэтому солдаты с моряками, может быть, и хотели бы просто ограничиться удовлетворением похоти, но не получается. Особенно удивительно в этом плане выглядят ирландские моряки, берущие японок в жены. Более колоритные пары еще нужно поискать.

— И много уже выкупили? Кстати, по какой цене?

— По последним данным — больше семи тысяч девушек. Мы ведь не всех берем. За одну юную особу с хорошим здоровьем и приятной внешностью мы даем по пять винтовок Энфилда в среднем. Или что-то аналогичное.

— Охота на девиц у них там не началась?

— Началась. Крови полилось еще больше. Я слышал, что в некоторых деревнях, дабы избавиться от нападения, сами местные жители убивают красивых девушек. Подводя итог, можно сказать, что Япония сейчас это маленький филиал ада, в котором люди в огромных количествах умирают не только из-за сильного голода, но и из-за безмерной жестокости соотечественников.

— Цивилизация, блин, — покачал головой, Александр. — И они нас еще варварами называют.

 

ГЛАВА 5

Начало ноября 1868 года. Париж.

Особняк Джеймса Ротшильда.

— Джон! Джон! Это немыслимо! — Лайонел стремительным шагом вошел в кабинет и был совершенно взбудоражен.

— Что случилось? — спросил Джеймс, озабоченно взглянув на него. Лайонель так никогда не врывался, стараясь придерживаться этикета, а потому такое его поведение не на шутку обеспокоило главу семьи.

— Эти… эти… — Он задыхался от ярости и возмущения.

— Кто эти? Что произошло?

— Они провели Совет без меня… без нас. Нашу фамилию выперли из… — Лайонел не договорил, схватил из серванта бутылку коньяка, дрожащими руками налил себе в бокал немного и выпил с большим упоением, совершенно отвлекшись от разговора и своих мыслей.

— Почему они так поступили? Что они сказали?

— Ничего. Я попробовал прояснить ситуацию, они отказываются со мной что-то обсуждать. Ссылаясь на всякие оправдания. А многие так и вообще отказались встречаться. Только Джером снизошел до того, чтобы сказать о моем выходе из Совета. Но это еще не все. Этот… негодяй цедил слова сквозь зубы, с презрением глядя на меня. А напоследок порекомендовал избавляться от всего имущества в Великобритании и катиться «к своим лягушатникам».

— Хм. Как мило с их стороны. — Джеймс откинулся на спинку кресла и задумался.

— Что ты имеешь в виду?

— От нас решили избавиться по причине того, что головной офис нашей фамилии находится в Париже. Они, по всей видимости, посчитали, что мы начали вести двойную игру. Впрочем, так даже лучше — нет необходимости играть и пытаться соблюдать приличия.

Вечером следующего дня. Дворец Тюильри.

— Да, Ваше Императорское Величество. Великобритания изгнала меня и моих родственников, запретив въезд и владение имуществом за то, что я помогаю вам.

— Зачем им так поступать?

— Разве не понятно? Францию собираются раздавить! Пруссия и Италия вооружаются. И Великобритания всячески им в этом помогает, дабы укрепить безмерно. Это я вам точно могу сказать. Раньше, когда мои интересы были по обе стороны Ла-Манша, я заигрывал, стараясь достигнуть наибольшей выгоды. Теперь же… теперь я хочу приложить все усилия для того, чтобы Франция не пала. Весь мой капитал и моя жизнь зависят от того, как крепко будет стоять эта страна в предстоящей войне… Моя страна. Никогда не думал, что это скажу, но иной формулировки не вижу.

— Поразительно! — Луи Наполеон III носился по кабинету с сильно взволнованным видом. — Кто бы мог подумать?!

— Никто. Поэтому я спрашиваю вас, какая моя помощь нужна для укрепления нашей армии? Я предоставлю все, что будет в моих силах…

* * *

Москва. Кремль. Спустя три дня.

— Вы верно меня поняли. Поэтому я хочу, чтобы Япония отказалась в пользу Российской империи от острова Хоккайдо, всего перечня малых островов, помеченных на выданных вам картах, и открыла Японию в полной мере для торговых операций России. Любой мой подданный может прибыть в ваши земли и заняться беспошлинно любой торговой или промышленной деятельностью, а то и просто поселиться для проживания.

— Мы не уполномочены принимать такие решения.

— Никаких проблем. Несколько человек из вашей делегации могут уже завтра отправиться поездом во Францию или Италию, где сесть на корабль и получить ответ непосредственно у вашего Императора. Но запомните, если я узнаю, что кто-то затеял какую хитрость, вроде порчи населения на отходящих к России землях или еще чего, то все наши переговоры отменяются и мои войска высаживаются на ваших островах. Чем это закончится для правящей династии — одному Всевышнему известно, но вряд ли чем-то хорошим. У нас только в Хабаровске стоит четыре тысячи солдат и офицеров, вооруженных по последнему слову техники и опытных в боях. Они смогут перемолоть любые ваши армии. А если не смогут, то в краткие сроки я в состоянии стянуть туда корпус числом до пятидесяти тысяч человек. — Александр взял небольшую паузу. — На сегодня я вас больше не задерживаю. Для организации транспорта до Императора обратитесь к моему секретарю — Георгию, он сможет вам помочь.

Японская делегация с непробиваемыми лицами встала, поклонилась и аккуратно вышла. Спустя пять минут в кабинет зашел Дукмасов.

— Ваше Императорское Величество, пришла шифрованная телеграмма от наших агентов во Франции. Ее расшифровали, и фон Валь настоятельно рекомендовал ее показать вам незамедлительно. — С этими словами, Георгий подошел к столу и протянул запечатанный конверт.

Александр его вскрыл ножиком для бумаги и начал читать машинописный листок с небольшим количеством текста:

«Срочно! Началась процедура оформления множества военных заказов. По предварительным сведениям, правительство Наполеона III ведет переговоры с большим количеством частных французских предприятий для скорейшего производства двух миллионов винтовок Шасспо и трех тысяч артиллерийских систем разных калибров. Кроме того, с представительством североамериканской компании Гатлинга также начались переговоры, но объемы механических пулеметов, интересующих правительство Франции, нам пока не известно. Важно! Сутки назад в бюджетные фонды министерства обороны стали поступать очень крупные суммы денег».

Александр прочитал это письмо. Улыбнулся и с видом довольного кота откинулся на спинку кресла.

— Георгий, распорядись, чтобы подготовили баню, и пригласи туда Виктора Вильгельмовича. Ха! Лед тронулся, господа присяжные заседатели!

— Что, простите?

— Не важно. Это шутка. Все, ступай.

— Ваше Императорское Величество, — Георгий немного замялся, — позволите вопрос?

— Конечно.

— Что такое произошло с японцами? Они вышли такими… я даже не знаю, как это передать. Мне казалось, что они были потрясены до последней крайности.

— Да ничего особенного там не произошло. Понимаешь, эти странные существа решили мне угрожать гневом их Императора. Он узнал о том, что мои люди продают оружие и ему и Токугаве, а потому требовал объяснений. Заметь — требовал. Я и объяснил место этих «товарищей» и куда они должны идти с такими выступлениями. А заодно и выкатил Муцухито перечень условий, согласно которым Россия согласится с таким недоразумением, как его правление, и прекратит поставки оружия сегуну. Им есть с чего так бледнеть. Фактически я потребовал Японию признать себя российской колонией.

— Они на этой пойдут?

— Насколько я знаю японцев — никогда не пойдут. До тех пор, пока я к ним с войсками не зайду и не сломлю их сопротивление.

— Тогда зачем?

— Чтобы эскалировать конфликт. Они начнут искать помощь на стороне, и им помогут. Гарантированно помогут. Те же англичане только для того, чтобы навредить нам. Сами туда не полезут, опасаясь распылять силы в канун большой европейской войны, а оружие вышлют. А мы, в свою очередь, вышлем оружие сегуну, но не как сейчас — устаревшее, а винтовки образца 1858 года и механические пулеметы.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем все это? Что России дает подобная политика в Японии?

— Все просто. Японцы — это нация с очень странным менталитетом, считающая вне зависимости от объективной реальности все остальные народы варварами и дикарями. При первой же возможности обрести нормальную промышленность и начать военную экспансию они это сделают и превратятся в большую проблему для России на Дальнем Востоке. Особенно в свете того, что их будут поддерживать англичане, стремясь превратить в «боевого хомячка». А так, эскалируя конфликт, я просто добиваюсь того, чтобы хребет их амбиций сломался. Я не хочу войны и гибели японцев в братоубийственной войне, но, на мой взгляд, иначе не удастся избежать десятков миллионов жертв завтра. Тем более что это их, и только их, выбор.

 

ГЛАВА 6

15 декабря 1868 года произошло торжественное закрытие Первого Общеимперского Земского собора, за которым последовали рабочие мероприятия, не позволившие всем делегатам и гостям тотчас разъехаться. Да и озвученное в речи Императора приглашение остаться на коронацию проигнорировать было нельзя. Поэтому, исключая ряд наблюдателей от некоторых европейских государств, практически все остались в Москве до весны, а точнее, до мая.

Со своей основной задачей — признание Александра Императором и утверждение целого пакета революционных законов — собор справился отлично, поэтому теперь начались научно-популярные и развлекательные мероприятия. Делегатов знакомили с некоторыми достижениями российской науки, а также различными вопросами в области экономики и политики. Ради чего вся эта орда была разбита на смешанные группы и посещала лекции Военно-инженерной академии. Причем эти занятия очень часто чередовали с разнообразными наглядными демонстрациями. Например, посещение стрельбища, где всем слушателям не только показывали современное стрелковое и артиллерийское оружие, но и давали из него пострелять. Благо, что обширный полигон, организованный при академии, позволял так развлекаться. Или чего стоил выезд в подмосковную Коломну для демонстрации локомотивов и пароходов, с изучением машинного отделения и принципов работы! Много чего делалось и показывалось, причем не всегда формально. Например, «покатушки» на новых отечественных тракторах ЛТ-1, которые, к счастью, уже имелись в числе более чем трехсот экземпляров, и то организовали. Причем как порожняком, так и с прицепами или навесным оборудованием. В общем, развлекали и просвещали максимально, формируя правильную картину мира. По большому счету весь тот комплекс мероприятий, который устроил для них Александр, вполне имел право называться расширенным университетским курсом «Концепции современного естествознания», только преподносимый не в заунывно-скучной форме, а увлекательной и захватывающей. Чего одни только воздушные прогулки на новом экспериментальном дирижабле стоили, после которых многих делегатов приходилось откачивать.

— Зачем вы их так мучаете? — Путилов рассматривал в подзорную трубу проплывающую над Москвой «чудесную сигару» с несколькими молящимися пассажирами, что отчетливо наблюдались сквозь остекленную гондолу.

— Мучаю? Отнюдь. Я просто наполняю их идеями. Вы же сами видели, с какими дремучими людьми приходится работать. Делегаты из центральных губерний хоть уже паровозы видели и кое-что представляют о современном мире, а как вам товарищи из глухих мест? Из той же Сибири, Кавказа и прочих закутков Империи?

— И все же с дирижаблем, мне кажется, вы, Ваше Императорское Величество, немного переусердствовали. Я на днях летчиков опрашивал и, признаться, опешил от услышанного. Какое-то совершенное непотребство творится. Оказывается, большинство делегатов и гостей с перепуга облегчаются прямо в штаны. Солидных людей в таком виде негоже держать публично. Это же какой урон чести!

— Ох, Николай Иванович, подбиваете вы меня на баловство. — Александр лукаво улыбнулся.

— Я?! — удивился Путилов. — Каким образом?

— Да мысль меня посетила, что надобно возить наших слабых до облегчения «товарищей» в дирижабле до тех пор, пока не привыкнут. Да, боюсь, не все переживут такую науку, многие уже в немалых годах.

— Вот смотрю я на вас и иногда совершенно не понимаю. То как старик себя ведете, а то словно ребенок, эко баловство удумали. Они же всех новинок потом как огня бояться будут. Зачем нам этого добиваться?

— Нельзя, дорогой Николай Иванович, все время быть серьезным, в жизни должно иметься место и для забавы. Впрочем, вы правы, издеваться над людьми негоже. Главное, что они уже полетали и поняли, что это возможно. К тому же эксцессы имели место лишь в первых двух полетах. К счастью, мне вовремя доложили, и пришлось немного изменить процедуру подготовки к ним. То есть силой туда никого не загоняют. Просто я возглавил третий взлет с группой добровольцев из числа делегатов, а те уж далее все сделали, подначивали тех, кто не летал. Вы обратите внимание на то, что они хоть и молятся, а все одно — вся гондола забита и свободных мест нет. На текущий момент отбою от желающих нет. А у некоторых делегатов уже по два полета имеется. Причем, что примечательно, знаете, кто усердствовал более других в уговорах нерешительных? По лицу вижу, что догадались. Да, именно те, кто сам в первый свой полет испытал «конфуз». Зато теперь ходят «гоголем» и грудь колесом держат, демонстрируя всем свое мужество.

Самым неприятным во всем этом деле для делегатов стало то, что отказаться от участия в подобных увеселениях они не могли, ибо Император оказал им особое уважение, лично пригласив на последнем собрании собора. То есть, отказавшись, например, лететь на дирижабле, делегаты тем самым наносили оскорбление Александру, чего из них никто не хотел. Поэтому приходилось пересиливать жуткий страх и радоваться оказанному вниманию.

Тем временем, пока бедолаги страдали «за науку», шла большая работа в Центральной московской типографии по оформлению плодов Земского собора. Прежде всего, верстка и печать брошюры со всем перечнем стенограмм и решений собора, а также кодексов и законодательных актов, которые Император уже подписал и утвердил пускать в дело с 1 июля 1869 года.

Самым важным из подобных сводов, без сомнения, стала Конституция Российской империи, в которой четко, ясно и однозначно описывались фундаментальные вопросы государственного устройства. Безусловно, власть Александра этим документом не ограничивалась, но оформлялась и несколько формализовывалась. Заодно прописывался новый порядок престолонаследия, права и обязанности различных сословий и многое другое. Например, со вступления в силу этого законодательного акта упразднялось ограничение для августейшей фамилии на мезальянсы, что открывало дорогу для «улучшения породы». То есть формально что Император, что его ближайший родственник мог вступить в брак даже с обычной крестьянкой, сохраняя при этом все права и титулы для их совместного потомства.

Кроме Конституции прошли процедуру утверждения уголовный, гражданский, административный, земельный, трудовой, лесной и многие другие кодексы. Фактически на Земском соборе усилиями Императора был стандартизирован и упорядочен весь аспект юридических норм России, пребывающий до того в весьма хаотичном положении. Правда, назвать пришлось новый сборник законов в традиционном ключе «Имперское Соборное Уложение 1868 года», дабы хоть как-то отразить связь времен и наследственность. Конечно, предстояло еще много поработать над тем, чтобы причесать довольно грубые мазки. Однако главное было сделано — ситуация сорвалась с мертвой точки и стала стремительно развиваться. Чего только там не напринимали. И стандартный рабочий день в восемь часов с уплатой компенсаций за переработку, и отмену барщины для крепостных крестьян с заменой оной обычными подрядными работами, и новая миграционная политика, и многое другое. Фактически на Земском соборе произошла тихая революция, которая буквально перевернула ориентиры в Российской империи, установив новые стандарты.

Безусловно, не все позитивно отзывались об этих нововведениях, однако «предложенные Россией» законопроекты Император «не нашел возможным отклонить». В публичных газетах эти кодексы так и назвали «гласом народа», к которому Александр был просто «обязан прислушаться».

Но тут надо сказать, что на фоне политических скандалов в Европе подобные новости проскакивали практически никем не замеченные. Особенный шум по Старому Свету пошел после изгнания Лайонела Ротшильда из Палаты общин, сопряженного с выдворением из Великобритании и арестом всего имущества. Мало этого — ему и всем его родственникам запретили заниматься какой-либо коммерческой деятельностью в Соединенном Королевстве. Но основного накала скандал достиг после того, как оценили арестованное имущество, намереваясь продать «с молотка». Выяснилось, что кто-то предупредил Лайонела, а потому тот успел переоформить право собственности на большую часть своих активов.

Впрочем, газеты устраивали истерики не только по этому поводу. Каких только потрясающих событий в Старом Свете не происходило в те дни! Чего стоили одна лишь помолвка прусского принца Альбрехта с ганноверской принцессой Фредерикой, что ясно показало то, на чьей стороне будет Ганновер в предстоящей войне с Францией. Казалось, что само провидение отворачивает внимание всей Европы от фундаментальных изменений в Российской империи. Все прошло так незаметно на фоне потрясения и политических скандалов, что даже сам Александр этому удивился. Однако он не расслаблялся, держа как Имперскую разведку, так и контрразведку в состоянии постоянной повышенной готовности, дабы не пропустить начало крупных выступлений или беспорядков.

Как это ни странно, но кроме нескольких вялотекущих крестьянских восстаний в губернских далях все было довольно тихо. Ни дворянство, ни буржуазия, ни кто другой особенно не выступал. Как докладывал Путятин — по его сведениям, народ ждал того, как реально поведутся дела. Ведь старая пословица «Закон что дышло, куда повернул, туда и вышло» продолжала быть фундаментом восприятия государства в широких слоях населения. По крайней мере, в тех губерниях, куда новости успели оперативно дойти.

 

ГЛАВА 7

На третьи сутки после празднования своего дня рождения Александр отправился в Оренбург, где с ранней весны 1868 года шло развертывание кавалерийского корпуса под руководством Иосифа Владимировича Гурко.

Император вряд ли бы предпринял столь далекое путешествие накануне коронации, если бы это не позволяла инфраструктура. Так, например, до Самары через Казань уже дотянули полноценную железную дорогу, а от Самары до Оренбурга бросили технологическую конно-полевую железную дорогу. При этом стоит отметить, что эту КПЖД строили впервые и в качестве эксперимента, готовясь в дальнейшем применять ее для поддержки в военных операциях. Таким образом, с учетом пересадок и прочих затруднений Император смог добраться из столицы до Оренбурга за неделю пути. Включая несколько мелких поломок и целый ряд проволочек, ведь полноценного транспортного коридора никто Александру не разворачивал из-за чрезмерной загрузки линии. Впрочем, даже этот результат был поразительным, можно даже сказать, что волшебным и совершенно недоступным еще десять лет назад.

Император до самого конца сомневался в необходимости создания кавалерийского корпуса, отчетливо понимая его слабость перед обученными и хорошо вооруженными войсками европейских армий. Конечно, в свою прошлую жизнь он не раз читал о том, что создание кавалерийского корпуса стало практически откровением в РККА. Некоторые энтузиасты сравнивали его по эффективности даже с танковыми и механизированными частями, предтечами которых он, по их словам, являлся. Но Александр внимательно изучал историю XIX века на своем втором высшем образовании и хорошо помнил о том, что все это легенда и сплошная фикция. Например, мало кто из подобных энтузиастов знал, что кавалерийские корпуса впервые появились на свет во времена Наполеоновских войн. Или то, что в стратегическом наступлении кавалерийский корпус ничем не отличается от пехотного аналога, так как связан целым перечнем ограничений. Нет, ну конечно же, лошадям отдыхать нет никакой нужды, а обоз с продовольствием и фуражом по первому требованию падает с неба. Много ли из тех великих теоретиков мощных кавалерийских корпусов, сминающих врага и, выходя на оперативный простор, быстро наступающих на стратегическую глубину, знают, что лошадь даже рысью под седоком может идти только три-четыре километра? И о том, что потом ей надобно отдыхать не меньшее время, ибо в противном случае всадник ее просто загонит и она падет? Впрочем, отсутствие чуда от факта наличия кавалерийских корпусов против серьезных противников очень хорошо было продемонстрировано в ходе Первой мировой войны, когда никто так и не смог полноценно реализовать возможность лихой, массовой сабельной атаки. А ведь так хотели, даже держали несколько кавалерийских корпусов аж с конца девятнадцатого века.

При подобном раскладе ситуации возникает вопрос: почему Александр все-таки решился на создание полноценного кавалерийского корпуса в духе поделок РККА тридцатых годов? Ответ на него прост. Применение этого соединения планировалось в Средней Азии и Северном Китае, где никаких серьезных противников не имелось. То есть при некоторой способности командиров и отменном вооружении это воинское формирование имело все шансы на грандиозный успех, который Император планировал раструбить на весь мир. Само собой для того, чтобы направить по ложному пути всех остальных участников общемировой гонки вооружения. Создание заведомо слабых соединений на европейском театре боевых действий станет миной замедленного действия, которая кушала не так уж и мало ресурсов — по уровню среднесуточного потребления полноценный кавалерийский корпус «съедал» тоннаж поставок на уровне, находящемся между моторизированным и танковым аналогом. Что совсем не мало и никак не дешево. Александр ведь распорядился прокладывать КПЖД до места формирования корпуса не для возможности инспекции, а тупо для того, чтобы можно было организовать нормальное снабжение. Но, само собой, такие детали и можно, и нужно оставить за кадром запланированной «утки», призванной направить весьма солидные ресурсы европейских армий в тупик.

— Ну что, Иосиф Владимирович, теперь к делу — показывай свое хозяйство. Как проходит развертывание корпуса?

— Да особенно и нечего показывать — дела идут весьма плохо. Несмотря на массовый приток добровольцев, идущий из самых разных кавалерийских частей Империи, нам пока удалось набрать только два полка из шести потребных. Очень много совершенно негодных к новой службе. Да еще и сами добровольцы частенько отказываются, видя совершенную неприглядность новой формы и высокую учебно-тренировочную нагрузку.

— А как дела с артиллеристами и пулеметными командами?

— С ними дела намного лучше, благо, что их требуется сильно меньше. На данный момент штаты этих подразделений укомплектованы практически полностью. Но от этого не легче. В бывшей Лейб-гвардии Конной артиллерии, откуда почти всех добровольцев набрали, практически не велись занятия с личным составом. Разве что по маршировке да верховой езде. Приходится осваивать азы, чередуя занятия в классах с учебными стрельбами и прочими упражнениями. Расход боеприпасов весьма велик.

— В запланированные нормы не укладываетесь?

— Никак нет. Я вам направил рапорт, видимо, еще не дошел. Мы превышаем расход втрое к запланированному объему, скоро стрелять нечем будет. Особенно тяжело со снарядами, да и пушек пять штук я отправил обратно — испортились.

— Из-за чего такой перерасход?

— Так вообще ничего не умеют, нет совершенно никакой сноровки и привычки. Как будто слепые — все на ощупь. Мы, конечно, стараемся, учим, объясняем, но быстрого результата добиться не получится. Хорошо, что товарищей своих, да кое-каких выпускников академии из числа ветеранов прихватил сюда, а то бы совсем ничего не получилось.

— Хорошо, я попробую как-нибудь решить проблему со снарядами. Со стрелковой подготовкой лучше?

— Не сильно. Многие из добровольцев за несколько лет службы выстрелили от силы десяток раз. Есть ветераны, воевавшие в Крыму, но таких немного и с нарезным оружием они или не знакомы вовсе, или знакомы плохо. Но тут проще немного, хотя перерасход боеприпасов тоже ощутимый.

— А сабельная атака и рукопашный бой?

— Физическая подготовка большинства солдат отвратительная. Если к сабельной атаке по рассеянному врагу они еще хоть как-то готовы, то вот к рукопашному бою в общей свалке — нет. Сейчас пока по вашей методике — откармливаем, соблюдая строгий режим питания и отдыха, да занимаемся общей физической подготовкой. Пока это бег, турник, брусья. Как погода будет теплее, перейдем к плаванию, тем более что большая часть личного состава этого не умеет. А потом, как подтянутся и окрепнут — уже начнем учить бою рукопашному и сабельному.

— Хорошо. В какие сроки планируете завершить развертывание корпуса и его подготовку?

— Сложно сказать. Не меньше года — точно. Бог даст, к лету 1871-го смогу рапортовать о готовности. Но в этом нет твердой уверенности.

— Долго… очень долго… — Александр задумался и прошел по достаточно бедно обставленной комнате командующего корпусом. — Как с питанием? Обмундированием? Дровами?

— Все хорошо, не жалуемся. Эта конно-полевая железная дорога просто находка. Если бы не она — серьезно страдали от недостатка фуража и продовольствия.

— Отчего так?

— Летом не успели завезти запасы по реке. Да то дело прошедшее.

— Жду от вас рапорта по этому вопросу с указанием подробностей и фамилий. Срыв государственных поставок нельзя оставлять без внимания и наказания. А если война? Снова, как в Крыму, будем лапу сосать? Лучше повесить десяток интендантов, чем морить голодом тысячи солдат.

— Да ни при чем тут интенданты, там какие-то проблемы с кораблями были, — попытался вступиться Гурко.

— Вот и напишите это. Разберемся. Кстати, вы получили партию новых магазинных винтовок под револьверный патрон?

— Да, очень интересное оружие. Но, учитывая уровень подготовки личного состава, весьма капризное, они же совсем за его чистотой не следят. Потому я и говорю о 1871 годе. Ведь всех этих обалдуев нужно совершенно переучивать. Приучать относиться к оружию с любовью и особым вниманием, а не как к красивой погремушке.

— Как думаете, если солдат поощрять почетными значками за меткую стрельбу или хорошую учебу, они начнут усерднее стараться?

— Ваше Императорское Величество, это же кавалерия, — улыбнулся Гурко, — тут практически у всех есть страсть ко всяким красивостями, особенно если они демонстрируют личную удаль. Разреши им носить старую гусарскую форму за умение плавать, так они все рванут в прорубь — учиться.

— Хорошо. Тогда как вернусь в Москву — подумаю над новыми формами поощрения. А вы пока приглядитесь к тому, как лучше будет вручать такие значки, как «Отличник боевой подготовки», «Отличный стрелок» и прочие вариации на эту тему. Точно сказать, что будет, я не могу, но общий тон вы поняли. Ведь так?

— Так точно, Ваше Императорское Величество! — взял под козырек Гурко.

— Отменно, тогда пойдемте, посмотрим казармы. Хочу взглянуть на то, как расположились простые бойцы. Вам, кстати, уже доставили полевые кухни? Разобрались с ними?

Возвращение в Москву для Императора прошло без эксцессов, хотя легче ему от этого не стало. Познакомившись ближе с реалиями жизни кавалерийского корпуса, даже еще толком и не развернутого, он пришел в уныние. Слишком уж нерациональной игрушка получалась. А потому всю дорогу перечитывал отчеты Гурко и его помощников, размышляя над тем, что делать дальше.

Как-то так сложилось, что кавалерия оказалась в России чем-то вроде наиболее престижного рода войск, даже несмотря на все тяготы, с которыми личному составу приходилось сталкиваться. Красивая форма, непередаваемый дух лихой сабельной атаки, можно даже сказать — некий шарм и эстетика. Правда, у имперской кавалерии, с которой ранее Александр практически не сталкивался, была и другая — очень негативная, деструктивная сторона.

Дело в том, что в армейской среде этого исторического периода в целом и кавалерии в особенности имела место своего рода мода на буйность. Выражалась она в разных поступках. Например, в откровенном задирании и оскорблении сослуживцев, произнесении дерзостей в глаза начальству, непотребном поведении в публичных местах и многом другом. Это не считая просто поразительной страсти имперской кавалерии к беспробудному пьянству. То, что Император обнаружил в казармах, было лучшим, на взгляд Гурко, «материалом» для создания корпуса. Александр же настолько поразился распущенностью этих людей, что даже боялся себе представить, что же собой представляли худшие «экземпляры».

Уже из Москвы Император отправил Гурко следующее письмо:

«Дорогой Иосиф Владимирович.

Александр».

Сказать, что я глубоко потрясен состоянием людей, состоящих на службе при кавалерии, — значит ничего не сказать. Этот шок глубокий и основательный. Не могу даже в дурных фантазиях представить то, как вы со столь распущенными и беспардонными людьми сможете воевать. Не армия, а орда дикарей, что по какому-то недоразумению надела приличные мундиры.

Я долго думал над тем, как поступить с разворачиваемым кавалерийским корпусом. Очень хотелось свернуть работы по его созданию, ибо то, что получается, совершенно нетерпимо. Однако, помня вас как человека, преданного делу Империи, решил довести до конца этот весьма дорогостоящий эксперимент в надежде на успех. Хотя, признаюсь, надежда эта призрачна. Почему? Ответ немудрен. Вы хорошо знакомы с тем, какой военной школы я придерживаюсь. И были во время датской кампании со мной, когда именно эта школа с минимальными потерями смогла добиться того, чего иные армии не могли и большими сипами. Поэтому не мне вам объяснять фундаментальные особенности новой войны.

Для Империи грядут большие потрясения и не самые простые времена. Мы стремительно развиваемся, улучшая не только управление и экономику, но и жизнь простых людей. Что архиважно, ибо без улучшения благосостояния всех подданных Империя есть не что иное, как колосс на глиняных ногах. Я убежден в том, что некоторые государства попытаются нас окоротить в стань благих начинаниях, а потому мы будем втянуты в весьма непростые кампании. Да такие, что с численно превосходящим войскам сражаться придется. А потому, как говаривал Александр Васильевич Суворов, от нас потребуется воевать не числом, а умением. Как вы понимаете, грозные времена требуют совершенно иной тип личности солдата. Он должен быть хорошо подготовлен как физически, так и умственно, инициативен, выдержан, хладнокровен, трезв умам и упорен в делах. Эпоха буйства и безудержного непотребства безвозвратно отошла в прошлое.

Надеюсь, что вы поняли и прошли все, что я вам написал, и, когда летом, после коронации, я приеду с инспекцией, ситуация в корпусе решительно переменится. Очень на это надеюсь, потому как в противном случае буду вынужден его формирование прекратить, а личный состав либо распустить, либо отправить на нужды обозного охранения и в прочие тыловые части, недостойные того, чтобы лицам к лицу встречаться с противником.

Гурко закончил чтение письма перед офицерским собранием корпуса и гулко сел, даже не заглядывая в глаза подчиненным. Он был потрясен столь печальным выводом не меньше них. А в самом зале повисла такая пустая тишина, что казалось, ее можно ножом резать и складывать в короб.

— Господа офицеры, — Гурко решил начать совет, ибо пауза затянулась, — мы все произвели неизгладимо дурное впечатление на Императора, и я, признаюсь, не представляю путей для исправления положения. Я… — Гурко вновь замолчал, потупившись куда-то в пустоту. — Я откажусь от дела и пойду в отставку. Не по силам мне оно. Уже почти год я бьюсь над приведением вас в хоть сколь-либо похожий на солдат вид, но вы всячески этому противитесь. Неподчинение приказам, дерзость, пьянство, распущенность, цукачество, которое Император ненавидит всеми фибрами своей души, почитая откровенным вредительством в армии… Нет, не по силам мне эта работа. Живите как знаете, а я более подобных писем, позорящих меня, терпеть не желаю. — С этим словами Гурко решительно встал и вышел из зала.

Тишина висела еще примерно минуту, после чего кавалеристы взорвались. Что конкретно происходило всю ночь в том зале — никто не знает, однако утром помятые, местами с синяками и в порванной одежде, офицеры пришли ко двору Гурко просить его дать им еще один шанс.

 

ГЛАВА 8

Зима и весна 1869 года, исключая инспекционную поездку в Оренбург, прошли хоть и в больших трудах, но спокойно и размеренно. По большей степени работа была связана с приведением в порядок административных дел Империи, которые умудрялись нарастать подобно гидре — на месте одной решенной проблемы находились головы как минимум двух внезапно выросших. Особенно в свете введения с 1 июля 1869 года нормативной базы новых кодексов, изменяющих, например, все налогообложение.

Казалось бы, что предстоящая коронация будет отнимать основные силы Императора, но на самом деле у него просто не хватало на все времени и приходилось сосредотачиваться на главном. Лишь изредка отвлекаясь на проверку состояния того или иного аспекта подготовки к празднику, давая ценные указания.

Ключом к столь серьезной и ранее недостижимой загрузке стала телеграфная сеть, развивающаяся просто чудовищными для России того времени темпами. Например, в 1860 году на всю огромную территорию Российской империи имелось всего сто шестьдесят телеграфных станций и чуть более двадцати семи тысяч километров линий. Очень немного, надо заметить, особенно учитывая, что их стали разворачивать с конца сороковых годов. Но потом на сцену вышел Александр с его проектами, которые оказались по воле необходимости разбросаны по всем необъятным просторам огромной Империи. Так что уже в апреле 1869 года Российская империя имела свыше двухсот тысяч километров линий и более трех тысяч телеграфных станций.

Особенно ускорилась работа после запуска осенью 1868 года Ярославского металлургического комбината для электролитической очистки меди. Ради чего даже ТЭС пришлось при нем организовывать, работающую на торфе. К сожалению, недостаток качественного кабеля оказался не единственной проблемой, сдерживающей еще большую динамику развития телеграфной сети. И если возводимый в Переславле-Залесском электротехнический заводик мог в ближайшей перспективе практически полностью покрыть потребность в телеграфных аппаратах и прочем оборудовании, то с обученным персоналом была печаль. Те три училища, что работали в Москве последние несколько лет, едва справлялись с тем, чтобы по ускоренной программе выпускать хоть каких-нибудь операторов — сказывался крайне низкий уровень технической грамотности населения.

Впрочем, несмотря на все имеющиеся проблемы, ключевой стала весьма банальная — столица уже к апрелю 1869 года не могла оперативно переваривать поступающие сообщения, уменьшая скорость реакции. Ведь все существовавшие линии были, мягко говоря, перегружены тем, что еще летом 1868 года Александр ввел практику квартальных отчетов. Конечно, не самая безопасная процедура, но альтернативы не имелось, да и иностранная разведка пока на территории России старалась не озоровать после ряда серьезных ударов. Так что в Москву очень бодро стекались самые разнообразные документы бюрократического характера, позволяющие объективно и оперативно оценивать реальное положение дел на местах. Что безмерно разворошило чиновников, которые с введением подобной практики пребывали в вечном тонусе.

К сожалению, несмотря на великую пользу от подобной практики, серьезно возросшая нагрузка на телеграфы поставила вопрос ребром. Александр промахнулся с оценкой возможностей оперативного приема и переработки такого объема информации. Ни технических средств, ни организационной структуры, готовых к такой работе, у него просто не имелось.

— Итак, товарищи, ситуация, складывается отвратительная. — Александр тщательно выговаривал слова на расширенном заседании Государственного совета. — Что делать будем? У кого какие мысли?

— Николай Дмитриевич, Борис Семенович, — спросил Путилов, — как вы считаете, можно ли решить проблему с помощью модернизации телеграфных аппаратов?

— Безусловно, — Якоби потирал лоб, — но это займет прилично времени. И денег… Я просто не представляю, как можно быстро решить эту задачу. Причем менять оборудование нужно не только в Москве, но и на местах. Александр Бэйн еще в 1843 году смог создать необычную конструкцию телеграфа, позволяющую печатать листы с текстом, а не специальные символы или ленту с буквами. В 1855 году итальянец Джованни Казелли создал более совершенную вариацию указанной выше машины, которая кое-где в мире использовалась для передачи изображений по телеграфным линиям. Довольно примитивная конструкция, но если ее доработать, что вполне реально, то…

— Сколько это займет времени? — перебил его Александр, сразу поняв, что Борис Семенович пытается на пальцах объяснить еще смутно ему понятный принцип факса.

— Мистер Бэйн сейчас у нас работает над совершенствованием своей конструкции электрических часов. Если его полностью переключить на работу над этим проектом, то… — Якоби задумался. — То нам понадобится не меньше полугода, чтобы довести до ума его аппарат. Хотя, боюсь, может потребоваться сильно больше времени. Там невысокая скорость передачи, и с этим нужно что-то делать.

— Хорошо, пускай переключается на этот факсимильный аппарат.

— На что? — удивился Якоби.

— Описанный вами способ передачи информации называется факсимильная связь, от латинского «fac simile», что значит «делать одинаково». — В кабинете повисла тишина и удивление, которые, впрочем, довольно быстро оказались развеяны Императором. — И держите меня в курсе его разработки. А пока, — Александр кивнул Киселеву, — я предлагаю передать в помощь Московскому телеграфу до сотни печатных машинок, по мере их изготовления, а также машинисток для хоть какого-то ускорения того вороха работ, что стал накапливаться.

— Машинисток? — удивился Милютин.

— Да, наберите женщин с хорошей внимательностью и усидчивостью. Рабочий день сделайте небольшим, так как работа напряженная.

— Но ведь…

— Это неизбежно, — подвел черту Александр. — К тому же внимательность и усидчивость у женщин выше, чем у мужчин. Мы должны выбрать социально активных женщин из различных сословий, вовлекая их в полезную деятельность. А то, не дай бог, еще с какими революционерами путаться начнут. Человек, сидящий дома без дела, есть крайне опасная личность для общества. Любой человек, даже женщина. Тем более что по Москве довольно много девушек из состоятельных семей, которым домашними трудами убивать свою скуку не получится.

— Хорошо, — кивнул Киселев, делая пометки в своем блокноте.

— Как быстро вы сможете выделить помещение и развернуть центр?

— Месяца три. Потребуется время для обучения девушек и, — он взглянул на Баршмана, — поставки печатных машинок.

— Сотню машинок со склада Имперской администрации я смогу выдать хоть завтра, — прервал назревавшую драму Александр, памятуя о том, что у Киселева с Баршманом очень тяжело идут взаимоотношения. — Так что дерзайте. А вы, Борис Семенович, приходите ко мне с Александром Бэйном через неделю со своими соображениями по поводу предложенного вами аппарата.

— Ваше Императорское Величество, — взял слово Милютин, — а зачем нам нагружать телеграф, если можно нагрузку более равномерно распределить?

— В смысле?

— Так ведь можно намного проще поступить. Все поступающие телеграммы прямо лентами паковать в конверты или коробки, если они достаточно большие, и передавать в конкретные ведомства. Пускай на местах разбираются. И не будет нужды разворачивать большой центр перепечатки, мы сможем ограничиться просто дополнительным набором людей в сортировочный пункт.

— Да, хорошая идея, — поддержал Милютина Киселев. — Тем более что такой центр с девицами, как мне кажется, пока преждевременный. У них получится очень нехорошая репутация. Зачем девушкам жизнь портить? Они побегут, ибо глупы. А потом что? Как оправдаться?

— Хорошо. Давайте так и поступим. Но вы, Борис Семенович, все же постарайтесь сосредоточить все необходимые силы на этом направлении. Получение аппарата, способного быстро передавать подобного рода документы, — одна из важнейших стратегических задач.

 

ГЛАВА 9

Седьмого апреля 1869 года Владимира Александровича выпустили из санатория. Долгое и мучительное лечение целой череды инфекционных болезней, вызванных воспалением легких осенью 1867 года, получилось прервать, применив новейший препарат, выведенный из плесневых грибков. Больше восьми лет работы и большое количество опытов, в том числе и на осужденных, позволили открыть что-то вроде пенициллина.

Владимир стал первым человеком на планете, которому добровольно его вкололи, в качестве лечебного средства. И препарат подействовал. Правда, дав небольшой побочный эффект вроде сильно расслабленного «стула», но это оказалось не так важно. Поэтому цесаревич, а именно в таком статусе в это время пребывал брат Императора, хоть смог вернуться к активной жизни и деятельности. Безусловно, ему требовался курс реабилитации и восстановления, но критическая ситуация необратимо миновала.

— Владимир, я очень рад тебя видеть. — Александр встал, увидев в дверях кабинета сильно исхудавшего брата. — Врачи выпустили тебя из санатория?

— Да, Ваше Императорское Величество. — Владимир аккуратно кивнул головой. — Сказали, что основная опасность миновала. Однако они посчитали, что после вашей коронации мне следует ехать в Крым для реабилитации. Или в какое еще теплое и сухое место.

— Я согласен с ними. Но что же ты стоишь в дверях? Проходи, присаживайся. — Александр кивнул на удобное кресло, стоящее рядом со столом. — Что это у тебя за папка?

Император провел с братом больше четырех часов кряду, обсуждая его идеи, изложенные в несколько сумбурном виде. Практически все, что предлагал Владимир, было связано с кавалерией в той или иной форме ее проявления. Очень уж он загорелся от рассказов об успехах Дениса Давыдова и Мюрата. Александр никогда не замечал за Владимиром такого увлечения этим родом войск, а потому несколько опешил от такого поворота событий.

В папке брата было очень много разных идей, большая часть из которых оказалась совершенно непригодна для реализации. Например, та же стратегическая кавалерия. Владимир сам отказался от нее после нескольких минут объяснения бесполезности ее реализации. Особенно Владимира поразили выкладки по финансам. Он до того момента не знал, что одна кавалерийская дивизия обходилась казне в содержании столько же, сколько три-четыре пехотные. А учитывая, что в свете минувших войн ее боевая эффективность против обычной пехоты сильно упала, то эта «вилка» различия реальной боевой полезности на каждый затраченный рубль стала еще больше. Да и не только это его смутило. Так что в сухом остатке кавалерия получалась очень дорогим как в создании, так и в содержании родом войск, который непонятно где и против кого можно было применять. Особенно в Европе.

Итогом данной беседы стало то, что Александр за всеми этими предложениями увидел главное — Владимир «застоялся в стойле» и хочет причастности к великим делам эпохи. Его просто распирало от желания сделать хоть что-то серьезное и выйти из-под тени старшего брата, добившись личного признания. А кавалерия просто стала тем аспектом, который ему показался реальным поприщем для самореализации. Ведь ею никто толком не занимался, а потому шансы на успех, по мнению Владимира, были весьма высоки.

Так что, дабы сохранить расположение родного брата, Императору пришлось идти на компромисс и искать ту нишу и ту форму, в которой кавалерию можно было бы осмысленно применять.

Придумать ничего с ходу не получилось, поэтому Владимир ушел, затаив на Александра недовольство. Посчитав, что тот ревнует его к славе. Однако уже спустя несколько дней цесаревич был приглашен на рабочее совещание Государственного совета, где безмерно обрадовался. Была не только утверждена полноценная стратегия развития кавалерийских войск, но социально-политическая ниша, в которой он сможет реализоваться, утолив свои амбиции.

Командиру Среднеазиатского кавалерийского корпуса Гурко И. В.:

Дорогой Иосиф Владимирович.

Александр

С радостью пишу вам о решении, которое было утверждено на Государственном совете при полной поддержке всех участников. Как вы уже догадались, оно самым тесным образом связано с вашим любимым родам войск. Говоря по-простому, Государственный совет постановил: кавалерии — быть. Вы знаете, что я не ярый сторонник кавалерии. Даже более того, я почитал ее устаревшим видом войска, который не сможет справиться с пехотой, вооруженной современным оружием. Особенно после того, что я увидел в Оренбурге… Но, несмотря на это обстоятельство, я все же отступил, признав за кавалерией право на жизнь. Правда, с целым рядом серьезнейших изменений, которые вам и надлежит претворить в жизнь с особым рвением и старанием.

Ключом к такого рода решению стало заключение Имперской разведки о текущем положении дел в Туркестане (как западном, так и восточном), северном Китае и прилегающих районах. Не вдаваясь в излишние нюансы, перейду сразу к сведениям, которые касаются непосредственно вас.

15 апреля 1869 года была утверждена доктрина поведения Российской империи в Средней Азии и прилегающих землях. Она сводится к тему, чтобы в максимально краткие сроки продвинуться до Персии и Афганистана, занять китайский Восточный Туркестан и присоединить земли монголов, лежащие к востоку от него. А если сложится удачная стратегическая ситуация, то и продвигаться дальше. С последующей ускоренной интеграцией новых владений в общеимперское административное, торговое и культурное пространство.

В связи с этим обстоятельством вам надлежит всемерно сосредоточиться на подготовке своего кавалерийского корпуса к боевым действиям в обозначенных климатических и культурных условиях. В силу сложившихся обстоятельств основной проблемой, с которой столкнутся ваши люди, станет не сопротивление местных вооруженных сил, а климат и чрезмерно растянутые коммуникации. Поэтому Государственный совет Российской империи решил утвердить основным видом кавалерии рейтар. Их вам и надлежит готовить. Да, мы не ошиблись с названием, именно рейтар. После анализа ситуации мы пришли к выводу, что только конные стрелки для сложных и диких мест смогут дать кавалерии шанс на выживание, несмотря на бурное развитие вооружения. Как вы, наверное, уже догадались, рейтары будут восседать не на конях, а на верблюдах, так как хоть сколь-либо массовое применение иных животных в столь суровых климатических условиях неоправданно.

Высокая выносливость и грузоподъемность верблюдов позволит всадников оснащать нормальными противопульными стальными кирасами, шлемами, а также винтовками и револьверами при внушительном боезапасе. Все это позволит серьезно повысить их огневую мощь и мобильность, в том числе и стратегическую. И, как следствие, даст вам возможность полноценно решать боевые задачи, которые мы будем перед вами ставить. Однако в качестве поощрения личного состава я лично настоял на том, чтобы при корпусе держать некоторое количество отдельных эскадронов обычной кавалерии. Предлагаю для сохранения добрых традиций именовать их в честь наиболее доблестных в прошлом кавалерийских полков. Зачисление туда производить только тех солдат и офицеров, что смогут показать отличные результаты в боевой и учебной подготовке, а также не имеющих недавних взысканий. В отличие от конных стрелков (рейтар) эти части надобно усердно учить не только стрелковому, но и сабельному бою, а применять только для защиты крупных узловых точек вроде города. Так как иное в тех сложных условиях будет затруднительно.

Насколько я понимаю, такое положение дел приведет к острому желанию кавалеристов заниматься учебой и тренировками. Особенно в свете того, что за непотребное поведение или провал сдачи нормативов бойца могут перевести в рейтарский эскадрон. Что даст вам серьезный рычаг для стимуляции подчиненных, куда более интересный, чем медали и значки.

В качестве особенного знака расположения я направляю своего брата и цесаревича, Владимира Александровича. Он будет зачислен в обычный рейтарский полк, дабы постигать тяготы армейской науки наравне с обычными кавалеристами.

Post Scriptum.

Прошу предоставить мне ваши соображения о том, как вы будете решать поставленную задачу и что вам для оного может понадобиться.