9 МАРТА 1910 — 23 ЯНВАРЯ 1981
АСТРОЛОГИЧЕСКИЙ ЗНАК: РЫБЫ
НАЦИОНАЛЬНОСТЬ: АМЕРИКАНЕЦ
МУЗЫКАЛЬНЫЙ СТИЛЬ: НЕОРОМАНТИЗМ
ЗНАКОВОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ: «АДАЖИО ДЛЯ СТРУННОГО ОРКЕСТРА»
ГДЕ ВЫ МОГЛИ СЛЫШАТЬ ЭТУ МУЗЫКУ: В ЭПИЗОДЕ НАГРАЖДЕННОГО ОСКАРОМ ФИЛЬМА «ВЗВОД» (1986), КОГДА СЕРЖАНТ ЭЛИАС ПАДАЕТ, СРАЖЕННЫЙ ПУЛЕЙ ВЬЕТКОНГОВЦА
МУДРЫЕ СЛОВА: «КАК УЖАСНО, ЧТО В НАШЕМ ОБЩЕСТВЕ ХУДОЖНИК УЖЕ НИЧЕМ НЕ ОТЛИЧАЕТСЯ ОТ ПОСЛЕОБЕДЕННОЙ ЖЕВАТЕЛЬНОЙ РЕЗИНКИ».
Наверное, нужно быть сильной личностью, чтобы двигаться против течения, а в Америке середины двадцатого века модернистская музыка обладала мощью стремнины. В консерваториях от Калифорнии до штата Мэн начинающие композиторы жадно вникали в новаторские приемы Шёнберга и Стравинского, отвергая прежнюю музыкальную традицию как замшелую, затертую и даже отжившую свой век.
Под таким откровенным давлением многие спасовали бы и начали бы писать тоновые ряды. Но только не Сэмюэл Барбер. Он не спорил и не возражал — он просто шел своим путем. Музыкальные критики морщились, консерватории гневались, но публика принимала Барбера на ура. Барбер сочинял музыку, понятную большинству. Неслыханный радикализм!
ГОСПОДИ, УМОЛЯЮ, ИЗБАВЬ МЕНЯ ОТ ИГРЫ В ФУТБОЛ
Барберы из городка Уэст-Честер в штате Пенсильвания были семьей обеспеченной и респектабельной. Отец, Сэмюэл Лерой Барбер, врач по профессии, входил в попечительский совет Первой пресвитерианской церкви. Страсть старшего сына Сэма к музыке вызывала у родителей недоумение, и они всячески уговаривали первенца заниматься тем, чем обычно занимаются все нормальные американские мальчики, — но еще в возрасте девяти лет Сэм твердо знал, чего он хочет. Он написал матери: «Дорогая мама, я пишу, чтобы сообщить тебе мою страшную тайну. Только не плачь, когда будешь это читать, потому что тут никто не виноват, ни ты, ни я. А теперь пора рассказать все, как есть. В общем, так, спортсмен из меня не получится, я не создан для спорта. Я создан для того, чтобы быть композитором, и я стану им, вот увидишь. Прошу тебя только об одном: не уговаривай меня забыть об этой неприятности и просто играть в футбол, пожалуйста! Иногда, когда я думаю обо всем этом, я начинаю ужасно беспокоиться и даже злюсь (но не очень сильно)».
О футболе в семье больше речь не заводили. Еще будучи в старших классах школы, Сэм, с одобрения родителей, ездил в Филадельфию в Кёртисовский институт музыкина подготовительные курсы.
Став полноправным студентом Кёртисовского института, Барбер каждое лето совершал поездки в Европу. Он влюбился в Старый Свет, особенно в Италию — чему в некоторой степени способствовали услуги отменного переводчика, однокурсника Барбера Джанкарло Менотти, итальянца по происхождению. В Менотти Барбер обрел также близкого друга и спутника жизни. Хотя в 1930-е годы гомосексуалисты по-прежнему считались проклятыми, Барбер и Менотти спокойно жили вместе, правда, не слишком афишируя свои отношения.
Всерьез сочинять музыку Барбер начал уже в институте, а затем продолжал уверенно продвигаться по раз и навсегда избранному пути. Вдохновение он черпал у старых мастеров, почти не обращая внимания на эксперименты Стравинского с гармонией, двенадцатитоновые новации Шёнберга или джазовые стилизации Гершвина. Если сонаты и фуги были хороши для Брамса, то чем они плохи для Барбера?
ВОТ ЭТО МАЭСТРО!
Своим наивысшим успехом Барбер отчасти обязан итальянскому дирижеру Артуро Тосканини. В 1933 году Барбер и Менотти навестили Тосканини на его загородной вилле, и Барбер произвел на маэстро столь хорошее впечатление, что он вызвался исполнить какое-нибудь сочинение молодого композитора. Законченный перфекционист, Барбер работал несколько лет, чтобы создать произведение, достойное, по его мнению, внимания Тосканини, и лишь в 1937 году он наконец послал дирижеру партитуры двух произведений — «Эссе» для оркестра и «Адажио для струнных». Спустя несколько месяцев Тосканини вернул партитуры без комментариев.
Барбер и Менотти намеревались посетить Тосканини тем же летом, но обиженный Барбер отправил Менотти одного. Дирижер принял Менотти и поинтересовался, почему с ним нет его друга.
— Он неважно себя чувствует, — тактично ответил Менотти.
Тосканини рассмеялся:
— Ни за что не поверю. Он злится на меня. Скажите ему, чтобы перестал злиться. Я не стану исполнять одну из его работ, но сыграю обе.
Выяснилось, что Тосканини вернул партитуры, потому что запомнил их наизусть. Премьера музыки Барбера, сыгранной симфоническим оркестром Национального радио США под управлением Тосканини, состоялась 5 ноября 1938 года в прямом радиоэфире, концерт транслировался на всю страну.
Отзывы на «Адажио» были противоречивыми. Одни радовались тому, что Барбер игнорирует модернистские новации. «Неужели музыка должна обязательно быть какофонической, чтобы называться современной?» — вопрошал некий критик. Другие объявили приемы Барбера избитыми, а саму музыку пресной. Публика же полюбила «Адажио для струнных» раз и навсегда.
«УБЫЛ В ТЕХАС»
Бомбежка Перл-Харбора резко приостановила композиторскую деятельность Барбера. Плохое зрение исключало участие композитора в боевых действиях, и Барбер поступил на нестроевую службу, надеясь, что в армии он найдет способ сочетать служение своей стране с сочинением музыки.
Сперва Барбера определили на конторскую работу в Нью-Йорке. В офисе Барбер скучал и маялся от избытка свободного времени, но его начальник не разрешал ему сочинять на рабочем месте, дабы не создавать нежелательный прецедент. В конце концов Барберу удалось заинтересовать вышестоящее начальство идеей написать симфонию, посвященную военно-воздушным силам. И в 1943 году рядового первого класса Барбера направили на военно-воздушную базу в Форт-Уорте (штат Техас), в подчинение генералу Бартону К. Янту. В общем, Барбер «убыл в Техас». В штабе рядового первого класса не ждали, и мало кто понимал, зачем Вашингтон прислал им композитора. Но, взглянув на сопроводительные бумаги Барбера, генерал Янт решил, что за всей этой затеей с симфонией стоят важные шишки из Вашингтона. Взяв композитора под свое крыло, генерал разрешил ему работать на дому.
Довольный Барбер принялся за свою Вторую симфонию, которая поначалу была названа «Симфонией, посвященной военно-воздушным силам». Впервые эту музыку исполнил 3 марта 1944 года Бостонский симфонический оркестр под управлением Сергея Кусевицкого, сделав своего рода подарок композитору: спустя шесть дней ему исполнилось тридцать четыре года.
ПОБОЛЬШЕ ШИКА!
В послевоенные годы композитор Барбер почувствовал себя еще увереннее в профессиональном смысле. Он написал множество оркестровых и камерных произведений. И ему очень хотелось написать оперу, но он мучительно искал подходящее либретто. В итоге Менотти, будучи не только композитором, но и опытным либреттистом, сочинил текст. Оперу «Ванесса» впервые исполнили в «Метрополитен-опера» 15 января 1958 года — успех был безоговорочный.
Затем Барберу предложили написать еще одну оперу, которая должна была прозвучать на открытии новой сцены «Метрополитен-опера» в 1966 году. Композитор решил взять за основу либретто «Антония и Клеопатру», свою любимую пьесу Шекспира. Его отговаривали, напоминая, что из шекспировских сюжетов редко получаются хорошие оперы. Даже Менотти возражал, и возникший ожесточенный спор, по свидетельству Менотти, едва не разрушил их отношения. Барбер стоял на своем, его поддерживал Франко Дзеффирелли, которого театр «Метрополитен-опера» пригласил в качестве режиссера и либреттиста. Дзеффирелли, замыслив необычайное зрелище, написал затейливое либретто в расчете на сложную, дорогостоящую постановку.
НА ПОСТАНОВКУ ОПЕРЫ СЭМЮЭЛА БАРБЕРА «АНТОНИЙ И КЛЕОПАТРА» НЕ ПОЖАЛЕЛИ ЗАТРАТ, О ЧЕМ ПОЖАЛЕЛИ ПОТОМ, КОГДА ОПЕРА С ТРЕСКОМ ПРОВАЛИЛАСЬ.
Приготовления заняли не один год. Сопрано Леонтина Прайс почти год прожила чуть ли не затворницей, готовясь к роли Клеопатры. Дзефирелли с размахом оформил сцену, разместив там громадного сфинкса и массивные пирамиды. 19-метровая поворотная платформа, сконструированная для смены декораций, вышла из строя за неделю до премьеры, и во время спектакля ее вращали рабочие сцены, наряженные в костюмы древних египтян. Живые животные, включая трех лошадей, двух верблюдов и слона, производили за кулисами такой шум, что заглушали оркестр. На премьере постоянно что-нибудь сбоило. Софиты включались не тогда и не там, где следовало, и первый выход Прайс на сцену был окутан мглой. Затем по ходу действия певице полагалось появиться из пирамиды, но дверь пирамиды заклинило, и Прайс пела свою арию, оставаясь невидимой для публики. Самое же печальное заключалось в том, что экстравагантность Дзефирелли была абсолютно противопоказана строгой, изящной музыке Барбера.
Полная катастрофа.
А СТРУННЫЕ — ЗВУЧАТ!
Барбер не ожидал провала и воспринял случившееся болезненно. Верно, он и раньше читывал отрицательные рецензии на свои произведения и сталкивался со снисходительным к себе отношением, но в целом в его карьере один успех следовал за другим. Теперь же о фиаско «Антония и Клеопатры» международная пресса растрезвонила на весь мир, и это было унизительно.
Переживал Барбер и по иному поводу: Менотти решил проводить больше времени за пределами Соединенных Штатов, что означало продажу их любимого «Козерога», особняка на северной окраине Нью-Йорка. Даже купив квартиру на Манхэттене, Барбер не утешился. «Я чувствую себя бездомным», — говорил он. Его образ жизни в последние годы вызывал беспокойство у друзей и близких: Барбер слишком часто просиживал в одиночестве и слишком много пил. Он пытался заняться йогой, изучал буддизм, но из угнетенного состояния так и не выбрался.
В 1978 году у него обнаружили множественную миелому, рак плазматических клеток; Барбер прошел несколько курсов химиотерапии, но болезнь не отступала. Композитор умер 23 января 1981 года.
Еще при жизни Сэмюэл Барбер наблюдал, как его «Адажио для струнных» становится одним из самых популярных произведений мировой классической музыки. В пронзительной печали «Адажио» отразилась скорбь миллионов, хоронивших Франклина Делано Рузвельта и оплакивавших гибель Джона Кеннеди. Это произведение и по сей день находит широкий отклик, а режиссер Оливер Стоун увековечил «Адажио», сделав его основной музыкальной темой фильма «Взвод», повествующего о войне во Вьетнаме. Бывший рядовой первого класса Барбер, никогда не участвовавший в боях, наверное, удивился бы, узнай он, что под его музыку разворачиваются едва ли не самые кровавые военные эпизоды в истории кино.
СОКРУШИТЕЛЬНОЕ СОЛО НА ВИОЛОНЧЕЛИ
В 1950 году английская фирма «Декка рекордз» предложила Барберу записать его Концерт для виолончели с оркестром. Партию виолончели исполняла прославленная Зара Нельсова, поражая мастерством присутствующих — в частности, оркестровых виолончелистов, отлично понимавших, насколько трудна для исполнителя эта музыка.
Когда Нельсова блестяще справилась с особенно сложным пассажем, один из «рядовых» виолончелистов, внезапно вскочив на ноги и выкрикнув: «После того, что я услышал, я не достоин больше играть!» — схватил свой инструмент и разбил его о край сцены. Щепки и обломки разлетелись по всей студии.
Оркестр в ужасе затаил дыхание, Нельсова побелела, как полотно. И вдруг оркестровая виолончельная группа разразилась хохотом. Оказалось, это была шутка. Музыканты купили дешевый инструмент на распродаже вещей из ломбарда и договорились, что в определенный момент кто-нибудь из них его сокрушит. Нельсова отнеслась к их выходке как к высшей похвале со стороны коллег, и запись продолжилась.
МУЗЫКА ДЛЯ ШРЕДЕРА И СТРУННЫХ
После торжественного исполнения Второй симфонии в военное время, Барбер не успокоился на достигнутом. Усмотрев в партитуре существенные, как ему казалось, просчеты, он уже в 1947 году принялся переписывать симфонию, и в 1948-м ее сыграли в новой редакции. Барбер был доволен. «Наконец-то все хорошо», — говорил он.
Впрочем, вскоре он опять разочаровался в своем произведении. В 1964 году Барбер пришел к выводу, что симфония попросту никуда не годится, иначе ее исполняли бы много чаще. Одержимый мыслью о дурном качестве этой музыки, Барбер отправился в музыкальную библиотеку своего издателя Густава Ширмера и собственными руками изорвал на кусочки все партитуры симфонии до единой — больше она никогда не прозвучит!
Барбер полагал, что уничтожил все копии, однако в 1984 году на складе издательства Ширмера в Англии нашлась вся партитура целиком. Новозеландский симфонический оркестр записал симфонию, а в 1990 году Ширмер заново издал партитуру. Словом, к композитору опять не прислушались.