В то время, когда Тасман проводил в Батавии последние годы своей жизни, в Голландии в городке Мидделбург жил богатый и талантливый Аренд Роггевен. Человек разносторонних интересов, он называл себя «математиком-любителем», хотя среди его публикаций были труды о кометах, вышедшие в свет в 1664 и 1665 годах, драма и подробный атлас западного побережья Америки. Большую часть карт для этого атласа он составил сам. В 1676 году совместно с единомышленниками-купцами он написал памятную записку о необходимости дальнейших исследований в Тихом океане и адресовал ее Генеральным штатам. Но времена для приверженцев идеи поисков Южной Земли были неблагоприятны. Молодое государство раздирали религиозные смуты, борьба за власть между республиканцами и аристократами, а также дорогостоящие, чреватые крупными потерями военные конфликты с Англией и Францией.

Спустя двадцать лет с аналогичным предложением выступила нидерландская Вест-Индская компания, державшая в своих руках всю торговлю с атлантическим и тихоокеанским побережьем Америки. И опять некстати: Голландия должна была вооружаться для войны с Францией и Англией, поэтому найти покровителей и финансистов для организации исследовательских плаваний было трудно. Надежды Роггевена к тому времени давно иссякли, но для этого старого человека поиски «неведомой земли» означали больше, нежели только решение спорного географического вопроса. В свой последний час он потребовал от сына Якоба клятву, что рано или поздно тот отправится к Южной Земле. Но Якоб Роггевен и не рассчитывал сдержать слово в ближайшее время. К началу XVIII столетия аристократы снова нанесли поражение республиканцам, к тому же Голландия принимала участие в войне за испанское наследство. В 1706 году Якоб в качестве нотариуса отправился в Ост-Индию, в 1712 году в Батавии его избрали советником юстиции и членом Высшего юридического совета дальневосточных колоний. Через два года он возвратился на родину. Лишь теперь Якоб Роггевен начал энергично бороться за осуществление планов отца. И вот в 1721 году он наконец добился согласия директоров Вест-Индской компании, которые поддались соблазну и готовы были отпустить средства на снаряжение экспедиции.

Причина проста: в 1688 году в Лондоне вышла в свет книга «Описание Дарьенского перешейка» , в которой судовой лекарь Лайонел Уофер, сопровождавший капитана-флибустьера Эдварда Девиса в его пиратском походе в Панаму, сообщал о том, что команда корабля «Бачелорс делайт» увидела на обратном пути в 1687 году: «Мы достигли двадцать седьмого градуса южной широты, когда натолкнулись за два часа до восхода солнца на низкий песчаный остров и услышали гулкий шум, похожий на шум моря, [когда оно], бурля, обрушивается перед кораблем на берег. По [нашему] мнению, приблизительно на двенадцать лиг [тридцать семь морских миль] простиралась на запад цепь возвышенностей, которые мы приняли за острова, так как в ландшафте обнаруживались разрывы. Эта земля простиралась примерно на четырнадцать или пятнадцать лиг, кроме того, оттуда летели большие стаи птиц». К сожалению, Девис запретил своим людям сойти на неизвестный берег. «Землю Девиса», лежащую, по данным Уофера, «почти на пятьсот лиг восточнее [sic!] Копиапо» (гавань в Чили), с тех пор принимали за остров Пасхи, за острова Сан-Феликс и Сан-Амбросио или просто за мираж.

Статуи, островитяне и европейцы на острове Пасхи. Рисунок 1797 года

Однако современники Девиса прекрасно знали, что увидели пираты: конечно же, Южную Землю. Поэтому совсем не удивительно, что полученные Роггевеном перед отплытием инструкции указывали, где именно нужно искать «неведомую землю». Если усилия окажутся тщетными, следовало плыть к островам Хонден и Зондер Гронд, открытым Схаутеном и Ле-Мером, и искать южнее их.

Для экспедиции были снаряжены три корабля: «Аренд», «Тинховен» и «Африкансхе Галей». 1 августа 1721 года с двумястами двадцатью тремя моряками на борту и запасом провизии на двадцать восемь месяцев корабли покинули рейд Тексела. Сначала они направились к острову Сан-Себастьян у побережья Бразилии, поскольку многие матросы были больны цингой и нуждались в свежих продуктах питания. Оттуда поплыли на юг и в тумане неожиданно потеряли «Тинховен» (его увидели снова только у архипелага Хуан-Фернандес). «Аренд» и «Африкансхе Галей» взяли курс к Фолклендским островам, обогнули мыс Горн и углубились в Тихий океан. Они пересекли шестидесятый градус южной широты и попали в область неистовых западных ветров, в туман и снежные бури, где им пришлось лавировать между гигантскими айсбергами. Роггевен предположил, что эти айсберги занесло сюда от берегов Южной Земли, лежащей в высоких южных широтах: не могли же такие громадные острова из льда возникнуть в море. И он действительно находился очень близко к настоящему Южному континенту!

Роггевен отважился проникнуть так далеко в бушующий океан, как до него не проникал никто другой. Но пронизывающий холод и опасности, связанные с продвижением вперед в ледяных полях, вынудили его изменить курс. Голландцы поплыли к архипелагу Хуан-Фернандес, открытому в 1563 году кормчим с таким же именем, к тем самым островам, наиболее знаменитым гостем которых был когда-то Александр Селкирк, чья судьба вдохновила Даниеля Дефо на создание «Робинзона Крузо». Легендарный поселенец, одетый в козьи шкуры, и его Пятница уже давно не вглядывались со скал в море (Селкирк был вызволен в 1709 году), и все же острова вызвали у Роггевена исключительный интерес. Уже л'Эрмит красочно описывал сандаловые рощи Хуан-Фернандеса. Мягкий климат, воды, богатые рыбой, плодородная земля, на которой произрастали мирт, дикий инжир, персики, а главное, их выгодное стратегическое положение — все это натолкнуло Роггевена на мысль заложить здесь поселение. Но нетерпение погнало его дальше к берегам Южной Земли, и он решил осуществить свое намерение на обратном пути.

Тщетно велись поиски в районе, указанном в записках Уофера. Позже рассерженный Роггевен напишет, что англичане «такие же воры правды, как и испанских товаров». Но вот 5 апреля 1722 года впередсмотрящие увидели очертания бесплодной земли, возвышавшейся над морем метров на пятьсот. «Тут все сильно возликовали; каждый надеялся, что эта невысокая земля может оказаться предвестником побережья неизвестного Южного континента». Но при свете начинавшегося дня открылся остров — остров Пасхи. По количеству поднимавшихся вверх столбов дыма голландцы заключили, что остров должен быть густо населен. И действительно, в скором времени к кораблям подплыл первый островитянин с коричневой кожей, татуированный, высокого роста и совершенно голый.

Мужчина с острова Пасхи. Рисунок XVIII века

Голландцы выразили возмущение и спешно прикрыли свои полуобнаженные тела. Однако их негодование было показным, ибо позже они сожалели, что видели только старых женщин, а молодые, видимо, скрывались. Единственная высадка на берег 10 апреля дала более ясное представление о внешнем облике местных жителей и их манере держаться. Они походили на другие полинезийские народы, были сильно татуированы и производили особенно странное впечатление из-за ушей, мочки которых были растянуты под тяжестью украшений до самых плеч. Если же мочки начинали им мешать, сообщает Роггевен, они вынимали украшения и закидывали длинные мочки за верхнюю часть уха, «что придавало им удивительный и смешной вид».

Во время высадки на берег произошло то, чего осторожный Роггевен во что бы то ни стало стремился избежать. Когда он шел по острову в сопровождении отряда в сто с лишним человек, островитяне попытались вырвать оружие у одного из солдат. Голландцы бросились было в рукопашную, но их закидали камнями, и они в конце концов вынуждены были пустить в ход оружие. В бортовом журнале имеется запись, что было убито десять или двенадцать островитян. В оправдание бывшего советника юстиции Роггевена следует сказать, что этот сомнительный триумф европейской точки зрения на частную собственность ни в коей мере не принес ему удовлетворения.

Путевые заметки Роггевена скупо сообщают лишь о самом примечательном, что было обнаружено на острове Пасхи: о гигантских статуях. «Поначалу эти каменные фигуры поразили и восхитили нас, так как мы не могли понять, как это возможно, чтобы люди, у которых нет не только тяжелого и толстого дерева, но даже подходящих канатов, были в состоянии их воздвигнуть; тем не менее все эти статуи достигали тридцати футов высоты [9 метров] и были внушительного объема». Удивление вскоре прошло: Роггевен принял вулканическую горную породу, из которой были сделаны статуи, за глину, покрытую слоем камешков. Его описание «пукао» (своеобразных причесок) из красного камня, венчавших эти скульптурные изваяния, тоже доказывает, что он видел их только издали. Кроме того, Роггевен сообщает, будто бы островитяне разводят огонь у подножия тех гигантов и молятся на них, и обряды тех молений очень напоминают восточный религиозный ритуал.

Здесь уместно сказать несколько слов по поводу наблюдений, сделанных Роггевеном. Остров Пасхи (Рапануи), по рассказам его жителей, был открыт и заселен в XII веке полинезийцами, которых привел сюда вождь по имени Хоту Матуа. Последующие археологические раскопки с применением радиоуглеродного метода позволили установить примерную дату первого появления здесь людей — IX или даже IV век. До сих пор нет однозначного мнения о том, одновременно или порознь прибыли сюда два соперничавших между собой народа — ханау момоко (короткоухие) и ханау еепе (длинноухие). Раннее общество на Рапануи возглавлял «король», которого почитали в основном за его сверхъестественные качества, якобы передаваемые по наследству. Он был своеобразным религиозным символом. Вся политическая власть осуществлялась только представителями племени миру, может быть, потому, что они считали себя прямыми потомками Хоту Матуа; их, видимо, условно можно сопоставить с дворянством. В социальном отношении население делилось на вождей, воинов, жрецов, художников, ремесленников и всех прочих. Два названных народа объединяли двенадцать племен, разделенных, не считая миру, на роды и большие патриархальные семьи. Каждая из семей обрабатывала и благоустраивала собственный участок земли и, как предполагают, возводила на нем статуи. Эти каменные изваяния устанавливались на так называемых «аху », платформах из каменных плит в среднем шестиметровой высоты, служивших местом совершения культовых обрядов и захоронений.

Фигурка предка. Остров Пасхи

Идолов, сотнями разбросанных по острову, можно найти повсюду, а в камнеобрабатывающих мастерских на Рано Рараку, где все выглядит так, будто скульпторы только что покинули свои рабочие места, очень многие из них обнаружены на разной стадии изготовления. Почти все каменные статуи, за редким исключением, похожи друг на друга, будь они двух- или двадцатиметровой высоты: низкие, покатые лбы, глубокие глазницы, длинные носы с полукруглыми ноздрями, тонкогубые, заостренные рты, тяжелые челюсти с плоским подбородком. Уши то лишь слегка обозначены, то изображены с вытянутыми мочками. По-видимому, для художников важнее всего было воспроизвести лицо, поскольку торс они обычно изображали очень стилизованно. И вот теперь эти статуи стоят или лежат, отрешенно глядя пустыми глазницами на зрителей, словно океанийские сфинксы, чья загадка до сегодняшнего дня ждет своего решения. Между тем подобные скульптурные изваяния не представляют собой для полинезийского художественного творчества ничего необычного. Похожие, хоть и меньшие по размеру, статуи встречаются на Маркизских островах, на Питкэрне и на Раиваваэ (острова Тубуаи). То, что раньше на острове Пасхи росли деревья, пригодные для изготовления волокуш, что полинезийцы могли изготовить тросы и были в состоянии высечь из камня подобные скульптуры и установить их, уже доказано. Однако такая приверженность к гигантским формам и мегалитическим постройкам из базальта вроде тех, что находятся недалеко от Матавери, кажется чуждой для полинезийцев и заставляет кое-кого склониться к гипотезе, что когда-то на Рапануи жили выходцы из Америки.

Однако продолжим путешествие с Якобом Роггевеном, покинувшим остров Пасхи 12 апреля. Он давно понял, что найденный им остров имеет мало общего с землей, описанной в сообщении Уофера. Корабли поплыли дальше к западу вдоль той же широты, пока Рогтевен не пришел к выводу, что охотится за призраком. Согласно второй части инструкции, он взял курс на острова, открытые Схаутеном и Ле-Мером, и уже в мае голландцы попали в путаницу коралловых атоллов — группу островов Туамоту, или, как их образно называют полинезийцы, Пау-моту («Облачные острова»). Это самое большое на Земле скопление атоллов и в самом деле напоминает облако, раскинувшееся в восточной части Южного моря. Острова бедны водой, почти бесплодны и испещрены остроконечными рифами. На одном из этих рифов у атолла Такапото, названного Роггевеном Схаделейк (Вредный), закончил плавание «Африкансхе Галей». Спустя некоторое время чуть было не погибли и оба других корабля. С большим трудом выпутавшись из «Лабиринта» (так голландцы назвали эту коварную область моря), корабли 2 июня появились перед покрытым буйной зеленью атоллом Верквикинг (Макатеа). Трудно объяснить, почему моряки, причалившие к острову, открыли стрельбу по людям, столпившимся на берегу. Поначалу казалось, что этот произвол безнаказанно сойдет с рук и даже удастся выменять фрукты и другую провизию. Расплата последовала на следующий день: матросов из засады забросали камнями, десятеро из них были убиты, многие ранены.

То ли выбитый из колеи происшедшей трагедией, то ли из-за боязни упустить попутный ветер, корабельный совет принял решение плыть к северной оконечности Новой Гвинеи, а оттуда к Батавии и далее в Голландию. Возможно, что на принятие такого, казалось бы, неожиданного решения повлияла цинга, свирепствовавшая не переставая во все время плавания Роггевена и унесшая почти треть экипажа. Голландцы повернули на запад, миновали острова Общества, добрались до архипелага Самоа и открыли острова Мануа, Тутуила и Уполу, названные Роггевеном соответственно островами Бауман, Тинхофен и Гронинген.

Эти вулканические острова, возвышавшиеся над морем на полторы тысячи метров, были плодородны, покрыты густыми лесами и могли предоставить все, в чем нуждались измученные цингой люди. Но каждый день умирало трое, а то и пятеро человек. Вскоре Роггевен вынужден был задуматься над тем, не бросить ли один из кораблей, поскольку людей, способных еще держаться на ногах, оставалось все меньше. Похоже, что недуг не пощадил и самого Роггевена, так как его записи неожиданно обрываются 18 июля 1722 года, еще до того, как корабли достигли Новой Гвинеи. В конце сентября «Аренд» и «Тинховен» бросили якоря на рейде Батавии. Все решили, что наконец-то они в безопасности.

Если судьба Роггевена была и раньше схожа с судьбой Ле-Мера хотя бы тем, что у обоих были довольно предприимчивые отцы, то сейчас появилось еще одно совпадение. Ост-Индская компания не только конфисковала и даже продала его корабли, но и его самого обвинила в незаконном проникновении в зону ее влияния. Для бывшего юриста, вернувшегося в Голландию в июле 1723 года, вновь настали беспокойные дни, но он потратил их с толком: наличие прецедента обеспечило ему выплату компенсации в размере ста двадцати тысяч гульденов, а также оплату всех издержек с момента отплытия из Батавии. Таким образом, Ост-Индская компания поневоле финансировала последний отрезок его кругосветного плавания. Нотариус Якоб Роггевен стал знаменитым человеком. Возможно, он даже был удовлетворен, хотя позже, во время работы над коллективным географическим трудом, по-видимому, сожалел о принятом у Макатеа решении. Ведь Южная Земля так и не была найдена, а к знаниям о Южном море добавились сведения всего лишь о нескольких группах островов, да и то увиденных в основном издали. И тем не менее слава Роггевена заслуженна.

Мы не можем с полной определенностью сказать, каковы были способности Роггевена-морехода, поскольку его данные о местонахождении открытых им земель не хуже и не лучше, чем у других его современников. Заслуга Роггевена — это заслуга первопроходца. Смелое проникновение в высокие южные широты, упорные поиски «Земли Девиса» и даже отсутствие у него в некоторых случаях должной целеустремленности — все это оказало влияние на последующих европейских мореплавателей, стремившихся найти Южную Землю.

С плаванием Роггевена окончилась «голландская эра» в Южном море. Она закатилась вместе с «золотым веком Нидерландов». Якоб Роггевен умер семидесяти лет от роду в феврале 1729 года в Мидделбурге. Но у него не было сына, с которого можно было бы взять клятву, что рано или поздно тот осуществит мечту отца.