Просперо ди Камулио не был одинок в своих сомнениях относительно будущего нового короля. В мае 1461 г. даже Коппини отметил, что «теперь, когда их положение стало слишком ненадежным», Эдуард и Уорик стали нуждаться в совете и поддержке. 2 июня Камулио в письме домой дал оценку перспективам французского вторжения:

Войско из 20 000 французов, покинув Нормандию, отправилось в Англию. Говорят, что услуги и содержание 5000 из них оплатил граф Мэнский. Также ходят слухи, что они выбрали дорогу мимо острова в Бристольском заливе, чтобы поднять людей из Уэльса, которые, как считается, любят королеву. Однако Бристоль — хорошо защищенный город, и любым судам, не считая совсем крохотных, нелегко будет пройти отсюда к Шотландии вдоль острова из-за отлива, который длится шесть часов. Поэтому кажется, что они не смогут добраться до Шотландии таким путем. Уорик, как считают, имеет недостаточно большой флот, чтобы дать сражение французам в открытом море, посему он просто постарается не допустить их высадки на острове и будет охранять Дуврский пролив на участке между Дувром и Кале, который составляет восемнадцать миль.

Здесь опасаются, что благодаря покровительству шотландцев и столь значительной поддержке французов та сторона сможет напасть и завязать сражение. Если так действительно произойдет, то, без сомнения, сюда будет вовлечена остальная часть общества и все королевство английское. В любом случае, король Эдуард и Уорик, имея в своей власти весь остров и королевство, предпринимают необходимые в этой ситуации меры предосторожности. Король Эдуард в настоящее время идет к Лондону, как мне кажется, чтобы предпринять определенные шаги для объединения королевства и усилить свои позиции перед лицом возможной угрозы. Воистину, достойнейший из лордов, эти англичане не получат спокойного правления, пока не найдут подходящего лидера, каковыми и являются король Эдуард и граф Уорик… {106}

Заседание парламента, отложенное в июне из-за опасности нападения с севера шотландцев, состоялось наконец 4 ноября. После того как спикер, сэр Джон Стренджвейс (Strangeways), родственник Невиллов, выступил со льстивой речью, восхвалявшей личную красоту Эдуарда и недавнее «избавление и спасение» им своих подданных, король и его советники под видом парламентского акта, декларирующего его право на трон, выпустили злобный пропагандистский памфлет. Акт не оправдывал притязаний семейства Йорков. Он просто делал невозможным дальнейшее обсуждение этого вопроса. Эдуард потребовал признать себя наследником, решив наконец реализовать долго игнорируемые права своего семейства, следуя завету герцога Йорка, гласящего, что даже если право пока почивает и безмолвствует, все же оно не зачахло и не канет в лету. В акте говорилось следующее:

Генрих, последний граф Дерби, сын упомянутого Джона Гонта… безрассудно, вопреки правосудию и справедливости, предав веру и нарушив свой вассальный долг, силой и оружием развязал войну во Флитшире в Уэльсе против упомянутого короля Ричарда, жестоко взял его в плен и заточил в тюрьму в Лондонском Тауэре; и лишил находящегося в тюрьме короля Ричарда королевской власти, положения, достоинства, привилегий, имущества и названного королевства; и захватил корону и титул короля и повелителя этого государства и всех владений его; и, не удовольствовавшись даже этим, он замыслил еще б о льшую гнусность, пугающую своей жестокостью, подлостью и злодейством: короля нашего Ричарда, помазанного на царство, коронованного и благословенного, и господина своего, и самого высокородного лорда на этой земле, он с предельной свирепостью и мучениями предал лютой, отвратительной и страдальческой смерти против всех законов Божьих и человеческих и клятвы верности; скорбные предсмертные стенания каждого христианина, обращенные к небесам, не забыты и на земле, особенно в королевстве английском именно потому, что оно терпело натиск невыносимого преследования, наказаний и несчастий, подобных которым не знало ни одно христианское государство; ничего подобного не может припомнить ни один человек и ни одна старинная хроника.

Тогда здравствовал названный Эдмунд Мортимер, граф Марч, сын и наследник названного Роджера, сын и наследник названной Филиппы, дочери и наследницы названного Лайонела, третьего сына названного короля Эдуарда III. Этот Эдмунд после смерти упомянутого короля Ричарда в соответствии с законом, традицией и совестью должен был наследовать право на корону и королевство. И ныне права сии принадлежат нашему названному господину и верховному лорду королю Эдуарду IV как кузену и наследнику названного короля Ричарда, согласно вышеупомянутому порядку. Наш названный господин и верховный лорд король Эдуард Четвертый, опираясь на свои права на эту корону и королевство, после смерти упомянутого истинно благородного и прославленного принца герцога Ричарда Йорка, его отца, от имени Иисуса, которому так было угодно, в четвертый день прошлого месяца марта взял на себя долг перед государством Английским, и получил высокое положение короля со всеми поместьями, имуществом, привилегиями, и достиг высочайшего величия и власти.

И в тот же самый день был низложен Генрих, недавно называвшийся королем Генрихом Шестым, сын Генриха, сына упомянутого Генриха, последнего графа Дерби, сына упомянутого Джона Гонта, по причине того, что он и предки его захватили трон и незаконно правили этим государством Английским и землями его; а также в стремлении к благополучию и объединению всех своих подданных и вассалов, трепетно желавших, чтобы был лишен короны и могущества неправедно достигший верховной власти узурпатор, во времена царствования которого не было ни мира, ни правосудия, ни хорошего управления, ни благоразумия, ни добродетели, но были смуты, междоусобицы и беды, бесчинства, потоки невинной крови, попрание законов, несправедливость, бунты, вымогательства, убийства, насилие и порок царили в благородном государстве Английском… {107}

Теперь победившие йоркисты по закону «О парламентском осуждении виновного в государственной измене» (Act of Attainder) наложили штрафы на сто тринадцать человек из числа своих противников. Сэр Джон Скудмор (Scudamore), один из прежних сторонников Генриха VI, позже утверждал, что некоторые из приверженцев нового правительства доверились клятвенным обещаниям, данным от имени новой власти. Скудмор, если верить его собственному рассказу, был обманут и обворован этим самым парламентом.

…[Сэр Джон Скудмор] в начале блистательного царствования нашего верховного лорда короля, который ныне правит нами, как и до того, имел под своей опекой и управлением замок Пембрук (Pembroke) в Южном Уэльсе. Как только он узнал, что наш названный верховный лорд король вступил на трон этого государства, тот самый Джон, пребывавший тогда в вышеупомянутом замке, обратился к посредничеству неких лордов, состоявших при высочайшей персоне, чтобы те порекомендовали и представили его королю как истинного и преданного вассала, и заявил, что готов сдать замок мирно и без сопротивления. И вскоре Его Королевскому Высочеству было угодно передать власть и полномочия лордам Феррерсу и Герберту, чтобы те приняли упомянутый замок во славу и пользу короля.

И вслед за этим те самые лорды прибыли в упомянутый замок, и как только названный Джон Скудмор, правивший в том замке [68] , узнал, что сии лорды явились туда, имея вышеупомянутые полномочия, сообразно своему вассальному долгу и преданности сдал им замок во славу и пользу короля после обещания, данного упомянутыми лордами упомянутому Джону, что ему сохранят жизнь, поместья и имущество его. И сверх того, упомянутые лорды поклялись упомянутому Джону от имени короля, что он получит еще лучшие владения за то, что поступил столь достойно и преданно, а король не обделит его милостью своей, о чем они готовы дать письменное свидетельство, скрепив печатью упомянутого лорда Герберта. Они убедили его, что лорд Герберт имеет такие полномочия, чтобы принять этот замок на имя короля, как предписывало упомянутое письмо; и тогда этот Джон был приведен к присяге как истинный вассал короля.

Но, несмотря на это, на первом Парламенте нашего названного верховного лорда короля, состоявшегося в Вестминстере в 4-й день ноября, в первый год его правления, вскоре после сдачи упомянутого замка, благодаря злобным проискам имя упомянутого Джона было внесено в общий билль о лишении прав за государственную измену: и когда Палате общин этого Парламента было представлено упомянутое обещание и постановление, имя этого Джона было вычеркнуто из билля, а затем лордами, духовными и светскими, в упомянутом Парламенте был рассмотрен специальный законопроекте лишении прав упомянутого Джона. Перед ними были обнародованы упомянутое постановление и обещание, где фигурировали упомянутые лорды Феррерс и Герберт, являясь гарантами того, что все это правда. Посему упомянутый билль тогда был отклонен и отвергнут. Тем не менее в самом конце упомянутого Парламента, после того, как некоторые лорды и рыцари графств отбыли, непостижимым образом благодаря чьим-то тайным козням билль, подписанный королем, был доставлен в Палату общин; к нему прилагалось указание, что этот самый Парламент должен принять постановление о необходимости сохранения жизни и имущества упомянутого Джона, но не его поместий… {108}

Спокойное правление Эдуарда продолжалось недолго. В начале 1462 г. был раскрыт заговор графа Оксфордского. Хотя этот заговор действительно имел место, слухи сильно преувеличили его опасность. Франческо Делла Торре (Francesco Delia Torre), доверенное лицо Эдуарда и Уорика, посланный ими к Коппини, написал, находясь в Брюгге, следующий отчет:

Ваше Высокопреосвященство, король и все эти лорды держали меня до 24 февраля, постоянно говоря, что я должен остаться еще на день, и еще, и я все никак не мог получить возможность прибыть к Вашей Светлости, как обещал, что меня весьма огорчало. В тот день король намеревался идти в Нортумберленд, желая либо договориться с шотландцами о мире, либо начать войну. Милорд Уорик, двадцать второго того же самого месяца, отправился в Сэндвич и снарядил для похода много кораблей, и вывел их из гавани. Сделав это, он возвратился в Лондон, а пятого числа сего месяца уехал отсюда и двинулся вслед за королем. Некоторые говорят, что шотландцы собираются прийти сюда и развязать войну, но я едва верю этому, потому что шотландские послы оставлены здесь с различными поручениями, как я уже уведомлял Ваше Преподобие.

За одиннадцать дней до отъезда короля они обнаружили большой заговор, предводительствовал которым граф Оксфордский. И он, и его старший сын, и много других рыцарей и эсквайров лишились своих голов. Прежде чем король уехал, измена была обнаружена способом quidquid fortassis dicatur. Упомянутый граф с его сообщниками послали письма королю Генриху и королеве в Шотландию со своим слугой, который, будучи сторонником Йорка, показал их королю Эдуарду; их прочитали, скопировали и затем, запечатав снова, отправили с тем же самым посыльным королю Генриху, взяв с гонца обещание, что он возвратится с ответом. Он так все и сделал, сохраняя это в тайне. После того как прочитали ответ, граф Вустер, констебль Англии, был послан арестовать названного графа и других.

Их план был следующим: следовать за королем на север, притворившись его верными слугами, и, поскольку Его Величество не собирался брать с собой более тысячи всадников, а их было бы около двух тысяч, то в определенный момент одновременно с врагом они должны были бы напасть на короля и убить его и всех его сторонников. Тем временем герцог Сомерсет, который и поныне находится в Брюгге, должен был напасть на Англию, равно как и король Генрих собирался прийти с шотландцами, и граф Пембрук из Бретани. Некоторые священники тоже были взяты за то, что, как говорят, они прикрепили к дверям церквей воззвания, в которых утверждалось, что святейший папа римский отменил все, что Ваша Светлость сделал в этом королевстве, и якобы он дал полное прощение всем тем, кто будет с королем Генрихом, и отлучил от церкви приверженцев нашего короля. Я полагаю, что они будут наказаны, как того заслуживают [69] . {109}

В окружении Пастонов ходили даже более тревожные слухи. Как-то в феврале 1462 г. Томас Хоуэс (Howes) писал Джону Пастону:

Также, сэр, мне было сообщено под строжайшим секретом, что сила великая, числом 120 000 человек готова прибыть сюда сразу с трех сторон под предводительством короля Гарри и королевы, и герцога Сомерсета и других; и если им посчастливится с ветром и погодой, они должны вскоре на Сретение Господне появиться здесь. От Трента к окрестностям Лондона одна их часть дойдет, вероятно, вскоре после Сретения, другая часть пойдет из Уэльса, и третья из Джерси и Гернси. Вы хорошо сделали, что сообщили об этом милорду Уорику, потому что он может поговорить с королем, чтобы дать достойный отпор их злонамеренным планам… {110}

Заговор был подавлен, а Оксфорд казнен. Но на этом неприятности Эдуарда не завершились. События уже показали, что Война Роз была отнюдь не только внутренним делом. В течение последующих семнадцати лет политика Северо-Западной Европы вращалась вокруг неопределенности во взаимоотношениях правителей Англии, Франции и Бургундии. Каждый был готов строить козни в делах другому всякий раз, когда это служило его собственным интересам.

В апреле 1462 г. Маргарита Анжуйская отправилась из Шотландии во Францию и вскоре, находясь в Булони, попыталась подкупить гарнизон Кале. Людовик XI в своих собственных целях решил поддержать ее, но через год вследствие изменившейся дипломатической ситуации потерял к этому всякий интерес. Однако он позволил Пьеру де Брезе, главному сенешалю Нормандии, повести в Англию небольшой отряд, но тот оказался чересчур мал, что сильно разочаровало обнадеженную было Маргариту. Одна из Лондонских хроник так описывает эту экспедицию:

В этом году на третий день ноября королева Маргарита повела войско из Франции в Шотландию; и так вступила на земли Англии и начала войну. Тогда король пошел к северу со множеством людей; и 13 ноября королева, услышав, что он движется сюда с великою силой, оставила свой лагерь и обратилась в бегство. И она сбежала на каравелле вместе со всем своим скарбом. По пути ее настигла сильная буря, и ей пришлось оставить каравеллу и пересесть в рыбацкую лодку, на которой она достигла берегов Бервика (Berwick); а корабль со всем добром потонул.

И в тот же самый день приблизительно четыреста французов, составлявших все ее войско, отправились к Бэмборо (Bamborough), где обнаружили, что из-за бури не могут уплыть. Тогда они сожгли свои корабли и пошли в сторону острова, где столкнулись с неким Менерсом (Maners), сквайром, и бастардом Огле, при которых было двести человек; те поубивали некоторых из этих французов, а оставшихся взяли в плен. И когда король узнал о бегстве Маргариты, то хотел преследовать ее и захватить в плен; но случилось так, что на него напала корь, из-за чего ему не удалось исполнить до конца задуманное. И на 12-й день, в Рождество, прибыли шотландцы, чтобы захватить замок Алнвик; но еще до их прихода гарнизон этого замка уже сдался королю. И одновременно замки Бамбург и Данстенбургтоже покорились королю. И герцог Сомерсет и сэр Ральф Перси сдали их на милость короля, который взял их под свое покровительство. И к Масленице король прибыл на юг. {111}

Джон Пастон-младший, служивший в королевской армии, 11 декабря 1462 г. из Ньюкасла-на-Тайне написал домой следующее письмо.

Истинно почитаемый брат, вверяю себя Вашим заботам. Соблаговолите узнать новость, которую сегодня мы здесь услышали: через семь дней шотландцы собираются вступить на земли Англии, чтобы спасти эти три замка — Алнвик, Данстенбург и Бамбург, — осаждаемые со вчерашнего дня. Под стенами Алнвика стоит милорд Кентский и лорд Скэйлз; осаду замка Данстенбург держат граф Вустер [и] сэр Ральф Грей; и у замка Бамбург находятся лорд Монтегю и лорд Огле, и другие различные лорды и джентльмены, которых я не знаю. И там у них достаточно артиллерии, привезенной из Ньюкасла и пригодной как для осады, так и для сражения на поле в случае, если там развяжется битва, чего, как я полагаю, не будет, поскольку шотландцы не держат своих обещаний. Милорд Уорик стоит под стенами замка Варкворт, в трех милях от Алнвика, и ежедневно ездит ко всем этим замкам для наблюдения за ходом осады. И если у них [у осаждающих] возникает необходимость в продовольствии или чем-либо другом, он своей властью готов им все обеспечить. Король повелел милорду Норфолку привезти продовольствие и артиллерию из Ньюкасла к Ворквортскому замку милорду Уорику.

…Король находится в Дареме (Durham), а милорд Норфолк — в Ньюкасле. Людей у нас достаточно. В случае, если мы здесь задержимся, я прошу Вас прислать мне денег, чтобы хватило к будущему Рождеству, поскольку может случиться, что ни я не получу разрешения на то, чтобы послать домой кого-нибудь из моих наемников, и никому другому не разрешат; а того, кто ускользнет тайно, если об этом дознаются, ждет суровое наказание. Веселитесь, пока еще можно, покуда не грозит никакая опасность. {112}

Успех на севере, как стало в конце концов ясно, был иллюзорным. Хроника Грегори описывает события конца 1463 г. и первых месяцев 1464 г.:

И затем вышеупомянутый Ральф Перси возвратился в Нортумберленда и стал охранять два из названных замков согласно назначению [70] . И названный сэр Гарри Бофорт [71] , пребывая по-прежнему с королем, поехал с ним в Лондон. Король отнесся к нему настолько милостиво, что часто делил с ним свою кровать и несколько раз на охоте позволял ему ехать позади себя; это при том, что у короля было самое большее шесть лошадей, у людей герцога Сомерсета было три. Король искренне любил его, но, как выяснилось, герцог, прикрываясь сладкими речами, замышлял измену.

Упомянутый сэр Ральф Перси, войдя в крамольный сговор с французами, коварно сдал им замок Бэмборо из-за своего nolens volo. Что касается замка Алнвик, то все достойные ратные люди силой оружия вырвались оттуда и спасли сэра Пьера де Брезе наутро двенадцатого дня; те же, кто остался в замке, сдали его по требованию врагов и пр. И затем король Эдуард назначил сэра Джона Эстли (Astley), рыцаря, мужественно сражавшегося с иноземцами при Смитфилде (Smithfield), капитаном замка Алнвик, сменив им констебля сэра Ральфа Грея.

И через три или четыре месяца этот лживый рыцарь и предатель, сэр Ральф Грей, вероломно захватил упомянутого сэра Джона Эстли и передал его королеве Маргарите; и его отвезли в замок к лорду Ханджерфорду (Hungerford), который пребывал там вместе с французами; и так он отнял у короля, нашего верховного лорда, эти владения. И затем, когда король Гарри и королева прибыли к королю Шотландии, сэр Пьер де Брезе с восемьюдесятью тысячами шотландцев осадил замок Норхэм (Norham) и стоял там восемнадцать дней. И затем милорд Уорик и его брат лорд Монтегю поклялись освободить упомянутый замок Норхэм и так и сделали, и обратили короля Гарри и короля шотландцев в бегство. И королева Маргарита со всеми ее советниками и сэром Перисом де Бразилем вместе с французами сбежала по воде на четырех небольших суденышках; и они высадились в Слейсе во Фландрии, и, опасаясь войска милорда Уорика и брата его лорда Монтегю, которое шло за ними по пятам, они в спешке бросили отставшего от них короля Гарри и всех своих лошадей и доспехи. И после отступления сэра Периса Бразила со товарищи там остался лишь один мужественный человек, барабанщик, который решил встретиться с милордом Уориком: он стоял на холме со своим барабаном и трубой и барабанил и трубил так бодро, как только можно себе представить; и пока милорд не подъехал к нему, он не сдвинулся с места; и так он стал человеком милорда и до сих пор верно служит ему и его господину.

Тогда король Эдуард IV решил отправить армию в Шотландию как по суше, так и по воде, чтобы мятежники короля Гарри и королева Маргарита не смогли добраться морем. И король сделал графа Вустера капитаном. И затем он снарядил большой флот и большую армию на случай сражения на море или на суше. Но все было напрасно, и ни один из отрядов не достиг цели.

Также после уговоров король согласился отправиться в Йоркшир и его окрестности, чтобы узнать настроения людей на севере. И взял с собой герцога Сомерсета и двести хорошо вооруженных человек на добрых конях. И упомянутый герцог, Гарри Сомерсет, и его люди были поставлены охранять короля, поскольку король оказывал этому герцогу особое покровительство и очень доверял ему. Но охрана его была подобна злобным волкам, стерегущим ягненка; однако же пастухом был Всемогущий Бог.

И когда король отбыл из Лондона, он направил свой путь к Нортгемптону и прибыл туда в день Апостола Святого Иакова, и лживый герцог был с ним. И люди Нортгемптона из соседнего графства видели, что этот вероломный герцог и предатель был так близок к королю и служил его охраной. Горожане выступили против того лицемерного предателя — герцога Сомерсета — и хотели убить его прямо во дворце короля. И с большим трудом в тот раз королю удалось своими мудрыми речами спасти ему жизнь, к моему искреннему прискорбию, потому что впоследствии из-за этого погибло множество народа, о чем Вы еще услышите.

И затем король тайно отослал этого вероломного герцога Сомерсета в свой собственный замок, чтобы обезопасить его жизнь, а людей герцога отправил охранять город Ньюкасл, выплатив им сполна достойное жалованье. И король заботливо пожаловал жителям Нортгемптона бочку вина, чтобы они пили и веселились. И те с радостью выпили вино на рыночной площади. Осмелюсь сказать, что никогда доселе в тавернах не набивалось столько народа, как тогда, поскольку у них в изобилии водились куски чистого серебра. Некоторым разливали вино в чаши, некоторым — в котелки, некоторым — в кубки, некоторым — в кастрюли и некоторым — в блюда. Вот сколько денег у них было в то время…

И в тот же самый год в канун Рождества этот коварный герцог Сомерсет, без какого бы то ни было разрешения короля, выехал из Уэльса со своей свитой к Ньюкаслу, и он, и его люди были движимы идеей сдать упомянутый Ньюкасл. И на пути туда его выследили и чуть не схватили близ Дарема в его собственной кровати. Но ему удалось убежать в рубашке и босиком, а взяли двух из его людей, при которых была его шкатулка и доспехи. И когда его люди узнали, что он бежал, а его обман раскрыт, они, как настоящие предатели, скрылись из Ньюкасла, и некоторые из них были схвачены и казнены за их подлые деяния и пр.

И так король, наш верховный лорд Эдуард IV узнал о грязных намерениях этого лживого герцога Гарри Сомерсета. Король послал большой отряд своих царедворцев охранять город Ньюкасл и сделал лорда Скроупа из Болтона капитаном города; и они надежно охраняли его всю зиму. И к следующей Пасхе шотландцы запросили мира у нашего верховного лорда короля. И король назначил уполномоченных для встречи с шотландцами [72] …

Местом переговоров был выбран Йорк. И договориться о мире с шотландцами должен был милорд Монтегю, поскольку он был губернатором Шотландской марки. Милорд Монтегю отправился в сторону Ньюкасла. И на его пути, недалеко от Ньюкасла, в лесу, была подготовлена засада лицемерным герцогом Гарри Сомерсетом и Перси со товарищи, к которым также примкнул подлый предатель сэр Хэмфри Невилл с 80 копьеносцами и лучниками. И они должны были внезапно напасть на лорда Монтегю и убить его, но во благодарение Богу их измена была раскрыта.

И затем лорд Монтегю поехал другим путем, собрал большой отряд, приехал в Ньюкасл и далее продолжил свой путь в Норхэм. И по дороге ему повстречались коварный герцог Сомерсет, сэр Ральф Перси, лорд Ханджерфорд и лорд Рус со всей их компанией, числом вооруженных до зубов 5000 человек [73] . Это случилось в День Святого Марка; и в тот самый день был убит сэр Ральф Перси. И увидев его мертвым, вся та сторона пришла в уныние и пустилась в упреки. И каждый человек покидал это место с тяжелым сердцем. И затем милорд Монтегю поскакал в Норхэм, где представил шотландцам лордов — специальных посланцев короля. И там был заключен мир с Шотландией на пятнадцатилетний срок. И шотландцы должны были быть верны этому договору все это время, однако им трудно верить, ведь они всегда были очень хитры и вероломны.

И затем 14 мая милорд Монтегю поехал из Ньюкасла в Хексхэм (Hexham). И там он схватил того лживого герцога Гарри Бофорта Сомерсета, лорда Руса, лорда Ханджерфорда, сэра Филиппа Вентворта (Wentworth), сэра Томаса Финдерна (Findern) и многих других; смотрите, сколь мужественный человек этот добрый граф Монтегю, поскольку он не попался в хитрые сети этих изменников, но взял в плен многих из них и многих поубивал во время того похода…

И в том же самом месяце около Ньюкасла в угольной шахте был захвачен Тейлбойс (Tailbois) [74] , и при нем было много денег, и золота и серебра, которые он собирался передать королю Гарри. И если бы они достались Гарри, недавнему королю Англии, то это принесло бы много горя, поскольку у него было в достатке оружия и пушек, но люди не пошли бы за ним без вознаграждения. И они ежедневно и ежечасно ждали денег, которые этот Тейлбойс должен был послать или привезти им; эта сумма составляла 3000 марок. А люди, сопровождавшие лорда Монтегю, были измождены и страдали от ран и болезней, и многие из них не выдержали этого долгого и тяжелого перехода. Он поделил эти деньги среди своих людей, что было для них словно целебным бальзамом. И на следующий день Тейлбойс сложил свою голову на плахе в Ньюкасле. {113}

Эдуард во время своего похода на север тайно женился на Елизавете Вудвилл, вдове сторонника Ланкастеров сэра Джона Грея из Гроуби (Groby) и дочери сэра Ричарда Вудвилла, лорда Риверса, и Жаккетты (Jacquetta) Люксембургской, вдовствующей герцогини Бедфорд. Фабьян, лондонский торговец тканями, многими годами позже записал эту историю.

В первый день мая, находясь в этом походе, король Эдуард тайно вступил в брак с Елизаветой, бывшей женой сэра Джона Грея, рыцаря, который был убит в битве при Тоутоне или Йорке; эта свадьба состоялась рано утром в городе под названием Графтон (Grafton), близ Стоуни Стредфорда (Stony Stratford). На церемонии кроме жениха с невестой были лишь герцогиня Бедфордская, ее мать, священник, две фрейлины и юноша, прислуживавший священнику. После чего король отправился в опочивальню, где провел около трех или четырех часов, а затем вернулся в Стоуни Стредфорд, изобразив, что все это время провел на охоте, и там снова лег спать.

И через день или два он послал в Графтон лорду Риверсу, отцу своей жены, предупреждение о своем намерении приехать и остановиться у того на некоторое время. Принятый со всеми почестями и уважением, он гостил там четыре дня. В это время его жену приводили к нему в опочивальню в такой строжайшей секретности, что почти никто, кроме ее матери, не был посвящен в эту тайну. И так этот брак год держался в секрете, пока необходимость не заставила короля открыться [75] . {114}

О браке было объявлено в сентябре на королевском совете в Рединге. Уорик, который вел переговоры о возможности брака Эдуарда с француженкой, был оскорблен тем, что из-за женитьбы короля потерял свою репутацию за границей. Возвышение семейства новой королевы, вполне естественное, но слишком поспешное, стало все более и более отдалять его от короля — возвышение и его политические последствия ни в коем случае не были столь внушительными, как настаивают некоторые историки, и Уорик в течение долгого времени скрывал свой гнев. Свою точку зрения на эти события подробно описывает один из приверженцев Уорика в небольшой анонимной хронике, прежде приписывавшейся Уильяму Вустеру.

…И в День Святого Михаила в Рединге упомянутая леди Елизавета была допущена в часовню местного аббатства, ведомая герцогом Кларенсом и графом Уориком и почитаемая как королева лордами и всеми людьми…

В том же месяце [в октябре 1464 г.] в Рединге состоялась свадьба лорда Малтраверса (Maltravers), сына и наследника графа Арундела (Arundel), и Маргариты, сестры королевы Елизаветы.

…В январе [1465 г.] Екатерина, герцогиня Норфолкская, стройная девушка лет восьмидесяти [76] , была выдана замуж за Джона Вудвилла, брата королевы, двадцати лет от роду: дьявольский брак…

…Король вынудил Генриха, герцога Бэкингема, жениться на сестре королевы Елизаветы, к неудовольствию графа Уорика. И сын и наследник графа Эссекса женился […пробел в рукописи…] на другой сестре королевы. И Грей Ратин (Ruthyn), сын и наследник графа Кентского, женился на еще одной сестре королевы.

В марте [1466 г.] лорд король на своем тайном совете в Вестминстере освободил Уолтера Блаунта (Blount), лорда Маунтджоя (Mountjoy), от службы казначеем Англии и поставил на его место Ричарда, лорда Риверса, вызвав этим скрытую досаду графа Уорика и магнатов Англии.

Король отмечал Троицу в Виндзоре, где в честь королевы он сделал лорда Риверса графом Риверсом, к неудовольствию целого королевства (communis regni).

В сентябре [1466 г.] в Виндзоре был устроен брак между сыном и наследником лорда Герберта и Марией, сестрой королевы Елизаветы, и между молодым лордом Лайлом (Lisle) и дочерью лорда Герберта. И лорд король посвятил в рыцари наследника Герберта и сделал его лордом Данстером (Dunster), к тайному неудовольствию графа Уорика и магнатов земли.

…В октябре [1466 г.] в Гринвиче король устроил брак Томаса Грея, рыцаря, сына королевы, и леди Анны, наследницы герцога Эксетерско-го, племянницы короля, к большому, но тщательно скрываемому разочарованию графа Уорика, который был недоволен, поскольку существовала предварительная договоренность о браке названной леди Анны с сыном графа Нортумберленда, брата графа Уорика, и королева уже заплатила упомянутой герцогине 4000 марок приданого {115} … {116}

После поражения на севере в 1463 г. Маргарита Анжуйская, узнав о готовящейся в Сент-Омере дипломатической конференции Англии, Франции и Бургундии, сильно забеспокоилась. В надежде помешать заключению какого бы то ни было соглашения она отправилась к Бургундскому двору. Жорж Шателен (Georges Chastellain), официальный историограф герцога Бургундии, описал ее прибытие.

Когда после бесславного отступления шотландцев от Реля (Rel) [77] , навлекшего позор на французов, бывших тогда на стороне короля Генриха, и из-за трусости и обмана упомянутых шотландцев они потеряли последнюю надежду на помощь и успокоение в этом суетном мире, и им не оставалось ничего другого, как бежать и искать приюта в каком-нибудь другом королевстве или земле, королева в надежде на лучшую долю, вынуждаемая как необходимостью, так и своими секретными планами вспомнила, что она — дочь короля Сицилии, племянница короля Франции, а ее муж — его племянник, и ее благородная кровь и искренняя любовь помогли ей в ее решимости пересечь море, рискуя погибнуть ради него [Генриха VI].

И, находясь в уверенности, что ее муж, король Генрих, еще некоторое время будет находиться в достаточно безопасном месте, она взяла с собой своего сына Эдуарда, принца Уэльского, и по совету и с согласия отважного рыцаря, сэра Пьера де Брезе, ее сторонника, сопровождавшего ее, отправилась на корабле через море в надежде пристать в первом же подходящем порту, чтобы найти там приют. Она намеревалась не только навестить своих родственников и друзей во Франции, но и посетить земли герцога Бургундского.

Итак, в конце июля легкий бриз доставил ее вместе с немногочисленной свитой к побережью недалеко от города Слейса. Ее прибытие в порт вызвало немалое удивление, ведь каждому было доподлинно известно, что во дни ее процветания она была смертельным врагом герцога, и во всей Англии было не сыскать более зложелательного ему человека — и в поступках, и в помыслах своих. Потому с уст многих срывались слова недовольства, и повсюду ходили злобные толки касательно причины ее неудачи. Поскольку [она] прибыла туда обездоленной и одинокой и всеми заброшенной, у нее не было более ни имени, ни денег, ни имущества, ни драгоценностей — ничего, подо что можно было бы получить залог. У нее был лишь сын; никаких королевских одежд, ни состояния (estate) [78] и никаких украшений, приличествующих королеве. Она была одета в одно-единственное платье, которое даже не имела возможности сменить. Пожиток у нее было не больше, чем у любой из семи женщин, составлявших всю ее свиту; их одежды были подобны одеянию их хозяйки, прежде одной из самых роскошных женщин мира, а ныне самой обездоленной; и, наконец, даже на хлеб ей неоткуда было взять денег, кроме как из кошелька благорасположенного к ней ее рыцаря, сэра Пьера де Брезе, который сам пребывал в чрезвычайной бедности, поскольку он все потратил на ее содержание и на ведение войны против ее врагов, при этом ничего не оставив себе; как он рассказывал мне, он израсходовал около 50 000 крон своих личных денег.

Тяжело было видеть эту высокородную принцессу развенчанной и униженной, оказавшейся перед лицом стольких опасностей, перед угрозой голодной смерти и лишений, которую жизнь заставила обратиться к милосердию того, кто, как известно, во всем мире был наиболее враждебно и злобно настроен к ней. Тем не менее, надеясь своими извинениями добиться для себя снисходительности и полагая, что ее прирожденное благородство и отчаянное мужество вызовут сострадание к ней и ее печальной судьбе, она не побоялась безотлагательно отправиться прямо к нему…

…Когда герцог узнал об этом ее намерении и что он никоим образом не сможет изменить ее решения встретиться с ним, он вынужден был согласиться и сказал, что раз ему не удастся избежать этого, он должен будет увидеться с нею и принять ее любезно, как предписывают обстоятельства, и использовать это в своих интересах. Но поскольку сельская местность, через которую она пробирается, полна для нее всяческих опасностей — ведь он уже слышал, что англичане в Кале ищут ее и попробуют схватить и низложить ее, как только она прибудет к нему, — то он сразу сообщил ей, что она должна оставаться в первом же городе, где это его послание настигнет ее и куда он прибудет так быстро, как только возможно, без дальнейших церемоний. Так что английская королева по совету герцога стала ждать его в Сент-Поле (St. Pol); это было в последний вторник августа.

Сия благородная принцесса прибыла туда из Брюгге в деревенской телеге, покрытой холстиной и запряженной четырьмя кобылами, словно обыкновенная бедная женщина. Ее сопровождало не более трех женщин, сэр Пьер де Брезе и еще несколько человек, о которых и говорить не стоит. В Брюгге она повстречалась с графом Шароле, предоставившем ей пятьсот крон, на которые она и добралась туда. Сколь душераздирающее зрелище являла собой эта некогда великолепная королева, пребывающая ныне в таком жалком состоянии!

Она оставила своего сына принца Уэльского в Брюгге, отчасти по причине скудости средств, отчасти не желая подвергать его персону опасности. Не имея ни малейшего представления, ни что ей предпринять, ни о чем говорить на встрече с герцогом (которому она сама себя назвала недостойной), она оставила всю свою немногочисленную свиту в Брюгге, переоделась в платье простолюдинки и отправилась искать его.

И случилось так, что, когда она добралась до Бетюна (Bethune), приблизительно двести английских всадников выехали в Булонь, думая схватить ее там, как только она туда прибудет; но тем не менее целой и невредимой ей удалось добраться до Сент-Поля, куда, приказав ей не трогаться с места, и отправился герцог, презрев всякую для себя опасность; он приехал встретиться с нею величественно и в подобающей манере. {117}

Герцог Бургундии, хотя и проявил вежливое сочувствие и обеспокоенность судьбой принцессы, отказался менять свою политику. После этого отказа Маргарита отправилась в вотчину своего отца и в течение следующих нескольких лет жила со своим небольшим бедствующим двором в Сен-Мишель-на-Баре (St.Michel-sur-Bar). 13 декабря 1464 г. сэр Джон Фортескью отправил послание графу Ормонду (Ormond), бывшему тогда в Португалии, с описанием условий их существования.

…Милорд, с королевой здесь находятся герцоги Эксетер и Сомерсет, и брат его, который, как и сэр Джон Куртене, ведут свой род от дома Ланкастеров. Также здесь пребывают милорд, хранитель малой королевской печати, мастер Джон Мортон, епископ Сент-Асафа (St. Asaph), сэр Эдмунд Моунтфорд, сэр Генрих Рус, сэр Эдмунд Хампден, сэр Уильям Ваукс, сэр Роберт Виттингем и я, рыцари; мой господин, Ваш брат, Уильям Гримсби, Уильям Джозеф, телохранители и многие другие достойные сквайры и также секретари. Мы влачим жалкое существование, но все же королева заботится о том, чтобы на нашем столе были мясо и вино, чтобы не довести нас до нужды чрезвычайной. Ее Высочество не в состоянии сделать для нас большего, чем она делает. Поэтому я советую Вам не растрачивать свои деньги: они Вам здесь очень пригодятся. Здесь найдется множество людей, которые захотят, чтобы вы поделились с ними своими средствами; но во всей этой стране не отыщется никого, кто бы одолжил вам хоть какую-то сумму, как бы сильно вы ни нуждались…

Также, если Вы увидите, что король Португалии занимается нашими делами, не пожалейте времени задержаться у него подольше. Но если Вы найдете его безразличным, не растранжиривайте свои деньги в той стране впустую, поскольку после этого Вы прибудете сюда и, возможно, остановитесь здесь ненадолго, а это значит, Вас вскорости ждут очень серьезные траты… {118}

В начале 1465 г. Маргарита еще раз попыталась получить из Франции помощь от Людовика XI. Албрико Маллета (Albrico Malleta), миланский посол во Франции, писал домой следующее.

Королева, жена короля Генриха, написала королю сюда о полученном ей сообщении, что король Эдуард и граф Уорик разругались и начали войну друг с другом. Она просит короля оказать любезность и помочь ей, чтобы она смогла вернуть себе королевство или, по крайней мере, иметь возможность получать помощь от лордов этого королевства, желающих оказать ей поддержку, и пишет она, что если он ни в чем не поможет ей, тогда она сама сможет найти для себя лучший выход. Король отметил: «Смотри, как гордо она пишет…». {119}

Джон Варкворт, магистр кембриджского Петерхауза (1473-1500 гг.), в период между 1474 г. и своей смертью написал сам или заказал написать хронику, относящуюся к событиям первых тринадцати лет правления Эдуарда IV. Он так описывает последующие несчастья, обрушившиеся на Ланкастеров:

Также в тот самый год по доносу одного черного монаха из Абингдона (Abingdon) вблизи какой-то монашеской обители в Ланкашире, в лесу под названием Клетервуд (Cletherwood) около Бангерли Хиппингстоунс (Bungerly Hippingstones) король Гарри был схвачен Томасом Талботом, сыном и наследником сэра Эдмунда Талбота из Бесшейла (Basshalle), и Джоном Талботом, его кузеном из Колебри (Colebry), и многими другими; его обманом заманили на обед в Уэддингтон-Холл, откуда отправили в Лондон верхом на лошади, и его ногу привязали к стремени, и так провезли через весь Лондон к Тауэру, где все время длительного заточения его стерегли два сквайра и два йомена короны со своими людьми; и каждый человек, желавший встретиться с ним, должен был получить на то разрешение его охранников. {120}

В начале 1467 г. и Бургундия, и Франция стремились к заключению династического союза с Англией. Король Эдуард предпочитал Бургундию, Уорику было разрешено договориться с Францией. Людовик XI, как обычно, был готов в случае неудачи рассмотреть даже откровенно фантастические идеи. В феврале Джованни Пьетро Паничарола (Giovanni Pietro Panicharola) в письме сообщил герцогу и герцогине Милана подробности званого обеда, который сопровождался обменом колкостями и где присутствовали Людовик и брат Маргариты Анжуйской, Джон Калабрийский.

Король недавно совершил паломничество к иконе Божией Матери в Бурже. Как-то раз он сидел за столом с герцогом Джоном, сопровождавшим его в поездке. Побеседовав о соколах и охоте, они заговорили с маршалом Бургундии, послом глафа Шаром [79] , при дворе Его Величества, который заявил, что из-за герцога расстроилась их дружба. Герцог сказал, что он бы очень обрадовался, если бы так оно и было. Когда Его Величество славословил маршала, герцог поносил его так сурово, как только мог.

Когда они заговорили о графе Уорике, первом дворянине Англии, герцог гневно согласился с тем, что он предатель, и добавил, что никогда бы не сказал и никому бы не позволил сказать о нем ничего хорошего, поскольку тот умеет только обманывать и является врагом и причиной падения короля Генриха и его сестры королевы Англии. Герцог заявил, что его Величеству следовало бы лучше помочь его сестре вернуть себе королевство, чем потакать графу Уорику, и наговорил еще много других вздорных и оскорбительных слов.

Его Величество ответил, что он имеет больше причин хорошо говорить о графе Уорике, чем о ком-либо еще, и не только потому, что у них добрые отношения, но и потому, что граф всегда оставался другом его короны и был против войны с его государством. Король Генрих же, наоборот, его смертельный враг, и часто вел войны против него, и потому эту дружбу [с Уориком] следует сохранять.

Поскольку король упорствовал в своих похвалах графу Уорику, герцог сказал, что, раз он так любит его, он должен постараться восстановить его сестру на троне, и тогда он уверится в искренности его слов еще больше.

Король спросил, могут ли они предложить какое-либо ручательство или заложником будет сын королевы. Этот мальчик, хотя ему только тринадцать лет, уже твердит только о войне и о том, как полетят с плеч головы, как будто уже все в его руках, или же он бог войны, или крепко сидит на троне. Король также спросил, гарантируют ли они безопасность для его королевства. На что герцог в припадке гнева заявил, что, если его племянник не сдержит данного им слова, он посчитается с ним и с другими, и набросится на него и вырвет ему глаза.

В пылу спора герцог, потеряв всякое уважение, начал пенять Его Величеству, что тот никогда не любил их дом; на это король парировал, что Анжуйский дом дал ему для этого основания. Таким образом, полушутя-полусерьезно они наговорили друг другу за обедом множество весьма неприятных вещей. {121}

К маю послы из Милана сообщали:

Утверждают, что граф Уорик скоро прибудет сюда. Его Величество поедет в Руан встречать его. Есть свежее сообщение, что маршал Карл снова стал вести секретные переговоры о том, чтобы взять в жены сестру короля Эдуарда, дабы еще больше укрепить старый союз с англичанами. Если это правда, то, вероятно, король попытается уговорить графа Уорика восстановить на английском престоле короля Генриха; а посол бывшей английской королевы уже здесь. {122}

К началу 1468 г. отношения между Бургундией, Англией и Францией были полны взаимных подозрений. В Англии Уорик, видя, что Эдуард все более склоняется к бургундскому брачному союзу, возможно, был раздражен уже достаточно для того, чтобы замыслить измену. 16 января сэр Уильям Манипенни (Monypenny), один из французских послов в Англии, написал следующее письмо Людовику XI.

Сир, мессир Роберт Невилл [80] и я высадились в Сэндвиче в Англии в четверг перед Рождеством, из-за сильного встречного ветра мы не смогли доплыть до того места, где находился милорд Уорик; и оттуда мы взяли путь на Лондон, где застали совещание упомянутого лорда Уорика… Они спросили меня, истинно ли, что бургундские послы поехали к Вам и Вашему брату. Я подтвердил, что видел в Онфлере (Honfleur) монсеньора Оливье де ла Марша (Olivier de la Marche) и других советников упомянутого герцога Бургундии. Они ответили, что это лучшие новости, которые могут послужить для блага лорда Уорика, из тех, что они смогли узнать…

Также они сказали, будто слышали много разговоров о браке между одной из миледи, Ваших дочерей, и принцем Уэльским [81] , чем все здесь крайне встревожены; во всех лондонских тавернах и по всей стране говорят, что предатели, посоветовавшие их королю отказаться от всех договоренностей с Вами и объединиться с герцогом Бургундским, должны быть казнены.

Также, Сир, по их совету я направился в то место, где находился король, который, как только я прибыл, сразу послал за мной; он спрашивал меня о Вас и есть ли для него письма.

В отношении новостей я ответил, что, благодарение Богу, король пребывает во здравии и процветании… и что я оставил Вас в окружении лордов и рыцарей личной охраны, что обычно для короля Франции.

Что касается писем, я ответил, что ему нет ни одного… Он спрашивал, было ли что-либо адресовано милорду Уорику, я сказал: «Да». Он спросил меня, известно ли мне их содержание: я сказал, что ни о чем не догадываюсь, за исключением того, что Вы были очень удивлены, что он не послал Вам ответа, который должен был дать на предложения Вашего прошлого посольства.

Он ответил, что собирался вскоре послать кого-нибудь к Вам, согласно пожеланиям своего совета и лорда Уорика, чтобы договориться с Вами… он сказал мне… в присутствии своего гофмейстера и лорда Скэйлза [82]  и еще пяти или шести других, что помог бы Вам против Вашего брата… Насколько я могу знать, кажется, он не очень уверен относительно обещаний, данных ему лордами Вашего королевства, особенно после того, как названный лорд Бургундии проинформировал его через своего секретаря, прибывшего следом за мной, о том, что относительно заключения брака упомянутого герцога Бургундии и сестры упомянутого короля даст ему исчерпывающий ответ в конце сего месяца, когда ожидается возвращение его посольства от папы римского; он говорил, что в Риме у него возникли большие сложности с получением разрешения на брак.

Сир, если можно найти какую-нибудь возможность, чтобы папа римский отложил благословение упомянутого брака, то я не сомневаюсь, что, по воле Бога, Вы поднимите все королевство английское против упомянутого герцога Бургундии, поскольку они будут думать, что это только притворство, и таким образом Вы уничтожите его сторонников.

Сир, я считаю, что Вы любыми средствами, которые покажутся Вам наиболее пригодными, должны продолжить переговоры с лордом Бургундии, не заключая с ним никаких договоров…

Также, Сир, на следующий день после Трех Королей [т. е. 7 января] король Англии послал гонца к лорду Уорику и приказал, чтобы тот явился к нему, на что, после долгого обсуждения со своим советом, тот коротко ответствовал, что не приедет…

Также, Сир, вдень Нового года часть жителей Кента восстала, и они пошли в то место упомянутого графства, которым владеет казначей, отец королевы, и, сломав ограждения его лесных угодий, убили его оленя…

Также в другом графстве, называемом Сурфоршир (Surforchier) [Южный Йоркшир], взбунтовалось целых триста лучников. Они выбрали предводителя, подобного Робину [83] , и послали узнать у милорда Уорика, пришло ли время действовать, и сообщили, что все их соседи уже готовы. На это он приказал им возвращаться домой, так как время еще не настало, но сказал, что он даст им знать, когда будет нужно.

Также, Сир, милорд Уорик удерживает подле себя мессира Роберта Невилла до разговора и договоренности со своим братом, графом Нортумберлендом… вот тогда он пошлет его к Вам со всей поспешностью… но не прекращайте вести переговоры с милордом Бургундским и изо всех сил препятствуйте браку. И когда этот брак расстроится, в Англии не останется никого, будь то женщина или ребенок, кто не будет осыпать его [т. е. герцога] ругательствами…

Также, Сир, герцог Бретани недавно предложил королю Англии четырнадцать или пятнадцать селений, которые, по его словам, он получил от Вас в герцогстве Нормандском, при условии, однако, что тот предоставит ему три тысячи лучников для защиты упомянутых мест и своей страны.

Также, Сир, милорд Уорик уезжает завтра… на шотландскую границу, где к нему прибудут его брат граф Нортумберлендский и все жители этого края, и он намеревается обороняться от короля, если тот покажется на севере. Вот и вопрос: кто здесь должен быть господином, а кто — слугой?.. Что до меня, то я думаю, нет никого более преданного Вам в этом мире, чем он. {123}

Несмотря на резкие возражения Уорика, Эдуард не оставил своих планов относительно Бургундского союза. В июле герцог Бургундский и Маргарита Йоркская поженились. Джон Пастон-младший описал в письме своей матери свадебную церемонию в Брюгге.

Что касается здешних новостей, я ни о чем не могу рассказать, кроме как о торжестве по случаю бракосочетания миледи Маргариты в прошлое воскресенье в городе, который называется Дамм (Damme), расположенном в трех милях от Брюгге; оно состоялось в пять часов утра, и в тот же день ее привезли в Брюгге на праздничную трапезу; и туда она прибыла так величественно, как только можно представить, в сопровождении процессии, где были леди и лорды настолько пышно наряженные, что доныне я не видел и не слышал ничего подобного. На пути ее следования в Брюгге разыгрывалось множество театрализованных представлений, которыми приветствовали ее; это было лучшее, что я видел за всю свою жизнь.

И в то же самое воскресенье милорд Бастард, в свою очередь, взяв с собой двадцать четыре рыцаря и джентльмена, в течение восьми дней устраивал рыцарские турниры; …и сражавшиеся с ним и он сам в этот день были богато разодеты; одежды их из шелка и парчи украшали, должно быть, ювелиры — платья были убраны золотом, жемчугами, драгоценными каменьями; честное слово, я никогда не слышал о таком роскошестве, какое царило здесь…

…И что касается двора герцога, его лордов, леди и фрейлин, рыцарей, сквайров и джентльменов, то я никогда не слышал ни о чем подобном, разве только о дворе короля Артура. И, по правде говоря, мне не хватает слов, чтобы описать Вам и половину этого великолепия…

Других новостей у нас здесь нет, разве что герцог Сомерсет со всей своей шайкой отбыл из Брюгге за день до приезда миледи герцогини, и здесь поговаривают, что он отправился к бывшей королеве Маргарите и не вернется сюда снова, и герцог более не будет оказывать ему покровительство… {124}

Согласно Паничароле, репутация «миледи герцогини» была небезупречна. Он писал Галеаццо Марии Сфорцеа:

В Брюгге лорд Бургундский тщательно подготовился к предстоящему событию и даже учредил [специальные] суды в преддверии своего брака с сестрой короля Эдуарда, который хотел заключить немедленно, приложив к этому все свое рвение. А так как ему сообщили, что все больше и больше народу узнает о прежних любовных похождениях его будущей супруги, и более того, по мнению многих, она якобы даже имеет сына, то он выпустил официальный указ, согласно которому никто в стране в присутствии Его Светлости или в любом другом месте, будь то дома или на людях, не смеет дерзнуть говорить или хотя бы упоминать подобное под страхом быть брошенным в реку немедленно, если его застанут за такими порочными речами… {125}

Дома псевдо-Уильям Вустер описал слухи, подозрения и интриги, которые создавали атмосферу паники и ужаса в течение 1467-1468 гг., накануне и после бургундского брака.

Лорд король и лорд граф Уорик продолжают относиться друг к другу со скрытым раздражением, вызванным устройством женитьбы герцога Кларенса на дочери упомянутого графа, о чем король стал догадываться [84] .

Мессир [Уильям] Ласи был послан к римскому двору, чтобы получить благословение на этот брак, которое было необходимо из-за кровного родства, но не смог добиться аудиенции у папы римского. Некий человек был захвачен в Уэльсе по дороге к Харлечскому (Harlech) замку с письмами от королевы Маргариты, и лорд Герберт послал его в Лондон к королю. Он обвинил в измене королю многих людей и среди прочих графа Уорика, поскольку слышал за границей подозрительные слова, будто бы граф поддерживает сторону королевы Маргариты. Поскольку граф не приехал, король послал упомянутый… [пробел в манускрипте] …под охраной к лорду графу в Миддлхем (Middleham), чтобы тот смог там проверить это. В конце концов дело было объявлено несерьезным. Лорд король назначил двести слуг, испытанных и крепких английских лучников, приказав выдавать каждому из них по 8 пенсов в день для сопровождения своей собственной персоны во время поездки в Ковентри…

…Король с королевой и многими другими лордами отмечали праздник Рождества Христова в Ковентри в местном аббатстве, где гостивший там шесть дней герцог Кларенс вел себя вполне дружественно. И вскоре после Крещения, при посредничестве тайных друзей, архиепископ Йоркский и лорд Риверс встретились в Ноттингеме и договорились, чтобы архиепископ привез графа Уорика к королю в Ковентри к январскому совету, на котором состоялось примирение графа Уорика, лорда Герберта, Стаффорда и Одли {concordatisunt). И там король вернул архиепископу земли Пенели (Penely) и Вайдстоуна (Widestone), отнятые у него прежде.

…[пропуск в рукописи]… октября некоторые письма от папы римского, датированные….[пропуск в рукописи] …сентября… были доставлены королю в Брейнфорд (Brainford). В них лорд папа римский назначал лорда Томаса Барчера, архиепископа Кентерберийского, кардиналом, пресвитером в епархии Святых Сиракуз, и лорд король в шутку передал упомянутые письма лорду Джорджу, архиепископу Йоркскому, чтобы показать то, что было написано в них…

…Парламент был распущен на третий день после Троицы. И на той же неделе некий Корнелиус, сапожник, служащий у Роберта Уайттингема (Whittingham), который был приверженцем королевы Маргариты, был схвачен, когда тайно вез в Англию несколько писем от ее сторонников Томасу Данверсу, из-за чего упомянутый Томас Данверс около полуночи в канун Святой Троицы был хитростью выманен из приюта лондонского Темпла, арестован и препровожден к королю в Стрэтфорд Ленгторн (Stratford Langthorn), а тремя днями позже его, испуганного и безутешного, бросили в Тауэр. И таким же образом Хью Милле схватили по подозрению в измене и притащили из Флита в Лондонский Тауэр.

В Тауэре упомянутого ранее Корнелиуса мучили, поджаривая ему ноги, пока он не признал многое. Тогда он обвинил Питера Алфрея, лондонского торговца тканями, Джона Плуммера, Гервейса Клифтона, рыцаря, Хью Пакенхема, Николаса Хьюза, Томаса Порталейна, Уильяма Белкнепа, Роберта Ноллиса, сквайров, Джона Фишера из Темпла, Джона Хокинса, слугу лорда Венлока и многих других в том, что те получали письма от упомянутой королевы Маргариты. И когда арестовали упомянутого Хокинса, он обвинил Томаса Кука, рыцаря, отрицая вину Хью Милле, и показал на своего собственного лорда Венлока. {126}

Большая Хроника Лондона продолжает этот рассказ:

…Упомянутый Хокинс был неожиданно схвачен и доставлен в Тауэр, где по прошествии времени, поскольку он поначалу отказывался сознаваться лорду Риверсу, сэру Джону Фогге (Fogge) [85] и другим из Совета короля во вменяемых ему преступлениях, его в конце концов поставили под большую борону, носящую имя «дочь герцога Эксетерского», и, не выдержав боли, он покаялся во многих грехах, среди прочего сознавшись в предложении, которое он сделал упомянутому Томасу Куку [86] , и приписал себе совершение таких страшных измен, что в результате его казнили. Из-за этого признания упомянутый сэр Томас был арестован и допрошен… после чего упомянутый сэр Томас пробыл в Тауэре с Троицы до дня Святого Михаила; за это время было проведено множество допросов в стремлении определить его вину, но все было напрасно, пока один из присяжных, по наставлению сэра Джона Фогге и других, не обвинил его в предательстве, после чего в Гилдхолле судебной комиссией было вынесено обвинение по данному делу. Тогда помимо мэра там заседали герцог Кларенс, граф Уорик, лорд Риверс, сэр Джон Фогге и другие из Совета короля. И туда привели упомянутого сэра Томаса, где решали, жить ему или умереть. Во время этого слушания мэр, толстый неуклюжий человек, занимавший место главного судьи, уснул. Герцог, сидевший от него по правую руку, увидев такое, выставил его на посмешище, попросив: «Господа, говорите тише, мэр почивает».

В тот день упомянутого сэра Томаса оправдали [87]  и после поместили в Каунтер (Counter) на Бред-стрит, где он оставался несколько дней, а оттуда отвезли в Суд королевской скамьи в Саутворк, где в первую ночь он лежал, страдая от мучительной боли и увечий. Сэр Роберт Брандон, комендант той тюрьмы, немного сжалился над ним. Потому утром он с радостью послал за сэром Ральфом Джосселином, своим шурином, и еще несколькими людьми из числа своих друзей, чтобы те упросили доктора Брандона разрешить перевезти его к себе в дом и платить за стол и постель приемлемую сумму, которую тот запросит. Сэр Ральф вместе с другими просителями согласились поспособствовать такому делу; им было поставлено условие, чтобы он еженедельно платил по двадцати шиллингов за свое содержание и еще значительную сумму денег за то, чтобы числиться настоящим заключенным. На том и порешили, и он находился там все время, пока тот мэр оставался в должности.

…И во время правления этого мэра в городе много поговаривали о связи графа Уорика и королевы. Граф был в большом почете у жителей этой земли благодаря тому, что жил на широкую ногу везде, где бы ни останавливался хотя бы на день, и когда он прибывал в Лондон, то держал там такое хозяйство, что на завтрак съедалось шесть волов, а каждая таверна была полна мяса для всех, даже мало-мальски знакомых, и каждый мог нажарить себе столько, сколько умещалось на его длинном кинжале; эти кинжалы были в ходу в те дни, а ныне такими орудуют убийцы… [88]

…В это время, к радости короля, Верховным судом Англии было решено освободить сэра Томаса Кука, поскольку за ним не водилось никакой измены, но было только небрежение к предателям, за что полагалась не смерть, а штраф в пользу короля. Этим решением остался сильно недоволен лорд Риверс, а пуще того герцогиня Бедфорд, его жена, чьими стараниями потерял свою должность некто лорд Мархем (сэр Джон Мархем). Тогда упомянутый сэр Томас был вынужден снова нижайше молить короля и упомянутую герцогиню, которая была настроена против него чрезвычайно, и все потому, что ей никак не удавалось получить несколько приглянувшихся ей гобеленов и ценностей, принадлежащих упомянутому сэру Томасу.

В конце концов королевский Совет обложил его штрафом в сумме 8000 фунтов, в оплату которого король позволил упомянутому сэру Томасу Куку включить все имущество, конфискованное для короля лордом Риверсом и сэром Джоном Фогге или другими; это имущество должно было быть оценено справедливыми торговцами или кем-либо еще, по назначению Совета короля.

Что касается упомянутого имущества, тогда было конфисковано двести с лишним отрезов шерстяных тканей, также большое количество драгоценных камней и посуды стоимостью, как говорили, 700 фунтов, и упомянутые выше гобелены (которых так жаждала герцогиня Бедфордская) самой тонкой работы, где золотом была вышита целая история осады Иерусалима. Про них, как я слышал, один мастеровой моего господина [89]  говорил, что они стоят целого имения, тогда как мой названный господин купил их за 800 фунтов. И когда к Сретению Господню он заплатил этот штраф в залог того, что и остальное будет выплачено, его освободили, и он вернулся в свой дом, где зажил, занимаясь, как и прежде, торговлей. Но все это было в Лондоне.

После того как это дело было улажено таким образом, Ее Королевская Светлость запросила с него восемьсот марок в соответствии с законом старых времен, по которому с любого выкупа, выплаченного королю за освобождение из тюрьмы, королева имеет право на 100 марок с каждой тысячи фунтов на булавки, и позднее он достаточно долго с этим судился. Но благодаря покровительству некоего доктора Пейджа, вхожего к королеве, он добился-таки своего, и больше об этом не вспоминали. Тогда искра зависти, зажегшаяся в сердцах лордов той стороны еще прежде, во времена мэрства Мэтью Филипа, разгорелась с новой силой, и на севере среди простого люда началось брожение.

Приблизительно в это время один вудхаузский шут, любимец Его Королевской Светлости, который обычно при дворе учтиво бранил его и всячески почтительно развлекал, однажды в знойный летний день явился в королевские палаты, одетый в короткий плащ, отрезанный кинжалом, и пару ботинок на ногах, таких длинных, что их можно было бы привязать к концам его рукавов; в руке у него был длинный болотный посох. Когда король увидел его одеяние, то поинтересовался, почему на нем такие высокие ботинки, а в руках столь длинный посох.

— Поверьте мне, сэр, — сказал он, — я прошел через многие земли Вашего государства и везде, где бы я ни был, «Риверсы» были столь высоки, что я едва бы смог перебраться через них, если бы не помогал себе этим длинным посохом.

Король понял, что он подразумевал под этим большую власть, которую прибрали к своим рукам в его государстве лорд Риверс и его семейство в то время, и засмеялся. Но это было грустное знамение, о чем вы вскоре узнаете. {127}

11 июля в Кале Кларенс женился на дочери Уорика Изабелле Невилл. Из Кале герцог и граф, презрев советников короля, отправились в Кент, чтобы поднять восстание. В то же самое время Робин Ридсдейл — разбойник, взявшийся неизвестно откуда — пошел походом с северных земель в сторону юга. Он столкнулся с силами короля, которыми предводительствовали граф Девонширский и Уильям Герберт, и разгромил их в Эджкоте (Edgecote), в шести милях к северо-востоку от Банбари (Banbury). Писавший в 1486 г. второй анонимный автор, который продолжил Кройлендскую хронику и который скорее всего был одним из членов совета Эдуарда, дал собственную интерпретацию событий тех лет, а также описал первые скоропалительные успехи графа Уорика против Эдуарда. Он повествует:

Ричард Невилл, граф Уорик, чьи симпатии были на стороне французов в их противостоянии с бургундцами, был сильно возмущен этим браком [90] . Поэтому он предпочел искать упомянутую леди Маргариту во Франции, чтобы заключить с ней союз, благодаря которому было бы возможно установить добрые отношения и взаимопонимание между монархами этих двух королевств. Ему очень не хотелось, чтобы вследствие союза с Англией Карл, нынешний герцог Бургундский, смог осуществить свои намерения. Дело в том, что он питал лютую ненависть к этому человеку.

Это, по моему мнению, а не союз короля с королевой Елизаветой, о чем упоминалось ранее, было настоящей причиной разногласий между королем и графом [91] . Этот брак короля и королевы (хотя он и вызвал сначала определенное недовольство со стороны графа, который ранее изо всех сил пытался женить короля на королеве Шотландии, вдове короля той страны, недавно отошедшего в мир иной), тем не менее давно уже был торжественно одобрен в Ридинге самим графом, всеми прелатами и влиятельными лордами королевства. Ведь, действительно, граф был любезен со всей родней королевы, пока не обнаружил, что ее родственники, вопреки его желанию, стараются устроить другой брак, который, с благословения короля, в конечном счете и был заключен между Карлом и леди Маргаритой; кроме того, родственники королевы потворствовали и другим, противным ему замыслам.

К причинам такого рода можно приписать резню валлийцев и убийство их лидера, Уильяма Герберта, новоиспеченного графа Пембрука, при вышеупомянутом сражении, которое имело место в Эджкоте, что недалеко от Банбари, поскольку тот дворянин имел тогда большой вес на Советах короля и королевы; его старший сын незадолго до этого женился на одной из сестер королевы…

…Тем временем король Эдуард был взят в плен в некоей деревушке близ Ковентри, откуда его отвезли и держали в замке Уорика, а вся его свита распущена. Это несчастье случилось с ним по вине его собственного брата Георга, герцога Кларенса, Ричарда, графа Уорика, и брата Уорика Георга, архиепископа Йоркского, и произошло летом на девятый год его правления в 1469 году от Рождества Христова.

Чтобы предотвратить возможные попытки его истинных подданных из южных частей королевства освободить своего короля и отомстить за такое страшное преступление, они перевезли его на север, в Миддлхемский замок, откуда он и не пытался бежать; как вдруг случилось чудо, и Уорик сам освободил его.

В это время в Англии, вблизи шотландской границы, взбунтовались оставшиеся сторонники Генриха, которые выбрали своим предводителем некоего сэра Хэмфри Невилла. Граф Уорик увидел, что он не сможет дать им достойный отпор, если на борьбу с ними не поднимутся призванные королем все его верные подданные, дабы защитить его от мятежников, поскольку люди, видя, что их король содержится как пленник, отказывались принимать во внимание любые подобные воззвания до тех пор, пока не убедились после его появления в городе Йорке, что он абсолютно свободен. После чего враг был разбит упомянутым графом, сражавшимся отважно; и король получил возможность, наслаждаясь свободой, вернуться в Лондон.

С этого дня, как уже говорилось, начались бесконечные обмены посланиями и гонцами между королем и недовольными представителями знати. В конце концов был созван Большой совет всех пэров королевства, и в установленный день в Большую палату Парламента явились герцог Кларенс, граф Уорик и их союзники, и обе стороны договорились мирно и окончательно предать забвению все взаимные обиды. Но, видимо, одну из сторон слишком глубоко задело явное неуважение к Его Величеству и нанесенные оскорбления, другая же «ощущала себя способной на дерзкие и отважные поступки». {128}

Первый государственный переворот Уорика, таким образом, не удался на фоне пассивного сопротивления страны. Его собственные чувства — глубокая личная злоба, зиждущаяся на чрезмерной алчности и жажде власти, — не позволили объединить даже его самое близкое окружение и родственников, чтобы те открыто решились на измену, не говоря уже об основной части аристократии. Сила обстоятельств привела знать к согласию в вопросе о свержении Генриха VI в 1461 г. Теперь же они были слишком осторожны, чтобы снова последовать за Уориком. Пока только два пэра, его зятья граф Оксфордский и лорд Фитцхью (Fitzhugh), оказали ему активную поддержку. Однако вскоре он делает новую попытку, тоже не нашедшую поддержки. Анонимная хроника, инспирированная двором Йорков, описывает восстание 1470 г. в Линкольншире.

…Когда он [король] 6 марта прибыл в Уолтхем (Waltham), на следующий день, 7 марта, ему передали слова Роберта Веллеса, называвшего себя главой совета общин Линкольншира, призывавшего во всех храмах того графства в воскресенье, 4 марта, от имени короля, герцога, графа [т. е. Кларенса и Уорика] каждого человека под страхом смерти явиться в Ренби Хейв (Ranby Hawe) во вторник, 6 марта, чтобы помешать королю приехать в упомянутое графство, поскольку, по его утверждению, он якобы собирается уничтожить совет общин этого самого графства, как явствовало из этих речей. И вслед за этим, 7 марта, король послал в Лондон за последним лордом Веллесом, сэром Томасом Диммоком, и другими, которые прибыли туда с тайным поручением короля. [Восстание началось с ссоры между лордом Виллоугби Веллесом и сэром Томасом Бургом, одним из королевских придворных. Эдуард вызвал лорда Виллоугби Веллеса ко двору, чтобы разрешить дело. Роберт Веллес был сыном лорда Виллоугби Веллеса.]

В четверг, 8 марта, король на дороге между Бантингфордом (Bunting-ford) и Ройстоном (Royston) повстречал мальчика, который был послан с письмами от Джона Морлинга, управляющего лорда Кромвеля, благодаря чему узнал о собрании упомянутых персон и выяснил некоторые их планы. Из содержания этих писем становилось очевидно, что ко времени прибытия короля в Стамфорд они, жители Йоркшира и других земель, должны были собраться числом до 100 000 человек. И подобное письмо было написано в Таттесхолл (Tatteshall) 6 марта.

В тот же самый четверг король приехал в Ройстон, куда прибыл слуга герцога Кларенса с письмом, чтобы уведомить Его Высочество, что, несмотря на данное ему в Лондоне высочайшее позволение отправиться на запад, все же он для того, чтобы послужить королю в этой поездке, готов явиться к Его Высочеству в такое время и место, которое тот укажет, и граф Уорик тоже должен прибыть, как он и обещал королю в Лондоне. Посему король тогда ответил, что он весьма доволен, и написал ему своей собственной рукой письмо с благодарностью. Только это сообщение, посланное герцогом, было лживым прикрытием, как явствует из последующих событий.

Король воспринял их слова за чистую монету, не допуская и мысли о подобном двуличии, и потому сразу отослал упомянутым герцогу и графу соответствующие бумаги, позволяющие им поднять народ в различных графствах под знамена короля на борьбу с мятежниками. И далее в пятницу, 9 марта, король прибыл в Хантингтон.

Король, находясь в Хантингтоне, велел допросить поочередно упомянутого лорда Веллеса, сэра Томаса Диммока и других, в результате чего было выяснено, что такие заговорщицкие собрания проводились у лорда Веллеса его сыном, упомянутым сэром Томасом Диммоком, простолюдинами и другими; и что он и упомянутый сэр Томас Диммок были посвящены во все их тайные переговоры, и хотя, возможно, сами они ничего и не делали, но именно ими были спровоцированы эти события. После этого король повелел ему послать за своим сыном и приказал тому оставить его товарищей и с покаянной головой предстать перед ним, пригрозив, что иначе за свое предательство они примут смерть, которую заслужили. И пока король находился там, к нему снова пришло донесение, что упомянутый Роберт Веллес с чернью, собравшейся в великом множестве, через Линкольн идет в сторону Грантхэма (Grantham).

В воскресенье, 6 марта [93] , король прибыл в Фотерингей (Fotheringay), где до него дошли новые вести о том, что восставшие миновали Грантхэм и продвигаются в его сторону, но кое-кто из них пошел в сторону Лестера, поскольку, как стало ясно позднее, вышеупомянутому сэру Роберту Веллесу и другим мелким главарям пришло указание от герцога Кларенса и графа Уорика к понедельнику быть в Лестере, где они обещали присоединиться к ним с войском в 20 000 человек, что явствовало из последующих событий и из нескольких признаний упомянутых капитанов… [94]

…На следующий день после того, как король отбыл из Лондона, упомянутый герцог [Кларенс], лорд Веллес, настоятель монастыря Св. Иоанна и некоторые другие держали тайный совет в монастыре, после чего он [Кларенс] немедленно отбыл к Уорику вопреки обещанию, данному королю прежде; и по пути послал королю почтительное письмо, подобное тому, которое Его Высочество получил в Ройстоне. Король, веря в то, что он выполнит свое обещание, вновь послал ему ответное письмо с благодарностью.

И по прошествии некоторого времени, к 14 марта, когда король прибыл в Грантхэм, оба они послали королю такие приятные сообщения с уверениями в искренности своих депеш; однако, несмотря ни на что, то и дело коварно обманывали Его Высочество, поскольку при этом продолжали ежедневно отправлять сообщения мятежникам, приветствуя и подбадривая их, и приказывая им держать путь на Лестер, где они обещали соединиться с ними, в чем и проявилось их лицемерие и вероломство.

И если бы Господь не образумил короля в Хантингтоне пригрозить лорду Веллесу смертью за его предательское укрывательство, о чем уже упоминалось, и если бы тогда его сын не оставил свою шайку, подчинившись приказу своего отца, посланному вслед за этим упомянутому сэру Роберту, они бы непременно объединились с упомянутым герцогом и графом прежде, чем король смог бы встретиться с ними. Но Бог в милости своей хранил короля.

Известие от отца настигло того самого последнего сэра Роберта Вел-леса на его пути к Лестеру, и он, поняв, что жизнь его родителя в опасности, и зная также, что король остановился в то воскресенье ночью в Фотерингее, решил поехать в Стамфорд в тот самый понедельник и, не подчиняясь общему плану, лично выступить против короля и коварно начать войну против Его Высочества, и намеревался вместе со своими людьми напасть в Стамфорде на короля в ночь понедельника, и так внести сумятицу в ряды противника, и таким образом спасти своего отца; и потому он со своим войском не пошел в Лестер, а развернулся к Стамфорду.

Король, не догадываясь об этих вероломных приготовлениях, движимый едино своим благородным и отчаянным мужеством, намеревался немедленно идти походом на упомянутых мятежников его государства и рано утром в понедельник выбрал поле будущей битвы недалеко от Стамфорда; и по прибытии туда он послал свой передовой отряд в сторону мятежников, а сам со своим войском остановился передохнуть в городе, куда священник по имени сэр Ричард … [здесь в тексте пробел]… и Томас Вудхилл доставили послание от упомянутых герцога и графа, в котором содержались уверения в том, что они прибыли к нему в помощь против мятежников, и той ночью они были в Ковентри, и в ночь понедельника они должны были появиться в Лестере; на что король послал им письма с благодарностью, написанные его собственной рукой, и сразу приготовился принять бой, поскольку узнал, что сэр Роберт Веллес ведет под знаменами войско, намереваясь сразиться с ним; он решил, что ему не подобает рисковать своей королевской персоной, а потому не стоит оставлять в живых его отца и упомянутого сэра Томаса Диммока, которые явились виновниками и причиной такой измены, и так же решили все лорды, дворяне и остальные воины его армии. И, стоя на поле под своим знаменем, Его Высочество приказал казнить упомянутого лорда Веллеса и сэра Томаса Диммока. И немедленно он продолжил свое выступление против этих крамольников и с помощью Всемогущего Бога добился победы над более чем 30-тысячной армией, проявив милосердие к обездоленному простому люду, сохранив им жизни.

Здесь необходимо упомянуть, что в начале битвы, когда полки схлестнулись и король со своим войском стал теснить бунтовшиков, те подбадривали себя криками «Кларенс! Кларенс! Уорик!», и среди них некоторые были в ливреях герцога Кларенса, в том числе сам сэр Роберт Веллес, а также человек самого герцога, которые затем были убиты во время преследования. На поле боя была захвачена его шкатулка, полная множества удивительных бумаг, из которых становилось ясно, какие непомерные надежды они лелеяли. Так, они планировали даже свержение самого короля и нарушение всего порядка, царящего на этой земле, замышляя самую низкую измену, неведомую доныне в этом государстве; и в погоне за бегущим врагом был взят в плен сэр Томас Делаланд (Dela-lande). Одержав эту победу, король возвратился в Стамфорд поздно ночью, воздавая хвалу Всемогущему Богу.

Во вторник, 13 марта, король, все еще не подозревая ни в чем дурном упомянутых герцога и графа, послал к ним из Стамфорда Джона Донна [95] , одного из своих телохранителей, с двумя собственноручно написанными письмами, оповещая их о победе, которую Бог послал ему, и с пожеланием, чтобы они прибыли к нему с приличествующими их положению свитами; одновременно король велел распустить по своим графствам людей, собранных ими согласно данным им полномочиям, поскольку он считал необходимым установить должное управление в Линкольншире, пока он там находится, для чего ему нужен был добрый совет. Король искренне полагал, что они были в тот понедельник ночью в Лестере, как они прежде писали Его Высочеству. И считалось, что, в крайнем случае, во вторник они должны были бы прибыть туда с необходимым количеством людей, если бы не победа короля в понедельник, которая застала их врасплох, из-за чего они на некоторое время задержались в Ковентри, где упомянутый Джон Донн нашел их…

В среду и четверг, 14 и 15 марта, королю, пребывавшему в Грантхэме, привели всех главарей, как то: упомянутого сэра Роберта Веллеса, Ричарда Уоррена и других, и после того, как их допросили каждого поодиночке, действовали ли они по доброй воле, и не страх ли смерти либо что другое вынуждало их взбунтоваться, было установлено, что их основными союзниками в этом изменническом деле и главными подстрекателями были упомянутые герцог и граф. И выяснилось, что целью их было уничтожить короля и сделать упомянутого герцога королем, в чем перед лицом смерти они открыто признались в присутствии всего многочисленного королевского войска.

И когда упомянутый Джон Донн доставил им [т. е. Кларенсу и Уорику] в Ковентри письма короля, они пообещали ему как можно быстрее прибыть к королю, оставив при себе не более тысячи — полутора тысяч сопровождающих; и, несмотря на присутствие упомянутого Джона Донна, они отбыли со всем их войском к Бартону-на-Тренте (Burton-upon-Trent); и, когда упомянутый Джон Донн указал им, что, как ему кажется, они поехали не той дорогой, они ответили, что им нужно поговорить с некими слугами, которые ушли вперед, и вежливо удалились под предлогом того, что они якобы должны получше подготовиться, чтобы затем достойно послужить королю; и с этими словами они пошли в Бартон и затем к Дерби, чтобы собрать под свои знамена людей числом поболее и усилить свои ряды против короля настолько, насколько только возможно, и строить ему козни на каждом шагу. {129}

Кларенс и Уорик настойчиво пытались перехитрить короля. Ко времени, когда они достигли Честерфилда, Эдуард послал герольда, чтобы сообщить им о разоблачении сэра Роберта Веллеса. Последовали переговоры, но, поскольку король отказался давать этой паре бунтарей гарантии их личной безопасности, они добрались до Ланкашира, надеясь на поддержку лорда Стэнли. Эдуард преследовал их до Ротерхэма (Rother-ham). Он не решился продвигаться далее, поскольку силы мятежников смели запасы продовольствия по всей округе. Королевская армия подошла к Йорку, стремясь отрезать повстанцев от любой помощи с севера. Столкнувшись с таким препятствием, Кларенс и Уорик бежали с юга, захватив судно в Дартмуте в Девоншире, и пошли под парусами в Кале. Филипп де Коммин, все еще служивший в то время при дворе герцога Бургундского, описывает их прибытие.

Силы графа Уорика оказались слишком малы, чтобы противостоять королю Эдуарду. Дав указания своим личным друзьям, что делать в его отсутствие, он отправился через море с герцогом Кларенсем, который женился на его дочери и был с ним заодно, несмотря на то что сам являлся королю братом; и, взяв с собой жен и детей, а также многочисленное войско, они появились в Кале. В то время в городе было несколько слуг графа, и один из них, его лейтенант, лорд Венлок, вместо приветствия обстрелял их из большой пушки. Пока они стояли на якоре близ города, герцогиня Кларенс [96]  родила сына, и пришлось долго упрашивать Венлока и остальных, прежде чем он разрешил послать ей две бутылки вина, чем проявил чрезвычайную для слуг строгость по отношению к своему господину…

Но Венлок вел двойную игру.

…Он сильно угодил королю Англии: тот щедро отблагодарил лорда Венлока за отказ принять своего капитана и послал патент на его имя, закрепляющий его в должности губернатора вместо Уорика, поскольку лорд был старым опытным офицером, мудрым джентльменом и кавалером Ордена Подвязки. Герцог Бургундии был также очень доволен этим его поступком, и он послал меня из Сент-Омера, где я тогда находился, к лорду Венлоку передать сообщение о положенной ему пенсии в 1000 крон с пожеланием всегда выказывать ту же привязанность королю Англии, кою он только что показал.

Я нашел его позиции незыблемыми и твердыми, и в гостинице L'Etape в этом городе он торжественно поклялся мне, что будет преданно служить королю Англии наперекор любым его недругам; и вслед за ним весь гарнизон и все горожане дали такую же присягу.

Я провел около двух месяцев в поездках к нему и от него, чтобы удостовериться в его преданности. Пока большую часть того времени я проводил с ним, герцог Бургундии прибыл в Булонь, где остановился ненадолго, чтобы собрать большой флот против графа Уорика, который при своем отъезде из Кале захватил несколько судов, принадлежащих подданным герцога Бургундского, что отчасти явилось поводом для развязывания войны между ним и королем Франции из-за того, что солдаты графа Уорика продавали всю свою добычу в Нормандии, герцог Бургундский в качестве ответного шага конфисковал товары всех французских купцов, прибывших на ярмарку в Антверпен.

Поскольку абсолютно необходимо знать примеры обмана и хитрости этого мира, а не только образцы честности (не для того, чтобы брать их на вооружение, но быть готовыми дать им отпор), я должен в этом месте рассказать об уловке, или политическом ходе (назовите это, как вам угодно, без сомнения, это было мудро придумано), на подобное плутовство наши соседи способны ровно так же, как и мы сами, ведь в любом уголке мира можно встретить и хороших, и плохих людей.

Когда граф Уорик прибыл в Кале — место, которое он всегда рассматривал как возможное убежище, — лорд Венлок, человек в высшей степени благоразумный, послал сказать ему, что если он впустит его, то станет изгоем для всей Англии, и герцог Бургундский ополчится против него; кроме того, к этому враждебно отнесутся горожане и большая часть гарнизона, так как монсеньер Дюрас (Duras), маршал Англии, и некоторые другие, которые имели свой интерес в этом месте, были настроены против него. Поэтому он и посоветовал ему: лучшее из того, что он может сделать, так это удалиться во Францию и не показываться в Кале, откуда он даст знать ему, как только ситуация изменится. Этим советом он сослужил добрую службу своему капитану, но никак не своему королю. Конечно, никто не проявлял такой большой преданности, как лорд Венлок [по отношению к графу Уорику] [97] , принимая во внимание, что король Англии сделал его губернатором Кале, и герцог Бургундский назначил ему внушительную пенсию. {130}

Во многом благодаря замешательству Людовика XI, Кларенс и Уорик смогли высадиться в Нормандии. Им были совсем не рады, поскольку неосмотрительное пиратство Уорика прогневило Карла Смелого до такой степени, что Людовик испугался объединенного нападения на Францию Бургундии и Бретани. После некоторых сомнений и колебаний он очередной раз выкинул один из своих непредсказуемых политических трюков, приняв Уорика и обещав Карлу Смелому компенсацию. Уже в 1468 г. сэр Джон Фортескью послал из Сен-Мишеля-на-Баре (St. Michel-sur-Bar) несколько меморандумов, предлагая союз между Уориком и сосланными Ланкастерами. Людовик теперь решил развить этот план и спешно послал за Маргаритой Анжуйской. Джон Стоу, лондонский портной и антиквар шестнадцатого века, переписал много документов пятнадцатого столетия, которые иначе были бы утрачены. Один из них, авторство которого неизвестно, представляет собой отчет о встрече между Маргаритой и Уориком в Анжере (Angers) в июле 1470 г.

Во-первых, при посредничестве короля Франции упомянутый граф Уорик купил прощение королевы Маргариты и ее сына. Во-вторых, теми же стараниями провели переговоры о браке сына упомянутой королевы, называемого принцем Уэльским, и второй дочери графа Уорика. В-третьих, договорились, что он пойдет походом на Англию с большой силой.

Что касается первого пункта, то он дался упомянутой королеве с трудом, и она объявила королю Франции, а также присутствующему там герцогу Гиени и многим другим, что ее собственная честь, как и честь ее сына, не позволяют ей простить упомянутого графа, из-за которого пал король Генрих, она и их сын, и что никогда она не сможет помириться с ним.

Кроме того, упомянутая королева заявила королю и другим, что если она простит упомянутого графа Уорика и вступит с ним в коалицию, то это должно сильно навредить королю Генриху, ей и ее сыну, потому что некоторые из их сторонников и друзей из-за подобного поступка могут отойти от них, что сильно огорчит их и нанесет им гораздо больше вреда по сравнению с теми преимуществами, которые мог бы принести союз с графом. Поэтому она молила короля проявить любезность и оставить все дальнейшие разговоры и радения касательно ее прощения, дружелюбия или вышеупомянутого союза.

Граф Уорик, слышавший все это, признался королеве, что хорошо понимает, что именно из-за него король Генрих вместе с ней потеряли корону Англии; но в оправдание свое сказал, что король Генрих, следуя лживым наветам своих придворных, незаслуженно преследовал его самого и друзей его, чего они никак не заслужили и из-за чего понесли большие убытки. И посему ему казалось, что у него были серьезные причины желать их свержения, и он совершил лишь то, что на его месте должен был бы сделать любой оскорбленный и униженный дворянин.

Также он признался, что нынешний король, обязанный ему английским троном, на самом деле все это время держал против него камень за пазухой, вынудив в конце концов покинуть королевство; и насколько ранее он был близок с ним, настолько теперь все будет иначе, и он отныне станет врагом тому королю. И граф молил королеву и упомянутого принца поверить словам его и простить за причиненное в прошлом зло, предлагая считать себя отныне их истинным и преданным подданным и располагать им по своему усмотрению, поручителем чего просил быть короля Франции. Присутствовавший там же упомянутый король с превеликой охотой согласился взять на себя такое ручательство, заклиная упомянутую королеву простить упомянутого графа Уорика, говоря, что питает большую любовь к нему и доверяет ему более, чем любому другому, а посему готов сделать для него больше, чем для кого-либо из смертных.

И так королева после подобных настоятельных просьб короля и, как говорят, также прислушавшись к советам вассалов короля Сицилии, ее отца, после бесчисленных встреч и долгих переговоров простила графа Уорика, и то же сделал ее сын. И вслед за тем они простили также и бывшего вместе с графом Уориком графа Оксфордского, которому было легче добиться от нее снисхождения, поскольку она хорошо знала, как сильно он со своими друзьями пострадал от ссор с королем Генрихом.

Касательно второго пункта, относительно брака, дело было в том, что королева ни в коем случае не желала давать согласия на это предложение, как ни уговаривал ее король Франции. Несколько раз она повторяла, что не видит в этом ни чести, ни выгоды ни для себя, ни для ее сына, принца. Вдобавок она утверждала, что могла бы найти более выгодную и достойную партию для короля Англии. И действительно, она показала королю Франции письмо, которое, по ее словам, было послано ей из Англии на прошлой неделе и в котором ее сыну предлагалась миледи принцесса; и так королева еще пятнадцать дней упорно сопротивлялась, прежде чем согласилась рассмотреть возможность такого брака, и наконец благодаря стараниям короля Франции и его советников, находившихся в Сицилии в Анжере, удалось обо всем договориться, и брак был обещан…

…Далее, при обсуждении вышеупомянутого брака, от имени короля Генриха было посулено, что после его восстановления на престоле и провозглашении принца регентом и губернатором государства Английского, милорд Кларенс получит назад все земли, которые принадлежали ему до его отъезда из Англии, и герцогство Йоркское, и многие другие, а граф Уорик — свои земли и другие, поименованные в соглашении.

Также было обговорено, что впредь упомянутая дочь графа Уорика должна оставаться при королеве Маргарите, и также что упомянутый брак не будет заключен до того момента, пока граф Уорик не высадится с армией на английском берегу и не вернет королю Генриху его государство. Были оговорены и другие условия этого брака, слишком многочисленные, чтобы перечислять их все.

…Касательно же похода Уорика, правда состоит в том, что граф каждый день убеждал короля Франции, что регулярно получал письма от английских лордов, в которых говорилось, что, как только он высадится там, под его знамена встанет более 50 000 его сторонников, почему упомянутый граф и обещал королю, что, если сейчас тот немного поможет ему людьми, кораблями и деньгами, он незамедлительно пустится в плавание. В ответ на эти его обещания король выделил ему значительные средства, чтобы поддержать его, и, кроме того, продовольствия для судов на сумму в 66 000 эскудо [98]  и на содержание 2000 французских лучников и пр. {132}

Хроника Воркворта описывает их успешное вторжение в Англию после заключения этого соглашения.

И в том же самом десятом году, незадолго до дня Св. Михаила, герцог Кларенс и граф Уорик высадились на западе страны [99]  и собрали там влиятельных людей. Лорд маркиз Монтегю собрал 6000 человек: король Эдуард приказал ему дать отпор упомянутым герцогу Кларенсу и графу Уорику. Но упомянутый маркиз Монтегю ненавидел короля и поставил себе целью захватить его; и когда он был в миле от короля Эдуарда, то поведал своим людям, как король Эдуард сначала жаловал ему графство Нортумберлендское и как отнял его, передав Гарри Перси, чей отец пал на бранном поле близ Йорка, и как недавно сделал его маркизом Монтегю, чтобы поддержать этим его положение [100] . Посему он дал знать своим людям, что встанет на сторону графа Уорика, своего брата, и попытается при возможности захватить короля Эдуарда и всех его приверженцев. Но вскоре кто-то из войска бежал и обо всем донес королю Эдуарду, посоветовав тому не вступать в бой, поскольку он недостаточно силен, чтобы дать сражение маркизу Монтегю; и затем король Эдуард стремительно поскакал в город Линн, откуда в День Св. Михаила, на десятом году своего правления, совместно с лордом Гастингсом, гофмейстером короля, лордом Сэем, с несколькими другими рыцарями и сквайрами на корабле отправился за подмогой во Фландрию к своему зятю герцогу Бургундскому и пр.

Здесь необходимо напомнить, что в начале октября 1470 г. от Рождества Христова епископ Винчестерский, с согласия герцога Кларенса и графа Уорика, поехал в лондонский Тауэр, где по приказу короля Эдуарда содержали короля Гарри, и забрал того у охранявших его стражников. Там с ним обходились не так почтительно, как подобало бы обходиться с тем принцем, и не содержали в чистоте. Его вывели и переодели, и оказали большие почести, и доставили к Вестминстерскому дворцу, и таким образом снова восстановили на троне, и стали так писать во всех высочайших письмах, указах и других бумагах год его правления: Anno regni Regis Henrici Sexti quadragesimo nono, et readempcionis sue regie potestatis primo\ и этому сильно обрадовались все его приверженцы и значительная часть народа. И это несмотря на то, что прежде король Эдуард низложил его; и, поскольку тогда большинство граждан Англии ненавидело его, то они были вполне довольны переменами; а причина крылась в том, что был казнен добрый герцог Глостер и отравлен Джон Холланд, герцог Эксетерский, и что герцог Саффолк, лорд Сэй, Дэниел Тревельян и другие зловредные люди, состоявшие при королевской персоне, были непомерно алчны и не заботились ни о чести короля, ни о его благе, ни об общем процветании земли, которую король Гарри доверил их заботам, и, пользуясь его неосведомленностью, заботились лишь о собственном кошельке, вопреки его желаниям; и также Франция, Нормандия, Гасконь и Гиень были потеряны во время его царствования. И это, наравне с другими причинами, настроило людей против него, и все из-за этих вероломных лордов, а вовсе не из-за него самого; и простой люд говорил, что, если бы они могли получить другого короля, он должен был бы исправить все то, что было сделано неверно, и навести порядок, и привести государство Английское к процветанию и покою. Но тем не менее во время правления короля Эдуарда IV люди не дождались ни мира, ни благоденствия; напротив, одно сражение следовало за другим, и простые люди терпели несчастья и разорения…

…И 26 ноября король Гарри созвал Парламент в Вестминстере, и туда явился Георг, архиепископ Йоркский, канцлер Англии, который [обсуждал] это дело в присутствии короля и его лордов и Палаты, Revertimini admefilii revertentes, ego enim virvester. Jeremie tcrcio, и т. д. И затем, в феврале, герцог Гарри Эксетерский, герцог Эдмунд Сомерсет, лорд Джон Сомерсет, его брат, граф Ормонд, граф Джаспер Пембрук, брат короля Гарри и граф Ричмонд со многими другими рыцарями и сквайрами, джентльменами и йоменами вернулись в Англию и вступили во владение своими землями и поместьями, поскольку Парламентом были отменены все предыдущие конфискации и лишения прав за измену, введенные во времена короля Эдуарда; и королю Гарри были возвращены корона и положение, а всем его людям — их наследные владения. И затем граф Вустер был схвачен, арестован и привлечен к суду перед сэром Джоном Вером (Vere), графом Оксфордским, сыном и наследником вышеупомянутого графа Оксфордского, который был казнен в Тауэр Хилле, о чем говорилось прежде; и так к графу Вустеру применили тот же закон, по которому он судил других; и, когда он был мертв, его тело и голову захоронили в Блэк Фраэрсе в Лондоне, со всей честью и уважением, которые его друзья пожелали оказать ему. Также Королева Елизавета, жена короля Эдуарда, которая находилась в хорошо укрепленном и снабженном продовольствием Лондонском Тауэре, как только услышала, что ее муж и господин бежал, тайно скрылась из Тауэра и нашла прибежище в Вестминстере, со всеми ее детьми, и сама она была беременна, и прямо там и родила сына, которого назвали Эдуардом, принцем Англии; и там она претерпела много невзгод, пока король Эдуард не вернулся к ней. {133}

Герцог Бургундский нисколько не обрадовался вести о высадке близ Алкмаара (Alkmaar) своего шурина и на первых порах был настроен игнорировать его насколько возможно. Людовик XI поддержал недавнее вторжение Уорика в Англию, потому что по крайней мере с 1468 г. он боялся англо-бургундского союза. Английское нападение на Бургундию было платой за поддержку Людовика. Сам он объявил войну в начале 1471 г., и 12 февраля Уорик приказал гарнизону Кале присоединиться к своим войскам. Последние колебания герцога Карла исчезли. Он помог Эдуарду снарядить экспедицию против Англии. Его сила была, естественно, не очень значительной — никак не более 2000 человек, а, вероятно, и не более 1200. История его возвращения описана в рассказе, известном как «Возвращение Эдуарда IV» и написанном по горячим следам слугой короля, который собственными глазами видел большинство его подвигов, и об остальных знал из правдивых описаний, которые составлялись каждый раз. Также этот рассказ сохранен в собрании Джона Стоу. Здесь приведена его большая часть.

Эдуард отплыл из Флашинга (Flushing) 11 марта.

…В ту самую ночь, наутро в среду, и в четверг, 14 марта, на море бушевали сильный шторм и буря, и 14 марта с большим трудом он [Эдуард] достиг Хамберхеда, потеряв другие суда, которые причалили в разных местах. Король, имея единственный корабль, в котором находился лорд Гастингс, его гофмейстер, и другие избранные числом 500 человек, высадился в пределах Хамбера, в Холдернесской стороне, в месте под названием Ревенерспорн (Ravenersporne) [101] , именно в том самом месте, где когда-то узурпатор Генрих Дерби, позднее называемый королем Генрихом IV, сошел с корабля по возвращении из изгнания…

Брат короля Ричард, герцог Глостер, со своими тремястами товарищами причалил в четырех милях оттуда. Граф Риверс в сопровождении 200 человек оказался в местечке под названием Паулл (Paull) в четырнадцати милях от короля, и остальные высадились там, где легче было достичь берега. Король в компании нескольких человек остановился на ночлег в бедной деревне, в двух милях от того места, где он сошел со своего корабля; и наутро следующего дня после того, как гнев бури несколько поутих, остальные его спутники с корабля также двинулись в его сторону.

И наутро 15 марта из разных мест к нему подошли все его товарищи, прибывшие на других кораблях. Что до местных жителей, то там к нему присоединилось всего-то несколько человек, практически никто не пожелал примкнуть к королю, поскольку в эти места мятежниками были разосланы специальные люди, которые настраивали народ против Его Высочества, чтобы они не признавали его и не принимали своего короля. Несмотря на это, люди, прежде чтившие принца герцога Йорка, благородной памяти отца его, перенесли теперь свою любовь и почтение на него, так как он также был герцогом Йоркским, и ему переходили все права своего отца. Потому в различных частях страны собирались большие толпы людей, готовых с оружием в руках ради себя самих не допустить того, чтобы его лишили государства и короны; они поклялись, что единственно это желание двигало ими и ничто другое; они ни в коем случае не хотели причинить вред ни ему, ни товарищам его.

После того как собралось все войско короля, он держал совет, как лучше поступить, и все быстро пришли к заключению, что произошедшее — результат происков его врагов, и главные возмутители спокойствия засели на юге страны, в Лондоне и его предместьях, и что путь их должен лежать через Линкольншир, а посему им пришлось бы снова идти морским путем, минуя Хамбер, который они ненавидели; но затем они подумали, что если выбрать такой путь, то пойдут толки, что они отступили из страха, а такой поклеп они не смогли бы снести; по этим и другим здравым соображениям они постановили себе не идти снова водным путем, но отправиться прямо к городу Йорку. Король решил также, что, поскольку ему придется идти через всю страну, то до того времени, пока он не получит помощи своих истинных и преданных слуг и подданных, которые, как он верил, присоединятся к нему во время его похода, чтобы собрать достаточную мощь и силу, он со всеми своими товарищами должен во всеуслышание провозглашать везде, куда бы они ни прибыли, что его единственным намерением и целью является восстановление своих прав как герцога Йоркского, и ему достаточно своего родового наследования, в котором он был рожден, по неотъемлемому праву истинно благородного принца его отца, и более ничего…

Первые силы мятежников, с которыми он столкнулся на своем пути, позволили ему пройти. Беверли признал его, Халл (Hull) отказался. Его собственная личная храбрость позволила ему пройти к Йорку.

Правда в том, что, когда король был уже в трех милях от города, его посетил некто, назвавшийся Томасом Кониерсом, рикордером этого поселения, чье имя доселе не было известно приверженцам короля. Он посоветовал тому не входить в город, поскольку либо ему не удастся этого сделать, либо, в случае, если он все же войдет, он будет повержен и уничтожен, и разобьют все его войско. Король, понимая, сколь большое расстояние он уже прошел и что он уже никак не может вернуться туда, откуда он начал свой поход, и осознавая, что возможен самый печальный исход, решил, что, собравшись с силой духа и мужеством, ему необходимо продолжить начатое и положиться на Бога и благоволение судьбы, хотя благополучный исход дела зависел скорее от обстоятельств, чем от возможной небрежности или недостатка храбрости. И поэтому, несмотря на приводящие в уныние слова рикордера, он отважно двинулся прямо к городу.

И в это время к нему из города прибыли Роберт Клиффорд и Ричард Бург, которые обнадежили его и его спутников, утверждая, что поскольку жители были на стороне его отца, герцога Йорка, то и сейчас должны принять и пропустить его; это несколько подбодрило его, и он продолжил свой путь. Но вскоре прибыли упомянутые Кониеры (Coniers) и вновь повергли его в сомнения. И так, то воодушевляясь, то снова теряя уверенность, он достиг городских ворот, где его войско остановилось, и в сопровождении шестнадцати или семнадцати человек с шествовавшими впереди Клиффордом и Ричардом Бургом он даже прошел через ворота и объявил собравшимся невдалеке почтенным гражданам о своих намерениях и целях в такой форме и столь вежливо, что люди остались довольны и впустили его и всех его товарищей; той ночью все они встали на постой и отдохнули, и наутро отобедали, и затем отбыли из города в сторону Тадкастера (Tadcaster), города во владениях графа Нортумберленда, в десяти милях южнее.

И на следующий день он отправился к Уэйкфилду и Сандалу, большому манору, принадлежавшему герцогам Йоркам, оставив полевую руку замок Помфрет (Pomfret), где находился маркиз Монтегю, который никак не стал препятствовать ему и его войску, позволив мирно пройти — по доброй воле или нет, каждый вправе судить по своему разумению; я считаю, что это было его собственное решение; но, по правде говоря, и силы его были недостаточны, и он не был бы в состоянии собрать такую дружину, чтобы открыто выступить против Эдуарда, или за короля Генриха; на то существовала еще одна веская причина: большинство народа тех мест любило короля Эдуарда, и их нельзя было бы сподвигнуть выступить открыто против его притязаний как герцога Йорка — он, по словам его товарищей, всячески прикрывался лишь этим титулом и ничем более.

Другая важная причина состояла в том, что большая часть местной знати и простолюдинов была за графа Нортумберленда, и они не стали бы выступать вместе ни с каким другим лордом или дворянином, кроме как с упомянутым графом или, по крайней мере, по его приказу. А поскольку тот ничего не предпринял, то, даже если бы маркиз стал собирать войско помимо его желания, никто бы не послушался ни его, ни кого другого, даже из более высокопоставленных особ, и ни в чем не стали бы ему помогать. И так удачно вышло, что упомянутый граф своим поведением сослужил ему добрую службу…

Эдуард через Уэйкфилд пошел к Ноттингему. При вести о его приближении герцог Эксетерский и граф Оксфорд сбежали из Ньюарка, и сам Уорик, сомневаясь в преданности некоторых своих наемников, отошел за стены Ковентри. «Возвращение Эдуарда IV» продолжает:

В Лестере к королю присоединились его новые сторонники, числом три тысячи человек, искушенные в военном деле, которым можно было довериться и которые не подвели бы его ни в горе, ни в радости, и все до последнего человека готовы были преданно служить ему. Это были люди лорда Гастингса, гофмейстера короля: вызванные его посланиями, которые рассылали его слуги, друзья и приверженцы, они стали прибывать к нему.

И так, пополнив ряды своего войска, он отбыл из Лестера и 29 марта подошел к городу Ковентри. И, узнав, что упомянутый граф засел в городе, и с ним шесть или семь тысяч человек, король возжелал, чтобы тот вывел всю свою рать, дабы все разрешилось на поле брани. Но тот самый граф тогда отказался, и это повторялось еще три дня. Король, видя это, повел вперед свое войско и остановился всего в восьми милях оттого места, где засел Уорик; и там его встретили как короля. Находясь там, он бросил Уорику вызов, ожидая, что упомянутый граф наберется храбрости и выйдет из города Ковентри, и примет бой, но тот не собирался делать этого. Тем не менее к королю ежедневно прибывали от имени упомянутого графа некие люди и делали попытки склонить его к тому, чтобы окончить дело миром, что было самым разумным решением. Но, несмотря на то, что во имя спокойствия государства Английского и во избежание пролития христианской крови казалось весьма благоразумным воспользоваться советом своих приближенных и пообещать упомянутому графу сохранить жизнь ему и всем людям, оказавшимся там при нем в это время, и принять другие его мирные предложения, король, учитывая совершенные им тяжкие прегрешения, все же не принял эти предложения и не стал договариваться, потому что, если бы он сделал это, то не смог бы сохранить свою королевскую честь.

Здесь необходимо напомнить, что, когда король был в Голландии, герцог Кларенс, второй брат короля, испытывал страдания оттого, что между ним, его братом королем и его братом герцогом Глостером установилась вражда, спровоцированная хитрыми кознями графа Уорика и его сообщников; и всех их отлучили от государства и короны Англии и всего, что к тому принадлежало; и, помимо этого, кровопролитная и отвратительная война разразилась между ними. И так стало очевидно, что, какой бы стороне Бог ни ниспослал победу, все равно победитель не будет чувствовать себя в безопасности: все равно останется чувство страха, возможно, еще большее, чем сейчас. И особенно ясно он понял, что ему не доверяют, но подозревают и ненавидят все лорды, дворяне и другие сторонники узурпатора Генриха, Маргарита, его жена и их сын

Эдуард, называемый принцем; он видел также, что они постоянно нарушают заключенные с ним соглашения и данные ему обещания, и, скорее всего, чем дальше, тем более будут они интриговать против него, стремясь изничтожить его и весь род его; кроме того, становилось очевидно, что королевство и все регалии они передадут тем, кто не имеет на это ни малейшего права…

Тайно велись переговоры при помощи хороших посредников и посредниц — высокородной и могущественной принцессы, моей госпожи, их [короля и его братьев] матери; миледи Эксетерской, миледи Саффолк, их сестер, милорда кардинала Кентерберийского, милорда Батского, милорда Эссексского, миледи Бургундской, нескольких священников и других достойных людей. Когда король находился в Голландии и в других местах за морем, высокородная и могущественная принцесса, герцогиня Бургундская, использовала все свое влияние и прилагала крайнее усердие к тому, чтобы постоянно посылать гонцов к королю, где бы тот ни был, а также к милорду Кларенсу в Англию; и такую же службу сослужил милорд Гастингс, гофмейстер короля, благодаря чему между братьями было достигнуто полное согласие и заключен договор, который упомянутый герцог Кларенс совершенно благородно и честно исполнил. Едва прознав о прибытии короля на север страны, он сразу, как и обещал, и так быстро, как только мог, в сопровождении 4000 ратников отправился к нему, чтобы помочь ему расправиться со всеми его врагами.

Король и Кларенс встретились и в конце концов помирились по дороге к Бенбари, что было в трех милях от того места, где находился Уорик. Кларенс тогда попытался примирить своего брата с Уориком, но граф решительно отверг эти попытки.

…Когда король собирался атаковать Уорика, к графу в Ковентри прибыли герцог Эксетер, маркиз Монтегю, граф Оксфордский со многими другими числом предостаточным, и тем значительно увеличили силы той стороны. Король, еще раз посоветовавшись с братьями, решил, что никак нельзя ни спровоцировать их выход из города, ни вступать с ними в бой, ни осаждать их; также для предотвращения большой резни, которая неминуемо должна за этим последовать, им надлежит, как они думали, отправиться к Лондону, где можно будет собрать много их преданных лордов и истинных слуг. Было известно, что его основной противник, Генрих, со множеством своих союзников находится в Лондоне, захватив там трон и пользуясь королевской властью, что позволяло королю получить дополнительную помощь и поддержку с разных сторон, если он смог бы хоть единожды показать собственную возможность сокрушить их; вот почему, пользуясь советом своих братьев и других единомышленников, он взял путь на Лондон, оставив Уорика. Перед этим, однако, в Ковентри он заявил упомянутому графу и его войску о своем желании разрешить их спор на поле брани, от чего те наотрез отказались; посему король и его братья сохранили свое намерение двигаться дальше на юг. Это было 5 апреля, в пятницу.

И в субботу король со всем своим войском прибыл в город под названием Девентри (Daventry), где он, полный благочестия, выслушал всю церковную службу утром в Вербное Воскресенье в местной церкви, где Господь и Святая Анна явили прекрасное чудо — доброе предзнаменование счастливого окончания задуманного им предприятия, которое вскоре должно произойти по воле Бога и при посредничестве святой матроны Святой Анны. Случилось так, что во время скитаний короля за границей на его плечи свалились страшные невзгоды и страдания; злой рок и несчастья как будто преследовали его по пятам, особенно в море, и потому он часто молился Богу, Пресвятой Деве, Святому Георгию и другим святым; но особенно просил Святую Анну помочь ему; он поклялся, что каждый раз, когда ему случится увидеть любой образ Святой Анны, он будет обращать к ней свои молитвы и совершать пожертвования в честь этой благословляемой святой.

Так произошло, что в это самое Вербное Воскресенье король участвовал в шествии, а вслед за ним шли остальные, полные глубокого религиозного чувства, как и подобает в такой день, и, когда процессия вошла в церковь и, по порядку службы, подошла к тому месту, где перед Крестом должно подниматься покрывало, чтобы все люди могли почтить Крест гимном, трижды пропев «Ave», у одной из колонн церкви, непосредственно перед тем местом, где король преклонил колени и рьяно кланялся Кресту, все увидели небольшой образ Святой Анны, сделанной из алебастра, установленный около этой колонны и скрытый от глаз скрепленными вместе маленькими раскрашенными четырьмя дощечками, установленными вокруг этой статуи, подобно тому, как это делается обычно везде, где есть такие изображения — в церквях, часовнях, у распятий, молельнях и во многих других местах. И здесь эта статуя была закрыта таким же манером сообразуемо с правилом, по которому во всех церквях Англии все святые лики должны быть закрыты со среды на первой неделе Великого Поста до утра Пасхи.

И вдруг внезапно во время службы между дощечками, окружавшими этот образ, появилась большая щель, они приоткрылись, что король почел за добрый знак, и все люди вокруг него тоже. И затем дощечки закрылись сами собой без чьей либо помощи или касания, как если бы это было сделано с помощью высшей силы, что видели все присутствовавшие там. Король, увидев это, возблагодарил и почтил Бога и Святую Анну, решив, что это хороший знак и символ того, что Бог благословляет его на этот поход… {134}

Королевская армия пошла в сторону Лондона. Большая Хроника описывает события, развернувшиеся в городе.

Тогда в Лондоне по приказу сэра Томаса Кука и некоторых других были предприняты меры, чтобы задержать короля Эдуарда, который в это время стремительно приближался к городу. И для того чтобы сильнее расположить граждан к королю Генриху в тот день, бывший Чистым Четвергом, приблизительно в девять часов его перевезли из дворца через Чип (Cheap) и Корнхил (Cornhill) к его жилью по Кендлвик-стрит и Воутлинг-стрит в сопровождении архиепископа Йоркского, который держал его за руку весь путь, и лорда Зоуча, немощного старика, который нес меч короля; и так, сопровождаемый немногочисленными джентльменами, идущими перед ним пеши, он единственный был верхом. Он держал в руках шест или длинное древко с двумя лисьими хвостами [102] , закрепленными на конце этого шеста. Его поддерживала лишь маленькая группка следовавших за ним слуг. Все это более напоминало спектакль, чем шествие принца, призванного воодушевить сердца людей, благодаря которому он, скорее, многое потерял, но уж точно ничего не выиграл; где бы он ни появлялся, он постоянно был одет в одно и то же длинное платье из синего бархата, как будто у него не было ничего другого. Но прежде чем эта процессия завершилась, авангард короля Эдуарда подошел к Шордитчу (Shoreditch) и Ньюингтону (Newington), из-за чего упомянутый архиепископ, не сильно доверявший горожанам и не надеявшийся, что они будут сопротивляться королю Эдуарду или его людям, удалился и оставил короля Генриха во дворце; его примеру последовали и другие, те, у которых еще оставалось хоть немного порядочности. {135}

Филипп де Коммин прокомментировал вход Эдуарда в Лондон.

Насколько я знаю, существовало три момента, которые особенно поспособствовали его входу в Лондон. Первый — это люди, находившиеся в убежище, и рождение молодого принца. Второй — большие долги, которые он ввел в городе, после чего обязал всех торговцев, которые были его кредиторами, явиться к нему. Третий состоял в том, что знатные леди и жены богатых горожан, с которыми прежде он имел интрижки, вынудили своих мужей и родственников встать на его сторону. {136}

Уорик теперь выдвинулся из Ковентри в надежде, что Лондон не впустит короля, или что Эдуард не ожидает нападения в Пасхальный день. «Возвращение Эдуарда» продолжает повествование.

…Но король, вовремя оповещенный об этих злодейских планах, постарался встретить его на дальних подступах к городу и не позволить ему приблизиться; и поэтому в субботу в Пасхальный вечер, 13 апреля, он в сопровождении большой армии выдвинулся из Лондона в его сторону. И также он взял с собой на поле боя короля Генриха; и так в тот вечер он поехал в Барнет (Barnet), что в десяти милях от Лондона, где его передовой отряд наткнулся на авангард войска графа Уорика и разбил его, и погнал их из города более чем на половину мили, пока они не достигли места, занятого многочисленным войском противника.

Король, прибыв после к упомянутому городу и поняв, что здесь происходит, не позволил никому остаться в этом городе, а взял всех с собой на битву с врагами. И поскольку уже было совсем темно и он не мог достаточно хорошо видеть, где выстроились его враги, то случилось так, что он со своим войском сделал привал много ближе к ним, чем он предполагал: он не встал бы так близко, если бы мог лучше видеть их, но предпочел бы расположиться несколько в стороне.

И так они оставались всю ночь, ни издавая никакого шума, и вели себя так тихо, как только возможно. Обе стороны имели оружие и артиллерию, но у графа Уорика оружия было гораздо больше, чем у короля, и поэтому ночью с целью досадить королю и его войску с вражеской стороны почти всю ночь летели ядра. Но благодаря Богу так случилось, что они постоянно промахивались, не нанося никакого ущерба королевским полкам; а причина была в том, что войско короля находилось много ближе, чем полагали противники. И также потому, что король со своим войском всю ночь соблюдал тишину и, как говорят, не издавал никакого шума, благодаря чему те не могли догадаться об истинном месте их пребывания. И для того, чтобы не быть обнаруженными, король никому не позволил стрелять по противнику, иначе бы у тех появилось большое преимущество, поскольку таким образом они смогли бы оценить их точное местонахождение и нацелить на них свои пушки.

Рано утром следующего дня, как только рассвело, между четырьмя и пятью часами, несмотря на большой туман, из-за которого противники не могли даже видеть друг друга, король, решив отдаться на суд Всемогущего Бога, выставил знамена и возвестил трубами начало битвы, и ринулся на них; вначале они стреляли из ружей, но вскоре перешли в рукопашную, встретив мужественное и отчаянное сопротивление своих врагов. Но из-за тумана и плохой видимости оба войска не смогли встать друг перед другом, как должно было бы быть, и, так как места было очень мало, сражение было чрезвычайно жестоким и кровавым.

Случилось так, что один край войска противника перешел за линию войска короля, да так, что в этом месте, на западном фланге, они оказались намного сильнее королевской армии, чем причинили ей сильный ущерб, из-за чего многие бежали к Барнету и даже к Лондону, или куда-либо еще; и враги погнались за ними и наделали много вреда. Но другие части и остатки фланга не могли видеть ни этого поражения, ни бежавших, ни преследовавших по причине большого тумана, который мешал им различить хоть что-нибудь. И поскольку воины короля не ведали о том, что произошло, они не потеряли присутствия духа и малой силой продолжали сражаться, видя лишь немногих — тех, кто стоял рядом с ними плечом к плечу. Одновременно по той же самой причине сторону противника не смогло ободрить поспешное отступление неприятеля. И точно так же на восточном фланге королевская армия, встретившись с врагом, намного превзошла его мощь и сильно потрепала там их ряды, и так король оказался в самом центре сражения и выдержал всю мощь и напор битвы. Однако из-за неприятностей, которые постигли королевское войско на западном фланге, в Вестминстер, в Лондон и в другие места дошла весть, что король разгромлен и сражение проиграно. Но — хвала Всемогущему Богу! — все случилось иначе, поскольку король, истинно веря в помощь Бога, Пресвятой Девы и Святого Георгия, преисполнился отчаянной отваги и решительности подавить вероломство всех тех, кто замыслил против него предательский заговор, и благодаря преданной, искренней и могущественной помощи его товарищей, которые не отступились от него и оставались так же верны ему, он мужественно, стремительно и отважно напал на своих врагов, ринувшись в самую гущу сражения, где безжалостно рубил всех, кто оказывался на его пути, то с одной стороны, то с другой, и так бил и крушил их, что никто не мог устоять при виде его, и собственным примером вселял уверенность в своих товарищей, которые преданно следовали за ним. И так, да будет благословен Бог, он одержал победу, и поразил тридцатитысячное (согласно их собственным подсчетам) войско мятежников…

Эдуард с триумфом возвратился в Лондон. Тела Уорика и маркиза Монтегю были выставлены в соборе Св. Павла, чтобы упредить распространение возможных слухов о том, что они все еще живы. После трехнедельной задержки в Онфлере (Honfleur) из-за плохой погоды королева Маргарита в конце концов отправилась в плавание, чтобы высадиться в Уэймуте (Weymouth) в тот самый день, когда ее друзья потерпели поражение в Барнете. Эдуард послал разведчиков, чтобы разузнать о продвижении ее сил, и, когда стало ясно, что они выступили в сторону северо-запада, надеясь соединиться со своими сторонниками в Уэльсе, Чешире и Ланкашире, он стал их преследовать. Началась большая погоня в направлении Севернских мостов.

Маневром в сторону Йовила (Yeovil) не удалось обмануть короля; тот оставил Виндзор 24 апреля, пойдя через Абингдон (Abingdon) к Сайренсестеру (Cirencester), когда в понедельник, 2 апреля, как продолжает «Возвращение»:

…Он узнал новость, что в следующий вторник они [будут] в Бате; и затем, утром следующего дня, в среду, они вышли бы прямо к войску короля. Посему, чтобы подготовить и выстроить своих людей в боевой порядок, он вывел весь народ [103]  из города и той ночью встал лагерем в поле в трех милях от города. И на следующий день, не получив никаких донесений о вражеском продвижении, в поисках их войска он пошел в Малмсбери (Malmesbury). И там он узнал, что те, прослышав о его приближении, не решились дать ему сражение и повернули в другую сторону в направлении Бристоля, окруженного прочными стенами города, где они отдохнули и получили помощь деньгами, людьми и артиллерией от таких же, как они, мятежников. Потому они снова набрались мужества и в следующий четверг были готовы сразиться с королем, для чего отправили передовой отряд к городу под названием Садбери (Sudbury), что был в девяти милях от Бристоля и в миле от стоянки короля, и назначили место предстоящей битвы вблизи Садбери Хилл. Король, услышав об этом, в тот же самый четверг в первый день мая со всем своим войском в правильном боевом порядке [104]  прибыл к месту, определенному ими как поле боя. Противник также выдвинулся вперед в тот же самый день из Бристоля, изобразив, что направляется прямо к назначенному месту, но, узнав о приближении короля, они свернули с этого пути, хотя их передовые отряды уже прибыли в город Садбери, где убили пятерых или шестерых человек из числа королевских сторонников, и беспечно продвигались вперед, ничего не опасаясь, намереваясь обеспечить там жилье своим господам, которые тем временем изменили свои планы и взяли путь прямо к Беркли; они шли всю ночь, а оттуда двинулись к городу Глостеру. Король в этот же самый четверг, вскоре после полудня, подошел к тому самому месту, называемому Садбери Хилл и, не питая никакого доверия к своим врагам, послал своих разведчиков в эту местность, чтобы получше разузнать обо всем.

Рядом с тем местом была поистине огромная равнина, и он засомневался, стоит ли идти далее, пока не услышал какие-то звуки. Тогда, предположив, что враги где-то совсем рядом, он выдвинулся вперед из Бристоля. И, поскольку он не мог быть абсолютно уверен, что это действительно были враги, он велел своему войску двигаться вперед и разместил авангард у подножия холма, в долине у города Садбери, а сам с остатком своей рати встал на самом холме под названием Садбери Хилл.

Рано утром, вскоре после трех, король получил донесение, что неприятель действительно идет мимо Беркли к Глостеру. После чего он держал совет, как ему остановить их, выбирая между двумя направлениями, упомянутыми прежде: или через Глостер, или же через Тьюксбери. Сперва он предпочел Глостер, послав к Ричарду Бошану, сыну и наследнику лорда Бошана, которому прежде он передал в управление этот город и замок, нескольких своих собственных слуг и приказал им охранять город и замок для короля, также пообещав, что в случае, если враги нападут на город, он придет с подмогой, какая только есть, и будет защищать его, поскольку полагали, что нападение будет совершено этим же утром. Он поклялся, что будет внимательно следить за передвижениями врагов и при необходимости сразу придет на выручку своим союзникам. Упомянутого Ричарда вместе с королевскими слугами, принесшими эту весть в город Глостер, приняли там доброжелательно.

Сообщение пришло как раз вовремя, поскольку враги короля наверняка питали надежду войти в город и захватить его или, по крайней мере, пройти через город к другим местам, в коих они рассчитывали получить большую помощь как валлийцев, которые, как они предполагали, должны были примкнуть к ним в компании с Джаспером, называемым графом Пембруком, так и большинства жителей Ланкастера и Чешира, которым они очень доверяли. По этим причинам они заставили своих людей идти всю ночь, а наутро в пятницу приблизительно в десять часов подошли к Глостеру и оказались крайне раздосадованы, увидев там Ричарда Бошана и других слуг короля, которых тот как раз и послал туда с этой целью, несмотря на тот общеизвестный факт, что многие жители того города весьма симпатизировали королевским недругам. Прибывшие сильно расстроились, узнав о таком повороте дел, и стали угрожать и притворились, что собираются напасть на город, и, вероятно, постепенно склонили бы его жителей сдаться. Но обе противоборствующие стороны прекрасно знали, что король с могучей силой был недалеко, и если бы произошла какая-нибудь стычка, то он уже вскорости смог бы оказаться под стенами города, и тогда бы у охранявших замок оказалось неоспоримое преимущество. Потому те, кто находился в городе, ничуть не испугались. Тогда недруги короля приняли решение идти далее к Тьюксбери, куда они и прибыли в тот же самый день приблизительно в четыре часа пополудни. К этому времени они уже не могли двигаться дальше, поскольку слишком утомились в пути, идя и ночью, и днем; так, они прошли тридцать шесть долгих миль, то мешая грязь, то по узким и каменистых тропинкам, то через лес, так ни разу как следует и не отдохнув. И поскольку большая часть их войска состояла из пехоты, после прибытия к Тьюксбери их армия не смогла бы, по-видимому, двигаться дальше, но если бы они даже и оставили своих пехотинцев позади, все равно сами всадники были чрезвычайно утомлены этим переходом, так же как и их лошади. Так что, сделан был этот выбор по доброй воле или нет, но все-таки они вынуждены были остановиться по двум причинам: первая — усталость людей, которые, как можно было предположить, больше не вынесли бы дальнейшего перехода; другая — они хорошо знали, что король во всеоружии с каждой минутой приближается к ним в правильном построении [105] , готовый в любую минуту напасть на них, и если они пойдут дальше, то он может застать их врасплох. Поэтому определили положиться в этом деле на волю Божью, чтобы Господь рассудил спор между ними и королем. И с этой целью той же ночью они расположились в поле на окраине города, на задворках аббатства; вокруг были грязные переулки, повсюду их окружали глубокие рвы, холмы, лощины и множество других преград: поистине, выбранное ими место было весьма труднодоступным.

Король тогда же рано утром в пятницу, выставив свои знамена, разделил свое войско на три фронта и выслал вперед всадников и авангард; и так в правильном порядке и построении он двинулся через равнину, называемую Котсволдом (Cotswold), ведя за собой всех своих людей числом более трех тысяч пехотинцев; и в ту пятницу, которая была поистине горячим днем, они прошли более тридцати миль. Во время всего этого перехода его воины не смогли раздобыть ни пропитания для людей, ни корма для своих лошадей, ни воды; лишь единожды удалось найти небольшой ручей, но и это принесло облегчение ненадолго, так как впряженные в телеги лошади очень скоро устали.

И весь этот день войско короля следовало по пятам своих врагов на протяжении пяти или шести миль, скрытно следя за ними: те шли по открытой местности, а их противники — среди леса. Так продолжал он свой поход, пока не прибыл со всем своим войском в деревню под названием Челтенхем (Cheltenham), что в пяти милях от Тьюксбери. Там королю стало известно наверняка, что незадолго до его прибытия туда его враги достигли Тьюксбери и встали там лагерем — они решили-таки дождаться противника и дать сражение. После этого король не стал задерживаться, лишь немного подкрепил себя и своих людей мясом и напитками, которые вез с собой, и, не мешкая, отправился прямо туда, где остановились его недруги, и встал лагерем в трех милях от них.

На следующий день, в субботу, 4 мая, [король] сам оделся, и все его войско построилось для битвы; взвились королевские знамена, затрубили трубы; доверив разрешить их спор Всемогущему Богу и его Пречистой Матери Деве Марии, и великому святому мученику Георгию, и всем святым, король ринулся прямо на врагов своих, которые находились в весьма труднодоступном месте и на которых было непросто напасть. Однако артиллерия короля [106]  так удачно расположилась перед ними, что сразу обрушила град стрел на авангард противника.

Затем король снова атаковал, обстреляв своих врагов из луков и пушек, поскольку те не имели такого большого количества оружия, как у короля. Перед их лагерем были такие гибельные тропы и глубокие рвы, так много преград, деревьев, и кустарников, что поистине трудно было приблизиться к ним и захватить; но тут Эдмунд, называемый герцогом Сомерсетом [107] , выступавший в тот день в авангарде, то ли потому, что в него с товарищами постоянно стреляли из пушек и луков в том месте, где они стояли, то ли, может, по причине отважного сердца и храбрости, благородно и мужественно выдвинулся сам со своими солдатами немного в стороне от передового отряда короля и, продвигаясь какими-то тропами, оказался далеко впереди; король не знал, что тот миновал место столкновения и вышел на ровное место позади сражающегося монарха, откуда отчаянно напал на его войско. Король, полный мужества, бросился на нападающих, преодолел ров и другие преграды, вставшие у него на пути, и загнал их на холм; и с ним также был королевский авангард, ведомый герцогом Глостером.

Здесь также нужно напомнить, что в начале битвы король опасался, как бы неприятель не устроил засаду в роще, находившейся по правую руку от поля предстоящего сражения, поскольку там росло множество деревьев, [где можно было бы легко спрятаться]. Посему, дабы принять все необходимые меры на этот случай, он выбрал из своего воинства всадников количеством в двести копий и снарядил из них отряд, и оставил его в четверти мили от поля боя, дав наказ внимательно смотреть в сторону этого леса. В случае же, если они увидят, что никакая опасность не грозит войску с той стороны, он наказал им в обязанность использовать свои силы так, как покажется им наиболее подобающим в этот момент в том месте.

Их час пробил, когда, поняв, что в лесу никакой засады нет, они нашли себе лучшее применение, внезапно набросившись на герцога Сомерсета с его отрядом со стороны, откуда тот не мог ожидать никакой угрозы, и привели его войска в большое замешательство и таким образом обратили их в бегство; и люди герцога бросились врассыпную: кто в рощу, кто на находившийся неподалеку луг, кто в соседние закоулки, кто во рвы, где они надеялись избежать опасности; тем не менее многие из них были настигнуты, пойманы и убиты; и во время их бегства король смело бросился на другой край поля, где предводительствовал Эдуард, называемый принцем; ряды врагов дрогнули, не выдержав натиска королевской армии; прошло немного времени, и они побежали, а их противники бросились в погоню. Многие из бежавших были убиты, многие утоплены в миле оттуда в болоте, начинавшемся сразу за городом; другие скрылись в городе, многие в церкви, многие в аббатстве: все бежали, кто куда только мог.

После завершения битвы попавшие в плен были безжалостно убиты; Эдуард, называемый принцем [108] , был схвачен при попытке скрыться за городскими стенами и казнен в поле. Также были убиты: Томас, называемый графом Девонширским, Джон Сомерсет, называемый маркизом Дорсетом [109] , лорд Венлок и многие другие. {137}

Согласно «Возвращению», Эдуард обещал прощение беглецам, спрятавшимся в церкви аббатства, но местная хроника утверждает, что их вытащили оттуда, и расправа над ними была столь кровавой, что церковь пришлось освящать повторно. Затем король отправился на север, чтобы разобраться со вспыхнувшими там новыми восстаниями, намереваясь переманить мятежников на свою сторону.

В Ковентри Маргарита Анжуйская была захвачена «в бедной церковной обители, где она скрывалась, чтобы спасти свою персону», — и король услышал, что остаток северных мятежников, лишенных теперь предводительства Невилла, подчинился графу Нортумберленду. Поэтому он, изменив свои планы, пошел к Лондону, чтобы разобраться с бастардом Фоконбергом, напавшим на город. Теперь предоставим слово Воркворту.

И в то самое время, когда шло сражение при Тьюксбери, сэр Уолтер Роттесли (Wrottesley) и Джеффри Гэйт, рыцари графа Уорика, будучи губернаторами города Кале, действительно послали рыцаря сэра Джорджа Броука из Кале с тремя сотнями солдат к Томасу бастарду Фоконбергу, который находился в море с флотом графа Уорика, чтобы помочь тому сохранить флот и войти в Кент, и поднять весь Кент с целью вызволения короля Генриха из Тауэра и уничтожения короля Эдуарда, если это будет ему под силу; этот бастард вошел в Кент, в Кентербери, и при поддержке других джентльменов поднял весь Кент [111]  и прибыл в Лондон 5 мая вышеупомянутого года. Но лорд Скэйлз [112] , отправленный королем Эдуардом охранять город, с мэром и олдерменами не позволил и упомянутому бастарду войти в город, поскольку они уже знали, что принц Эдуард мертв, а все его войско разгромлено; поэтому бастард стал стрелять из своих пушек по городу и поджег Старые ворота и Лондонский мост; из-за этих поджогов жители Лондона, сильно разгневавшись, выступили против него; а если бы бастард не устроил стрельбы, горожане впустили бы его, отдав ему головы лорда Скэйлза, мэра и всех его братьев. Посему бастард со всем своим войском отошел к Кингстонскому мосту на десять миль на запад, намереваясь либо уничтожить короля Эдуарда, либо изгнать с земли. И если бы бастард продолжил свой путь, королю Эдуарду, возможно, не хватило бы сил для сопротивления, поскольку у того было более двадцати тысяч хорошо вооруженных воинов, и если бы он пошел вперед, люди короля сдались бы.

Лорд Скэйлз и некоторые другие из совета короля Эдуарда, бывшие в это время в Лондоне, видели, что бастард со своим войском двинулся на запад и что это может оказаться для короля Эдуарда большей опасностью, чем битва при Барнете или Тьюксбери (поскольку после битвы при Тьюксбери он распустил свое войско [113] ); посему они обещали бастарду и другим, которые были при нем, и в особенности некому Николасу Фонту, мэру Кентербери, [высочайшее помилование], если он повернет обратно. И поскольку дураки охотно верят красивым словам и обещаниям, бастард приказал всей своей рати повернуть назад к Блэкхиту, чем обрек себя и многих других на гибель; и вскоре упомянутый бастард был казнен в Йоркшире герцогом Глостером, несмотря на то, что имел грамоту о помиловании; и Николас Фонт позже был повешен, выпотрошен и четвертован в Кентербери.

На следующее утро по прибытии в Блэкхит, бастард бросил свое войско и в сопровождении шестисот всадников и матросов из Кале поехал в Рочестер, а оттуда в Сэндвич, где стал ожидать прибытия короля; солдаты же по морю отправились в Кале. И когда его воины поняли, что командир бросил их, то они держались вместе день и ночь, а затем каждый человек отбыл к своему дому. И когда король Эдуард прослышал об этом, то остался доволен и пр.

Здесь должно узнать, что король Эдуард произвел новые назначения во многие графства Англии; вновь назначенные, числом до тридцати тысяч человек, через десять дней прибыли к королю туда, где он находился, и пошли с ним к Лондону, где его торжественно встречали. И в ту же самую ночь, когда король Эдуард прибыл в Лондон, 21 мая, во вторник, между одиннадцатью и двенадцатью часами был предан смерти король Генрих, пребывавший в тюрьме в Лондонском Тауэре; при этом в Тауэре находился герцог Глостер, брат короля Эдуарда, и многие другие. На следующий день тело переложили в ящик и принесли в собор Св. Павла, а лицо было открыто, чтобы каждый человек мог увидеть его; и на пол из него сочилась кровь; и позже его перевезли в Блэк Фаэрс, и там его тело продолжало кровоточить; и оттуда его отвезли на лодке в аббатство Чертси (Chertsey) и захоронили там в Часовне Пресвятой Девы.

На следующий день, после того как король прибыл в Лондон, за хорошую службу он сделал рыцарями олдерменов, сэра Джона Стоктона, сэра Ральфа Вернея, сэра Ричарда Ли, сэра Джона Йонга, сэра Уильяма Тэйлора, сэра Джорджа Ирланда, сэра Джона Стоккера, сэра Мэтью Филипа, сэра Уильяма Хамптона, сэра Томаса Сталброука, сэра Джона Кросби, сэра Томаса Арсвика, рикордера Лондона.

И после этого король вместе со всем своим войском отправился в Кент, в Кентербери, где многие бывшие сподвижники бастарда в Блэкхите были арестованы и доставлены к нему; и там был повешен, выпотрошен и четвертован некий Фонт Кентерберийский, приверженец графа Уорика — тот, который упрашивал бастарда бросить свое войско; и много всяких мужчин графства были повешены или обезглавлены.

После этого король поехал в Сэндвич к тому месту, где был флот графа Уорика, которым управлял бастард, и захватил его вместе с бастардом и снова возвратился к Лондону. И немедленно после этого лорд Динхам, сэр Джон Фогге и ряд других были назначены членами парламентских комиссий [по сбору податей] по всему Кенту, Сассексу и Эссексу и по многим другим областям. Вследствие этого кому-то пришлось заплатить двести марок, кому-то — сто фунтов, кому-то больше, а кому-то меньше; даже самым бедным пришлось отдать по семь шиллингов, но, поскольку у них не было и этого, они были вынуждены продавать всю одежду, какая у них только была, и еще брать в долг, который они потом отрабатывали; так что король получил из Кента много богатства и очень мало любви. Смотрите, какое разорение оставляет после себя мятеж! {138}