Жена Гоголя и другие истории

Ландольфи Томмазо

ФАУСТ-67

 

 

Драма или комедия

 

Предупреждение

Все нижеследующее, в угоду компромиссу окрещенное тут «драмой или комедией», для театра и мыслилось; и играть это на самом деле следует импровизационно. То есть взирая на сюжет как бы со стороны, хотя и следуя так называемой «канве»; тогда-то, может быть, и подойдет к предлагаемому тексту скорее, чем к другим, всемирно известным, определение «заготовки для спектакля».

Разумеется, относительно его применения я не посмею давать указания ни актерам с режиссерами, ни простому читателю, однако же в состоянии, принеся тысячу извинений, обратиться к ним с советом, а точнее, с призывом действовать сообща.

Пускай этот простой (но в действительности совсем не простой) читатель прикинет, возможно ли как-то переделать, а то и дополнить текст по-своему: к примеру, для удобства чтения заменить любой из приведенных здесь эпизодов какой-нибудь сценкой из собственной жизни или уснастить материал всем желательным для актеров и режиссеров. И пусть не взыщет строго с автора, ежели тот, подобно художнику, который, покрывая фресками стены и величественные своды, более устремляет взор на чужую живопись, нежели заботится о тщательности своей, кое-где небрежно мазнул, а что-то пропустил, сократил и изменил.

 

Аванпролог или пропролог

Н и к т о (один, перед опущенным занавесом, декламирует в рифму).

Так и тянет на стишки, уж потерпите И поймите: Надо ж чем-то подсластить юдоль мирскую, Ведь тоскую... Только рифмы, если честно, Не спасут, как ни стараться. Просто я — пустое место, Разрешите в том признаться. У кого-то плоть живая, Я ж — бесплотие сплошное. Не живу, а прозябаю Бестелесной чернотою, Жалкий, слабый червь презренный, Ибо я — прореха, дырка, Ноль на палочке, оплошность Самого творца Вселенной. Смех и слезы, вкус и пошлость Вперемешку, словно в цирке... Притворюсь в пустой надежде, Будто очень Своей жизнью безутешной Озабочен, И заставлю вас поверить, Будто я ни в коей мере Жить в потемках не намерен. А по правде, сам не знаю, Чем живу, зачем страдаю. И ни в чем я не уверен. Вот и мыкаюсь в тоске и униженье. Можно как-нибудь помочь Пустому Месту, Оказавшемуся в трудном положенье?

 

Пролог

(который сливается со всем предыдущим)

Небольшой холл в гостинице. Р е ж и с с е р, П е р в ы й  а к т е р, П е р в а я  а к т р и с а  гастролирующей труппы. Все пьют, курят.

Р е ж и с с е р (зевая). Да, на самом деле прискорбно, что наши авторы не предлагают нам ничего стоящего, ничего интересного...

П е р в ы й  а к т е р. Пусть даже развлекательного — не для публики, так хоть для нас самих.

П е р в а я  а к т р и с а. Наши авторы... И за Альпами, и за морями — то же самое.

Р е ж и с с е р. Ничего такого, для разработки вертикального построения.

А к т р и с а. Как это — вертикального?

Р е ж и с с е р. Из глубины, что ли... Ничего такого, на чем можно выстроить емкое сценическое пятно — какой-нибудь мостик, лесенку, откуда главный герой скажет свои главные реплики. Покосившийся дом, таинственный свет, ну и так далее.

А к т е р. Ха, да он сам над собой смеется!

Р е ж и с с е р  и  П е р в ы й  а к т е р (одновременно). Докатились...

П е р в а я  а к т р и с а. Превосходно! Сцепите мизинцы и загадайте, когда сбудется.

А к т е р. Докатились! Своими именами и популярностью спасаем пьесы, которые, честно говоря... Я все время думаю: стоит ли.

Р е ж и с с е р. Посмотрим. Еще виски?.. Кстати. (Напевает.) Кошка прыгала с моста, потеряла пол хвоста.

А к т е р. Тише! За стенкой люди спят.

А к т р и с а. А что это?

Р е ж и с с е р. Детская песенка из одного телефильма. Забавно, правда?

А к т е р. Не прибедняйся. Ты же у нас — мыслитель.

Р е ж и с с е р. Вот именно. Это песенка напомнила мне рассказ... кто его написал?

А к т р и с а. Откуда ж мы знаем?

Р е ж и с с е р. Наш, современный писатель, малоизвестный...

А к т е р. Что малоизвестный — как пить дать.

Р е ж и с с е р. «Полхвоста» — рассказ так и назывался. Про некое существо из мира весьма хвостатых и весьма гордых за этот свой отросток. Существо родилось на свет с укороченным хвостом.

А к т р и с а. Ну и что?

Р е ж и с с е р. Прямое отображение полуимпотенции, охватившей всех нас.

А к т е р. Тебя, может быть. Я здесь ни при чем.

А к т р и с а. Что верно, то верно. Подтверждаю.

Р е ж и с с е р. Ну хватит, не мельчите.

А к т е р. Что делать будем? Может, махнем в казино — сыграем?

Р е ж и с с е р. Поздно уже. Только разыграешься, войдешь во вкус, и стол прикроют.

А к т р и с а. Может, сцену какую-нибудь почитать из новой пьесы?

Р е ж и с с е р. Только женщине может прийти в голову этакая мысль, и хуже того — фанатичной актриске.

А к т е р. Что же теперь — спать? Немыслимо! (Стук в дверь.) Кого еще черт несет? На ночь глядя!

Р е ж и с с е р. А пускай войдет, и узнаем.

А к т е р. Войдите!

Входит господин  Н и к т о, одеждой похожий на нотариуса, серый во всем, без какой-либо определенности в облике.

Н и к т о. Добрый вечер.

В с е. Добрый вечер, добрый вечер.

А к т е р. Что ж так — на пороге? Проходите, садитесь. Чему обязаны удовольствием?

Н и к т о. Ничему особенному.

А к т е р. Понятно. Точнее сказать, непонятно.

Н и к т о. Я предпринимаю безнадежную попытку.

А к т е р. Совсем непонятно. Какую попытку? И вообще, с кем имеем честь?

Н и к т о. Ни с кем.

А к т е р. Как это? Вы же наверняка кто-нибудь, кто-то, некто.

Н и к т о. Нет, уважаемый господин! Я, если хотите знать, никто. Вполне серьезно.

А к т р и с а (со смехом). Господин Никто!

Н и к т о. Именно! Так меня и называйте.

А к т р и с а. Если не ошибаюсь, кое-кто себя уже так называл.

Н и к т о. Ничего не поделаешь!

Р е ж и с с е р. А знаете, в этом что-то есть.

А к т е р. Не валяй дурака, не будь... режиссером! (Господину Никто.) Однако у вас наверняка есть имя, вы кем-то состоите...

Н и к т о. Вас интересует мое гражданское состояние? Хотите — предъявлю удостоверение личности.

А к т е р. Нет-нет, помилуйте, я не настолько привержен...

Н и к т о. Чему?

А к т е р. Скажем, общественным порядкам или... Тем не менее...

Н и к т о. Видите ли, ко мне следует отнестись терпеливо. Я расскажу вам о своих трудностях, и если вы сможете что-либо предпринять... Впрочем, сомневаюсь.

Р е ж и с с е р. Не будем распыляться. Ближе к делу.

А к т р и с а. Виски, сигарету?

Н и к т о. Не откажусь.

Р е ж и с с е р  и  А к т е р. Слушаем Вас.

Н и к т о. Все очень просто: я ищу автора. А при том что авторы нынче немногого стоят, и из пьес, даже лучших, делается страшная дрянь, ищу и режиссера.

В с е. Ха-ха-ха!

Н и к т о. Отчего такое веселье?

А к т е р. Оттого что... Не в обиду будь сказано, но эту историю мы вроде бы уже слыхали.

Н и к т о. Ах, вот оно что! Вы, наверное, подумали о...

А к т е р. Вот именно.

Н и к т о. Но там персонажи являются прямо из жизни, каждый со своей судьбой, с личной драмой...

А к т е р. А здесь?..

Р е ж и с с е р. Тише! Пускай он разъяснит смысл своего визита. Итак, господин Никто: отвлекаясь от ваших нападок на режиссеров, чего вы хотите от нас?

Н и к т о. Ясно чего: судьбы, человеческой определенности.

Р е ж и с с е р. Не очень ясно, по правде говоря.

Н и к т о. О Господи, придется, видно, объяснять с самого начала.

А к т р и с а. А как же.

Н и к т о. Ну, хорошо. Вплоть до моего возраста я жил...

А к т р и с а. До какого возраста?

Н и к т о. Не имеет значения. До среднего. Среднего, как все, что ко мне относится... Так вот, до сих пор я жил, не сознавая себя частью какой-либо действительности, не поддаваясь и не сопротивляясь ей. На моих глазах другие придумывали себе свою, собственную действительность, начинали в нее верить, принимали ее, погружались в нее, пытались ею управлять, а, может быть, и на самом деле овладевали ею. И я задавался вопросом...

Р е ж и с с е р. Давайте без подробностей, иначе проторчим тут до рассвета. В двух словах: полное отчуждение.

Н и к т о. Ну, если вам так нравится.

Р е ж и с с е р. Хм, если мне нравится! Конечно, нравится! Только без долгих слов перейдем к предполагаемой цели вашего визита... Я вкратце обрисую положение. По сути дела, вы хотите, чтобы мы на основании своего опыта предложили вам некую действительность, пусть даже фантастическую... некую форму действительности, в которой вы сможете обрести себя. Я правильно понял?

Н и к т о. Мм-да. Да.

Р е ж и с с е р. Отлично. (Остальным.) Ну, что скажете?

А к т е р. В принципе можно попробовать.

А к т р и с а. А мне уже смешно.

Н и к т о. Почему «уже», сударыня?

А к т р и с а. Что получается: сюда явился совершенно пустой человек, которого нам худо-бедно предстоит чем-то наполнить. Какая-то статуя Кондильяка, извините за уподобление.

Н и к т о. Вроде того.

А к т р и с а. Но ведь и этот, то есть подобный, персонаж или антиперсонаж уже приходил в голову кое-кому.

Н и к т о. Одному несчастному, злополучному ирландскому шизику?

А к т р и с а. Ага.

Р е ж и с с е р. С твоего позволения, о прелестная и столь же занудная подруга, по сути дела, нас это не должно касаться. Если подобная идея уже кого-то посетила, а она-таки посетила, то и чудесно! Взглянем на предмет непосредственно с нашей точки зрения.

А к т е р. Правильно. Вдруг эта ситуация, это хитросплетение без головы и хвоста, даст нам в результате нечто изначально искомое: пьесу, текст, ход или не знаю что еще.

А к т р и с а. Хорошо. Как скажете. Что будем делать: импровизировать?

Р е ж и с с е р. Это уж моя забота, доверьтесь мне... Впрочем, конечно: в духе импровизации.

А к т р и с а. И режиссерские указания будут?

Р е ж и с с е р. Вопрос не глупый, вопреки ожиданиям.

А к т р и с а. Большое спасибо.

Р е ж и с с е р. Помолчи... А вы, господин Никто, все же сориентируйте нас относительно того, чего не должно быть. Улавливаете?

Н и к т о. Само собой. Вы хотите знать, от чего я уже отказался в материальной и внутренней моей жизни, дабы, начав с этой точки, избежать ненужных повторов.

Р е ж и с с е р. Совершенно верно.

Н и к т о. Но беда в том, что я ни от чего не отказывался, а вернее, ни на что не соглашался, иначе бы меня здесь не было. Тем не менее начните с усредненной жизни, и, как говорится, — в добрый час. Вверх, разумеется, а не вниз. Или с нуля.

Р е ж и с с е р. Вы что-нибудь поняли?

А к т е р. Да вроде бы. И она вроде бы тоже.

Р е ж и с с е р. И я. Это даже режиссер поймет... Что же, коли так, нам остается лишь подготовиться к репетиции. Господин Никто, приходите-ка завтра, в три часа дня. В это время театр в нашем распоряжении, и мы посмотрим... мы сделаем все, что нужно.

Театр. Участники Пролога и другие актеры труппы произвольно. Подробности сцены обозначены или подразумеваются в репликах.

Р е ж и с с е р. Так. Не будем терять время. Пришел этот... этот Никто?

Н и к т о. Я здесь!

Р е ж и с с е р. Ах, уже здесь! Тогда сядьте где-нибудь и смотрите, а потом поделитесь впечатлениями и скажете, на правильном ли мы пути... Лучше в партере. Да, садитесь в партер. Просьба ко всем: полная уверенность!

Н и к т о. А что это за большой стол?

Р е ж и с с е р. Большой стол — ну, это письменный, рабочий стол одного из сильных мира сего.

Н и к т о. А портреты за ним на стене?

Р е ж и с с е р. Портреты — достославных покойников, к которым наш власть имущий любит мысленно обращаться.

Н и к т о. И распятие.

Р е ж и с с е р. Естественно! Только не надо под потоком вопросов скрывать раздражение. Увидите — поймете. (Первому актеру.) Ты — за письменный стол. Игра в словоблудие, как договорились... причем обильное словоблудие. (Одному из актеров.) А ты записывай.

Н а з в а н н ы й  а к т е р. Что записывать?

Р е ж и с с е р. Все, что происходит или не происходит, говорится или не говорится. Пиши, фиксируй, бери на заметку — словом, твое дело.

Н а з в а н н ы й  а к т е р. Ничего себе!

Р е ж и с с е р. Тс-с-с! Прошу, господа, пожалуйста!.. Внимание. Свет. Начали.

Первый актер занимает место за письменным столом.

Л и ч н ы й  с е к р е т а р ь  Д е с п о т а (входя). Две старухи просят аудиенции у Вашего Величества.

Д е с п о т. О каком величестве ты говоришь? Ведь знаешь прекрасно, что я желаю скромно именоваться «господин». (В сторону.) Скромненько: господин — тот же Господь, к тому же господа были тиранами городов, провинций, королевств!

С е к р е т а р ь. Две старухи умоляют Вашу Милость принять их.

Д е с п о т. Сразу обе вместе? Прямо скажем, многовато для глаз и носа.

С е к р е т а р ь. Нет, господин. По очереди.

Д е с п о т. Ладно, давай сюда первую.

П е р в а я  с т а р у х а (падая на колени). Ваше Императорское Величество!

Д е с п о т. Ты хочешь сказать — господин.

С т а р у х а. Господин Спаситель! Вы, и только вы один, можете положить конец несправедливости, жертвой каковой я являюсь.

Д е с п о т. Правильно поступили, добрая женщина, обративши свои мольбы непосредственно ко мне: люблю, знаете ли, самолично осведомиться о чаяниях... и все такое прочее... моего народа... Чушь собачья, конечно. Собрать бы эти народные чаяния да пинком засандалить куда подальше забавы для. Однако что вам думается о данном риторическом экзерсисе?

С т а р у х а. Господи, Отец Владыка, не пойму я вас.

Д е с п о т. Оно и без надобности. Так что за тягота?

С т а р у х а. Пришед я к дантисту подлечить и подправить скудные зубы свои, кои вы можете зреть через мою почтительную улыбку, мне было сказано и подтверждено враз набежавшими адвокатами, что на означенное лечение я не имею никаких прав. Как же такое возможно, Отец Праведный, и что, стало быть, сие означает?

Д е с п о т. Что означает, то и означает, бабуля. Зубы-то зачем лечить?

С т а р у х а. Затем, что в наихудшем состоянии. Кушать почти вовсе нету возможности.

Д е с п о т. Это не причина. Не можете кушать — умрите.

С т а р у х а. Как вы сказали, Ваша Милость?

Д е с п о т. Я сказал: умрите — в повелительном наклонении.

С т а р у х а. О силы небесные!

Д е с п о т. О глупость, я бы заметил. О эти глупые старые перечницы! Ну сами подумайте, добрая женщина: ведь вы не только дряхлая, безобразная, хотя и жирная, старуха, в довершение картины испускающая малоприятный запах. Короче, от вас воняет. Вы, прямо скажем, отжили свое. Так по какому праву смеете вы качать права? И если, невзирая ни на что, вы еще протянете — увы, потерпим. Но чтобы кто-то непременно потакал вашим бессмысленным прихотям — этого от нас требовать не надо!.. Ступайте, добрая женщина, ступайте и сообразите, как крупно вам повезло, что я не велел вас казнить на месте. И впредь не смейте подвергать испытанию наше естеством данное милосердие. Ступайте же, настало время скрыться с глаз моих, равно как из жизни время убираться... Постойте... вот так. А теперь — вон, к чертям!.. Нет, постойте еще... Большой привет внучатам, надежде и подспорью вашего гнусного племени!.. Вон!

С е к р е т а р ь. Запускать другую старуху?

Д е с п о т. Запускайте.

С т а р у х а. Отец наш! Только вы один можете...

Д е с п о т. ...поправить обиду, которую... И вообще помочь. Правильно?

С т а р у х а. Истинно так.

Д е с п о т. Говорите, что за обида.

С т а р у х а. Государь, общественный транспорт, а точнее, кондукторы в общественном транспорте.

Д е с п о т. Вашей фразе не хватает глагола. Я жду его. Но, полагаю, вы подразумеваете автобусы, троллейбусы, трамваи и скорее всего, не кондукторов, надо думать, а водителей.

С т а р у х а. Паразиты они!

Д е с п о т. Очень может быть. Дальше.

С т а р у х а. Они, Государь мой, когда на остановке по требованию я желаю их остановить должным взмахом руки, наподобие римского приветствия, — они не только проезжают мимо на своих таратайках и не сажают меня, но еще норовят показать что-нибудь неприличное и рожи такие строят...

Д е с п о т. Наконец объяснилась... Это все?

С т а р у х а. А то мало, Отче Наш...

Д е с п о т. Да, да, я на небесех!.. Короче, знайте, что сии доблестные граждане водители поступают так сообразно моему непосредственному озарению, пожеланию и приказанию.

С т а р у х а. Как же, Государь, ведь ваши собственные приказы и законы...

Д е с п о т. В иных случаях нарушение оных есть гражданская доблесть! А вы и впрямь собрались демонстрировать простым мозглявым налогоплательщикам свое до омерзения разбухшее тело? Что плохого сделали вам окружающие, коли так стремитесь разочаровать их в будущем, в самом Создателе, в его любимой дочери — природе?... Пускай же хрупкие девицы восходят по ступенькам в салон, и пускай их юные личики, еще удивленно взирающие на жизнь, их гладкие шейки, упругие бедра украшают собою стесненный мир пассажира, его ограниченный дорожный горизонт!.. Ну-с, подруга, что скажете об этих речевых пассажах? Я, право слово, превзошел самого себя.

С т а р у х а. Но, значит...

Д е с п о т. Да, значит. И потому ковыляйте прочь отсюда, куда понесут вас нетвердые ваши ноги. Стража, удалить ее вон, поддерживая под мышки при необходимости. Пошла, кыш, старая!

С е к р е т а р ь. Депутация коммерческих деятелей просит...

Д е с п о т. Не надрывайтесь. Сожрем и это.

С е к р е т а р ь. «Сожрем»?

Д е с п о т. А что такое?

С е к р е т а р ь. Подобные просторечные выражения, с позволения Вашего Величества...

Д е с п о т. Думаете, грубовато? Не думайте, пусть войдут.

Г л а в а  д е п у т а ц и и. Государь,мы...

Д е с п о т. Коммерческие деятели. Это каждый поймет, глядя на ваши оттопыренные пиджачки. Чего надо?

К о м м е р с а н т. Государь, снижение процентной ставки...

Д е с п о т. Так. Спокойно. Секретарь, что такое процентная ставка?

С е к р е т а р ь. Это...

Д е с п о т. А, неважно. И что вам от снижения сей таинственной ставки?

К о м м е р с а н т. Мы разоримся!

Д е с п о т. Вот как? Жаль...

К о м м е р с а н т. А нельзя ли...

Д е с п о т. Нельзя! Ничего нельзя. Зарубите себе на лбу. В этой стране и за ее пределами все свершается по моей воле, которая получает должную поддержку... сверху или снизу — не ваше дело.

К о м м е р с а н т. Но, просим прощения за дерзость, скажите, пожалуйста, а почему нельзя?

Д е с п о т. Что?! Они требуют объяснений!

К о м м е р с а н т. Нет-нет, Боже упаси! Ваша Мудрость сам знает, что делать. И все же...

Д е с п о т. Моя Мудрость... Хотите честный ответ или вам ближе пустая великодержавная болтовня?

К о м м е р с а н т. Честный ответ, само собой.

Д е с п о т. Ну так вот, процентная... как бишь ее ставка? Процентную ставку снизили, потому что мне так нравится, а точнее, нравится тем, кто нравится мне. Другой причины нет. И что это такое — процентная ставка, соблаговолите заметить, я понятия не имею. А снизили, и все. Ясно? Засим ступайте с миром и не вздумайте более испытывать прочность моих бастилий. Убирайтесь вон! (Секретарю.) Убрались зануды. А вы берите бумагу, чернильницу с пером и пишите следующее. Приказ всем интендантам...

С е к р е т а р ь. Интендантам,повелитель?

Д е с п о т. Ах да. Они у вас теперь зовутся префектами... В общем, пишите как знаете, главное — не перебивать меня. Приказ всем интендантам или там префектам нашего... Кстати, как будет лучше: королевства? Империи? Просто государства?

С е к р е т а р ь. Напишем «государства», чтоб в случае чего не попасть впросак.

Д е с п о т. Тогда диктую в третий раз сначала. Приказ всем исполнительным и компетентным органам государства полностью запретить все подряд спортивные, певческие и танцевальные мероприятия. Определить образцовое наказание организаторам международных футбольных матчей, устроителям — читай: зачинщикам — фестивалей, администраторам танцевальных площадок, залов и так далее... Написали?

С е к р е т а р ь. Да, Светлейший.

Д е с п о т. Еще не все. Запретить газетам публикацию материалов и вообще любое упоминание о политике, политических интригах, махинациях. Это никому не интересно. Отменить или попросту отобрать право на свободу печати. То же касается забастовок. А епископам, монсиньорам, прелатам и иже с ними, то есть всему церковному отродью, запретить выступления на всенародных торжествах... Надеюсь, изложенное тут мною в общих чертах будет должным образом оформлено вами и обнародовано посредством циркуляров, объявлений, глашатаев... Словом, еще проще выражаясь, лишить всякого гражданина всякой свободы. Мы поняли друг друга?

С е к р е т а р ь. Я вас понял и аплодирую.

Д е с п о т. Но это опять же не все. В качестве предвестия и в знак моей воли с каждой площади и каждого трехстороннего перекрестка убрать вселяющие страх виселицы и вместо них установить пулеметы.

С е к р е т а р ь. Будет исполнено.

Д е с п о т. Далее. В основу нашего всеобщего существования положить расовые различия, и всякий добропорядочный гражданин пускай носит длинную косицу, а бакенбарды и шкиперские бородки запретить.

С е к р е т а р ь. Пишу.

Д е с п о т. Пользование автомобилями дозволить исключительно особам благородных кровей, а плебеям запретить выезд из собственной провинции без...

С е к р е т а р ь. Наличия паспорта?

Д е с п о т. Молодец, быстро схватываете. И палаточные городки с этими орущими и гогочущими на своих гортанных наречиях туристами также запретить, а внутреннюю эмиграцию допускать только как перемещение в свободные гетто... Позаботьтесь о немедленном выполнении всех принятых нами постановлений.

С е к р е т а р ь. Лечу.

Д е с п о т. И пришлите мне, наконец, дежурного летописца

С е к р е т а р ь. Он ожидает в приемной.

Д е с п о т. Летописец, записывайте: «Шел такой-то год нашей эры, когда Посланец Провидения...»

 

Н и к т о (из партера). Нет, нет, хватит! Можете не продолжать, все не то. Ваша сцена, как я понимаю, изображает власть, необузданную власть, какую увидишь разве что в кошмарном сне, хотя вполне достоверную и даже характерную... Беда лишь в том, что меня это ничуть не прельщает.

Р е ж и с с е р. Ах, не прельщает! (Разводит руками.) Тогда попробуем другую сцену. Мы с актерами, на счастье, обговорили несколько сюжетов. (Актерам.) Стоп, вы сами все слышали, так что переходим к... Ну, в общем, понятно.

Игорный зал.

П е р в ы й  и г р о к. Играем пополам?

В т о р о й  и г р о к. Конечно: как договорились.

П е р в ы й. Ставим по сто лир каждый.

В т о р о й. Не возражаю, вот мои сто.

П е р в ы й. Кто первый?

В т о р о й. Играй пока ты, а не повезет — я попробую. Давай, начинай.

П е р в ы й. Отлично. Какой номер идет?

В т о р о й. Сейчас погляжу... Двадцать три.

П е р в ы й. Двадцать три. Красная, нечет, перебор, числа... последняя — тройка...

В т о р о й. Не мудри, ставь наугад.

П е р в ы й. Нет, я думаю: очень часто после двадцать третьего выходит что-нибудь из сироток или рядом... Поэтому с чистой душой — на семнадцать или восемнадцать.

В т о р о й. Ну, смелее.

П е р в ы й. Э, мой дорогой, все нужно хорошенько взвесить. Иначе придется признать, глядя на большинство здесь скопившихся дураков, что roulette — азартная игра.

В т о р о й. Сколько слов. Эдак ты никогда...

К р у п ь е (объявляя номер). Семнадцать, черная, нечет и недобор.

В т о р о й. Видал? С твоей болтовней хороший ход прозевали.

П е р в ы й. Чего — видал? Я же чувствую, у меня нюх на цифру, значит, сегодня нам повезет.

В т о р о й. Нет, я не выдержу. Ты будешь наконец играть?

П е р в ы й. Всему свое время. Давай еще разок подумаем: семнадцать, семнадцать... Сейчас, полагаю, снова будет пять, восемь или же...

В т о р о й. Пошел к черту! Нет, сначала сыграй, потом пойдешь. Быстрее, шарик бросают.

П е р в ы й. Да, я почти уверен, что выйдет нечто вроде двадцатки, но только не двадцать четыре, которое обычно бывает за последней девяткой.

В т о р о й. Давай, давай!

П е р в ы й (обращаясь к Крупье). Поставьте на двадцать и на лошадку, и на сироток тоже.

К р у п ь е. Какая ставка?

П е р в ы й. Пять тысяч лир... да, пять тысяч.

К р у п ь е. Ставки сделаны... Двадцать четыре, черная, чет, перебор.

В т о р о й. Как назло, двадцать четыре мы отвергли!

П е р в ы й. Не падай духом из-за такой ерунды. Неудачный ход есть всего-навсего неудачный ход.

В т о р о й. Браво, только пятьдесят тысяч лир из нашего скудного капитала уже уплыли.

П е р в ы й. Погоди ворчать, следующий ход воздаст нам по справедливости.

В т о р о й. Если бы.

П е р в ы й. Теперь на двадцать четвертом, совершенно очевидно... Что ты сказал?

В т о р о й. Я? Ничего.

П е р в ы й. Как «ничего»! Мне отчетливо послышался голос... Тоненький, словно паутинка, голосок.

В т о р о й. Ты бы оставил свои более или менее классические цитаты да занялся бы делом.

П е р в ы й. И тем не менее... (Играющей старухе.) Это не вы, досточтимая сударыня, изволили мне что-то сказать?

И г р а ю щ а я  с т а р у х а. Нет, право, не я.

П е р в ы й. Странно, а мне показалось... (Другой играющей особе.) Стало быть, вы, прелестная барышня?

Д р у г а я  и г р а ю щ а я  о с о б а. Что «стало быть»?

П е р в ы й. Вы что-то сказали?

И г р а ю щ а я  о с о б а. Вовсе нет. А что я должна была сказать?

П е р в ы й. Это просто смешно: я же слышал голос.

В т о р о й. Ну ладно, отложим догадки до лучших времен. Ставь.

П е р в ы й. Видишь, как сияет номер четырнадцатый?

В т о р о й. Сияет? И прекрасно. Ставь на него.

П е р в ы й. Поздно.

К р у п ь е. Четырнадцать, красная, чет, недобор.

В т о р о й. Негодяй, ты негодяй!

П е р в ы й. Тихо, тихо, я начинаю понимать... Вот, сейчас понял! Голос был замогильный или заоблачный, словно кто-то позвонил по телефону и что-то сказал моему мягкому месту пониже спины.

В т о р о й. Господи, зачем я связался с безумцем, зачем полез с ним в дело? Что ты несешь, какое мягкое место?

П е р в ы й. Можно подумать, ты ничего не смыслишь в игре и вообще в играх. Тебе не приходилось слышать, как люди отзываются об удачливом игроке? У него, говорят, большая...

В т о р о й. Проехали. И что?

П е р в ы й. А то, что мы больше не пропадем, то есть не проиграем. Смотри. Крупье, десять тысяч лир на пятерку... (Второму.) Которая на самом деле есть отображение четырнадцатого. Смекаешь?

В т о р о й. Нет.

П е р в ы й. Тогда смотри.

К р у п ь е. Пять, красная, нечет, недобор.

П е р в ы й (Второму). Убедился?

К р у п ь е. Кому банк?

П е р в ы й. Мне, мне — триста пятьдесят тысяч!

В т о р о й. Надо же! Здорово у тебя получилось — повезло!

П е р в ы й. Это еще цветочки. Сейчас пятерка повторится, следовательно, мы разыграем ее снова... Или хотя бы... Погоди, дай сосредоточиться, как на молитве, и послушать.

В т о р о й. Голос?

П е р в ы й. Разумеется. Тс-с-с... Он сказал!.. Никакой он не адский, не заоблачный. Это голос самой игры!.. И он сказал.

В т о р о й. Что сказал?

П е р в ы й. Пять. Пять, как я и думал.

В т о р о й. Ну давай.

П е р в ы й. Крупье, тридцать тысяч, снова на пятерку.

К р у п ь е. Слушаю, сударь... Ставки сделаны... Пять, повтор.

В т о р о й. Потрясающе!

П е р в ы й. К твоему сведению: миллион четыреста тысяч лир. Но это не все. Теперь молчание и собранность!

К р у п ь е. Господа, делайте ваши ставки. Больше никто не...

П е р в ы й. Постойте, шеф! Еще десять тысяч на пятерку и по сто тысяч на каждую лошадку.

К р у п ь е. Начали!

В т о р о й. Слушай, так у нас весь выигрыш мимо кармана пролетит. Неужели ты ждешь пятерку в третий раз подряд?

П е р в ы й. Бедный трусливый мальчик, на, пососи пальчик!.. Замри и не дыши: рулетка вертится.

К р у п ь е. Пять!

П е р в ы й (Второму). Ты понял, нет?

В т о р о й. Ох, ах, ох! Сколько же у нас теперь?

П е р в ы й. Сам не знаю. Наверняка большая сумма. Да не дергайся ты, игра только начинается.

В т о р о й. Может, тебе снова позвонили?

П е р в ы й. Может быть. И вот что... (Крупье.) Раз мы с этого номера снимаем все возможное, то ставлю по сто пятьдесят тысяч на полное каре с пятеркой. Возьмите.

В т о р о й. Это безумие!

П е р в ы й (Крупье). И сто тысяч на горизонталь.

В т о р о й. Остановись, придурок! Куда тебя несет?

П е р в ы й. И по двести тысяч на двойную горизонталь, то есть четыреста.

В т о р о й. Все, хватит.

П е р в ы й. И полмиллиона на первую дюжину.

В т о р о й. О Господи!

П е р в ы й. И полмиллиона на ту же колонку, а именно — среднюю. Вот, держите.

В т о р о й. Силы небесные!

П е р в ы й. И миллион, миллиончик на нечет.

В т о р о й. Если ты не прекратишь, я или тебя, или себя убью!

П е р в ы й. Еще миллион на недобор.

В т о р о й. Еще одно слово, и ты на том свете.

П е р в ы й. И, наконец, миллион на красную... Вот теперь мы в порядке, теперь все, ступайте, бросайте ваш шарик и делайте что хотите.

В т о р о й. Ну ты даешь! Сколько ж мы проставили в этой игре?

П е р в ы й. А я знаю? Буду я считать эти испанские дублоны, которые так и сыплются из моих рук, когда речь идет...

В т о р о й. О чем, псих ненормальный?

П е р в ы й. О чем... О счастливой жизни!

В т о р о й. Почти весь выигрыш!

П е р в ы й. Почти.

В т о р о й. И все ради такой призрачной надежды, какую разумный человек и в расчет бы не принял.

П е р в ы й. Разумный человек! Ты-то сам считаешь себя игроком?

В т о р о й. А ты в своем уме? Чтобы выиграть, пятерка должна выйти в четвертый раз... повторяю — в четвертый.

П е р в ы й. А что, не бывает?

В т о р о й. Может, когда-нибудь и было, но...

П е р в ы й. Выйдет, или я перестану верить в Бога.

В т о р о й. Слабое утешение.

П е р в ы й. Молчи, вот оно. Сейчас пустят шарик. Да и толпа собирается. Не станем же мы препираться и смешить людей!

К р у п ь е. Пять!.. Пять.

В т о р о й. Ох, ты был прав, ох прав!.. Сколько же нам причитается?

П е р в ы й. Что за вульгарные помыслы. Эти денежки — последняя спица в колеснице, а главное... Впрочем, прибереги слова, ты все равно не заставишь меня шаблонно мыслить и отказаться от моих намерений. Я — игрок романтический.

В т о р о й. Денежки тоже не помешают...

П е р в ы й. Может быть. Только постарайся не трогать меня ровно минуту, я снова должен сосредоточиться.

В т о р о й. Неужели ты хочешь, чтобы пятерка вышла в пятый раз?

П е р в ы й. Говоря a priori, для этого нет объективных препятствий. Напротив: пятерка, пятый... Не знаю, должен послушать.

В т о р о й. Скорее слушай... Ну, что там?

П е р в ы й. Можешь успокоиться: с пятерки больше ничего не взять.

В т о р о й. Какой же номер выйдет?

П е р в ы й. Ясно какой: ноль.

В т о р о й. Так уж и ноль!

П е р в ы й. Число как число... Да, ноль. Крупье, возьмите на свое усмотрение жетонов из этой кучи, зарядите мне ноль как следует.

К р у п ь е. Полный ноль, сударь?

П е р в ы й. Да, все на максимум. И добавьте простые шансы.

В т о р о й. Ты уверен?

П е р в ы й. Уверен не уверен, а должен быть ноль.

В т о р о й. Подумай хорошенько, еще есть время. Мы наиграли как-никак пятнадцать миллионов и теперь неосторожной игрой рискуем...

П е р в ы й. Крупье! Никого не слушайте. Я сказал — ноль, значит, ноль и все, что можно к нему. Будьте любезны!

В т о р о й. Пронеси, Господи!

П е р в ы й. Пронесет, пронесет... Шарик уже упал в клетку... И эта клетка...

К р у п ь е. Ноль!

В т о р о й. Откройте окно! Мне дурно!

П е р в ы й. Из-за такой ерунды?

В т о р о й. Если не ошибаюсь, у нас теперь около тридцати!

П е р в ы й. Чего — тридцати?

В т о р о й. Миллионов. Помогите! Сердце...

П е р в ы й. Друг мой, цыплят по осени считают.

В т о р о й. Как, неужели ты хочешь...

П е р в ы й. Несомненно.

В т о р о й. Хочешь ввергнуть мое сердце вечно неимущего страдальца в пучину новых испытаний?

П е р в ы й. Будь уверен: или мы действительно разбогатеем, или с именем Господним на устах уйдем отсюда такими же голыми, какими пришли... Помнишь эпитафию?

Наг и бос в сей мир пришел я, Наг и бос лежу в могиле. Ничего-то в этом мире Не утратил, не обрел я.

В т о р о й. Не лучше ли довольствоваться...

П е р в ы й. Довольствоваться — удел дрожащих тварей. А наша судьба не должна иметь границ. Так что воспрянь духом и дай мне...

В т о р о й. Снова послушать?

П е р в ы й. Послушать голос судьбы... Крупье!

Н и к т о. Да нет же, нет! И близко не лежало!

Р е ж и с с е р. Простите,что?

Н и к т о. Господин режиссер и господа актеры! От приемлемого решения нас отделяет тысяча миль! Да и что такое эта сценка? Как ее можно назвать? «Повезло», подобно знаменитому рассказу?

Р е ж и с с е р. А можно просто «Денежки», и лучше, ежели добытые без труда.

Н и к т о. Без труда, говорите?

Р е ж и с с е р. Ну, в общем...

Н и к т о. Господа! Все это совершенно не в моем духе.

Р е ж и с с е р. Да ну, я так и знал: эти пустые люди куда привередливей всяких там содержательных.

Н и к т о. Естественно!

Р е ж и с с е р. Ладно. Друзья, задача снова меняется. Вы, господин Никто, садитесь в свое кресло, а мы попробуем на сей раз не упасть в глазах нашего взыскательного зрителя и даже героя. Актеры и актрисы, please, прошу занять...

П е р в а я  а к т р и с а. Денежки?

Р е ж и с с е р. Нет, места.

 

Б л е д н а я  ю н а я  б а р ы ш н я (на три тона). Ой! Ой! Ой!

П и с а т е л ь. Что случилось, дитя мое?

Б а р ы ш н я. Но... встретить вас, здесь!..

П и с а т е л ь. Отчего же мне здесь не появиться? Я в гостях у достойных, гостеприимных людей.

Б а р ы ш н я. Встретить здесь, вот так, вдруг, автора...

П и с а т е л ь. Автора чего?

Б а р ы ш н я. Мое самое любимое — «Человек с множеством лиц»... хотя, если подумать, то и «Страстное отчуждение» и «С антитайной на ты» — тоже... и еще «Структурная семантика».

П и с а т е л ь. И эти мои книги вам... тебе — уж позволь старику — нравятся? Как приятно: я ведь и сам считаю их лучшими.

Б а р ы ш н я. Ах, маэстро, вы не могли бы?..

П и с а т е л ь. Понимаю. Тебе хочется автограф, мою подпись. Где?

Б а р ы ш н я. Вот здесь, в маленькой записной книжечке.

П и с а т е л ь. И правда, малюсенькая, надушенная... Восхитительно!

Г р а ф и н я (появляясь). Дорогуша, ты на него не нападай, он еще, чего доброго, испугается. Люди мысли и пера чувствительны и трепетны, как гимназистки. Верно я говорю, маэстро?

П и с а т е л ь. Исключительно верно. Однако в данном случае...

Г р а ф и н я. Так что спрячь свою записную книжечку, дорогуша, и ступай к сверстницам... Ступай. Ну-с, маэстро, что вы нам расскажете эдакого необыкновенного, возвышенного?

П и с а т е л ь. Сказать по правде, графиня...

Г р а ф и н я. Скромен, как всегда! Ну, к примеру, что у вас на холсте?

П и с а т е л ь. На холсте?

Г р а ф и н я. Что новенького пишете?

П и с а т е л ь. Ах, ничего, ничего, поверьте. Разве что одну пустяковую книжонку.

Г р а ф и н я. Ага, пишете, значит! И про что?

П и с а т е л ь. Так, всякий вздор.

Г р а ф и н я. Превосходно вас понимаю: не хотите говорить, боитесь сглазить, да? Когда работаешь, ни в коем случае, никому, ни о чем ни словечка.

П и с а т е л ь. Да вроде бы так.

Г р а ф и н я. Тогда побеседуем о том, что уже содеяно, что стало неотъемлемым достоянием человечества, а проще выражаясь, о вашем последнем из увидевших свет произведении.

П и с а т е л ь. Вы меня смущаете. Мои скромные труды — неотъемлемое достояние человечества?

Г р а ф и н я. Ну будет, будет. Только откровенно: как вы к нему относитесь?

П и с а т е л ь. К кому?

Г р а ф и н я. К своему последнему произведению.

П и с а т е л ь. Плохо, честное слово.

Г р а ф и н я. Великие художники вечно не удовлетворены и отчаянно требовательны прежде всего к самим себе! Но для моего сведения: сколько же экземпляров книги уже продано?

П и с а т е л ь. Около ста шестидесяти тысяч, если верить издателю.

Г р а ф и н я. И это спустя всего месяц после выхода!

П и с а т е л ь. Напротив, сударыня, это плачевный результат, если сравнить с популярностью остальных моих сочинений. Впрочем, я, кажется, знаю, почему публика на сей раз столь прохладна.

Г р а ф и н я. Наверное, сама природа поднятых проблем?

П и с а т е л ь. Конечно. И поднятых-то не всегда в полной мере.

Г р а ф и н я. Да, да. Но при всей популярности остальных сочинений и при том, что мое мнение немногого стоит, я назвала бы вашу последнюю книжку непреложным шедевром.

П и с а т е л ь (в сторону). Однако учтивая старуха! (К графине.) Непреложным?

Г р а ф и н я. Бесспорно. С этим придется считаться в будущем... Вам недостаточно признаний скромной читательницы? Что ж, кое-кто из присутствующих подтвердит. Эй, господин... Как, черт, звать этого молодого очкастого критика, вечно у него борода торчком?

П и с а т е л ь. Не знаю. Я вообще ни с кем из критиков не знаком.

Г р а ф и н я. Господин... господин, э-э-э... можно вас?

К р и т и к. Чем могу служить?

Г р а ф и н я. Вы читали последнюю книгу нашего маэстро?

К р и т и к. Разумеется: читал, изучал, обдумывал.

Г р а ф и н я. И что вы о ней думаете?

К р и т и к. Статья с результатами моих исследований скоро выйдет в «Курьере современного кризиса», а другую, как бы вытекающую из первой, я отдал в еженедельник гуманистической, вернее, гуманитарной культуры «Современный мир и молодежь».

Г р а ф и н я. Интересно, к каким выводам вы пришли?

К р и т и к. Книга маэстро уникальна.

Г р а ф и н я. Понятно, что уникальна. Вы растолкуйте.

К р и т и к. Уникальная, исключительная книга. Исключительная в отношении к мрачным и не всегда достойным словопрениям о месте человека в космосе и его сущности перед лицом смерти.

Г р а ф и н я. Как-как? Милый, я этих премудростей не пойму. Объясните доходчиво.

К р и т и к. Короче, книга по сути своей является наиболее мощным, достоверным и убедительным обвинением против...

Г р а ф и н я. Батюшки, против чего?

К р и т и к. Да против всего! Это ярчайшее свидетельство...

Г р а ф и н я. Ах, оставьте! Я все равно не пойму. Лучше скажите просто: нравится вам книга или нет?

К р и т и к. Мы, молодежь, считаем присутствующего здесь маэстро новым пророком. Его творчество... э-э... совокупляет.

Г р а ф и н я. Как вы сказали?

К р и т и к. Совокупляет запросы современного общества с постулатами прочной, непреходящей традиции.

Г р а ф и н я. Ага. Стало быть, великая книга?

К р и т и к. Величайшая.

Г р а ф и н я (Писателю). Вот видите, все мы здесь — люди искусства и профаны — сходимся в решающей оценке вашего творчества.

П и с а т е л ь. Право, не знаю, как...

Г р а ф и н я (подошедшему господину). Кого я вижу! Господин заместитель министра просвещения собственной персоной! Благодарю вас, господин замминистра, за то, что вы приняли мое робкое и одновременно смелое приглашение: такая честь!

З а м м и н и с т р а. Это для меня честь, графиня, особенно когда среди ваших многоуважаемых гостей присутствует... присутствует... Вы не представите меня знаменитому маэстро?

П и с а т е л ь. Представлять одного из сильных мира сего, мудрого государственного мужа, на чьих плечах тяжкое бремя ответственности за множество архиважных свершений, скромному сочинителю! Правильнее было бы наоборот.

З а м м и н и с т р а. И все же, маэстро, ценя столь присущую вам безупречную скромность, почитаю своим долгом не только выразить восхищение мое и правительства вашим изумительным творчеством, но и...

П и с а т е л ь. Вы, господин замминистра, просто сражаете меня своим безграничным благорасположением, и я сознаю собственную ничтожность!

З а м м и н и с т р а. Я, кхм, уполномочен уведомить... Словом, маэстро, правительство намерено увенчать вас венцом славы на Капитолийском холме.

П и с а т е л ь (в сторону). Давно пора! (К Замминистра) О Боже! Настоящий венец? Подобно великим, которые уже тогда, в былые времена...

З а м м и н и с т р а. Вам вручат также золотое перо.

П и с а т е л ь. О счастье!

З а м м и н и с т р а. И медаль того же металла весом — говорю для хроники — сорок граммов...

П и с а т е л ь. Ого!

З а м м и н и с т р а. А также чек на десять миллионов, из государственной казны.

П и с а т е л ь. Это чересчур! Я не чек имею в виду, а почести, которые стоят много больше.

З а м м и н и с т р а. Наконец, ваши изречения будут высечены на мраморных плитах в вестибюле и коридорах нашего университета. В довершение всего одна из городских улиц получит ваше имя.

П и с а т е л ь. Еще при моей жизни?

З а м м и н и с т р а. А почему бы и нет, если еще при жизни вы умножаете славу нашей страны?...

 

Н и к т о. Стоп, стоп!.. И что это должно изображать: успех, славу, почести?

Р е ж и с с е р. Ну, более или менее.

Н и к т о. Менее. Это не мое, как и все остальное.

Р е ж и с с е р. Хорошо, хорошо, не будем тратить слов... Господа актеры, играем четвертую ситуацию, и побольше души, если можно.

Н и к т о. Посмотрим.

 

Молодой человек, холостой, брюнет, один. В дверь стучат.

Б р ю н е т. Кто там?

Ж е н с к и й  г о л о с. Сорочки.

Б р ю н е т. Что?

Г о л о с. Сорочки.

Б р ю н е т. Не пойму. Впрочем, голосок — невинный и милый. Откроем.

Входит П р а ч к а, неся несколько выглаженных и наполовину завернутых в глянцевую бумагу сорочек.

П р а ч к а. Ваши сорочки, сударь.

Б р ю н е т. Ах, сорочки — я не понял сразу... Сорочки. Очень кстати. Да вы заходите... заходи. Сколько с меня?

П р а ч к а. Тысяча двести пятьдесят лир.

Б р ю н е т. Многовато. Ну и дерет твой хозяин. (В сторону.) Какая славная девчушка!

П р а ч к а. Мне так велели.

Б р ю н е т. Я и говорю, конечно. Вот тысяча пятьсот лир. Сдача найдется?

П р а ч к а. Нет.

Б р ю н е т. Ну, ничего, в другой раз... А лет-то тебе сколько? Я просто из любопытства.

П р а ч к а. Тринадцать, сударь.

Б р ю н е т. И уже зарабатываешь на жизнь!.. Семья, наверное?

П р а ч к а. Нет, никого.

Б р ю н е т. Никого! А как же...

П р а ч к а. Вот так...

Б р ю н е т. Смотри-ка, и юбочку короткую носишь. Хотя с твоими ножками можно себе позволить.

П р а ч к а. Я пойду. Спасибо, сударь, до свидания.

Б р ю н е т. К чему такая спешка? Давай поговорим о том о сем...

П р а ч к а. Если я сейчас же не вернусь, у меня будут неприятности.

Б р ю н е т. Ах, как малышка изящно выражается: мол, будут неприятности.

П р а ч к а. До свидания.

Б р ю н е т. Погоди! Вот скажи мне: ты блондинка или нет? Потому что этот твой хвостик словно из чистого золота, а челочка вроде бы темнее, я что-то не разгляжу. А может, ты вся... светленькая?

П р а ч к а. Что вы сказали?

Б р ю н е т. Подними-ка ручки... О-о, вся светленькая, прелесть! Очаровательно!

П р а ч к а. До свидания.

Б р ю н е т. Не грызи фартук... А что это у тебя спереди?

П р а ч к а. Где?

Б р ю н е т. Вот тут: что-то выдается, вздымается под кофточкой, какая-то выпуклость... А?

П р а ч к а. Не надо, я краснею.

Б р ю н е т. Ну что ты, ведь это обворожительный дар природы! Пленительное создание, не хочется ли тебе упасть в мои объятия?

П р а ч к а. Прошу вас, сударь, не говорите так... Вы... я...

Б р ю н е т. Но может быть, подаришь мне хоть один поцелуй?

П р а ч к а. Поцелуй!

Б р ю н е т. Да, именно поцелуй, именно! О небо, зачем так дрожать... Да что с тобою? Успокойся, малышка, беру все свои слова назад... (Один.) Сбежала!..

 

Н и к т о. И правильно сделала.

Р е ж и с с е р. Как это?

Н и к т о. Да от такого грубого, неприкрытого донжуанства кто угодно сбежит! Знаете, что я вам скажу?

Р е ж и с с е р. Что?

Н и к т о. Ни-ни!

Р е ж и с с е р. Это как понять?

Н и к т о. А так: нет, и еще раз нет! Мы скатываемся к вульгарному набору запретных желаний... Совращение малолетних — вот чем здесь пахнет! Готов спорить, вы хотели, чтобы этот поцелуй в результате имел место и получил развитие!

Р е ж и с с е р. Ну, допустим.

Н и к т о. Так тут сплошная неувязка! По-вашему, чтобы я возрадовался и узрел самого себя, судьба должна непременно явиться мне в радостном обличье, хотя это высосано из пальца. Не говоря уже о примитивности или примитиве происходящего.

Р е ж и с с е р. Не понял.

Н и к т о. Вы предлагаете чересчур примитивные, схематические ситуации, в конечном счете такие же пустые, как я сам.

Р е ж и с с е р. А вам, значит, требуется...

Н и к т о. Некая подлинная модель, настоящий и жизненный контекст. Ведь эти события, изложенные лучше ли, хуже ли, а чаще хуже, чем лучше, должны же, черт побери, выстроиться в конкретный сюжет, именно в сюжет.

Р е ж и с с е р. Какой-то отвлеченный разговор. Дальше-то что? Я свои ситуации исчерпал. И актеры мои, которые, заметьте, импровизировали, вряд ли способны на большее.

П е р в ы й  а к т е р  и  П е р в а я  а к т р и с а. Да уж...

Р е ж и с с е р. Ну так что?

Н и к т о. Не знаю, честное слово... А давайте я сам попробую.

В с е. Пожалуйста! С удовольствием. Мы еще и поможем. Только вся ответственность — на вас.

Н и к т о. Хорошо, хорошо. Начали?

В с е. Начали.

Н и к т о. Возьмем хотя бы ту же сценку с молоденькой прачкой — все одно импровизировать — и пойдем дальше.

В с е. Начинайте!

Н и к т о. С того же места?

В с е. Как хотите, нам все равно!

Н и к т о. Попробую исправить.

В с е. Что исправить?

Н и к т о. Увидите.

 

Н и к т о — М о л о д о й  х о л о с т я к. Сбежала, будто ее тарантул укусил... Дурак я, дурак: набросился, понимаешь, какой позор! Совсем девочка. Но ведь живой человечек-то. Значит, надо было подчеркнуть уважение к личности и так далее, а также к достоинству и тому подобное... Да не в этом суть. Перечитаем письмо:

«А посему, — (ох, моя милая подруга и любимая женщина обожает высокие слова вроде «посему»), — а посему говорю тебе: ты слишком долго играл моей любовью. Ты заставил ее изнывать в растерянности, в напрасных сомнениях среди твоих полусерьезных сонетов, среди заумных, нудных, леденящих и, если можно так выразиться, иссушающих далей и пустот. Я умоляла, чтобы ты не домогался меня здесь, где тяготеют надо мною серьезные деловые обязательства. Почему ты пренебрег моей просьбой? Решил схитрить, думал взволновать меня еще больше? — (Превосходно это «взволновать», честное слово!) — Неужели следует напомнить тебе, что я не совсем обычная женщина и что твои домыслы совершенно ко мне не применимы?.. — (Какое изящество стиля!) — И вот что я тебе скажу в конце концов... То есть не стану я тебе ничего говорить, сударь мой Нерешительный. Скажу только, что вернусь очень скоро, и в ближайшую субботу... — (Субботу... А сегодня что? О, как раз суббота!) — ...в ближайшую субботу буду у телефона ждать твоего звонка, и если не дождусь, то, клянусь Богом, ты обо мне больше никогда не услышишь... Наверное, подумал, шантажирую? Нет, это не шантаж, это — крик любви, которая требует для себя жизненного пространства!»

Чудесное, толковое письмо! Но, несмотря на все оговорки, конечно же, вымогательское. Только я на шантаж и вымогательство не поддаюсь, а потому... что «потому»?.. Вот вам, извольте: сколько трепета, мучений — и что теперь? Не знаю, или знаю... А потому не стану звонить. Но если я не позвоню...

 

Р е ж и с с е р (из зала). Извините, не совсем ясно, куда вы клоните. И потом, если сейчас переходить на внутренние монологи...

Н и к т о. Что ж вам так не терпится-то...

Р е ж и с с е р. Хорошо, слушаем дальше.

 

Н и к т о. Если я не позвоню, и она сдержит слово, то я останусь одинок и покинут. Гордость не позволит мне сделать ни шагу, и тогда... Жизнь превратится в несчастье, рядом никого, и сам я — никто!..

Р е ж и с с е р. Вот это, последнее, и произносить не стоит: смысл должен вытекать из целого.

Н и к т о. Не надо, не перебивайте меня. Продолжаю.

 

Н и к т о. И сам я никто! Потому что этой любви, как и всем прочим, пускай самым незначительным встречам и событиям своей жизни, я отдал всего себя целиком, но безрезультатно... В общем, я, наверное, требую, чтобы у других были одинаковые со мной жизненные установки, оттого, наверное, мне недостает собственного отображения... И мои ухаживания за горделивыми дамами и простыми прачками не забава, а отчаянные поиски...

Р е ж и с с е р. Слишком трудно!

Н и к т о. Да перестаньте же, наконец!

Н и к т о. Без такого зеркального отражения что будет со мной?

 

Р е ж и с с е р. Еще раз говорю: так нельзя!

Н и к т о. Правильно, только помолчите хотя бы до конца сцены или картины.

 

Н и к т о. Вывод: надо позвонить. И такой же вывод: a fortiori звонить не надо.

 

Р е ж и с с е р. Публика ничего не поймет.

Н и к т о. Вот и славно. А может быть...

 

Звонит телефон.

Н и к т о. Что такое, неужели передумала, жестокая моя? (В трубку.) Я слушаю!.. Кто? Не слышу... Ты? Ты! Не может быть! Ведь больше года... Что? Прийти ко мне сюда? Хм, а... зачем? Да нет, все прекрасно. Повелительница... ах, ты внизу, в баре? Отлично, я жду тебя... Чего она притащилась? Зачем? Поздно гадать и без толку: через минуту все прояснится.

Стук в дверь. Входит  Д а в н и ш н я я  л ю б о в н и ц а  героя.

Пришла? Ну, что стряслось?.. Нет, я, конечно, рад тебя видеть, проходи, садись. Только вот...

Д а в н и ш н я я  л ю б о в н и ц а. Я поимела солидное наследство от старухи.

Н и к т о. Какой старухи?

Л ю б о в н и ц а. От бабки двоюродной, которая взяла да и померла.

Н и к т о. А, помню. Ну и что?

Л ю б о в н и ц а. Вот тебе раз! Что омрачало наши отношения и чуть не доконало нашу любовь?

Н и к т о. Ну?

Л ю б о в н и ц а. Безденежье, очень просто.

Н и к т о. Не отрицаю. А...

Л ю б о в н и ц а. А теперь денежки появились, и я пришла сообщить тебе об этом.

Н и к т о. Настоящие деньги?.. Впрочем, меня это не касается.

Л ю б о в н и ц а. Хочешь, цифру скажу?

Н и к т о. Не нужно. С какой стати?

Л ю б о в н и ц а. Сто пятьдесят миллионов.

Н и к т о. Недурно. И что?

Л ю б о в н и ц а. Наши путешествия в дальние страны.

Н и к т о. Вырази мысль получше.

Л ю б о в н и ц а. Наши долгие заветные странствия.

Н и к т о. Ну, дальше.

Л ю б о в н и ц а. Вот, смотри, дорогой, я принесла карту. И не какой-нибудь там области или страны, а всего мира! Предлагаю первый тур: Афины, Стамбул, Тегеран...

Н и к т о. Почему Тегеран? Тогда уж выше: Ташкент, Бухара, Самарканд...

Л ю б о в н и ц а. Как пожелаешь, о певец престижных названий... Коломбо, Нурилла...

Н и к т о. Нурилла — это где?

Л ю б о в н и ц а. На острове Цейлон, где язык пали и Будда.

Н и к т о. Что дальше, негодница?

Л ю б о в н и ц а. Пролетаем или огибаем по морю неспокойные районы и — в Сингапур.

Н и к т о. Сингапур! Погоди, дай моему языку и душе насладиться этим словом.

Л ю б о в н и ц а. Видишь, я знаю тебя. Затем Кантон, Гонконг, Шанхай, Пекин.

Н и к т о. Харбин, Владивосток?

Л ю б о в н и ц а. Обязательно. Токио, Нагасаки, Йокогама, ой!

Н и к т о. Почему «ой»?

Л ю б о в н и ц а. Так. В одной известной опере пели — «ой».

Н и к т о. А потом?

Л ю б о в н и ц а. Сан-Франциско, конечно же, и Санта-Моника, и Сан-Диего, и после всех этих сан-святых — Лос-Анджелес.

Н и к т о. Еще — Цирцея, еще — Армида, еще — Вивиана!

Л ю б о в н и ц а. Ниагарский водопад?

Н и к т о. Нет. Ла Гуайра.

Л ю б о в н и ц а. Пускай.

Н и к т о. А залив Рио и Попокатепетль? А Титикака и Куско?

Л ю б о в н и ц а. Все на свете.

Н и к т о. И Мату-Гросу?

Л ю б о в н и ц а. Все-все-все.

Н и к т о. А потом?

Л ю б о в н и ц а. Чад, к примеру.

Н и к т о. Слишком литературно.

Л ю б о в н и ц а. Тогда Виктория.

Н и к т о. С Килиманджаро?

Л ю б о в н и ц а. Слишком литературно.

Н и к т о. Это уж точно!.. Долина Королей, Александрия?

Л ю б о в н и ц а. Опять слишком литературно.

Н и к т о. Ты злая!.. А потом?

Л ю б о в н и ц а. Да, но... Мы как бы вернулись туда, откуда начали.

Н и к т о. А потом-то, потом?

Л ю б о в н и ц а. Не пойму я тебя. Вон уж сколько накрутили.

Н и к т о. Да, но потом, потом?

Л ю б о в н и ц а. Что ты имеешь в виду?

Н и к т о. Ничего!.. Когда едем?

Л ю б о в н и ц а. Сегодня,вечером,немедленно.

Н и к т о. Да, да!.. Нет, нет. In primis, я не могу допустить, чтобы... Изыди, искусительница, я подумаю и тебе сообщу.

Л ю б о в н и ц а. А станешь думать, так ничего и не придумаешь.

Н и к т о. Значит, не надо было, или было бы напрасно, или не судьба.

Л ю б о в н и ц а. В общем, я не имею никакого права принуждать тебя.

Н и к т о. Не имеешь. Ступай, я тебе позвоню.

Л ю б о в н и ц а выходит, качая головой.

Вот задачка. А может быть, тут рука Провидения?

Звонит телефон.

Что здесь сегодня: проходной двор, что ли? То в дверь стучатся, то телефон... (В трубку.) Слушаю!.. Ах, это ты, дорогой... А?.. Конечно, поднимайся, заходи. Только, понимаешь, я сейчас... весь на нервах и развлечь тебя не сумею. Ладно, поднимайся. Узнать бы, чего ему надо, а вдруг его посылает небо, чтобы разглядел и растолковал мои муки душевные...

Д р у г (входя). Что такое?

Н и к т о. В каком смысле?

Д р у г. Отчего нервы?

Н и к т о. Долго объяснять.

Д р у г. Ты же прекрасно умеешь в двух словах обрисовать самые большие сложности.

Н и к т о. Да брось! Впрочем, попытаюсь доходчиво изложить тебе мои затруднения, только, если будет непонятно, я не виноват.

Д р у г. Давай, давай, выкладывай.

Н и к т о. Моя интеллектуальная полулюбовница...

Д р у г. Полуолулюбовница?

Н и к т о. По-другому сказать не умею.

Д р у г. Ничего. Ну?

Н и к т о. Моя интеллектуальная полулюбовница дошла до предела в своей интеллектуальности.

Д р у г. Как это?

Н и к т о. Шантаж. Амурный шантаж.

Д р у г. Ух ты! Ясно, но не очень. И что?

Н и к т о. Не понял?

Д р у г. Нет. Ты считаешь, что должен поддаться шантажу или не должен?

Н и к т о. И то, и другое. Это уж как посмотреть.

Д р у г. Ты-то как смотришь?

Н и к т о. Нахал! Не знаю. С одной стороны, это вроде бы долг перед самим собою... А с другой...

Д р у г. Хорошенькое дело. Тогда отвлечемся пока от этой темы, и рассказывай дальше.

Н и к т о. Тем временем моя давнишняя любовница завлекает меня предложениями, перед которыми невозможно устоять.

Д р у г. Давнишняя любовница? Не та, значит, которая интеллектуалка, а попроще?

Н и к т о. Не дура, но добрая.

Д р у г. Сложно для понимания. Если мы говорим о частях, то бишь о полулюбовнице, где же тогда целое, а если о прошлом, как, например, давнишняя любовница, то где настоящее?

Н и к т о. И-и-и, какие тонкости! Ничего не выйдет: ты забыл, что жить можно только по воле случая.

Д р у г. Опять старая песня!

Н и к т о. В сущности, можно лишь притворяться, что живешь.

Д р у г. Да тут не в словесах дело, чокнутый! Как ты решил поступить?

Н и к т о. Еще раз говорю: не знаю. И это — проявление или даже неизбежное следствие вышеизложенного!

Д р у г. Не знаешь!

Н и к т о. Не знаю. Черт бы драл.

Д р у г. Черт?

Н и к т о. Или вся ангельская рать. Не знаю.

Д р у г. Ну вот что: если ты не заговоришь осмысленно, я сейчас же уйду, и плевать мне на твои нервы.

Н и к т о. Ну и уходи, бестолочь! Ты такой же, как все: ничего не смыслишь и толку от тебя никакого.

Д р у г. Значит, я — бестолочь?

Н и к т о. Несомненно. Уходи.

Д р у г. С превеликим удовольствием, учитывая непоправимые последствия... (Уходит.)

Н и к т о. Друг называется! Проваливай!.. Что ж, поскольку мне решать, то я сейчас позвоню... Кому — полулюбовнице или той, давнишней? Можно и загадать: скажем, подбросить монету или посчитать автомобили, которые мелькают в окне. А еще проще закрыть глаза, но не сосредоточиться, а, наоборот, совершенно расслабиться, чтобы кровь свободно потекла и самовыразилась... Итак, чей образ первым возникает в моем сознании?.. Давнишней любовницы. Ей и позвоню... (В трубку.) Алло, алло! Драгоценная, несравненная, упрямая властительница моего сердца, послушай... Что-что? Тут и понимать нечего. Ты слушай. (Поет.)

«Чтоб счастливой быть могла ты, В край чужой уйду с тобою! Будет нам любовь наградой, Путеводною...»

Почему стих не закончен? Ясно почему: восторг не дает мне произнести «звездою»... Не бери в голову, я еду, еду с тобой. Ты рада? А... необходимую кучу денег уже сняла со счета? Тогда снимай скорее, иначе... На вокзале, солнышко мое! На вокзале, а не в аэропорте: боюсь летать... я и так, сам по себе, уже достаточно летаю... На вокзале. В котором часу?..

 

Н и к т о. И так далее.

Р е ж и с с е р. Нет, нет и нет! Не выходит. Нельзя.

Н и к т о. Что — нельзя?

Р е ж и с с е р. На сцене все время один и тот же персонаж, к тому же с претензией на утонченность.

Н и к т о. Ну и что?

Р е ж и с с е р. Публика ошалеет от скуки.

Н и к т о. И правильно! Для меня жизнь тоже сплошная скука.

Р е ж и с с е р. Но это против всех правил театра.

Н и к т о. Что? Когда скучает публика? Не сказал бы.

Р е ж и с с е р. Я вижу, с вами не договоришься... Ну, хорошо, уезжает он со своей старой подругой, дальше что? Кстати, куда он едет?

Н и к т о. Об этом уже пространно говорилось. И неважно, куда он едет. На самом деле он вообще никуда не приедет, разве не знаете, как это бывает? Пожалуй, можно даже вставить сюда сценку из будущего, показать, что, в сущности, главное — уехать, а вовсе не приехать.

Р е ж и с с е р. Вставлять, когда вздумается, сценки, ломать и без того хромающее действие, сценический ритм? Неслыханно!

Н и к т о. Я так понимаю.

Р е ж и с с е р. Ладно. Понимайте как хотите. Поглядим, чем все это кончится... А распределение ролей?

Н и к т о. Да как придется. Можете сами разбросать на скорую руку.

 

— Слушайте, как вам хватает духу утверждать подобное! Русские романы! Русские романы, знаменитые тем, что, дескать, отображают жизнь в ее подлинном обличье и каждый читатель должен якобы узнать себя в том или ином персонаже, не содержат ни крупицы правды! Тысячу раз я ловил себя на желании пережить какое-нибудь из событий, описанных в русских романах, стать участником одного из приключений, составляющих, по мнению некоторых, повседневную жизнь. На самом деле, это все-таки книжные приключения — из ряда вон выходящие события. Так что ж, брать их за образец? Все равно докопаться до истины невозможно хотя бы в силу физиологии, по той простой причине, что двух одинаковых людей не бывает, что главное не идея чувства, а его ощущение, словом, само чувство, которое таится в сферах не общих для всех, но всем присущих. Заметили, как путанно я выражаюсь? Признак того, что вопрос меня весьма и весьма интересует. Эта материя, повторяю, никогда не сможет стать для нас образцом по той простой причине, что никто из нас никогда не окажется ни в одной из подобных ситуаций. Искренность перед самим собой как наивысшая правда вполне возможна, но правда не нужна никому, и в первую очередь, в силу очевидности (из-за отсутствия необходимой логики), искреннему человеку! Если вам покажется, что я противоречу сам себе, то я все равно прав.

— А... математика?

— Математика есть психологическая система, иначе говоря — метод. Каким образом, скажите на милость, тот факт (если это можно так назвать), что планета описывает свою орбиту вокруг Солнца, согласно... и все такое прочее, подтверждая не знаю уж какой закон Кеплера или Ньютона, доказывает истинность самого закона?

— И все же, как вы понимаете счастье?

— Когда мои престарелые родители согласились, наконец, послать меня на учебу в этот город, далеко от дома, можете себе вообразить, какие упования возлагал я на весь вояж и на свое новое пристанище: женщины, слава, богатство, приключения, главное — приключения. И вот я здесь, перед вами. Взгляните на этот мраморный столик. Видите круглые винные пятна, следы от стаканов? Эту пепельницу, набитую окурками, видите? А мухи... Словом, с некоторых пор, каждую ночь, каждое утро после самых знатных кутежей, я задаю себе вопрос по существу: что дальше? И заметьте, я вовсе не утверждаю, будто добился всего, чего желал, и, утомленный радостями, приключениями, ищу чего-нибудь новенького. Нет, тут сложнее: на самом деле я ничего из желаемого не добился. Это были совсем не те женщины, не те ночные кафе, не те приключения, каких мне хотелось. И при всем при том... Вам, может быть, трудно понять. Представьте себе, что вы летите в Туманность Андромеды... Я, например, твердо знаю, что мне туда никогда не попасть: моей жизни не хватит на преодоление такого пространства, я умру раньше. И все-таки я стремлюсь к Туманности Андромеды, к сверкающему городу Асфу, к университету Асфу, кафешантанам Асфу. Хотя мне там не бывать никогда. Вот единственно возможный способ осмыслить счастье. Понаблюдайте за этой мухой, медленно совершающей свое странствие от круглого винного пятна к пепельнице... таким и было бы мое путешествие в Туманность Андромеды, если бы мне когда-нибудь вдруг довелось ее достичь.

— Не скажете, где скорый на Асфу?

— Туда, дальше. Скорее — он сейчас отправляется!

— Вы, прошу прощения, далеко?

— На Асфу.

— Асфу? Туманность Андромеды. Ничего себе! По делам едете ?

— Да нет, так, учиться, в университет.

— А-а!

— А вы далеко?

— Нет, я в Лавви сойду.

— Интересно, зачем понадобилось делать остановку на Земле? Совсем маленькая станция. Неужели была неисправность?

— Не волнуйтесь, сударыня, просто там пересадка на другую межтуманную линию.

— А-а!

— Пускай маленькая, уважаемая госпожа, зато много значит!

— Не так уж и много, молодой человек, не так уж и много.

— Сириус! Сириус! Пересадка на Бетельгейзе и Фомальгаут!

— Счастливый, далеко едете! В Асфу — самый дивный город Вселенной. Там, я слышал, женщины! Игорные дома! Так что, Асфу, как говорится, c’est la lumière de l’univers.

— Послушайте меня: небось не такие уж и красавицы эти женщины — ведь невидимки.

— Невидимки они лишь для галактийцев. Но там много иностранок.

— Вы впервые за границу?

— Да, за пределами Галактики еще не бывал. Учился в Аскрее — это, знаете, на Марсе, — летал пару раз на Сириус по делам, вот, собственно, и все.

— Папа, а Марс где?

— Должно быть, где Малая Медведица, сынок.

— Собачья жизнь: взад-вперед по этому проклятому маршруту!

— Где сегодня-то ночуешь?

— В Горью, потом еще обратно. Завтра у всех праздник, а я целый день — вкалывай! У меня невеста на Мицаре. Была охота ей дожидаться!

— Как, уже Алгол ? Взгляните, что за прекрасный вид отсюда и на Плеяды, и на Миру.

— До свиданья, господа, мне через несколько минут выходить, а вам — счастливого пути!

— До свиданья, спасибо.

— Антарес. Все в красном свете! Мне не нравится, дорогой.

— Ну... сейчас отправимся дальше.

— Ваши паспорта, господа! Кто следует на Конскую Голову?

— Извините, когда прибытие в Ровно?

— Не знаю, спросите другого кондуктора. Мы остаемся в Галактике.

— Надо же, сколько тут, на станции, марсиан!

— Это таможенники.

— Здесь и плутонцы есть.

— Ах, дорогой, какие неприятные лица у этих северян!

— Тс-с-с! Могут услышать.

— Вон ваш соотечественник, землянин.

— Ясное дело, полицейский.

— Эти из Солнечной системы всюду пролезут!

— Папа, Солнечная система где?

— Господи, сынок! Откуда мне знать про все системы Вселенной?

— Смотрите, смотрите, вон две планеты воюют между собой. Видите, будто искорки? А на самом деле — громадные взрывы, произведенные военной техникой...

— О! Хм... Боже мой!

— Святое небо, дайте сюда мои соли! Не думала, что будет такое впечатление.

— Господа, приготовьте паспорта! Кто на Скопление Мессье?

— Уже? Какая она маленькая, Конская Голова!

— Да нет, мы только кусочек ее пересекаем.

— Бедняга, вам здесь выходить. Не горюйте, вы такой молодой, у вас все впереди, еще наездитесь — и Асфу повидаете, и другие большие города.

— Таможня. Что вы будете декларировать?

— У меня только личные вещи, вот, пожалуйста.

— А волосы?

— Для утепления головы.

— А вам известно, что в Скопление Мессье запрещено ввозить волосы, шерсть, щетину — излишки,разумеется? Штраф четыреста фарадов!

— Но я...

— Извольте сбрить бороду, вон экспресс-парикмахерская, за углом. Эй, я вам говорю. Он что, по-ровихски не понимает? Объясните ему!

— У вас с собой, наверное, куча денег. На Асфу, мне говорили, все так дорого.

— Ну, в общем, есть кое-что.

— А это колечко вам подарила какая-нибудь симпатичная особа из Солнечной системы, невеста, наверное?

— Нет, мама подарила перед самым отъездом.

— Ах, простите!

— Паспортный контроль, господа. Туманность Америка!

— Вот досада, дальше собственного носа не видно!

— Просто-напросто ваши галактические глаза не воспринимают свет этих солнц. Я-то прекрасно вижу.

— Прошу прощения, когда граница Андромеды ?

— Послезавтра, в три часа дня по звездному времени.

— Что, миленький, проголодался? Приедем в Горью — куплю тебе чего-нибудь.

— Слышите, уже кто-то говорит по-андромедски. Вы знаете андромедский? Ага, улыбаетесь в знак согласия, так и я могу: «да» — улыбаемся, «нет» — трогаем себя ниже пояса, правильно? Но, сдается мне, правильней было бы наоборот, особенно если ваша собеседница хороша собой...

— Тише, тише, здесь дети.

— Ха-ха-ха!

— Ха-ха-ха!

— Спираль Андромеды, паспортный контроль и досмотр багажа.

— Фу-ты, вечно эта канитель!

— Теперь-то уж последний раз.

— Смотрите, сколько локаноттеров на этой станции!

— Сколько скородомахов, цекроболов...

— А вон гиппожерамы, гиппомирмеки, аэроконопы, аэрокордаты...

— Кавломицеты-цинобаланы-нефелокентавры-тариканетритономендейцы-картинохиры-пагурады-псиктоподы!

— Не погранзастава, а целый морской порт!

— Сядь на место, Корбинелла, куда собрались?

— Посмотреть на струтобаланов и цинобаланов.

— Сиди, говорю! Насмотришься, когда вырастешь,

— Спи, малышка, времени у нас много, если что — разбужу.

— Я приехал, счастливо, и будьте здоровы.

— Вот и вышли почти все, а мы остались, мне на следующей выходить.

— Просыпайся, приехали, прощайте, всего доброго.

— Вы, милая барышня, не на Асфу ли направляетесь?

— На Асфу.

— Замечательно, и мне туда же. Надеюсь, мы подружимся.

— А когда будет Асфу?

— Ровно через три часа, прелестная спутница. Так, я надеюсь, мы подружимся ?

— Конечно, сударь.

— У вас на Асфу семья ?

— Нет, я одна, еду учиться в университете.

— Вдвойне замечательно: я тоже! Мы бы и жить вместе смогли, наверное...

— Ах, как вы торопитесь! Ну, посмотрим, посмотрим.

— Вон уже Центральный Шар показался.

— Ой, я впервые его вижу! Он станет нашей звездой.

— Здесь славный персонал. Обратите внимание, как ласково смотрит на нас проводник.

— О да, Асфу — блаженный край. Вам прежде не доводилось тут бывать?

— Нет.

— Что ж, тогда я буду вашим гидом. Собирайтесь, мы почти прилетели.

— Неужели? Какое счастье, мы приближаемся к Асфу!

— Что ему надо ? Не пойму ни слова.

— Он говорит по-андромедски. Вы разве в школе не изучали? Он-то вас заметил сразу, как принял смену, на границе туманности, и, поскольку вы иностранец, приветствует вас на своей земле.

— О, спасибо, спасибо.

— Нет, сударь, прошу вас, я подержу пальто, а вы уж оденьтесь, у нас холодно.

— Спасибо, мне, право же, неловко...

— Смотрите, как засиял Центральный Шар!

— Решено, это — наша звезда.

— Все. Останавливаемся!

— Прилетели, прилетели!

 

Р е ж и с с е р. Итак, вы наигрались в свое удовольствие, но повторяю: дальше-то что?

Н и к т о. Дальше... дальше... Не знаю. Может быть, вернемся — как бы подчеркивая тщетность какого бы то ни было бегства, — вернемся в холостяцкую каморку нашего придуманного или условного персонажа и к маленькой прачке... Все равно рано или поздно придется вводить категорию времени...

Р е ж и с с е р  и  а к т е р ы. То есть?

Н и к т о. Увидите... Как вы сказали?

Т е  ж е. Никак не сказали. Молчим.

Н и к т о. Да-да. К делу!

 

М а л е н ь к а я  п р а ч к а. Сударь, ваши сорочки.

Н и к т о-персонаж. Опять сорочки, солнышко? Хоть бы раз трусики принесла.

П р а ч к а. Трусики вы, наверное, сами себе стираете, должно быть, такие грязные, что стыдно нам отдавать.

Н и к т о. Что? Ах, ах! Тонко, проницательно, остроумно, смешно. Браво, крошка! Ладно, давай сюда сорочки.

П р а ч к а. Только не надо опять.

Н и к т о. А?

П р а ч к а. Вы погладили мне руку.

Н и к т о. Я нечаянно.

П р а ч к а. Вот-вот! А в тот раз просили...

Н и к т о. Что просил? Не помню.

П р а ч к а. Просили... поцеловать...

Н и к т о. Правда? Тогда я смиренно прошу снова о том же.

П р а ч к а. Сударь! У вас, такого красивого и благородного, нет недостатка в... недостатка ни в чем. Пощадите бедную девушку.

Н и к т о. Однако, сколь уверенно эта малышка находит путь к сердцу мужчины! Просит пощады, говорит о моей красоте... Ты считаешь меня красивым?

П р а ч к а. Да.

Н и к т о. Закрой наконец эту дверь. Иди ко мне.

П р а ч к а. Только не сделайте мне больно.

Н и к т о. А если захочу сделать?

П р а ч к а. Я... я...

Н и к т о. И сделаю больно, потому что захочу.

П р а ч к а. Тогда...

Н и к т о. Что «тогда»?

П р а ч к а. Тогда я буду не в силах вам отказать.

Н и к т о. Подглядела в розовом романе... Не в силах?

П р а ч к а. Вот уже два года, как...

Н и к т о. Два года! Два года назад тебе было одиннадцать с небольшим!

П р а ч к а. А что? В одиннадцать лет женщина уже может...

Н и к т о. Женщина!

П р а ч к а. Ну да, женщина. А что вы думали? Я уже два года смотрю на вас, смотрю, и...

Н и к т о. Тихо! Допустим, я возьму и сделаю тебе больно. Возможны последствия...

П р а ч к а. Да, наверное.

Н и к т о. И, догадавшись о последствиях, хозяин прогонит тебя.

П р а ч к а. Тогда вы станете для меня самым лучшим, самым родным на свете!

Н и к т о. Черт, у малышки этой на все готов ответ! Неужели она и есть та самая женщина, которая... А ты... ты хотела бы стать моей женой?

П р а ч к а. Нет.

Н и к т о. Как «нет»?

П р а ч к а. Нет, потому что вы слишком большой человек, я не сумею сделать вас счастливым. Но всей душой желаю, чтобы ваша жизнь была не столь трагичной.

Н и к т о. Ого! Трагичной, говоришь? А что тебе известно о моих трагедиях и почему ты думаешь...

П р а ч к а. Сердце шепнуло.

Н и к т о. Значит, сердце шепчет иногда?

П р а ч к а. Конечно, шепчет. Но ведь вы принимаете меня за девочку, оттого и ваши глупые вопросы.

Н и к т о. Глупые, это верно. Значит, шепчет?

П р а ч к а. Да, по ночам. Хотя совсем недавно у меня было вдоволь времени.

Н и к т о. Пошептаться с сердцем?

П р а ч к а. Да, когда вы уезжали. Ведь вы надолго уезжали. Куда? С кем?

Н и к т о. А если я уезжал один?

П р а ч к а. Ах, нет, чувство не могло меня обмануть... Внезапно проснувшись или, наоборот, засыпая, я думала: вот сейчас, в этот самый миг, он тоже пробуждается, неспешно протягивает руку...

Н и к т о. Как образно и какой необыкновенный язык для...

П р а ч к а. Для простой прачки, хотите сказать? Но я же читаю книги!

Н и к т о. Дальше.

П р а ч к а. Протягивает руку и прикасается... Вы даже и не помнили.

Н и к т о. Чего не помнил?

П р а ч к а. Так бывает, когда мужчина вдруг проснется...

Н и к т о. А к чему я должен был прикасаться этой протянутой рукой?

П р а ч к а. ...и прикасается к женщине. И ласкает ее, и целует...

Н и к т о. Тебе это не нравилось?

П р а ч к а. Конечно, не нравилось.

Н и к т о. Ты... хотела бы оказаться на ее месте?

П р а ч к а. На чьем месте?

Н и к т о. Той женщины.

П р а ч к а. Не знаю... Хотела бы. Кровь бросалась в голову...

Н и к т о. От злости?

П р а ч к а. Да что вы! Ведь кругом или внутри меня была весна, а может, и крутом, и внутри. Я терзалась страстью, сердце стучало, кипела кровь, я вся была в испарине...

Н и к т о. Верно, как раз наступала весенняя теплынь, кругом была весна.

П р а ч к а. Да как вы не поймете? Моя весна — это вы!

Н и к т о. Замолчи, ради Бога, замолчи!.. Ну хорошо, а если я скажу тебе, что мне тоже... Я, например, был в Шанхае...

П р а ч к а. Так далеко!

Н и к т о. И так близко к себе, проклятому. Но тебя не забывал, понимаешь?

П р а ч к а. Правда?

Н и к т о. Ты как бы плавала на поверхности.

П р а ч к а. Что это значит?

Н и к т о. Плавала на поверхности эгоизма и уродства, которыми пронизана и развращена моя жизнь, качалась как мерцающая надежда, как привет...

П р а ч к а. Я бедная девушка, прачка, и не понимаю! Что значит «привет»?

Н и к т о. Привет — знак того, что могло бы и должно было быть... Теперь понятно?

П р а ч к а. Нет. Да.

Н и к т о. Ты была той самой утерянной чистотой.

П р а ч к а. Опять не понимаю... хотя нет, понимаю.

Н и к т о. Сколько раз за эту долгую, бесконечную чреду лет я сознавал, что в тебе...

П р а ч к а. Во мне, именно во мне?

Н и к т о. Извини, тогда я тебя еще не знал... Но сознавал, что в некой девушке, в такой юной девушке, как ты, найду, быть может...

П р а ч к а. Я счастлива, хотя я была не я, а другая юная девушка, похожая на меня.

Н и к т о. Молчи же, говорю тебе! Ты покоряешь меня своей природной сообразительностью. И своими губками.

П р а ч к а. Вы с ними еще незнакомы.

Н и к т о. Но я их вижу... и уже с легким пушком.

П р а ч к а. Какие пьянящие слова!

Н и к т о. Тогда, в первый раз... в первый день... ты отдала мне сорочки и, прежде чем убежать, чуть задержалась у этого большого кресла, опершись на подлокотник, словно птичка на жердочке. И вот с того самого мгновения...

П р а ч к а. Значит, вы тоже любите меня?

Н и к т о. Я этого не сказал. Но я вправду хотел бы сделать тебе больно, сделаться твоей болью. Скажу только, что твоя целомудренность в этом океане пустоты и криводушия... Как знать, может быть, настанет день, когда я смогу...

 

Р е ж и с с е р. Ну, хорошо, хорошо. Только опять: к чему все это? С чувствами, ежели считать их таковыми, кое-как разобрались. Теперь давайте к сути.

Н и к т о. Какой сути? Давайте к делу. Надо что-то делать.

Р е ж и с с е р. Да назовите как вздумается. Главное, поймите, не видно, куда все это движется.

Н и к т о. Согласен, смысла мало. Но может быть, главное в том, что мы сами выбираем свою судьбу или, скажем, не она выбирает нас, предоставляя нам самим плохо ли, хорошо ли крутиться, причем всегда — плохо, и сами же по возможности объясняем ее?

Р е ж и с с е р. Какая-то заученная, замученная фраза.

Н и к т о. Судьбу в основном бесславную и даже гнусную, которую стараемся наиболее достойно истолковать.

Р е ж и с с е р. А-а, понятно. Что ж, истолкуйте.

Н и к т о. Легко сказать!

Р е ж и с с е р. Конечно. Необходимо некое... что ли, драматическое действие.

Н и к т о. С единством места, времени и так далее?.. Но ведь действие не может быть все равно каким!

Р е ж и с с е р. Фу-ты ну-ты! Что в конце-то концов?

Н и к т о. В конце концов это самая обыкновенная, заурядная история в том смысле и настолько, насколько один сюжет стоит другого. И опять-таки, в конце концов, давайте не будем никого перебивать и минут десять без остановки посвятим...

Р е ж и с с е р. Чему?

Н и к т о. Театру, фарсу, жизни.

Р е ж и с с е р. Вы красиво оправдали свой пирожок ни с чем.

Н и к т о. А ничто было наипервейшим условием наших стараний. Было и остается.

Р е ж и с с е р. Вы ловкий, хитрый и одновременно пустой человек.

Н и к т о. Я ловкий и хитрый, потому что пустой. Разве я не говорил вам, что я — пустой? Разве я не есть Никто?

Р е ж и с с е р. Он самый. Все правильно. Пускай еще немного потечет «жизнь», по вашему удачному выражению, а мы посидим да поглядим.

Н и к т о. То-то и оно, поглядим.

 

Д а в н и ш н я я  Л ю б о в н и ц а. Значит, женишься на своей служанке?

Н и к т о. Не на служанке, а на прачке. Да и какая она прачка — прелестная девочка возраста Джульетты Монтекки... или Капулетти, не помню.

Л ю б о в н и ц а. Смех один!

Н и к т о. Это почему?

Л ю б о в н и ц а. Ты — это ты, а она — это она.

Н и к т о. И слава Богу.

Л ю б о в н и ц а. Искать поэзию в отбросах ты непревзойденный мастер, но лишь теоретически.

Н и к т о. Что ты имеешь в виду?

Л ю б о в н и ц а. А то, что очень скоро ты вернешься ко мне. Или к той, другой.

Н и к т о. Ух ты! С чего бы вдруг?

Л ю б о в н и ц а. Известно ли тебе — а тебе наверняка известно, — что такое совместный быт и как он убивает все светлое, чистое, высокое?

Н и к т о. Она изумительна в любви.

Л ю б о в н и ц а. Ах, вот у вас куда зашло! Все равно, очень скоро тебе этого будет мало. Тебе уже мало.

Н и к т о. Глубокое заблуждение — полагать, что я проживу лишь игрой своего могучего интеллекта.

Л ю б о в н и ц а. Вот-вот, ты уже задавлен своим собственным интеллектом, скоро запросишь моей помощи.

Н и к т о. Считаешь, что мне тебя одной вполне достаточно?

Л ю б о в н и ц а. Нет, конечно. Но я обладаю очень ценным для тебя свойством: наши взгляды на мир совпадают... Взять хотя бы животных.

Н и к т о. Животных?

Л ю б о в н и ц а. А ты не помнишь? Сам сказал однажды, что если мы когда-нибудь и расстанемся, то будешь жалеть только о моих зоологических сравнениях.

Н и к т о. Да уж конечно! Какие еще зоологические сравнения?

Л ю б о в н и ц а. Мое понимание животных, моя любовь к ним и сравнение их с людьми. Вспомнил?

Н и к т о. Так, отдаленно.

Л ю б о в н и ц а. А эта глупенькая девочка, когда ты заявил ей в своей обычной манере, что она для тебя почти что зверушка-кошечка или воробушек, это как раз в твоем стиле, — что тебе ответила?

Н и к т о. Обиделась, зарыдала.

Л ю б о в н и ц а. Видишь: ничего не соображает. Даже того не поняла, что на животных ты обращаешь свою единственную любовь, то бишь презрение.

Н и к т о. Какое презрение, негодяйка?

Л ю б о в н и ц а. К людям, к самому себе.

Н и к т о. Знаешь что, сделай одолжение, сделай мне такое одолжение: поди-ка ты снова к черту!

Л ю б о в н и ц а. И пойду, пойду. В ожидании твоего следующего звонка. Если, конечно, гордость не помешает тебе капитулировать.

Н и к т о. Ну и пошла, пошла!..

 

Р е ж и с с е р. И что теперь — новый виток?

Н и к т о. Не новый, а тот же самый. Продолжение могло бы стать логическим развитием...

Р е ж и с с е р. Тише, господа актеры, не надо... Проявим терпение, посмотрим еще немного... Скажите нам только о времени, господин Никто. Можно ли считать, что следующий эпизод разыгрывается позже?

Н и к т о. Само собой.

Р е ж и с с е р. Намного?

Н и к т о. На десять лет.

Р е ж и с с е р. Всего лишь! Так. Сидим тихо, спокойно, не реагируем.

Н и к т о. Это, между прочим, оскорбительно.

Р е ж и с с е р. Не я виноват... Итак, ваша реплика.

Н и к т о. Не моя. Моей жены.

Р е ж и с с е р. Ну, значит, вашей жены, маленькой прачки.

Н и к т о. Опять же как сказать: моей или этого человека.

Р е ж и с с е р. Ну да, да, понятно: того или другого, вернее, и того и другого. Вы уж потрудитесь предупреждать нас о смысловых связях.

Н и к т о. Вот я и предупреждаю, скажите спасибо. Хотя, думаю, она умрет.

Р е ж и с с е р. Кто умрет?

Н и к т о. Это самая молоденькая особа.

Р е ж и с с е р. Ах, умрет?

Н и к т о. Не совсем, якобы умрет.

Р е ж и с с е р. Просто так?

Н и к т о. Каталепсия или что-нибудь вроде того.

Р е ж и с с е р. Уф-ф! Зачем еще усложнять?

Н и к т о. По-моему, будет хороший драматический эффект и в каком-то смысле необходимый.

Р е ж и с с е р. Понял. Одного не пойму: как все это складывается в целое?

Н и к т о. А вы посмотрите, послушайте, оцените мою изобретательность и искренность... мою беспредельную изобретательность, мою изобретательную беспредельность.

Р е ж и с с е р. «Вперед, молодой чужестранец!..»

Н и к т о. Что это значит?

Р е ж и с с е р. Ничего. Наш воображаемый зритель ждет.

Н и к т о. Настоящему-то долго пришлось бы дожидаться.

 

Женщина моя, что еще тебе сказать? Вот сойдешь ты в хладную могилу, и вместе с тобой земля поглотит всю мою любовь, все счастье, надежду, все светлое и возвышенное, все мирское блаженство и радость — словом, все, что способно вдохнуть живой смысл в неуютное бытие мужчины. Я люблю тебя, нежное создание, люблю более, чем прежде, когда повстречался с тобою после долгих лет тоски, после мучительных скитаний по засушливой пустыне. И вот ты уходишь. В тебе находил я средоточие совершенств и прелестей, ты одна была пристанью для моего сердца, тобою жила моя душа. И я лишаюсь тебя так немилосердно скоро, что, кажется, будто сошлись воедино свадебный наряд с траурным убранством. Ты тоже любила меня, как никакая другая не сумела бы. Потому знаю наверняка: твоя могила заберет не только нашу любовь, но и райские кущи, любовью дарованные. Чем будет отныне и впредь жизнь моя, когда все, что наполняло ее, сам жизненный дух, нынче отнято? Ах, с какой охотой я отдал бы тебе всю свою кровь (разве что, за исключением последней капли), дабы увидеть, как бьется в жилках твоя. Ах, с каким желанием (если нельзя как-нибудь иначе) последовал бы я за тобой в сумрачный путь, когда бы не опасался огорчить трепетную подругу, которая еще поддержит меня своим светом или тенью своей! Но кто возвратит мне тебя, тебя настоящую? Красивая, добрая, но — увы! — была. И блистала нравственной чистотой, и сияла очарованием (а равно прочими достоинствами), даря ближним неисчерпаемую доброту, ласку и тепло. Всего этого у меня больше нет... А ты, мышонок, с оглядкой взбирающийся по ножке стула, — чего ищешь ты здесь, в доме скорби? Зверушка, которую следовало бы умертвить или прогнать, карабкайся с миром, только побудь со мною! Но, в испуге от моего голоса, ты крохотным комочком бросаешься наутек, и не знаю, стоит ли упрекать тебя за то, что стремглав несешься в потайную норку, к своей мышке, счастлив, что спасся... Счастлив и ты, певучий соловейка, льющий трели в ночную даль лишь оттого, что, как сказал поэт, твоя веселая подружка живет с тобой в одном гнезде. Живет... Сколь упоительно это ни с чем не сравнимое слово... Но что я вижу! Ее щеки будто окрасились легким румянцем... Ах, это обман моего измученного зрения... Ах, нет, не обман... О радость, о чудо из чудес — она оживает! О восторг невыразимый, который и меня из мертвых к жизни воскресит! Она что-то сказала...

— Моя любимая хрустальная ваза — на этой кривой табуретке? Ведь заденут — свалится же!

— Как внятно все она произнесла... Останься ж здесь, навеки позабытый, кошмарным призраком минувшего, мой траур!

— Ну-ка, убери ее отсюда. Что такое, по какому случаю цветы? А свечи?

— Это иллюминация в честь твоего пробуждения. Родная, ты в объятиях возлюбленного, нынче тебя приветствует, ликуя, вся природа, ты...

— Сума сойти, завтра у нас что, пятнадцатое? Рассрочка за пылесос не плачена, а до конца месяца еще жить надо. Деньги как в прорву летят, ей-Богу. Знаешь, почем на рынке шпинат ?

— Шпи... Вообще-то я уже... Шпинат, оно, конечно, шпинат. Но все-таки... Взгляни в открытое окно на звезды, чуть тронутые утренней зарею, они как будто смотрят с высоты к нам в комнату, которая еще минуту назад была юдолью скорбною...

— А служанки — это же наказание Господне! Наша крадет без зазрения совести, когда в магазин посылаю, и дома крадет. Что с ней делать — ума не приложу. Иной раз просто слов не хватает!

— ...И шлют нам поздравленья к празднику любви!

— Ты бы хоть прищучил ее, что ли, всыпал бы как следует. Да ведь тебе наплевать.

— Любимая, вдохни живительный, целебный аромат апрельской ночи и...

— Сто раз говорила: синька портит белье, а ей лишь бы скорее, скорее... Ну как же: лошади чужие, хомут не свой...

— Да, но...

— А эта Аделаида чего воображает — явилась вся из себя разряженная, расфуфыренная. Вспомнила молодость. Смехота, в ее-то возрасте. Назло мне, что ли, выкаблучивается? Держи карман! А то я не знаю, откуда у нее денежки — от несчастных мужей! Хотя, что я перед тобой распинаюсь: ты же по ней сохнешь.

— Да нет, клянусь, я...

— Обязательно к лету сошью себе новый сарафанчик — мой старый уже совсем никуда, и не носят такие больше...

 

— Вот и призвал тебя Господь. На сей раз ты действительно мертва. Много лет минуло после той отчаянной ночи, когда ты чудом возвратилась к жизни. Тогда я с готовностью «отдал бы тебе всю свою кровь» и так далее. «Услыхав мои пламенные молитвы небеса повелели, чтобы ты пробудилась от смертного сна» и тому подобное. Столь высокопарно я тогда изъяснялся и даже мыслил. Кстати, что у тебя было? Каталепсия или не помню уже, как это называли. Да и неважно. Много лет... Какое яркое воспоминание ты оставила о себе! Будем думать, что оставила... Как все на свете люди, ты, в сущности, не виновата. Спи спокойно. И ладно. Но что дали мне все эти годы ? Что они дали нам, если взглянуть в таком разрезе? Я знал тебя нежной, прекрасной, умной, доброй, а пришлось убедиться, что ты еще и сварливая, злая, глупая, пошлая, вдобавок некрасивая. Всего этого было не сказать чересчур, но сполна. Ты со своей стороны ничего не дала, ты отняла у меня. Точнее, отняла все, что, может быть, дала раньше, и сверх того совсем пустяк: возможность надежды и счастья, поскольку однажды потерявший веру никогда уже не уверует. Ведь сам факт, что ты отнимала, мог и, видимо, должен был привязать меня к тебе, я понимаю. Впрочем, понимаю, что это надо понять, а на самом деле не понимаю ничего. Можно ли было привязать меня к себе крепче, нежели когда ты умерла в первый раз? Нет, нельзя, я твердо уверен, что все остальное — чушь. Разочарование порождает унылых людей и унылые чувства, которые уже не насытятся одним счастьем и удовольствием. Эти больные чувства есть корчи нашего отчаяния, свидетельство нашей вульгарности, и мы спесиво тужимся облагородить их, равно как и многое другое в себе, убогое и болезненное — например, терзания обыкновенной заурядности. «Она была женщина, просто женщина, за это я любил ее» — так вещает риторика, а вместе с ней наше бессилие. Не мудрствуя лукаво, спросим: чем, в сущности, была наша жизнь (ибо лишь совместное житье являет собой подлинную жизнь), если не сплошной, беспрерывной беседой (когда не цапались), беседой без конца и без начала, однообразной, до омерзения нудной и Бог знает на какие темы? Чем она была, если не тошнотворной цепью бессмысленных хлопот и метаний без малейшего проблеска впереди? Я, разумеется, сам того не замечая, оставлял без внимания «твою пленительную грусть» и все такое прочее. Ну разве не прав я, мечтая в ретроспективе... черт, словечки!.. жалея, что ты не умерла вовремя, то есть еще не успев сбросить маску? Счастлив тот, чья жена скончалась по возможности в день свадьбы, оставив на память свой чистый образ, который уже никогда ничем не запятнать. Будь у меня в ту ночь малость здравомыслия, не убиваться бы надо, а кричать во все горло: «Какое счастье, что ты умерла!» И после воскрешения не ликовать, а сыпать пепел на голову. Да, ты воскресла, но разница между тобою прежней и новой была словно между жизнью и смертью, тем более, что потом и была медленная смерть. Ведь только смерть может продлить нам жизнь, если не предаст. Другими словами, наш единственный враг — сама жизнь... Опять я витийствую!.. А ты, мышь, зараза, чего вылупилась из-под буфета, дура? Когда ж вас выморят-то, наконец? Катись отсюда, мразь, спасай свою поганую шкуру, все одно достану... Зерном травленым... И этот ублюдок тоже — соловей, скотина наглая, — сюда ему, видите ли, в паршивый садик захотелось, под самыми окнами расселся, сволочь. Жемчужные трели, переливы свирели, что там еще эти стихоплеты понасочиняли... Обрыдло! Шарахнуть бы в тебя из двустволки, не порешить, так хоть отвадить — оно бы в самый раз.

 

Р е ж и с с е р. Хорошо, хорошо, замечательно. Вот мы и пришли к мертвой точке, а вернее, скажем, к точке угасания, причем самопроизвольного угасания. Это как при болезнях, которые вынуждают солидного врача, приглашенного за хорошие бабочки...

 

Н и к т о. Бабочки?

Р е ж и с с е р. Ну, деньги, купюры... объявлять со скорбью на лице родственникам больного: «Дадим ему спокойно умереть, он, как свеча, угасает».

Н и к т о. Не думал, что бывают умные режиссеры.

Р е ж и с с е р. Спасибо. Дальше-то что?

Н и к т о. Вы уже который раз спрашиваете. Не утомились?

Р е ж и с с е р. Слова, слова!.. Что дальше?

Н и к т о. Дальше?.. Дальше можно продолжать в двух направлениях. Если вообще продолжать.

Р е ж и с с е р. То есть как! Не бросать же ни с того ни с сего.

Н и к т о. Почему бы и нет?

Р е ж и с с е р. Здравствуйте, а публика, а мы сами, а здравый смысл?..

Н и к т о. Ерунда! Не надо думать, будто события происходят в силу какой-то необходимости. Происходят, и все... или не происходят.

Р е ж и с с е р. Не разбрасывайтесь. Давайте строго придерживаться темы, задачи и идеи.

Н и к т о. Идеи?! Вы знаете, в чем идея?

Р е ж и с с е р. Я — нет.

Н и к т о. Вот и я тоже.

Р е ж и с с е р. Но позвольте, господин Простак или господин Плут. Сознаете ли вы, что все до сих пор произнесенное и каверзно инсценированное тут есть не что иное, как затянувшееся приготовление? За которым должно последовать что-то.

Н и к т о. Что именно?

Р е ж и с с е р. Вы у меня спрашиваете? Это вам знать.

Н и к т о. А я не знаю. По-моему, приготовление не обязательно влечет за собой какую-то концовку или развязку. Да и вся наша жизнь — сплошное приготовление неизвестно к чему, из которого потом ничто не вытекает.

Р е ж и с с е р. Ей-Богу, голова кругом идет! Умерьте на минуту пламень своего интеллекта, побрызгайте на него водичкой благоразумия, и попытаемся понять друг друга. Вот вы говорили о двух возможных направлениях...

Н и к т о. Я должен поддерживать столь обтекаемый разговор? Пожалуйста, если вам нравится.

Р е ж и с с е р. Ах, обтекаемый, ах, мне нравится?.. Хорошо, выкладывайте ваши два направления.

Н и к т о. Итак, первый путь довольно суров: это ожесточенный поиск смысла и порядка там, где смысла и порядка нет и быть не может.

Р е ж и с с е р. Например?

Н и к т о. Покончить, с собой, убить собственную жену, выгнать ее, обесчестить, развестись, подложить петарду под мантию Его Превосходительству или Его Преосвященству.

Р е ж и с с е р. Ну ясно. Второй путь?

Н и к т о. Плестись, влачиться на тяжкой цепи в какую-нибудь неведомую Сибирь, которая в конце концов Сибирью и окажется.

Р е ж и с с е р. Хм, тоже вроде бы понятно.

Н и к т о. Молодец, посмышленей меня будете.

Р е ж и с с е р. Ближе к сути. Вы что выбираете?

Н и к т о. Сударь! Кажется, я предупреждал: разговаривая со мной, выкиньте из своего лексикона, или языка, слово «суть».

Р е ж и с с е р. Смотрите-ка, на что он обращает внимание и на что обижается! Ну хватит, надоело это паясничанье. Какой путь в конечном счете вы конкретно выбрали?

Н и к т о. «В конечном счете» пускай остается: чем-то напоминает девятнадцатый век. А «конкретно» — не надо: «конкретно» мне тоже не нравится.

Р е ж и с с е р. Да черт бы драл, сами себя спрашивайте!

Н и к т о. Еще мне не нравится, когда вот так сразу теряют терпение... Что я вам скажу: первый путь для меня невосприемлем.

Р е ж и с с е р. Поздравляю, очень изящное прилагательное.

Н и к т о. Тс-с-с... Слишком многое следует знать, допускать и принимать на этом пути.

Р е ж и с с е р. Значит, остается второй?

Н и к т о. Совершенно верно.

Р е ж и с с е р. Ну наконец-то, зуб вырван.

Н и к т о. Не зуб вырван, а жребий брошен.

Р е ж и с с е р. Все одно. Теперь докажите или оправдайте его.

Н и к т о. Что оправдать?

Р е ж и с с е р. Выбор этого второго пути.

Н и к т о. А как?

Р е ж и с с е р. Какой-нибудь подходящей сценой.

Н и к т о. Боюсь, слишком литературно получится — много разговоров и никакой драматургии.

Р е ж и с с е р. Неважно, неважно! Что угодно делайте, иначе я перегрызу эту рампу.

Н и к т о. Оригинал.

 

Д а в н и ш н я я  Л ю б о в н и ц а. Ну как?

Н и к т о. Ужасно.

Л ю б о в н и ц а. Я знала это и очень рада.

Н и к т о. Еще бы, ты своего не упустишь.

Л ю б о в н и ц а. А в каком смысле «ужасно»? Расскажи поподробнее.

Н и к т о. Нет уж, много хочешь. Хватит тебе того, что у меня все ужасно.

Л ю б о в н и ц а. Конечно, хватит, хотя... Мы, женщины, любопытны, это не секрет... Она что, взбунтовалась?

Н и к т о. Может быть, но боюсь, ты все равно ошиблась в расчетах. Так что иди откуда пришла Я тебя не звал, чего ты все время суешься под ноги?

Л ю б о в н и ц а. Не звал, так обязательно позовешь.

Н и к т о. Вот и иди гуляй.

Л ю б о в н и ц а. Что ж. Пока. Я подожду.

Н и к т о. Жди, жди у моря погоды.

 

Р е ж и с с е р. Ну и что с того?

Н и к т о. Тихо! Следующая сцена.

 

Н и к т о. Фу, какое вульгарное, победное выражение лица у нее было... С кем бы сейчас лучше всего пообщаться? Вот с кем: с хорошим другом, с моим добрым другом, который нам уже известен.

Стук в дверь.

Наверняка это он сам, не дожидаясь приглашения, мчится мне на подмогу.

Входит Д р у г.

Д р у г. Привет, с хорошей погодкой. Слыхал про Кеннеди?

Н и к т о. Ничего я не слыхал, и ничего мне не нужно. А ты здесь по воле провидения, вот и будь волшебным даром.

Д р у г. Загадками говоришь.

Н и к т о. Дай совет, успокой или хотя бы выслушай.

Д р у г. Разлад с дражайшей половинкой или с налоговым инспектором?

Н и к т о. Не валяй дурака... Друг! In medias res: зачем я на ней женился?

Д р у г. На половинке-то? По любви, думаю, хотя и с большой натяжкой.

Н и к т о. Но могла ли и может ли вообще быть настоящая любовь между неискушенной девочкой... и мною?

Д р у г. А что в тебе такого особенного?

Н и к т о. А то, что я вроде бы вырос. Пускай маловато и плоховато, но вырос снаружи и внутри.

Д р у г. А она, значит... Погоди, дай срок, тоже подрастет.

Н и к т о. Тупой ты! Она и подросла.

Д р у г. Тогда не пойму, чего тебе надо?

Н и к т о. Но подросла каким-то другим манером.

Д р у г. Следовало ожидать.

Н и к т о. Другого манера?

Д р у г. Что подрастет другим манером.

Н и к т о. Умник. Как наши с ней манеры-то совместить?

Д р у г. А ты не знал: если взять на руки ребенка, так он и обмочить может? И вообще, с кем ни поведешься — проблем не оберешься.

Н и к т о. Знал, а толку-то... Надо же что-то делать, говорить, выслушивать...

Д р у г. Надо. Только зачем?

Н и к т о. Затем, чтобы жить, балда.

Д р у г. Ну, дальше?

Н и к т о. Что «дальше»? Впору поворачивать назад.

Д р у г. Поворачивай. Разницы-то никакой.

Н и к т о. Вот правильно. Так зачем я на ней женился, спрашиваю?.. Не тебя — самого себя спрашиваю. И отвечаю: женился, потому что она была несчастной, нищей шестнадцатилетней сироткой.

Д р у г. Не совсем понятно.

Н и к т о. Это же очевидно: хотел полностью завладеть ею, во всем подчинить себе, поставить на колени, как рабыню... А с другой стороны, поднял до своего уровня, дал ей имя, положение в обществе...

Д р у г. Пустой, тщеславный, спесивый, деспотичный тип, одним словом — подлец.

Н и к т о. Вот именно. Она все это угадала шестым чувством, и я расплачиваюсь.

Д р у г. Ах, все-таки расплачиваешься! Интересно, какой же монетой?

Н и к т о. Не надо, я прекрасно знаю, что ты спрашиваешь из простого, а может быть, и злобного любопытства.

Д р у г. Никакой злобы. За тебя беспокоюсь.

Н и к т о. Фигляр — вот ты кто! Ну да ладно. Я расплачиваюсь за свое неразумие самой звонкой и горькой монетой и самым непосредственным образом.

Д р у г. Как это? Рога, что ли, тебе наставила?

Н и к т о. Нет! В определенном смысле рога — еще куда ни шло.

Д р у г. Ого! Что же это такое?

Н и к т о. Малышка держит меня в страхе.

Д р у г. То есть... Да ну, ты придумал. Объясни наконец.

Н и к т о. Скажешь тоже — придумал. Самоуверенный сапог! Еще раз тебе говорят: она воздействует на меня страхом, физическим страхом. Из тоненькой былиночки, какой была, сделалась кряжистой, сильной, и кулаки как две кувалды.

Д р у г. Слушай, что ты несешь? Неужели я поверю...

Н и к т о. Да, совершенно верно: моя малышка меня бьет.

Д р у г. Как — бьет? В полном смысле слова, без всякого переносного смысла?

Н и к т о. Именно так: словно ребенка.

Д р у г. Это что же делается!.. А ты?

Н и к т о. Боюсь ее и повинуюсь. Физический страх, я же тебе говорю.

Д р у г. Ой! Батюшки!

Н и к т о. А после этих понятных возгласов удивления услышу ли я какой-нибудь совет?

Д р у г. От всего сердца советую тебе привязать камень на шею и утопиться в районе Филиппинских островов — там хорошая глубина. Зачем только понадобилось впутывать меня в эту срамоту... Ты опозорил наш мужской род, все человечество и...

Н и к т о. ...и нашу бессмертную душу. Правильно! Но если что-то существует, то оно существует, и незачем делать вид, будто этого нет.

Д р у г. Хорошенькое оправдание! Напротив: любой предмет таков, каким мы его считаем. Настоящие люди — те, кто оценивают и выбирают, а не кто рабски на все соглашаются. Что бы ты там ни говорил, нет на свете ничего непоправимо грубого и непреодолимо наглого.

Н и к т о. Хорошенькое оправдание! Только не трогай философию с моралью. Говоришь ты красиво и благородно, а мой страх и побои остаются при мне.

Д р у г. Ну, все! Прощай, червь!

Н и к т о. Прощай, мотылек или ангел!

Д р у г уходит.

С самого начала было ясно, что помощи от него не дождешься — во-первых, потому что он друг, а во-вторых, его еще не прибрали к рукам. Да ну, к черту!.. А вдруг он подумал... Нет! (Бросается к двери и кричит в лестничную клетку.) Погоди, постой! Вернись! Поднимись на минутку!

Д р у г. В чем дело?

Н и к т о. Дело в том, видишь ли... Вопреки всему... Я ведь еще хотел рассказать, чтобы ты... чтобы ты...

Д р у г. Что «вопреки», что «рассказать», убогий?

Н и к т о. Позавчера вечером...

Д р у г. Даю тебе минуту времени.

Н и к т о. Позавчера вечером, вдруг, ни с того ни с сего...

Д р у г. Полминуты прошло.

Н и к т о. Она сказала мне с печальным взором, но вполне убежденно...

Д р у г. Кто сказал?

Н и к т о. Она.

Д р у г. И что она тебе сказала?

Н и к т о. С печальным и ласковым взором, как в тот далекий день, когда призналась, что желает мне не столь трагичной жизни...

Д р у г. Что сказала?

Н и к т о. «Беда в том, что я не смогу жить без тебя».

Д р у г. Короче, ты все еще влюблен или снова влюблен. Тем хуже для тебя! Тем хуже. Прощай!

Н и к т о. Прощай!

 

Р е ж и с с е р. Так. Впечатление составили, отдельные моменты прояснили... сугубо второстепенные. Однако, славный мой господин Никто... Мы только и делаем, что готовимся. Пускай даже приготовления, как вы тут заметили, есть основное и главное или то единственное, что в результате нам дано. Но ведь этак можно до бесконечности... Не пора ли начать кончать?

Н и к т о. Я уже высказывался по поводу этого нелепого предложения, которое теперь выглядит неприкрытым, беспардонным требованием.

Р е ж и с с е р. Да, да, но...

Н и к т о. Что — но?

Г о л о с  и з  з р и т е л ь н о г о  з а л а. Позвольте, господин Никто и все остальные, позвольте мне сказать!

Н и к т о  и  Р е ж и с с е р. Что еще такое? Кто там?

Г о л о с. Некто.

Н и к т о. Откуда взялся этот некто?

Г о л о с. Из публики.

Н и к т о. Ох, ох, из публики. Из какой еще публики? Я категорически возражаю!

Г о л о с. А я действительно из публики.

Н и к т о. Но публики-то не существует, это чистый вымысел.

Г о л о с. Вам так кажется. А она вот, здесь.

Н и к т о. Значит, я — Никто, а вы, значит — Зритель?

Г о л о с. Да, если вас от этого не тошнит.

Н и к т о. Действительно Зритель, раз так вульгарно выражается.

Г о л о с. А вы все — что: большие интеллигенты?

Н и к т о. Хорошо, выйдите и поднимитесь сюда. Веселее будет.

Г о с п о д и н  З р и т е л ь (поднимаясь на сцену). Видите ли, уважаемые, вы разыгрываете действие или недействие как бы при пустом театре... изображаете то, что могли бы дать нам, зрителям, прикидываете, пробуете различные возможные решения и тому подобное... Я правильно понял?

Н и к т о  и  Р е ж и с с е р. Хм.

З р и т е л ь. Пытаетесь из ничего извлечь фантастическое, поэтическое, ищете конкретное в рамках фантастического и поэтического, то есть нечто поддающееся определению?

Т е  ж е. Хм.

З р и т е л ь. Да, но конкретное и поддающееся определению, хотя бы частично и приблизительно, у вас перед глазами. Только вы не желаете видеть.

Н и к т о. Как это?

З р и т е л ь. А так... Я уже сказал: вы разыгрываете действие, точнее, ведете разговоры как бы при пустом театре. В действительности же здесь, в эту минуту, на этом самом спектакле, куда вы нас позвали, толкнув, между прочим, на основательные финансовые издержки, в действительности есть публика, мы присутствуем.

Н и к т о. Да? Очень может быть, когда все возможно. Но что из этого? Скоренько изложите квинтэссенцию вашего выступления или сформулируйте свою просьбу.

З р и т е л ь. Думается уже пора, и вполне имело бы смысл, подведя черту под экспериментами и домыслами, определиться наконец с конструкцией целого.

Н и к т о. Ах, вот до чего дошло: уже самозваная публика указывает нам на наши обязанности.

З р и т е л ь. Все эти лабораторные искания трогают нас очень относительно, а по правде говоря, вообще не трогают.

Р е ж и с с е р (к господину Никто). Что я вам говорил?

Н и к т о. Так вы хотите самой настоящей морали?

З р и т е л ь. Признаться, да. Иначе мы будем думать, что зря потратили деньги.

Н и к т о. Вот тебе раз! С каких это пор публика требует... Или так: когда это публика считала, что потратила деньги не напрасно?

Р е ж и с с е р. Я же говорил: публика есть публика, у нее свои требования. Нельзя играться с ней до бесконечности, нельзя перетягивать веревку.

Н и к т о (Зрителю). Идите в партер и сядьте на место, нахал! Вас ублажат, и пусть вам будет стыдно. Идите, идите, так вам и надо!

З р и т е л ь. Иду, иду в надежде извлечь что-нибудь из всего потерянного здесь времени.

Н и к т о. Нет уж, сударь, извлечь — это чересчур, не будет этого! Концовку — хотите вы или не хотите — я придумаю свою. И вообще это будет не концовка... Как вздумается, так и закончу. А вы там бейтесь головой об стену, копайтесь в собственной душе, делайте что угодно!

Р е ж и с с е р. Только без излишеств.

Н и к т о. Излишества будут везде и во всем! А вы, режиссер, приготовьтесь выдержать то, что скрыто во мне.

Р е ж и с с е р. Я? Выдержать?

Н и к т о. Вы — первый.

Р е ж и с с е р. Знаете, меня тоже утомили ваши загадки.

Н и к т о. Молчать! Говорите.

Р е ж и с с е р. Молчать и говорить? Очень мило! И что я должен говорить?

Н и к т о. Говорите!

 

Эпилог

Р е ж и с с е р. Что ж, друг мой Никто...

Н и к т о. Никто не друг никому, и никто никому не друг.

Р е ж и с с е р. Ха-ха! Тоже мило!.. И все же, друг мой Никто, если уж я должен говорить, то спрошу напрямик: в конце концов это и есть ваше нынешнее состояние?

Н и к т о. Что — это?

Р е ж и с с е р. Вот это ваше хождение вокруг да около, эдакая завуалированная сдержанность на публике. Вы женаты на девочке, которая... и так далее и так далее. Вам хочется позолотить свои добрые и дурные деяния, вписать еще одну шашечку в свой герб, и тому подобное и тому подобное.

Н и к т о. Ну ясновидец, ну колдун — восторг, да и только!.. Хитер! Но чего-то не хватает. Вы забыли, что, нахожусь я или нет в указанном состоянии, вся эта история совершенно случайна и условна. И мы, скорее всего, не правы, воспринимая ее слишком серьезно и пичкая ею нечаянно собравшихся здесь людей.

Р е ж и с с е р. Здравствуйте! Я только-только начал что-то понимать, а вы закручиваете все сначала.

Н и к т о. Да, боюсь, так оно и есть! Отбросим околичности и скажем прямо: мой личный драматический эксперимент провалился. В этой веренице недосказанных эпизодов я даже отдаленно себя не вижу, то есть не вижу самого себя в себе самом, временно действующем тут.

Р е ж и с с е р. Какая-то бесконечная неразбериха, сплошная словесная какофония! Неужто нельзя хотя бы изъясняться попроще?

Н и к т о. Пожалуй, нет. Да ведь и так понятно.

Р е ж и с с е р. Может быть, может быть. Только ваши пристрастные разъяснения уже не выручат нас из беды.

Н и к т о. Почему «уже»?

Р е ж и с с е р. Потому что, худо-бедно, даже наперекор себе, мы что-то произвели. И к этому чему-то, к нашему изделию, к этому чудовищу, теперь надлежит приделать какой-то хвост. Улавливаете мысль?

Н и к т о. Улавливаю. И тем огорчен.

Р е ж и с с е р. А представляете, каково мне, режиссеру?

Н и к т о. Представляю, понимаю и сочувствую. Тем не менее... (Вспоминая аванпролог.) «Можно как-нибудь помочь пустому месту, оказавшемуся в трудном положенье?» Похоже, что нельзя.

Долгая пауза.

Р е ж и с с е р (очнувшись). Ха-ха-ха-ха! Так знайте же, господа актеры, что всю вашу благородную, безграничную преданность своему многострадальному искусству вы сложили к ногам этого безумца, и вы, кто слышат меня здесь, тоже ублажали его, как могли! Знайте же: сейчас он бросит всех на произвол судьбы, и вас, старательные исполнители, и вас, доверчивые слушатели... Слышите, как он вдруг замолчал — и ни гугу... То есть, тьфу, слышите, как замолчал... Проклятые словесные ловушки... Короче, слышите, как больше ничего не слышно?.. А-а-а, совсем запутался!

Н и к т о. Мне, право слово, стыдно. Но что же делать?

Р е ж и с с е р. Что делать? Рассказать, Боже мой, объясниться, и все останутся довольны, в том числе публика. Иначе я...

Н и к т о. Можете грозиться сколько угодно. Из ничего — ничего не выжмешь. Мне нечего сказать. Да и кому и зачем понадобились мои объяснения?

Р е ж и с с е р. Э-э, нет, сударь! К чертям и бесам! Вы у меня заговорите.

Н и к т о. Всей душой, да не могу.

Р е ж и с с е р. Можете, еще как можете!

Н и к т о. Именно я?

Р е ж и с с е р (в сторону). О небо, опять он меня раздражает и заставляет сомневаться в себе. (К господину Никто.) Не старайтесь меня одолеть! Вы заговорите и объясните все, что надо. Потому что если не вы, то кто?

Н и к т о. Вот именно — кто?

Г о л о с  и з  з р и т е л ь н о г о  з а л а. Перестаньте! Ваш режиссер прав, хотя вы и не согласны... Ведь воз и ныне там: вы, господин Никто, что собою обозначили? И в чем смысл всего этого?

Н и к т о не ответив на вопрос, зловеще смеется. Краткая пауза. Свет начинает слегка мигать. Слабые далекие раскаты грома. Внезапно ослепительные вспышки, страшный гром, будто уже на сцене. Все актеры обернулись и смотрят в глубь сцены, откуда (сверху), по-видимому, исходят вспышки и гром.

Затем:

Н е б е с н ы й  г о л о с. Хотите знать, кто спасется? Никто!

Всеобщее замешательство; еще одна очень короткая пауза.

Н е б е с н ы й  г о л о с. Уточняю: господин Никто. Объясняю: он спасется, потому что никогда не соглашался стать кем-либо!

Гром и вспышки прекращаются.

Н и к т о. О, благодарю, спасибо тебе, Господи!

Р е ж и с с е р. Да что же это такое! И он сюда!

Занавес

 

Невероятный постэпилог или эпилог

Н и к т о (так же, как в аванпрологе, читает стихи)

Теперь недурно бы за рифму Да позабавиться стихами... Стихия бьет волну о рифы, И гул ракушек не стихает. За стенкой хлопнул дверью кто-то, Лифт, как снаряд, понесся к цели. Спешит трудящийся с работы, Супруга ждет его в постели. Ну что еще? Грохочет поезд, Визг тормозов. (Неужто едет Сама?) В ненастье нет покоя, Скрипит штурвал, рыдает ветер. И все. Не спорю, маловато, Есть в мире звуки интересней: И вешний гром, и канонада, И лютни сладостные песни. Тут дело в том — не обессудьте, — Что я не смог при всем старанье Расслышать каждый звук по сути, Дать каждому свое названье. А жизнь по-прежнему играет В морской пучине и на суше, Но где мой путь — увы, не знаю, и некуда направить душу. Друг возмущенный протестует: «Откройте! Почему закрыто?» Я понимаю: все впустую. И прозябаю у корыта.

 

Конец концов

 

Перевод Н. Живаго