Я стою возле кинотеатра и спрашиваю:

– Нет лишнего билета?

Кругом шумит огромный город, лавина машин, лавина людей. Жара спадает, но душно.

– Лишнего билета у вас нет?

Можно пойти, если будет билет, а можно и не пойти. Город огромный и чужой, отправляйся куда глаза глядят и встречай неведомое за каждым поворотом. Сесть на скамью в зажатом домами куцом скверике. Зайти в забытую всеми полутёмную закусочную. Идти мимо бездонных подворотен, мимо бесконечных заборов, ограждающих неизвестно что. Наблюдать жизнь за окнами, которые видишь первый и последний раз в жизни.

– Нет лишнего билета?

Надо бросать это и пойти поесть. Уже почти никто не заходит, видимо сеанс начался. Вот ещё одна, остановилась у застеклённой афиши. Какая волна чёрных волос, почти до пояса.

– У вас нет лишнего билета?

– Нет, у меня билет на завтра, мы заказали заранее. А здесь я остановилась просто, чтобы возле стекла волосы поправить. Совсем растрепал ветер.

– Ещё бы, такие волосы. Наверное, все оглядываются.

– Здесь – да, а у нас в Средней Азии у многих такие. Ну, успеха вам, или вам уже надоело билет ждать?

– Да, пойду лучше в молочное кафе. Идёмте вместе?

– Я не голодна, могу только за компанию.

И уже перебираемся через улицу по направлению к кафе. Рассматриваю сбоку смуглое лицо, шелковый плащ, какие-то особые искрящиеся чулки и безукоризненно белые туфли. Две минуты назад всего этого не существовало.

– Вы здесь давно?

– Не очень. Приехала сдавать вступительные экзамены в театральный.

– Раньше здесь не бывали?

– Нет, но я год жила в Ленинграде, тоже училась в театральном.

– Почему же оставили?

– А меня забрали. Отец боялся, что я там замуж выйду. Вот и забрали, а теперь здесь я буду под присмотром дяди. Он работает в представительстве нашей республики.

– Я и не знал, что республики имеют свои представительства. Что же это вами так распоряжаются?

– О, у нас порядки совсем не такие, как здесь.

Она улыбается ласково и глядит прямо в глаза.

 

– Что вам взять поесть?

– Я ничего не хочу. Или вот, разве, творога.

– Находим свободный столик в дальнем углу зала.

– Вы безукоризненно говорите по-русски.

Я же на республиканском телевидении работаю. Правда, режиссёром по хореографическим постановкам. Я балетную школу кончала. И сама выступаю.

– Вот здорово! Прямо завидно.

О нет, совсем не стоит мне завидовать. Это я всем другим должна завидовать.

– На что?

– На свободу.

Не понимаю, как это так – в наше время? Вы же совершенно самостоятельны, ни от кого не зависите, вот приехали сюда..

Это всё так кажется. Я буду здесь, а потом захотят – и вызовут меня обратно, чтобы выдать замуж за богатого старого колхозника.

– И что вы будете делать?

– Выйду замуж, и должна буду всё время сидеть и смотреть на него, вот так!

Подбородок на ладонях, и смотрит на меня чёрными глазами из-под густых бровей.

Насмешливо и с горечью.

– Знаете, мне кажется, что вы неспроста об этом так говорите. Ведь у вас была какая-то драма, да? Кто-то должен был быть – ведь вы такая… яркая…

– Она тихонько улыбается и кивает головой.

– Так в чём же было дело?

Ни в чём. Просто он ещё молодой и бедный, а у нас за невесту полагается большой выкуп.

– И чем же кончилось?

– Ну, он мне так и сказал, что у него нет денег, чтобы на мне жениться. Я предлагала ему всё бросить и вместе уехать. Но он не захотел. Он женился на русской. У нас, кто не имеет денег, те женятся на русских, а потом, когда наживут денег, разводятся и женятся на своих. А у кого много денег, те имеют несколько жён. Если в городе, то живут уже не вместе, а на несколько разных семей. Вот у моего дяди есть и здесь, и дома.

Рассказывает всё так же с улыбкой, и смотрит насмешливо и грустно. Я растерянно дожёвываю ватрушку. Молчим. Она ласково спрашивает:

– Я вас расстроила? Не надо огорчаться.

– Да, но разве нет возможности поступить по-своему?

– У нас – нет. Это можно только, если здесь выйти замуж и назад не возвращаться.

Если бы кто-то такой встретил меня.

– Разве обязательно нужен кто-то?

– Женщина не может оставаться одна.

Выходим на улицу молча. Я – под впечатлением услышанного, она – обеспокоенная этим впечатлением. Касается моего локтя:

– Ну, мне на тот троллейбус.

– Пойдёмте, я вас провожу.

Городской час пик, в троллейбусе полно, её волосы касаются моей щеки, мимо проплывают чужие дома чужих улиц, а мы вдвоём ушли отсюда далеко-далеко, может быть в тенистые сады её земли, а может – на вершины гор, где сердце замирает от восторга.

– Когда ваша остановка?

– Мы проехали.

Троллейбус, вырвавшись из центра, увеличил скорость, пассажиров осталось мало, мы уже сидим. В набегающих улицах всё меньше домов, всё больше оград, насыпей, глухих складских стен. Пятнают асфальт первые крупные капли дождя. Исчезают последние пассажиры, и мы заезжаем на небольшую площадку у аллеи парка – конечная остановка. По деревьям шуршит дождь, тротуар начинает блестеть. Из кабины выходит водитель.

– Конец маршрута. Троллейбус дальше не идёт.

– А потом пойдёт?

– Пойдёт позже

– Так мы подождём.

Громыхнула дверь – и мы одни в запертом вагоне. Дождь вдруг полил сплошной стеной, в открытые окна накатили свежесть, шум и водяная пыль.

И ничего нет на свете, кроме этого затерянного в водяных струях корабля…

…– Смотри, насколько твоя рука больше моей.

– Зато твоя какая смуглая.

Ну и что, мне это вовсе не нравится, светлая кожа гораздо красивее. У нас нарочно стараются не загорать.

– А волосы у вас обязательно заплетать в косички?

– Нет, теперь уже многие носят распущенными.

– Ах, какие у тебя волосы…

– Тебе нравятся?

Да, я просто… ты такая красивая… И у тебя, безусловно, сбудется так, как ты хочешь…

Сквозь редеющий дождь проглянули закатные лучи солнца. Это сигнал к возвращению.

Снова гремит дверь, троллейбус оживает, заходят люди, и лента событий начинает прокручиваться в обратном порядке. Вот уже этажи бесчисленных домов, толпы людей, гул машин. А мы молча смотрим в окно.

– Мне здесь выходить.

– Я тебя провожу.

– Нет, не надо, не выходи, мне здесь рядом.

– А как я тебя смогу найти?

– Зачем находить? Разве это необходимо?

– Не знаю… Ну что же, скажи только, как тебя зовут.

– Гюльнар.

– До свиданья, Гюльнар.

– Прощай.

Я выхожу на следующей остановке. Над городом "синий час". Час таинственного сумеречного полусвета, первых золотых окон и серебряных реклам. В голубой, серой, синей дымке разливается возбуждение, ожидание вечерней романтики, ночных тайн.

Иди, и за любым поворотом тебя может встретить приключение. Правда, первое время в толпе всё время будет мерещиться лёгкая фигурка с чёрным водопадом волос, а в груди заляжет камнем чувство потери, но это должно пройти.

До свиданья, Гюльнар. Прощай.